альсоны,  необходимые  длЯ  жизни  в суровой степи. ”лорентино
Ђриса, закаменевший от страданий, бесчувственный, присутствовал
при этих сборах, как бы присутствовал мертвец на приготовлениЯх
к собственным  пышным  похоронам.  Ћн  никому  не  сказал,  что
уезжает,  ни  с  кем не простилсЯ, немой, как железо, - о своей
задушенной страсти он поведал только матери, - однако  накануне
отъезда  совершенно  сознательно  совершил  последнее сердечное
безумство, которое вполне могло стоить ему жизни. ‚ полночь  он
облачилсЯ в праздничный костюм и один под балконом ”ермины „асы
исполнил  вальс  любви, известный только им двоим, - он сочинил
его длЯ нее, и на протЯжении трех лет этот вальс был знаком  их
тайного   сообщничества.  Ћн  играл,  тихонько  напеваЯ  слова,
заливаЯ скрипку слезами, и с таким  вдохновением,  что  собаки,
залаЯвшие  при первых звуках сперва на улице, а потом и во всем
городке, постепенно смолкли, зачарованные волшебством музыки, и
последние  звуки  вальса  утонули  в   неестественной   тишине.
ЃалконнаЯ дверь не отворилась, и никто не выглЯнул на улицу, не
поЯвилсЯ даже сторож, почти всегда поспевавший со своим фонарем
в  надежде  хоть  чуть-чуть поживитьсЯ на ночных серенадах. ќта
серенада-заклинание  принесла  облегчение:  когда  он,  спрЯтав
скрипку   в   футлЯр,   пошел  прочь  по  вымершим  улицам,  не
оглЯдываЯсь назад, у него уже не было чувства, что  завтра  ему
предстоит  уехать,  ему  казалось,  что он уехал давным-давно с
твердым намерением никогда больше не возвращатьсЯ.
     Џароход, один из трех одинаковых пароходов, принадлежавших
Љарибскому речному пароходству, был наречен в честь  основателЯ
компании  "Џий  ЏЯтый  ‹оайса".  ќто  был  плавучий двухэтажный
деревЯнный  дом  на  железном  остове,  широкий  и  плоский,  с
максимальной  осадкой  в  пЯть  футов, что позволЯло ему хорошо
маневрировать  на  реке  с  неоднородным  дном.  Ѓолее   старые
пароходы,  построенные в –инциннати в середине прошлого века по
образцу тех легендарных, что ходили по Ћгайо и Њиссисипи, имели
с каждой стороны по колесу, приводившемусЯ в  движение  паровым
котлом  на  дровах. “ пароходов Љарибского речного пароходства,
как и у тех, старинных, на нижней палубе, почти на уровне воды,
находились паровые машины, кухонные  плиты,  просторные  загоны
длЯ кур, где команда развешивала свои гамаки на разных уровнЯх.
Ќа  верхней палубе находилсЯ капитанский мостик, каюта капитана
и офицеров, салон длЯ отдыха и столоваЯ, куда  самые  уважаемые
пассажиры  приглашались  по  крайней  мере один раз поужинать и
сыграть в карты. ‚ промежуточном этаже располагались шесть кают
первого  класса,  по  обе  стороны  узкого  помещениЯ,  которое
служило  общей столовой, а в носовой части, огороженной резными
деревЯнными перилами с железными  стойками,  днем  отдыхали,  а
ночью  развешивали  свои  гамаки  палубные  пассажиры. Ћднако в
отличие от старинных, у этих пароходов вместо  лопастных  колес
по   обоим   бортам,  на  корме,  прЯмо  под  душными  уборными
пассажирской   палубы,   было   одно    огромное    колесо    с
горизонтальными   лопастЯми.   ЏоднЯвшись   на   борт  июльским
воскресеньем  в  семь  утра,  ”лорентино  Ђриса  не  потрудилсЯ
осмотреть   пароход,   как  почти  инстинктивно  поступали  все
пассажиры,  отправлЯющиесЯ  в  плавание   первый   раз.   Ќовую
реальность  он осознал только под вечер, проплываЯ мимо селениЯ
Ља-ламар, когда пошел на корму помочитьсЯ и в  уборной,  сквозь
отверстие  в полу, увидел у себЯ под ногами деревЯнное колесо с
лопастЯми, которое ревело и выбрасывало  пену  и  горЯчий  пар,
точно вулкан.
     Ќикогда  раньше  он  не  путешествовал.  Ћн  вез  с  собой
жестЯной чемодан  с  одеждою  длЯ  студеных  степей,  романы  с
картинками,  которые  покупал  каждый  месЯц в виде брошюрок, а
потом собственноручно сшивал в картонную обложку,  и  заученные
наизусть   книжки   любовных   стихов,  готовые  того  и  глЯди
рассыпатьсЯ в прах - столько раз он их перечитывал. ‘крипку  он
оставил  дома,  она  была  неразрывна  с его бедою, однако мать
заставила его взЯть с собою еще и постель:  обычный  набор  длЯ
сна  - подушка, простынЯ, маленький оловЯнный горшок и сетчатый
полог от москитов, все это было завернуто в циновку  и  свЯзано
двумЯ  веревками  из питы, чтобы в случае необходимости наскоро
соорудить гамак.  ”лорентино  Ђриса  не  хотел  брать  с  собою
постельные  принадлежности,  полагаЯ,  что они не понадобЯтсЯ в
каюте, где есть койки, однако в первую же ночь с благодарностью
вспомнил здравый смысл матери. Џолучилось так, что в  последний
момент  на  борт  поднЯлсЯ  великолепно  одетый пассажир, в это
самое утро приплывший из  …вропы,  сопровождал  его  губернатор
провинции    собственной    персоной.    Џассажир   желал,   не
останавливаЯсь, продолжить путешествие вместе со своей супругой
и  дочерью,  а  также  ливрейным  лакеем  и  семью  баулами   с
позолоченными  украшениЯми, которые с великим трудом втащили по
трапу.
     Љапитану,   гиганту   из   Љюрасао,   удалось    затронуть
патриотические  струны  в  душах  креолов  и устроить нежданных
пассажиров. ”лорентино Ђрисе он  объЯснил  -  на  винегрете  из
испанского  и  креольского,  - что этот одетый по всем правилам
этикета человек - новый полномочный министр из  Ђнглии,  держит
путь  в  столицу республики, и напомнил ему, что вышеупомЯнутое
королевство дало  средства,  сыгравшие  решающую  роль  в  деле
завоеваниЯ  нашей  независимости  от  испанского владычества, а
следовательно, любое самопожертвование - ничтожнаЯ  малость  во
имЯ того, чтобы столь высокочтимое семейство чувствовало себЯ в
нашем  доме  лучше,  чем в своем собственном. ”лорентино Ђриса,
разумеетсЯ, уступил им свою каюту.
     € поначалу не жалел,  поскольку  река  в  это  времЯ  года
полноводна  и  первые  две  ночи  пароход плыл довольно плавно.
Џосле ужина, в пЯть часов пополудни, судоваЯ команда  раздавала
пассажирам  холщовые раскладушки, и каждый ставил свою где мог,
раскладывал свои постельные принадлежности и сверху пристраивал
сетку от москитов. ’е, у кого были с собой гамаки,  развешивали
их  в  салоне,  а  те,  у  кого не.было ничего, устраивались на
столах в столовой, укрываЯсь скатертЯми, которые  менЯли  всего
два  раза  за  плавание. ”лорентино Ђриса бодрствовал всю ночь,
надеЯсь в свежем речном ветре услышать голос ”ермины „асы, и  в
одиночестве  лелеЯл  воспоминаниЯ,  улавливал ее поющий голос в
дыхании парохода,  продвигавшегосЯ  в  потемках  вперед,  точно
огромное  животное,  до  тех  пор, пока на горизонте не заалели
первые полоски и  новый  день  вдруг  вспыхнул  над  пустынными
лугами  и  затЯнутыми  туманом  болотами. € тогда он понЯл, что
путешествие - еще одно доказательство материнской  мудрости,  и
почувствовал, что в силах пережить забвение.
     Џосле  трех  дней  спокойного  плаваниЯ  пароход  вошел  в
трудные воды, на пути стали попадатьсЯ песчаные мели,  коварные
водовороты.  ђека  становилась все более бурной и узкой, берега
вставали непроходимой стеной высоченных деревьев, и лишь  времЯ
от  времени  попадалась соломеннаЯ хижина, а подле нее - дрова,
приготовленные длЯ пароходного котла.  Ћт  галдежа  попугаев  и
возни   невидимых   обезьЯн   полдневный   зной   казалсЯ   еще
невыносимее.  Ћднако  длЯ  ночного  сна   пароход   приходилось
швартовать, и тогда невыносимым становилось само существование.
Љ  жаре  и москитам добавлЯлась вонь солонины, котораЯ вЯлилась
на   палубных   перилах,   Ѓольшинство   пассажиров,   особенно
европейцы,   покидали   свои   провонЯвшие  каюты  и  всю  ночь
вышагивали по палубе, отпугиваЯ всевозможных  зверушек  тем  же
самым  полотенцем,  каким  отирали  струившийсЯ  по телу пот, и
встречали рассвет вконец измученные и сплошь искусанные.
     Љ тому же тот год был отмечен новой  вспышкой  неутихавшей
гражданской  войны между либералами и консерваторами, и капитан
принЯл  суровые  предосторожности  длЯ  соблюдениЯ  порЯдка   и
безопасности  пассажиров.  ЋпасаЯсь  ошибки  или провокации, он
запретил любимейшую забаву путешественников той поры - стрельбу
по кайманам, выбиравшимсЯ на берег погретьсЯ на солнышке. Ђ  по
зднее,   когда   некоторые   пассажиры  в  ходе  жаркого  спора
разделились на две враждебные группы,  велел  у  всех  отобрать
оружие, дав честное слово вернуть его по окончании плаваниЯ. Ћн
проЯвил  неумолимость  даже  в  отношении британского министра,
который на второй день плаваниЯ поЯвилсЯ в охотничьем  костюме,
с  прицельным  оружием  и  двустволкой  длЯ  охоты  на Ягуаров.
ЋграничениЯ  стали  еще  более  жесткими,  когда  прошли   порт
’енерифе,  где  повстречали  пароход с поднЯтым желтым флагом -
знаком чумы. Љапитану не удалось  получить  никакой  информации
относительно  тревожного  знака:  пароход  не  ответил  на  его
сигналы. Ќо в тот же день на пути им попалось еще  одно  судно,
груженное  скотом, направлЯвшеесЯ к џмайке, и люди с того судна
сообщили, что на  пароходе  с  чумным  флагом  находились  двое
больных  чумою и что болезнь уже Явила свою разрушительную силу
в тех местах, куда им предстоЯло  проследовать.  ’огда  капитан
запретил  сходить  на  берег  не  только  в  портах,  но даже в
безлюдных местах,  где  они  останавливались,  чтобы  пополнить
запас  дров.  ’аким  образом, за оставшиесЯ шесть дней плаваниЯ
пассажиры приобрели тюремные повадки. ‚  том  числе,  например,
такую  мерзкую,  как разглЯдывание голландских порнографических
открыток: никто из  пассажиров  не  знал,  откуда  взЯлись  эти
ходившие  по  рукам  картинки, хотЯ любому бывалому морЯку было
Ясно, что они  -  из  легендарной  коллекции  самого  капитана.
Ћднако  это абсолютно бесперспективное занЯтие лишь приумножало
скуку и пресыщение.
     ”лорентино   Ђриса   переносил   тЯготы   путешествиЯ    с
холодно-каменным терпением, которое всегда приводило в отчаЯние
его  мать и раздражало друзей. Ћн не общалсЯ ни с кем. …му не в
тЯгость было сидеть целыми днЯми на палубе у перил, глЯдЯ,  как
на  огромных  песчаных  отмелЯх  грелись  на  солнце  недвижные
кайманы  с  разверстой  пастью,  времЯ  от  времени  заглатываЯ
бабочку,  как стаи вспугнутых цапель вдруг поднимались в воздух
над топкими берегами и как  морские  коровы  кормили  детенышей
огромными  материнскими  сосцами  и  пугали пассажиров женскими
воплЯми. Љак-то за один только день мимо  проплыли  три  трупа,
позеленевшие  и  раздувшиесЯ,  и  ауры восседали на них. ‘перва
проплыли трупы двух мужчин, один без головы,  а  потом  -  труп
совсем маленькой девочки, волосы ее, точно медуза, колыхались в
пенистом шлейфе за кормой. Ћн так и не узнал - а как узнаешь, -
были  то  жертвы  чумы или войны, но тошнотворный запах отравил
ему даже воспоминаниЯ о ”ермине „асе.
     ’ак было всегда: что бы ни случилось, доброе  или  дурное,
всЯкое  событие  у него так или иначе свЯзывалось с нею. Ќочью,
когда пароход швартовалсЯ и большинство пассажиров,  не  находЯ
покоЯ,  шатались  по  палубам,  в  столовой при свете карбидной
лампы, единственной лампы, горевшей до рассвета, он проглЯдывал
иллюстрированные книжонки, которые  помнил  почти  наизусть,  и
заключенные   в   них  драмы,  читаные-перечитаные,  магическим
образом  наполнЯлись  живой  жизнью,  стоило   ему   на   месте
воображаемых персонажей представить реальных людей, встреченных
в жизни; им же с ”ерминой „асой непременно выпадала несбывшаЯсЯ
любовь.  Ѓывало,  ночь  напролет  он  писал  ей  письма, полные
тревоги, а потом рвал их в клочьЯ и рассеивал по  речной  воде,
без  устали убегавшей назад - к ней. ’ак протекали самые тЯжкие
часы его жизни, и он то оборачивалсЯ робким принцем,  паладином
любви,   то  возвращалсЯ  в  свою  опаленную  шкуру  брошенного
возлюбленного,  пока  не  начинал  дуть  первый  предрассветный
ветер, и тогда он пристраивалсЯ подремать у палубных перил.
     Ћднажды   ночью  он  закончил  читать  раньше  обычного  и
рассеЯнно направилсЯ к уборной, но не успел дойти до  пустынной
столовой,  как  дверь  чьей-то  каюты отворилась, и цепкаЯ рука
коршуном схватила его за  рукав,  втащила  в  каюту  и  заперла
дверь.  Ћн  едва  успел  почувствовать  в  потемках  нагое тело
женщины  без   возраста,   заливающеесЯ   горЯчим   потом,   ее
разнузданное  дыхание:  она  швырнула его на койку, расстегнула
прЯжку на поЯсе,  освободила  пуговицы,  обрушилась  сверху  и,
распластавшись   на   нем,   без   всЯкой   славы   лишила  его
девственности. € оба в  агонии  ухнули  в  бездонную  пропасть,
благоухавшую  водорослЯми и креветками. Ќесколько мгновений она
лежала на нем, переводЯ дух, а потом навсегда канула во мрак.
     - ‘тупай и забудь, - сказала она. - Ќичего не было.
     ‘толь внезапное и победное нападение он воспринЯл  не  как
взбалмошное    сумасбродство,   рожденное   скукой,   но   счел
результатом  плана,  до  мелочей  продуманного  по  времени   и
деталЯм.  ќта  льстившаЯ  самолюбию  уверенность обнадеживала и
умножала  тревогу,  ибо  на  вершине  наслаждениЯ   ему   вдруг
открылось     такое,     чему     он     отказывалсЯ    верить:
возвышенно-иллюзорнаЯ любовь к ”ермине „асе, оказываетсЯ, могла
найти замену во вполне земной страсти. Ћн ломал голову,  гадаЯ,
кто  была  его  искуснаЯ  совратительница, в ее хищной страсти,
возможно, таилось средство от его беды. Ќо догадатьсЯ  не  мог.
Ќаоборот:  чем  больше  размышлЯл,  тем  дальше, чувствовал он,
уходил от правды.
     ‡атащили его в последнюю  каюту,  однако  эта,  последнЯЯ,
соединЯлась  внутренней  дверью  с предпоследней таким образом,
что обе каюты составлЯли одну семейную спальню на четыре койки.
€ плыли там две молодые женщины, третьЯ чуть  постарше,  однако
вполне  ладнаЯ собой, и грудной младенец. Ћни сели на пароход в
Ѓарранко де ‹оба, в этом порту забирали груз  и  пассажиров  из
города  Њомпос, который с некоторых пор по капризу реки осталсЯ
в стороне от речного пути, и ”лорентино Ђриса обратил  внимание
на  этих  женщин лишь потому, что они носили спЯщего младенца в
огромной птичьей клетке.
     Ћни были одеты, как в  те  времена  было  модно  одеватьсЯ
среди  пассажиров  океанских  пароходов:  под шелковыми юбками-
турнюр,   пышный   кружевной   воротник,   широкополаЯ   шлЯпа,
украшеннаЯ  матерчатыми цветами, а две младшие переодевались по
нескольку раз на дню, так что казалось:  в  то  времЯ  как  все
остальные пассажиры задыхаютсЯ от жары, эти парЯт в собственной
атмосфере   весны   и  свежести.  ‚се  три  необычайно  искусно
пользовались  зонтиками  и  веерами   из   страусовых   перьев,
загадочное  назначение  которых  досконально было известно лишь
жительницам Њомпоса той поры. ”лорентино Ђрисе так и не удалось
понЯть,  кем  они  приходились  друг  дружке,  хотЯ  совершенно
очевидно было, что все они - одна семьЯ. ‘перва ему подумалось,
что  старшаЯ,  пожалуй,  мать  тех,  что  помоложе, но потом он
понЯл, что по возрасту это не  получаетсЯ,  и  кроме  того  она
носила легкий траур, которого две другие не соблюдали. ‚ голове
не  укладывалось, что одна из них решилась на такое в то времЯ,
как две другие спали на соседних койках, разумнее предположить,
что  она  воспользовалась  случайной  или  умело   подстроенной
ситуацией,  когда осталась в каюте одна. Ћн заметил, что две из
них выходили подышать свежим воздухом и задерживались допоздна,
в то времЯ как третьЯ оставалась приглЯдеть за  ребенком,  а  в
самые  жаркие ночи выходили из каюты все три и выносили с собою
ребенка в птичьей клетке из ивовых  прутьев,  прикрытой  легким
газовым платком.
     ‚се   было  неЯсно,  и  не  за  что  было  зацепитьсЯ,  но
”лорентино Ђриса все-таки откинул предположение, что  нападение
на  него совершила старшаЯ из трех, а затем снЯл подозрение и с
младшей, самой красивой и дерзкой. Ћсобых оснований  длЯ  таких
выводов  не  было,  просто он наблюдал за ними так старательно,
что  в  конце  концов  решил:  ему  до  смерти  хочетсЯ,  чтобы
мимолетной  возлюбленной  оказалась  мать заключенного в клетку
ребенка. ќта мысль пьЯнила его и не давала покоЯ,  и  кончилось
тем,  что  он стал думать о незнакомке не меньше, чем о ”ермине
„асе, и его ничуть не смущало то  обстоЯтельство,  что  молодаЯ
мать  жила  только одним - своим малышом. ‹ет двадцати пЯти, не
больше, стройнаЯ, золотисто-смуглаЯ, с  португальскими  веками,
из-за  которых  лицо  ее  казалось  отстраненно-далеким,  любой
мужчина был бы счастлив и крохами той нежности, в  которой  она
купала  своего  малыша-сына.  Ћна  занималась с ним в салоне от
завтрака и до сна, в то времЯ как остальные играли в  китайские
шашки,  а  когда  он  засыпал, подвешивала его клетку из ивовых
прутьев к потолку в самом прохладном месте, у  палубных  перил.
Ќо  и  когда  он спал, она ни на минуту не отвлекалась от него,
напеваЯ тихонько ласковые песни, и мысли ее витали  высоко  над
тЯготами путешествиЯ. ”лорентино Ђриса тешил себЯ надеждой, что
рано  или поздно она выдаст себЯ, хотЯ бы жестом. Ћн ловил, как
менЯетсЯ ритм ее дыханиЯ,  следЯ  за  медальоном,  который  она
носила на груди поверх батистовой блузки, и даже отрывал взглЯд
от  раскрытой книги и глЯдел на нее в упор или намеренно дерзко
пересаживалсЯ в столовой на другое место, чтобы оказатьсЯ прЯмо
напротив нее. Ќо ни разу ему не удалось  уловить  ни  малейшего
признака,  что она делила вместе с ним его тайну. …динственное,
что ему досталось от нее, было имЯ без фамилии: ђосальба -  так
обращалась к ней ее младшаЯ наперсница.
     Ќа  восьмой  день  пароход  с трудом пробиралсЯ по узкой и
бурной протоке меж мраморных скал, а после обеда встал на Якорь
в Џуэрто-Ќаре. ‡десь сходили на берег пассажиры, направлЯвшиесЯ
в глубь провинции ЂнтиохиЯ,  провинции,  котораЯ  более  других
пострадала  во  времЯ гражданской войны. Џорт представлЯл собой
дюжину пальмовых хижин вкупе с деревЯнной таверной под цинковой
крышей и находилсЯ под защитой нескольких отрЯдов босых и плохо
вооруженных солдат, поскольку имелись сведениЯ,  что  мЯтежники
намереваютсЯ   грабить   суда.   Џозади  хижин  к  самому  небу
поднималась грЯда диких гор, и  только  узкий  карниз  подковой
примостилсЯ  на склоне, у самого краЯ пропасти. Ќочью на борту,
ни  один  человек  не  спал  спокойно,  однако   нападениЯ   не
произошло,  а  утром  порт  проснулсЯ, преображенный воскресной
Ярмаркой:  индейцы  продавали  амулеты   из   мраморных   семЯн
пальмы-тагуа   и   приворотное   зелье,   суетились   караваны,
снарЯжаЯсь  в  шестидневный  путь  вверх  по  склонам  главного
хребта, до заросшей орхидеЯми сельвы.
     ”лорентино   Ђрисе  любопытно  было  смотреть,  как  негры
переносЯт грузы с борта на берег на своем горбу, он видел,  как
тащили  корзины  с  китайским фарфором, роЯли длЯ старых дев из
ќнвигадо, и слишком поздно обнаружил, что в  числе  пассажиров,
остающихсЯ на берегу, была и ђосальба со своими. Ћн заметил их,
когда  они  уже  перебирались  на берег в сапожках длЯ верховой
езды, прикрываЯсь  от  солнца  Яркими  зонтиками,  и  тогда  он
решилсЯ на шаг, которого никак не мог позволить себе раньше: он
послал  ђосальбе  прощальный  привет,  махнув  рукою, и все три
женщины ответили ему тем же, да  так  по-свойски,  что  у  него
защемило  сердце:  какаЯ  запоздалаЯ  вольность.  Ћн  глЯдел им
вслед: вот они завернули за угол таверны, а  за  ними  -  мулы,
навьюченные  тюками,  шлЯпными  коробками  и  птичьей клеткой с
ребенком, а немного  спустЯ  уже  карабкались,  точно  вереница
нагруженных  муравьев,  вверх  по склону над пропастью, и потом
навсегда пропали из его жизни. €  тогда  он  почувствовал  себЯ
совсем одиноким в этом мире, и памЯть о ”ермине „асе, котораЯ в
последние  дни затаилась и ждала своего часа, вновь вцепилась в
него смертельной хваткой.
     Ћн знал, что в следующую субботу она пойдет под венец, что
будет пышнаЯ свадьба, а человек, который любил ее больше  всего
на  свете  и которому на роду было написано любить ее вечно, не
имел даже права ради нее умереть. € ревность,  котораЯ  до  той
поры  топилась в рыданиЯх, захлестнула его душу. Ћн молил Ѓога,
чтобы божественный огонь поразил ”ермину „асу в тот миг,  когда
она  станет  приносить  клЯтву  в любви и повиновении человеку,
который видел и любил в ней всего лишь супругу  и  украшение  в
глазах  общества,  он  впадал  в  транс, представлЯЯ, как она -
котораЯ могла быть невестой только ему и никому больше, и  коль
скоро   не  досталась  ему,  так  пусть  и  никому  другому  не
достанетсЯ, - как она рухнет навзничь на холодный пол собора  в
своем  белоснежном  флердоранже, орошенном смертельным потом, и
пенный поток фаты заструитсЯ по могильным  плитам  четырнадцати
епископов, захороненных перед главным алтарем. Ќо, едва подумав
о  мести,  он  тотчас  раскаивалсЯ  в  своих  дурных помыслах и
начинал представлЯть, как ”ермина  „аса  поднимаетсЯ,  живаЯ  и
невредимаЯ,  чужаЯ,  но зато живаЯ, потому что длЯ него мир без
нее - немыслим. ‘пать он больше не мог, и если садилсЯ за  стол
съесть что-нибудь, то лишь потому, что воображал, будто за этим
же  столом  сидит  и  ”ермина  „аса,  или  наоборот,  чтобы  не
доставлЯть ей удовольствиЯ своим постом.  Ђ  случалось,  утешал
себЯ мыслью, что в хмелю свадебного пира или даже лихорадочными
ночами  медового  месЯца  у  ”ермины  „асы случитсЯ мгновение -
пусть  всего  лишь  одно,  но  случитсЯ,  -  когда  ЯвитсЯ   ее
мысленному  взору  образ отринутого возлюбленного, униженного и
оплеванного, и это мгновение лишит ее счастьЯ.
     Ќакануне прибытиЯ  в  порт  Љараколи,  конечный  пункт  их
плаваниЯ,  капитан устроил традиционный прощальный праздник под
духовой оркестр - музыкантами были члены судовой команды, - и с
капитанского   мостика   запускали   разноцветный    фейерверк.
Ѓританский  министр  переносил  всю  эту  одиссею  с  примерным
стоицизмом   и   охотилсЯ   за   животными   исключительно    с
фотографическим  аппаратом,  поскольку из ружьЯ ему стрелЯть не
разрешили, но зато ни разу не случилось, чтобы вечером к  ужину
он  вышел  одетым  не  по  этикету.  Ќа прощальном празднике он
поЯвилсЯ в шотландском  костюме  клана  Њак-’эвиш  и  играл  на
волынке  на  удовольствие  себе  и всем, кто желал его слушать,
обучал шотландским танцам, и  перед  самым  рассветом  пришлось
чуть  ли  не  волоком  водворЯть  его в каюту. ”лорентино Ђрисе
нездоровилось, и он забилсЯ в дальний угол на палубе,  куда  не
доносились  отголоски  праздничного  гулЯньЯ,  накинул  на себЯ
пальто ‹отарио ’угута - озноб пробирал до костей. ‚ эту субботу
он проснулсЯ в пЯть утра, как просыпаютсЯ на  рассвете  в  день
казни  приговоренные  к  смерти,  и весь день минута за минутой
представлЯл мысленно все мгновениЯ свадьбы ”ермины „асы. Џотом,
уже возвратившись  домой,  он  понЯл,  что  ошибсЯ  в  расчетах
времени  и  что  все  было совсем не так, как он воображал, и у
него даже хватило юмора посмеЯтьсЯ над своими фантазиЯми.
     Ќо тем не менее та суббота была его страстной  субботой  и
завершилась  лихорадкой с жаром, причем жар навалилсЯ на него в
тот  момент,  когда  новобрачные,   как   ему   представлЯлось,
потихоньку  выскользнули  через потайную дверь, чтобы предатьсЯ
наслаждениЯм первой брачной ночи. Љто-то заметил, что его  бьет
озноб,  и  сообщил  капитану;  капитан,  опасаЯсь  чумы, ушел с
праздника вместе с судовым врачом, который из  предосторожности
отправил  ”лорентино  Ђрису  в судовой изолЯтор, снабдив добрым
запасом бромистых препаратов. Ћднако на  следующий  день,  едва
стало  известно,  что  показалсЯ  скалистый берег Љараколи, жар
”лорентино Ђрисы спал, а на смену пришло бодрое состоЯние духа,
потому что в сонном помрачении от лекарств ему пришло в  голову
без  промедлениЯ  послать  к  чертЯм  собачьим  светлое будущее
телеграфиста и на том же самом пароходе  возвратитьсЯ  на  свою
родную Ћконную улицу.
     Ћказалось   нетрудным   договоритьсЯ,  чтобы  его  отвезли
обратно,  в  памЯть  о  том,  как   он   уступил   свою   каюту
представителю  королевы ‚иктории. Љапитан попробовал отговорить
его, упираЯ на то, что телеграф  -  наука  будущего  и  он  сам
подумывает  установить  телеграфные  аппараты  на пароходах. Ќо
”лорентино Ђриса не поддалсЯ на  уговоры,  и  капитан  в  конце
концов   согласилсЯ  отвезти  его  обратно  -  не  потому,  что
чувствовал себЯ  в  долгу  за  каюту,  просто  он  знал,  какое
отношение   имеет   ”лорентино   Ђриса   к  Љарибскому  речному
пароходству.
     Ћбратный путь вниз по  реке  занЯл  менее  шести  дней,  и
”лорентино  Ђриса  вновь почувствовал себЯ дома с того момента,
как на рассвете они вошли в лагуну  Њерседес  и  он  увидел  на
волнах,   расходЯщихсЯ   за   их  пароходом,  покачивающиесЯ  и
мерцающие огоньками рыбацкие  лодки.  “тро  еще  не  наступило,
когда  они  пришвартовались в маленькой лагуне Ќиньо Џердидо, в
девЯти милЯх от бухты, где находилась прежнЯЯ пристань, до того
как провели землЯные работы и убрали  старинный  брод,  которым
пользовались  еще испанцы. Џассажиры должны были ждать до шести
часов утра, когда к борту  причалит  целаЯ  лодочнаЯ  флотилиЯ,
чтобы нанЯть лодку, котораЯ доставит их на берег. Ќо ”лорентино
Ђрисе  так  не  терпелось  сойти на берег, что задолго до этого
часа он отплыл на  почтовой  шлюпке,  благо  почтовые  служащие
считали  его  своим. Ќо прежде чем покинуть судно, он не устоЯл
перед искушением и совершил символический поступок: выкинул  за
борт   узел  с  постельными  принадлежностЯми  и  провожал  его
взглЯдом, пока он плыл меж факелов невидимых рыбаков, выплыл из
лагуны и скрылсЯ в океанском просторе. Ћн  был  твердо  уверен:
теперь  эти вещи не понадобЯтсЯ ему до скончаниЯ дней. Ќикогда.
€бо никогда больше не покинет  он  города,  где  живет  ”ермина
„аса.
     Ќа  рассвете  бухта  ЯвлЯла  собой  картину полного покоЯ.
‘квозь золотистый туман ”лорентино Ђриса разглЯдел позолоченный
первыми лучами купол собора, голубЯтни на плоских крышах  домов
и,   ориентируЯсь  по  ним,  определил  балкон  дворца  маркиза
Љасальдуэро,  где,  по   его   расчетам,   она,   предмет   его
неразделенной  любви,  все  еще  спала  на  плече насытившегосЯ
супруга. ќта мысль  терзала  ему  сердце,  однако  он  даже  не
пыталсЯ  подавить ее, наоборот: он упивалсЯ своей болью. ‘олнце
начинало пригревать, когда почтоваЯ  шлюпка  вошла  в  лабиринт
стоЯщих  на  Якоре  парусников, где бесчисленные запахи базара,
мешаЯсь с гнилостным дыханием днЯ, сливались в густое зловоние.
’олько что прибыла шхуна из ђиоачи, и ватаги грузчиков, стоЯ по
поЯс в воде, принимали с борта пассажиров и  переносили  их  на
берег.  ”лорентино Ђриса первым выпрыгнул из почтовой шлюпки на
землю,  и  с  этого  самого  мгновениЯ  он  уже  не  чувствовал
зловонного  смрада бухты, но ловил в дыхании города только один
- ей, ”ермине „асе, свойственный запах, Ђ тут все пахло ею.
     Ћн  не  вернулсЯ  в  контору  телеграфа.   Љазалось,   его
интересовали только книжонки о любви и книги из серии "ЌароднаЯ
библиотека",  которые  мать  продолжала  покупать  длЯ него: он
читал и перечитывал их, лежа в  гамаке,  пока  не  выучивал  их
почти наизусть. Ћн даже не спросил, где его скрипка. ‘нова стал
встречатьсЯ  с  самыми  близкими  друзьЯми, иногда они играли в
бильЯрд или беседовали за кофе под аркадою на ‘оборной площади,
но на танцы по субботам он больше не ходил: не представлЯл себе
танцев без нее.
     ‚ утро возвращениЯ из своего  незатЯнувшегосЯ  путешествиЯ
он  узнал,  что ”ермина „аса проводит медовый месЯц в …вропе, и
его  ошеломленному  сердцу  вдруг  почудилось,  что  она  может
остатьсЯ  там  если  и  не  навсегда,  то, во всЯком случае, на
долгие годы. ќта мысль ему впервые подала надежду на  забвение.
Ћн  стал  думать  о  ђосальбе, и воспоминаниЯ о ней становились
жарче по мере того, как угасали все  другие.  €менно  тогда  он
отпустил  усы  и  носил их с напомаженными, закрученными кверху
концами до последнего днЯ  жизни,  и  это  совершенно  изменило
образ  его  существованиЯ,  а  мысль  о  том,  что любовь можно
заменить, толкнула его на  нежданные-негаданные  дороги.  ‡апах
”ермины „асы мало-помалу стал чудитьсЯ ему уже не так часто и в
конце концов осталсЯ лишь в белых гардениЯх.
     €  так  он  плыл по воле судьбы, не знаЯ, что будет делать
дальше в этой жизни, когда однажды  неспокойной  военной  ночью
веселаЯ  вдова Ќасарет, гонимаЯ страхом, укрылась у них в доме,
потому что ее собственный был  разрушен  пушечным  снарЯдом  во
времЯ  осады  города  мЯтежным генералом ђикардо ѓайтано Ћбесо.
’рансито  Ђриса  воспользовалась   подвернувшимсЯ   случаем   и
отправила  вдову  ночевать  в спальню к сыну под тем предлогом,
что в ее собственной места не было, на самом же  деле  надеЯсь,
что  инаЯ  любовь  излечит  сына  от той, котораЯ не давала ему
житьЯ. ”лорентино Ђриса не знал близости с женщиной, кроме  той
ночи,  когда ђосальба лишила его невинности в пароходной каюте,
и  ему  показалось  вполне  естественным,  что  в  чрезвычайной
обстановке вдова переночует в его постели, а сам он устроитсЯ в
гамаке.  Ќо  та  все  решила  за  него.  Џримостившись  на краю
кровати, где ”лорентино Ђриса лежал, не знаЯ, что  делать,  она
принЯлась  рассказывать ему, как безутешно горюет о своем муже,
безвременно погибшем три года назад, а сама меж тем  сбрасывала
с  себЯ  -  одну  за  другой  -  вдовьи  одежды, пока на ней не
осталось ничего, даже обручального кольца. ‘начала она  сорвала
с  себЯ  блузку  из тафты, вышитую бисером, и швырнула ее через
всю комнату в угол, на кресло, корсаж перебросила через плечо в
изножье кровати, одним махом скинула  длинную  верхнюю  юбку  и
нижнюю,  оборчатую,  атласный  поЯс  с  подвЯзками  и  траурные
шелковые чулки, усыпав всю  комнату  этими  обломками  вдовьего
траура.  ‚се  было  проделано  с шумным размахом и столь хорошо
рассчитанными  паузами,   что   каждый   ее   жест,   казалось,
сопровождалсЯ  орудийными  залпами  тех  самых  войск,  которые
сотрЯсали до основаниЯ осажденный город. ”лорентино Ђриса хотел
было помочь ей расстегнуть застежку на корсете, но она проворно
опередила его, поскольку за  пЯть  лет  обыденного  супружества
научилась сама, без всЯкой посторонней помощи, обслуживать себЯ
во  всех  усладах  любовного  дела,  равно как и на подступах к
нему. € наконец ловкими движениЯми  ног,  движениЯми  пловчихи,
она  освободилась от кружевных панталонов и осталась в чем мать
родила.
     …й было двадцать восемь, она трижды  рожала,  но  ее  тело
немыслимым  образом  сохранилось  будто  нетронутым. ”лорентино
Ђриса не мог постичь, каким образом удавалось покаЯнным одеждам
скрывать жаркие желаниЯ молодой необузданной  кобылки,  котораЯ
обнажила  их  с  готовностью и, задыхаЯсь от собственного пыла,
чего никогда бы не позволила себе с собственным супругом,  дабы
он   не   счел  ее  развратницей,  вознамерилась  единым  разом
насытитьсЯ за упущенное времЯ - за каменное воздержание  траура
и  пЯть  невинных  и  смутных лет супружеской верности. „о этой
ночи. с самого благословенного мига рождениЯ, в ее  постели  не
побывал  ни  один  мужчина,  кроме  ее  собственного  покойного
супруга.
     Ћна не позволила себе дурного вкуса -  угрызений  совести.
Ќаоборот,  всю  ночь  до  рассвета  она не спала и под жужжание
пролетавших   над   крышей   горЯщих   снарЯдов    превозносила
достоинства  своего покойного супруга; единственнаЯ его измена,
в которой она упрекала его, состоЯла в том, что он  умер  один,
без  нее,  но  зато  теперь он уже надежно, как никогда раньше,
принадлежал  ей  одной,  в  Ящике,   заколоченном   двенадцатью
трехдюймовыми  гвоздЯми,  и  зарытый  в  землю  на глубину двух
метров.
     - ’еперь  Я  счастлива,  -  сказала  она,  -  потому   что
навернЯка знаю, где он находитсЯ, если не дома.
     ‚ ту ночь она скинула траур, обойдЯсь без переходной формы
в виде   сереньких  кофточек  в  крапинку,  и  сразу  ее  жизнь
наполнилась любовными песнЯми и вызывающими  нарЯдами  в  Ярких
цветах  и  бабочках,  и она принЯлась раздавать свое тело всем,
кто желал его. Џосле шестидесЯтитрехдневной осады города войска
генерала ѓайтано Ћбесо были разбиты, и вдова восстановила  свой
дом,  разрушенный  до  основаниЯ пушечным снарЯдом, и построила
красивую террасу над самым морем, у  волнореза,  где  во  времЯ
шторма свирепо бушевал прибой. Ћна свила гнездо любви - так она
называла  его безо всЯкой иронии - и в нем принимала лишь того,
кто ей нравилсЯ. принимала когда хотела и как хотела,  не  берЯ
ни  с  кого  ни  гроша,  ибо  полагала,  что  не она, а мужчины
оказывали ей любезность. € лишь в очень  редких  случаЯх  брала
подарки  -  ничего  золотого - и вела себЯ так умно и тактично,
что никому бы не удалось уличить ее  в  неприличном  поведении.
’олько  один  раз  оказалась  она на грани публичного скандала,
когда пронессЯ слух, что архиепископ „анте де ‹уна скончалсЯ не
оттого, что по нечаЯнности откушал несъедобных грибов, а  Якобы
съел  их  намеренно,  поскольку  она пригрозила перерезать себе
горло, если он  будет  упорствовать  в  своих  свЯтотатственных
приставаниЯх.  Ќикто  не  задал  ей вопрос, верны ли эти слухи,
никто даже не заговорил с ней об этом, и ничто в  ее  жизни  не
переменилось.  Ћна  была,  как  сама  она утверждала со смехом,
единственной свободной женщиной во всей провинции.
     ‚дова Ќасарет  не  отказалась  ни  от  одного  свиданиЯ  с
”лорентино Ђрисой, выпадавшего ей на долю, даже в самые занЯтые
дни, и никогда не лелеЯла пустой мечты о большой любви, хотЯ не
терЯла надежды встретить что-то подобное любви, но без проблем,
которые  любовь порождает. €ногда он приходил к ней в дом, и им
нравилось сидеть на террасе в брызгах соленой  морской  пены  и
глЯдеть, как над миром занимаетсЯ зарЯ. Ћн потратил немало сил,
обучаЯ  ее  штучкам,  которые  подглЯдел в щель в портовом доме
свиданий,  и  поведал  теоретические  формулы,  услышанные   от
‹отарио  ’угута  в  ночи  его  великих  загулов.  Ћна придумала
устроить так, чтобы видеть  себЯ  во  времЯ  любовных  утех,  и
догадалась   сменить   постную   миссионерскую  позу  на  иные:
напоминавшие езду на речном велосипеде, или цыпленка, жаренного
на решетке, или растерзанного ангела, и однажды они  чуть  было
не   лишились   жизни,   когда  пытались  изобрести  что-нибудь
новенькое в гамаке, а веревки  гамака  оборвались.  Ћднако  все
уроки  были  бесплодны.  Ћна оказалась отважной ученицей, но не
обладала и крупицей таланта в любовных забавах, кто  бы  ею  ни
руководил. Ћна никак не могла взЯть в толк - как можно серьезно
относитьсЯ  к  упражнениЯм  в  постели, и ни на миг не испытала
вдохновениЯ; все ее оргазмы случались не вовремЯ, были мелки  и
некстати;  одним  словом, жалкаЯ вознЯ. ”лорентино Ђриса долгое
времЯ ошибочно полагал, что был у нее единственным, и ее вполне
устраивало такое его представление, да вот беда:  она  обладала
злосчастным  свойством - разговаривала во сне. ‘лушаЯ ее сонное
бормотание, он по кусочкам сложил карту плаваниЯ и увидел  себЯ
в окружении многочисленных островков ее тайной жизни. Ћн понЯл,
что  она  вовсе  не  собиралась выходить за него замуж, но была
необычайно привЯзана к нему, безмерно благодарнаЯ за то, что он
ее совратил. ‘колько раз она повторЯла:
     - џ обожаю тебЯ за то, что ты сделал из менЯ блудницу.
     Џожалуй, основаниЯ у нее длЯ этого были, ”лорентино  Ђриса
вызволил  ее  из невинности рутинного брака, более губительной,
нежели природнаЯ невинность или вдовье воздержание.  Ћн  научил
ее,  что  в постели ничто не стыдно, если это на благо любви. €
еще в одном он убедил, и это стало смыслом  ее  жизни:  каждому
человеку на роду отпущено определенное количество любовных сил,
и  все  разы  любовного  слиЯниЯ  сосчитаны, так что те, кто не
истратили отпущенные им разы по какой-либо причине -  зависЯщей
от  них  или  не зависЯщей, по собственной воле или по чужой, -
терЯют  их  навсегда.  …е  заслуга  состоЯла  в  том,  что  она
воспринЯла   это   буквально.   €  все-таки  ”лорентино  Ђриса,
полагавший, что знает ее, как никто другой, не мог понЯть,  что
привлекает  мужчин  в  этой  женщине  со столь скромно-детскими
статЯми, к тому же в постели без  умолку  разглагольствующей  о
том,  как  она тоскует по своему покойному супругу. Ѓыло только
одно объЯснение, и никто не смог его  опровергнуть:  в  постели
вдова  Ќасарет нежностью и лаской восполнЯла недостаток боевого
задора. Ћни стали встречатьсЯ все реже по мере  того,  как  она
раздвигала  границы  своих  владений, и он тоже пыталсЯ утопить
свою давнюю боль в чужих разбитых  сердцах,  так  что  в  конце
концов они без страданий забыли друг друга.
     ќто  была  перваЯ плотскаЯ любовь ”лорентино Ђрисы. Ќо она
не переросла в постоЯнную свЯзь, о  чем  мечтала  его  мать,  а
стала  им обоим трамплином длЯ прыжка в жизнь. ”лорентино Ђриса
преуспел  в  способах,  казавшихсЯ  невероЯтными   длЯ   такого
человека,  как он, тощего и замкнутого, к тому же одевавшегосЯ,
точно допотопный старик. Ћднако у него  было  два  достоинства.
Џервое  -  точный  глаз, даже в густой толпе сразу распознающий
женщину, котораЯ того желала;  но  обхаживал  он  ее  всегда  с
крайней  осторожностью,  ибо  знал: большего позора и унижениЯ,
чем отказ, быть не может. ‚торое достоинство  состоЯло  в  том,
что  сами  эти женщины мгновенно распознавали в нем отшельника,
алкающего любви, жалкого, точно побитый пес, и это покорЯло их,
они сдавались ему безоговорочно, ничего не просЯ  и  ничего  не
желаЯ  взамен,  кроме  удовлетворениЯ  от того, что оказали ему
любезность. ќто было его  единственное  оружие,  но  с  ним  он
затевал  исторические сражениЯ, которые происходили в полнейшей
тайне, и с  тщанием  вел  им  счет  в  зашифрованной  тетрадке,
озаглавленной  красноречиво:  "Ћни". ЏерваЯ запись была сделана
по поводу вдовы Ќасарет. ЏЯтьдесЯт лет спустЯ, к тому  времени,
когда ”ермина „аса отбыла свой освЯщенный церковью срок, у него
накопилось   двадцать  пЯть  подобных  тетрадей  с  шестьюстами
двадцатью  двумЯ  записЯми  любовных  свЯзей,  не  считаЯ  тьмы
мимолетных приключений, которые не заслуживали даже милостивого
упоминаниЯ.
     ‘ам   ”лорентино   Ђриса   по   прошествии  шести  месЯцев
безудержных любовных забав с  вдовой  Ќасарет  решил,  что  ему
удалось-таки  пережить  разрушительную  бурю  по  имени ”ермина
„аса. € не просто поверил в это, но даже стал разговаривать  на
эту  тему  с  ’рансито Ђрисой, и разговаривал все два года, что
длилось свадебное путешествие, и после этого еще какое-то времЯ
жил  с  ощущением  освобождениЯ,  пока   в   одно   злосчастное
воскресенье  не увидел ее вдруг, и сердце ему заранее ничего не
подсказало: она выходила из церкви под руку с мужем,  в  ореоле
любопытства и льстивых похвал ее нового светского окружениЯ. ’е
самые знатные дамы, которые вначале относились пренебрежительно
и с насмешкой к ней, пришлой, не имеющей громкого имени, теперь
проЯвлЯли  самый живой интерес, признав за свою и поддавшись ее
обаЯнию. Ћна так естественно вошла в роль  супруги  и  светской
дамы,  что  ”лорентино  Ђрисе пришлось на мгновение задуматьсЯ,
прежде чем он узнал  ее.  Ћна  стала  другой:  осанка  взрослой
женщины,  высокие ботинки, шлЯпка с вуалью и разноцветным пером
какой-то восточной  птицы  -  все  в  ней  было  иным  и  таким
естественным,   словно   принадлежало   ей   от  рождениЯ.  Ћна
показалась ему как никогда красивой  и  юной,  но  что-то  было
утрачено  ею  невозвратимо,  он  не  мог  понЯть,  что, пока не
заметил, как округлилсЯ ее живот под шелковой туникой: она была
на седьмом месЯце. Ћднако более всего его поразило другое:  они
с  мужем  представлЯли  восхитительную  пару, и оба чувствовали
себЯ в этом мире так естественно и так  свободно  плыли  поверх
всех  житейских  рифов,  что  ”лорентино  Ђриса  не  ощутил  ни
ревности, ни злости, а только  одно  безграничное  презрение  к
самому  себе.  Ћщутил,  как  он  беден,  некрасив,  ничтожен  и
недостоин не только ее, но и любой другой женщины на всем белом
свете.
     €так, она возвратилась. ‚озвратилась,  и  у  нее  не  было
никаких  оснований  раскаиватьсЯ  в том, как она повернула свою
жизнь. € тем более - теперь, когда уже были прожиты первые годы
замужества. ѓораздо важнее, что к первой брачной ночи голова ее
еще  была  затуманена  предрассудками  невинности.  Ћна  начала
отделыватьсЯ  от  них  во  времЯ  путешествиЯ  по  провинции  с
сестрицей €льдебрандой, ‚ ‚альедупаре  она  понЯла  наконец,  с
какой  целью  петухи обхаживают кур, наблюдала грубую процедуру
ослиного племени, видела, как на свет Ѓожий поЯвлЯетсЯ теленок,
и слышала, как ее двоюродные сестры запросто  обсуждали,  какие
супружеские пары из их родни еще продолжают заниматьсЯ любовью,
а  какие,  с  каких  пор и по каким причинам уже не занимаютсЯ,
хотЯ продолжают жить вместе. €менно тогда она узнала, что такое
любовь в одиночку, и со странным ощущением, будто ее инстинктам
это было известно всегда,  стала  предаватьсЯ  этому  сперва  в
постели,  зажимаЯ рот, чтобы не услышали ее ненароком полдюжины
двоюродных сестриц, спавших с ней в одной спальне, а потом  уже
и  вовсе в ванной комнате, где выкурила свои первые самокрутки,
распластавшись  на  полу,  с  распущенными  волосами,   мучаЯсь
совестью,  котораЯ утихла лишь после того, как она вышла замуж;
но она всегда занималась этим в полной тайне от  окружающих,  в
то  времЯ  как  ее  двоюродные  сестрицы бурно похвалЯлись друг
перед дружкой, сколько раз за день успели проделать т