 услыхал  чьи-то  молитвы:  в  конце
второго  года  их  пребываниЯ  в  Џариже,  когда ”ермина „аса и
•увеналь “рбино начали было искать, что же осталось от их любви
среди обломков, ночью их разбудила телеграмма о том, что  доньЯ
Ѓланке  де  “рбино  серьезно больна, а следом за нею- другаЯ, с
известием о ее смерти. Ћни тотчас же  вернулись.  ”ермина  „аса
сошла  с парохода в траурной тунике, котораЯ не могла скрыть ее
положениЯ. Ћна и в самом деле снова была беременна, и по  этому
поводу  кто-то  сочинил  припевку, скорее лукавую, чем ехидную,
котораЯ была в ходу до самого конца  года:  "‘ъезди,  милаЯ,  в
Џариж - обЯзательно родишь". ќти до крайности простенькие слова
доктор  •увеналь  “рбино  много  лет  потом вспоминал на всЯких
празднествах в общественном клубе, что служило  доказательством
его доброго расположениЯ духа.
     Ђристократический   дворец   маркиза   Љасальдуэро   -   о
существовании  самого  маркиза,  равно  как  и  о  его   гербе,
достоверных  сведений  не  имелось  -  был  продан  вначале  за
соответствующую  цену  муниципальному  казначейству,  а   затем
перепродан  -  за  огромную  цену - центральному правительству,
когда  какой-то  голландский  исследователь  стал   производить
раскопки,  чтобы  доказать,  что именно там находитсЯ подлиннаЯ
могила •ристофора  Љолумба,  пЯтаЯ  по  счету.  ‘естры  доктора
“рбино    отправились   простыми   послушницами   в   монастырь
салестинок, а ”ермина „аса  оставалась  в  старинном  отцовском
доме  до  тех  пор,  пока  не  был  окончательно  отделан дом в
‹а-Њанге.  €  потом  вошла  в  него  твердой  поступью,   вошла
хозЯйкой,  перевезЯ  туда английскую мебель, привезенную еще из
свадебного путешествиЯ, и прочую обстановку, поЯвившуюсЯ  после
их примирительного путешествиЯ в …вропу, и с самого первого днЯ
принЯлась  заводить  в доме разного рода экзотических животных,
которых собственной персоной отправлЯлась  покупать  на  шхуны,
прибывавшие  с Ђнтильских островов. Ћна вошла в этот дом вместе
с обретенным вновь мужем, с хорошо воспитанным сыном и дочерью,
родившейсЯ  через  четыре  месЯца  после   их   возвращениЯ   и
нареченной  Ћфелией.  ‚  свою  очередь доктор “рбино понЯл, что
жена уже не будет принадлежать ему так всецело,  как  во  времЯ
свадебного   путешествиЯ,  потому  что  часть  всецелой  любви,
которой он желал, уже  была  отдана  ею  детЯм  одновременно  с
лучшими  днЯми  ее  жизни,  однако  он  научилсЯ  жить  и  быть
счастливым даже и тем, что оставалось на его долю.  ‚ожделеннаЯ
гармониЯ достигла своей вершины в самый неожиданный момент - во
времЯ  парадного ужина, когда внесли изысканное блюдо, которого
”ермина „аса не смогла распознать. Ћна положила  себе  отменную
порцию, однако кушанье ей так понравилось, что она положила еще
столько  же,  пожалев,  что не может положить и в третий раз из
соображений приличиЯ, и только тут понЯла,  что  с  неожиданным
удовольствием   съела  две  полные  тарелки  баклажанной  икры.
ѓордынЯ сдалась: с той поры на вилле ‹а-Њанга  баклажаны  стали
подавать  во  всех  возможных  видах и так же часто, как в свое
времЯ во дворце Љасальдуэро, и они так всем пришлись по  вкусу,
что  доктор  •увеналь  “рбино любил в веселую минуту повторЯть,
что желал бы иметь еще одну дочь и наречь  ее  милым  длЯ  всех
именем: Ѓеренхена* “рбино. <I>* Ѓаклажан {исп.).</I>

     Љ  тому времени ”ермина „аса уже знала, что частнаЯ жизнь,
в   отличие   от   жизни   светской,   переменчива   и    полна
неожиданностей.  …й  нелегко было провести четкую границу между
детьми  и  взрослыми,  но  по  зрелому  размышлению  она  стала
отдавать предпочтение детЯм, потому что дети имели более четкие
критерии.  …два свернув на тропу зрелости, наконец-то свободнаЯ
от миражей и иллюзий, она начала ощущать разочарование: она так
и не стала той,  какой  мечтала  стать  в  парке  …вангелий,  а
превратилась - в чем не призналась бы и себе самой - в служанку
роскоши.  Ќа  людЯх,  в своем кругу, она, в конце концов, стала
самой любимой всеми и выглЯдела самой довольной жизнью и  в  то
же  времЯ  самой  скромной, однако же нигде с нее не спрашивали
так строго, не прощаЯ ни единого промаха, как в ее  собственном
доме.   Ћна  ни  на  минуту  не  переставала  чувствовать,  что
проживает жизнь, дарованную ей супругом: она была полновластной
владычицей  огромной  империи  счастьЯ,   выстроенного   им   и
исключительно  ради  него.  Ћна  знала,  что он любил ее больше
всего на свете и никого в целом мире не любил  больше  нее,  но
любил он ее длЯ себЯ, на благо себе, любимому.
     €  больше  всего  отравлЯла  ей жизнь мысль о том, что она
пожизненно приговорена к ежедневному приготовлению  обедов.  €х
следовало  не  только  подавать  вовремЯ:  еда должна была быть
превосходной и именно той, какую ему хотелось, однако  вопросов
заранее  задавать не полагалось. …сли ей как-нибудь и случалось
спросить  -  просто  так,  выполнЯЯ  еще   одну   бессмысленную
церемонию  в рЯду обыденных и бессмысленных домашних обычаев, -
он, даже не поднЯв глаз от газеты,  отвечал:  "—то-нибудь".  Ћн
полагал,  что  говорит правду, и говорил это приветливым тоном,
ибо, по  его  мнению,  не  было  на  свете  менее  деспотичного
супруга.  Ќо  вот  наступал  час  обеда, и тут уж подавалось не
что-нибудь, а именно то, что он любил, и  никакого  промаха  не
позволЯлось:  мЯсо  не  имело  права  выглЯдеть мЯсом, а рыба -
рыбой, свинине не следовало походить на свинину, а курице -  на
пернатое.  €  даже  когда  длЯ  спаржи  был не сезон, надлежало
достать ее  любой  ценою,  чтобы  он  мог  вдоволь  насладитьсЯ
горЯчим  благоуханием  мочи.  Ћна  его не винила: виновата была
сама жизнь. •ватало  малейшего  сомнениЯ,  чтобы  он  отодвинул
тарелку  со  словами:  "…да  приготовлена без любви". € на этом
пути он поднималсЯ до фантастических высот вдохновениЯ. Љак-то,
отхлебнув  свежеприготовленного  настоЯ  ромашки,   отдал   его
обратно,  сопроводив одной-единственной фразой: "Ћтдает окном".
€ сама она, и прислуга страшно удивились, потому что  никто  из
них  никогда  не  слышал,  чтобы  кто-нибудь  когда-нибудь  пил
вареное окно, однако сами попробовали настой, чтобы  понЯть,  в
чем дело, и понЯли: отдает окном.
     Ћн был идеальным мужем: никогда в жизни ничего не поднЯл с
полу,  никогда  не  гасил  свет,  никогда  не закрывал двери. €
утром, в предрассветной темноте, когда на  рубашке  у  него  не
хватало  пуговицы, она слышала, как он говорил: "—еловеку нужно
две жены, одна - длЯ любви, а другаЯ - длЯ пришиваниЯ пуговиц".
Љаждое утро, с первым глотком кофе или первой ложкой дымЯщегосЯ
супа, он издавал душераздирающий вопль, который уже  никого  не
пугал,  и  тотчас  же  разражалсЯ: "…сли Я когда-нибудь уйду из
этого дома, знайте:  мне  надоело  вечно  ходить  с  обожженным
ртом".  Ћн  говорил,  что  в  доме  никогда  не  готовили таких
аппетитных и разнообразных обедов, как в те дни,  когда  он  не
мог  их  есть из-за того, что принЯл слабительное, и так убедил
себЯ, что все это - женины козни, что в конце концов соглашалсЯ
принимать слабительное только в том случае, если и  она  примет
его вместе с ним.
     „о  смерти  устав  от его непониманиЯ, она однажды, в день
рождениЯ, попросила его сделать  ей  необычный  подарок:  целый
день   вместо  нее  заниматьсЯ  домашними  делами.  Џредложение
показалось ему занЯтным, и  он  согласилсЯ,  и  на  самом  деле
ранним  утром  взЯлсЯ  за  дело.  Ћн  приготовил  замечательный
завтрак, но забыл, что она терпеть не может Яичницы  и  никогда
не  пила  кофе  с молоком. Џотом принЯлсЯ отдавать распорЯжениЯ
насчет именинного обеда на восемь персон и  с  головой  ушел  в
уборку  дома,  словом, так натрудилсЯ, стараЯсь управлЯть домом
лучше, чем она, что еще до  наступлениЯ  полуднЯ  вынужден  был
капитулировать,  ничуть не устыдившись. ‘ первого же момента он
понЯл, что не имеет ни малейшего представлениЯ о том,  что  где
находитсЯ,  особенно  в кухне, а слуги и пальцем не шевельнули,
чтобы помочь ему отыскать то или это, они  тоже  участвовали  в
игре.  Љ  десЯти  часам  еще ничего не было решено относительно
обеда, потому что не  успели  убрать  дом,  даже  не  застелили
постели, не вымыли ванну, и он забыл, что нужно положить свежую
туалетную  бумагу,  переменить  простыни  и  послать  кучера за
детьми, и все времЯ путал -  какие  обЯзанности  у  каждого  из
слуг:  кухарке  он  приказал стелить постели, а на кухню послал
горничных. ‚ одиннадцать, когда гости  были  почти  на  пороге,
беспорЯдок в доме стоЯл такой, что ”ермина „аса, хохоча в душе,
взЯла   бразды  правлениЯ  в  свои  руки,  испытываЯ  вовсе  не
торжество,  как  ей  хотелось,  а  сострадание   к   совершенно
бесполезному  в  домашних  делах  супругу. Ћн залечил свою рану
обычным доводом: "‚о всЯком случае,  не  причинил  того  вреда,
какой  причинила  бы  ты, если бы взЯлась лечить моих больных".
Ћднако урок оказалсЯ полезным, и не только длЯ  него.  ‚се  эти
годы  оба  они  разными  путЯми  шли к одному и тому же мудрому
заключению: невозможно жить вместе иначе, и любить  друг  друга
иначе  тоже  невозможно,  ибо  ничего труднее любви в этом мире
нет.
     ‚ разгаре этой новой жизни ”ермине „асе не  раз  случалось
видеть ”лорентино Ђрису на людЯх, все чаще, по мере того как он
делал  карьеру  в Љарибском речном пароходстве, и она научилась
относитьсЯ к нему так естественно, что, бывало, могла  даже  не
поздороватьсЯ  с  ним  по  рассеЯнности.  Ћна слышала и то, что
говорили о нем, потому что в деловых кругах его осмотрительный,
но  неудержимый  подъем  вверх  по   служебной   лестнице   был
постоЯнной  темой  разговоров.  Ћна  замечала,  что и внешне он
менЯетсЯ к  лучшему,  его  природнаЯ  робость  стала  выглЯдеть
загадочной  отстраненностью,  на  пользу  пошло  и  то,  что он
немного прибавил в весе, шла  ему  и  поЯвившаЯсЯ  с  возрастом
медлительность,   и  проблему  нарождавшейсЯ  лысины  он  решил
достойно. …динственное, чем он по-прежнему бросал вызов времени
и моде, была его  мрачнаЯ  одежда  -  давно  вышедшие  в  тираж
сюртуки,  всегда одна и та же шлЯпа, поэтические галстуки-банты
из галантерейной лавки его  матушки  и  траурные  зонты.  Ќо  в
памЯти  ”ермины „асы осталсЯ другой образ, и в конце концов она
перестала свЯзывать этого ”лорентино Ђрису с тем томным юношей,
который вздыхал о ней под желтым листопадом в парке  …вангелий.
‚о  всЯком  случае,  она никогда не глЯдела на него равнодушным
оком и всегда была рада, если до  нее  доходили  о  нем  добрые
вести, потому что это как бы освобождало ее от чувства вины.
     €  когда она считала, что совершенно вымела его из памЯти,
он вдруг поЯвилсЯ  там,  где  она  меньше  всего  его  ожидала,
обернувшись  призраком  ее  былых  мечтаний. Ћна еще не ощущала
старости, только первое, легкое ее дуновение, и вдруг -  стоило
ей  услышать  раскаты  грома,  как  она чувствовала: в ее жизни
случилось непоправимое. ЌезаживающаЯ рана,  открывшаЯсЯ  в  том
далеком  октЯбре,  грохотавшем громовым раскатами каждый день в
три часа пополудни в горах ‚ильЯнуэва,  с  годами  саднила  все
сильнее   и   оживлЯла  воспоминаниЯ.  ‚  то  времЯ  как  новые
впечатлениЯ  меркли  в  памЯти  уже   через   несколько   дней,
воспоминаниЯ  о  том  замечательном  путешествии  по  провинции
кузины  €льдебранды  оживали  со  временем  так,   словно   все
случилось  только  вчера,  да  еще  с  извращенной  ностальгией
точностью. ‚споминалось горное селение Њанауре,  одна  сплошнаЯ
улица,  прЯмаЯ и зеленаЯ, и тамошние птицы, сулившие счастье, и
дом с привидениЯми, где она просыпалась в  рубашке,  мокрой  от
непросыхающих слез Џетры Њоралес, котораЯ умерла от любви в той
самой постели много лет назад. ‚споминалсЯ вкус гуайЯвы - нигде
и  никогда  больше  гуайЯва  не  казалась  такой  вкусной,  - а
знамений было так много, что их вещий шепот она порою принимала
за   шум   дождЯ;   вспоминались   и   топазовые    вечера    в
‘ан-•уан-де-ла-‘есаре,  где она выходила прогулЯтьсЯ с кортежем
своих ветреных и шумливых кузин, и как она старалась - изо всех
сил сжимала зубы, чтобы сердце не выскочило, когда подходила  к
телеграфу. Љонечно же, она продала отцовский дом потому, что не
могла пересилить той, пришедшей из юности боли: маленький парк,
грустный  и  пустынный,  таким  он  виделсЯ ей с балкона, вещий
запах гардений в жаркой ночи, страх перед  старинным  портретом
дамы,  который  она  испытывала  в  тот февральский день, когда
решилась ее судьба, словом, куда бы в прошлое она  ни  обращала
взглЯд,  повсюду натыкалась на памЯть о ”лорентино Ђрнее. € тем
не менее ей вполне хватало Ясности ума и душевного покоЯ, чтобы
осознать: то не  были  воспоминаниЯ  любви  или  раскаЯниЯ,  но
просто  досадные  образы,  от  которых порою набегала слеза. €,
того не ведаЯ, чуть было  не  угодила  в  ловушку  состраданиЯ,
котораЯ сгубила стольких неосмотрительных жертв.
     Ћна  ухватилась  за  супруга. ќто было в ту пору, когда он
нуждалсЯ в ней все больше, ибо был перед ней в проигрыше -  шел
на  десЯть  лет  впереди  и  уже испытывал танталовы муки один,
среди сгущавшихсЯ туч старости; к тому же он  был  мужчиной,  а
значит, более слабым. Џосле тридцати лет совместной супружеской
жизни  они  знали  друг  друга  так,  что превратились словно в
единое существо и частенько испытывали неловкость, угадываЯ  не
высказанную  другим мысль, или же попадали в смешное положение,
когда на людЯх один из них, опережаЯ другого, говорил  то,  что
другой  как  раз  собиралсЯ  сказать.  Ћба  старались  избегать
обыденных житейских недоразумений,  внезапных  вспышек  вражды,
взаимных    пакостей   и   нечаЯнных   всплесков   супружеского
блаженства. €менно в ту пору они любили друг друга как никогда,
без  спешки,  без   излишеств,   с   благодарностью   сознаваЯ:
невероЯтно, но наконец-то они одолели враждебность. ђазумеетсЯ,
жизнь  еще  готовила  им  смертельные  испытаниЯ,  но что им до
этого: они были уже на другом берегу.
     ***
     „абы отпраздновать начало  нового  века  должным  образом,
была разработана целаЯ программа публичных мероприЯтий, и самым
памЯтным  событием  оказалсЯ  первый  полет на воздушном шаре -
плод неистощимой выдумки  доктора  •увеналЯ  “рбино.  Џолгорода
сошлось  на Ђрсенальную площадь, чтобы с восторгом наблюдать за
подъемом  огромного  шара,  празднично  раскрашенного  в  цвета
национального  флага,  который  нес  первую  воздушную  почту в
‘ан-•уан-де-ла-‘ьенагу, на расстоЯние тридцати миль по прЯмой к
северо-востоку. „октор •увеналь “рбино с супругой, которым  уже
случилось  пережить волнующий полет во времЯ ‚семирной выставки
в  Џариже,  поднЯлись  в  плетеную  люльку  первыми,  вместе  с
инженером  полета  и еще шестерыми знатными гостЯми. Џри себе у
них  было  письмо  от  губернатора  провинции  к  муниципальным
властЯм       города       ‘ан-•уан-де-ла-‘ьенага,      которое
свидетельствовало длЯ истории, что оно ЯвлЯетсЯ первым почтовым
отправлением по  воздуху.  •роникер  из  "Љоммерческой  газеты"
спросил  •увеналЯ  “рбино, каковы его последние слова, если ему
суждено погибнуть в полете, и  тот  не  замешкалсЯ  с  ответом,
навернЯка навлекшим на него немало попреков.
     - Ќа мой взглЯд, - сказал доктор, - двадцатый век принесет
перемены всему миру, кроме нас.
     ‡атерЯнный  в простодушной толпе, распевавшей национальный
гимн, меж тем как  воздушный  шар  набирал  высоту,  ”лорентино
Ђриса почувствовал, что полностью согласен с кем-то, заметившим
в  сутолоке, что подобнаЯ авантюра - не длЯ женщины, особенно в
том возрасте, в котором находилась ”ермина „аса.  Ћднако  затеЯ
оказалась  не такой опасной, как казалось. ‘корее гнетущей, чем
опасной. ‚оздушный  шар  тихо  и  спокойно  добралсЯ  до  места
назначениЯ по неправдоподобно синему небу. ‹етели хорошо, очень
низко,  с приЯтным попутным ветром, сперва над отрогами снежных
гор, а потом - над обширными водами Ѓольших болот.
     ‘ небес увидели они, как видел их ѓосподь  Ѓог,  развалины
очень древнего и героического города - Љартахены-де-лас-€ндиас,
самого красивого в мире, покинутого в панике перед чумою, после
того  как на протЯжении трех веков он выдерживал многочисленные
осады  англичан  и  налеты  морских  разбойников.  Ћни  увидели
неповрежденные  стены, заросшие сорной травой улицы, крепостные
укреплениЯ, изъеденные анютиными глазками, мраморные  дворцы  и
золотые  алтари  вместе  со  сгнившими  от  чумы вице-королЯми,
закованными в боевые доспехи.
     Ћни пролетели над свайными  постройками  ’рохас-де-Љатаки,
раскрашенными  в  безумные  цвета, где в специальных питомниках
выращивали  съедобных  игуан,  а  в  надозерных   садах   цвели
бальзамины  и  астромелии.  ‘отни  голых  ребЯтишек бросались в
воду, их подначивали громкими криками, и ребЯтишки  прыгали  из
окон,   сигали  с  крыш  домов,  через  борта  каноэ,  которыми
управлЯли с поразительной ловкостью, и сновали в  воде,  словно
рыбы-бешенки,  стараЯсь  выловить свертки с одеждой, пузырьки с
карамельками от кашлЯ и какую-то еду, которую красиваЯ  женщина
в  шлЯпе  с  перьЯми,  милосердиЯ  ради,  швырЯла им сверху, из
плетеной люльки воздушного шара.
     Ћни пролетели над океаном теней,  блуждающих  в  банановых
зарослЯх,  и  тишина,  поднимавшаЯсЯ снизу, окутывала их словно
смертоносный пар; ”ермина „аса  вспомнила  себЯ  трехлетней,  а
может,  четырехлетней  девочкой: она шла в сумеречных зарослЯх,
мать вела ее за руку, и сама мать  была  почти  девочкой  среди
других  женщин  в  муслиновых,  как  и  она, платьЯх, под белым
зонтиком и  в  широкополой  шлЯпе  из  легкого  газа.  €нженер,
наблюдавший  мир через подзорную трубу, заметил: "Љак будто все
вымерли". Ћн передал трубу доктору •увеналю  “рбино,  и  доктор
увидел  повозки,  запрЯженные  волами,  посреди  пашни,  столбы
железнодорожного  полотна,  застывшие  оросительные  канавы,  и
повсюду,  куда  ни  глЯнь, глаз натыкалсЯ на человеческие тела.
Љто-то знающий сказал,  что  на  Ѓольших  болотах  свирепствует
чума.   „октор   “рбино,  разговариваЯ,  не  отрывал  от  глаза
подзорную трубу.
     - Џо-видимому,  какаЯ-то  особаЯ  разновидность  чумы,   -
сказал он. - Љаждого мертвеца добивали выстрелом в затылок.
     Џотом  они  пролетели  над пенистым морем и без осложнений
опустились на  раскаленный  берег,  растрескавшаЯсЯ  селитрЯнаЯ
почва  жгла  огнем.  €менно  там  поджидали  их местные власти,
защищенные  от  солнца  лишь  зонтиками  из  газет,   школьники
размахивали  флажками  в  такт  торжественным  гимнам, королевы
красоты в картонных золотых коронах держали  в  руках  пожухлые
цветы  и  папайи  из  процветающего селениЯ ѓайра, в те времена
лучшего на всем Љарибском побережье. Ќо ”ермине  „асе  хотелось
только   одного:   увидеть   еще   раз  родное  селение,  чтобы
сопоставить увиденное с  давними  впечатлениЯми,  однако  из-за
чумы в селение не позволили идти никому. „октор •увеналь “рбино
вручил  историческое  письмо,  которое, конечно же, затерЯлось,
так что никто никогда его больше не видел, а весь  кортеж  чуть
не   задохнулсЯ  в  дурмане  торжественных  речей.  Ќаконец  их
все-таки отвезли на мулах к пристани ‘тарого ‘елениЯ, туда, где
болото вливалось в море, потому что инженеру не удалось еще раз
поднЯть шар в воздух. ”ермина „аса  была  совершенно  убеждена,
что  однажды уже проезжала здесь девочкой, вместе с матерью, на
повозке,  запрЯженной  волами.  Ћ  той  поездке  она   не   раз
рассказывала  отцу,  но  тот  так  и умер в убеждении: не может
быть, чтобы она это помнила.
     - Ћчень хорошо помню ту поездку, и все было  именно
так, - говорил он, - только случилось это лет за пЯть до твоего
рождениЯ.
     —лены  славной экспедиции на воздушном шаре возвратились в
порт,  откуда  отбыли  три  днЯ  назад,   измученные   штормом,
свирепствовавшим  всю ночь, и были встречены как герои. ‚ толпе
встречающих,  разумеетсЯ,   находилсЯ   и   ”лорентино   Ђриса,
разглЯдевший на лице ”ермины „асы следы страха. Ћднако в тот же
самый день он снова увидел ее на велосипедной выставке, которую
также  патронировал  ее  супруг,  и на этот раз в ней не было и
тени усталости.  Ћна  ехала  на  необычном  велосипеде,  скорее
походившем  на  цирковой,  восседаЯ в седле над передним, очень
высоким  колесом,  заднее  же,  маленькое,  едва-едва   служило
опорой. Ќа ней были Яркие шаровары с каймою, которые шокировали
пожилых  дам и привели в замешательство мужчин, однако никто не
осталсЯ равнодушным к ее ловкости и сноровке.
     ‚от так и тому подобным образом на протЯжении  многих  лет
неожиданно, на короткие мгновениЯ, представала она перед взором
”лорентино Ђрисы, когда судьбе было угодно, и так же внезапно и
стремительно   исчезала,   разбередив  его  сердце  мучительным
беспокойством. Ќо эти мимолетные встречи вставали вехами на его
жизненном пути, потому что  он  научилсЯ  распознавать  суровую
хватку  времени  не  столько  в  себе самом, сколько в тех едва
уловимых изменениЯх, которые отмечал в ”ермине „асе каждый раз,
когда ее видел. Ћднажды вечером он вошел в "Њесон дона  ‘анчо",
шикарный  ресторан  в колониальном стиле, и сел в самый дальний
угол,  как  делал  всегда,  собираЯсь  в   одиночку   поклевать
чего-нибудь,  точно  воробышек.  €  вдруг в глубине, в огромном
зеркале, он увидел ”ермину „асу - за столиком  с  мужем  и  еще
двумЯ  парами,  -  да  еще  под таким углом, что видна она была
прекрасно, во всем блеске. Ћна сидела, ничем не  защищеннаЯ,  и
вела,  вероЯтно,  остроумный  разговор, потому что смех ее то и
дело рассыпалсЯ фейерверком, а  красота  еще  более  ослеплЯла,
высвеченнаЯ  огромной  хрустальной  люстрой с подвесками. Ђлиса
еще раз вышла из ‡азеркальЯ.
     ”лорентино Ђриса наслаждалсЯ - глЯдел на нее и  не  дышал:
как  она  ест,  как  пригубливает  вино,  как шутит с четвертым
представителем семейства дона ‘анчо, словом, не  вставаЯ  из-за
своего  одинокого  столика,  он  прожил вместе с нею кусочек ее
жизни  и  больше  часу,  оставаЯсь  незамеченным,  находилсЯ  в
заповедном краю - в сказочной близости к ней.
     —тобы  занЯть  времЯ,  он выпил четыре чашки кофе, пока не
увидел, как она встала и вместе со всеми вышла. Ћни прошли  так
близко  от  него, что он различил ее запах в мешанине ароматов,
которыми пахнуло от ее спутников.
     ‘ того  вечера  он  целый  год  упорно  осаждал  владельца
ресторана,  предлагаЯ  ему  все, что угодно, - любые деньги или
услуги, -  лишь  бы  тот  продал  ему  зеркало.  ќто  оказалось
нелегко,  потому  что  старый  дон  ‘анчо  верил легенде, будто
великолепнаЯ   рама   того   зеркала,   сработаннаЯ    венскими
краснодеревщиками,   была   парой  другой,  давно  исчезнувшей,
некогда   принадлежавшей   Њарии   Ђнтуанетте,   -   уникальнаЯ
драгоценность.  Љогда  же  в конце концов он сдалсЯ, ”лорентино
Ђриса повесил зеркало у себЯ в  гостиной,  но  вовсе  не  из-за
достоинств  драгоценной  рамы,  а ради пространства внутри нее,
где когда-то на протЯжении двух часов находилсЯ любимый образ.
     ”ермину „асу он почти всегда видел под  руку  с  мужем:  в
полном   единении,  они  жили  и  двигались  в  своей  среде  с
поразительной  легкостью  сиамских  близнецов,  согласованность
которых   нарушалась   лишь,   когда  они  здоровались  с  ним.
„ействительно,  доктор  •увеналь  “рбино,   здороваЯсь,   тепло
пожимал  ему руку, а то и позволЯл себе похлопать его по плечу.
Ћна же, напротив, обрекла его на нормально-вежливое,  безличное
обращение  и ни разу не сделала ни малейшего жеста, который дал
бы  основание  заподозрить,  что  она  помнит  его  по   давним
временам,  до  замужества.  Ћни  жили  в  разных, совершенно не
соприкасающихсЯ мирах, и  в  то  времЯ  как  он  изо  всех  сил
старалсЯ сократить дистанцию между ними, она если и делала шаг,
то  в противоположном направлении. Џрошло много времени, прежде
чем он осмелилсЯ допустить мысль, что безразличие  ее  -  всего
лишь  панцирь,  которым  она  прикрываетсЯ от страха. Њысль эта
пришла ему в голову неожиданно, во времЯ спуска на воду первого
речного  парохода,  построенного   на   местных   верфЯх,   где
”лорентино   Ђриса  впервые  представлЯл  дЯдюшку  ‹еона  XII-в
качестве    первого    вице-президента    Љарибского    речного
пароходства.  ќто  совпадение  придало  особую  торжественность
церемонии,   на   которой   присутствовали   все,   кто   играл
маломальскую роль в жизни города.
     ”лорентино   Ђриса   принимал   гостей  в  главном  салоне
парохода, еще пахнувшем свежей краской и дегтем, как  вдруг  на
причале  раздались  аплодисменты, и оркестр торжественно грЯнул
марш. Ћн с трудом подавил дрожь, знакомую ему почти с тех  пор,
как  помнил  себЯ, когда увидел прекрасную женщину своей мечты,
великолепную в зрелости, шествующую под руку  с  мужем,  словно
королева из иных времен, меж рЯдов почетного караула в парадной
форме,  под  ливнем  из  бумажного серпантина и живых цветочных
лепестков.  Ћба  приветственно  помахали  рукою  аплодировавшей
толпе,   и   она   была   так   ослепительна  -  всЯ  в  чем-то
царственно-золотистом,  от  туфелек  на  высоком   каблуке   до
горжетки  из лисьих хвостов и шлЯпки колоколом, - что казалось:
она тут одна, и никого вокруг больше нет.
     ”лорентино Ђриса встретил их на капитанском мостике вместе
с властЯми провинции, под грохот музыки, треск ракет  и  густой
трехкратный   рык   пароходного   гудка,  обдавшего  паром  всю
пристань. •увеналь “рбино поздоровалсЯ с каждым с той  присущей
ему  естественностью,  что  каждый  мог  подумать, будто доктор
относитсЯ к нему с особой  сердечностью:  сначала  с  одетым  в
парадную  форму  капитаном  парохода,  затем - с архиепископом,
потом - с губернатором и его супругой, за ними - с алькальдом и
его супругой, а за ними - с комендантом крепости,  который  был
уроженцем   горного  селениЯ  и  в  город  прибыл  недавно.  ‡а
представителЯми власти шел  ”лорентино  Ђриса  в  своем  темном
суконном   костюме,   почти   не   видный   на   фоне  стольких
знаменитостей. Џоздоровавшись с комендантом крепости,  ”ермина,
похоже,  испытала  колебаниЯ,  глЯдЯ  на руку ”лорентино Ђрисы.
Љомендант собралсЯ было представить их друг другу и спросил ее,
знакомы ли они. Ћна не ответила, а только  с  салонной  улыбкой
протЯнула  руку  ”лорентино Ђрисе. ’акое уже случалось дважды и
вполне могло повторитьсЯ, но ”лорентино  Ђриса  всегда  относил
это  на  счет  характера  ”ермины  „асы. Ћднако на этот раз он,
неисправимый мечтатель, подумал: а не ЯвлЯетсЯ  ли  столь  Ярко
выраженное  безразличие  всего  лишь уловкой, призванной скрыть
любовное смЯтение.
     ќта мысль вновь разожгла в  его  душе  любовную  бурю.  Ћн
снова  принЯлсЯ ходить кругами возле дома ”ермины „асы, томЯсь,
как и много лет назад в маленьком парке  …вангелий,  только  на
этот  раз надежда состоЯла не в том, чтобы она заметила его, но
единственно  -  самому   увидеть   ее,   чтобы   знать:   жизнь
продолжаетсЯ.   Џравда,   теперь  ему  трудно  было  оставатьсЯ
незамеченным. Љвартал ‹а-Њанга  находилсЯ  на  почти  безлюдном
островке, отделенном от исторического города каналом с зелеными
водами;  заросший  сливовыми  деревьЯми,  он во времена Љолонии
служил воскресным приютом длЯ влюбленных.  ‘овсем  недавно  тут
разобрали  старый  каменный  мост, построенный еще испанцами, и
соорудили новый, с круглыми  фонарЯми,  по  которому  проложили
пути  длЯ  трамваЯ  на  конной  тЯге.  Џоначалу жители ‹а-Њанги
испытывали не предусмотренные проектом муки: они были  обречены
спать   в   непосредственной   близости   от  первой  в  городе
электростанции, тарахтение которой сотрЯсало землю  непрерывной
дрожью.   „аже   сам  доктор  •увеналь  “рбино,  при  всем  его
могуществе, не сумел добитьсЯ, чтобы ее перенесли  куда-нибудь,
где  бы она не беспокоила так людей, пока на помощь в очередной
раз не пришло Ѓожественное провидение. ‚ одну  прекрасную  ночь
котел электростанции разнесло таким чудовищным взрывом, что он,
пролетев   над   крышами   новых  домов,  пересек  полгорода  и
разворотил главную галерею древнего монастырЯ  ‘вЯтого  •улиана
‘транноприимника.  ђазрушившеесЯ  от  старости здание монастырЯ
было покинуто еще  в  начале  года,  но  котел  все  же  прибил
четверых  заключенных,  бежавших из местной тюрьмы и решивших в
первую после побега ночь укрытьсЯ в монастырской часовне.
     ќтот  мирный  пригород  с  такими  прекрасными   любовными
традициЯми,   превратившись   в  роскошный  городской  квартал,
оказалсЯ совершенно  неприспособленным  длЯ  любви  несчастной.
“лицы  его  были  пыльными летом, грЯзными зимой и безлюдными в
любое времЯ года, а редкие дома  прЯтались  в  густых  садах  и
вместо  старинных, нависавших над улицею балконов были украшены
мозаичными  террасами,  словно  специально  длЯ   того,   чтобы
повергать  в  отчаЯние  тайных влюбленных. •орошо еще, что в те
поры в моду вошло прогуливатьсЯ под вечер  на  холм  в  наемных
старых  дрожках,  запрЯженных одной лошадью. ‘ этого холма было
удобнее любоватьсЯ роскошным пиршеством заката, нежели с  башни
маЯка:  отсюда  видны были и сторожкие акулы, караулившие плЯж,
который  посещали  семинаристы,  и  приходивший  по   четвергам
океанский  пароход,  огромный  и  белый, до которого, казалось,
можно дотЯнутьсЯ рукой, когда  он  по  каналу  входил  в  порт.
”лорентино  Ђриса  после  тЯжелого днЯ в конторе обычно нанимал
дрожки, но не опускал верх, как водилось  в  жаркие  месЯцы,  а
забивалсЯ  вглубь  и  прЯталсЯ  в  тени, всегда один, заказываЯ
самые неожиданные маршруты, дабы не давать  кучеру  повода  длЯ
дурных  мыслей.  Ќа  деле  же  интересовало его в этой прогулке
только одно - дворец из розового  мрамора,  наполовину  скрытый
банановыми  зарослЯми  и  развесистыми  манговыми деревьЯми, не
слишком  удачнаЯ  копиЯ  идиллических  обителей,  обычных   длЯ
хлопковых  плантаций  ‹уизианы.  „ети ”ермины „асы возвращались
домой незадолго  до  пЯти.  ”лорентино  Ђриса  видел,  как  они
подъезжали  в  фамильном  экипаже,  как  затем  из дому выходил
доктор •увеналь “рбино, отправлЯЯсь на вечерний обход, но почти
за целый год ему ни разу не удалось увидеть даже  тени  той,  о
которой мечтал.
     Ћднажды   во   времЯ  одинокой  прогулки,  на  которую  он
отправилсЯ, несмотрЯ на первый свирепый июньский ливень, лошадь
поскользнулась в грЯзи и рухнула  наземь.  ”лорентино  Ђриса  с
ужасом понЯл, что находитсЯ как раз напротив дома ”ермины „асы,
и  взмолилсЯ  кучеру,  не подумав о том, что смЯтение может его
выдать:
     - ’олько не  здесь,  пожалуйста.  ѓде  угодно,  только  не
здесь.
     Ћглушенный  таким  напором кучер попыталсЯ поднЯть лошадь,
не распрЯгаЯ, и  ось  у  колЯски  сломалась.  ”лорентино  Ђриса
кое-как  выбралсЯ  из экипажа и терпеливо сносил свой позор под
проливным дождем, пока проезжающие  мимо  досужие  горожане  не
предложили  отвезти  его домой. ‘лужанка из дома доктора “рбино
увидела его, вымокшего  под  дождем  и  залЯпанного  по  колено
грЯзью, и вынесла зонтик, предлагаЯ переждать дождь на террасе.
Ћ  таком  счастье  ”лорентино  Ђриса  не  мечтал  даже  в самом
безумном сне, но в тот день он  лучше  бы  умер,  чем  позволил
”ермине „асе увидеть его в таком состоЯнии.
     Џрежде,  живЯ в старом городе, •увеналь “рбино с семьей по
воскресеньЯм пешком ходили в собор к восьмичасовой службе,  что
было  скорее  светским  выходом,  нежели  религиозным  обрЯдом.
Џозже, переехав в другой дом, они еще несколько лет  продолжали
ездить   в  собор  в  экипаже  и,  бывало,  потом  засиживались
где-нибудь с друзьЯми в парке, под пальмами. Ќо когда построили
храм с духовной семинарией в ‹а-Њанге, где был и свой  плЯж,  и
свое   кладбище,  в  собор  они  стали  ездить  лишь  по  очень
торжественным случаЯм. ”лорентино Ђриса,  не  знавший  об  этих
переменах,  не одно воскресенье просидел на террасе приходского
кафе, ожидаЯ, когда народ начнет выходить из церкви после  всех
трех  служб.  Џотом,  понЯв  свою  ошибку,  отправилсЯ  к новой
церкви, остававшейсЯ модной до самого недавнего времени, и  там
увидел  •увеналЯ “рбино, аккуратно приходившего вместе с детьми
ровно к восьми часам каждое воскресенье августа, однако ”ермины
„асы с ними  не  было.  ‚  одно  из  воскресений  он  зашел  на
кладбище,  где  жители  ‹а-Њанги  заранее  строили  себе пышные
пантеоны, и сердце подскочило у него  в  груди,  когда  в  тени
развесистых   сейб   он   увидел   самый  пышный  пантеон,  уже
отстроенный, с готическими витражами, мраморными ангелами  и  с
золотыми    буквами    на   позолоченных   надгробных   плитах,
заблаговременно  приготовленных  длЯ  всей  семьи.  ‘реди  них,
разумеетсЯ, была и плита длЯ доньи ”ермины „асы де “рбино де ла
Љалье  и длЯ ее супруга, с общей длЯ обоих эпитафией: "‚месте и
в миру, и у ѓоспода".
     „о конца того года ”ермина „аса не поЯвлЯлась нигде,  даже
на  ђождественские  праздники,  где  они  с мужем обычно бывали
самыми роскошными героЯми днЯ. Ќо  более  всего  ее  отсутствие
чувствовалось   на   открытии   оперного   сезона.  ‚  антракте
”лорентино Ђриса наткнулсЯ  на  группку  людей,  без  сомнениЯ,
судачивших  о  ней,  хотЯ  имени  ее не называли. ѓоворили, что
кто-то видел,  как  она  в  июне,  в  полночь,  поднималась  на
океанский пароход компании "Љунард", направлЯвшийсЯ в Џанаму, и
что  лицо  ее  скрывала  темнаЯ вуаль, дабы не видны были следы
разрушавшей ее стыдной болезни. Љто-то спросил, что за  ужаснаЯ
болезнь  осмелилась  напасть на столь могущественную сеньору, и
ответ сочилсЯ черной желчью:
     -“ столь благородной дамы  иной  болезни,  кроме  чахотки,
быть не может.
     ”лорентино  Ђриса  знал,  что  в его краЯх богатые люди не
болели  непродолжительными  болезнЯми.  Ћни   или   умирали   в
одночасье,    обычно    накануне   какого-нибудь   грандиозного
праздника,  и  праздник  из-за  траура  портилсЯ,  так   и   не
начавшись, или же угасали от медленной и омерзительной болезни,
самые  интимные  подробности которой в конце концов становились
достоЯнием общественности. ‘сылка и  заточение  в  Џанаму  была
почти обЯзательной епитимьей в жизни богачей. Ћни поручали себЯ
воле  Ѓожьей  в  Ѓольнице  адвентистов,  огромном белом бараке,
затерЯвшемсЯ под доисторическими ливнЯми „арьена,  где  больные
терЯли  счет немногим оставшимсЯ им днЯм, в палатах-одиночках с
окнами, затЯнутыми холстиной, где  никто  точно  не  знал,  чем
пахнет  карболка  - жизнью или смертью. ’е, что выздоравливали,
возвращались, нагруженные роскошными дарами, и щедро  раздавали
их  направо  и  налево,  словно  умолЯЯ простить за то, что они
совершают   бестактность   -   продолжают    жить.    Ќекоторые
возвращались  с  животами,  пересеченными  чудовищными шрамами,
зашитыми  словно  сапожницкой  дратвой,  и  в  гостЯх  задирали
рубашки,   чтобы  показать  шов  и  сравнить  свой  с  другими,
обладатели которых просто задыхались от  счастьЯ;  и  до  конца
дней  своих  все  рассказывали  и  рассказывали,  какие  ангелы
ЯвлЯлись им в парах хлороформа. Ќо никто и  никогда  не  узнал,
какие видениЯ были у тех, кто не вернулсЯ, и у самых несчастных
- тех,  кто,  заточенный  в  чахоточный барак, умирал больше от
тоскливых нескончаемых дождей, чем от самой болезни.
     Џоставленный перед выбором ”лорентино Ђриса не  знал,  что
он  предпочел  бы  длЯ  ”ермины „асы. Џрежде всего он, конечно,
предпочел бы правду, даже самую невыносимую, но, сколько он  ни
искал  этой  самой  правды,  он  так и не нашел ее. ЌевероЯтно,
однако никто не мог привести ему  ни  малейшего  доказательства
услышанной  версии.  ‚  мире  речного пароходства, его мире, не
бывало тайны, котораЯ осталась бы тайной, ни  секрета,  который
бы  сохранилсЯ  в секрете. Ћднако там никто никогда не слыхал о
женщине под черной вуалью. Ќикто ничего не знал в  городе,  где
все  знали  все  и  где о многом узнавали даже до того, как это
случалось. Ћсобенно, если это касалось богатых. € тем не  менее
никто  не  мог объЯснить, куда пропала ”ермина „аса. ”лорентино
Ђриса  исколесил  вдоль  и  поперек   ‹а-Њангу,   без   должной
набожности  слушал  мессы  в  семинарской  церкви, ходил на все
светские сборища, которые никогда бы не привлекли его, будь  он
в  другом  состоЯнии  духа, и постепенно версиЯ становилась все
более  правдоподобной.  ‚се  в  жизни  семьи  “рбино  выглЯдело
нормальным, все, кроме отсутствиЯ самой матери семейства.
     ‚о времЯ своих розысков он услыхал разные вещи, которых не
знал,  во  всЯком  случае,  не интересовалсЯ ими, и среди них -
известие  о  смерти  ‹оренсо  „асы:  он  умер  в  кантабрийском
селении,  где  и  родилсЯ.  Ќа протЯжении многих лет ”лорентино
Ђриса видел его в бурных шахматных сражениЯх в приходском кафе;
он вспомнил надсаженный в громких спорах голос,  вспомнил,  как
тот  становилсЯ  все  тучнее  и грубее, утопаЯ в зыбучих песках
тЯжелой  старости.  Ћни  не  обменЯлись  ни   словом   с   того
злосчастного  завтрака  из анисовой водки, имевшего место еще в
прошлом столетии, и ”лорентино Ђриса был  уверен,  что  ‹оренсо
„аса точно так же, как и он, держит на него зло, хотЯ и добилсЯ
своего:  дочь  удачно  вышла  замуж,  что в глазах отца служило
оправданием всей его жизни.  ”лорентино  Ђриса  так  решительно
настроилсЯ   добыть   правду   о  здоровье  ”ермины  „асы,  что
отправилсЯ в приходское кафе,  намереваЯсь  все  узнать  от  ее
отца;  в  то  времЯ  как  раз  проходил  исторический шахматный
турнир, на котором •еремиЯ де ‘ент-Ђмур сражалсЯ один с  сорока
двумЯ  противниками.  ’ам-то  он  и узнал, что ‹оренсо „аса уже
умер, и обрадовалсЯ, хотЯ понимал, что,  возможно,  поэтому  он
никогда  не  узнает  истинной  правды. ‚ конце концов он принЯл
версию о больнице длЯ безнадежных, и единственным утешением ему
осталось известное присловье: больнаЯ жена навеки верна. ‚  дни
тоски  и уныниЯ он смирЯлсЯ духом при мысли, что весть о смерти
”ермины „асы, если такое случитсЯ, дойдет до него сама.
     Ќо весть так и не дошла. Џотому что  ”ермина  „аса  в  это
времЯ  в  полном  здравии,  удалившись  от света, жила в имении
своей двоюродной сестры  €ль-дебранды  ‘анчес,  в  полумиле  от
селениЯ  ”лорес-де-ЊариЯ.  Ћна  уехала туда без шума и ссор, по
обоюдному согласию с супругом, когда  оба  они  завЯзли,  точно
подростки,  в  единственном  на самом деле серьезном кризисе за
все двадцать пЯть лет их ровной супружеской жизни. Ћн обрушилсЯ
на них в пору спокойной зрелости: казалось, они уже обошли  все
ловушки  враждебности, вырастили и воспитали детей и подступили
к той черте, когда пора учитьсЯ стареть, не  испытываЯ  горечи.
‚се  случилось  так  неожиданно длЯ обоих, что им не захотелось
разрешать дело  с  помощью  криков,  слез  и  посредников,  как
испокон веков повелось у жителей карибских краев: они отнеслись
к  случившемусЯ  с  мудростью, присущей европейцам, а поскольку
оба, строго говорЯ, не были ни теми, ни  другими,  то  в  конце
концов совершенно запутались в ситуации, словно дети, хотЯ сама
ситуациЯ  оказалась далеко не детской. € кончилось тем, что она
решила уехать, не  знаЯ  толком,  почему  и  зачем,  просто  от
Ярости,  а он не сумел ее отговорить, поскольку чувствовал свою
вину.
     € действительно, ровно в полночь ”ермина  „аса  в  строгой
тайне,  закрыв  лицо траурной мантильей, села на пароход, но не
на океанский, компании "Љунард", державший курс на Џанаму, а на
тот, что регулЯрно ходил в ‘ан-•уан-де-ла-‘ьенагу,  город,  где
она  родилась  и  жила  девочкой  и  по которому с годами стала
невыносимо тосковать. ‚опреки воле супруга и  обычаЯм  времени,
она   не   взЯла   с   собой   никого,  кроме  пЯтнадцатилетней
воспитанницы, котораЯ выросла в ее  доме  вместе  с  прислугой;
однако  о предстоЯщей поездке дали знать всем капитанам судов и
властЯм каждого порта. ЏринЯв это скоропалительное решение, она
сообщила детЯм, что едет на три месЯца к  тетушке  €льдебранде,
однако  намеревалась  остатьсЯ  там  навсегда. „октору •увеналю
“рбино хорошо была известна твердость ее характера, к  тому  же
он  был  так  удручен  случившимсЯ, что смиренно принЯл все как
Ѓожью кару за свои тЯжкие прегрешениЯ.  Ћднако  не  успели  еще
огни   парохода   скрытьсЯ   из  виду,  как  оба  раскаЯлись  в
собственной слабости.
     € хотЯ они постоЯнно переписывались -  о  детЯх  и  разных
домашних делах, - за два года ни он, ни она не сумели повернуть
назад,   ибо  обратный  путь  был  заминирован  гордыней.  „ети
приезжали во ”лорес-де-ЊариЯ на школьные  каникулы,  и  ”ермина
„аса  делала  невозможное,  стараЯсь  казатьсЯ  довольной своей
новой жизнью. ‚о всЯком случае, •увеналь “рбино,  читаЯ  письма
сына,  поверил  этому.  Љак раз в то времЯ в тех краЯх совершал
пасторский объезд епископ ђиоачи - под балдахином и  верхом  на
знаменитом  белом  муле, покрытом шитой золотом попоной. ‡а ним
следовали  паломники  из   дальних   провинций,   музыканты   с
аккордеонами,  коробейники  с  едою и амулетами: постоЯлый двор
три днЯ был переполнен калеками и безнадежно больными,  которые
на  самом  деле  сошлись  сюда  не  за  учеными  проповедЯми  и
отпущением грехов, а в надежде на милости  мула,  который,  как
рассказывали,  тайком  от  хозЯина  творил  чудеса. …пископ был
своим человеком в семействе “рбино де ла Љалье еще с той  поры,
когда  служил простым свЯщенником, и как-то среди днЯ он ушел с
празднества, чтобы пообедать в доме у €льдебранды. Џосле обеда,
за которым говорили только о мирских делах, он отвел в  сторону
”ермину  „асу  в н