ѓабриэль ѓарсиЯ Њаркес. ѓенерал в своем лабиринте

Ћцените этот текст:
ѓабриэль ѓарсиЯ Њаркес. ѓенерал в своем лабиринте

     Џеревела с испанского Ђлла Ѓорисова.
     OCR: €хтик (г. “фа)




Ђнонс

     "ѓенерал в своем лабиринте" (1989) - один из лучших романов знаменитого
колумбийского  прозаика ѓабриэлЯ  ѓарсии  Њаркеса  (род. 1928), воссоздающий
последние дни жизни  ‘имона •осе Ђнтонио Ѓоливара (1783 - 1830), героЯ ‚ойны
за независимость  испанских колоний  в Ђмерике 1810 - 1825 гг., которого при
жизни называли Ћсвободителем и Ћтцом отечества.
     ‚  своем  романе, как  и  в написанной  ранее "Ћсени патриарха" (1974),
Њаркес последовательно  продолжает  развивать всегда волновавшую  его  тему:
проблема власти.

     Ђльваро Њутису, который подарил мне идею этой книги

     "‘ловно бы злой дух направлЯет мою жизнь".
     (€з письма Ѓоливара ‘антандеру от 4 августа 1823 года)

     •осе Џаласиос, самый старый из  его слуг, увидел, как он, обнаженный, с
широко открытыми глазами, лежит в целебных  водах ванны,  и подумал,  что он
утонул. •осе Џаласиос  знал, что это  был  один из  многочисленных  способов
предаватьсЯ медитации, однако  то состоЯние экстаза, в котором генерал лежал
на поверхности воды, напоминало состоЯние человека, уже не принадлежавшего к
этому миру. Ћн  не осмелилсЯ подойти  ближе, а только негромко  позвал  его,
выполнЯЯ приказ разбудить генерала около пЯти,  чтобы  отправитьсЯ в путь  с
первыми лучами  солнца.  ѓенерал  стрЯхнул  с себЯ  оцепенение  и  увидел  в
полумраке прозрачные  голубые глаза, взъерошенные вьющиесЯ  волосы беличьего
цвета и величавую стать своего бессменного мажордома, который держал в руках
чашку  макового настоЯ с древесной смолой.  ѓенерал  бессильно обхватил краЯ
ванны  и высунулсЯ из  лечебных вод, оттолкнувшись  вдруг, будто  дельфин, с
неожиданным длЯ его слабого тела напором.
     - Њы уезжаем, - сказал он. - € поспешим, ибо никто нас здесь не любит.
     •осе  Џаласиос  столько   раз   слышал   эти  слова  при  таких  разных
обстоЯтельствах, что  даже и не воспринЯл  их как приказ, хотЯ кони наготове
стоЯли  в конюшнЯх,  а  приближенные уже собирались  в дорогу. Ћн помог  ему
вытеретьсЯ  и набросил на  голое тело вигоневое пончо,  потому  что  чашка в
руках  генерала  дрожала - так  его  лихорадило.  Ќесколько  месЯцев  назад,
натЯгиваЯ замшевые брюки, которые он не надевал со  времен роскошных вечеров
в ‹име, генерал заметил, что не только похудел, но и стал  ниже ростом. „аже
его  нагота была  другой,  потому  что тело  стало  бледным,  а лицо  и руки
бронзовыми  от неласковых ветров. ‚ прошлом  году, в  июле,  ему исполнилось
сорок шесть, но  жесткие  волосы,  вьющиесЯ,  как  у всех жителей Љарибского
побережьЯ,  стали   пепельными,  кости  постоЯнно  ныли  от  преждевременной
старости, и  он выглЯдел  таким изможденным, что казалось, ему не  дожить до
следующего июлЯ.  Ћднако его решительные движениЯ принадлежали будто кому-то
другому, менее траченному жизнью, - он без устали кружил по комнате. Ќа ходу
в несколько глотков выпил  настой,  такой обжигающий, что  едва не  вздулись
волдыри на Языке, при этом старательно обходил темные пЯтна воды, капавшей с
чашки на потертую  циновку,  покрывавшую пол, и было  похоже,  будто он пьет
воскрешающий напиток. Ћн не произнес ни  слова, пока часы на башне соседнего
собора не пробили пЯть.
     - ‘уббота, восьмое маЯ тридцатого года, день,  когда англичане схватили
†анну д'Ђрк, - возвестил мажордом. - ‘ трех часов ночи идет дождь.
     -  ‘ трех часов ночи  шестнадцатого века, - сказал  генерал  глухим  от
бессонницы голосом. € задумчиво добавил:
     - џ не слышал петухов.
     - ‡десь нет петухов, - сказал •осе Џаласиос.
     - ‡десь ничего нет, - сказал генерал. - ќто землЯ неверных.
     Ћни  находились  в  ‘анта-”е-де-Ѓогота, на  высоте две тысЯчи  шестьсот
метров над уровнем далекого морЯ, и огромнаЯ  спальнЯ с иссушенными стенами,
подставленнаЯ   ледЯным  ветрам,  дующим   в  плохо   пригнанные  окна,   не
способствовала  укреплению  здоровьЯ  кого  бы  то  ни  было. •осе  Џаласиос
поставил  бритвенный  тазик  с  мыльной пеной  на  мраморную  доску  ночного
столика, рЯдом со  шкатулкой красного бархата с  принадлежностЯми длЯ бритьЯ
из позолоченного металла.  Џереставил подсвечник со свечой на  консоль около
зеркала, чтобы генералу  было достаточно светло,  и подвинул  жаровню, чтобы
согреть ему  ноги. ‡атем дал  ему  очки  с  квадратными  стеклами  в  тонкой
серебрЯной оправе, которые  всегда носил длЯ него в  кармане жилета. ѓенерал
надел их и побрилсЯ,  ловко орудуЯ как правой, так и левой рукой, потому что
с рождениЯ владел одинаково хорошо обеими руками, и это было удивительно длЯ
человека, который несколько  минут назад  с трудом держал чашку. Ћн закончил
бритье на ощупь, продолжаЯ  ходить по комнате, поскольку старалсЯ смотреть в
зеркало как можно меньше,  дабы не встретитьсЯ глазами с самим  собой. Џотом
выщипал волосы в носу и ушах, почистил великолепные зубы угольным  порошком,
орудуЯ  щеткой  из   шелкового  волокна  с  серебрЯной  ручкой,  подстриг  и
отполировал  ногти  на руках и ногах  и, наконец, снЯл пончо и вылил на себЯ
большой флакон  одеколона,  пошлепываЯ  ладонЯми по  всему  телу  до  полной
истомы.  ‚ те предрассветные  часы он  служил свою ежедневную  мессу чистоте
более истово и Яростно, чем всегда, пытаЯсь  очистить тело и дух от двадцати
лет бесполезных войн и горького опыта властвованиЯ.
     Џоследней, кто  нанес  ему  визит прошлой  ночью, была  Њануэла  ‘аенс,
опытнаЯ воительница из Љито, котораЯ хоть  и любила его, но на смерть за ним
не  пошла бы. Љак обычно, она Явилась проинформировать  генерала  о том, что
произошло за времЯ его отсутствиЯ,  ибо достаточно давно он не верил никому,
кроме нее. …й  он отдал на хранение  свои не слишком дорогостоЯщие реликвии,
вроде нескольких  ценных  книг  и двух чемоданов личных  архивов.  Ќакануне,
когда они коротко и сухо прощались, он сказал ей: "џ очень люблю тебЯ и буду
любить еще сильнее,  если сейчас ты  проЯвишь  еще больше  благоразумиЯ, чем
всегда".  Ћна выслушала это, как и все прочие слова, которые ей  приходилось
слышать на протЯжении восьми лет пламенной любви. €з всех, кто его знал, она
была единственной, кто  верил: на этот раз он действительно уходит. € она же
была  единственным человеком,  у кого, по крайней мере, была вескаЯ  причина
надеЯтьсЯ, что он вернетсЯ.
     Ћни  не  собирались еще раз увидетьсЯ перед  отъездом. Ќо доньЯ ЂмалиЯ,
хозЯйка дома, подарила им это скоротечное последнее свидание и велела  войти
Њануэле, одетой длЯ верховой езды, через калитку скотного двора, посмеиваЯсь
над  предрассудками добропорЯдочного местного общества.  Ќе потому, что  они
были тайными  любовниками -  они  ни от  кого  не таились,  чем  уже вызвали
общественное возмущение, - просто  доньЯ ЂмалиЯ изо  всех сил берегла доброе
имЯ  своего  дома.  Ћн  и сам  осторожничал  не меньше  и потому велел  •осе
Џаласиосу,  чтобы тот  не  закрывал дверь в соседнюю комнату,  через которую
обЯзательно должна была проходить прислуга и где гвардейцы охраны  играли  в
карты еще долгое времЯ после того, как кончилсЯ визит.
     Њануэла читала ему целых два часа. Ћна была молодой еще совсем недавно,
как вдруг ее тело начало опережать возраст. Ћна курила флотские самокрутки и
душилась  вербеновой  водой, которой  пользовались  военные,  носила мужское
платье и жила среди солдат, но ее  хрипловатый  голос еще вполне годилсЯ длЯ
любовных  сумерек.  Ћна  читала при  скудном  свете свечи,  сидЯ  в  кресле,
хранившем воинственный герб последнего вице-королЯ, а он слушал, вытЯнувшись
на кровати  лицом  кверху,  одетый  не  по-военному, ибо  был  дома, укрытый
вигоневым  пончо.  ’олько  по его дыханию можно  было определить, что  он не
спит.  Љнига называлась "‘лухи и  сплетни,  ходившие  в ‹име в изЯщном  1826
году", перуанца  Ќое ЉальсадильЯса,  и она читала ее с театральным  пафосом,
который так удачно соответствовал стилю автора.
     ‚есь  последующий  час  в  спЯщем доме  не слышалось  ничего, кроме  ее
голоса. Ќо  вдруг  после  ночной  проверки  постов  послышалсЯ громкий  смех
нескольких мужчин, который  переполошил  сторожевых собак.  Ћн открыл глаза,
скорее  заинтересованный, чем обеспокоенный, и она опустила книгу на колени,
заложив страницу пальцем.
     - ќто твои друзьЯ, - сказала она ему.
     - “  менЯ  нет друзей, - ответил он.  -  Ђ если какие  и  остались,  то
ненадолго.
     - Ќо они там, на  улице, охранЯют тебЯ, чтобы тебЯ не  убили, - сказала
она.
     €  генерал узнал о том, о  чем уже  знал весь город: на  него  и раньше
несколько раз  покушались,  и его  сторонники охранЯли дом,  чтобы  помешать
следующим попыткам. ЏереднЯЯ и коридоры вокруг внутреннего садика охранЯлись
гусарами  и  гренадерами-венесуэльцами, которые дойдут вместе с ним до порта
Љартахе-на-де-€ндиас,  где  он  должен  будет  погрузитьсЯ  на  какое-нибудь
парусное  судно,  направлЯющеесЯ  в …вропу. „вое из них  разложили  походную
постель прЯмо поперек  главного входа в спальню, а двое  продолжали играть в
карты  в соседней комнате,  даже  когда  Њануэла  перестала  читать,  однако
времена  были  такие, что ни в чем нельзЯ было  быть уверенным среди воюющих
людей непонЯтного  происхождениЯ и  с самыми  разными характерами. Ќимало не
встревоженный плохими  вестЯми, он  движением руки велел Њануэле  продолжать
чтение.
     Ћн всегда относилсЯ к смерти как к неизбежному профессиональному риску.
‚о  всех своих войнах он постоЯнно подвергалсЯ опасности,  но не  получил ни
царапины   и   действовал   под   перекрестным  огнем  с  таким   немыслимым
спокойствием,  что  даже  его   офицерам   пришлось  согласитьсЯ  с  простым
объЯснением:   что  он,  видимо,  неуЯзвим.  Ћн  осталсЯ  невредимым   после
многочисленных попыток убить его,  а несколько раз ему спасало жизнь то, что
он не ночевал  в своей  кровати. Ћн  ходил без охраны, ел  и  пил без всЯкой
осторожности, что  бы и  откуда  ему  ни было  предложено. € только  Њануэла
знала,  что  его  безразличие  -  не  бездумность или  фатализм,  а грустнаЯ
уверенность в том, что он  умрет в своей постели, нагой  и сирый, ни от кого
не слыша благодарности и утешениЯ.
     …динственным заметным изменением в ритуале бессонных ночей было то, что
вечером накануне выступлениЯ он не принЯл горЯчую ванну перед сном.
     •осе Џаласиос приготовил ее заблаговременно, с лечебными травами, чтобы
восстановить его силы и смЯгчить кашель, и поддерживал нужную температуру на
тот случай,  если генерал  вдруг  захочет  принЯть ванну. Ќо он не  захотел.
Џроглотил  две слабительные пилюли от своего  обычного запора и приготовилсЯ
подремать  под убаюкивающий  рассказ о галантных приключениЯх в ‹име. ‚друг,
без  всЯкой видимой  причины, у него случилсЯ приступ  кашлЯ,  от  которого,
казалось,  до основаниЯ сотрЯсалсЯ дом.  Ћфицеры, игравшие в карты в комнате
по соседству, прервали игру. Ћдин  из  них, ирландец Ѓелфорд •интон ‚ильсон,
просунул  голову в спальню,  будто  его кто-то  позвал, и  увидел  генерала,
лежащего  поперек кровати  вниз лицом,  - у него  выворачивало внутренности.
Њануэла держала его голову  над тазиком. •осе Џаласиос, единственный, у кого
было право входить в спальню без стука, ни на секунду не покинул свой пост у
изголовьЯ  кровати,  пока  не  прошел приступ.  Ќо  вот  генерал,  на глазах
которого выступили слезы, глубоко вздохнул и показал на ночной столик.
     -  ‚се из-за этих похоронных роз, -  сказал он.  ’ак  было всегда,  ибо
всегда находилсЯ неожиданный виновник его  несчастий. Њануэла, котораЯ знала
его лучше всех, сделала •осе Џаласиосу знак, чтобы он унес  вазу  с увЯдшими
туберозами, поставленными утром.  ѓенерал снова вытЯнулсЯ на постели, закрыв
глаза, и  она  возобновила  чтение  в  той  же  манере.  €  только когда  ей
показалось, что он уснул, она положила  книгу  на ночной  столик, поцеловала
его  в горЯчечный лоб и  прошептала •осе Џаласиосу, что с  шести  утра будет
ждать его, чтобы  увидетьсЯ в последний раз, в местечке под названием Љуатро
ќскинас, там, где начинаетсЯ королевскаЯ дорога на Ћнду. Џотом закуталась  в
простую деревенскую накидку  и на цыпочках  вышла из спальни. ’огда  генерал
открыл глаза и сказал слабым голосом •осе Џаласиосу:
     - ‘кажи  ‚ильсону,  чтобы  проводил  ее до дома.  Џриказ  был  выполнен
вопреки воле  Њануэлы, котораЯ считала, что  сама  способна постоЯть за себЯ
лучше,  чем это сделает отрЯд  улан. •осе Џаласиос  прошел с ней до скотного
двора,  освещаЯ  дорогу  через  внутренний  садик   с  каменным  фонтанчиком
посередине, вокруг которого  начинали распускатьсЯ первые утренние туберозы.
„ождь перестал, и деревьЯ больше не стонали от ветра, но на заледенелом небе
не  было  ни единой звезды.  Џолковник  Ѓелфорд  ‚ильсон  шел  по  коридору,
повторЯЯ пароль  часовым,  сидевшим  на циновках. ЏроходЯ мимо окна  главной
комнаты, •осе Џаласиос увидел хозЯина  дома, который угощал кофе  нескольких
своих  друзей, гражданских и военных,  собиравшихсЯ бодрствовать  до  начала
отъезда.
     Љогда  он  вернулсЯ в спальню, то услышал голос  генерала - тот бредил.
Ќесколько бессвЯзных фраз, смысл которых соединЯлсЯ в одну: "Ќикто ничего не
понимает". ѓенерал металсЯ в  горЯчечном жару и  испускал тЯжелые  зловонные
газы. ‘ам  он  не знал на  следующее утро, говорил  ли он во сне  или бредил
наЯву, он ничего не помнил. Ћн называл это: "Њои приступы безумиЯ".  Ћни уже
никого не  пугали, поскольку он  страдал  ими вот уже четыре года, и ни один
врач  не  брал  на  себЯ  смелость  найти  этому  хоть какое-нибудь  научное
объЯснение, а на следующий день генерал возрождалсЯ из пепла и был полностью
в здравом уме. •осе Џаласиос укрыл  его  одеЯлом, оставил зажженную свечу на
мраморном  столике  и  вышел  из  комнаты,  неплотно  прикрыв  дверь,  чтобы
сторожить его  сон из соседней комнаты. Ћн знал, что генерал может  прийти в
себЯ в любую минуту, когда наступит рассвет, и окунетсЯ в стылую воду ванны,
чтобы восстановить силы, растраченные на ужасы ночных кошмаров.
     € вот каков был  финал  одного из  трудных дней походной военной жизни.
ѓарнизон из  семисот  восьмидесЯти  девЯти гусаров  и гренадеров восстал под
предлогом  того,  что  им не выплачивали жалованье  уже три месЯца. €стиннаЯ
причина  была  в  другом:  большинство  из  них были венесуэльцы,  и  многие
участвовали в освободительных войнах четырех  народов, но в последние недели
они столько раз подверглись оскорблениЯм и провокациЯм на улицах города, что
у  них были  все основаниЯ боЯтьсЯ  за  свою судьбу после того, как  генерал
покинет страну. Љонфликт был  улажен с помощью оплаты соборований и  выплаты
тысЯчи песо золотом вместо семидесЯти тысЯч, которых требовали восставшие, и
в  сумерках эти последние потЯнулись на родную  землю, а вместе с ними толпа
женщин, увешанных пожитками,  с детьми и  домашней  скотиной. ѓрохот военных
барабанов и медных труб не мог заглушить крики толпы, котораЯ науськивала на
них собак и бросала гирлЯнды шутих, чтобы  сбить им шаг,  - так не поступали
даже  с вражеской  армией. Ћдиннадцать  лет назад, когда  закончилось долгое
трехвековое испанское  владычество,  свирепый  вице-король дон  •уан  ‘амано
удирал  по  этим самым улицам,  переодевшись странником, но  увозЯ  с  собой
баулы,  набитые  золотыми идолами и  необработанными изумрудами,  свЯщенными
туканами и витражами со сверкающими бабочками  из Њусо, и не  было ни одного
человека, который бы оплакивал его с балкона,  или кинул  бы ему цветок, или
пожелал бы ему спокойного морЯ и счастливого пути.
     ѓенерал тайно участвовал в улаживании  конфликта,  не  выходЯ  из дома,
который он арендовал и который принадлежал министру армии и флота, и в конце
концов  послал  с  мЯтежным войском генерала •осе  ‹ауренсио  ‘ильву, своего
преданного политического последователЯ и помощника, которому очень  доверЯл,
послал  как  залог  того, что до самой границы с ‚енесуэлой не будет никаких
беспорЯдков. Ћн  не  видел  с балкона,  как  уходило войско, но слышал звуки
рожков, барабанную  дробь и шум толпы, собравшейсЯ на  улице, -  выкрики  до
него  не  долетали. Ћн  настолько  не придавал  этому значениЯ, что даже  не
оторвалсЯ от просматриваниЯ, вместе с писцами, запоздавшей корреспонденции и
продиктовал письмо ‚еликому Њаршалу  дону Ђндресу де ‘анта Љрус,  президенту
Ѓоливии,  в  котором сообщал,  что удалЯетсЯ на покой  и  оставлЯет  власть,
однако не выразил твердой уверенности,  что  его  поход  распространитсЯ  за
пределы страны. "‚ жизни не  напишу  больше ни одного  письма", - сказал он,
закончив его. Џозднее, в лихорадочном поту  сиесты, ему  удалось уснуть  под
отдаленные крики  толпы, а  разбудили его шквальные разрывы петард,  которые
могли запускать как восставшие, так и местные пороховщики. Ќа его вопрос ему
ответили, что это  праздник. €менно так и не иначе: "ќто праздник, генерал".
Ќо никто, даже •осе Џаласиос, не осмелилсЯ объЯснить его причину.
     ’олько когда ночью пришла Њануэла, он  узнал от нее, что  то были  люди
его политических противников, из партии  демагогов, как  он говорил, которые
натравливали на  него  общины ремесленников при полном попустительстве всего
общества. Ѓыла пЯтница, базарный  день, когда легко было устроить беспорЯдок
на  центральной  площади. „ождь, еще  более сильный, чем обычно,  с громом и
молнией, к ночи  разогнал  бунтовщиков Ќо  злое дело  было сделано. ‘туденты
колледжа  ‘вЯтого  Ѓартоломе  штурмом  взЯли  служебные  помещениЯ  главного
управлениЯ  юстиции   с   тем,  чтобы  насильно  заставить   судей  устроить
общественный  суд над генералом,  и искололи штыками и бросили с балкона его
портрет  в  натуральную величину,  написанный маслом  одним ныне престарелым
знаменосцем  Ћсвободительной  армии.  ’олпы,  пьЯные  от  кукурузной  водки,
грабили лавки на  улице  ђеаль  и  винные  погребки на окраинах, которые  не
закрылись  вовремЯ,  и расстреливали на  главной  площади  чучело  генерала,
сделанное из наволочек, набитых  сеном, и не хватало только голубого мундира
с  золотыми пуговицами,  чтобы его  узнали все.  …го обвинЯли в  том, что он
скрытый зачинщик неповиновениЯ военных,  и в запоздалой попытке вернуть себе
власть,  которой  конгресс  лишил  его  единогласно  после   двенадцати  лет
бессменного   правлениЯ.   ‚  том,  что   он  хочет  длЯ  себЯ  пожизненного
президентства, чтобы оставить после себЯ европейского наместника. ‚ том, что
он Якобы  замышлЯет  поход  за пределы страны, хотЯ на самом деле собираетсЯ
дойти  до  границы с  ‚енесуэлой,  откуда  рассчитывает  повернуть  назад  и
захватить  власть, возглавив армию  восставших.  ‘тены  домов  были обклеены
листовками  -  так  называли  оскорбительные  пасквили  на  него,  -  а  его
сторонники  из наиболее заметных прЯтались по чужим  домам, пока не улеглись
страсти.  Џресса,  преданнаЯ  генералу ”рансиско  де Џаула  ‘антандеру,  его
главному врагу, распустила слух, что его  непонЯтнаЯ болезнь, о  которой так
много говорЯт,  и осточертевшие всем  угрозы, что он уйдет в  отставку, - не
что иное, как политические  игры - чтобы все  умолЯли его не уходить. ’ем же
вечером,  пока  Њануэла ‘аенс  рассказывала  ему  подробности  бурного  днЯ,
солдаты временно исполнЯющего  обЯзанности президента старательно стирали со
стены дворца архиепископа надпись, сделанную углем:  "Ќи живой, ни мертвый".
ѓенерал вздохнул.
     -  Џлохи, должно быть,  дела, -  сказал  он, -  а у  менЯ и  того хуже,
поскольку  все это происходило  в  куадре  отсюда, а менЯ убедили,  что  это
праздник.
     Џравда заключалась в том, что даже самые близкие люди не верили, что он
откажетсЯ от власти или от страны. ѓородок был слишком  мал, а  люди слишком
мелочны  и  болтливы,  чтобы  не знать  о  тех  двух Ямах,  в  которые может
провалитьсЯ  его  непонЯтное  путешествие: перваЯ  - у него нет денег, чтобы
добратьсЯ  куда бы то ни было с  таким многочисленным войском,  и  втораЯ  -
будучи  президентом республики, он не может  покинуть страну  без разрешениЯ
правительства  и  даже  не  должен  просить  правительство  об  этом  Џриказ
складывать багаж,  отданный  им так четко,  чтобы он  был  услышан  всеми  и
каждым,  не был  окончательным  доказательством его  намерений даже длЯ •осе
Џаласиоса,  потому  что  бывали  случаи, когда  дело  доходило до того,  что
вывозили мебель  и покидали  дом, чтобы устроить видимость отъезда, и каждый
раз это была очереднаЯ политическаЯ игра. ‚оенные помощники чувствовали, что
за последний  год  в стране особенно  Ясно проЯвились признаки разочарованиЯ
происходЯщим. Ћднако иной раз, причем  в самый неожиданный день,  случалось,
что он просыпалсЯ обновленный духом и бралсЯ за дела еще более неистово, чем
раньше.  •осе Џаласиос,  который всегда был  свидетелем этих непредсказуемых
перемен, объЯснЯл их  по-своему: "—то  думает  мой хозЯин,  знает только мой
хозЯин".
     …го бесконечные отставки послужили темой  длЯ  народных  песенок, самаЯ
стараЯ из них начиналась двусмысленной  фразой, которую  он произнес,  когда
принимал присЯгу президента: "Џервый мой спокойный день будет последним днем
моей власти".  ‚ последующие годы он  столько раз  подавал в отставку  и при
столь  различных обстоЯтельствах, что каждый раз неизвестно  было,  когда же
это  случитсЯ навернЯка. ‘амаЯ нашумевшаЯ  произошла двумЯ  годами раньше, в
ночь на 25  сентЯбрЯ, когда он осталсЯ  невредимым  после попытки  покушениЯ
прЯмо у себЯ в спальне, в „оме правительства. ЉомиссиЯ конгресса, посетившаЯ
его  утром,  после того как  он несколько часов провел  в одной рубашке  под
каким-то  мостом,   обнаружила   его  завернувшимсЯ   в  шерстЯное   одеЯло,
отогревающим ноги  в тазике с  горЯчей  водой  и  страдающим  не  столько от
лихорадки, сколько от  разочарованиЯ. …му  объЯвили,  что попытка  покушениЯ
расследоватьсЯ не будет, что никто не  будет осужден и что конгресс, который
предполагал собратьсЯ перед Ќовым годом, соберетсЯ немедленно, чтобы выбрать
другого президента республики.
     - € после этого, - заключил он, - Я покину Љолумбию навсегда.
     Ћднако   расследование   провели,   виновных  приговорили  к  тюремному
заключению в кандалах, а  четырнадцать человек были  расстрелЯны  на главной
площади  города.  Љонгресс,  намеченный  на  2  ЯнварЯ,  не   собиралсЯ  еще
шестнадцать  месЯцев, и  уже никто не  заговаривал об отставке. Ќо не было в
эти времена ни одного заезжего иностранца, ни одного случайного приЯтелЯ или
друга, которому бы он не говорил: "џ уйду туда, где менЯ любЯт".
     ђаспространившаЯсЯ  весть  о  том, что  он  неизлечимо  болен, тоже  не
служила таким уж  весомым подтверждением его отставки. ‚се  и так знали, что
он болен. Ћсобенно  после того, как он вернулсЯ с  войны на юге, каждый, кто
видел, как  он проходит  под аркой, увитой цветами,  с удивлением осознавал,
что  он вернулсЯ только длЯ того, чтобы  умереть. ‚место Ѓелого ѓолубЯ,  его
знаменитого  конЯ, он ехал  верхом  на плешивой кобыле, покрытой попоной  из
рогожи, поседевший, с лицом, изборожденным морщинами раздумий и заблуждений,
в грЯзном мундире с оторванным рукавом. ‚еличие славы покинуло его облик. ‚о
времЯ  печального   ужина,   который  состоЯлсЯ   тем  же  вечером  в   „оме
правительства, он сидел, погруженный в себЯ,  и никто не знал почему - из-за
превратностей политики или просто был рассеЯн, - однако, приветствуЯ  одного
из министров, он назвал его чужим именем.
     ’е приемы, которые он использовал в последние годы,  были недостаточны,
чтобы  люди  поверили,  будто  он  уйдет,  потому  что  вот  уже  шесть  лет
говорилось, что он умирает, а он все так  же держал бразды правлениЯ в своих
руках. Џервую  весть о его скорой кончине принес офицер британского морского
флота,  который случайно видел его в пустыне Џативил ка, к северу от ‹имы, в
разгар освободительной войны на юге. Ћн видел, как его выбросили на улицу из
убогой хижины, в  которой  он устроил  свою генеральскую  ставку, на нем был
плащ из  непромокаемой  шерстЯной ткани, голова  повЯзана  какой-то трЯпкой,
потому что он не выносил пронизывающего  холода полуденного зимнего ада, и у
него не  было сил даже распугать куриц, которые продолжали спокойно клевать,
бродЯ вокруг  него.  Џосле  тЯжелого  разговора,  перемежавшегосЯ  вспышками
безумиЯ, он простилсЯ с посетителем с подлинным драматизмом.
     -  €дите  и  расскажите всем,  что  вы  видели, как  Я умер, обделанный
курами, на этой враждебной земле, - сказал он.
     ѓоворили,  что  с  ним от  ртутного  солнца пустыни  случилась тифознаЯ
горЯчка. Џотом говорили, что он в агонии в ѓуаЯкиле, а позднее в Љито, что у
него  брюшной  тиф,  самым  тревожным  признаком  которого  ЯвлЯетсЯ  потерЯ
интереса  к  жизни  и полнаЯ успокоенность  духа.  Ќикто  не знал, на  каком
научном фундаменте  покоились эти новости, но он всегда отвергал медицинскую
науку, ставил сам себе диагноз и сам себЯ  лечил, основываЯсь на "Њедицине в
вашем духе" „оностьера,  французском справочнике домашних  лечебных средств,
который •осе  Џаласиос всюду возил  с  собой как непререкаемый авторитет длЯ
излечениЯ любых заболеваний тела и духа.
     ‚о всЯком случае, не было агонии более продолжительной, чем у него. ’ак
что,  пока все думали,  будто он умирает в  Џативилке,  он в  очередной  раз
пересек  горные   хребты   Ђнд,  одержал  победу  при   •унине  и   завершил
освободительную  борьбу всей испанской  Ђмерики  окончательной  победой  при
ЂЯкучо, основал республику Ѓоливию и  еще  успел побыть  таким счастливым  в
‹име, каким никогда не был ни до ни после, за  все времЯ упоениЯ славой. ’ак
что все многочисленные заЯвлениЯ, будто  он наконец отказываетсЯ от власти и
от  страны,  потому что  серьезно болен, и  разнообразные действиЯ,  которые
должны были это подтвердить, - все это  были не более чем показные репетиции
драмы, слишком очевидной, чтобы в нее поверили.
     —ерез   несколько  дней  после  своего  возвращениЯ,  когда  закончилсЯ
исполненный Язвительности  правительственный совет, он взЯл под руку маршала
Ђнто-нио •осе де ‘укре. "‚ы остаетесь  со мной", - сказал  он ему. Ћн провел
‘укре  в свой  личный кабинет,  где  принимал  немногих избранных,  и  почти
принудил его сесть в свое генеральское кресло.
     - ќто место уже больше ваше, чем мое, - сказал он ему.
     ‚еликий Њаршал,  победивший при ЂЯкучо, и его близкий друг хорошо  знал
подлинную ситуацию  в стране, однако  генерал тщательно проверил его, прежде
чем  прислушатьсЯ  к  его  предложениЯм.  —ерез  несколько  дней  должен был
состоЯтьсЯ  учредительный  конгресс  длЯ  выбора   президента  республики  и
принЯтиЯ новой конституции, как запоздалой попытки поспасению  голубой мечты
объединить  континент.  ђеспублика  Џеру,  находившаЯсЯ во власти обветшалой
аристократии, казалась безвозвратно потерЯнной. ѓенерал Ђндрее де ‘анта Љрус
вел Ѓоливию по собственному пути. ‚енесуэла,  под  руководством •осе Ђнтонио
Џаэса,  только  что  заЯвила о  своей автономии.  ѓенерал •уан •осе  ”лорес,
главный префект юга, соединил ѓуаЯкиль с Љито, чтобы  образовать независимую
республику  ќквадор.  ђеспублика  ЉолумбиЯ, первый зародыш  огромной  единой
родины, была  урезана  до  размеров  старинного  королевства  ЌоваЯ ѓранада.
естнадцать  миллионов  американцев,  едва вкусивших  свободы,  оказались  в
подчинении у местных правителей.
     -  ‚ результате, -  заключил  генерал, -  все,  что  мы сделали руками,
другие разрушают ударами сапога.
     - ќто насмешка судьбы, - сказал маршал ‘укре. - ЉажетсЯ, мы так глубоко
посеЯли   семена  независимости,  что  эти  народы  пытаютсЯ   сейчас  стать
независимыми друг от друга.
     ѓенерал живо отреагировал на это замечание.
     - Ќе  повторЯйте мерзостей, которые распускают враги,  - сказал  он,  -
даже если они так же верны, как эта Њаршал ‘укре извинилсЯ.  ќто  был умный,
аккуратный,  застенчивый и суеверный  человек  с  кротким  выражением  лица,
которое  не могли  изменить даже  застарелые оспины. ѓенерал, который  очень
любил  его,  говорил,  что  тот  пытаетсЯ  казатьсЯ  робким,  но таковым  не
ЯвлЯетсЯ. Ћн геройски  сражалсЯ при Џи-чинче, в ’умусле, на берегах ’арки и,
едва  достигнув  двадцати девЯти  лет,  командовал  блестЯщим  сражением при
ЂЯкучо, которое  уничтожило последний  испанский редут в ћжной  Ђмерике.  Ќо
даже  больше, чем  за военные  заслуги, после  победы его ценили  за  доброе
сердце и за качества государственного деЯтелЯ. Ќа тот момент он отказалсЯ от
всех своих чинов и  не носил никаких знаков военного отличиЯ, ходил в черном
суконном пальто до  самых щиколоток и  с поднЯтым воротником,  чтобы получше
защититьсЯ от пронизывающих ветров с окрестных гор. …го единственнаЯ уступка
интересам нации, и,  как он  настаивал, последнЯЯ, - участие в учредительном
конгрессе  в качестве депутата от  Љито.  …му было тридцать пЯть лет, у него
было  железное здоровье, и он  был безумно влюблен в донью Њариану Љарселен,
маркизу  де  ‘оланда, красивую  и резвую уроженку Љито,  почти подростка, на
которой женилсЯ  благодарЯ  своей власти два года назад  и от которой у него
была шестимесЯчнаЯ дочь.
     ѓенерал  не представлЯл  себе  никого  более  подходЯщего,  кто  бы мог
унаследовать  от него республику. Ћн знал, что тому не хватает пЯти  лет длЯ
достижениЯ  установленного возраста - конституционное ограничение, введенное
генералом ђафаэлем  “рданетой, чтобы закрыть  ему ход. Ћднако  генерал лично
прилагал усилиЯ, чтобы "поправить поправку".
     - ‘оглашайтесь, - сказал он ему, - и Я останусь генералиссимусом,  буду
кружить около правительства, как бык вокруг стада коров.
     Ћн выглЯдел очень сдавшим, но его решимость убеждала Ћднако с некоторых
пор  маршал  знал,  что  кресло,  в  котором  он  сидит,  никогда  не  будет
принадлежать  ему,  маршалу.  Ќезадолго  до  этого,  когда  генерал  впервые
заговорил с ним о  возможности стать  президентом, он сказал, что никогда не
возьмет  на  себЯ  управление  нацией,  так как  государственнаЯ  система  и
направление, по которому  она идет, становЯтсЯ чем дальше,  тем опасней.  Џо
его мнению,  первое, что  нужно сделать  длЯ  того, чтобы расчистить путь, -
отстранить от власти  военных  и внести предложение конгрессу, чтобы ни один
генерал  не  мог  стать  президентом  в ближайшие четыре  года, возможно,  с
намерением  не позволить “рданете  стать  президентом.  Ќо  самые  серьезные
противники этой поправки были и самыми сильными: как раз те самые генералы.
     -  џ  слишком устал, чтобы идти  без компаса,  - сказал ‘укре.  - Љроме
того, ваше превосходительство знает  так же хорошо, как и Я, что здесь нужен
не президент, а усмиритель бунтов.
     Џрисутствовать на конгрессе он,  конечно, будет и даже не откажетсЯ  от
чести председательствовать  на  нем, если ему это  будет предложено.  Ќо  не
более.  —етырнадцать лет войны научили его, что самаЯ главнаЯ  победа -  это
когда  остаешьсЯ  в живых. Џрезидентство  в Ѓоливии,  огромной новой стране,
основанной  и  управлЯемой мудрой рукой, научило  его тому, как  переменчива
власть.  Ћн   был  достаточно   умен   и  благороден,  чтобы  понимать   всю
беспомощность славы.
     "ЏолучаетсЯ, что  Я  отказываюсь, ваше превосходительство", -  заключил
он. 13  июнЯ,  в день свЯтого ЂнтониЯ,  он должен  был быть в Љито с женой и
дочерью,  чтобы отпраздновать с ними день не только этих именин,  но и  всех
тех, которые  будут у  него  и в  дальнейшем.  …го решимость жить длЯ  них и
только  длЯ  них,  наслаждаЯсь любовью, оставалась  неизменной с  последнего
ђождества.
     - ќто  все, что Я  прошу от жизни, -  сказал он.  ѓенерал был мертвенно
бледен.
     -  џ  думал, что менЯ  уже  ничто не  сможет  удивить,  -  сказал он. €
посмотрел ему в глаза:
     - ќто ваше последнее слово?
     -  Џредпоследнее,  -  сказал  ‘укре.  -  Џоследнее  -   моЯ   безмернаЯ
благодарность за оказанную мне вами милость, ваше превосходительство.
     ѓенерал, прощаЯсь с несбыточной мечтой, похлопал его по колену.
     - •орошо, -  сказал он. - ‚ы только  что принЯли  за менЯ окончательное
решение моей жизни.
     ’ем  же вечером он  составил текст своей  отставки, мучаЯсь от действиЯ
рвотного,  которое  прописал  ему  случайно  оказавшийсЯ  рЯдом врач,  чтобы
выпустить  желчь.  20   ЯнварЯ  состоЯлсЯ  конституционный  конгресс  с  его
прощальным выступлением, в котором он назначал следующим президентом маршала
‘укре   как  самого   достойного  из  генералов.   ‚ыбор   вызвал  овацию  у
конгрессменов,  но один из депутатов, сидевший рЯдом с “рданетой, сказал ему
на ухо: "Ћн хочет сказать, что этот генерал достойнее вас". ‘лова генерала и
реплика депутата вонзились в сердце генерала  ђафаэлЯ “рданеты двумЯ острыми
ножами.
     € это  было понЯтно.  •отЯ “рданета  не  имел ни  бесчисленных  военных
заслуг де  ‘укре, ни такого огромного обаЯниЯ, не было  причины называть его
менее  достойным. …го  спокойствие и уравновешенность всегда защищали самого
генерала, верность и преданность ему  были доказаны множество раз, и это был
один из немногих на свете людей, которые не боЯлись высказывать ему в  глаза
правду,   которую  он  боЯлсЯ  слышать.  Ћсознав  свою  оплошность,  генерал
попыталсЯ  исправить ошибку в напечатанных экземплЯрах, где его  собственной
рукой  слова  "достойнейший  из  генералов"  были  исправлены  на  "один  из
достойнейших". Ќо злоба в сердце “рданеты все равно осталась.
     —ерез  несколько  дней,  собравшись  с   друзьЯми-депутатами,  “рданета
обвинил  генерала в том, что он, делаЯ вид, будто уходит  в  отставку, тайно
готовитсЯ  к своему переизбранию.  ‡а три  года до того генерал •осе Ђнтонио
Џаэс  силой захватил власть  в  департаменте ‚енесуэлы в виде первой попытки
отделитьсЯ от  Љолумбии. ѓенерал, бывший в  то времЯ  в  Љаракасе,  публично
обнималсЯ с  Џаэсом под  ликующие крики толпы  и  перезвон  колоколов и, что
выходило из всЯких границ, учредил длЯ него особенный режим, при котором тот
мог  править  как хотел. "Ћттуда  пошли все несчастьЯ", -  сказал  “рданета.
’акое  благоволение не только окончательно испортило отношениЯ с гранадцами,
но и посеЯло в них зерно сепаратизма. ‘ейчас, заключил “рданета, лучшее, что
может сделать генерал  длЯ отечества, - подать в отставку, перестать наконец
тешить свой порок властолюбиЯ и уехать из страны. ѓенерал ответил с такой же
горЯчностью.  Ћднако  “рданета  был  человек  прЯмой,  говорил   страстно  и
убедительно,  и  у  всех осталось впечатление, что  перед  ними  - развалины
некогда великой старинной дружбы.
     ѓенерал  повторил,  что  уходит  в  отставку, и  назначил  дона „оминго
Љайседо  временно  исполнЯющим  обЯзанности  президента,  пока  конгресс  не
выберет нового. Џервого марта он покинул „ом правительства через черный ход,
чтобы  не  встречатьсЯ с приглашенными, которых его  преемник угощал бокалом
шампанского, и удалилсЯ в чужой карете в имение де ”уча, идиллический уголок
в  окрестностЯх  города,  которое  временный  президент  предоставил  в  его
распорЯжение.  Ћдна только мысль о  том, что теперь  он не более чем обычный
горожанин, усиливала действие рвотного  средства. Ћн  велел  •осе Џаласиосу,
который  за  последнее  времЯ  научилсЯ  спать  на  ходу,  принести  ему все
необходимое, чтобы он смог начать свои  мемуары. •осе  Џаласиос  принес  ему
чернила и писчую бумагу в количестве, необходимом длЯ записи воспоминаний за
сорок лет, а генерал  предупредил ”ернандо,  своего племЯнника  и помощника,
что тот станет помогать ему со следующего понедельника, с четырех часов утра
- наиболее подходЯщее длЯ него времЯ, чтобы оживить  былые обиды. Љак он уже
много  раз  говорил  племЯннику,  он   бы  хотел  начать  с  самого  старого
воспоминаниЯ,  с  того  сна,  который  он  видел  на  асьенде  ‘ан-Њатео,  в
‚енесуэле, вскоре после  того, как  ему исполнилось три года. …му приснилась
чернаЯ ослица с золотой челюстью, котораЯ вошла в дом и прошла его насквозь,
от главной гостиной до кладовок,  безостановочно пожираЯ  на своем пути все,
что ей попадалось, в то времЯ как члены семьи и рабы предавались сиесте, и в
конце  концов  она  съела  занавески, подушки, светильники, цветочные  вазы,
обеденную  посуду и  приборы, фигурки свЯтых на  алтарЯх, шкафы и комоды  со
всем,  что  в них было, кухонную  утварь, двери  и  окна  вместе  с дверными
петлЯми и задвижками и всю мебель от прихожей до спален, и единственное, что
осталось нетронутым и парило в пространстве, - овальное зеркало с туалетного
столика его матери.
     Ќо ему  было так хорошо в доме де ”уча, а воздух был так нежен под этим
небом  с  быстрыми  облачками,  что  он  перестал  говорить  о  мемуарах,  а
предрассветными часами подолгу бродил по тропинкам,  пахнущим  саванной. ’е,
кто  навещал  его  в  эти  дни,  находили,  что  он  очень  окреп.  Ћсобенно
подчеркивали это военные, его самые верные друзьЯ, - они жаждали продолжениЯ
его правлениЯ, хотЯ  бы даже  ценой военного  переворота.  Ћн  разубедил их,
приведЯ как аргумент, что  насильственный захват власти недостоин его славы,
но, кажетсЯ, не терЯл надежду снова заступить на пост в результате законного
решениЯ конгресса. Ђ •осе Џаласиос  повторЯл: "—то  думает мой хозЯин, знает
только мой хозЯин".
     Њануэла так и жила в нескольких шагах от дворца ‘ан Љарлос, который был
президентским  домом, прислушиваЯсь  к  тому,  что  говорЯт  на улицах.  Ћна
поЯвлЯлась  в  де  ”уча два-три  раза в  неделю или  чаще,  если было что-то
срочное,  с  коробками  марципана,  горой  горЯчих  монастырских  булочек  и
шоколадными батончиками  с  корицей к  четырехчасовому полднику. ѓазеты  она
привозила редко, поскольку  генерал стал так  чувствителен  к  критике,  что
любое  самое обычное  замечание  выводило  его из  себЯ.  Ћна  обращала  его
внимание на политические новости, салонные интриги,  предсказаниЯ провидцев,
и, когда он  слушал, его  так и крутило,  потому что слушать  все  это  было
неприЯтно, но она была единственным человеком, которому разрешалось говорить
правду. Љогда обо всем было переговорено, они просматривали корреспонденцию,
или она читала ему, или они играли в карты с прислугой, но ели всегда только
вдвоем.
     Ћни познакомились в Љито, восемь лет назад, на праздничном балу в честь
освобождениЯ от €спании,  когда она была еще супругой доктора „жеймса ’орна,
английского врача,  вошедшего в аристократические  салоны ‹имы  в  последние
годы вице-королевства. Љроме того, что это была последнЯЯ женщина, с которой
он  поддерживал продолжительную любовную свЯзь с тех пор, как двадцать  семь
лет  назад умерла  его жена, она была еще и доверенным лицом, хранительницей
его  архивов, самым  выразительным чтецом и в  его  генеральном  штабе  была
приравнена к чину полковника. „алеко ушли те времена, когда она готова  была
прокусить ему  ухо в порыве ревности, но и поныне их самые обычные разговоры
могли   окончитьсЯ   вспышками   ненависти,   а   потом   нежными  любовными
примирениЯми. Њануэла  никогда не оставалась  на  ночь.  Ћна всегда  уходила
засветло, чтобы ночь или сумерки не застигли ее в пути.
     ‚ противоположность тому, как это было на  вилле ‹а  Њагдалена  в ‹име,
где  он вынужден был под разными  предлогами держать ее вдали от себЯ,  пока
любезничал с дамами высокого происхождениЯ и с теми, кто не были таковыми, в
имении де ”уча он всЯчески показывал, что не может жить без нее.  Ћн подолгу
смотрел с террасы на дорогу, нетерпеливо ожидаЯ, не едет ли она, ежесекундно
спрашивал у •осе Џаласиоса,  который час, и просил то передвинуть кресло, то
разжечь камин, то загасить его, то опЯть разжечь, и пребывал в  нетерпении и
плохом  настроении до тех  пор,  пока из-за холмов не показывалась  карета и
Њануэла  не  озарЯла  его  жизнь  своим  поЯвлением.  Ќо такие  же  признаки
нетерпениЯ он выказывал, если визит затЯгивалсЯ долее обычного. ‚ час сиесты
они ложились в  постель, не  закрываЯ  двери  в  спальню, и  не раз пытались
отдатьсЯ последней любви, -  но тщетно, ибо его тело  уже не было достаточно
сильным длЯ того, чтобы порадовать душу, и не слушалось его.
     €знурительнаЯ  бессонница  в  те дни  привела  его  жизнь  в  полнейший
беспорЯдок. Ћн мог уснуть в любое времЯ посередине фразы, или когда диктовал
какое-нибудь  письмо, или за игрой в карты,  причем он  сам не знал, были ли
это молниеносные приступы сна  или мимолетные обмороки, и так же неожиданно,
как засыпал,  он  вдруг мог почувствовать  необыкновенную  Ясность сознаниЯ.
…два ему удавалось погрузитьсЯ в вЯзкую предрассветную дрему, как его тут же
будил тихий  ветерок в листве  деревьев.  €  тогда  он  не  мог  противитьсЯ
искушению  отложить  писание  мемуаров еще  на  один день  и  долго гулЯл  в
одиночестве, иногда до самого обеда.
     Ћн  ходил без охраны, с двумЯ верными собаками, которые в  иные времена
были  с ним даже  в сражениЯх,  и у него  не осталось уже  ни  одной  из его
знаменитых лошадей,  которые были  проданы  батальону  гусар, чтобы выручить
денег  на дорогу. Ћн уходил к реке, что текла неподалеку, ступал по ковру из
гниющих  листьев,  слетевших  с бесчисленных тополей,  укрывшись от ледЯного
ветра саванны вигоневым пончо, в меховых сапогах и зеленой матерчатой шлЯпе,
которую раньше  надевал  только когда спал. Ћн  подолгу  сидел, задумавшись,
около мостика с прогнившими  досками, в тени плакучих ив, завороженно  глЯдЯ
на течение реки, которое порой сравнивал с человеческой  судьбой, как научил
его  когда-то  делать  учитель  юности,  дон ‘имон  ђодригес.  Ћдин  из  его
охранников  незаметно следовал  за  ним  повсюду до  самого его возвращениЯ,
когда он приходил, мокрый от росы, прерывисто дыша, и едва  мог поднЯтьсЯ по
ступенькам крыльца, но,  несмотрЯ  на  бледность  и  крайнее  изнурение, его
взглЯд излучал счастливое отрешение. …му было хорошо во времЯ этих прогулок,
когда он уходил от всего, что его мучило, а невидимые телохранители слышали:
он поет солдатские песни  под шум листвы,  как в  годы легендарной  славы  и
сокрушительных  поражений. ’е, кто знал его лучше, не понимали, чем  вызвано
это хорошее настроение, ведь даже Њануэла сомневалась в том, что его еще раз
изберут президентом республики на учредительном конгрессе, на который только
он один и уповал.
     ‚ день выборов, во времЯ утренней прогулки, он увидел бездомную борзую,
котораЯ резвилась у изгороди, вспугиваЯ перепелов. Ћн весело  свистнул ей, и
собака остановилась как вкопаннаЯ, стала искать его, насторожив уши, и нашла
- он стоЯл в  потертом плаще  и шлЯпе, как у флорентийского епископа,  рукою
ЏровидениЯ   заброшенный  сюда,  где  стремительно   несутсЯ   тучи  и  идет
непрестанный дождь. Ћна  тщательно  обнюхала  его, а  он гладил ее кончиками
пальцев, но вдруг она отпрыгнула, посмотрела ему в  глаза своими золотистыми
глазами, подозрительно зарычала  и  в испуге  убежала. Ћн  пошел  за ней  по
незнакомой  прежде тропинке и оказалсЯ, не  имеЯ  представлениЯ, где  он,  в
каком-то пригороде  с  грЯзными улочками  и домиками  из  кирпича-сырца  под
красными  крышами,  где  из патио шел запах парного молока. ‚друг он услышал
крик:
     - ќй ты, свинЯчьЯ колбаса!
     Ћн  не  успел  увернутьсЯ  от  коровьей  лепешки,  которую  бросили  из
какого-то хлева, и она ударилась  ему в грудь, забрызгав лицо. Ќо не столько
навоз, сколько выкрик вывел его из состоЯниЯ спЯчки, в которой он пребывал с
тех пор, как покинул президентский дом. Ћн знал прозвище,  которым наградили
его гранадцы,  такое  же,  как у  одного буЯна с  улицы,  знаменитой  своими
маркитантками. Ћдин сенатор из тех, кто именовал себЯ либералами, назвал его
так  даже  на  заседании  конгресса,  в  его  отсутствие, и  только  двое из
конгрессменов высказали  тому протест. Ќо ему  никогда не говорили  этого  в
лицо. Ћн стал вытирать лоб и щеки краем пончо и еще не успел вытеретьсЯ, как
из-за деревьев поЯвилсЯ  невидимый до тех пор охранник,  обнажив шпагу, дабы
наказать обидчика. Ћн гневно набросилсЯ на охранника:
     - Љакого черта вы здесь делаете? Ћфицер стал по стойке "смирно".
     - ‚ыполнЯю приказ, ваше превосходительство.
     - Ќикакое Я не превосходительство, - отозвалсЯ он.
     Ћфицеру   оставалось  только  радоватьсЯ,   что   генерал,   решительно
отказавшийсЯ от  всех своих чинов и званий, не имеет власти,  чтобы примерно
наказать его. „аже •осе Џаласиосу, который так хорошо понимал генерала, было
трудно понЯть его Ярость.
     ќто был плохой день. ‚се утро  он  кружил по дому с такой же тоской,  с
какой  ждал Њануэлу, но все  понимали, что на  этот раз он страдает не из-за
нее, а из-за ожиданиЯ  своей  участи. Њинута за минутой  он пыталсЯ во  всех
подробностЯх  представить себе, что происходит на заседании конгресса. Љогда
•осе Џаласиос заметил, что уже десЯть, он сказал: "‘колько бы ни раздавались
ослиные крики демагогов,  голосование  уже должно было начатьсЯ". Ћн надолго
задумалсЯ,  а  потом  сказал вслух: "Љто  может  знать, что думает  человек,
подобный “рданете?" •осе  Џаласиос был  уверен, что генерал-то  как раз  это
знает, потому что “рданета  везде,  где только мог, рассказывал о физической
слабости генерала  и  о том,  как  он сдал  в  последнее  времЯ. Љогда  •осе
Џаласиос в  очередной  раз  проходил  мимо  него, он рассеЯнно спросил: "Љак
думаешь, за кого будет голосовать  ‘укре?" •осе Џаласиос знал так же хорошо,
как и он, что маршал ‘укре  голосовать не будет, потому что в эти  самые дни
он путешествует  по ‚енесуэле вместе с епископом  ‘ан-та-Њарты,  монсеньором
•осе ЊариЯ ќстевесом, по поручению конгресса, чтобы договоритьсЯ об условиЯх
отделениЯ  ‚енесуэлы. Џоэтому он тут же  ответил:  "‚ы знаете это лучше, чем
кто-либо другой, сеньор". ѓенерал улыбнулсЯ, впервые с тех пор, как вернулсЯ
с тоскливой прогулки.
     ЌесмотрЯ  на  свой непредсказуемый  аппетит, он почти всегда садилсЯ за
стол около одиннадцати и съедал Яйцо вкрутую  с рюмкой портвейна или кусочек
сыра, но в тот день он так и  продолжал смотреть  на дорогу с  террасы, пока
другие завтракали, и был  настолько погружен в  себЯ, что даже •осе Џаласиос
не  осмелилсЯ  его побеспокоить. Љогда пробило  три, он подскочил на  месте,
различив  издалека цоканье  копыт  еще  прежде,  чем  из-за холмов поЯвилась
колЯска Ња-нуэлы.  Ћн  выбежал  ей  навстречу, помог  выйти,  и  стоило  ему
взглЯнуть ей  в лицо,  как  он все  понЯл  - дон •оакин  Њоскера, основатель
одного   из  известных  родов  Џопайана,   единогласно  избран   президентом
республики.
     Ћн не выказал ни  гнева, ни разочарованиЯ, только удивление,  поскольку
сам предложил конгрессу  кандидатуру дона •оакина Њоскеры, будучи уверенным,
что она  не пройдет. Ћн погрузилсЯ в  глубокую задумчивость и не произнес ни
слова до тех пор, пока не настало времЯ еды.  "Ќи одного голоса  за менЯ?" -
спросил  он. Ќи  одного. Ћднако официальнаЯ  делегациЯ, котораЯ посетила его
позже, состоЯвшаЯ  из депутатов -  его приверженцев, объЯснила ему,  что его
сторонники  сознательно  пошли  на  единодушное  голосование,  чтобы  он  не
выглЯдел  проигравшим  в предвыборной  схватке.  Ћн  был  так  обижен,  что,
казалось, не оценил  всей тонкости этого  галантного маневра. Ћн,  наоборот,
думал, что было бы достойнее длЯ его славы, если бы они принЯли его отставку
с первого раза, когда он о ней заЯвил.
     - ‚ конечном  счете,  -  вздохнул  он,  - демагоги  снова  выиграли,  и
выиграли вдвойне.
     Ћднако  он  тщательно  следил  за собой до  самого прощаниЯ на крыльце,
чтобы  никто не  заметил, как он потрЯсен. Ќо не успели колЯски  скрытьсЯ из
виду, как  у него началсЯ приступ кашлЯ, продержавший в напрЯжении и тревоге
всех  обитателей имениЯ до позднего вечера. Ћдин из официальных  посланников
сказал, что конгресс поступил так, чтобы спасти республику. Ћн, казалось, не
обратил на  эти слова  вниманиЯ.  Ќо  ночью,  когда Њануэла уговаривала  его
выпить   чашку  бульона,  сказал:  "Ќикакой  конгресс   никогда   не  спасет
республику". Џеред  тем как  лечь спать, он собрал своих помощников и слуг и
объЯвил  им с той  же торжественностью,  с  какой  обычно  заЯвлЯл  о  своих
отставках:
     - ‡автра Я уезжаю из страны.
     Ќо  это произошло не на следующий день,  а через  четыре днЯ. Ќесколько
восстановив   утерЯнное  душевное  равновесие,  он   продиктовал  прощальное
обращение, в котором  угадывалась  душевнаЯ  драма, и  возвратилсЯ  в город,
чтобы сделать приготовлениЯ  к  отъезду.  ѓенерал  Џедро  Ђлькантара  ќрран,
министр  обороны и флота в  новом правительстве, предоставил ему свой дом на
улице ‹а ќнсеньЯнса не  столько из  гостеприимства, сколько длЯ  того, чтобы
защитить от угроз, которые раз от разу делались все более пугающими.
     Џеред тем как уехать из ‘анта-”е, он продал то  немногое ценное, что  у
него  было, ввиду предстоЯщих на  дорогу  затрат.  Љроме  лошадей  он  купил
серебрЯную  посуду  благословенных  времен  Џотоси,  которую  Њонетный  „вор
оценивал  просто  по  весу  металла,  не  учитываЯ  ни ценности  работы,  ни
исторических достоинств:  две с половиной тысЯчи песо. ‡акончив расчеты,  он
оказалсЯ обладателем  семнадцати тысЯч  шестисот  песо и семидесЯти сентаво,
чека  на восемь тысЯч  песо  из  общественной  казны  Љартахены, пожизненной
пенсии, назначенной ему конгрессом, и немногим больше шестисот унций золота,
разложенного  по  разным  сундукам.  ’аковы  были  жалкие   остатки  личного
состоЯниЯ  его семьи, котораЯ  к моменту его  рождениЯ была  одной из  самых
процветающих в обеих Ђмериках.
     €з личных вещей, которые утром, в день отъезда,  пока генерал одевалсЯ,
неторопливо  укладывал •осе  Џаласиос, были взЯты  только две смены  нижнего
бельЯ,  сильно поношенного,  две  рубашки  -  одну  снЯть,  другую надеть, -
военный мундир с  двумЯ рЯдами пуговиц, которые,  по преданию,  были покрыты
золотом  Ђтауальпа,  матерчатаЯ  шлЯпа,  в  которой  он  спал,  и  маленькаЯ
Ярко-краснаЯ шапочка, которую маршал ‘укре привез ему из Ѓоливии. €з обуви -
только домашние туфли и сапоги из лакированной кожи, которые были  сейчас на
нем. ‚ личном сундучке •осе Џаласиоса, вместе с дорожной аптечкой и  разными
мелкими   ценностЯми,   лежали   "Ћбщественный  договор"  ђуссо  и  "‚оенное
искусство"    итальЯнского    генерала    ђаймундо   Њонтекукколи    -   две
библиографические редкости,  принадлежавшие Ќаполеону Ѓонапарту и подаренные
ему  сэром  ђобертом  ‚ильсоном,  отцом   его  адъютанта.  Ћстальное  смогло
уместитьсЯ в солдатском  ранце  - так немного  у него было вещей. Џрежде чем
пройти в комнату, где  его ждали приближенные, он  окинул все это взглЯдом и
сказал:
     -  Ќикогда  мы не  думали,  дорогой  мой  •осе, что  такаЯ слава  может
уместитьсЯ в одном башмаке.
     Ћднако  семь  мулов  нагружены  были  сундуками  с  золотыми  медалЯми,
столовым  серебром и  другими ценными вещами, десЯтью  баулами с его личными
бумагами, двумЯ с прочитанными книгами и по крайней мере пЯтью с одеждой,  а
также разными коробками с нужными и ненужными вещами, сосчитать которые ни у
кого не хватило бы  терпениЯ. ‚месте с тем это было только жалкими остатками
того,  что  он  вез  с  собой, когда возвращалсЯ из  ‹имы  три  года  назад,
наделенный тройной властью президента Ѓоливии и Љолумбии  и  диктатора Џеру:
семьдесЯт два сундука  и более  четырехсот Ящиков с  бесчисленной  поклажей,
стоимость  которой  никем не была оценена. Ћн оставил  тогда  в  Љито  более
шестисот книг, которые никогда и не пыталсЯ вернуть себе.
     Ѓыло около  шести.  Ѓесконечный  дождь  на минуту перестал, однако  все
равно было пасмурно  и  холодно, и  дом,  занЯтый  солдатами, начал  пахнуть
казармой.  ѓусары и  гренадеры  вставали  один за  другим, завидЯ в  глубине
коридора  генерала  с  адъютантами,  -  неверный  свет  зари бросал на  него
зеленоватый  отблеск, он  был  в  пончо,  кое-как  накинутом  на  плечи, и в
широкополой  шлЯпе,  почти совсем  закрывавшей  лицо.  Ћн  прижимал к  губам
смоченный  одеколоном платок - это, как издавна считают жители Ђнд, защищает
в непогоду от бед, приносимых ветром. Ќа нем не было никаких знаков военного
отличиЯ, и ничто не указывало на его  безмерное могущество  в былые времена,
однако магический ореол власти выделЯл  его среди  шумной свиты офицеров. Ћн
направилсЯ в зал длЯ посетителей, неторопливо пройдЯ по устланному циновками
коридору,  окаймлЯвшему  внутренний  садик, не  обращаЯ  вниманиЯ  на солдат
охраны, которые при его  приближении отдавали ему честь. Џеред тем как войти
в комнату, он спрЯтал платок за отворот рукава, как это делают свЯщенники, и
отдал свою шлЯпу одному из адъютантов.
     Љроме тех военных, кто нес дежурство, в дом, как только стал заниматьсЯ
рассвет, все  приходили  и приходили  посетители, гражданские и военные. Ћни
пили кофе, разделившись на группы, и их  темные пышные одежды и приглушенные
голоса  придавали  всему  происходЯщему мрачноватую  торжественность.  Ћбщий
шепот перекрыл на мгновение резкий голос одного из дипломатов:
     - Џохоже на похороны.
     Ќе  успел  дипломат  договорить,  как  почувствовал   запах  одеколона,
заполнивший  комнату.  Ћн обернулсЯ, держа чашку  дымЯщегосЯ кофе большим  и
указательным  пальцами,  обеспокоенный тем, что призрак, который  только что
вошел, слышал его дерзость. Ќо нет:  хотЯ последний раз генерал был в …вропе
двадцать четыре года  назад, он все  еще  был молод, а добрые воспоминаниЯ о
…вропе были сильнее его недовольства. ’ак что этот  дипломат  стал первым, к
кому он обратилсЯ с  приветствием,  причем  с  такой  безмерной вежливостью,
которой только англичане и заслуживают.
     - Ќадеюсь, этой осенью в ѓайд-парке не слишком туманно, - сказал он.
     „ипломат на секунду заколебалсЯ, поскольку в последние дни  слышал  про
три разных места, куда  отправлЯетсЯ генерал, но ‹ондона среди  них не было.
Ћднако тут же ответил:
     -  Њы попытаемсЯ  сделать так, чтобы солнце светило и  день и  ночь длЯ
вашего превосходительства.
     Ќового президента не  было,  поскольку конгресс  выбрал Њоскеру  в  его
отсутствие  и  ему  потребовалось  еще  более  месЯца,  чтобы  вернутьсЯ  из
Џопайа-на.  Ћт  его  имени  выступал  генерал  „оминго   Љайседо,  избранный
вице-президентом,  про которого говорили, что  любаЯ должность в государстве
длЯ него недостаточна,  потому  что  осанка и высокомерие у него  были как у
королЯ. ѓенерал  приветствовал  его  с  величайшим  безразличием  и  сказал,
усмехаЯсь:
     - Ђ вы знаете, что у менЯ нет разрешениЯ на выезд из страны?
     ”раза была встречена всеобщим смехом, хотЯ все знали, что это не шутка.
ѓенерал Љасендо пообещал выслать ему выправленный паспорт в Ћнду с ближайшей
почтой.
     ЋфициальнаЯ  свита   состоЯла  из  архиепископа  города,  брата  нового
президента  и  других  сеньоров  и  чиновников высшего  ранга  с  супругами.
ѓражданские  были  в   кожаных  штанах  длЯ  верховой  езды,  а   военные  в
кавалерийских  сапогах, поскольку  предполагалось  сопровождать  знаменитого
изгнанника  несколько лиг. ѓенерал  поцеловал  перстень архиепископу и  руки
сеньорам,   без  лишних  слов   пожал   руки   мужчинам,   как  и   положено
непревзойденному мастеру светских  церемоний,  однако  оставалсЯ  совершенно
чуждым  лицемерному  характеру этого города,  о  котором он  не раз говорил:
"ќтот  театр  не длЯ менЯ". Ћн приветствовал всех в  том  порЯдке, в котором
следовал мимо них по комнате, и длЯ каждого находил несколько приЯтных слов,
сказанных  непринужденно, в  соответствии со всеми правилами  учтивости,  но
никому не смотрел в глаза.  ѓолос  его  был  твердым  и  немного  хриплым от
лихорадки, а его карибский акцент, который не могли смЯгчить ни долгие  годы
странствий, ни превратности войны, чувствовалсЯ еще сильнее рЯдом с типичным
выговором жителей Ђнд.
     Џосле приветствий  он  принЯл от представителЯ  президента лист бумаги,
подписанный   многими   известными  гранадцами,   которые  высказывали   ему
признательность от имени страны за то, что он так много лет руководил ею. Ћн
сделал вид, что  читает бумагу - наступило всеобщее молчание, - отдаваЯ дань
местным правилам приличиЯ, но на самом деле он не видел без очков даже самые
большие буквы. ’ем не менее, сделав вид, что закончил чтение, он обратилсЯ к
собравшимсЯ   с  кратким   словом  благодарности  в  таком   соответствии  с
написанным, что никто  бы  не  мог сказать,  будто он  не читал этой бумаги.
Џотом он оглЯдел зал и спросил, не скрываЯ некоторого беспокойства:
     - “рданета не пришел?
     Џредставитель президента  уведомил  его,  что  генерал ђафаэль “рданета
уехал  к  восставшим войскам, чтобы превратить предварительные меры генерала
•осе  ‹ауренсио ‘ильва в  более действенные. € тут послышалсЯ  чей-то голос,
перекрывший остальные:
     - ‘укре тоже не пришел.
     Ћн  не  мог  оставить  незамеченным Явное  намерение  сообщить ему  эту
непрошеную новость. …го гла-
     ‡а, до этого  потухшие и угрюмые,  лихорадочно заблестели, и он ответил
неизвестно кому:
     - ‚ерховного маршала де ЂЯкучо не ставили в известность о часе отъезда,
чтобы не беспокоить его.
     Љазалось, он не знал,  что маршал ‘укре возвратилсЯ  двумЯ днЯми раньше
после  провала  своей  миссии  в  ‚енесуэле,  где  его  не  пустили  на  его
собственные  земли. Ќикто не сказал ‘укре, что  генерал  уезжает,  возможно,
потому, что никому не  приходило  в голову, будто он может об этом не знать.
•осе Џала-сиос вспомнил было об этом в какой-то неподходЯщий момент, а потом
забыл  в  сутолоке последних  часов.  ђазумеетсЯ,  ему  в  голову  приходила
неприЯтнаЯ мысль о том, что  маршал ‘укре может почувствовать  себЯ задетым,
если его не предупредЯт об отъезде генерала.
     ‚ соседней  комнате  был  сервирован праздничный  завтрак по-креольски:
свинина, нарезаннаЯ тонкими ломтЯми, кровЯнаЯ колбаса с рисом  и луком, Яйца
с тушеным  мЯсом, множество сладких булочек на кружевных салфетках и котелки
с  дымЯщимсЯ  шоколадом, густым, будто ароматный клейстер.  •озЯева дома  не
торопились  с завтраком,  надеЯсь,  что  он захочет председательствовать  за
столом, хотЯ  знали, что по  утрам он пьет только маковый настой с древесной
смолой.  ‚  конце  концов доньЯ  ЂмалиЯ  предложила генералу  занЯть кресло,
которое приготовила длЯ него во главе стола, но он уклонилсЯ от этой чести и
обратилсЯ ко всем с учтивой улыбкой.
     - Њой путь долог, - сказал он. - ЏриЯтного аппетита.
     Ћн привстал на цыпочки, чтобы  попрощатьсЯ с представителем президента,
и тот ответил ему дружеским объЯтием,  и тогда все  увидели, каким маленьким
был генерал, каким беззащитным и  беспомощным  казалсЯ он в момент прощаниЯ.
Џотом  он  снова пожал руки мужчинам и  поцеловал  руки дамам. „оньЯ  ЂмалиЯ
попыталась  удержать  его, чтобы он отказалсЯ от своих намерений, хотЯ знала
так же хорошо,  как  и он:  нельзЯ отказатьсЯ от того,  что так давно должно
было  произойти. € потом, желание отправитьсЯ в путь как  можно скорее  было
так  заметно,  что попытка  задержать  его казалась невежливой. •озЯин  дома
проводил  его  через сад  до  конюшен  под моросившим  невидимым дождем.  Ћн
попыталсЯ помочь генералу, осторожно поддержав под локоть кончиками пальцев,
будто он был стеклЯнный, и был удивлен мощной силой,  которую почувствовал в
нем и котораЯ жила, словно скрытый источник, не имеющий никакого отношениЯ к
телесной немощи. Џосланцы правительства, дипломаты и военные, по щиколотку в
грЯзи, в мокрых от дождЯ плащах, ждали, чтобы проводить  его в поход. Ћднако
ни один с точностью не сказал бы, кто из них делает это из дружеских чувств,
кто - чтобы защитить его, а кто - чтобы удостоверитьсЯ в факте его отъезда.
     Њул, который ждал его, был лучшим в  табуне  из сотни голов - испанский
торговец обменЯл его на обещание правительства закрыть следствие по его делу
о скотокрадстве.  ѓенерал  уже  занес  ногу в стремЯ,  которое подставил ему
конюх,    как   тут   министр   обороны    и   флота   позвал   его:   "‚аше
превосходительство".  ’от  застыл на месте, не вынимаЯ  ногу  из стремени  и
держась за луку седла.
     -  Ћстаньтесь, - сказал  ему министр,  -  пойдите на последнюю  жертву,
чтобы спасти отечество.
     -  Ќет,  ќрран,  - ответил  он, -  у  менЯ  больше нет отечества,  ради
которого следовало бы приносить жертвы.
     ќто был конец. ѓенерал ‘имон  •осе  Ђнтонио  де ла ‘антиссима  ’ринидад
Ѓоливар вместе с •осе Џаласи-осом  уезжал  навсегда. Ћн уничтожил  испанское
владычество  в  империи, в  пЯть  раз  превосходЯщей  размерами  всю …вропу,
двадцать лет командовал военными действиЯми, чтобы Ђмерика была  свободной и
единой,  и  правил ею  твердой рукой вплоть до прошлой  недели,  но в минуту
прощаниЯ  даже  не  мог  утешить  себЯ  мыслью,   что  этому  будут  верить.
…динственное,  что было более  или менее Ясно, - он действительно уезжает, а
куда - об этом один английский дипломат написал в официальном докладе своему
правительству: "‚ремени, которое ему осталось, едва-едва хватит на то, чтобы
добратьсЯ до могилы".
     Џервый день  пути был самым неприЯтным, и не только длЯ такого больного
человека, как  он, - ему  тЯжелее всего было перенести скрытую враждебность,
которую он ощущал на  улицах  ‘анта-”е утром в день отъезда. „ождь ненадолго
перестал, стало чуть светлее, но на своем пути он встречал только отбившихсЯ
от  стада   коров,  а  в  воздухе  витала  ненависть  его  врагов.  •отЯ  по
распорЯжению  правительства  его  везли по наименее  людным  улицам, генерал
увидел написанные на стенах монастырей проклЯтиЯ в свой адрес.
     •осе Џаласиос ехал верхом  рЯдом с ним, одетый как обычно,  так, как он
одевалсЯ даже в дни сражений: сюртук, шелковый галстук, заколотый булавкой с
топазом, перчатки из выделанной кожи  козленка,  парчовый  жилет с цепочками
крест-накрест от  двух  пар  часов. ‘бруЯ его лошади была  украшена серебром
Џотоси,  а стремена были золотые, из-за чего его много раз в горных селениЯх
Ђнд  путали  с  президентом.  ‚прочем,  предупредительность,  с  которой  он
старалсЯ угодить своему хозЯину,  исполнЯЯ  его малейшие желаниЯ,  исключала
возможность  какой  бы  то  ни  было ошибки. Ћн  так  знал и  любил его, что
переживал  как  свое  собственное  это  прощальное  бегство из  города,  длЯ
которого  одна  только  весть  о  его  прибытии некогда служила  поводом длЯ
национального празднества.  Ќе прошло и трех  лет,  как  генерал вернулсЯ  с
трудной  войны  на юге, овеЯнный такой славой, какой не удостаивалсЯ ни один
американец,  ни живой ни  мертвый,  и ему был устроен  грандиознейший прием,
какой  только  знала наша  эпоха. ќто были времена,  когда люди хватались за
уздечку его  конЯ и  останавливали  его  на  улице,  чтобы  пожаловатьсЯ  на
чиновников или  на судебные подати, или просили его о милости, а то и просто
грелись в лучах его величиЯ.
     Ћн относилсЯ к этим  уличным мольбам  с таким же вниманием, как к самым
важным правительственным вопросам,  поражаЯ всех  знанием  домашних  проблем
любого или вопросами,  как идут торговые дела и не пошаливает ли здоровье, и
у каждого,  поговорившего  с  ним,  оставалось  впечатление,  что он  на миг
разделил с ним сладость власти.
     Ќикто  бы  не поверил сейчас,  что это  тот  самый человек, который был
тогда, и что этот замкнувшийсЯ город, который он навсегда покидает, принимаЯ
меры  предосторожности, словно беглый  преступник, - все тот же город. Ќигде
он  не  чувствовал  себЯ  таким  чужим, как  на  этих  застывших  улочках  с
одинаковыми домиками  под темными крышами и уютными садиками с благоухающими
цветами на  улочках,  где  на  медленном  огне  варилось то,  что называетсЯ
отношениЯми  деревенской  общины,  где  нарочитаЯ  вежливость  и нормативный
испанский Язык служили длЯ того, чтобы как можно больше скрыть, чем сказать.
€ тем не менее, хотЯ сейчас  это казалось ему насмешливой игрой воображениЯ,
это был  тот же  самый город, окутанный  туманом и овеваемый ледЯным ветром,
город, который он выбрал  еще  до того,  как узнал его, чтобы  здесь вкусить
плоды своей славы, город, который он любил больше, чем все остальные города,
и который казалсЯ ему центром и смыслом его жизни и столицей половины мира.
     Љогда  настал момент подвести последние итоги,  казалось,  он сам более
всех удивлен  утратой довериЯ к нему. Џравительство расставило боевые  посты
даже в тех местах,  где вовсе не было опасно, и поэтому ему  не  попались на
пути злобно настроенные люди, которые оскорбили его в лицо накануне вечером,
но на всем пути  слышалсЯ ему тот же самый далекий крик: "‘винЯчьЯ колбаса!"
…динственнаЯ  душа,  сострадающаЯ ему, - женщина, встретившаЯсЯ на  улице  и
сказавшаЯ вслед:
     - ‘тупай с Ѓогом, призрак.
     ‚се  сделали вид,  что  не слышали  ее.  ѓенерал  погрузилсЯ в  мрачную
задумчивость; он  ехал,  чуждый  всему, до  тех  пор,  пока они  не достигли
сверкающей  саванны.  ‚  местечке  Љуатро-ќскинас,  где  начинаетсЯ  мощенаЯ
дорога,  Њануэла ‘аенс ждала верхом и в одиночестве, когда проедет эскорт, и
издалека  помахала генералу  рукой  на прощание. Ћн  ответил ей и  продолжал
путь. Ѓольше они никогда не виделись.
     Ќемного позже дождь прекратилсЯ,  небо снова засверкало синевой, и  два
заснеженных вулкана неподвижно возвышались на горизонте  весь остаток пути в
этот день.  Ќо в этот  раз он  ничем не  выразил свою  радость от близости к
природе, не глЯдел на поселки, которые они торопливо  проезжали, не  обращал
вниманиЯ на людей, которые махали ему на прощание,  не знаЯ,  кто  он. Ћдним
словом, самым необычным длЯ  его спутников было то, что блестЯщаЯ кавалькада
не удостоилась  ни  одного дружеского  взглЯда  в  многочисленных обиталищах
саванны, а  ведь столько  раз говорили,  что,  мол, это  всегда  было длЯ их
жителей любимым зрелищем на свете.
     ‚ селении  ”акататива, где они провели первую ночь, генерал распрощалсЯ
со своими случайными спутниками и продолжал путешествие с постоЯнной свитой.
€х было  пЯтеро,  кроме •осе  Џаласиоса:  генерал •осе ЊариЯ  Љарреньо,  без
правой руки, потерЯнной в сражении; его адъютант-ирландец, полковник Ѓелфорд
•интон  ‚ильсон, сын сэра ђоберта  ‚ильсона, генерала,  ветерана  почти всех
войн  в  …вропе; ”ернандо,  его  племЯнник,  адъютант  и секретарь,  в  чине
лейтенанта,  сын его старшего  брата,  погибшего  во времЯ кораблекрушениЯ в
годы первой республики; его родственник и адъютант, капитан Ђндрес €барра, с
перебитой ударом  сабли  два года назад, во времЯ штурма 25 сентЯбрЯ, правой
рукой, и  полковник  •осе де ла Љрус Џаредес, испытанный им в многочисленных
кампаниЯх войны за независимость. Џочетный гарнизон состоЯл из сотни гусаров
и гренадеров, отобранных среди лучших солдат-венесуэльцев.
     Ќа попечении •осе  Џаласиоса были еще  две собаки, которые достались им
как военнаЯ  добыча  в Ђльто-Џеру.  ќто  были  красивые и  смелые  животные,
служившие ночными сторожами, - они охранЯли „ом  правительства в ‘анта-”е  с
того момента,  когда в ночь покушениЯ  на его  жизнь были зарезаны двое  его
товарищей. ‚ нескончаемых переездах из ‹имы  в Љито, из Љито  в ‘анта-”е, из
‘анта-”е  в Љаракас, и  снова в Љито и ѓуаЯкиль эти две собаки охранЯли груз
его каравана.  ‚ последнем переходе из ‘анта-”е в Љартахену они делали то же
самое,  хотЯ груз был не  такой  большой, как обычно, и  к тому же охранЯлсЯ
солдатами.
     ђассвет генерал встретил  в плохом настроении в местечке ”акататива, но
настроение стало  улучшатьсЯ  по  мере того,  как  они спускались с плато по
тропинке, вьющейсЯ по склону холма, и воздух теплел, а свет становилсЯ менее
Ярким. Њного  раз  обеспокоенные  его  состоЯнием  спутники  предлагали  ему
отдохнуть, но  он предпочитал  продолжать  путь  до  теплых земель, даже  не
останавливаЯсь, чтобы  поесть.  Ћн  говорил, что вечером хорошо  думаетсЯ, и
ехал без остановок много дней и ночей, часто менЯЯ лошадей, чтобы не загнать
их. “ него были  кривые ноги, как у всех,  кто  всю  жизнь провел в седле, и
походка  человека,  привыкшего  спать  сидЯ, а на  заду  образовалась грубаЯ
мозоль, похожаЯ на кожаный ремень  цирюльника, так что он вполне  оправдывал
почетное  прозвище  †елезнаЯ ‡адница.  ‘  тех  пор  как  началась  ‚ойна  за
независимость, он  проехал верхом  восемнадцать тысЯч лиг: два раза с лишним
обогнул земной  шар. Ќикто бы не смог опровергнуть рассказы  о том, что он и
спит в седле.
     Џосле  полуднЯ  стало  чувствоватьсЯ  теплое дыхание,  поднимавшеесЯ из
расщелин, и  тогда они сделали привал в  каком-то монастыре. €х принЯла сама
настоЯтельница, а  несколько послушниц-индианок  обнесли их свежеиспеченными
марципановыми   булочками  и   лепешками  из   комковатого,  замешанного  на
кукурузной  муке чуть  забродившего  теста.  “видев отрЯд  солдат, потных  и
одетых без всЯких знаков военного отличиЯ, настоЯтельница сначала принЯла за
старшего  из  офицеров  полковника ‚ильсона,  возможно потому,  что  он  был
стройным и белокурым, а мундир его был  украшен богаче других, и  потому она
занималась им  одним, отличаЯ  его от других  очень по-женски,  что  вызвало
лукавые замечаниЯ.
     •осе  Џаласиос  не упустил возможности длЯ своего господина отдохнуть в
тени монастырской  сейбы и укрыл его шерстЯным одеЯлом,  чтобы он пропотел и
его перестало лихорадить.  € так  он лежал там, без  еды и без  сна,  слушаЯ
сквозь дрему креольские любовные песни, которые пели послушницы,  а  старшаЯ
монахинЯ аккомпанировала им  на  арфе.  Џосле чего одна из них обошла всех с
тарелочкой длЯ пожертвований  на нужды миссии. ЊонахинЯ,  игравшаЯ  на арфе,
сказала  ей:  "“  больного  не проси".  Ќо  послушница  не обратила  на  это
вниманиЯ. ѓенерал, даже не глЯдЯ на нее, сказал с  горькой улыбкой: "џ и сам
готов просить милостыню, дитЯ мое". ‚ильсон отдал часть  своих личных денег,
и  с такой щедростью, что  заслужил  дружескую шутку своего  командира: "‚от
теперь  видите,  сколько  стоит  слава,  полковник?!"  Џозднее  даже ‚ильсон
выказывал удивление,  что  никто в миссии  - и  дальше, на  всем пути  -  не
узнавал человека, который был самым знаменитым  в новых  республиках. €  длЯ
самого генерала это тоже было необычным.
     - џ уже не Я, - сказал он.
     ‘ледующую ночь они провели на старинной  табачной фактории недалеко  от
селениЯ  ѓуадуас, превращенной в постоЯлый двор длЯ путников,  которые ждали
там их прибытиЯ, чтобы воздать ему должную славу, а это ему было невыносимо.
„ом  был  огромный и  сумрачный, и само место навевало  необъЯснимую  печаль
из-за  неуемной растительности  и  темно-бурой  реки,  котораЯ,  с  грохотом
рассыпаЯсь  брызгами, обрывалась у банановых  плантаций  на  жарких  землЯх.
ѓенерал знал  эти места и в первый раз, когда  оказалсЯ здесь, сказал: "…сли
бы Я хотел устроить кому-нибудь коварную ловушку, Я выбрал бы это место". Ћн
всегда  старалсЯ  обходить  стороной  это  место,  хотЯ бы потому,  что  оно
напоминало  Ѓерруэкос,  зловещий горный  массив по дороге  из Љито, которого
старались   избегать  даже  самые   отважные   путешественники.  Ћднажды  он
расположилсЯ  лагерем  в  двух  лигах  отсюда,  несмотрЯ на возражениЯ  всех
остальных, - это место нагонЯло такую тоску, что невозможно было вынести. Ќа
этот раз,  несмотрЯ на  усталость и лихорадку, здесь ему было  лучше, чем  в
ѓуадуасе, где  пришлось  бы  выносить поток соболезнований  своих  случайных
друзей, ждавших его на постоЯлом дворе.
     ‚идЯ его в таком плачевном состоЯнии, хозЯин постоЯлого двора послал за
индейцем, жившим неподалеку, которому достаточно было понюхать потную одежду
больного, чтобы исцелить  его,  независимо от того, как далеко этот  человек
находилсЯ,  -  ему  не обЯзательно  было видеть его. ѓенерал  посмеЯлсЯ  над
доверчивостью хозЯина и запретил всем, кто был с ним, вступать в какие бы то
ни было  контакты с индейцем-чудотворцем.  …сли он не верил во  врачей,  про
которых говорил,  что они наживаютсЯ на чужой боли, то еще меньше можно было
ожидать, что  он вверит свою судьбу какому-то захолустному спириту. €, чтобы
доказать свое  презрение  к врачевателЯм  и  медицине,  он пренебрег удобной
спальней, которую приготовили длЯ него, видЯ, как ему плохо, и повесил гамак
на  широкой открытой галерее, из-за ночного тумана рискуЯ еще  больше  своим
здоровьем.
     Ћн ничего не ел весь день, только  утром выпил травЯной настой,  а если
садилсЯ за стол, так только из учтивости к своим офицерам. ‚прочем, он лучше
других умел приноравливатьсЯ к  суровостЯм походной жизни,  будучи аскетом в
отношении еды  и питьЯ; однако он любил и знал искусство приготовлениЯ вин и
пищи, как  утонченный европеец, и  с  первого своего путешествиЯ  по  …вропе
перенЯл у французов привычку во времЯ еды говорить о еде.
     ‚ тот вечер он  выпил  только полбокала красного вина  и попробовал  из
любопытства жаркое  из  оленины,  дабы убедитьсЯ, что  хозЯин и его  офицеры
говорЯт  правду: мЯсо  тает во рту  и имеет  привкус жасмина.  ‡а  ужином он
говорил мало  и с не большим воодушевлением, чем те немногие слова,  которые
произнес  за времЯ путешествиЯ, но все оценили его  усилиЯ подсластить малой
толикой  хороших  манер горечь  поражениЯ в  делах и тЯготы болезней. Ћн  не
сказал ни слова о  политике и не вспомнил ни об одной  из тех неприЯтностей,
какие случились в субботу, а ведь это был человек, который не мог пересилить
в  себе отвращение и  досаду к чему-то неприЯтному, даже  если случилось это
несколько лет назад.
     …ще до конца  ужина он, извинившись,  поднЯлсЯ, надел длинную рубашку и
ночной колпак и,  дрожа от озноба, укрылсЯ в гамаке. Ќочь была прохладной, и
между  холмами показалась огромнаЯ оранжеваЯ луна, но у него не было желаниЯ
смотреть на нее.  ‘олдаты охраны, которые находились  в нескольких  шагах от
него и  пели хором народные песни,  замолчали.  ‘огласно его давнему приказу
они всегда располагались на ночлег рЯдом  с его спальней, как легионеры ћлиЯ
–езарЯ, чтобы он  из ночных разговоров знал  об их настроении, и на рассвете
часто  можно  было  увидеть:  он  распевает  вместе с солдатами  казарменные
песенки  с фривольными или  шутливыми куплетами, сочиненными  тут же,  среди
общего  весельЯ. Ќо в  тот  вечер пение  раздражало  его,  и  он приказал им
замолчать. ђека грохотала среди скал, и ее вечный шум, вдобавок к лихорадке,
сводил его с ума.
     - ЏроклЯтие!  - воскликнул он. -  …сли бы можно было остановить ее хоть
на минуту!
     Ќо нет:  никому не  дано остановить  течение реки. •осе  Џаласиос хотел
дать  ему какое-нибудь успокаивающее  из своей аптечки, но он отказалсЯ. ќто
было в первый раз, когда •осе услышал от генерала слова, которые тот однажды
уже  говорил:  "џ  отказалсЯ  от  ошибочно  выписанного рвотного,  но  Я  не
собираюсь отказыватьсЯ заодно и от жизни". Ќесколько лет назад, когда другой
врач  прописал  ему  настой  мышьЯка и он чуть  не  умер,  потому что у него
началась  дизентериЯ,  он  сказал  то  же  самое.  ‘  тех  пор  единственное
лекарство, к которому он прибегал, были слабительные  пилюли, их он принимал
несколько   раз   в   неделю   от   непрерывных  запоров,   или  клизма   из
александрийского листа, когда дела были совсем плохи.
     ‚скоре после полуночи уставший  от его бреда •осе Џаласиос вытЯнулсЯ на
голом полу и уснул. Љогда проснулсЯ, генерала  в  гамаке не было, а на  полу
валЯлась ночнаЯ рубашка, мокраЯ от пота.  ‚ этом не было ничего странного. “
генерала была привычка вставать с постели и до света бродить, когда он был в
доме один, обнаженным, отвлекаЯ себЯ от бессонницы.  Ќо в эту ночь оснований
беспокоитьсЯ за его жизнь было больше,  чем когда-либо, потому что день  ему
предстоЯл тЯжелый,  а холодный  и  влажный  воздух  вовсе  не  располагал  к
прогулкам в непогоду. •осе  Џаласиос  поискал его с одеЯлом в руках по дому,
освещенному зеленоватым светом луны, и нашел спЯщим на скамье  в коридоре, -
он был похож на статую, лежащую на гробнице. ѓенерал посмотрел на него Ясным
взглЯдом, в котором не было и тени лихорадки.
     - ќто было так же, как в ночь свЯтого €оанна де  Џайара, - сказал он. -
’олько, к несчастью, без Љоролевы Њарии ‹уисы.
     •осе Џаласиос знал, о  чем  он  говорит. „ело было в 1820-м,  Январской
ночью, в венесуэльском селении,  затерЯнном среди  горных плато Ђпуре,  куда
генерал  прибыл с  двумЯ  тысЯчами  солдат. Ћн уже  освободил  от испанского
владычества     восемнадцать    провинций.    €з    территорий    старинного
вице-королевства ЌоваЯ ѓранада,  округа ‚енесуэлы и представительства в Љито
он  создал  республику  Љолумбию  и был  одновременно  и  ее  президентом, и
генерал-аншефом  ее войск.  …го последней мечтой было дойти с боЯми до  юга,
чтобы  воплотить в жизнь фантастический сон о создании самой большой нации в
мире: единаЯ свободнаЯ страна от Њехико до Љабо де Ћрнос.
     Ћднако военнаЯ ситуациЯ в ту ночь  не располагала к мечтам. ‘коротечнаЯ
чума поразила животных прЯмо в пути, и в  ‹ьЯно, на  протЯжении четырнадцати
лиг,  они оставлЯли за  собой зачумленный  след  из мертвых лошадей.  Њногие
офицеры, деморализованные случившимсЯ, утешались тем, что грабили жителей, и
находили удовольствие в неподчинении  генералу, а иные даже посмеивались над
его угрозами расстрелЯть  виновных. „ве тысЯчи солдат,  оборванных, разутых,
без оружиЯ и еды, без одеЯл, чтобы укрытьсЯ от  холода  и дождЯ, уставшие от
войны, а  многие и  больные, дезертировали из  его  армии.  Ќе найдЯ лучшего
решениЯ, он отдал приказ награждать десЯтью  песо патрули,  которым  удастсЯ
задержать  и  привести  обратно  своего  товарища-дезертира,  и  расстрелЯть
последнего, не вникаЯ в причины.
     †изнь уже дала ему достаточно оснований полагать, что никакое поражение
никогда не бывает последним. Ќе прошло и двух  лет,  как он,  затерЯнный  со
своими солдатами неподалеку от этих  мест, среди сельвы на  берегах Ћриноко,
вынужден был приказать есть лошадей из боЯзни, что  солдаты начнут есть друг
друга. ‚  ту пору он был похож, как рассказывал один из офицеров Ѓританского
легиона, на бродЯгу-партизана - так странен был его вид:  он  носил головной
убор русских драгун, альпарагаты погонщика мулов, голубой мундир  с красными
петлицами и  позолоченными  пуговицами;  у него был  черный пиратский  флаг,
прикрепленный  к  шесту   погонщика,   с  черепом   и  костЯми   и  надписью
кроваво-красными буквами: "‘вобода или смерть".
     ‚  ночь свЯтого €оанна де Џайара его нарЯд уже почти не напоминал нарЯд
бродЯги, но  его  положение  было  не лучшим. € не  только  потому,  что оно
отражало состоЯние армии на тот момент,  но  и  потому, что это  была  общаЯ
драма Ћсвободительной армии  - армии, котораЯ возрождалась и росла после еще
худших  поражений, зато  оказалась  на  грани  полной  гибели  под  тЯжестью
стольких побед. € напротив, испанский  генерал дон  Џабло Њорильо, прекрасно
оснащенный всем  необходимым  длЯ  поддержаниЯ  и реставрации  колониального
режима,  еще  владел  значительными  территориЯми  на  западе  ‚енесуэлы   и
располагал серьезными силами в горах.
     ‚от  в  такой ситуации  генерал и  боролсЯ  с  бессонницей,  разгуливаЯ
обнаженным по пустынным комнатам старого дома, причудливо освещенного лунным
светом.  Ѓольшинство лошадей, сдохших накануне, были  сожжены вдали от дома,
но запах  разложениЯ  был невыносим.  Џосле тЯжелого дневного перехода  всей
этой недели солдаты  уже не  пели песен, а  у  него не хватило духу наказать
часовых,  которые заснули от  голода. € вдруг  в  глубине открытой  галереи,
котораЯ выходила на широкую голубую долину,  он увидел Љоролеву Њарию ‹уису:
она  сидела  на  возвышении,  сложенном  из  кирпичей, поставленных  ребром.
Љрасавица-мулатка в  расцвете юности,  с  божественным профилем, укутаннаЯ с
ног  до  головы  в  шаль,  затканную  цветами,  курила  сигару.  ЊариЯ ‹уиса
испугалась и, вытЯнув руку, осенила его крестом.
     - ‚о имЯ Ѓога или дьЯвола, - сказала она, - что ты хочешь?
     - ’ебЯ, - сказал он.
     Ћн  улыбнулсЯ,  и она увидела,  как сверкнули его зубы в свете луны. Ћн
крепко обнЯл ее, так  что  она не могла пошевелитьсЯ, и стал осыпать нежными
поцелуЯми  ее лоб, глаза, щеки,  шею, пока она не стала послушной.  ’огда он
сбросил с нее шаль, и у него перехватило дух. Ћна была обнаженной, как и он,
потому что  бабушка, котораЯ  спала с ней в комнате, забирала у нее  одежду,
чтобы  она  не  вставала ночью  курить, и не  знала,  что  на  рассвете  она
заворачиваетсЯ в шаль и все равно  выходит  покурить.  ѓенерал перенес ее  в
гамак, продолжаЯ сладко целовать, и она отдалась  ему не  потому, что  в ней
проснулось желание или  любовь,  а из страха. Ћна была  девственницей. Љогда
сердце ее снова застучало ровно, она сказала:
     - џ - рабынЯ, сеньор.
     - “же нет, - ответил он. - ‹юбовь сделала тебЯ свободной.
     “тром он выкупил  ее у хозЯина асьенды за  сто песо из своих  небогатых
запасов и отпустил на свободу без  всЯких условий. Џеред тем как уйти, он не
устоЯл перед  искушением  предложить  ей  выбор. Ћн  был  в  патио вместе  с
несколькими офицерами, оседлавшими всю имеющуюсЯ домашнюю скотину, пригодную
длЯ  верховой езды,  -  лучше сказать,  с  людьми,  пережившими  собственную
смерть.  ЋстальнаЯ  часть войска  собралась проститьсЯ с ними  и перейти под
командование  дивизионного  генерала  •осе  Ђнтонио  Џаэса,  который  прибыл
накануне.
     ѓенерал  выступил с кратким прощальным обращением,  в котором несколько
смЯгчил  драматизм ситуации, и  уже собиралсЯ  отправитьсЯ в путь, как вдруг
увидел  Љоролеву Њарию  ‹уису  в недавно  обретенном состоЯнии  свободной  и
хорошо  устроенной женщины. Ћна  только что принЯла ванну и была  прекрасна,
сверкаЯ  под  небом  ‹ьЯно  крахмальной  белизной  нижних  юбок,  отделанных
кружевами, и скромной блузкой рабыни. Ћн проникновенно спросил ее:
     - ’ы остаешьсЯ или пойдешь с нами? Ћна ответила ему с чарующей улыбкой:
     - џ остаюсь, сеньор.
     Ћтвет был встречен  единодушным хохотом. ’огда хозЯин  дома, испанец, с
первого  часа  борьбы  за  независимость его  сторонник  и  друг,  улыбаЯсь,
встрЯхнул кожаный кошелек с сотней песо  и подбросил его. ѓенерал поймал его
на лету.
     - ‘охраните их длЯ дела, ваше превосходительство, - сказал  ему хозЯин.
- ‚ любом случае, девушка на свободе.
     ѓенерал •осе Ђнтонио Џаэс, чьЯ внешность фавна удивительно  подходила к
его разноцветным лохмотьЯм, весело рассмеЯлсЯ.
     - ‚от видите,  генерал,  -  сказал он. - ‘тоит  стать  Ћсвободителем, и
тотчас случитсЯ что-либо подобное.
     Ћн согласилсЯ  с Џаэсом и попрощалсЯ  со  всеми  широким жестом руки. ‘
Љоролевой Њарией  ‹уисой он простилсЯ с  достоинством проигравшего и никогда
после этого ничего не слышал о ней. ‚се это вспомнил  •осе Џаласиос, никогда
до этого  не вспоминавший о той ночи полнолуниЯ, пока генерал не сказал ему:
все  было как  тогда, только не  было, к  несчастью, божественного поЯвлениЯ
Љоролевы Њарии ‹уисы. € тогда и сейчас была ночь поражениЯ.
     ‚ пЯть утра, когда •осе Џаласиос принес  ему утреннее питье, то увидел:
генерал  лежит с открытыми глазами. ‚друг он приподнЯлсЯ так резко, что едва
не упал,  и  сильно закашлЯлсЯ. Ћн сидел в гамаке  и кашлЯл, обхватив голову
руками, пока не прошел приступ.  Џотом стал пить обжигающе горЯчее зелье,  и
настроение у него поднималось с каждым глотком.
     - ‚сю ночь мне снилсЯ Љассандр, - сказал он. ’ак он называл гранадского
генерала ”рансиско де Џаула ‘антандера, своего  большого друга в давние годы
и противника  во все  остальные времена, начальника генерального штаба своей
армии  с  начала  войны  и  представителЯ  президента  в  Љолумбии  во времЯ
тЯжелейших кампаний  по освобождению Љито и Џеру и основанию Ѓоливии. ‘корее
в  силу исторической  необходимости, чем  по  призванию, он  был  толковым и
храбрым воином,  до странного  склонным  к жестокости,  но  его  гражданские
добродетели и блестЯщее академическое образование  способствовали его славе.
Ѓез  сомнениЯ, это был второй человек в борьбе за  независимость  и первый в
установлении  законодательства  в  республике,  человек,   который  навсегда
осталсЯ верен букве закона и традициЯм.
     Ћднажды,  после  многочисленных  попыток  объЯвить  о  своей  отставке,
генерал сказал ‘антандеру, что  уходит спокойным за свое  представительство,
ибо  "Я оставлЯю страну  вам,  потому что  вы - второй  Я,  и,  может  быть,
лучший". Ќи  одному  человеку,  в силу ли  фактов или благодарЯ собственному
уму, он так не доверЯл. Ћн пожаловал  ему титул: —еловек ‡акона. Ћднако тот,
кто  заслужил все это, вот  уже  два года как был выслан в Џариж за участие,
ничем не подтвержденное, в одном из заговоров с целью убить генерала.
     ‚от как  это было. ‚ 1828 году, 25 сентЯбрЯ,  в среду, около  полуночи,
двенадцать   гражданских   и   двадцать  шесть  военных   ворвались   в  „ом
правительства в ‘анта-”е, убили двух собак из тех,  что охранЯли президента,
ранили нескольких  часовых, тЯжело ранили ударом сабли в предплечье капитана
Ђндреса  €барру,  убили  шотландского  полковника ‚ильЯма ”ергюссона,  члена
Ѓританского легиона и адъютанта президента, о котором последний говорил, что
он храбр, словно –езарь, и поднЯлись по лестнице с  криками: "„а здравствует
свобода, и смерть тирану".
     ЊЯтежники  приговорили  его  к  смерти  за  чрезвычайную  склонность  к
диктаторству,   которую  генерал   продемонстрировал   три   месЯца   назад,
воспрепЯтствовав победе  сторонников ‘антандера на “чредительном собрании  в
Ћканье  -  ‘антандер,  который  был  в  течение  семи  лет  вице-президентом
республики,  был низложен.  ‘антандер  сообщил  об этом  своему  другу одной
фразой, типично  в  его стиле:  "џ  имел удовольствие быть  погребенным  под
обломками конституции 1821 года". …му было  тогда тридцать шесть лет. Ћн был
назначен полноправным представителем  страны в ‚ашингтоне, но несколько  раз
откладывал отъезд, возможно, рассчитываЯ на то, что заговор удастсЯ.
     ѓенерал и  Њануэла ‘аенс едва успели помиритьсЯ и  пробыть вместе  лишь
одну  ночь. Љонец недели они провели  в селении ‘оача,  в  двух с  половиной
лигах  от  того места, и  вернулись  в понедельник  в  разных колЯсках после
любовных  разногласий,  более  глубоких,  чем  обычно,  ибо  он был  глух  к
предупреждениЯм о том, что его  хотЯт убить, о чем говорили все и  во что не
верил  только  он  один. Ћна не  отвечала  на его  многочисленные  посланиЯ,
которые он отправлЯл из дворца ‘ан Љарлос, напротив ее дома, до  того самого
вечера,  до  девЯти  часов, когда  она,  получив  три  особенно  настойчивые
записки, надела  поверх домашних туфель  непромокаемые башмаки, закуталась в
шаль  и пошла  под дождем через  улицу. Ћна обнаружила его  плавающим  лицом
кверху  в благоухающих водах ванны, без  •осе Џаласиоса, и не принЯла его за
мертвеца потому  лишь, что много раз видела, как он предаетсЯ размышлениЯм в
этом приЯтном состоЯнии. Ћн узнал ее по шагам и заговорил, не открываЯ глаз.
     - Ќазревает бунт, - сказал он.
     …е ирониЯ не могла скрыть раздражение.
     - ‚ добрый час, - ответила она. - Ћни еще успеют до десЯти, ведь вы так
внимательны к предупреждениЯм.
     - џ верю только в предзнаменованиЯ, - сказал он.
     ЏодобнаЯ  игра   была   уже   позволительна,  поскольку  начальник  его
генерального штаба, открывший  заговорщикам ночной пароль,  чтобы  они могли
беспрепЯтственно пройти во  дворец, дал ему слово,  что  заговор провалитсЯ.
’ак что он вышел из ванной в веселом расположении духа.
     - Ќе тревожьсЯ, - сказал он, - этим сволочам подрежут крылышки.
     Ћни  начали резвитьсЯ в постели, он обнаженный, она полураздетаЯ, когда
услышали первые крики, первые выстрелы и грохот пушек, стрелЯвших по казарме
преданных ему частей. Њануэла быстро помогла ему одетьсЯ, надела на его ноги
непромокаемые башмаки, в которых пришла сама, потому что  единственную  пару
сапог  генерал отдал чистить, и помогла ему спуститьсЯ через балкон с саблей
и пистолетом, правда, без  всЯкого прикрытиЯ от дождЯ. Ќе успел он оказатьсЯ
на улице,  как взЯл  на прицел чью-то тень,  котораЯ  приближалась  к  нему:
"‘той!  Љто   идет?"  ’о  был  его  вестовой,  который  возвращалсЯ  в  дом,
встревоженный новостью, что его  хозЯина  убили. ђешив разделить с генералом
его участь  до конца, он прЯталсЯ вместе с ним  в зарослЯх близ моста Љармен
через ручей ‘вЯтого  Ђвгустина,  до тех пор  пока  не зазвучали  залпы пушек
верных ему войск.
     Њануэла  ‘аенс, котораЯ при подобных обстоЯтельствах  всегда  проЯвлЯла
хитрость и смелость, вышла навстречу атакующим, ворвавшимсЯ  в  спальню. Ћни
спросили ее  о  президенте,  и она ответила,  что  он  в зале  заседаний  …е
спросили, почему в зимнюю ночь открыта дверь на  балкон, и она ответила, что
открыла ее посмотреть,  что там за шум на улице. …е спросили, почему постель
еще теплаЯ, и она ответила, что спала, не раздеваЯсь, в ожидании президента.
Ћна тЯнула времЯ, запутывала их своими ответами и курила  плохие  извозчичьи
папиросы,  чтобы  уничтожить  запах одеколона,  который  еще  чувствовалсЯ в
комнате.
     ‚оенный суд  под председательством генерала ђафаэлЯ “рданеты установил,
что генерал ‘антандер  был тайным руководителем заговора, и приговорил его к
смерти.  …го  враги говорили, что  этот  приговор более чем заслужен  им, не
столько за участие  в заговоре, сколько  за цинизм, когда он первым поЯвилсЯ
на главной площади, чтобы сердечно обнЯть президента. Џоследний сидел верхом
на  лошади,  мокрый  от  дождЯ, без  рубашки,  в рваном и  грЯзном  мундире,
приветствуемый овациЯми солдат и крестьЯн, которые бросились сюда в дождь из
ближних пригородов,  требуЯ предать  убийц  смерти. "‚се участники  получили
разную меру наказаниЯ, - написал генерал маршалу ‘укре - ‘антандер - главный
из них, но  наиболее  счастливый, потому  что его хранит мое великодушие". ‚
самом деле, своей абсолютной властью он  заменил смертную  казнь на ссылку в
Џариж. € наоборот, без достаточных доказательств был расстрелЯн адмирал •осе
Џруденсио ЏадильЯ, который сидел в тюрьме в ‘анта-”е за несостоЯвшийсЯ мЯтеж
в Љартахена-де-€ндиас •осе  Џаласиос  никогда, когда  дело касалось генерала
‘антандера, не знал, где правда, а где  сон, который приснилсЯ  его хозЯину.
Ћднажды в ѓуаЯкиле тот рассказал,  что  видел во сне открытую книгу, лежащую
на толстом брюхе, но вместо  того, чтобы читать ее, стал  отрывать  страницы
одну за другой и поедать их, смачно пережевываЯ и чавкаЯ как козел. ‚ другой
раз,  в  Љукуте,  он  видел  себЯ  сплошь покрытого  тараканами.  Ћднажды  в
‘анта-”е, на  деревенской усадьбе  в Њонтсеррате,  он  проснулсЯ  с  криком,
потому  что  ему  приснилось, будто  генерал ‘антандер,  с которым он вместе
завтракал, вынул глаза, так как они мешали ему есть, и  положил их на  стол.
’ак что, когда на рассвете близ ѓуадуаса генерал сказал,  что видел  во  сне
‘антандера, •осе  Џаласиос даже не спросил его  о  содержании  сна, а просто
попыталсЯ успокоить, вернув к действительности.
     - Њежду ним и нами ровно половина всех морей, - сказал он.
     Ќо генерал остановил его, бросив на него быстрый взглЯд.
     - “же  нет, - ответил он. - “верен, этот  трус •оакин  Њоскера позволит
ему вернутьсЯ.
     ќта мысль  мучила его со  днЯ  последнего  возвращениЯ  в страну, когда
отказ от власти  стал длЯ него  вопросом чести.  "џ  предпочитаю ссылку  или
смерть такому бесчестью,  как  оставить мою славу  в  руках колледжа ‘вЯтого
Ѓартоломе", -  сказал он •осе  Џа-ласиосу. Ћднако  противоЯдие само по  себе
содержало Яд,  ибо по мере приближениЯ  к окончательному решению в нем росла
уверенность, что  сразу  после его  отъезда  будет вызван  из ссылки генерал
‘антан-дер,  который из всей  этой своры  крючкотворов был  в  самом высоком
чине.
     - Ћн-то и есть самый отъЯвленный мошенник, - сказал генерал.
     ‹ихорадка прошла окончательно, и он почувствовал такой подъем духа, что
попросил у  •осе Џаласи-оса перо и  бумагу, надел очки и  собственной  рукой
написал письмо Њануэле ‘аенс из шести строчек. ќто  показалось странным даже
•осе Џаласиосу, привыкшему к его  неожиданным поступкам,  и  он расценил это
как предзнаменование или как приступ неудержимого вдохновениЯ. ќто не только
противоречило его  решению, высказанному  в прошлую пЯтницу, никогда в жизни
больше не  писать  ни одного  письма, но и  шло  вразрез с привычкой  будить
писцов  в  любое  времЯ  суток,  чтобы  закончить  отложенное  письмо,   или
продиктовать  им какое-нибудь воззвание, или помочь привести в  порЯдок свои
мысли,  перепутанные  в часы  бессонницы. …ще  более странным  было то,  что
письмо не было вызвано крайней  необходимостью, - ко всему, что он сказал ей
на  прощание, была добавлена только  одна  фраза, похожаЯ  на зашифрованную:
"Ѓереги себЯ; если не  сбережешь, то, потерЯв себЯ, потерЯешь нас обоих". Ћн
написал ее,  как обычно, повинуЯсь  порыву, не обдумываЯ  этого  заранее,  и
наконец лег в гамак и стал раскачиватьсЯ, задумчиво глЯдЯ на письмо, которое
держал в руке.
     -  Ћгромную  власть имеет над  нами непреодолимаЯ  сила любви,  - вдруг
произнес он. - Љто это сказал?
     - Ќикто, - ответил •осе Џаласиос.
     Ћн не умел ни читать, ни писать и не хотел учитьсЯ, приводЯ тот простой
аргумент, что  ума  у него не больше,  чем у осла. Ћднако он  мог  запомнить
любую фразу, которую когда-либо случайно слышал, но этой не помнил.
     -  ‚  таком случае  это  сказал  Я, -  ответил генерал,  -  но мы будем
считать, что это сказал генерал ‘укре.
     Ќи с кем не было ему так  хорошо  в трудные  времена, как с племЯнником
”ернандо. Ћн  был самым услужливым и терпеливым  из  всех писарей  генерала,
хотЯ, может быть, не самым блестЯщим, зато он стоически переносил произвол в
распорЯдке  днЯ  и  раздражение  от  бессонницы.  ѓенерал  будил  его, когда
вздумаетсЯ, чтобы  тот  почитал ему  какую-нибудь  скучную книгу или  сделал
неожиданные  и  непременно  срочные  заметки,   которые  на  следующий  день
выкидывались  в  мусорное ведро. „етей  у  генерала  не  было,  несмотрЯ  на
бесчисленные ночи любви (впрочем, он говорил, что не  бесплоден и что у него
есть тому доказательства), и после смерти  своего брата он стал заботитьсЯ о
”ернандо.  ѓенерал отправил  его  с  рекомендательными  письмами  в  ‚оенную
академию в  „жорджтауне, где  генерал ‹афайет высказал ему слова уважениЯ  и
восхищениЯ его  дЯдей.  Џотом  ”ернандо  училсЯ в  колледже  „жефферсона,  в
арлотт-вил-ле, а затем в ‚иргинском университете. Џреемником, о котором мог
бы мечтать генерал, он  не стал,  потому что  ”ернандо надоели академические
науки и он с удовольствием  поменЯл их на свежий  воздух и уютное  искусство
садовода.  ѓенерал  вызвал  его  в  ‘анта-”е,  как  только  закончилось  его
обучение,  и, тотчас  обнаружив  в  нем  изрЯдные способности,  назначил его
писцом  не  только  за  его  каллиграфический  почерк и  прекрасное владение
разговорным и письменным английским,  но и потому, что тот был единственным,
кто мог использовать лист бумаги так, что  читатель  следил за написанным  с
неослабевающим интересом; и кроме того, когда он читал вслух, то добавлЯл от
себЯ всЯкие  смелые  пассажи,  чтобы расцветить скучные  куски. Љак у  всех,
служивших  генералу, у него была  своЯ несчастнаЯ минута,  когда он приписал
–ицерону  фразу  „емосфена,  а генерал  потом  в  докладе  это процитировал.
ѓенерал поступил с ним  суровее, чем поступил бы с  другими,  но простил его
раньше, чем окончилось наказание.
     ѓенерал •оакин  Џосада ѓутьерес, губернатор провинции, заранее  посылал
гонцов в те  места, где он собиралсЯ ночевать,  чтобы за два днЯ  они  могли
предупредить о его приезде и сообщить властЯм о тЯжелом физическом состоЯнии
генерала. Ќо  те,  кто  видел его, когда он  прибыл в ѓуадуас в  понедельник
вечером,  говорили,  повторЯЯ  устойчивые  слухи,  что  тревожные  вести  от
губернатора и само путешествие - не более чем политическаЯ интрига.
     ѓенерал был  непобедим,  в  который уже  раз.  Ћн въехал  в  ѓуадуас по
главной улице, наперекор всему, с цыганской повЯзкой на голове, чтобы пот не
стекал по  лицу; он  приветственно  махал шлЯпой, а вокруг слышались  крики,
взрывы петард и звон церковных колоколов, перекрывавший военную музыку, а он
сидел  верхом  на  муле,  который  трусил  рысцой,  что  не  давало  никакой
возможности  сохранить  хоть  какую-нибудь  торжественность, приличествующую
параду. …динственное  здание,  окна  которого  были  наглухо  закрыты,  была
монастырскаЯ школа длЯ девочек, и в  тот же вечер прошел слух, что  ученицам
было  запрещено  принимать участие во встрече,  но  тем,  кто  ему  об  этом
рассказывал, генерал посоветовал не верить сплетнЯм про монастыри.
     Ќакануне  вечером •осе  Џаласиос  отдал  в  стирку рубашку,  в  которой
генерал  потел, трЯсЯсь от лихорадки.  Ћрдинарец  отнес ее солдатам,  что на
рассвете стирали в реке белье, однако, когда настало времЯ  уезжать, никто и
понЯтиЯ  не  имел, где  она.  Џока они добирались до  ѓуадуаса  и  пока  шло
празднество,  •осе  Џаласиос настоЯл  на том, чтобы хозЯин постоЯлого  двора
принес рубашку  нестиранной,  дабы индейский целитель мог продемонстрировать
свое могущество. ’ак что, когда генерал вернулсЯ домой, •осе Џаласиос, вводЯ
его  в курс дела,  списал все на нерасторопность хозЯина и уведомил,  что  у
генерала нет  ни  одной рубашки, кроме  той,  что на нем.  Ћн  принЯл это  с
философской покорностью.
     - ‘уевериЯ сильнее любви, - сказал он.
     -  —удно,  но со вчерашнего вечера  лихорадка вас больше  не трепала, -
сказал  •осе   Џаласиос.   -  —то,  если  врачеватель  и   вправду  оказалсЯ
волшебником?
     Ћн не ответил, погруженный в глубокое раздумье, раскачиваЯсь в гамаке в
такт своим мыслЯм.
     - ‚  самом  деле, голова больше не болит, -  наконец  сказал он.  - Ќет
горечи во рту, и исчезло ощущение, что Я падаю с башни.
     Џотом хлопнул себЯ по колену и решительно выпрЯмилсЯ.
     - € не морочь мне больше голову, - отрезал он.
     „вое слуг  внесли в спальню огромный чан  с  горЯчей водой,  в  которой
плавали ароматические травы, и •осе Џаласиос  приготовил ему вечернюю ванну,
сказав, что сам он скоро пойдет спать,  так как очень устал за день.  Ћднако
пока  генерал диктовал  письмо  ѓабриэлю  Љамачо,  супругу своей  племЯнницы
‚алентины Џаласиос и своему поверенному по продаже медных  рудников  в Ђроа,
унаследованных  им от предков, вода в ванне остыла. ‘ам он, видимо, имел  не
очень  Ясное  представление  о  своей  судьбе,  потому  что  в  одном  месте
продиктовал, что  направлЯетсЯ  в Љюрасао, пока благополучно  не  завершатсЯ
дела  Љамачо, а  в другом  месте просил писать  ему в  ‹ондон, на адрес сэра
ђоберта ‚ильсона,  с  копией сеньору Њаксвелу •ислопу на  џмайку, дабы  быть
уверенным, что хоть одно из писем его найдет, если потерЯетсЯ другое.
     „лЯ  многих, и особенно длЯ секретарей и адъютантов, шахты в Ђроа  были
чем-то  вроде  лихорадочного бреда. Ћни  так мало  интересовали  его, что на
протЯжении многих лет их разрабатывали случайные люди. Ћн вспомнил о них  на
склоне  лет,  когда деньги стали  таЯть,  но не смог продать  их  английской
горнорудной  компании, потому  что не имел  никакого понЯтиЯ о  том,  что же
представлЯют   собой  его   рудники.  ’аково  было  начало  легендарного   и
запутанного  юридического процесса, который  продолжалсЯ еще  два года после
его смерти. ‚о времена  всех сражений,  политических интриг и личных распрей
все  понимали, о чем  идет речь, когда генерал говорил "моЯ тЯжба". „лЯ него
не существовало другой, кроме его дела о рудниках в Ђроа. Џисьмо, которое он
продиктовал в ѓуадуас дону  ѓабриэлю Љамачо, оставило  у племЯнника ”ернандо
ошибочное впечатление,  что  они не едут в …вропу, потому  что  спор еще  не
решилсЯ, и ”ернандо сказал об этом, когда играл в карты с другими офицерами.
     - ’ак мы никогда не уедем, - произнес полковник ‚ильсон. - Њой отец уже
давно спрашивал, существуют эти медные рудники на самом деле или нет.
     - €х никто  не видел - как можно сказать, что они существуют? - заметил
капитан Ђндрес €барра.
     - ‘уществуют, - сказал генерал Љарреньо. - ‚ департаменте ‚енесуэла.
     ‚ильсон недовольно ответил:
     - ‡десь и сейчас Я сомневаюсь даже, существует ли ‚енесуэла.
     Ћн не скрывал  своей досады. ‚ильсону  стало  казатьсЯ, что  генерал не
любит его и держит у себЯ в свите только из-за его отца, которому всегда был
благодарен  за  то,  что  тот поддержал  эмансипацию  Ђмерики  в  английском
парламенте.  Ћдин из  старых адъютантов,  зловредный  француз,  слышал,  как
генерал сказал:  "‚ильсону нужно бы  пройти школу трудностей, или даже бед и
нищеты". „оказательств, что генерал на  самом деле  так сказал, у полковника
‚ильсона не  было, но он считал, что в любом случае с него хватило участиЯ в
одном  сражении, чтобы почувствовать  себЯ прошедшим все  эти три школы. …му
было  двадцать  шесть  лет,  и  уже  прошло  восемь,  как  отец послал его в
распорЯжение генерала, после того как он закончил  обучение в ‚естминстере и
‘эндхерсте.  Ћн был адъютантом генерала в  боЯх при  •унине,  и  именно  он,
верхом  на муле, доставил из —укисаки проект конституции Ѓоливии, пробираЯсь
по  горному  карнизу  длиной в триста шестьдесЯт лиг. ЋтправлЯЯ его, генерал
сказал, что он должен быть  в ‹а-Џасе  не  позднее  чем  через двадцать один
день. ‚ильсон вытЯнулсЯ по стойке смирно:  "џ буду там через  двадцать, ваше
превосходительство". „обралсЯ же он за девЯтнадцать.
     Ћн решил вернутьсЯ в …вропу вместе  с генералом, но с каждым днем в нем
росла   уверенность,  что  генерал   то  и  дело,  под  разными  предлогами,
откладывает  путешествие.  ‚от  сейчас  начались  разговоры  о шахтах  Ђроа,
которые не могли служить настоЯщим предлогом уже более двух лет, и  это было
длЯ ‚ильсона неутешительным признаком.
     •осе Џаласиос  снова  нагрел  воду после  того,  как  было продиктовано
письмо, но генерал  не стал принимать  ванну, а беспрестанно шагал из угла в
угол, декламируЯ длинную поэму, написанную длЯ детей, так громко,  что  было
слышно на  весь дом. Ћн  все еще  писал  стихи,  о которых знал  только •осе
Џаласиос.  Љружа по дому, он несколько раз проходил по  галерее, где офицеры
играли  в  ропилью  -  креольское   название  галисийской   карточной   игры
"кватри-льо",  -  в  которую  и  он  когда-то любил  играть.  Ћн  на  минуту
задержалсЯ посмотреть на  игру  и, заглЯдываЯ поочередно через плечо каждого
из  игроков,  высказал  свои замечаниЯ по поводу  партии,  а  потом  зашагал
дальше.
     -  ЏонЯть не могу,  как можно  терЯть  времЯ  за такой нудной  игрой, -
сказал он.
     Ћднако когда он опЯть оказалсЯ на  галерее,  то не смог  устоЯть  перед
искушением  и попросил капитана €барру уступить ему  место за столом. …му не
хватало терпениЯ, которое необходимо хорошему игроку, он был агрессивен и не
умел  проигрывать,  но  он был  хитер  и стремителен и умел  быть на высоте,
находЯсь  среди подчиненных. ‚  тот  раз,  с генералом Љарреньо  в  качестве
партнера, он сыграл шесть партий и все проиграл € бросил карты на стол.
     - „ерьмоваЯ игра, - сказал он.  -  Џосмотрим, кто  осмелитсЯ  сыграть в
ломбер.
     ‘ыграли. Ћн выиграл три партии  подрЯд, настроение у  него поднЯлось, и
он стал подшучивать  над полковником ‚ильсоном и над  тем,  как тот играет в
ломбер.  ‚ильсон принЯл это  с  легким  сердцем  и,  воспользовавшись добрым
расположением духа генерала как преимуществом, не проиграл. ѓенерал сделалсЯ
напрЯженным,  поджал  бледные  губы,  в  глазах,  спрЯтанных  под  косматыми
бровЯми, поЯвилсЯ диковатый блеск прежних времен. Ћн не проронил ни слова, и
только  мучительный кашель  мешал  ему сосредоточитьсЯ.  Џосле  полуночи  он
прервал игру.
     - ‚есь вечер Я на сквознЯке, - сказал он.
     ‘тол  перенесли в более укрытое место,  но  он продолжал проигрывать Ћн
попросил,  чтобы  смолкли флейты, которые слышались  неподалеку на  каком-то
празднике,  но  флейты  все  равно  постоЯнно  были  слышны  и   перекрывали
стрекотанье сверчков.  Ћн несколько  раз  пересаживалсЯ, положил на  сиденье
подушку, чтобы стало повыше и поудобнее, выпил липового чаю, который помогал
ему  от  кашлЯ, сыграл несколько  партий, вышагиваЯ по галерее  из  конца  в
конец, но все равно  продолжал проигрывать. ‚ильсон не сводил с  него Ясных,
полных ненависти глаз, но он не удостоил его ответным взглЯдом.
     - ќто крапленаЯ карта, - вдруг сказал он
     - ќто ваша карта, генерал, - сказал ‚ильсон.
     ќто  действительно  была  его карта, но  он осмотрел ее со всех сторон,
потом  остальные, карту за  картой, и наконец заменил ее. ‚ильсон не дал ему
передышки. ‘верчки замолчали, установилась долгаЯ тишина, прерываемаЯ только
порывами влажного ветра, который приносил на галерею  первые ароматы знойных
долин, да какой-то петух прокукарекал  три раза. "ќто  сумасшедший петух,  -
сказал €барра. - ‘ейчас не  больше двух ночи".  Ќе  поднимаЯ  глаз от  карт,
генерал жестко повелел:
     -  Ќикто не  уйдет отсюда, черт  бы всех  побрал!  ‚озражений не  было.
ѓенерал  Љарреньо,  который  следил  за  игрой  скорее  с  тревогой,  чем  с
интересом,  вспомнил о  самой длинной  в  своей жизни ночи,  за  два года до
этого,  когда  в Ѓукараманге они ждали результатов “чредительного собраниЯ в
Ћканье. Ћни начали играть в девЯть вечера и закончили в  одиннадцать утра на
следующий  день, когда его  партнеры  подыграли ему  и он  выиграл  три раза
подрЯд. ЋпасаЯсь  подобного испытаниЯ сил  этой ночью  в  ѓуадуасе,  генерал
Љарреньо  сделал знак  полковнику  ‚ильсону,  чтобы  тот начал  проигрывать.
‚ильсон не обратил  на него вниманиЯ. Ќемного позже, когда ‚ильсон  попросил
перерыв  на пЯть минут, Љарреньо пошел за ним в глубину  террасы и нашел его
изливающим свои аммиачные накоплениЯ на горшки с геранью.
     - Џолковник ‚ильсон, - приказал ему генерал Љарреньо. - Ћстановитесь!
     ‚ильсон ответил, не поворачиваЯ головы:
     - „айте закончить.
     Ћн спокойно закончил свое дело и повернулсЯ, застегиваЯ ширинку.
     -  Ќачинайте проигрывать,  - сказал ему  Љарреньо. -  •отЯ бы длЯ того,
чтобы поддержать товарища в беде.
     - џ сражаюсь за то,  чтобы никому не наносили подобной обиды, -  сказал
‚ильсон с некоторой иронией.
     - ќто приказ,  -  сказал  Љарреньо  ‚ильсон,  встав  по стойке  смирно,
посмотрел на  него с высоты своего роста  с величественным презрением. Џотом
вернулсЯ к столу и начал проигрывать. ѓенерал понЯл.
     - ‚ вашем поступке нет необходимости, дорогой мой ‚ильсон, - сказал он.
- ‚ конце концов, будет справедливо, если мы все отправимсЯ спать.
     Ћн крепко пожал всем руки, как делал всегда, вставаЯ из-за стола, чтобы
показать: игра  никак не влиЯет на дружеские  отношениЯ -  и ушел в спальню.
•осе Џаласиос  спал на полу, но  поднЯлсЯ, увидев, что  он входит в комнату.
ѓенерал  быстро  разделсЯ  и,  обнаженный,  стал  раскачиватьсЯ   в  гамаке,
неотвЯзно думаЯ о  чем-то, и  его дыхание  становилось  все  более  шумным и
хриплым по мере того, как он размышлЯл. Џотом  он лег  в ванну,  и  его била
дрожь, но не от холода, а от гнева.
     - ‚ильсон - мошенник, - сказал он.
     Ћн провел  одну  из  худших своих ночей. ‚опреки  его  приказаниЯм •осе
Џаласиос предупредил  офицеров, что, возможно, понадобитсЯ врач, и  завернул
его  в  простыни,  чтобы он  пропотел. Џростыни  намокали  одна за другой за
короткие промежутки  времени, которые заканчивались приступом  лихорадочного
бреда. Ћн несколько раз прокричал: "Ќа кой  черт разыгрались эти флейты!" Ќо
на этот раз ему никто не мог помочь, поскольку флейты умолкли еще в полночь.
Ќесколько позже он нашел виновника своего плохого самочувствиЯ.
     -  џ чувствовал себЯ прекрасно, -  сказал он, - пока мне не  заморочили
голову этим козлом-индейцем и моей рубашкой.
     Џоследний переход до Ћнды проходил по обрывистому горному карнизу,  где
воздух  был похож  на  жидкое  стекло, и  это  можно было  вытерпеть  только
благодарЯ сопротивлЯемости организма и присущей  ему  силе воли, ведь нельзЯ
забывать, что ночь он провел  почти в агонии. ‘ первых же  минут он, вопреки
обычаю,  несколько  поотстал,  чтобы  ехать рЯдом  с  полковником ‚ильсоном.
Џоследний  воспринЯл  это  как предложение  забыть  неприЯтности  вчерашнего
вечера, проведенного за игрой, и протЯнул ему руку, как делают  сокольничие,
чтобы он оперсЯ  о нее.  ’ак ему  удалось одолеть крутой  спуск, - полковник
‚ильсон был тронут  его уступчивостью, а генерал, который дышал из последних
сил,  был  все-таки  непревзойденным  наездником.  Љогда  они  прошли  самый
обрывистый участок, он спросил полковника, будто они  находились на светском
приеме:
     - Љак там сейчас в ‹ондоне?
     Џолковник ‚ильсон взглЯнул  на  солнце, которое было  почти в зените, и
ответил:
     - Џлохо, генерал.
     Ћн не удивилсЯ и снова спросил тем же тоном:
     - Џочему?
     -  Џотому что  там сейчас шесть  часов  вечера,  а  это  худшее времЯ в
‹ондоне, -  сказал  ‚ильсон.  -  Љроме  того,  должно  быть,  моросит  серый
мертвенный,  как болотистаЯ вода, дождик, ибо весна у нас  -  самое  ужасное
времЯ года.
     - Ќе говорите мне, что вы победили ностальгию, - сказал генерал.
     - Ќапротив: ностальгиЯ победила менЯ, - сказал ‚ильсон. - € Я нимало ей
не сопротивлЯюсь.
     - ’ак вы хотите или не хотите вернутьсЯ?
     - џ уже и не знаю, мой генерал, - сказал ‚ильсон. - џ во власти судьбы,
котораЯ мне не принадлежит.
     ѓенерал посмотрел ему в глаза и удивленно произнес:
     - џ мог бы сказать о себе то же самое.
     Љогда он снова заговорил, и голос и состоЯние духа его были другими.
     - Ќе  беспокойтесь, - сказал он. - Ѓудь что будет, но мы едем в …вропу,
хотЯ бы длЯ того, чтобы не  лишать вашего отца радости увидеть вас. - Џотом,
после долгого размышлениЯ, заключил:
     - € позвольте сказать  вам последнее, дорогой мой ‚ильсон:  о вас могут
сказать что угодно, кроме того, что вы мошенник.
     Џолковник  ‚ильсон  уступил  ему  и   на  этот  раз,  привычный  к  его
мужественному раскаЯнию, особенно после карточной  игры  или военной победы.
Ћн спокойно ехал дальше,  подставив  свою твердую руку сокольничего дрожащей
руке самого знаменитого  больного обеих  Ђмерик, а воздух между  тем начинал
закипать, и они, будто  мухи, боЯлись больших зловещих птиц, которые кружили
у них над головами.
     ‚ самом  трудном  месте горного склона  они  встретились с  несколькими
индейцами,  которые переправлЯли  группу европейцев,  несЯ  их  на сиденьЯх,
привЯзанных  к  спине.  ‚друг, незадолго  до конца спуска, какой-то безумный
всадник промчалсЯ галопом в том же направлении, что и они. Ќа нем была ЯркаЯ
шлЯпа, почти целиком закрывавшаЯ лицо, и он так неожиданно поЯвилсЯ, что мул
капитана  €барры  чуть  не сорвалсЯ в  пропасть  от  испуга.  ѓенерал  успел
крикнуть ему:  "‘мотрите,  куда  скачете,  черт  вас  возьми!" Ћн следил  за
всадником,  пока не потерЯл его из виду за первым же поворотом, но продолжал
следить и тогда, когда тот вновь поЯвлЯлсЯ все ниже и ниже по склону.
     ‚ два часа  днЯ они преодолели последний подъем, и перед ними до самого
горизонта открылась сиЯющаЯ долина, в глубине которой  расстилалсЯ, покрытый
дымкой,  славный город  Ћнда,  с кастильским каменным  мостом через  большую
илистую реку, с разрушенными городскими стенами и колокольней, рассыпавшейсЯ
от  землетрЯсениЯ.  ѓенерал   не  отрывал  взглЯда  от  знойной  долины,  но
единственное, что волновало его, - это всадник в Яркой  шлЯпе, который в тот
момент скакал по мосту неутомимым галопом. € тут он догадалсЯ.
     - ѓосподи!  - сказал он. - …динственное,  что  может  вызвать  подобную
спешку, - это письмо к Љассандру с вестью о том, что мы наконец отбыли.
     ЌесмотрЯ  на предупреждение не устраивать никаких празднеств  по поводу
его  прибытиЯ, веселаЯ кавалькада выехала встречать его в порт, и губернатор
Џосада  ѓутьерес велел устроить фейерверк с оркестром на  целых три  днЯ. Ќо
дождь испортил  праздник  еше  до того, как свита въехала на торговые улицы.
ќто был  неожиданный ливень  большой разрушительной  силы,  он размыл улицы,
залил  кварталы беднЯков,  но  жара  все  равно  стоЯла  невыносимаЯ.  ‘реди
беспорЯдочных салютов то и дело слышалась стараЯ-престараЯ шутка: "‡десь так
жарко, что  курицы несутсЯ  Яичницей".  †ара  стоЯла все три днЯ.  ‚о  времЯ
сиесты  чернаЯ  туча  спустилась с  Љордильер,  накрыла  город  и  пролилась
нежданным  ливнем. Џотом  на прозрачном небе снова засверкало солнце, так же
немилосердно, как  раньше; городские службы  стали  очищать город  от грЯзи,
принесенной ливнем, а над  вершинами холмов  с утра снова  стала  собиратьсЯ
чернаЯ туча.  ‚  любой час  днЯ или ночи, в домах  и на улице - всюду давала
себЯ знать жара.
     ‘традаЯ  от лихорадки,  генерал с трудом  выдерживал пытку официального
чествованиЯ ‚оздух кипел от гула голосов в зале заседаний городского совета,
но  генерал, не  слушаЯ  их, заговорил с  сидЯщим  в кресле епископом  - тот
плавилсЯ от  жары  и едва-едва  мог шевелить губами.  „есЯтилетнЯЯ девочка в
платьице  из  органди,  с  крылышками  ангела,  задыхаЯсь  от  торопливости,
прочитала оду  во славу генерала. Џосередине ошиблась, начала сначала, но не
так, как надо, запуталась окончательно и, не знаЯ, что делать, уставилась на
него  глазами,  полными   ужаса.  ѓенерал  ободрЯюще  улыбнулсЯ  ей  и  тихо
подсказал:
     +++
     Ѓлеск его клинка Ярок,+
     ‘ловно свет его славы.+
     <€з "Џесни Ѓоливару" X. X. Ћльмедо.>
     +++
     ‚ первые годы  властвованиЯ генерал  не упускал случаЯ устроить  шумный
блестЯщий  банкет,  а  приглашенных кормил  до  отвала  и  поил  до  полного
опьЯнениЯ. Ћт прошлого  величиЯ у него остались приборы с выгравированной на
них его монограммой,  которые  •осе  Џаласиос приносил  на званые обеды.  Ќа
приеме в Ћнде  он принЯл приглашение занЯть почетное место, но лишь пригубил
рюмку  портвейна  и едва  притронулсЯ  к  черепаховому супу,  который ему не
понравилсЯ.
     Ћн рано удалилсЯ в спальню, котораЯ была приготовлена в доме полковника
Џосады  ѓутьереса, однако весть о том, что на следующий  день ждут почту  из
‘анта-”е, окончательно лишила его возможности  уснуть. ‚ тоске и тревоге  он
снова стал думать, после трехдневного  перерыва, о постигшем его несчастье и
мучить  •осе  Џаласиоса  коварными  вопросами.  …му  хотелось   знать,   что
происходило после  его отъезда в городе,  где правит не его правительство, а
другое, и как идет  там жизнь  без него.  ‘реди мрачных  раздумий он обронил
фразу: "Ђмерика - это  половина  земного шара,  сошедшаЯ с ума". ‚ ту первую
ночь в Ћнде были все основаниЯ в это поверить.
     Ћн провел  эту ночь без  сна, измученный комарами, потому что отказалсЯ
спать под москитной сеткой. Ћн то  ворочалсЯ с боку на бок, разговариваЯ сам
с собой, то с силой раскачивал гамак, то заворачивалсЯ в одеЯло и погружалсЯ
в горЯчечный бред, почти что кричал, плаваЯ в болоте собственного пота. •осе
Џаласиос не  спал вместе  с ним, отвечал на его вопросы, ежеминутно  говорил
ему, который  час, даже не сверЯЯсь с двумЯ парами часов на цепочке, которые
всегда носил в  кармашках  жилета,  потому что  просто считал  минуты.  •осе
Џаласиос раскачивал его  гамак, когда  чувствовал,  что  ему  не  справитьсЯ
самому, и отгонЯл москитов полотенцем,  так что генералу удалось поспать три
часа  подрЯд. Ћднако  проснулсЯ  он, как от  толчка, незадолго до  рассвета,
когда  услышал голоса людей и крики  животных в  патио, и бросилсЯ  в ночной
рубашке встречать почту.
     ‚месте с караваном  прибыл  молодой  капитан Ђгу-стин де €турбиде,  его
адъютант-мексиканец, по какой-то причине в  последнюю минуту задержавшийсЯ в
‘анта-”е.  Ћн  привез  письмо  от  маршала  ‘укре,  в  котором  тот  выражал
глубочайшие  сожалениЯ,  что  не успел прибыть вовремЯ,  чтобы  попрощатьсЯ.
Џришло также письмо  от президента  Љайседо, написанное  двумЯ  днЯми ранее.
Ќесколько позже в спальню пришел губернатор Џосада ѓутьерес с пачкой вырезок
из  доминиканских газет,  и  генерал  попросил  его  прочитать  ему  письма,
поскольку длЯ его глаз света было еще мало.
     Ќовостью  было  то,  что  в  ‘анта-”е  в воскресенье перестал  дождь  и
многочисленные  семьи  с детьми  высыпали на лужайки  с  корзинами,  полными
жареной свинины, копченой грудинки,  кровЯной колбасы с луком,  белоснежного
сладкого  картофелЯ с  плавленым  сыром,  чтобы позавтракать  на  траве  под
сиЯющим солнцем, которого  город  не видел с  давних  времен. ќто воскресное
чудо рассеЯло нервное напрЯжение субботы. “ченики колледжа ‘вЯтого Ѓартоломе
вышли на улицу и разыграли комическую пьесу - несмотрЯ на аллегории, слишком
прозрачную по содержанию, - но не  встретили никакой поддержки. Ќедовольные,
они в сумерках разошлись  по домам,  а  в воскресенье их видели распевающими
"бамбуко" среди отдыхающих на солнечных лужайках горожан, до тех пор пока  в
пЯть часов  вечера опЯть не началсЯ  дождь,  причем  неожиданно, и  праздник
кончилсЯ.
     Џосада ѓутьерес прервал чтение.
     -  Ќичто на  свете  уже  не может  опорочить  вашу славу,  - сказал  он
генералу.  -  —то  бы там ни говорили,  ваше превосходительство, а вы всегда
будете величайшим из колумбийцев до скончаниЯ веков.
     - Ќе сомневаюсь,  - сказал генерал, - если от одного упоминаниЯ обо мне
начинает снова светить солнце.
     Ќо вот что все-таки  задело его в этом письме: исполнЯющий  обЯзанности
президента  республики призвал либералов стать сторонниками ‘антандера,  как
если бы с генералом все было кончено.
     - Ќе знаю,  откуда только  демагоги выкопали это  право -  призывать на
свою сторону либералов, - сказал он. - Ћни крадут  слова, как, впрочем, все,
что попадает им в руки, только и всего.
     Ћн  рывком  выбралсЯ  из  гамака, продолжаЯ  непринужденный разговор  с
губернатором и мерЯЯ комнату из конца в конец шагами солдата.
     - Џравда заключаетсЯ в  том, что  здесь нет  других партии,  кроме тех,
которые поддерживают менЯ,  и  тех,  кто против менЯ, и вы знаете это лучше,
чем Я, - заключил он. - €  хотЯ они в это не верЯт, самый большой  либерал -
это Я.
     Ќемного  позже личный ординарец  губернатора принес  устное послание  о
том,  что  Њануэла  ‘аенс  не написала  ему, поскольку почте дано строжайшее
указание не  принимать  ее письма. ќто просила передать ему сама Њануэла - в
тот же  день  она направила исполнЯющему обЯзанности президента протестующее
письмо по поводу этого запрещениЯ, и так начались ее мытарства, окончившиесЯ
длЯ нее ссылкой и забвением.  Џосада  ѓутьерес, хорошо знавший все перипетии
этой  мучительной любви,  ожидал от генерала вспышки Ярости, но тот, услыхав
недобрую весть, улыбнулсЯ.
     - Џодобные конфликты привычны моей дорогой безумице, - сказал он.
     •осе Џаласиос не скрывал своего недовольства тем, что за все  три днЯ в
Ћнде генералу  не было выказано  должного уважениЯ. ‘амым  удивительным было
предложение посетить серебрЯные рудники в ‘анта-Ђна, в  шести лигах от Ћнды,
но еще более удивительным было то, что генерал принЯл это предложение и даже
спустилсЯ в  одну  из  подземных галерей.  Ѓолее  того:  на  обратном  пути,
несмотрЯ на то что у него  была высокаЯ температура, а  голова раскалывалась
от мигрени, он решил искупатьсЯ  в речной заводи. „алеко в  прошлом остались
те времена, когда  он мог переплыть широкую реку с завЯзанной  рукой  и даже
так  выиграть заплыв.  ‚прочем,  на этот раз  он без  устали проплавал около
получаса, хотЯ  те, кто видел  его  тощий, как у собаки, хребет и рахитичные
ноги, не могли понЯть, как такой бестелесный человек до сих пор жив.
     ‚  последний  вечер муниципалитет  устроил  бал  в  его  честь,  но  он
извинилсЯ,  что не  сможет присутствовать,  поскольку прогулка  утомила его.
“единившись в  спальне с  пЯти  часов вечера,  он продиктовал ”ернандо ответ
генералу „оминго Љайседо  и  велел  прочитать ему  еще несколько страниц про
любовные истории  ‹имы, начинаЯ с той, где  главным героем был он сам. Џотом
принЯл теплую  ванну и неподвижно застыл в  гамаке,  слушаЯ доносимые ветром
всплески музыки с  бала в его честь. •осе  Џаласиос  думал, что он спит, как
вдруг он спросил:
     - Џомнишь этот вальс?
     Ћн   насвистел   несколько  так-тов,   чтобы  освежить  памЯть   своего
управлЯющего, но тот не вспомнил.
     - ќтот вальс все времЯ играли, когда мы вернулись в ‹иму из —укисаки, -
сказал генерал.
     ќтого •осе Џаласиос не помнил, но он никогда не забывал ночи его  славы
8 февралЯ  1826 года. “тром  того днЯ  ‹има устроила  ему царский  прием,  и
генерал ответил городу  словами, которые повторЯл, не пропускаЯ,  при каждом
тосте: "Ќа  всем огромном пространстве Џеру больше  не  осталось  ни  одного
испанца".  ‚  тот  день  была  завершена борьба  за  независимость огромного
континента,  который   он  предполагал  превратить,  как  он  и  говорил,  в
объединение наций, самое обширное, самое необычное и самое могучее,  которое
когда-либо  знали на  земле. ќтот вальс воскресил ощущение праздника, вальс,
который  повторили  тогда  столько  раз,  сколько надо  было,  чтобы  с  ним
протанцевали все без  исключениЯ  дамы  ‹имы. …го  офицеры,  одетые  в самую
блестЯщую форму, какую  только видел город,  старались от него не отставать,
все они были замечательными танцорами, и воспоминаниЯ об этом жили в сердцах
их партнерш гораздо дольше, чем памЯть об их военной славе.
     ‚ последний вечер в Ћнде праздник открылсЯ победным вальсом, и он, лежа
в гамаке,  ждал,  когда  его  повторЯт  еще раз. Ќо  поскольку  его  все  не
повторЯли,  он вскочил  рывком, надел  тот же мундир  длЯ  верховой езды,  в
котором ездил  на рудники, и ЯвилсЯ на  бал без предупреждениЯ. Ћн  танцевал
почти три  часа  подрЯд,  заставлЯЯ повторЯть вальс всЯкий раз, когда  менЯл
партнершу,  пытаЯсь,  быть может,  восстановить из  пепла  своей тоски блеск
былого. “шли в прошлое те славные годы, когда все уже были вынуждены сдатьсЯ
и только он один до рассвета танцевал  с последней партнершей в пустом зале.
’анец имел  над  ним такую самодовлеющую власть,  что он  танцевал без пары,
когда ее не было, или, если не было  музыки, насвистывал сам  себе, а порой,
если  ему  было  очень  радостно,  мог пуститьсЯ  танцевать,  вскочив  из-за
обеденного  стола.  Ќо в последнюю  ночь в  Ћнде  он  был  так слаб,  что  в
перерывах  прикладывал к  лицу  платок,  смоченный одеколоном, и  вдыхал его
запах, чтобы восстановить силы, и все равно танцевал с таким  воодушевлением
и такой юношеской ловкостью, что окончательно уничтожил версию о том, что он
смертельно болен.
     ‚скоре  после  полуночи, когда  он  вернулсЯ  домой, ему  сказали,  что
какаЯ-то женщина  ждет  его в приемной. Ћна  была элегантна и высокомерна  и
источала весеннее благоухание. Ќа ней был бархатный костюм длЯ верховой езды
с длинными, до запЯстий рукавами, сапоги из тонкого сафьЯна  и средневековаЯ
шлЯпка  с  шелковой  вуалью.  ѓенерал,   как  полагаетсЯ  в  таких  случаЯх,
поклонилсЯ,  заинтригованный  таким странным визитом  в  неурочный  час.  Ќе
говорЯ ни слова,  она поднесла к его глазам медальон, висевший у нее  на шее
на длинной цепочке, и он с удивлением узнал ее.
     - Њиранда ‹индсэй! - воскликнул он.
     - „а, Я, - ответила она, - хоть Я уже и не та.
     Ќизкий грудной голос,  похожий на  звуки  виолончели, -  она говорила с
едва   заметным   акцентом,  -  должно  быть,   оживил  в  нем  незабываемые
воспоминаниЯ. Ћн  сделал знак часовому, чтобы тот вышел, и сел напротив нее,
так близко, что почти касалсЯ ее колен, и взЯл ее руки в свои.
     Ћни познакомились пЯтнадцать лет назад в Љингстоне, где он жил во времЯ
своей второй ссылки, на одном  завтраке у английского  коммерсанта Њаксвелла
•ислопа.  Ћна была  единственной  дочерью  сэра ‹ондона ‹индсэЯ, английского
дипломата, -  тот,  состарившись, пребывал  в  качестве владельца  сахарного
завода  на  џмайке  и  писал там свои мемуары в шести  томах, которые  никто
никогда не читал. •отЯ Њиранда была необычайно  красива, а молодой изгнанник
был весьма неравнодушен к женской красоте, он не обратил на Њиранду должного
вниманиЯ, - он был тогда слишком занЯт своими  мечтами  и слишком зависим от
другой женщины.
     ‚се  это времЯ она  помнила его  как человека, который  выглЯдел старше
своих тридцати  двух лет, худого и бледного, с усами и бакенбардами мулата и
длинными волосами до плеч. Ћн одевалсЯ на английский манер, как молодые люди
из  семей  креольской  аристократии, носил белый галстук  и мундир, пожалуй,
слишком  теплый  длЯ этого  климата, с  романтической  гарденией  в петлице.
Ћднажды,  ночью 1810  года,  полной  любви, когда  он  был одет  именно так,
какаЯ-то  проститутка  спутала  его  с  греческим   педерастом   из   одного
лондонского борделЯ.
     Ќаиболее  запоминающимсЯ  в нем,  и  в  радости  и  в  гневе,  были его
сверкающие глаза и  манера говорить -  неутомимаЯ  и  изнурЯющаЯ - скрипучим
голосом хищной птицы. ‘амым удивительным ЯвлЯлось  то, что глаза его  всегда
были опущены и он  удерживал внимание  своих собеседников,  не глЯдЯ на них.
„икциЯ и ритм речи у него были, как у жителЯ Љанарских островов, с оборотами
образованного  мадридца,  перемежавшимисЯ в тот день фразами на примитивном,
но  понЯтном английском, на котором он  говорил из-за двоих приглашенных, не
понимавших испанского.
     ‚о  времЯ завтрака  он ни на кого не обращал вниманиЯ,  занЯтый  только
собственными мыслЯми. Ћн говорил без отдыха,  слогом ученого и оратора, то и
дело бросаЯ пророческие высказываниЯ, которых заранее не готовил и многие из
которых  попали в воззвание, напечатанное  несколько дней спустЯ в одной  из
газет Љингстона,  известное в  истории как "Џисьмо с џмайки". "Ќе испанцы, а
собственное  наше разъединение  - вот что снова  приведет нас к рабству",  -
сказал он. ѓоворЯ  о величии, возможностЯх и талантах Ђмерики,  он много раз
повторЯл:  "Њы - это  человеческий род в миниатюре". Љогда Њиранда вернулась
домой,  отец спросил, какой же этот  заговорщик,  который  переполошил  всех
испанских  агентов  острова,  и  она  коротко  ответила:  "Ћн  ощущает  себЯ
Ѓонапартом".
     —ерез день  он получил необычное послание с  подробнейшими  указаниЯми,
как встретитьсЯ с ней в следующую субботу в девЯть вечера в пустынном месте,
куда он должен был прийти  один и пешком.  Џодобный поступок был рискованным
не только длЯ его жизни, но  и длЯ судьбы обеих Ђмерик, потому что именно он
был последней  надеждой разгромленных бунтовщиков.  €спаниЯ только что вновь
завоевала  вице-королевство  ЌоваЯ ѓранада и главный округ  ‚енесуэлы, всего
пЯть лет бывших независимыми, они  без сопротивлениЯ сдались мощному натиску
генерала Џабло Њорильо, прозванного Њиротворцем. Љомандование патриотических
сил  должно было  быть устранено в результате очень простого приказа: вешать
всЯкого, кто умеет читать и писать.
     €з  того поколениЯ креольцев, особенно самых  Ярких  из них, кто посеЯл
семена независимости от  Њехико  до ђио-де-‹а-Џлата,  генерал  был  наиболее
убедительным, наиболее волевым и  наиболее  заметным,  таким, кто  сочетал в
себе  хитроумие  политика с  интуицией  полководца. †ил  он в  доме  из двух
комнат, вместе с двумЯ своими адъютантами, двумЯ рабами-подростками, которых
знал с рождениЯ и которые продолжали прислуживать  ему после освобождениЯ, и
с  •осе Џаласиосом. €дти пешком на  какое-то непонЯтное свидание, ночью, без
охраны, было  не  только  рискованно, но  и неразумно с  исторической  точки
зрениЯ. Ќо несмотрЯ на то, что он высоко ценил и свою  жизнь,  и свое  дело,
ничто  на свете  не казалось  ему  большим  искусом,  чем  загадка  красивой
женщины.
     Њиранда  дожидалась  его  верхом на лошади в условленном месте, одна, и
повела за  собой по  невидимой  тропинке.  ‚спыхивающие над  морем  молнии и
отдаленные  раскаты грома  обещали  дождь.  ‚  темноте  можно было различить
несколько  собак,  они  путались  под  ногами  у  лошади  и  лаЯли,  но  она
успокаивала  их  нежными  воркующими  словами, которые негромко  произносила
по-английски.  Ћни проехали очень близко от сахарного завода, где сэр ‹ондон
‹индсэй  писал  свои  воспоминаниЯ, которых никто,  кроме  него,  не  читал,
проехали  по каменистому  дну ручьЯ и  вступили в сосновую  рощу,  в глубине
которой виднелась уединеннаЯ хижина. ’ам она спешилась, взЯла его за  руку и
провела  через темную  молельню  до  разрушенной  ризницы,  едва  освещенной
светильником,  прикрепленным к стене, возле  которой не  было  ничего, кроме
двух скамеек,  грубо сработанных топором. Ћни видели только лица друг друга.
Ќа  нем была рубашка с длинными рукавами, волосы на затылке стЯнуты шнурком,
как  конский хвост,  и он показалсЯ Њиранде моложе и привлекательнее, чем во
времЯ завтрака.
     Ћн  никогда  не  начинал  первым,  ибо  не  знал  никаких  правил,  как
соблазнить  женщину,  каждый раз  все было по-разному, особенно  начало.  "‚
любовной преамбуле всЯкаЯ ошибка непоправима", - говаривал он.  ’огда он был
уверен  в  успехе,  потому  что  все  препЯтствиЯ  были  устранены  заранее,
поскольку решение принадлежало ей.
     Ћн  ошибсЯ.  Њиранда была  не  только  красива,  она обладала  чувством
собственного достоинства,  так что он не скоро понЯл, что на этот раз должен
начинать первым. Ћна предложила ему сесть, так же как через пЯтнадцать лет в
Ћнде,  друг напротив друга,  на  разных скамьЯх, и так близко, что колени их
почти соприкасались. Ћн взЯл ее за руки,  привлек к себе и хотел поцеловать.
Ћна позволила  ему  приблизитьсЯ  до  тех  пор,  пока  не почувствовала  его
дыхание, и отстранилась.
     - ‚сему свое времЯ, - сказала она.
     ’а же фраза звучала  после каждой его попытки, которые  он предпринимал
потом. Ћколо полуночи, когда дождь стал проникать сквозь  щели в  крыше, они
все еще сидели друг напротив друга,  держась за  руки,  и  он  читал ей свои
стихи, которые в те дни ему все времЯ вспоминались. ќто  были восьмистрочные
строфы,  хорошо составленные и хорошо  зарифмованные, где нежные слова любви
чередовались с военной удалью. Ћни понравились ей, и  она назвала три имени,
пытаЯсь угадать автора.
     - ќто один военный, - сказал он.
     - Љоторый воюет на поле брани или в гостиных? - спросила она.
     -  €  там,  и там, -  ответил он. - ќто самый великий  и самый одинокий
человек, который когда-либо жил на свете.
     Ћна  вспомнила,  что сказала  своему  отцу  после  завтрака  у  сеньора
•ислопа.
     - ќто может быть только Ѓонапарт, - сказала она.
     -  Џочти,  -  сказал  генерал, - однако  нравственнаЯ  разница огромна,
поскольку автор этих стихов не позволит, чтобы его короновали.
     Џозже, по мере того как она  все больше его  узнавала, она с удивлением
спрашивала себЯ: знал ли он, что его мимолетнаЯ острота  окажетсЯ сутью всей
его жизни. Ќо в ту  ночь ей это в голову  не  приходило, она старалась вести
себЯ  так, чтобы сдерживать его и в то  же времЯ не  обидеть, не сдатьсЯ под
напором  его  атак,  все  более  настойчивых  с  приближением  рассвета. Ћна
позволила ему несколько раз поцеловать себЯ, впрочем, достаточно невинно, но
не более.
     - ‚сему свое времЯ, - говорила она ему.
     -  ‚  три часа днЯ  Я  навсегда уеду отсюда на гаитЯнском пакетботе,  -
сказал он.
     Ћна ответила на его слова ослепительной улыбкой.
     - ‚о-первых,  пакетбот не выйдет в море до пЯтницы,  - сказала она. - €
кроме того,  пирог,  который  вы  заказали  вчера сеньоре  ’урнер,  доставЯт
сегоднЯ  к вашему ужину, который вы  разделите  с женщиной, ненавидЯщей менЯ
больше всего на свете.
     †енщину, ненавидевшую ее больше всего на свете, звали •улиЯ Љобьер, это
была красиваЯ  и  богатаЯ  доминиканка,  тоже  высланнаЯ на  џмайку, в  доме
которой, как говорили, он не раз оставалсЯ ночевать.
     ќтим вечером они собирались вдвоем праздновать ее день рождениЯ.
     - ‚ы информированы лучше, чем мои шпионы, - сказал он.
     - Ђ вам не приходило в  голову, что  Я и есть  один  из этих шпионов? -
спросила она.
     Ћн понЯл значение этих слов в шесть часов утра, когда вернулсЯ  домой и
увидел своего друга ”еликса ЂместоЯ, мертвого, без кровинки в лице, у себЯ в
гамаке,  там, где  должен  был находитьсЯ он сам, если бы не  ушел  на Якобы
любовное свидание. ‘он сморил его друга, который ждал его возвращениЯ, чтобы
получить  срочные  указаниЯ, и  один из  его рабов,  им  же и освобожденный,
которому заплатили испанцы, убил ”еликса, нанесЯ одиннадцать ударов ножом, в
уверенности, что это сам  генерал. Њиранде, знавшей о готовЯщемсЯ покушении,
не  пришло в  голову ничего другого, как помешать заговорщикам именно  таким
образом. Ћн попыталсЯ было поблагодарить ее лично, но она не отвечала на его
посланиЯ.  Џеред тем как отплыть в  Џуэрто Џринсипе на пиратской галере,  он
послал  ей  с •осе Џаласиосом драгоценный медальон, который досталсЯ ему  от
матери,  вместе  с  запиской,  состоЯвшей  из  одной-единственной  фразы: "џ
приговорен к судьбе, похожей на театр".
     Њиранда  не забыла,  но  и  никогда не  могла понЯть  загадочной  фразы
молодого военного, который в последующие годы с помощью президента свободной
республики  ѓаити, генерала  Ђлександре  Џетиона, вернулсЯ  на  свою  землю,
перешел  через  Ђнды с  кучкой разутых крестьЯн, разбил королевские войска у
моста ЃоЯка  и освободил вторично и навсегда Ќовую ѓранаду, затем ‚енесуэлу,
его  родную страну, и  наконец труднодоступные территории  юга до границы  с
Ѓразильской   империей.   Ћна   прослеживала    его   путь    по   рассказам
путешественников,  которые  без  устали   говорили  о  его  подвигах.  Љогда
независимость  бывших испанских колоний была завоевана,  Њиранда вышла замуж
за  английского  землемера,  который  сменил  профессию и  переехал в  Ќовую
ѓранаду,  чтобы перенести  с џмайки  в  долину  Ћнда  производство сахарного
тростника.  ’ам  она  и  находилась, когда услышала разговор  о том, что  ее
старый  знакомый, изгнанник Љингстона, остановилсЯ всего в трех лигах  от ее
дома. Ћна добралась до рудников, когда генерал уже вернулсЯ  в Ћнду, так что
ей пришлось полднЯ скакать верхом, чтобы встретитьсЯ с ним.
     Ћна  бы  не  узнала  его, если бы  встретила на  улице,  потому что  ни
бакенбард, ни молодецких усов у него не  было, волосы поседели и поредели, а
в конце концов  она  и вовсе пришла в смЯтение,  поскольку ее  не  оставлЯло
ощущение, что она разговаривает с мертвецом. Њиранде хотелось  ночь напролет
проговорить с  ним, не боЯсь, что  утром,  на улице, ее могут узнать, но  ей
помешал страх,  что и  он заметит на  ее лице следы разрушительного действиЯ
времени.  …два обменЯвшись необходимыми  в  таких  случаЯх  фразами, она без
обинЯков приступила к делу:
     - •очу просить вас об одном одолжении.
     - џк вашим услугам, - ответил он.
     - Ћтец моих пЯтерых детей отбывает  наказание за убийство  человека,  -
сказала она.
     - ‡а что он убил?
     - Ћн убил в честной дуэли, - сказала она и тут же объЯснила:
     - €з ревности.
     - Ќеобоснованной, разумеетсЯ, - сказал он.
     - Ћбоснованной, - ответила она.
     ‚се теперь было  в  прошлом,  и он  тоже,  и единственное,  о  чем  она
просила, чтобы  из  дружеского  расположениЯ  к  ней он вмешалсЯ бы и  своим
влиЯнием  помог избавить  мужа  от наказаниЯ.  Ћн сказал ей в  ответ  чистую
правду:
     - џ болен и немощен, как вы сами видите, но нет ничего на свете, чего Я
бы не постаралсЯ сделать длЯ вас.
     Ћн  позвал капитана €барру,  отдал  ему бумаги по этому делу и пообещал
употребить всю свою ускользающую власть, чтобы добитьсЯ помилованиЯ.  ’ой же
ночью он, соблюдаЯ полную секретность и не оставлЯЯ никаких записей, говорил
об  этом  с  генералом Џосадой ѓутьересом, но все было  неопределенно до тех
пор, пока  не станет  Ясно, какую политику изберет  новое  правительство. Ћн
проводил  Њиранду до крыльца, где ее ждала охрана из  шести освобожденных от
рабства слуг, и поцеловал на прощание руку.
     -  ќто  была  счастливаЯ  ночь,  -  сказала она.  Ћн  не  удержалсЯ  от
искушениЯ:
     - ЌынешнЯЯ или та?
     - Ћбе, - сказала она.
     Ћна села на отдохнувшего конЯ, очень красивого и богато  убранного, как
у вице-королЯ, и ускакала галопом,  не оборачиваЯсь. Ћн стоЯл на крыльце  до
тех пор,  пока  она не скрылась из виду,  а потом видел ее во сне, пока •осе
Џаласиос не разбудил его на  рассвете, потому что он собиралсЯ плыть по реке
Њагдалене.
     ‘емь  лет  назад  сам  генерал пожаловал  специальное  право  коммодору
немецкого происхождениЯ •уану ‚. ќльберсу  основать здесь паровую навигацию.
Ћн сам прошел на одном из таких  пароходов от Ѓарранка-Ќуэва до Џуэрто-ђеаль
по реке ЋканьЯ и убедилсЯ, что это удобный и надежный способ путешествовать.
Ћднако  коммодор  ќльберс  считал,  что  сделка ничего  не стоит,  если  она
официально  никак  не  закреплЯет   его   исключительное  право,  и  генерал
‘антан-дер, став исполнЯющим обЯзанности президента, пожаловал ему это право
без  всЯких   условий.   —ерез  два  года,  облеченный  абсолютной  властью,
подтвержденной  национальным  конгрессом,  генерал  уничтожил это соглашение
одной  своей  пророческой фразой: "…сли мы дадим монополию  немцам, кончитсЯ
тем,  что  ею  будут владеть ‘оединенные  таты". —уть позже он провозгласил
свободу навигации  по  всем  судоходным  рекам страны.  ’ак  что,  когда ему
хотелось  пойти по реке  на  паровом судне,  он сталкивалсЯ  с отсрочками  и
препЯтствиЯми, сильно напоминавшими месть, а когда плыть  нужно было во  что
бы то ни стало, приходилось довольствоватьсЯ неизменной джонкой.
     ‘  пЯти часов  утра в порту было полно людей, верхом и пеших,  второпЯх
согнанных  губернатором   из  соседних  селений,  чтобы   создать  видимость
прощальной сцены, как  в прежние времена.  “ пристани сновали многочисленные
каноэ,  доверху нагруженные развеселыми  красотками,  которые  заигрывали  с
солдатами охраны, а те отвечали им непристойными шуточками. ѓенерал прибыл в
шесть с  офицерской  свитой. ‚ыйдЯ  из дома  губернатора,  он  шел медленно,
прикрываЯ рот платком, смоченным одеколоном.
     „ень  обещал  быть  облачным.  ‹авки  торговой  улицы  были  открыты  с
рассвета, а иные торговцы расположились чуть ли не  на улице, среди развалин
домов, разрушенных землетрЯсением двадцать лет назад. ѓенерал  махал платком
в  ответ  на  приветствиЯ тех, кто махал ему  из окон, но таких  было  мало,
большинство молча  смотрели на  него, удивлЯЯсь тому, как плохо он выглЯдит.
Ћн  был в  одной рубашке, в своих единственных сапогах  а-лЯ ‚еллингтон  и в
светлой соломенной шлЯпе. Ќа церковной паперти свЯщенник, сидевший в кресле,
хотел обратить  к нему приветственное  слово,  однако генерал Љарреньо этому
воспрепЯтствовал. ѓенерал приблизилсЯ и пожал свЯщеннику руку.
     Љогда  они завернули  за угол,  одного взглЯда  было  достаточно, чтобы
убедитьсЯ - он  не в  состоЯнии поднЯтьсЯ по обрыву,  однако, ухватившись за
руку генерала Љарреньо, он начал подниматьсЯ,  пока  не стало очевидным, что
больше он  не  может.  ’огда  попытались  убедить его поднЯтьсЯ в паланкине,
который был  приготовлен  Џосадой  ѓутьересом на случай, если  в  этом будет
нужда.
     - Ќет, генерал, умолЯю вас, - сказал он, смутившись. - €збавьте менЯ от
этого унижениЯ.
     Ћн  преодолел склон, но скорее благодарЯ силе духа, чем тела,  и у него
еще хватило сил, чтобы без помощи спуститьсЯ к пристани. ’ам он попрощалсЯ с
офицерами из свиты, сказав каждому  несколько приветливых слов. € сделал это
с  вымученной  улыбкой,  чтобы  никто  не заметил,  что в тот день  15  маЯ,
несмотрЯ  на розы, которыми была украшена  джонка, он  собиралсЯ отплывать в
никуда. ѓубернатору  Џосаде ѓутьересу он оставил на памЯть  золотую медаль с
выгравированным на ней собственным профилем, поблагодарил за его доброту так
громко, что это  слышали  все,  и обнЯл  его с неподдельным волнением. ‡атем
поЯвилсЯ на  корме джонки, помахал на прощание  шлЯпой, глЯдЯ  поверх  голов
собравшихсЯ  на берегу  людей, которые махали  ему в  ответ,  -  не видЯ  ни
снующих вокруг джонки каноэ, ни голых ребЯтишек, которые плавали на середине
реки, словно рыбы сабало. Ћн махал шлЯпой, глЯдЯ  в одну точку отсутствующим
взглЯдом,  до  тех пор, пока виднелсЯ обрубок шпилЯ церковной колокольни над
разрушенными  городскими стенами. ’огда он скрылсЯ под навесом джонки, сел в
гамак и вытЯнул ноги, чтобы •осе Џа-ласиос помог ему снЯть сапоги.
     - Џосмотрим, поверЯт ли они  теперь,  что мы  действительно уезжаем,  -
сказал он.
     ”лотилиЯ  состоЯла  из  восьми  джонок  разной  величины  и  еще  одной
специально длЯ него и  его свиты  с рулевым  на корме и восемью  гребцами, у
которых были длинные весла  из дерева гуайЯко. ‚ отличие от обычных джонок с
навесом из пальмовых листьев в центре длЯ  защиты грузов, в этой был натЯнут
тент из  холстины, чтобы в  его  тени можно  было  подвесить гамак,  пол был
застелен  циновками, а стены обтЯнуты  ситцем, и  еще в  ней  было проделано
четыре  окошка,  чтобы  было больше воздуха  и  света.  „лЯ  него установили
маленький столик,  чтобы он мог  писать или  играть в карты, приладили полку
длЯ  книг, а на  стол поставили  большой  глинЯный  кувшин, на  дне которого
лежали  камешки  длЯ  очистки воды.  Ћтветственного за флот,  выбранного  из
лучших  мореходов реки, звали Љасильдо  ‘антос, и был  он некогда  капитаном
батальона  стрелков  охраны,  с зычным голосом и пиратской повЯзкой на левом
глазу, -  он считал, что поручение,  возложенное на него, достойно  человека
отважного.
     Њай был первым  месЯцем, с которого начиналось времЯ, благоприЯтное длЯ
пароходов  коммодора  ќль-берса,  но это  было  отнюдь не лучшее  времЯ  длЯ
джонок.  Ќевыносимый  зной,   библейские  ливни,  коварные  течениЯ,  угроза
нападениЯ хищных  зверей по  ночам -  все,  казалось,  вступило  в сговор  и
угрожало  благополучию  путешественников.   „ополнительным   испытанием  длЯ
человека  с неважным здоровьем было зловоние от солонины и копченой вырезки,
по недосмотру повешенной под навесом генеральской джонки, - мЯсо он попросил
убрать,  как  только  они  отчалили  от  берега. “знав, что генерал не может
выносить  даже  запаха  продуктов, капитан  ‘антос велел  сделать  склад  на
последней джонке флотилии, где были устроены курЯтники и свинарник. Ћднако с
первого  же  днЯ  плаваниЯ,  после  того  как  он съел  подрЯд  две  тарелки
кукурузной каши, стало Ясно, что ничего другого он всю дорогу есть не будет.
     - Џохоже, это готовили волшебные руки ”ернан-ды ‘едьмой, - сказал он.
     ’ак  оно  и  было.  …го  личнаЯ повариха  последних лет, уроженка Љито,
”ернанда ’олстуха, которую,  когда она  заставлЯла его есть  то, что  ему не
хотелось, он называл ”ернанда ‘едьмаЯ, находилась на джонке, но он этого еще
не знал.  ќто  была спокойнаЯ  толстаЯ индианка,  любительница побалагурить,
главным  достоинством  которой  было не  умение  хорошо  готовить,  а умение
сочувствовать  генералу  за  столом.  Ћн  был уверен, что  она  останетсЯ  в
‘анта-”е с Њануэлой  ‘аенс, в  доме  которой служила,  но  генерал  Љарреньо
срочно вызвал ее из  ѓуадуаса, после  того как обеспокоенный  •осе  Џаласиос
сообщил ему, что генерал  еще ни разу с начала  путешествиЯ толком не ел. Ќа
рассвете она Явилась в Ћнду,  и  ее  тайно посадили в джонку,  где был склад
провизии, в  ожидании подходЯщего случаЯ,  чтобы сказать  об  этом генералу.
‘лучай  представилсЯ  раньше,  чем  ожидалось,  как  только  генерал отведал
кукурузную  кашу,  котораЯ  была его любимым блюдом с тех  пор, как  у  него
начало сдавать здоровье. Џервый же день плаваниЯ  мог оказатьсЯ последним. ‚
два часа  днЯ стемнело,  вода поднЯлась, громовые раскаты сотрЯсали землю  и
небо, и казалось, лодки вот-вот разобьютсЯ  о  рифы.  ѓенерал  из-под навеса
наблюдал, как капитан ‘антос, надрываЯсь  от крика,  пытаетсЯ спасти джонки,
однако  похоже  было, что ему  это плохо удаетсЯ. ‘начала генерал следил  за
развитием событий с любопытством, затем с непроходЯщей  тревогой,  а е самый
опасный  момент  понЯл,  что  капитан  отдал  ошибочный  приказ.  ’огда  он,
повинуЯсь интуиции, перекрываЯ дождь и  ветер,  в  последний момент  отменил
приказ капитана.
     - Ќе сюда! - закричал он. - Ѓерите вправо, вправо, черт возьми!
     ѓребцы,  услышав его  скрипучий голос,  все  еще  полный  непререкаемой
властности, тотчас подчинились ему, и он невольно взЯл на себЯ командование,
пока опасность не  миновала. •осе  Џаласиос поспешно накинул  ему  на  плечи
одеЯло. ‚ильсон  и €барра поддерживали  его. Љапитан  ‘антос  был тут  же, в
который уже  раз  понимаЯ, что опЯть перепутал бакборт со  штирбортом, и как
солдат, глЯдЯ на него с трепетом, ждал, когда генерал обратитсЯ к нему.
     - Џростите менЯ, капитан, - только и произнес генерал.
     Ќо сам  он  никак не  мог  успокоитьсЯ.  ќтим вечером,  сидЯ  у костра,
который они разожгли на  песчаной  отмели,  куда пристали  длЯ  ночлега,  он
рассказывал истории о незабываемых  морских приключениЯх.  Ћн рассказал, что
его брат  •уан ‚исенте,  отец ”ернандо,  утонул  при кораблекрушении,  когда
возвращалсЯ  из  ‚ашингтона,  где  закупал  оружие  и  амуницию  длЯ  первой
республики.  Љак  сам  чудом  избежал  гако-го  же  конца,  ибо,  когда  они
переплывали разлившуюсЯ Ђрауку,  его лошадь  погибла  прЯмо под ним и тащила
его за собой, потому что  нога застрЯла в  стремени, пока  его проводнику не
удалось наконец обрезать постромки. Љак  по пути из Ђнгостуры, вскоре  после
того,   как   была   признана  независимость  Ќовой   ѓранады,   он   увидел
перевернувшийсЯ корабль, попавший в стремнину Ћриноко, и какого-то  офицера,
плывущего к берегу.  …му сказали, что это генерал  ‘укре. Ћн гневно ответил:
"Ќикакого генерала ‘укре не существует". Ќо  это действительно  был  Ђнтонио
•осе  де  ‘укре,  которому  незадолго  до  этого  пожаловали  чин   генерала
Ћсвободительной армии  и с  которым у  него с той  встречи началась  крепкаЯ
дружба.
     - џ знал об этой встрече, - сказал генерал Љарреньо, - но не знал,  что
тогда было кораблекрушение.
     - ‚озможно,  вы полагали, что речь идет о первом кораблекрушении, когда
‘укре  покидал Љартахену, преследуемый Њорильо, и плыл, одному Ѓогу известно
как,  почти двадцать четыре часа, -  сказал  генерал. €  добавил, перейдЯ на
другую тему:
     -  …динственное,  чего Я хочу, - чтобы  капитан ‘антос понЯл,  почему Я
сегоднЯ вмешалсЯ.
     Ќа рассвете,  когда все еще  спали, девственнаЯ  сель-ва была разбужена
песней без аккомпанемента, идущей, казалось, из самой глубины души.  ѓенерал
приподнЯлсЯ в гамаке.  "ќто €турбиде", - прошептал •осе Џаласиос  в темноте.
Ќе успел он это сказать, как грубый начальственный голос оборвал песню.
     Ђгустин  де €турбиде  был  старшим сыном мексиканского  вождЯ  войны за
независимость, который объЯвил себЯ императором страны, но удержалсЯ на этом
посту немногим больше года. Ђгустин питал к генералу необыкновенное почтение
с того момента, как, стоЯ по стойке смирно, трепеща и не в силах унЯть дрожь
в руках, потому что перед  ним был  идол  его  детства, увидел его. Ђгустину
было тогда двадцать два года. …му не было  еще и шестнадцати, когда его отца
расстрелЯли в  пыльном и  знойном селении одной мексиканской провинции через
несколько часов после возвращениЯ на родину - отец  Ђгустина  и не знал, что
его заочно приговорили к смертной казни за государственную измену.
     “ генерала в последнее времЯ было три причины длЯ беспокойства. ЏерваЯ:
Ђгустин  имел  золотые часы  с драгоценными камнЯми, которые отец послал ему
перед расстрелом и  которые  он носил на шее, чтобы  все видели, как они ему
дороги. ‚тораЯ - то простодушие, с которым Ђгустин рассказывал о своем отце,
переодевшимсЯ  беднЯком, чтобы его  не  узнала охрана порта, и выдавшим себЯ
элегантностью, с которой он садилсЯ на лошадь, € третьЯ: его манера петь.
     Њексиканское правительство чинило бесконечные препЯтствиЯ, чтобы он  не
вступил в армию  Љолумбии, уверенное  в том, что его обучение военным наукам
есть  не   что  иное,  как   часть  монархического  заговора,  направлЯемого
генералом, который  намереваетсЯ стать  императором Њексики  и  сделать  его
наследным принцем.  ѓенерал  рисковал  вызвать  дипломатический скандал,  не
только  признав военное звание молодого  Ђгустина,  но и  сделав  его  своим
адъютантом.  Ђгустин был  достоин  этого  довериЯ, и, хотЯ у него не было ни
одного  спокойного  днЯ,  его  пристрастие  к  пению  помогало ему  пережить
неопределенность своего положениЯ.
     ќтим ранним утром,  когда на  лесистом  берегу Њагдалены  кто-то  велел
Ђгустину  замолчать,  генерал  покинул гамак, завернувшись в одеЯло,  прошел
через лагерь,  освещенный  факелами часовых, и подошел к нему. ’от  сидел на
берегу и смотрел на воду.
     - ‘пойте еще, капитан, - сказал он.
     Ћн сел рЯдом, и когда оказывалось,  что  слова  песни были ему знакомы,
подпевал надтреснутым голосом. Ћн  никогда не слышал, чтобы кто-нибудь пел с
такой  любовью,  и не помнил  никого, кто был бы  таким грустным  и, однако,
дарил бы  столько  радости  всем окружающим. ‘  ”ернандо  и Ђндресом, своими
соучениками по военной школе в „жорджтауне, €турбиде составлЯл трио, которое
было свежим дыханием молодости  в  окружении  генерала  и  которого  так  не
хватало в казарменной жизни.
     Ђгустин и генерал  сидели на берегу и пели до тех  пор,  пока  звериные
шорохи  сельвы не  разбудили спЯщих кайманов и воды реки заволновались  так,
будто  началсЯ  шторм. ѓенерал  сидел  на земле,  прислушиваЯсь к  пугающему
пробуждению мира природы, пока на горизонте не показалась оранжеваЯ полоса и
небо не посветлело. ’огда он оперсЯ о плечо €турбиде и поднЯлсЯ на ноги.
     - ‘пасибо, капитан, - сказал он ему. - „есЯток бы  людей, которые поют,
как вы, и мы спасем мир.
     -  Ђх,  генерал, -  вздохнул  €турбиде. - —его бы Я ни  дал,  чтобы это
слышала моЯ мать.
     Ќа второй день плаваниЯ они увидели по берегам реки асьенды  с голубыми
лужайками и  красивыми лошадьми,  которые паслись на  воле, но  потом  опЯть
воцарилась сельва и все стало однообразным, а лес  начиналсЯ у  самой  воды.
‚се  времЯ  они обгонЯли  множество плотов,  сделанных  из стволов  огромных
деревьев, которые  сплавщики  намеревались  продать  в  Љартахену-де-€ндиас.
Џлоты  были  так  неповоротливы, что казались  неподвижными  по  сравнению с
течением,  целые семьи с  детьми и домашними животными плыли на них, кое-как
защитившись  от Яростного солнца простенькими навесами из пальмовых листьев.
Њестами среди сельвы были уже видны вырубки - матросы с пароходов рубили лес
на дрова длЯ паровых топок.
     - ђыбам придетсЯ научитьсЯ ходить по  земле, потому что в конце  концов
всЯ вода уйдет, - сказал он.
     „нем жара  становилась  невыносимой, суетливое  порхание  птиц и  вознЯ
уистити  могли  свести с ума, а  ночи были таинственны и прохладны.  Љайманы
часами неподвижно, охотЯсь на бабочек, лежали на отмелЯх с  открытой пастью.
‚округ безлюдных ферм виднелись  посадки  маиса,  их охранЯли  тощие собаки,
лаЯвшие на проплывающие мимо пароходы; в пустынных местах видны были капканы
на тапиров и сети  длЯ  рыбы, которые сушились на солнце, но  нигде не  было
видно ни единого человека.
     Џровоевав  столько лет,  пережив предательство стольких  правительств и
множество  случайных  любовных приключений, генерал переживал праздность как
физическую боль.  ‘лабое  ощущение  жизни, с  которым  он  встречал рассвет,
исчезало,  когда  он  днем  размышлЯл  в  гамаке.  Ќа  его  письма  приходил
немедленный, день в день, ответ президента Љайседо, и он  убивал времЯ  тем,
что  диктовал новые письма. “же  в первые дни путешествиЯ  ”ернандо закончил
читать  ему хронику  лимских сплетен  и больше не  смог  заинтересовать  его
ничем.
     ќто  была последнЯЯ  книга,  которую  он  прочитал.  Џрежде  он  всегда
отличалсЯ   ненасытной  читательской  жадностью  -  и  в  лихорадке  военных
сражений, и в любовной, - но читал всегда беспорЯдочно, бессистемно. —итал в
любое времЯ, при любом освещении, то  прогуливаЯсь под  деревьЯми, то верхом
на лошади под палЯщим  солнцем экватора,  то в темноте кареты, трЯсущейсЯ по
булыжной мостовой, а то качаЯсь в гамаке  и одновременно диктуЯ какое-нибудь
письмо.  Ћдин торговец  книгами в ‹име удивлЯлсЯ  количеству и  разнообразию
произведений, которые были перечислены в каталоге генерала, ибо там было все
- от греческих философов до трактата по хиромантии. ‚ юности он под влиЯнием
своего учителЯ ‘имона  ђодригеса читал  романтиков и продолжал  пожирать  их
книги, будто  читаЯ  про себЯ самого, ибо по своей натуре был  идеалистом  и
человеком  экзальтированным.  —тению  он  отдавалсЯ  со  страстью   и  желал
посвЯтить ему весь остаток  жизни.  ‚  конце концов он стал читать  все, что
попадалось в руки, любимого автора у него не было, в разные времена он любил
разных.  Љнижные шкафы домов,  где  он жил, лопались  от книг,  а  спальни и
коридоры  превращались  в  проходы,  загроможденные книгами и  разрозненными
листами,  -  груды  рукописей  вырастали  прЯмо  на  глазах  и  немилосердно
преследовали  его, успокаиваЯсь  наконец  в архивах.  …му так  никогда и  не
удалось прочесть все, что у него было. Љогда он переезжал в другой город, то
оставлЯл книги на хранение  друзьЯм, которым  особенно доверЯл, хотЯ никогда
больше  ничего  не  знал о  судьбе этих  книг, а жизнь и война вынудили  его
оставить книжный  след  на  протЯжении более четырехсот лиг  от  Ѓоливии  до
‚енесуэлы.
     …ще до того, как у него начало ухудшатьсЯ зрение, он велел своим писцам
читать ему  вслух и  теперь читал только таким образом,  потому что очки его
раздражали.  Ќо в то же времЯ у него стал ослабевать интерес к чтению, и он,
как всегда, объЯснил это причиной, далекой от действительности.
     - ‚се меньше и меньше становитсЯ хороших книг, - говорил он.
     •осе Џаласиос был единственным, в ком соннаЯ одурь плаваниЯ не вызывала
отвращениЯ,  а  жара и неудобства  никак не  изменили его изысканных  манер,
аккуратности в одежде и не сделали его менее услужливым. Ћн был на шесть лет
моложе генерала, в  его  доме •осе  Џаласиос и родилсЯ; родилсЯ  от  грешной
свЯзи  одной африканки-рабыни  с  испанцем,  от  которого унаследовал  рыжие
волосы,  веснушки  на  лице  и  руках  и  голубые  глаза.  ЌесмотрЯ  на свою
врожденную  скромность, он обладал самым разнообразным  и дорогим гардеробом
из всей свиты. Ћн провел с  генералом  всю свою жизнь,  был с ним и во времЯ
двух его ссылок,  и во  всех  военных кампаниЯх и боЯх, всегда на передовой,
всегда  в  гражданском, ибо никогда не  пользовалсЯ  правом  ношениЯ военной
формы.
     ‘амым худшим в  этом путешествии было вынужденное  безделье. ‚ какой-то
из  вечеров  генерал,  которому  надоело  в  отчаЯнии  мерить  шагами  узкое
пространство   под  холщовым   тентом,   приказал  остановить  судно,  чтобы
прогулЯтьсЯ по берегу. ‚ засохшей грЯзи они  увидели следы, похожие на следы
птицы, огромной, как страус, и тЯжелой, как вол,  но  гребцы - и в голосе их
не ощущалось  никакого  удивлениЯ -  поЯснили, что в  таких пустынных местах
промышлЯют люди, огромные, как сейбы, с гребешками и лапами, как у петуха Ћн
посмеЯлсЯ   над   этими   россказнЯми,   как   смеЯлсЯ   всегда   над   всем
сверхъестественным, однако затЯнул прогулку  дольше, чем предполагалось, и в
конце  концов пришлось тут же  и  разбивать  лагерь,  несмотрЯ на возражениЯ
капитана и некоторых из его адъютантов, которые считали  это место опасным и
проклЯтым Ћн провел ночь, мучимый жарой, укусами комаров, которые, казалось,
проникали сквозь ткань душной москитной сетки, и пугающим рычанием пумы, всю
ночь не дававшим ему заснуть. Ћколо двух часов  ночи  он пошел поговорить  с
часовыми,  сидевшими вокруг  костра  ’олько на  рассвете, когда первые  лучи
солнца  позолотили  обширную, раскинувшуюсЯ вокруг болотистую  местность, он
отказалсЯ от своего намерениЯ, из-за которого не спал всю ночь.
     - ‹адно, -  сказал он, - придетсЯ  уезжать, так и  не познакомившись  с
нашими друзьЯми, которые ходЯт на куриных лапах.
     ‚ тот момент, когда поднимали Якорь, в джонку прыгнула бродЯчаЯ собака,
блохастаЯ и грЯзнаЯ, с парализованной лапой. Ћбе собаки генерала набросились
на  нее,  но  собака-калека  защищалась с  исступленной  Яростью,  не  желаЯ
сдаватьсЯ, даже когда оказалась в луже  крови с разодранным  горлом. ѓенерал
приказал выходить ее, и •осе Џаласиос взЯл  на  себЯ заботы о ней, как делал
это столько раз с другими бездомными псами.
     ‚ тот же день они  подобрали какого-то немца, который был  оставлен  на
маленьком песчаном островке в  наказание  за  то,  что  бил  своего  гребца.
ЏоднЯвшись на борт, немец заЯвил, что он ботаник и астроном, но в  разговоре
выЯснилось, что немец  совершенно не разбиралсЯ ни в той, ни в другой науке.
Ћн  уверЯл, что своими глазами видел  людей на петушиных  лапах, и был полон
решимости поймать одного, чтобы привезти в …вропу в клетке, как нечто такое,
что может соперничать разве что  с  женщиной-пауком,  известной в Ђмериках и
наделавшей столько шуму столетие назад в портах Ђндалусии.
     -  ‚озьмите  менЯ  с собой, - сказал немец генералу, - уверЯю  вас,  вы
получите  уйму денег, показываЯ менЯ  в клетке, как самого  большого в  мире
дурака.
     ‘начала он показалсЯ всем просто симпатичным шарлатаном, однако генерал
изменил  свое  мнение,   когда  немец  стал  рассказывать  непристойности  о
педерастических склонностЯх барона Ђлександра фон  ѓумбольдта. "Ќам придетсЯ
еще  раз оставить его на песчаной отмели", - сказал генерал •осе Џаласио-су.
‚ечером они повстречались с почтовым каноэ, которое шло  с верховьев реки, и
генералу пришлось употребить все  свое обаЯние, чтобы почтальон открыл мешки
с  официальной почтой и отдал ему  письма. Ќапоследок  генерал  попросил его
взЯть  с собой немца и довезти его  до порта  Ќаре,  и почтальон согласилсЯ,
несмотрЯ на то что каноэ было перегружено. ‚ечером, когда ”ернандо читал ему
письма, генерал недовольно заметил:
     -  •отел бы  Я,  чтобы  этот  подонок  стоил  одного волоса  на  голове
ѓумбольдта.
     Ћн не переставаЯ думал о бароне с той минуты, как они подобрали  немца,
поскольку никак  не  мог  представить себе,  как ѓумбольдт выжил среди  этой
дикой  природы.  ‚  свое времЯ он знавал его  в  Џариже,  после  возвращениЯ
ѓумбольдта из путешествиЯ по экваториальным странам, и был поражен не только
его умом  и знаниЯми, но  и его несравненной  красотой, равной которой он не
встречал  даже  среди  жен  шин. Ћднако  менее убедительной  показалась  ему
уверенность  барона  в  том,  что  испанские колонии  в Ђмерике  созрели длЯ
независимости.  Ћн говорил об этом без всЯкого сомнениЯ,  тогда как генералу
эта мысль не приходила в голову даже в качестве экстравагантной фантазии.
     - Ќеобходимо единственное - чтобы  длЯ этого нашелсЯ человек, -  сказал
ему ѓумбольдт.
     ѓенерал  рассказал об  этом •осе Џаласиосу много лет спустЯ,  в  Љуско,
возможно, уже видЯ  себЯ на вершине  мира, когда историЯ  показала, что этим
человеком оказалсЯ  он. Ѓольше он никогда не говорил об этом, но каждый раз,
когда  речь  заходила  о  бароне,  не  упускал  случаЯ  вспомнить   его  дар
провидениЯ.
     - ѓумбольдт открыл мне глаза.
     ‚от  уже четвертый  раз он  путешествовал  по реке  Њагдалене и не  мог
отделатьсЯ  от ощущениЯ, что вновь и вновь переживает  свое прошлое. ‚первые
он  бороздил  ее  воды в 1813 году, когда был полковником и  после  разгрома
армии в  своей стране  прибыл в Љар-тахену-де-€ндиас из  ссылки в Љюрасао, в
поисках новых средств длЯ продолжениЯ войны. ЌоваЯ ѓранада была разделена на
несколько автономий, борьба за независимость не получала поддержки в народе,
так как все  боЯлись  жестоких  репрессий  испанцев,  и окончательнаЯ победа
казалась  все более  призрачной.  ‚о  времЯ  третьего  путешествиЯ  на борту
парового кораблЯ, как он  его называл, можно было  считать,  что эмансипациЯ
завершена, однако его мечта,  почти  маниЯ, об объединении всего  континента
начинала  разваливатьсЯ  на куски. Ђ  в последнем его путешествии этой мечты
уже не  было, но он без устали повторЯл слова, которые были длЯ  него плодом
долгих размышлений:
     "“ наших врагов будут все преимущества, если у Ђмерики не будет единого
правительства".
     €з всех воспоминаний,  которыми он делилсЯ с •осе Џаласиосом,  одним из
самых волнующих  было  воспоминание  о первом  путешествии,  когда они  вели
Ћсвободительную  войну  по берегам  реки  „вести плохо  вооруженных людей за
двадцать дней  заставили  уйти из бассейна  реки  Њагдалены всех испанцев до
единого.  Ћ  том,  что все  изменилось,  догадалсЯ  даже  •осе  Џаласиос  на
четвертый день  путешествиЯ,  когда по берегам  реки  они  увидели  вереницы
женщин,  глЯдевших на  проплывающие  джонки.  "ќто  вдовы",  -  сказал  •осе
Џаласиос.  ѓенерал  выглЯнул"  из-под тента и  увидел их, одетых  в  черное,
стоЯщих  на берегу  в  рЯд,  будто задумчивые вороны  под  палЯщим  солнцем,
которые ничего уже не ждали  от  жизни, может  быть, только чтобы кто-нибудь
дружески  помахал им рукой. „иего €барра, брат  Ђндреса, любил говорить, что
хотЯ у генерала никогда не было детей, но зато он был и отцом и матерью всем
вдовам  страны.  Ћни ходили  за ним повсюду, и он  всегда  находил  длЯ  них
сердечные слова,  служившие им подлинным  утешением. Ћднако  когда он увидел
стоЯщих на берегу реки женщин в  трауре, то подумал в первую очередь о себе,
а не о них.
     - ќто  мы теперь -  вдовы, - сказал он.  - Њы - сироты,  калеки,  парии
борьбы за независимость.
     Ћни   нигде  не  останавливались  до  самого   Њомпок-са  -  только   в
Џуэрто-ђеаль,  расположенном там,  где ЋканьЯ  впадает в Њагдалену. ’ам  они
встретили венесуэльского генерала •осе ‹ауренсио ‘ильву, который сопровождал
восставших гренадеров  до границ страны и  теперь мог присоединитьсЯ к свите
генерала.
     ѓенерал был  на борту  до самой ночи,  и только  тогда  сошел на берег,
чтобы переночевать в  наскоро устроенном лагере.  ‚есь  день к нему в джонку
шли  и шли вдовы, пострадавшие  за времЯ  всех  войн,  калеки  и  бездомные,
которые  хотели увидеть его. Ћн помнил всех с удивительной Ясностью. ’е, что
остались здесь, умирали  от нищеты, иные ушли в поисках  новых  войн,  чтобы
выжить,  или  грабили   на   дорогах,   как  это   делали  миллионы   солдат
Ћсвободительной армии по всей территории страны. Ћдин из них выразил чувства
всех прочих одной фразой: "ђаз уж у нас есть независимость, генерал, скажите
теперь,  что с ней делать". ‚ эйфории побед это  он научил  их разговаривать
именно так: говорить правду в лицо. Ќа этот раз жизнь поменЯла их местами.
     - Ќезависимость - это только средство выиграть войну, - сказал он им. -
‚еликие  жертвы понадобЯтсЯ потом, чтобы  создать длЯ  наших  народов единое
отечество.
     - Њы только и делаем, что чем-нибудь жертвуем, генерал, - сказали они.
     Ќо он не согласилсЯ.
     -  Ќужны еще большие жертвы, -  ответил он. - …динство народов не имеет
цены.
     ќтой  ночью, когда он бродил под навесом, где были развешены гамаки, он
увидел  женщину,  котораЯ  смотрела на  него,  и  удивилсЯ,  почему  она  не
удивлЯетсЯ его наготе. Ћн даже услышал песенку, которую та напевала: "‘кажи,
что никогда не  поздно погибнуть от  любви". Ќа  крыльце  дома стоЯл  еще не
ложившийсЯ спать слуга.
     - ‡десь есть какаЯ-нибудь женщина? - спросил его генерал.
     ‘луга уверенно ответил:
     - „остойной вашего превосходительства нет.
     - Ђ недостойной моего превосходительства?
     - ’оже нет, - сказал слуга.  - ‡десь на целую лигу вокруг нет ни  одной
женщины.
     ѓенерал был уверен, что видел  ее, и долго искал женщину по всему дому.
Ћн  настоЯтельно  велел  своим адъютантам  вызнать,  кто  она  такаЯ,  а  на
следующий день задержал отплытие на час, однако был вынужден удовлетворитьсЯ
тем  же ответом:  здесь нет ни  одной женщины. Ћн промолчал. Ќо пока длилось
путешествие, каждый раз,  когда он вспоминал об этом, настаивал,  что  видел
ее. •осе  Џаласиос пережил его на много лет  и потратил очень много времени,
чтобы восстановить в памЯти свою жизнь рЯдом с ним,  так что ни одна деталь,
даже   самаЯ   незначительнаЯ,  не  была   забыта.   …динственное   осталось
невыЯсненным: что это  было  за  видение той ночью в Џуэрто-ђеаль -  сон ли,
бред, а может, привидение.
     Ќекоторое времЯ никто  не вспоминал о собаке, которую  они подобрали  и
котораЯ жила в  джонке, оправившись  от ран, как вдруг  ординарец,  ведавший
провизией,  спохватилсЯ, что  у  нее  нет имени. ‘обаку  вымыли  в карболке,
присыпали детской присыпкой, но это не избавило ее от  чесотки,  и вид у нее
все  равно был потрепанный.  ѓенерал пил  лимонад на носу джонки, когда •осе
Џаласиос подвел пса к нему.
     - Љак  мы его назовем? - спросил он генерала.  ѓенерал  не колебалсЯ ни
секунды.
     - Ѓоливар, - ответил он.
     ‹одка-канонерка, пришвартовавшаЯсЯ в порту, отчалила, как только  стало
известно, что флотилиЯ джонок приближаетсЯ. •осе Џаласиос увидел ее издали и
склонилсЯ над гамаком, где, закрыв глаза, лежал генерал.
     - ‘еньор, - позвал он, - мы в Њомпоксе.
     - ЃлагословеннаЯ землЯ, - отозвалсЯ генерал, не открываЯ глаз.
     —ем дольше они плыли вниз по  реке, тем более широкой и  величественной
она становилась, будто пруд  без берегов, а  жара делалась такой густой, что
ее  можно было  потрогать  руками.  ѓенерал  уже не сидел на носу  джонки  в
краткие  минуты рассветов и Яростных  сумерек,  как  в первые дни  плаваниЯ.
’еперь он  погрузилсЯ  в равнодушное уныние. Ћн больше не диктовал писем, не
читал и никого ни о чем не спрашивал, выказываЯ тем самым отсутствие всЯкого
интереса к жизни.  „аже  в самые жаркие  часы сиесты он накрывалсЯ одеЯлом и
подолгу лежал в гамаке,  не  открываЯ глаз.  „умаЯ,  что он не слышит,  •осе
Џаласиос снова позвал его, и генерал снова заговорил, не открываЯ глаз.
     - Њомпокса не существует, - сказал он. - Њы иногда видим его во сне, но
он не существует.
     - Ќо  Я, по  крайней мере, могу поклЯстьсЯ,  что существует  колокольнЯ
свЯтой Ѓарбары, - сказал •осе Џаласиос. - …е отсюда видно.
     ѓенерал открыл  измученные  глаза,  приподнЯлсЯ  в гамаке  и  увидел  в
раскаленном  сиЯнии  полуднЯ  ближние  крыши  старого  и  печального  города
Њомпокса,  разрушенного  войной,  где царил хаос, принесенный республикой, и
где  каждый десЯтый житель был  унесен  оспой. ‚ те  времена  река  изменила
русло, но значениЯ этому факту вовремЯ не придали, а это привело к тому, что
уже к концу века город оказалсЯ в совершенном запустении. Ћт каменной дамбы,
которую   испанские   сборщики  налогов   с  иберийским  упрЯмством  спешили
восстанавливать  после  каждого   прилива,   остались  только  груды  щебнЯ,
рассыпанные по каменистому берегу.
     ‚оенный корабль  подошел  к джонкам, и офицер-негр, одетый еще в старую
форму  вице-королевской  полиции, направил на них  пушку.  Љапитан  Љасильдо
‘антос крикнул:
     - Ќе будь ослом, чернокожий!
     ѓребцы поднЯли весла, и джонки отдались  на милость течениЯ.  ѓренадеры
эскорта в ожидании  приказа направили винтовки  на канонерку. Ћфицер осталсЯ
невозмутим.
     -  Џаспорта, -  крикнул он.  - €менем  королЯ.  ’олько тут  все увидели
орудийный ствол, который
     ЏоднЯлсЯ  из-под тента  канонерки, и тут  же рука генерала, бессильнаЯ,
однако непререкаемо властнаЯ, сделала солдатам знак  опустить  оружие. Џотом
он сказал офицеру слабым голосом:
     - ‚ы можете мне не верить, капитан, но паспорта у менЯ нет.
     Ћфицер  не  узнал  его.  Ќо когда ”ернандо сказал ему, кто  это,  то он
бросилсЯ в воду прЯмо в амуниции и поплыл  к  берегу,  чтобы скорее принести
людЯм  добрую  весть. Љанонерка  с поднЯтым  пушечным  стволом  сопровождала
джонки до  самого  порта.  …ще  до  того,  как  за последним  поворотом реки
показалсЯ весь город, зазвонили колокола всех его восьми церквей.
     ‘анта-Љрус-де-Њомпокс в  колониальные  времена был тем торговым мостом,
что соединил  карибское побережье и внутренние районы страны,  это и служило
источником  его  процветаниЯ.  Љогда   подули  ветры   свободы,  этот  оплот
креольской  аристократии  был  первым,  кто  приветствовал ее. Ѓудучи  вновь
завоеванным  €спанией, город вторично был освобожден  самим генералом. ‚ нем
было только три улицы, они шли вдоль  реки параллельно ей: широкие, пыльные,
прЯмые,  застроенные  одноэтажными  домами  с большими  окнами;  город,  где
благоденствовали  два  графа  и  три  маркиза.  ‘лава тончайшего  ювелирного
искусства, процветавшего в этом городе, пережила все перипетии республики.
     ‚ этот  раз генерал прибыл таким разочарованным своей славой и  был так
сильно  настроен  против   всего  мира,  что  чрезвычайно  удивилсЯ   толпе,
собравшейсЯ в  порту в  ожидании  его прибытиЯ. Ћн быстро  надел вельветовые
брюки и  высокие сапоги, набросил на  плечи плащ, хотЯ было жарко, а  взамен
ночного колпака  надел шлЯпу с широкими полЯми,  которой махал, отплываЯ  из
Ћнды.
     ‚  это  времЯ  в  церкви  ‹а  Љонсепсьон  стоЯл  пышно  убранный  гроб.
ѓражданские и церковные власти  в полном составе, конгрегации и школы, самые
известные люди города в черной одежде присутствовали в церкви на  отпевании,
и звон колоколов вызвал  смЯтение,  потому что все принЯли  его за  пожарную
тревогу. Ћднако вошедший в церковь в большом волнении альгвасил прошептал на
ухо алькальду, а потом крикнул, чтобы слышали все:
     - Џрезидент прибыл в порт!
     €бо многие не знали еще, что он уже не ЯвлЯлсЯ таковым. ‚ понедельник в
городе был почтальон из Ћноры, он разнес слухи по всем  прибрежным селениЯм,
но ничего не  было известно  точно. ЌеЯсность ситуации  вызвала еще  больший
интерес к неожиданному поЯвлению генерала, и даже семьЯ усопшего понЯла, что
большинство соболезнующих вскоре покинут церковь - пойдут  на городской вал.
€  действительно,  только  несколько  самых близких  под гром  петард и звон
колоколов сопровождали покойника на кладбище.
     ђека еще не была полноводной,  так как в мае было мало дождей, поэтому,
чтобы достичь  порта,  они  должны были  пройти  через  груды  строительного
мусора.  ѓенерал  резко  отверг  предложение  переправить  его в паланкине и
поднЯлсЯ на городскую стену, опираЯсь на руку капитана €барры, пошатываЯсь и
держась из последних сил, но зато его достоинство осталось непосрамленным.
     ‚ порту он приветствовал представителей власти энергичным рукопожатием,
в  крепость которого невозможно было поверить  -  так  он  был худ и  такими
маленькими были его руки. ’е, кто видели его, когда он предпоследний раз был
в их городе,  не доверЯли собственной памЯти. Ћн казалсЯ таким старым, будто
это был его отец, однако той силы духа, котораЯ в нем еще  оставалась,  было
достаточно,  чтобы он никому не  позволЯл повелевать собой. Ћн отказалсЯ  от
паланкина, который длЯ него приготовили городские власти, и предпочел пешком
идти  в церковь  ‹а Љонсепсьон. ‚ конце концов  ему пришлось сесть  на  мула
алькальда,  которого тот  приказал срочно оседлать,  когда  увидел,  в каком
состоЯнии генерал сходит на берег.
     •осе Џаласиос увидел в порту  множество лиц, исполосованных  фиолетовой
краской от лечебного корнЯ, помогающего при оспе. Ћспа была давним бедствием
селений  в  низовьЯх Њагдалены, и в конце концов  повстанцы стали боЯтьсЯ ее
больше,  чем  испанцев, - так  опустошала она  рЯды Ћсвободительной армии во
времЯ  боев на реке.  ’огда, поскольку болезнь не отступала, генерал добилсЯ
того, чтобы один французский натуралист, который был в тех местах  проездом,
задержалсЯ бы и сделал людЯм прививку, - ее делали, вводЯ сыворотку из крови
переболевшего  оспой.  Ћднако  от прививок  умирало  столько  людей,  что  в
результате никто  не хотел лечитьсЯ у этого коновала, как  они его называли;
многие матери предпочитали уповать  на судьбу,  а не вести детей  к доктору.
‚прочем,  в официальных докладах, которые  поступали к генералу, говорилось,
что с  эпидемией  оспы  покончено. ’ак что,  когда  •осе  Џаласиос  заметил,
сколько в толпе раскрашенных лиц, он испытал скорее досаду, чем удивление.
     - ‚от так всегда, - сказал он, - подданные всегда будут обманывать нас,
чтобы доставить нам удовольствие.
     ѓенерал не преминул сразу же огорчить тех, кто встречал его в порту. Ћн
коротко  рассказал  о своей  отставке, о  том беспорЯдке, который творитсЯ в
‘ан-та-”е  и виноваты  в котором  были  - по его словам -  люди,  единодушно
поддержавшие новое правительство. "’ретьего не дано, - сказал он. - …динство
или анархиЯ". ‘казал, что больше не  вернетсЯ на пост президента, потому что
будет залечивать телесные раны, многочисленные и тЯжелые, что было видно, но
скорее длЯ того, чтобы отдохнуть  от  горечи,  которую причинила ему людскаЯ
злоба.  Ќо не сказал, когда он уедет и куда, и только повторЯл, что  еще  не
получил  паспорт  от нового правительства,  необходимый,  чтобы  выехать  из
страны. ѓенерал  поблагодарил  всех за  двадцать лет  славы, которые дал ему
Њомпокс, и попросил, чтобы  ему  не  присваивали  никаких почетных  титулов,
кроме одного - гражданин этого города.
     –ерковь  ‹а  Љонсепсьон  была убрана черным  крепом,  и в  воздухе  еще
кружились лепестки цветов и обгоревшие волокна фитилей от погребальных свеч,
когда беспорЯдочнаЯ толпа заполнила ее  целиком,  дабы восславить ѓоспода за
нежданное  благо. •осе Џаласиос, который сидел на  скамье длЯ  свиты, понЯл,
что генерал на отведенном ему месте чувствует себЯ неловко. Ђлькальд - метис
с пышной шевелюрой, похожей на гриву льва, - наоборот, чувствовал себЯ рЯдом
с ним  превосходно. ”ернанда, вдова Ѓенхумеа, чьЯ креольскаЯ красота вызвала
переполох при королевском дворе, преподнесла генералу  свой сандаловый веер,
чтобы  ему  было  легче  перенести   одурманивающую  тЯжесть  церемонии.  Ћн
обмахивалсЯ  им  без  всЯкой  надежды на облегчение, скорее длЯ того,  чтобы
почувствовать  аромат веера, до тех пор, пока от  жары ему не  стало  трудно
дышать. ’огда он прошептал на ухо алькальду:
     - Џоверьте, Я не стою подобного наказаниЯ.
     -  ‡а любовь народа надо  платить,  ваше  превосходительство, - ответил
алькальд.
     - Љ несчастью, это не любовь, а жажда сплетен, - сказал он.
     Џосле  литургии  он  попрощалсЯ  с  вдовой Ѓенху-меа  и,  поклонившись,
протЯнул ей веер. Ќо она не принЯла веера.
     - Ћкажите  мне честь и сохраните  его на памЯть о человеке, который так
вас любит, - сказала она.
     -  ‘амое  печальное  то, сеньора, что  у  менЯ уже  почти  не  осталось
времени, чтобы вспоминать, - ответил он.
     ‘вЯщенник настоЯл, чтобы длЯ защиты от жары над  ним натЯнули занавесь,
что вывешивают перед алтарем на ‘трастной Ќеделе, и  под ней его сопроводили
от  церкви  ‹а  Љонсепсьон  до  колледжа  ‘вЯтого  Џетра Ђпостола,  большого
двухэтажного зданиЯ  с крытой галереей,  как  в  монастыре,  вокруг которого
росли папоротники и полевые гвоздики, а за зданием виднелсЯ ухоженный огород
и росли  фруктовые деревьЯ. Љоридоры с аркадами  в эти месЯцы были  пустынны
из-за  сильных  ветров, дующих  с  реки, но  жилые  комнаты,  примыкающие  к
большому  залу,  были  защищены  толстыми  известнЯковыми  стенами,  которые
создавали там неизменный осенний сумрак.
     •осе  Џаласиос пошел вперед, дабы убедитьсЯ, все ли в порЯдке. ершавые
стены  спальни,  недавно  побеленные   известью,  слабо   освещались   через
единственное окно  с  зелеными  жалюзи, выходившее на огород. •осе  Џаласиос
передвинул кровать, чтобы окно  было в изножье,  а не в изголовье, и генерал
мог видеть желтые цветы гуайЯвы и вдыхать их аромат.
     ѓенерал прибыл, опираЯсь на  руку ”ернандо, вместе со свЯщенником из ‹а
Љонсепсьон, который был ректором этого колледжа. …два закрыв за собой дверь,
он прислонилсЯ спиной к стене, с наслаждением вдыхаЯ запах гуайЯвы, ее ветки
стоЯли  в тотуме  на подоконнике, наполнЯЯ своим  ароматом всю  комнату.  Ћн
долго, пока у него хватало дыханиЯ, стоЯл так, закрыв  глаза и вбираЯ в себЯ
запахи  старинного  жилища,  успокаивающие  душу.  Џотом внимательно  изучил
комнату, будто каждый предмет в  ней был длЯ него открытием. Љроме кровати с
маркизетовым пологом,  в  комнате были комод красного дерева,  ночной столик
тоже  красного дерева  с мраморной столешницей и большое  кресло,  обтЯнутое
красным  бархатом.  Ќа стене  рЯдом  с  окном висели восьмиугольные  часы  с
римскими цифрами, они стоЯли, показываЯ час семь минут.
     - •оть это не изменилось! - сказал генерал. ‘вЯщенник удивилсЯ.
     - Џростите, ваше превосходительство,  - сказал он, - но, насколько  мне
позволено судить, вы никогда здесь раньше не были.
     •осе Џаласиос  тоже  удивилсЯ, ибо они  действительно никогда не были в
этом  доме,  однако генерал  был  так  настойчив  в  своих  воспоминаниЯх  и
рассказывал о своем пребывании здесь  с такими подробностЯми, что все пришли
в смЯтение. Ќапоследок он попыталсЯ взбодрить их своей обычной иронией.
     - Њожет быть, это было в какой-нибудь  другой жизни,  -  сказал он. - ‚
конце  концов,  все  возможно  в  городе,  где  все только  что видели,  как
отлученный от церкви шествует под алтарным покрывалом.
     Ќемного спустЯ началась гроза; город, на который обрушилсЯ ливень,  был
похож  на корабль,  терпЯщий  крушение.  ѓенерал воспользовалсЯ этим,  чтобы
прийти  в  себЯ  после  оказанных  почестей, и  наслаждалсЯ  запахом  цветов
гуайЯвы, делаЯ вид, что спит лицом кверху, сбросив одежду в сумраке комнаты,
а потом заснул по-настоЯщему в освежающей тишине,  наступившей  после дождЯ.
•осе  Џаласиос понЯл это, когда  услышал: генерал  разговаривает во  сне - с
четкой дикцией и молодой звонкостью, как случалось с ним в те времена только
во  сне.  Ћн  говорил о  Љаракасе,  разрушенном городе,  который  ему уже не
принадлежал, где стены были покрыты оскорбительными надписЯми в его адрес, а
на  улицах бурлил  поток из  человеческого дерьма. •осе Џаласиос, сидЯщий  в
углу  комнаты, утонув  в кресле почти с головой, следил, чтобы никто,  кроме
людей свиты, не смог бы услышать бессознательные откровениЯ генерала. “видев
в приоткрытую дверь  полковника ‚ильсона, он  сделал ему  знак, и тот удалил
солдат охраны, что бродили по саду.
     - ‡десь нас никто не любит,  а  в  Љаракасе никто  не слушаетсЯ  нас, -
говорил генерал во сне. - Њы остались одни, наедине с собой.
     Џоследовал  беспорЯдочный  поток  горьких жалоб-все,  что  осталось  от
поруганной славы,  дуновение  смерти развеЯло по  ветру. Џочти  час он был в
бреду,  пока его  не  разбудил  шум  толпы в  коридоре  и металлический звук
властно начальственного голоса. ѓенерал отрывисто  всхрапнул, делаЯ вид, что
еще не проснулсЯ, и сказал, не открываЯ глаз, бесцветным голосом:
     - —то, черт побери,  происходит?  Џроисходило то,  что  генерал ‹оренсо
Љаркамо,
     ‚етеран  освободительных войн, отличавшийсЯ угрюмым  характером и почти
безумной  храбростью,  пыталсЯ  силой ворватьсЯ  в  спальню раньше  времени,
назначенного  ему  длЯ аудиенции. Ћн не обращал вниманиЯ на слова полковника
‚ильсона,   ткнул   саблей  лейтенанта   гренадеров   и   подчинилсЯ  только
непререкаемой  власти  свЯщенника, и  тот вежливо  проводил  его  в соседнюю
комнату. ѓенерал, вскоре узнав обо всем от ‚ильсона, гневно крикнул:
     - ‘кажите Љаркамо, что Я умер! €менно так, умер - и все!
     Џолковник  ‚ильсон вышел в другую комнату,  чтобы лично передать  слова
генерала задиристому воину;  тот нарЯдилсЯ ради аудиенции в парадный мундир,
увешанный орденами и медалЯми. ѓорделивость  Љаркамо  уже как рукой снЯло, а
глаза увлажнились слезами.
     - Њожете ничего  не  передавать, ‚ильсон, -  сказал он. -  џ и так  все
слышал.
     Љогда генерал открыл глаза, то заметил, что часы по-прежнему показывают
час  семь минут. •осе Џаласиос завел их,  поставив  стрелки наугад, и тут же
увидел,  что  то же самое времЯ показывали две  пары его часов  на  цепочке.
Ќемного  погодЯ  вошла  ”ернанда  ’олстуха  и попыталась покормить  генерала
тушеными баклажанами с  помидорами и перцем. ѓенерал отказалсЯ,  несмотрЯ на
то что  не  ел со  вчерашнего днЯ, но приказал, чтобы тарелку отнесли в  его
рабочий кабинет, дабы он мог  поесть во времЯ аудиенций. Ћн не  устоЯл перед
искушением и взЯл из тотумы ветку гуайЯвы. ‘ наслаждением вдохнул ее аромат,
жадно надкусил,  медленно,  с  ребЯчьим удовольствием  разжевал  сердцевину,
долго смаковал и  наконец проглотил с  глубоким  вздохом воспоминаний. Џотом
уселсЯ в  гамак с  тотумой и  ветками гуайЯвы на коленЯх и  съел их  одну за
другой, не переводЯ дыханиЯ. •осе Џаласиос застал его за предпоследней.
     - ’ак можно погубить себЯ! - вскричал он. ѓенерал беззлобно поддел его:
     - Ќо мы и так уже сделали это.
     ‚ половине  четвертого,  как  и  было  оговорено  заранее, он  приказал
впускать  пришедших на  аудиенции  в  рабочий кабинет по двое,  чтобы каждый
визит  длилсЯ как  можно  короче,  пришедшему будет Ясно, что надо  уступать
место  другому.  „октор Ќикасио дель ‚алье, вошедший одним из первых, застал
генерала  сидЯщим  спиной к свету,  проникавшему через  окно, в которое была
видна как на  ладони  ферма, а дальше болота, над которыми  клубилсЯ  пар. ‚
руках у него  была тарелка с кукурузной  кашей, которую незадолго перед этим
принесла   ”ернанда  и  к  которой  он  даже  не   притронулсЯ,  потому  что
почувствовал  тЯжесть  в желудке от съеденной  гуайЯвы. Џозднее  доктор дель
‚алье выразил свое  впечатление от  этого визита  одной грубой фразой: "ќтот
человек гроша ломаного не стоит".  Љаждый  из тех, кто пришел  на аудиенцию,
был более или менее с ним согласен. „аже те, кого взволновал болезненный вид
генерала, не выказали состраданиЯ и  настаивали на том, чтобы  он  поехал по
окружающим  селениЯм:  облагодетельствовал детей,  побывал на патриотических
собраниЯх  и  убедилсЯ,  в   каком  плачевном  состоЯнии  живут  люди  из-за
нерадивости правительства.
     ’ошнота и спазмы  через час  стали такими сильными, что он вынужден был
прервать  прием посетителей, несмотрЯ на то что хотел со вниманием выслушать
всех, кто ждал  его в тот  день.  ‚есь  патио  был заполнен бычками, козами,
курами и прочей  домашней скотиной и птицей,  котораЯ  предназначалась ему в
подарок.  —тобы  не  возникло  толчеи,   гренадеры  охраны  вынуждены   были
вмешатьсЯ,   все  утрЯслось,   только   когда   наступил  вечер   и   второй
благословенный ливень, освежаЯ воздух и водворЯЯ покой, обрушилсЯ на землю.
     ЌесмотрЯ на Явно  плохое самочувствие генерала, в четыре часа пополудни
в одном из соседних домов был приготовлен торжественный ужин. Ќо прошел ужин
без  генерала,   поскольку   засорившаЯ   кишечник   гуайЯва  заставила  его
промучитьсЯ до одиннадцати часов и даже  дольше. Ћн  лежал в гамаке, страдаЯ
от мучительных колик и скоплениЯ  зловонных газов, и ему  казалось, что душа
его  плавает  в кипЯщих  водах.  ‘вЯщенник принес  лекарство, приготовленное
домашним аптекарем. ѓенерал отказалсЯ  принимать его. "€з-за одного рвотного
Я лишилсЯ власти, еще одно добьет менЯ окончательно", - сказал он. Ћн вверил
себЯ судьбе  и дрожал от озноба, покрывшись холодным  потом, и  единственным
утешением ему служили отголоски  музыки, долетавшей с  банкета.  Њало-помалу
клокочущий источник у него в животе  затих, боль прошла, музыка утихла, и он
погрузилсЯ в забытье.
     …го  прошлый  приезд чудом не  оказалсЯ и последним. Ћн  возвращалсЯ из
Љаракаса после того, как, употребив все  свое обаЯние, добилсЯ соглашениЯ  -
весьма сомнительного  - с генералом •осе Ђнтонио Џаэсом, который, однако, не
отказалсЯ  от  своих сепаратистских  мечтаний. …го вражда с ‘антандером была
тогда всем известна и дошла уже до того, что генерал отказывалсЯ читать  его
письма, ибо не верил больше ни в его сердечность, ни в его порЯдочность. "Ќе
трудитесь более называть себЯ моим другом", - написал он ‘антандеру. Џоводом
длЯ взаимной  неприЯзни было воззвание,  которое  генерал поспешил отправить
жителЯм  Љаракаса; в этом не слишком продуманном воззвании он утверждал, что
все  его  действиЯ   продиктованы  желанием  видеть   Љаракас  свободным   и
процветающим. Џо возвращении в Ќовую ѓранаду  генерал попыталсЯ уладить дело
с помощью  одной  афористичной фразы, направленной в  Љартахену  и  Њомпокс:
"…сли Љаракас  дал мне жизнь, то вы  дадите  мне  славу". Ќо  фраза казалась
пустой риторикой и была недостаточной, чтобы усмирить сантандеристов.
     ЏытаЯсь помешать  драматической развЯзке, генерал вернулсЯ в ‘анта-”е с
военным корпусом и надеЯлсЯ по дороге собрать армию, чтобы еще раз приложить
усилиЯ к  объединению.  Ћн  говорил, что длЯ него  наступил точно  такой  же
решительный  момент,  как  тогда,  когда   он   собиралсЯ  воспрепЯтствовать
отделению  ‚енесуэлы.  Ќемного  поразмыслив,  генерал  понЯл,  что  вот  уже
двадцать лет в  его  жизни любой  момент - решительный.  "–ерковь,  армиЯ  и
подавлЯющее  большинство нации были  за менЯ",  -¦  писал  он  впоследствии,
вспоминаЯ то времЯ. Ќо,  несмотрЯ на это преимущество, говорил он, множество
раз оказывалось, что стоит ему оставить юг  и  начать  продвигатьсЯ на север
или наоборот, как страну,  которую  он  оставлЯл у  себЯ за спиной, начинали
раздирать гражданские войны, и все рушилось. ’акова была его судьба.
     ‘антандеристскаЯ пресса не упускала случаЯ приписать  военные поражениЯ
его  ночным похождениЯм. ‘реди многих прочих  сплетен,  распространЯемых длЯ
того, чтобы уничтожить его славу, в те дни  в ‘анта-”е  было напечатано, что
совсем  не он, а генерал  ‘антандер командовал битвой при ЃоЯка, закрепившей
независимость,  7  августа  1819  года,  в  семь  утра,  а  он  в это  времЯ
наслаждалсЯ обществом дамы полусвета из вице-королевского окружениЯ в ’унхе.
     Ќадо   сказать,  что   не  только   сантандеристскаЯ  печать   в  целЯх
дискредитации склонЯла его разгульные ночи.  …ще до победы говорили, что  по
крайней мере три сражениЯ были  проиграны в войнах за  независимость  только
потому,  что он был  не там,  где ему полагалось, а в  постели  с  женщиной.
Ћднажды  в  Њомпок-се он  прошел  по  улицам,  окруженный  женщинами  самого
разнообразного  возраста и цвета кожи; после этого шествиЯ в воздухе осталсЯ
отвратительный запах дешевых духов. Ћни ездили верхом как амазонки и  носили
шлЯпки из набивного  атласа и  платьЯ  из  Яркого шелка, как  будто  никаких
других тканей в городе не было. Ќикто не сомневалсЯ  в  том,  что  это  были
любовницы   генерала,   которые   сопровождали   его  в   путешествии.   ќто
предположение  было ошибочным, как  и многое  другое, однако  рассказы о его
походном гареме  были одними из самых  популЯрных в салонах  -  эти  истории
надолго пережили его самого.
     Ќикаких новых  способов, чтобы запускать лживую информацию, не было. ’е
же самые использовал и сам генерал во времЯ войны с €спанией, когда приказал
‘антандеру печатать фальшивые сообщениЯ, дабы обмануть испанских командиров.
’ак что, когда  была установлена республика и он попенЯл ‘антандеру, что его
печать  пользуетсЯ  неблаговидными методами, последний  ответил  генералу  с
изысканным сарказмом.
     - “ нас был прекрасный учитель, ваше превосходительство.
     - Џлохой учитель, -  ответил  генерал. -  €мейте в виду, что сообщениЯ,
которые мы выдумываем, работают против нас.
     Ћн  был  очень  чувствителен к тому,  что  говорилось  о  нем,  ложь ли
говорили или правду,  и до смертного часа глубоко переживал  каждую сплетню,
стараЯсь  опровергать  всЯкую  ложь.  Ћднако  мало  что можно было спасти от
сплетен. Љак и раньше, в предыдущий  свой приезд в  Њомпокс, он снискал себе
худую славу из-за женщины.
     …е звали  •осефа ‘аграрио, она  была  уроженкой Њомпокса и прошла через
семь  постов охраны, закутавшись во  францисканский плащ и произносЯ пароль,
который сказал ей •осе Џаласиос: "‡емлЯ ѓосподнЯ". …е кожа была такой белой,
что  тело  светилось  в  темноте.  Ђ  в ту ночь ее  красота  сиЯла  еще Ярче
благодарЯ  украшению,  которое  она  надела  на  платье,  -  кирасе, искусно
сделанной местными ювелирами.  ’ак что, когда он хотел на руках отнести ее в
гамак, то едва смог  поднЯть ее  -  таким тЯжелым было золото.  Ќа рассвете,
после бурной  ночи, она  сказала,  что  все промелькнуло слишком  быстро,  и
упросила его разрешить ей остатьсЯ еще на одну ночь.
     ќто был огромный риск,  потому что, согласно  донесениЯм доверенных лиц
генерала, ‘антандер готовил заговор, с тем чтобы отстранить его от власти  и
раздробить Љолумбию. Ќо она осталась, и не на  одну ночь - на  десЯть, и эти
ночи были такими счастливыми, что оба, в конце концов, были готовы поверить,
что никто и никогда на свете так, как они, не любил.
     Ћна оставила  ему свое золото. "„лЯ твоих сражений",  - сказала она. Ћн
стеснЯлсЯ  надевать кирасу, ибо считал ее  состоЯнием, добытым  в постели, и
потому  не пригодным длЯ войны, и оставил  на хранение одному  из  друзей. Ђ
потом  забыл о ней. Џриехав  в Њомпокс сейчас, генерал велел открыть сундук,
чтобы  проверить  содержимое,   и   только  тогда  вспомнил,  когда  и  кому
принадлежали все эти вещи.
     ’о,  что он  увидел, было прекрасно;  золотаЯ  кираса  •осефы ‘аграрио,
созданнаЯ искуснейшими ювелирами, весом  около  тридцати фунтов. Љроме того,
там была шкатулка, где  покоились двадцать три вилки, двадцать  четыре ножа,
двадцать четыре обеденные ложки, двадцать три  чайные, маленькие щипчики длЯ
сахара  -  все золотое; и  прочаЯ  домашнЯЯ  утварь  большой  ценности, тоже
оставленнаЯ  на хранение  при разных обстоЯтельствах и  тоже  забытаЯ. ‚ том
невероЯтном  беспорЯдке,  в котором  находилось  имущество  генерала,  такие
находки  в  самых  неожиданных местах давно  перестали кого бы  то  ни  было
удивлЯть. Ћн распорЯдилсЯ, чтобы столовые приборы присоединили к его багажу,
а  баул  с  золотом вернули  хозЯйке. Ћднако падре - ректор колледжа ‘вЯтого
Џетра Ђпостола, - к его удивлению, сказал, что •осефа ‘аграрио давно выслана
в €талию за участие в заговоре против правительства.
     - Љонечно, козни ‘антандера, - сказал генерал.
     - Ќет, генерал, -  ответил свЯщенник. - ќто вы сами выслали их всех, не
разбираЯ, в двадцать восьмом году.
     Џока все выЯснЯлось, сундук с золотом так и осталсЯ на месте, а генерал
больше ни  разу не поинтересовалсЯ ссыльными. Ћн был уверен, о чем и  сказал
•осе  Џаласиосу,  что  •осефа ‘аграрио  вернетсЯ  вместе  со  множеством его
заклЯтых врагов  в ту же секунду, как только длЯ него скроетсЯ из виду берег
Љартахены.
     - Љассандр, должно быть, уже собирает чемоданы, - сказал он.
     € действительно, многие из  сосланных возвратились, как  только узнали,
что он  отправлЯетсЯ  в  …вропу.  Ќо  генерал  ‘антандер,  будучи  человеком
неожиданных решений и очень осмотрительным, приехал в числе последних. ‚есть
об отставке  генерала встревожила его, но он не предпринимал никаких мер длЯ
возвращениЯ и вместе  с  тем  не спешил продолжать  столь  желанные длЯ него
путешествиЯ по европейским странам с целью продолжениЯ обучениЯ, начатого им
в  тот самый день, когда  он высадилсЯ в ѓамбурге в октЯбре прошлого года. 2
марта 1831 года,  будучи во ”лоренции, он прочитал  в "’орговой газете", что
генерал умер. Ћднако он задержалсЯ с возвращением еще на полгода, дожидаЯсь,
когда  новое  правительство восстановит все  его военные чины  и награды,  а
конгресс заочно изберет его президентом республики.
     Џрежде чем снЯтьсЯ  с ЯкорЯ в Њомпоксе, генерал нанес  визит вежливости
‹оренсо Љаркамо, своему старому боевому товарищу. ’олько тогда он узнал, что
тот тЯжело болен и накануне встал с постели только длЯ того, чтобы увидетьсЯ
с генералом. ЌесмотрЯ на то что болезнь  давала себЯ знать, ‹оренсо Љаркамо,
с трудом  преодолеваЯ телесный  недуг, говорил  зычным  голосом,  без  конца
утираЯ платком струившиесЯ из глаз слезы, которых он не мог сдержать.
     Ћни  посетовали  друг другу на свои невзгоды, по-сокрушались  по поводу
легкомыслиЯ народов и непостоЯнства побед и зло изругали ‘антандера - а ведь
это   было  всегда  запретной   темой  длЯ  них.  ѓенерал  редко  бывал  так
разговорчив.  ‚о  времЯ кампании 1813  года ‹оренсо  Љаркамо  был свидетелем
Яростной  ссоры  между генералом и  ‘антандером,  когда последний  отказалсЯ
подчинитьсЯ приказу перейти границу и вторично освободить ‚енесуэлу. ѓенерал
Љаркамо все годы  думал, что именно  это  и было  первоначальным  источником
недовериЯ, а дальнейшие событиЯ только усилили его.
     ѓенерал же,  напротив,  полагал,  что  это было  не  концом, а  началом
большой дружбы. Ќеверно было  и  то, что  причиной разлада  были привилегии,
которые генерал даровал генералу Џаэсу,  или неудачнаЯ конституциЯ Џеру, или
установление  пожизненного президентства  и  создание сената,  о  котором он
мечтал  длЯ  Љолумбии,  или  абсолютнаЯ власть,  которой  он  обладал  после
“чредительного собраниЯ в  Ћканье. Ќет: ни это и ничто другое в том  же роде
не  Явилось причиной глубокого разлада, который  все увеличивалсЯ с  годами,
пока не достиг  кульминации в день покушениЯ  25 сентЯбрЯ. "€стиннаЯ причина
заключалась в том, что ‘антандер  никогда не хотел  видеть  континент единой
страной,  -  говорил генерал. - ЋбъединеннаЯ Ђмерика  была длЯ  него слишком
велика". Ћн посмотрел на  ‹оренсо Љаркамо, простертого  на кровати, будто на
поле битвы, уже последней и проигранной навсегда, и решил уходить.
     - ‚се это ни гроша не будет стоить после смерти, - сказал он.
     ‹оренсо Љаркамо  видел,  как он поднЯлсЯ,  печальный  и побледневший, и
понЯл, что  воспоминаниЯ больше,  чем годы, отЯгощают генерала, так же как и
его самого. Љогда  он взЯл  его руку в свои, то понЯл, что лихорадка треплет
их обоих, и подумал: к кому  же из них двоих смерть придет раньше и помешает
им увидетьсЯ еще раз.
     - Џропащий этот мир, старина ‘имон, - сказал ‹оренсо Љаркамо.
     -  ќто мы в  нем  пропащие,  -  ответил генерал.  -  …динственное,  что
остаетсЯ: начать все сначала.
     - Њы этого уже не сможем, - проговорил ‹оренсо Љаркамо.
     - „а, Я  не смогу,  - отозвалсЯ  генерал. - Њне остаетсЯ  только ждать,
когда менЯ запихают в мусорное ведро.
     ‹оренсо  Љаркамо подарил  ему  на  памЯть пару пистолетов в  футлЯре из
красного атласа.  Ћн знал, что генералу не  нравилось огнестрельное оружие и
что   при   разрешении   своих  немногочисленных   конфликтов,   требовавших
сатисфакции,  он  бралсЯ  за шпагу.  Ќо  эти  пистолеты  обладали  моральной
ценностью, ибо принесли счастье на поединке из-за любви, и генерал принЯл их
с  нескрываемым волнением. —ерез несколько  дней,  в ’урбако, до него  дошла
весть о том, что генерал Љаркамо умер.
     Џутешествие  -  и при этом  генералу со  свитой пожелали доброго пути -
возобновилось вечером в воскресенье,  21  маЯ. “правлЯемые  скорее течением,
чем  гребцами, джонки миновали сланцевые отложениЯ и коварные отмели.  Џлоты
из толстых стволов, которых  теперь  было гораздо  больше, плыли,  казалось,
быстрее. ‚ отличие от тех плотов, что они видели в первые дни,  на этих были
построены премиленькие домики с цветами в горшках и развешенным длЯ просушки
бельем на окнах, были на них и проволочные курЯтники, и коровы, и рахитичные
ребЯтишки - они махали проплывающим джонкам еще долго после того, как те уже
скрылись из  виду. ‚сю  ночь  джонки плыли по  заводи, усеЯнной звездами. Ќа
рассвете  путешественники увидели, как сиЯет в  первых лучах  солнца городок
‘амбрано.
     Ќа  пристани,  под  огромной  сейбой, их  ждал  дон  Љастуло  Љампильо,
прозванный Њалышом, в доме которого был приготовлен обед в честь  генерала -
похлебка из  мЯса с овощами. €менно он решил пригласить генерала, потому что
помнил: в  свое  первое  посещение  ‘амбрано  генерал  обедал  в кабачке  на
скалистом мысу у пристани  и сказал тогда, что из-за одной только прекрасной
мЯсной похлебки стоит приезжать  сюда хотЯ бы раз в году. Ќа хозЯйку кабачка
визит  столь  важного  гостЯ  произвел  такое  сильное впечатление, что  она
послала в дом богача Љампильо за тарелками  и  приборами. ѓенерал не слишком
хорошо  помнил  подробности того случаЯ, и ни он, ни  •осе  Џаласиос не были
уверены, что мЯснаЯ  похлебка - это не то  же  самое, что вырезка, свареннаЯ
по-венесуэльски. ѓенерал Љарреньо, впрочем, полагал, что это одно и  то же и
что они действительно ели это  блюдо на скалистом  мысу у пристани, но не во
времЯ  военной кампании в здешних местах, а  когда были здесь три года назад
на паровом судне. ѓенерал, которого  все больше беспокоили провалы в памЯти,
согласилсЯ, не возражаЯ.
     Ћбед  длЯ  гренадеров охраны был  подан  в патио  дома  Љампильо  - под
большими  миндалевыми  деревьЯми,  деревЯнные  столы  были  застланы  вместо
скатерти банановыми листьЯми. Ќа внутренней галерее, выходившей в патио, был
накрыт пышный стол длЯ генерала,  офицеров и нескольких приглашенных, причем
все - в  строгой  английской  манере.  •озЯйка дома объЯснила, что  весть  о
прибытии  застала  их в четыре  утра,  и у них едва  хватило времени,  чтобы
забить лучший скот  из стада. ’еперь мЯсо было на столе,  нарезанное сочными
ломтЯми и сваренное вместе со всеми плодами домашнего огорода.
     ‘лова о том, что  ему, не  знаЯ заранее о его  приезде,  устроили столь
пышный  прием,  несколько  ухудшили  настроение генерала,  и  •осе  Џаласиос
употребил все свое  искусство примирителЯ, чтобы тот  решил  сойти на берег.
‡аразительнаЯ атмосфера праздника поднЯла дух генерала. Ќе  без основаниЯ он
похвалил вкус хозЯев дома и кротость юных дочерей, застенчивых и услужливых,
которые помогали  за праздничным  столом, незаметно обходЯ  сидЯщих, как это
делалось в  старину. Ћсобенно он  похвалил чистоту и  великолепие посуды  из
тонкого серебра с выгравированным  на ней гербом  какой-то семьи, разоренной
роковыми новыми временами, но ел из своей обычной тарелки.
     …динственный,  кто  вызвал  его  досаду, был  некий  француз,  которому
покровительствовал  Љампильо  и  который  сидел  на   этом  обеде,   мучимый
ненасытной  жаждой  демонстрировать  перед  такими  высокими   гостЯми  свои
универсальные познаниЯ о тайнах и этой, и  другой жизни. Ћн потерЯл все, что
у него было, во времЯ кораблекрушениЯ и около года назад занЯл половину дома
Љампильо вместе со свитой своих помощников и слуг, в ожидании некоей помощи,
котораЯ должна  была прийти  из Ќового Ћрлеана. •осе Џаласиос знал,  что его
звали  „ьокль  Ђтлантик, но  так  и не  смог  установить, какой  наукой  тот
занималсЯ и какова была цель его приезда в Ќовую ѓранаду. …сли его раздеть и
дать в руки трезубец, то он очень походил бы на Ќептуна, в городке же за ним
упрочилась  слава  грубиЯна  и нерЯхи.  Ћднако обед  в присутствии  генерала
взволновал француза до такой степени, что он ЯвилсЯ к столу чисто вымытый, с
подстриженными  ногтЯми,  в эту  майскую духоту  одетый будто длЯ  светского
обеда в весеннем Џариже - в синий сюртук с золочеными пуговицами и полосатые
брюки времен „иректории.
     Џосле  первых же приветствий  француз разразилсЯ  многословной речью на
чистом  испанском. Ћн рассказал, что его одноклассник, с которым они учились
в начальной школе в ѓренобле,  недавно, после четырнадцати лет  изучениЯ, не
знаЯ  ни сна,  ни отдыха,  расшифровал  египетские иероглифы.  —то  маис был
впервые  открыт  не  в Њексике,  а в одном из районов Њесопотамии, где  были
найдены окаменелые зерна  еще до того, как Љолумб открыл Ђнтильские острова.
—то ассирийцы получили неопровержимые доказательства влиЯниЯ небесных светил
на  болезни  человека.  —то  вопреки  тому,  что  пишет   недавно   вышедшаЯ
энциклопедиЯ,  у  греков  кошки  поЯвились  только  за  четыре  столетиЯ  до
ђождества •ристова. Ћн без перерыва разглагольствовал на эти и прочие темы и
делал коротенькие паузы только  длЯ  того, чтобы  пожаловатьсЯ на недостатки
креольской кухни.
     ѓенерал, который  сидел  напротив него,  удостаивал его вниманием ровно
настолько,  насколько  требовала вежливость, и не  поднимал глаз от тарелки,
хотЯ больше делал вид,  что  ест,  чем  ел  на самом деле. ”ранцуз попыталсЯ
сначала говорить с  ним на своем  родном Языке,  и генерал из  учтивости ему
ответил, но тут же перешел на испанский. ’ерпение генерала в тот день сильно
удивило  •осе  ‹ауренсио  ‘ильву,  который знал,  как  его выводит  из  себЯ
всезнайство европейцев.
     ”ранцуз громко обращалсЯ и к другим приглашенным, даже к тем, кто сидел
совсем  далеко  от него,  однако невооруженным глазом видно  было,  что  его
интересует  только  генерал. ‚друг, перескочив, как говоритсЯ,  с  пЯтого на
десЯтое,   он   напрЯмик   спросил  генерала,  каково  будет   окончательное
государственное устройство в новых республиках. Ќе поднимаЯ глаз от тарелки,
генерал ответил вопросом на вопрос:
     - Ђ вы как думаете?
     - „умаю, что пример Ѓонапарта хорош не только длЯ нас,  но  и длЯ всего
мира, - ответил француз.
     - Ќе сомневаюсь,  что  вы  думаете именно  так,  - сказал  генерал,  не
скрываЯ иронии. - …вропейцы полагают, что любое  изобретение  …вропы годитсЯ
длЯ всего мира, а все прочее ерунда.
     -  џ всегда  считал ваше  превосходительство сторонником монархического
устройства, - сказал француз.
     ѓенерал впервые поднЯл глаза от тарелки.
     - Њожете  больше так не считать, - сказал он. -  Њое войско никогда  не
марало себЯ войной за корону. - Ћн указал на своих адъютантов и закончил:
     - џ держу при себе €турбиде, чтобы он всегда напоминал мне об этом.
     - Љстати, - сказал француз, - декларациЯ, которую вы опубликовали после
расстрела  императора Њексики, произвела большое  впечатление на европейских
монархистов.
     - џ не изменил бы ни одной  буквы из того, что  написал тогда, - сказал
генерал.  - ЊенЯ  восхищает, когда обыкновенный человек,  подобный €турбиде,
совершает  необыкновенные поступки,  но храни  менЯ Ѓог  от его  судьбы; Ѓог
сохранил менЯ от  его карьеры, но Я знаю, что Ћн никогда не оградит  менЯ от
людской неблагодарности.
     ѓенерал тут же постаралсЯ сгладить  свою резкость и объЯснил, что мысль
установить  монархический режим  в новых  республиках принадлежала  генералу
•осе  Ђнтонио  Џаэсу.  €деЯ  распространилась,  поддержаннаЯ  разного   рода
сомнительными   соображениЯми,  и   даже  он  сам  одно  времЯ  подумывал  о
монархизме, скрытом под покровом  пожизненного  президентства,  но  это  был
безнадежный  способ  объединениЯ  Ђмерики. €  скоро он  понЯл, что монархизм
противоречит его замыслам.
     - ”едерализм же вызывает у менЯ противоположные чувства, - заключил он.
-  Њне кажетсЯ, длЯ наших  стран это было бы прекрасно, мы могли бы показать
на деле наши лучшие добродетели и таланты.
     -  ‚ любом случае, - сказал француз, - не  сами  системы, а их  крайние
формы в истории цивилизации - вот что бесчеловечно.
     - ќтот урок мы знаем наизусть, - произнес генерал. - Џо сути, все та же
глупость Ѓенжамена Љон-стана, самого большого приспособленца …вропы, который
был  то  против  революции,  то  за  нее,  который  сначала  боролсЯ  против
Ќаполеона, а потом стал одним из его  придворных,  который много раз засыпал
республиканцем, а  просыпалсЯ  анархистом,  или наоборот, и  который  теперь
стал,  благодарЯ  попустительству  европейского  высокомериЯ,  полновластным
хранителем наших истин.
     - Ђргументы Љонстана против тирании блестЯщи, - сказал француз.
     -  ѓосподин  Љонстан,  как  всЯкий  добропорЯдочный  француз,  -   Ярый
приверженец абсолютистских  интересов, -  ответил генерал.  - “ж если кто  и
высказал нечто  блестЯщее на эту тему, так  это аббат Џрадт, который сказал,
что политика зависит от того, где она делаетсЯ  и кем. ‚о времЯ  войны не на
жизнь,  а на смерть  Я сам отдал приказ казнить восемьсот пленных  испанцев,
включаЯ раненых и  больных, которые были в больнице  в ‹а-ѓуайре. ‘егоднЯ, в
схожих  обстоЯтельствах,  Я повторю такой приказ недрогнувшим голосом,  и  у
европейцев  нет  никакого морального  права упрекать  менЯ, ибо если  и есть
историЯ, затопленнаЯ кровью,  полнаЯ недостойных дел и  несправедливости,  -
это историЯ …вропы.
     Џо мере того как  генерал углублЯлсЯ в  политический  анализ, гнев  его
разгоралсЯ; среди его приверженцев, сидевших за столом, установилась мертваЯ
тишина. Ќазойливый француз попыталсЯ перебить генерала, но тот остановил его
движением руки. ѓенерал стал вспоминать ужасные  кровавые  бойни европейской
истории.  ‚ ‚арфоломеевскую ночь число убитых достигло двух тысЯч человек за
десЯть часов.  ‚  прекрасные времена  ‚озрождениЯ двенадцать  тысЯч  платных
наемников императорского войска  разграбили и опустошили  ђим  и  перерезали
восемь  тысЯч  его  жителей.  €  вершина  всего:  €ван IV,  царь всеЯ  ђуси,
справедливо прозванный ѓрозным,  полностью истребил  население городов между
Њосквой  и Ќовгородом,  уничтожил  в  кровавой бойне  двадцать  тысЯч  своих
подданных по одному только подозрению в заговоре против него.
     - ’ак что,  пожалуйста,  не надо говорить нам, что мы должны делать,  -
заключил  он.  -  Ќе  старайтесь показать  нам, какими  мы должны  быть,  не
старайтесь сделать  нас похожими на вас и  не требуйте, чтобы  мы сделали за
двадцать лет то, что вы так плохо делали целых два тысЯчелетиЯ.
     Ћн положил вилку на тарелку и посмотрел на француза горЯщими глазами:
     -  ‘делайте  милость, черт вас  возьми, дайте нам спокойно пройти  наше
средневековье!
     “  него перехватило  дыхание, началсЯ  новый приступ  кашлЯ.  Ќо  когда
приступ прошел, генерал не обнаружил  и следов гнева. Ћн повернулсЯ к Њалышу
Љампильо и улыбнулсЯ ему самой сердечной  улыбкой. - Џростите, дорогой друг,
- сказал он, - ЏодобнаЯ галиматьЯ недостойна такого памЯтного обеда.
     Џолковник  ‚ильсон  рассказал об  этом  эпизоде  одному  летописцу того
времени, который не потрудилсЯ даже упомЯнуть о данной беседе.
     "ЃеднЯга генерал  - человек конченый", -  сказал он. ‚ глубине души так
думали все, кто видел его в то последнее путешествие, и, может быть, поэтому
о тех днЯх не осталось ни одного письменного свидетельства. Ќекоторым из его
ближайших  спутников  даже  казалось,  что  генералу  не останетсЯ  места  в
истории.  Џосле  ‘амбрано сельва стала  не такой  непроходимой, селениЯ были
многолюдными и пестрыми, а в некоторых из них на улицах звучала музыка, хотЯ
никакого праздника не было. ѓенерал  улегсЯ в гамак, стараЯсь тишиной сиесты
заглушить воспоминаниЯ о  наглом  французе, но это было не так-то легко.  Ћн
задел  генерала за  живое,  и тот жаловалсЯ •осе Џаласиосу, что  не  нашел в
нужный момент точных слов и неопровержимых  аргументов, которые пришли ему в
голову только сейчас, когда он один и лежит в гамаке,  а его противник - вне
пределов  досЯгаемости.  Ћднако  к  вечеру  ему  стало  лучше,  и  он  отдал
распорЯжение  генералу Љарреньо, чтобы правительство позаботилось  о  судьбе
разорившегосЯ француза.
     Њногие офицеры,  обрадованные  близостью  морЯ,  - она  была  тем более
очевидна, чем более буйствовала природа, - дали волю бурлившей в них энергии
и помогали гребцам, которые охотились  на  кайманов гарпунами из штыков, или
искали  работу  потЯжелее,  даваЯ  выход  нерастраченным силам,  и  работали
галерниками. •осе ‹ауренсио ‘ильва, наоборот, днем спал, а по ночам работал,
если ему это удавалось, из-за давнего страха ослепнуть от катаракты, которой
страдали  несколько членов  его семьи  по материнской линии. Ћн поднималсЯ в
сумерках и бралсЯ за  работу, чтобы научитьсЯ быть полезным, если  ослепнет.
Љогда генерал,  мучимый бессонницей, ходил по лагерю, то не единожды слышал,
как тот работает, распиливаЯ  на доски бревна, которые сам же и обтесывал, и
делает  из них  разные  вещи, стараЯсь  стучать  молотком потише,  чтобы  не
нарушать  чужой  сон. Ќа следующий  день,  при  свете  солнца,  трудно  было
поверить,  что все эти  чудеса  столЯрного искусства были сделаны в  темноте
Љогда они ночевали в Џуэрто-ђеаль, бодрствовавший •осе ‹ауренсио ‘ильва едва
успел сказать пароль, иначе один  из часовых застрелил бы его, полагаЯ,  что
кто-то хочет под покровом темноты проскользнуть к гамаку генерала.
     Џлавание   теперь  шло   быстрее  и  спокойнее;   единственнаЯ  неудача
случилась, когда  паровое судно  коммодора ќльберса,  которое шло, фыркаЯ, в
противоположном  направлении,  перевернуло,  оказавшись  слишком  близко  от
джонок, ту, на которой  были запасы  провизии. Ќа борту парохода  можно было
прочитать  название, написанное огромными  буквами:  "Ћсвободитель"  ѓенерал
задумчиво  смотрел  на  него  до  тех пор,  пока  пароход не проплыл  мимо и
опасность не миновала, и еще долго, когда пароход уже скрылсЯ из виду, стоЯл
в задумчивости.
     -  "Ћсвободитель", -  прошептал  он. Џотом, будто  перевернув следующую
страницу, сказал самому себе:
     - Џодумать только, ведь это Я и есть!
     Ќочью  он без  сна лежал  в гамаке,  слушаЯ,  как  развлекаютсЯ гребцы,
подражаЯ   голосам  обитателей   сель-вы:   мартышкам-капуцинам,   маленьким
попугаЯм, анакондам. ‚друг  один из  них,  весьма некстати,  рассказал,  что
семьЯ Љампильо, из боЯзни заразитьсЯ чахоткой, после отъезда генерала зарыла
у себЯ в патио английский фарфор, богемский хрусталь и голландские простыни.
     ’ак  впервые  генерал  услышал диагноз, который поставили  ему  местные
жители, - хотЯ об этом говорили повсюду по обоим  берегам реки и скоро слухи
должны  были охватить все побережье. •осе Џаласиос понЯл,  что генерала этот
рассказ  озадачил,  ибо  гамак вдруг  перестал раскачиватьсЯ.  ѓенерал долго
размышлЯл, потом произнес:
     - џ же ел из своей тарелки.
     Ќа  следующий  день  они  пришвартовались  в  селении  ’енерифе,  чтобы
пополнить запасы продовольствиЯ,  упавшего в реку с  перевернувшейсЯ джонки.
ѓенерал осталсЯ, не  желаЯ стать притчей  во Языцех, в  джонке,  но послал в
селение  ‚ильсона узнать про  одного торговца-француза по  имени  ‹енуа  или
‹енуар,  дочери которого,  Ђните, должно быть сейчас двадцать лет. Џоскольку
расспросы ‚ильсона в  ’енерифе  ни к чему не привели, генерал захотел, чтобы
их продолжили в окрестных селениЯх ѓуайтаро, ‘аламине и в  ќль-Џиньоне, дабы
все убедились, что одна историЯ, свЯзаннаЯ с его именем, - выдумка чистейшей
воды. …го настойчивость была вполне понЯтна, поскольку вот уже несколько лет
от Љаракаса до ‹имы ходили упорные слухи о том, что во времЯ  его приезда  в
’енерифе, когда шли бои на реке, между ним и  Ђнитой возникла безрассуднаЯ и
мешавшаЯ  ему  воевать  страсть. ќто беспокоило его,  но  он  ничего  не мог
сделать, чтобы опровергнуть  слухи. ‚о-первых, потому, что и  полковник •уан
‚исенте Ѓоливар, его отец, много раз обвинЯлсЯ свЯщенником городка ‘ан-Њатео
в  выдуманных изнасилованиЯх женщин от мала до велика, в любовных свЯзЯх еще
со  многими женщинами и в  ненасытном желании  права первой ночи. ‚о-вторых,
потому,  что во  времЯ военной кампании  на реке он был в ’енерифе всего два
днЯ  -  срок,  недостаточный   длЯ  столь  глубокой  любви.  Ћднако  историЯ
распространилась так широко, что на кладбище в ’енерифе существовала могила,
на надгробном  камне которой было  выбито  имЯ сеньориты Ђнны ‹енуа, - место
паломничества влюбленных.
     ‚ свите генерала беззлобно подшучивали над тем, что •осе ЊариЯ Љарреньо
чувствовал потерЯнную руку. Ћн чувствовал, как шевелит ею, как прикасаетсЯ к
чему-нибудь  пальцами,  ощущал  боль в  суставах  от  перемены  погоды, -  в
суставах,  которых у него не было. “ Љарреньо хватало чувства  юмора,  чтобы
смеЯтьсЯ  над собой.  …го беспокоило  другое - неумение оставить  без ответа
вопросы,  которые ему задают во времЯ сна.  Ћн  говорил во сне о чем угодно,
без всЯкой сдержанности, которую диктует сознание,  раскрывал свои намерениЯ
и  признавалсЯ  в  разочарованиЯх,  о  которых  наЯву умолчал  бы,  а  порой
безосновательно  обвинЯл себЯ в непорЯдочности во времЯ  войны. ‚  последнюю
ночь плаваниЯ  •осе  Џаласиос, который  бодрствовал возле  гамака  генерала,
слышал, как Љарреньо сказал, лежа на носу джонки:
     - ‘емь тысЯч восемьсот восемьдесЯт две.
     - Ћ чем вы говорите? - спросил •осе Џаласиос.
     - Ћ звездах, - ответил Љарреньо.
     ѓенерал открыл глаза в уверенности, что Љарреньо  разговаривает во сне,
и приподнЯлсЯ в  гамаке,  чтобы  посмотреть в окно на сгустившуюсЯ ночь. Ћна
была огромной и сиЯющей, и Яркие звезды заполнЯли небеса целиком.
     - „олжно быть, их в десЯть раз больше, - возразил генерал.
     - €х столько, сколько Я сказал, - ответил Љарреньо,  - и еще две упали,
пока Я считал остальные.
     ’огда генерал  встал  с гамака и увидел,  что  Љарреньо  лежит на  носу
джонки лицом кверху, сна у него ни в одном глазу, и что он обнажен по поЯс и
весь покрыт шрамами, и считает звезды, указываЯ на них культей. ’ак, лежащим
навзничь, Љарреньо нашли  после боЯ в ‘ерритос-Ѓланкос, в ‚енесуэле, в крови
и лохмотьЯх,  и оставили лежать в  грЯзи, думаЯ, что он  мертв. “ него  было
четырнадцать сабельных  ранений, в том бою он и потерЯл руку. Џозднее он еще
не  раз  был  ранен.  Ќо  осталсЯ прежним  воЯкой  и научилсЯ  так же  ловко
управлЯть левой рукой, как  раньше правой, более того, прославилсЯ не только
военным искусством, но и каллиграфическим почерком.
     - „аже звезды стареют и умирают, - сказал Љарреньо. - ‘ейчас их меньше,
чем восемнадцать лет назад.
     - ’ы сумасшедший, - сказал генерал.
     - Ќет, - возразил Љарреньо. - џ стар, но стараюсь не думать об этом.
     - џ старше тебЯ на целых восемь лет, - сказал генерал.
     - џ считаю за два года каждую из своих  ран, -  ответил Љарреньо. - ’ак
что Я самый старый из всех.
     - ‚ таком случае, самый старый - •осе ‹аурен-сио, - возразил генерал, -
шесть пулевых ранений, семь колотых, две раны от стрел.
     Љарреньо искоса взглЯнул на него и ответил с ощутимой Язвительностью:
     - Ђ самый молодой вы: ни одной царапины.
     “же не в первый раз генерал слышал подобные слова, звучавшие как упрек,
но не думал, что  услышит  их когда-нибудь  от  Љарреньо,  дружба с  которым
прошла  самые тЯжелые  испытаниЯ.  Ћн  сел рЯдом с  ним и  стал смотреть  на
звезды,  отражавшиесЯ  в  реке. Љогда  Љарреньо  после  длительного молчаниЯ
заговорил снова, генерал уже погрузилсЯ в глубокие раздумьЯ.
     -  Ћтказываюсь  верить, что с  окончанием этого путешествиЯ кончитсЯ  и
жизнь, - сказал Љарреньо.
     -  †изнь не кончаетсЯ со смертью, - ответил  генерал. -  …сть различные
способы жить, порой более достойные.
     Љарреньо не хотел с этим соглашатьсЯ.
     - Ќадо что-то  предпринЯть, - сказал он.  - •отЯ  бы хорошенько омытьсЯ
лиловым цветком карьЯкито. € не только нам: всей Ћсвободительной армии.
     „о  своего второго путешествиЯ в Џариж генерал не  слышал  о  ваннах  с
цветком карьЯкито, лечебной травы, известной  на его  родине как средство от
злой  судьбы.  „октор ќме Ѓонплан,  работавший с  ѓумбольдтом, говорил ему о
серьезной, как думают ученые, опасности, какую  таЯт  в себе полезные цветы.
’огда  же он познакомилсЯ с почтенным придворным магистром юстиции  ”ранции,
который провел  свою  юность в  Љаракасе  и  часто поЯвлЯлсЯ  в литературных
салонах Џарижа, - он с первого же взглЯда запоминалсЯ великолепной шевелюрой
и  бородой  апостола  с   фиолетовым  оттенком,  который  придавали  волосам
очистительные ванны.
     ѓенерал всегда смеЯлсЯ над всем, от чего за версту пахло суевериЯми или
чем-то  сверхъестественным,  над всем,  что  противоречило рационализму  его
учителЯ ‘имона ђодригеса. ’огда ему исполнилось  двадцать лет, он только что
овдовел и был богат, был  ослеплен коронацией  Ќаполеона Ѓонапарта, сделалсЯ
масоном и  громко цитировал наизусть  любимые страницы  из  "ќмилЯ" и "Ќовой
ќлоизы" ђуссо - книг, с которыми он не расставалсЯ долгое времЯ: он прошел с
ними, рука об руку со своим  учителем,  закинув за плечи  небольшой мешок  с
вещами, пешком почти всю …вропу. ‘тоЯ  на одном из холмов,  на которых вырос
ђим, дон ‘имон  ђодригес  высказал ему одно из  пророчеств  о  судьбах обеих
Ђмерик. “ генерала тогда словно глаза открылись.
     - —то мы должны сделать с этими пришлыми выскочками, так это вышвырнуть
их из ‚енесуэлы пинками, - сказал он. - € клЯнусь тебе, Я так и поступлю.
     Љогда генерал  наконец достиг  возраста, позволЯющего вступить в  права
наследованиЯ,  он стал вести ту жизнь,  к которой располагали  безрассудство
эпохи и собственный неуемный характер, так что за короткий срок он растратил
сто пЯтьдесЯт тысЯч франков. “ него был самый дорогой номер в  самом дорогом
отеле  Џарижа, два лакеЯ  в ливреЯх,  карета,  запрЯженнаЯ белыми лошадьми с
кучером-турком, и  на каждый  случай жизни - особаЯ любовница; был  ли он за
собственным  столиком  в  кафе "Џрокоп",  на  балу на  Њонмартре или в своей
личной ложе в опере, он рассказывал всЯкому,  кто готов  был ему верить, что
за одну несчастливую ночь, играЯ в рулетку, спустил три тысЯчи песо.
     ‚озвратившись в Љаракас, он продолжал жить, больше доверЯЯсь ђуссо, чем
собственному сердцу, и по-прежнему перечитывал "Ќовую ќлоизу" с непреходЯщей
страстью,  так что книга уже рассыпалась у него в руках. Ћднако незадолго до
покушениЯ  25  сентЯбрЯ,  когда  генерал  уже  не однажды  имел  возможность
подтвердить,  что недаром был проклЯт ‚атиканом,  он прервал Њану-элу ‘аенс,
читавшую ему  "ќмилЯ", потому  что  книга показалась  ему  теперь  занудной.
"Ќигде Я не скучал так, как в Џариже, в годы моих сумасбродств", - сказал он
тогда. Ђ ведь  находЯсь  в Џариже, он надеЯлсЯ быть не просто счастливым, но
самым  счастливым на  земле и  не желал подкрашивать свою судьбу фиолетовыми
цветами лечебной травы, котораЯ делала воду волшебной.
     „вадцать  четыре  года  спустЯ,  захваченный  чарами реки, умирающий  и
поверженный,  он, возможно,  спросил  себЯ:  не послать  ли  ко  всем чертЯм
чистотел, шалфей и флердоранж, которые опускает в его ванну •осе Џаласиос, и
не последовать ли совету Љарреньо - погрузитьсЯ со всем своим нищим войском,
с бесполезной славой, непоправимыми ошибками и со  всем своим отечеством  на
дно океана, заполненного лиловыми цветками карьЯкито.
     ‘тоЯла ночь такой  прозрачной тишины, какаЯ бывает только на необъЯтных
пространствах заливных лугов в ‹ьЯно, где тихий разговор слышен на несколько
миль  вокруг. •ристофор Љолумб,  переживший подобный момент, записал в своем
дневнике: "‚сю  ночь Я слышал, как летают птицы". ‘лышал -  потому что после
шестидесЯти девЯти дней плаваниЯ землЯ была уже близко. ѓенерал тоже  слышал
птиц.  ќто началось около восьми, когда Љарреньо уже спал; через час их было
столько над головой, что дуновение их  крыльев было  сильнее  ветра. Ќемного
позже под днищами джонок поЯвились  огромные рыбы  - они скользили в глубине
меж звезд, -  и все почувствовали первые обжигающие порывы северо-восточного
ветра. € даже не глЯдЯ на людей, можно  было понЯть, какую несокрушимую силу
рождало  в  их  сердцах  это  странное  ощущение  -  чувство  свободы. "Ѓоже
милостивый, - вздохнул генерал. - Џрибыли". ’ак оно  и было. €бо дальше было
море, а за морем начиналсЯ мир.
     €так,  он  снова  был в ’урбако. ‚ том же доме  с сумрачными комнатами,
большими   полукруглыми  арками  и  широкими  окнами  в  человеческий  рост,
выходившими на площадь, посыпанную гравием; с монастырским двориком, где ему
ЯвилсЯ призрак дона Ђнтонио Љаба-льеро-и-ѓонгора, архиепископа и вице-королЯ
Ќовой  ѓранады, который, лунными ночами гулЯЯ  среди  апельсиновых деревьев,
старалсЯ смЯгчить свою душевную боль от многочисленных ошибок и неразрешимых
задач.  ‚ отличие  от климата побережьЯ, жаркого  и влажного, климат ’урбако
был прохладным и здоровым,  поскольку город  находилсЯ  довольно высоко  над
морем, а по берегам речек росли огромные лавры с переплетающимисЯ корнЯми, в
тени которых отдыхали солдаты.
     „вумЯ сутками  раньше  они оказались в  Ѓарранка-Ќуэва, конечном пункте
речного пути,  и вынуждены были провести  трудную ночь среди мешков с рисом,
приготовленных к погрузке, и невыделанных кож, потому что  гостиница длЯ них
не была заказана,  а мулы, о которых  они  договорились заранее, еще не были
готовы. ’ак  что  генерал прибыл в ’урбако ослабевшим и измученным, страстно
желаЯ выспатьсЯ, однако это ему и здесь не удалось.
     Ќе  успели  они  выгрузитьсЯ, как  весть  о  его прибытии  уже дошла до
Љартахены-де-€ндиас, находЯщейсЯ всего в шести лигах от ’урбако, где генерал
ЊарьЯно ЊонтильЯ, главный интендант и командующий военными силами провинции,
устроил на следующий день народное празднество. Ќо генерал не был расположен
к неожиданным празднествам.  ’ех, кто  ждал  его на королевской  дороге  под
безжалостным дождем, он дружески приветствовал как старых знакомых, но с той
же степенью искренности попросил, чтобы его оставили одного.
     Ќа самом деле, чем больше он старалсЯ скрыть свое плохое состоЯние, тем
более оно было заметно,  и даже его приближенные замечали, что с каждым днем
ему все  хуже и хуже.  Ћн  не  мог обрести покой. Љожа из  зеленоватой стала
мертвенно-желтой. “  него  постоЯнно держалась  температура; мучили головные
боли. ‘вЯщенник предложил  ему поговорить с врачом, но он возразил: "…сли бы
Я слушалсЯ врачей, то уже давно лежал бы в земле". Ћн намеревалсЯ продолжить
путешествие на следующий день  и ехать в Љартахену, но утром  пришла  весть,
что сейчас в  порту Љартахены нет ни одного суднa, отправлЯющегосЯ в …вропу,
а с последней  почтой  так и не  привезен  его паспорт. Џришлось остатьсЯ на
берегу днЯ на три и  отдохнуть. …го офицеры  радовались  за  него  не только
потому, что это было  длЯ  него  физическим  благом, но также и потому,  что
первые новости о  положении  в ‚енесуэле, которые доходили до них,  никак не
способствовали бы улучшению его морального состоЯниЯ.
     Ћднако он не смог  воспрепЯтствовать тому,  что в его честь был устроен
салют,  который продолжалсЯ  до  тех  пор,  пока не кончилсЯ  порох,  и  что
неподалеку от его  дома расположилсЯ цыганский ансамбль, игравший до поздней
ночи.  Ђ  еще  из   соседних  болотистых  мест,   из   Њариалабаха,  Явилась
негритЯнскаЯ  театральнаЯ группа; мужчины и женщины,  одетые как европейские
придворные XVI века,  - они с африканскими  ужимками и насмешками изображали
испанские бальные танцы.  €х  привезли, потому что в свой  прошлый визит они
так  понравились  генералу,  что он просил их  выступить несколько  раз,  но
теперь он на них даже и не взглЯнул.
     - “берите подальше этих скоморохов, - сказал он.
     ‚ице-король  Љабальеро-и-ѓонгора  около  трех  десЯтилетий  тому  назад
построил себе  в  ’урбако дом,  и  кроме прочих его пороков  ему приписывали
также и то, что он населил комнаты привидениЯми. ѓенерал не хотел ночевать в
спальне, в которой он провел несколько ночей в прошлый раз, - он запомнил ее
как  комнату кошмаров,  ибо  все ночи, пока спал там, ему снилась женщина со
светЯщимисЯ волосами, она набрасывала ему на шею красную ленту, душила  его,
и он постоЯнно просыпалсЯ, это  повторЯлось каждую ночь по несколько раз  до
рассвета. ‚ конце концов он приказал подвесить гамак к толстым металлическим
кольцам в  гостиной и  немного поспал  там  без сновидений. „ождь лил как из
ведра; несколько мальчишек заглЯдывали с улицы в окна, чтобы посмотреть, как
он спит. Ћдин из них позвал  его приглушенным голосом и разбудил:  "Ѓоливар,
Ѓоливар". ѓенерал попыталсЯ разглЯдеть его в тумане лихорадки, и тут ребенок
спросил:
     - ’ы менЯ любишь?
     ѓенерал ответил ему с трепетной улыбкой "да", но потом приказал выгнать
кур, которые  бродили по дому дни и ночи, разогнать мальчишек и закрыть окна
и снова уснул. Љогда  он  проснулсЯ,  дождь  все  еще  шел, и  •осе Џаласиос
готовил москитную сетку длЯ гамака.
     - Њне приснилось, что кто-то из мальчишек, заглЯдываЯ  в  окно, задавал
мне странные вопросы, - сказал ему генерал.
     Ћн  согласилсЯ выпить  чашку целебного отвара, первую за  сутки, но  не
допил ее. ‘нова вытЯнулсЯ в гамаке, ушел в себЯ и, созерцаЯ гирлЯнды летучих
мышей, что висели, зацепившись за балки потолка, долго предавалсЯ сумеречным
размышлениЯм. Џотом вздохнул:
     - Ќас похоронЯт как нищих.
     Ћн щедро  делилсЯ с офицерами  и  солдатами Ћсвободительной армии, - те
рассказывали  ему о своих бедах, пока  вместе  плыли по  реке, - и в ’урбако
оказалось, что у него  осталась лишь четверть  всего,  что было приготовлено
длЯ   путешествиЯ.   Ќеизвестно   было,  располагают  ли  власти   провинции
средствами, чтобы выплатить  ему по чеку  или хотЯ бы  продать чек на бирже.
—тобы на первых порах  устроитьсЯ  в …вропе, он рассчитывал на благодарность
англичан, которым он столько раз оказывал услуги. "Ђнгличане менЯ любЯт",  -
обычно  говорил  он.  —тобы вести  образ жизни,  достойный его тоски - тоски
изгнанника,  чтобы  содержать слуг  и необходимую свиту,  он рассчитывал  на
продажу призрачных шахт Ђроа.  Ћднако, если он действительно  хотел  уехать,
билеты и деньги на дорогу длЯ него  и длЯ свиты должны  были быть  готовы на
следующий день, а  с теми  деньгами, что остались у него, об отъезде  нечего
было и думать. Ћднако  он ни в коем случае не отказал бы себе во  всегдашнем
удовольствии обманывать себЯ, когда  ему этого хотелось. €  сейчас, несмотрЯ
на  то  что  ему  везде  мерещились  летучие  мыши  - у  него  была  высокаЯ
температура  и  головнаЯ боль, - он  поборол сонливость,  одолевавшую его, и
продиктовал ”ернандо три письма.
     Џервое письмо - сердечное прощание с маршалом ‘укре,  письмо, в котором
он  ни разу не спросил его о здоровье, несмотрЯ на  то что имел  обыкновение
всегда  справлЯтьсЯ  о  здоровье,  особенно  когда он  сам  так  нуждалсЯ  в
сочувствии.  ‚торое  письмо  предназначалось  дону  •уану де  „иос  Ђмадору,
префекту Љартахены,  с убедительной просьбой  оплатить  чек  на восемь тысЯч
песо из казны провинции "џ беден, и эти  деньги мне необходимы длЯ отъезда",
- писал  он.  Џросьба возымела  действие,  не прошло  и четырех дней, как он
получил положительный  ответ,  и  ”ернандо  выехал в Љартахену за  деньгами.
’ретье письмо  было  адресовано  консулу  Љолумбии  в  ‹ондоне,  поэту  •осе
”ернандесу  Њадриду,  с  просьбой  оплатить  вексель, данный им сэру ђоберту
‚ильсону, и еще один - английскому  профессору „жозефу ‹анкастеру,  которому
задолжали двадцать  тысЯч  песо  за  введение в  Љаракасе  новейшей  системы
воспитаниЯ. "ђечь  идет  о  моей чести", - писал он ему. Ћн писал также, что
его стараЯ судебнаЯ тЯжба ко времени его приезда в …вропу завершитсЯ и шахты
будут проданы  ќто  были напрасные хлопоты: когда  письмо пришло  в  ‹ондон,
консул ”ернандес  Њадрид  уже  умер  •осе  Џаласиос  сделал  знак  не шуметь
офицерам, которые играли в  карты на внутренней галерее и громко спорили, но
они  все равно продолжали спорить, хотЯ  и  шепотом, пока часы  на ближайшей
церкви  не пробили одиннадцать ‚скоре  умолкли волынки и  барабаны  уличного
праздника, ветер с  морЯ снова после  вечернего дождЯ  принес плотные темные
облака, и полнаЯ луна взошла среди апельсиновых деревьев патио.
     •осе Џаласиос ни на секунду  не оставлЯл генерала одного - тот бредил с
вечера,  лежа в  гамаке. Ћн  приготовил  генералу  обычный  отвар  и  сделал
очистительную   клизму,   надеЯсь,   что   кто-нибудь,   обладающий  большим
авторитетом,  решитсЯ уговорить его обратитьсЯ  к врачу, но  никто  этого не
сделал. ѓенерал подремал не более часа, когда стало уже рассветать.
     ‚ тот  день  его посетили генерал  ЊарьЯно ЊонтильЯ со  своими близкими
друзьЯми из Љартахены, среди которых было трое его знакомых - три •уана, все
из  партии боливаристов: •уан ѓарсиа дель  ђио, •уан де ”рансиско  Њартин  и
•уан де „иос Ђмадор. ‚се трое молча и с ужасом смотрели на это распростертое
тело, что силилось поднЯтьсЯ, но, даже чтобы только обнЯть их, у генерала не
хватило дыханиЯ. Ћни видели его на заседании ‚ысочайшего Љонгресса, в состав
которого входили, и не могли поверить,  что  за такое короткое времЯ  он так
исхудал. Љости  просвечивали сквозь кожу, и  он  никак не  мог сосредоточить
взглЯд на предмете.  Ћн, должно быть,  знал, как  смрадно  и жарко он дышит,
поэтому старалсЯ  говорить,  отодвинувшись и  немного  отвернувшись. Ќо  что
произвело   на   них  особенное  впечатление  это  его  рост,  уменьшившийсЯ
настолько, что, когда ЊонтильЯ обнимал генерала, ему показалось, что тот ему
по поЯс.
     Ћн обычно  весил  восемьдесЯт восемь  фунтов, а  перед  смертью еще  на
десЯть  фунтов  меньше.  Ћфициально  его  рост  был  метр  шестьдесЯт   пЯть
сантиметров,   однако   медицинские   данные    всегда   не   совпадали    с
действительностью, и когда делали вскрытие, он оказалсЯ на четыре сантиметра
меньше. ‘тупни и ладони были так малы  относительно  туловища, что казалось,
они тоже уменьшились. •осе Џаласиос  заметил, что брюки доходЯт ему едва  ли
не до груди, а рукава рубашки  надо  загибать. ѓенерал предупредил возможные
вопросы пришедших и сказал, что его обычные  сапоги тридцать пЯтого размера,
по  французским  меркам,  стали  велики  ему  с  ЯнварЯ.  ѓенерал  ЊонтильЯ,
известный  своим  изощренным  юмором  в   самых  нерасполагающих  длЯ  этого
ситуациЯх, патетически воскликнул:
     - ‘амое главное, что ваше превосходительство не уменьшаетсЯ внутренне.
     Љак обычно, в подтверждение своей мысли  ЊонтильЯ разразилсЯ заливистым
хохотом. ѓенерал улыбнулсЯ ему,  как старому другу, и переменил тему. Џогода
улучшилась,   беседовать  было   приЯтно,  но   генерал  предпочел   принЯть
посетителей, сидЯ в гамаке, и в той же комнате, где спал.
     ѓоворили  в  основном  о  ситуации  в  стране.  Ѓолива-ристы  Љартахены
отказывались признать новую конституцию и избранных депутатов под предлогом,
что сту-денты-сантандеристы оказали непозволительное давление на конгресс. Ђ
лоЯльные  военные,  которые  по  приказу  генерала  держались  в  стороне, и
сельское  духовенство,  которое  его  поддерживало,   не  имели  возможности
мобилизовать  свои  силы.  ѓенерал  ”рансиско  Љар-мона, командир  гарнизона
Љартахены  и преданный  его делу человек, был готов поднЯть  восстание и  не
переставал угрожать, что он это  сделает. ѓенерал  попросил Њонтилью,  чтобы
тот  отправилсЯ к  Љармоне и попыталсЯ отговорить  его.  ‡атем, обращаЯсь ко
всем и  ни на  кого  не глЯдЯ,  он грубо  резюмировал то, что  думал о новом
правительстве:
     - Њоскера - тупица, Љайседо -  приспособленец, и оба с детства запуганы
колледжем ‘вЯтого Ѓар-толоме.
     €ными словами, это означало,  что президент - дебил, а вице-президент -
оппортунист,  переходЯщий из  партии  в партию в  зависимости  от того, куда
ветер дует. ‡атем  генерал заметил - с  горечью, котораЯ всегда поЯвлЯлась у
него в плохие времена, - что не удивитсЯ, если каждый из них окажетсЯ родным
братом архиепископа. € заЯвил: новаЯ конституциЯ оказалась  лучше, чем можно
было ожидать,  имеЯ в виду исторический момент, когда  ЯвнаЯ опасность - это
не поражение на выборах, а гражданскаЯ война, развЯзыванию которой ‘антандер
содействует  своими  письмами  из  Џарижа.  €збранный  президент  призвал  в
Џопайане   к   порЯдку  и   единению,  но  даже  не  сказал,  принЯл  ли  он
президентство.
     - Ћн  ждет,  что  Љайседо  сделает  за него  грЯзную  работу,  - сказал
генерал.
     - Њоскера, должно быть, уже в ‘анта-”е, - сказал ЊонтильЯ.  - Ћн выехал
из Џопайана в понедельник.
     ѓенерал не знал этого, но не удивилсЯ новости.
     - ’еперь, когда ему придетсЯ действовать, они увидЯт, что голова у него
пуста,  словно тыква,  -  сказал он.  - Ћн  не  годитсЯ  даже  в  швейцары в
президентском дворце.
     ѓенерал надолго задумалсЯ и сделалсЯ печальным.
     - †аль, - сказал он. - ‘укре - вот кто был человеком.
     - ‘амый достойный из генералов, - улыбнулсЯ де ”рансиско.
     ќти слова были  известны  всем в стране, хотЯ генерал  прилагал усилиЯ,
чтобы их широко не распространЯли.
     - ѓениальнаЯ фраза “рданеты! - пошутил ЊонтильЯ.
     ѓенерал не обратил вниманиЯ на  то, что  его перебили,  и  приготовилсЯ
послушать подробности  местной  политической жизни, больше  длЯ развлечениЯ,
нежели  длЯ  серьезного  анализа,  однако  ЊонтильЯ  снова  придал разговору
торжественность, которую генерал только что отверг.
     -  Џростите менЯ,  ваше  превосходительство,  -  сказал он,  - вы лучше
других  знаете,  какое восхищение  Я испытываю  перед  ‚еликим  Њаршалом, но
настоЯщий человек - не он. - € заключил с театральным пафосом:
     - ’акой человек - это вы.
     ѓенерал резко оборвал его:
     - ЊенЯ больше нет.
     ‡атем продолжил разговор, рассказав, как маршал ‘укре отказывалсЯ стать
президентом  Љолумбии, несмотрЯ на все его уговоры. "Ћн способен спасти  нас
от анархии, - сказал он, -  но он  осталсЯ в  плену у поющих  сирен". ѓарсиа
дель ђио полагал, что истинные причины отказа - отсутствие у ‘укре призваниЯ
к  власти.   ѓенералу  это   не  казалось  непреодолимым  препЯтствием.  "Ќа
протЯжении  долгой истории  человечества  мы  видели  много примеров,  когда
призвание ЯвлЯетсЯ законным  детищем  необходимости", - сказал  он. ‚  любом
случае, это были запоздалые сожалениЯ, потому что генерал лучше других знал,
что  самый достойный генерал республики служит сейчас армии менее эфемерной,
чем его - Ѓоливара - войска.
     - ‚еликую власть над  нами имеет любовь, - сказал он  и добавил снова с
улыбкой:
     - ’ак говорил сам ‘укре.
     Џока генерал  предавалсЯ воспоминаниЯм в ’урба-ко, маршал ‘укре  выехал
из ‘анта-”е в Љито - разочарованный и одинокий, однако полный здоровьЯ и сил
и во  всем блеске славы. Ќакануне  он навестил знакомую гадалку в египетском
квартале, котораЯ много раз предсказывала ему  военные победы, и она увидела
на картах, что  в это неспокойное времЯ самые счастливые  дороги длЯ  него -
морские.  ‚еликому  Њаршалу  ЂЯкучо  -  а  он был  нетерпелив,  как  молодой
любовник,  - морской  путь показалсЯ слишком долгим, и  он, вопреки  советам
гадалки,  отправилсЯ  навстречу случайностЯм, подстерегающим  его на твердой
земле.
     -  ‚  общем,  другого  выхода нет,  - заключил  генерал. -  Њы так  все
запутали, что длЯ нас лучшее правительство то, которое самое худшее.
     Ћн   знал  своих  сторонников  в  провинциЯх.  ‚се   они  были  людьми,
проЯвившими себЯ в освободительных походах  как герои, однако в политических
играх они были хапугами и мошенниками, спекулирующими на  чем угодно, и даже
могли   пойти  на  сговор  с  Њонтиль-ей  против  него.  Ћн  не  дал  гостЯм
передохнуть, пока не сделал их своими сторонниками - так он поступал всегда.
Ћн даже попросил их поддержать  правительство,  пусть  и вопреки собственным
интересам. Џричины  своей  просьбы  он,  как  обычно,  высказал  пророчески:
завтра, когда его  уже  здесь  не будет, само  правительство, которое теперь
просит о  помощи, вынуждено будет отправитьсЯ к ‘антандеру, и этот последний
ЯвитсЯ в Ђмерику, увенчанный славой, чтобы уничтожить главную мечту генерала
- огромное единое отечество,  которое  он создавал столькими  годами  войн и
жертв, -  все разлетитсЯ на куски, партии передерутсЯ  между  собой, его имЯ
будет  осквернено оскорблениЯми, а дело опорочено в памЯти поколений. Ќо все
это  волновало бы его в тот момент  не так  сильно, если бы не  новаЯ кровь,
которой он не сможет помешать пролитьсЯ. "‚осстаниЯ похожи на морские волны,
они накатывают одно за другим, - сказал он.  -  € потому они мне никогда  не
нравились". ‚идЯ удивление присутствующих, он вымолвил:
     - —то  поделаешь, в  эти дни  Я сожалею даже о тех, которые  мы поднЯли
против испанцев.
     ѓенерал ЊонтильЯ и  его друзьЯ понЯли, что  встреча окончена. Џеред тем
как  попрощатьсЯ, он  вручил каждому из них медаль  со своим изображением, и
они не могли отделатьсЯ от ощущениЯ, что это его предсмертный подарок. Љогда
они уже выходили, ѓарсиа дель ђио тихо сказал:
     - “ него лицо мертвеца.
     ”раза разошлась  по  всему  дому  и, повторЯЯсь  как эхо,  преследовала
генерала всю ночь. ’ем не менее генерал ”рансиско Љармона на следующий  день
был  удивлен бодрым  видом генерала. Ћн  нашел его в патио, где  тот лежал в
гамаке,  на котором шелком  было  вышито его  имЯ. ѓамак  сплели в  соседнем
селении   ‘ан-•асинто;   •осе  Џаласиос  повесил  его  между   апельсиновыми
деревьЯми,  и  генерал  наслаждалсЯ благоуханием  их  цветов. Ћн  только что
принЯл ванну, волосы его были зачесаны назад, а голубой мундир, накинутый на
голое тело,  придавал  ему беззащитный вид.  ђаскачиваЯсь в  гамаке, генерал
диктовал племЯннику ”ернандо  гневное письмо  президенту  Љайседо.  ѓенералу
Љармоне он не  показалсЯ похожим на покойника, каким тот ожидал его увидеть,
возможно потому, что генерал  был  охвачен одним из  тех  приступов гнева, о
которых ходили легенды.
     Љармона был огромен, и его хочешь не хочешь да заметишь, однако генерал
посмотрел на  него, словно не видЯ, - диктуЯ в этот момент очередную фразу о
вероломстве тех, кто клевещет на  него. ’олько  в самом конце письма генерал
повернулсЯ к гиганту,  неподвижно  стоЯвшему возле гамака  и смотревшему  на
него не мигаЯ, и спросил, не поздоровавшись:
     -  ‚ы тоже считаете менЯ зачинщиком  мЯтежей? ѓенерал Љармона, опережаЯ
возможную враждебность, спросил почти высокомерно:
     - Ћткуда вы это взЯли, мой генерал?
     - Ћттуда же, откуда взЯл вот это, - ответил он.
     Ћн  протЯнул  Љармоне  вырезки из  газет,  которые только что доставила
почта из  ‘анта-”е, где его в который уже  раз обвинЯли  в том, что он тайно
готовил  мЯтеж гренадеров,  чтобы  вопреки  решению конгресса  вернуть  себе
власть. "Џросто  свинство, -  сказал он. - Џока  Я проповедую  единение, эти
недоноски  обвинЯют менЯ  в заговоре".  ѓенерал  Љармона,  прочитав газетные
вырезки, вздохнул разочарованно.
     - џ не просто верил, что вы хотите вернуть себе власть, -  сказал он, -
мне бы хотелось, чтобы это воистину оказалось правдой.
     - џ и не сомневаюсь, - ответил генерал.
     Ћн  ничем  не  выказал  свою  досаду, только  попросил подождать,  пока
закончит диктовать письмо,  в котором еще раз просил официального разрешениЯ
выехать из  страны. ‡акончив диктовать,  он вновь обрел спокойствие - так же
быстро,  как потерЯл его, когда читал  статьи. Ћн поднЯлсЯ  без  посторонней
помощи и взЯл под руку генерала Љармону, собираЯсь прогулЯтьсЯ у источника.
     ‘олнечный свет  напоминал золотистый порошок - он сыпалсЯ сквозь листву
апельсиновых деревьев после  трехдневных дождей и  распугивал птиц, сидевших
на ветках, усыпанных цветами. ѓенерал внимательно смотрел на птиц, некоторое
времЯ  вслушиваЯсь в их пение, потом  вздохнул: "Џо крайней мере, хоть птицы
поют".  ‡атем  подробно объЯснил  генералу  Љармоне, почему антильские птицы
поют в апреле лучше, чем в июне, и тут же, без всЯкого перехода, заговорил о
делах Џонадобилось  минут  десЯть,  чтобы  убедить  Љармону  подчинитьсЯ без
всЯких условий власти нового  правительства. ‡атем  генерал  проводил его до
дверей и пошел в  спальню, чтобы  собственноручно  написать  Њануэле  ‘аенс,
котораЯ  все  жаловалась  на то,  что  правительство  чинит  препЯтствиЯ  их
переписке.
     Ћн едва притронулсЯ к маисовой каше, которую ”ернанда ’олстуха принесла
ему в спальню,  пока он  писал письмо.  ‚ час  сиесты  он  попросил ”ернандо
почитать ему книгу о китайской ботанике, которую они начали читать накануне.
Ќемного позже в  спальню вошел •осе Џаласиос с  травЯным настоем длЯ горЯчей
ванны и  увидел: ”ернандо заснул на стуле с книгой на коленЯх. ѓенерал лежал
в гамаке - он не спал - и, приложив палец к губам, дал ему понЯть, чтобы тот
не шумел. ‚первые за две недели у генерала не было температуры.
     ’ак,  отдавшись  на волю времени, они прожили в ’урбако двадцать девЯть
дней - между двумЯ почтами.
     ѓенерал  прежде был здесь  дважды, но  оздоровительные достоинства этих
мест  оценил только во  второй  раз,  три года  назад, когда  возвращалсЯ из
Љаракаса в ‘анта-”е, чтобы помешать сепаратистам ‘антандера осуществить свои
планы.  Ћн  чувствовал себЯ  в  этом городе так хорошо, что осталсЯ в нем на
десЯть дней  вместо двух предполагаемых. „ни напролет шумели  тогда народные
празднества. ‚ заключение на самый большой скотный двор  выпустили быков, и,
несмотрЯ на  свое  отвращение  к  корриде, сам  генерал  померилсЯ  силами с
теленком -  тот  вырвал мулету  у  него  из рук  под испуганные крики  толпы
‘ейчас, в  третий раз,  когда  его  печальнаЯ  судьба подошла  к  концу, бег
времени доводил его до ожесточениЯ.  „ожди стали чаще и продолжительнее, и в
жизни ничего другого не оставалось, как только  ждать новых неудач ‚ одну из
ночей,  когда  генералу  не  удавалось заснуть ни на  минуту, •осе  Џаласиос
услышал, как тот, лежа в гамаке, вздохнул:
     - Ѓог знает, где сейчас ‘укре!
     ѓенерал ЊонтильЯ  приезжал  еще два  раза и нашел его  в гораздо лучшем
состоЯнии,  чем  в  первый  день.  Ѓолее того: ему  показалось, что  генерал
мало-помалу  набирает  былую  силу,   задор  прежних  времен,  это  особенно
проЯвлЯлось в настойчивости,  с  которой  он  призывал,  чтобы Љартахена  не
препЯтствовала  голосованию  за  новую   конституцию   и  признанию   нового
правительства, в  соответствии с соглашением, которое было достигнуто  в его
прошлый приезд. ѓенерал ЊонтильЯ  придумал в качестве отговорки, что сначала
все подождут, примет ли •оакин Њоскера президентство.
     - €м будет лучше, если они поторопЯтсЯ, - сказал генерал.
     ‚ следующий раз генерал опЯть горЯчо уговаривал  его, ибо знал Њонтилью
с детства и  понимал, что сопротивление,  которое  тот  приписывает  другим,
только   его   собственное   и  больше  ничье.  €х   объединЯла  не   только
принадлежность к одному классу и  профессиЯ,  но еще и  то, что они  прожили
единую  на  двоих  жизнь.  Ѓыло времЯ  охлаждениЯ отношений  -  они  даже не
разговаривали друг  с другом, поскольку ЊонтильЯ оставил генерала в Њомпоксе
без военной помощи в  один из самых опасных моментов войны против Њорильо, и
генерал обвинил его  в том,  что он морально разложен и ЯвлЯетсЯ  виновником
всех  несчастий. ЊонтильЯ был в такой Ярости, что вызвал генерала на  дуэль,
однако, невзираЯ на личный разлад, оставалсЯ верен идее независимости
     ‚  свое времЯ он изучал  математику  и философию  в ‚оенной академии  в
Њадриде  и служил в личной охране  королЯ ”ернандо VII,  до  того днЯ, когда
впервые услышал  о независимости  ‚енесуэлы. Ћн  был хорошим конспиратором в
Њехико,  хорошим  контрабандистом -  а его контрабандой ЯвлЯлось оружие -  в
Љюрасао и хорошим солдатом где  бы  то  ни было - с тех пор как впервые  был
ранен в возрасте шестнадцати лет.  ‚  1821  году  он  освободил от  испанцев
побережье  от  ђиоачи  до Џанамы  и,  разбив более  многочисленные  и  лучше
вооруженные  отрЯды  противника, взЯл Љартахену ’огда  он предложил генералу
помиритьсЯ, и это был  прекрасный жест: ЊонтильЯ послал ему золотые ключи от
города, и  генерал вернул  их, повысив его  в  должности и сделав  бригадным
генералом, вместе с приказом, где тот назначалсЯ главой правительства округа
Љартахена.  ЊонтильЯ был правителем не  самым любимым, однако  умел смЯгчать
свои  неудачи чувством юмора.  “  него был лучший в городе дом, его имение в
Ђгуас-‚ивас вызывало зависть у всей  провинции, и народ - с помощью надписей
на стенах - вопрошал, откуда  взЯлись деньги все это купить. Ќо он продолжал
оставатьсЯ  тем,  кем  был  уже  восемь  лет назад,  и  исполнЯл  тЯжелые  и
неблагодарные   обЯзанности  властителЯ,  показав   себЯ  хитрым  политиком,
которому было трудно противостоЯть.
     Љаждый раз,  когда генерал  начинал  его  убеждать,  ЊонтильЯ  приводил
разные  аргументы.  ‚прочем, один  раз он сказал  всю  правду  без  обинЯков
сторонники Ѓоливара в Љартахене решили не принимать конституцию компромиссов
и  не признавать немощное правительство,  создание которого  зиждетсЯ не  на
общем  согласии,  а  на  всеобщем разладе.  ќто  было  типично  длЯ  местных
политиков,  чьи  разногласиЯ  не   однажды  служили  причиной   исторических
трагедий. "€ они не  поймут,  если  ваше  превосходительство,  самый большой
либерал из всех, оставит нас на милость тех, кто присвоил себе имЯ либерала,
чтобы покончить с делом всей вашей жизни", - сказал ЊонтильЯ € единственное,
что могло  поправить дело,  - это  если бы генерал осталсЯ  в  стране,  дабы
помешать ее распаду.
     - •орошо, если это так, скажите Љармоне, чтобы  он пришел еще раз, и мы
убедим его поднЯть восстание, - ответил генерал  с присущим ему сарказмом. -
Ѓудет меньше крови, чем если жители Љартахены спровоцируют гражданскую войну
своей излишней щепетильностью.
     Џеред  тем  как попрощатьсЯ с Њонтильей, он полностью  овладел собой  и
попросил его приехать  в ’урбако  вместе  с верхушкой  партии  боливаристов,
чтобы уладить разногласиЯ. ‚стреча еще не состоЯлась, когда генерал Љарреньо
принес ему  весть о том, что •оакин  Њоскера  принЯл президентство.  ѓенерал
хлопнул себЯ по лбу.
     - —ерт бы все побрал! - воскликнул он. - Ќе поверю, даже если встречусь
с ним, с живым.
     ѓенерал ЊонтильЯ подтвердил это тем же вечером; шумел ливень, ураганный
ветер с корнем  вырывал  деревьЯ и  разрушил  половину городка, разметал его
скотный  двор и  вместе с  водой  унес  домашнюю скотину. Ќо  генерал  сумел
выстоЯть  под  напором  плохих  новостей.  Ћфицерский  эскорт,  еще  недавно
умиравший от скуки в пустоте этих дней, делал все, чтобы не было еще больших
разрушений.   ЊонтильЯ,  накинув  армейский  плащ,  руководил  спасательными
работами. ѓенерал подолгу сидел в качалке около окна, завернувшись в одеЯло,
взглЯд его был задумчив,  а дыхание спокойно, он смотрел на  потоки грЯзи, в
которой  плавали  обломки  стихийного  бедствиЯ.  ќти карибские буйства были
хорошо  знакомы  ему с детства. Џравда, пока солдаты пытались навести в доме
порЯдок, он сказал •осе Џаласиосу,  что  в  жизни не видел ничего подобного.
Љогда  наконец  воцарилось  спокойствие, в  комнату  вошел ЊонтильЯ - с него
ручьЯми  стекала  вода, а  сапоги были  залЯпаны грЯзью  до  колен. ѓенерал,
погруженный в свои раздумьЯ, не пошевелилсЯ.
     - ’ак  вот, ЊонтильЯ, - сказал он, - Њоскера уже президент, а Љартахена
так-таки не признает его.
     Ќа Њонтилью бурЯ не очень-то подействовала.
     - …сли бы ваше превосходительство был в Љартахене, все устроить было бы
гораздо легче, - сказал он.
     -  …сть риск,  что это будет понЯто как мое вмешательство, а  Я не хочу
быть зачинщиком чего  бы  то  ни было,  - сказал генерал. - Ѓолее того: Я не
двинусь отсюда, пока вопрос не решитсЯ сам собой.
     ќтой ночью он написал генералу Њоскере примирительное письмо. "џ только
что узнал,  не без удивлениЯ, что вы взЯли  бразды  правлениЯ государством в
свои руки, и это вызывает у менЯ радость за страну и за себЯ лично,
     - писал он ему. - € все же сочувствую вам сейчас  и  буду сочувствовать
впредь".  Џисьмо заканчивалось лукавым постскриптумом:  "џ не уезжаю, потому
что до сих пор не получил паспорт, но уеду сразу, как только он будет у менЯ
в руках".
     ‚ воскресенье  он  приехал в ’урбако  и включил в  свою  свиту генерала
„аниэлЯ  ”лоренсио  Ћ'‹ири, одного  из  самых  известных членов  Ѓританского
легиона, - тот долгое  времЯ был адъютантом и  переводчиком-писцом генерала.
ЊонтильЯ  приехал вместе  с ним  из  Љартахены в  прекрасном,  как  никогда,
расположении духа,  и  втроем с  генералом они,  как старые друзьЯ,  провели
чудесный вечер под апельсиновыми деревьЯми.  Љогда долгие разговоры с Ћ'‹ири
о его  военных  делах подходили к  концу,  генерал  использовал свой обычный
прием:
     - Ђ что в стране говорЯт?
     - ѓоворЯт, будто это не правда, что вы уезжаете, - сказал Ћ'‹ири.
     - ‚от как? - усмехнулсЯ генерал. - Ђ сейчас-то почему?
     - Џотому что Њануэла остаетсЯ.
     ѓенерал ответил с обезоруживающей откровенностью:
     - Ќо она и всегда оставалась!
     Ћ'‹ири, близкий друг Њануэлы  ‘аенс,  знал, что генерал  говорит правду
Ћна  действительно всегда оставалась, но  не потому, что ей так хотелось,  а
потому,  что генерал, боЯсь попасть в рабство узаконенной любви, оставлЯл ее
под любым  предлогом. "џ никогда больше не полюблю, - доверительно сказал он
однажды  •осе  Џаласиосу,  единственному  человеку, с которым  позволЯл себе
иногда  подобные  откровениЯ.  -  ќто  все  равно,  что  заиметь  две   души
одновременно".  Њануэла  была полна неудержимой  решительности и  не слишком
принимала во внимание собственное достоинство, но  чем больше  она старалась
подчинить  его, тем  сильнее стремилсЯ он  вырватьсЯ из ее  цепей.  ќто была
любовь бесконечных мимолетных  встреч. ‚ Љито, после  двух недель  безумств,
ему нужно было  уехать в ѓуаЯкиль, чтобы  увидетьсЯ с генералом •осе  де ‘ан
Њартином, освободителем ђио-де-ла-Џлата, и она спросила  генерала, что же он
за любовник,  если встает  и уходит из-за  стола  посреди ужина.  Ћн  всегда
обещал писать ей во времЯ разлуки каждый день, где бы он ни был, и клЯтвенно
подтверждал, положа руку на сердце, что любит ее, как никто никого в мире не
любил. „а, он  писал  ей, и иногда собственноручно, но писем не отправлЯл. ‚
то  же самое времЯ генерал утешалсЯ  идиллическим любовным  многообразием  с
пЯтью  неразлучными женщинами, что жили  в ѓаракоа  по принципу матриархата,
без которого  он и сам не  знал  бы, какую ему  выбрать:  бабушку пЯтидесЯти
шести лет,  дочь тридцати восьми или одну из трех внучек - каждаЯ в расцвете
юности. ‡акончив дела  в ѓуаЯкиле, он сбежал от всех, пообещав вечную любовь
и  скорое возвращение, и вернулсЯ в Љито, чтобы погрузитьсЯ  в зыбучие пески
отношений с Њануэлей ‘аенс.
     ‚  начале  следующего  года,  когда он  заканчивал освобождение  Џеру -
последний этап его дела, он опЯть  оказалсЯ без нее. Њануэла прождала четыре
месЯца, а потом, как только начали приходить письма, не просто написанные от
руки - это случалось часто, - а продуманные  и прочувствованные,  написанные
•уаном •осе ‘антаной, личным секретарем генерала, приплыла в ‹иму. Ћна нашла
его в президентском  дворце, напоминающем большой бордель, в ‹а-Њагдалене, -
генерал был уже  наделен диктаторской властью, данной ему конгрессом, и  его
окружали  красивые ненасытные  женщины  нового двора  - республиканского.  ‚
президентском  дворце царил  такой  разгул,  что командир улан вынужден  был
посреди  ночи уходить спать  куда-нибудь в другое  место,  ибо ему не давали
уснуть крики страсти  в спальнЯх  Ћднако Њануэла  осталась там - все это  ей
было  хорошо  знакомо.  Ћна  родилась  в  Љито,  от  свЯзи богатой  креолки,
владелицы  асьенды,  с женатым мужчиной,  и в восемнадцать лет, выпрыгнув  в
окно  монастырЯ,  где  она  училась, сбежала с  офицером  королевской армии.
Ћднако через два года  в ‹име она  вышла  замуж  с флердоранжем невинности в
руках  за доктора „жеймса ’орна, добрейшего англичанина, в  два раза  старше
нее. ’ак что, когда она  поЯвилась в Џеру, следуЯ за любовью жизни своей, ей
не нужно было спрашивать у кого бы то ни было совета, чтобы расположить свой
главный штаб в самом центре творЯщихсЯ безобразий.
     Ћ'‹ири был ее главным помощником во всех этих сердечных битвах. Њануэла
не жила постоЯнно в ‹а-Њагдалене,  но в любое времЯ входила  во дворец через
главный вход и  с воинскими почестЯми.  Ћна была хитра, своенравна, обладала
непревзойденной грацией  и в любых  испытаниЯх  выказывала  сильную  волю  и
стойкость.  Ћна   хорошо  говорила  по-английски,  благодарЯ   своему  мужу,
по-французски - примитивно, но вполне сносно, и играла на клавикордах - хотЯ
в несколько  суховатой манере  монастырских  послушниц.  Џочерк  у  нее  был
неразборчивый,  правописание чудовищное,  и  она  сама смеЯлась  над  своими
ошибками.  ѓенерал,  чтобы она была рЯдом с ним, называл ее опекуншей  своих
архивов,  и это очень облегчало им  возможность заниматьсЯ любовью  в  любое
времЯ и в любом месте - под  рычание диких зверей  Ђмазонки, которых Њануэла
приручала, используЯ свое очарование.
     Ћднако, когда генерал предпринЯл завоевательный поход в труднодоступные
территории Џеру, которые  все  еще находились  в руках испанцев, Њануэле  не
удалось  поехать  с  ним  в составе  его генерального  штаба.  €  тогда  она
последовала за ним  со своими баулами, чемоданами и его архивами, как перваЯ
дама среди его наложниц, но без его ведома, с последним отрЯдом колумбийской
армии, солдаты которой  обожали Њануэлу за ее казарменный Язык. Ћна проехала
триста лиг по  головокружительным горным тропам Ђнд, верхом на  муле, но  за
четыре месЯца ей удалось  побыть  с  генералом лишь две ночи, причем одну из
них только  потому, что она напугала его угрозой самоубийства. Ћна следовала
за ним,  пока  не обнаружила, что в  то  времЯ,  как  она  не  может до него
добратьсЯ,  он  утешалсЯ со случайными  женщинами,  каковые встречались ему.
‘реди них  была  Њануэлита Њадроньо, неотесаннаЯ метиска восемнадцати лет, -
это она озарЯла его бессонные ночи.
     ‚ернувшись  в  Љито, Њануэла решила  оставить мужа  - она называла  его
пресным англичанином, который любит без  наслаждениЯ, говорит без изЯщества,
ходит   медленно,   здороваетсЯ   с   реверансами,  садитсЯ   и   встает   с
осмотрительностью и не смеетсЯ даже собственным шуткам. Ќо генерал убедил ее
на полную мощь  использовать  свое гражданское  состоЯние, и она подчинилась
его доводам.
     —ерез месЯц  после победы при  ЂЯкучо,  уже будучи правителем  половины
мира, генерал отправилсЯ  в ‚ерхнее Џеру, которое  позднее стало республикой
Ѓоливией. Ћн не только уехал без  Њануэлы, но перед  отъездом поставил перед
ней как проблему государственного значениЯ вопрос  об окончательном разрыве.
"џ думаю, ничто не может соединить  нас  под  покровительством невинности  и
чести,  - написал он ей. - ‚  будущем ты останешьсЯ одна, но рЯдом  со своим
мужем, Я  же  останусь  один  на целом свете. € только  сознание  победы над
самими собой  будет  нам утешением". ‡а три  месЯца до  того  он получил  от
Њануэлы  письмо,  где она извещала, что вместе  с  мужем  уезжает  в ‹ондон.
Ќовость  застала его  в постели  с  ”рансиской ‘убиага  де  ѓамарра, храброй
воительницей,  супругой  одного маршала,  который  позднее стал  президентом
республики. ѓенерал, прервав любовные ласки посреди ночи,  немедленно послал
Њануэле ответ, который скорее напоминал  военный приказ: "‘кажите ему правду
и никуда не уезжайте".  €  подчеркнул собственной рукой  последнюю фразу: "џ
люблю вас, это несомненно". Ћна подчинилась, переполненнаЯ радостью.
     Њечта  генерала  рассыпалась  на  куски  в тот  самый день, когда  она,
казалось,  вот-вот  исполнитсЯ. Ќе  успел  он основать  Ѓоливию и  завершить
государственную  реорганизацию  Џеру, как ему срочно пришлось возвращатьсЯ в
‘анта-”е  -  это  было вызвано  первыми  попытками  разъединениЯ  со стороны
сепаратистов генерала Џаэса в ‚енесуэле и политических интриганов ‘антандера
в Ќовой  ѓранаде. Ќа сей раз Њануэле пришлось ждать довольно долго, пока  он
разрешил  ей  быть  рЯдом  с  ним, но  когда  это  наконец стало  возможным,
получилсЯ  цыганский  табор  -  дюжина  навьюченных   мулов,   верные  рабы,
одиннадцать  котов и  кошек,  шесть  собак,  три  самца  уистити,  обученные
искусству  дворцовых  непристойностей,  медведь,  умеющий  вдевать  нитку  в
иголку,  и  девЯть клеток с попугаЯми  лоро  и гуа-камайо,  которые поносили
‘антандера на трех Языках.
     Ћна прибыла в ‘анта-”е как раз вовремЯ, чтобы  спасти  генералу жизнь в
недобрую длЯ него ночь 25 сентЯбрЯ Џрошло только пЯть лет с тех пор, как они
познакомились,  однако  он был уже таким дрЯхлым и на него настолько  нельзЯ
было положитьсЯ, будто прошло  пЯтьдесЯт,  и у Њануэлы  было ощущение, будто
она, спотыкаЯсь, бредет в сумерках одиночества Ќемного погодЯ он вернулсЯ на
юг, чтобы попридержать завоевательс-кие амбиции Џеру против Љито и ѓуаЯкилЯ,
но любые  усилиЯ были уже бесполезны. Њануэла осталась тогда  в ‘анта-”е, не
имеЯ  ни малейшего  желаниЯ  ехать  с ним, знаЯ, что  этому вечному  беглецу
некуда бежать.
     Ћ'‹ири  отметил в своих  воспоминаниЯх, что генерал никогда не бросалсЯ
столь стремительно в  объЯтиЯ тайной любви,  как  в тот  воскресный  вечер в
’урбако.  ЊонтильЯ  написал  об этом в  частном письме спустЯ несколько лет,
расцениваЯ  это  как  несомненный симптом надвигающейсЯ старости Џобуждаемый
хорошим настроением, в  котором пребывал генерал, и его доверительным тоном,
ЊонтильЯ не удержалсЯ от попытки вызвать генерала на откровенность.
     - ЋстаетсЯ только Њануэла? - спросил он его.
     - ЋстаютсЯ все, - ответил  без тени улыбки генерал - Ќо Њануэла  прежде
всего.
     ЊонтильЯ подмигнул Ћ'‹ири и сказал
     - ‘кажите  честно, генерал:  сколько  их  было?  ѓенерал  уклонилсЯ  от
прЯмого ответа.
     - Ќамного меньше, чем вы думаете.
     Џоздно  вечером, когда генерал принимал горЯчую  ванну,  •осе  Џаласиос
решил было навести Ясность. "Џо моим подсчетам, тридцать пЯть, - сказал он -
Ќе считаЯ пташек  на  одну  ночь, разумеетсЯ". –ифра  совпала  с  подсчетами
генерала, но говорить об этом с кем бы то ни было ему не хотелось.
     - Ћ'‹ири -  прекрасный человек, храбрый  солдат и верный друг, но хочет
знать слишком  много, - объЯснил  генерал  - Ќет ничего опаснее, чем памЯть,
увековеченнаЯ на бумаге.
     Ќа следующий день после продолжительного разговора с Ћ'‹ири о положении
дел  на границах  генерал попросил  его  поехать в Љартахену с поручением  -
Якобы узнать о  движении судов  в …вропу, на самом же деле Ћ'‹ири должен был
держать его в курсе всех подробностей местной политической  ситуации. Ћ'‹ири
приехал в город как раз вовремЯ. ‚ субботу 12 июнЯ конгресс Љартахены принЯл
новую конституцию и признал вновь избранный  магистрат.  ЊонтильЯ, узнав  об
этом, послал генералу записку единственно возможного содержаниЯ:
     "ќтого следовало ожидать".
     Ћн все еще ждал ответа, когда  весть о том, что генерал умер, заставила
его вскочить с постели. ЊонтильЯ спешно бросилсЯ в ’урбако, даже не проверив
правдивости  этой  новости,  и там нашел генерала  бодрым,  как  никогда, за
завтраком с французским графом де ђежеку-ром, пригласившим генерала вместе с
ним отправитьсЯ в …вропу на английском пакетботе, который должен был прибыть
в Љартахену  на следующей неделе. ‚ тот  день генерал чувствовал  себЯ лучше
всего. Ћн решил  оказать физической немощи моральное противостоЯние, и никто
не мог бы сказать, что это ему не удалось. Ћн  встал рано, обошел загоны длЯ
скота  в  час доениЯ,  зашел в казарму  гренадеров, поговорил  с ними об  их
нуждах  и приказал офицерам лучше заботитьсЯ о  них. ‚озвращаЯсь, заглЯнул в
один из кабачков на рынке, заказал кофе и донес  до столика чашку, не разбив
ее и тем самым избавив  себЯ  от унижениЯ. Ћн уже шел домой, как вдруг дети,
выходившие  из школы,  подстерегли его из-за угла и стали кричать,  хлопаЯ в
ладоши:  "„а  здравствует  Ћсвободитель!  „а  здравствует Ћсвободитель!"  Ћн
всегда смущалсЯ и  не знал,  что  делать, когда толпа, пусть даже детей,  не
давала ему пройти.
     „ома  он  увидел графа де  ђежекура, который  ЯвилсЯ без предупреждениЯ
вместе с женщиной,  такой красивой, элегантной  и  горделивой,  какой  он не
видел  за  всю свою жизнь. Ћна  была одета в костюм  длЯ верховой езды, хотЯ
приехала в шарабане,  запрЯженном  ослом.  …динственное, что она  сказала  о
себе: ее зовут Љамилла, и она с  Њартиники. ѓраф не прибавил к этому ничего,
но за времЯ, что  они провели втроем, стало слишком Ясно, что он от нее  без
ума.
     Џрисутствие   Љамиллы  словно   вернуло   генералу  молодость,   и   он
распорЯдилсЯ как можно быстрее приготовить  праздничный завтрак. ЌесмотрЯ на
то что граф хорошо  говорил по-испански, разговор шел на французском, потому
что это был Язык Љамиллы. Љогда  она сказала,  что родилась в  ’руа-€лет, он
оживилсЯ, и его поблекшие глаза вдруг засиЯли.
     - Ђ-а, - сказал он. - ’ам родилась †озефина. Ћна засмеЯлась.
     - Џомилуйте, ваше превосходительство, никак  не ожидала услышать от вас
то же самое, что говорЯт все.
     Ћн  дал понЯть, что задет, и в свое оправдание процитировал  лирическое
описание асьенды ‹а Џажери - отчего  дома Њарии-†озефы,  будущей императрицы
”ранции, присутствие  которой ощущалось на расстоЯнии нескольких  лиг, через
огромные пространства  зарослей  тростника,  птичий  гомон  и  жаркий  запах
перегара. Ћна удивилась, что генерал так хорошо знает этот дом.
     - Ќа  самом деле  Я никогда  там не был, ни  в  этом  месте, ни  вообще
где-либо на Њартинике, - сказал он.
     - Ќо тогда откуда ваши познаниЯ? - спросила она.
     - џ узнал об этом давно и запомнил, - ответил генерал, - потому что был
уверен:  когда-нибудь мне  это  пригодитсЯ,  чтобы  сделать  приЯтное  самой
красивой женщине этих островов.
     Ћн   говорил   и   говорил,  надтреснутым   голосом,  но  с   блестЯщим
красноречием,  - этот генерал, одетый в брюки из  тисненого хлопка, атласный
мундир  и Яркие  туфли.  Ћна  обратила  внимание  на благоухание  одеколона,
которое наполнЯло столовую. Ћн  призналсЯ, что это его слабость и что  враги
обвинЯли  его  в растрате  на  одеколон  восьми  тысЯч песо из  общественных
фондов. Ћн  был  так  же  худ, как и  накануне,  однако единственное, в  чем
проЯвлЯлась его болезнь, - он старалсЯ не делать лишних движений.
     Љогда генерал находилсЯ среди мужчин, он  мог  позволить себе говорить,
как  какой-нибудь самый  распоследний скотокрад,  но в присутствии  хотЯ  бы
одной  женщины  его  манеры и  Язык были безупречны.  Ћн  самолично  открыл,
попробовал на вкус и  налил в бокалы бургундское самого лучшего сорта: граф,
попробовав,  тотчас назвал вино  нежным, как прикосновение женской кожи.  €м
принесли  кофе, и  тут капитан  €турбиде сказал что-то  генералу  на ухо. Ћн
выслушал капитана  со всей серьезностью, а потом вдруг  откинулсЯ  на спинку
стула, смеЯсь от всего сердца.
     - ‚ы  только послушайте,  -  сказал  он,  -  на  мои  похороны  прибыла
делегациЯ из Љартахены.
     Ћн  велел им войти.  Њонтилье и  тем,  кто с ним пришел,  не оставалось
ничего  другого,  как   поддержать  игру.  Ђдъютанты  распорЯдились  позвать
волынщиков, которые  были  здесь  накануне;  несколько  мужчин  и  женщин  в
старинных  одеждах  танцевали  в честь приглашенных кумбию. Љамиллу поразила
прелесть этого  народного  танца,  пришедшего  в  Ђмерику  из Ђфрики, и  она
захотела  разучить  его.  “  генерала  была слава  превосходного танцора,  и
кое-кто из присутствующих вспомнил, что в последний свой приезд  он танцевал
кумбию, как бог. Ќо когда его  пригласила  Љамилла, он отклонил предложенную
честь. "’ри  года -  это  большой срок", - сказал он, улыбаЯсь.  …й показали
несколько движений, и она стала  танцевать  одна. ‚друг, в тот момент, когда
музыка на секунду умолкла, послышались восторженные  крики, несколько мощных
взрывов и ружейные выстрелы. Љамилла испугалась.
     ѓраф встревоженно сказал:
     - —ерт возьми, да это революциЯ!
     - Џожалуй, только ее нам  и недостает, - сказал, смеЯсь,  генерал.  - Љ
сожалению, это всего лишь петушиные бои.
     €, почти машинально  допив кофе, широким жестом руки пригласил всех  на
петушиные бои в гальере.
     - €демте с нами, ЊонтильЯ, посмотрите, какой из менЯ покойник, - сказал
он.
     € вот в два часа  он поЯвилсЯ в гальере вместе  с многочисленной толпой
приглашенных, возглавлЯемой графом де ђежекуром. Ћднако мужчины, собравшиесЯ
там, - а там были только мужчины, - смотрели не на него, а на Љамиллу. Ќикто
и подумать не мог, что такаЯ блестЯщаЯ женщина принадлежит не ему, тем более
что он пришел с ней в такое место, куда женщинам доступ запрещен. Ђ когда он
попросил ее идти с графом, все убедились окончательно, что это  его женщина,
поскольку было известно:  генерал всегда  поручает другим сопровождать своих
тайных любовниц - длЯ сокрытиЯ правды.
     ‚торой  бой  оказалсЯ жестоким.  Џестрый петух выцарапал  шпорами глаза
своему противнику.  Ќо ослепленный  петух не сдалсЯ. Ћн разъЯрилсЯ  до того,
что оторвал пестрому петуху голову и склевал ее.
     - Ќикогда не думала,  что петушиный бой -  кровавое зрелище,  - сказала
Љамилла. - Ќо Я в восторге.
     ѓенерал объЯснил, что обычно бывает гораздо больше крови, когда петухов
раззадоривают непристойными криками и стрелЯют в воздух, но в этот раз из-за
присутствиЯ  женщины,  причем  такой  красивой,  болельщики  чувствуют  себЯ
скованно.  Ћн лукаво  взглЯнул  на нее и сказал: "ќто ваша вина". Ћна весело
рассмеЯлась:
     - Ќет, ваше превосходительство, ваша, вы столько лет правили  страной и
не позаботились о законе, по которому мужчины должны вести  себЯ одинаково -
и при женщинах, и без них.
     Ћн начал терЯть терпение.
     - “молЯю, не называйте  менЯ превосходительством, - сказал он. - ‘ менЯ
достаточно того, что Я есть Я.
     Љогда поздно вечером  генерал принимал  надоевшую целебную  ванну, •осе
Џаласиос сказал ему:  "ќто самаЯ красиваЯ  женщина, которую Я видел рЯдом  с
вами". ѓенерал ответил, не открываЯ глаз'
     - Ћна отвратительна.
     ЏоЯвление в гальере, согласно общему мнению, было продуманным поступком
генерала: развеЯть различные слухи о том, что он серьезно болен; эти слухи в
последние дни были столь упорными, что никто даже не усомнилсЯ в его смерти.
ќтот поступок повлек  за собой некоторые  последствиЯ,  так как  почтальоны,
которые  выехали  из  Љартахены во все  концы,  понесли  весть о  его добром
здравии, и сторонники генерала устраивали в его честь празднества, однако не
столько от радости, сколько длЯ того, чтобы бросить вызов правительству.
     ѓенералу  удалось  обмануть  даже  собственный  организм,  поскольку  в
последующие дни он сохранЯл бодрость и даже дважды садилсЯ за карточный стол
- его адъютанты разгонЯли  скуку бесконечной игрой  в карты.  Ђндрес €барра,
который  был  моложе и легкомысленней других и еще не утратил романтического
представлениЯ о войне, написал в эти дни своей подруге  в Љито: "џ предпочел
бы умереть в твоих объЯтиЯх, чем жить в этом покое без тебЯ". Ћни играли дни
и ночи, иногда углублЯлись в решениЯ загадочных карточных комбинаций, иногда
спорили до крика, атакуемые москитами, что в пору дождей нападали даже среди
бела днЯ,  несмотрЯ на факелы из коровьего  помета, поджигаемые ординарцами.
ѓенерал  не  играл  с  той  самой  неудачной  ночи в  ѓуадуасе,  потому  что
неприЯтный  эпизод с  ‚ильсоном оставил у него в душе горький  осадок  - его
никак не удавалось забыть, - однако он слышал, лежа в гамаке, крики офицеров
за игрой,  их откровенные разговоры, их тоску  по  войне -  тоску, вызванную
вынужденным бездельем  в дни  мира. Ћднажды ночью  он  бродил по  дому  и не
устоЯл перед искушением задержатьсЯ  в  коридоре. ’ем,  кто  увидел  его, он
сделал знак молчать и, тихо приблизившись к Ђндресу €барре, встал у него  за
спиной. Ћн положил ему на плечи руки, похожие на птичьи лапы, и спросил:
     - ‘кажите мне, кузен, вам тоже кажетсЯ, что у менЯ лицо мертвеца?
     €барра, привыкший к подобным неожиданностЯм, ответил не оборачиваЯсь  и
не глЯдЯ на него:
     - Њне - нет, мой генерал.
     - ‚ы либо слепы, либо лжете, - сказал он.
     - €ли сижу к вам спиной, - ответил €барра.
     ѓенерал  заинтересовалсЯ игрой, сел за  стол  и,  в конце  концов, стал
играть. ‚се  воспринЯли это как его  возвращение  к  нормальной жизни - и не
только в  эту ночь,  но и в последующие. "’ак легче ждать паспорт", - сказал
генерал.  Ћднако  •осе  Џаласиос  ему  Ясно  дал  понЯть,  что, несмотрЯ  на
увлечение  картами,  несмотрЯ  на  личное   внимание,  которое  он  оказывал
офицерам, и несмотрЯ на него самого, офицеры сыты по  горло этим бездельем и
дорогой в никуда.
     Ќикто так не зависел от судьбы своих офицеров, от их повседневных нужд,
от  их  будущей  судьбы,  как  он, однако,  когда  их  проблемы  становились
неразрешимыми,  он,  обманываЯ  себЯ,  решал  их.  Џосле  памЯтной  сцены  с
‚ильсоном  на  протЯжении  всего  плаваниЯ  генерал,  преодолеваЯ   болезнь,
занималсЯ  ими.  Џоведение  ‚ильсона было  необдуманным,  и  только  тЯжелое
ощущение  провала могло вызвать у  него столь резкую реакцию.  "Ћн такой  же
прекрасный  воин,  как и  его отец",  - сказал  генерал,  когда  увидел, как
‚ильсон воевал при  •у-нине. "Ќо  более  скромен", - добавил  он,  когда тот
отказалсЯ от званиЯ полковника, пожалованного ему маршалом ‘укре после битвы
на  берегах  ’арки,  -  однако  генерал   все-таки   заставил  его   принЯть
пожалованное звание.
     Џолитический режим, который устраивал их всех, - будь то мир или  война
- состоЯл не только  в героическом  соблюдении дисциплины, но и в соблюдении
законности,  чего  требовала сама  реальнаЯ жизнь. ќто были люди военные, не
казарменные, а именно военные,  ибо они столь часто сражались,  что им  едва
хватало  времени, чтобы разбить лагерь. ќто были разные люди,  но Ядро  тех,
кто  завоевал  независимость,  будучи рЯдом  с  генералом,  ЯвлЯлись  цветом
креольской  аристократии, юноши, воспитанные в  школах,  предназначенных длЯ
принцев. Ћни жили, воюЯ, то тут то там, вдали от дома, вдали от жен и детей,
от всего, и  нужда заставлЯла их становитьсЯ  политиками  и государственными
чиновниками. ‚се они  были  венесуэльцами, кроме  €турбиде  и  адъютантов из
…вропы, и почти все приходились генералу родственниками либо по крови,  либо
по  политической жизни:  ”ернандо,  •осе ‹ауренсио, семьЯ  €бар-ры, Ѓрисеньо
Њендес. Џринадлежность к одному  и тому же классу или к одной и той же семье
придавала им много общих черт и объединЯла их.
     € только один отличалсЯ от всех: •осе ‹ауренсио ‘ильва, сын деревенской
акушерки из ќль-’инако, что в ‹ьЯнос, и рыбака. Ћт родителей  он унаследовал
смуглую кожу мулата.  Ѓыл он из  простонародьЯ, однако генерал женил  его на
”елисии,  одной  из  своих  племЯнниц.  •осе  ‹ауренсио  начал свою  карьеру
рекрутом-добровольцем  в армии  ЋсвободителЯ в  шестнадцать лет  и дошел  до
генерала-аншефа  в пЯтьдесЯт восемь,  получил  пЯтнадцать тЯжелых  ранений и
огромное число легких в пЯтидесЯти двух боЯх, почти во всех кампаниЯх борьбы
за  независимость. …динственнаЯ несчастливаЯ  минута, котораЯ выпала на  его
долю из-за того, что он был мулатом, - минута, когда представительница одной
из  аристократических  семей  отказалась  как-то  раз  танцевать  с  ним  на
праздничном балу. ’огда генерал велел  повторить  вальс, и  она протанцевала
его с •осе ‹ауренсио ‘ильвой.
     ѓенерал Ћ'‹ири был полной противоположностью •осе ‹ауренсио: белокурый,
высокий,  молодцеватый, что  подчеркивалось  его  флорентийской  формой.  Ћн
приехал в  ‚енесуэлу,  когда ему было восемнадцать  лет, прапорщиком Љрасных
гусар,  и сделал  военную  карьеру, участвуЯ почти во всех  битвах  ‚ойны за
независимость. Љак у всех, у него тоже была своЯ несчастливаЯ  минута: когда
генерал послал его найти способ к примирению - он посчитал ‘антандера правым
в  споре  с  •осе  Ђнтонио  Џаэсом.  ѓенерал  перестал здороватьсЯ с  ним  и
предоставил его на милость собственной судьбы на целых четырнадцать месЯцев,
пока не утих гнев.
     ‹ичные достоинства  обоих невозможно было оспорить. Џлохо было  то, что
генерал  никогда не осознавал:  он длЯ  них обоих  ЯвлЯлсЯ оплотом власти, и
барьер между  ними  был  тем  более непреодолимым, чем  более он был с  ними
любезен и приветлив. Ќо  в ту  ночь,  когда  •осе  Џаласиос  указал  ему  на
состоЯние  духа,  в котором  офицеры находились,  он сел  играть с ними, как
равный  с  равными,  хотЯ  и без  особенного удовольствиЯ, пока  офицеры  не
почувствовали себЯ  вполне непринужденно. џсно  было,  что  они  не  помнили
старых   обид.  Ћни  не  придавали  большого  значениЯ   чувству  поражениЯ,
владевшему  ими, -  поражениЯ,  несмотрЯ на выигранную  войну.  Ќе придавали
значениЯ и тому, как медленно он повышал их в  звании, стараЯсь не  умножать
число привилегированных, не придавали значениЯ и  бесприютной бродЯчей жизни
и случайной любви. ‚оенное  жалованье уменьшилось на  треть из-за оскудевшей
государственной казны, но даже и его выплачивали с опозданием на три месЯца,
государственными билетами неопределенного курса,  которые они продавали себе
в  убыток биржевым спекулЯнтам. ‚се это было им не важно, как не важно и то,
что генерал  уходит,  так сильно хлопнув дверью, что это отозвалось  на весь
мир,  не важно было даже то, что он оставлЯет их на милость врагов. ‚се было
не важно:  слава не длЯ них, - но  они не могли  вынести неопределенности, в
которой находились с  того  момента,  как он отказалсЯ от власти, и  котораЯ
делалась все более невыносимой по мере  того, как они увЯзали в болоте этого
бесконечного путешествиЯ в никуда.
     ‚ тот вечер генерал был занЯт  мыслЯми об их участи и, принимаЯ  ванну,
сказал •осе Џаласиосу,  что не позволит  и малейшей  тени промелькнуть между
ним и офицерами. Ћднако у офицеров осталось ощущение,  что генерал не только
не преисполнен благодарностью  и чувством  вины,  а  наоборот -  в нем зреет
зерно недовериЯ к ним.
     Ћсобенно сильным такое ощущение было у •осе Њарии Љарреньо. ‘ той ночи,
когда  они разговорились в джонке, Љарреньо сделалсЯ мрачным и, сам не желаЯ
того, усиливал слухи о своей причастности к сепаратистам ‚енесуэлы. €ли, как
тогда  говорили, снова стал  сочувствующим. —етыре года назад генерал вырвал
его  из  своего сердца, так же как и  Ћ'‹ири,  Њонтилью,  Ѓрисе-ньо Њендеса,
‘антану,  как многих  других,  по одному  только подозрению,  что они хотели
добитьсЯ  личной популЯрности  за  счет  популЯрности  армии.  €  сейчас  он
продолжал так думать, следил за ними, вызнавал, что за шутки они отпускают в
его адрес, пыталсЯ хоть что-то высветить в сумерках собственных сомнений.
     Ћднажды ночью, не  то во  сне, не  то  наЯву,  он слышал,  как Љарреньо
говорил  в   соседней  комнате,  что   длЯ  здоровьЯ   нации  законно   даже
предательство. ’огда он  взЯл Љарреньо за руку, отвел в патио и  переубедил,
употребив длЯ этого все свое знаменитое обаЯние, называЯ его на "ты", к чему
прибегал  только в самых крайних случаЯх.  Љарреньо  рассказал  ему  правду.
Љонечно,  его огорчало, что генерал оставил свое дело и плывет по течению со
всеми и что его не трогает сиротское положение  остальных. Ћднако его измена
носила законный  характер.  “став  искать  свет надежды в  этом  путешествии
слепцов, не  имеЯ возможности продолжать жить  без душевной отдачи, Љарреньо
решил сбежать в ‚енесуэлу,  чтобы  возглавить  там вооруженное  движение  за
объединение континента.
     - Њне не пришло в голову ничего более достойного, - закончил он.
     -  Ђ  как ты думаешь: в  ‚енесуэле  к  тебе будут относитьсЯ  лучше?  -
спросил его генерал.
     Љарреньо не решилсЯ ответить утвердительно.
     - ’ам видно будет, но там, по крайней мере, моЯ родина, - сказал он.
     - Ќе будь дураком, - произнес генерал.  -  Ќаша  родина - Ђмерика,  всЯ
Ђмерика - и только так.
     ѓенерал не дал ему возразить. Ћн говорил долго, вкладываЯ душу в каждое
слово, однако ни Љарреньо, ни кто  другой так никогда и не узнали, какова же
она на  самом  деле, его  душа.  ‡акончив, генерал  хлопнул его  по  плечу и
оставил одного во мраке.
     - Ќе болтай чепухи, - сказал он напоследок. - ѓоворишь черт знает что.
     ‚  среду 16  июнЯ  пришла  весть  о том,  что  правительство  назначило
генералу  пожизненную  пенсию и  конгресс  утвердил  ее. ѓенерал  подтвердил
получение  письма президента Њоскеры и  ответил вежливым письмом, в  котором
сквозила  ирониЯ,  а  закончив  диктовать его, сказал  ”ернандо,  употреблЯЯ
величественное множественное число  и ритуальную  торжественность, с которой
выражалсЯ обычно •осе Џаласиос: "Њы  богаты". ‚о  вторник, 22-го, он получил
паспорт  длЯ  выезда  из  страны  и,  подбросив  его в  воздух,  сказал: "Њы
свободны".  —ерез  два  днЯ, проснувшись  после дурно  проведенной  ночи, он
открыл глаза и, лежа  в гамаке, сказал: "Њы печальны". € тут же решил срочно
ехать в Љартахену, благо день  был облачный  и  прохладный. …динственный его
приказ был необычен: офицеры свиты должны ехать в  гражданском и без оружиЯ.
Ћн ничего больше не сказал, не объЯснил причины отъезда и не  дал времени на
прощание.  Ћни  тронулись  в путь так скоро, как только приготовилась личнаЯ
охрана, и оставили багаж "на потом" вместе с остающимисЯ членами свиты.
     Џо дороге  генерал обычно делал остановки, чтобы  поговорить с  людьми,
которые  попадались им на пути.  Ћн спрашивал обо  всем:  о возрасте  детей,
какими  болезнЯми болеют, как идут  дела,  что они думают о том  о сем. Ќо в
этот раз он не произнес ни слова, не замедлЯл  шага, не кашлЯл, не выказывал
признаков  усталости и  прожил  весь  день на одной  рюмке  портвейна. Ћколо
четырех часов днЯ на горизонте показалсЯ  старый монастырь на •олме Џопутных
‚етров.  Ѓыло  времЯ  молитв,  и  на  королевской дороге виднелись  вереницы
паломников, похожих  на рыжих муравьев,  карабкающихсЯ  по крутому  карнизу.
—ерез некоторое  времЯ они увидели:  ветер кружит комки куриного  помета над
рынком  и  из-под  ворот скотобойни  течет  вода. Љогда  они  приблизились к
стенам, генерал  сделал знак •осе ЊариЯ Љарреньо. ’от понЯл и подставил свое
крепкое плечо сокольничего, чтобы генерал  мог на него оперетьсЯ. "“  менЯ к
вам одно доверительное дело,  - тихо сказал ему генерал. - Љогда мы будем на
месте, узнайте, где сейчас ‘укре". Ћн хлопнул Љарреньо по плечу, как обычно,
когда прощалсЯ, и закончил:
     - ќто между нами, разумеетсЯ.
     ЊногочисленнаЯ свита  во  главе с Њонтильей ждала  его  на  королевской
дороге, и генерал понЯл, что обречен  завершить путешествие  в старой карете
испанского губернатора, которую тащила упрЯжка резвых мулов. •отЯ солнце уже
начало клонитьсЯ  к закату, ветки кустов  мангле, казалось, закипали от зноЯ
на  мертвых болотах, окружавших город,  Ядовитые  испарениЯ которых были еще
более невыносимы, чем вонь от воды в бухте, гниющей уже целый век от крови и
требухи, попадающей туда с бойни. Љогда они входили через ворота Њедиа ‹уна,
вихрь потревоженного куриного помета вновь поднЯлсЯ над рынком. ‚ городе еще
не   утихла  паника,  вызваннаЯ  бешеной  собакой,  котораЯ  утром  покусала
несколько человек, а кроме  людей,  одну сороку, что  мародерствовала где не
следовало. ‘обака покусала также нескольких детей из невольничьего квартала,
и ее  убили,  закидав  камнЯми.  ’руп собаки подвесили  над  дверЯми  школы.
ѓенерал ЊонтильЯ приказал  его сжечь, не только  из соображений  гигиены, но
чтобы  пресечь  всЯкие попытки  африканского колдовства  при  помощи мертвой
собаки.
     Ќаселение невольничьего квартала, окруженного стенами, узнав о  приезде
генерала, высыпало на  улицы.  Ѓыло времЯ летнего солнцестоЯниЯ, вечера были
долгими и прозрачными: дома увешаны гирлЯндами цветов, а на балконах домов -
много  женщин,  одетых  по-мадридски,  звонили  колокола,  гремела  полковаЯ
музыка,  артиллерийские залпы были слышны даже  на берегу морЯ,  но ничто не
могло скрыть нищету,  которую жители квартала  так не  хотели  показывать. ‚
знак  приветствиЯ генерал, сидЯ  в своей разбитой колЯске, махал шлЯпой и не
мог не чувствовать жалости  к  самому себе, сравниваЯ  эту  убогую встречу с
триумфальным въездом в Љаракас в августе 1813 года, - он в лавровом венке, в
карете,  которой  управлЯли  шесть самых красивых девушек  города, а  вокруг
ликующаЯ толпа со слезами радости на глазах, увенчавшаЯ тот день присвоением
ему  славного  имени: Ћсвободитель.  Љаракас  был  тогда  небольшим городком
колониальной провинции, некрасивым, унылым, убогим, однако вечера генерала в
Ђвиле были заполнены тоской по нему.
     ’огдашнее и теперешнее казалось  воспоминаниЯми из двух разных  жизней.
Џотому  что благородный  и  героический город  Љартахена-де-€ндиас,  который
неоднократно был столицей вице-королевства и тысЯчи раз был  воспет как один
из прекраснейших городов мира, даже отдаленно не напоминал тот, каким он был
тогда в действительности. „евЯть раз он подвергалсЯ военным осадам с  морЯ и
суши, и многажды был разграблен корсарами и генералами. Ћднако  ничто так не
способствовало  его разрушению,  как борьба  за независимость, а затем войны
между фракциЯми.  Ѓогатые семьи покинули  его Џрежние  рабы,  получившие  не
нужную им  свободу,  были предоставлены  самим себе, а  из дворцов маркизов,
теперь занЯтых беднЯками, выбегали  на уличные свалки крысы - большие, будто
коты.  Ќепобедимые  бастионы, опоЯсывающие  город, которые  дон  ”е-липе  II
пожелал  увидеть в  подзорную  трубу  со смотровых  площадок ќскориала, едва
угадывались среди густого  кустарника. ЉоммерциЯ,  процветавшаЯ в  XVII веке
благодарЯ   работорговле,   теперь  была  представлена   только  несколькими
облупившимисЯ  лавчонками.  ЃылаЯ слава  никак  не  сочеталась со  зловонием
сточных канав. ѓенерал вздохнул и тихо сказал Њонтилье:
     - ‚от на что мы похожи теперь из-за этой дерьмовой независимости!
     ‚ тот  вечер  ЊонтильЯ собрал  весь  цвет  города  у  себЯ на улице  ‹а
”акториЯ  в  господском  доме,  где  когда-то  жил  разорившийсЯ  маркиз  де
‚альдехойос  и  где  благодарЯ контрабанде мукой и  торговле  черными рабами
процветала его маркиза. ‡ажглись огни в самых  больших домах на улице Џаскуа
”лорида <‘ветлаЯ Џасха (исп.).>, однако генерал не строил на свой счет
никаких  иллюзий, хорошо знаЯ, что на Љарибском  побережье достаточно любого
предлога и любого повода, даже кончины  какого-нибудь уважаемого лица, чтобы
устроить народное гулЯнье. Љонечно, праздник был поддельный. ‚сего несколько
дней  назад  по городу ходили  листовки оскорбительного содержаниЯ, а партиЯ
противников  натравливала свою банду,  чтобы те били окна и полицейских. "Џо
крайней мере, больше  нечего разбивать и некого бить", - сказал  ЊонтильЯ со
своим  обычным юмором,  сознаваЯ, что  народный  гнев  направлен  в  большей
степени на  него,  чем  на  генерала. Ћн усилил  охрану  дома, присоединив к
гренадерам местные  полки, и запретил рассказывать генералу о том, что город
на грани войны.
     ѓраф  де  ђежекур собиралсЯ  во  времЯ  праздника сказать генералу, что
английский пакетбот стоит в пределах видимости от замка Ѓока —ика, но что он
не советует генералу плыть на нем.  ”ормальный предлог был таков: генерал не
должен бороздить просторы  океана в обществе нескольких женщин,  вынужденных
делить  одну каюту. Џравда же заключалась в следующем: несмотрЯ  на светский
завтрак в  ’урбако, на посещение петушиных  боев, на все усилиЯ, приложенные
генералом, чтобы казатьсЯ здоровым, граф Ясно  видел, что состоЯние здоровьЯ
генерала не  годитсЯ длЯ путешествиЯ. ‚озможно, длЯ этого  достаточно  силен
его дух,  но  не тело, и неразумно  плыть навстречу смерти.  Ћднако  ни  эта
причина, ни какаЯ-либо другаЯ не могла в ту ночь изменить решение генерала.
     ЊонтильЯ решил продолжить уговоры. Ћн рано распрощалсЯ с гостЯми, чтобы
дать больному генералу отдохнуть, однако долго еще сидел с ним на  балконе в
патио, пока  томнаЯ юнаЯ дева в почти невидимой  тунике из муслина играла на
арфе любовные романсы. Ћни были так прекрасны и исполнены с такой нежностью,
что  оба  генерала  не произнесли ни слова до тех  пор, пока ветер с морЯ не
унес  вдаль   последние  отзвуки  музыки.  ѓенерал   все   так  же  сидел  в
кресле-качалке, прикрыв глаза, качаЯсь  на волнах звуков, но вдруг вздрогнул
и  тихо  пропел  слова  последней  песни  Ясным  и  приЯтным голосом.  Џотом
повернулсЯ  к арфистке и прошептал слова благодарности, идущие от сердца, но
единственное,  что он  увидел, - арфу,  увитую гирлЯндами  увЯдших  лавровых
ветвей. € тут он вспомнил об одной просьбе.
     - ‚ Ћнде в тюрьме сидит мужчина, осужденный за убийство  из ревности, -
сказал он.
     ЋтсмеЯвшись, ЊонтильЯ спросил в шутку:
     - € какого же цвета у него рога?
     ѓенерал не обратил вниманиЯ на его  слова и объЯснил подробно, как было
дело, опустив только то, что он был знаком с Њирандой ‹индсэй еще на џмайке.
ЊонтильЯ решил все очень просто.
     - Ћн должен просить, чтобы его перевели сюда по состоЯнию  здоровьЯ,  -
сказал он. - Ћднажды был такой случай, и мы выхлопотали помилование.
     - Ђ это возможно? - спросил генерал.
     - ќто невозможно, - ответил ЊонтильЯ, - но это делаетсЯ.
     ѓенерал закрыл глаза - казалось, он  не слышал лаЯ собак, который вдруг
нарушил  тишину, и ЊонтильЯ  подумал,  что тот опЯть задремал. ѓенерал долго
молчал, потом открыл глаза и поставил точку над "i".
     - „оговорились, - сказал он. - Ќо Я вас ни о чем не просил.
     ’олько теперь  генерал  услышал, как широкой волной  разноситсЯ собачий
лай - от городских стен до дальних  болот, где обитали собаки, приученные не
лаЯть,  чтобы  не  беспокоить  своих  хозЯев.  ѓенерал  ЊонтильЯ  рассказал:
бродЯчих  собак  травЯт  Ядом  - надеютсЯ  воспрепЯтствовать распространению
бешенства.  ‚  невольничьем  квартале удалось  отыскать  только двоих детей,
которых укусила бешенаЯ собака. Ћстальных, как всегда, родители попрЯтали по
домам,  чтобы  они   умирали  около  своих  богов,  или   увели  на   болота
Њариала-баха, туда, где скрываютсЯ беглые преступники и где правительству их
не достать, чтобы  попытатьсЯ  вылечить с помощью  тех, кто  лечит от укусов
змей.
     ѓенерал  никогда не  пыталсЯ избегать роковых случайностей  судьбы,  но
отравление собак показалось ему делом бесчеловечным. Ћн любил  собак  так же
сильно, как лошадей и цветы. Љогда он первый раз отплывал в …вропу, то вез с
собой до  ‚еракруса  пару щенков. Љогда он шел через Ђнды  из ‹ьЯноса, что в
‚енесуэле,  вместе   с  четырьмЯстами   разутыми   жителЯми  равнины,  чтобы
освободить  Ќовую  ѓранаду и основать республику Љолумбию, у него было более
десЯтка собак. Ћни всегда сопровождали его на войне.  Џес по кличке ‘нежный,
самый знаменитый из всех, был с ним еще со  времен первых военных  кампаний,
он в одиночку победил целую  свору из двадцати злобных собак испанской армии
и погиб от удара копьем в бою при Љарабобо. ‚ ‹име, у Њануэлы ‘аенс, их было
больше, чем можно себе представить; а ведь еще разнаЯ живность жила в имении
‹а-Њагдалена. Љто-то сказал генералу, что, когда собака умирает, надо срочно
заменить ее другой  такой  же,  с таким же точно именем, чтобы убедить себЯ,
будто это  все та же  собака. Ћн  не  был  согласен с таким мнением.  “ него
всегда  были  разные  собаки,  дабы  вспоминать  о  каждой  отдельно, об  их
преданных  глазах и прерывистом  дыхании, и  чтобы  после  их смерти  сердце
болело о каждой. ‚ злосчастную ночь 25 сентЯбрЯ он увидел среди жертв штурма
двух  ищеек,  обезглавленных  заговорщиками.   ’еперь,   в  свое   последнее
путешествие, он вез с собой двух собак, которые у него оставались, и еще они
подобрали на реке охотничьего пса, чудом избежавшего  смерти. Љогда ЊонтильЯ
сказал  ему,  что  только  в  первый  день  в  городе  было  отравлено более
пЯтидесЯти  собак,  хорошее  настроение  генерала,  навеЯнное  арфой  любви,
совершенно улетучилось.
     ЊонтильЯ искренне  пожалел об этом происшествии и обещал, что больше на
улицах города не  будет мертвых собак. Ћбещание успокоило  генерала,  но  не
потому,  что  он верил  в его выполнение, а потому, что добрые намерениЯ его
генералов  всегда служили  ему  утешением.  Љрасота  ночи  окончательно  его
успокоила.  €з освещенного  патио  доносилось  благоухание  жасмина,  воздух
лучилсЯ словно  алмаз,  а звезд  на  небе было  много  как  никогда.  "Љак в
Ђндалусии в апреле", -  говаривал  он, вспоминаЯ дневник Љолумба. Ќалетевший
ветерок унес с собой шорохи и запахи цветов, и слышно было только, как волны
разбиваютсЯ о стены, окружающие город.
     - ѓенерал, - попросил ЊонтильЯ, - не уезжайте.
     - Љорабль уже в порту, - ответил он.
     - Ѓудут еще и другие корабли, - сказал ЊонтильЯ.
     - ‚ любом случае, - ответил он, - каждый будет последним.
     Ћн не уступил ни на йоту. ЊонтильЯ напрасно умолЯл его и в конце концов
решил открыть ему  тайну,  которую поклЯлсЯ хранить  свЯто, пока не наступит
назначенный    час:    генерал   ђафаэль   “рданета,   стоЯщий    во   главе
офицеров-боливаристов, готовит государственный переворот в ‘анта-”е в первых
числах сентЯбрЯ. ‚опреки ожиданиЯм Њонтильи генерал не удивилсЯ.
     - џ этого не знал, - сказал он, - но это можно было предположить.
     ЊонтильЯ  тем  временем рассказал  ему подробности  заговора -  он, при
участии офицеров  ‚енесуэлы, готовилсЯ уже  во  всех войсках страны. ѓенерал
глубоко задумалсЯ. "Ќе имеет  смысла, - сказал он. - …сли “рданета и в самом
деле хочет создать единую  страну, пусть  объединитсЯ  с  Џаэсом и  еще  раз
повторит  цепь  событий  последних  пЯтнадцати  лет на всем пространстве  от
Љаракаса  до  ‹имы.  €  тогда  наше отечество  будет  простиратьсЯ  до самой
Џатагонии". Ћднако прежде чем пойти спать, он приоткрыл дверь.
     - ‘укре знает? - спросил он.
     - Ћн против, - ответил ЊонтильЯ.
     - €з-за ссоры с “рданетой, конечно, - отозвалсЯ генерал.
     - Ќет, - сказал  ЊонтильЯ, -  он против всего,  что может помешать  ему
уехать в Љито.
     - ‚се равно говорить об этом  нужно  с ним, - сказал генерал. - ‘о мной
только зрЯ времЯ терЯть.
     Љазалось, это его последнее слово. €так, на следующий день, рано утром,
он дал приказание •осе  Џаласи-осу, пока пакетбот стоит в бухте,  укладывать
багаж и велел  попросить капитана кораблЯ стать  вечером на Якорь у крепости
‘анто-„оминго,  чтобы он мог видеть его  с  балкона дома. ђаспорЯжениЯ  были
очень Ясными, но поскольку он не сказал, кто же поедет вместе с ним, офицеры
подумали было, что он отправитсЯ в путешествие один. ‚ильсон повел себЯ так,
как решил еще в Январе, и собрал свой багаж, ни с кем не советуЯсь.
     „аже  те,  кто  не слишком  верил  в то,  что генерал  уезжает,  пришли
попрощатьсЯ с  ним, увидев,  как по  улицам в направлении пристани  проехали
шесть груженых  повозок. ѓраф ђежекур,  в этот  раз  вместе с  Љамиллой, был
почетным  гостем  на прощальном завтраке.  Љамилла  казалась  совсем  юной и
взглЯд  ее  не  был  столь  жестким,  как  в прошлый  раз;  возможно,  такое
впечатление создавалось благодарЯ  прическе - волосы были стЯнуты в узел - и
зеленой тунике, а также домашним  башмачкам такого же цвета.  Ќеудовольствие
от встречи с нею генерал скрыл под маской вежливости.
     - Љак уверена должна быть женщина в своей красоте, если решаетсЯ надеть
зеленое, - сказал он по-испански.
     ѓраф тут же перевел,  и Љамилла засмеЯлась,  как и положено уверенной в
себе женщине,  наполнившей,  кстати,  весь  дом ароматом пионов.  "Ќе  будем
начинать снова, дон ‘имон",  -  сказала  она. —то-то изменилось в них обоих,
однако никто  из  двоих  не  решилсЯ, чтобы  не задеть  другого, возобновить
турнир красноречиЯ, который они  провели в прошлый  раз.  Љамилла забыла обо
всем,  радуЯсь,   что  среди   такого  количества   воспитанных  людей  есть
возможность поговорить по-французски,  тем более в подобных обстоЯтельствах.
ѓенерал  удалилсЯ, чтобы побеседовать  с  монахом ‘ебастьЯном  де  ‘игуенса,
свЯтым  человеком, который прославилсЯ после того, как вылечил ѓумбольдта от
оспы -  тот  заразилсЯ ею,  когда был в  городе в  1800  году. ‘ам  монах не
придавал этому значениЯ.  "ѓосподь распорЯдилсЯ, чтобы одни умирали от оспы,
а другие нет, и барон  -  просто один из этих других", - говорил он. ѓенерал
еще  в  свой  прошлый  приезд,  когда  узнал, что  монах  излечивает  триста
различных болезней с помощью алоэ, попросил, чтобы его познакомили с ним.
     Љогда •осе  Џаласиос вернулсЯ из порта с официальным  сообщением о том,
что  пакетбот  встанет  напротив  дома  после  завтрака,  ЊонтильЯ  приказал
готовитьсЯ  к  прощальному военному параду.  „лЯ защиты от жаркого июньского
солнца он приказал  натЯнуть тент  на командирском катере,  который доставит
генерала  из  крепости  ‘анто-„оминго  на   борт  судна  ‚  одиннадцать  дом
заполнилсЯ приглашенными и случайными людьми - все они задыхались от жары, -
тут  же был накрыт стол со всевозможными  чудесами местной кухни Љамилла  не
понЯла, почему  по  залу  вдруг прошло волнение, но тут же  услышала  совсем
рЯдом с собой надтреснутый голос. "’олько после вас, мадам". ѓенерал положил
ей  на  тарелку всего понемногу, объЯснЯЯ, как называетсЯ  каждое блюдо, как
приготавливаетсЯ  и  откуда  происходит, потом  положил  себе  всего  самого
лучшего,  к полнейшему  удивлению  кухарки, -  часом раньше он  отказалсЯ от
самых изысканных лакомств, выставленных на  столе. ‡атем, освобождаЯ Љамилле
проход  между гостЯми, которые  рассаживались по  местам, генерал вывел ее в
тихую  заводь   внутреннего  балкона,   заставленного  пышными  тропическими
цветами, и тотчас заговорил.
     - Љак было бы приЯтно увидетьсЯ с вами в Љингстоне, - сказал он ей.
     -  Њне  бы  тоже  этого  очень  хотелось,  -  сказала  она,  ничуть  не
удивившись. - џ обожаю бывать в ѓолубых ѓорах.
     - Ћдна?
     -  ‘ кем бы  Я ни  была, Я всегда буду одна, -  ответила она. € шутливо
добавила:
     - ‚аше превосходительство.
     Ћн улыбнулсЯ.
     - џ найду вас через •ислопа, - сказал он.
     ќто было все, о чем они говорили. Ћн  снова провел ее через зал, к тому
месту, где  они  встретились,  попрощалсЯ  с  ней легким  поклоном,  оставил
тарелку на подоконнике нетронутой и вернулсЯ на свое  место. Ќикто  не знал,
когда он принЯл решение остатьсЯ в стране и почему он его принЯл. Ћкружившие
генерала политики рассказывали ему  о местных разногласиЯх,  когда он  вдруг
повернулсЯ  к ђежекуру и,  не  вникаЯ в  то,  что ему говорили, сказал графу
громко - так, чтобы слышали все:
     - ‚ы  правы, господин граф. Љонечно, что мне делать с таким количеством
женщин в моем нынешнем состоЯнии?!
     - Ћ да, генерал, - сказал граф со вздохом. € поспешил добавить:
     - € кроме того, на будущей неделе прибудет "еннон", английский фрегат,
где есть не только удобнаЯ каюта, но и прекрасный врач.
     - Ќу, это еще хуже, чем сотнЯ женщин, - отозвалсЯ генерал.
     ‚ любом случае, такое объЯснение решениЯ остатьсЯ  было лишь предлогом,
поскольку  один  из офицеров выразил  готовность  уступить ему свою каюту до
џмайки. ’олько  •осе Џаласиос давно объЯснил все одной точной фразой: "Ћ чем
думает мой хозЯин,  знает только мой хозЯин". € генерал все равно не смог бы
отправитьсЯ на этот раз в путешествие: пакетбот, когда  шел к ‘анто-„оминго,
сел на мель и получил серьезные повреждениЯ. ’аким образом, генерал осталсЯ,
но поставил одно условие: переехать из дома Њонтильи. ѓенерал считал его дом
самым красивым в городе, но слишком сырым, вредным длЯ его ревматизма  из-за
близости к морю, особенно зимой,  когда  он просыпалсЯ на влажных простынЯх.
…му требовалсЯ воздух, а не геральдическое пространство, окруженное стенами.
ЊонтильЯ воспринЯл это условие как знак  того, что генерал остаетсЯ надолго,
и поспешил удовлетворить его просьбу.
     Ќа склонах •олма Џопутных ‚етров находилсЯ квартал развлечений, который
картахенцы сожгли  в 1815 году, чтобы  королевским войскам, когда они пришли
снова завоевывать  город, негде было разбить лагерь. Ќо сжигать квартал было
делом  напрасным;  испанцы окружили город, и  осада длилась  сто шестнадцать
дней, -  осажденные  картахенцы вынуждены были есть подошвы от  сапог, более
десЯти тысЯч  жителей умерли  от  голода,  и в конце концов город  был взЯт.
—ерез  пЯтнадцать  лет  это  место превратилось в выжженную долину, открытую
беспощадному  полуденному  солнцу.  Ћдин  из  немногих  перестроенных  домов
принадлежал английскому коммерсанту „жуде  Љингселлеру -  на  днЯх он должен
был вернутьсЯ из поездки. „ом привлек внимание генерала, когда он приехал из
’урбако,  аккуратной пальмовой крышей и Ярко окрашенными стенами  и тем, что
его почти полностью  скрывал  настоЯщий лес из  фруктовых  деревьев. ѓенерал
ЊонтильЯ  полагал,  что дом маловат  длЯ жильца  такого  высокого ранга,  но
генерал заЯвил,  что  ему  все  равно  где спать  - на кровати герцогини или
завернувшись в  плащ на полу  свинарника. ’ак  что он получил во владение на
неопределенное времЯ  этот дом, вместе  с кроватью  и кувшином длЯ умываниЯ,
шестью   табуретами,   обтЯнутыми  кожей,  которые  стоЯли  в  гостиной,   и
самодельным  перегонным кубом,  в  котором сеньор  Љингселлер гнал длЯ  себЯ
спирт.  ѓенерал ЊонтильЯ доставил  из „ома правительства бархатное кресло  и
велел построить барак длЯ гренадеров  охраны. ‚ доме было прохладно  в самые
жаркие  часы  и  не  так  влажно  в остальное времЯ, как в доме  маркиза  де
‚альдехойос; в  нем было  четыре  спальни,  расположенные на  четыре стороны
света, - по ним разгуливали  игуаны.  ЏредрассветнаЯ бессонница  докучала не
так сильно, ибо то и дело слышалось, как  лопаютсЯ плоды гвананабо, падающие
с  деревьев. Џо вечерам,  особенно  во  времЯ  дождей, видны  были  вереницы
беднЯков, несших покойников длЯ бдений в монастыре.
     ‘ тех пор как он переехал к подножию •олма Џопутных ‚етров,  генерал не
более  трех раз  выходил за  городскую  стену, и один  раз позировал Ђнтонио
Њеуч-чи, итальЯнскому  художнику,  который  проездом  был  в  Љартахене.  Ћн
чувствовал такую слабость, что  вынужден  был позировать, сидЯ на внутренней
террасе  огромного дома  маркиза,  в  окружении дикорастущих  цветов,  среди
гомона птиц,  и все равно не мог более часа сохранЯть неподвижность. Џортрет
ему  понравилсЯ,  хотЯ  было видно:  художник относитсЯ  к нему  с  излишним
сочувствием.
     Љогда  гранадский  художник •осе ЊариЯ ќспиноса  написал его  портрет в
„оме правительства в ‘анта-”е, перед сентЯбрьским покушением, то изображение
показалось ему настолько  отличным  от  него  самого, что  он не удержалсЯ и
спросил генерала ‘антану, в те времена своего секретарЯ:
     - ‡наете, на кого похож этот портрет? - € сам ответил:
     - Ќа старика Ћлайа, того, что в ‹а-Њесе.
     Љогда Њануэла ‘аенс узнала об этом, она пришла в ужас, потому что знала
старика из ‹а-Њесы.
     - Њне кажетсЯ, вы не любите себЯ, - сказала  она  генералу. - Џоследний
раз, когда мы с  Ћлайа виделись,  ему было  восемьдесЯт лет, и он уже не мог
держатьсЯ на ногах.
     ‘амым  первым портретом Ѓоливара  была  миниатюра неизвестного  автора,
написаннаЯ в Њадриде,  когда ему исполнилось шестнадцать лет. Љогда ему было
тридцать два, на ѓаити была  написана еще  одна, и обе верно отражали  и его
возраст,  и его карибское происхождение. ‚ нем  текла  африканскаЯ кровь - у
его прапрадеда с отцовской стороны был сын от чернокожей рабыни, и то, что в
нем  есть  африканскаЯ кровь, было так очевидно,  что аристократы ‹имы звали
его  ‘амбо  <‘ын  негра  и  индианки  (исп.).>. Ќо  по мере  того, как
разрасталась  его  слава,  художники  изображали  его,  вымываЯ негритЯнскую
кровь, мистифицируЯ его  облик,  идеализируЯ до  того,  что в  конце  концов
увековечили  его с  римским  профилем, который  потом  будет за  печатлен  в
памЯтниках.  € напротив,  портрет, сделанный ќспиносой,  был  похож  на него
самого  и  ни  на  кого больше,  в  возрасте  сорока  пЯти лет, уже мучимого
болезнью, которую он научилсЯ скрывать  и до последнего часа скрывал даже от
себЯ самого.
     Ћднажды, в дождливую  ночь, генерал  очнулсЯ после  неспокойного сна  в
доме у  подножиЯ  •олма Џопутных ‚етров и увидел  ангельское создание в углу
спальни,  в  тунике из грубого  холста вполне  мирского  вида и с короной из
сверкающих  светлЯчков  в  волосах.   ‚о   времена  колонизации  европейские
путешественники часто удивлЯлись, глЯдЯ на туземцев, освещающих себе  дорогу
каким-либо сосудом, наполненным  светлЯками. Џозднее, во времена республики,
у женщин поЯвилась мода: украшать волосы светЯщимисЯ гирлЯндами, похожими на
диадему, сотканную из света,  либо  прикреплЯть  светлЯчков к платью, в виде
брошки. “ девушки,  котораЯ пришла  той ночью в спальню,  они были пришиты к
ленте  в волосах  и освещали  ее  лицо  фантасмагорическим светом. Ћна  была
томной  и таинственной, с проседью в волосах, несмотрЯ на свои двадцать лет,
и  ему тут же открылась одна  из ее добродетелей, самаЯ ценнаЯ у женщин: она
была умна, но  не  кичилась этим. Ћна  пришла в лагерь гренадеров, предлагаЯ
себЯ за любую безделицу, и одному из  очередных офицеров показалась до  того
своеобразной, что он  послал за  •осе  Џаласиосом узнать: не заинтересует ли
она  генерала. ѓенерал предложил  ей лечь рЯдом с ним, ибо чувствовал, что у
него  не хватит сил отнести ее на руках в гамак. Ћна снЯла с головы повЯзку,
убрала светлЯчков в  полый стебель сахарного тростника и легла рЯдом  с ним.
Ћни поговорили о пустЯках,  и наконец генерал решилсЯ спросить, что думают о
нем в Љартахене.
     -  ѓоворЯт, что ваше превосходительство находитсЯ в добром здравии,  но
притворЯетсЯ больным, чтобы вызвать жалость, - сказала она.
     Ћн снЯл ночную рубашку и  попросил девушку  рассмотреть  его  при свете
свечи. € тогда она ощупала  его тело,  такое истощенное, какое  только можно
себе представить: впалый живот,  выступающие  ребра,  руки  и ноги -  кости,
обтЯнутые  кожей, безволосой, мертвенно-бледной, будто обтЯгивающей  скелет;
лицо  же,   казалось,   принадлежало   другому  человеку,  потому  что  было
обветренным.
     - Њне осталось только умереть, - сказал он. „евушка возразила:
     -  ‹юди говорЯт, что вы всегда  были таким, просто сейчас вам  выгодно,
чтобы об этом знали.
     Ќо он настаивал, что это не так. Ћн перечислЯл очевидные доказательства
своей болезни, а она тем временем  погружалась в легкую  дремоту,  он же, не
терЯЯ нити повествованиЯ, продолжал рассказывать ей и спЯщей. ‡а всю ночь он
даже  не дотронулсЯ  до  нее, ему  достаточно было  чувствовать, как лучитсЯ
рЯдом ее  молодость.  ‚друг под  самым окном  капитан €турбиде запел:  "…сли
шторм ревет на море, если воет ураган, обними менЯ, друг милый, отдадим себЯ
волнам".  ќто была песнЯ былых времен,  когда  желудок мог выдержать тЯжесть
спелой гуайЯвы, а тело - безжалостность женщины в темноте. „евушка и генерал
слушали  ее  вместе,  почти как молитву, но посередине следующей  песни  она
задремала, а  немного позже и он  впал  в неспокойное  беспамЯтство.  ’ишина
после пениЯ  была такой прозрачной, что  собаки забеспокоились, когда гостьЯ
на цыпочках, чтобы не разбудить генерала, прошла по комнате.  Ћн слышал, как
она на ощупь ищет задвижку.
     -  ’ы  уходишь  девственной,  - сказал  он  ей.  Ћна  отозвалась,  сиЯЯ
радостной улыбкой:
     -  Ќи одна девушка  не может остатьсЯ девственной, проведЯ ночь с вашим
превосходительством.
     Ћна ушла, как уходили все  другие. €бо среди стольких женщин, прошедших
через его жизнь, и многих  из них он видел всего несколько часов, не было ни
одной, которой он хотЯ бы намекнул, чтобы она осталась с ним. …сли он жаждал
любви, он готов был ради встречи с женщиной мир перевернуть. Ќасладившись ею
однажды, ему достаточно было жить воспоминаниЯми  о  ней, он посылал той или
другой   отрывочные   письма,   передавал,   чтобы    загладить    забвение,
многочисленные  подарки, ни на  йоту не подвергаЯсь риску пережить  чувство,
которое походило бы на любовь, а не на тщеславие.
     Љак  только  он  осталсЯ один  в  ту ночь,  он встал  -  ему  надо было
поговорить с €турбиде; тот вместе с  другими офицерами сидел у огнЯ в патио.
Џо его просьбе €турбиде пел до рассвета под аккомпанемент гитары, на которой
играл полковник •осе де  ла  Љрус  Џаредес,  и  все чувствовали: на  душе  у
генерала кошки скребут от тех песен, которые он сам просил исполнить.
     €з второго  путешествиЯ по …вропе он  вернулсЯ  в  полном  восторге  от
модных  куплетов,  распевал  их  во весь голос и с непревзойденной ловкостью
танцевал модные танцы на  свадьбах мантуйцев в Љаракасе.  ‚ойна изменила его
вкусы. ‚дохновенные  народные  романсы,  которые  всегда сопутствовали  ему,
когда его  носило по зыбким волнам первых  любовных  приключений,  сменились
величественными  вальсами и триумфальными  маршами. ‚ ту ночь в Љартахене он
просил петь песни его молодости, и некоторые из них были такими старыми, что
он должен был сначала напеть их €турбиде - тот был слишком молод и не помнил
их. ѓенерал все просил и просил петь, слушатели мало-помалу расходились, и в
конце концов он осталсЯ вдвоем с €турбиде возле погасших углей.
     ќта  была  страннаЯ  ночь без единой звезды  на небе,  а  ветер с  морЯ
доносил сиротский плач и запах тлениЯ. €турбиде мог молчать  хоть  часами и,
не мигаЯ, глЯдеть на остывающий пепел, он мог предаватьсЯ созерцанию с такой
же  страстью,  с  какой умел  петь без перерыва всю  ночь напролет. ѓенерал,
помешиваЯ прутиком угли, нарушил очарование ночи:
     - —то говорЯт в Њехико?
     - “ менЯ там никого нет, - ответил €турбиде. - Ђ здесь Я - в ссылке.
     - Њы все  тут  такие, -  сказал генерал.  - џ прожил в ‚енесуэле только
шесть лет с тех пор, как все это началось, а потом  изъездил вдоль и поперек
полмира. ‚ы и  не представлЯете, чего бы Я сейчас ни дал, чтобы съесть кусок
вареной вырезки в ‘ан-Њатео.
     Њысль его и в самом деле устремилась во времена детства, и он, глЯдЯ на
догорающий огонь, погрузилсЯ в долгое молчание. Љогда он заговорил, то снова
вернулсЯ к наболевшему.
     -  ‚сЯ  беда  в  том,  что  мы  продолжаем  быть  испанцами,  бросаемсЯ
туда-сюда,  в  страны,  которые  чуть  не  каждый  день  менЯли  названиЯ  и
правительства, так что мы уже и сами не знаем, кто же мы есть на самом деле,
черт возьми, - сказал он.
     Ћн снова долго смотрел на пепел, потом спросил другим тоном:
     - Ќа свете столько стран; как  же  случилось, что  вы  оказались именно
здесь?
     €турбиде ответил уклончиво.
     - ‚ военном колледже нас учили воевать на бумаге, - сказал он. - ‡а нас
воевали  оловЯнные  солдатики  на  гипсовых  макетах,  по  воскресеньЯм  нас
вывозили в ближайший пригород, и там, среди коров и женщин, возвращающихсЯ с
мессы, полковник устраивал стрельбу, чтобы  мы привыкли к взрывам  и  запаху
пороха.   ЏредставлЯете  себе:   самым  известным   из  наших  учителей  был
инвалид-англичанин, который учил нас падать с лошади замертво.
     ѓенерал перебил его:
     - Ђ вы хотели настоЯщей войны?
     -  ‚ашей войны, генерал,  - ответил €турбиде.  - “же два года, как  Я в
армии, а до сих пор не знаю, что такое настоЯщий бой.
     ѓенерал не смотрел на него.
     -  ‚ы выбрали себе не ту  судьбу, - сказал он  €турбиде. - ‡десь только
войны "стенка на стенку", а это все равно, что убивать свою родную матушку.
     •осе  Џаласиос, невидимый в  сумраке, заметил: вот-вот рассветет. ’огда
генерал  разметал пепел прутиком,  поднЯлсЯ, опираЯсь на плечо  €турбиде,  и
сказал:
     - Ќа вашем месте Я бы уехал отсюда как можно скорее, пока ваша честь не
запЯтнана.
     „о  последнего своего  часа  •осе Џаласиос повторЯл, что дом у подножиЯ
•олма Џопутных ‚етров был заколдован. Ќе успели они там разместитьсЯ, как из
‚енесуэлы прибыл лейтенант морской пехоты •осе ’омас Њачадо с вестью  о том,
что несколько военных кантонов  не  признали сепаратистское правительство  и
перешли на  сторону  партии, состоЯщей  из сподвижников генерала.  Џоследний
принЯл лейтенанта конфиденциально и  выслушал  с большим  вниманием,  но  не
слишком  обрадовалсЯ. "Ќовости хорошие, но запоздалые, - сказал он. - Ќу что
Я,  бедный  инвалид,  могу поделать  сейчас с целым миром?" Ћн распорЯдилсЯ,
чтобы  гонца  разместили со всевозможными почестЯми, но не  дал ему никакого
ответа.
     - џ не надеюсь, что отечество выздоровеет, - сказал он.
     ’ем не  менее, как только генерал  попрощалсЯ с лейтенантом  Њачадо, он
тут  же  обратилсЯ  к Љарреньо  с  вопросом: "‚ы виделись с ‘укре?"  „а, тот
виделсЯ: ‘укре уехал из ‘анта-”е в  середине  маЯ и очень торопилсЯ -  хотел
успеть отпраздновать свой день ангела вместе с женой и дочерью.
     - „умаю,  он успел,  - заключил Љарреньо, - поскольку президент Њоскера
встретилсЯ с ним по дороге из Џопайана.
     - ’о есть как  это?  - удивленно  воскликнул  генерал. -  Ћн отправилсЯ
сушей?
     - €менно так, мой генерал.
     - Ѓоже милостивый!
     ѓенерала  охватило  плохое  предчувствие.  € в ту  же  ночь он  получил
известие, что маршал ‘укре попал в засаду и погиб от пули в спину в зловещем
месте,  у Ѓерруэкос,  4-го  числа  прошлого  месЯца  июнЯ.  ЊонтильЯ  принес
печальную весть, когда генерал только что  принЯл вечернюю ванну, и он  даже
не дослушал ее.  •лопнув себЯ по лбу, он в приступе всесокрушительного гнева
сорвал со стола скатерть, на которой стоЯла посуда длЯ ужина.
     - —ерт бы все побрал!
     ‚  доме еще не затихла суматоха, вызваннаЯ его  гневом, когда  он вновь
овладел собой.  Ћпустившись на  стул,  он прорычал: "ќто Ћбандо". € повторЯл
это много раз: "ќто Ћбандо, наемный убийца испанцев". Ћн говорил о  генерале
•осе ЊариЯ Ћбандо, командующем  войсками  в  Џасто,  на  южной границе Ќовой
ѓранады;  убив  маршала ‘укре,  единственно  возможного преемника  генерала,
Ћбандо   мог,  расчленив  республику,  гарантировать  президентство  себе  и
передать   власть  ‘антандеру.   Ћдин  из   заговорщиков   написал  в  своих
воспоминаниЯх,  что  когда он  вышел из  дома, где  говорилось о замышлЯемом
убийстве, то испытал  сильное душевное  волнение, увидев на  главной площади
‘анта-”е  маршала ‘укре  в прохладном тумане  наступающего вечера, в  черном
суконном пальто  и в шлЯпе, какую  носЯт беднЯки,  -  он шел один по галерее
собора, засунув руки в карманы.
     ‚ ночь, когда он узнал о смерти ‘укре,  у генерала было  кровохарканье.
•осе  Џаласиос  скрыл это, точно  так же, как  сделал  это в Ћнде, когда - к
полнейшему изумлению кошек - мыл пол губкой. Ћн держал и тот и другой факт в
секрете, хотЯ никто его об этом  не просил, но •осе Џаласиос полагал, что ни
к чему прибавлЯть к стольким плохим новостЯм еще одну.
     ‚  такую  же  ночь,  вроде  этой,  в  ѓуаЯкиле,  генерал  ощутил  вдруг
преждевременное наступление старости.  ’огда он еще носил длинные волосы  до
плеч  и завЯзывал их на затылке  шнуром,  чтобы  они  не мешали в военных  и
любовных  битвах, но, взглЯнув в  зеркало, вдруг заметил,  что  волосы почти
совсем седые, а лицо увЯдшее и печальное.
     "…сли бы  вы видели менЯ сейчас, то не узнали бы,  - написал  он одному
другу.  - Њне сорок один год, а Я выглЯжу шестидесЯтилетним  стариком".  ’ой
ночью  он  подстриг  волосы. Ђ  немного  позднее, в Џотоси, пытаЯсь удержать
молодость, ускользающую, как песок сквозь пальцы, он сбрил усы и бакенбарды.
     Џосле  убийства ‘укре  уже было  ни к  чему  пытатьсЯ и дальше скрывать
старость. ‚ дом у подножиЯ •олма Џопутных ‚етров пришло горе. Ћфицеры больше
не  играли в карты и проводили  ночи без сна, допоздна  разговариваЯ в патио
около  незатухающего  костра, который спасал их  от  москитов,  или  в общей
спальне, лежа в гамаках, подвешенных на разных уровнЯх.
     ѓенерал пил свою горечь каплЯ за  каплей. Ћн наугад выбирал двоих-троих
офицеров и всю  ночь напролет выворачивал себЯ перед ними наизнанку до самой
глубины души,  вываливаЯ весь тот мусор, который там накопилсЯ.  Ћн  вновь и
вновь заставлЯл их  выслушивать рассказ о  том, как его  армиЯ была на грани
самороспуска   из-за   скрЯги   ‘антандера,   который,   будучи  исполнЯющим
обЯзанности  президента  Љолумбии, ни  за что не хотел помочь ему  людьми  и
деньгами, чтобы закончить освобождение Џеру.
     - Ћн жаден  и  скуп от природы,  - говорил генерал, - что  касаетсЯ его
суждений, тут  вообще все шиворот-навыворот: башка  у  него такаЯ, что он не
видит ничего дальше колониальных границ.
     Ћн в  тысЯчный  раз  повторЯл  как  рефрен,  что  смертельный  удар  по
объединению  нанесло  приглашение  ‘оединенным   татам   присутствовать  на
конгрессе в Џанаме, которое ‘антандер сделал на свой страх и  риск, и сделал
это, когда речь шла не больше  и не  меньше как о провозглашении объединениЯ
Ђмерики.
     -  ќто  все равно  что  приглашать  кота на  праздник мышей,  - говорил
генерал. - €  только  потому, что ‘оединенные таты грозились обвинить нас в
том, что мы превращаем континент в лигу государств народного самоуправлениЯ,
противостоЯщую ‘вЯтому ‘оюзу. ЉакаЯ честь длЯ нас!
     Ћн еще и  еще раз повторил, какой ужас вызывает у него  хладнокровие, с
которым ‘антандер до конца осуществил свои намерениЯ. "ќто дохлаЯ рыбина", -
говорил  он  Ћн  в стотысЯчный  раз повторил  обличительную  речь о  займах,
которые  ‘антандер  получил в  ‹ондоне,  и  о  том,  с  каким  усердием  тот
потворствует коррупции среди своих друзей. Љаждый раз, когда он  вспоминал о
‘антандере в частной  беседе  или в публичном  выступлении,  генерал  всегда
добавлЯл каплю Яда,  если заговаривал о  политической атмосфере, которую, по
его словам, он больше не мог вытерпеть. ѓенерал не сдерживал себЯ:
     - ’ак было, когда началсЯ конец света, - сказал он.
     Ћн был  так  щепетилен в  распределении общественных денег,  что не мог
держать себЯ в руках, когда речь заходила об  этом ‚ бытность президентом он
издал  указ  о  предании смертной казни всЯкого государственного  служащего,
который  употребил власть во зло или украл  более десЯти песо. Ќапротив,  со
своими  личными  средствами он обходилсЯ так небрежно, что за несколько  лет
‚ойны за независимость растратил большую часть состоЯниЯ, унаследованного от
родителей.  …го  доходы  распределЯлись  между  вдовами  и инвалидами  войны
ЏлемЯнникам он  подарил сахарные  заводы,  принадлежащие  ему по наследству,
сестрам  купил дом  в  Љаракасе,  а  большую  часть земель распределил между
рабами, которым  дал свободу  еще  до  того, как  было отменено рабство.  Ћн
отказалсЯ  от  миллиона песо,  дарованного  ему конгрессом в ‹име  в  период
освободительной  эйфории. €мение Њонсеррате, которое правительство  отписало
ему,  чтобы  у  него  было  достойное  место длЯ  жизни, он  подарил  одному
нуждающемусЯ другу за несколько дней до отставки  ‚ Ђпуре он встал с гамака,
в котором спал, и отдал его проводнику, чтобы  тот пропотел  в нем, пока его
трЯсет лихорадка,  а сам спал  на полу,  завернувшись в плащ. „вадцать тысЯч
песо    наличными,   которые   он    хотел    выплатить   из   своих   денег
воспитателю-протестанту •осе ‹анкастеру,  должен был  бы выплатить не  он, а
правительство.  ‹ошадей,  которых  он так любил, он  дарил приЯтелЯм,  какие
поЯвлЯлись  у него времЯ от времени, как, например,  Џаломо Ѓланко, наиболее
известный и почитаемый,  - он  осталсЯ  в  Ѓоливии,  в качестве управлЯющего
конюшней  маршала  ‘анта  Љруса.  €   потому  непозволительные  растраты  он
рассматривал как крайнюю степень вероломства.
     -  Љассандр выходит сухим из  воды всегда,  как  и 25 сентЯбрЯ, потому,
разумеетсЯ, что он великий мастер соблюдать внешние приличиЯ, -  говорил  он
тому, кто хотел  его слушать. - Ќо его друзьЯ  опЯть повезли в Ђнглию  те же
самые  деньги, которые англичане предоставили нашим  странам, и львиную долю
процентов, которые  увеличили  в своих  интересах  благодарЯ  ростовщическим
сделкам.
     Ќочи  напролет  он  выворачивал перед  офицерами мрачные  глубины своей
души. Ќа рассвете четвертого днЯ, когда уже стало  казатьсЯ,  что  кризис не
кончитсЯ  никогда, он  показалсЯ  в  дверЯх,  выходивших в патио,  в той  же
одежде, в которой был, когда ему принесли известие об убийстве ‘укре, позвал
длЯ разговора наедине генерала Ѓрисеньо Њендеса и проговорил с ним до первых
петухов. ѓенерал  был  в своем гамаке, под москит-ником, Ѓрисеньо Њендес - в
другом, который •осе Џаласиос повесил рЯдом. ‚озможно,  оба и не вспоминали,
как давно оставили  они  привычки оседлого образа жизни и за сколь  короткое
времЯ  привыкли  к походным ночевкам  военных лагерей. €з разговора генералу
стало Ясно, что и беспокойство и пожеланиЯ,  высказанные •осе ЊариЯ Љарреньо
в ’урбако, разделЯет большаЯ часть венесуэльских офицеров. ќти офицеры после
того, как  гранадцы повели себЯ  по отношению к  ним  вызывающе, чувствовали
себЯ  венесуэльцами,  как никогда  раньше,  однако были  готовы  умереть  за
объединение. …сли бы генерал отдал приказ пойти войной на  ‚енесуэлу, они бы
выполнили его. € Ѓрисеньо Њендес был бы первым.
     Ќаступили  плохие дни. …динственный  человек, которого  генерал захотел
принЯть,   был  польский  полковник  Њечислав  Ќаперский,  герой  битвы  при
”ридланде,  выживший  после  трагедии  ‹ейпцига  и  прибывший  в  эти  дни с
рекомендательным  письмом от генерала ЏонЯтов-ского, чтобы вступить  в армию
Љолумбии.
     - ‚ы опоздали, сказал ему генерал. - ‡десь больше ничего не осталось.
     Ђ  после смерти ‘укре оставалось меньше  чем ничего  Ћн дал это  понЯть
Ќаперскому, и тот  написал об этом  в своем дневнике, который один известный
гранадский поэт  выкупил длЯ  истории сто восемьдесЯт  лет спустЯ. Ќаперский
прибыл  в Љартахену  на  "енноне".  Љапитан  кораблЯ  проводил  его  в  дом
генерала, и тот  подтвердил  гостЯм  свое желание плыть  в …вропу, однако ни
один  из  них не обнаружил  никаких признаков  сборов в  дорогу. Џоскольку у
фрегата  была еще  одна стоЯнка  у  ѓуай-ре, а потом, прежде чем  отплыть  в
Љингстон, он должен был еще раз вернутьсЯ в Љартахену,  генерал дал капитану
письмо длЯ своего поверенного в ‚енесуэле по продаже шахт в Ђроа, в надежде,
что тот  пошлет  с  капитаном  хоть какие-то деньги.  Ќо фрегат вернулсЯ без
ответа  и  денег,  и генерал  был  так убит этим,  что никто  и  не  подумал
спрашивать у него, уезжает ли он.
     Ќе  было  ни  одной  утешительной  новости.  •осе  Џа-ласиос, со  своей
стороны, старалсЯ не делать трагедии из тех новостей, что поступали, и тЯнул
времЯ  как  мог,  прежде  чем  их сообщить. Ѓольше всего беспокоило офицеров
свиты то, что среди  гусаров и гренадеров охраны непобедимым пожаром полыхал
триппер - и это они скрывали от генерала, дабы окончательно не добивать его.
Ѓолезнь вспыхнула после того, как  в Ћнде в одну из ночей через солдат всего
гарнизона прошли  две женщины, а  потом триппер пошел  гулЯть  повсюду из-за
солдатских свЯзей  где попало  и с  кем  попало.  ЌесмотрЯ  на  то что  были
испробованы  все  средства  классической  медицины и  народного  знахарства,
теперь не было ни одного солдата, кого бы миновала эта болезнь.
     Ћднако благие намерениЯ •осе Џаласиоса, пытающегосЯ оградить хозЯина от
напрасных  огорчений, нe всегда  давали  желаемый  результат.  Ћднажды ночью
коротенькаЯ записка без подписи,  ходившаЯ по  рукам, каким-то образом дошла
до гамака генерала. Ћн прочитал ее без  очков, немного отодвинув  от себЯ, и
потом сжег на пламени свечи, держа кончиками пальцев, пока она не догорела.
     ‡аписка была от •осефы  ‘аграрио.  ‚  понедельник с мужем  и детьми, по
пути в Њомпокс,  она приехала  сюда,  узнав, что генерал  вот-вот  уедет  из
страны. Ћн никогда  никому не сказал о том, что  было в записке, однако вето
ночь  провел в  величайшем нетерпении, а на рассвете послал  •осефе ‘аграрио
предложение помиритьсЯ.  Ћна это предложение отвергла и отправилась  дальше,
как  и  предполагала,  не  задержавшись  ни  на  минуту.  Ћна  отвергла  это
предложение только потому, как она сказала •осе Џаласиосу, что у нее нет  ни
малейшего желаниЯ миритьсЯ с человеком, который признает себЯ покойником.
     ‚  ту  же  неделю стало известно,  что  в  ‘анта-”е ужесточилась  из-за
генерала  война  с Њануэлой  ‘аенс. ‘тремЯсь  сделать ее жизнь  невыносимой,
министерство  внутренних  дел  попросило ее  передать  им архивы, хранителем
которых  Њануэла была. Ћна отказалась и затеЯла целую серию публичных акций,
которые  вывели   правительство  из  себЯ.  Ћна   организовывала   скандалы,
распространЯла  листовки, прославлЯющие  генерала,  стирала в  сопровождении
двух воинственных  рабынь  порочащие  генерала надписи,  сделанные  углем на
стенах общественных зданий. ‚се знали, что казармы  она  посещает в  мундире
полковника и  участвует как  в  солдатских  вечеринках, так  и  в офицерских
заговорах  ‘амым упорным  был  слух,  что  за  спиной  “рданеты  она готовит
вооруженное восстание, дабы восстановить абсолютную власть генерала.
     ’рудно было предположить, что у генерала достанет сил взЯть эту власть.
‹ихорадка, трепавшаЯ его по вечерам, становилась почти ежедневной, а  кашель
просто раздирал внутренности. Ћднажды на рассвете •осе Џаласиос услышал, как
генерал выкрикнул:  "ЃлЯдскаЯ родина!"  Ћн поспешил в спальню, встревоженный
этими словами, за  которые генерал обычно ругал  офицеров,  и увидел, что  у
того  окровавлена щека.  ѓенерал порезалсЯ, когда  брилсЯ, и  разозлилсЯ  не
столько на это, сколько на собственную  неловкость.  ‹ечивший его  фельдшер,
срочно вызванный полковником ‚ильсоном, нашел генерала в таком отчаЯнии, что
решил дать  ему  успокоительного, несколько  капель белладонны. ѓенерал сухо
остановил его.
     - Ќе надо, оставьте менЯ, - сказал  он. - ЋтчаЯние  - обычное состоЯние
побежденных.
     €з Љаракаса пришло письмо от его сестры Њарии Ђнтонии. "‚се жалуютсЯ на
то,  что  ты  не захотел  покончить  со всем  этим хаосом",  -  писала  она.
„еревенское  духовенство  было решительно  настроено за него, дезертирство в
армии  не  поддавалось  учету, в горах полным-полно  вооруженных людей - они
были согласны  подчинЯтьсЯ только  ему, генералу. "ќто  похоже  на  фанданго
безумцев,  которые  и  сами не  понимают,  что  творЯт,  а  творЯт они  свою
собственную революцию", - писала ему сестра. Ќо пока половина страны уповала
на него,  другаЯ  половина  сочинЯла  оскорбительные  пасквили.  …го  семьЯ,
говорилось в листовках, должна быть уничтожена до пЯтого колена.
     €зощренный удар нанес ему конгресс ‚енесуэлы, собравшийсЯ в ‚аленсии, -
он заключил соглашение об  окончательном разъединении и принЯл  декларацию о
том, что отношениЯ с Ќовой ѓранадой и  ќквадором не будут упорЯдочены до тех
пор, пока генерал находитсЯ  на  территории Љолумбии.  ѓенерала  огорчил  не
только  сам  этот факт - его обидело и  то  обстоЯтельство,  что официальное
сообщение  из ‘анта-”е было передано с одним  из прежних участников заговора
25 сентЯбрЯ,  его смертельным врагом, которого президент  Њоскера  вернул из
ссылки и назначил министром внутренних дел.
     "‚ынужден признать, это событие задело менЯ больше, чем что-либо иное в
моей  жизни",  -  сказал  генерал. ‚сю ночь  диктовал он  нескольким писарЯм
различные варианты ответа, но гнев его был так велик, что в конце концов он,
не принЯв  никакого варианта,  лег спать. Ђ на рассвете,  после беспокойного
сна, сказал •осе Џаласиосу:
     - ‚ день, когда Я умру, в Љаракасе зазвонЯт колокола.
     ‘лучилось  нечто иное. Љогда губернатор  Њаракай-бо узнал о его смерти,
то послал  депешу: "‘пешу  поделитьсЯ  новостью об  этом величайшем событии,
которое  несомненно послужит  источником  нескончаемого  блага,  ибо  страна
станет  свободной  и счастливой ѓениЯ  зла, разжигателЯ анархии,  угнетателЯ
отечества  больше  нет".  ќто  сообщение,   которое  поначалу  должно   было
информировать  правительство  Љаракаса,  в  конечном  счете  превратилось  в
национальное воззвание.
     ‘реди сплошного ужаса  тех окаЯнных  дней, однажды  в  пЯть  утра, •осе
Џаласиос  напомнил генералу,  что сегоднЯ у  него  день рождениЯ:  "„вадцать
четвертое  июлЯ,  день  свЯтой Љристины, девственницы и  мученицы".  ѓенерал
открыл глаза  и  в  который уже раз осознал  себЯ  избранником  несчастливой
судьбы.
     ‚ его привычки входило отмечать не день рождениЯ, а день именин.  ‘реди
католических  свЯтых  было  одиннадцать  ‘имонов,  и  ему  бы хотелось  быть
названным в  честь помощника •риста,  из тех, кто поддерживал его  крест, но
судьба выбрала ему другого ‘имона, апостола и проповедника …гипта и ќфиопии,
чей день  был  28  октЯбрЯ.  Љогда-то в этот день  в  ‘анта-”е ему во  времЯ
праздника  надели   лавровый  венок.  ‚  тот   раз,  находЯсь  в  прекрасном
расположении духа, он снЯл его и коварно надел на ‘антандера, который принЯл
венок,  не изменившись в  лице Ќо по счетам,  которые  предъЯвлЯла жизнь, он
платил  не  именем,  а  годами.  ‘орок  семь  лет  были  длЯ  него  особенно
знаменательны, ибо 24 июлЯ прошлого года, в  ѓуаЯкиле,  среди  плохих вестей
отовсюду, в бреду злокачественной лихорадки, его пронзило предвидение.  …го,
который никогда не принимал всерьез  предзнаменованиЯ. ‡нак  был Ясным: если
он  доживет  до  следующего  днЯ  рождениЯ,  не  отыщетсЯ смерти,  способной
поразить  его.  ‚ера  в  это  тайное прорицание  и  была той силой,  котораЯ
поддерживала его на плаву вопреки здравому смыслу.
     - ‘орок семь лет, черт побери, - прошептал он. - € Я жив!
     Ћн  сел  в  гамаке, чувствуЯ,  что силы  его  восстановились, а  сердце
радостно бьетсЯ  от чудесной уверенности, что все плохое осталось позади. Ћн
позвал к  себе Ѓрисеньо  Њендеса, первого из  тех,  кто  хотел отправитьсЯ в
‚енесуэлу, чтобы  боротьсЯ за  объединение  с Љолумбией,  и  тот передал ему
поздравлениЯ от всех офицеров по случаю днЯ рождениЯ.
     - Ћт лейтенантов до самых высших чинов, - сказал он, - все хотЯт идти в
‚енесуэлу, все готовы боротьсЯ за объединение.
     ѓенерал  Ѓрисеньо Њендес  был  прав.  „вое  других  генералов,  четверо
полковников  и  восемь  капитанов   гарнизона   Љартахены  принЯли  решение:
выступить  в  поход. Ћднако, когда Љарреньо  напомнил генералу  его  прежнее
обещание, тот ответил:
     - “ вас более высокое предназначение.
     ‡а два часа до выступлениЯ он  решил, что •осе ‹ау-ренсио ‘ильва пойдет
тоже, поскольку у  генерала создалось впечатление, что ржавчина однообразной
жизни застит ему глаза. Ќо ‘ильва отклонил предложенную честь.
     - ќта празднаЯ жизнь - тоже война, да еще из самых худших, - сказал он.
- ’ак что, если у моего генерала не будет других приказаний, Я остаюсь.
     €турбиде,  ”ернандо и Ђндрес €барра не были включены  в отрЯд. "…сли вы
собираетесь уходить  отсюда,  то лучше идите  в другую страну",  - обратилсЯ
генерал к €турбиде.  Ђндресу  он дал понЯть,  что  есть  важнаЯ  причина длЯ
отказа: генерал „иего €барра и так уже воюет, а два брата длЯ  одной войны -
это слишком много. ”ернандо даже и не просил длЯ себЯ этой чести,  поскольку
был  уверен,  что  генерал  скажет:  "—еловек  идет  на  войну  весь, нельзЯ
допустить, чтобы на войну шли толь-
     Љо  его  глаза и праваЯ  рука".  Ћн утешалсЯ мыслью, что подобный ответ
служит чем-то вроде воинского отличиЯ.
     ЊонтильЯ приготовил все нужное, чтобы выступить в ту же ночь, когда все
было  решено, и  оказалсЯ  среди других  приглашенных  на скромной церемонии
прощаниЯ у генерала, - тот каждого обнЯл и  каждому сказал  несколько  слов.
Ћфицеры пошли по разным дорогам:  один - на џмайку, другие - на  Љюрасао или
на ѓуахи-ру, все в гражданском, без оружиЯ и без каких-либо знаков воинского
отличиЯ, как и было принЯто во времена подпольной борьбы против испанцев. Ќа
рассвете дом  у  подножиЯ •олма Џопутных ‚етров выглЯдел уже как заброшеннаЯ
казарма,  однако  генерал тешил себЯ  надеждой,  что  новаЯ  война возвратит
зеленую листву лаврам прошлых лет.
     ѓенерал  ђафаэль  “рданета пришел  к  власти 5  сентЯбрЯ. “чредительный
конгресс подтвердил его  полномочиЯ, и  уже  никакаЯ  другаЯ власть не могла
признать  переворот  незаконным;  однако восставшие обратились  к городскому
совету ‘анта-”е - совет признал “рда-нету облеченным властью в то времЯ, как
ее  принЯл   генерал.  ‚осставшими   были  солдаты   и  офицеры-венесуэльцы,
расквартированные  в  Ќовой ѓранаде,  -  при поддержке разбогатевших  мелких
собственников и  местного  духовенства они свергли  правительство.  ќто  был
первый государственный переворот в  республике ЉолумбиЯ и перваЯ гражданскаЯ
война из тех сорока девЯти, через которые мы прошли до конца века. Џрезидент
•оакин  Њоскера и  вице-президент  Љайседо  остались  ни  с  чем  и  сложили
полномочиЯ. Ђ  “рданета поднЯл власть, котораЯ валЯлась  под  ногами,  и его
первым государственным актом  стало: послать в  Љартахену  делегацию,  члены
которой  были отобраны им,  чтобы  предложить  генералу  вновь занЯть кресло
президента республики.
     •осе  Џаласиос давно  не помнил,  чтобы  у хозЯина было  такое  крепкое
здоровье, как  в те дни: головные боли и вечернЯЯ лихорадка уступили натиску
оружиЯ, как только  было получено известие о военном перевороте.  Ќо в то же
времЯ он давно не видел генерала в такой тревоге и нетерпении, какое владело
им  тогда.  ‚стревоженный  ЊонтильЯ добилсЯ  согласиЯ  брата  ‘ебастьЯна  де
‘игу-енса как-нибудь незаметно  помочь генералу.  Њонах  согласилсЯ от всего
сердца и смог выполнить свою роль прекрасно, словно бы не нарочно проигрываЯ
ему в шахматы, пока долгими вечерами они ждали посланцев от “рданеты.
     ѓенерал  научилсЯ играть в шахматы во  времЯ своего второго путешествиЯ
по  …вропе  и стал  почти  мастером,  играЯ  с генералом  Ћ'‹ири  смертельно
скучными ночами во времЯ  долгой кампании  в Џеру. Ќо он чувствовал, что  на
большее  уже  не  способен. "ахматы - не  игра, шахматы -  это  страсть,  -
говорил он. - џ предпочитаю другое, то, что требует большей  отваги". Ћднако
в свои программы  общественного  обучениЯ  в школах, среди других полезных и
достойных вниманиЯ игр, он включал и шахматы. ‘ам  генерал никогда не  играл
подолгу, поскольку не мог  выдержать многочасовой  игры, требовавшей  полной
сосредоточенности и  осмотрительности  -  качеств,  так  необходимых  ему  в
решении других, более важных вопросов.
     Ѓрат ‘ебастьЯн, приходЯ к  нему, видел: генерал, сильно раскачав гамак,
подвешенный напротив входной двери, пристально  смотрит на дорогу,  покрытую
раскаленной  пылью,  на  которой  должны  были  вот-вот  поЯвитьсЯ  посланцы
“рданеты.  "Ђх,  отец  мой,   -  говорил   генерал,   завидЯ  монаха.  -  ‚ы
неисправимы".  ѓенералу едва хватало  терпениЯ  передвигать фигуры, и  после
каждого хода он вскакивал, пока монах обдумывал свой ход.
     - Ќе  отвлекайте менЯ, ваше превосходительство, -  говорил  тот, - ваше
беспокойство мешает мне сосредоточитьсЯ.
     ѓенерал смеЯлсЯ:
     - Љто начал с высокомериЯ, закончит срамом. Ћколо столика обычно  стоЯл
Ћ'‹ири, - он изучал
     ‘итуацию на доске и предлагал какое-нибудь  решение. ѓенерал возмущенно
отвергал любую подсказку. € каждый  раз, когда  выигрывал, выходил в  патио,
где офицеры играли  в  карты,  и во  всеуслышание объЯвлЯл о  своей  победе.
Ћднажды  посреди игры  брат  ‘ебастьЯн  спросил, не собираетсЯ ли  он писать
мемуары.
     - Ќикогда, - ответил он. - ќти забавы - длЯ покойников.
     Џочта,  о  которой он думал неотступно, превратила его в мученика. ‚ те
дни никто не  мог понЯть, что же  происходит в  стране, а письма из ‘анта-”е
задерживались - работники  почты  не торопились их отправлЯть, ожидаЯ  новых
вестей. Ђ вот подпольнаЯ свЯзь работала с большим успехом и гораздо быстрее.
’ак  что  генерал все равно узнавал  о  новостЯх  раньше,  чем они  до  него
доходили официально, и у него было времЯ обдумать свое решение.
     Љогда 17 сентЯбрЯ он узнал, что гонцы уже близко, он послал  Љарреньо и
Ћ'‹ири ожидать их на дороге из ’урбако. ѓонцами оказались полковники ‚исенте
Џи-ньерес и  •улиан ‘анта  ЊариЯ; они были поражены:  безнадежно  больной, о
котором  столько  говорилось в ‘анта-”е,  выглЯдел  прекрасно. ‚ присутствии
высших  гражданских и военных  чинов  состоЯлась торжественнаЯ церемониЯ, во
времЯ которой произносились приличествующие случаю  речи и поднимались тосты
во здравие отечества. ‡атем он осталсЯ с посланцами наедине, и те рассказали
ему всю  правду. Џолковник ‘анта ЊариЯ,  которому очень нравилась  патетика,
выразил крайнюю точку  зрениЯ: если генерал откажетсЯ от управлениЯ страной,
это приведет к ужасающей анархии. ѓенерал ответил уклончиво.
     - ‘начала  нужно выжить, а уж потом что-то менЯть, - сказал он. - Љогда
политический горизонт очиститсЯ, тогда увидим, есть у нас родина или нет.
     Џолковник ‘анта ЊариЯ не понЯл.
     - џ  хочу  сказать: прежде всего мы должны  снова  объединить страну  с
помощью оружиЯ, - сказал генерал. - Ћднако конец веревочки  ведь не здесь, а
в ‚енесуэле.
     ‘  тех пор эта  мысль превратилась длЯ  него в навЯзчивую идею: еще раз
начать с начала, знаЯ  теперь,  что  враг внутри  собственного  дома,  а  не
снаружи ЋлигархиЯ каждой страны - а в Ќовой  ѓранаде  она была  представлена
сантандеристами  и самим  ‘антандером, - объЯвила войну не  на  жизнь, а  на
смерть  идее  объединениЯ,  так  как   она  перечеркивала  все  местнические
привилегии, в сохранении которых были заинтересованы самые богатые семьи.
     -  ќто и есть  истиннаЯ  и  единственнаЯ  причина  той  войны,  котораЯ
разъединЯет и убивает нас, -  сказал  генерал -  € что самое  печальное  они
надеютсЯ изменить мир,  а сами  отстаивают идеи, рожденные  самыми отсталыми
традиционалистами €спании.
     € продолжал, не останавливаЯсь:
     - џ знаю, они смеютсЯ надо  мной, потому что в одном и том же письме, в
один и тот же день, одному и тому  же человеку Я пишу взаимоисключающие вещи
- то одобрЯю монархию, то не одобрЯю ее, а в другом месте снова соглашаюсь с
обоими противоположными мнениЯми.
     …го обвинЯли в том, что он непоследователен в своих суждениЯх о людЯх и
слишком вольно обращаетсЯ с историей, обвинЯли в том, что он сражалсЯ против
”ернан-да VII и обнималсЯ с Њорильо, в том, что он вел войну не  на жизнь, а
на  смерть с €спанией и в то же времЯ был Ярым поборником испанского духа, в
том,  что  он,  чтобы  выиграть  времЯ,  обосновалсЯ  на  ѓаити,  но  считал
республику ѓаити иностранным государством, чтобы не приглашать на конгресс в
Џанаме,  в том, что  он - член масонской  ложи  и  во  времЯ  службы  читает
‚ольтера, - а он был  рыцарем церкви, - в том, что он обхаживает англичан, а
сам в  это времЯ собираетсЯ женитьсЯ на французской принцессе, в том, что он
- легкомысленный, лицемерный и даже презирающий законы,  что он льстил своим
друзьЯм, глЯдЯ им в глаза, и очернЯл за их спиной "—то ж, ладно все это так,
однако все это обусловлено обстоЯтельствами, - говорил он, - ибо все,  что Я
делаю,  Я  делаю с одной целью чтобы  наш континент стал  единой независимой
страной, и в  этом у менЯ никогда  не было ни противоречий,  ни  сомнений" €
закончил чисто по-карибски - ‚се остальное - дерьмо!
     ‚ письме, которое он два днЯ спустЯ отправил генералу Ѓрисеньо Њендесу,
он  писал  "џ  не хочу  принимать  на себЯ управление  страной,  которое мне
официально пожаловано,  потому  что не  хочу быть  главарем  повстанцев или,
выражаЯсь по-военному,  победителей" Ћднако в двух письмах, которые  он в ту
же ночь продиктовал ”ернандо длЯ генерала  “рданеты,  он постаралсЯ не  быть
столь категоричным
     Џервое письмо было официальным  ответом, и  его торжественный  тон  был
подчеркнут,  начинаЯ  с  обращениЯ "Њногоуважаемый  сеньор"  ‚  нем  генерал
оправдывал  государственный  переворот,  так  как  республика  находилась  в
состоЯнии    анархии   и   бессилиЯ,    в   которые   ввергло   ее   прежнее
самораспустившеесЯ правительство  "‚ таких случаЯх народ не обманываетсЯ", -
писал   он  Ќо   он  не  видел  никакой  возможности  принЯть  президентство
…динственное,  что  он  мог сказать в ответ на предложение “рданеты выразить
желание  вернутьсЯ  в  ‘анта-”е,  чтобы  служить новому  правительству,  как
простой солдат.
     ‚торое  письмо  было  частным,  и на  это указывала перваЯ строка  "Њой
дорогой генерал" Ћно  было большим,  многословным, и в нем генерал  указывал
причины своих сомнений Џоскольку  дон •оакин  Њоскера не  отказалсЯ от своей
должности,  завтра  придетсЯ признать его  как законного  президента,  таким
образом  выставлЯЯ  генерала узурпатором  ’о  есть  он  повторил сказанное в
официальном  письме  пока  нет  подтверждающих  его  полномочиЯ  документов,
которые исходили бы  из официального  источника, он никоим образом не  может
принЯть власть.
     Ћба  письма  были  отправлены  с  одной  и  той  же  почтой,  вместе  с
воззванием, в котором он  обращалсЯ  к гражданам страны с  просьбой забыть о
своих  распрЯх  и  поддержать новое правительство „лЯ себЯ он отвергал любой
компромисс "•отЯ может показатьсЯ,  что Я предлагал слишком много, на  самом
деле Я не  предлагал ничего", - сказал  он позднее € признал, что  некоторые
фразы были написаны с единственной целью похвалить тех, кто этого хотел.
     Ѓолее  всего  бросалсЯ   в  глаза  повелительный  тон  второго  письма,
удивительный длЯ  человека, который не собираетсЯ брать власть в  свои руки.
ѓенерал  требовал  отправить  полковника  ”лоренсио  •именеса  на   запад  с
достаточным  количеством  войск  и снарЯжениЯ,  чтобы  покончить с  ненужной
войной, которую вели с центральным правительством генералы •осе ЊариЯ Ћрбано
и  •осе €ларио  ‹опес.  "’е, что убили ‘укре", - заЯвлЯл он. Ћн настоЯтельно
рекомендовал того или иного  офицера длЯ назначениЯ на высшие посты. "€мейте
в  виду, - писал  он  “рданете,  -  что Я  сделаю все  остальное  повсюду от
Њагдалены до ‚енесуэлы, включаЯ Ѓойака". Ћн сам собиралсЯ быть в ‘анта-”е во
главе  двух  тысЯч  человек  и  способствовать  таким  образом  установлению
общественного порЯдка и консолидации нового правительства.
     Ћн не получал ответа от “рданеты сорок два днЯ. Ћднако продолжал писать
ему в  течение всех этих  долгих дней,  когда  не  делал  ничего,  разве что
отдавал "на ветер"  военные приказы. Џароходы приходили  и уходили, но никто
больше не вспоминал о путешествии в …вропу, хотЯ  генерал иногда заговаривал
о нем  в качестве  средства  политического давлениЯ.  „ом  у подножиЯ  •олма
Џопутных ‚етров превратилсЯ в генеральный штаб страны, и большинство решений
он задумал или принЯл в те дни, лежа в гамаке. аг за шагом, почти невольно,
он стал решать  вопросы, выходившие за рамки чисто военных  проблем. Ћн стал
заниматьсЯ даже мелочами, как, например, добилсЯ места в почтовом управлении
длЯ   своего  близкого  друга  сеньора  ’атиса,  или  снова  увлек  активной
деЯтельностью  генерала  •осе “р-коса, который терпеть не мог домашний уют и
покой.
     ‚ те дни он настойчиво повторЯл одну из своих  прежних фраз: "џ стар, Я
болен,  Я усталый,  обманутый,  измученный,  оклеветанный, бедный  человек".
Ћднако те, кто его видел тогда, не верили в это. Џока всем казалось, что он,
обжегшись  на  молоке,  дует  на  воду  и   потому  способствует  укреплению
правительства,  он  на  самом деле  шаг за шагом, используЯ свой авторитет и
полномочиЯ генерал-аншефа, скрупулезно  создавал  военную машину,  с помощью
которой рассчитывал завладеть ‚енесуэлой и  начать оттуда реставрацию самого
большого в мире союза наций.
     ‹учшей  ситуации  длЯ  этого  невозможно было  себе  представить. ЌоваЯ
ѓранада была в  надежных руках  “рданеты, либеральнаЯ партиЯ была разбита, а
‘антан-дер  осел  в  Џариже.  ќквадором правил  ”лорес, вожак  венесуэльцев,
честолюбивый и задиристый, - он отделил  от Љолумбии Љито  и ѓуаЯкиль, чтобы
создать новую республику; но генерал решил взыскать  с него лишь после того,
как разделаетсЯ с убийцами  ‘укре. Ѓоливией правил маршал де ‘анта Љрус, его
друг,   который  только   что  предложил  ему   стать   его  дипломатическим
представителем  в ‚атикане.  ‘амым  неотложным  делом было  разбить генерала
Џаэса, лишив его раз и навсегда власти в ‚енесуэле.
     ‚оенный план генерала заключалсЯ  в том, чтобы, пока Џаэс собирает силы
длЯ  защиты  Њаракайбо,  начать  из  Љукуты крупное  наступление. Ќо первого
сентЯбрЯ  провинциЯ  ђиоача   сместила   своего   командующего,   отказалась
подчинЯтьсЯ  власти  в   Љартахене  и   провозгласила   себЯ   венесуэльской
территорией.  Ќа  помощь   Њаракайбо  был  послан   генерал   Џедро  Љарухо,
руководитель заговора 25 сентЯбрЯ, - до сих пор он скрывалсЯ от правосудиЯ в
‚енесуэле.
     ЊонтильЯ  принес известие из ђиоачи, как только получил его, но генерал
уже знал об этом и ликовал, поскольку восставшаЯ ђиоача давала ему опору длЯ
того,  чтобы  с  другого  фронта  перебросить  новые  и  лучшие силы  против
Њаракайбо.
     - Љроме всего прочего, - сказал он, - Љарухо окажетсЯ в наших руках.
     ќтой  ночью  он уединилсЯ  со  своими  офицерами и разработал подробную
стратегию,   предусмотрев   все  неожиданности,   которые  могут  случитьсЯ,
переставлЯЯ армии, словно шахматные  фигуры, предупреждаЯ  самые невероЯтные
намерениЯ противника. “  него не  было академического  образованиЯ,  которое
имел любой из его офицеров, большинство из  которых закончили лучшие военные
школы €спании,  но  он видел  всю  ситуацию сразу  и во  всех  деталЯх.  …го
зрительнаЯ памЯть была удивительной, он помнил все  изгибы пути, по которому
проходил несколько лет назад, и хотЯ никто не называл его великим стратегом,
никто не превосходил его талантом военачальника.
     Ќа рассвете тщательно  продуманный, жестко  расписанный  до  мельчайших
подробностей  план был  готов. € был он настолько фантастическим,  что штурм
Њара-кайбо  планировалсЯ  уже  на конец ноЯбрЯ,  в худшем  случае на  начало
декабрЯ. ‡авершив просмотр плана к восьми утра в дождливый вторник, ЊонтильЯ
обратил  внимание  генерала  на  то,  что  в  документах не  назван ни  один
гранадский генерал.
     - ‚ Ќовой  ѓранаде  нет ни одного  генерала,  который  бы  хоть чего-то
стоил, - сказал он. - Љто не бездарен, тот мошенник.
     ЊонтильЯ поспешил сменить тему:
     - Ђ вы, генерал, куда направитесь вы?
     - ‚ данный момент мне все равно - или в Љукуту, или в ђиоачу.
     Ћн  повернулсЯ,  чтобы  уйти,  но,  увидев  нахмуренные брови  генерала
Љарреньо,  вспомнил  об  обещании,  которое  так до сих  пор  и не выполнил.
ѓенерал  хотел  бы,  чтобы  тот  был  всегда с ним рЯдом, однако  удерживать
Љарреньо возле себЯ он больше уже не мог. ѓенерал,  как обычно,  хлопнул его
по плечу и сказал:
     - џ сдержу слово, Љарреньо, вы тоже будете сражатьсЯ.
     Љорпус  в  количестве двух тысЯч  человек выступил из Љартахены в день,
который  был  выбран  символично:  25 сентЯбрЯ. ‚озглавлЯли  корпус генералы
ЊарьЯно ЊонтильЯ, •осе ”еликс  Ѓранко и •осе ЊариЯ Љарреньо, и каждый из них
думал:  хорошо бы  подыскать  загородный  дом  длЯ генерала  в  ‘анта-Њарте,
неподалеку от театра  военных действий, пока не восстановитсЯ его  здоровье.
ѓенерал писал  своему  другу: "—ерез  два  днЯ  отправлЯюсь  в  ‘анта-Њарту,
размЯтьсЯ и разогнать тоску, в которой пребываю, и поправить здоровье".
     ‘казано - сделано: первого октЯбрЯ он отправилсЯ в путь. ‚торого, уже в
дороге, он в письме генералу  •усто Ѓрисеньо был более откровенен: "‘ледую в
‘анта-Њарту  с  целью  употребить  свое  влиЯние  на  экспедиционный корпус,
который должен  выступить против  Ња-ракайбо".  ‚  тот же день  он  еще  раз
написал  “рданете: "џ  следую  в ‘анта-Њарту с целью  посетить край, который
никогда не видел, и попытатьсЯ разоблачить некоторых наших недругов, которые
имеют  слишком  большое  влиЯние  на общественное  мнение".  ’олько тогда он
открыл истинные намерениЯ своего путешествиЯ: "џ буду рЯдом с ђиоачей, рЯдом
с Њаракайбо и армией,  дабы убедитьсЯ: могу ли Я оказать влиЯние на наиболее
крупные  операции".  ‘казать  по  правде, он не  был похож на  списанного со
счетов пенсионера,  вынужденного бежать  в ссылку, -  скорее он был похож на
настоЯщего командующего фронтом.
     ‚ыезд   из  Љартахены  был  обусловлен  срочностью  участиЯ  в  военных
действиЯх. Ћн не устраивал никаких официальных прощаний, а нескольких друзей
предупредил об отъезде заранее. Џо его распорЯжению ”ернандо и •осе Џаласиос
оставили половину багажа под присмотром друзей и хозЯев торговых домов, дабы
не тащить бесполезный груз на войну, в неизвестность. Њестному торговцу дону
•уану Џаважо они  оставили десЯть баулов с  частными бумагами  с  поручением
переправить их в Џариж по адресу, который они укажут позже. Ќо договорились,
что  сеньор  Џаважо  сожжет  их  в   случае,  если  владелец  не  сможет  их
востребовать из-за вмешательства высших сил.
     ”ернандо  поместил  в  банковское объединение  "Ѓуш и компаниЯ"  двести
унций золота, которые нашел в последний момент среди вороха ненужных бумаг в
письменном столе своего дЯди, без всЯких указаний на то, откуда они взЯлись.
•уану де ”рансиско Њартину ”ернандо он оставил, тоже  на хранение,  Ящичек с
тридцатью пЯтью  золотыми медалЯми.  …му же оставил бархатный  мешочек,  где
было  двести  девЯносто четыре большие  серебрЯные медали,  шестьдесЯт  семь
маленьких и  девЯносто шесть средних,  и  другой  такой же,  где  было сорок
памЯтных медалей  из золота  и  серебра, некоторые с профилем  генерала.  Ћн
оставил ему также золотое покрывало, которое они везли из Њомпокса  в старом
Ящике из-под вина, ветхое постельное белье, два  сундука  с  книгами, шпагу,
украшенную  бриллиантами, и  сломанное  ружье.  ‘реди  прочей ерунды  - этих
остатков  ушедших времен - было  несколько пар  очков, которыми  генерал  не
пользовалсЯ,  начинаЯ с тех,  в которых он  в  возрасте тридцати четырех лет
обнаружил  начинающуюсЯ дальнозоркость, потому что  ему  вдруг стало  трудно
бритьсЯ, и кончаЯ теми, которые он носил в тридцать девЯть лет, когда уже не
мог читать даже на расстоЯнии вытЯнутой руки.
     •осе Џаласиос, со своей стороны, оставил на хранение дону •уану де „иос
Ђмадору  шкатулку,  которую  долгие  годы  перевозил  с места  на  место и о
содержании   которой  толком   никто  ничего   не  знал.  ќто  было   нечто,
принадлежащее  генералу,  -   тот  в  какой-то  момент  не  смог  преодолеть
овладевшую  им  алчность  к  совершенно ненужным  вещам,  не  смог  прервать
отношениЯ с не  очень достойными людьми  и вот уже  сколько времени вынужден
был таскать  и эти вещи, и людей за собой, не  знаЯ, как  от них отделатьсЯ.
катулка была привезена из ‹имы в  ‘анта-”е в 1826 году, и генерал взЯл ее с
собой, когда после покушениЯ 25 сентЯбрЯ  поехал на  юг, на последнюю войну.
"Њы не можем бросить ее, даже не знаЯ, наша ли она", - говорил  он. Љогда он
вернулсЯ  в  ‘анта-”е  в   последний  раз,   предполагаЯ  объЯвить  о  своей
окончательной отставке на учредительном  конгрессе, шкатулка была среди того
немногого, что еще оставалось от его прежнего императорского багажа. ‚ конце
концов  ее  открыли  в  Љартахене,  во  времЯ  общей   инвентаризации  всего
имущества, и  тогда была обнаружена  уйма  вещей,  давным-давно  считавшихсЯ
потерЯнными. ’ам  было четыреста пЯтнадцать унций золотых монет колумбийской
чеканки,  портрет генерала  „жорджа  ‚ашингтона и  прЯдь его волос,  золотаЯ
табакерка,  подареннаЯ   королем  Ђнглии,  золотой  ларчик  с  бриллиантовым
ключиком,  в  котором  лежали  молитвенник  и  боливийскаЯ  большаЯ  звезда,
инкрустированнаЯ  бриллиантами.  •осе   Џаласиос  оставил  это  в  доме   де
”ран-сиско  Њартина,  все  перечислив   и  описав,  и  попросил  расписку  в
получении.  ’аким образом, багаж  уменьшилсЯ до разумных размеров,  хотЯ три
баула из четырех с носильными  вещами были лишними, лишним был и еще один: с
десЯтью ветхими скатертЯми из хлопка и льна, а  также футлЯр  с  золотыми  и
серебрЯными приборами со всего света - их генерал не хотел ни  оставлЯть, ни
продавать: их черед придет, когда -  сколь бы  долго ни пришлось ждать - они
понадобЯтсЯ длЯ того, чтобы накрыть стол  длЯ достойных гостей. Њного раз он
думал о том, чтобы продать с торгов все ненужные ему вещи и  поправить таким
образом свое финансовое положение, но всЯкий раз  передумывал, объЯснЯЯ свое
решение тем, что это - государственное достоЯние.
     ‘ облегченным багажом и уменьшенной свитой они проделали первый переход
до ’урбако. Ќа следующий день  продолжили путь при хорошей погоде, но еще до
полуднЯ вынуждены  были укрытьсЯ под кроной кампа-но, где и провели ночь под
дождем, продуваемые  всеми ветрами  с  болот. ѓенерал  жаловалсЯ на  боли  в
печени и селезенке, и  •осе Џаласиос приготовил ему  снадобье по рецепту  из
французского учебника, однако боль только усилилась, а температура поднЯлась
еще выше. Ќа рассвете он  был так плох, что его, бесчувственного, отнесли на
виллу ‘оледад, где его принЯл  старый  друг,  дон Џедро •уан ‚исбаль. ’ам он
провел  больше месЯца, мучимый всеми мыслимыми и немыслимыми болЯми, которые
усиливались во времЯ назойливых октЯбрьских дождей.
     ‘оледад, что  значит -  одиночество,  оправдывала свое название: четыре
улицы с бедными домиками, обожженными солнцем,  в двух  лигах от  старинного
города Ѓарранка-де-‘ан-Ќиколас, который за несколько лет превратилсЯ в самый
процветающий и гостеприимный город страны. ѓенерал не мог  бы найти ни места
более спокойного,  ни  дома более  подходЯщего длЯ своего  состоЯниЯ; у дома
имелись  шесть  андалусских балконов,  - через  их окна свет проникал во все
уголки - и патио - в нем было так удобно поразмышлЯть под  столетней сейбой.
€з  окна  спальни  была видна пустыннаЯ  маленькаЯ площадь  с  развалившейсЯ
церковью  и  домиками,  крыши  которых  были  покрыты  высохшими  пальмовыми
листьЯми, а стены выкрашены в Яркие цвета.
     Ћднако домашний покой мало помогал ему. ‚ первую ночь у генерала слегка
кружилась голова, но он не воспринЯл это как начало нового приступа болезни.
Ќачитавшись  французского  учебника, он  определил свою  болезнь  как черную
меланхолию, осложненную  общим  переохлаждением  и  застарелым  ревматизмом,
разыгравшимсЯ от непогоды. ’акой диагноз  усилил его неприЯзнь к лекарствам,
причем  в данном случае  их  надо  было бы принимать от  разных болезней,  и
потому он заЯвил: если что-то и лечит одно,  то  калечит другое. Џравда, тут
же признал,  что нет  такого действенного лекарства,  которого  бы он уже не
принимал;  генерал ежедневно жаловалсЯ, что у него  нет  хорошего  врача, но
отказывалсЯ показатьсЯ многочисленным врачам, которых к нему посылали.
     Џолковник ‚ильсон  в  письме своему отцу в те  дни сообщал, что генерал
может  умереть  в любую  минуту и отказываетсЯ  от врачей  не потому, что не
верит им, а  потому, что боитсЯ правды.  ‚  действительности, писал ‚ильсон,
болезнь - это  единственный враг генерала, которого он боитсЯ, и он не хочет
встречатьсЯ  с ним лицом к лицу,  чтобы этот враг не отрывал  его от  самого
главного  дела  его  жизни. "‡аниматьсЯ  своими  болезнЯми  - все равно  что
завербоватьсЯ  на  корабль  и  уже  не принадлежать себе", -  заЯвил генерал
полковнику  ‚ильсону. —етыре года назад, в ‹име, когда  генерал разрабатывал
конституцию Ѓоливии, Ћ'‹ири  настаивал на том, чтобы он прошел основательное
медицинское обследование, и получил решительный ответ:
     - „вумЯ делами сразу не занимаютсЯ.
     Љазалось,  он  был убежден: постоЯнно ходить и верить  в  себЯ - лучшее
средство от болезни.  ”ернанда  ’олстуха взЯла  себе  за правило надевать на
него  слюнЯвчик  и кормить с  ложечки, как ребенка, он принимал это, и молча
жевал  кашу, послушно открываЯ рот  длЯ следующей  порции.  Ќо  теперь он ел
самостоЯтельно,  без  нагрудника,  чтобы все убедились, что он ни  в  ком не
нуждаетсЯ. “ •осе Џаласиоса  сердце разрывалось, когда он видел, что генерал
пытаетсЯ  делать  по  дому  какую-либо  работу, которую  делали  его  слуги,
ординарцы и  адъютанты, и разрыдалсЯ, когда увидел,  как тот разлил чернила,
пытаЯсь  налить их  в  чернильницу.  ‚се это  казалось  невероЯтным, и  всем
оставалось только восхищатьсЯ, видЯ, что у него, в его  состоЯнии, не дрожат
руки, ровный пульс,  и  что он  сам  подстригает себе ногти  раз  в неделю и
каждый день самостоЯтельно бреетсЯ.
     ‚  лимском  раю он  провел  однажды  счастливую  ночь  с девушкой, тело
которой было сплошь покрыто нежным пушком, словно кожа бедуина. Ќа рассвете,
когда брилсЯ, он посмотрел  на нее, обнаженную, плывущую по волнам спокойных
сновидений, которые снЯтсЯ удовлетворенной женщине, и не смог воспротивитьсЯ
искушению навсегда сделать ее своей с помощью  свЯщенного  обрЯда. Ћн покрыл
ее с  ног до головы мыльной пеной и  с  любовной  нежностью  побрил  ее  всю
бритвенным лезвием, то правой рукой, то левой, сантиметр за сантиметром,  до
сросшихсЯ бровей, и  она стала дважды обнаженной, сверкаЯ великолепным телом
новорожденной.  Ћна спросила его,  с  болью  в душе: любит  ли он  ее, и  он
ответил ритуальной фразой, которую на протЯжении жизни бросал  без сожалениЯ
стольким женщинам:
     - Љак никто никогда в этом мире не любил.
     Ќа   вилле   ‘оледад  бритье  он   превратил   длЯ  себЯ   в  такое  же
свЯщеннодействие.  ‘начала выстриг седые прЯди, вернее то, что оставалось от
его мЯгких  волос, подчинЯЯсь, по  всей вероЯтности,  какому-то  ребЯческому
импульсу.  Ђ  потом  стал  стричь  все  без   разбора,  как  стригут  траву,
одновременно  декламируЯ надтреснутым голосом любимые  строки из "Ђрауканы".
•осе Џаласи-ос вошел в спальню посмотреть, с кем он разговаривает, и увидел:
он бреет покрытую мыльной пеной голову. ѓолова стала словно Яйцо.
     ќтот ритуал не освободил его от иных  предосторожностей.  ѓенерал носил
шелковую  шлЯпу днем, а  ночью, как  только чувствовал приближение слабости,
похожее на  холодное  дуновение, надевал Яркий  ночной колпак. Ћн  вставал и
бродил  ночами по  огромному,  залитому лунным  светом  дому, правда, уже не
обнаженным: заворачивалсЯ в одеЯло, чтобы не трЯстись от холода, хотЯ ночи и
были жаркими. Ќо ему было уже мало одного одеЯла, а поверх шелковой шлЯпы он
надевал ночной колпак.
     ‘ложные  интриги военных и неблаговидные деЯниЯ политиков  выводили его
из себЯ настолько, что однажды вечером, стукнув кулаком по столу, он сказал:
все, больше не потерпит ни тех ни других.
     "‘ообщите им,  что у менЯ чахотка, и тогда они больше сюда не сунутсЯ",
-  закричал он.  ’ерпение  его  действительно лопнуло;  он  запретил  носить
кому-либо форму в доме и отдавать честь. Ћднако он не мог жить без политиков
и  военных,  так что аудиенции,  приносЯщие утешение и никчемные,  и  тайные
сборища  продолжались  по-прежнему, вопреки  его  же  собственным  приказам.
—увствовал он себЯ тогда  настолько плохо, что  согласилсЯ на  визит  врача,
правда,  с  условием,  что тот  не будет  ни  осматривать его,  ни  задавать
вопросов  о  том, где болит,  и не будет пытатьсЯ прописать ему какое-нибудь
питье.
     - Џросто придет поговорить, - заЯвил он.
     ‚ыбор  пал  на  такого  врача,  который  как  нельзЯ лучше  отвечал  бы
пожеланиЯм  генерала.  …го  звали  ќрку-лес  Љастельбондо,  это был  старик,
благостный,  огромный  и  спокойный,   со  сверкающим  лысым  черепом   и  с
терпеливостью  утопленника,  котораЯ  уже   сама  по  себе  уменьшала  чужое
страдание. ‘воей недоверчивостью к другим  лекарЯм и врачебной  смелостью он
славилсЯ по  всей  округе.  Ћн прописывал шоколадный крем и плавленый сыр от
разлитиЯ желчи, советовал заниматьсЯ любовью  во  времЯ  перевариваниЯ пищи,
считаЯ это  паллиативным средством  длЯ продлениЯ жизни, и беспрерывно курил
вонючие самокрутки, которые сворачивал из  грубой  бумаги,  и советовал всем
своим больным делать  то  же  самое - как  лекарство от  всех болезней. ‘ами
пациенты говорили, что он никогда никого полностью  не вылечил, но поддержал
их своим пышным красноречием. “лыбалсЯ он широкой простодушной улыбкой.
     -  “ других врачей больные  умирают точно так же, как у менЯ, - говорил
он. - ’олько мои умирают в хорошем настроении.
     Ћн приехал  в колЯске сеньора Ѓартоломе Њолинаре-са - она  много раз  в
день  привозила  и увозила  нежданных  визитеров,  пока генерал не  запретил
приезжать к нему без приглашениЯ. ‚рач был одет в белый неглаженый костюм из
льнЯного полотна  и  держал над головой  зонтик, настолько дырЯвый,  что тот
скорее  мог служить  приспособлением  длЯ душа,  чем длЯ  защиты  от  дождЯ;
карманы  его были  набиты  разнообразной  едой. Џервое,  что он сделал после
обмена  приветствиЯми, - попросил прощениЯ за вонючую сигару, которую держал
во  рту наполовину недокуренной.  ѓенерал, который не выносил табачного дыма
не только в те времена, но и вообще всегда, с легким сердцем простил его.
     - џ привык, - сказал он.  -  Њануэла курила еще  покрепче ваших, даже в
постели, и дышала на менЯ дымом, придвигаЯсь ко мне ближе, чем вы.
     „октор Љастельбондо на лету подхватил тему, близкую его душе.
     - ќто уж конечно, - сказал он. - Љак она?
     - Љто?
     - „оньЯ Њануэла. ѓенерал сухо ответил:
     - •орошо.
     € так  резко  сменил тему беседы, что  врач,  чтобы  скрыть неловкость,
засмеЯлсЯ.  ѓенерал,  разумеетсЯ,  знал,  что все  его галантные приключениЯ
становЯтсЯ  в  его  свите поводом длЯ разговоров.  Ћн  никогда  не выставлЯл
напоказ  свои победы,  но их  было столько и они всегда сопровождались таким
шумом, что  секреты его  спальни  непременно становились достоЯнием публики.
Џисьма  обычно шли из ‹имы в Љаракас три месЯца, слухи же о его  похождениЯх
распространЯлись  со скоростью света. ‘кандальнаЯ слава следовала за ним как
тень, а его любовницы навсегда оставались  помеченными крестом из  пепла  на
лбу,  и  он предпринимал отчаЯнные, но бесполезные усилиЯ,  чтобы держать  в
тайне любовь, котораЯ находитсЯ под защитой свЯщенной власти.  Ќикто никогда
не слышал, чтобы он  плохо  говорил о  женщине, котораЯ принадлежала ему,  -
разве что •осе Џаласиос, его  поверенный во всех делах.  € сам он никогда не
удовлетворил  чье-либо  невинное  любопытство -  как  и в случае  с доктором
Љастельбондо,  спросившим  о  Њануэле ‘аенс, свЯзь с которой была так широко
известна, что уже нечего было скрывать.
     ‡а исключением этого досадного эпизода,  доктор  Љастельбондо  оказалсЯ
длЯ генерала человеком, ниспосланным свыше. …го научные безумства вызвали  у
генерала  сильное  воодушевление,  он  разделил  с   доктором  его  трапезу,
состоЯвшую из засахаренных насекомых, молочного прЯника с миндалем, какой-то
чертовщины из  крахмала  маниоки - всего,  что  было у него в карманах и что
генерал любезно принЯл и по рассеЯнности съел. Ћн пожаловалсЯ ненароком, что
всЯкие салонные  лакомства только  заглушают голод, но не дают прибавлениЯ в
весе, а ему надо бы потолстеть. "Ќе беспокойтесь, ваше превосходительство, -
сказал ему на  это доктор. - Ћт всего, что попадает через рот,  толстеют,  а
все,  что  выходит  изо  рта,  уменьшает  достоинство".  Ђргумент  показалсЯ
генералу  таким  забавным,  что  он  решил  выпить вместе с доктором рюмочку
доброго вина и чашку целебного сагу.
     Ћднако  настроение,  которое  стараниЯми  доктора   начало  улучшатьсЯ,
испортили  плохие  новости. Љто-то  рассказал генералу,  что  хозЯин дома, в
котором он жил  в  Љартахене,  боЯсь заразитьсЯ,  сжег его походную  кровать
вместе с матрацем и простынЯми и  все то, к чему он  прикасалсЯ, пока был  в
доме.  ѓенерал приказал дону  •уану  де  „иос Ђмадору  заплатить  из  денег,
которые он тому оставил, за все сгоревшие  вещи, как за новые,  и кроме того
за аренду дома. Ќо горький осадок в его душе осталсЯ.
     —увство горечи  усилилось еще через  несколько  дней,  когда дон •оакин
Њоскера, бывший в тех местах проездом в ‘оединенные таты, даже  не удостоил
его визитом. ѓенерал расспрашивал всех и всЯ, не скрываЯ обиды, и узнал, что
тот действительно провел на побережье целую неделю в  ожидании  кораблЯ, что
виделсЯ со многими общими друзьЯми, а также и с несколькими врагами генерала
и  что  Њоскера  высказывал   свое   недовольство  его  поведением,  которое
расценивал как  неблагодарность. ‚ момент отплытиЯ,  уже стоЯ на трапе, тем,
кто пришел его проводить, Њоскера кратко выразил все, что думал о генерале.
     - ‡апомните как следует, - сказал он. - ќтот человек не любит никого.
     •осе Џаласиос знал, как чувствителен был генерал к такого рода упрекам.
Ќичто  не  причинЯло ему  столь сильную боль,  ничто  так  не  задевало, как
чьи-либо сомнениЯ  в  его преданности,  и  он готов  был пересечь  океаны  и
сдвинуть горы, использовать  все  свое непобедимое обаЯние, лишь  бы убедить
этого  человека  в том, что  он  ошибаетсЯ.  Љогда  он был  в зените  славы,
„ельфина ѓуардиола, красавица из Ђнгостуры, разгневаннаЯ его непостоЯнством,
закрыла у  него  перед  носом  дверь  своего дома. "‚ы  человек  выдающийсЯ,
генерал, как  никто другой, -  сказала  она  ему.  - Ќо  великим вас  делает
любовь". Ћн  пролез в кухонное окно и провел с ней три днЯ, и не только чуть
бьшо не проиграл битву, но и едва  не  лишилсЯ собственной шкуры, добиваЯсь,
чтобы „ельфина доверила ему свое сердце.
     Њоскера был вне  пределов его досЯгаемости, однако генерал, использовав
все, что можно, ответил на его упрек. Ћн без конца спрашивал себЯ, по какому
праву  говорит о любви тот, кто  позволил, чтобы  ему, генералу,  сообщили в
официальной  ноте  о  решении, принЯтом в  ‚енесуэле, и  о  высылке.  "€ это
человек, кому Я оказал услугу тем, что не ответил ему, избавив  тем самым от
приговора истории",  - кричал  он. Ћн вспомнил все, что  сделал длЯ Њоскеры,
как помогал ему стать тем,  чем он ЯвлЯетсЯ теперь, как вынужден был терпеть
его глупость и провинциальную самовлюбленность. ‚ конце концов он написал их
общему  другу письмо,  пространное  и отчаЯнное,  чтобы  быть уверенным: его
возмущенный голос достигнет ушей Њоскеры, где бы тот ни находилсЯ.
     Ќо известиЯ, которых он ждал и которые все не приходили, будто укрывали
его  невидимым  туманом.  “рданета  продолжал  не отвечать  на  его  письма.
Ѓрисеньо  Њендес,  его человек  в  ‚енесуэле,  послал  ему  письмо вместе  с
фруктами  с  џмайки  -  с  теми фруктами, что  он так любил, - однако  гонец
утонул.   •усто   Ѓрисеньо,   его  человек   на   восточной  границе,  своей
медлительностью приводил его  в отчаЯние. Њолчание “рданеты окутывало мраком
всю  страну. ‘мерть ”ернандеса Њадрида, его поверенного в ‹ондоне, окутывала
мраком остальной мир.
     ѓенерал не  знал, что, пока он напрасно ждал  вестей  от  “рданеты, тот
поддерживал активную переписку с офицерами его свиты, а те пытались вытащить
из него  определенный  ответ.  Ћ'‹ири писал: "Њне необходимо  знать наконец,
принимает  или не принимает генерал президентство или мы всю жизнь  обречены
на погоню за призраком, которого невозможно догнать". Ќе только Ћ'‹ири, но и
другие офицеры генеральского окружениЯ использовали любую оказию, чтобы дать
“рданете какой-либо ответ, однако из уклончивых слов генерала понЯть  нельзЯ
было ничего.
     Љогда  же  наконец  были  получены  конкретные известиЯ  из ђиоачи,  те
оказались хуже  самых плохих  предчувствий.  ѓенерал  Њануэль ‚альдес, как и
предполагалось,  20  октЯбрЯ взЯл  город без сопротивлениЯ,  но на следующей
неделе  Љарухо разбил  ‚альдеса двумЯ раз-ведротами.  ‚альдес подал Њонтилье
просьбу  об  отставке  -  как ему  казалось,  претендующую на  благородство,
генералу она показалась верхом недостойного поведениЯ. "ќтот канальЯ умирает
от  страха",  -  сказал он.  ‚ соответствии  с генеральным планом оставалось
всего пЯтнадцать дней до взЯтиЯ Њаракайбо, но теперь даже взЯтие ђиоачи было
нереально, как давний сон.
     - —ерт возьми! -  кричал генерал.  - Њои лучшие генералы,  сливки моего
штаба не смогли справитьсЯ с простым казарменным бунтом.
     Ћднако совсем сразило его другое  известие - крестьЯне покидают деревни
при  приближении правительственных войск,  принимаЯ  их за его  армию, а его
самого за  убийцу адмирала Џадильи, которого в  ђиоаче боготворили, ибо  тот
был родом оттуда. „а и длЯ всей остальной страны они олицетворЯли, казалось,
одни  несчастьЯ. ЂнархиЯ  и хаос  охватили страну, и правительство  “рданеты
было не в состоЯнии с этим справитьсЯ.
     „октор Љастельбондо  в  который  уже  раз  удивилсЯ  тому, каким гневом
взорвалсЯ  генерал,  какой  отборной  бранью  осыпал  он  гонца, только  что
доставившего ему последние новости из ‘анта-”е. "ќто дерьмовое правительство
вместо  того,  чтобы предоставить народам и отдельным людЯм  право взЯть  на
себЯ  решение  всех  вопросов,  не дает им  пошевелитьсЯ, - кричал он. - Ћно
снова падет и  в третий раз  уже не подниметсЯ, потому что  люди, из которых
оно состоит, и те, кто их поддерживают, будут уничтожены".
     “силиЯ врача, пытавшегосЯ его успокоить, были бесполезны, ибо, закончив
поносить правительство, он глухим голосом стал составлЯть черный список тех,
кто входил в его генеральный штаб. Ћ полковнике •оакине Ѓарриге,  герое трех
крупных сражений, он сказал самое худшее, что  только  может быть сказано  о
человеке: "“бийца".  Ћ  генерале  Њаргейтио, подозреваемом в убийстве ‘укре,
сказал:  "‘лишком  жалкий человек,  чтобы  командовать  войсками".  ѓенерала
ѓонсалеса, самого верного  во всей Љауке, заклеймил словами: "…го болезни  -
слабость духа и следствие страха".  ‡адыхаЯсь, генерал  упал в кресло, чтобы
перевести  дух  - он  постоЯнно  задыхалсЯ  вот уже двадцать  лет.  €  вдруг
посмотрел  на   доктора  Љастельбондо,  застывшего  в  дверЯх  в  молчаливом
удивлении.
     -  ‚  конце  концов, - сказал он громко,  - что  вы хотите от человека,
который проиграл в кости два дома?
     „октор Љастельбондо растерЯлсЯ.
     - Ћ ком это вы? - спросил он.
     -  Ћб  “рданете,  -  сказал  генерал.  -  Ћн проиграл  их  в  Њаракайбо
командующему морским флотом, но в документах указал, что он их продал.
     …му не хватало воздуха.
     - ЏонЯтно, что все они выглЯдЯт свЯтыми рЯдом с мошенником ‘антандером,
-  продолжал он.  - …го дружки  разворовали  все  английские  займы,  скупив
облигации  за  десЯтую  часть  их  стоимости,  а  потом  всучили  их  своему
собственному государству за стопроцентную стоимость.
     Ћн поЯснил, что всегда был против займов - не из-за риска коррупции, но
потому, что заранее предвидел, как они угрожают независимости, добытой такой
кровью.
     -  Ќенавижу долги  еще  больше, чем испанцев, - сказал он. - € потому Я
убеждал ‘антандера: что бы мы  ни  сделали  длЯ нации, это  ничего не  будет
стоить,  если  мы будем  занимать  деньги,  потому  что  расплачиватьсЯ  нам
придетсЯ  века. € теперь это очевидно:  окончательно  нас  уничтожат  именно
долги.
     ‚начале новое правительство не только было согласно с решением “рданеты
сохранить жизнь побежденным, но даже  приветствовало  это решение как  новую
военную этику: "Ќе надо доводить  до того, чтобы наши нынешние враги сделали
с нами то, что мы сделали с испанцами". €мелась  в виду война не на жизнь, а
на  смерть. Ћднако мрачными  ночами на  вилле ‘оледад  он  в безумном письме
напомнил “рданете,  что  во всех гражданских войнах побеждал только тот, кто
более жесток.
     - Џоверьте мне, доктор,  - говорил он  врачу.  - Њы  можем  сохранить и
власть, и жизнь только ценой крови наших противников.
     ‚друг гнев его  так  же неожиданно, как  началсЯ,  бесследно прошел,  и
генерал милостиво простил офицеров, которых только что оскорблЯл.
     - ‚ любом случае тот, кто ошибалсЯ, - это только  Я, - сказал он. - Ћни
лишь  хотели  добитьсЯ  независимости,  причем немедленной и  конкретной, и,
видит Ѓог, делали это так хорошо, как могли! - Ћн протЯнул доктору костлЯвую
руку, чтобы тот помог ему поднЯтьсЯ, и закончил со вздохом:
     - џ же, напротив, витал в облаках в поисках чего-то несуществующего.
     ‚ эти  дни проЯснилась ситуациЯ у  €турбиде. ‚ конце октЯбрЯ он получил
письмо от  матери,  как  всегда  из „жорджтауна,  в котором она писала,  что
укрепление позиций  либералов  в Њексике  все более удалЯет надежду семьи на
репатриацию.   Ќеопределенность   положениЯ,  помноженнаЯ  на   неустойчивое
душевное состоЯние, которым мать €турбиде отличалась с младых ногтей, делало
ее  жизнь  невыносимой.  Љ  счастью  длЯ €турбиде,  однажды  вечером,  когда
генерал,  опираЯсь  на его  руку,  прогуливалсЯ по коридору дома, неожиданно
началсЯ разговор о Њексике.
     - “ менЯ  о Њексике самые  плохие  воспоминаниЯ, -  сказал генерал. - ‚
‚еракрусе  сторожевые  псы  капитана порта разодрали в клочьЯ  двух  щенков,
которых Я вез в €спанию.
     ’ак получилось, сказал он, что это был его первый печальный опыт в этом
мире,  и  он запомнил его навсегда.  ‚ ‚еракрусе он  должен  был задержатьсЯ
недолго перед своим первым  путешествием  в …вропу, в  феврале 1799 года, но
пробыл там  почти два месЯца из-за блокады англичанами ѓаваны, где ему нужно
было остановитьсЯ. ‡адержка дала ему возможность доехать в колЯске до Њехико
-  он трЯссЯ  почти три  километра среди  заснеженных вулканов  и призрачных
пустынь, не имеющих ничего общего с пасторальными рассветами долины  Ђрагуа,
где он жил до тех пор. "Њне казалось,  Я  - на  луне", - сказал он. ‚ Њехико
его  удивила чистота воздуха  и чистота  улиц, ослепили  изобилием городские
рынки, где продавались Яркие гусеницы, живущие на агавах, броненосцы, речные
черви, мушиные Яйца, Ящерицы, личинки черных муравьев, горные кошки, водЯные
тараканы с  медом, кукурузные  осы,  игуаны  домашнего  разведениЯ, гремучие
змеи,  всевозможные птицы, карликовые  собаки и  еще  какаЯ-то пища, котораЯ
шевелилась и двигалась, ибо была еще жива. "Ћни едЯт все,  что двигаетсЯ", -
сказал он. …го поразили прозрачные воды многочисленных каналов, пересекающих
город, барки, раскрашенные в цвета  доминиканского флага, красота и пышность
растений Ќо  его угнетали краткость февральских дней, замкнутость  индейцев,
вечный  дождь,  все то, от  чего  у него  позднее  будет сжиматьсЯ сердце  в
‘анта-”е,  в ‹име, в ‹а-Џасе, на всем  протЯжении и по всей высоте Ђнд и что
он  впервые испытал тогда. …пископ, которому его рекомендовали, отвел его на
аудиенцию к  вице-королю - тот показалсЯ ему более похожим на  епископа, чем
сам  епископ.  Ќе успел  вице-король  обратить  свое внимание на  худенького
смуглого юношу,  одетого  по последней  моде, как  юнец  тут же объЯвил себЯ
горЯчим  почитателем французской революции.  "Њне это  могло стоить жизни, -
сказал генерал, развеселившись. - „олжно быть, Я подумал, что с вице-королем
нужно говорить о политике, а это  было единственное, что Я уже умел делать в
шестнадцать  лет". Џрежде чем продолжить путешествие, он написал своему дЯде
дону  Џедро  Џаласио-и-‘охо  письмо  - первое в его жизни письмо,  о котором
следует  упомЯнуть.  "Џисьмо  было так  плохо  написано, что  Я  сам его  не
понимал, -  произнес  он, смеЯсь.  -  џ, правда, объЯснил дЯде:  так  вышло,
потому  что  путешествие  менЯ  утомило".  Ќа  полутора  страницах  -  сорок
орфографических ошибок, причем в одном слове даже две: "ищо".
     €турбиде ничего  не добавил  к  этому  рассказу генерала, поскольку  не
любил  вспоминать о Њексике.  …динственное, что у него осталось в  памЯти от
Њехико, -  воспоминание  о несчастье,  которое только  усилило  присущую ему
грусть, и генерал понЯл своего спутника.
     - Ќе оставайтесь с “рданетой, - сказал он. - € не уезжайте  с семьей во
всемогущие и ужасные ‘оединенные таты - они много говорЯт о свободе, а сами
в конце концов ввергнут нас всех в нищету.
     ќти  слова  еще больше  углубили  пучину  неопределенности,  в  которой
пребывал €турбиде.
     - Ќе пугайте менЯ, генерал!
     - Ђ Я вас и не пугаю, - ответил генерал спокойно. - Џоезжайте в Њехико,
пусть даже  вас убьют или вы умрете там  собственной  смертью.  €  поезжайте
сейчас, пока  вы молоды,  потому  что  однажды  станет  слишком  поздно и вы
почувствуете, что вас нет ни здесь, ни там. ‚ы почувствуете себЯ неудачником
везде, а  это  хуже,  чем быть мертвецом.  - ѓенерал  посмотрел ему  прЯмо в
глаза, приложил руку к груди и закончил:
     - ќто можно сказать и обо мне.
     €так, в начале декабрЯ €турбиде уехал от генерала с двумЯ  письмами длЯ
“рданеты, в одном  из которых говорилось, что €турбиде, ‚ильсон и ”ернандо -
люди,  которым  он,  генерал, доверЯет  больше всех среди своего  окружениЯ.
€турбиде пробыл в ‘анта-”е  до апрелЯ следующего года, не имеЯ определенного
положениЯ,  когда в результате заговора сантандеристов “рданета был смешен с
поста. Њать €турбиде, умевшаЯ быть невероЯтно настойчивой, добилась длЯ сына
должности  секретарЯ  мексиканской   дипломатической  миссии  в  ‚ашингтоне.
Ћстаток своей  жизни  он прожил, не занимаЯсь общественной деЯтельностью,  и
никто  больше  не  вспоминал об  этой семье, пока тридцать  два  года спустЯ
Њаксимилиан ѓабсбургский, ставший благодарЯ  французским  штыкам императором
Њексики, не усыновил двух юношей €турбиде третьего поколениЯ и не объЯвил их
преемниками своего призрачного трона.
     ‚о втором  письме,  посланном с €турбиде длЯ “рданеты,  генерал  просил
уничтожить все  его предыдущие и  последующие письма, чтобы от  этих мрачных
дней и  следа не осталось. “рданета не послушал  его. ‡а пЯть лет  до того с
такой   же   просьбой  генерал   обратилсЯ   к   ‘антандеру:   "Ќикогда   не
опубликовывайте  моих  писем, ни при моей жизни,  ни после  смерти, ибо  они
написаны  слишком  свободно  и слишком  беспорЯдочно".  Ќе  послушал  его  и
‘антандер, чьи письма, в противоположность письмам генерала, были безупречны
по форме и  по содержанию: невооруженным глазом  было  видно, что их  писали
очень продуманно, ибо считали их историческим документом эпохи.
     ЌачинаЯ   с  письма,  написанного  из   ‚еракруса,  и  до   последнего,
продиктованного  за  шесть  дней до смерти, генерал  исписал по меньшей мере
десЯть миль строчек,  часть  от руки, часть продиктовал своим  писарЯм  - те
редактировали некоторые  письма по его  указаниЯм. ђечь  идет о  почти  трех
тысЯчах  писем и почти восьми тысЯчах документов,  им подписанных.  Џорой он
доводил писарей до бешенства. €ли наоборот, они его. Ћднажды ему показалось,
что письмо,  которое он  только что продиктовал, плохо  написано,  и  вместо
того, чтобы переделать его, надписал своей рукой прЯмо по написанному:  "Љак
видите,  сегоднЯ Њартель  еще глупее,  чем  всегда". Ќакануне выступлениЯ из
Ђнгостуры, в 1817 году, намереваЯсь закончить освобождение континента, он за
один день  решил  уйму  правительственных  вопросов, надиктовав четырнадцать
документов. ‚озможно, в тот  день  и родилась легенда о том, что он диктовал
несколько писем нескольким  писарЯм одновременно, легенда, которую  никто не
опроверг.
     ‚ октЯбре шум дождЯ немного ослаб. ѓенерал не выходил из своей комнаты,
и доктор Љастельбондо должен был долго и хитро уговаривать, чтобы он впустил
его  и принЯл какую-нибудь пищу.  •осе Џаласиосу казалось, что в тихие  часы
сиесты,  когда генерал неподвижно лежит в гамаке, глЯдЯ,  как дождь поливает
безлюдную площадь,  он перебирает в памЯти  все, что  случилось в его жизни,
вплоть до самых больших поражений, которые он пережил.
     - Ѓоже милосердный, - сказал генерал со вздохом однажды вечером.  - —то
сталось с Њануэлей?
     -  Ѓудем  думать,  что с ней все в  порЯдке,  поскольку  у  нас  от нее
новостей нет, - ответил •осе Џаласиос.
     ‘  тех  пор  как “рданета  принЯл  власть,  о  Њануэле  ничего  не было
известно.  ѓенерал  перестал писать  ей,  однако велел ”ернандо держать ее в
курсе своих дел. Џоследнее письмо от нее  пришло в конце августа и содержало
столько  конфиденциальных  подробностей  относительно готовЯщегосЯ  военного
переворота,   что  в  паутине   витиеватых  оборотов  и  фактов,  выдуманных
специально,  чтобы  запутать  неприЯтелЯ, было  не  так-то легко  доискатьсЯ
истины.
     ЏренебрегаЯ добрыми  советами генерала, Њануэла близко к сердцу принЯла
роль первой боливаристки  страны и играла ее даже с излишним пылом, ибо вела
бумажную войну  с правительством  в одиночку.  Џрезидент Њоскера  не решалсЯ
возбудить  против  нее  судебное дело,  однако не запретил  своим  министрам
сделать  это.  Ќа  нападки  официальной  прессы  Њануэла  отвечала  гневными
отповедЯми, отпечатанными  в виде  листовок, которые  она, проезжаЯ верхом в
сопровождении  своих  рабынь,  разбрасывала  по  улице   ђеаль.  Џо  мощеным
переулкам  окраин  она с железным  копьем наперевес  преследовала  тех,  кто
расклеивал пасквили на генерала, и самые  оскорбительные надписи, которые на
рассвете  поЯвлЯлись на стенах домов,  заклеивала  листками с  еще  большими
оскорблениЯми в адрес его врагов.
     …е война  с властЯми кончилась  тем, что они  сами стали воевать с ней.
Ћднако она не испугалась.  …е доверенные  лица в правительстве  предупредили
Њануэлу, что в день национального праздника на главной площади будет устроен
фейерверк, а посередине  установлена  карикатурнаЯ  фигура генерала, одетого
королем шутов. Њануэла и ее  рабыни кавалерийской атакой  прорвались  сквозь
охрану и разгромили это сооружение. ‘ам алькальд попыталсЯ тогда  арестовать
Њануэлу прЯмо в  ее  доме, послав туда  отрЯд солдат, но она встретила их  с
парой  зарЯженных пистолетов  в  руках, и только  благоразумие  обеих сторон
предотвратило стычку.
     …динственное, что могло  угомонить  ее,  -  то,  что власть  перешла  к
генералу “рданете. Ћна  видела в нем  подлинного  друга, а “рданета в ней  -
свою самую горЯчую сторонницу. Љогда генерал воевал на юге против перуанских
заговорщиков,  а она  осталась в  ‘анта-”е  одна, “рданета был  ее преданным
другом  -  заботилсЯ  о ее  безопасности  и  о том, чтобы  у  нее  было  все
необходимое. Ђ когда генерал сделал свое злосчастное заЯвление на ‚ысочайшем
Љонгрессе, именно  Њануэла добилась,  чтобы он написал  “рданете: "Џредлагаю
вам от  всего сердца  былую  дружбу  и  полное примирение". “рданета  принЯл
любезное послание  генерала, а Њануэла после военного переворота вернула ему
свое расположение. ’еперь она исчезла с  глаз общественности, причем целиком
и  полностью, так что в  начале  октЯбрЯ прошел  слух,  будто  она  уехала в
‘оединенные  таты, и никто в этом не усомнилсЯ. ‚ общем, •осе  Џаласиос был
прав: с Њануэлей все в порЯдке, потому что о ней ничего не известно.
     Ћднажды  эти  отголоски  прошлого,  затерЯнные  в  дожде,  в  печальном
ожидании неизвестно чего или кого и неизвестно зачем,  пронзили генерала  до
глубины души: во сне  он  заплакал.  “слышав слабые всхлипы,  •осе  Џаласиос
подумал, что  это скулит бродЯчий пес, подобранный  во времЯ путешествиЯ  по
реке. Ќо  то плакал его господин. •осе Џаласиос растерЯлсЯ  - за долгие годы
близкого общениЯ он только однажды видел, как тот  плакал, и не от слабости,
а от злости. Ћн позвал  капитана  €барру, который бодрствовал в коридоре,  и
тот тоже услышал тихий плач.
     - ’еперь, Ѓог даст, ему полегчает, - сказал €барра.
     - ’еперь нам всем полегчает, - сказал •осе Џаласиос.
     ѓенерал  спал дольше  обычного.  …го не разбудили  ни птицы в  соседнем
саду,  ни  церковные  колокола;  •осе Џаласиос несколько раз  наклонЯлсЯ над
гамаком и слушал его  дыхание. Љогда генерал открыл глаза, был девЯтый час и
начиналась жара.
     - ‘уббота, шестнадцатое октЯбрЯ, - сказал •осе Џаласиос.  - „ень свЯтой
Њаргариты Њарии Ђлакоке.
     ѓенерал  приподнЯлсЯ  в гамаке и посмотрел в окно  на безлюдную пыльную
площадь,  на церковь  с облупившимисЯ стенами,  на  драку петухов за потроха
дохлой собаки. Ћбжигающие лучи раннего солнца обещали душный день.
     - Ќадо поскорей убиратьсЯ отсюда, - сказал генерал. - џ не хочу слышать
залпы расстрелов.
     •осе  Џаласиос  вздрогнул.  ’акое уже было, в другом  месте и  в другое
времЯ,  и  генерал  был такой же, как  сейчас,  -  стоЯ босиком  на шершавом
каменном  полу,  в  длинных  кальсонах и в ночном колпаке на  бритой голове.
„ействительность напоминала повторЯющийсЯ сон.
     - Њы эти залпы не услышим, - ответил  •осе Џаласиос и добавил вскользь,
уточнЯЯ:
     - ѓенерал Џиар был расстрелЯн  в Ђнгостуре, и не сегоднЯ, а в такой же,
как сегоднЯ, день в пЯть вечера, тринадцать лет назад.
     ѓенерал Њануэль Џиар,  суровый  мулат из  Љюрасао, тридцати  пЯти  лет,
увенчанный  такой  же  славой,  как  сам  генерал, -  правда,  только  среди
народного  ополчениЯ, - попыталсЯ взЯть  полную власть  в свои  руки,  когда
ЋсвободительнаЯ  армиЯ  как  никогда  нуждалась в  объединенных силах, чтобы
сдержать натиск Њорильо. Џиар  призвал  под  свои знамена негров,  мулатов и
метисов  и  всех  пострадавших  на  этой  войне  против  белой  аристократии
Љаракаса,  на войне, которую  воплощал собой  генерал. Ћн был  осиЯн ореолом
мессии, и его  популЯрность была сравнима  разве что  с  популЯрностью  •осе
Ђнтонио  Џаэса  или Ѓовеса,  монархиста;  нашел он себе  сторонников и среди
некоторых белых  офицеров Ћсвободительной  армии. ѓенерал исчерпал все  свое
искусство убеждениЯ.  Ђрестованный  по  его приказу Џиар был  препровожден в
Ђнгостуру,  временную  столицу,  -  там  генерал  рассчитывал  на  поддержку
офицеров из его ближайшего окружениЯ, среди которых были те, кто сопровождал
его в последнем путешествии по  реке  Њагдалене. ‚оенный совет, набранный им
из соратников  Џиара,  должен  был  вынести окончательный вердикт.  ђешающий
голос имел •осе  ЊариЯ Љарреньо. Ћфициальный защитник вынужден был  выдумать
невесть что, лишь бы показать Џиара как  одного из блестЯщих государственных
мужей,  ведущих борьбу против испанцев. Ќо Џиар  был обвинен в дезертирстве,
подстрекательстве  к бунту  и предательстве,  лишен  всех  военных званий  и
приговорен к  смертной  казни.  ‚се  знали  его заслуги,  и  невозможно было
поверить, что смертный приговор подписан генералом и к тому же  именно в тот
момент, когда Њорильо занЯл несколько провинций, а боевой дух повстанцев был
так ослаблен, что боЯлись самороспуска армии. ѓенерал выдержал давление всех
и  всЯ,  любезно  выслушал самых близких  друзей Џиара, среди  них  Ѓрисеньо
Њендеса, но его решение  было окончательным. Ћн отверг прошение об изменении
приговора  и  подписал  приказ  о  расстреле,  добавив:  казнь  должна  быть
произведена публично.
     ’а  ночь  длилась  бесконечно;  могло  произойти  все,  что угодно.  16
октЯбрЯ,  в пЯть  часов  пополудни, под немилосердным солнцем,  приговор был
приведен  в исполнение  на главной площади Ђнгостуры - города, полгода назад
освобожденного от  испанцев самим Џиаром.  Љомандир взвода,  отобранного длЯ
казни, приказал подобрать потроха дохлой  собаки, за которые дрались петухи,
и перекрыл улицы, выходЯщие на площадь, чтобы бродЯчие псы не могли нарушить
торжественность  момента. ѓенерал  отказал Џиару в  последней  чести  самому
отдать  приказ стрелЯть, Џиару насильно завЯзали глаза,  но генерал  не  мог
запретить ему послать людЯм последний поцелуй и в  последний раз  проститьсЯ
со знаменем.
     Џрисутствовать на казни генерал отказалсЯ.
     …динственный, кто осталсЯ с ним тогда в доме,  был •осе Џаласиос  -  он
видел, как генерал пыталсЯ сдержать слезы, когда услышал залп. ‚ воззвании к
войскам он писал: "‚чера длЯ  менЯ был день сердечной боли". Џотом всю жизнь
генерал  твердил, что расстрела Џиара  требовала политическаЯ ситуациЯ, что,
наказав восставших, он  спас  страну и избежал  гражданской войны.  ‚  любом
случае более  жестоко он не поступал за  всю жизнь, но только эта жестокость
позволила  ему укрепить  свою  позицию;  он  снова  сосредоточил  управление
страной в своих руках и уверенно пошел по дороге славы.
     ’еперь, тринадцать лет  спустЯ,  на  вилле  ‘оледад, он,  казалось,  не
сознавал, что  времЯ течет не останавливаЯсь.  ѓенерал смотрел на площадь до
тех пор, пока по ней не прошла старуха-торговка  в лохмотьЯх, - она  вела за
собой осла, груженного скорлупой кокосовых  орехов,  наполненных водой,  - и
пока ее тень не распугала дерущихсЯ петухов. ’огда, вздохнув  с облегчением,
он снова лег  в гамак  и,  хотЯ его никто  не спрашивал, ответил на  вопрос,
который с той трагической ночи в Ђнго-стуре мучил •осе Џаласиоса:
     - џ бы и сейчас так поступил.
     •одить длЯ него было мукой, и не потому что он мог упасть, а потому что
все могли увидеть, каких огромных усилий ему это стоит. Ђ когда он спускалсЯ
или поднималсЯ по лестнице, лучше было бы, если бы кто-то ему помог. Џравда,
если ему действительно  нужна была чьЯ-то поддерживающаЯ рука, он все  равно
всегда от нее отказывалсЯ.
     - ‘пасибо, - говорил он, - Я пока могу ходить сам.
     Ќо однажды  не  смог.  •отел спуститьсЯ  по  лестнице  и вдруг  потерЯл
сознание.  "џ  не  устоЯл  на  ногах и упал,  не  понимаЯ,  что  происходит,
полумертвый  от страха", - рассказывал он  потом своему другу. ‚ этот раз он
чудом осталсЯ жив - в обморок он упал на самом верху лестницы и не покатилсЯ
вниз только потому, что был почти невесом.
     „октор Љастельбондо срочно доставил его в город Ѓарранка-де-‘ан-Ќиколас
в колЯске  дона  Ѓартоломе  Њолинареса  - в его доме на  улице  Ђнча генерал
останавливалсЯ в прошлый приезд,  и теперь длЯ него  была приготовлена та же
самаЯ  спальнЯ, большаЯ,  хорошо проветриваемаЯ. ‚ дороге из  левого глаза у
него  стал сочитьсЯ гной,  и  это не  давало ему ни минуты  покоЯ. Ћн  ехал,
чуждый  всему, и порой казалось, что он молитсЯ,  но на самом деле он шептал
про себЯ  строфы  любимых стихотворений. „октор  вытирал генералу глаз своим
носовым   платком  и   недоумевал,  почему   тот,  будучи  таким  ревностным
блюстителем чистоты, сам не  вытирает сочащийсЯ гной. Џри  въезде в город он
несколько оживилсЯ: стадо  коров  чуть не  столкнуло его  колЯску с дороги и
опрокинуло двуколку ехавшего навстречу свЯщенника. Џеревернувшись в воздухе,
тот  шлепнулсЯ  наземь, но тут  же,  весь  в песке,  с поцарапанным  лбом  и
ладонЯми, вскочил. Љогда свЯщенник оправилсЯ от падениЯ, гренадерам пришлось
расчищать  ему дорогу сквозь толпу  праздных  зевак и  голых ребЯтишек  - те
смаковали происшествие, не подозреваЯ, что за  человек, похожий на мертвеца,
сидит в глубине колЯски.
     „октор  представил  свЯщенника  как  одного  из  немногих   сторонников
генерала уже в те времена, когда епископы метали  с амвона против него громы
и молнии, и он был отлучен от церкви как алчный и похотливый масон. ѓенерал,
казалось, не слушал и оживилсЯ  только тогда,  когда увидел кровь на  сутане
свЯщенника. ’от  просил  его  употребить  всю свою власть,  чтобы коровы  не
разгуливали без присмотра по городу,  где и так рискованно ходить  по улицам
из-за большого количества колЯсок.
     -  Ќе  усложнЯйте себе жизнь, ваше преподобие,  - произнес  генерал, не
глЯдЯ на него. - Џо всей стране одно и то же.
     Џолуденное солнце неподвижно  застыло над  пыльными улицами, широкими и
безлюдными, и  город затопила  жара. ѓенерал собиралсЯ пробыть в этом городе
не дольше, чем это было необходимо, чтобы оправитьсЯ от падениЯ на лестнице,
и  хотел дождатьсЯ  волнениЯ на  море, ибо  французский учебник рекомендовал
выходить  в  море  во  времЯ качки - это  Якобы  лечит  от разлитиЯ  желчи и
прочищает желудок. Ћт последствий обморока он оправилсЯ быстро, но не так-то
просто было увЯзать наличие кораблЯ с плохой погодой.
     ђаздраженный тем, что  ему не подчинЯетсЯ собственное  тело, генерал не
находил в себе сил ни на какую политическую или общественную деЯтельность; а
если он и принимал кого-либо - это  были самые близкие друзьЯ, они приезжали
в город попрощатьсЯ  с  ним. „ом  был просторным и прохладным, насколько это
могло  быть в  ноЯбре,  и хозЯева  из-за  генерала  превратили  свой  дом  в
госпиталь. ‚ойна разорила дона Ѓартоломе Њолинареса, он исполнЯл обЯзанности
начальника почты, не получаЯ жалованьЯ, вот уже десЯть лет. Ќо это был такой
гостеприимный  и  доброжелательный  человек, что генерал стал  называть  его
"папашей"  еще   в  свой  прошлый  приезд.  †ена  дона  Ѓартоломе,  ЯростнаЯ
сторонница матриархата, занималась  плетением кружев на коклюшках, -  их она
удачно продавала пассажирам судов, прибывающих из …вропы, но с того днЯ, как
у  них  поселилсЯ генерал, она стала отдавать заботам о нем  все свое времЯ.
„ело дошло до того, что хозЯйка дома поссорилась с ”ернандой  ’олстухой: без
разрешениЯ ”ернанды, убежденнаЯ,  что это помогает от боли в груди, она дала
ему  чечевицу  с  оливковым маслом; и  генерал съел ее  из  благодарности за
заботу, проЯвленную к нему.
     ‚ те дни генерал был в мрачном расположении духа; загноившийсЯ глаз его
сильно беспокоил, и он согласилсЯ даже на примочки из Яблочной воды.  €ногда
он  играл в карты - это было эфемерным  спасением от  москитов  и  вечернего
уныниЯ.  Ќа  генерала часто находили приступы раскаЯниЯ, и  однажды, беседуЯ
полушутЯ,  полусерьезно  с хозЯевами  дома,  он удивил их  словами, что одно
доброе воспоминание стоит тысЯчи выигранных сражений.
     - „аже в политике? - спросил сеньор Њолина-рес.
     -  Ћсобенно в  политике,  - ответил генерал.  -  Њы  не  объединились с
‘антандером и потерЯли всех.
     - Џока есть друзьЯ, есть надежда, - сказал Њолинарес.
     -  Ќет,  -  отозвалсЯ  генерал.  - ’о,  что  случилось  со  мной, -  не
вероломство  моих врагов, а усердие моих друзей. ќто они ввергли менЯ в беду
-  уговорили   на  “чргдительное  собрание  в   Ћканье,  они   навЯзали  мне
монархический  мираж, они  вынудили менЯ  согласитьсЯ  на повторные  выборы,
приводЯ те  же самые доводы,  которыми подтверждали потом необходимость моей
отставки, а  теперь они  держат  менЯ пленником в  этой  стране, где мне уже
нечего больше терЯть.
     „ождь лил без конца, и  памЯть  сморщилась от сырости. †ара  даже ночью
была такой сильной, что генерал вынужден был по несколько раз менЯть влажную
от  пота  ночную  рубашку. "џ  чувствую  себЯ так, будто  менЯ  сварили",  -
жаловалсЯ он. Ћднажды вечером он больше  трех часов  просидел  на балконе  -
смотрел,  как потоки обрушившегосЯ на землю ливнЯ  уносЯт  обломки беднЯцких
лачуг,  домашнюю  утварь,  трупы  животных и  готовы,  кажетсЯ,  смыть  даже
каменные дома.
     Ћднажды во времЯ дождЯ пришел командующий  •уан ѓлен, префект города, и
сказал:  арестована одна  из  служанок  сеньора  ‚исбалЯ -  она  как  свЯтую
реликвию  продавала  волосы  генерала, остриженные  им на вилле  ‘оледад.  ‚
который уже  раз у него  сжалось сердце  при  мысли о том, что  все,  к нему
относЯщеесЯ, превращаетсЯ в товар.
     - ‘о мной поступают так, будто Я уже умер, - сказал он.
     ‘еньора  Њолинарес,  чтобы  не  упустить  ни  одного   слова  генерала,
подвинула кресло-качалку к карточному столу.
     - ‘  вами поступают  так,  -  сказала  она,  - как со свЯтым,  и вы это
заслужили.
     - —то ж, - сказал он, - раз так, пусть эту несчастную освободЯт.
     Ћн  больше  не  читал.  …сли  ему  нужно  было  написать   письмо,   он
ограничивалсЯ тем, что давал указаниЯ ”ернандо, и те немногие  из писем, что
подписывал, даже не просматривал. “тренние часы он проводил, глЯдЯ с балкона
на пустынные  улицы, на  осла, груженного бурдюками  с  водой, на  разбитную
веселую негритЯнку,  продававшую сверкавшие на  солнце  ножи, на  детей, что
ровно в одиннадцать возвращались из школы, на свЯщенника в ветхой залатанной
сутане -  тот, мучимый жарой,  благословлЯл  его с церковной паперти. ‚  час
днЯ, когда  у  всех сиеста, он  уходил  на берег  морского канала со стоЯчей
гнилой  водой  и,  пугаЯ  своей  тенью  кур  на птичьем  рынке,  отвечаЯ  на
приветствиЯ тех  немногих,  кто  узнавал  его,  еле-еле  живого  и одетого в
гражданское,  добиралсЯ до казармы  гренадер -  барака с  навесом, стоЯвшего
напротив речного порта. …го  беспокоило падение морали в армии,  разъедаемой
скукой, это падение достигло уже  самого дна - генерал не мог не видеть, что
казармы превратились в бордели. Ќо однажды сержант, казалось, оцепеневший от
невыносимой в этот час жары, раскрыл ему глаза на суть дела.
     - Ќас доконала не мораль, ваше превосходительство, - сказал он ему, - а
гонореЯ.
     ’олько  тогда  он все понЯл. Њестные лекари,  знавшие из всей врачебной
науки  только  про клизмы из марганцовки и паллиативные  действиЯ  молока  с
сахаром,  решили  проблему  просто:  пусть  ею  занимаютсЯ  военные  власти;
последние же никак не могли  договоритьсЯ  между собой, что им делать. ђиску
подвергалсЯ  уже  весь город  - так велика  была угроза, и некогда блестЯщее
войско  республиканцев выглЯдело как  разносчик  чумы. ѓенерал, разгневанный
меньше, чем все ожидали, решил проблему  одним махом - с помощью строжайшего
карантина.
     Љогда отсутствие и  хороших  и  плохих новостей  сделалось невыносимым,
прибыл  верхом нарочный и  привез непонЯтное послание от  генерала Њонтильи:
"—еловек  уже  наш и  дела  идут  правильным  курсом".  Џослание  показалось
генералу таким странным и таким загадочным, что он воспринЯл его как одно из
важнейших донесений  по вопросам, которые рассматривал генеральный  штаб. Ћн
соотнес его  с кампанией  в  ђиоаче, которой придавал решающее  историческое
значение, чего никто не хотел признавать.
     ‚  те времена, с тех пор как  струсившим правительством  были запрещены
шифрованные   посланиЯ,   принесшие  столь  большую  пользу  в  первые  годы
подпольной борьбы против €спании, было принЯто посылать сообщениЯ, в которых
нарочито искажалась истиннаЯ картина происходЯщего. Њысль о том, что военные
обманывают его,  мучила его давно, опасениЯ генерала разделЯл и ЊонтильЯ,  и
это еще больше затруднЯло  разгадывание смысла записки и  усиливало  тревогу
генерала.  ’огда  он  под  предлогом  покупки  свежих  фруктов  и  овощей  и
нескольких бутылок сухого хереса и светлого пива, которых не было на местном
рынке, послал •осе Џала-сиоса в ‘анта-Њарту. Ћднако  подлинной причиной была
разгадка  тайны,  содержащейсЯ  в  послании.  Ђ  ларчик  просто  открывалсЯ:
ЊонтильЯ хотел сказать, что муж Њиранды ‹индсэй переведен из тюрьмы в Ћнде в
тюрьму Љартахены и помилование - вопрос  нескольких дней. ѓенерал чувствовал
себЯ  таким обманутым столь легкой разгадкой,  что даже  не  радовалсЯ удаче
своей спасительницы с џмайки.
     …пископ    ‘анта-Њарты   в    начале    ноЯбрЯ   письмом,    написанным
собственноручно,  поставил  генерала  в  известность,  что  именно  он своим
апостольским  посредничеством  успокоил  брожение  умов  в соседнем  городке
‹а-‘ьенага,  где  на  прошлой  неделе  была  предпринЯта  попытка  мЯтежа  в
поддержку ђиоачи. ѓенерал, хотЯ ему  и не понравилось, в какой форме епископ
поспешил  вернуть  долг, поблагодарил  его тоже  собственноручно  и попросил
Њонтилью поблагодарить епископа.
     …го  отношениЯ  с  монсеньором  ќстевесом  никогда  еще  не  были более
неопределенными. ЋбладаЯ славой кроткого  доброго пастырЯ, епископ в глубине
души был страстным политиком,  хотЯ  и очень  ограниченным, - противостоЯщим
республике и всему тому, что  составлЯло политическое мышление генерала.  Ќа
‚ысочайшем Љонгрессе, где он был  вице-президентом,  епископ  хорошо  усвоил
свою роль: ослаблЯть власть ‘укре - и исполнЯл ее скорее не с энтузиазмом, а
со  злым умыслом,  как во времЯ выборов сановников, так и при решении  общей
задачи дружеского урегулированиЯ конфликта с ‚енесуэлой.  ‘упруги Њолинарес,
знавшие  об  отношениЯх епископа и генерала, нимало  не  удивились, когда во
времЯ полдника он произнес одно из своих провидческих иносказаний:
     - —то будет с нашими детьми в  этой стране, где революции заканчиваютсЯ
благодарЯ проворству епископов?!
     ‘еньора  Њолинарес  ответила  ему  упреком,  дружеским,  но  достаточно
жестким.
     - „аже если ваше превосходительство правы, Я не хочу  об  этом знать, -
сказала она. - Њы всегда были и остаемсЯ католиками.
     Ћн немедленно оправдалсЯ:
     - Ѓез сомнениЯ, куда большими, чем  господин  епископ, поскольку вместо
того, чтобы установить мир в ‹а-‘ьенаге во имЯ любви к ѓосподу, он призывает
прихожан к войне с Љартахеной.
     - Њы тоже против тирании Љартахены, - сказал сеньор Њолинарес.
     - ќто Я  знаю,  - ответил он.  - ‹юбой  колумбиец  - длЯ  вас вражескаЯ
страна.
     …ще когда он был на вилле ‘оледад, генерал просил Њонтилью прислать ему
какое-нибудь небольшое судно, чтобы избавитьсЯ от  разлитиЯ желчи  с помощью
качки. ЊонтильЯ медлил, так как дон •оакин де Њьер, испанский республиканец,
компаньон  коммодора  ќль-берса,  обещал  предоставить  один  из  пароходов,
ходивших  по  реке  Њагдалене.  Ќо обещание  оказалось  невыполненным,  и  в
середине ноЯбрЯ ЊонтильЯ  прислал английское торговое судно -  в ‘анта-Њарту
оно пришло неожиданно. Љак только генерал  узнал о  прибытии судна, то сразу
же дал понЯть, что будет рад воспользоватьсЯ  возможностью уехать из страны.
"џ  решил  ехать  куда угодно, чтобы  не умереть  здесь",  - сказал  он. …го
охватило  ощущение:  Љамилла  ждет  его  на  балконе,  уставленном  цветами,
вглЯдываЯсь в морской горизонт; и он вздохнул:
     - Ќа џмайке менЯ любЯт.
     Ћн  велел  •осе  Џаласиосу  собирать  багаж  и  допоздна пыталсЯ  найти
какие-то документы, которые  собиралсЯ взЯть с собой во что  бы то ни стало.
Ћн так устал, что беспробудно проспал три часа. Ќа рассвете, едва  очнувшись
от сна, он услышал: •осе Џаласиос бормочет житиЯ свЯтых.
     - Њне спилось,  что Я в ‘анта-Њарте, - сказал генерал. -  ѓород чистый,
дома белые и одинаковые, но гора загораживает море.
     - ‡начит, это  была  не  ‘анта-Њарта, - сказал •осе Џаласиос. - ќто был
Љаракас.
     ѓенерал  толковал  сон так,  что выходило:  они  не поедут  на  џмайку.
”ернандо был в порту с раннего утра, проверЯл перед отплытием каждую мелочь,
а  по возвращении  в  дом  увидел:  дЯдЯ  диктует ‚ильсону письмо  -  просит
“рданету прислать ему  новый паспорт, чтобы уехать из страны, поскольку тот,
который  был  выдан  прежним  правительством,  недействителен.  ’аково  было
единственное объЯснение, почему путешествие отложено.
     Ћднако  все были  уверены, что истинной  причиной  послужили  известиЯ,
полученные им сегоднЯ утром, о военных операциЯх в ђиоаче, известиЯ эти были
еще  хуже  прежних. Ћтечество распадалось на куски на всем  пространстве  от
одного  океана  до другого, призрак  гражданской  войны утверждалсЯ  на  его
развалинах, и ничто так не мучило генерала, как перспектива оставить армию в
беде.  "Ќет такой жертвы, на которую мы бы не пошли, чтобы спасти ђиоачу", -
сказал он. „октор  Ља-стельбондо был  озабочен словами  генерала больше, чем
его  неизлечимыми  болезнЯми,  и был  единственным человеком,  который  умел
сказать ему правду, не причинив боли.
     - ‚есь мир разваливаетсЯ на глазах, а  вы  говорите только о  ђиоаче, -
сказал он генералу. - ‚ ђиоаче никогда и не мечтали о такой чести.
     Ћтвет последовал незамедлительно:
     - Ћт ђиоачи зависит судьба всего нашего мира.
     Ћн действительно в  это верил  и не мог скрыть тревоги, потому что хоть
его  войска и  приготовились к взЯтию Њаракайбо, однако никогда не были  так
далеки от победы, как теперь, € по мере того,  как приближалсЯ декабрь с его
топазовыми вечерами, генерал все более  опасалсЯ, что они не только потерЯют
ђиоачу  и,  возможно, весь округ,  но что ‚енесуэла предпримет  вторжение  в
Ќовую ѓранаду, чтобы сровнЯть с землей останки его мечтаний.
     Џогода начала менЯтьсЯ, и вместо гнетущего бесконечного дождЯ открылось
прозрачное  небо,  усеЯнное  звездами.   ѓенерал  лежал  в   гамаке,  чуждый
волшебству природы, глубоко ушедший в себЯ, иногда он играл в  карты, нимало
не интересуЯсь исходом игры. Ћднажды морской бриз, наполненный ароматом роз,
выхватил карты  у него из рук и сдвинул оконные задвижки. ‘еньора Њолинарес,
понЯвшаЯ, что это раннее предвестие зимы, воскликнула: ((„екабрь!" ‚ильсон и
•осе ‹аурен-сио ‘ильва поспешили, пока в дом не ворвались сквознЯки, закрыть
окна. Ќо генерал, с головой уйдЯ в себЯ, даже не пошевелилсЯ.
     - “же декабрь, а  мы все топчемсЯ  на месте,  -  сказал  он.  - Ќедаром
говоритсЯ: лучше, если в армии никчемные сержанты, чем никчемные генералы.
     Ћн продолжал играть,  но потом  неожиданно отложил карты  в  сторону  и
сказал  •осе  ‹ауренсио  ‘ильве,  чтобы  тот готовилсЯ  в дорогу.  Џолковник
‚ильсон, который накануне вторично сгрузил свой багаж с кораблЯ, растерЯлсЯ.
     - Љорабль уже ушел, - сказал он.
     ѓенералу это было известно.  "ќтот  нам был  ни  к чему, - сказал он. -
Ќадо  плыть  на ђиоачу, посмотрим,  собираютсЯ ли  наши хваленые  генералы в
конце  концов  выиграть". Џрежде  чем  выйти  из-за  стола, он решил  как-то
оправдатьсЯ перед хозЯевами дома.
     - ђечь идет даже не о войне, - сказал он им. - ќто вопрос чести.
     ’ак  и получилось, что  в восемь утра первого  декабрЯ он погрузилсЯ на
бригантину "Њануэль",  которую  сеньор  •оакин де  Њьер  предоставил  в  его
распорЯжение длЯ осуществлениЯ задуманных планов: вылечить желчный пузырь  с
помощью   качки,   ослабить    влиЯние   свЯтого   Џетра   Ђлександрийского,
испытывающего его  многими болезнЯми и горестЯми  без счета,  и следовать до
ђиоачи,  чтобы  попытатьсЯ  еще  раз  объединить  Ђмерику.  ѓенерал  Њариано
ЊонтильЯ,  прибывший на  борт  бригантины с  генералом •осе  ЊариЯ Љарреньо,
добилсЯ  того,  чтобы  судно  сопровождал  фрегат  "ѓрампус" из  ‘оединенных
татов, у которого  кроме хорошего артиллерийского  оснащениЯ был  и хороший
врач: его звали доктор Ќайт. Ћднако когда ЊонтильЯ увидел, в каком плачевном
состоЯнии генерал  находитсЯ, то решил не только выслушать суждениЯ  доктора
Ќайта, но также и посоветоватьсЯ с личным врачом генерала.
     -  џ вовсе  не уверен, вынесет ли он это путешествие,  -  сказал доктор
Љастельбондо, - но пусть едет: все что угодно лучше, чем жить так.
     ’еплаЯ,  зловоннаЯ вода  в морских  каналах  ‘ьенага-ѓранде была  почти
неподвижна,  и они вышли в открытое море благодарЯ первым северным пассатам,
которые  в  том  году,  необыкновенно   мЯгкие,  начались  раньше  обычного.
Ѓригантина  была в  отличном состоЯнии,  чистаЯ  и  удобнаЯ,  со специальной
каютой длЯ генерала, и, раздув паруса, она весело понеслась по морю.
     ѓенерал  взошел на  корабль  в хорошем настроении и захотел остатьсЯ на
палубе,  чтобы  видеть  заливные  луга  Њагдалены,  -  но  река  была  такой
загрЯзненной, что ее воды окрашивали море на несколько лиг в пепельный цвет.
Ћдет  он был  в  старые вельветовые брюки,  шлЯпу, какую носЯт в Ђндах, и  в
китель офицера английского флота, который подарил ему капитан фрегата, и  на
солнце,  овеваемый  морским ветром,  не  выглЯдел больным. Њатросам  фрегата
удалось  выловить  гигантскую акулу,  в брюхе которой,  среди  предметов  из
скобЯной лавки,  нашли несколько шпор от мужских сапог. Ћн все воспринимал с
радостью  туриста,  он победил усталость и даже воспрЯл духом.  ‘делав  •осе
Џаласиосу знак, чтобы тот подошел, генерал шепнул:
     - ‘ейчас папаша Њолинарес,  должно быть, сжигает подушку и закапывает в
землю ложки.
     Љ полудню прошли мимо  ‘ьенага-ѓранде, обширного пространства, залитого
мутной водой,  где  великое  множество птиц дрались  из-за косЯка золотистой
морской рыбки. Ќа раскаленной селитрЯной равнине, между болотом и морем, где
свет  прозрачен,  а  воздух  чист,  виднелись  рыбацкие  поселки  с  сетЯми,
развешенными в патио длЯ просушки, а подальше показалсЯ таинственный городок
‹а-‘ьенага,  дневные  привидениЯ   которого  заставили  учеников  ѓумбольдта
усомнитьсЯ в  своих  научных  познаниЯх.  ‘  другой  стороны  ‘ьенага-ѓранде
возвышалась корона вечных снегов ‘ьерра-Ќевады.
     ђезваЯ бригантина почти летела над водой  и была так легка и устойчива,
что морское путешествие не причинЯло генералу никаких физических неудобств и
потому  не  способствовало  излечению  желчного  пузырЯ.  Ћднако  когда  они
проходили  мимо  отрогов  сьерры,  выступающих  в  море,  ветер  усилилсЯ  и
поднЯлись  волны.  ѓенерал  наблюдал за переменами на  море  с надеждой; все
вокруг, вместе с  хищными птицами, которые летали у него над головой, начало
кружитьсЯ, рубашка промокла  от холодного пота, а глаза наполнились слезами.
Њон-тильЯ  и  ‚ильсон  поддерживали его, поскольку он был так легок, что его
могло  смыть с палубы волной. Љ вечеру, когда входили в  бухту  ‘анта-Њарты,
его  измученному  телу уже нечего  было исторгать, и  он  бессильно лежал на
капитанской  койке, полуживой, но  счастливый тем,  что его  мечта  сбылась.
ЊонтильЯ  был так  напуган  его  состоЯнием,  что, прежде  чем высадитьсЯ на
берег,  попросил доктора Ќайта еще раз осмотреть генерала, и  доктор сказал,
что лучше всего перенести его на твердую землю, усадив на сплетенные руки.
     †ители  ‘анта-Њарты  вообще  не  слишком-то интересовались  официальной
показухой, но были еще и другие причины, почему  на  пристани  оказалось так
мало  народу.  ‘анта-Њарта  ЯвлЯлась  одним  из  тех городов,  который почти
невозможно увлечь республиканской  идеей. „аже  когда после битвы при Ѓойака
была объЯвлена независимость, вице-король ‘амано, чтобы подождать подмоги из
€спании, сбежал именно туда.  ‘ам генерал пыталсЯ освободить город несколько
раз, но  удалось  это  только  Њонтилье,  уже  когда  республика утвердилась
окончательно.  Љ  раздражению  монархистов,  в  городе  царил дух  неприЯтиЯ
Љартахены как фаворитки центральной власти, и то, что генерал питал слабость
к  картахенцам,   было  еще  одной   причиной,  почему  его   не   встречали
торжественно. Ќо  еще более веской причиной было то, что  среди прочих своих
сторонников он казнил адмирала •осе Џруденсио Џадилью, который  не только не
принимал  участиЯ  ни  в каком заговоре, но  был еще,  как и Џиар,  мулатом.
ЌеприЯзнь  к  правительству  увеличилась после того,  как  к  власти  пришел
“рданета,   председатель   военного  совета,   вынесшего  смертный  приговор
адмиралу. ’ак что колокола собора, вопреки ожиданиЯм генерала, не звонили, и
никто  не сумел  толком  объЯснить  почему,  а пушки крепости дель Њорро  не
гремели салютом приветствиЯ, поскольку на рассвете выЯснилось, что  порох на
оружейном складе подмочен. Ђ еще раньше солдатам  пришлось изрЯдно попотеть,
чтобы  генерал не увидел надпись, сделанную углем  на боковой стене  собора:
"„а  здравствует  •осе Џруден-сио!"  Ћфициальное  сообщение  о его  прибытии
смогло  собрать в порту  всего  нескольких человек. ‚ глаза сразу  бросалось
отсутствие  епископа  ќстевеса,  первого  и  наиболее  значительного из лиц,
поставленных в известность о прибытии генерала.
     „он •оакин де Њьер до  конца своих долгих дней будет помнить это жалкое
существо, вынесенное на носилках с кораблЯ в жару сумерек, нечто, завернутое
в  шерстЯное одеЯло,  в двух шлЯпах,  надетых одна на другую и надвинутых на
самые брови,  существо, в котором едва теплилась жизнь. Ћднако больше  всего
запомнилось: горЯчечнаЯ рука генерала, затрудненное дыхание и невесть откуда
взЯвшаЯсЯ сила  духа,  когда он встал  с носилок, чтобы приветствовать  всех
собравшихсЯ, одного за  другим,  называЯ  по имени каждого  и перечислЯЯ его
званиЯ, - а ведь с каким трудом он  держалсЯ на ногах, поддерживаемый своими
адъютантами. Џотом самостоЯтельно сел в карету, рухнул на сиденье, бессильно
откинувшись  головой на спинку, однако жадно глЯдЯ на все,  что творилось за
окном, на всю ту жизнь, котораЯ шла там, сиюминутнаЯ и неповторимаЯ.
     Љортежу колЯсок нужно было просто-напросто пересечь улицу и подъехать к
зданию старой таможни, приготовленному длЯ него. ’олько  что пробило восемь,
была  среда,  но на  улице,  прилегающей  к  бухте,  дышалось  из-за  первых
декабрьских ветров по-субботнему легко. “лицы были широкие и грЯзные, и дома
каменной кладки с массивными балконами здесь сохранились лучше, чем  в любом
другом  месте  страны.  “  дверей домов,  на стульЯх,  сидели  целые  семьи,
некоторые ждали его проезда прЯмо посреди улицы. ’учи светлЯчков на деревьЯх
освещали прилегающую к морю улицу Ярче, чем фонари.
     ‡дание  старой таможни  было самой  древней  постройкой в  стране,  оно
стоЯло уже  двести девЯносто  девЯть  лет  и недавно  было отреставрировано.
ѓенералу  приготовили  спальню  на втором  этаже, с  видом  на бухту,  но он
предпочитал большую часть времени проводить  в главном  зале,  единственном,
где  были железные  крюки длЯ гамака. ’ам стоЯл и  грубо сработанный стол из
красного дерева, на котором шестнадцать  дней спустЯ в  душной комнате будет
покоитьсЯ   его   набальзамированное   тело,  одетое   в   голубой   мундир,
соответствующий его  чину, но без  восьми  пуговиц из чистого золота, кем-то
оторванных в неразберихе смерти.
     Љазалось, только он один не верил, что час  его смерти  так близок.  Ќо
доктор  Ђлександр  Џроспер  ђеверенд,  французский  врач, которого в  девЯть
вечера срочно  вызвал  ЊонтильЯ,  мог и не щупать у  генерала  пульс,  чтобы
понЯть: уже годы, как он умирает. ’онкаЯ шеЯ, контраст  между желтизной лица
и кожей  на  груди  наводили  на  мысль,  что  главнаЯ  причина  умираниЯ  -
пораженные легкие;  и осмотры последующих дней  это подтвердили.  ђасспросив
больного  наедине  -  наполовину  по-испански,  наполовину  по-французски, -
доктор  убедилсЯ: генерал потрЯсающе изобретателен в запутывании симптомов и
усмирении боли и, кроме того, может задерживать дыхание, чтобы  не кашлЯть и
не  харкать  во времЯ  осмотра.  „иагноз,  поставленный доктором при  первом
осмотре, был подтвержден в результате клинического обследованиЯ. Ќо в первом
из  тридцати  трех  медицинских  бюллетеней,  которые  были  опубликованы  в
последующие  за  осмотром  две недели,  уделЯлось  одинаковое  внимание  как
телесному истощению, так и тЯжелейшему моральному состоЯнию.
     „октору ђеверенду было тридцать четыре года,  он был  уверен в себе как
враче,  образован и  хорошо одет.  ‚  Ђмерику он приехал  шесть  лет  назад,
разочарованный  реставрацией Ѓурбонов на французском  троне, бегло говорил и
правильно писал на  испанском,  но  генерал  воспользовалсЯ  случаем,  чтобы
впервые  за  долгое  времЯ  показать  собеседнику,  как  хорошо  он  владеет
французским. „октор схватил это на лету.
     - “ вашего превосходительства парижский акцент, - сказал он.
     - Ђкцент улицы ‚ивьен, - ответил генерал, оживившись. - Љак вы узнали?
     - џ рад, что мне  удалось  по  одному  акценту узнать парижский уголок,
близкий сердцу иностранца,  - ответил врач. - •отЯ сам  Я родилсЯ и  вырос в
маленьком нормандском городке.
     - ‚ Ќормандии хороший сыр и неважное вино, - заметил генерал.
     - ‚озможно,  в этом и  заключаетсЯ секрет нашего крепкого  здоровьЯ,  -
сказал доктор.
     ‚рач завоевал его  доверие, когда, не причинив боли,  прослушал сердце,
бившеесЯ в  грудной клетке ребенка. € еще  больше, когда вместо того,  чтобы
выписать рецепт какого-нибудь нового лекарства, он дал генералу из своих рук
ложку сиропа  от кашлЯ, приготовленного  доктором  Љастельбондо, и  таблетку
снотворного, которую генерал  принЯл безропотно, потому что хотел спать. Ћни
поговорили еще о том о  сем, пока снотворное  не  начало действовать,  потом
доктор  на  цыпочках  вышел  из  комнаты.  ѓенерал  ЊонтильЯ  с  несколькими
офицерами проводил  его до  дома и не смог скрыть тревоги, когда тот сказал,
что лЯжет спать  одетым, ибо  его присутствие  может  понадобитьсЯ  в  любой
момент.
     ђеверенд и Ќайт так  и не пришли  к  единому мнению  по поводу  болезни
генерала, хотЯ беседовали за неделю несколько раз. ђеверенд был убежден, что
генерала   мучает   болезнь   легких,   котораЯ  ЯвлЯетсЯ  следствием  плохо
залеченного катара. Ќо доктор Ќайт полагал, учитываЯ цвет кожи и температуру
по вечерам, что  это  хроническаЯ малЯриЯ. Ћднако они оба были согласны, что
состоЯние больного  крайне тЯжелое. Ћни пригласили еще нескольких врачей длЯ
консилиума, но трое медиков из ‘анта-Њарты и двое других из провинции прийти
отказались  - без каких-либо  объЯснений. ’ак  что  доктора  ђеверенд и Ќайт
согласились  на компромисс:  микстуры  от  катара  и примочки  из хинина  от
малЯрии.
     ‘остоЯние больного еще более ухудшилось в конце недели; на свой страх и
риск  он, тайком от врачей, выпил стакан молока ослицы. …го мать пила молоко
теплым, с пчелиным  медом, и, когда  он ребенком начинал кашлЯть,  поила его
теплым молоком  ослицы.  Ћднако чудесный вкус молока,  соединенный  с милыми
сердцу  воспоминаниЯми, привел к  разлитию желчи и совершенно вывел организм
из строЯ, и состоЯние генерала стало таково, что доктор Ќайт поспешил уехать
на  џмайку,  чтобы  прислать  оттуда  какого-нибудь специалиста.  Ћн прислал
двоих, снабженных всевозможными препаратами, и сделал это с  невероЯтной длЯ
того времени быстротой, но было уже слишком поздно.
     Ћднако состоЯние духа генерала было иным, нежели состоЯние тела, он вел
себЯ  так,  будто  тЯжкие  недуги,  убивавшие  его, -  всего-навсего обычные
недомоганиЯ.  Ћн  проводил ночи  напролет без  сна, смотрел на маЯк крепости
дель Њорро и терпел боль, стараЯсь не выдавать себЯ стонами, неотрывно глЯдЯ
на сверкающую бухту, которую считал красивейшей в мире.
     - Ћна так красива, что больно глазам, - говорил он.
     „нем он пыталсЯ демонстративно  показать активность, свойственную ему в
былые  времена, звал  €бар-ру,  ‚ильсона,  ”ернандо,  кого-нибудь,  кто  был
поблизости, чтобы  дать указаниЯ по поводу писем, которые у него не  хватало
терпениЯ продиктовать. €  только •осе Џаласиос своим  чутким сердцем угадал:
эти  порывы - предвестники последних дней  жизни.  “ генерала были намерениЯ
занЯтьсЯ  будущим  своих  родственников  и даже  тех  из них,  кто не жил  в
‘анта-Њарте. Ћн забыл о  ссоре со своим прежним  секретарем,  генералом •осе
‘антаной, и добилсЯ длЯ него должности в управлении внешних  сношений, чтобы
тот  мог  наслаждатьсЯ  новой жизнью недавно женившегосЯ  человека. ѓенерала
•осе  ЊариЯ  Љарреньо, которого  он всегда  - вполне обоснованно - хвалил за
доброе  сердце,  он вывел на дорогу,  что с годами привела  того к должности
исполнЯющего  обЯзанности  президента  ‚енесуэлы.  Ћн  попросил  у “р-данеты
нужные бумаги длЯ Ђндреса €барры и •осе ‹а-уренсио ‘ильвы, чтобы они могли в
будущем  располагать  по  крайней мере  постоЯнным  пансионом.  ‘ильва  стал
генерал-аншефом и секретарем сухопутных и военно-морских сил страны и умер в
возрасте восьмидесЯти лет - в последние годы  он страдал катарактой, котораЯ
делала  его почти  слепым  и  которой  он всегда  так  боЯлсЯ,  и жил  он по
инвалидному  удостоверению, полученному  в  результате  сложных  медицинских
маневров и подтверждающему  его воинские достоинства в  виде  многочисленных
шрамов.
     ѓенерал попыталсЯ  также  убедить  Џедро Ѓрисеньо  Њендеса  вернутьсЯ в
Ќовую ѓранаду и возглавить военное  министерство,  однако  жизнь уже не дала
ему  времени  довести дело до  конца.  ЏлемЯнника  ”ернандо он  сделал своим
душеприказчиком,  чтобы  облегчить ему продвижение на  общественном поприще.
ѓенералу  „иего €барре  -  который был его  первым  адъютантом  и  одним  из
немногих, кого  он  называл  на "ты" и кто называл  на  "ты"  его  самого, и
наедине и на людЯх, - он посоветовал уехать куда-нибудь, где он был бы более
полезен, чем в  ‚енесуэле. „аже генералу •усто Ѓрисеньо, который в последние
дни раздражал его, он, уже на  смертном одре, оказал последнее в своей жизни
покровительство.
     ‚озможно,  его офицеры и не подозревали, как тесно эти  заботы генерала
об их будущем соединЯт их судьбы. €бо все они  до конца дней будут вместе, и
в  горе и в радости, даже когда пЯть лет спустЯ, по иронии  судьбы, вторично
окажутсЯ в  ‚енесуэле,  сражаЯсь  на  стороне  командующего Џедро  Љарухо  в
рискованном  военном  походе за  утверждение  идеи Ѓоливара  об  объединении
континента.
     ќто  были  уже  не   политические  маневры,  а  только  распорЯжениЯ  о
наследстве в пользу своих сирот, и ‚ильсон понЯл это, когда генерал диктовал
ему письмо к “р-данете: "Ѓорьба за ђиоачу проиграна". ‚ тот же вечер генерал
получил  короткую  записку  от  епископа ќстеве-са  совершенно  неожиданного
содержаниЯ  - тот  просил  генерала использовать все  свое влиЯние в верхах,
чтобы ‘анта-Њарта и ђиоача  стали  официально  признанными департаментами, и
таким образом  были бы устранены  их давние разногласиЯ  с Љартахеной. Љогда
•осе ‹ауренсио ‘ильва  закончил  читать  письмо  епископа,  генерал не  смог
сдержатьсЯ. "‹юбаЯ  идеЯ,  котораЯ приходит в головы колумбийцам, направлена
только на разделение",  -  сказал  он в отчаЯнии.  Џозже, когда он вместе  с
”ернандо разбирал давно пришедшую корреспонденцию, горечь его проЯвилась еще
сильнее.
     - Ќет, и не говори мне ничего, - сказал он ”ернандо. - Ћни хотЯт, чтобы
Я держал земной шар на плечах, лишь бы они могли делать, что им хочетсЯ.
     ЌеотвЯзное  желание  переменить  климат  доводило  его  чуть  ли не  до
безумиЯ. …сли было влажно, он хотел, чтобы было посуше; если холодно - чтобы
потеплело; если ветер был с гор, хотел, чтобы  он  дул с морЯ. Ћн пребывал в
постоЯнном беспокойстве -  то  открывал окна, чтобы было больше  воздуха, то
снова  закрывал,  то велел,  чтобы  кресло поставили  спинкой  к  свету,  то
наоборот, и,  казалось, немного успокаивалсЯ, только раскачиваЯсь в гамаке -
раскачиваЯсь из последних сил, которые у него еще оставались.
     „ни в  ‘анта-Њарте  стали  такими тЯжелыми,  что,  когда  генерал обрел
некоторое  спокойствие и захотел перебратьсЯ в загородный дом сеньора Њьера,
доктор ђеверенд первым настоЯл на отсрочке, он  понимал: уехать сейчас - это
уйти  туда,  откуда  нет возврата. Ќакануне  отъезда генерал  написал своему
другу: "џ умру через два месЯца или чуть  позже". ќти слова были откровением
длЯ всех, ибо чрезвычайно редко за всю его жизнь и особенно в последние годы
кто-нибудь слышал, как он вспоминал о смерти.
     ‹а-”лорида-де-‘ан-Џедро-Ђлехандрино,    расположеннаЯ    на     отрогах
‘ьерра-Ќевады,  в  одной  лиге  от  ‘ан-та-Њарты,  состоЯла   из  домов  длЯ
работников плантации сахарного тростника и фабрики длЯ производства печеньЯ.
‚ колЯске сеньора Њьера генерал проделал путь, который его бездыханное тело,
завернутое  в старое крестьЯнское одеЯло, на повозке, запрЯженной  волами, в
той же самой пыли,  но в противоположном направлении должно будет  повторить
десЯть  дней спустЯ. ‡адолго до того, как генерал увидел дом сеньора  Њьера,
ветер донес  до  него  запах сладкой патоки, и он тотчас оказалсЯ  в западне
одиночества.
     - ќто запах ‘ан-Њатео, - вздохнул он.
     Ћ плантации и заводе в ‘ан-Њатео, в двадцати четырех лигах от Љаракаса,
он вспоминал всегда с мучительной тоской. ’ам он осталсЯ в возрасте трех лет
без  отца,  круглым сиротой  в  девЯть и вдовцом  в  двадцать. Ћн  женилсЯ в
€спании  на  красивой  девушке  из  семьи   креольских  аристократов,  своей
родственнице, и единственной его мечтой тех  лет было счастливо жить  с ней,
умножать свое состоЯние, владеЯ рабами и землей ‘ан-Њатео. Ћн никогда не был
до конца уверен, случилась ли  смерть его супруги через восемь месЯцев после
свадьбы  от злокачественной лихорадки или в результате несчастного случаЯ  в
доме. €менно эта смерть Явилась длЯ него подлинным рождением, ведь прежде он
был просто юным представителем одного из высокородных колониальных семейств,
предающимсЯ  светским  удовольствиЯм, без малейшего интереса к  политике, но
после  смерти  жены  в  одночасье  он  превратилсЯ  в  мужчину и  осталсЯ им
навсегда. Ћн  никогда больше не говорил о своей умершей супруге,  никогда не
вспоминал о ней и никогда не пыталсЯ заменить ее другой. Ќа  протЯжении всей
жизни почти каждую ночь ему снилсЯ дом в ‘ан-Њатео, а иногда он видел во сне
отца  и мать и каждого  из своих  братьев,  но жену  не видел никогда  -  он
похоронил  ее на дне забвениЯ вместе с  другими горькими воспоминаниЯми, ибо
это было  пусть жестокое, но  средство,  чтобы  продолжать жить без  нее. ’о
немногое, что смогло  теперь на мгновение оживить его  памЯть о ‘ан-Њатео, -
это запах патоки  в ‘ан-Џедро-Ђлехандрино, здешние рабы, даже не удостоившие
его взглЯдом состраданиЯ,  огромные деревьЯ вокруг  дома, выкрашенного к его
приезду  в  белый цвет;  ‘ан-Џедро-Ђлехандрино -  еще  один сахарный завод и
плантациЯ, куда судьба привела его и где ему предстоЯло умереть.
     - …е звали ЊариЯ ’ереса ђодригес дель ’оро-и-Ђлайса, - вдруг сказал он.
     ‘еньор де Њьер не понЯл.
     - Љого? - спросил он.
     - ’у, котораЯ была моей женой, - сказал он и тут же добавил:
     - Ќо забудьте об этом, пожалуйста: это несчастье времен моего детства.
     Ѓольше он ничего не сказал.
     ‘пальнЯ, которую ему  отвели, вызвала у него поток других воспоминаний,
он с пристальным  вниманием осматривал каждый предмет - все  здесь  казалось
ему странно знакомым. Љроме кровати с пологом в спальне стоЯл комод красного
дерева, ночной столик, тоже красного дерева, с крышкой из мрамора, и большое
кресло, обитое красным бархатом Ќа стене рЯдом с окном висели восьмиугольные
часы с римскими цифрами - они показывали час семь минут.
     - Њы здесь уже были, - сказал он.
     Џозже,  когда •осе  Џаласиос завел  часы  и  поставил правильное времЯ,
генерал лег в  гамак,  ему  хотелось  уснуть хоть  на минуту ‚ окно он видел
только ‘ьерра-Ќеваду,  голубоватого цвета, Ясных очертаний - будто  картина,
повешеннаЯ на стену, - и вспоминал другие комнаты, где было  прожито столько
других жизней.
     - џ никогда не чувствовал себЯ так близко от дома, как сейчас, - сказал
он
     ‚  первую ночь в  ‘ан-Џедро-Ђлехандрино  он спал  хорошо и на следующий
день  выглЯдел  выздоровевшим   настолько,   что  осмотрел  сахарный  завод,
полюбовалсЯ волами прекрасной  породы, попробовал меду и  удивил всех своими
познаниЯми в производстве  сахара.  ѓенерал ЊонтильЯ,  пораженный переменой,
попросил  ђеве-ренда  сказать  ему  всю правду,  и  тот объЯснил, что  перед
смертью часто наступает улучшение. …го смерть - это вопрос дней, может быть,
часов.  ЏотрЯсенный этими словами, ЊонтильЯ  так  сильно  ударил кулаком  по
стене, что  в кровь  разбил  руку. Ќикто и  никогда  не  видел  его  в таком
отчаЯнии.  Ћн не раз обманывал генерала, всегда из добрых  побуждений  и  по
незначительным политическим вопросам ‘ этого днЯ он лгал генералу  из любви,
и всем, кто с ним общалсЯ, велел тоже лгать.
     Ќа этой же неделе в ‘анта-Њарту прибыли восемь офицеров высокого ранга,
высланных из ‚енесуэлы за антиправительственную деЯтельность. ‘реди них были
и  те,  кто  возглавлЯл  освободительную  борьбу: Ќиколас  ‘ильва,  ’ринидад
Џортокарреро и  •улиан  €нфанте. ЊонтильЯ просил  их, чтобы они не только не
сообщали умирающему  генералу дурных вестей,  но  приукрасили бы то хорошее,
что есть, дабы  пролить бальзам на  его самые  мучительные раны.  Ћфицеры не
просто приукрасили - они представили ему отчет настолько далекий от реальной
ситуации в стране, что в глазах генерала загорелсЯ огонь  прежних времен. Ћн
снова заговорил  о ђиоаче,  о которой не вспоминал  уже целую  неделю,  и  о
походе в ‚енесуэлу - как о деле решенном.
     -  ‡а все  последнее  времЯ у нас не было такой  прекрасной возможности
вернутьсЯ на  избранный  путь,  -  сказал  он.  €  добавил  с  непоколебимой
убежденностью.  - ‚  тот день, когда Я ступлю на землю  долины  Ђрагуа, весь
народ ‚енесуэлы станет под мои знамена.
     ‚  один  из вечеров  он  стал разрабатывать новый  стратегический  план
вместе с приехавшими офицерами, которые всЯчески поддерживали его энтузиазм,
достойный состраданиЯ.  Џри этом  всю  ночь напролет им пришлось выслушивать
его пророчества о том, как  они восстановЯт порЯдок - с самого начала  и  на
этот  раз уже навсегда  -  на необозримых  просторах  империи  его  иллюзий.
ЊонтильЯ   был  единственным,  кто  осмелилсЯ  противопоставить   себЯ  этим
слушателЯм, оглушенным разглагольствованиЯми безумца.
     - Ћпасайтесь  его  слов,  - сказал ЊонтильЯ. - ‚ Љасакойме  он прорицал
столь же убежденно.
     ќто  было  4  июлЯ  1817  года  - генералу вместе  с небольшой  группой
офицеров,  среди  которых  был  Ѓри-сеньо Њендес, пришлось  провести ночь  в
лагуне  Љаса-койма,  спасаЯсь от  испанских  войск,  которые  вот-вот  могли
захватить их в чистом поле. Џолуголый,  измученный лихорадкой, он вдруг стал
выкрикивать,  одно за другим, все  то,  что  они должны сделать  в  будущем:
немедленный  захват  Ђнгостуры,  переход  через Ђнды длЯ  освобождениЯ Ќовой
ѓранады, а затем и ‚енесуэлы, основание Љолумбии и, наконец, захват огромных
территорий на юге до самого Џеру. "Њы поднимемсЯ на —имборасо и установим на
снежной  вершине трехцветное  знамЯ великой  Ђмерики,  единой и свободной во
веки веков!"  -  воскликнул он под  конец. ’е,  кто слышал  его,  тогда тоже
подумали: он - безумец; однако все, что он предрек, сбылось - слово в слово,
шаг за шагом, менее чем за пЯть лет.
     Љ    несчастью,   то,   что   происходило   с    генералом   теперь   в
‘ан-Џедро-Ђлехандрино,  было только видимостью улучшениЯ -  это было началом
конца. Ѓоли,  которые  перестали мучить его в первую неделю, возобновились и
делались все сильнее. ‚ последнее времЯ генерал так исхудал, что приходилось
несколько  раз подворачивать рукава рубашки,  а  вельветовые  брюки пришлось
укоротить на дюйм. Ћн мог спать не более трех часов в начале ночи, остальное
же  времЯ  задыхалсЯ от кашлЯ или металсЯ  в  бреду, или  его часами  мучила
икота, котораЯ  началась еще в ‘анта-Њарте и котораЯ теперь нападала на него
все чаще. Џо вечерам, когда остальные спали, он,  превозмогаЯ боль, глЯдел в
окно на заснеженные вершины сьерры.
     —етыре  раза пересекал он Ђтлантический океан  и,  освобождаЯ  Ђмерику,
преодолел верхом на лошади такую территорию, как никто после него; однако он
ни разу не  написал  завещаниЯ - а длЯ  того  времени писать завещаниЯ  было
делом самым  обычным.  "“ менЯ нечего  и  некому  оставлЯть", - говорил  он.
ѓенерал Џедро  Ђлькантара ќрран уговаривал его написать завещание в ‘анта-”е
- когда они готовились к путешествию, -  ссылаЯсь на то, что так принЯто, но
генерал  ответил - и скорее  всерьез,  чем в шутку, - что смерть не входит в
его  ближайшие планы. Ћднако в ‘ан-Џедро-Ђлехандрино он  сам выразил желание
продиктовать  изъЯвление своей воли и свое последнее  воззвание. Ќикто так и
не узнал, сделал он это осознанно или это было порывом опечаленной души.
     Џоскольку  ”ернандо  заболел, диктовать  генерал  начал  •осе ‹ауренсио
‘ильве - он несколько бессвЯзно говорил ему не  столько о своих стремлениЯх,
сколько о разочарованиЯх: Ђмерика неуправлЯема,  это страна, отдавшаЯ себЯ в
жертву  революции  на  море,  она  падет безвозвратно  и  окажетсЯ  в  руках
одержимой толпы, а потом пройдет через все виды тираний, неотличимых друг от
друга, тираний всех цветов и рас, - это и многое другое,  столь же  мрачное,
диктовал он в те дни ‹ауренсио ‘ильве или писал в письмах своим друзьЯм.
     Ћн диктовал по несколько  часов, будто на него снизошел дар провидениЯ,
не прерываЯсь, даже  если начиналсЯ  приступ кашлЯ. •осе ‹ауренсио ‘ильва не
успевал записывать  все, а Ђндрее  €барра не мог долго писать  левой  рукой.
Љогда  все  писари  и  адъютанты  уставали,  за  дело  принималсЯ  лейтенант
кавалерии Ќиколас ЊарьЯ-но де Џас - он переписывал надиктованное тщательно и
красивым почерком, до тех пор пока хватало бумаги. Ђ когда бумага кончилась,
ЊарьЯно де Џас продолжал писать на стене, заполнив ее почти всю. ѓенерал был
так  благодарен  ему,  что  подарил  два дуэльных  пистолета, принадлежавших
генералу ‹оренсо Љаркамо.
     Џоследней  его волей  было  следующее:  пусть его останки  перевезут  в
‚енесуэлу,  две  книги  из библиотеки  Ќаполеона  передадут  университету  в
Љаракасе, восемь тысЯч песо отдадут •осе Џаласиосу в знак признательности за
верную службу,  а бумаги,  оставленные  им в Љартахене  на попечение сеньора
Џаважо,  сожгут, пусть вернут  Ѓоливии медаль, которой наградил его конгресс
Ѓоливии, а вдове маршала ‘укре вернут золотую шпагу, украшенную драгоценными
камнЯми,  которую  маршал  ему  подарил, и  пусть  остальное его  имущество,
включаЯ шахты в Ђроа,  будет распределено между двумЯ его  братьЯми и детьми
умершего брата. Ѓольше у него ничего не было, ибо из этого самого  имущества
надо было оплатить несколько  висевших  на  нем  долгов, больших и малых,  и
среди них двадцать тысЯч дуро  профессору  ‹анкастеру - долг, превратившийсЯ
длЯ него в неотвЯзный кошмар.
     ‘реди обЯзательных  дел он не забыл о совсем особенном  - поблагодарить
сэра ђоберта ‚ильсона за хорошее воспитание сына и его верность. ќто не было
странным, странным было то,  что он не сделал этого по отношению к  генералу
Ћ'‹ири;  тот  не  успел к одру умирающего только потому, что ему не  удалось
вовремЯ  приехать  из  Љартахены,  где он  находилсЯ, по  приказу  самого же
генерала, при президенте “рданете.
     ‚ильсон и Ћ'‹ири - эти два имени навсегда остались свЯзанными  с именем
генерала.  ‚ильсон позднее  стал торговым  представителем  ‚еликобритании  в
‹име,  а потом в Љаракасе, и всегда  был  одной из  самых заметных фигур при
разрешении политических и военных вопросов этих двух стран.
     Ћ'‹ири  длительное  времЯ  в качестве  консула  находилсЯ в  Љингстоне,
позднее  в ‘анта-”е, где и умер  в возрасте пЯтидесЯти одного года,  оставив
тридцать четыре тома  описаниЯ своей жизни рЯдом с генералом Ђмерик. ‘ебе он
отвел самое скромное место, однако деЯтельность  его была плодотворна, что и
уместилось в одной фразе: "“мер  Ћсвободитель, проиграно его великое дело, Я
возвращаюсь на  џмайку, где  буду приводить  в  порЯдок свои бумаги и писать
воспоминаниЯ".
     ЌачинаЯ с того днЯ, когда генерал составил завещание, врач  принЯлсЯ за
лечение всеми  известными ему средствами:  горчичники к  ступнЯм, растирание
позвоночника, болеутолЯющие пластыри по всему телу. Ќепроходимость кишечника
преодолевали  с помощью клизм, они оказывали немедленный, но  разрушительный
эффект.   ЋпасаЯсь  кровоизлиЯниЯ  в  мозг,   пытаЯсь  избежать   обострениЯ
хронического катара, генерала лечили вытЯжным пластырем. ‚  пластырь втирали
шпанскую  мушку,  едкое  насекомое,  которое   вызывает  волдыри,  способные
всасывать  лекарства.  „октор  ђеверенд  положил  умирающему  генералу  пЯть
пластырей на затылок и по  одному  на икры. Џолтора века спустЯ многие врачи
пришли  к  мнению, что  именно эти высыхающие пластыри  были причиной скорой
смерти,   поскольку  они   привели   к   расстройству   мочевого   пузырЯ  и
непроизвольным мочеиспусканиЯм, сначала просто болезненным, а в конце концов
кровавым,  особенно  после  того,  как  пластырь прилепили  к низу живота  и
держали, пока он не высох, как написал доктор ђеверенд в акте о вскрытии.
     ЋбонЯние генерала обострилось, врач  и аптекарь Ђугусто  ’омасин должны
были держать свои пахучие лекарства  подальше от него.  ѓенерал велел больше
обычного  опрыскивать  комнату одеколоном и продолжал  принимать бесполезные
ванны, брилсЯ он собственноручно и чистил зубы с Яростным ожесточением - это
было выше его сил, но он  делал  это, чтобы защититьсЯ  от смрадного дыханиЯ
смерти.
     ‚о вторую неделю декабрЯ через ‘анта-Њарту проезжал полковник ‹уис Џеру
де  ‹акруа, молодой ветеран наполеоновской армии, -  до недавнего времени он
был адъютантом генерала, - и первое, что он сделал после визита к  генералу,
- написал  письмо Њануэле ‘аенс об истинном положении  вещей. Љак только она
получила письмо, то  сразу  же выехала в ‘анта-Њарту,  однако  в ѓуадуасе ей
объЯвили,  что она  уже опоздала предложить  ему  свою заботу.  ќто известие
вычеркнуло ее из  жизни. Ћна  жила  среди теней  прошлого, и единственной ее
заботой стали два кофра с бумагами генерала, которые она обнаружила  в одном
надежном месте в  ‘анта-”е, - до тех пор, пока генерал Ћ'‹ири не  забрал  их
несколько  лет спустЯ  согласно распорЯжениЯм  генерала.  ѓенерал  ‘антандер
одним из своих первых государственных  указов выслал ее  из страны.  Њануэла
покорилась судьбе с достоинством и с ожесточенным сердцем, сначала уехала на
џмайку,  а потом в  обиде  и  печали  закончила  свои дни  в Џайте,  грЯзном
портовом городке на побережье ’ихого океана,  где останавливались китобойные
суда  со  всего света. ’ам  она перемогала забвение  с  помощью  вЯзаниЯ  на
спицах,  курила табак,  который  покупала  у погонщиков  мулов, и,  пока  ей
позволЯл артрит, делала леденцы  в  виде фигурок зверьков, которые продавала
морЯкам. „октора ’орна,  ее  мужа, зарезали  ножом в одном из закоулков ‹имы
какие-то грабители, и по завещанию ей досталась сумма, равнаЯ той, какую она
принесла ему в  приданое,  но  эти деньги  так и не  были  ей  переданы. ’ри
человека нанесли  ей визиты, послужившие утешением в ее одиночестве: маэстро
‘имон ђодригес, с  которым она  поделила пепел славы; „жу-зеппе  ѓарибальди,
итальЯнский патриот, который возвращалсЯ на родину после войны с  диктатурой
ђосаса в  Ђргентине,  и  писатель ѓерман Њелвилл, который  плавал по  морЯм,
добываЯ материал длЯ "Њоби  „ика". “же  пожилаЯ, беспомощно лежащаЯ в гамаке
после  перелома  бедра,  она предсказывала судьбу по картам  и давала советы
влюбленным. “мерла она во времЯ эпидемии чумы в возрасте  пЯтидесЯти  девЯти
лет, и ее хижина вместе с бесценными бумагами генерала, среди которых были и
его любовные  письма к ней,  была  сожжена  санитарной полицией. Љак сказали
Џеру де  ‹акруа, единственными  реликвиЯми, которые остались из личных вещей
генерала, были  прЯдь его волос и перчатка. ’о, что увидел Џеру де ‹акруа во
”лориде-де-‘ан-Џедро-Ђлехандрино, можно было назвать хаосом ожиданиЯ смерти.
‚ доме -  полнаЯ неразбериха. Ћфицеры  спали там, где их застал сон, в любой
час суток, все были так взвинчены, что даже всегда сдержанный •осе ‹ауренсио
‘ильва  вынул  шпагу  из   ножен,  увидев  безмолвно   поЯвившегосЯ  доктора
ђеверенда.  ”ернанде  ’олстухе  приходилось  готовить  еду  в  любое,  самое
непредвиденное  времЯ суток - делала она это уже с  остервенением. Ќекоторые
играли в карты день  и ночь, не заботЯсь о том, что умирающий, который лежит
в соседней  комнате, слышит все их выкрики. ‚ один из вечеров, когда генерал
был в забытьи,  кто-то  на  террасе заорал во  всю глотку, что  ему  удалось
выручить  за двенадцать песо и  двадцать три сентаво полдюжины досок, двести
двадцать пЯть гвоздей, шестьсот  обойных  гвоздей,  пЯтьдесЯт рыбин  дорада,
десЯть  вар  мадаполама, девЯть вар  манильской ленты  и  десЯть  вар  ленты
черной.
     ќтот  голос  перекрыл все  другие  голоса  и  разнессЯ по всей асьенде.
„октор  ђеверенд  в  это  времЯ  в  спальне  перевЯзывал  генералу  Њонтилье
сломанную руку,  и  оба понЯли, что генерал, очнувшись  от  тЯжелой дремоты,
слышит эту тираду. ЊонтильЯ высунулсЯ в окно и громко крикнул:
     -  „а заткнись же, черт  тебЯ  побери! ѓенерал заговорил,  не  открываЯ
глаз.
     - Џусть кричит, - сказал  он. - ‚ конце концов,  нет ничего, о чем Я не
мог бы слышать.
     ’олько  •осе Џаласиос хорошо  знал, что генералу незачем было и слышать
все  это, чтобы  понЯть: речь  идет о  двухстах пЯтидесЯти  трех  песо, семи
реалах   и   трех    квартильо   общественных   пожертвований,    выделенных
муниципалитетом  на его  похороны,  помимо  тех, что  были  сделаны частными
лицами, а также  тех, что  были выделены  из фондов на  содержание  бойни  и
тюрьмы,  и  что это  -  список  материалов, необходимых  длЯ гроба.  ‘ этого
момента  •осе  Џаласиос,  по  приказу  Њонтильи,  взЯл  на себЯ  обЯзанность
следить, чтобы  никто,  в каком  бы чине он ни был, независимо от его званиЯ
или титула,  не вошел  в спальню генерала, себе же  определил такой режим  у
постели больного, что это мало отличалось от его собственной кончины.
     - …сли бы мне дали  такую власть  с  самого начала, генерал  жил бы сто
лет, - сказал •осе Џаласиос.
     ”ернанда ’олстуха попыталась однажды войти.
     -  “ж раз  нашему  бедолаге  так нравились  женщины,  - сказала она,  -
нельзЯ, чтобы он умер, а ни одной не  было  бы у его  изголовьЯ, пусть  хоть
такой старой, некрасивой и ни на что не годной, как Я.
     …й не разрешили. ’огда она села у окна, пытаЯсь молитвой  освЯтить бред
умирающего  безбожника. Џотом она, не  снимаЯ  траура,  осталась там жить за
счет благотворительных заведений и дожила до ста одного года.
     €менно  она велела усыпать цветами дорогу  и  прислать  певчих, когда в
ночь  на среду  свЯщенник соседней деревни  Њаматоко пришел соборовать  его.
Џеред  свЯщенником  в  два  рЯда шли босые  индианки  в  длинных  и  широких
балахонах  из  грубого  холста  и  венках  из  аст  ромелий,  они,  распеваЯ
заупокойные  молитвы  на  своем   Языке,  освещали   ему  дорогу   маслЯными
светильниками.  €ндианки прошли по тропинке, которую ”ернанда  усыпала перед
ними лепестками цветов, и это  было так волнующе, что никто не осмелилсЯ  их
задержать.  ѓенерал,  увидев,  что  они  входЯт  в  комнату, приподнЯлсЯ  на
постели, прикрыл глаза рукой, чтобы свет не слепил его, и выгнал их криком:
     - “несите свои плошки, это похоже на процессию духов.
     ‡аботЯсь,  чтобы тЯжелаЯ атмосфера дома не добила умирающего,  ”ернандо
привел из Њаматоко труппу бродЯчих  музыкантов, те целый  день без передышки
играли  под тамариндовым деревом в патио.  ѓенерал обрадовалсЯ музыке  - она
приглушала боль. Ћн попросил несколько раз повторить "Ђнютины  глазки", свой
любимый контрданс, который  был  тогда  очень популЯрен,  ибо он сам  в свое
времЯ распространЯл копии партитуры везде, где только ни был.
     ђабы  ушли  с фабрики и плантации и подолгу смотрели на генерала сквозь
увитое плющом окно. Ћн был завернут в белую простыню, с еще более исхудавшим
и  землистым  лицом, чем то,  какое увидели, когда он  умер, и отбивал такт,
покачиваЯ  головой,  покрытой вновь отросшими  и нечесаными волосами.  Џосле
каждой пьесы  он хлопал в ладоши  с  приличествующим  случаю почтением,  как
научилсЯ это делать в парижской опере.
     ‚  полдень, оживленный музыкой, он выпил чашку бульона  и съел кашу  из
саго и кусочек  вареного цыпленка. Џотом попросил зеркало, чтобы, не вставаЯ
с  гамака,  посмотреть  на себЯ,  и  сказал:  "‘  такими  глазами Я не  могу
умереть". Ќадежда,  почти потерЯннаЯ, которую доктор ђеверенд  не  разделЯл,
снова возродилась в  сердцах его людей.  Ќо  когда  казалось, что ему  стало
лучше,  больной,  заговорив, перепутал генерала  ‘арда с испанским  офицером
тридцати  восьми лет, которого ‘антан-дер  после битвы при Ѓойака расстрелЯл
на месте без суда  и следствиЯ. —уть позже неожиданно началось ухудшение, от
которого он  уже не оправилсЯ, и  он слабым голосом кричал, чтобы музыкантов
увели подальше  от дома, и их увели, чтобы они не отЯгчали его агонии. Љогда
он  успокоилсЯ, то приказал  ‚ильсону отредактировать  письмо генералу •усто
Ѓрисеньо,  в котором просил как о посмертной  милости, чтобы он длЯ спасениЯ
страны от ужаса анархии объединилсЯ с генералом “рданетой. …динственное, что
он продиктовал  дословно, было  самое начало: "џ пишу это письмо в последние
минуты моей жизни".
     ‚ечером он допоздна разговаривал с ”ернандо и впервые давал ему  советы
на  будущее.  “  генерала и  ”ернандо  и  раньше  была  идеЯ:  вместе писать
воспоминаниЯ; однако племЯнник  достаточно долго прожил бок о  бок  с ним, и
пусть теперь, после его смерти, напишет их сам,  один, чтобы его дети  имели
представление об этих годах славы и падений.
     "Ћ'‹ири что-нибудь  напишет, если  захочет, - сказал генерал.  - Ќо это
другое  дело".  ”ернандо  было  тогда  двадцать  шесть  лет; он проживет  до
восьмидесЯти  восьми,  не  написав  ничего,  кроме  нескольких  разрозненных
страниц, ибо  судьба  одарит  его  таким несказанным  счастьем,  как  потерЯ
памЯти.
     Џока генерал диктовал завещание, •осе Џаласиос  был в спальне. Ќи  он и
никто  другой не произнесли ни одного  слова  за времЯ этого  торжественного
свЯщеннодействиЯ.  Ќо  поздно  вечером,  во  времЯ успокаивающей ванны, •осе
Џаласиос стал умолЯть генерала, чтобы тот изменил свою предсмертную волю.
     - Њы всегда были бедны, и нам ничего не нужно, - сказал он.
     - Љак раз  наоборот,  - возразил генерал. - Њы всегда  были богаты, так
что ничего лишнего у нас не бывает.
     Ћба  эти утверждениЯ были справедливы.  •осе Џаласиос  начал служить  у
него, когда был совсем  молодым, -  так распорЯдилась мать генерала, котораЯ
была его хозЯйкой, и юридически он не был свободным человеком. ’ак он и жил,
не  вникаЯ  в юридическую суть  вопроса,  никогда  не получаЯ жалованьЯ,  не
определЯЯ  своего  положениЯ,  ибо  все  его  личные  интересы  были  частью
интересов генерала Ћн отождествлЯл себЯ с ним  вплоть до манеры  одеватьсЯ и
есть  и не позволЯл  себе  хоть немного выпить. ѓенерал  совсем не собиралсЯ
оставлЯть •осе Џаласиоса  на произвол судьбы - не имеющим никакого воинского
званиЯ,  ни свидетельства об  инвалидности, в том возрасте, когда уже поздно
начинать  новую  жизнь. ’ак  что другого  пути не было: решение оставить ему
восемь  тысЯч  песо  было  не  только  окончательным,  но  и  не  подлежащим
обсуждению.
     -  ќто будет  справедливо, -  закончил  генерал. •осе Џаласиос  ответил
тотчас:
     - Ѓудет справедливо, если мы умрем вместе. Џрактически так и оказалось,
ибо он распорЯжалсЯ своими деньгами так же плохо, как генерал своими.  Џосле
смерти   генерала   он   осталсЯ   в   Љартахене-де-€н-диас   на   попечении
благотворительных организаций, стал,  пытаЯсь заглушить  боль  воспоминаний,
пить и погубил себЯ  в удовольствиЯх.  Ћн умер  в возрасте семидесЯти  шести
лет, увЯзнув  в тине  мучительного бреда  и кошмаров,  в  притоне  длЯ нищих
ветеранов Ћсвободительной армии.
     Ќа рассвете 10 декабрЯ генерал проснулсЯ в таком  плохом состоЯнии, что
срочно послали за епископом - на случай, если  генерал захочет исповедатьсЯ.
…пископ поЯвилсЯ немедленно, он посчитал церемонию настолько важной, что был
одет  в   полное  епископское  облачение.   Џо  распорЯжению  генерала   все
происходило  при   закрытых   дверЯх,  без  свидетелей,   и  длилось   всего
четырнадцать  минут.  Ќикто никогда  не  узнал ни слова  из того, о чем  они
говорили. …пископ вышел быстро и был  расстроен; ни с  кем не  попрощавшись,
сел в колЯску; несмотрЯ  на многочисленные приглашениЯ,  не присутствовал на
похоронах и не поЯвилсЯ даже при погребении. Ђ  генерал был так плох, что не
смог самостоЯтельно поднЯтьсЯ с гамака, и врач, подхватив его под мышки, как
младенца, обложив подушками, усадил  на кровати,  чтобы он  не задохнулсЯ от
кашлЯ. Љогда  приступ прошел, генерал  велел всем выйти, чтобы  поговорить с
врачом наедине.
     -  џ  и  представить  себе  не  мог,  что  можно всерьез думать о такой
белиберде - о  свЯтых, - сказал он. -  џ не имею счастьЯ  верить в загробную
жизнь.
     -  Ќе  в этом  дело,  - ответил ђеверенд. - €споведь  приводит сознание
больного в  соответствие с  состоЯнием  души,  и  это  значительно облегчает
задачу врача.
     ѓенерал  не  оценил виртуозность  ответа,  но  вздрогнул  от  озарениЯ,
открывшегосЯ ему: весь его безумный  путь через  лишениЯ  и мечты  пришел  в
настоЯщий момент к своему концу. „альше - тьма.
     - —ерт возьми, - вздохнул он. - Љак же Я выйду из этого лабиринта?!
     Ћн обвел комнату Ясным взором умирающего и впервые осознал всю  правду:
последнЯЯ  взЯтаЯ  внаймы  кровать, жалкий ночной  столик, терпеливое мутное
зеркало, которое больше никогда не покажет его отражениЯ, оббитый фарфоровый
кувшин с водой длЯ  умываниЯ, полотенце и мыло, которым будут  мытьсЯ другие
люди, бесстрастные восьмиугольные часы, неудержимо спешащие  к неотвратимому
свиданию с последним вечером  его  жизни -  17  декабрЯ, семь минут  второго
’огда  он  скрестил  руки на груди  и  стал слушать  голоса рабов  сахарного
завода, звонко поющих молитву  ‘вЯтой „еве, увидел в окно  сверкающий  алмаз
‚енеры на небе, уходЯщем от него навсегда, вечные снега гор, стебли вьюнка-в
следующую субботу на них поЯвились желтые  колокольчики, но никто не  увидел
их из-за траура в  запертом  доме, -  последний свет жизни, который  никогда
уже, во веки веков, он не увидит снова.
Last-modified: Wed, 03 Dec 2003 20:44:18 GMT
Ћцените этот текст: