ников церкви, он даже недостаточно
внимателен к предписанным молитвам и свЯтым размышлениЯм.
     - Ћн  отдалЯетсЯ  от  господа,  -  с  болью  и  гневом  говорЯт  о  нем
Њилосердные ЃратьЯ.
     Ћни не лгут.  Њигель и впрЯмь, сам того не сознаваЯ, отдалЯетсЯ от бога
мыслью и сердцем.  € что еще хуже -  это отдаление даже не мучит его,  когда
его в том укорЯют братьЯ.
     …го мучит,  что у нищего ”ердинанда не спадает жар, что молодаЯ ткачиха
Ђнита все еще не  может ступить на  сломанную ногу,  его мучит,  когда врачи
сообщают,  что тому или иному из его подопечных поможет уже один бог. Њигель
знает цену этим грозным словам - знает их по осуждению ѓрегорио и по болезни
•ироламы.
     - Ќет,  это вы помогите!  -  требует он от врачей.  - Ќе полагайтесь на
бога!
     ‚семи помыслами,  всем сердцем прикипел Њигель к  своим больным.  Ќичто
иное не привлекает его вниманиЯ,  ничто иное не имеет длЯ него цены.  ‚ерный
девизу своему:  "‚се -  или ничего",  - он отдаетсЯ страждущим братьЯм весь,
без остатка.


        x x x

     ‚  ту  ночь,  котораЯ стала длЯ  него самой великой из  всех его ночей,
утомленный,  обессилевший Њигель опустилсЯ на ложе.  €  в этот миг келью его
озарило чудесное сиЯние,  словно через открытое окно вошло, вместилось в это
тесное  помещение все  звездное небо,  и  ветерок ворвалсЯ и  тронул  струны
незримой арфы.
     Њигель,  потрЯсенный,  сжалсЯ на ложе.  —то это?  —удо?  ќто - ЯвлЯетсЯ
бог?..
     Ћн взглЯнул на распЯтие.  ‹ик €исуса искажен мукой,  с пронзенного чела
стекают алые капли крови, но лик этот мертв, неподвижен.
     Ђ  Њигель ждет трепета улыбки.  ЌадеетсЯ -  измученный лик  хоть легким
кивком подтвердит,  что вот -  простилось ему...  Ќо лицо •риста по-прежнему
далеко, недвижно.
     € тогда в углу кельи раздалсЯ голос - такой знакомый голос!
     - ‘ыночек,  мой милый,  обрадовал ты менЯ!  ’ы и понЯтиЯ не имеешь,  до
чего обрадовал ты старое мое сердце...
     Ѓоже, как знаком этот голос! Ќо так много лет Я не слышал его - кто это
говорит?.. Љто?..
     Ђ голос, столь дорогой его слуху, продолжал:
     - ’ысЯчам несчастных ты перевЯзал раны,  утолил их голод, дал прибежище
тем,  у кого не было крыши над головой,  ночи свои им жертвовал,  когда тень
смерти витала над ними. Ѓудь же благословен за это!
     - Џадре! - радостно вздохнул Њигель, узнав наконец этот ласковый голос.
     - ‘ирым и убогим возвращаешь ты жизнь,  утишаешь их боль,  укреплЯешь в
них волю жить.  ’ы -  друг неимущих,  ты - надежда отчаЯвшихсЯ... „обра душа
твоЯ, добро твое сердце, сынок!
     €  вот,  в ослепительном сиЯнии,  залившем всю келью,  разглЯдел Њигель
лицо учителЯ, светЯщеесЯ счастьем. Њигель не дышит...
     - Ѓлагословенна улыбка твоЯ,  дающаЯ немощным силу жить,  благословенны
слова твои, приносЯщие им успокоение и мир, и руки твои, ласкающие, как руки
матери! Ѓлагословен путь, которым идешь!
     Њигель  трепещет  всем  телом,  и  затоплЯет  его  доселе  неизведанное
ощущение счастьЯ.
     - ‚ы довольны мной, падре ѓрегорио? - тихо спрашивает он.
     € голос монаха отвечает с жаром:
     - € добрый бог тобой доволен, мой мальчик!
     - Ѓог тоже? ‡начит, простил? Ћ падре! Ѓлагодарю! Ѓлагодарю!
     - Љак же  было ему не  порадоватьсЯ твоим делам?  ђазве не рек господь:
аще же какое добро сделали вы меньшим моим,  то мне его сделали?  ’ы отринул
себЯлюбие,  не знаешь ненависти или жадности,  ты равен всем убогим, ты брат
всем. ‚сю любовь свою раздаешь людЯм, детЯм божиим, и творишь длЯ них добро.
џ горжусь тобою, сынок!
     € вот это сиЯние двинулось к ложу ЊигелЯ.  Ѓлизко,  совсем близко видит
Њигель дорогое лицо,  оно такое же, каким он всегда его знал, ласковое и все
светитсЯ, и чувствует Њигель, как мЯгкаЯ старческаЯ рука гладит его по седой
голове, как гладила давно когда-то голову мальчика в ЊаньЯре...
     - Ћправдались ваши слова,  падре, - лепечет Њигель, - наконец-то стал Я
хоть кому-то полезен! Ќаконец-то Я помогаю тем, кто во мне нуждаетсЯ!
     Ћн  все  еще  чувствует на  лбу  ласковую ладонь  старика  и  утопает в
блаженстве.
     - „а,  „обр труд твой,  Њигелито. Ћн и тебе принесет добро. Ћн принесет
тебе...
     - ‘частье!  -  вырвалось у ЊигелЯ.  - Ћн дает мне то счастье, которое Я
искал столько лет!
     ѓрегорио кивнул и с любовью улыбнулсЯ Њигелю;  и постепенно расплылось,
растаЯло его лицо в сиЯнии, которое выплыло из кельи и поднЯлось к звездному
небу. ‚еликаЯ тишина опустилась на землю.
     Њигель  встал,  подошел к  окну  и  всей  грудью  вдохнул свежий ночной
воздух.  Ћн  смотрит на полную луну,  и  кажетсЯ ему,  что по ее серебрЯному
диску растекаетсЯ улыбка ѓрегорио.
     - ‹ицо твое светлое и  Ясное,  словно и  во  сне ты видел солнце,  отец
настоЯтель, - улыбнулсЯ Њигелю утром брат €ордан.
     - џ радуюсь всем сердцем,  брат,  -  ответил Њигель, - ибо познал - что
есть счастье!


        x x x

     ‚есенним днем лета господнЯ тысЯча шестьсот семьдесЯт девЯтого напал на
‘евилью черный мор.
     Џриполз однажды вечером, окутанный тьмой и тучами, с огнедышащей пастью
‡апалил город со стороны ’рианы,  и занЯлось все предместье - вспыхнуло, как
пучок соломы. ‡араза распространилась молниеносно.
     ‘ловно мухи, опаленные пламенем, падают люди, чернеЯ в лице и зарываЯсь
пальцами в землю.
     Ѓездонной была  перваЯ  ночь  чумы,  и  в  бездонные ночи  превратились
последующие дни.
     Њост  между  ’рианой  и  городом  заперт,  правый  берег  ѓвадалквивира
охранЯют солдаты и  добровольцы,  чтоб  нигде  не  могла  пристать лодка  из
зачумленного предместьЯ. „вери домов затворились наглухо, улицы опустели.
     ‚ одних домах -  плач и причитаниЯ, вызванные страхом, молитвы и мольбы
к богу.
     ‚  других -  ни  шороха:  там  в  испуганном молчании ждут спасениЯ или
смерти.
     ‡а дверьми третьих домов - шум, пьЯное пение, звон бокалов: там пируют,
решив насладитьсЯ всеми радостЯми жизни, пока их не скосила чума.
     ‘евильЯ дрожит в  страхе,  но  напор бедствиЯ прорвал заслоны,  и  чума
перебросилась в город, охватила квартал бедноты ‘анта-Љрус.
     “жас объЯл ‘евилью.
     Џервое  из  дворЯнских семейств бежало из  города в  горы,  провожаемое
завистливыми взглЯдами тех, кто не мог выехать.
     ’ревога нарастает - семьи дворЯн одна за другой покидают ‘евилью, бегут
ночью,  под  покровом  темноты,  стыдЯсь  бегства.  ѓородские ворота  забиты
экипажами и людьми.
     ЋтчаЯние охватило богатых и бедных.
     ‘анта-Љрус, отделенный цепью стражи от остальных кварталов, гибнет.
     ‹ежа,  стоЯ,  на ходу,  на молитве вдыхают люди заразу -  и падают, как
подкошенные,  ничком. €з последних сил переворачиваютсЯ навзничь, и взор их,
замутненный горЯчкой, болью и ужасом, уплывает в неведомое.
     ЋтчаЯнные жалобы и мольбы о помощи, котораЯ не придет.
     Ђ люди зовут на помощь небо и ад,  призывают бога и сатану, но голос их
гаснет,   как  светильник,  в  котором  иссЯкло  масло;  отравленный  воздух
проникает  им  в  легкие,   и  красные  пЯтна  позорными  клеймами  отмечают
обреченных.
     Ќочью поднЯлсЯ Њигель,  ни  слова никому не сказав о  цели своего пути,
наполнил сумку лекарствами и  едой,  обвЯзал платком рот и прокралсЯ,  минуЯ
стражу, в зачумленный квартал.
     ‡десь он помогает,  как может. ЋтделЯет от здоровых больных, кормит их,
поит,  раздает лекарства и  погребает умерших,  уносЯ их  на  руках к  общим
могилам, чтоб остановить поветрие.
     Љ  утру ему снова удалось проскользнуть мимо сонных стражей и вернутьсЯ
в Љаридад.
     Ћн  входит в  ворота,  бледный и  истомленный.  ‚стречает братьев -  те
отступают при виде его и  поскорее скрываютсЯ.  Ћн не понимает,  в чем дело.
€щет €ордана.  Ќо и тот отшатнулсЯ, невольно попЯтилсЯ от настоЯтелЯ. Њигель
спросил, что случилось. €ордан смущенно молчит. Њигель настаивает.
     - ‚идели,  как  ты  шел в  зачумленный квартал,  брат,  -  выговаривает
наконец €ордан.
     Њигель опустил голову.
     - Џосещать ‘анта-Љрус - значит легкомысленно подвергать себЯ опасности,
- продолжает €ордан.
     Њигель молчит, и тон €ордана становитсЯ строже:
     - Ѓогу более угодно, брат, чтобы ты не заносил заразу к здоровым.
     - Ќо хоронЯ умерших, Я именно препЯтствую распространению заразы.
     Џодходит „арио, но останавливаетсЯ на почтительном расстоЯнии.
     - Ѓог  сам укажет,  кому умереть от  чумы.  Ѓрат -  Њигель,  неужели ты
хочешь помешать ему?
     - Ќе с богом Я хочу боротьсЯ, „арио. ‘ чумой.
     - ‚сЯкаЯ борьба напрасна, - возражает „арио.
     - Ћна не  была бы  напрасной,  брат,  если бы  вы  все пошли со  мной в
‘анта-Љрус помогать,  -  твердо отвечает Њигель. - џ верю, мы можем запереть
чуму в одном этом квартале.  ‚се, кто обЯзан был оказывать помощь - префект,
его люди,  - покинули город. Љто же еще, во имЯ божьей любви, должен помочь,
если не мы?
     €ордан и „арио понимают,  что Њигель прав,  но страх терзает их,  и они
смущенно опускают глаза.
     - ’ы  наш глава,  -  тихо говорит €ордан.  -  —то прикажешь,  то  мы  и
сделаем.
     „арио,  насупившись,  отрицательно махнул рукой и уже рот открыл, да не
решилсЯ возразить.
     - Џриказывать Я не стану, - сказал Њигель. - ‘озови братию, „арио.
     Љ   собравшимсЯ  обратилсЯ  Њигель  с   великим  смирением  и   великой
убедительностью.  Ћн не приказывал, не требовал - он просил. ‡наю, дело идет
о  жизни.  Ћ  жизни земной.  Ќо какою вечною жизнью будете вы вознаграждены,
сжалившись над несчастными!
     Њногие тогда отступили, прЯчась за спины друг друга.
     - џ пойду с тобой, брат Њигель, - сказал €ордан.
     - € Я. € Я! - вызвалось еще несколько монахов.
     Џрочие поспешно разошлись по своим ежедневным делам.
     ‚ечером Њигель с несколькими братьЯми вышел из ворот Љаридад.
     Ќебольшое число людей доброй воли старалось оказать помощь зачумленному
кварталу.  ’е же, у кого была власть над людьми, бежали из города, и упрЯмые
самаритЯне из народа тщетно призывали к борьбе с чумой.  Ќикто их не слушал,
никто не пошел за ними.  ‘олдаты, побросав оружие, бежали в поисках убежища.
Ќапрасны все уговоры и угрозы...
     ѓруппа монахов проходит по площади.
     - Људа идете, отцы? - спрашивают люди.
     - ‚  ‘анта-Љрус,  -  отвечает Њигель.  -  Џомогать.  Ќе бойтесь,  мы не
вернемсЯ оттуда.
     ‚еликое молчание наступило.
     Њонахи идут, их поступь тверда и решительна, их лица спокойны.
     ‘олнце садитсЯ, золотит севильские башни.
     €  тогда,  увлеченные примером,  двинулись  за  монахами  многие,  чьей
обЯзанностью вовсе не было помогать своим ближним.
     ќта кучка людей увеличиваетсЯ по мере приближениЯ к ‘анта-Љрус.
     ‘покойно, не проронив ни единого слова, принимаетсЯ за работу Њигель, и
все следуют его примеру, подражаЯ ему.
     ‚ глубоком молчании,  без колебаний, без уговоров действуют монахи и их
помощники, тихо, как видениЯ, скользЯт они по улицам - и работают.
     Ћдни  роют  Ямы,  другие  сносЯт к  ним  трупы,  закапывают их,  третьи
распределЯют пищу, воду, лекарства.
     Џлач и предсмертные хрипы доносЯтсЯ из ‘анта-Љрус.
     ‘   наступлением  сумерек   подкрадываютсЯ  тенЯми   гиены   в   образе
человеческом, грабЯт мертвых, снимаЯ с них кошельки и перстни.
     Њор косит помощников ЊигелЯ.  Ѓеспощадно вырывает одного за другим -  и
вот он остаетсЯ один на поле боЯ.
     Ћн трудитсЯ из последних сил духа своего и тела. € многие, стоЯвшие над
пропастью смерти, спасены им.
     Ќо  всегда  наступает момент,  когда  истощаютсЯ силы  любого бедствиЯ,
любой свирепой напасти.  ’ак случилось и с этим поветрием -  чума, передушив
толпы людей, ослабела и убралась восвоЯси.
     ‘евильцы стали возвращатьсЯ в город.  †изнь постепенно обретала обычный
свой вид.
     ‚  день,  когда очистилсЯ воздух и свежий ветер разогнал серное дыхание
чумы, Њигель возвращалсЯ в Љаридад - выбившийсЯ из сил, но счастливый.
     Ћн  забыл  •ироламу и  не  жаждет  уж  божьей милости.  •иролама и  бог
выветрились из его сознаниЯ.
     Ћн думает теперь только о человеке.
     —ума отступила.  € это -  его победа,  его радость, его счастье. Њигель
блаженно улыбнулсЯ.
     Ќо  призрак  чумы  последним  своим  дуновением опалил  лицо  человека.
‡апылали виски его,  красные пЯтна выступили на челе, высох Язык и оцепенели
уста.
     ЏоднЯл Њигель взор к Ясной выси,  руки простер к чему-то желанному,  но
мозг его окутала тьма, и он уже не сознает, чего так жаждет сердце его.
     €  пал он  мертвым,  лицом к  земле,  словно подрубленное дерево,  -  и
случилось это во вторник, злосчастный день, девЯтнадцатого маЯ лета господнЯ
тысЯча шестьсот семьдесЯт девЯтого, на свЯтого –елестина.


        x x x

     Љарусель жизни раскрутилась с прежней скоростью,  хотЯ в колесах ее еще
скрипит чумнаЯ пыль.
     ’ихо стоит над телом ЊигелЯ город, облачаЯсь в траур.
     ‚ то времЯ новый архиепископ ‘евильский, Ђмбросио ‘пинола, провозгласил
лето милости божией и,  отправившись к смертному одру ЊигелЯ, опустилсЯ пред
ним на колени и поцеловал мертвую руку со словами:
     - Ѓлагословенна рука, давшаЯ бедным богатство.
     ѓород,  некогда  проклинавший  ЊигелЯ,  рыдает  теперь,  оплакиваЯ  его
смерть.
     Њурильо,  душеприказчик ЊигелЯ,  вскрыл его завещание, и было прочитано
следующее:
     "џ,  прежде  дон  Њигель,  граф  ЊаньЯра,  затем  монах  ордена ‘вЯтого
ЊилосердиЯ, а ныне пепел и прах, жалкий грешник, служил ‚авилону и кнЯзю его
диаволу  всеми  мыслимыми кривдами,  гордынею,  прелюбодеЯнием,  кощунством,
дурным примером и жестокостью.  ѓрехи мои,  скверность моЯ бессчетны, и лишь
снисходительность господа могла их терпеть,  а  его бесконечное милосердие -
простить их.  Џовелеваю сим положить тело мое, без гроба, завернутое в саван
и  босое,  с непокрытой головой,  на крест из пепла,  в головах же поставить
крест и  две восковые свечи.  ‡атем пусть отнесут его на похоронных носилках
длЯ беднЯков,  в сопровождении двенадцати свЯщенников, и ни одним более, без
пышности и  без музыки,  в церковь свЯтого ЊилосердиЯ и положат под порогом,
дабы  всЯкий  входЯщий и  выходЯщий попирал ногами  мой  прах  -  так  пусть
предадут земле нечистое тело мое,  недостойное покоитьсЯ в  храме божием.  €
такова волЯ моЯ: положите надо мною каменную плиту длиной в полтора локтЯ со
следующей надписью:  "‡десь лежат кости и прах худшего человека из живших на
свете, ЊигелЯ ЊаньЯра. Њолитесь за него!"
     €сполнЯЯ последнюю волю ЊигелЯ, каменщики, еще до похорон, вытесали эту
надпись на каменной плите.
     Ќо народ севильский восстал против самоуничижениЯ ЊигелЯ и,  собравшись
перед  церковью  Њилосердной ‹юбви,  грозно  потребовал устранить  позорЯщую
надпись.
     - Ћн был не худший, а лучший человек на свете!
     - Ќе под порогом церкви, а у алтарЯ его место!
     - “берите надпись!
     Њонахи стоЯт перед толпой, не знаЯ, что делать.
     - Ќо  он сам так пожелал,  имеЯ в  виду,  что был некогда грешником!  -
говорит „арио.
     - Ђ кто не грешен из нас или вас?!
     - —тите волю усопшего!
     - “берите надпись! Џохороните его у алтарЯ!
     Џосле переговоров с префектом и архиепископом монахи уступили.  Ќадпись
уничтожили,  и  решено  было  положить останки ЊигелЯ  у  алтарЯ  храма  св.
Љаридад.
     Ќевиданное множество высшей знати съехалось на похороны ЊигелЯ. Џрибыли
и ближайшие родственники, маркиз де Џарадас, сын сестры ЊигелЯ, и губернатор
Џеру дон •уан ‚ичентелло-и-‹ека-и-’оледо,  и маркиз де Ѓремес,  вице-адмирал
королевского флота...
     ‚ день, назначенный длЯ похорон, издалека сходились в ‘евилью люди.
     ‘иЯло  прекрасное небо  в  тот  день,  когда выстраивалась погребальнаЯ
процессиЯ.
     ‚о главе ее шли двенадцать беднЯков,  за ними,  рЯдами, - рыцари ордена
Љалатравы.  ‚ысокороднейшаЯ знать  Ђндалузии и  высшие  сановники церкви,  с
которыми всю жизнь воевал Њигель, Явились с лицемерной скорбью - проводить в
последний  путь  своего  врага.  ‡а  гробом  шли  двенадцать  свЯщенников  с
зажженными восковыми свечами.
     ‡вон  дважды двенадцати колоколов кафедрального собора провожает ЊигелЯ
к могиле. ‚сЯ роскошь барокко ослеплЯет взоры живых.
     …два  раззвонились колокола,  великое  волнение поднЯлось в  просторном
больничном зале Љаридад.
     - •оронЯт брата ЊигелЯ!
     €,  словно  чудом,  поднЯлись на  постелЯх своих  калеки,  чахоточные с
запекшейсЯ струйкой крови  в  уголках губ,  встали и  параличные,  недвижные
выпрЯмили окостеневшие тела, умирающие ощутили на минуту прилив сил...
     €  вот  весь  зал  поднЯлсЯ с  ложа,  встал,  молитвенно сложив руки  и
простираЯ их к  солнцу,  и  из несчастных,  измученных грудей,  смешиваЯсь с
колокольным звоном, вырвалсЯ мощный хорал, благословлЯЯ памЯть человека, чьЯ
любовь не имела границ.


        ЏЋ‘‹…‘‹Ћ‚€…

     ...—ьЯ любовь не имела границ... ќти последние слова романа о его герое
справедливы.  €бо  главным  у  ЊигелЯ  ЊаньЯры  было  пламенное и  радостное
ощущение жизни.  Џодавление этого чувства с  детства привело к  трагическому
извращению,  в  сущности,  прЯмого,  честного и  однозначного -  Я  бы  даже
сказала,  простого -  характера.  Њигель ЊаньЯра был рожден длЯ любви -  все
остальное наслоилось.
     Њожет  показатьсЯ  парадоксальным  и  другое  мое  утверждение:  Њигель
ЊаньЯра не менЯлсЯ в этой своей сущности всю жизнь.
     €  тут,  вероЯтно,  спросЯт:  а  как же  его бесчисленные насилиЯ,  его
жестокость, его холодность? € его внезапное обращение?
     ‚спомните,  когда и  где  жил ЊаньЯра!  €озеф ’оман очень Ясно об  этом
говорит, и мне нет нужды перечислЯть здесь внешние обстоЯтельства.
     Ќо вот внутреннЯЯ линиЯ этого человека:
     ЏрекраснаЯ  •еронима,   мать  его,  совершила  смертный  грех,  хотЯ  и
вынужденный:  предала любовь.  Ћна  не  могла  поступить иначе:  таковы были
законы человеческого общества.  Џреступные законы! Ћни породили преступление
против морали,  ибо  женщина стала женой нелюбимого человека -  и  не  стала
женой  любимого.   „итЯ,  рожденное  от  этого  противоестественного  брака,
неминуемо должно было  искупать вину  родителей,  что  в  понимании •еронимы
означало служить богу, в нашем - стать несчастным.
     Њигель был  принесен в  жертву за  грех  родителей,  и  это  определило
дальнейшее.
     ‘  детства ломали его  естественное стремление к  счастью,  то  есть  к
добру.  “зколобаЯ,  глупаЯ и  жестокаЯ мать  (при  всей  ее  любви к  сыну).
‘трашный своей ненавистью к жизни иезуит ’рифон. Ѓезвольный отец. Ћбстановка
феодальной гордыни и  жестокости.  ‚се  черно кругом.  €  один -  Яркий,  но
единственный! - луч света и тепла: ѓрегорио.
     Ќезаконнорожденный сын  прачки,  монах оказалсЯ самым сильным человеком
из  всех,  окружавших ЊигелЯ,  ибо  был просвещен,  нравствен и  добр.  Људа
просвещеннее  высокородных аристократов,  нравственнее архиепископа,  добрее
родной матери ЊигелЯ.  Љакое счастье длЯ  мальчика,  что он  соприкоснулсЯ с
этим великим гуманистом,  и какое несчастье, что это соприкосновение не было
долгим...  Њонах  не  успел  выпестовать добро в  душе  ЊигелЯ,  но  семена,
посеЯнные им,  взошли  -  пусть  очень  не  скоро,  ибо  росткам приходилось
пробиватьсЯ сквозь  толщу  привычного  эгоизма,  предрассудков,  сквозь  все
наслоениЯ жизни, пошедшей по ложному пути.
     Ѓессребренник,   просветитель,  бунтовщик,  человек  добрый  и  смелый,
человек мЯгкий и стойкий,  глубоко верующий в своего бога -  мог ли ѓрегорио
так полюбить ЊигелЯ,  если б тот не давал длЯ этого повода?  Џомните, какими
словами заочно прощаетсЯ с мальчиком изгнанный из ЊаньЯры монах?  "Ђ ты, мое
хрупкое,  юное сердечко,  кровинка моЯ горЯчаЯ, только не засохни, не утрать
человечности в том мраке,  в котором тебЯ держат, как в тюрьме! Ќе затоптали
бы  твою  искрЯщуюсЯ  душу,  не  задушили  бы  ‚  тебе  всЯкое  человеческое
чувство...  Џусть тебЯ,  мой пламенный мальчик,  сопровождает со временем не
плач людей, а любовь их!"
     Џозднее и  другие увидЯт то  ценное,  что  нашел в  душе  ЊигелЯ старый
монах: ЊариЯ, ђуфина, Њурильо, ‚ехоо.
     „ве женщины,  любившие бескорыстно и безответно,  - и два художника. Ќе
знаменательно ли?  ЌельзЯ ли так сказать: любовь делает человека художником?
€ли:  художник -  тот,  кто любит?  „ве женщины,  казалось бы, полЯрные друг
другу:  целомудреннейшаЯ ЊариЯ - и владелица публичного дома. „ва художника,
казалось бы,  полЯрные натуры: благополучный Њурильо (но великий живописец!)
и  беднейший из  бедных  ‚ехоо  (но  великий  артист!).  ‚ысокаЯ одержимость
художника равнЯет их с ЊаньЯрой -  одержимым любовью. Џосле ѓрегорио это его
лучшие,  вернейшие друзьЯ.  Ћни прощают ему все,  ибо сквозь толщу наносного
вещим взором любви разглЯдели страдающую душу.
     Ђ  как не страдать живой душе в испанском сапоге суеверий,  мракобесиЯ,
принуждений и страха?  Џомните, какими средствами мать добиваетсЯ покорности
мальчика?  †есточайшей душевной  пыткой  страхом.  Љартина  ‘трашного  суда,
процессиЯ  кающихсЯ,  вид  живых  людей,  осужденных на  сожжение,  -  какое
преступление  показывать  все  это  впечатлительному  подростку!   Ќо   мать
неумолима в  своем жалком и эгоистическом "благочестии",  и это -  второй ее
смертный грех перед сыном.
     Ќи  одно  великое  произведение  не  обошло  проблемы  среды,  проблемы
воспитаниЯ:  ѓамлет,  ђомео и „жульетта,  ђаскольников, братьЯ Љарамазовы...
Њасштабы  трагедий,  порождаемых преступным  воспитанием,  определЯютсЯ тем,
насколько крупна личность. —ем выше положение, тем страшнее последствиЯ, так
как  больше  возможности влиЯть на  судьбы других людей  своим  искалеченным
сознанием.   Ќе  были  ли  несчастными  в  этом  смысле  людьми  венценосные
преступники - €ван ѓрозный, Љарл IX, ЊариЯ ‘тюарт?
     Ќо вернемсЯ к ЊаньЯре.
     „етство  и   юность,   зажатые  в   тиски.   €х   давление  ослаблЯлось
благодетельным влиЯнием ѓрегорио, но монах удален - он мешал ломать ребенка.
€ -  как кажетсЯ - сломали. Џомните отчет ’ри" фона архиепископу? с... с той
поры,  когда из  ЊаньЯры был  удален монах ѓрегорио,  мое влиЯние на  ЊигелЯ
значительно упрочилось.  џ  овладел им.  “кротил его страсти и  прихоти.  Ћн
полностью в  моей власти".  € далее:  "џ погасил в нем человеческие желаниЯ,
заморозил его кровь..."
     „вадцатидвухлетний человек не  умеет смеЯтьсЯ.  ’емно и  холодно в  его
сердце.  Ћно задавлено.  Ћн поверил,  -  ведь его в том убеждали ежедневно и
страстно!  -  что человеческаЯ любовь греховна. Ћн готов любить одного бога.
Ѓога ’рифона, который страшно далек от бога ѓрегорио!
     Ќо  сильную натуру  можно  подавить лишь  на  времЯ.  €  чем  дольше  в
безжалостнее подавлЯть ее,  тем Яростнее будет взрыв ее возвращениЯ к  себе.
Њолодое тело  и  юнаЯ  душа  требуют своего,  человеческого,  естественного.
Ђдские муки терпит Њигель,  сжигаемый изнутри пламенем, которое ищет выхода.
€ находит.
     ‘оледад.
     Ѓог весть,  как бы сложилась судьба ЊигелЯ, найди он сразу равную себе.
Ќо ‘оледад,  девочка искреннЯЯ,  влюбленнаЯ,  прелестнаЯ,  все-таки не может
возвыситьсЯ до его всепоглощенности чувством.  €  тогда гибнет перваЯ любовь
ЊигелЯ. € с нею умирает ‘оледад.
     ЏерваЯ жертва в  цепи многих.  Ќо виноват ли Њигель?  €ли ‘оледад?  Љто
осмелитсЯ обвинить того или другую?
     …ще  была  ”елисиана:  плоть без  души.  „урно,  что  первое физическое
соединение произошло у  ЊигелЯ именно так...  ‚еликому Ѓетховену принадлежат
слова:  "—увственное наслаждение  без  воссоединениЯ души  есть  и  остаетсЯ
скотским.  Џосле  него  не  испытываешь ни  малейшего намека на  благородное
чувство. Ѓольше того, испытываешь раскаЯние".
     Њигель и  испытывает его.  Ѓолее того:  в  чувстве отвращениЯ он нашел,
казалось,  подтверждение проповедЯм ’рифона о  низменности плотского,  а это
было длЯ него самым опасным.
     Ќо  начало положено.  Џознав женщину телом и  не удовлетворившись этим,
Њигель устремлЯетсЯ на  поиски настоЯщей любви.  “же не было рЯдом ѓрегорио,
который внушал ему,  что к одним любовь приходит раньше,  к другим позже, но
всегда  овладевает  человеком  полностью.  Ѓыть  может,  сумел  бы  ѓрегорио
сдержать торопливость юности.  Ђ так только ђуфина предсказывала ему, что со
временем он найдет свою женщину.  Ќо что такое ђуфина? Љак ни поражен Њигель
ее мудростью, мог ли он ей поверить?
     ‚озбужденность воображениЯ делает  длЯ  ЊигелЯ каждую женщину желанной,
ослеплЯЯ его качествами,  которые он  сам ей приписывает.  ‘толкнувшись же с
реальным человеком -  а  Њигель умен  и  мгновенно прозревает истину,  -  он
всегда  испытывает глубокое  разочарование.  ’ак  было  с  ‘оледад,  Њарией,
€забеллой.  Ћ  первой уже  сказано,  втораЯ оттолкнула его  от  себЯ рабской
покорностью, третьЯ оскорбила ложью.
     ’рагично,  что пороки €забеллы -  ее лживость и мстительность -  делают
преступником ЊигелЯ. Ћн пыталсЯ объЯснить разгневанному дону ”лавио истинное
положение дел, но в действие вступают преступные законы общества тех времен,
которые ставЯт двух  людей,  вовсе не  питающих злобы друг  к  другу,  перед
необходимостью  убить  или  быть  убитым.   €   совершенно  случайно  убитым
оказываетсЯ отец мнимо обманутой.
     ‚тораЯ жертва.  €х  число умножитсЯ впоследствии,  но  всЯкий раз будет
основание спросить: так ли уж виноват Њигель?
     €  вот  Њигель  -  изгнанник.  Ћн  сам  отлично  сознает трагизм своего
положениЯ.  Џомните его мысленное обращение к ѓрегорио?  "“ менЯ две руки, и
работы им нет: ’рифон и мать учили менЯ только складывать их длЯ молитв. Љак
мало этого длЯ менЯ!  Ћбреченные на безделье, они мне в тЯгость. Љороче, мой
ѓрегорио,  Я  испытываю унизительное чувство,  что  молодость моЯ  пропадает
втуне,  что мышцы и  мозг у  менЯ покрываютсЯ плесенью,  что Я  ни на что не
годен...  € нет участи тЯжелее, мой старый друг, ибо все во мне кипит жаждой
деЯтельности. —то делать мне с моей кровью?.. џ сгораю в бездеЯтельности..."
     —еловек,  который мог бы в других условиЯх, по чрезвычайной одаренности
своей,  быть ученым,  полководцем,  государственным деЯтелем,  поэтом, лишен
всЯкой деЯтельности,  ибо то единственное поприще,  к которому его -  против
его воли -  готовили, он решительно отверг. Ђ средства не ограничены, у него
нет необходимости работать, чтобы жить.
     Њать и  ’рифон обрекли его  на  безнравственную,  то  есть на  праздную
жизнь.  €  остаетсЯ  ему  прожигать эту  жизнь  в  опасных  приключениЯх,  в
искусственном возбуждении,  в бесплодных и бесцельных метаниЯх.  €бо, помимо
того,  что Њигель по натуре своей страстен, прЯм и прост - он еще слаб. (€ли
- сломлен?)
     ‘лабым  сделало его  никчемное воспитание,  слабым сделали его  условиЯ
феодального общества. ‘лабым сделала его религиЯ - религиЯ матери и ’рифона.
Ѓыть может,  потому-то и  восставал Њигель всю жизнь против бога и общества,
что чувствовал их ослаблЯющее влиЯние на себЯ...
     ‘ильным его делает любовь,  котораЯ пришла к  нему наконец после долгих
лет искуса -  пришла,  нежданнаЯ. “держала от окончательного падениЯ. ’олько
теперь, возрожденный любовью, увидел Њигель свои поступки как преступление -
длЯ  того  чтобы увидеть свои  дела  в  их  истинном свете,  надо быть очень
сильным.
     •иролама как  человек мало чем отличаетсЯ от  ‘оледад или Њарии.  ђазве
только более высокое положение на  социальной лестнице делает ее  свободнее,
смелее в поступках.  „ело не в •ироламе и ее качествах, дело в самом Њигеле,
в том,  что в ней нашел он того единственного человека, который предназначен
ему в жизни.
     Ќастолько полно вернулсЯ Њигель к себе самому,  встретив •ироламу,  что
даже смерть ее  уже не могла его выбить из этой колеи.  ЌесмотрЯ на страшное
потрЯсение,  на временное затмение рассудка,  он остаетсЯ сильным,  остаетсЯ
самим собой, так как познал настоЯщую любовь.
     ‚  нашей повседневной жизни мы мало придаем значениЯ такому огромному и
мощному двигателю человеческого духа,  как  любовь,  но  нет  на  свете силы
плодотворнее и  благотворнее ее.  Џомните слова  падре  ѓрегорио:  "‹юбовь -
свЯщенна.  Њы родимсЯ только длЯ любви. †ивем только длЯ нее. Ќа любви стоит
мир.  …сли не будет любви -  не будет ничего,  мой мальчик. ‹юбить человека,
любить людей -  величайший дар божий.  Ћ,  если б  умел ты любить так,  чтоб
насытилась не только твоЯ плоть, но и чувства и разум!"
     ђазве не  во имЯ любви к  людЯм совершались все революции,  все великие
открытиЯ человечества?

     ‘  самого начала,  с  самого поэтического вступлениЯ к роману указывает
автор на борьбу двух начал: добра и зла, света и тьмы, любви и ненависти - в
иносказании бога  и  дьЯвола.  ‘  самого начала подчеркивает он  страстность
поклонениЯ и тому и другому в этом раскаленном краю,  где "любовь и смерть -
родные сестры".  ‘ самого начала заЯвлЯет он: "ЂндалузиЯ одна могла породить
ЊигелЯ ЊаньЯру".
     ‚сегда два начала в  душе ЊигелЯ,  всегда противоборство их,  и  всегда
неистовость в крайностЯх. ‚о всем - "все или ничего.
     ‚ этом противоборстве - и социальный и психологический пафос книги. Љак
пишет в  своем обращении к  советскому читателю сам €озеф ’оман,  он в своих
произведениЯх,  в  том  числе  исторических (каким ЯвлЯетсЯ и  "„он  †уан"),
выбирает   темы,   несущие   идеи   гуманизма,   демократии   и   социальной
справедливости. Њир романа "„он †уан" густо заселен. Ђвтор не ограничиваетсЯ
блестЯщим,   экзотическим  кругом  испанской  аристократии.   ‚  ‘евилье,  в
окрестных  деревнЯх,  в  латифундиЯх  испанских  вельмож  живет  у  него,  и
страдает, и боретсЯ народ - подданные ЊаньЯры, севильские портовые грузчики,
матросы,  рыбаки,  солдаты,  пахари...  ќто -  мир ѓрегорио -  и, не побоюсь
сказать,  его бог.  Ќедаром в конце книги,  там, где Њигель уже окончательно
познал бога монаха ѓрегорио,  автор дважды дает формулу, заменив, однако, во
второй  раз  слово  "бог"  словом "счастье".  "•очешь обрести бога  -  служи
человеку",  - сказано в первый раз, а во второй так: "•очешь обрести счастье
- служи человеку".
     Ѓог  ѓрегорио -  это  служение людЯм.  ќто -  ‹юбовь и  ‘праведливость.
Ћднако это вовсе не  добрый боженька пассивности и  непротивлениЯ.  "џ  буду
молитьсЯ за вас каждый день, - говорит монах беднЯкам, отправлЯющимсЯ искать
лучшей доли в Ќовый ‘вет.  -  Ќо и вы должны защищатьсЯ!.." € далее: "’ысЯча
голых рук да правда в придачу - сильнее полусотни алебард! Љто защищает хлеб
свой,  тот  защищает бога,  ибо  бог  любит бедных и  ненавидит богатых!"  €
страстно выкрикивает ѓрегорио,  уже на костре,  уже задыхаЯсь от дыма,  свое
завещание людЯм: "‚ерьте в справедливость! Ћна придет! Љогда люди низвергнут
троны,  в  мире  воцаритсЯ радость и  любовь...  Ќе  давайте обращать себЯ в
рабство!  Ќе позволЯйте отнимать то,  что принадлежит вам!  ЏолЯ, рощи, весь
божий мир - ваш!.."
     ‚от к какому богу хотел привести ѓрегорио ЊигелЯ,  обнаружив в графском
сыне  необыкновенные душевные  богатства,  и  в  конце  концов  привел!  €бо
монастырскаЯ жизнь ЊигелЯ лишь вначале,  лишь под воздействием потрЯсенности
смертью •ироламы -  и  лишь по видимости -  была посвЯщена богу католической
церкви.  Џостепенно,  по  мере  того  как  оживала от  паралича душа ЊигелЯ,
открывались его глаза - увидел он страдающего человека там, где раньше видел
безликую "чернь".  ‘о  всей  своей неистовостью бросилсЯ он  в  свЯтое дело,
направив  все  силы  свои  Я  средства на  то,  чтоб  облегчить жизнь  самым
несчастным - больным и увечным беднЯкам. ’олько тогда снизошел наконец мир в
его  душу,  и  видение человека,  которого он  любил больше всех  на  свете,
благословило его труды.
     ‚ романе много символики -  таков художественный прием автора. ‘ходство
с грешным прадедом,  мессером ’ерамо, как бы предопределЯет судьбу ЊигелЯ. ‚
голову Њурильо,  едва  тот  увидел •ироламу,  приходит образ  свЯтой девы  -
"Ќепорочное зачатие" -  символ чистой, неземной любви... Њожно увидеть нечто
символическое в том, что, разыскиваЯ •ироламу, Њигель встречает сумасшедшего
и тот ведет его...  на кладбище:  "‘мерть сидит у любви на плечах!" Ћдинокий
крест на  вершине горы,  куда поднЯлсЯ Њигель с  женой,  ища освобождениЯ от
бога ’рифона,  -  символ страшной, вездесущей власти католической церкви, от
которой не  скрытьсЯ...  €  еще вот что:  это стремление поднЯтьсЯ как можно
выше,  туда,  где нет людей и  нет видимых знаков этого зловещего бога,  где
гулЯет холодный,  вольный ветер вселенной,  разве это не  символ борьбы -  и
гордыни -  ЊигелЯ?  € разве не многозначительно,  что именно это восхождение
влечет  за  собой  такую  катастрофу?  ‘мерть  •ироламы  была  нужна,  чтобы
низвергнуть ЊигелЯ с  высот  гордыни в  самые  низы  человеческого общества,
чтобы именно там,  среди самых обездоленных, достиг он своей вершины. € хотЯ
гибнет Њигель от  последнего дыханиЯ чумы  (помните -  "Џошли ему,  господь,
чуму!"),  но он одолел ее,  спас людей ценой собственной жизни,  и  "не плач
людей,  а  любовь  их"  провожает  его  к  могиле,  как  тога  пожелал  ему,
давно-давно, старый падре ѓрегорио...


        x x x

     ’ема дона †уана,  зародившись где-то в  глубинах народной фантазии,  на
протЯжениЯ столетий привлекала крупнейших писателей мира.  Љальдерон и ’ирсо
де Њолина,  Њольер,  ѓальдони и  —имароза,  Ѓайрон и Џушкин,  Њериме,  „юма,
‹енау...  Њножество  художественных  произведений,  еще  большее  количество
исследований посвЯщено этой теме.  Џочему?  Ќе  потому ли,  что это наиболее
Яркое воплощение вечных тем искусства - любви, смерти, преступлениЯ?
     „вадцатый век  взЯлсЯ по-своему объЯснЯть загадочную фигуру дона †уана.
€нтересен  один  из  маленьких апокрифических рассказов Љарела  —апека  "„он
†уан":  великий наблюдатель представил себе ’енорио...  импотентом, объЯснЯЯ
его  метаниЯ от  одной  женщины к  другой невозможностью осуществить любовь.
вейцарский драматург Њакс  ”риш  ("„он †уан  и  любовь к  геометрии") хочет
объЯснить дона †уана как человека,  влюбленного в науку и потому холодного к
женщинам,  что  вызывает у  них повышенный к  нему интерес.  ‘амуил Ђлешин в
своей  пьесе  "’огда  в  ‘евилье"  предположил даже,  что  дон  †уан  был...
переодетой женщиной.  ‚се это в  известной мере шутки и  парадоксы,  но  что
интересно: все три варианта отрицают любовное неистовство героЯ.
     €озеф  ’оман  взЯлсЯ  за  серьезное  психологическое,   историческое  и
социальное исследование этого ЯвлениЯ.  Ћн  ничего не  отрицает,  не умалЯет
преступлений графа ЊаньЯра, не щадит и не приукрашивает своего героЯ.
     €нтересно,  как  €озеф  ’оман  сталкивает  ЊигелЯ  с  его  литературным
прообразом.  “видев на сцене "‘евильского озорника" ’ирса де Њолина,  Њигель
возмущаетсЯ:  да  ведь  это  просто мелкотравчатый обманщик и  подлец -  что
общего у  него с  ним,  с Њигелем,  который ненавидит и презирает лицемерие,
который имеет  мужество все  делать открыто,  который не  обманывает,  но  -
восстает!
     Ќеобходимо иметь  в  виду  еще  одно  обстоЯтельство.  ђоман  написан в
сороковые годы нашего века -  в  годы,  когда родина ’оман а,  —ехословакиЯ,
была оккупирована немецкими фашистами.  Ѓыть может,  потому, что в испанской
инквизиции XVII века увидел писатель аналогию фашизму,  он и захотел сказать
своему народу,  что  самые черные,  самые человеконенавистнические силы лишь
временно одерживают верх над разумом и светом, что им нельзЯ покорЯтьсЯ, что
надо   боротьсЯ   против   них,    противопоставив   мужество   человечности
бесчеловечной жестокости?  Ѓыть может,  сопоставлЯЯ увЯдание некогда грозной
испанской державы с  разгулом чернейшей инквизиции,  писатель хотел выразить
мысль,  что и  фашизм есть не что иное,  как признак слабости и обреченности
того строЯ,  который его породил? Њысль эта кажетсЯ Ясной, но Ясно и то, что
только эзоповским Языком, только путем исторических аналогий могло искусство
порабощенных фашизмом стран говорить о необходимости борьбы.
     Ќемецкий писатель ѓенрих Њанн, вынужденный бежать с родины с приходом к
власти гитлеризма, примерно в те же годы (несколько ранее, в конце тридцатых
годов)  создал  большой исторический роман  о  французском короле ѓенрихе IV
Ѓурбоне.  ’о же обращение к средневековью, к Ярчайшей и человечнейшей фигуре
XVI века, к борьбе все с тем же врагом - католической церковью, инквизицией,
с сильной еще испанской королевской властью (”илиппа II, деда королЯ ”илиппа
IV,  действующего в  романе  ’омана).  ’олько  у  ѓенриха  Њанна,  жившего в
эмиграции,  была возможность более прЯмо писать об этой борьбе.  ’оман,  как
сказано,  должен был прибегать к более завуалированной форме. Ћт этого, быть
может,  и выбор героев:  там - прЯмой и непосредственный деЯтель, ѓенрих IV,
здесь -  частное лицо,  не ставшее политическим деЯтелем, и безвестный монах
ѓрегорио...  Ќищий монах,  сожженный,  однако,  на  костре потому,  что "его
страшились церковь и государство...".
     Љнига  закрыта -  и  мы  знаем  теперь  немного больше  о  человеческой
природе,  о  жизни в  далекой стране,  в  далекие времена...  Ќас охватывает
грусть,  или,  лучше сказать,  чувство грустного торжества,  ибо  мы  успели
полюбить ЊигелЯ и  ѓрегорио.  ѓрусть оттого,  что  жизнь их  была  трудной и
тЯжелой; торжество - от их победы, победы человека над темными силами.

                                                                   Ќ.Ђросева