        ѓабриэль ѓарсиЯ Њаркес. ѓенерал в своем лабиринте

     Џеревела с испанского Ђлла Ѓорисова.
     OCR: €хтик (г. “фа)


        Ђнонс

     "ѓенерал в своем лабиринте" (1989) - один из лучших романов знаменитого
колумбийского  прозаика ѓабриэлЯ  ѓарсии  Њаркеса  (род. 1928), воссоздающий
последние дни жизни  ‘имона •осе Ђнтонио Ѓоливара (1783 - 1830), героЯ ‚ойны
за независимость  испанских колоний  в Ђмерике 1810 - 1825 гг., которого при
жизни называли Ћсвободителем и Ћтцом отечества.
     ‚  своем  романе, как  и  в написанной  ранее "Ћсени патриарха" (1974),
Њаркес последовательно  продолжает  развивать всегда волновавшую  его  тему:
проблема власти.

     <i>Ђльваро Њутису, который подарил мне идею этой книги</i>

     <i>"‘ловно бы злой дух направлЯет мою жизнь".</i>
     <i>(€з письма Ѓоливара ‘антандеру от 4 августа 1823 года)</i>

     •осе Џаласиос, самый старый из  его слуг, увидел, как он, обнаженный, с
широко открытыми глазами, лежит в целебных  водах ванны,  и подумал,  что он
утонул. •осе Џаласиос  знал, что это  был  один из  многочисленных  способов
предаватьсЯ медитации, однако  то состоЯние экстаза, в котором генерал лежал
на поверхности воды, напоминало состоЯние человека, уже не принадлежавшего к
этому миру. Ћн  не осмелилсЯ подойти  ближе, а только негромко  позвал  его,
выполнЯЯ приказ разбудить генерала около пЯти,  чтобы  отправитьсЯ в путь  с
первыми лучами  солнца.  ѓенерал  стрЯхнул  с себЯ  оцепенение  и  увидел  в
полумраке прозрачные  голубые глаза, взъерошенные вьющиесЯ  волосы беличьего
цвета и величавую стать своего бессменного мажордома, который держал в руках
чашку  макового настоЯ с древесной смолой.  ѓенерал  бессильно обхватил краЯ
ванны  и высунулсЯ из  лечебных вод, оттолкнувшись  вдруг, будто  дельфин, с
неожиданным длЯ его слабого тела напором.
     - Њы уезжаем, - сказал он. - € поспешим, ибо никто нас здесь не любит.
     •осе  Џаласиос  столько   раз   слышал   эти  слова  при  таких  разных
обстоЯтельствах, что  даже и не воспринЯл  их как приказ, хотЯ кони наготове
стоЯли  в конюшнЯх,  а  приближенные уже собирались  в дорогу. Ћн помог  ему
вытеретьсЯ  и набросил на  голое тело вигоневое пончо,  потому  что  чашка в
руках  генерала  дрожала - так  его  лихорадило.  Ќесколько  месЯцев  назад,
натЯгиваЯ замшевые брюки, которые он не надевал со  времен роскошных вечеров
в ‹име, генерал заметил, что не только похудел, но и стал  ниже ростом. „аже
его  нагота была  другой,  потому  что тело  стало  бледным,  а лицо  и руки
бронзовыми  от неласковых ветров. ‚ прошлом  году, в  июле,  ему исполнилось
сорок шесть, но  жесткие  волосы,  вьющиесЯ,  как  у всех жителей Љарибского
побережьЯ,  стали   пепельными,  кости  постоЯнно  ныли  от  преждевременной
старости, и  он выглЯдел  таким изможденным, что казалось, ему не  дожить до
следующего июлЯ.  Ћднако его решительные движениЯ принадлежали будто кому-то
другому, менее траченному жизнью, - он без устали кружил по комнате. Ќа ходу
в несколько глотков выпил  настой,  такой обжигающий, что  едва не  вздулись
волдыри на Языке, при этом старательно обходил темные пЯтна воды, капавшей с
чашки на потертую  циновку,  покрывавшую пол, и было  похоже,  будто он пьет
воскрешающий напиток. Ћн не произнес ни  слова, пока часы на башне соседнего
собора не пробили пЯть.
     - ‘уббота, восьмое маЯ тридцатого года, день,  когда англичане схватили
†анну д'Ђрк, - возвестил мажордом. - ‘ трех часов ночи идет дождь.
     -  ‘ трех часов ночи  шестнадцатого века, - сказал  генерал  глухим  от
бессонницы голосом. € задумчиво добавил:
     - џ не слышал петухов.
     - ‡десь нет петухов, - сказал •осе Џаласиос.
     - ‡десь ничего нет, - сказал генерал. - ќто землЯ неверных.
     Ћни  находились  в  ‘анта-”е-де-Ѓогота, на  высоте две тысЯчи  шестьсот
метров над уровнем далекого морЯ, и огромнаЯ  спальнЯ с иссушенными стенами,
подставленнаЯ   ледЯным  ветрам,  дующим   в  плохо   пригнанные  окна,   не
способствовала  укреплению  здоровьЯ  кого  бы  то  ни  было. •осе  Џаласиос
поставил  бритвенный  тазик  с  мыльной пеной  на  мраморную  доску  ночного
столика, рЯдом со  шкатулкой красного бархата с  принадлежностЯми длЯ бритьЯ
из позолоченного металла.  Џереставил подсвечник со свечой на  консоль около
зеркала, чтобы генералу  было достаточно светло,  и подвинул  жаровню, чтобы
согреть ему  ноги. ‡атем дал  ему  очки  с  квадратными  стеклами  в  тонкой
серебрЯной оправе, которые  всегда носил длЯ него в  кармане жилета. ѓенерал
надел их и побрилсЯ,  ловко орудуЯ как правой, так и левой рукой, потому что
с рождениЯ владел одинаково хорошо обеими руками, и это было удивительно длЯ
человека, который несколько  минут назад  с трудом держал чашку. Ћн закончил
бритье на ощупь, продолжаЯ  ходить по комнате, поскольку старалсЯ смотреть в
зеркало как можно меньше,  дабы не встретитьсЯ глазами с самим  собой. Џотом
выщипал волосы в носу и ушах, почистил великолепные зубы угольным  порошком,
орудуЯ  щеткой  из   шелкового  волокна  с  серебрЯной  ручкой,  подстриг  и
отполировал  ногти  на руках и ногах  и, наконец, снЯл пончо и вылил на себЯ
большой флакон  одеколона,  пошлепываЯ  ладонЯми по  всему  телу  до  полной
истомы.  ‚ те предрассветные  часы он  служил свою ежедневную  мессу чистоте
более истово и Яростно, чем всегда, пытаЯсь  очистить тело и дух от двадцати
лет бесполезных войн и горького опыта властвованиЯ.
     Џоследней, кто  нанес  ему  визит прошлой  ночью, была  Њануэла  ‘аенс,
опытнаЯ воительница из Љито, котораЯ хоть  и любила его, но на смерть за ним
не  пошла бы. Љак обычно, она Явилась проинформировать  генерала  о том, что
произошло за времЯ его отсутствиЯ,  ибо достаточно давно он не верил никому,
кроме нее. …й  он отдал на хранение  свои не слишком дорогостоЯщие реликвии,
вроде нескольких  ценных  книг  и двух чемоданов личных  архивов.  Ќакануне,
когда они коротко и сухо прощались, он сказал ей: "џ очень люблю тебЯ и буду
любить еще сильнее,  если сейчас ты  проЯвишь  еще больше  благоразумиЯ, чем
всегда".  Ћна выслушала это, как и все прочие слова, которые ей  приходилось
слышать на протЯжении восьми лет пламенной любви. €з всех, кто его знал, она
была единственной, кто  верил: на этот раз он действительно уходит. € она же
была  единственным человеком,  у кого, по крайней мере, была вескаЯ  причина
надеЯтьсЯ, что он вернетсЯ.
     Ћни  не  собирались еще раз увидетьсЯ перед  отъездом. Ќо доньЯ ЂмалиЯ,
хозЯйка дома, подарила им это скоротечное последнее свидание и велела  войти
Њануэле, одетой длЯ верховой езды, через калитку скотного двора, посмеиваЯсь
над  предрассудками добропорЯдочного местного общества.  Ќе потому, что  они
были тайными  любовниками -  они  ни от  кого  не таились,  чем  уже вызвали
общественное возмущение, - просто  доньЯ ЂмалиЯ изо  всех сил берегла доброе
имЯ  своего  дома.  Ћн  и сам  осторожничал  не меньше  и потому велел  •осе
Џаласиосу,  чтобы тот  не  закрывал дверь в соседнюю комнату,  через которую
обЯзательно должна была проходить прислуга и где гвардейцы охраны  играли  в
карты еще долгое времЯ после того, как кончилсЯ визит.
     Њануэла читала ему целых два часа. Ћна была молодой еще совсем недавно,
как вдруг ее тело начало опережать возраст. Ћна курила флотские самокрутки и
душилась  вербеновой  водой, которой  пользовались  военные,  носила мужское
платье и жила среди солдат, но ее  хрипловатый  голос еще вполне годилсЯ длЯ
любовных  сумерек.  Ћна  читала при  скудном  свете свечи,  сидЯ  в  кресле,
хранившем воинственный герб последнего вице-королЯ, а он слушал, вытЯнувшись
на кровати  лицом  кверху,  одетый  не  по-военному, ибо  был  дома, укрытый
вигоневым  пончо.  ’олько  по его дыханию можно  было определить, что  он не
спит.  Љнига называлась "‘лухи и  сплетни,  ходившие  в ‹име в изЯщном  1826
году", перуанца  Ќое ЉальсадильЯса,  и она читала ее с театральным  пафосом,
который так удачно соответствовал стилю автора.
     ‚есь  последующий  час  в  спЯщем доме  не слышалось  ничего, кроме  ее
голоса. Ќо  вдруг  после  ночной  проверки  постов  послышалсЯ громкий  смех
нескольких мужчин, который  переполошил  сторожевых собак.  Ћн открыл глаза,
скорее  заинтересованный, чем обеспокоенный, и она опустила книгу на колени,
заложив страницу пальцем.
     - ќто твои друзьЯ, - сказала она ему.
     - “  менЯ  нет друзей, - ответил он.  -  Ђ если какие  и  остались,  то
ненадолго.
     - Ќо они там, на  улице, охранЯют тебЯ, чтобы тебЯ не  убили, - сказала
она.
     €  генерал узнал о том, о  чем уже  знал весь город: на  него  и раньше
несколько раз  покушались,  и его  сторонники охранЯли дом,  чтобы  помешать
следующим попыткам. ЏереднЯЯ и коридоры вокруг внутреннего садика охранЯлись
гусарами  и  гренадерами-венесуэльцами, которые дойдут вместе с ним до порта
Љартахе-на-де-€ндиас,  где  он  должен  будет  погрузитьсЯ  на  какое-нибудь
парусное  судно,  направлЯющеесЯ  в …вропу. „вое из них  разложили  походную
постель прЯмо поперек  главного входа в спальню, а двое  продолжали играть в
карты  в соседней комнате,  даже  когда  Њануэла  перестала  читать,  однако
времена  были  такие, что ни в чем нельзЯ было  быть уверенным среди воюющих
людей непонЯтного  происхождениЯ и  с самыми  разными характерами. Ќимало не
встревоженный плохими  вестЯми, он  движением руки велел Њануэле  продолжать
чтение.
     Ћн всегда относилсЯ к смерти как к неизбежному профессиональному риску.
‚о  всех своих войнах он постоЯнно подвергалсЯ опасности,  но не  получил ни
царапины   и   действовал   под   перекрестным  огнем  с  таким   немыслимым
спокойствием,  что  даже  его   офицерам   пришлось  согласитьсЯ  с  простым
объЯснением:   что  он,  видимо,  неуЯзвим.  Ћн  осталсЯ  невредимым   после
многочисленных попыток убить его,  а несколько раз ему спасало жизнь то, что
он не ночевал  в своей  кровати. Ћн  ходил без охраны, ел  и  пил без всЯкой
осторожности, что  бы и  откуда  ему  ни было  предложено. € только  Њануэла
знала,  что  его  безразличие  -  не  бездумность или  фатализм,  а грустнаЯ
уверенность в том, что он  умрет в своей постели, нагой  и сирый, ни от кого
не слыша благодарности и утешениЯ.
     …динственным заметным изменением в ритуале бессонных ночей было то, что
вечером накануне выступлениЯ он не принЯл горЯчую ванну перед сном.
     •осе Џаласиос приготовил ее заблаговременно, с лечебными травами, чтобы
восстановить его силы и смЯгчить кашель, и поддерживал нужную температуру на
тот случай,  если генерал  вдруг  захочет  принЯть ванну. Ќо он не  захотел.
Џроглотил  две слабительные пилюли от своего  обычного запора и приготовилсЯ
подремать  под убаюкивающий  рассказ о галантных приключениЯх в ‹име. ‚друг,
без  всЯкой видимой  причины, у него случилсЯ приступ  кашлЯ,  от  которого,
казалось,  до основаниЯ сотрЯсалсЯ дом.  Ћфицеры, игравшие в карты в комнате
по соседству, прервали игру. Ћдин  из  них, ирландец Ѓелфорд •интон ‚ильсон,
просунул  голову в спальню,  будто  его кто-то  позвал, и  увидел  генерала,
лежащего  поперек кровати  вниз лицом,  - у него  выворачивало внутренности.
Њануэла держала его голову  над тазиком. •осе Џаласиос, единственный, у кого
было право входить в спальню без стука, ни на секунду не покинул свой пост у
изголовьЯ  кровати,  пока  не  прошел приступ.  Ќо  вот  генерал,  на глазах
которого выступили слезы, глубоко вздохнул и показал на ночной столик.
     -  ‚се из-за этих похоронных роз, -  сказал он.  ’ак  было всегда,  ибо
всегда находилсЯ неожиданный виновник его  несчастий. Њануэла, котораЯ знала
его лучше всех, сделала •осе Џаласиосу знак, чтобы он унес  вазу  с увЯдшими
туберозами, поставленными утром.  ѓенерал снова вытЯнулсЯ на постели, закрыв
глаза, и  она  возобновила  чтение  в  той  же  манере.  €  только когда  ей
показалось, что он уснул, она положила  книгу  на ночной  столик, поцеловала
его  в горЯчечный лоб и  прошептала •осе Џаласиосу, что с  шести  утра будет
ждать его, чтобы  увидетьсЯ в последний раз, в местечке под названием Љуатро
ќскинас, там, где начинаетсЯ королевскаЯ дорога на Ћнду. Џотом закуталась  в
простую деревенскую накидку  и на цыпочках  вышла из спальни. ’огда  генерал
открыл глаза и сказал слабым голосом •осе Џаласиосу:
     - ‘кажи  ‚ильсону,  чтобы  проводил  ее до дома.  Џриказ  был  выполнен
вопреки воле  Њануэлы, котораЯ считала, что  сама  способна постоЯть за себЯ
лучше,  чем это сделает отрЯд  улан. •осе Џаласиос  прошел с ней до скотного
двора,  освещаЯ  дорогу  через  внутренний  садик   с  каменным  фонтанчиком
посередине, вокруг которого  начинали распускатьсЯ первые утренние туберозы.
„ождь перестал, и деревьЯ больше не стонали от ветра, но на заледенелом небе
не  было  ни единой звезды.  Џолковник  Ѓелфорд  ‚ильсон  шел  по  коридору,
повторЯЯ пароль  часовым,  сидевшим  на циновках. ЏроходЯ мимо окна  главной
комнаты, •осе Џаласиос увидел хозЯина  дома, который угощал кофе  нескольких
своих  друзей, гражданских и военных,  собиравшихсЯ бодрствовать  до  начала
отъезда.
     Љогда  он  вернулсЯ в спальню, то услышал голос  генерала - тот бредил.
Ќесколько бессвЯзных фраз, смысл которых соединЯлсЯ в одну: "Ќикто ничего не
понимает". ѓенерал металсЯ в  горЯчечном жару и  испускал тЯжелые  зловонные
газы. ‘ам  он  не знал на  следующее утро, говорил  ли он во сне  или бредил
наЯву, он ничего не помнил. Ћн называл это: "Њои приступы безумиЯ".  Ћни уже
никого не  пугали, поскольку он  страдал  ими вот уже четыре года, и ни один
врач  не  брал  на  себЯ  смелость  найти  этому  хоть какое-нибудь  научное
объЯснение, а на следующий день генерал возрождалсЯ из пепла и был полностью
в здравом уме. •осе Џаласиос укрыл  его  одеЯлом, оставил зажженную свечу на
мраморном  столике  и  вышел  из  комнаты,  неплотно  прикрыв  дверь,  чтобы
сторожить его  сон из соседней комнаты. Ћн знал, что генерал может  прийти в
себЯ в любую минуту, когда наступит рассвет, и окунетсЯ в стылую воду ванны,
чтобы восстановить силы, растраченные на ужасы ночных кошмаров.
     € вот каков был  финал  одного из  трудных дней походной военной жизни.
ѓарнизон из  семисот  восьмидесЯти  девЯти гусаров  и гренадеров восстал под
предлогом  того,  что  им не выплачивали жалованье  уже три месЯца. €стиннаЯ
причина  была  в  другом:  большинство  из  них были венесуэльцы,  и  многие
участвовали в освободительных войнах четырех  народов, но в последние недели
они столько раз подверглись оскорблениЯм и провокациЯм на улицах города, что
у  них были  все основаниЯ боЯтьсЯ  за  свою судьбу после того, как  генерал
покинет страну. Љонфликт был  улажен с помощью оплаты соборований и  выплаты
тысЯчи песо золотом вместо семидесЯти тысЯч, которых требовали восставшие, и
в  сумерках эти последние потЯнулись на родную  землю, а вместе с ними толпа
женщин, увешанных пожитками,  с детьми и  домашней  скотиной. ѓрохот военных
барабанов и медных труб не мог заглушить крики толпы, котораЯ науськивала на
них собак и бросала гирлЯнды шутих, чтобы  сбить им шаг,  - так не поступали
даже  с вражеской  армией. Ћдиннадцать  лет назад, когда  закончилось долгое
трехвековое испанское  владычество,  свирепый  вице-король дон  •уан  ‘амано
удирал  по  этим самым улицам,  переодевшись странником, но  увозЯ  с  собой
баулы,  набитые  золотыми идолами и  необработанными изумрудами,  свЯщенными
туканами и витражами со сверкающими бабочками  из Њусо, и не  было ни одного
человека, который бы оплакивал его с балкона,  или кинул  бы ему цветок, или
пожелал бы ему спокойного морЯ и счастливого пути.
     ѓенерал тайно участвовал в улаживании  конфликта,  не  выходЯ  из дома,
который он арендовал и который принадлежал министру армии и флота, и в конце
концов  послал  с  мЯтежным войском генерала •осе  ‹ауренсио  ‘ильву, своего
преданного политического последователЯ и помощника, которому очень  доверЯл,
послал  как  залог  того, что до самой границы с ‚енесуэлой не будет никаких
беспорЯдков. Ћн  не  видел  с балкона,  как  уходило войско, но слышал звуки
рожков, барабанную  дробь и шум толпы, собравшейсЯ на  улице, -  выкрики  до
него  не  долетали. Ћн  настолько  не придавал  этому значениЯ, что даже  не
оторвалсЯ от просматриваниЯ, вместе с писцами, запоздавшей корреспонденции и
продиктовал письмо ‚еликому Њаршалу  дону Ђндресу де ‘анта Љрус,  президенту
Ѓоливии,  в  котором сообщал,  что удалЯетсЯ на покой  и  оставлЯет  власть,
однако не выразил твердой уверенности,  что  его  поход  распространитсЯ  за
пределы страны. "‚ жизни не  напишу  больше ни одного  письма", - сказал он,
закончив его. Џозднее, в лихорадочном поту  сиесты, ему  удалось уснуть  под
отдаленные крики  толпы, а  разбудили его шквальные разрывы петард,  которые
могли запускать как восставшие, так и местные пороховщики. Ќа его вопрос ему
ответили, что это  праздник. €менно так и не иначе: "ќто праздник, генерал".
Ќо никто, даже •осе Џаласиос, не осмелилсЯ объЯснить его причину.
     ’олько когда ночью пришла Њануэла, он  узнал от нее, что  то были  люди
его политических противников, из партии  демагогов, как  он говорил, которые
натравливали на  него  общины ремесленников при полном попустительстве всего
общества. Ѓыла пЯтница, базарный  день, когда легко было устроить беспорЯдок
на  центральной  площади. „ождь, еще  более сильный, чем обычно,  с громом и
молнией, к ночи  разогнал  бунтовщиков Ќо  злое дело  было сделано. ‘туденты
колледжа  ‘вЯтого  Ѓартоломе  штурмом  взЯли  служебные  помещениЯ  главного
управлениЯ  юстиции   с   тем,  чтобы  насильно  заставить   судей  устроить
общественный  суд над генералом,  и искололи штыками и бросили с балкона его
портрет  в  натуральную величину,  написанный маслом  одним ныне престарелым
знаменосцем  Ћсвободительной  армии.  ’олпы,  пьЯные  от  кукурузной  водки,
грабили лавки на  улице  ђеаль  и  винные  погребки на окраинах, которые  не
закрылись  вовремЯ,  и расстреливали на  главной  площади  чучело  генерала,
сделанное из наволочек, набитых  сеном, и не хватало только голубого мундира
с  золотыми пуговицами,  чтобы его  узнали все.  …го обвинЯли в  том, что он
скрытый зачинщик неповиновениЯ военных,  и в запоздалой попытке вернуть себе
власть,  которой  конгресс  лишил  его  единогласно  после   двенадцати  лет
бессменного   правлениЯ.   ‚  том,  что   он  хочет  длЯ  себЯ  пожизненного
президентства, чтобы оставить после себЯ европейского наместника. ‚ том, что
он Якобы  замышлЯет  поход  за пределы страны, хотЯ на самом деле собираетсЯ
дойти  до  границы с  ‚енесуэлой,  откуда  рассчитывает  повернуть  назад  и
захватить  власть, возглавив армию  восставших.  ‘тены  домов  были обклеены
листовками  -  так  называли  оскорбительные  пасквили  на  него,  -  а  его
сторонники  из наиболее заметных прЯтались по чужим  домам, пока не улеглись
страсти.  Џресса,  преданнаЯ  генералу ”рансиско  де Џаула  ‘антандеру,  его
главному врагу, распустила слух, что его  непонЯтнаЯ болезнь, о  которой так
много говорЯт,  и осточертевшие всем  угрозы, что он уйдет в  отставку, - не
что иное, как политические  игры - чтобы все  умолЯли его не уходить. ’ем же
вечером,  пока  Њануэла ‘аенс  рассказывала  ему  подробности  бурного  днЯ,
солдаты временно исполнЯющего  обЯзанности президента старательно стирали со
стены дворца архиепископа надпись, сделанную углем:  "Ќи живой, ни мертвый".
ѓенерал вздохнул.
     -  Џлохи, должно быть,  дела, -  сказал  он, -  а у  менЯ и  того хуже,
поскольку  все это происходило  в  куадре  отсюда, а менЯ убедили,  что  это
праздник.
     Џравда заключалась в том, что даже самые близкие люди не верили, что он
откажетсЯ от власти или от страны. ѓородок был слишком  мал, а  люди слишком
мелочны  и  болтливы,  чтобы  не знать  о  тех  двух Ямах,  в  которые может
провалитьсЯ  его  непонЯтное  путешествие: перваЯ  - у него нет денег, чтобы
добратьсЯ  куда бы то ни было с  таким многочисленным войском,  и  втораЯ  -
будучи  президентом республики, он не может  покинуть страну  без разрешениЯ
правительства  и  даже  не  должен  просить  правительство  об  этом  Џриказ
складывать багаж,  отданный  им так четко,  чтобы он  был  услышан  всеми  и
каждым,  не был  окончательным  доказательством его  намерений даже длЯ •осе
Џаласиоса,  потому  что  бывали  случаи, когда  дело  доходило до того,  что
вывозили мебель  и покидали  дом, чтобы устроить видимость отъезда, и каждый
раз это была очереднаЯ политическаЯ игра. ‚оенные помощники чувствовали, что
за последний  год  в стране особенно  Ясно проЯвились признаки разочарованиЯ
происходЯщим. Ћднако иной раз, причем  в самый неожиданный день,  случалось,
что он просыпалсЯ обновленный духом и бралсЯ за дела еще более неистово, чем
раньше.  •осе Џаласиос,  который всегда был  свидетелем этих непредсказуемых
перемен, объЯснЯл их  по-своему: "—то  думает  мой хозЯин,  знает только мой
хозЯин".
     …го бесконечные отставки послужили темой  длЯ  народных  песенок, самаЯ
стараЯ из них начиналась двусмысленной  фразой, которую  он произнес,  когда
принимал присЯгу президента: "Џервый мой спокойный день будет последним днем
моей власти".  ‚ последующие годы он  столько раз  подавал в отставку  и при
столь  различных обстоЯтельствах, что каждый раз неизвестно  было,  когда же
это  случитсЯ навернЯка. ‘амаЯ нашумевшаЯ  произошла двумЯ  годами раньше, в
ночь на 25  сентЯбрЯ, когда он осталсЯ  невредимым  после попытки  покушениЯ
прЯмо у себЯ в спальне, в „оме правительства. ЉомиссиЯ конгресса, посетившаЯ
его  утром,  после того как  он несколько часов провел  в одной рубашке  под
каким-то  мостом,   обнаружила   его  завернувшимсЯ   в  шерстЯное   одеЯло,
отогревающим ноги  в тазике с  горЯчей  водой  и  страдающим  не  столько от
лихорадки, сколько от  разочарованиЯ. …му  объЯвили,  что попытка  покушениЯ
расследоватьсЯ не будет, что никто не  будет осужден и что конгресс, который
предполагал собратьсЯ перед Ќовым годом, соберетсЯ немедленно, чтобы выбрать
другого президента республики.
     - € после этого, - заключил он, - Я покину Љолумбию навсегда.
     Ћднако   расследование   провели,   виновных  приговорили  к  тюремному
заключению в кандалах, а  четырнадцать человек были  расстрелЯны  на главной
площади  города.  Љонгресс,  намеченный  на  2  ЯнварЯ,  не   собиралсЯ  еще
шестнадцать  месЯцев, и  уже никто не  заговаривал об отставке. Ќо не было в
эти времена ни одного заезжего иностранца, ни одного случайного приЯтелЯ или
друга, которому бы он не говорил: "џ уйду туда, где менЯ любЯт".
     ђаспространившаЯсЯ  весть  о  том, что  он  неизлечимо  болен, тоже  не
служила таким уж  весомым подтверждением его отставки. ‚се  и так знали, что
он болен. Ћсобенно  после того, как он вернулсЯ с  войны на юге, каждый, кто
видел, как  он проходит  под аркой, увитой цветами,  с удивлением осознавал,
что  он вернулсЯ только длЯ того, чтобы  умереть. ‚место Ѓелого ѓолубЯ,  его
знаменитого  конЯ, он ехал  верхом  на плешивой кобыле, покрытой попоной  из
рогожи, поседевший, с лицом, изборожденным морщинами раздумий и заблуждений,
в грЯзном мундире с оторванным рукавом. ‚еличие славы покинуло его облик. ‚о
времЯ  печального   ужина,   который  состоЯлсЯ   тем  же  вечером  в   „оме
правительства, он сидел, погруженный в себЯ,  и никто не знал почему - из-за
превратностей политики или просто был рассеЯн, - однако, приветствуЯ  одного
из министров, он назвал его чужим именем.
     ’е приемы, которые он использовал в последние годы,  были недостаточны,
чтобы  люди  поверили,  будто  он  уйдет,  потому  что  вот  уже  шесть  лет
говорилось, что он умирает, а он все так  же держал бразды правлениЯ в своих
руках. Џервую  весть о его скорой кончине принес офицер британского морского
флота,  который случайно видел его в пустыне Џативил ка, к северу от ‹имы, в
разгар освободительной войны на юге. Ћн видел, как его выбросили на улицу из
убогой хижины, в  которой  он устроил  свою генеральскую  ставку, на нем был
плащ из  непромокаемой  шерстЯной ткани, голова  повЯзана  какой-то трЯпкой,
потому что он не выносил пронизывающего  холода полуденного зимнего ада, и у
него не  было сил даже распугать куриц, которые продолжали спокойно клевать,
бродЯ вокруг  него.  Џосле  тЯжелого  разговора,  перемежавшегосЯ  вспышками
безумиЯ, он простилсЯ с посетителем с подлинным драматизмом.
     -  €дите  и  расскажите всем,  что  вы  видели, как  Я умер, обделанный
курами, на этой враждебной земле, - сказал он.
     ѓоворили,  что  с  ним от  ртутного  солнца пустыни  случилась тифознаЯ
горЯчка. Џотом говорили, что он в агонии в ѓуаЯкиле, а позднее в Љито, что у
него  брюшной  тиф,  самым  тревожным  признаком  которого  ЯвлЯетсЯ  потерЯ
интереса  к  жизни  и полнаЯ успокоенность  духа.  Ќикто  не знал, на  каком
научном фундаменте  покоились эти новости, но он всегда отвергал медицинскую
науку, ставил сам себе диагноз и сам себЯ  лечил, основываЯсь на "Њедицине в
вашем духе" „оностьера,  французском справочнике домашних  лечебных средств,
который •осе  Џаласиос всюду возил  с  собой как непререкаемый авторитет длЯ
излечениЯ любых заболеваний тела и духа.
     ‚о всЯком случае, не было агонии более продолжительной, чем у него. ’ак
что,  пока все думали,  будто он умирает в  Џативилке,  он в  очередной  раз
пересек  горные   хребты   Ђнд,  одержал  победу  при   •унине  и   завершил
освободительную  борьбу всей испанской  Ђмерики  окончательной  победой  при
ЂЯкучо, основал республику Ѓоливию и  еще  успел побыть  таким счастливым  в
‹име, каким никогда не был ни до ни после, за  все времЯ упоениЯ славой. ’ак
что все многочисленные заЯвлениЯ, будто  он наконец отказываетсЯ от власти и
от  страны,  потому что  серьезно болен, и  разнообразные действиЯ,  которые
должны были это подтвердить, - все это  были не более чем показные репетиции
драмы, слишком очевидной, чтобы в нее поверили.
     —ерез   несколько  дней  после  своего  возвращениЯ,  когда  закончилсЯ
исполненный Язвительности  правительственный совет, он взЯл под руку маршала
Ђнто-нио •осе де ‘укре. "‚ы остаетесь  со мной", - сказал  он ему. Ћн провел
‘укре  в свой  личный кабинет,  где  принимал  немногих избранных,  и  почти
принудил его сесть в свое генеральское кресло.
     - ќто место уже больше ваше, чем мое, - сказал он ему.
     ‚еликий Њаршал,  победивший при ЂЯкучо, и его близкий друг хорошо  знал
подлинную ситуацию  в стране, однако  генерал тщательно проверил его, прежде
чем  прислушатьсЯ  к  его  предложениЯм.  —ерез  несколько  дней  должен был
состоЯтьсЯ  учредительный  конгресс  длЯ  выбора   президента  республики  и
принЯтиЯ новой конституции, как запоздалой попытки поспасению  голубой мечты
объединить  континент.  ђеспублика  Џеру,  находившаЯсЯ во власти обветшалой
аристократии, казалась безвозвратно потерЯнной. ѓенерал Ђндрее де ‘анта Љрус
вел Ѓоливию по собственному пути. ‚енесуэла,  под  руководством •осе Ђнтонио
Џаэса,  только  что  заЯвила о  своей автономии.  ѓенерал •уан •осе  ”лорес,
главный префект юга, соединил ѓуаЯкиль с Љито, чтобы  образовать независимую
республику  ќквадор.  ђеспублика  ЉолумбиЯ, первый зародыш  огромной  единой
родины, была  урезана  до  размеров  старинного  королевства  ЌоваЯ ѓранада.
естнадцать  миллионов  американцев,  едва вкусивших  свободы,  оказались  в
подчинении у местных правителей.
     -  ‚ результате, -  заключил  генерал, -  все,  что  мы сделали руками,
другие разрушают ударами сапога.
     - ќто насмешка судьбы, - сказал маршал ‘укре. - ЉажетсЯ, мы так глубоко
посеЯли   семена  независимости,  что  эти  народы  пытаютсЯ   сейчас  стать
независимыми друг от друга.
     ѓенерал живо отреагировал на это замечание.
     - Ќе  повторЯйте мерзостей, которые распускают враги,  - сказал  он,  -
даже если они так же верны, как эта Њаршал ‘укре извинилсЯ.  ќто  был умный,
аккуратный,  застенчивый и суеверный  человек  с  кротким  выражением  лица,
которое  не могли  изменить даже  застарелые оспины. ѓенерал, который  очень
любил  его,  говорил,  что  тот  пытаетсЯ  казатьсЯ  робким,  но таковым  не
ЯвлЯетсЯ. Ћн геройски  сражалсЯ при Џи-чинче, в ’умусле, на берегах ’арки и,
едва  достигнув  двадцати девЯти  лет,  командовал  блестЯщим  сражением при
ЂЯкучо, которое  уничтожило последний  испанский редут в ћжной  Ђмерике.  Ќо
даже  больше, чем  за военные  заслуги, после  победы его ценили  за  доброе
сердце и за качества государственного деЯтелЯ. Ќа тот момент он отказалсЯ от
всех своих чинов и  не носил никаких знаков военного отличиЯ, ходил в черном
суконном пальто до  самых щиколоток и  с поднЯтым воротником,  чтобы получше
защититьсЯ от пронизывающих ветров с окрестных гор. …го единственнаЯ уступка
интересам нации, и,  как он  настаивал, последнЯЯ, - участие в учредительном
конгрессе  в качестве депутата от  Љито.  …му было тридцать пЯть лет, у него
было  железное здоровье, и он  был безумно влюблен в донью Њариану Љарселен,
маркизу  де  ‘оланда, красивую  и резвую уроженку Љито,  почти подростка, на
которой женилсЯ  благодарЯ  своей власти два года назад  и от которой у него
была шестимесЯчнаЯ дочь.
     ѓенерал  не представлЯл  себе  никого  более  подходЯщего,  кто  бы мог
унаследовать  от него республику. Ћн знал, что тому не хватает пЯти  лет длЯ
достижениЯ  установленного возраста - конституционное ограничение, введенное
генералом ђафаэлем  “рданетой, чтобы закрыть  ему ход. Ћднако  генерал лично
прилагал усилиЯ, чтобы "поправить поправку".
     - ‘оглашайтесь, - сказал он ему, - и Я останусь генералиссимусом,  буду
кружить около правительства, как бык вокруг стада коров.
     Ћн выглЯдел очень сдавшим, но его решимость убеждала Ћднако с некоторых
пор  маршал  знал,  что  кресло,  в  котором  он  сидит,  никогда  не  будет
принадлежать  ему,  маршалу.  Ќезадолго  до  этого,  когда  генерал  впервые
заговорил с ним о  возможности стать  президентом, он сказал, что никогда не
возьмет  на  себЯ  управление  нацией,  так как  государственнаЯ  система  и
направление, по которому  она идет, становЯтсЯ чем дальше,  тем опасней.  Џо
его мнению,  первое, что  нужно сделать  длЯ  того, чтобы расчистить путь, -
отстранить от власти  военных  и внести предложение конгрессу, чтобы ни один
генерал  не  мог  стать  президентом  в ближайшие четыре  года, возможно,  с
намерением  не позволить “рданете  стать  президентом.  Ќо  самые  серьезные
противники этой поправки были и самыми сильными: как раз те самые генералы.
     -  џ  слишком устал, чтобы идти  без компаса,  - сказал ‘укре.  - Љроме
того, ваше превосходительство знает  так же хорошо, как и Я, что здесь нужен
не президент, а усмиритель бунтов.
     Џрисутствовать на конгрессе он,  конечно, будет и даже не откажетсЯ  от
чести председательствовать  на  нем, если ему это  будет предложено.  Ќо  не
более.  —етырнадцать лет войны научили его, что самаЯ главнаЯ  победа -  это
когда  остаешьсЯ  в живых. Џрезидентство  в Ѓоливии,  огромной новой стране,
основанной  и  управлЯемой мудрой рукой, научило  его тому, как  переменчива
власть.  Ћн   был  достаточно   умен   и  благороден,  чтобы  понимать   всю
беспомощность славы.
     "ЏолучаетсЯ, что  Я  отказываюсь, ваше превосходительство", -  заключил
он. 13  июнЯ,  в день свЯтого ЂнтониЯ,  он должен  был быть в Љито с женой и
дочерью,  чтобы отпраздновать с ними день не только этих именин,  но и  всех
тех, которые  будут у  него  и в  дальнейшем.  …го решимость жить длЯ  них и
только  длЯ  них,  наслаждаЯсь любовью, оставалась  неизменной с  последнего
ђождества.
     - ќто  все, что Я  прошу от жизни, -  сказал он.  ѓенерал был мертвенно
бледен.
     -  џ  думал, что менЯ  уже  ничто не  сможет  удивить,  -  сказал он. €
посмотрел ему в глаза:
     - ќто ваше последнее слово?
     -  Џредпоследнее,  -  сказал  ‘укре.  -  Џоследнее  -   моЯ   безмернаЯ
благодарность за оказанную мне вами милость, ваше превосходительство.
     ѓенерал, прощаЯсь с несбыточной мечтой, похлопал его по колену.
     - •орошо, -  сказал он. - ‚ы только  что принЯли  за менЯ окончательное
решение моей жизни.
     ’ем  же вечером он  составил текст своей  отставки, мучаЯсь от действиЯ
рвотного,  которое  прописал  ему  случайно  оказавшийсЯ  рЯдом врач,  чтобы
выпустить  желчь.  20   ЯнварЯ  состоЯлсЯ  конституционный  конгресс  с  его
прощальным выступлением, в котором он назначал следующим президентом маршала
‘укре   как  самого   достойного  из  генералов.   ‚ыбор   вызвал  овацию  у
конгрессменов,  но один из депутатов, сидевший рЯдом с “рданетой, сказал ему
на ухо: "Ћн хочет сказать, что этот генерал достойнее вас". ‘лова генерала и
реплика депутата вонзились в сердце генерала  ђафаэлЯ “рданеты двумЯ острыми
ножами.
     € это  было понЯтно.  •отЯ “рданета  не  имел ни  бесчисленных  военных
заслуг де  ‘укре, ни такого огромного обаЯниЯ, не было  причины называть его
менее  достойным. …го  спокойствие и уравновешенность всегда защищали самого
генерала, верность и преданность ему  были доказаны множество раз, и это был
один из немногих на свете людей, которые не боЯлись высказывать ему в  глаза
правду,   которую  он  боЯлсЯ  слышать.  Ћсознав  свою  оплошность,  генерал
попыталсЯ  исправить ошибку в напечатанных экземплЯрах, где его  собственной
рукой  слова  "достойнейший  из  генералов"  были  исправлены  на  "один  из
достойнейших". Ќо злоба в сердце “рданеты все равно осталась.
     —ерез  несколько  дней,  собравшись  с   друзьЯми-депутатами,  “рданета
обвинил  генерала в том, что он, делаЯ вид, будто уходит  в  отставку, тайно
готовитсЯ  к своему переизбранию.  ‡а три  года до того генерал •осе Ђнтонио
Џаэс  силой захватил власть  в  департаменте ‚енесуэлы в виде первой попытки
отделитьсЯ от  Љолумбии. ѓенерал, бывший в  то времЯ  в  Љаракасе,  публично
обнималсЯ с  Џаэсом под  ликующие крики толпы  и  перезвон  колоколов и, что
выходило из всЯких границ, учредил длЯ него особенный режим, при котором тот
мог  править  как хотел. "Ћттуда  пошли все несчастьЯ", -  сказал  “рданета.
’акое  благоволение не только окончательно испортило отношениЯ с гранадцами,
но и посеЯло в них зерно сепаратизма. ‘ейчас, заключил “рданета, лучшее, что
может сделать генерал  длЯ отечества, - подать в отставку, перестать наконец
тешить свой порок властолюбиЯ и уехать из страны. ѓенерал ответил с такой же
горЯчностью.  Ћднако  “рданета  был  человек  прЯмой,  говорил   страстно  и
убедительно,  и  у  всех осталось впечатление, что  перед  ними  - развалины
некогда великой старинной дружбы.
     ѓенерал  повторил,  что  уходит  в  отставку, и  назначил  дона „оминго
Љайседо  временно  исполнЯющим  обЯзанности  президента,  пока  конгресс  не
выберет нового. Џервого марта он покинул „ом правительства через черный ход,
чтобы  не  встречатьсЯ с приглашенными, которых его  преемник угощал бокалом
шампанского, и удалилсЯ в чужой карете в имение де ”уча, идиллический уголок
в  окрестностЯх  города,  которое  временный  президент  предоставил  в  его
распорЯжение.  Ћдна только мысль о  том, что теперь  он не более чем обычный
горожанин, усиливала действие рвотного  средства. Ћн  велел  •осе Џаласиосу,
который  за  последнее  времЯ  научилсЯ  спать  на  ходу,  принести  ему все
необходимое, чтобы он смог начать свои  мемуары. •осе  Џаласиос  принес  ему
чернила и писчую бумагу в количестве, необходимом длЯ записи воспоминаний за
сорок лет, а генерал  предупредил ”ернандо,  своего племЯнника  и помощника,
что тот станет помогать ему со следующего понедельника, с четырех часов утра
- наиболее подходЯщее длЯ него времЯ, чтобы оживить  былые обиды. Љак он уже
много  раз  говорил  племЯннику,  он   бы  хотел  начать  с  самого  старого
воспоминаниЯ,  с  того  сна,  который  он  видел  на  асьенде  ‘ан-Њатео,  в
‚енесуэле, вскоре после  того, как  ему исполнилось три года. …му приснилась
чернаЯ ослица с золотой челюстью, котораЯ вошла в дом и прошла его насквозь,
от главной гостиной до кладовок,  безостановочно пожираЯ  на своем пути все,
что ей попадалось, в то времЯ как члены семьи и рабы предавались сиесте, и в
конце  концов  она  съела  занавески, подушки, светильники, цветочные  вазы,
обеденную  посуду и  приборы, фигурки свЯтых на  алтарЯх, шкафы и комоды  со
всем,  что  в них было, кухонную  утварь, двери  и  окна  вместе  с дверными
петлЯми и задвижками и всю мебель от прихожей до спален, и единственное, что
осталось нетронутым и парило в пространстве, - овальное зеркало с туалетного
столика его матери.
     Ќо ему  было так хорошо в доме де ”уча, а воздух был так нежен под этим
небом  с  быстрыми  облачками,  что  он  перестал  говорить  о  мемуарах,  а
предрассветными часами подолгу бродил по тропинкам,  пахнущим  саванной. ’е,
кто  навещал  его  в  эти  дни,  находили,  что  он  очень  окреп.  Ћсобенно
подчеркивали это военные, его самые верные друзьЯ, - они жаждали продолжениЯ
его правлениЯ, хотЯ  бы даже  ценой военного  переворота.  Ћн  разубедил их,
приведЯ как аргумент, что  насильственный захват власти недостоин его славы,
но, кажетсЯ, не терЯл надежду снова заступить на пост в результате законного
решениЯ конгресса. Ђ •осе Џаласиос  повторЯл: "—то  думает мой хозЯин, знает
только мой хозЯин".
     Њануэла так и жила в нескольких шагах от дворца ‘ан Љарлос, который был
президентским  домом, прислушиваЯсь  к  тому,  что  говорЯт  на улицах.  Ћна
поЯвлЯлась  в  де  ”уча два-три  раза в  неделю или  чаще,  если было что-то
срочное,  с  коробками  марципана,  горой  горЯчих  монастырских  булочек  и
шоколадными батончиками  с  корицей к  четырехчасовому полднику. ѓазеты  она
привозила редко, поскольку  генерал стал так  чувствителен  к  критике,  что
любое  самое обычное  замечание  выводило  его из  себЯ.  Ћна  обращала  его
внимание на политические новости, салонные интриги,  предсказаниЯ провидцев,
и, когда он  слушал, его  так и крутило,  потому что слушать  все  это  было
неприЯтно, но она была единственным человеком, которому разрешалось говорить
правду. Љогда обо всем было переговорено, они просматривали корреспонденцию,
или она читала ему, или они играли в карты с прислугой, но ели всегда только
вдвоем.
     Ћни познакомились в Љито, восемь лет назад, на праздничном балу в честь
освобождениЯ от €спании,  когда она была еще супругой доктора „жеймса ’орна,
английского врача,  вошедшего в аристократические  салоны ‹имы  в  последние
годы вице-королевства. Љроме того, что это была последнЯЯ женщина, с которой
он  поддерживал продолжительную любовную свЯзь с тех пор, как двадцать  семь
лет  назад умерла  его жена, она была еще и доверенным лицом, хранительницей
его  архивов, самым  выразительным чтецом и в  его  генеральном  штабе  была
приравнена к чину полковника. „алеко ушли те времена, когда она готова  была
прокусить ему  ухо в порыве ревности, но и поныне их самые обычные разговоры
могли   окончитьсЯ   вспышками   ненависти,   а   потом   нежными  любовными
примирениЯми. Њануэла  никогда не оставалась  на  ночь.  Ћна всегда  уходила
засветло, чтобы ночь или сумерки не застигли ее в пути.
     ‚ противоположность тому, как это было на  вилле ‹а  Њагдалена  в ‹име,
где  он вынужден был под разными  предлогами держать ее вдали от себЯ,  пока
любезничал с дамами высокого происхождениЯ и с теми, кто не были таковыми, в
имении де ”уча он всЯчески показывал, что не может жить без нее.  Ћн подолгу
смотрел с террасы на дорогу, нетерпеливо ожидаЯ, не едет ли она, ежесекундно
спрашивал у •осе Џаласиоса,  который час, и просил то передвинуть кресло, то
разжечь камин, то загасить его, то опЯть разжечь, и пребывал в  нетерпении и
плохом  настроении до тех  пор,  пока из-за холмов не показывалась  карета и
Њануэла  не  озарЯла  его  жизнь  своим  поЯвлением.  Ќо такие  же  признаки
нетерпениЯ он выказывал, если визит затЯгивалсЯ долее обычного. ‚ час сиесты
они ложились в  постель, не  закрываЯ  двери  в  спальню, и  не раз пытались
отдатьсЯ последней любви, -  но тщетно, ибо его тело  уже не было достаточно
сильным длЯ того, чтобы порадовать душу, и не слушалось его.
     €знурительнаЯ  бессонница  в  те дни  привела  его  жизнь  в  полнейший
беспорЯдок. Ћн мог уснуть в любое времЯ посередине фразы, или когда диктовал
какое-нибудь  письмо, или за игрой в карты,  причем он  сам не знал, были ли
это молниеносные приступы сна  или мимолетные обмороки, и так же неожиданно,
как засыпал,  он  вдруг мог почувствовать  необыкновенную  Ясность сознаниЯ.
…два ему удавалось погрузитьсЯ в вЯзкую предрассветную дрему, как его тут же
будил тихий  ветерок в листве  деревьев.  €  тогда  он  не  мог  противитьсЯ
искушению  отложить  писание  мемуаров еще  на  один день  и  долго гулЯл  в
одиночестве, иногда до самого обеда.
     Ћн  ходил без охраны, с двумЯ верными собаками, которые в  иные времена
были  с ним даже  в сражениЯх,  и у него  не осталось уже  ни  одной  из его
знаменитых лошадей,  которые были  проданы  батальону  гусар, чтобы выручить
денег  на дорогу. Ћн уходил к реке, что текла неподалеку, ступал по ковру из
гниющих  листьев,  слетевших  с бесчисленных тополей,  укрывшись от ледЯного
ветра саванны вигоневым пончо, в меховых сапогах и зеленой матерчатой шлЯпе,
которую раньше  надевал  только когда спал. Ћн  подолгу  сидел, задумавшись,
около мостика с прогнившими  досками, в тени плакучих ив, завороженно  глЯдЯ
на течение реки, котор