
погудел грудью. -- ‚от ты мне сказал, и словно полоски  по  мне
сразу  пошли...  --  Ћн,  жалко  кривЯ  лицо,  повертел в руках
приготовленную  посылку.  --  Ќу,  беги,  пожалуй.   Ќебось   и
девчоночка   есть?..  ‘мотри,  не  бунтуй.  „евчоночка  плакать
будет...
   -- џ когда уезжал, он еще жив был, -- грустным шопотом подал
последнюю  надежду  прапорщик.  --   Џод   арестом   сидел,   в
ожидании...
   --  Људа  ж  мне  теперь  игрушку-то  девать? -- задумчиво и
наружно-спокойно вертел в руках посылку ‡осим ‚асильич. --  Ќа,
хоть  ты,  играй там... ‡а услугу тебе. -- € он пошел проводить
гостЯ, сжавшегосЯ и цеплЯвшегосЯ  шашкой  за  кадушки,  чаны  и
бочки.  ѓость  уходил  на  цыпочках,  не  смеЯ надеть папахи на
голову.
   Љогда гость ушел, началсЯ ужин. Џосле ужина, оставшись один,
‡осим ‚асильич подошел к маслЯной проплесневелой стене  и  стал
снимать с нее несуществующие пушинки.
   --  ...  эх, Џетруша, Џетруша... -- вслух сказал он, и вдруг
лицо его сморщилось.

        XIV. Ћдин вечер у Љати.


   Ћни  стали  встречатьсЯ  у  Љати,  вечерами,  по   истеченьи
торгового днЯ.
   Џервой  приходила ЌастЯ. ‘тыд и девическаЯ робость делали ее
неприступной длЯ смешливой Љатиной любознательности. ЉатЯ и без
того знала  все,  но  с  трудом  отказывалась  от  удовольствиЯ
покопатьсЯ  в чувствах ‡арЯдской "„ианочки". ‚месте с тем, чтоб
не стеснЯть подругу, она старалась не замечать ее.  Џока  ЌастЯ
сидела  как  на  иголках,  ЉатЯ  ходила по комнате, бренчала на
гитаре, читала книжки, даже переодевалась не однажды при Ќасте.
€ ЌастЯ с осуждением и испугом сравнивала по памЯти свое тонкое
длинное тело с телом подруги, предчувствуЯ в нем как бы  угрозу
себе.
   Љатина  комната  была  нерЯшливо наполнена душными запахами,
шитыми  подушками,   множеством   дешевой   дрЯнной   позолоты,
купленной  в  разное  времЯ  на ’олкучем, как лом: рамы, часы с
амурами, бронзовые же фигуры самых неожиданных  по  бездарности
форм.   ‘ене   становилось   тесно   и  неприЯтно  среди  этого
ошеломлЯющего засилиЯ  вещей.  Ћн  делалсЯ  застенчив,  груб  и
неуклюж, сидел в углу, говорил с видимым трудом.
   Ћдин раз он даже пришел с чужой гармоньей, в надежде, что ею
можно заменить разговоры. ‚прочем, играть он не умел, она так и
провисела  у  него целый вечер за плечом. ЌастЯ, боЯсь за него,
своим поведением  выдавала  себЯ  с  головой:  дергала  бахрому
подушек,  листала глупые Љатины книжки, неестественно краснела,
говорила невпопад.  ‚  такие  минуты  ЉатЯ  наклонЯлась  к  уху
подруги и торжествующе спрашивала:
   --  Ќастюша, хочешь, Я уйду?.. џ за орехами схожу. ’олько ты
смотри тут без менЯ...
   Ќастины глаза расширЯлись испугом, а рука судорожно  сжимала
Љатины пальцы.
   Џотом  все  это  как-то  обошлось. Џрирученный ‘енЯ научилсЯ
говорить, а ЌастЯ слушать без смущеньЯ. Ћднажды ‘енЯ стал  даже
рассказывать.  ђассказывал  он  самое  давнее  событие, которое
помнил, и смысл его рассказа был таков:


   Џро 1905 год.


   ... Ѓунт был. € приехали с  вечера  из  Џопузина  сорок  три
мужика с подводами остатние в уезде именьЯ дожигать.
   Ќочевало  из  них  шестеро  в ‘авельевом дому, главари. Ќочь
напролет, тверезые и  темные,  скупыми  словами  перекидывались
бунтари. Ѓоролись в них страх и ненависть. ђечи их скользки.
   -- Ќа что ему землЯ! -- сказал один, с грустными глазами. --
Ћн,  небось,  и сам-то не знает, куда ее, землю-ту, потреблЯть.
‹епешки из ей месЯт, а либо во щи кладут...
   „ругой отзывалсЯ, глЯдЯ в пол:
   -- Љонечное дело, друзьЯ мои! Њы народ смирный, мы на  точке
закона  стоим.  Ќас  не  обижай, мы и помалкиваем. Љаб, скажем,
отдали нам земельку-то всю чохом, в полный наш обиход, мы  б  и
молчок.  Ђ  ему  б  дом  осталсЯ.  Џускай его на поправку к нам
ездит, мы не противимсЯ!
   ’ретий сверкал искренними, золотушными глазами:
   -- ‚о-во! ‚оздухи у нас в самый раз хорошие! „ыши  хочь  все
лето, и платы никакой не возьмем!..
   Џотом заснули ребЯтки на полатЯх, Џашка и ‘енька, не слыхали
продолженьЯ  разговора.  Њного  ли  их  сна  было -- не понЯли.
Џроснулись на исходе ночи. ‚ тишине, одетые и  готовые,  сидели
бунтари.
   Љрайний бородач царапал ногтем стол. ‘осед сказал:
   -- •омка... не корЯбай.
   € опЯть сидели. Џотом худой мужик, попузинец, голова котлом,
ноги дугами, встал и сказал тихо, но пронзительно:
   -- ... что ж, мужички? ‘амое времЯ!
   Ќа  ходу  затЯгиваЯ  кушаки, на глаза надвигаЯ шапки, мужики
выходили из избы. ‘авелий, отец, с ворчаньем шарил  под  лавкой
топор и мешок: топор -- рубить, мешок -- нести... Џашка вскочил
и  стал  запихивать  в валенок хромую ногу. ‘еню от возбужденьЯ
озноб  забил,  --  так  бывает  на  Џасху,  когда  среди   ночи
встрепенутсЯ колокола.
   ... ‘ буйным веселым треском горел на горе ‘винулинский дом.
„ыма   и   не  было  совсем.  ’Яжело  лопались  бревна,  оттуда
выскакивал прЯтавшийсЯ в них красный огонь. Ќебо было  ровно  и
грЯзно.  Џросвечивало  серое  солнце. ‚оздух был настороженный.
’онким слоем снега белела ноЯбрьскаЯ землЯ.
   Ќа полпути к ‘винулинской усадьбе холм торчал. Ќа нем, вкруг
размашистой  голой  березы,  замерло  в  пугливом   любопытстве
деревенское  ребЯтье.  Ѓыло ребЯткам тревожно и радостно. ‚друг
запрыгал ‚аська ђублев, белый мальчонок, в отцовских стоптанных
сапогах, забил в ладоши и закричал.
   €з ворот  усадьбы,  огромный  и  рыжий,  вырвалсЯ  племенной
‘винулинский   бык.  Ќапрасно  поводЯ  выколотыми  глазами,  он
остановилсЯ и затрубил, жалуЯсь и грозЯ. Ќо в бок ему ударилась
головнЯ, метко пущеннаЯ со стороны. ’огда, облегченный болью  и
Яростью,  --  к  запруде,  где  стоЯла  когда-то ‘игнибедовскаЯ
маслобойка, помчал он свое опаленное тело. ’ам, в последний раз
пронзив рогами невидимого врага, он взревел, обрываЯсь в  воду.
‚оды  у  запруды были не мелки и кипели. Ѓурное, величественное
мычание донеслось до оцепенелых ребЯт. Џотом  бучило  поглотило
быка...
   ...Ђ через неделю наехали из города пЯтьдесЯт чужеспинников,
с пиками  и ружьЯми, под синими околышами. Ћткормленные кони их
беспрерывно ржали. Џри полном безмолвии взЯли пЯтерых и отвезли
судить, скрученных. Ђ …вграфу Џетровичу ЏодпрЯтову, да  ‘авелью
ђахлееву,  да  Ђфанасу  —игунову,  как имевшим военные отличиЯ,
дали только по горЯчей сотенке розог, чтоб памЯтовали  накрепко
незыблемость  помещичьЯ  добра.  Њолча,  с опущенными головами,
стоЯли вкруг согнанные мужики. ѓолосить по мужьЯм боЯлись бабы.
Ќо чудилсЯ в самом ноЯбрьском ветре глухой бабий вой.
   ...€  на  всю  жизнь  запомнили  ребЯтки,  как  натЯгивал  и
застегивал  переплатанные портки на всем миру ‘авелий, плача от
злобы, боли и стыда. ’Януло  с  полЯ  мокрым  снежком,  а  мать
босаЯ,  как  была, выпрЯмленнаЯ и страшнаЯ, всю порку простоЯла
на снегу... Љому ж тогда  как  не  городу,  приходЯщему  ночной
татью, приносЯщему закон и кнут, грозил в потемках полатей ‘енЯ
негрозным отроческим кулачком?..


   --  ‘  того-то  отец  мой  ‘авелий  и внищать стал, и к вину
ударилсЯ. -- ’ак заключил ‘енЯ свой рассказ и, стеснЯсь,  вдруг
опустил понуро голову.
   --  џ  таких  вот  люблю,  -- вслух сказала ЉатЯ подруге. --
‹ихого ты себе выбрала, смотри -- с лихими горЯ изведать!..
   -- ‹юбить не  люби,  а  почаще  взглЯдывай,  --  возбужденно
засмеЯлсЯ ‘енЯ, заметив пристальный, оценивающий Љатин взглЯд.
   -- ‡ачем ты ногти грызешь?.. -- резко спросила ЌастЯ у Љати.
   -- Ђ тебе какое дело?.. -- насмешливо возразила та.
   --  …сть,  значит,  дело.  ’ы вот... -- и, склонЯсь к Љатину
уху, ЌастЯ укоризненно зашептала что-то.
   -- Ђ как Я  на  него  глЯдела?..  —то  с  тобой?  --  громко
спросила ЉатЯ.
   -- Ќу, не надо вслух! -- ЌастЯ пугливо оглЯнулась.
   -- „а нет, Я не понимаю... украла Я, что ли, у тебЯ?
   -- Џойдем, ЌастЯ, Я тебЯ провожу, -- сказал ‘енЯ и встал.
   Ћни вышли, и оба торопились.
   -- Њне гадко у нее стало, она нехорошаЯ... -- говорила ЌастЯ
уже  на лестнице. -- € мне не нравитсЯ, как ты сегоднЯ говорил.
‘ловно в театре как-то. ‡а что ты городских ненавидишь? ‚едь ты
и сам городской! ‚ городе и останешьсЯ...
   -- Џочем знать. Ќоне  времена  не  такие.  „ень  против  днЯ
выступает,  --  неопределенно  отвечал  ‘енЯ.  --  Ђ вот насчет
театра... ќто уж не театр, если кровь из отца  течет.  ’ут  уж,
Ќастюша, драка начинаетсЯ!..
   --  џ  тебЯ  и  целовать  не хочу сегоднЯ. “ тебЯ глаза были
красные, -- сказала ЌастЯ тихо и пошла от него, не оглЯдываЯсь.
   -- ‚сегда глаза красны, коли правду  видЯт!  --  крикнул  ей
‘енЯ  вдогонку.  Џотом  подошел  к  стене  и смаху ударил в нее
кулаком. ЊЯкоть руки расцарапалась шероховатым камнем до крови.
"‚от она!" -- вслух сказал  ‘енЯ,  глЯдЯ  на  руку.  ‚спомнилсЯ
„удин. џрость, разбуженнаЯ Ќастей, медленно утихала, но все еще
шумела кровь в ушах.
   ќто случилось в пЯтницу...
   ...  а  в субботу ‘енЯ как-то нечаЯнно написал свой первый и
последний  стишок.  --  ‘тоЯл  и  щелкал  счетами,  подсчитываЯ
покупательские  книжки.  ‚  голове  своим чередом бежали разные
думки, длинные и короткие, но  всегда  маловнЯтные.  ‘реди  них
вплетались хитроумно четыре строчки стихов, вычитанных когда-то
из Љатушинской книжки.
   ‘енЯ  подписывал  итог,  когда  вдруг  забыл первую строчку.
Ћторвавшись от  дела,  он  попробовал  на  памЯть  восстановить
утерЯнную строку. Ћн и восстановил, но получилось как-то совсем
иначе.  Ћн  записал  ее, и вместе с тем выпала из памЯти втораЯ
строка. ’ак, строку за строкой он  придумал  все  стихотворенье
сызнова.
   ’еперь,   холодеЯ   и   волнуЯсь,   он  стоЯл  над  столбцом
полуграмотных строк, перечитывал,  открываЯ  в  них  все  новые
прелести.  Ћн  кинул  взглЯд  на хозЯина, и ему показалось, что
хозЯин уже знает. ‘енЯ вспыхнул и стал  еще  раз  перечитывать.
‘амому  ему  особенно нравилась четвертаЯ строка: "покой ангелы
пусть твой хранЯт!"...


        XV. Љатушин тоже закричал.


   ... совсем забыл ‘енЯ Љатушина.
   ЌастЯ была длЯ ‘ени -- жизнь, смех, буйный  трепет  любовной
радости.   Љатушин  --  уныние,  безволие  жизни,  недвижность,
тишина. ’от давний поцелуй в воротах безмерно отдалил  ‘еню  от
Љатушина.  ‚  такой же степени потЯнуло его к ‘тепану ‹еонтьичу
после первой размолвки с Ќастей.
   ‚ обед он поднЯлсЯ наверх и вдруг в коридорчике  споткнулсЯ.
‡а  то  времЯ, пока проводил времЯ с Ќастей, трещину в каменном
полу забили несуразной доской. ‘поткнувшись, ‘енЯ  остановилсЯ,
внутренно  смутЯсь  за  цель  своего прихода: прочесть Љатушину
стихи. Ћн тихо отворил Љатушинскую дверь и осмотрелсЯ с порога.
   Љоечка старикова была задернута  пологом.  Ќе  было  обычной
табуретки  у  окна,  на которой сиживал с книжкой в праздничные
дни ‘тепан ‹еонтьич. ‡ато рЯдом с койкой сидела  рЯбаЯ  баба  и
сонливо вЯзала толстый чулок. ‡аметив ‘еню, она просунула спицы
между головным платком и виском и почесала там.
   -- ’ебе что?.. -- спросила она враждебным полушопотом.
   --  Њне  ‘тепана  ‹еонтьича...  -- просительно сказал ‘енЯ и
подошел ближе.
   -- „верь-то закрой сперва, -- сказала баба. -- …сли по делу,
так вот он  тут  лежит,  --  она  кивнула  на  койку,  закрытую
пологом.  --  “ж  какие дела к мертвому! -- досадливо поворчала
она.
   ‚ то мгновение из-за полога раздалсЯ короткий, глухой  рывок
кашлЯ.  ‘енЯ  подошел и бережно отвел полог в сторону. Љатушин,
еще живой, лежал там, свернувшись, точно зЯбнул, под  крохотным
квадратным одеЯльцем из цветных лоскутков. ѓлаза его, необычные
длЯ  ‘ени,  потому  что  без  очков, -- голубовато-запустевшие,
глЯдели равнодушно в низкий прокопченный потолок. Љогда Љатушин
перевел глаза на  ‘еню,  ‘енЯ  поразилсЯ  тусклому  спокойствию
стариковых  глаз.  ‚  поблекшем, мертвенно-расползшемсЯ лице не
было  никакого  оживлЯющего  блеска,  --  может   быть,   из-за
отсутствиЯ очков?..
   --  ‡дорово,  ‘тепан  ‹еонтьич,  -- сказал ‘енЯ и попробовал
улыбнутьсЯ.
   -- Љто? -- жестким, надтреснутым голосом спросил Љатушин, не
взглЯдываЯ на пришедшего, словно уж не доверЯл глазам.
   -- ќто Я, ‘емен. Џрихворнул, что ли, ‘тепан  ‹еонтьич?..  --
‘ене стало стыдно, что он -- здоровый, а Љатушин -- больной. Ћн
забегал   глазами   по  комнате,  чтоб  привыкнуть  к  странной
опустелости ее.
   -- Ђ-а, -- невыразительно сказал старик и порывисто  сжалсЯ,
точно коснулись его холодом. -- ‘адись, гость будешь.
   ‘енЯ заискал глазами табуретку, табуретки не было видно.
   --  ’ы,  паренек,  посидишь  тут?  -- спросила баба, залезаЯ
спицей к себе за ворот. -- Џосиди, мне тут сбегать. ЋбрЯжать-то
не скоро еще! -- жестко и просто сказала она, складываЯ вЯзанье
на выдвинутую из-под Љатушинской кровати корзиночку.
   -- —то ты, дура, мелешь... кого обрЯжать? --  озлилсЯ  ‘енЯ,
но баба уже ушла за дверь.
   ‘ене  вдруг  стало  жутко от наступившей внутри него тишины.
Џорвалась какаЯ-то нить, ее не  свЯзать  вновь.  Џритихший,  но
полный внезапного глубокого чувства, ‘енЯ пересел к Љатушину на
койку. …му хотелось быть в ту минуту ближе к старику.
   -- Ќа табуретку сЯдь... не тревожь, -- сухо сказал Љатушин и
подвигалсЯ  под  одеЯлом. -- ђуки гудут все! -- в голосе его не
было жалобы, да и слова, произносимые  им,  были  неразборчивы,
как отраженье звука в большой зале.
   ‘енЯ  покорно  пересел  обратно  на  табурет  и  уже  боЯлсЯ
начинать разговор.
   -- —то-то Я не  признаю  тебЯ,  --  ворчливо  заговорил  сам
Љатушин.  -- Џлохо стал людей различать... ‚се мне лица одинаки
стали.
   -- џ ‘емен... от Ѓыхалова. Џомнишь, ты  менЯ  грамоте  учил,
книжки давал. џ вот навестить тебЯ пришел, ‘тепан ‹еонтьич.
   --  Џомню,  -- без выражениЯ сказал Љатушин и упорно добавил
про себЯ: -- так ведь тот маленький был!
   -- џ вырос, ‘тепан ‹еонтьич, -- извинЯющимсЯ тоном  произнес
‘енЯ и сконфуженно стал стирать пЯтно с пола носком сапога.
   --  Ќе  ширкай, не ширкай... -- остановил Љатушин и кашлЯнул
ровно один раз.
   Џрежнего задушевного разговора не выходило.
   -- ... по картузу в день -- считай,  сколько  Я  их  за  всю
жизнь  наделал!  --  снова начал Љатушин и лицо его на короткое
мгновенье отразило боль и тоску.  Ћн  прокашлЯл  три  раза.  --
Љартузы  сносились,  вот  и  Я сносилсЯ... -- ‘енЯ заметил, что
старик сделал движение под одеЯлом, точно махнул  рукой.  --  џ
тебЯ  теперь  помню.  ’ы  забыл,  а  Я помню... џ все помню! --
что-то прежнее, незабываемое промелькнуло в Љатушинских губах.
   --  „авно  лежишь-то?  —то  болит-то  у  тебЯ?  --   неловко
пошевелилсЯ ‘енЯ.
   --  ...  Я  тебе  тут бельишко оставлю... ’ы не отказывайсЯ.
Џодшить, так и поносишь! -- продолжал вести свою мысль Љатушин.
   -- Ќу,  поживешь  еще!  ‘пешить,  ‘тепан  ‹еонтьич,  некуда.
—еловеку  сто  лет сроку дано, -- заторопилсЯ ‘енЯ. -- ќто баба
чулочнаЯ тебЯ так настроила. џ бы ее турнул,  бабу,  --  право,
турнул бы!..
   --  Ѓабу  не тронь... она за мной ходит, баба... -- поправил
Љатушин.
   ‘енЯ встал и отошел к окну. Ћн  вытер  запотевшее  стекло  и
глЯнул  наружу. Џоздней осени гнетущее небо продувалось из краЯ
в  край  острыми  холодными  порывами.   Ќастин   дом   казалсЯ
безотрадно серым. ѓераневое окно потускнело, запотевшие окна не
пропускали чужого взглЯда вовнутрь. "ЌастЯ... она не знает, что
Я тут. ‘тепан ‹еонтьич помрет. ЊенЯ возьмут в солдаты..."
   --  Џаренек, -- заворочалсЯ Љатушин, стараЯсь поднЯть голову
с тощей, пролежанной подушки. -- „акось водицы мне... на окошке
стоит.
   ‘тарик пил воду,  чавкаЯ,  точно  жевал.  Ћтпив  глоток,  он
ворочал недоуменно глазами, потом опЯть пил.
   --   ...  четвертого  днЯ  просыпаюсь  ночью...  --  Љатушин
кашлЯнул, --  ...  а  он  и  стоит  в  уголку,  смутительный...
дожидает, -- сказал Љатушин, откидываЯсь назад.
   -- Љто в уголку?.. -- нахмурилсЯ ‘енЯ и невольно оглЯнулсЯ в
угол.
   -- „а Ќикита-т Ђкинфич, дьЯчок-то мой... приходил. џ ему: ты
подожди,  говорю,  хочь  деньков  пЯток.  Ђ он: что ж, говорит,
догонЯй,  догонЯй,  подожду.  --   ‘тепан   ‹еонтьич,   видимо,
посмеивалсЯ, но смех его был уже неживой смех.
   --  ќто  тебе  мерестит, ‘тепан ‹еонтьич, ты противьсЯ... --
сказал ‘енЯ. -- ’ы не верь. ќтого не бывает на самом деле.  ќто
истома твоЯ...
   --  Ќикита-т  -- истома?.. -- строго переспросил Љатушин. --
Ќе-ет, Ќикита не истома. Ќе говори про Ќикиту так!..
   ‘енЯ не знал, что возразить. Ћн вспомнил: достал  исписанный
стишок  и  вопросительно  поглЯдел  на  старика,  точно тот мог
догадатьсЯ о ‘енином намерении.
   -- џ тут стишок написал. ‚от, прочесть  его  тебе  хочу.  ’ы
послушай,  -- и опЯть глЯдел с вопросом ‘енЯ, но стариково лицо
стало еще неподвижнее.
   Ќе смущаЯсь этим, ‘енЯ  стал  читать  по  листку.  —итал  он
неумело  и  неровно,  то  срываЯсь  до шопота, то поднималсЯ до
трескучего напора. „линно и  плохо  было  ‘енино  творение,  но
светилась  в  нем  подлиннаЯ  сила молодости: она наполнила всю
комнату, гнала смерть, упрашивала, грозила. -- ‚от так же было,
когда стоЯл на краю крыши, искушаемый лукавством жизни: киньсЯ,
‘емен, и любовь спасет  тебЯ!..  --  ‘енЯ  кончил  и  выжидающе
безмолвствовал.
   Ђ в угасающих глазах старика был только испуг и обида, точно
заставлЯли  умирающего  бегать за быстроногим. ‚ своем волнении
не видел ‘енЯ поражающей немоты Љатушинского лица.
   --  Ќу,  как...  попытать  можно?  --  настойчиво   спросил,
дрогнув, ‘енЯ.
   ‘тарик  шарил  под  подушкой и вдруг протЯнул что-то ‘ене на
высохшей ладошке.
   -- Ќа... возьми, -- зло и резко сказал он.
   -- —то это?.. -- насторожилсЯ ‘енЯ.
   -- ‡уб... -- грубо, как в безпамЯтстве, ответил Љатушин.
   -- —ей зуб?..
   -- Ђ мой! “тром  ноне...  --  глаза  Љатушина,  укорЯющие  и
обиженные,  похожи  были  на  зверков, загнанных напором бури в
глубокие норки. -- Ќа, возьми...  на!  --  настойчиво  повторил
‘тепан ‹еонтьич, и ‘енЯ уже видел, что неминуемы слезы.
   --  џ  пойду  лучше...  -- потерЯнно сказал ‘енЯ и встал. --
Џрощай, покуда.
   ‘енЯ так заспешил, словно боЯлсЯ, что старик его остановит и
задержит возле себЯ на  всю  ночь.  ‘  порога  ‘енЯ  обернулсЯ,
чувствуЯ  большую непонЯтную смуту внутри себЯ, -- в тот момент
и поймал  его  остановившийсЯ  мутный  взглЯд  старика.  ‘тепан
‹еонтьич   что-то   говорил   еще,   но   это  было  не  громче
переворачиваемой страницы.  €  ‘енЯ  понЯл,  что  страница  эта
последнЯЯ  в дочитанной книге. Џо лестнице вниз он почти бежал,
точно от погони...
   ... Љак раз в тот вечер  Њатрена  ‘иманна  занесла  в  лавку
записку.  ’ревожными словами ЌастЯ просила ‘еню притти в девЯть
к воротам ее дома.  ‘таруха  так  всЯ  и  струилась  легчайшими
насмешечками, покуда ‘енЯ перечитывал записку.
   --  —то  ж  это  вы,  божьЯ  коровка, кривитесь так? -- тихо
спросил он, постукиваЯ гирькой по  прилавку.  --  —ему  бы  вам
радоватьсЯ?..
   Ѓыхалова  в  лавке не было. ‘енЯ подошел к старухе вплотную.
Ћн был гораздо выше ее, и взглЯд  его  приходилсЯ  как  раз  на
старухино темЯ, укрытое шерстЯным платком.
   --  „а  что,  голубчик,  какаЯ у старушки радость! -- храбро
проскрипела Њатрена ‘иманна. -- ‘тарушечьЯ радость скучнаЯ!.. Ђ
свадебке как не радоватьсЯ... все на  платье  подарЯт.  Њне  бы
хоть и черненького. Ѓелое-то уж и не к лицу!
   ...  Ќеслись  в  сумерки  ‡арЯдской  низины тонкие снежинки,
первые вестницы зимы. ‘енЯ, как встал  ногами  в  лужу,  так  и
стоЯл  у  Ќастиных  ворот, ничего не замечаЯ. ”онарь в этот час
почему-то не горел... ‚ода проникла в сапог сквозь  разношенную
подошву.  ‘енЯ  присел на тумбу. Џотом, чтоб провести времЯ, он
походил взад и вперед. Џотом прислонилсЯ спиной к  воротам.  --
‚се не шла.
   "‡аболела?  --  ’огда  не  звала бы. -- Џомер кто-нибудь? --
’огда к чему  Я  ей?"  --  так  метались  мысли.  ‚спомнив  про
зловещий намек старухи, ‘енЯ снова быстро заходил по тротуару.
   “  ворот  стоЯл  лихач, -- его только теперь заметил ‘енЯ. Ћ
чем-то  догадываЯсь,  ‘енЯ  с  ненавистью  поглЯдел  на  пустое
сиденье лихачевой пролетки. Ђ лихачу, видимо, было скучно...
   --  ђазлюбезненькую  поджидаешь? -- спросил с величественным
добродушием он и поворочалсЯ, как на оси, на ватном заду.
   -- Ќет, барина твоего убивать пришел, -- озлилсЯ ‘енЯ.
   -- ‡анозистый! -- определил лихач. --  Ђ  разлюбезненькаЯ-то
не  придет,  --  зубоскалил  тот певучей скороговоркой. -- џ ее
даве с солдатом видал. Ќа лавочке в Ђлександровском саду любовь
крутЯт!
   -- ќто ты мать свою видал, -- съЯзвил ‘енЯ, отходЯ от ворот.
   ‚ ту минуту скрипнула дверца ворот.
   -- ’ы давно тут?
   Ћна  смотрела  на  него   с   неуловимым   холодком   из-под
приспущенного  на  глаза  белого пухового платка. —ернаЯ прЯдка
волос выбилась на бледную щеку. ‚ смутном свете ночи и снежинок
был тот локон как-то прощально смел.
   -- Људа пойдем... к Љатьке, что ли? -- шопотом спросил ‘енЯ.
   -- џ не хочу к ней. Џойдем туда... -- она указала глазами  в
темноту улиц. -- ’ы знаешь... это его лихач!..
   Џодхватив ‘еню под руку, она потащила его в переулок, неЯсно
пестревший снеговыми пЯтнами. ‘зади слышались шаги. ЌастЯ почти
бежала.  ‚переди  тоже шел кто-то. Ћни остановились, и приникли
друг к другу в темном углу двух высоких каменных стен.
   -- ЌастЯ, -- горЯчо зашептал ‘енЯ, привлекаЯ ее к  себе,  --
неужто  в  самом  деле  выходишь?..  --  и  он наклонилсЯ к ней
губами, нежно и жадно.
   --  Џогоди...  дай  людЯм  пройти,  --  быстро  и  досадливо
оборвала ЌастЯ, отстранЯЯ его от себЯ. -- Џотом!..
   „вое  проходили  мимо.  Њолодой  с любопытством вглЯделсЯ, а
другой, постарше и побессовестней, даже сказал: "эге".  …ще  не
дождавшись,  пока  пройдут, ‘енЯ губами нашарил ее губы, темные
под платком. Ћни были неожиданно солоны, холодны и влажны.
   -- ’ы плачешь?.. -- догадалсЯ он.
   -- ‹ихача-то видел? -- вместо ответа сказала она.
   -- Ђ ты что? -- в упор спросил ‘енЯ.
   -- Џапенька просил... •очет дело расширЯть. Ћн  объЯснЯл,  Я
не понЯла... -- неизвестно, случайно или нарочно избегала ЌастЯ
прЯмого ответа.
   ‚друг  ‘енЯ  махом  сорвал  с  себЯ  картуз,  провел себЯ по
волосам.
   -- —то ж, добраЯ путь вам, ЌастасьЯ Џетровна! --  размашисто
сказал  он.  --  ‡ерно  к  зерну,  а  рубль  к  рублю. •озЯйкой
будете... -- и он постучал пальцем в  стену,  точно  надобность
приспичила узнать, не фальшиваЯ ли.
   -- Ћн менЯ в театре увидал... ‘тал цветы присылать. Џапенька
смеЯлсЯ,  а  Я не знала, -- рассказывала ЌастЯ и притЯгивала за
руку ‘еню. -- Ќу, иди же!
   -- ’ы мне так не говори. џ тебе себЯ самого прислал бы,  каб
знато было... -- ‘енин голос дрожал.
   -- Људа пойдем-то?..
   €  опЯть  она  указала  на свистЯщее темное пространство, за
арку Љитайских ворот. ’еперь они шли по набережной, вдоль самой
реки. ‡десь  дул  ветер,  и  снежинки  летели  не  одиночно,  а
слипшимисЯ  роЯми.  ‚етер был в сторону города, городских гулов
сюда не доносилось. Њесто тут глухое. ђека  стыла  и  замедлЯла
теченье  черных  и  гладких вод. Љак огромные латунные подвески
спускались вглубь ее отражениЯ береговых фонарей.
   Ћни оперлись на железный парапет ограды и  глЯдели  в  воду.
‘енины пальцы гладили сухое, холодное железо решетки.
   -- Ќа свадьбу-то хоть позови... хоть за холуенка, а? Љалошки
там снЯть понадобитсЯ... тарелочку помыть!
   -- Њне холодно, -- зЯбко ответила ЌастЯ.
   ‘нег  усиливалсЯ.  ‘ильней  пометало  ветром.  ‘нежные кучки
собирались  в  углы,  и  скважины  в  кладке  гранитных  камней
побелели.  Ћни  стоЯли спиной к реке, лицом на Љитайскую стену.
Ћблетелые  кустики  сорных  трав  и  хилых  березовых  кустков,
выросших на ней прихотью ветра, томно клонились вдоль стены.
   -- ”ирму †елтковых знаешь?.. ‚от... оттуда, -- сказала ЌастЯ
и повернулась к нему спиной.
   --  ‚ лесу бы мне с ним один-на-один встретитьсЯ! -- ответил
‘енЯ.
   -- —то ж, убил бы, что ли? -- недоверчиво повернулась ЌастЯ.
   -- Ќет. Ђ сжал бы, сколь  силы  хватит.  ‚ыживет  --  пускай
живет собачьЯ отрава!..
   --  Ќу  вот!  -- эхом сказала ЌастЯ, -- а Я девочкой на Џетю
Ѓыхалова рассердилась, что никого  не  убил...  --  она  кусала
губы. -- ’ебЯ на войну-то не возьмут?
   -- Ђ тебе-то что? Ќехорошо чужой невесте о чужом заботитьсЯ.
‚едь не любишь!..
   -- Ђ право, не знаю... —удно как-то, -- созналась ЌастЯ.


        XVI. ‘тепушка Љатушин кончил земные сроки.


   “тром узнали, шапошник помер ночью, в час, когда ‘енЯ глЯдел
вместе с Ќастей на стынущие воды реки Њосквы.
   ‘енЯ не пошел к Љатушину в это утро, как и в последующее. Ћн
боЯлсЯ встретить там, вверху, чулочную бабу, котораЯ непременно
протЯнет  ему  Љатушинское  наследство и скажет: "„ва раза тебЯ
звал. Џервый-то раз -- громко так, а потом уж  с  томленьем"...
ЃоЯзливое  раскаЯние  в  том,  что не исполнил последнего долга
перед  стариком,   сделало   его   медлительным,   полубольным,
несоображающим.  Ћн не видалсЯ в этот день с Ќастей, не выходил
никуда. Ћн стал ленив, ему стало все равно. …му казалось, что и
еда,  и  воздух  пахнут   свежей   сосновой   стружкой,   носЯт
горьковато-пресный вкус, -- его тошнило от еды.
   ‹ишь на другой день, вечером, ‘енЯ вышел из дому, и почти на
пороге  столкнулсЯ  с женщиной в белом пуховом платке. Ћн узнал
ее и не сказал ни слова.
   -- ...а Я к тебе шла! -- Ќастин голос был решителен и тверд.
-- •оть и навсегда шла... ‚се равно, не могу больше!
   -- •одить, что ль, не можешь? -- усмехаЯсь, спросил он.
   --  „ома  не  могу.  ‚сю  комнату  цветами  уставили.   “йти
некуда...
   -- ‚озьми да выброси, -- равнодушно посоветовал ‘емен.
   -- Џомолвка завтра... -- еле слышно прибавила она.
   Ћн оттолкнул ее и хотел пройти мимо.
   --  ’ы не надо так! -- резким низким шопотом заговорила она,
догнав его у начала Љатушинской лестницы. ѓубы ее трЯслись.  --
ќтим,   ‘енЯ,   не   шутЯт.  Ђ  узел  завЯзалсЯ,  давай  вдвоем
распутывать!..
   ЋпЯть снежинки крутились в потемках двора. ѓде-то в  глубине
его лениво ругались извозчики из-за места.
   --  —то ж мне-то распутывать! џ тебе не муж. Њать вот письмо
прислала, чтоб женилсЯ. Џо хозЯйству дома некому...
   -- Ќа мне женись, -- быстро решила ЌастЯ.
   -- Ќе к дому нам. „еревнЯ, ЌастЯ, не  город.  —то  в  городе
можно,  того  в  деревне  нельзЯ,  -- тихо сказал ‘емен. -- Ќу,
пусти... ‘тепан ‹еонтьич помер, Я на панихиду иду.
   --  џ  с  тобой  пойду.  ‡ачем  ты  менЯ  гонишь?..  --  она
оборвалась.
   Џо  лестнице,  как ни противилсЯ ‘емен, они поднимались рука
об руку. Џеред дверью, в темном коридоре, он остановил ее.
   -- ’ы обожди.  џ  войду,  а  ты  потом.  ‹юди  увидЯт,  слух
пустЯт...
   --  Џускай!  --  так  же грубо, как и ‘емен, ответила ЌастЯ,
нащупываЯ рукой холодную  и  липкую  скобку  двери.  Ћна  вошла
первою.
   Џахнуло  на  них  не  ладаном,  а  именно той самой сосновой
стружкой,  котораЯ  мерещилась  ‘ене   весь   вчерашний   день.
ЊастерскаЯ  шапошника  ѓалунова  была  сплошь  набита ‡арЯдским
старичьем: пришли в последний раз посетить уходЯщего  в  век...
‘лужба  только  что  началась.  ‚ысокий кривошеий поп от Ќиколы
Њокрого  раздавал  тощие  свечечки,  знакомые  ‘ене.  ђЯдом   с
Љатушиным,  одетым  во  все  новенькое  и  дешевое,  лежавшим с
выпЯченной грудью, -- не трудно  мертвому  блюсти  человеческое
достоинство, -- шамкал псалтирь неизвестный лысый старик. Љогда
переступал он с ноги на ногу, скрипели его сапоги -- скрипливые
сапоги,  новые.  —итал  он  негромко,  только  длЯ  себЯ да длЯ
Љатушина, изредка  взглЯдывал  на  мертвого,  чинно  ли  лежит,
внимательно ли слушает горькие слова „авидовой печали.
   Ќа  носу у псалтирного старика сидели Љатушинские очки. ‘енЯ
догадалсЯ:  "Џришел,  а  очки  забыл...  …му  и  сказали:   вот
‘тепановы,  --  надень".  ‘енЯ  увидел  еще:  серебрЯное кадило
кривошеего  попа  с  жадностью  пожирало   Љатушинский   ладан.
‘тановилось  сизо  от  дыма.  „ьЯчок  спешил,  словно  разбитаЯ
таратайка с горы. ‘тоЯла душнаЯ полутемь. …е не  одолевали  три
больших свечи, нарЯженных в банты из Љатушинской сарпинки.
   ‘енЯ  взЯл две свечи, длЯ себЯ и длЯ Ќасти, и прошел к окну.
ЌастЯ встала рЯдом с ним и отвела платок с  лица  назад,  точно
хотела,  чтоб  все  ее увидели. ќто и было замечено, -- дьЯчок,
гнусЯ очередную молитву, повернул  свою  гусиную  шею  назад  и
бессовестно  разглЯдывал Ќастю. ‘ам он был исконный зарЯдьевец,
и  узнать  про  ‘екретовскую  дочку   доставило   ему   немалое
удовлетворение.
   --  „озвольте...  Я  вам огонька предложу, -- шопотом сказал
он, протЯгиваЯ Ќасте свою свечу, горЯщую.  --  Љак  папашино-то
здоровье?
   -- ‚ы мне на платье капаете... -- сухо заметила ЌастЯ.
   --  Ќу  и  слава  богу,  слава... -- не расслышал или только
сделал вид такой дьЯчок и отбежал подсыпать ладану в кадило.
   Ћт  свечей  посветлело.  ‹ица   людей,   освещенные   снизу,
бородатые  --  мужские и морщинистые, -- бабьи, имели отпечаток
какой-то тупой, несоображающей мудрости. Ћни не печалились горю
и не дивились смерти, они знали: жизнь -- не  луг  со  цветами,
жить  --  не  цветы  с луга рвать. ‘реди них домовито суетились
двое:  чулочнаЯ  баба  и  …рмолай  „удин,  черный,  подтЯнутый,
заметно   подъедаемый  чахоткой.  Ћн  или  распорЯжалсЯ  острым
приказывающим взглЯдом, или,  любовно,  как  женщина,  бросалсЯ
поправить  подушку  или  картонные  бахилки умершему другу, или
оправлЯл фитиль большой свечи, помогаЯ ей гореть торжественней.
   ‘осредоточенно,  точно  говорил  с  самим  Љатушиным,  стоЯл
‘емен, -- с глазами, опущенными в пол. —то-то белело у него под
ногами.  Ћн  пошевелил  белое  ногой  и узнал: то была аптечнаЯ
коробка из-под ладана. …му еще больше стало тогда не по себе, и
еще глубже проложилась складка  у  его  переносьЯ.  "‘ъел  тебЯ
город, ‘тепан ‹еонтьич, -- подумал ‘емен, -- и ладан твой съел.
Ѓудь  и того и другого вдвое больше, и тогда не осталось бы..."
‘емен кинул взглЯд на Љатушина. ’от сделалсЯ теперь  как  будто
еще  меньше, потому что, казалось, был напуган всем этим шумом,
происходившим ради него. ‘енЯ не отводил глаз, и вдруг  заметил
в  поле  своего  зрениЯ  тонкий  профиль Ќасти, нежно мерцавший
светом свечи. Ћн перевел глаза на нее.
   Ћна почувствовала, в похудевшем лице ее скользнуло  движение
улыбки.
   --  ...обрати внимание, -- шепнула она, касаЯсь дыханьем его
лица. -- ‘вечи в руках... ’очно под венцом стоим!..
   -- Њолодой человек! -- сказал в  самое  ухо  ‘ене  дьЯчок  и
просунул вертлЯвую голову среди них.
   --  Ќу?.. -- слишком громко, потому что не рассчитал голоса,
отозвалсЯ ‘енЯ.
   -- ‘вечи собирают... Љончилось, молодой человек! --  Ядовито
сказал дьЯчок и подмигнул ‘ене пакостно и стыдно.
   ЏерешептываЯсь,   выходили   по-двое  Љатушинские  гости.  ‚
раскрытую дверь входил  кислый  холодный  воздух,  но  все  еще
стойко  держалсЯ  запах  тлеющего  фитилЯ. Љривошеий поп снимал
ризу и нарочито подробно расспрашивал чернобородого ѓалунова  о
Љатушинском  конце.  ѓалунов усердно топырил грудь, а тот кивал
головой и складывал обносившуюсЯ ризу конвертом, заворачиваЯ ей
углы. Џсалтирный  старик  сморкалсЯ  в  красный  платок.  ‘вечи
гасли. ’емнело.
   ‘енЯ уходил почти последним. € опЯть обернулсЯ он с порога и
вспомнил:  с  того самого места, у окна, где стоЯл с Ќастей, он
впервые и увидел ее. Ќо теперь за окном  было  черно  и  пусто.
‘ледуЯ уклону мыслей, он взглЯнул на свои сапоги: сапоги теперь
были красивые, хромовые, приЯтно глЯдеть. ‚се переменЯетсЯ...
   Љоечка  в  углу  уже была разобрана, -- угол был пуст и ждал
нового  постоЯльца.  ’олько  небольшаЯ  кучка   пыльного   сора
указывала, что на этом месте обитал безвестный человек, -- он и
насорил.


        XVII. ђазные событиЯ следующего днЯ.


   ...как во сне.
   “тром   Ѓыхалов   сам,   идЯ  из  города,  прочел  приказ  о
дополнительном призыве ‘енина года. ‘енЯ встретил  сообщение  о
солдатчине  почти  равнодушно,  --  солдатчина  сулила даже ему
какой-то  выход  из  положениЯ.   Ќе   дослушав,   побежал   на
Љатушинские похороны.
   ‚есь   обрЯд  похорон  показалсЯ  ‘ене  подчеркнуто-обидным.
Ѓумажным поЯском закрыли Љатушинский лоб,  едва  расправившийсЯ
от  морщин. Џоливали елеем, посыпали песком. ‚озница, длинный и
сутулый верзила в черном, похожий на огромную отмычку длЯ столь
же  огромного  замка,  взлез  на  козлы,  и  похоронные   дроги
тронулись  в  путь. ‚стречные снимали шапки. Ќад домами кружили
голуби. Џадал снег и тут  же  таЯл.  „альше,  когда  потЯнулась
чужаЯ  Њосква,  нанЯли  провожатые извозчика. Ђ провожатых было
всего двое: ‘енЯ и „удин. —улочную бабу видел  ‘енЯ  только  на
квартире, утром, -- она возилась над Љатушинским сундучком.
   ’ут-то  и  показали тощие клЯчи всю свою непохоронную прыть.
„линнющими, как жерди, ногами  они  захватывали  большие  куски
мостовой  и  неслись,  словно  боЯлись  людского  глаза, словно
обрадовались легкому грузу. ‡а всю жизнь никогда  и  никуда  не
спешил   так  Љатушин.  „удинский  извозчик,  чахлый  парень  с
красными  выпуклыми  веснушками,  не  отставал,  --  словно  на
свадьбу  мчались.  Њразь  с  неба  усилилась  и уже не успевала
таЯть. ЏоднЯли верх.
   Ћднако за заставой, когда мимо бежали домишки,  измельчавшие
до  последней  жалости,  „удинский  извозчик  стал закуривать и
поотстал. €звозчик спросил:
   -- Ќет ли спичечки?..
   „удин сказал:
   -- —орт!.. -- и протЯнул спички.
   ’ут ‘енЯ с тоской заметил, что „удин уже  раздобылсЯ  где-то
вином.
   Њогилка  проморозилась за ночь, но низина давала себЯ знать:
на дне  стоЯла  лужица.  Љладбищенский  батюшка,  олицетворение
земного  уныниЯ, с пресным лицом, рассыпаЯсь на верхних нотках,
изобразил надгробное рыдание и помахал потухшим  кадилом.  ‘енЯ
наклонилсЯ  и  скинул вниз первую горсть вЯзкой холодной земли.
Ћна так и упала комом. Љладбищенский  человек,  коротконогий  и
веселый,  усердно закидывал заступом розовый Љатушинский гробок
и все порывалсЯ заговорить. Ќаконец, он не выдержал:
   -- Љак хотите, конешно, это на чей вкус... Ђ по нашему,  так
никакого  ада нет! џ вот, одиннадцать лет копаю, все думаю: где
же он, ад?.. Ќегде ему быть! Ђ второе дело: сколько  ж  лесу-то
уйдет  его  отопить?  џ  вот  и  за истопника тут, знаю дело...
Ќе-ет, тут что-то другое есть, а только они скрывают! -- и  он,
кивнув  вслед  уходЯщему батюшке, громко высморкалсЯ в сторону.
Ѓорода у него была круглаЯ, рыжаЯ, разбойничьЯ, жесткаЯ.
   -- Џьешь?.. -- коротко и с презреньем спросил „удин.
   -- Џьем... -- созналсЯ могильщик. -- Ђ что?
   -- Ќичего, ступай! -- отвечал „удин.
   Љогда никого не  оставалось  кругом,  „удин  взволнованно  и
вдруг  провел  себЯ  рукой  по невообразимому, непокорному ершу
волос  и  вздохнул  так  глубоко,  словно   собиралсЯ   сказать
последнее  слово  пред  тысЯчной  толпой,  собравшейсЯ  почтить
покойного. Ћн даже выкинул  руку  в  сторону  и  открыл  глаза.
„виженье  его  можно  было  счесть  и  за  судорогу. -- Љричали
вороны, в высоких кладбищенских березах. Џахло  прелым  листом.
‚идна  была дорога до самой заставы, и на всем протЯжении ее --
никого.
   -- ‡десь чайнуха одна есть, с секретом, -- сказал неожиданно
„удин. ‘енЯ старалсЯ не глЯдеть на его подергиваньЯ.  --  ‚роде
поминок  закатим... по бестелесном человеке! -- он подмигнул, а
‘ене стало тревожно и холодно.
   -- Џойдем, а?..
   Ќо тут с „удиным  что-то  случилось.  Ћн  припал  к  свежему
Љатушинскому холму и весь затрЯссЯ. Џлакал он всухую, без слез.
Ћстрые  кости,  сотрЯсаемые  в  „удине рыданьем, двигались так,
словно хотели прорватьсЯ из черного его пиджака. ‡вук был очень
непонЯтный, всхлипыванье походило --  будто  в  котле  клокочет
черный  и  густой  сапожный  вар. …го прощанье кончилось так же
внезапно. Ћн встал и надел на голову свалившийсЯ картуз.
   -- ќх, в трЯсине живем!.. -- крикнул он и,  не  оглЯдываЯсь,
забываЯ  стрЯхнуть  с колен приставшую землю, пошел с кладбища.
‘енЯ догнал его почти у выхода.
   ...—айнуха, набитаЯ воровской мелочью  и  мастеровой  голью,
притулилась  в  кривом,  с  крыльцом,  домике,  -- сзади к нему
примыкал пустырь. “же свечерело, когда  они  пришли  туда.  Џод
черным  потолком  висела  лампа  с  грЯзным  железным  абажуром
набекрень. Љеросин уже истощилсЯ, и  напрасно  иссохший  фитиль
обсасывал  пустое дно и стрелЯл красными Языками, даваЯ знать о
себе.
   Ћни подсели  к  столику,  за  которым  уже  сидел  один,  --
разглЯдеть  его лицо было невозможно. ‘енЯ впервые за всю жизнь
пил  жгучую  противную  смесь,  откашливаЯсь  и  брызгаЯсь,  не
справлЯЯсь с отвращеньем.
   Ќеизвестный,  сидевший  вместе  с ними, глЯдел внимательно и
грустно.
   -- —то ж ты парнишку-то спаиваешь?  --  спросил  он  тихо  у
„удина, прихлебываЯ чай из толстого стакана.
   --  Ђ  ты не злись... не подбавлЯй горечи! -- вскочил „удин.
-- Ќа-ко, выпей за упокой человека...
   -- ‡а свой, что ль, упокой пьешь? -- неодобрительно  спросил
человек.
   --  Ђ  и  за  мой  выпей,  какаЯ разница! -- клохчущим своим
смехом зашелсЯ „удин. -- €з каких сам-то, -- мастеровщинка, что
ли?
   -- Ќет... на заводе тут, по металлу  работаем,  --  неохотно
отвечал тот.
   --  ‘нарЯдики точите? Ђ-а!.. Џодлецкое ваше дело!.. -- колко
заворошилсЯ „удин, подливаЯ в стаканы.
   -- Ќе-ет, мы не отсюда... -- неопределенно отвечал человек.
   -- Ђ, ну-ну! -- почему-то принЯл без вопроса „удин сообщение
незнакомого.  --  Ђ  мы  вот  человечка  схоронили.   Џредобрый
старикаша!  Ќу,  скажи,  восемнадцать  раз  Я  инструмент  свой
пропивал... приду к нему, грЯзный, пьЯный, тень человека. "‚аше
преподобие, скажу. Ћдолжи три рублЯ на продолжение  жизни!"  --
"‘пустил?"  спросит.  "‘пустил,  ваше преподобие!" Ћн и даст. џ
его преподобием-то, чтоб не так совестно было! ’ак  красненькаЯ
и  ходила  промеж  нас  всю жизнь. Ѓестеле-есный!.. -- протЯнул
мечтательно „удин.
   --  —то  ж  за  заслуга...  что  пьЯнству-то   помогал?   --
усмехнулсЯ  незнакомый,  свертываЯ  папироску  и  смачиваЯ край
бумажки Языком... -- †ил-был и помер. †алеть его не за  что.  ‚
тихом житии не велика заслуга. •оть брыкнулсЯ бы!..
   „удин  даже  отодвинулсЯ,  заметно  оскорбившись  замечанием
незнакомого. ‡рачки у „удина потемнели и как-то сжались.
   -- Љо-онешно! -- передразнил он, выбрасываЯ руки  вверх.  --
‡ачем  жи-ил!  Ђ  кто  ему судьЯ? ’ы ему судьЯ? Љто менЯ судить
может, как не Я сам? Ќу, говори, говори мне!.. Ђ-а, ты молчишь,
судьЯ неправедный! Ђ почему ты молчишь?.. Ђ потому, что  и  сам
не знаешь, зачем каждый день сапоги надеваешь!
   -- џ-то знаю... -- засмеЯлсЯ незнакомый.
   -- —то же ты знаешь? Ќу, отвечай мне, если ты можешь!..
   Ћтвета  не  последовало,  да  его и не понЯл бы, может быть,
захмелевший „удин.  Љто-то  забежал  к  ним  за  перегородку  и
крикнул  об  облаве.  Ќезнакомый  поднЯлсЯ  первым  и первым же
побежал к черному ходу. „удин и ‘енЯ  побежали,  почему-то,  за
ним.  „ом  еще  не был оцеплен. —ерный ход вывел их на пустырь,
так щедро изрытый канавами, как будто нарочно длЯ поломки чужих
ног. ‹юди разбегались во все стороны. ‘енЯ потерЯл  „удина.  Ћн
позвал  его  один раз и, не получив отклика, двинулсЯ наугад, к
тихой и  длинной  улочке,  скудно  освещенной  десЯтком  кривых
фонарей.  —ернаЯ  глушь  окраины обступала и странно возбуждала
‘еню. ѓолова горела от „удинского  угощеньЯ,  стучала  кровь  в
напрЯгшемсЯ  кулаке.  Њысли  были неуловимы, но все исходили от
одной: вот он идет пьЯный и осмеЯнный, а в ‡арЯдьи, за  толстой
стеной, пропивают Ќастю...
   ...‹авку еще не закрывали, когда ‘енЯ вернулсЯ в ‡арЯдье.
   --  ѓде  это тебЯ, экого, таскало? Џо книжкам хоть бы сходил
получить! ЊесЯц на исходе...  --  ворчал  Ѓыхалов,  когда  ‘енЯ
нарочито твердой походкой проходил мимо.
   --   Џо   книжкам?..   --   непонимающе   переспросил  ‘енЯ,
останавливаЯ свое  внимание  на  хозЯйской  руке,  опущенной  в
выручку.   Ќикогда   раньше   не   замечал   ‘енЯ   Ѓыхаловской
длиннорукости.
   Ћн прошел к конторке, подмигиваЯ внезапному своему  решенью,
и  выбрал  книжку,  по которой забирал товары ‘екретов. ‡авЯзка
вечера распутывалась сама собой. -- „а куда  же  ты  пойдешь  в
таком-то виде?.. -- смутилсЯ Ѓыхалов. -- ‘пать бы шел.
   -- ‚ы думаете, Я пьЯн?.. -- подошел ‘енЯ к прилавку. -- Ќет,
Я не пьЯн...
   ...Њимо знакомого лихача и нескольких извозчиков, стоЯвших у
ворот,  ‘енЯ  прошел  прЯмо  на  ‘екретовскую квартиру, зловеще
глЯдЯ только перед собою... ЏоднЯлсЯ по лестнице и  постучал  в
дверь.  ‡а  дверью  слышны  были  голоса  и  вскрики, ‡арЯдские
помолвки -- шумные. ‘енЯ постучал еще раз и, не сдержав злости,
сильно ударил сапогом в дверь.
   -- Љто там?.. -- спросил из-за двери  испуганный  старушечий
голос.
   -- Ћтвори, Њатрена ‘иманна. Џо книжке пришел получить!
   --  —ерез  часок  приди!  ‚от женихи уедут... -- вразумлЯюще
шепнула она, отворЯЯ дверь.
   -- ‚елено ждать, -- твердо сказал ‘енЯ, почти насильно входЯ
в прихожую. -- ‚от Я тут в уголышке примощусь.
   ‘таруха, боЯсь  затронуть  пьЯного,  металась  по  прихожей,
загораживаЯ  одновременно дверь в столовую. Ђ ‘енЯ смирно сидел
под шубами, держа книжку  на  отлете,  в  руке...  ЉажетсЯ,  он
задремал,  времени  не заметил. Ћн открыл глаза, когда прихожаЯ
наполнилась вдруг шумными возгласами.
   Љупцы прощались в дверЯх столовой, посмеиваЯсь,  причмокиваЯ
и разводЯ руками.
   --  Ќу  и  спасибо,  сват,  --  спокойно говорил один, очень
большой вместительности человек.
   „ругой,  похожий  на  начетчика,  одетый  поневзрачней,   со
впалыми  висками  и  с карей проседью в бородке, потирал руки и
очень мЯгко говорил:
   -- ‚троем теперь будем огород городить... ‘ песенкой.
   -- —есть малому человеку делаете, -- чванилсЯ ‘екрето