льство.
     ‚озможно,  его офицеры и не подозревали, как тесно эти  заботы генерала
об их будущем соединЯт их судьбы. €бо все они  до конца дней будут вместе, и
в  горе и в радости, даже когда пЯть лет спустЯ, по иронии  судьбы, вторично
окажутсЯ в  ‚енесуэле,  сражаЯсь  на  стороне  командующего Џедро  Љарухо  в
рискованном  военном  походе за  утверждение  идеи Ѓоливара  об  объединении
континента.
     ќто  были  уже  не   политические  маневры,  а  только  распорЯжениЯ  о
наследстве в пользу своих сирот, и ‚ильсон понЯл это, когда генерал диктовал
ему письмо к “р-данете: "Ѓорьба за ђиоачу проиграна". ‚ тот же вечер генерал
получил  короткую  записку  от  епископа ќстеве-са  совершенно  неожиданного
содержаниЯ  - тот  просил  генерала использовать все  свое влиЯние в верхах,
чтобы ‘анта-Њарта и ђиоача  стали  официально  признанными департаментами, и
таким образом  были бы устранены  их давние разногласиЯ  с Љартахеной. Љогда
•осе ‹ауренсио ‘ильва  закончил  читать  письмо  епископа,  генерал не  смог
сдержатьсЯ. "‹юбаЯ  идеЯ,  котораЯ приходит в головы колумбийцам, направлена
только на разделение",  -  сказал  он в отчаЯнии.  Џозже, когда он вместе  с
”ернандо разбирал давно пришедшую корреспонденцию, горечь его проЯвилась еще
сильнее.
     - Ќет, и не говори мне ничего, - сказал он ”ернандо. - Ћни хотЯт, чтобы
Я держал земной шар на плечах, лишь бы они могли делать, что им хочетсЯ.
     ЌеотвЯзное  желание  переменить  климат  доводило  его  чуть  ли не  до
безумиЯ. …сли было влажно, он хотел, чтобы было посуше; если холодно - чтобы
потеплело; если ветер был с гор, хотел, чтобы  он  дул с морЯ. Ћн пребывал в
постоЯнном беспокойстве -  то  открывал окна, чтобы было больше  воздуха, то
снова  закрывал,  то велел,  чтобы  кресло поставили  спинкой  к  свету,  то
наоборот, и,  казалось, немного успокаивалсЯ, только раскачиваЯсь в гамаке -
раскачиваЯсь из последних сил, которые у него еще оставались.
     „ни в  ‘анта-Њарте  стали  такими тЯжелыми,  что,  когда  генерал обрел
некоторое  спокойствие и захотел перебратьсЯ в загородный дом сеньора Њьера,
доктор ђеверенд первым настоЯл на отсрочке, он  понимал: уехать сейчас - это
уйти  туда,  откуда  нет возврата. Ќакануне  отъезда генерал  написал своему
другу: "џ умру через два месЯца или чуть  позже". ќти слова были откровением
длЯ всех, ибо чрезвычайно редко за всю его жизнь и особенно в последние годы
кто-нибудь слышал, как он вспоминал о смерти.
     ‹а-”лорида-де-‘ан-Џедро-Ђлехандрино,    расположеннаЯ    на     отрогах
‘ьерра-Ќевады,  в  одной  лиге  от  ‘ан-та-Њарты,  состоЯла   из  домов  длЯ
работников плантации сахарного тростника и фабрики длЯ производства печеньЯ.
‚ колЯске сеньора Њьера генерал проделал путь, который его бездыханное тело,
завернутое  в старое крестьЯнское одеЯло, на повозке, запрЯженной  волами, в
той же самой пыли,  но в противоположном направлении должно будет  повторить
десЯть  дней спустЯ. ‡адолго до того, как генерал увидел дом сеньора  Њьера,
ветер донес  до  него  запах сладкой патоки, и он тотчас оказалсЯ  в западне
одиночества.
     - ќто запах ‘ан-Њатео, - вздохнул он.
     Ћ плантации и заводе в ‘ан-Њатео, в двадцати четырех лигах от Љаракаса,
он вспоминал всегда с мучительной тоской. ’ам он осталсЯ в возрасте трех лет
без  отца,  круглым сиротой  в  девЯть и вдовцом  в  двадцать. Ћн  женилсЯ в
€спании  на  красивой  девушке  из  семьи   креольских  аристократов,  своей
родственнице, и единственной его мечтой тех  лет было счастливо жить  с ней,
умножать свое состоЯние, владеЯ рабами и землей ‘ан-Њатео. Ћн никогда не был
до конца уверен, случилась ли  смерть его супруги через восемь месЯцев после
свадьбы  от злокачественной лихорадки или в результате несчастного случаЯ  в
доме. €менно эта смерть Явилась длЯ него подлинным рождением, ведь прежде он
был просто юным представителем одного из высокородных колониальных семейств,
предающимсЯ  светским  удовольствиЯм, без малейшего интереса к  политике, но
после  смерти  жены  в  одночасье  он  превратилсЯ  в  мужчину и  осталсЯ им
навсегда. Ћн  никогда больше не говорил о своей умершей супруге,  никогда не
вспоминал о ней и никогда не пыталсЯ заменить ее другой. Ќа  протЯжении всей
жизни почти каждую ночь ему снилсЯ дом в ‘ан-Њатео, а иногда он видел во сне
отца  и мать и каждого  из своих  братьев,  но жену  не видел никогда  -  он
похоронил  ее на дне забвениЯ вместе с  другими горькими воспоминаниЯми, ибо
это было  пусть жестокое, но  средство,  чтобы  продолжать жить без  нее. ’о
немногое, что смогло  теперь на мгновение оживить его  памЯть о ‘ан-Њатео, -
это запах патоки  в ‘ан-Џедро-Ђлехандрино, здешние рабы, даже не удостоившие
его взглЯдом состраданиЯ,  огромные деревьЯ вокруг  дома, выкрашенного к его
приезду  в  белый цвет;  ‘ан-Џедро-Ђлехандрино -  еще  один сахарный завод и
плантациЯ, куда судьба привела его и где ему предстоЯло умереть.
     - …е звали ЊариЯ ’ереса ђодригес дель ’оро-и-Ђлайса, - вдруг сказал он.
     ‘еньор де Њьер не понЯл.
     - Љого? - спросил он.
     - ’у, котораЯ была моей женой, - сказал он и тут же добавил:
     - Ќо забудьте об этом, пожалуйста: это несчастье времен моего детства.
     Ѓольше он ничего не сказал.
     ‘пальнЯ, которую ему  отвели, вызвала у него поток других воспоминаний,
он с пристальным  вниманием осматривал каждый предмет - все  здесь  казалось
ему странно знакомым. Љроме кровати с пологом в спальне стоЯл комод красного
дерева, ночной столик, тоже красного дерева, с крышкой из мрамора, и большое
кресло, обитое красным бархатом Ќа стене рЯдом с окном висели восьмиугольные
часы с римскими цифрами - они показывали час семь минут.
     - Њы здесь уже были, - сказал он.
     Џозже,  когда •осе  Џаласиос завел  часы  и  поставил правильное времЯ,
генерал лег в  гамак,  ему  хотелось  уснуть хоть  на минуту ‚ окно он видел
только ‘ьерра-Ќеваду,  голубоватого цвета, Ясных очертаний - будто  картина,
повешеннаЯ на стену, - и вспоминал другие комнаты, где было  прожито столько
других жизней.
     - џ никогда не чувствовал себЯ так близко от дома, как сейчас, - сказал
он
     ‚  первую ночь в  ‘ан-Џедро-Ђлехандрино  он спал  хорошо и на следующий
день  выглЯдел  выздоровевшим   настолько,   что  осмотрел  сахарный  завод,
полюбовалсЯ волами прекрасной  породы, попробовал меду и  удивил всех своими
познаниЯми в производстве  сахара.  ѓенерал ЊонтильЯ,  пораженный переменой,
попросил  ђеве-ренда  сказать  ему  всю правду,  и  тот объЯснил, что  перед
смертью часто наступает улучшение. …го смерть - это вопрос дней, может быть,
часов.  ЏотрЯсенный этими словами, ЊонтильЯ  так  сильно  ударил кулаком  по
стене, что  в кровь  разбил  руку. Ќикто и  никогда  не  видел  его  в таком
отчаЯнии.  Ћн не раз обманывал генерала, всегда из добрых  побуждений  и  по
незначительным политическим вопросам ‘ этого днЯ он лгал генералу  из любви,
и всем, кто с ним общалсЯ, велел тоже лгать.
     Ќа этой же неделе в ‘анта-Њарту прибыли восемь офицеров высокого ранга,
высланных из ‚енесуэлы за антиправительственную деЯтельность. ‘реди них были
и  те,  кто  возглавлЯл  освободительную  борьбу: Ќиколас  ‘ильва,  ’ринидад
Џортокарреро и  •улиан  €нфанте. ЊонтильЯ просил  их, чтобы они не только не
сообщали умирающему  генералу дурных вестей,  но  приукрасили бы то хорошее,
что есть, дабы  пролить бальзам на  его самые  мучительные раны.  Ћфицеры не
просто приукрасили - они представили ему отчет настолько далекий от реальной
ситуации в стране, что в глазах генерала загорелсЯ огонь  прежних времен. Ћн
снова заговорил  о ђиоаче,  о которой не вспоминал  уже целую  неделю,  и  о
походе в ‚енесуэлу - как о деле решенном.
     -  ‡а все  последнее  времЯ у нас не было такой  прекрасной возможности
вернутьсЯ на  избранный  путь,  -  сказал  он.  €  добавил  с  непоколебимой
убежденностью.  - ‚  тот день, когда Я ступлю на землю  долины  Ђрагуа, весь
народ ‚енесуэлы станет под мои знамена.
     ‚  один  из вечеров  он  стал разрабатывать новый  стратегический  план
вместе с приехавшими офицерами, которые всЯчески поддерживали его энтузиазм,
достойный состраданиЯ.  Џри этом  всю  ночь напролет им пришлось выслушивать
его пророчества о том, как  они восстановЯт порЯдок - с самого начала  и  на
этот  раз уже навсегда  -  на необозримых  просторах  империи  его  иллюзий.
ЊонтильЯ   был  единственным,  кто  осмелилсЯ  противопоставить   себЯ  этим
слушателЯм, оглушенным разглагольствованиЯми безумца.
     - Ћпасайтесь  его  слов,  - сказал ЊонтильЯ. - ‚ Љасакойме  он прорицал
столь же убежденно.
     ќто  было  4  июлЯ  1817  года  - генералу вместе  с небольшой  группой
офицеров,  среди  которых  был  Ѓри-сеньо Њендес, пришлось  провести ночь  в
лагуне  Љаса-койма,  спасаЯсь от  испанских  войск,  которые  вот-вот  могли
захватить их в чистом поле. Џолуголый,  измученный лихорадкой, он вдруг стал
выкрикивать,  одно за другим, все  то,  что  они должны сделать  в  будущем:
немедленный  захват  Ђнгостуры,  переход  через Ђнды длЯ  освобождениЯ Ќовой
ѓранады, а затем и ‚енесуэлы, основание Љолумбии и, наконец, захват огромных
территорий на юге до самого Џеру. "Њы поднимемсЯ на —имборасо и установим на
снежной  вершине трехцветное  знамЯ великой  Ђмерики,  единой и свободной во
веки веков!"  -  воскликнул он под  конец. ’е,  кто слышал  его,  тогда тоже
подумали: он - безумец; однако все, что он предрек, сбылось - слово в слово,
шаг за шагом, менее чем за пЯть лет.
     Љ    несчастью,   то,   что   происходило   с    генералом   теперь   в
‘ан-Џедро-Ђлехандрино,  было только видимостью улучшениЯ -  это было началом
конца. Ѓоли,  которые  перестали мучить его в первую неделю, возобновились и
делались все сильнее. ‚ последнее времЯ генерал так исхудал, что приходилось
несколько  раз подворачивать рукава рубашки,  а  вельветовые  брюки пришлось
укоротить на дюйм. Ћн мог спать не более трех часов в начале ночи, остальное
же  времЯ  задыхалсЯ от кашлЯ или металсЯ  в  бреду, или  его часами  мучила
икота, котораЯ  началась еще в ‘анта-Њарте и котораЯ теперь нападала на него
все чаще. Џо вечерам, когда остальные спали, он,  превозмогаЯ боль, глЯдел в
окно на заснеженные вершины сьерры.
     —етыре  раза пересекал он Ђтлантический океан  и,  освобождаЯ  Ђмерику,
преодолел верхом на лошади такую территорию, как никто после него; однако он
ни разу не  написал  завещаниЯ - а длЯ  того  времени писать завещаниЯ  было
делом самым  обычным.  "“ менЯ нечего  и  некому  оставлЯть", - говорил  он.
ѓенерал Џедро  Ђлькантара ќрран уговаривал его написать завещание в ‘анта-”е
- когда они готовились к путешествию, -  ссылаЯсь на то, что так принЯто, но
генерал  ответил - и скорее  всерьез,  чем в шутку, - что смерть не входит в
его  ближайшие планы. Ћднако в ‘ан-Џедро-Ђлехандрино он  сам выразил желание
продиктовать  изъЯвление своей воли и свое последнее  воззвание. Ќикто так и
не узнал, сделал он это осознанно или это было порывом опечаленной души.
     Џоскольку  ”ернандо  заболел, диктовать  генерал  начал  •осе ‹ауренсио
‘ильве - он несколько бессвЯзно говорил ему не  столько о своих стремлениЯх,
сколько о разочарованиЯх: Ђмерика неуправлЯема,  это страна, отдавшаЯ себЯ в
жертву  революции  на  море,  она  падет безвозвратно  и  окажетсЯ  в  руках
одержимой толпы, а потом пройдет через все виды тираний, неотличимых друг от
друга, тираний всех цветов и рас, - это и многое другое,  столь же  мрачное,
диктовал он в те дни ‹ауренсио ‘ильве или писал в письмах своим друзьЯм.
     Ћн диктовал по несколько  часов, будто на него снизошел дар провидениЯ,
не прерываЯсь, даже  если начиналсЯ  приступ кашлЯ. •осе ‹ауренсио ‘ильва не
успевал записывать  все, а Ђндрее  €барра не мог долго писать  левой  рукой.
Љогда  все  писари  и  адъютанты  уставали,  за  дело  принималсЯ  лейтенант
кавалерии Ќиколас ЊарьЯ-но де Џас - он переписывал надиктованное тщательно и
красивым почерком, до тех пор пока хватало бумаги. Ђ когда бумага кончилась,
ЊарьЯно де Џас продолжал писать на стене, заполнив ее почти всю. ѓенерал был
так  благодарен  ему,  что  подарил  два дуэльных  пистолета, принадлежавших
генералу ‹оренсо Љаркамо.
     Џоследней  его волей  было  следующее:  пусть его останки  перевезут  в
‚енесуэлу,  две  книги  из библиотеки  Ќаполеона  передадут  университету  в
Љаракасе, восемь тысЯч песо отдадут •осе Џаласиосу в знак признательности за
верную службу,  а бумаги,  оставленные  им в Љартахене  на попечение сеньора
Џаважо,  сожгут, пусть вернут  Ѓоливии медаль, которой наградил его конгресс
Ѓоливии, а вдове маршала ‘укре вернут золотую шпагу, украшенную драгоценными
камнЯми,  которую  маршал  ему  подарил, и  пусть  остальное его  имущество,
включаЯ шахты в Ђроа,  будет распределено между двумЯ его  братьЯми и детьми
умершего брата. Ѓольше у него ничего не было, ибо из этого самого  имущества
надо было оплатить несколько  висевших  на  нем  долгов, больших и малых,  и
среди них двадцать тысЯч дуро  профессору  ‹анкастеру - долг, превратившийсЯ
длЯ него в неотвЯзный кошмар.
     ‘реди обЯзательных  дел он не забыл о совсем особенном  - поблагодарить
сэра ђоберта ‚ильсона за хорошее воспитание сына и его верность. ќто не было
странным, странным было то,  что он не сделал этого по отношению к  генералу
Ћ'‹ири;  тот  не  успел к одру умирающего только потому, что ему не  удалось
вовремЯ  приехать  из  Љартахены,  где он  находилсЯ, по  приказу  самого же
генерала, при президенте “рданете.
     ‚ильсон и Ћ'‹ири - эти два имени навсегда остались свЯзанными  с именем
генерала.  ‚ильсон позднее  стал торговым  представителем  ‚еликобритании  в
‹име,  а потом в Љаракасе, и всегда  был  одной из  самых заметных фигур при
разрешении политических и военных вопросов этих двух стран.
     Ћ'‹ири  длительное  времЯ  в качестве  консула  находилсЯ в  Љингстоне,
позднее  в ‘анта-”е, где и умер  в возрасте пЯтидесЯти одного года,  оставив
тридцать четыре тома  описаниЯ своей жизни рЯдом с генералом Ђмерик. ‘ебе он
отвел самое скромное место, однако деЯтельность  его была плодотворна, что и
уместилось в одной фразе: "“мер  Ћсвободитель, проиграно его великое дело, Я
возвращаюсь на  џмайку, где  буду приводить  в  порЯдок свои бумаги и писать
воспоминаниЯ".
     ЌачинаЯ с того днЯ, когда генерал составил завещание, врач  принЯлсЯ за
лечение всеми  известными ему средствами:  горчичники к  ступнЯм, растирание
позвоночника, болеутолЯющие пластыри по всему телу. Ќепроходимость кишечника
преодолевали  с помощью клизм, они оказывали немедленный, но  разрушительный
эффект.   ЋпасаЯсь  кровоизлиЯниЯ  в  мозг,   пытаЯсь  избежать   обострениЯ
хронического катара, генерала лечили вытЯжным пластырем. ‚  пластырь втирали
шпанскую  мушку,  едкое  насекомое,  которое   вызывает  волдыри,  способные
всасывать  лекарства.  „октор  ђеверенд  положил  умирающему  генералу  пЯть
пластырей на затылок и по  одному  на икры. Џолтора века спустЯ многие врачи
пришли  к  мнению, что  именно эти высыхающие пластыри  были причиной скорой
смерти,   поскольку  они   привели   к   расстройству   мочевого   пузырЯ  и
непроизвольным мочеиспусканиЯм, сначала просто болезненным, а в конце концов
кровавым,  особенно  после  того,  как  пластырь прилепили  к низу живота  и
держали, пока он не высох, как написал доктор ђеверенд в акте о вскрытии.
     ЋбонЯние генерала обострилось, врач  и аптекарь Ђугусто  ’омасин должны
были держать свои пахучие лекарства  подальше от него.  ѓенерал велел больше
обычного  опрыскивать  комнату одеколоном и продолжал  принимать бесполезные
ванны, брилсЯ он собственноручно и чистил зубы с Яростным ожесточением - это
было выше его сил, но он  делал  это, чтобы защититьсЯ  от смрадного дыханиЯ
смерти.
     ‚о вторую неделю декабрЯ через ‘анта-Њарту проезжал полковник ‹уис Џеру
де  ‹акруа, молодой ветеран наполеоновской армии, -  до недавнего времени он
был адъютантом генерала, - и первое, что он сделал после визита к  генералу,
- написал  письмо Њануэле ‘аенс об истинном положении  вещей. Љак только она
получила письмо, то  сразу  же выехала в ‘анта-Њарту,  однако  в ѓуадуасе ей
объЯвили,  что она  уже опоздала предложить  ему  свою заботу.  ќто известие
вычеркнуло ее из  жизни. Ћна  жила  среди теней  прошлого, и единственной ее
заботой стали два кофра с бумагами генерала, которые она обнаружила  в одном
надежном месте в  ‘анта-”е, - до тех пор, пока генерал Ћ'‹ири не  забрал  их
несколько  лет спустЯ  согласно распорЯжениЯм  генерала.  ѓенерал  ‘антандер
одним из своих первых государственных  указов выслал ее  из страны.  Њануэла
покорилась судьбе с достоинством и с ожесточенным сердцем, сначала уехала на
џмайку,  а потом в  обиде  и  печали  закончила  свои дни  в Џайте,  грЯзном
портовом городке на побережье ’ихого океана,  где останавливались китобойные
суда  со  всего света. ’ам  она перемогала забвение  с  помощью  вЯзаниЯ  на
спицах,  курила табак,  который  покупала  у погонщиков  мулов, и,  пока  ей
позволЯл артрит, делала леденцы  в  виде фигурок зверьков, которые продавала
морЯкам. „октора ’орна,  ее  мужа, зарезали  ножом в одном из закоулков ‹имы
какие-то грабители, и по завещанию ей досталась сумма, равнаЯ той, какую она
принесла ему в  приданое,  но  эти деньги  так и не  были  ей  переданы. ’ри
человека нанесли  ей визиты, послужившие утешением в ее одиночестве: маэстро
‘имон ђодригес, с  которым она  поделила пепел славы; „жу-зеппе  ѓарибальди,
итальЯнский патриот, который возвращалсЯ на родину после войны с  диктатурой
ђосаса в  Ђргентине,  и  писатель ѓерман Њелвилл, который  плавал по  морЯм,
добываЯ материал длЯ "Њоби  „ика". “же  пожилаЯ, беспомощно лежащаЯ в гамаке
после  перелома  бедра,  она предсказывала судьбу по картам  и давала советы
влюбленным. “мерла она во времЯ эпидемии чумы в возрасте  пЯтидесЯти  девЯти
лет, и ее хижина вместе с бесценными бумагами генерала, среди которых были и
его любовные  письма к ней,  была  сожжена  санитарной полицией. Љак сказали
Џеру де  ‹акруа, единственными  реликвиЯми, которые остались из личных вещей
генерала, были  прЯдь его волос и перчатка. ’о, что увидел Џеру де ‹акруа во
”лориде-де-‘ан-Џедро-Ђлехандрино, можно было назвать хаосом ожиданиЯ смерти.
‚ доме -  полнаЯ неразбериха. Ћфицеры  спали там, где их застал сон, в любой
час суток, все были так взвинчены, что даже всегда сдержанный •осе ‹ауренсио
‘ильва  вынул  шпагу  из   ножен,  увидев  безмолвно   поЯвившегосЯ  доктора
ђеверенда.  ”ернанде  ’олстухе  приходилось  готовить  еду  в  любое,  самое
непредвиденное  времЯ суток - делала она это уже с  остервенением. Ќекоторые
играли в карты день  и ночь, не заботЯсь о том, что умирающий, который лежит
в соседней  комнате, слышит все их выкрики. ‚ один из вечеров, когда генерал
был в забытьи,  кто-то  на  террасе заорал во  всю глотку, что  ему  удалось
выручить  за двенадцать песо и  двадцать три сентаво полдюжины досок, двести
двадцать пЯть гвоздей, шестьсот  обойных  гвоздей,  пЯтьдесЯт рыбин  дорада,
десЯть  вар  мадаполама, девЯть вар  манильской ленты  и  десЯть  вар  ленты
черной.
     ќтот  голос  перекрыл все  другие  голоса  и  разнессЯ по всей асьенде.
„октор  ђеверенд  в  это  времЯ  в  спальне  перевЯзывал  генералу  Њонтилье
сломанную руку,  и  оба понЯли, что генерал, очнувшись  от  тЯжелой дремоты,
слышит эту тираду. ЊонтильЯ высунулсЯ в окно и громко крикнул:
     -  „а заткнись же, черт  тебЯ  побери! ѓенерал заговорил,  не  открываЯ
глаз.
     - Џусть кричит, - сказал  он. - ‚ конце концов,  нет ничего, о чем Я не
мог бы слышать.
     ’олько  •осе Џаласиос хорошо  знал, что генералу незачем было и слышать
все  это, чтобы  понЯть: речь  идет о  двухстах пЯтидесЯти  трех  песо, семи
реалах   и   трех    квартильо   общественных   пожертвований,    выделенных
муниципалитетом  на его  похороны,  помимо  тех, что  были  сделаны частными
лицами, а также  тех, что  были выделены  из фондов на  содержание  бойни  и
тюрьмы,  и  что это  -  список  материалов, необходимых  длЯ гроба.  ‘ этого
момента  •осе  Џаласиос,  по  приказу  Њонтильи,  взЯл  на себЯ  обЯзанность
следить, чтобы  никто,  в каком  бы чине он ни был, независимо от его званиЯ
или титула,  не вошел  в спальню генерала, себе же  определил такой режим  у
постели больного, что это мало отличалось от его собственной кончины.
     - …сли бы мне дали  такую власть  с  самого начала, генерал  жил бы сто
лет, - сказал •осе Џаласиос.
     ”ернанда ’олстуха попыталась однажды войти.
     -  “ж раз  нашему  бедолаге  так нравились  женщины,  - сказала она,  -
нельзЯ, чтобы он умер, а ни одной не  было  бы у его  изголовьЯ, пусть  хоть
такой старой, некрасивой и ни на что не годной, как Я.
     …й не разрешили. ’огда она села у окна, пытаЯсь молитвой  освЯтить бред
умирающего  безбожника. Џотом она, не  снимаЯ  траура,  осталась там жить за
счет благотворительных заведений и дожила до ста одного года.
     €менно  она велела усыпать цветами дорогу  и  прислать  певчих, когда в
ночь  на среду  свЯщенник соседней деревни  Њаматоко пришел соборовать  его.
Џеред  свЯщенником  в  два  рЯда шли босые  индианки  в  длинных  и  широких
балахонах  из  грубого  холста  и  венках  из  аст  ромелий,  они,  распеваЯ
заупокойные  молитвы  на  своем   Языке,  освещали   ему  дорогу   маслЯными
светильниками.  €ндианки прошли по тропинке, которую ”ернанда  усыпала перед
ними лепестками цветов, и это  было так волнующе, что никто не осмелилсЯ  их
задержать.  ѓенерал,  увидев,  что  они  входЯт  в  комнату, приподнЯлсЯ  на
постели, прикрыл глаза рукой, чтобы свет не слепил его, и выгнал их криком:
     - “несите свои плошки, это похоже на процессию духов.
     ‡аботЯсь,  чтобы тЯжелаЯ атмосфера дома не добила умирающего,  ”ернандо
привел из Њаматоко труппу бродЯчих  музыкантов, те целый  день без передышки
играли  под тамариндовым деревом в патио.  ѓенерал обрадовалсЯ музыке  - она
приглушала боль. Ћн попросил несколько раз повторить "Ђнютины  глазки", свой
любимый контрданс, который  был  тогда  очень популЯрен,  ибо он сам  в свое
времЯ распространЯл копии партитуры везде, где только ни был.
     ђабы  ушли  с фабрики и плантации и подолгу смотрели на генерала сквозь
увитое плющом окно. Ћн был завернут в белую простыню, с еще более исхудавшим
и  землистым  лицом, чем то,  какое увидели, когда он  умер, и отбивал такт,
покачиваЯ  головой,  покрытой вновь отросшими  и нечесаными волосами.  Џосле
каждой пьесы  он хлопал в ладоши  с  приличествующим  случаю почтением,  как
научилсЯ это делать в парижской опере.
     ‚  полдень, оживленный музыкой, он выпил чашку бульона  и съел кашу  из
саго и кусочек  вареного цыпленка. Џотом попросил зеркало, чтобы, не вставаЯ
с  гамака,  посмотреть  на себЯ,  и  сказал:  "‘  такими  глазами Я не  могу
умереть". Ќадежда,  почти потерЯннаЯ, которую доктор ђеверенд  не  разделЯл,
снова возродилась в  сердцах его людей.  Ќо  когда  казалось, что ему  стало
лучше,  больной,  заговорив, перепутал генерала  ‘арда с испанским  офицером
тридцати  восьми лет, которого ‘антан-дер  после битвы при Ѓойака расстрелЯл
на месте без суда  и следствиЯ. —уть позже неожиданно началось ухудшение, от
которого он  уже не оправилсЯ, и  он слабым голосом кричал, чтобы музыкантов
увели подальше  от дома, и их увели, чтобы они не отЯгчали его агонии. Љогда
он  успокоилсЯ, то приказал  ‚ильсону отредактировать  письмо генералу •усто
Ѓрисеньо,  в котором просил как о посмертной  милости, чтобы он длЯ спасениЯ
страны от ужаса анархии объединилсЯ с генералом “рданетой. …динственное, что
он продиктовал  дословно, было  самое начало: "џ пишу это письмо в последние
минуты моей жизни".
     ‚ечером он допоздна разговаривал с ”ернандо и впервые давал ему  советы
на  будущее.  “  генерала и  ”ернандо  и  раньше  была  идеЯ:  вместе писать
воспоминаниЯ; однако племЯнник  достаточно долго прожил бок о  бок  с ним, и
пусть теперь, после его смерти, напишет их сам,  один, чтобы его дети  имели
представление об этих годах славы и падений.
     "Ћ'‹ири что-нибудь  напишет, если  захочет, - сказал генерал.  - Ќо это
другое  дело".  ”ернандо  было  тогда  двадцать  шесть  лет; он проживет  до
восьмидесЯти  восьми,  не  написав  ничего,  кроме  нескольких  разрозненных
страниц, ибо  судьба  одарит  его  таким несказанным  счастьем,  как  потерЯ
памЯти.
     Џока генерал диктовал завещание, •осе Џаласиос  был в спальне. Ќи  он и
никто  другой не произнесли ни одного  слова  за времЯ этого  торжественного
свЯщеннодействиЯ.  Ќо  поздно  вечером,  во  времЯ успокаивающей ванны, •осе
Џаласиос стал умолЯть генерала, чтобы тот изменил свою предсмертную волю.
     - Њы всегда были бедны, и нам ничего не нужно, - сказал он.
     - Љак раз  наоборот,  - возразил генерал. - Њы всегда  были богаты, так
что ничего лишнего у нас не бывает.
     Ћба  эти утверждениЯ были справедливы.  •осе Џаласиос  начал служить  у
него, когда был совсем  молодым, -  так распорЯдилась мать генерала, котораЯ
была его хозЯйкой, и юридически он не был свободным человеком. ’ак он и жил,
не  вникаЯ  в юридическую суть  вопроса,  никогда  не получаЯ жалованьЯ,  не
определЯЯ  своего  положениЯ,  ибо  все  его  личные  интересы  были  частью
интересов генерала Ћн отождествлЯл себЯ с ним  вплоть до манеры  одеватьсЯ и
есть  и не позволЯл  себе  хоть немного выпить. ѓенерал  совсем не собиралсЯ
оставлЯть •осе Џаласиоса  на произвол судьбы - не имеющим никакого воинского
званиЯ,  ни свидетельства об  инвалидности, в том возрасте, когда уже поздно
начинать  новую  жизнь. ’ак  что другого  пути не было: решение оставить ему
восемь  тысЯч  песо  было  не  только  окончательным,  но  и  не  подлежащим
обсуждению.
     -  ќто будет  справедливо, -  закончил  генерал. •осе Џаласиос  ответил
тотчас:
     - Ѓудет справедливо, если мы умрем вместе. Џрактически так и оказалось,
ибо он распорЯжалсЯ своими деньгами так же плохо, как генерал своими.  Џосле
смерти   генерала   он   осталсЯ   в   Љартахене-де-€н-диас   на   попечении
благотворительных организаций, стал,  пытаЯсь заглушить  боль  воспоминаний,
пить и погубил себЯ  в удовольствиЯх.  Ћн умер  в возрасте семидесЯти  шести
лет, увЯзнув  в тине  мучительного бреда  и кошмаров,  в  притоне  длЯ нищих
ветеранов Ћсвободительной армии.
     Ќа рассвете 10 декабрЯ генерал проснулсЯ в таком  плохом состоЯнии, что
срочно послали за епископом - на случай, если  генерал захочет исповедатьсЯ.
…пископ поЯвилсЯ немедленно, он посчитал церемонию настолько важной, что был
одет  в   полное  епископское  облачение.   Џо  распорЯжению  генерала   все
происходило  при   закрытых   дверЯх,  без  свидетелей,   и  длилось   всего
четырнадцать  минут.  Ќикто никогда  не  узнал ни слова  из того, о чем  они
говорили. …пископ вышел быстро и был  расстроен; ни с  кем не  попрощавшись,
сел в колЯску; несмотрЯ  на многочисленные приглашениЯ,  не присутствовал на
похоронах и не поЯвилсЯ даже при погребении. Ђ  генерал был так плох, что не
смог самостоЯтельно поднЯтьсЯ с гамака, и врач, подхватив его под мышки, как
младенца, обложив подушками, усадил  на кровати,  чтобы он  не задохнулсЯ от
кашлЯ. Љогда  приступ прошел, генерал  велел всем выйти, чтобы  поговорить с
врачом наедине.
     -  џ  и  представить  себе  не  мог,  что  можно всерьез думать о такой
белиберде - о  свЯтых, - сказал он. -  џ не имею счастьЯ  верить в загробную
жизнь.
     -  Ќе  в этом  дело,  - ответил ђеверенд. - €споведь  приводит сознание
больного в  соответствие с  состоЯнием  души,  и  это  значительно облегчает
задачу врача.
     ѓенерал  не  оценил виртуозность  ответа,  но  вздрогнул  от  озарениЯ,
открывшегосЯ ему: весь его безумный  путь через  лишениЯ  и мечты  пришел  в
настоЯщий момент к своему концу. „альше - тьма.
     - —ерт возьми, - вздохнул он. - Љак же Я выйду из этого лабиринта?!
     Ћн обвел комнату Ясным взором умирающего и впервые осознал всю  правду:
последнЯЯ  взЯтаЯ  внаймы  кровать, жалкий ночной  столик, терпеливое мутное
зеркало, которое больше никогда не покажет его отражениЯ, оббитый фарфоровый
кувшин с водой длЯ  умываниЯ, полотенце и мыло, которым будут  мытьсЯ другие
люди, бесстрастные восьмиугольные часы, неудержимо спешащие  к неотвратимому
свиданию с последним вечером  его  жизни -  17  декабрЯ, семь минут  второго
’огда  он  скрестил  руки на груди  и  стал слушать  голоса рабов  сахарного
завода, звонко поющих молитву  ‘вЯтой „еве, увидел в окно  сверкающий  алмаз
‚енеры на небе, уходЯщем от него навсегда, вечные снега гор, стебли вьюнка-в
следующую субботу на них поЯвились желтые  колокольчики, но никто не  увидел
их из-за траура в  запертом  доме, -  последний свет жизни, который  никогда
уже, во веки веков, он не увидит снова.