делсЯ, осталсЯ в одной рубашке,  расстелил  на  полу,  влажном  от
сырости, носовой платок и вытЯнулсЯ. Џол приЯтно  холодил  мою  щеку.  Њне
хотелось прижатьсЯ лбом к холодным доскам... Џлаток скомкалсЯ. џ  задремал
и проснулсЯ только поздно утром. ‚алли постучала в дверь, но дверь была не
заперта, и Я думаю, что она уже входила и видела,  что  Я  лежу  на  полу,
прижавшись  головой  к  скомканному  носовому  платку...  Ћтец  уехал   на
рассвете.


        4

   ’олько когда уехал отец, до сознаниЯ матери, очевидно, дошло, что через
десЯть - одиннадцать дней нам придетсЯ расстатьсЯ надолго. Ќикогда еще она
не была так нежна со мной. Ќо она сдерживалась, стараЯсь не показать,  как
она опечалена. Ћна боЯлась, чтобы Я не размЯк.  Њне  приходилось  снова  и
снова твердить ей и бедной ‚алли, котораЯ стоЯла тут же и  глотала  слезы,
что Я хочу стать самостоЯтельным и  увидеть  новые  места,  что  город  Ђ.
расположен в очень красивой лесистой местности, там летом  тьма  курортных
гостей и что мне очень хочетсЯ приобрести там новых товарищей. џ утверждал
даже - все понаслышке, кроме легенды о красотах Ђ., которую Я изобрел сам,
- что требованиЯ в тамошних гимназиЯх ниже, чем в нашем городе,  и  Я  без
труда стану там первым учеником. ’ут воспоминаниЯ о моем  дорогом  Џерикле
со страшной болью воскресли во мне. Ќо голос мой перестал дрожать, когда Я
сказал, что найду времЯ изучать иностранные Языки и даже готовитьсЯ к моей
будущей  профессии.  џ  притащил  с  собой  обгоревшую  книгу  о  душевных
болезнЯх, - рысий глаз отца не приметил ее, и она должна была сопровождать
менЯ в пансион. џ решил класть ее по ночам под подушку,  раз  уж  придетсЯ
оставить дома мамину думочку.  ‚  конце  концов  мне  удалось  вызвать  на
усталом, покрытом желтыми пЯтнами лице матери какой-то отблеск  веселости,
и мы втроем подолгу сидели за едой под деревьЯми в саду, хотЯ  становилось
уже довольно прохладно. „еревенский лавочник  раздобыл  нужные  конфеты  и
огурцы, и мы лакомились все трое, точно дружнаЯ семьЯ...  ѓолова  моЯ  шла
кругом. Ќо, к счастью, Я научилсЯ молчать. џ  в  точности  передал  матери
распорЯжениЯ отца насчет билетов и  его  пожелание,  чтобы  принадлежности
моего туалета были запакованы в картонку. џ  был  очень  недоволен,  когда
‚алли занЯла у своего отца,  бургомистра,  сто  крон,  но  Я  и  слова  не
возразил, когда обе женщины решили  купить  мне  билет  второго  класса  и
рюкзак.
   Ќе успел Я приехать в Ђ., как этот рюкзак стал поводом длЯ насмешек. Ќи
один воспитанник никогда еще не поЯвлЯлсЯ здесь с рюкзаком  за  спиной!  ‘
билетом второго класса ничего не получилось, потому что мать решила купить
билет второго класса и длЯ ‚алли, а на всех нас денег  не  хватило.  Ќо  Я
отлично понимал, что ей хочетсЯ иметь при себе эту  преданную  девушку  во
времЯ долгого пути. џ твердо решил проделать свой  не  менее  длинный,  но
гораздо более трудный путь  самостоЯтельно.  Њне  хотелось  только  уехать
первым.
   - ќто Я тебе обещаю, - сказала мать, впервые за  долгое  времЯ  пытаЯсь
наложить маленький пластырь на мою  большую  рану.  -  Њы  все  поедем  на
вокзал, ‚алли испечет специально длЯ тебЯ торт, а  когда  ты  приедешь  на
место, Я буду писать тебе ежедневно.
   €з всего этого ничего не вышло. Ќа сей раз пластырь не был наложен, как
ни жаждал Я этого в моем великом одиночестве. Ћтец отослал менЯ  из  дома.
ЊенЯ бы очень утешило, если бы по крайней мере мать поддержала менЯ.
   Ќо она ничего не могла сделать. Ћт моего дорогого  отца  пришло  письмо
или, вернее, открытка, до краев исписаннаЯ его мелким почерком, в  которой
он велел матери выехать девЯтого сентЯбрЯ, в пЯтницу, чтобы приехать домой
в субботу. ќти два днЯ, субботу и воскресенье,  он  был  свободней  и  мог
посвЯтить ей. џ хотел уехать немного раньше или в тот  же  день.  Ќо  отец
строго запретил это. Ћн потребовал, чтобы Я "провел все  прекрасное  времЯ
каникул в Џушберге" и не тратил деньги попусту.  Џансион  в  Ђ.  стоил  не
дешево, а в Џушберге Я мог  прожить  с  девЯтого  по  четырнадцатое  почти
бесплатно, ночуЯ на нашей вилле и столуЯсь у отца ‚алли. ’ак Я  и  сделал.
‚торое обещание матери -  испечь  торт  специально  длЯ  менЯ  -  тоже  не
осуществилось. „лЯ этого торта требовалсЯ особый тонкий сорт муки, который
можно было достать только на базаре в соседнем городке.  ‚алли  с  великой
радостью совершила бы это паломничество. Ќо мать нельзЯ было уже оставлЯть
одну, а Я был плохой заменой ‚алли. —то же касаетсЯ ежедневных  писем,  то
после первой, к сожалению, почти неразборчивой  открытки  от  моей  бедной
матери Я десЯть дней, каждый день с  безумным  сердцебиением  -  раньше  Я
никогда не ощущал, что у менЯ есть сердце, - ждал писем,  раздача  которых
происходила публично. Џравда, Я должен быть благодарен матери. џ так  ждал
ее писем, тех десЯти писем, которые мне причитались, что  тоска  по  дому,
безжалостно терзавшаЯ остальных новичков,  -  нынче,  как  и  каждый  год,
беднЯгам отвели  особый  ревучий  угол,  -  не  имела  надо  мной  власти.
ЃлагодарЯ этому, несмотрЯ на рюкзак, насмешивший всех,  Я  занЯл  почетное
место среди соучеников, которые почти все были моими ровесниками.
   Џотом Я привык. џ  бурно  рос,  менЯ  постоЯнно  терзал  голод.  „ругие
мальчики, регулЯрно получавшие продукты, делились  со  мной,  и  Я  обещал
отплатить им тем же, как только получу большую продуктовую посылку. Ќо  из
дому приходило одно  лишь  чистое  белье,  которому  всегда  сопутствовало
письмо, тщательно написанное ‚алли, никогда  не  обращавшейсЯ  ко  мне  по
имени, а только "‚аше высокоблагородие". џ невольно смеЯлсЯ, когда  читал:
"†елаю ‚ашему высокоблагородию доброго здоровьЯ и удачи в школе и  сообщаю
‚ашему высокоблагородию, что штаны были разорваны на коленЯх, но Я  утаила
это от сударыни" (от моей матери). "Ќеужели молодого барина ставЯт в школе
коленЯми на горох? Ќадеюсь, что нет! ‘ глубочайшим почтением ‚алли".
   џ ждал подарка к рождеству. џ намекнул  даже,  что  мне  очень  хочетсЯ
иметь часы, и в сочельник, среди множества посылок, три пришлись и на  мою
долю. Ћднако самаЯ большаЯ была от моего ученика. Љроме приветов от  него,
от его отца и приписки от  его  сестры,  которую  Я  не  знал  еще  -  она
воспитывалась в пансионе в Љракове, -  в  ней  оказалсЯ  копченый  окорок,
бутылка сладкой наливки и книга Љарандье, французского охотника за  дикими
зверЯми, про охоту на львов. „ве посылки поменьше были от ‚алли и от моего
друга Џерикла.
   Љроме  письма,  покрытого  изрЯдным  количеством  жирных  пЯтен,  ‚алли
прислала свой знаменитый торт, который она обещала мне еще в Џушберге.
   џ отложил письмо, чтобы прочесть его после елки, и  развЯзал  маленький
пакет - подарок моего друга. ‚  нем  лежала  коробочка  мелко  нарезанного
курительного табака, двадцать пЯть гильз и машинка  длЯ  набивки.  „линное
письмо Џерикла звучало странно. Ћн рассказывал, как много  ему  приходитсЯ
трудитьсЯ над изучением отрывков из ѓераклита, и  пыталсЯ  объЯснить  мне,
что философиЯ всегда способствует развитию в нас великой скромности, тогда
как религиЯ доводит до опаснейшей мании  величиЯ.  ‘лова  "маниЯ  величиЯ"
были мне хорошо знакомы из моей книги о душевных болезнЯх. џ  часто  читал
эту книгу и привык к ее терминам.  ЏонЯть  их  Я,  конечно,  еще  не  мог.
Њальчикам  нашего  дортуара  эта  книга,   с   обгоревшим   переплетом   и
обуглившимисЯ страницами, казалась необычайно соблазнительной.
   Ћни пытались в мое отсутствие заглЯнуть в нее, но однажды Я  накрыл  их
на месте преступлениЯ и как  следует  проучил,  а  книгу  запер  в  старый
чемодан, который прислал мне отец, как он обещал еще в Џушберге.
   џ рассеЯнно следил за скучным торжеством под высокой елкой. џ думал  об
отце, о матери и никак не мог примиритьсЯ с тем, что не получу часов,  что
они не написали мне ни строчки... Ѓудь Я один, Я бы заплакал. Ќо на  людЯх
Я владел собой. ‚ последнее времЯ Я вообще изо всех сил  старалсЯ  владеть
собой. €скушениЯ, которым Я поддавалсЯ в дни пребываниЯ в покинутом  всеми
Џушберге, а потом здесь в первые дни отчаЯниЯ, не имели надо  мной  больше
никакой власти.
   џ знал, что почти все товарищи поддавались этим искушениЯм, и  гордилсЯ
собой. џ чувствовал в себе  достаточно  силы  воли  и  уверенности,  чтобы
преодолеть в будущем любые препЯтствиЯ.
   Ќаконец торжество кончилось, и  мы  принЯлись  угощать  друг  друга.  џ
показал товарищам большую  бутыль  польской  наливки,  которую  мы  решили
распить во времЯ ночного пира, и у  нас  развернулась  оживленнаЯ  меноваЯ
торговлЯ, сопровождаемаЯ шуточными поединками и добродушными  потасовками,
пока,  гораздо  позднее  обычного,  мы  не  разошлись  гуськом  по   нашим
дортуарам.
   ђаздеваЯсь, Я нашел у себЯ в  кармане  письмо  ‚алли.  џ  вытащил  его,
попыталсЯ прочесть, но мне помешали - дежурный по комнате потушил лампу. џ
встал  и  босиком  побежал  в  уборную,  чтобы  там,  при   свете   свечи,
расшифровать неразборчивое послание. Ќа этот раз речь шла не о прорехах  в
штанах, которые вместе со здоровенными шрамами на  икрах  Я  заработал  во
времЯ диких игр, - а о чем-то гораздо  более  страшном.  Ќачало  письма  с
множеством высокоблагородий звучало вполне  разумно,  но  в  конце  стоЯла
фраза, которую Я сперва не понЯл.  Џриблизив  к  свету  жирную  прозрачную
бумагу, Я продолжал изучать и толковать ее до тех пор, пока  сомнений  уже
не оставалось.
   „ежурный по дортуару, по прозвищу ѓолиаф II, постучал в дверь  уборной,
с намерением вытащить менЯ оттуда - это он с двумЯ другими рылсЯ  тогда  в
моих вещах и извлек книгу о сумасшедших. џ грозно крикнул  ему,  чтобы  он
оставил менЯ в покое, "если не хочешь, чтобы...". Ћн понЯл и  ретировалсЯ.
Ђ Я снова уселсЯ на стульчак в холоде тихой ночи, кутаЯ колени  в  длинную
ночную сорочку, и все перечитывал злополучное письмо,  взвешиваЯ  значение
каждого слова. ‚ажное место гласило: "‘ообщаю ‚ашему высокоблагородию, что
сударынЯ очень страдает в своем положении, и мы все надеемсЯ, что она  уже
скоро разрешитсЯ".
   ђазрешитсЯ!  ЊоЯ  мать  безнадежна,  и  нет   другого   средства,   как
разрешитьсЯ в смерти?! Ђ что же будет с ребенком?
   ‚от почему она  молчала,  писала  все  реже  и  реже,  вот  почему  нет
поздравлениЯ к рождеству, нет рождественского подарка, часов! Ђ  Я  только
что бунтовал против моих бедных родителей!
   џ гордилсЯ своей независимостью, Я верил, что силой воли преодолею  все
препЯтствиЯ, которые встречу в жизни. ’еперь в моей  тихой  каморке  -  на
дворе шел снег, хлопьЯ шуршали, приникаЯ к узенькому оконцу, мороз крепчал
- Я чувствовал свое бессилие, свое горе, все свое ничтожество.
   Ќаконец Я вытащил свечу,  которую  воткнул  в  маленький  выступ  перед
оконцем, и, крадучись, пробралсЯ по  коридорам  в  спальню.  Њне  хотелось
стонать, выть, но Я совладал с собой и тихо юркнул под  жидкое,  холодное,
как лед, одеЯло. Ћт пухлой перины Я - все по тем же; причинам - отказалсЯ.
џ попробовал молитьсЯ за мою дорогую маму. џ молилсЯ и молилсЯ,  зубы  мои
стучали от холода, руки падали от усталости, Я сжимал их изо всех сил,  но
утешение не снизошло. ђазрешитсЯ! ђазрешитсЯ! ’акаЯ молодаЯ  женщина!  ЊоЯ
мать, которую мне не заменит никто на  свете,  котораЯ  любила  менЯ  всей
своей измученной, истерзанной душой, котораЯ всегда накладывала  маленький
пластырь на мою большую рану. ’еперь она, может быть, уже умерла. џ не мог
этого постичь. ‚ нашем дортуаре был маленький мальчик, в середине учебного
года его привез бледный как смерть и одетый в траур отец. “ этого мальчика
умерла мать. Њне казалось, что Я знал эту молодую,  красивую  женщину.  …е
фотографиЯ стоЯла на ночном столике сына. Њальчик был безутешен.  Љо  всем
прочим несчастьЯм, он с первого днЯ пребываниЯ в Ђ. стал мочитьсЯ по ночам
в постели, и на него  градом  посыпались  выговоры  директора  пансиона  и
насмешки более удачливых товарищей. Њне всегда было жаль его, но Я никогда
не думал, что стану еще несчастнее, чем он.
   Ќеужели же длЯ нас нет никакой надежды?


        5

   Ќа  следующий  день,  после  почти  бессонной  ночи,  Я  ранним   утром
отправилсЯ к директору. Ѓыл первый день рождества. „иректор спал еще. Ѓыло
около половины восьмого  утра.  џ  попросил  разбудить  его,  он  вышел  в
шлафроке и в ночных туфлЯх, его волосатые  тощие  ноги  покрылись  гусиной
кожей - стоЯл сильный мороз. џ  в  точности  следовал  составленному  мной
плану. Џервым делом Я попросил его отпустить менЯ  в  город  перед  ранней
обедней, на которой все мы обЯзаны были присутствовать. Ћн разинул рот  от
удивлениЯ. Ћн не мог понЯть, как это Я  прошусь  в  город  в  первый  день
рождества, да еще в половине восьмого утра? Ќо Я не дал ему заговорить.  џ
сказал, что у менЯ тЯжело больна мать  -  о  "разрешении"  Я,  разумеетсЯ,
умолчал - и что Я хочу дать телеграмму родным.
   - Ќо зачем? - спросил он. - ђазве не лучше подождать, пока ты  получишь
известие? “спокойсЯ. Њожет  быть,  все  еще  не  так  страшно.  …сли  тебе
придетсЯ уехать, слуга проводит тебЯ на вокзал,  возьмет  билет  и  внесет
твой багаж в купе.
   џ просто не понимал  его.  Ћ  чем  он  говорит?  ‘ловно  подобные  вещи
случаютсЯ каждый день! џ покачал головой.
   - Џожалуйста, позвольте мне дать телеграмму, - сказал Я умолЯюще.
   Ћн равнодушно кивнул и запахнул шлафрок, собираЯсь отправитьсЯ к жене в
теплую постель. џ вцепилсЯ в него.
   - Ќу, чего он еще хочет? - „иректор  сказал  про  менЯ  "он",  как  моЯ
беднаЯ, теперь, может быть, уже разрешившаЯсЯ мать.  ќто  вызвало  у  менЯ
слезы, Я громко зарыдал.
   - Ќу, ну! - сказал он успокаивающе. -  ‹адно,  беги  на  почту.  ’олько
оденьсЯ потеплее. ‚ таком виде нельзЯ выходить на улицу. Њожет  быть,  нам
телеграфировать вместо тебЯ?
   - Ќет, нет, - всхлипнул Я в носовой платок. Ћн снова хотел уйти,  но  Я
не пустил его. - „еньги, пожалуйста! - сказал Я.
   - ђазумеетсЯ, разумеетсЯ! - ответил он, на этот раз употреблЯЯ  любимое
слово моего отца. “ж не значило ли это, что оба они говорЯт со мной устами
старого директора и одобрЯют мой обет?
   - Џусти же менЯ наконец, - прикрикнул на менЯ директор. -  “  менЯ  нет
при себе денег. ‘колько тебе нужно?
   - Љрону? - сказал Я вопросительно. џ никогда еще не посылал телеграммы.
   - Ђ этого достаточно? Њожет быть, ты пошлешь  телеграмму  с  оплаченным
ответом?
   …му пришлось, коченеЯ в большой серой гостиной, не прибранной еще после
вчерашнего праздника, подробно растолковать  мне,  что  значит  оплаченный
ответ. Ќаконец Я отправилсЯ вслед за ним, и его жена вручила  мне  деньги,
две кроны.
   - ‘тупай наверх и надень теплое пальто, - сказала жена директора. -  Ќа
улице ледЯной ветер. Џочта открываетсЯ только в восемь часов. ’ы  успеешь.
’олько, смотри, не плачь. “верена, что ничего страшного не случилось.  Љто
у тебЯ заболел?
   - Њама! - прошептал Я, чувствуЯ к  директорше  больше  довериЯ,  чем  к
черствому наставнику. - ЊоЯ мать должна разрешитьсЯ. Ћна родит!
   - Ќо ведь это очень хорошо, это же счастье. Џочему ты боишьсЯ за нее?
   - Џотому что Я знаю... - начал Я снова отвратительный рев и отвернулсЯ,
зажав две кроны в кулаке.
   Ћна попыталась притЯнуть менЯ  к  себе,  но  Я  вырвалсЯ,  помчалсЯ  по
коридору за шапкой, потом без пальто бросилсЯ на улицу и бегом добежал  до
почты. Ѓыло еще слишком рано. ‚  этот  праздничный  день  почта  была  еще
закрыта.
   џ раздумывал, не успею ли Я, прежде  чем  откроетсЯ  почта,  сделать  и
второе дело, предстоЯвшее мне сегоднЯ, то есть сходить в часовню,  слывшую
чудотворной, но у менЯ не хватило выдержки и  терпениЯ.  џ  шагал  взад  и
вперед перед почтой. Ћт страха и сердцебиениЯ Я не чувствовал  ни  холода,
ни ветра. Ќаконец почту открыли, Я вошел и взЯл бланк,  который,  конечно,
испортил. ‚ конце концов из-за перегородки вышел чиновник, подсел ко  мне,
в помещении не было ни души, и вдвоем  мы  составили  превосходный  текст.
’елеграмму - Я  очень  настойчиво  просил  об  этом  -  обещали  отправить
немедленно, и чиновник дал мне слово, что не пройдет и двух часов, как мои
родители (может быть, уже только отец?) получат ее.
   - Ђ к обеду вы получите ответ.
   - Џожалуйста, не вы, а ты, - попросил Я, ибо в то времЯ ко мне  еще  не
обращались на "вы". € побежал в часовню, находившуюсЯ за ратушей.
   ’олько здесь,  в  ледЯном  воздухе  церквушки,  Я  почувствовал  холод.
—асовнЯ была давно заброшена. Ќа левой стене, тотчас же  за  кропильницей,
висели ex voto [приношениЯ по обету (лат.)], - сердца, гипсовые  слепки  с
увечных рук и ног, костыли, которые покачивались  при  малейшем  дуновении
ветра. Ѓыли здесь и другие ex voto -  камни,  с  выгравированными  на  них
надписЯми, медные и даже фарфоровые дощечки с кратким текстом и инициалами
моливших о помощи. “ менЯ не было ничего,  кроме  тетради  по  математике,
которую Я впопыхах схватил и сунул  за  поЯс  между  матросской  блузой  и
сорочкой. Ћна была поэтому совсем теплаЯ. џ вырвал последний лист  и  стал
обдумывать, что бы мне написать. ‘реди  ex  voto  были  и  такие,  которые
выражали благодарность богу за  счастливое  исцеление.  Љакой-то  верующий
сообщал о благополучном исходе операции, опасной длЯ жизни, и  восторженно
славил милость богоматери. Њногие извещали о возвращении  зрениЯ  милостью
свЯтой девы. џ с гордостью вспомнил об отце и о его операциЯх и  дал  себе
клЯтву, что в будущем, когда Я стану врачом, Я сделаю все,  что  только  в
силах человеческих, чтобы помочь людЯм и избавить их  от  страха  за  свое
здоровье. Ќо сейчас,  отчаЯвшись  в  помощи  земных  врачей,  Я  стремилсЯ
обратитьсЯ к силам небесным...  Џоглощенный  горем,  Я  не  замечал  этого
противоречиЯ и в кровь искусал  себе  губы,  стараЯсь  составить  наиболее
убедительное обращение к богу,  в  этом  деле  мне  не  мог  бы  помочь  и
отзывчивый телеграфист. џ должен был все сделать сам.
   џ потребовал у бога, чтобы мать моЯ не "разрешилась", как писала ‚алли,
а, напротив, выздоровела. ‚замен Я готов был пойти  на  лишениЯ,  даже  на
жертву, Я готов был вовсе не возвращатьсЯ домой. џ прекрасно понимал,  что
пробуду в пансионе недолго. ќто была просто  временнаЯ  мера,  потому  что
мать стыдилась менЯ. ЊоЯ мать! ЊенЯ! џ снова заплакал, но то  были  легкие
слезы. ‚нутренне Я был спокоен и бодр  и  продолжал  придумывать  наиболее
действенный обет. Ќо Я ничего не мог  придумать.  Ќе  мог  -  и  все  тут.
Ќаконец, когда Я уже  скомкал  бумажку  и  в  отчаЯнье  собралсЯ  уйти  из
часовни, Я оглЯделсЯ еще раз. € тут в левом нижнем углу стены,  все  Яснее
вырисовывавшемсЯ при свете восходЯщего солнца, Я увидел  на  прЯмоугольной
мраморной дощечке маленькое ex voto  без  подписи,  относЯщеесЯ  к  началу
столетиЯ и написанное потускневшими золотыми буквами,  Ясно  проступавшими
сейчас в блеске солнечных лучей. Ћно состоЯло всего из трех слов:  "Џомоги
моим детЯм!" џ, разумеетсЯ, тотчас же переделал  эту  надпись,  и  у  менЯ
получилось тоже три слова: "Џомоги моей матери!" Џотом Я сложил  записочку
и сунул ее в уголок за дощечку,  так  как  на  стене  не  было  свободного
гвоздЯ, на который можно было бы ее повесить. ‡олотой отсвет на  мраморной
дощечке потух, за окном повалил густой снег, домой Я пришел окоченевший, в
мокром платье, с промокшими ногами. Ќо  мне  все  было  безразлично.  џ  с
минуты на минуты ждал ответа от отца.


        6

   ’олько мой обет и успокаивал менЯ. Њожет быть, моЯ дорогаЯ, беднаЯ мать
именно сегоднЯ витает между жизнью и смертью - после Я узнал, что так  оно
и было, - и слова на моем  ex  voto  -  "Џомоги  моей  матери"  -  вызовут
счастливый перелом. …сть Я не мог. ЊенЯ  и  не  принуждали,  и  нескольким
старшим товарищам доставлЯло видимое удовольствие жалеть менЯ.  €х  терзал
ненасытный голод, и они старались  держатьсЯ  поближе  к  моей  порции  за
вкусным и обильным праздничным столом. Ќа что мне были эти Яства?
   Џеред тем как лечь спать, Я, уже в шлепанцах, побежал в канцелЯрию.  Ќо
дверь была, конечно, заперта;  очевидно,  никакой  телеграммы  не  пришло.
‘овершенно подавленный, Я возвратилсЯ  в  дортуар.  Ќо  когда  Я  вошел  в
комнату,  менЯ  не   встретила   обычнаЯ   тишина,   прерываемаЯ   шепотом
воспитанников, которые, лежа в постелЯх, переговариваютсЯ, друг с  другом.
Њальчики, их было пЯть или шесть, нетерпеливо поджидали менЯ. ‘реди них  и
тот мальчик, который потерЯл мать, и еще другой, тоже обиженный  природой.
Џравда, он не мочилсЯ в постель, зато носил толстые очки и был робок,  как
все дети с больными глазами. Љогда  ему  говорили,  что  он  близорук,  он
возмущалсЯ. Ћн утверждал, что он дальнозорок, и в доказательство показывал
свои стекла. Њне, как сыну окулиста - Я произвел своего отца в профессора,
которому платЯт груды золота за чудеса врачеваниЯ, - приходилось разрешать
эти споры.
   џ всегда становилсЯ на сторону малыша. џ  знал,  что  уж  ему-то  лучше
знать, как обстоит дело, ведь он все испытал на себе.
   ‚месте с этими мальчиками  менЯ  ждали  еще  два  здоровенных  парнЯ  -
двоюродные братьЯ, которые по нескольку лет сидели в каждом классе и, хотЯ
в этом не было ничего почетного, достигли уже "почтенного", с нашей  точки
зрениЯ,  возраста:  им  было  лет  по  семнадцати,  а  может  быть,  и  по
восемнадцати.
   ђазве Я не  обещал  в  благодарность  за  продукты,  которыми  со  мной
делились товарищи, угостить их из моих  сокровищ?  ђазумеетсЯ,  Я  не  мог
отказатьсЯ от своих слов. Њы разрезали торт ‚алли на куски  и  раскупорили
бутыль  с  наливкой.  ‘делано  это  было  при  помощи  знаменитого  у  нас
перочинного ножа, вот тут-то  и  оказались  полезными  взрослые  мальчики,
владельцы этого чуда.  Ђ  оба  наши  малыша  старались  крошечными  своими
ножичками откромсать от огромного окорока ломти потолще.  ‚се  делалось  в
полутьме. ‡ажечь свет мы не посмели.  Ќо  на  заснеженных  улицах  светила
луна, и мы быстро приспособились к этому освещению.  ђазговаривать  громко
мы тоже боЯлись. Ћстальные обитатели дортуара хотели спать, а кроме  того,
надо было остерегатьсЯ надзирателЯ, один  из  нас  должен  был  стоЯть  на
стреме. ‘начала вызвалсЯ стоЯть Я. Ќо вскоре менЯ вернули из  коридора,  Я
уселсЯ на свою кровать, остальные расположились  кружком,  большой  парень
поднес  мне  ко  рту  бутылку  наливки.  ‘начала  мне  было  страшно  пить
обжигающий сладкий напиток. Ќо скоро Я развеселилсЯ. Њне все было мало.  џ
ел торт, хватал самые толстые ломти ветчины и напилсЯ первый раз в жизни.
   Ћстальные болтали, пели и танцевали. Ћни пригласили к участию в пирушке
весь дортуар. Ћдин Я не участвовал в общем веселье. џ  жадно  ел  и  топил
свое горе в вине, но становилсЯ все молчаливей.  Ќаконец  у  менЯ  вырвали
бутылку из рук - Я  не  хотел  с  ней  расставатьсЯ.  ‚  сущности,  Я  был
совершенно трезв. џ знал, что моей матери предстоит "разрешитьсЯ", Я знал,
что отец не смог мне ответить на телеграмму, но все это как будто касалось
другого человека, а не менЯ. Њне было  очень  жаль  этого  человека,  и  Я
плакал, хватаЯсь за бутылку, пока наконец не заснул.
   Ќа другой день менЯ вызвал директор. Ћн снова стал менЯ расспрашивать и
заставил повторить все сначала. џ запиналсЯ и  говорил  слишком  тихо,  он
притЯнул менЯ к себе, - внезапно выражение его лица  изменилось,  он  стал
заметно холоднее, кашлЯнул в руку, потом отослал менЯ, позвал  надзирателЯ
и  велел  произвести  обыск  у  менЯ  под  кроватью.  Ћчевидно,   директор
почувствовал, что от менЯ пахнет водкой, запах которой не могло  заглушить
никакое полоскание. Ќо мы хорошенько все спрЯтали.
   ’оварищи встретили менЯ шумными криками, они считали большой  доблестью
с моей стороны, что Я так много пил и что горе менЯ не одолело. Ќо  Я  был
мрачен и держалсЯ в стороне. Ќас томила великаЯ скука праздничных дней,  к
вечеру мы уже не знали, что с собой делать. Њногие  пытались  выпросить  у
менЯ книгу о сумасшедших или книгу французского охотника - тщетно.
   Њаленький мокрун все времЯ вертелсЯ около менЯ, может быть,  он  считал
менЯ товарищем по несчастью. Ќо Я был  с  ним  не  очень-то  приветлив.  џ
убеждал себЯ, что уже не жду ответной телеграммы, что уже  ни  на  что  не
надеюсь, но все-таки Я ужасно мучилсЯ.
   Ќа ночном столике моего  товарища  стоЯл  портрет  красивой,  несколько
полной,  цветущей  женщины,  от  которой  ее  слабый  нервный  мальчик  не
унаследовал  ничего.  Љровать  его  была  не   застелена,   от   нее   шел
отвратительный  прокисший  запах  мочи;  правда,  мочилсЯ  он  только   на
простыню, под простыней лежала клеенка, но  и  от  нее  пахло  не  слишком
приЯтно.
   Ћба ѓолиафа стоЯли возле постели и издевались над малышом. ’от  молчал,
ему даже льстило внимание взрослых. џ оглЯдел всех: мальчика,  на  зеленом
лице которого выражались попеременно то страх, то  распущенность;  портрет
его красивой матери, который  он  чтил,  как  свЯтыню,  и  украсил  еловой
веткой, принесенной со вчерашней прогулки по лесу, товарищей,  которые  не
стали друзьЯми.
   ѓолиафы принЯлись острить по поводу моего отца, но их насмешки менЯ  не
трогали, Я знал - они завидуют тому, что у менЯ такой отец и  что  он  так
чудесно лечит.
   - Ќо тебЯ он совсем ничему не научил, - грубо сказал ѓолиаф-старший.  -
’ы даже водку пить не умеешь, а уж глуп ты, как теленок.
   џ не обратил бы на его слова никакого вниманиЯ, если бы не заметил, что
сирота (почему мне на ум пришло именно слово сирота?) с восторгом  смотрит
на взрослых олухов. “ менЯ возникла отчаЯннаЯ мысль, сам не знаю почему.
   - —то вы дадите мне, вы, трое - оба ѓолиафа и этот  мальчишка,  если  Я
отучу его мочитьсЯ в постель?
   - ’ы отучишь? Ќаучись раньше сам не... - возразил один из дураков.
   џ никогда этим не страдал и пропустил его замечание мимо ушей.
   - —то вы мне дадите, если Я вылечу его? - ’ретьего  днЯ  ѓолиаф-старший
как раз получил серебрЯные часы, которыми  он  очень  гордилсЯ.  -  ’ы  не
веришь, - обратилсЯ Я к нему, - что Я могу это сделать?
   - ’ы? -  медленно  протЯнул  он  и  зевнул,  открыв  свои  поразительно
красивые, молочно-белые частые зубы и поглаживаЯ верхнюю губу и пушок  над
нею. - ’ы?..
   - „авай спорить на часы! - сказал Я храбро.
   - Ђ ты что поставишь?
   - џ?.. - Њожет быть, охотников за львами или книгу о сумасшедших?  Ќет,
ни за что!
   „ело кончилось бы ничем, если бы младший ѓолиаф не взЯл мою сторону.
   - џ ставлю за него, - сказал ѓолиаф II. - џ ставлю мои "тридцать три".
   - —то? "’ридцать три"?
   ‚се были поражены. ђечь шла о знаменитом перочинном  ноже,  у  которого
было, правда, не тридцать три, но уж двадцать-то лезвий навернЯка.  ’олько
благодарЯ этому парень, несмотрЯ на свою глупость, и добилсЯ превосходства
над нами. ‘реди лезвий был и штопор, которым ѓолиаф вчера ночью  откупорил
мою наливку. Џредмет этот вызывал всеобщее восхищение.
   - —асы против "тридцати трех",  -  возбужденно  повторЯли  мальчики,  и
круг, в котором мы стоЯли, расширилсЯ.
   - •орошо! - сказал Я. - „оговорились!
   Њне пришла в голову одна идеЯ. џ не знал, выполнима ли  она,  но  решил
осуществить ее во что бы то ни стало. Ќа душе у менЯ было худо, как  в  то
времЯ, когда Я, к отчаЯнию своему, заметил, что  уже  не  могу  возвратить
израсходованные дукаты. € теперь Я снова был в  таком  отчаЯнии,  что  мне
стало все безразлично. ‚прочем, никому и в голову не пришло, что  в  любом
случае мое чудесное лечение не принесет мне ничего - ведь пари на  часы  и
на "тридцать три" было заключено только между обоими ѓолиафами.
   ‚ечером Я с главными заправилами этого дела подошел к кровати.  Њальчик
уже лежал, широко открыв глаза и судорожно сжав руки. џ сказал ему, что он
должен звать менЯ г-н доктор, и мы начали играть в доктора и больного.  Ћн
сам рассказывал мне о своей болезни, а соседи  помогали  ему  в  "стыдных"
подробностЯх. Ћба ѓолиафа изображали убитых горем родителей и обещали  мне
нож и часы, если Я вылечу их сына.
   - •орошо! •орошо! - сказал Я небрежно. -  Њы  испробуем  все  средства,
разумеетсЯ!
   Ћдин из ѓолиафов показал огромный  нож,  сверкавший  при  свете  ночной
лампочки, другой приложил мне к уху часы в доказательство  того,  что  они
идут. Ћба заклинали менЯ вылечить их несчастного ребенка  от  безобразного
недуга.
   - Љак будто можно им всем помочь! - повторил  Я  излюбленное  выражение
моего отца.
   Џотом Я сделал вид, что размышлЯю над чем-то, и взЯл мальчика за  руки.
’от побледнел, понЯв по моему взглЯду, что дело становитсЯ серьезным.
   - •орошо, господа, - сказал Я, обращаЯсь к ѓолиафам, словно двое мужчин
могли быть родителЯми, - сначала свЯжите больному руки.
   - Ќет, - испуганно вскрикнул мальчик, - Я не хочу!
   - ’ы больной, тебЯ не спрашивают! - хором ответили все.
   ђуки мальчика скрутили салфеткой. џ следил, чтобы ему не  было  больно,
но чтобы он не мог высвободить руки без посторонней помощи. Џотом, отдаваЯ
необходимые распорЯжениЯ, Я сказал спокойным тоном, подражаЯ отцу:
   - ’еперь положите его, пожалуйста, осторожно на пол  возле  постели!  -
что и было сделано. ’огда Я взЯл фотографию ею матери и молча подержал  ее
перед глазами ребенка. Њальчик начал вертетьсЯ, пытаЯсь схватить свЯщенное
изображение: напрасно.
   - Ђ теперь смотри-ка сюда!
   џ взЯл портрет и положил его под простыню,  почти  посередине  кровати,
между простыней и клеенкой. Ћн приподнЯл голову с пола  и  широко  раскрыл
глаза, слезы покатились у него градом.
   - ’ак, теперь осторожно положите больного в постель. Џравее!  Ѓольше  к
середине! ’ак, кажетсЯ, достаточно. “добно тебе? •ороню!
   Њальчик лежал так, что нижнЯЯ половина его туловища приходилась как раз
над портретом.
   Ћн не понимал еще, что это значит.  Ќо  окружающие,  смеЯсь,  мгновенно
уразумели, в чем дело.
   - Џотушите свет! - сказал Я. џ не смеЯлсЯ. - ‚се спать! ‡автра  в  семь
часов утра мы снова соберемсЯ у постели больного.
   ќто было издевательством над самим собой. џ лег, полный  самых  мрачных
мыслей. Њы оба ворочались на своих ложах. Ћн тихо,  но  долго  молил  менЯ
развЯзать ему руки. џ, разрываемый противоречивыми  чувствами,  готов  был
уже согласитьсЯ, но совладал с собой.  Ќаконец  Я  уснул.  ЊенЯ  разбудили
победные вопли моих товарищей. ‚ первый раз, с тех  пор  как  беднЯга  жил
здесь, он не намочил в постель. Ћн ненавидел  менЯ  незаслуженно,  ведь  Я
вылечил его. Ќи часы, ни нож не переменили владельца. џ продолжал  считать
минуты. ‘коро должны были начатьсЯ занЯтиЯ в школе. Ћт родителей  все  еще
не было вестей.


        7

   ‚ этот третий день праздников менЯ мучила  совесть.  †алость  вовсе  не
была мне чужда. €з жалости к мальчику, который лежал на  портрете  умершей
матери, Я раскаивалсЯ в моем чудесном лечении, но тем не менее Я знал, что
на следующую ночь мы проделаем все то же  самое,  потому  что  мой  способ
возымел должное действие, тогда как все другие средства: обещаниЯ, угрозы,
- не привели ни к чему.
   € все-таки мне было жаль его.
   џ жалел мою мать, Я представлЯл себе, как она медленно угасает в муках,
- их не может облегчить даже отец, - как она тихо  стонет  и  бледнеет.  џ
жалел моего несчастного отца, который, может быть, в эту минуту совещаетсЯ
со своими близкими, со старым ‹укой и верной ‚алли,  как  сообщить  мне  о
несчастье.
   Ќо Я  был  здоровым,  еще  не  сломленным  жизнью  мальчиком,  менЯ  не
оставлЯла мысль, что все еще  может  кончитьсЯ  хорошо.  џ  стыдилсЯ  этой
мысли, Я краснел оттого, что так легко отношусь к  страшному  событию,  и,
преследуемый коварным и вместе с тем благожелательным вниманием товарищей,
Я все еще с часу на час ждал  известиЯ,  хоть  и  твердил  про  себЯ,  что
сегоднЯ его не будет так же, как не было вчера.
   Ќаливку выпили, от  окорока  осталась  одна  лишь  огромнаЯ  кость,  мы
швырнули ее большому дворовому псу, и он до поздней весны  забавлЯлсЯ  ею:
перетаскивал ее с места на место, словно клад зарывал в землю, подолгу,  и
часто напрасно, искал свой тайник, пока снова не  находил  его,  и  тогда,
держа кость в лапах и  весело  фыркаЯ  черными  влажными  ноздрЯми,  опЯть
принималсЯ за лакомый подарок.
   џ хотел телеграфировать вторично, но на этот раз директор отказал мне в
деньгах. џ безуспешно пыталсЯ занЯть у обоих ѓолиафов,  у  которых  всегда
были деньги. Ќапрасно говорил Я  им,  что  мой  отец,  известный  окулист,
вернет эти две кроны, напрасно готов Я был удовольствоватьсЯ  даже  одной;
они  скалили  свои  прекрасные  белые  зубы,   передергивали   плечами   и
радовались, что могут отказать мне. ѓолиафы  были  старейшими  обитателЯми
пансиона, ревниво оберегали свою славу и свое влиЯние на окружающих, и мое
чудесное врачевание вызвало в них подозрительность.
   џ стерпел. џ был горд своим первым врачебным  успехом  и  не  завидовал
дешевому триумфу, который им доставил отказ в моей просьбе.  Џод  вечер  у
менЯ Явилась новаЯ надежда. Ќадежда на маленькое,  но  верное  средство  -
начало школьных занЯтий, которые по крайней мере на времЯ уроков  отвлекут
менЯ от моего горЯ. ’ребованиЯ в местной гимназии были нисколько не  ниже,
чем в моем родном городе, и мне приходилось старатьсЯ изо всех сил,  чтобы
хорошо учитьсЯ, Я хотел и обЯзан был учитьсЯ хорошо.  Љ  тому  же  у  менЯ
оставалась еще тень надежды на то, что Я получу  письмо  от  отца  обычной
почтой, котораЯ не работала во времЯ праздников.
   Ћбоим балбесам не понравилось, что Я немного успокоилсЯ. Ћни  принЯлись
дразнить менЯ, пытаЯсь пробудить мою известную уже и здесь  вспыльчивость.
‘начала они бренчали в  кармане  серебрЯными  и  даже  золотыми  монетами,
потом, положив их себе на ладонь и держа у  менЯ  перед  глазами,  кричали
"на-на", совсем как большой овчарке, которую они  долго  дразнили,  прежде
чем бросить ей кость.
   џ сердилсЯ, но еще  вполне  владел  собой.  џ  чувствовал  только,  что
бледнею и внутри у менЯ начинает все дрожать. Џовернувшись к ним спиной, Я
направилсЯ  к  своей  кровати  возле  большого  окна,  на  котором  висели
спущенные длинные грЯзно-серые холщовые шторы, и  достал  рюкзак,  который
мне купила еще она.
   Џотом Я раздвинул шторы и стал смотреть на улицу.  ‡а  домом,  уходЯ  к
горизонту, простиралсЯ волнистый, снежный ландшафт. ‘  холма,  дребезжа  в
ночной тишине, спускалась крестьЯнскаЯ телега,  маленький  красный  фонарь
светилсЯ на ее дышле... Њожет быть, какой-нибудь крестьЯнин едет  в  город
за врачом длЯ жены или ребенка, ведь обычно праздничные визиты не делаютсЯ
в столь поздний час, а рабочие фургоны начнут ездить только с  завтрашнего
днЯ... џ все еще был погружен в свои мысли, когда передо мной выросли  оба
юнца и принЯлись за старые шутки. Ќадзиратель, всегда строго следивший  за
порЯдком, на праздниках предоставил нам большую свободу. €наче не  удалось
бы, конечно, так беспрепЯтственно провести мой опыт с чудесным излечением.
Џовторение сегоднЯшнего сеанса было гораздо менее  опасно,  Я  видел,  что
малыш сам подложил под себЯ фотографию и спокойно протЯнул товарищам руки,
чтобы они свЯзали их, но мальчикам  доставлЯло  куда  больше  удовольствиЯ
свЯзывать его, когда он оказывал сопротивление.
   ‚раги мои  не  давали  мне  покоЯ.  Ћни  называли  менЯ  мокруном,  они
потешались над моим рюкзаком, они награждали  менЯ  самыми  омерзительными
ласкательными именами, но Я знал, кто  Я  и  кто  они,  и  молча,  правда,
несколько принужденно, улыбалсЯ. Ќаконец  старшему  взбрела  на  ум  новаЯ
идеЯ. Ћн вспомнил, что Я хвасталсЯ отцом, и принЯлсЯ унижать его.  …сли  б
он употреблЯл обычные ругательства, Я, вероЯтно, великолепно справилсЯ  бы
с собой, но он прибег к бесконечно глупому способу - он  произносил  слово
наоборот, заставлЯЯ менЯ (да и кто бы мог устоЯть  против  этого?)  понЯть
его смысл.
   Ќапример, улыбаЯсь радостной улыбкой во  весь  свой  дурацкий  рот,  он
сказал:
   - ’вой отец - нат-ал-раш!
   џ готов был наброситьсЯ на него, но решил сдержатьсЯ. џ обЯзан был  это
сделать, и Я пробормотал сквозь зубы, обращаЯсь к его приЯтелю:
   - ‘кажи ему, чтоб он заткнулсЯ!
   Ќо тот и сам потешалсЯ, да и  другие  гимназисты  (некоторые  стоЯли  в
ночных сорочках, некоторые еще не успели даже снЯть носки) веселились  что
было силы.
   - ‘кажи ему, - упрЯмо повторЯл ѓолиаф-старший, -  скажи  ему,  что  его
отец ле-ти-барг.
   ќто вызвало новый взрыв хохота. џ бы тоже, может быть, рассмеЯлсЯ, если
бы дело шло не о моем отце.
   - ‚озьми свои слова обратно, -  закричал  Я,  -  немедленно  возьми  их
обратно! Њой отец не грабитель.
   ‚ероЯтно, когда Я жил дома, до слуха моего как-нибудь дошло, -  ребенок
слышит многое, чего он не должен слышать, - что отец требует высокую  мзду
за свое неподражаемое искусство. Ћба болвана, конечно, не могли  знать  об
этом, они просто хотели задеть и оскорбить менЯ.
   - џ и не говорю грабитель! ‚овсе нет!  -  издевалсЯ  большой  дурак.  -
’олько нат-ал-раш и ле-ти-барг.
   ‚ынести такую низость и тупость Я  не  мог.  џ  пришел  в  неистовство,
ощутил то же мрачное счастье, что и после первых четырех стаканов польской
наливки, и, собрав все силы, бросилсЯ на  высоченного  олуха,  который  не
ждал моего нападениЯ. Ѓоли от его  ударов  Я  не  чувствовал,  они  только
придавали мне силы.
   џростно защищаЯсь от обоих ѓолиафов, Я  испытывал  необычайно  глубокое
блаженство, и когда мне удалось ударить болвана кулаком  в  зубы,  по  мне
словно прошел электрический ток. ‚ероЯтно, рука моЯ была не очень сильна и
Я не смог бы добитьсЯ такого необычайного результата,  но  Я  бросилсЯ  на
него всем телом.
   Џрижав руку ко  рту,  ѓолиаф  с  криком  подалсЯ  назад  и  споткнулсЯ,
наступив на занавеску. ‚ тишине послышалсЯ звон  оконного  стекла.  ѓолиаф
упал, но, к счастью, на занавес и не поранил голову.
   ђазумеетсЯ, мы все испугались,  что  надзиратель  может  услышать  шум.
Ќесколько  мальчиков  кинулись  проворно  убирать  осколки,  другие,   еще
проворнее, залезли в постели.
   Њокрун,  лежа  на  кровати,  следил  за  борьбой,  улыбаЯсь  счастливой
улыбкой. …сли вчера жертвой был он,  то  сегоднЯ  жертвами  оказались  оба
ѓолиафа и Я.
   џ полагал, что все уже в порЯдке, но ѓолиаф с трудом  поднЯлсЯ  и,  все
еще прижимаЯ ко рту огромную безобразную лапу, сплюнул в  нее  красноватую
жидкость.
   Њне не понравилось выражение его лица. Ћн подошел ко мне, молча показал
содержимое своей ладони, и Я с ужасом увидел, что сквозь красную жидкость,
просвечивает что-то блестЯщее и белое - зуб. ќтого Я никак не хотел.
   џ рухнул на край ближайшей кровати, с которой менЯ  попыталсЯ  спихнуть
ее законный владелец, но вдруг сквозь отчаЯние у менЯ мелькнула мысль.
   - „ай мне его! - пробормотал Я, обращаЯсь к юноше. ѓолиаф I сделал знак
своему кузену, и тот подал мне двумЯ пальцами - большим и мизинцем -  зуб,
удивительно белый, красивый глазной зуб, блестЯщий, с маленькими волокнами
на остром кончике.
   - Ћткрой рот! - приказал Я.
   ѓолиаф послушно разинул рот, и Я увидел, что кровь сочитсЯ из маленькой
раны с рваными краЯми. ‚ эту минуту Я не думал ни об отце, ни о матери,  Я
думал только о моей ответственности, о моем врачебном долге. Ќе  вчерашнее
ли чудесное исцеление придало мне такую смелость? џ познал уже, что значит
сила врачебной уверенности, - окружающие слепо мне повиновались.
   - „ай твой нож! - крикнул Я ѓолиафу I.
   ѓолиаф подал мне нож. џ взЯл зуб и побежал в умывальную. ЋткрываЯ  нож,
Я бережно положил зуб на мыльницу. Џотом тщательно вымыл зуб  и  попыталсЯ
снЯть ножом прилипший к  нему  кусочек  ткани.  Љак  только  Я  совершенно
очистил зуб, Я вернулсЯ в дортуар, в котором стоЯла мертваЯ тишина.
   - Ћткрой рот! - приказал Я сухо.
   ѓолиаф широко раскрыл рот. €з его глупых глаз катились слезы. ‚от  оно,
возмездие! ‡а нат-ал-раша ему  пришлось  доверитьсЯ  именно  шарлатану!  џ
повел парнЯ, который дрожал всем телом, под лампу и попыталсЯ вставить зуб
на прежнее место. Ќо это оказалось гораздо труднее, чем  Я  полагал.  •отЯ
операциЯ была очень болезненна, беднЯга молчал, как мышь. Ћн  мог  укусить
менЯ, но Я знал, что он этого не сделает,  он  понимал,  что  Я  хочу  ему
помочь.
   Ќаконец Я решил прибегнуть к другому способу. џ убедилсЯ, что при таком
тусклом свете не могу положитьсЯ на свое зрение, тем более что  из  рваной
раны продолжала сочитьсЯ кровь. ’огда Я решил положитьсЯ на свое  осЯзание
и поступил правильно.
   ‘начала Я хорошенько ощупал нужное место, затем взЯл зуб двумЯ пальцами
правой руки, оттЯнул вспухшую губу книзу, а  Язык  прижал  к  небу,  потом
указательным пальцем левой руки раздвинул краЯ раны, втиснул в нее  зуб  и
тотчас же почувствовал, что он беспрепЯтственно и очень  глубоко  вошел  в
маленькое отверстие.  Џотом  Я  еще  раз  заставил  парнЯ  открыть  рот  и
убедилсЯ, что зуб стоит совершенно правильно. ’еперь нужно было, чтобы зуб
оставалсЯ в таком положении несколько часов, покуда не врастет снова.
   Њне и тут пришла в голову мысль.
   - Ќож! - крикнул Я. (џ оставил нож в  умывальной  комнате.)  Ќо  бедный
ѓолиаф вдруг позеленел, как сыр, и Я понЯл,  что  он  боитсЯ  второй,  еще
более страшной операции. - Ќет, не пугайсЯ! - сказал Я. ‘ каким чувством Я
произнес слова утешениЯ, с которыми недавно обратилась ко мне  директорша.
- “спокойсЯ. џ ничего тебе больше не сделаю.
   Ћн попыталсЯ улыбнутьсЯ. Ћн позволил бы сделать с собой все что угодно,
лишь бы ему сохранили зуб и его мужскую красоту. Њне подали нож.
   - Џринеси пробку от бутылк