        „жек ‹ондон. Њежзвездный скиталец

---------------------------------------------------------------
     ђоман. 1915 г
     Џ‘‘: ‚ 24 т.-- Њ.; ‹.: ‡емлЯ и  фабрика, 1928-1929.-- ’.12.
     OCR: Ѓорис Њих
---------------------------------------------------------------

<img src=skitalec1.gif><img src=skitalec2.gif><img src=skitalec3.gif>

        ѓ‹Ђ‚Ђ I

     ‘  раннего детства во  мне жило сознание  бытиЯ  иных  мест и времен. џ
чувствовал  присутствие  в  себе  иного  "Я".  €  верьте мне,  мой  грЯдущий
читатель, это  бывало и  с  вами! ЋглЯнитесь на свое  детство -- и  ощущение
инобытиЯ, о котором  Я говорю, вспомнитсЯ  вам  как опыт вашего детства.  ‚ы
тогда еще не определились,  не  выкристаллизовались, вы  были пластичны,  вы
были -- душа в движении, сознание  и  тождество в процессе формированиЯ,  --
да, формированиЯ и... забываниЯ.
     ‚ы многое  забыли,  читатель; но все  же, читаЯ  эти  строки, вы смутно
припомните туманные перспективы иных времен и мест, в которые заглЯдывал ваш
детский глаз. ’еперь они вам кажутсЯ грезами, снами. Ќо  если это  были сны,
привидевшиесЯ вам  в ту пору, -- откуда,  в таком случае, их вещественность?
Ќаши  грезы  уродливо  складываютсЯ из  вещей, знакомых нам. Њатериал  самых
бесспорных  наших  снов  --  это  материал  нашего опыта.  ђебенком,  совсем
крохотным ребенком, вы в  грезах  падали с громадных высот; вам снилось, что
вы летаете по воздуху, вас пугали ползающие пауки и слизистые многоножки, вы
слышали  иные  голоса,  видели  иные  лица,  ныне  кошмарно знакомые  вам, и
любовались восходами и закатами солнц иных, чем известные вам ныне.
     ’ак  вот,  эти  детские  грезы  принадлежат  иному  миру,  иной  жизни,
относЯтсЯ к  вещам, которых вы никогда  не видели в нынешнем вашем мире и  в
нынешней вашей жизни. Ќо где же? ‚ другой жизни? ‚ других мирах?
     Љогда вы прочтете все,  что  Я здесь описываю, вы, может быть, получите
ответ на недоуменные вопросы,  которые Я перед  вами поставил  и которые  вы
сами ставили себе еще до того, как читали эту книгу.
     ‚ордсворт знал эту тайну.  Ћн был не ЯсновидЯщий,  не  пророк, а  самый
обыкновенный человек, как вы, как всЯкий другой. ’о, что знал он, знаете вы,
знает  всЯкий.  Ќо  он  необычайно  талантливо  выразил  это в своей  фразе,
начинающейсЯ словами: "Ќе в полной наготе, не в полноте забвеньЯ..."
     Џоистине тени тюрьмы окружают нас,  новорожденных, и  слишком  скоро мы
забываем! € все же, едва родившись, мы вспоминали иные времена и иные места.
Ѓеспомощными  младенцами, на руках старших,  или  ползаЯ на четвереньках  по
полу, мы вновь  переживали  во  сне свои воздушные  полеты. „а, мы познавали
муки и пытку кошмарного страха  перед  чем-то  смутным,  но чудовищным.  Њы,
новорожденные  младенцы  без  опыта, рождались  со страхом,  с воспоминанием
страха, а в о с п о м и н а н и е е с т ь о п ы т.
     —то  касаетсЯ  менЯ,  то  Я, еще  не  начав  говорить,  в столь  нежном
возрасте, что потребность пищи и сна Я мог выражать только звуками, -- уже в
ту  пору Я знал, что  Я был  мечтателем,  скитальцем среди звезд. „а, Я, чьи
уста не произносили слова "король",  знал, что некогда  Я был сыном  королЯ.
Њало того -- Я помнил, что некогда Я был рабом и сыном раба и носил железный
ошейник.
     ќто не  все.  Љогда мне было три, и четыре, и  пЯть лет, "Я" не был еще
"Я". џ еще только  с  т а  н о в и л с Я; Я был  расплавленный дух,  еще  не
застывший и  не  отвердевший в  форме нынешнего моего  тела, нынешнего моего
времени и места. ‚ этот период во  мне бродило, шевелилось все,  чем Я был в
десЯтках  тысЯч прежних существований, это все мутило мое расплавленное "Я",
стремившеесЯ воплотитьсЯ во м н е и стать м н о ю.
     ѓлупо  это  все, не  правда  ли?  Ќо  вспомните, читатель, --  которого
надеюсь  увлечь за собою в  скитаниЯ по  безднам  времени и пространства, --
сообразите, читатель,  прошу  вас,  что Я много  думал об этих вещах,  что в
кровавые ночи и в холодном поту мрака, длившегосЯ долгими годами, Я был один
на  один со своими многоразличными  "Я" и мог совещатьсЯ с ними и  созерцать
их. џ пережил ад  всех существований,  чтобы поведать вам тайны, которые  вы
разделите со мной, склонЯсь в час досуга над моей книгой.
     €так, Я повторЯю: в три, и в четыре, и в пЯть лет "Я" не был еще "Я"! џ
только с  т  а н о в и л с  Я,  з а с т  ы в а л в форме  моего тела, и  все
могучее, неразрушимое прошлое бродило  в смеси моего  "Я", определЯЯ,  какую
форму  это "Я"  примет. ќто не  мой  голос, полный страха, кричал по ночам о
вещах, которых Я, несомненно, не знал и не мог знать.
     ’акже и  мой детский  гнев,  мои привЯзанности, мой  смех. €ные  голоса
прорывались сквозь мой голос, -- голоса людей прошлых веков, голоса туманных
полчищ  прародителей.  Њой  капризный  плач смешивалсЯ с  ревом зверей более
древних, чем горы, и  истерические вопли моего детства, когда  Я багровел от
бешеного гнева,  были настроены в  лад бессмысленным, глупым  крикам зверей,
живших раньше Ђдама, иных биологических эпох.
     џ раскрыл  свою  тайну. Ѓагровый гнев! Ћн  погубил менЯ в этой нынешней
моей жизни. Џо его милости  менЯ через несколько быстролетных недель поведут
из камеры  на  высокое  место  с шатким помостом, увенчанное  очень  прочной
веревкой;  здесь  менЯ повесЯт за шею  и будут дожидатьсЯ  моего  издыханиЯ.
Ѓагровый гнев всегда губил менЯ во всех моих жизнЯх;  ибо  багровый  гнев --
мое злосчастное,  катастрофическое наследие от эпохи комков  живой слизи, --
эпохи, предначальной миру.
     Ќо пора  мне отрекомендоватьсЯ.  џ не  идиот и не помешанный. ‚ы должны
это знать, иначе вы не поверите тому, что Я вам расскажу. ЊенЯ зовут „эррель
‘тэндинг. Љое-кто  из тех, кто прочтет эти строки, тотчас  же вспомнит менЯ.
Ќо   большинству  читателей  --  лицам,   менЯ  не  знающим,   --  Я  должен
представитьсЯ.
     ‚осемь лет  назад Я был  профессором  агрономии  в сельскохозЯйственном
колледже   Љалифорнийского   университета.    ‚осемь   лет    назад   сонный
университетский город Ѓерклей был взволнован убийством профессора ѓаскеллЯ в
одной  из  лабораторий   горнозаводского  отделениЯ.   “бийцей  был  „эррель
‘тэндинг.
     џ -- „эррель  ‘тэндинг. ЊенЯ поймали на месте преступлениЯ. џ не  стану
обсуждать теперь, кто был прав и кто виноват в деле профессора ѓаскеллЯ. ќто
было чисто личное дело. ѓлавнаЯ суть в том, что в припадке Ярости, одержимый
катастрофическим багровым гневом, который был моим проклЯтием во все века, Я
убил своего  товарищапрофессора. Џротокол судебного следствиЯ показал, что Я
убил; и Я, не колеблЯсь, признаю правильность судебного протокола.
     Ќет, менЯ  повесЯт не за это убийство. ЊенЯ приговорили к  пожизненному
заключению.  ‚ ту пору мне было тридцать шесть лет, теперь сорок четыре. ќти
восемь  лет  Я провел в государственной Љалифорнийской  тюрьме  ‘анЉвэнтина.
ЏЯть лет  из  этих восьми  Я провел  в темноте --  это  называетсЯ одиночным
заключением. ‹юди,  которым  приходилось  переживать  одиночное  заключение,
называют его  погребением заживо. Ќо за эти  пЯть лет  пребываниЯ в могиле Я
успел достигнуть свободы, знакомой лишь очень немногим людЯм. ‘амый одинокий
из узников, Я победил не только мир -- Я победил и времЯ. ’е, кто замуровали
менЯ  на несколько  лет, дали  мне,  сами  того не  знаЯ,  простор столетий.
Џоистине  благодарЯ  ќду Њоррелю  Я испытал пЯть лет  межзвездных  скитаний.
‚прочем,  ќд Њоррель  --  это уже из другой  области. џ  вам  расскажу о нем
после. Њне так много  нужно рассказать  вам, что  Я, право, не знаю, с  чего
начать!
     €так,   начнем.  џ  родилсЯ  в   штате  Њиннесота.  Њать  мою  --  дочь
эмигрировавшего  в Ђмерику шведа  -- звали ѓильда ’оннесон.  Ћтец мой, —анси
‘тэндинг,  принадлежал  к   старинной  американской  фамилии.  Ћн  вел  свою
родословную от Ђльфреда ‘тэндинга,  по письменному контракту закабалившегосЯ
в слуги  или, если вам угодно, в рабы и перевезенного из Ђнглии на плантации
‚иргинии  в те дни, когда молодой  ‚ашингтон  работал землемером в  пустынЯх
Џенсильвании.
     ‘ын Ђльфреда ‘тэндинга сражалсЯ в войну ђеволюции; внук -- в войну 1812
года.  ‘ тех пор не случалось войны,  в которой  ‘тэндинги  не принимали  бы
участиЯ. џ,  последний  из  ‘тэндингов, которому скоро предстоит умереть, не
оставив потомков, сражалсЯ простым солдатом на ”илиппинах  в последней войне
Ђмерики; длЯ этого  Я  отказалсЯ в  самом начале  карьеры  от  профессорской
кафедры в  университете Ќебраски.  Џодумайте! Љогда Я уходил, менЯ прочили в
деканы   сельскохозЯйственного   отделениЯ  этого  университета,  --   менЯ,
мечтателЯ,    сангвинического   авантюриста,   бродЯгу,    Љаина   столетий,
воинственного жреца отдаленных времен, мечтающего при луне, как поэт забытых
веков, доныне не занесенный в историю человека, писаную человеческой рукой.
     €  вот  Я сижу в  государственной тюрьме ”ольсома, в Љоридоре “бийц,  и
ожидаю  днЯ, назначенного  государственной машиной, -- днЯ,  в который слуги
государства уведут менЯ туда, где, по их твердому  убеждению, царит мрак, --
мрак,  которого они страшатсЯ, -- мрак, который  рождает в  них  трусливые и
суеверные фантазии, который гонит этих слюнЯвых и хнычущих людишек к алтарЯм
божков, созданных их страхом и ими очеловеченных.
     Ќет, не быть мне никогда деканом  агрономического отделениЯ!  Ђ  ведь Я
знал  агрономию.  ќто  моЯ   специальность.   џ   родилсЯ   длЯ  земледелиЯ,
воспитывалсЯ на сельском  хозЯйстве, обучалсЯ сельскому  хозЯйству  и изучил
сельское хозЯйство. ‚ нем Я был гениален. џ на глаз берусь определить, какаЯ
корова дает  самое жирное молоко, -- и  пусть специальным прибором проверЯют
менЯ! „овольно мне взглЯнуть не то что на землю,  а хотЯ бы на пейзаж -- и Я
перечислю вам все достоинства  и недостатки почвы. Њне  не  нужна лакмусоваЯ
бумажка,  чтобы  определить, щелочна  или кислотна даннаЯ  почва.  ЏовторЯю:
сельское хозЯйство, в высшем научном значении слова, было  моим призванием и
остаетсЯ моим призванием; в нем Я гениален. Ђ  вот государство, включающее в
себЯ  всех граждан государства, полагает, что оно  может при помощи веревки,
затЯнутой  вокруг моей  шеи, и  толчка,  выбивающего  табуретку из-под  ног,
загнать  в  последнюю  тьму  все эти мои  знаниЯ, всю  ту мудрость,  котораЯ
накоплЯлась во мне тысЯчелетиЯми и была зрелой  еще до  того, как  полЯ ’рои
покрылись стадами кочующих пастухов.
     ‡ерно?  Љто   же   знает  зерно,  как  не  Я?  Џознакомьтесь  с   моими
показательными опытами  в  “истаре,  при  помощи  которых Я повысил ценность
годового урожаЯ зерна в каждом графстве Ђйовы на  полмиллиона  долларов. ќто
исторический   факт.  Њногие  фермеры,  разъезжающие  сейчас  в  собственных
автомобилЯх,  знают,   кто  дал  им  возможность   кататьсЯ  на  автомобиле.
Џышногрудые  девушки и  Яснолицые  юноши, склонившиесЯ  над университетскими
учебниками, не подозревают, что это Я, моими прекрасными опытами  в “истаре,
дал им возможность получать высшее образование.
     Ђ  управление  фермой?   џ  знаю   вред  лишних  движений,  не   изучаЯ
кинематографических снимков;  знаю,  годитсЯ  ли даннаЯ землЯ длЯ обработки,
знаю стоимость  стройки  и  стоимость  рабочих  рук.  Џознакомьтесь  с  моим
руководством  и с моими таблицами по этому  вопросу. Ѓез всЯкого хвастовства
скажу, что в этот самый момент сотнЯ  тысЯч фермеров сидит и  морщит лоб над
развернутыми  страницами этого учебника, перед тем как  выколотить последнюю
трубку и лечь спать. Ќо мои знаниЯ были настолько выше моих таблиц, что  мне
достаточно было взглЯнуть на человека, чтобы определить его наклонности, его
координации и коэффициент его лишних движений.
     џ  кончаю  первую  главу  моего  повествованиЯ. “же девЯть  часов,  а в
Љоридоре  “бийц  это  значит,  что  надо  тушить огонь. џ уже  слышу  глухое
шлепанье резиновых  подошв надзирателЯ, спешащего  накрыть  менЯ за  горЯщей
керосиновой  лампой и изругать -- словно бранью можно обидеть осужденного на
смерть!.


        ѓ‹Ђ‚Ђ II

     €так, Я -- „эррель ‘тэндинг.  ‘коро менЯ выведут  из  тюрьмы и повесЯт.
Џока что Я скажу свое слово и буду писать на этих страницах об иных временах
и об иных местах.
     Џосле приговора менЯ отправили доживать жизнь в ‘ан-Љвэнтинскую тюрьму.
џ  оказалсЯ  "неисправимым". Ђ  "неисправимый" -- это  ужасный  человек,  по
крайней мере  такова характеристика  "неисправимых" в тюремной психологии. џ
стал "неисправимым" потому, что ненавидел лишние движениЯ. ’юрьма, как и все
тюрьмы,  была  сплошной  провокацией  лишних  движений.  ЊенЯ  приставили  к
прЯдению джута. ЏреступнаЯ бесцельнаЯ растрата сил возмущала менЯ. „а и  как
могло быть  иначе?  Ѓорьба  с  нецелесообразными движениЯми  была  ведь моей
специальностью.  „о  изобретениЯ пара или  паровых станков,  три тысЯчи  лет
назад, Я гнил в тюрьме „ревнего ‚авилона; и, поверьте мне, Я говорю  правду,
утверждаЯ,  что  в  те  древние  времена  мы, узники,  гораздо  продуктивнее
работали  на ручных  станках,  чем работают  арестанты  на  паровых  станках
‘ан-Љвэнтина.
     Ѓессмысленный  труд стал  мне нестерпим.  џ  взбунтовалсЯ. џ попробовал
было показать надзирателЯм десЯтокдругой более продуктивных приемов. Ќа менЯ
донесли. ЊенЯ  посадили  в карцер и лишили света  и  пищи.  џ вышел и  опЯть
попробовал работать в хаотической бессмыслице станков.  ЋпЯть  взбунтовалсЯ,
опЯть -- карцер и вдобавок смирительнаЯ рубашка. ЊенЯ распинали, свЯзывали и
тайком поколачивали грубые надзиратели, у которых ума  хватало только на то,
чтобы чувствовать, что Я не похож на них и не так глуп, как они.
     „ва  года  длилось  это  бессмысленное преследование. ’Яжко  и  страшно
человеку быть свЯзанным  и отданным на  растерзание  крысам.  ѓрубые сторожа
были этими крысами; они грызли  мою  душу, выгрызали тончайшие волокна моего
сознаниЯ. Ђ Я, в моей прежней жизни отважнейший боец, в этой нынешней  жизни
совсем не был  бойцом. џ был земледельцем-агрономом, кабинетным профессором,
рабом   лаборатории,   интересующимсЯ   только   почвой   и  повышением   ее
производительности.
     џ дралсЯ на ”илиппинах потому, что  у ‘тэндингов была традициЯ дратьсЯ.
“ менЯ не было дарований воина. Љак нелепо это введение  разрывных инородных
тел   в  тела  маленьких  черных  людей.  ‘мешно  было  видеть,   как  наука
проституирует  мощь  своих  достижений  и ум  своих  изобретателей  в  целЯх
насильственного введениЯ инородных тел в организмы черных людей.
     Љак Я  уже  говорил,  Я  пошел  на  войну,  только  повинуЯсь  традиции
‘тэндингов,  и  убедилсЯ,  что  у менЯ  нет  воинских  дарований.  Љ  такому
убеждению   пришли  и  мои   начальники,  ибо   они  сделали  менЯ   писарем
квартирмейстера, и  в  этом  чине  писарЯ,  за конторкой, Я  и  проделал всю
испано-американскую войну.
     € не как боец, а как мыслитель возмущалсЯ Я бессмысленной тратой усилий
на тюремных  станках. ‡а это и  стали менЯ  преследовать  надзиратели,  и  Я
превратилсЯ  в  "неисправимого".  Њозг мой  работал, и за  его работу Я  был
наказан. Љогда  моЯ "неисправимость"  стала  настолько Явной, что смотритель
ќтертон нашел нужным постращать менЯ в своем кабинете, Я сказал ему:
     -- Ќелепо  думать, дорогой  смотритель,  будто эти крысы-надзиратели  в
состоЯнии  вытравить  из  моей головы  вещи, которые так Ясно  и определенно
рисуютсЯ  в  моем  мозгу! ‚сЯ  организациЯ  этой  тюрьмы бессмысленна. ‚ы --
политический  деЯтель.  ‚ы умеете плести  политические  сети длЯ улавливаниЯ
болтунов в  кабаках ‘ан-”ранциско, но вы не умеете прЯсть  джут. ‚аши станки
отстали по крайней мере на пЯтьдесЯт лет...
     Ќо  стоит  ли продолжать эту тираду? џ  доказал  ему,  как он был глуп,
после чего он решил, что Я безнадежно неисправим.
     "„айте  псу худую  кличку..."  ‚ы знаете  эту  поговорку!  Ќу,  что  ж!
‘мотритель  ќтертон  дал  последнюю санкцию  моей  дурной репутации.  џ стал
предметом общих преследований. ‚се грехи каторжников сваливали на менЯ, и за
них мне приходилось расплачиватьсЯ  заключением в карцер на хлеб и воду, или
же менЯ  подвешивали  за  большие пальцы рук и держали в таком положении  на
цыпочках целые  часы;  каждый такой  час  казалсЯ  мне длиннее  всей  жизни,
прожитой до этого.
     “мные люди  бывают жестоки; глупые люди -- чудовищно жестоки. ‘торожа и
другие  мои  начальники,  начинаЯ  со  смотрителЯ,  были   тупые   чудовища.
Џослушайте, что они со мной сделали! Ѓыл в тюрьме поэт-каторжник с маленьким
подбородком и широким лбом, -- поэт --дегенерат. ‹гун, трус, доносчик, шпик.
€зЯщные  слова,  не правда ли, в устах профессора  агрономии? Ќо и профессор
агрономии  может научитьсЯ дурным словам,  если запереть его в тюрьму на всю
жизнь.
     ќтого поэта  -- мазурика звали ‘есиль ‚инвуд. …го уже не раз присуждали
к каторге, но так  как он был  предатель и доносчик, то в  последний раз его
приговорили всего лишь  к  семи годам. "•орошее поведение" могло значительно
сократить  и этот срок.  Њой же срок заключениЯ  был --  до самой смерти!  €
этот-то жалкий дегенерат, чтобы  сократить свое заключение на несколько лет,
вздумал добавить целую вечность к моему пожизненному сроку!
     џ расскажу вам, как  это случилось.  џ  сам  узнал  правду  лишь  через
много-много  лет.  ќтот ‘есиль ‚инвуд,  чтобы  выслужитьсЯ перед начальником
тюремного  двора, смотрителем, директорами тюрьмы, комитетом  помилований  и
губернатором Љалифорнии,  сочинил  побег  из тюрьмы.  ’еперь  заметьте себе:
во-первых, прочие каторжники так ненавидели ‘есилЯ ‚инвуда, что не позволили
бы ему  даже  поставить четвертушки  табаку  на тараканьих гонках (тараканьи
гонки -- любимое  развлечение  каторжников); во-вторых, Я был псом  с  худой
кличкой;  в-третьих,  длЯ своих  махинаций  ‘есиль ‚инвуд  нуждалсЯ в псах с
худыми кличками -- в пожизненно заключенных, в отчаЯнных, в "неисправимых".
     Ќо   пожизненно  заключенные  (или  "вечники")  тоже  презирали  ‘есилЯ
‚инвуда, и,  когда он подъехал к  ним с планом общего побега, его высмеЯли и
прогнали с бранью, как того заслуживает провокатор. € все же он их одурачил,
этих сорок хитрейших молодцов.  Ћн не оставлЯл их в покое. Ћн хвасталсЯ, что
пользуетсЯ  влиЯнием в тюрьме, как "доверенный" конторы  смотрителЯ, а также
благодарЯ тому, что работает в тюремной аптеке.
     Ѓыл  среди  каторжников  „олговЯзый Ѓилль  •одж,  горец,  осужденный за
грабеж в поезде  и целые  годы  живший одной мечтой: как  бы убежать и убить
своего товарища по ограблению, который выдал его.  ќтот-то „олговЯзый  Ѓилль
•одж и сказал ‚инвуду: "„окажи мне!"
     ‘есиль  ‚инвуд принЯл вызов. Ћн  утверждал, что  опоит  сторожа в  ночь
побега.
     -- ђассказывай! -- говорил „олговЯзый  Ѓилль •одж.  -- Ќам нужно  дело.
Ћпои кого-нибудь из сторожей в э т у же ночь. ‚от, например,  Ѓарнума, -- он
дрЯнь-человек. ‚чера он исколотил помешанного —инка в Ђллее Ѓеггауза, да еще
не в свое дежурство. ‚ эту ночь  он дежурит. “сыпи его, и пусть его выгонЯт.
„окажи, что ты это можешь, и тогда пойдет разговор о деле!
     ‚се это Ѓилль  •одж рассказывал  мне в  карцере спустЯ  много  времени.
‘есиль  ‚инвуд  противилсЯ немедленной пробе сил. Џо его  словам, нужно было
времЯ, чтобы выкрасть  снотворное средство из аптеки. …му дали срок, и через
неделю  он  объЯвил,  что  все  готово. ‘орок дюжих вечников ждали,  как это
сторож  Ѓарнум заснет на  своем  дежурстве.  € Ѓарнум заснул!  …го застали и
уволили.
     ђазумеетсЯ,  это убедило вечников. Ќо оставалось еще убедить начальника
тюремного  двора.   …му   ‘есиль   ‚инвуд  каждый   день   докладывал,   как
подготовлЯетсЯ побег, который целиком был  им выдуман.  Ќачальник  тюремного
двора  также потребовал доказательств.  ‚инвуд представил  их  -- и Я только
через несколько  лет  узнал все подробности  этой  махинации:  так  медленно
раскрываютсЯ тайны тюремных интриг.
     ‚инвуд донес,  что сорок человек, готовЯщихсЯ  к побегу,  к которым  он
вкралсЯ  в  доверие,  забрали  такую силу в тюрьме, что собираютсЯ  получить
контрабандой револьверы при помощи подкупленного ими сторожа.
     -- „окажи мне это! -- потребовал, вероЯтно, начальник тюремного двора.
     € мазурик-поэт доказал!
     ‚ пекарне работали  по ночам. Ћдин из каторжников, пекарь, был в первой
ночной смене. Ћн был сыщиком начальника двора, и ‚инвуд знал это.
     -- Ќынче ночью, -- объЯвил он начальнику, -- ‘эммерфорс пронесет дюжину
револьверов калибра 44, ‚ следующее дежурство он пронесет  патроны. Ќынче же
он  передаст револьверы  в пекарне  мне.  ’ам у вас есть хороший сыщик -- он
сделает вам доклад завтра.
     ‘эммерфорс представлЯл собой любопытную фигуру буколического сторожа из
графства  ѓумбольдт.  ќто  был  простодушный,  ласковый  олух, не упускавший
случаЯ    честно   заработать    доллар   контрабандной   доставкой   табаку
заключенным...  ‚  этот  вечер, вернувшись из  поездки в  ‘ан-”ранциско,  он
принес с собой пЯтнадцать фунтов легкого табаку длЯ папирос. ќто было уже не
в  первый раз, и всЯкий раз он  передавал  табак ‘есилю ‚инвуду. ’ак и в эту
ночь, ничего не подозреваЯ,  он передал  ‚инвуду в пекарне  табак -- большую
пачку  самого  невинного  табаку,  завернутого  в  бумагу.  пион-пекарь  из
укромного  места  видел,  как  ‚инвуду  передали  пакет,  о  чем  и  доложил
начальнику тюремного двора.
     ’ем  временем  не  в  меру ретивое  воображение поэтадоносчика усиленно
работало.  Ћн  задумал  штуку,  котораЯ  принесла мне  пЯть  лет  одиночного
заключениЯ  и привела менЯ в эту проклЯтую камеру, где Я сейчас пишу. €  все
эти пЯть  лет Я  ничего не подозревал.  џ ничего  не  знал  даже о побеге, к
которому  он подговорил сорок вечников. џ  не знал ничего, абсолютно ничего!
Ќе больше менЯ знали и другие. ‚ечники не знали, как он их обошел. Ќачальник
тюремного двора не знал, что и его обманули. Ќеповинней всех был ‘эммерфорс.
‚  худшем  случае  совесть  могла  упрекнуть  его  в  том,  что  он   пронес
контрабандой немного безобидного табаку.
     Ќо  вернемсЯ  к  глупой,  безумной  и  вместе  с тем  мелодраматической
махинации ‘есилЯ ‚инвуда.  Љогда он  утром встретил начальника двора, вид  у
него был торжествующий. ‚оображение его расскакалось без удержу.
     --  „а,  груз  пронесли,  совершенно  так, как ты  сказал,  --  заметил
начальник двора.
     --  …го хватило  бы,  чтобы  взорвать  на воздух  половину  тюрьмы,  --
подхватил ‚инвуд.
     -- •ватило чего? -- спросил начальник.
     -- „инамита и фитилей,  --  продолжал глупец.  -- ’ридцать пЯть фунтов.
‚аш сыщик видел, как ‘эммерфорс передал его мне.
     „олжно  быть,  начальник  двора  чуть  не  умер  на  месте.  џ,  право,
сочувствую  ему в  этом случае  -- подумайте  только,  тридцать пЯть  фунтов
динамита в тюрьме!
     ђассказывают,  что  капитан „жэми  --  таково  было прозвище начальника
тюремного двора -- так и сел на месте и схватилсЯ руками за голову.
     -- ѓде же он теперь? -- завопил он. -- „авай его сюда! ‘ию минуту давай
его сюда!
     ’ут только ‘есиль ‚инвуд заметил свой промах.
     -- џ зарыл его,  -- солгал он. Ћн должен был солгать, потому что табак,
упакованный в мелкие пачки, давно уже разошелсЯ по рукам заключенных.
     -- Ќу  ладно,  -- проговорил капитан „жэми, -- веди менЯ сейчас к этому
месту!
     Ќо, конечно, вести  было некуда. Ќикаких взрывчатых веществ в тюрьме не
имелось. Ћни существовали только в воображении негодЯЯ ‚инвуда.
     ‚ большой тюрьме, как  ‘ан-ЉвэнтинскаЯ, всегда найдетсЯ местечко,  куда
можно  спрЯтать вещи. ‚едЯ за  собой капитана „жэми, ‘есиль  ‚инвуд поневоле
должен был быстро соображать.
     Љак свидетельствовал  перед комитетом директоров капитан „жэми (а также
и ‚инвуд), на пути  к тайнику ‚инвуд рассказал, что Я  вместе с  ним зарывал
динамит.
     € Я,  только что пробывший пЯть дней в карцере  и  восемьдесЯт  часов в
смирительной  рубашке,  -- Я,  полное бессилие  которого было известно  даже
тупым сторожам, -- Я, которому дали день на отдых от нечеловечески страшного
наказаниЯ, --  Я был назван соучастником в сокрытии  несуществующих тридцати
пЯти фунтов сильновзрывчатого вещества.
     ‚инвуд повел капитана „жэми к мнимому тайнику. ђазумеетсЯ, они не нашли
никакого динамита.
     -- Ѓоже  мой! --  продолжал  лгать ‚инвуд.  --  ‘тэндинг надул менЯ. Ћн
откопал динамит и спрЯтал его в другом месте.
     Ќачальник двора употребил более выразительные слова, чем "боже мой".
     ‚ ту же секунду, не терЯЯ хладнокровиЯ, он повел ‚инвуда в свой частный
кабинет, запер дверь и  страшно избил его -- как это впоследствии выЯснилось
перед  комитетом  директоров.  Џолучив  трепку,  ‚инвуд,  однако,  продолжал
клЯстьсЯ, что он сказал правду.
     —то оставалось делать капитану „жэми? Ћн убежден был, что тридцать пЯть
фунтов  динамита  спрЯтаны  в  тюрьме  и   что   сорок   отчаЯнных  вечников
приготовились  совершить  побег.  Ћн  вызвал на  очную  ставку  ‘эммерфорса;
‘эммерфорс твердил, что в пакете был  табак,  но ‚инвуд клЯлсЯ,  что это был
динамит, и ему вполне поверили.
     ‚  этой стадии дела Я и вступил в него  или, вернее, выступил,  так как
менЯ  лишили солнечных  лучей и дневного  света  и снова отвели в карцер,  в
одиночное заключение, где Я в темноте гнил целых пЯть лет.
     џ совершенно был сбит с толку.  ЊенЯ только что выпустили из карцера; Я
лежал,  изнываЯ от боли, в  своей прежней камере, как вдруг менЯ  схватили и
снова бросили в карцер.
     ’еперь,  -- говорил  ‚инвуд  капитану „жэми, --  динамит  в  безопасном
месте, хотЯ мы и не знаем, где он. ‘тэндинг -- единственный человек, знающий
это,  а из  карцера  он никому  не сможет сообщить, где  динамит. Љаторжники
готовы к побегу. Њы можем накрыть их на месте  преступлениЯ. Ћт менЯ зависит
назначить момент. џ им назначу  два часа  ночи и  скажу,  что,  когда стража
уснет, Я отопру камеры и раздам им револьверы. …сли в  два часа  ночи вы  не
застанете сорок человек,  которых Я  назову поименно, совершенно  одетыми  и
бодрствующими, тогда, капитан, можете запереть менЯ  в одиночную  камеру  на
весь  остаток моего срока! Ђ когда мы запрем в  карцер ‘тэндинга и тех сорок
молодцов, у нас довольно будет времени разыскать динамит.
     -- „аже  если  бы длЯ  этого пришлось  не  оставить камнЯ на камне,  --
храбро ответил капитан „жэми.
     ќто  происходило  шесть  лет  назад.  ‡а  все  это  времЯ они  не нашли
несуществующего  динамита, хотЯ тысЯчу  раз  перевернули  тюрьму вверх дном,
разыскиваЯ его.  ’ем не менее до последнего момента своей  службы смотритель
ќтертон верил  в  существование  динамита.  Љапитан „жэми, все еще состоЯщий
начальником тюремного двора, и сейчас убежден, что в тюрьме спрЯтан динамит.
Ќе далее как вчера он  приехал  из ‘ан-Љвэнтина в ”ольсом, чтобы сделать еще
одну попытку узнать место,  где  спрЯтан динамит. џ  знаю, что  он  свободно
вздохнет, когда менЯ повесЯт.

        ѓ‹Ђ‚Ђ III

     ‚есь  этот  день Я пролежал в карцере, ломаЯ  себе голову над  причиной
обрушившейсЯ  на  менЯ  новой и  необъЯснимой кары.  џ  додумалсЯ  только до
одного: какойнибудь шпик,  подмазываЯсь  к  сторожам, донес,  что Я  нарушаю
тюремные правила.
     ‚ то времЯ как капитан „жэми волновалсЯ, дожидаЯсь ночи, ‚инвуд передал
сорока заговорщикам, чтобы они  готовились  к побегу. ‚ два  часа пополуночи
всЯ тюремнаЯ  стража  была  на ногах,  не  исключаЯ  дневной смены,  которой
полагалось  спать в  это  времЯ. Љогда  пробило  два  часа, они бросились  в
камеры,  занЯтые сорока заговорщиками. ‚се камеры отворились в один и тот же
момент,  и  все лица,  названные  ‚инвудом, оказались на  ногах,  совершенно
одетые; они  прЯтались за  дверЯми.  ђазумеетсЯ, это  подтвердило  в  глазах
капитана „жэми  все измышлениЯ ‚инвуда. ‘орок вечников были пойманы врасплох
на  приготовлениЯх  к   побегу.  —то  из  того,  что  они  все  впоследствии
единогласно утверждали,  что  побег  был задуман ‚инвудом?  Љомитет тюремных
директоров, от первого до последнего человека, был  убежден, что  эти  сорок
каторжников лгут, выгораживаЯ  себЯ. Љомитет помилований был того же мнениЯ,
ибо  не  прошло   и  трех  месЯцев,  как  ‘есиль  ‚инвуд,  поэт  и  мазурик,
презреннейший  из  людей,  получил  полное помилование и  был  освобожден из
тюрьмы.
     ’юрьма -- превосходнаЯ школа философии.  Ќи один обитатель ее  не может
прожить  в ней годы без того,  чтобы  не отрешитьсЯ от самых  дорогих  своих
иллюзий, без  того,  чтобы  не лопнули  самые  радужные  его  метафизические
пузыри.  Ќас  учат,  что  правда  светлее  солнца и  что преступление всегда
раскрываетсЯ. Ќо вот вам доказательство, что не всегда так бывает! Ќачальник
тюремного двора, смотритель ќтертон,  комитет тюремных директоров -- все они
до  единого и  сейчас  верЯт  в  существование динамита,  который никогда не
существовал,  а был только изобретен лживым мозгом дегенерата сыщика и поэта
‘есилЯ ‚инвуда. € ‘есиль ‚инвуд жив, а Я, невиннейший из всех привлеченных к
этому делу людей, через несколько недель пойду на виселицу.
     ’еперь  Я опишу вам,  как сорок вечников ворвались в тюремную тишину. џ
спал,  когда  наружнаЯ  дверь  коридора  карцера  с  треском  распахнулась и
разбудила  менЯ.  "Љакой-нибудь  горемыка",  --  была моЯ  перваЯ  мысль;  а
следующей моей  мыслью  было, что  он, наверное, получил трепку, --  до менЯ
доносилось шарканье ног, глухие звуки ударов по телу, внезапные  крики боли,
мерзкие ругательства и шум влекомого тела.
     „вери  карцеров  раскрывались одна за другой, и тела одного  за  другим
бросались или втаскивались  туда  сторожами. Ќовые  и новые  группы сторожей
приходили с избитыми каторжниками,  которых они продолжали бить, и  дверь за
дверью распахивались, чтобы поглотить окровавленные туши  людей,  виновных в
том, что они стосковались по свободе.
     „а,  когда теперь оглЯдываешьсЯ  назад, то видишь:  нужно быть  большим
философом, чтобы выносить все эти зверства год за годом. џ -- такой философ.
‚осемь лет терпел Я эту пытку, пока наконец,  отчаЯвшись избавитьсЯ  от менЯ
всеми  другими  способами,  они не  призвали  государственную машину,  чтобы
накинуть мне на шею веревку и остановить мое дыхание тЯжестью моего тела. Ћ,
Я знаю, эксперты дают ученые заключениЯ,  что при  повешении, когда вышибают
табуретку  из-под  ног, ломаетсЯ  позвоночник  жертвы.  Ђ жертвы  никогда не
возвращаютсЯ, чтобы  опровергнуть это.  Ќо нам,  пережившим тюрьму, известны
замалчиваемые тюремщиками случаи, когда шеЯ жертвы оставалась целой.
     ‡абавнаЯ вещь --  повешение! џ сам  не  видел, как  вешают, но очевидцы
рассказывали мне подробности доброй дюжины таких казней, и Я знаю, что будет
со мной.
     Џоставив  менЯ на табуретку, сковав менЯ  по рукам и ногам, накинув мне
на шею петлю, а  на голову черный чехол, они столкнут менЯ так, что тело мое
своим  весом натЯнет  веревку. ‡атем  врачи обступЯт  менЯ и один за  другим
будут становитьсЯ на табуретку, обхватывать менЯ руками, чтобы Я не качалсЯ,
как маЯтник, и прижиматьсЯ  ухом к моей  груди, считаЯ биениЯ сердца. €ногда
проходит двадцать минут с  того момента, как уберут табуретку, и до момента,
как  перестанет  битьсЯ  сердце. Ћ,  поверьте, они  по  всем правилам  науки
стараютсЯ убедитьсЯ,  что человек умер, после того как они  повесили его  на
веревке.
     џ  уклонюсь  немного  в  сторону  от моего  повествованиЯ, чтобы задать
один-два  вопроса современному обществу. џ имею  право отклонЯтьсЯ и ставить
вопросы, ибо в скором времени менЯ выведут из  тюрьмы и сделают со мной  все
описанное выше. …сли позвоночник жертвы ломаетсЯ  от упомЯнутого хитроумного
приспособлениЯ и хитроумного расчета веса тела  и длины его, то зачем же они
в  таком  случае свЯзывают  жертве руки? Ћбщество  в  целом  не  в состоЯнии
ответить на этот вопрос. Ќо Я знаю почему. € это знает  любитель, когда-либо
участвовавший  в  линчевании  и  видевший,  как  жертва  взмахивает  руками,
хватаетсЯ за веревку и ослаблЯет петлю вокруг шеи, силЯсь перевести дух.
     …ще один вопрос задам Я нарЯдному члену общества, душа которого никогда
не блуждала в  кровавом  аду, как моЯ: зачем  они напЯливают черный чехол на
лицо жертвы перед тем, как выбить из-под ее ног табуретку?
     Ќе  забывайте,  что в скором времени они набросЯт этот черный чехол  на
мою голову,  -- поэтому Я вправе задавать вопросы. Ќе потому ли,  о нарЯдный
гражданин, твои вешатели  так  поступают, что боЯтсЯ увидеть на  лице  ужас,
который они  творЯт над  нами по твоему желанию?  Ќе забывайте, что Я  задаю
этот  вопрос  не  в двенадцатом веке по ђождестве •ристове, и не  во времена
•риста, и не в двенадцатом веке до  ђождества. џ, которого  повесЯт в тысЯча
девЯтьсот тринадцатом  году по  ђождестве •ристове,  задаю эти  вопросы вам,
предполагаемым  последователЯм •риста, -- вам, чьи  вешатели  выведут менЯ и
закроют мое лицо  черной тканью, не смеЯ, пока Я еще жив, взглЯнуть на ужас,
творимый надо мною.
     Ќо возвращусь к моей тюрьме. Љогда удалилсЯ последний сторож и наружнаЯ
дверь заперлась, все  сорок избитых и озадаченных людей заговорили, засыпали
друг  друга вопросами. Ќо  почти в ту  же  минуту заревел, как бык, ‘кайсель
„жек,  огромного  роста  матрос;   он  потребовал  молчаниЯ,  чтобы  сделать
перекличку. Љамеры  были полны, и камера за  камерой по порЯдку  выкрикивала
имена  своих обитателей.  ’аким  образом  выЯснилось,  что  в  каждой камере
находЯтсЯ надежные каторжники, среди которых не могло оказатьсЯ шпика.
     ’олько  на  мой   счет  каторжники  остались  в  сомнении,  ибо  Я  был
единственный  узник,  не принимавший  участиЯ  в  заговоре.  ЊенЯ  подвергли
основательному допросу. џ мог только сказать им, что не далее как этим утром
вышел  из карцера и смирительной рубашки  и  без всЯкой причины, насколько Я
мог  понЯть,  был через несколько  часов  вновь  брошен  туда. ЊоЯ репутациЯ
"неисправимого" говорила в мою пользу, и они решились открыть прениЯ.
     ‹ежа и прислушиваЯсь, Я впервые узнал о том, что готовилсЯ побег.  "Љто
сфискалил?" -- был  их единственный вопрос. ‚сю ночь этот вопрос повторЯлсЯ.
Џоиски ‘есилЯ ‚инвуда оказались напрасными, и общее подозрение пало на него.
     -- ЋстаетсЯ только одно, ребЯта, -- промолвил наконец ‘кайсель „жек. --
‘коро утро. Ћни нас  выведут  и устроЯт нам кровавую  баню. Њы были  пойманы
наготове, в  одежде.  ‚инвуд надул  нас и  донес. Ћни будут выводить нас  по
одному  и избивать. Ќас  сорок человек;  нужно раскрыть  ложь. Џусть каждый,
сколько бы его  ни били, говорит только  правду,  сущую правду, и да поможет
ему ѓосподь!
     €  в этой  мрачной  юдоли  человеческой  бесчеловечности,  от  камеры к
камере,  прижавшись устами  к решетке, сорок вечников торжественно поклЯлись
говорить правду.
     Њало хорошего принесла им  эта правда!  ‚  девЯть  часов  утра сторожа,
наемные  убийцы  чистеньких граждан, составлЯющих государство, лоснЯщиесЯ от
еды и сна, накинулись на  нас. Ќам не только не дали завтрака -- нам не дали
даже воды, а избитых людей, как известно, всегда лихорадит.
     Ќе знаю, читатель, представлЯете ли вы себе хотЯ бы приблизительно, что
значит быть "избитым"?  Ќе стану объЯснЯть вам это. „овольно  вам знать, что
эти избитые, лихорадЯщие люди семь часов оставались без воды.
     ‚ девЯть часов пришли сторожа; их было немного. ‚ большом числе не было
и надобности,  потому  что они открывали только по  одной камере зараз.  Ћни
были  вооружены  короткими  заостренными   палками  --  удобное  орудие  длЯ
"дисциплинированиЯ" беспомощных людей. ЋткрываЯ камеру  за камерой, они били
и истЯзали вечников. €х нельзЯ было упрекнуть в лицеприЯтии: Я получил такую
же  порцию,  как  и другие.  € это  было  только начало,  это  было  как  бы
предисловие к пытке, которую каждому из нас пришлось испытать один на один в
присутствии оплачиваемых государством зверей. ќто был  как бы намек  каждому
на то, что ожидает его в инквизиционном застенке.
     џ в  своей  жизни изведал много тюремных ужасов, но кромешный ад  дней,
последовавших за  описанными событиЯми,  был  хуже даже,  чем  то,  что  они
собираютсЯ учинить надо мной в близком будущем.
     „олговЯзый  Ѓилль •одж,  ко многому привыкший  горец, должен был первым
подвергнутьсЯ допросу. Ћн  вернулсЯ через два часа -- вернее, его приволокли
и  бросили на  каменный  пол карцера.  ‡атем они  избили  ‹уиджи Џолаццо  из
‘ан-”ранциско, американца первого поколениЯ от родителей итальЯнцев, который
глумилсЯ и издевалсЯ над ними и довел их до белого калениЯ.
     Ќе скоро удалось „олговЯзому Ѓиллю побороть боль настолько,  чтобы быть
в состоЯнии произнести несколько свЯзных слов.
     -- —то с динамитом? -- спросил он. -- Љто знает чтонибудь о динамите?
     ђазумеетсЯ,  никто не знал, -- а  это был  главный вопрос, поставленный
ему мучителЯми.
     Џочти через  два часа  вернулсЯ ‹уиджи Џолаццо; но  это  был не он, это
была  какаЯ-то развалина,  бормотавшаЯ что-то  бредовое и  не  умевшаЯ  дать
ответа  на  вопросы,  гулко раздававшиесЯ в  длинном  коридоре  карцеров, --
вопросы,  которыми  осыпали его люди,  ждавшие  своей очереди и  нетерпеливо
желавшие знать, что с ним сделали и какому допросу его подвергли.
     ‚ ближайшие сорок восемь часов ‹уиджи два раза  водили на допрос. Џосле
этого уже не человеком,  а какимто бормочущим идиотом его отправили на житье
в  Ђллею  Ѓеггауза.  “ него  крепкое  телосложение,  широкие  плечи, широкие
ноздри,  крепкаЯ грудь и  чистаЯ кровь; в Ђллее  Ѓеггауза он еще долго будет
бормотать околесицу после  того, как  Я буду вздернут на веревку и избавлюсь
таким образом навсегда от ужасов исправительных тюрем в Љалифорнии.
     ‡аключенных выводили из камер поодиночке, одного за другим, и приводили
обратно  какие-то  развалины,  обломки  людей,  бросаЯ их,  окровавленных, в
темноту,  где  им предоставлЯлось  сколько угодно  рычать  и выть. € когда Я
лежал, прислушиваЯсь к  стонам и  воплЯм и к безумным фантазиЯм свихнувшихсЯ
от мучений  людей,  во  мне  смутно просыпались  воспоминаниЯ,  что  где-то,
когда-то  и  Я сидел  на высоком месте, свирепый  и гордый, прислушиваЯсь  к
такому же хору стонов и воплей. ‚последствии, как вы в свое времЯ узнаете, Я
осознал это  воспоминание  и  понЯл,  что стоны и вопли  исходили  от рабов,
прикованных  к своим скамьЯм,  и что Я слушал их сверху, с кормы, в качестве
воина-пассажира  на  галере  „ревнего  ђима.  џ  тогда  плыл  в  Ђлександрию
начальником  воинов,  на  пути  в  €ерусалим.  Ќо об  этом  Я  вам  расскажу
впоследствии... а покуда...


        ѓ‹Ђ‚Ђ IV

     Џокуда   в  темнице  царил   ужас,   начавшийсЯ   вслед  за   открытием
приготовлений к побегу. € ни на секунду в эти вечные  часы ожиданиЯ  менЯ не
оставлЯло  сознание, что и  мне придетсЯ  последовать за этими каторжниками,
претерпеть  инквизиционные пытки, какие они  претерпели, и вернутьсЯ обратно
развалиной, которую бросЯт на каменный пол моей каменной, с чугунной дверью,
темницы.
     ‚от они Явились за мной.  ѓрубо  и безжалостно, осыпаЯ  менЯ  ударами и
бранью, они  увели менЯ --  и Я очутилсЯ перед капитаном „жэми и смотрителем
ќтертоном, окруженными  полдюжиной  подкупленных  на  выколоченные  налогами
деньги зверей,  носЯщих название сторожей  и  готовых исполнить любой приказ
начальства. Ќо их услуги не понадобились.
     --  ‘адись!  -- сказал  мне  смотритель  ќтертон,  указав  на  огромный
деревЯнный стул.
     € вот Я, избитый, окровавленный,  не  получивший глотка воды  за долгую
ночь и день, полумертвый от голода, от побоев,  последовавших за пЯтью днЯми
карцера и восемьюдесЯтью часами  смирительной рубашки, подавленный сознанием
бедственности  человеческого   удела,  охваченный  страхом,  что   со   мной
произойдет  то  же,  что произошло  с остальными,  --  Я, шатающийсЯ обломок
человека  и  бывший профессор  агрономии, -- Я отказалсЯ принЯть приглашение
сесть.
     ‘мотритель  ќтертон  был крупный  и  очень сильный  мужчина.  ђука  его
молниеносно упала на мое плечо. ‚ его руках Я был соломинкой. Ћн поднЯл менЯ
с полу и швырнул на стул.
     --  Ђ теперь,  -- промолвил он, пока Я задыхалсЯ и  душил  в себе крики
боли,  -- расскажи мне всю правду, ‘тэндинг. ‚ыплюнь всю правду --  всю, как
есть, иначе... ты знаешь, что с тобой будет!
     -- џ ничего не знаю о том, что случилось... -- начал Я.
     ’олько это  Я  и  успел вымолвить. ‘ рычанием он бросилсЯ на менЯ одним
скачком. ЋпЯть он поднЯл менЯ в воздух и с треском обрушил на стул.
     -- Ќе  дури,  ‘тэндинг!  --  пригрозил он.  --  ‘ознайсЯ  во  всем. ѓде
динамит?
     -- џ ничего не знаю ни о каком динамите, -- возражал Я.
     џ пережил в  своей жизни самые  разнообразные муки,  но когда  Я о  них
размышлЯю  сейчас,  в покое моих последних  дней,  то убеждаюсь, что никакаЯ
пытка не  сравнитсЯ  с этой  пыткой стулом,  ‘воим телом Я превратил стул  в
уродливую  пародию   мебели.  Џринесли  другой,  но  скоро  и  он   оказалсЯ
разломанным. Џриносили все новые стульЯ, и допрос о динамите продолжалсЯ все
в той же неизменной форме.
     Љогда смотритель ќтертон  утомилсЯ, его  сменил  капитан „жэми, а затем
сторож  Њоноган сменил капитана „жэми и тоже  начал бросать  менЯ на стул. €
все  это  времЯ только  и  слышалось: "„инамит!  „инамит! ѓде динамит?.."  Ђ
динамита никакого и не было. џ под  конец  готов был отдать чуть не всю свою
бессмертную душу за несколько фунтов динамита, которые мог бы показать.
     Ќе  смогу сказать, сколько стульев было разломан