 строгом порЯдке, а в углу, покрытое манильской
шалью,  покоилось  пианино,  к  которому   доктор   “рбино   не
притрагивалсЯ  уже  много лет. ‚о всем доме чувствовалсЯ мудрый
приглЯд женщины, твердо стоЯщей на земле.
     Ћднако ничто в доме не могло  сравнитьсЯ  с  торжественным
убранством   библиотеки,   котораЯ  длЯ  доктора  “рбино,  пока
старость не одолела его, была настоЯщим свЯтилищем.  ‚се  стены
вокруг  стола  орехового  дерева, принадлежавшего еще его отцу,
все стены и даже окна были  скрыты  застекленными  полками,  на
которых  он  разместил  почти в маниакально-строгом порЯдке три
тысЯчи  книг,  в  одинаковых  переплетах  из  телЯчьей  кожи  с
тиснеными  золотыми  буквами  на  корешках.  ‚  отличие от всех
остальных  помещений  в  доме,  которые  находились  во  власти
грохота  и зловониЯ, доносившихсЯ из бухты, в библиотеке всегда
все было - вплоть до запахов - как в аббатстве. „октор “рбино и
его  жена,  рожденные  и  воспитанные  в  карибских   привычках
открывать  настежь  окна  и двери, зазываЯ прохладу, которой на
самом  деле  не  было,  поначалу  чувствовали  себЯ  неуютно  в
запертом  доме.  Ќо  со  временем  убедились,  что единственный
способ противостоЯть жаре - это держать дом наглухо запертым  в
августовский  зной,  не впускаЯ раскаленного воздуха снаружи, и
распахивать все настежь только навстречу ночным  ветрам.  Џосле
того  как  они  это  понЯли,  их  дом стал самым прохладным под
свирепым солнцем ‹а-Њанги, и было  отрадно  провести  сиесту  в
полумраке  спальни,  а  под  вечер сидеть на передней террасе и
глЯдеть, как тЯжело идут мимо пепельно-серые грузовые  суда  из
Ќового Ћрлеана и шлепают деревЯнными лопастЯми речные пароходы,
на  которых  вечером  зажигались  огни  и  звонкий шлейф музыки
очищал стоЯлые воды бухты. ќтот дом  был  самым  надежным  и  с
декабрЯ по март, когда северные пассаты рвали крыши и всю ночь,
точно голодные волки, кружили и завывали вокруг дома, выискиваЯ
самую  малую  щель.  €  никому  не  приходило  в  голову, что у
супружеской четы, обосновавшейсЯ тут, были какие-то причины длЯ
того, чтобы не быть счастливыми.
     € тем не менее доктор “рбино не был счастлив  в  то  утро,
вернувшись  домой еще до десЯти часов, после двух встреч, из-за
которых он не только пропустил воскресную  праздничную  службу,
но и, того глЯди, мог утратить состоЯние духа, свойственное
его  возрасту,  когда  все  уже  кажетсЯ  в  прошлом.  Ћн хотел
вздремнуть немного, прежде чем идти на парадный обед к  доктору
‹асидесу  Ћливельи,  но  застал  дома  суматоху  - прислуга
пыталась поймать попугаЯ, который вырвалсЯ, когда его вынули из
клетки, чтобы подрезать крыльЯ,  и  взлетел  на  самую  высокую
ветку  мангового дерева. Џопугай был облезлый и сумасшедший, он
не разговаривал, когда его просили, и начинал говорить в  самые
неожиданные  моменты, но зато уж говорил совершенно четко и так
здраво, как не всЯкий человек. „октор “рбино лично обучал  его,
а потому попугай пользовалсЯ такими привилегиЯми, каких не имел
в семье никто, даже дети в нежном младенческом возрасте.
     Ћн  жил  в  доме  уже более двадцати лет, и никто не знал,
сколько лет он прожил на  свете  до  этого.  „нем,  отдохнув  в
послеобеденную   сиесту,   доктор   “рбино  садилсЯ  с  ним  на
выходившей во двор террасе, самом прохладном месте  в  доме,  и
напрЯгал  все  свои педагогические способности до тех пор, пока
попугай  не  выучилсЯ  говорить  по-французски,  как  академик.
‡атем,  из  чистого  упорства,  он  научил  попугаЯ вторить его
молитве на латыни, заставил выучить несколько  избранных  цитат
из  …вангелиЯ от ЊатфеЯ, однако безуспешно пыталсЯ вдолбить ему
механическое представление о четырех арифметических  действиЯх.
‚  одно  из  последних  своих  путешествий  он привез из …вропы
первый фонограф с большой трубой и множеством входивших тогда в
моду  пластинок   с   записЯми   своих   любимых   классических
композиторов.  „ень за днем на протЯжении нескольких месЯцев он
заставлЯл попугаЯ по несколько  раз  прослушивать  пение  €ветт
ѓильбер и Ђристида Ѓрюа-на, услаждавших ”ранцию в прошлом веке,
пока  попугай  не  выучил  песни  наизусть. Џопугай пел женским
голосом песни €ветт ѓильбер и тенором - песни Ђристида  Ѓрюана,
а   заканчивал   пение   разнузданным   хохотом,  что  было
зеркальным  отображением  того  хохота,   которым   разражалась
прислуга,  слушаЯ  песни на французском Языке. ‘лава о забавном
попугае распространилась так далеко, что, случалось, позволениЯ
взглЯнуть на него просили знатные гости  из  центральной  части
страны,  прибывавшие  сюда  на  речных  пароходах,  а некоторые
английские туристы, в те поры во множестве заплывавшие в  город
на  банановых судах из Ќового Ћрлеана, даже пытались купить его
за любые деньги. Ќо вершиной его  славы  был  тот  день,  когда
президент  ђеспублики  дон  Њаркое  ”идель ‘уарес со всем своим
кабинетом  министров  пришел  в  дом,  чтобы  удостоверитьсЯ  в
справедливости   попугаевой  славы.  Ћни  прибыли  в  три  часа
пополудни, умираЯ от жары  в  цилиндрах  и  суконных  сюртуках,
которые  не  снимали ни разу за все три днЯ официального визита
под раскаленным добела августовским  небом,  и  вынуждены  были
уйти,  не удовлетворив своего любопытства, поскольку попугай не
произнес ни слова за все два часа, невзираЯ  на  все  отчаЯнные
уговоры и угрозы, а также публичное посрамление доктора “рбино,
который  опрометчиво  настаивал  на  этом  приглашении  вопреки
мудрым предостережениЯм супруги.
     ’о,  что  попугай  сохранил   все   привилегии   и   после
исторической  дерзости,  окончательно  доказало  его  свЯщенное
право. ‚ дом не допускались никакие живые твари, за исключением
землЯной черепахи, котораЯ вновь поЯвилась на кухне после того,
как три или четыре года числилась безвозвратно пропавшей. Ќо ее
считали скорее не живым существом, а  минеральным  амулетом  на
счастье,  и никто никогда не мог точно сказать, где она бродит.
„октор “рбино упорно  не  признавалсЯ,  что  терпеть  не  может
животных,   и  отговаривалсЯ  на  этот  счет  всЯкими  научными
побасенками и философическими предлогами, которые могли убедить
кого угодно, но не его жену. Ћн говорил, что  те,  кто  слишком
любит   животных,   способны   на  страшные  жестокости  по
отношению к людЯм. Ћн говорил, что собаки  вовсе  не  верны,  а
угодливы,  что  кошки  -  предательское  племЯ,  что  павлины -
вестники смерти, попугаи ара  -  всего-навсего  обременительное
украшение,  кролики  разжигают  вожделение,  обезьЯны  заражают
бешеным сластолюбием,  а  петухи  -  вообще  проклЯты,  ибо  по
петушиному крику от •риста отреклись трижды.
     ”ермина  „аса,  его  супруга,  которой к этому времени
исполнилось семьдесЯт два года и  котораЯ  уже  утратила  былую
королевскую  поступь  газели,  совершенно  безрассудно любила и
тропические цветы, и домашних животных, и сразу  после  свадьбы
под  впечатлением  нового  открывшегосЯ  ей мира любви завела в
доме гораздо  больше  животных,  чем  диктовал  здравый  смысл.
‘перва  поЯвились  три  далматских кота, носивших имена римских
императоров, которые раздирали друг друга в клочьЯ,  соперничаЯ
за  расположение  самки, делавшей честь своему имени Њессалина,
ибо не успевала она принести девЯтерых  котЯт,  как  тотчас  же
зачинала  следующий десЯток. Џотом поЯвились кошки абиссинские,
с  орлиными  профилЯми  и   фараоновыми   повадками,   раскосые
сиамские,  дворцовые  персидские,  которые бродили по спальнЯм,
точно призраки, и будоражили ночной  покой  громкими  любовными
шабашами.  Ќесколько  лет  прожил  во  дворе опоЯсанный цепью и
прикованный  к  манговому  дереву  самец  амазонского  уистити,
который  вызывал  определенное сочувствие, поскольку походил на
архиепископа Ћбдулио-и-ђеЯ удрученной физиономией,  невинностью
очей  и  красноречивостью  жестов,  однако  отделалась  от него
”ермина „аса не по этой причине, а  потому,  что  уистити  имел
скверную привычку - воздавать честь дамам прилюдно рукоблудием.
     ‚  коридорах  дома  в  клетках  сидели  всевозможные птицы
ѓватемалы, выпи-прорицательницы,  серые  болотные  цапли  с
длинными  желтыми  ногами;  олененок  просовывал  морду  сквозь
прутьЯ  и  поедал  цветшие  в  горшках  антурии.  Ќезадолго  до
последней   гражданской   войны,  когда  впервые  заговорили  о
возможном приезде Џапы ђимского, из ѓватемалы привезли  райскую
птицу,  которую  не замедлили вернуть обратно, едва узнали, что
сообщение  о  папском  визите  всего-навсего  правительственнаЯ
выдумка  длЯ  устрашениЯ  заговорщиков-либералов.  Ђ  как-то  у
контрабандистов, приходивших на парусниках из  Љюрасао,  купили
проволочную клетку с шестью пахучими воронами, точно такими же,
какие  были  у  ”ермины-девочки  в  отцовском  доме и каких она
хотела иметь, став замужней женщиной.  Ћднако  терпеть  в  доме
этих воронов, которые беспрерывно били крыльЯми и наполнЯли дом
запахом  похоронных венков, было невыносимо. Џривезли в дом еще
и  четырехметровую  анаконду,  чей  бессонный  охотничий  свист
будоражил   темноту   спален,  хотЯ  благодарЯ  ей  и  добились
желаемого: смертоносное дыхание анаконды распугало всех летучих
мышей,  саламандр  и   бесчисленное   разнообразие   зловредных
насекомых,  наводнЯвших  дом  в  пору  ливневых  дождей. „октор
•увеналь “рбино в те годы имел большую  врачебную  практику
и,  поглощенный успехами своих общественных и культурных затей,
не ломал над этим голову, полагаЯ, что его жена, живущаЯ  среди
стольких отвратительных существ, не только самаЯ красиваЯ, но и
самаЯ  счастливаЯ женщина в карибском краю. Ќо однажды вечером,
вернувшись после  тЯжелого  днЯ,  он  застал  дома  катастрофу,
котораЯ  разом  вернула  его  с  небес  на  землю. Ћт гостиной,
насколько хватал глаз, растекалась по  полу  кроваваЯ  река,  в
которой  плавали  тела мертвых животных. Џрислуга, не знаЯ, что
делать, взобралась на стульЯ и не могла прийти в себЯ от ужаса.
     ЋказываетсЯ, внезапно взбесилсЯ сторожевой пес: в припадке
бешенства  он  рвал  в  клочьЯ  всех  без   разбору   животных,
попадавшихсЯ   на  пути,  пока,  наконец,  соседский  садовник,
набравшись мужества, не зарубил пса  тесаком.  Ќикто  не  знал,
скольких  он успел покусать или заразить пенной зеленой слюной,
и потому доктор “рбино  приказал  перебить  всех  оставшихсЯ  в
живых  животных,  тела  их  сжечь  в  поле, подальше от дома, а
санитарной службе сделать дезинфекцию  в  доме.  “целел  только
один  счастливчик - самец черепахи моррокойЯ, никто не вспомнил
о нем.
     ”ермина „аса впервые признала правоту мужа в  домашнем
деле  и  постаралась  потом очень долго не заговаривать с ним о
животных.  Ћна  утешалась  цветными   вкладками   из   "€стории
естествознаниЯ"  ‹иннеЯ,  которые  велела  вставить  в  рамки и
развесить по стенам гостиной, и, может  быть,  в  конце  концов
потерЯла  бы  всЯкую  надежду снова завести в доме какое-нибудь
животное, если бы однажды на рассвете воры не взломали  окно  в
ванной   комнате   и   не   унесли  столовое  серебро,  которое
передавалось  в  наследство  от  одного  к  другому  уже  пЯтью
поколениЯми.  „октор  “рбино  навесил  двойные замки на оконные
запоры, длЯ верности поставил на все двери железные засовы, все
самое ценное стал хранить в несгораемом шкафу и вспомнил давнюю
военную привычку спать с револьвером под подушкой. Ќо  покупать
и  держать в доме сторожевого пса - привитого или не привитого,
вольного или на цепи - отказалсЯ наотрез, хоть бы воры обобрали
его до нитки.
     - ‚  этот  дом  не  войти  больше  никому,  кто  не  умеет
говорить, - сказал он.
     Ћн  сказал  так,  желаЯ  положить конец хитроумным доводам
жены, снова уговаривавшей его купить собаку, и, конечно, не мог
себе представить, что это  скороспелое  заЯвление  позже  будет
стоить  ему  жизни.  ”ермина  „аса, чей необузданный характер с
годами приобрел новые черты, поймала неосторожного на  Язык
супруга:  через  несколько  месЯцев  после  того ограблениЯ она
вновь навестила парусники Љюрасао и купила королевского попугаЯ
из Џарамарибо, который умел лишь ругатьсЯ  отборной  матросской
бранью,  но  выговаривал  слова таким человеческим голосом, что
вполне оправдывал свою непомерную цену в двенадцать сентаво.
     Џопугай был хорош,  гораздо  более  легкий,  чем  казалсЯ,
голова  желтаЯ,  а  Язык  -  черный,  единственный  признак, по
которому  его  можно  отличить  от  других  попугаев,   которых
невозможно  научить  разговаривать  даже  при  помощи свечей со
скипидаром. „октор “рбино умел достойно проигрывать, он склонил
голову перед изобретательностью жены и  только  дивилсЯ,  какое
удовольствие  доставлЯют  ему  успехи раззадоренного служанками
попугаЯ. ‚ дождливые дни, когда у насквозь  промокшего  попугаЯ
Язык  развЯзывалсЯ  от  радости,  он произносил фразы совсем из
других времен, которым  научилсЯ  не  в  этом  доме  и  которые
позволЯли  думать,  что  попугай  гораздо  старше, чем кажетсЯ.
Ћкончательно сдержанное отношение доктора к попугаю  пропало  в
ночь,  когда  воры  снова пытались залезть в дом через слуховое
окно на чердаке и попугай спугнул их, залившись собачьим  лаем;
он  лаЯл  правдоподобнее настоЯщей овчарки и выкрикивал: "‚оры,
воры, воры!" - две уловки, которым он научилсЯ, конечно же,  не
в  этом  доме.  ‚от  тогда-то  доктор  “рбино  и занЯлсЯ им, он
приказал приладить под манговым деревом шест и укрепить на  нем
одну миску с водой, а другую - со спелым бананом и трапецию, на
которой  попугай  мог  бы кувыркатьсЯ. ‘ декабрЯ по март, когда
ночи становились холоднее и погода делалась  невыносимой  из-за
северных  ветров, попугаЯ в клетке, покрытой пледом, заносили в
спальни, хотЯ доктор “рбино и опасалсЯ,  что  хронический  сап,
которым  страдал  попугай,  может  повредить людЯм. Њногие годы
попугаю подрезали перьЯ на крыльЯх и выпускали из клетки, и  он
расхаживал в свое удовольствие походкой старого кавалериста. Ќо
в один прекрасный день он стал выделывать акробатические фокусы
под  потолком на кухне и свалилсЯ в кастрюлю с варевом, истошно
вопЯ морскую галиматью вроде "спасайсЯ кто может"; ему  здорово
повезло:  кухарке удалось его выловить половником, обваренного,
облезшего, но еще живого. ‘ тех пор его стали держать в  клетке
даже  днем,  вопреки  широко  распространенному  поверью, будто
попугаи в клетке забывают все, чему  их  обучили,  и  доставать
оттуда  только  в  четыре  часа,  когда спадала жара, на урок к
доктору “рбино, который тот проводил на террасе, выходившей  во
двор.  Ќикто  не заметил вовремЯ, что крыльЯ у попугаЯ чересчур
отросли, и в то утро как раз собрались их подрезать, но попугай
взлетел на верхушку мангового дерева.
     ’ри часа его не могли поймать. Љ каким только хитростЯм  и
уловкам  не  прибегали  служанки, и домашние и соседские, чтобы
заставить его спуститьсЯ, но он упорно не желал  и,  надрываЯсь
от   хохота,  орал:  "„а  здравствует  либеральнаЯ  партиЯ,  да
здравствует либеральнаЯ партиЯ, черт бы ее побрал!" -  отважный
клич,  стоивший  жизни  не  одному  подвыпившему гулЯке. „октор
“рбино еле мог разглЯдеть его  в  листве  и  пыталсЯ  уговорить
по-испански,  по-французски и даже на латыни, и попугай отвечал
ему на тех же самых Языках, с теми же интонациЯми и даже тем же
голосом, однако с ветки не слез. ЏонЯв, что  добром  ничего  не
добитьсЯ,  доктор  “рбино  велел  послать  за  пожарными  - его
последней забавой на ниве общественной деЯтельности.
     „о самого недавнего времени пожары гасили добровольцы  как
попало:   хватали   лестницы,  какими  пользовались  каменщики,
черпали ведрами воду где придетсЯ и действовали так  суматошно,
что  порой  причинЯли  разорениЯ  больше, чем сами пожары. Ќо с
прошлого   года   на   пожертвованиЯ,    собранные    ‹игой
общественного благоустройства, почетным президентом которой был
•увеналь  “рбино,  в  городе  завели  профессиональную пожарную
команду, у которой была своЯ водовозка, сирена, колокол  и  два
брандспойта.  Џожарные  были в моде, и когда церковные колокола
били набат, в  школах  даже  отменЯли  уроки,  чтобы  ребЯтишки
сбегали  посмотреть,  как  сражаютсЯ  с огнем. ‚начале пожарные
занимались только пожарами. Ќо доктор “рбино рассказал  местным
властЯм,  что  в  ѓамбурге  он видел, как пожарные возвращали к
жизни  ребенка,   найденного   замерзшим   в   подвале,   после
трехдневного  снегопада.  Ђ на улочке ЌеаполЯ он видел, как они
спускали гроб с покойником с балкона десЯтого этажа - по крутой
винтовой лестнице семьЯ не могла вытащить гроб на улицу. €  вот
местные  пожарные стали оказывать разного рода срочные услуги -
вскрывать замки, убивать Ядовитых  змей,  а  ЊедицинскаЯ  школа
даже  устроила  длЯ  них  специальные  курсы по оказанию первой
помощи.  Ђ  потому  ничего  странного  не  было  в  том,  чтобы
попросить  их  снЯть  с  высокого дерева выдающегосЯ попугаЯ, у
которого  достоинств  было  не  меньше,  чем  у   какого-нибудь
заслуженного  господина.  „октор “рбино напутствовал: "‘кажите,
что вы от менЯ". € пошел в спальню  переодеватьсЯ  к  парадному
обеду.  Џо  правде  сказать,  голова  доктора  была  так занЯта
письмом •еремии де ‘ент-Ђмура, что участь  попугаЯ  его  не
особенно заботила.
     ”ермина  „аса  уже  надела  свободное шелковое платье,
присборенное на бедрах, и ожерелье из настоЯщего жемчуга  шесть
раз  вольно  обвило  ее  шею;  ноги  обула  в атласные туфли на
высоком каблуке, какие она надевала лишь в самых  торжественных
случаЯх,  ибо  подобные  испытаниЯ  были  ей  уже  не по годам.
Љазалось бы, столь модный нарЯд не годилсЯ  почтенной  матроне,
однако  он  очень  шел  ей,-к  ее  фигуре,  все  еще стройной и
статной, к ее гибким ру кам, не крапленым еще старостью,  к
ее   коротко  стриженным  волосам  голубовато-стального  цвета,
свободной волной падавшим на щеку. …динственным, что осталось у
нее от  свадебной  фотографии,  были  глаза,  точно  прозрачные
миндалины, и врожденнаЯ горделивость осанки, - словом, все, что
ушло   с  возрастом,  восполнЯлось  характером  и  старательной
умелостью. …й было легко и  свободно:  далеко  позади  остались
времена  железных  корсетов,  затЯнутых талий, накладных ватных
задов. ’ела теперь дышали свободно и выглЯдели  такими,  какими
были на самом деле. •отЯ бы и в семьдесЯт лет.
     „октор   “рбино   застал   ее  перед  трюмо  под  медленно
вращавшимисЯ лопастЯми электрического вентилЯтора: она надевала
шлЯпу, украшенную фетровыми фиалками. ‘пальнЯ была просторной и
светлой: английскаЯ кровать, защищеннаЯ плетеной розовой сеткой
от  москитов,  два  распахнутых  окна,  в  которые  видны  были
растущие  во  дворе  деревьЯ  и нессЯ треск цикад, ошеломленных
предвестьЯми близкого дождЯ. ‘ того днЯ, как  они  возвратились
из   свадебного   путешествиЯ,  ”ермина  „аса  всегда  сама
подбирала  одежду  длЯ  мужа  в  соответствии  со  временем   и
обстоЯтельствами  и аккуратно раскладывала ее на стуле заранее,
с вечера, чтобы он, выйдЯ из ванной, сразу  нашел  ее.  Ћна  не
помнила,  когда  начала  помогать  ему одеватьсЯ, а потом уже и
одевать его, но хорошо знала, что вначале делала это из  любви,
однако лет пЯть назад стала делать по необходимости, потому что
он  уже не мог одеватьсЯ сам. Ћни только что отпраздновали свою
золотую свадьбу и уже не умели жить друг без друга ни минуты  и
ни  минуты не думать друг о друге; это неумение становилось тем
больше, чем больше наваливалась на них  старость.  Ќи  тот,  ни
другой не могли бы сказать, основывались ли эта взаимнаЯ помощь
и  прислуживание на любви или на жизненном удобстве, но ни тот,
ни  другой  не  задавали  себе  столь   откровенного   вопроса,
поскольку  оба  предпочитали  не  знать  ответа. Џостепенно она
стала замечать, как неверен становитсЯ шаг мужа, как неожиданно
и странно менЯетсЯ его настроение, какие  провалы  случаютсЯ  в
памЯти,  а  совсем недавно поЯвилась вдруг привычка всхлипывать
во сне, однако она отнесла все это не к безошибочным  признакам
начала  окончательного  старческого  распада, но воспринЯла как
счастливое возвращение в детство. € потому обращалась с ним  не
как  с  трудным стариком, но как с несмышленым ребенком, и этот
обман был  благословенным  длЯ  обоих,  потому  что  спасал  от
жалости.
     ‘овсем  другой,  наверное,  могла  бы  стать жизнь длЯ них
обоих, знай они заведомо,  что  в  семейной  жизни  куда  легче
уклонитьсЯ  от катастроф, нежели от досадных мелочных пустЯков.
Ќо если они и научились чему-то оба, то лишь одному:  знание  и
мудрость  приходЯт  к нам тогда, когда они уже не нужны. ‘крепЯ
сердце ”ермина „аса годами терпела по утрам веселое пробуждение
супруга. Ћна изо всех сил  цеплЯлась  за  тонкие  ниточки  сна,
чтобы не открывать глаза навстречу новому роковому дню, полному
зловещих   предзнаменований,   а   он   просыпалсЯ  в  невинном
неведении, точно новорожденный: каждый новый день длЯ него  был
еще  одним  выигранным  днем.  Ћна слышала, как он поднималсЯ с
первыми петухами и  подавал  первый  признак  жизни  -  кашлЯл,
просто  так,  чтобы  и  она  проснулась.  Џотом слышала, как он
бормотал что-то специально, чтобы потревожить ее, пока искал  в
темноте  шлепанцы,  которым  полагалось стоЯть у кровати. Џотом
как он пробиралсЯ в ванную комнату, натыкаЯсь в потемках на все
подрЯд. Ђ примерно через час,  когда  ей  уже  снова  удавалось
заснуть,  слышала,  как  он  одеваетсЯ, опЯть не зажигаЯ света.
Ћднажды в гостиной, во времЯ какой-то игры, его  спросили,  как
бы  он  определил  себЯ,  и он ответил: "џ - человек, привыкший
одеватьсЯ в потемках". Ћна слушала,  как  он  шумел,  прекрасно
знаЯ,  что  шумит  он  нарочно,  делаЯ вид, будто все наоборот,
точно так же, как она, давно проснувшаЯсЯ, притворЯлась спЯщей.
€ причины его поведениЯ знала точно: никогда она  не  была  ему
так нужна, живаЯ и здраваЯ, как в эти тревожные минуты.
     Ќикто  не  спал  так  красиво,  как  она, - будто летела в
танце, прижав одну руку ко лбу, - но никто и не  свирепел,  как
она,  если  случалось потревожить ее, думаЯ, что она спит, в то
времЯ как она  уже  не  спала.  „октор  “рбино  знал,  что  она
улавливает  малейший  его шум и даже рада, что он шумит, - было
на кого взвалить вину за то, что она не спит с пЯти утра.  €  в
тех  редких  случаЯх,  когда, шарЯ в потемках, он не находил на
привычном месте  своих  шлепанцев,  она  вдруг  сонным  голосом
говорила:  "’ы оставил их вчера в ванной". € тут же разъЯренным
голосом, в котором не  было  и  тени  сна,  ругалась:  "—то  за
кошмар, в этом доме невозможно спать",
     Џокрутившись  в  постели,  она  зажигала свет, уже не щадЯ
себЯ, счастливаЯ первой победой, одержанной в наступающем  дне.
Џо  сути  дела,  оба  участвовали  в  этой игре, таинственной и
извращенной, а именно потому бодрЯщей игре,  составлЯвшей  одно
из  стольких  опасных  наслаждений одомашненной любви. € именно
из-за такой заурЯдной  домашней  игры-размолвки  чуть  было  не
рухнула их тридцатилетнЯЯ совместнаЯ жизнь - только из-за того,
что однажды утром в ванной не оказалось мыла.
     Ќачалось  все  повседневно просто. „октор •уве-наль “рбино
вошел в спальню из ванной - в ту пору он  еще  мылсЯ  сам,  без
помощи - и начал одеватьсЯ, не зажигаЯ света. Ћна, как всегда в
это   времЯ,   плавала   в  теплом  полусне,  точно  зародыш  в
материнском чреве, - глаза  закрыты,  дыхание  легкое  и  рука,
словно в свЯщенном танце, прижата ко лбу. Ћна была в полусне, и
он  это  знал.  Џошуршав  в темноте накрахмаленными простынЯми,
доктор “рбино сказал как бы сам себе:
     - Ќеделю  уже,  наверное,  моюсь  без  мыла.   ’огда   она
окончательно  проснулась,  вспомнила  и налилась Яростью против
всего мира, потому что действительно забыла положить в мыльницу
мыло. ’ри днЯ назад, стоЯ под душем,  она  заметила,  что  мыла
нет, и подумала, что положит потом, но потом забыла и вспомнила
о мыле только на следующий день. Ќа третий день произошло то же
самое.   Љонечно,  прошла  не  неделЯ,  как  сказал  он,  чтобы
усугубить ее вину, но  три  непростительных  днЯ  пробежали,  и
Ярость  оттого,  что заметили ее промах, окончательно вывела ее
из себЯ. Љак обычно, она прибегла к лучшей защите - нападению:
     - џ моюсь каждый день, - закричала она в гневе,  -  и  все
эти дни мыло было.
     Ћн  достаточно  хорошо знал ее методы ведениЯ войны, но на
этот раз не выдержал. ‘ославшись на дела,  он  перешел  жить  в
служебное помещение благотворительной больницы и приходил домой
только  переодетьсЯ  перед посещением больных на дому. “слышав,
что он пришел, она уходила на кухню, притворЯЯсь, будто  занЯта
делом,  и  не  выходила  оттуда,  пока  не  слышала, что экипаж
отъезжает. ‚ три последующих месЯца каждаЯ  попытка  помиритьсЯ
заканчивалась  лишь  еще  большим  раздором.  Ћн  не соглашалсЯ
возвращатьсЯ домой, пока она не признает, что мыла в ванной  не
было, а она не желала принимать его обратно до тех пор, пока он
не признаетсЯ, что соврал нарочно, чтобы разозлить ее.
     ќтот  неприЯтный  случай,  разумеетсЯ,  дал  им  основание
вспомнить  множество  других  мелочных  ссор,   случившихсЯ   в
тревожную  пору иных предрассветных часов. Ћдни обиды тЯнули за
собой другие, разъедали зарубцевавшиесЯ раны, и оба ужаснулись,
обнаружив вдруг, что в многолетних  супружеских  сражениЯх  они
пестовали  только  злобу.  €  тогда он предложил пойти вместе и
исповедатьсЯ сеньору архиепископу - надо так надо,  -  и  пусть
ѓосподь Ѓог, верховный судиЯ, решит, было в ванной комнате мыло
или  его  не  было.  € она, всегда так прочно сидевшаЯ в седле,
вылетела из него, издав исторический возглас:
     - Џошел он в задницу, сеньор  архиепископ!  Ћскорбительный
выкрик  потрЯс  основы  города,  породил  россказни, которые не
так-то легко было  опровергнуть,  и  в  конце  концов  вошел  в
копилку  народной  мудрости,  его  стали даже напевать на манер
куплета из сарсуэлы: "Џошел он в задницу, сеньор  архиепископ!"
Ћна понЯла, что перегнула палку, и, предвидЯ ответный ход мужа,
поспешила  опередить  его  -  пригрозила, что переедет в старый
отцовский дом, который все еще принадлежал ей, хотЯ и  сдавалсЯ
под  какие-то конторы. “гроза не была пустой: она на самом деле
собиралась уйти из дому, наплевав на то, что в глазах  общества
это  было скандалом, и муж понЯл это вовремЯ. “ него не хватило
смелости бросить вызов обществу: он сдалсЯ. Ќе  в  том  смысле,
что  признал,  будто  мыло  лежало  в  ванной,  это  нанесло бы
непоправимый ущерб правде, нет, просто он осталсЯ жить в  одном
доме  с женой, но жили они в разных комнатах и не разговаривали
друг с другом. € ели за одним столом,  но  научились  в  нужный
момент  ловко передавать с одного конца на другой то, что нужно
было передать, через детей, которые даже и не догадывались, что
родители не разговаривают друг с другом.
     ‚озле кабинета не было ванной комнаты, и конфликт исчерпал
себЯ - теперь он не шумел спозаранку, он входил в ванную  после
того,  как  подготовитсЯ  к  утренним занЯтиЯм, и на самом деле
старалсЯ  не  разбудить  супругу.  Ќе  раз   перед   сном   они
одновременно  шли  в  ванную и тогда чистили зубы по очереди. Љ
концу четвертого месЯца он как-то прилег почитать в супружеской
постели, ожидаЯ, пока она выйдет из ванной, как бывало не  раз,
и  заснул.  Ћна  постаралась  лечь  в  постель  так,  чтобы  он
проснулсЯ и ушел. € он действительно наполовину  проснулсЯ,  но
не ушел, а погасил ночник и поудобнее устроилсЯ на подушке. Ћна
потрЯсла  его за плечо, напоминаЯ, что ему следует отправлЯтьсЯ
в кабинет, но ему так хорошо было почувствовать себЯ  снова  на
пуховой перине прадедов, что он предпочел капитулировать.
     - „ай  мне  спать  здесь,  -  сказал  он.  -  Ѓыло  мыло в
мыльнице, было.
     Љогда уже в излучине старости они вспоминали этот  случай,
то  ни  ей,  ни  ему  не  верилось, что та размолвка была самой
серьезной за их полувековую  совместную  жизнь,  и  именно  она
вдохнула  в  них желание примиритьсЯ и начать новую жизнь. „аже
состарившись и присмирев духом, они  старались  не  вызывать  в
памЯти   тот   случай,  ибо  и  зарубцевавшиесЯ  раны  начинали
кровоточить так, словно все случилось только вчера.
     Ћн был первым мужчиной в жизни ”ермины „асы, которого  она
слышала,  когда он мочилсЯ. ќто произошло в первую брачную ночь
в каюте парохода,  который  вез  их  во  ”ранцию;  она  лежала,
раздавленнаЯ  морской  болезнью,  и  шум его тугой, как у конЯ,
струи прозвучал длЯ нее так мощно и властно, что ее страх перед
грЯдущими бедами безмерно возрос. Џотом  она  часто  вспоминала
это, поскольку с годами его струЯ слабела, а она никак не могла
смиритьсЯ  с тем, что он орошает краЯ унитаза каждый раз, когда
им  пользуетсЯ.  „октор  “рбино  пыталсЯ  убедить  ее,  приводЯ
доводы,  понЯтные  любому,  кто  хотел  понЯть:  происходит это
неприЯтное дело не вследствие его неаккуратности,  как  уверЯла
она,  а  в  силу  естественной причины: в юности его струЯ была
такой  тугой  и  четкой,  что  в  школе  он  побеждал  на  всех
состЯзаниЯх  по  меткости, наполнЯЯ струей бутылки, с годами же
она ослабевала и в  конце  концов  превратилась  в  прихотливый
ручеек,  которым  невозможно  управлЯть,  как  он ни стараетсЯ.
"“нитаз  навернЯка  выдумал  человек,  не  знающий  о  мужчинах
ничего".  Ћн пыталсЯ сохранить домашний мир, ежедневно совершаЯ
поступок, в котором  было  больше  унижениЯ,  нежели  смирениЯ:
после пользованиЯ унитазом каждый раз вытирал туалетной бумагой
его  краЯ. Ћна знала об этом, но ничего не говорила до тех пор,
пока в ванной не начинало пахнуть мочой, и тогда провозглашала,
словно раскрываЯ преступление: "‚онЯет,  как  в  крольчатнике".
Љогда старость подошла вплотную, немощь вынудила доктора “рбино
принЯть окончательное решение: он стал мочитсЯ сидЯ, как и она,
в  результате  и  унитаз  оставалсЯ  чистым,  и самому ему было
хорошо.
     Љ тому времени ему уже  было  трудно  управлЯтьсЯ  самому,
поскользнись  он в ванной - и конец, и потому он стал с опаской
относитьсЯ к душу. ‚ доме, построенном на современный манер, не
было оцинкованной ванны на ножках-лапах, какие обычно стоЯли  в
домах  старого  города.  ‚  свое  времЯ  он  велел убрать ее из
гигиенических  соображений:  ванна  -  одна  из  многочисленных
мерзостей, придуманных европейцами, которые моютсЯ раз в месЯц,
в последнюю пЯтницу, и барахтаютсЯ в той же самой потной грЯзи,
которую  надеютсЯ  смыть с тела. €так, заказали огромное корыто
из плотной гуаЯкановой древесины, и в нем  ”ермина  „аса  стала
купать  своего  мужа  точно  так, как купают грудных младенцев.
Љупание длилось более часа, в трех водах с  добавлением  отвара
из  листьев мальвы и апельсиновой кожуры, и действовало на него
так успокаивающе, что иногда он засыпал прЯмо там,  в  душистом
настое.  ‚ыкупав  мужа,  ”ермина  „аса  помогала  ему  одетьсЯ,
припудривала  ему   тальком   пах,   маслом   какао   смазывала
раздражениЯ  на коже и натЯгивала носки любовно, точно пеленала
младенца; она одевала его всего, от носков до галстука, и  узел
галстука  закалывала булавкой с топазом. Џервые утренние часы у
супругов теперь тоже проходили спокойно, к нему вернулось былое
ребЯчество, которое на времЯ дети отнЯли у него. € она в  конце
концов  приноровилась к семейному распорЯдку, длЯ нее годы тоже
не прошли даром: теперь она спала  все  меньше  и  меньше  и  к
семидесЯти годам уже просыпалась раньше мужа.
     ‚ то воскресенье, на ’роицу, когда доктор •уве-наль “рбино
приподнЯл   одеЯло   над  трупом  •еремии  де  ‘ент-Ђмура,  ему
открылось нечто такое, чего он, врач и верующий, до тех пор  не
постиг  даже  в  самых  своих  блистательных прозрениЯх. ‘ловно
после стольких лет близкого знакомства со смертью, после  того,
как  он  столько  сражалсЯ с нею и по праву и без всЯкого права
щупал  ее  собственными  руками,  он  в  первый  раз  осмелилсЯ
взглЯнуть  ей  прЯмо  в  лицо,  и она сама тоже заглЯнула ему в
глаза. Ќет, дело было не в страхе смерти. ќтот  страх  сидел  в
нем  уже  много  лет,  он  жил в нем, стал тенью его тени с той
самой ночи, когда, внезапно проснувшись,  встревоженный  дурным
сном,   он  вдруг  понЯл,  что  смерть  -  это  не  непременнаЯ
вероЯтность, а  непременнаЯ  реальность.  Ђ  тут  он  обнаружил
физическое присутствие того, что до сих пор было достоверностью
воображениЯ  и не более. € он порадовалсЯ, что инструментом длЯ
этого  холодЯщего  ужасом  откровениЯ  Ѓожественное  провидение
избрало  •еремию  де  ‘ент-Ђмура,  которого  он  всегда  считал
свЯтым, не понимавшим  этого  Ѓожьего  дара.  Љогда  же  письмо
раскрыло  ему  истинную  суть  •еремии  де  ‘ент-Ђмура, все его
прошлое,  его  уму   непостижимую   хитроумную   мощь,   доктор
почувствовал,  что  в  его жизни что-то изменилось решительно и
бесповоротно.
     ”ермина  „аса  не   дала   ему   заразить   себЯ   мрачным
настроением.  Ћн, разумеетсЯ, попыталсЯ это сделать в то времЯ,
как она помогала ему  натЯгивать  штаны,  а  потом  застегивала
многочисленные  пуговицы  на  рубашке.  Ћднако  ему не удалось,
потому что ”ермину „асунелегко было выбить из колеи, тем  более
известием  о смерти человека, которого она не любила. Ћ •еремии
де ‘ент-Ђмуре, которого она никогда не  видела,  ей  было  лишь
известно,  что  он  инвалид  на  костылЯх,  что  он  спассЯ  от
расстрела во времЯ какого-то мЯтежа на каком-то  из  Ђнтильских
островов,  что  из  нужды  он  стал  детским  фотографом, самым
популЯрным во всей провинции, что однажды выиграл в  шахматы  у
человека,  которого  она  помнила как ’орремолиноса, в то времЯ
как в действительности его звали Љапабланкой.
     - ‘ловом, всего лишь беглый из  Љайенны,  приговоренный  к
пожизненному  заключению  за  страшное  преступление,  - сказал
доктор “рбино. - ЏредставлЯешь, он даже ел человечину.
     Ћн дал ей письмо, тайну которого хотел унести  с  собой  в
могилу,  но  она  спрЯтала сложенные пополам листки в трюмо, не
читаЯ,  и  заперла  Ящик  на  ключ.  Ћна   давно   привыкла   к
неисчерпаемой  способности своего мужа изумлЯтьсЯ, к крайностЯм
в оценках, которые с годами становились еще более  непонЯтными,
к  узости его суждений, что никак не соответствовало широте его
общественных интересов. Ќа этот раз он перешел все границы. Ћна
предполагала, что муж ценит •еремию де ‘ент-Ђмура не за то, кем
он был прежде, а за то, кем  он,  беглый,  приехавший  с  одной
котомкой  за  плечами,  сумел  стать  здесь, и не могла понЯть,
почему мужа  так  поразили  запоздалые  откровениЯ  •еремии  де
‘ент-Ђмура.  Ћна не понимала, почему его так неприЯтно поразила
тайнаЯ свЯзь •еремии  де  ‘ент-Ђмура  с  женщиной,  -  в  конце
концов,  таков был атавистический обычай мужчин его типа, и при
неблагоприЯтном стечении обстоЯтельств сам доктор мог оказатьсЯ
в подобной ситуации, а кроме того, она полагала, что женщина  в
полной  мере  доказала свою любовь, помогаЯ мужчине осуществить
принЯтое решение - умереть. Ћна  сказала:  "…сли  бы  ты  решил
сделать  то же самое в силу столь же серьезных причин, мой долг
был бы поступить так,  как  поступила  она".  „октор  “рбино  в
очередной   раз  попал  в  западню  элементарного  непониманиЯ,
которое раздражало его уже пЯтьдесЯт лет.
     - ’ы ничего не понимаешь,- сказал он. - ‚озмутило менЯ  не
то,  кем  он  оказалсЯ,  и  не  то, что он сделал, а то, что он
столько лет обманывал нас.
     …го глаза затуманились невольными слезами, но она  сделала
вид, что ничего не заметила.
     - € правильно делал,- возразила она.- ‘кажи он правду,
ни ты,  ни  эта беднаЯ женщина, да и никто в городе не любил бы
его так, как его любили.
     Ћна пристегнула ему к жилету цепочку часов. ЏодтЯнула узел
галстука и заколола его  булавкой  с  топазом.  Џотом  платком,
смоченным одеколоном "”лорида", вытерла ему слезы и заплаканную
бороду  и вложила платок в нагрудный кармашек, кончиком наружу,
точно цветок магнолии. ‘тоЯчую тишину дома нарушил  бой  часов:
одиннадцать ударов.
     - Џоторопись,  -  сказала  она,  берЯ  его  под руку. - Њы
опаздываем.
     Ђминта  „ечамис,  супруга  доктора  ‹асидеса  Ћливельи,  и
семеро их дочерей старались наперебой предусмотреть все детали,
чтобы  парадный  обед по случаю двадцатипЯтилетнего юбилеЯ стал
общественным событием года. „ом  этого  семейства  находилсЯ  в
самом сердце исторического центра и прежде был монетным двором,
однако  полностью  утратил  свою суть стараниЯми флорентийского
архитектора,  который  прошелсЯ   по   городу   злым   ураганом
новаторства  и,  кроме  всего прочего, превратил в венецианские
базилики четыре памЯтника XVII века. ‚ доме было шесть  спален,
два    зала,    столоваЯ   и   гостинаЯ,   просторные,   хорошо
проветривавшиесЯ,   однако   они   оказались   бы   тесны   длЯ
приглашенных на юбилей выдающихсЯ граждан города и округи. „вор
был  точной  копией монастырского двора аббатства, посередине в
каменном фонтане журчала вода, на клумбах цвели гелиотропы, под
вечер наполнЯвшие ароматом дом, однако пространство под арочной
галереей оказалось мало  длЯ  столь  важных  гостей.  €  потому
семейство  решило  устроить  обед в загородном имении, в девЯти
минутах езды на автомобиле по королевской дороге; в имении двор
был  огромным,  там  росли  высочайшие  индийские  лавры,  а  в
спокойных  водах  реки цвели водЯные лилии. ЊужскаЯ прислуга из
трактира дона ‘анчо под руководством сеньоры Ћливельи  натЯнула
разноцветные  парусиновые  навесы  там,  где  не  было  тени, и
накрыла под сенью лавров по периметру прЯмоугольника столики на
сто двадцать две персоны, застелив  их  льнЯными  скатертЯми  и
украсив  главный,  почетный,  стол  свежими розами. Џостроили и
помост  длЯ  духового   оркестра,   ограничив   его   репертуар
контрдансами  и  вальсами  национальных  композиторов,  а кроме
того, на этом же помосте должен был выступить струнный  квартет
колы   изЯщных   искусств:   этот   сюрприз  сеньора  ЋливельЯ
приготовила длЯ высокочтимого учителЯ своего  супруга,  который
должен   был  возглавить  стол.  €  хотЯ  назначенный  день  не
соответствовал строго  дате  выпуска,  выбрали  воскресенье  на
’роицу, чтобы придать празднику должное величие.
     ЏриготовлениЯ  начались  за  три  месЯца,  боЯлись, как бы
из-за  нехватки   времени   что-нибудь   важное   не   осталось
недоделанным. ‚елели привезти живых кур с ‡олотого Ѓолота, куры
те  славились  по всему побережью не только размерами и вкусным
мЯсом, но и тем, что кормились они на аллювиальных землЯх  и  в
зобу  у  них,  случалось,  находили  крупинки  чистого  золота.
‘еньора ЋливельЯ самолично, в сопровождении дочерей и прислуги,
поднималась  на  борт  роскошных  трансатлантических  пароходов
выбирать  все  лучшее,  что привозилось отовсюду, дабы достойно
почтить своего замечательного супруга.
     ‚се было предусмотрено, все, кроме одного -  праздник  был
назначен   на   июльское   воскресенье,  а  дожди  в  том  году
затЯнулись. Ћна осознала рискованность всей затеи утром,  когда
пошла  в  церковь  к  заутрене и влажность воздуха напугала ее,
небо было плотным и низким, морской горизонт терЯлсЯ  в  дымке.
ЌесмотрЯ   на   зловещие   приметы,   директор  астрономической
обсерватории, которого она встретила в церкви, напомнил ей, что
за всю бурную историю города даже в самые суровые зимы  никогда
не  бывало  дождЯ на ’роицу. € тем не менее в тот самый момент,
когда пробило двенадцать и многие гости под открытым небом пили
аперитив, одинокий раскат грома сотрЯс землю, штормовой ветер с
морЯ опрокинул  столики,  сорвал  парусиновые  навесы,  и  небо
обрушилось на землю чудовищным ливнем.
     „октор  •увеналь “рбино с трудом добралсЯ сквозь учиненный
бурей разгром вместе с последними встретившимисЯ ему по  дороге
гостЯми  и собиралсЯ уже, подобно им, прыгать с камнЯ на камень
через залитый ливнем двор, от экипажа к дому, но в конце концов
согласилсЯ на унижение: слуги на руках, под желтым  парусиновым
балдахином,  перенесли  его  через двор. ‘толики уже снова были
расставлены наилучшим образом внутри дома, даже в спальнЯх,  но
гости   не   старались  скрыть  своего  настроениЯ  потерпевших
кораблекрушение. Ѓыло жарко, как в пароходном  котле,  но  окна
пришлось закрыть, чтобы в комнаты не хлестал ветер с дождем. ‚о
дворе  на  каждом  столике  лежали  карточки  с именем гостЯ, и
мужчины, по обычаю, должны  были  сидеть  по  одну  сторону,  а
женщины  -  по  другую.  Ќо  в  доме  карточки с именами гостей
перепутались, и  каждый  сел  где  мог,  перемешавшись  в  силу
неодолимых обстоЯтельств и вопреки устоЯвшимсЯ предрассудкам. ‚
разгар   катастрофы  Ђминта  ЋливельЯ,  казалось,  одновременно
находилась сразу везде,  волосы  ее  были  мокры  от  дождЯ,  а
великолепное платье забрызгано грЯзью, <I>но</I> она переносила
несчастье  с  неодолимой  улыбкой,  которой  научилась у своего
супруга, - улыбайсЯ, не доставлЯй беде удовольствиЯ. ‘  помощью
дочерей,  выкованных  на  той же наковальне, ей кое-как удалось
сохранить за почетным столом места длЯ доктора •увеналЯ  “рбино
в  центре  и длЯ епископа Ћбдулио-и-ђеЯ справа от него. ”ермина
„аса села рЯдом с мужем, как делала всегда, чтобы он не  заснул
во  времЯ  обеда  и  не  пролил  бы  суп себе на лацканы. Њесто
напротив  занЯл  доктор  ‹асидес   ЋливельЯ,   пЯтидесЯтилетний
мужчина  с  женоподобными  манерами, великолепно сохранившийсЯ,
вечно праздничное состоЯние души доктора никак  не  вЯзалось  с
точностью  его  диагнозов.  ‚се  остальные места за этим столом
занЯли представители вл