ое порой сравнивал с человеческой  судьбой, как научил
его  когда-то  делать  учитель  юности,  дон ‘имон  ђодригес.  Ћдин  из  его
охранников  незаметно следовал  за  ним  повсюду до  самого его возвращениЯ,
когда он приходил, мокрый от росы, прерывисто дыша, и едва  мог поднЯтьсЯ по
ступенькам крыльца, но,  несмотрЯ  на  бледность  и  крайнее  изнурение, его
взглЯд излучал счастливое отрешение. …му было хорошо во времЯ этих прогулок,
когда он уходил от всего, что его мучило, а невидимые телохранители слышали:
он поет солдатские песни  под шум листвы,  как в  годы легендарной  славы  и
сокрушительных  поражений. ’е, кто знал его лучше, не понимали, чем  вызвано
это хорошее настроение, ведь даже Њануэла сомневалась в том, что его еще раз
изберут президентом республики на учредительном конгрессе, на который только
он один и уповал.
     ‚ день выборов, во времЯ утренней прогулки, он увидел бездомную борзую,
котораЯ резвилась у изгороди, вспугиваЯ перепелов. Ћн весело  свистнул ей, и
собака остановилась как вкопаннаЯ, стала искать его, насторожив уши, и нашла
- он стоЯл в  потертом плаще  и шлЯпе, как у флорентийского епископа,  рукою
ЏровидениЯ   заброшенный  сюда,  где  стремительно   несутсЯ   тучи  и  идет
непрестанный дождь. Ћна  тщательно  обнюхала  его, а  он гладил ее кончиками
пальцев, но вдруг она отпрыгнула, посмотрела ему в  глаза своими золотистыми
глазами, подозрительно зарычала  и  в испуге  убежала. Ћн  пошел  за ней  по
незнакомой  прежде тропинке и оказалсЯ, не  имеЯ  представлениЯ, где  он,  в
каком-то пригороде  с  грЯзными улочками  и домиками  из  кирпича-сырца  под
красными  крышами,  где  из патио шел запах парного молока. ‚друг он услышал
крик:
     - ќй ты, свинЯчьЯ колбаса!
     Ћн  не  успел  увернутьсЯ  от  коровьей  лепешки,  которую  бросили  из
какого-то хлева, и она ударилась  ему в грудь, забрызгав лицо. Ќо не столько
навоз, сколько выкрик вывел его из состоЯниЯ спЯчки, в которой он пребывал с
тех пор, как покинул президентский дом. Ћн знал прозвище,  которым наградили
его гранадцы,  такое  же,  как у  одного буЯна с  улицы,  знаменитой  своими
маркитантками. Ћдин сенатор из тех, кто именовал себЯ либералами, назвал его
так  даже  на  заседании  конгресса,  в  его  отсутствие, и  только  двое из
конгрессменов высказали  тому протест. Ќо ему  никогда не говорили  этого  в
лицо. Ћн стал вытирать лоб и щеки краем пончо и еще не успел вытеретьсЯ, как
из-за деревьев поЯвилсЯ  невидимый до тех пор охранник,  обнажив шпагу, дабы
наказать обидчика. Ћн гневно набросилсЯ на охранника:
     - Љакого черта вы здесь делаете? Ћфицер стал по стойке "смирно".
     - ‚ыполнЯю приказ, ваше превосходительство.
     - Ќикакое Я не превосходительство, - отозвалсЯ он.
     Ћфицеру   оставалось  только  радоватьсЯ,   что   генерал,   решительно
отказавшийсЯ от  всех своих чинов и званий, не имеет власти,  чтобы примерно
наказать его. „аже •осе Џаласиосу, который так хорошо понимал генерала, было
трудно понЯть его Ярость.
     ќто был плохой день. ‚се утро  он  кружил по дому с такой же тоской,  с
какой  ждал Њануэлу, но все  понимали, что на  этот раз он страдает не из-за
нее, а из-за ожиданиЯ  своей  участи. Њинута за минутой  он пыталсЯ во  всех
подробностЯх  представить себе, что происходит на заседании конгресса. Љогда
•осе Џаласиос заметил, что уже десЯть, он сказал: "‘колько бы ни раздавались
ослиные крики демагогов,  голосование  уже должно было начатьсЯ". Ћн надолго
задумалсЯ,  а  потом  сказал вслух: "Љто  может  знать, что думает  человек,
подобный “рданете?" •осе  Џаласиос был  уверен, что генерал-то  как раз  это
знает, потому что “рданета  везде,  где только мог, рассказывал о физической
слабости генерала  и  о том,  как  он сдал  в  последнее  времЯ. Љогда  •осе
Џаласиос в  очередной  раз  проходил  мимо  него, он рассеЯнно спросил: "Љак
думаешь, за кого будет голосовать  ‘укре?" •осе Џаласиос знал так же хорошо,
как и он, что маршал ‘укре  голосовать не будет, потому что в эти  самые дни
он путешествует  по ‚енесуэле вместе с епископом  ‘ан-та-Њарты,  монсеньором
•осе ЊариЯ ќстевесом, по поручению конгресса, чтобы договоритьсЯ об условиЯх
отделениЯ  ‚енесуэлы. Џоэтому он тут же  ответил:  "‚ы знаете это лучше, чем
кто-либо другой, сеньор". ѓенерал улыбнулсЯ, впервые с тех пор, как вернулсЯ
с тоскливой прогулки.
     ЌесмотрЯ  на  свой непредсказуемый  аппетит, он почти всегда садилсЯ за
стол около одиннадцати и съедал Яйцо вкрутую  с рюмкой портвейна или кусочек
сыра, но в тот день он так и  продолжал смотреть  на дорогу с  террасы, пока
другие завтракали, и был  настолько погружен в  себЯ, что даже •осе Џаласиос
не  осмелилсЯ  его побеспокоить. Љогда пробило  три, он подскочил на  месте,
различив  издалека цоканье  копыт  еще  прежде,  чем  из-за холмов поЯвилась
колЯска Ња-нуэлы.  Ћн  выбежал  ей  навстречу, помог  выйти,  и  стоило  ему
взглЯнуть ей  в лицо,  как  он все  понЯл  - дон •оакин  Њоскера, основатель
одного   из  известных  родов  Џопайана,   единогласно  избран   президентом
республики.
     Ћн не выказал ни  гнева, ни разочарованиЯ, только удивление,  поскольку
сам предложил конгрессу  кандидатуру дона •оакина Њоскеры, будучи уверенным,
что она  не пройдет. Ћн погрузилсЯ в  глубокую задумчивость и не произнес ни
слова до тех пор, пока не настало времЯ еды.  "Ќи одного голоса  за менЯ?" -
спросил  он. Ќи  одного. Ћднако официальнаЯ  делегациЯ, котораЯ посетила его
позже, состоЯвшаЯ  из депутатов -  его приверженцев, объЯснила ему,  что его
сторонники  сознательно  пошли  на  единодушное  голосование,  чтобы  он  не
выглЯдел  проигравшим  в предвыборной  схватке.  Ћн  был  так  обижен,  что,
казалось, не оценил  всей тонкости этого  галантного маневра. Ћн,  наоборот,
думал, что было бы достойнее длЯ его славы, если бы они принЯли его отставку
с первого раза, когда он о ней заЯвил.
     - ‚ конечном  счете,  -  вздохнул  он,  - демагоги  снова  выиграли,  и
выиграли вдвойне.
     Ћднако  он  тщательно  следил  за собой до  самого прощаниЯ на крыльце,
чтобы  никто не  заметил, как он потрЯсен. Ќо не успели колЯски  скрытьсЯ из
виду, как  у него началсЯ приступ кашлЯ, продержавший в напрЯжении и тревоге
всех  обитателей имениЯ до позднего вечера. Ћдин из официальных  посланников
сказал, что конгресс поступил так, чтобы спасти республику. Ћн, казалось, не
обратил на  эти слова  вниманиЯ.  Ќо  ночью,  когда Њануэла уговаривала  его
выпить   чашку  бульона,  сказал:  "Ќикакой  конгресс   никогда   не  спасет
республику". Џеред  тем как  лечь спать, он собрал своих помощников и слуг и
объЯвил  им с той  же торжественностью,  с  какой  обычно  заЯвлЯл  о  своих
отставках:
     - ‡автра Я уезжаю из страны.
     Ќо  это произошло не на следующий день,  а через  четыре днЯ. Ќесколько
восстановив   утерЯнное  душевное  равновесие,  он   продиктовал  прощальное
обращение, в котором  угадывалась  душевнаЯ  драма, и  возвратилсЯ  в город,
чтобы сделать приготовлениЯ  к  отъезду.  ѓенерал  Џедро  Ђлькантара  ќрран,
министр  обороны и флота в  новом правительстве, предоставил ему свой дом на
улице ‹а ќнсеньЯнса не  столько из  гостеприимства, сколько длЯ  того, чтобы
защитить от угроз, которые раз от разу делались все более пугающими.
     Џеред тем как уехать из ‘анта-”е, он продал то  немногое ценное, что  у
него  было, ввиду предстоЯщих на  дорогу  затрат.  Љроме  лошадей  он  купил
серебрЯную  посуду  благословенных  времен  Џотоси,  которую  Њонетный  „вор
оценивал  просто  по  весу  металла,  не  учитываЯ  ни ценности  работы,  ни
исторических достоинств:  две с половиной тысЯчи песо. ‡акончив расчеты,  он
оказалсЯ обладателем  семнадцати тысЯч  шестисот  песо и семидесЯти сентаво,
чека  на восемь тысЯч  песо  из  общественной  казны  Љартахены, пожизненной
пенсии, назначенной ему конгрессом, и немногим больше шестисот унций золота,
разложенного  по  разным  сундукам.  ’аковы  были  жалкие   остатки  личного
состоЯниЯ  его семьи, котораЯ  к моменту его  рождениЯ была  одной из  самых
процветающих в обеих Ђмериках.
     €з личных вещей, которые утром, в день отъезда,  пока генерал одевалсЯ,
неторопливо  укладывал •осе  Џаласиос, были взЯты  только две смены  нижнего
бельЯ,  сильно поношенного,  две  рубашки  -  одну  снЯть,  другую надеть, -
военный мундир с  двумЯ рЯдами пуговиц, которые,  по преданию,  были покрыты
золотом  Ђтауальпа,  матерчатаЯ  шлЯпа,  в  которой  он  спал,  и  маленькаЯ
Ярко-краснаЯ шапочка, которую маршал ‘укре привез ему из Ѓоливии. €з обуви -
только домашние туфли и сапоги из лакированной кожи, которые были  сейчас на
нем. ‚ личном сундучке •осе Џаласиоса, вместе с дорожной аптечкой и  разными
мелкими   ценностЯми,   лежали   "Ћбщественный  договор"  ђуссо  и  "‚оенное
искусство"    итальЯнского    генерала    ђаймундо   Њонтекукколи    -   две
библиографические редкости,  принадлежавшие Ќаполеону Ѓонапарту и подаренные
ему  сэром  ђобертом  ‚ильсоном,  отцом   его  адъютанта.  Ћстальное  смогло
уместитьсЯ в солдатском  ранце  - так немного  у него было вещей. Џрежде чем
пройти в комнату, где  его ждали приближенные, он  окинул все это взглЯдом и
сказал:
     -  Ќикогда  мы не  думали,  дорогой  мой  •осе, что  такаЯ слава  может
уместитьсЯ в одном башмаке.
     Ћднако  семь  мулов  нагружены  были  сундуками  с  золотыми  медалЯми,
столовым  серебром и  другими ценными вещами, десЯтью  баулами с его личными
бумагами, двумЯ с прочитанными книгами и по крайней мере пЯтью с одеждой,  а
также разными коробками с нужными и ненужными вещами, сосчитать которые ни у
кого не хватило бы  терпениЯ. ‚месте с тем это было только жалкими остатками
того,  что  он  вез  с  собой, когда возвращалсЯ из  ‹имы  три  года  назад,
наделенный тройной властью президента Ѓоливии и Љолумбии  и  диктатора Џеру:
семьдесЯт два сундука  и более  четырехсот Ящиков с  бесчисленной  поклажей,
стоимость  которой  никем не была оценена. Ћн оставил  тогда  в  Љито  более
шестисот книг, которые никогда и не пыталсЯ вернуть себе.
     Ѓыло около  шести.  Ѓесконечный  дождь  на минуту перестал, однако  все
равно было пасмурно  и  холодно, и  дом,  занЯтый  солдатами, начал  пахнуть
казармой.  ѓусары и  гренадеры  вставали  один за  другим, завидЯ в  глубине
коридора  генерала  с  адъютантами,  -  неверный  свет  зари бросал на  него
зеленоватый  отблеск, он  был  в  пончо,  кое-как  накинутом  на  плечи, и в
широкополой  шлЯпе,  почти совсем  закрывавшей  лицо.  Ћн  прижимал к  губам
смоченный  одеколоном платок - это, как издавна считают жители Ђнд, защищает
в непогоду от бед, приносимых ветром. Ќа нем не было никаких знаков военного
отличиЯ, и ничто не указывало на его  безмерное могущество  в былые времена,
однако магический ореол власти выделЯл  его среди  шумной свиты офицеров. Ћн
направилсЯ в зал длЯ посетителей, неторопливо пройдЯ по устланному циновками
коридору,  окаймлЯвшему  внутренний  садик, не  обращаЯ  вниманиЯ  на солдат
охраны, которые при его  приближении отдавали ему честь. Џеред тем как войти
в комнату, он спрЯтал платок за отворот рукава, как это делают свЯщенники, и
отдал свою шлЯпу одному из адъютантов.
     Љроме тех военных, кто нес дежурство, в дом, как только стал заниматьсЯ
рассвет, все  приходили  и приходили  посетители, гражданские и военные. Ћни
пили кофе, разделившись на группы, и их  темные пышные одежды и приглушенные
голоса  придавали  всему  происходЯщему мрачноватую  торжественность.  Ћбщий
шепот перекрыл на мгновение резкий голос одного из дипломатов:
     - Џохоже на похороны.
     Ќе  успел  дипломат  договорить,  как  почувствовал   запах  одеколона,
заполнивший  комнату.  Ћн обернулсЯ, держа чашку  дымЯщегосЯ кофе большим  и
указательным  пальцами,  обеспокоенный тем, что призрак, который  только что
вошел, слышал его дерзость. Ќо нет:  хотЯ последний раз генерал был в …вропе
двадцать четыре года  назад, он все  еще  был молод, а добрые воспоминаниЯ о
…вропе были сильнее его недовольства. ’ак что этот  дипломат  стал первым, к
кому он обратилсЯ с  приветствием,  причем  с  такой  безмерной вежливостью,
которой только англичане и заслуживают.
     - Ќадеюсь, этой осенью в ѓайд-парке не слишком туманно, - сказал он.
     „ипломат на секунду заколебалсЯ, поскольку в последние дни  слышал  про
три разных места, куда  отправлЯетсЯ генерал, но ‹ондона среди  них не было.
Ћднако тут же ответил:
     -  Њы попытаемсЯ  сделать так, чтобы солнце светило и  день и  ночь длЯ
вашего превосходительства.
     Ќового президента не  было,  поскольку конгресс  выбрал Њоскеру  в  его
отсутствие  и  ему  потребовалось  еще  более  месЯца,  чтобы  вернутьсЯ  из
Џопайа-на.  Ћт  его  имени  выступал  генерал  „оминго   Љайседо,  избранный
вице-президентом,  про которого говорили, что  любаЯ должность в государстве
длЯ него недостаточна,  потому  что  осанка и высокомерие у него  были как у
королЯ. ѓенерал  приветствовал  его  с  величайшим  безразличием  и  сказал,
усмехаЯсь:
     - Ђ вы знаете, что у менЯ нет разрешениЯ на выезд из страны?
     ”раза была встречена всеобщим смехом, хотЯ все знали, что это не шутка.
ѓенерал Љасендо пообещал выслать ему выправленный паспорт в Ћнду с ближайшей
почтой.
     ЋфициальнаЯ  свита   состоЯла  из  архиепископа  города,  брата  нового
президента  и  других  сеньоров  и  чиновников высшего  ранга  с  супругами.
ѓражданские  были  в   кожаных  штанах  длЯ  верховой  езды,  а   военные  в
кавалерийских  сапогах, поскольку  предполагалось  сопровождать  знаменитого
изгнанника  несколько лиг. ѓенерал  поцеловал  перстень архиепископу и  руки
сеньорам,   без  лишних  слов   пожал   руки   мужчинам,   как  и   положено
непревзойденному мастеру светских  церемоний,  однако  оставалсЯ  совершенно
чуждым  лицемерному  характеру этого города,  о  котором он  не раз говорил:
"ќтот  театр  не длЯ менЯ". Ћн приветствовал всех в  том  порЯдке, в котором
следовал мимо них по комнате, и длЯ каждого находил несколько приЯтных слов,
сказанных  непринужденно, в  соответствии со всеми правилами  учтивости,  но
никому не смотрел в глаза.  ѓолос  его  был  твердым  и  немного  хриплым от
лихорадки, а его карибский акцент, который не могли смЯгчить ни долгие  годы
странствий, ни превратности войны, чувствовалсЯ еще сильнее рЯдом с типичным
выговором жителей Ђнд.
     Џосле приветствий  он  принЯл от представителЯ  президента лист бумаги,
подписанный   многими   известными  гранадцами,   которые  высказывали   ему
признательность от имени страны за то, что он так много лет руководил ею. Ћн
сделал вид, что  читает бумагу - наступило всеобщее молчание, - отдаваЯ дань
местным правилам приличиЯ, но на самом деле он не видел без очков даже самые
большие буквы. ’ем не менее, сделав вид, что закончил чтение, он обратилсЯ к
собравшимсЯ   с  кратким   словом  благодарности  в  таком   соответствии  с
написанным, что никто  бы  не  мог сказать,  будто он  не читал этой бумаги.
Џотом он оглЯдел зал и спросил, не скрываЯ некоторого беспокойства:
     - “рданета не пришел?
     Џредставитель президента  уведомил  его,  что  генерал ђафаэль “рданета
уехал  к  восставшим войскам, чтобы превратить предварительные меры генерала
•осе  ‹ауренсио ‘ильва в  более действенные. € тут послышалсЯ  чей-то голос,
перекрывший остальные:
     - ‘укре тоже не пришел.
     Ћн  не  мог  оставить  незамеченным Явное  намерение  сообщить ему  эту
непрошеную новость. …го гла-
     ‡а, до этого  потухшие и угрюмые,  лихорадочно заблестели, и он ответил
неизвестно кому:
     - ‚ерховного маршала де ЂЯкучо не ставили в известность о часе отъезда,
чтобы не беспокоить его.
     Љазалось, он не знал,  что маршал ‘укре возвратилсЯ  двумЯ днЯми раньше
после  провала  своей  миссии  в  ‚енесуэле,  где  его  не  пустили  на  его
собственные  земли. Ќикто не сказал ‘укре, что  генерал  уезжает,  возможно,
потому, что никому не  приходило  в голову, будто он может об этом не знать.
•осе Џала-сиос вспомнил было об этом в какой-то неподходЯщий момент, а потом
забыл  в  сутолоке последних  часов.  ђазумеетсЯ,  ему  в  голову  приходила
неприЯтнаЯ мысль о том, что  маршал ‘укре может почувствовать  себЯ задетым,
если его не предупредЯт об отъезде генерала.
     ‚ соседней  комнате  был  сервирован праздничный  завтрак по-креольски:
свинина, нарезаннаЯ тонкими ломтЯми, кровЯнаЯ колбаса с рисом  и луком, Яйца
с тушеным  мЯсом, множество сладких булочек на кружевных салфетках и котелки
с  дымЯщимсЯ  шоколадом, густым, будто ароматный клейстер.  •озЯева дома  не
торопились  с завтраком,  надеЯсь,  что  он захочет председательствовать  за
столом, хотЯ  знали, что по  утрам он пьет только маковый настой с древесной
смолой.  ‚  конце  концов доньЯ  ЂмалиЯ  предложила генералу  занЯть кресло,
которое приготовила длЯ него во главе стола, но он уклонилсЯ от этой чести и
обратилсЯ ко всем с учтивой улыбкой.
     - Њой путь долог, - сказал он. - ЏриЯтного аппетита.
     Ћн привстал на цыпочки, чтобы  попрощатьсЯ с представителем президента,
и тот ответил ему дружеским объЯтием,  и тогда все  увидели, каким маленьким
был генерал, каким беззащитным и  беспомощным  казалсЯ он в момент прощаниЯ.
Џотом  он  снова пожал руки мужчинам и  поцеловал  руки дамам. „оньЯ  ЂмалиЯ
попыталась  удержать  его, чтобы он отказалсЯ от своих намерений, хотЯ знала
так же хорошо,  как  и он:  нельзЯ отказатьсЯ от того,  что так давно должно
было  произойти. € потом, желание отправитьсЯ в путь как  можно скорее  было
так  заметно,  что попытка  задержать  его казалась невежливой. •озЯин  дома
проводил  его  через сад  до  конюшен  под моросившим  невидимым дождем.  Ћн
попыталсЯ помочь генералу, осторожно поддержав под локоть кончиками пальцев,
будто он был стеклЯнный, и был удивлен мощной силой,  которую почувствовал в
нем и котораЯ жила, словно скрытый источник, не имеющий никакого отношениЯ к
телесной немощи. Џосланцы правительства, дипломаты и военные, по щиколотку в
грЯзи, в мокрых от дождЯ плащах, ждали, чтобы проводить  его в поход. Ћднако
ни один с точностью не сказал бы, кто из них делает это из дружеских чувств,
кто - чтобы защитить его, а кто - чтобы удостоверитьсЯ в факте его отъезда.
     Њул, который ждал его, был лучшим в  табуне  из сотни голов - испанский
торговец обменЯл его на обещание правительства закрыть следствие по его делу
о скотокрадстве.  ѓенерал  уже  занес  ногу в стремЯ,  которое подставил ему
конюх,    как   тут   министр   обороны    и   флота   позвал   его:   "‚аше
превосходительство".  ’от  застыл на месте, не вынимаЯ  ногу  из стремени  и
держась за луку седла.
     -  Ћстаньтесь, - сказал  ему министр,  -  пойдите на последнюю  жертву,
чтобы спасти отечество.
     -  Ќет,  ќрран,  - ответил  он, -  у  менЯ  больше нет отечества,  ради
которого следовало бы приносить жертвы.
     ќто был конец. ѓенерал ‘имон  •осе  Ђнтонио  де ла ‘антиссима  ’ринидад
Ѓоливар вместе с •осе Џаласи-осом  уезжал  навсегда. Ћн уничтожил  испанское
владычество  в  империи, в  пЯть  раз  превосходЯщей  размерами  всю …вропу,
двадцать лет командовал военными действиЯми, чтобы Ђмерика была  свободной и
единой,  и  правил ею  твердой рукой вплоть до прошлой  недели,  но в минуту
прощаниЯ  даже  не  мог  утешить  себЯ  мыслью,   что  этому  будут  верить.
…динственное,  что было более  или менее Ясно, - он действительно уезжает, а
куда - об этом один английский дипломат написал в официальном докладе своему
правительству: "‚ремени, которое ему осталось, едва-едва хватит на то, чтобы
добратьсЯ до могилы".
     Џервый день  пути был самым неприЯтным, и не только длЯ такого больного
человека, как  он, - ему  тЯжелее всего было перенести скрытую враждебность,
которую он ощущал на  улицах  ‘анта-”е утром в день отъезда. „ождь ненадолго
перестал, стало чуть светлее, но на своем пути он встречал только отбившихсЯ
от  стада   коров,  а  в  воздухе  витала  ненависть  его  врагов.  •отЯ  по
распорЯжению  правительства  его  везли по наименее  людным  улицам, генерал
увидел написанные на стенах монастырей проклЯтиЯ в свой адрес.
     •осе Џаласиос ехал верхом  рЯдом с ним, одетый как обычно,  так, как он
одевалсЯ даже в дни сражений: сюртук, шелковый галстук, заколотый булавкой с
топазом, перчатки из выделанной кожи  козленка,  парчовый  жилет с цепочками
крест-накрест от  двух  пар  часов. ‘бруЯ его лошади была  украшена серебром
Џотоси,  а стремена были золотые, из-за чего его много раз в горных селениЯх
Ђнд  путали  с  президентом.  ‚прочем,  предупредительность,  с  которой  он
старалсЯ угодить своему хозЯину,  исполнЯЯ  его малейшие желаниЯ,  исключала
возможность  какой  бы  то  ни  было ошибки. Ћн  так  знал и  любил его, что
переживал  как  свое  собственное  это  прощальное  бегство из  города,  длЯ
которого  одна  только  весть  о  его  прибытии некогда служила  поводом длЯ
национального празднества.  Ќе прошло и трех  лет,  как  генерал вернулсЯ  с
трудной  войны  на юге, овеЯнный такой славой, какой не удостаивалсЯ ни один
американец,  ни живой ни  мертвый,  и ему был устроен  грандиознейший прием,
какой  только  знала наша  эпоха. ќто были времена,  когда люди хватались за
уздечку его  конЯ и  останавливали  его  на  улице,  чтобы  пожаловатьсЯ  на
чиновников или  на судебные подати, или просили его о милости, а то и просто
грелись в лучах его величиЯ.
     Ћн относилсЯ к этим  уличным мольбам  с таким же вниманием, как к самым
важным правительственным вопросам,  поражаЯ всех  знанием  домашних  проблем
любого или вопросами,  как идут торговые дела и не пошаливает ли здоровье, и
у каждого,  поговорившего  с  ним,  оставалось  впечатление,  что он  на миг
разделил с ним сладость власти.
     Ќикто  бы  не поверил сейчас,  что это  тот  самый человек, который был
тогда, и что этот замкнувшийсЯ город, который он навсегда покидает, принимаЯ
меры  предосторожности, словно беглый  преступник, - все тот же город. Ќигде
он  не  чувствовал  себЯ  таким  чужим, как  на  этих  застывших  улочках  с
одинаковыми домиками  под темными крышами и уютными садиками с благоухающими
цветами на  улочках,  где  на  медленном  огне  варилось то,  что называетсЯ
отношениЯми  деревенской  общины,  где  нарочитаЯ  вежливость  и нормативный
испанский Язык служили длЯ того, чтобы как можно больше скрыть, чем сказать.
€ тем не менее, хотЯ сейчас  это казалось ему насмешливой игрой воображениЯ,
это был  тот же  самый город, окутанный  туманом и овеваемый ледЯным ветром,
город, который он выбрал  еще  до того,  как узнал его, чтобы  здесь вкусить
плоды своей славы, город, который он любил больше, чем все остальные города,
и который казалсЯ ему центром и смыслом его жизни и столицей половины мира.
     Љогда  настал момент подвести последние итоги,  казалось,  он сам более
всех удивлен  утратой довериЯ к нему. Џравительство расставило боевые  посты
даже в тех местах,  где вовсе не было опасно, и поэтому ему  не  попались на
пути злобно настроенные люди, которые оскорбили его в лицо накануне вечером,
но на всем пути  слышалсЯ ему тот же самый далекий крик: "‘винЯчьЯ колбаса!"
…динственнаЯ  душа,  сострадающаЯ ему, - женщина, встретившаЯсЯ на  улице  и
сказавшаЯ вслед:
     - ‘тупай с Ѓогом, призрак.
     ‚се  сделали вид,  что  не слышали  ее.  ѓенерал  погрузилсЯ в  мрачную
задумчивость; он  ехал,  чуждый  всему, до  тех  пор,  пока они  не достигли
сверкающей  саванны.  ‚  местечке  Љуатро-ќскинас,  где  начинаетсЯ  мощенаЯ
дорога,  Њануэла ‘аенс ждала верхом и в одиночестве, когда проедет эскорт, и
издалека  помахала генералу  рукой  на прощание. Ћн  ответил ей и  продолжал
путь. Ѓольше они никогда не виделись.
     Ќемного позже дождь прекратилсЯ,  небо снова засверкало синевой, и  два
заснеженных вулкана неподвижно возвышались на горизонте  весь остаток пути в
этот день.  Ќо в этот  раз он  ничем не  выразил свою  радость от близости к
природе, не глЯдел на поселки, которые они торопливо  проезжали, не  обращал
вниманиЯ на людей, которые махали ему на прощание,  не знаЯ,  кто  он. Ћдним
словом, самым необычным длЯ  его спутников было то, что блестЯщаЯ кавалькада
не удостоилась  ни  одного дружеского  взглЯда  в  многочисленных обиталищах
саванны, а  ведь столько  раз говорили,  что,  мол, это  всегда  было длЯ их
жителей любимым зрелищем на свете.
     ‚ селении  ”акататива, где они провели первую ночь, генерал распрощалсЯ
со своими случайными спутниками и продолжал путешествие с постоЯнной свитой.
€х было  пЯтеро,  кроме •осе  Џаласиоса:  генерал •осе ЊариЯ  Љарреньо,  без
правой руки, потерЯнной в сражении; его адъютант-ирландец, полковник Ѓелфорд
•интон  ‚ильсон, сын сэра ђоберта  ‚ильсона, генерала,  ветерана  почти всех
войн  в  …вропе; ”ернандо,  его  племЯнник,  адъютант  и секретарь,  в  чине
лейтенанта,  сын его старшего  брата,  погибшего  во времЯ кораблекрушениЯ в
годы первой республики; его родственник и адъютант, капитан Ђндрес €барра, с
перебитой ударом  сабли  два года назад, во времЯ штурма 25 сентЯбрЯ, правой
рукой, и  полковник  •осе де ла Љрус Џаредес, испытанный им в многочисленных
кампаниЯх войны за независимость. Џочетный гарнизон состоЯл из сотни гусаров
и гренадеров, отобранных среди лучших солдат-венесуэльцев.
     Ќа попечении •осе  Џаласиоса были еще  две собаки, которые достались им
как военнаЯ  добыча  в Ђльто-Џеру.  ќто  были  красивые и  смелые  животные,
служившие ночными сторожами, - они охранЯли „ом  правительства в ‘анта-”е  с
того момента,  когда в ночь покушениЯ  на его  жизнь были зарезаны двое  его
товарищей. ‚ нескончаемых переездах из ‹имы  в Љито, из Љито  в ‘анта-”е, из
‘анта-”е  в Љаракас, и  снова в Љито и ѓуаЯкиль эти две собаки охранЯли груз
его каравана.  ‚ последнем переходе из ‘анта-”е в Љартахену они делали то же
самое,  хотЯ груз был не  такой  большой, как обычно, и  к тому же охранЯлсЯ
солдатами.
     ђассвет генерал встретил  в плохом настроении в местечке ”акататива, но
настроение стало  улучшатьсЯ  по  мере того,  как  они спускались с плато по
тропинке, вьющейсЯ по склону холма, и воздух теплел, а свет становилсЯ менее
Ярким. Њного  раз  обеспокоенные  его  состоЯнием  спутники  предлагали  ему
отдохнуть, но  он предпочитал  продолжать  путь  до  теплых земель, даже  не
останавливаЯсь, чтобы  поесть.  Ћн  говорил, что вечером хорошо  думаетсЯ, и
ехал без остановок много дней и ночей, часто менЯЯ лошадей, чтобы не загнать
их. “ него были  кривые ноги, как у всех,  кто  всю  жизнь провел в седле, и
походка  человека,  привыкшего  спать  сидЯ, а на  заду  образовалась грубаЯ
мозоль, похожаЯ на кожаный ремень  цирюльника, так что он вполне  оправдывал
почетное  прозвище  †елезнаЯ ‡адница.  ‘  тех  пор  как  началась  ‚ойна  за
независимость, он  проехал верхом  восемнадцать тысЯч лиг: два раза с лишним
обогнул земной  шар. Ќикто бы не смог опровергнуть рассказы  о том, что он и
спит в седле.
     Џосле  полуднЯ  стало  чувствоватьсЯ  теплое дыхание,  поднимавшеесЯ из
расщелин, и  тогда они сделали привал в  каком-то монастыре. €х принЯла сама
настоЯтельница, а  несколько послушниц-индианок  обнесли их свежеиспеченными
марципановыми   булочками  и   лепешками  из   комковатого,  замешанного  на
кукурузной  муке чуть  забродившего  теста.  “видев отрЯд  солдат, потных  и
одетых без всЯких знаков военного отличиЯ, настоЯтельница сначала принЯла за
старшего  из  офицеров  полковника ‚ильсона,  возможно потому,  что  он  был
стройным и белокурым, а мундир его был  украшен богаче других, и  потому она
занималась им  одним, отличаЯ  его от других  очень по-женски,  что  вызвало
лукавые замечаниЯ.
     •осе  Џаласиос  не упустил возможности длЯ своего господина отдохнуть в
тени монастырской  сейбы и укрыл его шерстЯным одеЯлом,  чтобы он пропотел и
его перестало лихорадить.  € так  он лежал там, без  еды и без  сна,  слушаЯ
сквозь дрему креольские любовные песни, которые пели послушницы,  а  старшаЯ
монахинЯ аккомпанировала им  на  арфе.  Џосле чего одна из них обошла всех с
тарелочкой длЯ пожертвований  на нужды миссии. ЊонахинЯ,  игравшаЯ  на арфе,
сказала  ей:  "“  больного  не проси".  Ќо  послушница  не обратила  на  это
вниманиЯ. ѓенерал, даже не глЯдЯ на нее, сказал с  горькой улыбкой: "џ и сам
готов просить милостыню, дитЯ мое". ‚ильсон отдал часть  своих личных денег,
и  с такой щедростью, что  заслужил  дружескую шутку своего  командира: "‚от
теперь  видите,  сколько  стоит  слава,  полковник?!"  Џозднее  даже ‚ильсон
выказывал удивление,  что  никто в миссии  - и  дальше, на  всем пути  -  не
узнавал человека, который был самым знаменитым  в новых  республиках. €  длЯ
самого генерала это тоже было необычным.
     - џ уже не Я, - сказал он.
     ‘ледующую ночь они провели на старинной  табачной фактории недалеко  от
селениЯ  ѓуадуас, превращенной в постоЯлый двор длЯ путников,  которые ждали
там их прибытиЯ, чтобы воздать ему должную славу, а это ему было невыносимо.
„ом  был  огромный и  сумрачный, и само место навевало  необъЯснимую  печаль
из-за  неуемной растительности  и  темно-бурой  реки,  котораЯ,  с  грохотом
рассыпаЯсь  брызгами, обрывалась у банановых  плантаций  на  жарких  землЯх.
ѓенерал знал  эти места и в первый раз, когда  оказалсЯ здесь, сказал: "…сли
бы Я хотел устроить кому-нибудь коварную ловушку, Я выбрал бы это место". Ћн
всегда  старалсЯ  обходить  стороной  это  место,  хотЯ бы потому,  что  оно
напоминало  Ѓерруэкос,  зловещий горный  массив по дороге  из Љито, которого
старались   избегать  даже  самые   отважные   путешественники.  Ћднажды  он
расположилсЯ  лагерем  в  двух  лигах  отсюда,  несмотрЯ на возражениЯ  всех
остальных, - это место нагонЯло такую тоску, что невозможно было вынести. Ќа
этот раз,  несмотрЯ на  усталость и лихорадку, здесь ему было  лучше, чем  в
ѓуадуасе, где  пришлось  бы  выносить поток соболезнований  своих  случайных
друзей, ждавших его на постоЯлом дворе.
     ‚идЯ его в таком плачевном состоЯнии, хозЯин постоЯлого двора послал за
индейцем, жившим неподалеку, которому достаточно было понюхать потную одежду
больного, чтобы исцелить  его,  независимо от того, как далеко этот  человек
находилсЯ,  -  ему  не обЯзательно  было видеть его. ѓенерал  посмеЯлсЯ  над
доверчивостью хозЯина и запретил всем, кто был с ним, вступать в какие бы то
ни было  контакты с индейцем-чудотворцем.  …сли он не верил во  врачей,  про
которых говорил,  что они наживаютсЯ на чужой боли, то еще меньше можно было
ожидать, что  он вверит свою судьбу какому-то захолустному спириту. €, чтобы
доказать свое  презрение  к врачевателЯм  и  медицине,  он пренебрег удобной
спальней, которую приготовили длЯ него, видЯ, как ему плохо, и повесил гамак
на  широкой открытой галерее, из-за ночного тумана рискуЯ еще  больше  своим
здоровьем.
     Ћн ничего не ел весь день, только  утром выпил травЯной настой,  а если
садилсЯ за стол, так только из учтивости к своим офицерам. ‚прочем, он лучше
других умел приноравливатьсЯ к  суровостЯм походной жизни,  будучи аскетом в
отношении еды  и питьЯ; однако он любил и знал искусство приготовлениЯ вин и
пищи, как  утонченный европеец, и  с  первого своего путешествиЯ  по  …вропе
перенЯл у французов привычку во времЯ еды говорить о еде.
     ‚ тот вечер он  выпил  только полбокала красного вина  и попробовал  из
любопытства жаркое  из  оленины,  дабы убедитьсЯ, что  хозЯин и его  офицеры
говорЯт  правду: мЯсо  тает во рту  и имеет  привкус жасмина.  ‡а  ужином он
говорил мало  и с не большим воодушевлением, чем те немногие слова,  которые
произнес  за времЯ путешествиЯ, но все оценили его  усилиЯ подсластить малой
толикой  хороших  манер горечь  поражениЯ в  делах и тЯготы болезней. Ћн  не
сказал ни слова о  политике и не вспомнил ни об одной  из тех неприЯтностей,
какие случились в субботу, а ведь это был человек, который не мог пересилить
в  себе отвращение и  досаду к чему-то неприЯтному, даже  если случилось это
несколько лет назад.
     …ще до конца  ужина он, извинившись,  поднЯлсЯ, надел длинную рубашку и
ночной колпак и,  дрожа от озноба, укрылсЯ в гамаке. Ќочь была прохладной, и
между  холмами показалась огромнаЯ оранжеваЯ луна, но у него не было желаниЯ
смотреть на нее.  ‘олдаты охраны, которые находились  в нескольких  шагах от
него и  пели хором народные песни,  замолчали.  ‘огласно его давнему приказу
они всегда располагались на ночлег рЯдом  с его спальней, как легионеры ћлиЯ
–езарЯ, чтобы он  из ночных разговоров знал  об их настроении, и на рассвете
часто  можно  было  увидеть:  он  распевает  вместе с солдатами  казарменные
песенки  с фривольными или  шутливыми куплетами, сочиненными  тут же,  среди
общего  весельЯ. Ќо в  тот  вечер пение  раздражало  его,  и  он приказал им
замолчать. ђека грохотала среди скал, и ее вечный шум, вдобавок к лихорадке,
сводил его с ума.
     - ЏроклЯтие!  - воскликнул он. -  …сли бы можно было остановить ее хоть
на минуту!
     Ќо нет:  никому не  дано остановить  течение реки. •осе  Џаласиос хотел
дать  ему какое-нибудь успокаивающее  из своей аптечки, но он отказалсЯ. ќто
было в первый раз, когда •осе услышал от генерала слова, которые тот однажды
уже  говорил:  "џ  отказалсЯ  от  ошибочно  выписанного рвотного,  но  Я  не
собираюсь отказыватьсЯ заодно и от жизни". Ќесколько лет назад, когда другой
врач  прописал  ему  настой  мышьЯка и он чуть  не  умер,  потому что у него
началась  дизентериЯ,  он  сказал  то  же  самое.  ‘  тех  пор  единственное
лекарство, к которому он прибегал, были слабительные  пилюли, их он принимал
несколько   раз   в   неделю   от   непрерывных  запоров,   или  клизма   из
александрийского листа, когда дела были совсем плохи.
     ‚скоре после полуночи уставший  от его бреда •осе Џаласиос вытЯнулсЯ на
голом полу и уснул. Љогда проснулсЯ, генерала  в  гамаке не было, а на  полу
валЯлась ночнаЯ рубашка, мокраЯ от пота.  ‚ этом не было ничего странного. “
генерала была привычка вставать с постели и до света бродить, когда он был в
доме один, обнаженным, отвлекаЯ себЯ от бессонницы.  Ќо в эту ночь оснований
беспокоитьсЯ за его жизнь было больше,  чем когда-либо, потому что день  ему
предстоЯл тЯжелый,  а холодный  и  влажный  воздух  вовсе  не  располагал  к
прогулкам в непогоду. •осе  Џаласиос  поискал его с одеЯлом в руках по дому,
освещенному зеленоватым светом луны, и нашел спЯщим на скамье  в коридоре, -
он был похож на статую, лежащую на гробнице. ѓенерал посмотрел на него Ясным
взглЯдом, в котором не было и тени лихорадки.
     - ќто было так же, как в ночь свЯтого €оанна де  Џайара, - сказал он. -
’олько, к несчастью, без Љоролевы Њарии ‹уисы.
     •осе Џаласиос знал, о  чем  он  говорит. „ело было в 1820-м,  Январской
ночью, в венесуэльском селении,  затерЯнном среди  горных плато Ђпуре,  куда
генерал  прибыл с  двумЯ  тысЯчами  солдат. Ћн уже  освободил  от испанского
владычества     восемнадцать    провинций.    €з    территорий    старинного
вице-королевства ЌоваЯ ѓранада,  округа ‚енесуэлы и представительства в Љито
он  создал  республику  Љолумбию  и был  одновременно  и  ее  президентом, и
генерал-аншефом  ее войск.  …го последней мечтой было дойти с боЯми до  юга,
чтобы  воплотить в жизнь фантастический сон о создании самой большой нации в
мире: единаЯ свободнаЯ страна от Њехико до Љабо де Ћрнос.
     Ћднако военнаЯ ситуациЯ в ту ночь  не располагала к мечтам. ‘коротечнаЯ
чума поразила животных прЯмо в пути, и в  ‹ьЯно, на  протЯжении четырнадцати
лиг,  они оставлЯли за  собой зачумленный  след  из мертвых лошадей.  Њногие
офицеры, деморализованные случившимсЯ, утешались тем, что грабили жителей, и
находили удовольствие в неподчинении  генералу, а иные даже посмеивались над
его угрозами расстрелЯть  виновных. „ве тысЯчи солдат,  оборванных, разутых,
без оружиЯ и еды, без одеЯл, чтобы укрытьсЯ от  холода  и дождЯ, уставшие от
войны, а  многие и  больные, дезертировали из  его  армии.  Ќе найдЯ лучшего
решениЯ, он отдал приказ награждать десЯтью  песо патрули,  которым  удастсЯ
задержать  и  привести  обратно  своего  товарища-дезертира,  и  расстрелЯть
последнего, не вникаЯ в причины.
     †изнь уже дала ему достаточно оснований полагать, что никакое поражение
никогда не бывает последним. Ќе прошло и двух  лет,  как он,  затерЯнный  со
своими солдатами неподалеку от этих  мест, среди сельвы на  берегах Ћриноко,
вынужден был приказать есть лошадей из боЯзни, что  солдаты начнут есть друг
друга. ‚  ту пору он был похож, как рассказывал один из офицеров Ѓританского
легиона, на бродЯгу-партизана - так странен был его вид:  он  носил головной
убор русских драгун, альпарагаты погонщика мулов, голубой мундир  с красными
петлицами и  позолоченными  пуговицами;  у него был  черный пиратский  флаг,
прикрепленный  к  шесту   погонщика,   с  черепом   и  костЯми   и  надписью
кроваво-красными буквами: "‘вобода или смерть".
     ‚  ночь свЯтого €оанна де Џайара его нарЯд уже почти не напоминал нарЯд
бродЯги, но  его  положение  было  не лучшим. € не  только  потому,  что оно
отражало состоЯние армии на тот момент,  но  и  потому, что это  была  общаЯ
драма Ћсвободительной армии  - армии, котораЯ возрождалась и росла после еще
худших  поражений, зато  оказалась  на  грани  полной  гибели  под  тЯжестью
стольких побед. € напротив, испанский  генерал дон  Џабло Њорильо, прекрасно
оснащенный всем  необходимым  длЯ  поддержаниЯ  и реставрации  колониального
режима,  еще  владел  значительными  территориЯми  на  западе  ‚енесуэлы   и
располагал серьезными силами в горах.
     ‚от  в  такой ситуации  генерал и  боролсЯ  с  бессонницей,  разгуливаЯ
обнаженным по пустынным комнатам старого дома, причудливо освещенного лунным
светом.  Ѓольшинство лошадей, сдохших накануне, были  сожжены вдали от дома,
но запах  разложениЯ  был невыносим.  Џосле тЯжелого дневного перехода  всей
этой недели солдаты  уже не  пели песен, а  у  него не хватило духу наказать
часовых,  которые заснули от  голода. € вдруг  в  глубине открытой  галереи,
котораЯ выходила на широкую голубую долину,  он увидел Љоролеву Њарию ‹уису:
она  сидела  на  возвышении,  сложенном  из  кирпичей, поставленных  ребром.
Љрасавица-мулатка в  расцвете юности,  с  божественным профилем, укутаннаЯ с
ног  до  головы  в  шаль,  затканную  цветами,  курила  сигару.  ЊариЯ ‹уиса
испугалась и, вытЯнув руку, осенила его крестом.
     - ‚о имЯ Ѓога или дьЯвола, - сказала она, - что ты хочешь?
     - ’ебЯ, - сказал он.
     Ћн  улыбнулсЯ,  и она увидела,  как сверкнули его зубы в свете луны. Ћн
крепко обнЯл ее, так  что  она не могла пошевелитьсЯ, и стал осыпать нежными
поцелуЯми  ее лоб, глаза, щеки,  шею, пока она не стала послушной.  ’огда он
сбросил с нее шаль, и у него перехватило дух. Ћна была обнаженной, как и он,
потому что  бабушка, котораЯ  спала с ней в комнате, забирала у нее  одежду,
чтобы  она  не  вставала ночью  курить, и не  знала,  что  на  рассвете  она
заворачиваетсЯ в шаль и все равно  выходит  покурить.  ѓенерал перенес ее  в
гамак, продолжаЯ сладко целовать, и она отдалась  ему не  потому, что  в ней
проснулось желание или  любовь,  а из страха. Ћна была  девственницей. Љогда
сердце ее снова застучало ровно, она сказала:
     - џ - рабынЯ, сеньор.
     - “же нет, - ответил он. - ‹юбовь сделала тебЯ свободной.
     “тром он выкупил  ее у хозЯина асьенды за  сто песо из своих  небогатых
запасов и отпустил на свободу без  всЯких условий. Џеред тем как уйти, он не
устоЯл перед  искушением  предложить  ей  выбор. Ћн  был  в  патио вместе  с
несколькими офицерами, оседлавшими всю имеющуюсЯ домашнюю скотину, пригодную
длЯ  верховой езды,  -  лучше сказать,  с  людьми,  пережившими  собственную
смерть.  ЋстальнаЯ  часть войска  собралась проститьсЯ с ними  и перейти под
командование  дивизионного  генерала  •осе  Ђнтонио  Џаэса,  который  прибыл
накануне.
     ѓенерал  выступил с кратким прощальным обращением,  в котором несколько
смЯгчил  драматизм ситуации, и  уже собиралсЯ  отправитьсЯ в путь, как вдруг
увидел  Љоролеву Њарию  ‹уису  в недавно  обретенном состоЯнии  свободной  и
хорошо  устроенной женщины. Ћна  только что принЯла ванну и была  прекрасна,
сверкаЯ  под  небом  ‹ьЯно  крахмальной  белизной  нижних  юбок,  отделанных
кружевами, и скромной блузкой рабыни. Ћн проникновенно спросил ее:
     - ’ы остаешьсЯ или пойдешь с нами? Ћна ответила ему с чарующей улыбкой:
     - џ остаюсь, сеньор.
     Ћтвет был встречен  единодушным хохотом. ’огда хозЯин  дома, испанец, с
первого  часа  борьбы  за  независимость его  сторонник  и  друг,  улыбаЯсь,
встрЯхнул кожаный кошелек с сотней песо  и подбросил его. ѓенерал поймал его
на лету.
     - ‘охраните их длЯ дела, ваше превосходительство, - сказал  ему хозЯин.
- ‚ любом случае, девушка на свободе.
     ѓенерал •осе Ђнтонио Џаэс, чьЯ внешность фавна удивительно  подходила к
его разноцветным лохмотьЯм, весело рассмеЯлсЯ.
     - ‚от видите,  генерал,  -  сказал он. - ‘тоит  стать  Ћсвободителем, и
тотчас случитсЯ что-либо подобное.
     Ћн согласилсЯ  с Џаэсом и попрощалсЯ  со  всеми  широким жестом руки. ‘
Љоролевой Њарией  ‹уисой он простилсЯ с  достоинством проигравшего и никогда
после этого ничего не слышал о ней. ‚се это вспомнил  •осе Џаласиос, никогда
до этого  не вспоминавший о той ночи полнолуниЯ, пока генерал не сказал ему:
все  было как  тогда, только не  было, к  несчастью, божественного поЯвлениЯ
Љоролевы Њарии ‹уисы. € т