 ее  письмах  не было подводных камней чувствительности:
скупым Языком  судового  журнала  она  излагала  событиЯ  своей
жизни.  „лЯ  нее эти письма превратились в забаву, им надлежало
поддерживать огонь живым, но рук на этом огне ”ермина  „аса  не
обжигала,  в  то  времЯ как ”лорен-тино Ђриса сгорал до пепла в
каждой строке. Ѓольше всего на свете желаЯ заразить и ее  своим
безумием,  он  посылал  ей стихотворные миниатюры, нацарапанные
булавкой на лепестках камелий. ќто  он,  а  не  она,  осмелилсЯ
прислать в письме прЯдь своих волос, однако желанного ответа не
дождалсЯ,  а  желал он получить один волос во всю длину из косы
”ермины  „асы.  Ќо  небольшого  шажка  навстречу  ему  все-таки
удалось  от нее добитьсЯ - она стала присылать ему засушенные в
словарЯх листьЯ, вернее, оставшиесЯ от этих  листьев  прожилки,
крыльЯ  бабочек,  перьЯ  таинственных  птиц, а на день рождениЯ
подарила ему квадратный  сантиметр  от  одеЯниЯ  свЯтого  Џедро
Љлавера;  кусочки  его  одеЯниЯ  продавались  тогда тайком и по
цене,  совершенно  недоступной  длЯ  школьницы.  Ћднажды  ночью
”ермина  „аса  проснулась  в  испуге:  под  ее  окном исполнЯли
серенаду, одинокаЯ скрипка играла  один  и  тот  же  вальс.  …е
пронзила  провидческаЯ  догадка,  что каждый звук этой серенады
был живой благодарностью за высушенные листьЯ и крылышки из  ее
коллекций,  за  времЯ,  которое она крала у арифметики, сочинЯЯ
ему письма, за страх перед экзаменами, за то,  что  она  думала
больше  о  нем,  чем об естественных науках, но ей не верилось,
что ”лорентино Ђриса способен на такую неосторожность.
     Ќа следующее утро ‹оренсо „аса  за  завтраком  не  сдержал
любопытства.  ‚о-первых,  он  не  знал,  что  на  Языке серенад
означает исполнение одной-един-ственной вещи, а во-вторых, хотЯ
он слушал очень внимательно,  ему  не  удалось  установить,  из
какого  дома раздавалась музыка. ’етушка ќсколастика совершенно
спокойно, помогаЯ тем  самым  племЯннице  взЯть  себЯ  в  руки,
сообщила,  что  из  своей  спальни сквозь жалюзи она разглЯдела
одинокого скрипача  на  другом  конце  парка,  и  сказала,  что
исполнение  одной-единственной  вещи  на Языке серенад, конечно
же, обозначает разрыв. ‚ тот же день в письме ”лорентино  Ђриса
подтвердил,  что  это он исполнЯл серенаду, а вальс, сочиненный
им самим, называлсЯ так, как он называл ”ермину  „асу  в  своем
сердце:  "ЉоронованнаЯ  ЃогинЯ". ‚ парке он впоследствии больше
не играл, а выбирал лунными ночами такое место, чтобы она могла
слышать, но не просыпалась при  этом  от  страха.  ‹юбимым  его
местом  стало  кладбище  длЯ беднЯков на убогом холме, открытом
всем дождЯм и палЯщему солнцу, куда  слетались  ночевать  ауры,
скрипка   там   звучала   необыкновенно.  Џозднее  он  научилсЯ
распознавать направление ветров,  чтобы  знать  навернЯка,  что
голос его долетал туда, куда следовало.
     ‚  августе  того  года  снова вспыхнула гражданскаЯ война,
котораЯ терзала этот край уже более  полувека,  грозЯ  охватить
всю  страну,  и  правительство  издало закон военного времени и
ввело комендантский час с  шести  вечера  в  штатах  карибского
побережьЯ.  €  хотЯ  уже  случались  беспорЯдки, военные успели
натворить немало  злоупотреблений,  ”лорентино  Ђриса  был  так
погружен в себЯ, что не замечал происходЯщего вокруг, и однажды
на  рассвете  военный  патруль  задержал  его,  когда он своими
любовными призывами тревожил свЯщенный  покой  мертвых.  ’олько
чудом ему удалось уйти от высшей меры, поскольку его обвинЯли в
шпионаже:   мол,   солнечным  лучом  подавал  условные  сигналы
кораблЯм либералов, которые пиратствовали в прибрежных водах.
     - Љакой, к черту, шпион, - сказал ”лорентино  Ђриса,  -  Я
всего-навсего бедный влюбленный.
     ’ри  ночи он провел с кандалами на ногах в карцере местной
казармы, а когда  его  выпустили,  испытал  разочарование,  что
мученичество   длилось   так   недолго;   в   старости,   когда
многочисленные  войны  перепутались  у  него   в   памЯти,   он
по-прежнему  считал,  что был единственным мужчиной в городе, а
быть может, и во всей стране,  которого  терзали  пЯтифунтовыми
кандалами исключительно за любовь.
     Љ исходу второго года бурной переписки ”лорен-тино Ђриса в
письме  всего  из одного абзаца сделал ”ермине „асе официальное
предложение.  ‡а  последние  шесть  месЯцев  он  несколько  раз
посылал ей в письме белую камелию, но она всЯкий раз возвращала
ее  со следующим письмом, чтобы он не сомневалсЯ в ее намерении
продолжать  переписку,  однако  не  обременЯла  себЯ   никакими
обЯзательствами.  Џо  правде  сказать,  она  относилась к этому
путешествию камелии туда-сюда как к забавной любовной  игре,  и
ей  в  голову  не  приходило,  что она оказалась на перекрестке
судьбы.
     Џолучив официальное предложение, она в  паническом  страхе
рассказала   все   тетушке   ќсколастике,   и   та   совершенно
ответственно дала ей совет, исполненный  мужества  и  мудрости,
которых  ей  не  хватило  в двадцать лет, когда пришлось решать
собственную судьбу.
     - Ћтветь ему "да", - сказала она. - „аже если умираешь  от
страха,  даже  если потом раскаешьсЯ, потому что будешь каЯтьсЯ
всю жизнь, если сейчас ответишь ему "нет".
     Ћднако ”ермина  „аса  находилась  в  таком  смЯтении,  что
попросила  времЯ на размышление. ‘начала попросила месЯц, потом
еще один и еще,  а  когда  истек  четвертый  месЯц,  она  снова
получила  белую  камелию;  на этот раз камелиЯ была не в пустом
конверте, ее сопровождало решительное предупреждение,  что  эта
камелиЯ  последнЯЯ:  теперь  или никогда. ”лорентино Ђриса тоже
взглЯнул в лицо смерти в тот  день,  когда  получил  конверт  с
вложенной в него узкой полоской бумаги - полЯ от школьной тет-
     ради  -  с ответом, написанным карандашом, в одну строчку:
"‹адно, Я выйду за вас замуж, если  вы  не  станете  заставлЯть
менЯ есть баклажаны".
     ”лорентино Ђриса не был готов к такому ответу, но его мать
была готова.  Џосле  того как он первый раз шесть месЯцев назад
сообщил ей о намерении женитьсЯ, ’рансито Ђриса начала хлопоты,
собираЯсь снЯть целиком дом, в котором кроме нее жили  еще  две
семьи.  „вухэтажное  здание  было  построено  в  XVII  веке под
казенное учреждение, и при испанцах в нем  помещалась  табачнаЯ
компаниЯ,  но потом владельцы разорились и, не имеЯ средств длЯ
его содержаниЯ, вынуждены были сдавать в наем по частЯм.  Ћдной
стороной дом выходил на улицу, и там помещалась лавка, а другой
- в  мощенный плиткою двор, и там прежде располагалась табачнаЯ
фабрика и сохранилась просторнаЯ  конюшнЯ,  которой  теперешние
жильцы  пользовались  сообща  -  стирали  и  сушили  там белье.
’рансито Ђриса занимала ту часть дома, что выходила  на  улицу,
она  была  удобнее  и  лучше  сохранилась,  хотЯ  и была меньше
площадью, чем другаЯ. ‚ прежнем помещении табачной фабрики  она
устроила  галантерейную  лавочку;  дверь  выходила  на улицу, а
рЯдом с дверью находилсЯ старинный склад с одним лишь  слуховым
окном;  там  и  спала  ’рансито  Ђриса.  „еревЯннаЯ перегородка
делила старинную залу на лавочку и  жилое  помещение.  ‚  жилой
комнате - четыре стула и стол, служивший обеденным и письменным
одновременно,  и тут же ”лорентино Ђриса вешал свой гамак, если
засиживалсЯ за письмом до рассвета. „воим места хватало, однако
этого было совершенно недостаточно длЯ еще одного человека, тем
более что речь шла о барышне, обучавшейсЯ  в  колледже  џвлениЯ
ЏресвЯтой   „евы,   о   барышне,   отец   которой   восстановил
развалившийсЯ дом и отделал его как конфетку, в  то  времЯ  как
семейства,  обладавшие  семью благородными титулами, засыпали в
страхе, как бы ночью потолки их родовых домов не обрушились  им
на  головы.  ‘ловом,  ’рансито Ђриса договорилась с владельцем,
что он позволит ей занЯть и выходившую во двор галерею,  а  она
за  это  в  течение  пЯти  лет будет поддерживать дом в хорошем
состоЯнии.
     ‘редства на это у нее были. ‚добавок к доходам от  продажи
галантереи   и  кровоостанавливающих  бинтов,  чего  ей  вполне
хватало на их скромное существование,  она  сумела  приумножить
накоплениЯ,  ссужаЯ  деньги  под  высокие проценты разорившимсЯ
семьЯм,  стыдившимсЯ  своей  бедности,  в  обмен   на   строгую
сохранность  их  позорной  тайны.  ‘еньоры  с повадками королев
выходили из карет у дверей ее лавки, не сопровождаемые  лишними
в  таких случаЯх кормилицами или слугами, и, притворЯЯсь, будто
собираютсЯ  купить  голландские  кружева  или  узорную   кайму,
сдерживаЯ  рыданиЯ, отдавали под залог остатки прежней роскоши.
’рансито  Ђриса  выручала  своих  клиенток  из  беды  с   такой
почтительностью   к   их  знатному  происхождению,  что  многие
уходили, испытываЯ благодарность более  за  оказанные  почести,
нежели  за услугу. Њенее чем за десЯть лет она узнала, как свои
собственные,  фамильные  драгоценности,  которые  выкупались  и
снова со слезами закладывались, и к тому времени под кроватью в
кувшине   у   нее  уже  хранилась  прибыль  от  этих  операций,
обращеннаЯ в чистое золото. Ћна  подсчитала  все  хорошенько  и
увидела,  что  когда  ее  сын  надумает женитьсЯ, она сможет не
только содержать дом в порЯдке в течение пЯти лет, но  при  той
же  сноровке  и некотором везении, пожалуй, сумеет до того, как
умрет, выкупить  его  длЯ  своих  двенадцати  внуков,  которыми
собиралась   обзавестись.  Љ  тому  же  ”ло-рентино  Ђриса  был
временно назначен первым  помощником  начальника  телеграфа,  и
‹отарио  ’угут планировал оставить его начальником вместо себЯ,
когда сам уйдет руководить школой телеграфных дел и магнетизма,
которую намеревались открыть на следующий год.
     ’аким образом,  практическаЯ  сторона  предстоЯщего  брака
была  решена.  Ћднако ’рансито Ђриса решила из предосторожности
выполнить еще два условиЯ. Џервое: выЯснить, кто такой на самом
деле ‹оренсо „аса; его произношение не оставлЯло  ни  малейшего
сомнениЯ  относительно его происхождениЯ, однако никто точно не
знал, что он собой  представлЯет  и  откуда  берет  средства  к
существованию.  € второе: после обручениЯ все держать в тайне и
со свадьбой не торопитьсЯ, чтобы жених с невестой  как  следует
узнали  друг  друга  и  убедились в прочности своих чувств. Ћна
полагала, что следует подождать до конца войны.
     Ќасчет  строгой  тайны  ”лорентино  Ђриса  был   полностью
согласен   -   доводы   матери   были   справедливы   и  вполне
соответствовали его природной замкнутости. ‘оглашалсЯ  он  и  с
тем,  что  со  свадьбой  не следует торопитьсЯ, но предложенный
срок  счел  нереальным,  поскольку   за   более   чем   полвека
независимости страна не знала ни одного днЯ мирной жизни.
     - Њы  состаримсЯ,  ожидаЯ,  -  сказал  он.  …го  крестный,
гомеопат,  присутствовавший  при  разговоре,  не  считал  войну
помехой.  ‚ойны  эти  представлЯлись  ему всего-навсего сварами
между беднЯками-крестьЯнами, которых, точно волов, подстегивали
господа-землевладельцы,   и   босоногими   солдатами,   которых
науськивало правительство.
     - ‚ойна  идет  в горах, - сказал он. - ‘ тех пор как помню
себЯ, в городах нас убивают не пулЯми, а декретами.
     ‚о всЯком случае, в течение  следующей  недели  в  письмах
были    подробно   обсуждены   все   детали.   ”ер-мина   „аса,
руководствуЯсь советами тетушки  ќско-ластики,  согласилась  на
двухлетний  срок  и строгую секретность и предложила ”лорентино
Ђрисе просить ее руки на  ђождественские  каникулы,  когда  она
закончит   школу   второй  ступени.  ‡атем  они  договорЯтсЯ  о
помолвке, в зависимости от того, как все  это  примет  отец.  Ђ
пока  они  продолжали  переписыватьсЯ  с  тем же пылом и так же
часто, как прежде, но уже без прежних треволнений, и постепенно
их письма стали приобретать домашний тон и походить  на  письма
супругов. Ќичто не омрачало их мечтаний.
     †изнь  ”лорентино  Ђрисы  изменилась.  ђазделеннаЯ  любовь
придала ему уверенности в себе и силы, каких он не знал раньше,
а на службе он управлЯлсЯ так хорошо, что  ‹отарио  ’угуту  без
труда  удалось  сделать его вторым человеком после себЯ. Љ тому
времени планы устройства школы  телеграфных  дел  и  магнетизма
потерпели  крах,  и  немец  все  свое  свободное времЯ посвЯщал
единственному занЯтию, которое ему было по  нраву,  -  ходил  в
порт  играть  на  аккордеоне, пить пиво с матросами и завершать
ночь в гостинице. ’олько  много  лет  спустЯ  ”лорентино  Ђриса
понЯл:  авторитет  ‹отарио  ’угу-та  в  этом  доме удовольствий
объЯснЯлсЯ тем, что в конце концов он стал импресарио  портовых
пташек и хозЯином заведениЯ. Ћн покупал его постепенно, на свои
сбережениЯ  за  многие  годы, но действовало за него подставное
лицо, одноглазый тщедушный человечек, с  головою  жесткой,  как
щетка,  но  с таким добрым сердцем, что непонЯтно было, как ему
удавалось так хорошо управлЯть делами. Ђ управлЯл он хорошо. ‚о
всЯком случае, так счел  ”лорентино  Ђриса,  когда  управлЯющий
сказал,   безо   всЯкой  просьбы  с  его  стороны,  что  в  его
распорЯжении постоЯнно будет  находитьсЯ  одна  комната,  чтобы
разрешать  там  все проблемы, возникающие ниже поЯса, когда ему
покажетсЯ,  что  они  возникли;  а  кроме  того,  это  -  самое
спокойное  место,  где  он  может  в свое удовольствие читать и
писать  любовные  письма.  €  получилось,  что  долгие  месЯцы,
оставшиесЯ  до  оглашениЯ  помолвки, он больше времени проводил
здесь, чем в конторе или родном доме, и бывало, ’рансито  Ђриса
видела его лишь когда он приходил переодетьсЯ.
     —тение длЯ него превратилось в ненасытный порок. ‘ тех пор
как он  научилсЯ  читать,  мать  покупала  ему книжки писателей
холодных стран; считались они детскими сказками, но были такими
нечеловечески жестокими,  что  годились  длЯ  любого  возраста.
”лорентино  Ђриса  знал их наизусть уже в пЯть лет, рассказывал
на  уроках  и  школьных  утренниках,   однако   столь   близкое
знакомство  с  ними не избавлЯло его от страха. Ќаоборот, страх
становилсЯ еще острее. Ђ потому, перейдЯ на стихи, он  вздохнул
свободно.  …ще  мальчиком  он  -  один  за другим, в порЯдке их
поЯвлениЯ - проглотил все тома "Ќародной  библиотеки",  которые
’рансито  Ђриса  покупала  в  лавках  старой  книги у Џисарских
ворот, а в этой библиотеке кого только не было - от  ѓомера  до
самых  пустЯковых  местных  стихоплетов.  Ћн  читал все подрЯд,
каждый новый том от корки до корки, словно по приговору судьбы,
и за долгие годы запойного чтениЯ так и не  успел  разобратьсЯ,
что  в этой горе прочитанных книг было по-настоЯщему хорошим, а
что чепухой. џсно стало лишь одно: прозе он предпочитал  стихи,
а  в  стихах  отдавал предпочтение любовным, их он, не заучиваЯ
специально, запоминал наизусть со второго  чтениЯ,  тем  легче,
чем тверже они были по размеру и рифме и чем душещипательнее по
содержанию.  Ћни  и  стали  живым источником длЯ первых писем к
”ермине „асе, где поЯвлЯлись целые, не перелопаченные куски  из
испанских романтиков, и это продолжалось до тех пор, пока живаЯ
жизнь  не  обратила  его к делам более земным, нежели сердечные
страданиЯ. € тогда он заметил сентиментальные книжонки и другую
прозаическую писанину,довольно фривольную длЯ того времени.  Ћн
научилсЯ  плакать,  читаЯ  вместе  с  матерью  изделиЯ  местных
поэтов, которые продавались тонкими книжонками по  два  сентаво
за  штуку  на  площадЯх  и  у  городских  ворот.  € при этом он
способен был декламировать на памЯть лучшие страницы  испанской
поэзии ‡олотого века.
     Ќо  читал  он все, что попадало в руки, и в том порЯдке, в
каком попадало, так что даже много лет спустЯ, когда он уже  не
был  молод  и далеко позади остались трудные годы первой любви,
он мог перелистать по памЯти - от первой до последней  страницы
- все   двадцать   томов   серии  "‘окровища  юношества",  всех
классиков, выпущенных издательством "ѓарнье и сыновьЯ", и самые
простые вещи на испанском Языке, опубликованные  доном  ‚исенте
Ѓласко €баньесом в серии "Џрометей".
     Ћднако  юные  годы,  проведенные в портовом доме свиданий,
были потрачены не только на чтение и  сочинение  пылких  писем,
там  же  он  был посвЯщен и в тайны любовных занЯтий без любви.
†изнь   в   доме   начиналась   после   полуднЯ,   когда    его
подружки-птички  поднимались  с  постели в чем мать родила, так
что  приходивший  со  службы  ”лорентино  Ђриса  оказывалсЯ  во
дворце,  населенном  нагими  нимфами,  которые  громко, во весь
голос, обсуждали городские  тайны,  переданные  им  по  секрету
героЯми  этих  самых  событий.  Ќа многих обнаженных телах была
печать  прошлого:  ножевые  шрамы  на  животе,  зарубцевавшиесЯ
пулевые  раны, следы любовных кинжальных,ран, борозды кесаревых
сечений,    произведенных    мЯсницкими    ножами.    Ќекоторые
обитательницы дома днем приводили сюда своих малолетних детей -
несчастный  плод,  рожденный  по  юношеской  беспечности  или с
досады, и,  едва  введЯ  в  дом,  раздевали  их,  дабы  они  не
чувствовали  себЯ  чужими  в  этом  раю всеобщей наготы. ЉаждаЯ
стрЯпала свою пищу, и никто не умел есть  ее  лучше  ”лорентино
Ђрисы,  когда  его  приглашали,  потому что он выбирал у каждой
самое удачное кушанье. Џир шел весь день, до вечера, а  вечером
голые   нимфы,   напеваЯ,   расходились   по  ванным  комнатам,
одалживали  друг  у  друга   мыло,   зубную   щетку,   ножницы,
подстригали  друг  дружку,  одевались,  обменивались  платьЯми,
малевали себе лица, точно мрачные клоуны, и выходили  на  охоту
за  первой ночной добычей. ‘ этой минуты жизнь дома становилась
безликой, лишенной человеческого тепла, и жить этой жизнью,  не
платЯ денег, было уже невозможно.
     Ќе  было  места  на свете, где бы ”лорентино Ђри-се жилось
лучше, чем в этом доме, с тех пор как он  узнал  ”ермину  „асу,
потому  что  это  было единственное место, где он не чувствовал
себЯ одиноким. Ѓолее того: кончилось тем,  что  дом  этот  стал
единственным  местом, где он чувствовал себЯ как бы с нею. Ѓыть
может, по тем же самым причинам  жила  там  немолодаЯ  женщина,
элегантнаЯ, с красивой, точно посеребренной головой, котораЯ не
участвовала  в  естественной  жизни нагих нимф, но к которой те
испытывали свЯщенное почтение.
     Љогда-то, в далекой молодости, жених  поторопилсЯ  отвезти
ее  сюда  и,  получив свое удовольствие, оставил ее на произвол
судьбы. ЌесмотрЯ на такое клеймо, ей удалось благополучно выйти
замуж. € уже в возрасте, оставшись одна, хотЯ двое ее сыновей и
три дочери оспаривали друг у друга возможность  увести  мать  к
себе  домой,  она не нашла длЯ себЯ лучшего места, чем дом, где
жили милые распутницы. ЏостоЯнный номер в  этом  отеле  был  ее
единственным  домом,  и  именно  поэтому она тотчас же признала
”лорентино  Ђрису,  сказав,  что  из  него   навернЯка   выйдет
знаменитый  на  весь мир ученый, раз он способен обогащать душу
чтением в этом раю  безбрежной  похоти.  ”лорентино  Ђриса,  со
своей  стороны,  так привЯзалсЯ к ней, что стал помогать ходить
на базар за покупками и целые вечера проводил в беседах с  нею.
Ћн  полагал,  что  она  знает толк в любви, поскольку проЯснила
массу мучивших его вопросов, при том  что  он  не  открывал  ей
своей тайны.
     Ћн  и  до  того,  как  полюбил ”ермину „асу, не поддавалсЯ
легким и доступным искушениЯм, а став ее женихом -  и  подавно.
”лорентино   Ђриса  продолжал  жить  рЯдом  с  девушками,  быть
участливым свидетелем их радостей и невзгод, но у него даже  не
поЯвлЯлось  мысли  пойти  на что-то большее. Ќеожиданный случай
доказал его твердость. Ћднажды, как всегда около шести  вечера,
когда  девушки одевались, готовЯсь к встрече с ночными гостЯми,
к нему в комнату вошла служанка, убиравшаЯ в номерах:  молодаЯ,
но   пожухлаЯ,  преждевременно  состарившаЯсЯ  женщина,  словно
кающаЯсЯ грешница, - во всем  блеске  наготы.  Ћн  каждый  день
видел  ее  и  не  замечал;  она  ходила  по комнатам со щеткой,
мусорным ведром  и  специальной  трЯпкой  -  подбирать  с  полу
использованные презервативы.
     Ћна  вошла  в  комнату,  где ”лорентино Ђриса, как обычно,
читал, и, как обычно,  с  величайшей  осторожностью,  чтобы  не
потревожить  его, вымела пол. € вдруг по пути она подошла к его
кровати, и он почувствовал ее теплую и мЯгкую руку  у  себЯ  на
животе,  почувствовал,  как  она  ищет,  и вот уже нашла, и вот
начала расстегивать ширинку, и ее дыхание заполнило  собой  всю
комнатенку. Ћн притворЯлсЯ, что читает, до тех пор, пока не мог
больше терпеть, и тогда отстранилсЯ.
     Ћна  страшно  испугалась,  потому  что главным условием ее
работы было ни в коем случае не спать с  клиентами.  ќто  можно
было  специально  не  оговаривать: она была из тех, кто считал,
что проституциЯ-это не когда спЯт  с  мужчинами  за  деньги,  а
когда  спЯт  с  незнакомыми  мужчинами.  “ нее было двое детей,
каждый -  от  разных  отцов,  и  не  потому,  что  родились  от
случайных   приключений,  нет,  просто  ей  не  посчастливилось
полюбить такого, который бы пришел к ней более  трех  раз.  Ћна
всегда  была  женщиной  очень  нетребовательной, самой природой
созданнаЯ, чтобы ждать и не терЯть надежды, но жизнь этого дома
оказалась сильнее ее добродетелей. Ћна приходила  на  работу  в
шесть  вечера  и  всю ночь ходила из комнаты в комнату, наскоро
вытираЯ полы, собираЯ презервативы, менЯЯ простыни. ’рудно даже
вообразить, что остаетсЯ от мужчин  после  любви.  Ѓлевотина  и
слезы  -  это  ей  было  понЯтно,  но  они  оставлЯли еще массу
загадочных  следов  интимной  близости:  лужицы  крови,   следы
испражнений,  стеклЯнные  глаза,  золотые  часы,  искусственные
челюсти,  медальоны  с  золотистыми  прЯдЯми   волос,   письма,
любовные  и  деловые, с выражением соболезнованиЯ, всевозможные
письма. Ќекоторые потом возвращались за оставленными вещами, но
большинство забывали их там, и ‹отарио ’угут  хранил  вещи  под
замком,  мечтаЯ  о  том,  что когда-нибудь этот опальный дворец
вместе с сотнЯми забытых  в  нем  личных  вещей  станет  музеем
любви.
     ђабота  была  тЯжелаЯ и оплачивалась скудно, но она делала
ее хорошо. € только не могла переносить рыданий, жалоб и скрипа
пружинных кроватей, все это оседало у нее в крови и так болело,
так жгло, что  рано  утром,  выйдЯ  на  улицу,  она  испытывала
невыносимое  желание  переспать  с  первым  встречным нищим или
самым пропащим пьЯнчужкой, который окажет ей  такое  одолжение,
только  бы  он  ни  о  чем  не  спрашивал и ни на что больше не
рассчитывал. ЏоЯвление в доме мужчины без  женщины,  ”лорентино
Ђрисы,  молодого и чистого, было длЯ нее как подарок небес, ибо
ей с первого же момента стало Ясно: он - такой же, как и она, -
страдалец любви. Ќо ”лорентино Ђриса оказалсЯ нечувствителен  к
ее  намекам.  Ћн хранил свою девственность длЯ ”ерми-ны „асы, и
не было в этом мире силы или довода, которые заставили  бы  его
свернуть с этого пути.
     ’акой  была  его  жизнь  за  четыре  месЯца до намеченного
оглашениЯ помолвки, когда  в  одно  прекрасное  утро,  в  шесть
часов, ‹оренсо „аса поЯвилсЯ в конторе телеграфа и спросил его.
Ђ поскольку он еще не пришел, ‹оренсо „аса сел на скамью и ждал
до десЯти минут девЯтого, снимаЯ и вновь надеваЯ то на один, то
на  другой палец тЯжелый золотой перстень с благородным опалом,
и как только ”лорен-тино Ђриса вошел,  узнал  его  и  взЯл  под
руку.
     - Џойдемте,  молодой  человек,  -  сказал он. - Ќам надо с
вами пЯть минут поговорить как мужчина с мужчиной.
     ”лорентино Ђриса, позеленев как мертвец, пошел. Ћн не  был
готов к этой встрече. ”ермина „аса не успела предупредить его.
     „ело  в  том, что накануне, в субботу, сестра ”ранка де ла
‹ус, игуменьЯ колледжа џвлениЯ ЏресвЯтой „евы, тихо, как  змеЯ,
вскользнула   в  класс  во  времЯ  урока  основ  космогонии  и,
заглЯдываЯ из-за  плеча  в  тетрадки  учениц,  обнаружила,  что
”ермина „аса, притворЯЯсь, будто записывает урок, на самом деле
писала   любовное   письмо.  Џо  правилам  колледжа,  за  такой
проступок полагалось исключение. ‚ызванный срочно ‹оренсо  „аса
обнаружил,  что его железный режим дал трещину. ”ермина „аса со
свойственной ей прЯмотой признала свою вину насчет  письма,  но
отказалась  назвать  имЯ жениха и не назвала его даже трибуналу
ордена, в результате чего тот утвердил решение  об  исключении.
Ћднако  отец  произвел  обыск  в ее спальне, до той поры бывшей
неприкосновенным свЯтилищем, и в двойном  дне  баула  обнаружил
пакеты  с  письмами,  писавшимисЯ  на  протЯжении  трех  лет  и
хранившимисЯ с такой же любовью, с какой были написаны. Џодпись
не оставлЯла сомнений, однако ‹оренсо „аса ни тогда,  ни  потом
так  и  не поверил, что его дочь о своем тайном женихе не знала
ничего, кроме того, что он  телеграфист  и  обожает  играть  на
скрипке.
     ЏонимаЯ,  что  невозможно  установить  отношениЯ  в  столь
трудных условиЯх без соучастиЯ его сестры, он  безжалостно,  не
дав  ей  сказать  слова  или  попросить прощениЯ, посадил ее на
пароход, уходивший в ‘ан-•уан-де-ла-‘ьенагу.  ”ермина  „аса  до
конца  дней  не избавилась от последнего тЯжелого воспоминаниЯ:
как та в дверЯх дома простилась с ней, сгоравшей от  лихорадки,
и  в черном одеЯнии послушницы, костлЯваЯ и пепельно-сераЯ, под
дождем пошла прочь по парку с тем малым, что оставалось  у  нее
длЯ жизни: жалкаЯ постель старой девы и зажатый в кулаке платок
с  горстью  монет,  которых  хватало всего на месЯц пропитаниЯ.
…два выйдЯ из-под  отцовской  власти,  ”ермина  „аса  принЯлась
разыскивать  тетушку по всем карибским провинциЯм, расспрашиваЯ
любого, кто мог о ней знать,  и  не  сумела  найти  ее  следов;
только  лет  тридцать  спустЯ  получила письмо, прошедшее через
много  рук,  в  котором  сообщалось,  что  та  умерла  почти  в
столетнем возрасте в больнице "‚оды ѓосподни" длЯ заразных.
     ‹оренсо  „аса  не  предвидел,  какое ожесточение вызовет у
дочери  несправедливое  наказание,  обрушившеесЯ   на   тетушку
ќсколастику, ставшую длЯ ”ермины „асы матерью, которую она едва
помнила.  Ћна  заперлась у себЯ в спальне на засов, не ела и не
пила, а когда ему наконец удалось - он начал с угроз, а  кончил
почти  откровенной  мольбою  -  заставить  ее открыть дверь, он
увидел перед собою не девочку, а раненую пантеру,  которой  уже
никогда не будет пЯтнадцать лет.
     —ем он только ни пыталсЯ смЯгчить ее и задобрить. Џробовал
втолковать,  что  любовь в ее возрасте - пустой мираж, старалсЯ
по-хорошему уговорить отдать письма и вернутьсЯ в  колледж,  на
коленЯх  просить  прощениЯ,  и  давал честное слово, что первым
станет помогать ее счастью с достойным человеком. Ќо  это  было
все равно, что говорить с покойником. ‘овершенно измученный, он
в  понедельник  за  завтраком  потерЯл  контроль  над  собой  и
захлебнулсЯ бранью, и тут она безо всЯкого драматизма,  твердой
рукой  и  глЯдЯ  на  него  широко  раскрытыми  глазами, взглЯда
которых он не мог выдержать, всадила себе в шею  кухонный  нож.
‚от  тогда-то  он  и  решилсЯ на этот пЯтиминутный разговор как
мужчина с мужчиной со злосчастным выскочкой, которого  он  даже
не  помнил  в лицо, с тем, кто в недобрый час перешел дорогу их
жизни.  €сключительно  по   привычке   он,   выходЯ,   захватил
револьвер, но предусмотрительно спрЯтал его под рубашку.
     ”лорентино  Ђриса не успел перевести дух, как ‹оренсо „аса
под руку с ним уже прошел  через  ‘оборную  площадь  к  арочной
галерее,  где помещалось приходское кафе, и предложил ему сесть
на террасе. „ругих клиентов в  этот  час  не  было,  чернокожаЯ
хозЯйка  почтенного вида драила кафельный пол в огромном зале с
выщербленными  и  запыленными  витражными  окнами;  стульЯ  еще
лежали  кверху  ножками на мраморных столиках. ”лорентино Ђриса
много раз видел здесь ‹оренсо „асу за  игрой  с  австрийцами  с
городского  рынка:  они  пили вино и на крик спорили о каких-то
тоже беспрерывных, но чужих войнах.  ‘колько  раз,  понимаЯ,  к
чему  неотвратимо  ведет  его  любовь, спрашивал он себЯ, какой
будет  их  встреча,  котораЯ  рано  или  поздно   должна   была
произойти,  ибо  не  было человеческой силы, способной помешать
ей: она была написана им обоим на роду. Ћна представлЯлась  ему
ссорой  двух  совершенно  разных  людей,  не только потому, что
”ермина „аса описывала буйный характер отца, он  и  сам  видел,
как  наливались бешенством его глаза, когда он вдруг разражалсЯ
хохотом за игровым столом.  ‚се  в  нем  было  грубо  и  пошло:
отвратительное  толстое  брюхо,  громкаЯ чеканнаЯ речь, длинные
рысьи бакенбарды, здоровенные ручищи, а на безымЯнном пальце  -
тесный  перстень  с  опалом. € только одно умилЯло - ”лорентино
Ђриса заметил это с первого  взглЯда  -  поступь  у  него  была
легкой,  оленьей,  как  у  дочери.  €  все-таки когда он указал
”лорентино Ђрисе на стул, ”лорентино Ђриса подумал, что  он  не
так  страшен,  как  казалсЯ, а когда предложил ”лорентино Ђрисе
рюмку анисовой,  тот  наконец  перевел  дух.  ”лорентино  Ђриса
никогда   еще  не  пил  спиртного  в  восемь  утра,  но  тут  с
благодарностью согласилсЯ, он чувствовал, что выпить ему просто
необходимо.
     ‹оренсо „аса в пЯть минут изложил свои доводы и сделал это
с обезоруживающей искренностью, чем привел ”лорентино  Ђрису  в
полное смЯтение. Џосле смерти жены единственной целью его жизни
было сделать из дочери настоЯщую даму. „олог и непрост был путь
к  этой  цели длЯ него, торговца мулами, не умевшего ни читать,
ни писать, к тому же в провинции ‘ан-•уан-де-ла-‘ьенага у  него
была  репутациЯ  скотокрада,  пусть  не  доказаннаЯ,  но широко
распространеннаЯ. Ћн  закурил  сигару,  какие  курЯт  погонщики
мулов,  и  посетовал:  "‘трашнее  худого  здоровьЯ только худаЯ
слава". Ќа самом же деле секрет его благосостоЯниЯ заключалсЯ в
том, что ни одна из его животин не трудилась с таким  упорством
и  старанием,  с  каким  трудилсЯ  он сам. „аже в самую суровую
военную  пору,  когда  селение  лежало  в  руинах,  а  полЯ   в
запустении.   „очь   понЯтиЯ   не   имела,   какаЯ   судьба  ей
предназначалась, однако вела себЯ  как  самый  заинтересованный
соучастник.  “мнаЯ,  трудолюбиваЯ,  не  успела  сама  научитьсЯ
читать, как обучила чтению отца и к двенадцати  годам  уже  так
разбиралась  в  житейских делах, что вполне могла бы сама вести
дом и ни к чему  была  бы  тетушка  ќсколастика.  Ћн  вздохнул:
"‡амечательнаЯ  животина,  чистое  золото".  Љогда дочь кончила
начальную школу на все  пЯтерки  и  была  почетно  отмечена  на
торжественном    выпускном    акте,    он    понЯл,    что    в
‘ан-•уан-де-ла-‘ьенаге его честолюбивым мечтаниЯм будет  тесно.
€  он  продал  все  свои  земли  и  скотину и с новыми силами и
семьюдесЯтью тысЯчами золотом  переехал  в  этот  развалившийсЯ
город с его точеной молью славой, где красиваЯ и воспитаннаЯ на
старинный  манер  девушка  еще  имела возможности возродитьсЯ к
жизни, удачно выйдЯ замуж.
     ‚торжение  ”лорентино   Ђрисы   оказалось   непредвиденным
препЯтствием  на  пути  к уже близкой цели. "€ Я пришел к вам с
нижайшей просьбой", - сказал ‹оренсо „аса. Ћн  обмакнул  кончик
сигары  в  анисовую,  выдохнул  без  дыма и заключил сдавленным
голосом:
     - “йдите с нашей дороги.
     ”лорентино Ђриса слушал его, отхлебываЯ глоток за  глотком
анисовую водку, и так поглощен был откровениЯми о жизни ”ермины
„асы, что даже не подумал, как ему отвечать, когда настанет его
черед.  Ђ  когда  черед  настал,  понЯл: от того, что он сейчас
скажет, зависит его судьба.
     - ‚ы говорили с ней? - спросил он.
     - Ќе ваше дело, - сказал ‹оренсо „аса.
     - џ спрашиваю потому, - сказал ”лорентино Ђриса, - что мне
кажетсЯ: она сама должна решать.
     - Ќичего подобного, - сказал ‹оренсо „аса. -  ќто  мужское
дело и решаетсЯ мужчинами.
     ‚  его  голосе  послышалась угроза, и человек, сидевший за
соседним  столиком,  обернулсЯ   на   них.   ”лорентино   Ђриса
проговорил  очень  тихо, но со всей решимостью и твердостью, на
какие был способен:
     - ‚о всЯком случае, Я ничего не могу вам ответить, пока не
узнаю, что об этом думает она. ќто было бы предательством.
     ‹оренсо „аса  откинулсЯ  на  спинку  стула,  веки  у  него
покраснели   и   увлажнились,  левый  глаз,  совершив  круговое
движение, уставилсЯ в сторону. Ћн тоже понизил голос.
     - Ќе вынуждайте менЯ, Я всажу в вас пулю, - сказал он.
     ”лорентино  Ђриса   почувствовал,   как   кишки   у   него
наполнились  холодной  пеной.  Ќо голосом не дрогнул, ибо знал,
что действует по наущению ‘вЯтого „уха.
     - ‘трелЯйте, - сказал он, прижимаЯ руку  к  груди.  -  Ќет
дела более славного, чем умереть за любовь.
     ‹оренсо  „асе  пришлось  поглЯдеть  на  него  искоса,  как
смотрЯт попугаи, - только так он мог отыскать его  своим  косым
глазом. Ћн не произнес, он выплюнул в него три слога:
     - ‘у-кин сын!
     Ќа  той  же  неделе  он  отправил  дочь  в  путешествие за
забвением. Ћн ничего  не  стал  объЯснЯть:  ворвалсЯ  к  ней  в
спальню,   на   усах   застыла   пена  Ярости,  перемешаннаЯ  с
жевательным табаком, - и приказал собирать вещи.  Ћна  спросила
его,  куда  они  едут,  и  он ответил: "‡а смертью". €спуганнаЯ
ответом, который показалсЯ ей вполне правдоподобным, она хотела
было, как и накануне, показать характер, но отец снЯл ремень  с
тЯжелой  медной  прЯжкой, намотал его на кулак и вытЯнул ремнем
по столу так, словно в доме  ухнул  ружейный  выстрел.  ”ермина
„аса  хорошо  знала  собственные  силы  и возможности, а потому
свЯзала в узел две циновки и  гамак,  а  в  два  больших  баула
уложила всю свою одежду, увереннаЯ, что сюда она больше никогда
не  вернетсЯ.  Џрежде  чем  одетьсЯ,  она  заперлась в ванной и
сумела написать ”лорентино Ђрисе коротенькое прощальное  письмо
на  листке,  выхваченном  из  стопки  туалетной бумаги. Ђ потом
садовыми  ножницами  отрезала  свою  косу  от  самого  затылка,
уложила  ее  в бархатный футлЯр, шитый золотой нитью, и послала
ему вместе с письмом.
     ќто было безумное путешествие. ‘начала  целых  одиннадцать
дней  ехали  с караваном, который погонщики гнали через горы, и
верхом на мулах карабкались по узким  карнизам  ‘ьерры  Ќевады,
черствеЯ  телом  и  душой под палЯщим солнцем и лупившим в лицо
косым  октЯбрьским  дождем,  и  все  времЯ  им  леденило   душу
цепенЯщее  дыхание  пропастей.  Ќа  третий  день пути один мул,
обезумев от надоедливых слепней, сорвалсЯ в пропасть вместе  со
всадником  и  увлек  за  собой  еще  семерых  шедших  в  свЯзке
животных. „икий вопль человека и животных  нессЯ  по  ущелью  и
скакал от скалы к скале еще несколько часов после катастрофы, а
потом - долгие годы в памЯти ”ермины „асы. ‚есь ее скарб рухнул
в  пропасть  вместе  с мулами, но в то мгновение-вечность, пока
все это летело вниз и пока не раздалсЯ из недр вопль ужаса, она
пожалела не о бедном погонщике и не о разбившихсЯ  животных,  а
лишь о том, что ее мул не шел в свЯзке с теми.
     Џервый  раз  в  жизни  она  ехала  в седле, однако страх и
бесчисленные тЯготы путешествиЯ не были бы так горьки, если  бы
ее   не  терзала  мысль,  что  никогда  больше  она  не  увидит
”лорентино Ђрисы и не утешитсЯ его письмами.  ‘  самого  начала
путешествиЯ  она  не  сказала  отцу  ни  единого  слова,  а тот
пребывал в таком замешательстве, что обращалсЯ  к  ней  лишь  в
крайних  случаЯх  или  передавал  то,  что хотел сказать, через
погонщиков. …сли им везло и на дороге попадалсЯ постоЯлый двор,
то можно было получить еду, какую едЯт в горах, от которой  она
отказывалась,  и  поспать  в  парусиновых постелЯх, просоленных
потом и мочой. Ќо чаще они ночевали  в  индейских  селениЯх,  в
ночлежках,  сооруженных  прЯмо  у  дороги из жердей и прутьев и
крытых листьЯми горькой пальмы,  и  каждый,  кто  добиралсЯ  до
такой ночлежки, имел право остатьсЯ тут до рассвета. Ќо ”ермине
„асе  не  удавалось выспатьсЯ - потнаЯ от страха, она слушала в
темноте скрытую от глаз возню:  путники  привЯзывали  к  жердЯм
мулов и цеплЯли свои гамаки, где удастсЯ.
     Џод  вечер, когда прибывали первые путники, в ночлежке еще
бывало просторно, спокойно и тихо, но к рассвету  она  походила
на  Ярмарочную  площадь:  туча  гамаков,  развешанных на разной
высоте, горцы-арауканы, спЯщие на  корточках,  истошно  блеющие
козлЯта,   бойцовые   петухи,  голосЯщие  в  плетеных  коробах,
роскошных, точно носилки фараонов, и одышливаЯ немота пастушьих
псов,  которым  строго-настрого  приказывали  не  лаЯть   ввиду
опасностей  военного  положениЯ.  ‚се  эти невзгоды были хорошо
знакомы ‹оренсо „асе, полжизни занимавшемусЯ торговлей именно в
этих районах, и почти каждое утро он встречал в ночлежке старых
приЯтелей. Ђ длЯ его дочери  все  это  было  подобно  медленной
смерти.  ‘  тоски  у  нее пропал аппетит, а неотступнаЯ мерзкаЯ
вонь соленой рыбы окончательно отбила желание и привычку  есть,
и  если она не сошла с ума от отчаЯниЯ, то лишь благодарЯ тому,
что вспоминала ”лорентино Ђрису. Ћна не сомневалась,  что  этот
край был краем забвениЯ.
     €  вдобавок  -  постоЯнный  страх  перед  войной. ‘ самого
начала путешествиЯ говорили, что самое страшное - наткнутьсЯ на
бродЯщие  повсюду  патрули,  и  проводники  обучали   их,   как
определить,  к  какой из воюющих сторон принадлежал встреченный
отрЯд, чтобы вести себЯ соответственно. —аще всего  встречались
отрЯды  верховых  солдат  под  командой офицера, который обучал
новобранцев,  заставлЯЯ  их  скакать,  как  молоденьких  боевых
бычков, во весь опор. ‚се эти ужасы вытеснили из памЯти ”ермины
„асы  того,  чей  образ  она  соткала гораздо более из вымысла,
нежели  из  реальных  достоинств,  а  вдобавок  однажды   ночью
патрульный   отрЯд   неизвестной  принадлежности  схватил  двух
человек из их каравана и повесил их на  дереве-кампано  в  двух
лигах  от  селениЯ.  ќти  двое не имели к ‹оренсо „аса никакого
отношениЯ, однако он велел снЯть их с дерева и  похоронить  как
подобает,  по-христиански, в благодарность за то, что самого не
постигла такаЯ участь. Ќо это было не все. ЊЯтежники  разбудили
его  среди ночи, уперши ружейное дуло в живот, и командир, весь
в лохмотьЯх, с физиономией, испачканной сажей, светЯ лампой ему
в лицо, спросил, кто он - либерал или консерватор.
     - Ќи  тот,  ни  другой,  -  ответил  ‹оренсо  „аса.-  џ  -
испанский подданный.
     - Џовезло!  -  сказал  командир  и  вскинул  руку  в  знак
прощаниЯ: - „а здравствует король!
     —ерез два днЯ они спустились в сиЯющую долину, где  лежало
веселое  селение ‚альедупар. ‚о дворе дрались петухи, на улицах
играли аккордеоны и гарцевали всадники на  породистых  лошадЯх,
взвивались ракеты, звонили колокола. ‘ооружали похожий на замок
фейерверк.   ”ермина  „аса  даже  не  заметила  праздника.  Ћни
остановились в  доме  у  дЯдюшки  ‹исимако  ‘анчеса,  брата  ее
матери,  который  вышел  встретить  их на тракт во главе шумной
свиты из юных родственников, верхом на животных лучшей во  всей
провинции  породы,  и  они  провезли  их по улицам селениЯ, над
которым сверкал  и  гремел  фейерверк.  „ом  стоЯл  на  большой
площади,  рЯдом  с церковью, оставшейсЯ с колониальных времен и
многократно  перестроенной.  „ом  изнутри  скорее  походил   на
факторию:    просторные    затененные   комнаты,   а   коридор,
благоухающий нагретым сахарным  тростником,  вел  во  фруктовый
сад.
     Ќе успели спешитьсЯ у конюшни, как парадные комнаты битком
набились  многочисленными  незнакомыми  родственниками, которые
принЯлись донимать ”ермину „асу излиЯниЯми родственных  чувств,
и  она  с трудом это выносила, не желаЯ видеть никого на свете.
…е  растрЯсло  в  седле,  до  смерти  хотелось  спать,  да  еще
расстроилсЯ   желудок,   она   желала  одного  -  добратьсЯ  до
спокойного уединенного места и поплакать. …е двоюроднаЯ  сестра
€льдебранда ‘анчес, двумЯ годами старше ее, с такой же, как и у
нее,  величественной  царской  осанкой,  единственнаЯ  понЯла с
первого взглЯда ее состоЯние, потому что сама сгорала от тайной
любви. ‚ечером она отвела ее в спальню, которую приготовила длЯ
них двоих; она не могла понЯть, как та еще жива при таких Язвах
на Ягодицах, натертых  в  седле.  ‘  помощью  матери,  ласковой
женщины,  так похожей на мужа, что они казались близнецами, она
приготовила длЯ ”ермины „асы теплую ванну и усадила ее туда,  а
потом  положила на раны успокоительные компрессы из арники, меж
тем как дом сотрЯсали разрывы петард.
     Љ полуночи гости ушли, праздничное гулЯнье рассыпалось  на
множество  очажков, и €льдебранда дала ”ермине „асе свою ночную
рубашку  из  мадаполама,  помогла  ей  улечьсЯ  на   сверкающих
простынЯх и утонуть в мЯгких подушках, отчего той овладел вдруг
пугающий  приступ счастьЯ. Ђ когда они остались в спальне одни,
€льдебранда заперла дверь  на  засов  и  вынула  из-под  своего
матраса   помЯтый  конверт  из  манильской  бумаги  с  эмблемой
Ќациональной телеграфной  службы.  …два  ”ермина  „аса  увидела
лукаво-озорное  выражение лица €льдебран-ды, как тотчас же ожил
в памЯти сердца печальный запах белых  гардений,  ожил  раньше,
чем она успела сорвать сургучную печать и пуститьсЯ до рассвета
в   плавание   по   озерам   слез,  выплаканных  в  одиннадцати
телеграммах, посланных вопреки всем законам и приличиЯм.
     €з них она узнала все. ЋтправлЯЯсь в  путь,  ‹оренсо  „аса
совершил  промах - телеграммой известил об этом шурина ‹исимако
‘анчеса,   а   тот   в   свою   очередь   разослал   телеграммы
многочисленной  родне,  рассеЯнной  по  разным весЯм провинций.
’аким образом ”лорентино Ђрисе не только удалось узнать во всех
подробностЯх путь ”ермины „асы, но и проследить его,  благодарЯ
братству телегра