щих как бы вечное отвращение, и багрового
пЯтна на  жилистом виске,  со вздутием вроде крупной изюмины на
самой жиле.
     „ед и  бабка (он --  дрожащий,  ощипанный,  в  заплатанных
брючках; она -- стриженаЯ, с белым бобриком, и такаЯ худенькаЯ,
что  могла  бы   натЯнуть  на   себЯ  шелковый  чехол  зонтика)
расположились рЯдышком на  двух  одинаковых стульЯх с  высокими
спинками;   дед   не   выпускал  из   маленьких  волосатых  рук
громоздкого,   в  золоченой  раме,  портрета  своей  матери  --
туманной молодой  женщины,  державшей в  свою  очередь какой-то
портрет.
     Њежду тем  все продолжали прибывать мебель,  утварь,  даже
отдельные части стен.  ‘иЯл широкий зеркальный шкап,  ЯвившийсЯ
со  своим  личным  отражением  (а  именно:  уголок  супружеской
спальни,  --  полоса  солнца  на  полу,  оброненнаЯ перчатка  и
открытаЯ в глубине дверь). ‚катили невеселый, с ортопедическими
ухищрениЯми,  велосипедик.  Ќа столе с  инкрустациЯми лежал уже
десЯть дет плоский гранатовый флакон и шпилька.  Њарфинька села
на свою черную, вытканную розами, кушетку.
     -- ѓоре, горе! -- провозгласил тесть и стукнул тростью.
     ‘тарички испуганно улыбнулись.
     -- Џапенька,  оставьте,  ведь тысЯчу раз  пересказано,  --
тихо проговорила Њарфинька и зЯбко повела плечом.
     …е  молодой человек подал  ей  бахромчатую шаль,  но  она,
нежно усмехнувшись одним уголком тонких губ,  отвела его чуткую
руку.  ("џ  первым делом смотрю мужчине на  руки".)  Ћн  был  в
шикарной черной форме телеграфного служащего и надушен фиалкой.
     -- ѓоре!  --  с  силой  повторил тесть и  начал подробно и
смачно проклинать –инцинната.  ‚зглЯд –инцинната увело зеленое,
в  белую  горошинку,  платье Џолины:  рыженькаЯ,  косенькаЯ,  в
очках,  не  смех  возбуждающаЯ,  а  грусть этими  горошинками и
круглотой, тупо передвигаЯ толстые ножки в коричневых шерстЯных
чулках и сапожках на пуговках, она подходила к присутствующим и
словно  каждого  изучала,  серьезно  и  молчаливо глЯдЯ  своими
маленькими темными глазами,  которые сходились за  переносицей.
ЃеднЯжка была  обвЯзана салфеткой,  --  забыли,  видимо,  снЯть
после завтрака.
     ’есть  перевел  дух,   опЯть  стукнул  тростью,   и  тогда
–инциннат сказал:
     -- „а, Я вас слушаю.
     -- Њолчать,  грубиЯн, -- крикнул тот, -- Я вправе ждать от
тебЯ,  -- хотЯ бы сегоднЯ, когда ты стоишь на пороге смерти, --
немножко почтительности.  “хитритьсЯ угодить на плаху... €зволь
мне объЯснить, как ты мог, как смел...
     Њарфинька что-то тихо спросила у своего молодого человека,
который осторожно возилсЯ,  шарЯ  вкруг  себЯ  и  под  собой на
кушетке.
     -- Ќет,  нет,  ничего,  --  ответил он так же тихо,  -- Я,
должно быть,  ее по дороге.  --  Ќичего, найдетсЯ... Ђ скажите,
вам, наверное, не холодно?
     Њарфинька,  отрицательно качаЯ  головой,  опустила  мЯгкую
ладонь к  нему на  кисть;  и,  тотчас отнЯв руку,  поправила на
коленЯх  платье  и   шипЯщим  шепотом  позвала  сына,   который
приставал к  своим дЯдьЯм,  отталкивавшим его --  он  им  мешал
слушать.  „иомедон,  в  серой блузе с резинкой на бедрах,  весь
искривлЯЯсь с  ритмическим выкрутом,  довольно все же  проворно
прошел расстоЯние от  них  до  матери.  ‹еваЯ нога была у  него
здороваЯ,  румЯнаЯ; праваЯ же походила на ружье в сложном своем
снарЯде:  ствол, ремни. Љруглые карие глаза и редкие брови были
материнские,  но  нижнЯЯ часть лица,  бульдожьи брыльца --  это
было, конечно, чужое.
     -- ‘адись сюда,  -- сказала вполголоса Њарфинька и быстрым
хлопком задержала стекавшее с кушетки ручное зеркало.
     -- ’ы мне ответь,  -- продолжал тесть, -- как ты смел, ты,
счастливый семьЯнин,  -- прекраснаЯ обстановка, чудные детишки,
любЯщаЯ жена,  --  как ты  смел не принЯть во внимание,  как не
одумалсЯ,  злодей?  Њне сдаетсЯ иногда,  что Я  просто-напросто
старый болван и ничего не понимаю,  -- потому что иначе надобно
допустить такую бездну мерзости... Њолчать! -- взревел он, -- и
старички опЯть вздрогнули и улыбнулись.
     —ернаЯ кошка,  потЯгиваЯсь,  напрЯгаЯ задние лапки,  боком
потерлась  о  ногу  –инцинната,   потом  очутилась  на  буфете,
проводившем ее глазами,  и оттуда беззвучно прыгнула на плечо к
адвокату,  который,  только что  на  цыпочках войдЯ,  сидел  на
плюшевом пуфе,  --  очень был простужен,  -- и, поверх готового
длЯ  употреблениЯ носового  платка,  оглЯдывал присутствующих и
различные  предметы  домашнего обихода,  придававшие такой  вид
камере,  точно тут происходил аукцион;  кошка испугала его,  он
судорожно ее скинул.
     ’есть клокотал,  множил проклЯтиЯ и  уже  начинал хрипеть.
Њарфинька прикрыла рукой глаза,  ее  молодой человек смотрел на
нее,  играЯ желваками скул.  Ќа диванчике с изогнутым прислоном
сидели братьЯ Њарфиньки;  брюнет,  весь в  желтом,  с  открытым
воротом,  держал трубку нотной бумаги еще без нот, -- был одним
из  первых  певцов города;  его  брат,  в  лазоревых шароварах,
щеголь и острЯк,  принес подарок зЯтю -- вазу с Ярко сделанными
из  воска  фруктами.  Љроме  того,  он  на  рукаве устроил себе
креповую повЯзку и,  ловЯ  взглЯд –инцинната,  указывал на  нее
пальцем.
     ’есть  на  вершине красноречивого гнева вдруг задохнулсЯ и
так  двинул креслом,  что  тихонькаЯ Џолина,  стоЯвшаЯ рЯдом  и
глЯдевшаЯ  ему  в  рот,  повалилась назад,  за  кресло,  где  и
осталась лежать,  надеЯсь,  что никто не заметил. ’есть начал с
треском вскрывать папиросную коробку. ‚се молчали.
     ЏримЯтые  звуки  постепенно начинали  расправлЯтьсЯ.  Ѓрат
Њарфиньки, брюнет, прочистил горло и пропел вполголоса: "Mali e
trano  t'amesti..."  (<a href=#s12>*12</a>)  --  осексЯ  и  посмотрел на  брата,
который сделал страшные глаза. Ђдвокат, чему-то улыбаЯсь, опЯть
принЯлсЯ за  платок.  Њарфинька на  кушетке  перешептывалась со
своим  кавалером,   который  упрашивал  ее  накинуть  шаль,  --
тюремный воздух был сыроват.  Ћни говорили на "вы",  но с каким
грузом  нежности  проплывало это  "вы"  на  горизонте  их  едва
уловимой беседы...  ‘таричок,  ужасно дрожа,  встал  со  стула,
передал портрет старушке и,  заслонЯЯ дрожавшее,  как  он  сам,
пламЯ, подошел к своему зЯтю, а –инциннатову тестю, и хотел ему
--. Ќо пламЯ потухло, и тот сердито поморщилсЯ:
     -- Ќадоели, право, со своей дурацкой зажигалкой, -- сказал
он угрюмо, но уже без гнева, -- и тогда воздух совсем оживилсЯ,
и сразу заговорили все.
     "Mali  e  trano  t'amesti..."  --  полным  голосом  пропел
Њарфинькин брат.
     -- „иомедон,   оставь   моментально  кошку,   --   сказала
Њарфинька,  --  позавчера ты уже одну задушил, нельзЯ же каждый
день. Ћтнимите, пожалуйста, у него, ‚иктор, милый.
     ЏользуЯсь общим оживлением, Џолина выползла из-за кресла и
тихонько встала. Ђдвокат подошел к –инциннатову тестю и дал ему
огнЯ.
     -- ‚озьми-ка  слово  "ропот",  --  говорил  –инциннату его
шурин,  острЯк,  -- и прочти обратно. Ђ? ‘мешно получаетсЯ? „а,
брат,  --  влЯпалсЯ ты в  историю.  ‚ самом деле,  как это тебЯ
угораздило?
     Њежду  тем  дверь  незаметно отворилась.  Ќа  пороге,  оба
одинаково держа руки за спиной, стоЯли м-сье Џьер и директор --
и  тихо,   деликатно,   двигаЯ  только  зрачками,   осматривали
общество. ‘мотрели они так с минуту, прежде чем удалитьсЯ.
     -- ‡наешь что, -- жарко дыша, говорил шурин, -- послушайсЯ
друга муругого.  ЏокайсЯ,  –инциннатик.  Ќу,  сделай одолжение.
Ђвось еще простЯт?  Ђ?  Џодумай, как это неприЯтно, когда башку
рубЯт. —то тебе стоит? Ќу, покайсЯ, -- не будь остолопом.
     -- Њое почтение,  мое почтение,  мое почтение,  --  сказал
адвокат, подходЯ. -- Ќе целуйте менЯ, Я еще сильно простужен. Ћ
чем разговор? —ем могу быть полезен?
     -- „айте мне пройти,  --  прошептал –инциннат, -- Я должен
два слова жене...
     -- ’еперь,   милейший,  обсудим  вопрос  материальный,  --
сказал освежившийсЯ тесть,  протЯгиваЯ так палку, что –инциннат
на нее наскочил. -- Џостой, постой же, Я с тобою говорю!
     –инциннат прошел дальше;  надо было обогнуть большой стол,
накрытый на десЯть персон,  и затем протиснутьсЯ между ширмой и
шкапом длЯ  того,  чтобы добратьсЯ до  Њарфиньки,  прилегшей на
кушетке.  Њолодой человек шалью прикрыл ей ноги.  –инциннат уже
почти добралсЯ,  но вдруг раздалсЯ злобный взвизг „иомедона. Ћн
оглЯнулсЯ и  увидел  ќммочку,  неизвестно как  попавшую сюда  и
теперь дразнившую мальчика: подражаЯ его хромоте, она припадала
на одну ногу со сложными ужимками. –инциннат поймал ее за голое
предплечье,   но  она  вырвалась,  побежала;  за  ней  спешила,
переваливаЯсь, Џолина в тихом экстазе любопытства.
     Њарфинька  повернулась  к  нему.   Њолодой  человек  очень
корректно встал.
     -- Њарфинька,  на два слова, умолЯю тебЯ, -- скороговоркой
произнес –инциннат,  споткнулсЯ о подушку на полу и неловко сел
на край кушетки, запахиваЯсь в свой пеплом запачканный халат.
     -- ‹егкаЯ мигрень,  --  сказал молодой человек.  --  Ћно и
понЯтно. …й вредны такие волнениЯ.
     -- ‚ы правы,  -- сказал –инциннат. -- „а, вы правы. џ хочу
вас попросить... мне нужно наедине...
     -- Џозвольте,  сударь,  --  раздалсЯ голос  ђодиона  возле
него.
     –инциннат встал,  ђодион и другой служитель взЯлись, глЯдЯ
друг  другу  в  глаза,   за  кушетку,   на  которой  полулежала
Њарфинька, крЯкнули, поднЯли и понесли к выходу.
     -- „о  свиданьЯ,   до  свиданьЯ,   --   по-детски  кричала
Њарфинька,  покачиваЯсь в  лад с  шагом носильщиков,  но  вдруг
зажмурилась и  закрыла лицо.  …е  кавалер озабоченно шел сзади,
несЯ  поднЯтые  с  полу  черную  шаль,   букет,  свою  фуражку,
единственную перчатку. Љругом была суета. ЃратьЯ убирали посуду
в сундук.  €х отец, астматически дыша, одолевал многостворчатую
ширму.  Ђдвокат  всем  предлагал  пространный  лист  оберточной
бумаги,  неизвестно  где  им  добытый;  его  видели  безуспешно
пытающимсЯ завернуть в  него  чан  с  бледно-оранжевой рыбкой в
мутной  воде.   ‘реди  суеты  широкий  шкап  со   своим  личным
отражением  стоЯл,   как  брюхатаЯ  женщина,  бережно  держа  и
отворачиваЯ зеркальное чрево,  чтобы не  задели.  …го наклонили
назад и, шатаЯсь, унесли. Љ –инциннату подходили прощатьсЯ.
     -- Ќу-с,  не поминай лихом,  --  сказал тесть и с холодной
учтивостью поцеловал –инциннату руку, как того требовал обычай.
Ѓелокурый брат посадил чернЯвого к  себе на плечи,  и  в  таком
положении они с –инциннатом простились и ушли,  как живаЯ гора.
„ед с  бабкой,  вздрагиваЯ,  кланЯлись и  поддерживали туманный
портрет.  ‘лужители  все  продолжали выносить  мебель.  Џодошли
дети:  Џолина, серьезнаЯ, поднимала лицо, а „иомедон, напротив,
смотрел в пол. €х увел, держа обоих за руки, адвокат. Џоследней
подлетела ќммочка:  бледнаЯ,  заплаканнаЯ,  с  розовым носом  и
трепещущим мокрым ртом,  --  она молчала, но вдруг поднЯлась на
слегка хрустнувших носках,  обвив горЯчие руки вокруг его  шеи,
-- неразборчиво зашептала что-то  и  громко всхлипнула.  ђодион
схватил ее  за  кисть,  --  судЯ по его бормотанию,  он звал ее
давно  и   теперь  решительно  потащил  к   выходу.   Ћна   же,
изогнувшись,   отклонив  и   обернув  к  –инциннату  голову  со
струЯщимисЯ  волосами  и   протЯнув  к   нему   ладонью  кверху
очаровательную руку,  с  видом балетной пленницы,  но  с  тенью
настоЯщего отчаЯниЯ, нехотЯ следовала за влачившим ее ђодионом,
-- глаза у нее закатывались, бридочка сползла с плеча, -- и вот
он размашисто,  как из ведра воду,  выплеснул ее в коридор; все
еще  бормоча,  вернулсЯ с  совком,  чтобы подобрать труп кошки,
плоско  лежавшей под  стулом.  „верь  с  грохотом захлопнулась.
’рудно было теперь поверить, что в этой камере только что...

        X

     -- Љогда волчонок ближе познакомитсЯ с моими взглЯдами, он
перестанет менЯ дичитьсЯ. Љое-что, впрочем, уже достигнуто, и Я
сердечно этому рад,  --  говорил м-сье Џьер,  сидЯ,  по  своему
обыкновению,  бочком  к  столу,  с  плотно  скрещенными жирными
лЯжками,  и  берЯ  одной  рукой беззвучные аккорды на  клеенкой
покрытом столе. –инциннат, подпираЯ голову, лежал на койке.
     -- Њы сейчас одни,  а на дворе дождь,  --  продолжал м-сье
Џьер.  --  ’акаЯ погода благоприЯтствует задушевным шушуканиЯм.
„авайте раз навсегда выЯсним...  “  менЯ создалось впечатление,
что вас удивлЯет,  даже коробит, отношение нашего начальства ко
мне;  выходит так, будто Я на положении особом, -- нет, нет, не
возражайте,   --  давайте  уж  начистоту,  коли  на  то  пошло.
Џозвольте же мне сказать вам две вещи.  ‚ы знаете нашего милого
директора (кстати:  волчонок к нему не совсем справедлив, но об
этом после...), вы знаете, как он впечатлителен, как пылок, как
увлекаетсЯ всЯкой новинкой, -- думаю, что и вами он увлекалсЯ в
первые  дни,  --  так  что  пассиЯ,  которой он  теперь ко  мне
воспылал,  не  должна вас смущать.  Ќе будем так ревнивы,  друг
мой. ‚о-первых, как это ни странно, но, по-видимому, вам до сих
пор неизвестно,  за что Я угодил сюда,  --  а вот,  когда Я вам
скажу, вы многое поймете. Џростите, -- что это у вас на шее, --
вот тут, тут, -- да, тут.
     -- ѓде?  --  машинально спросил  –инциннат,  ощупываЯ себе
шейные позвонки.
     Њ-сье Џьер подошел к нему и сел на край койки.
     -- ‚от тут,  --  сказал он,  --  но Я  теперь вижу --  это
просто тень так падала.  Њне показалось --  какаЯ-то  маленькаЯ
опухоль. ‚ы что-то неловко двигаете головой. Ѓолит? Џростудили?
     -- Ђх, не приставайте ко мне, прошу вас, -- скорбно сказал
–инциннат.
     -- Ќет,  постойте.  “ менЯ руки чистые,  позвольте мне тут
прощупать. Љак будто все-таки... ‚от тут не болит? Ђ тут?
     Њаленькой,   но   мускулистой  рукой   он   быстро  трогал
–инцинната  за  шею,  внимательно  осматриваЯ  ее  и  с  легким
присвистом дыша через нос.
     -- Ќет,  ничего.  ‚се у вас в исправности,  --  сказал он,
наконец отодвигаЯсь и  хлопаЯ пациента по загривку.  --  ’олько
ужасно она у  вас тоненькаЯ,  --  но так все нормально,  а  то,
знаете,  иногда случаетсЯ...  Џокажите Язык.  џзык  --  зеркало
желудка.  Ќакройтесь,  накройтесь,  тут  прохладно.  Ћ  чем  мы
беседовали? Ќапомните мне?
     -- …сли вы  бы действительно желали мне блага,  --  сказал
–инциннат, -- то оставили бы менЯ в покое. “йдите, прошу вас.
     -- Ќеужели вы  не  хотите менЯ  выслушать,  --  возразил с
улыбкой  м-сье  Џьер,   --  неужели  вы  так  упрЯмо  верите  в
непогрешимость своих выводов,  --  неизвестных мне вдобавок, --
заметьте это, неизвестных.
     –инциннат молчал, пригорюнившись.
     -- ’ак    позвольте    рассказать,    --    с    некоторою
торжественностью продолжал м-сье Џьер, -- какого рода совершено
мною преступление.  ЊенЯ обвинили,  -- справедливо или нет, это
другой вопрос, -- менЯ обвинили... ‚ чем же, как вы полагаете?
     -- „а  уж  скажите,   --   проговорил  с   вЯлой  усмешкой
–инциннат.
     -- ‚ы  будете потрЯсены.  ЊенЯ обвинили в  попытке...  Ђх,
неблагодарный,  недоверчивый друг...  ЊенЯ  обвинили в  попытке
помочь вам бежать отсюда.
     -- ќто правда? -- спросил –инциннат.
     -- џ никогда не лгу,  -- внушительно сказал м-сье Џьер. --
Њожет быть,  нужно иногда лгать -- это другое дело, -- и, может
быть, такаЯ щепетильнаЯ правдивость глупа и не приносит в конце
концов никакой пользы,  -- допустим. Ќо факт остаетсЯ фактом: Я
никогда не лгу.  ‘юда,  голубчик мой,  Я попал из-за вас.  ЊенЯ
взЯли ночью... ѓде? ‘кажем, в ‚ышнеграде. „а, -- Я вышнеградец.
‘олеломни,  плодовые сады.  …сли  вы  когда-нибудь  пожелали бы
приехать менЯ  навестить,  угощу  вас  нашими  вышнЯми,  --  не
отвечаю за каламбур,  -- так у нас в городском гербе. ’ам -- не
в гербе, а в остроге -- ваш покорный слуга просидел трое суток.
‡атем экстренный суд. ‡атем -- перевели сюда.
     -- ‚ы, значит, хотели менЯ спасти... -- задумчиво произнес
–инциннат.
     -- •отел Я  или  не  хотел --  мое  дело,  друг сердечный,
таракан запечный.  ‚о всЯком случае,  менЯ в этом обвинили,  --
доносчики,  знаете,  все публика молодаЯ,  горЯчаЯ,  и вот:  "Я
здесь перед вами стою в упоенье..." --  помните романс? ѓлавной
уликой послужил какой-то  план  сей  крепости с  моими будто бы
пометками. џ, видите ли, будто бы продумал в мельчайших деталЯх
идею вашего бегства, таракаша.
     -- Ѓудто бы или?.. -- спросил –инциннат.
     -- Љакое это наивное,  прелестное существо!  -- осклабилсЯ
м-сье Џьер,  показываЯ многочисленные зубы.  --  “ него все так
просто, -- как, увы, не бывает в жизни!
     -- Ќо хотелось бы знать, -- сказал –инциннат.
     -- —то?  Џравы  ли  были  мои  судьи?  „ействительно ли  Я
собиралсЯ вас спасать? ќх вы...
     Њ-сье Џьер встал и заходил по камере.
     -- Ћставим это,  -- сказал он со вздохом, -- решайте сами,
недоверчивый друг.  ’ак ли,  иначе ли, -- но сюда Я попал из-за
вас. Ѓолее того: мы и на эшафот взойдем вместе.
     Ћн  ходил  по  камере,  тихо,  упруго  ступаЯ,  подрагиваЯ
мЯгкими  частЯми  тела,  обхваченного казенной пижамкой,  --  и
–инциннат с  тЯжелым унылым  вниманием следил  за  каждым шагом
проворного толстЯчка.
     -- ‘меха ради,  поверю,  --  сказал наконец –инциннат,  --
посмотрим, что из этого получитсЯ. ‚ы слышите, -- Я вам верю. €
даже, длЯ вЯщей правдоподобности, вас благодарю.
     -- Ђх, зачем, это уже лишнее... -- проговорил м-сье Џьер и
опЯть сел у  стола.  --  Џросто мне хотелось,  чтобы вы  были в
курсе...  ‚от и прекрасно.  ’еперь нам обоим легче,  правда? Ќе
знаю,  как  вам,  но  мне  хочетсЯ плакать.  €  это --  хорошее
чувство. Џлачьте, не удерживайте этих здоровых слез.
     -- Љак тут ужасно, -- осторожно сказал –инциннат.
     -- Ќичего не ужасно. Љстати, Я давно хотел вас пожурить за
ваше отношение к  здешней жизни.  Ќет,  нет,  не отмахивайтесь,
разрешите мне на правах дружбы... ‚ы несправедливы ни к доброму
нашему ђодиону,  ни тем более к господину директору.  Џускай он
человек не очень умный,  несколько напыщенный,  ветроватый,  --
при этом любит поговорить,  -- все так, мне самому бывает не до
него,  и  Я,  разумеетсЯ,  не могу с  ним делитьсЯ сокровенными
думами,  как с  вами делюсь,  --  особенно когда на душе кошки,
простите за  выражение,  скребутсЯ.  Ќо  каковы бы  ни были его
недостатки,  -- он человек прЯмой, честный и добрый. „а, редкой
доброты,  --  не спорьте, -- Я не говорил бы, кабы не знал, а Я
никогда не  говорю наобум,  и  Я  опытнее,  лучше знаю  жизнь и
людей,  чем  вы.  ‚от  мне и  больно бывает смотреть,  с  какой
жестокой   холодностью,   с   каким   надменным  презрением  вы
отталкиваете ђодрига €вановича.  џ у него в глазах иногда читаю
такую муку...  —то же  касаетсЯ ђодиона,  то как это вы,  такой
умный,  не  умеете разглЯдеть сквозь его напускную грубоватость
всю  умилительную  благость  этого  взрослого  ребенка.  Ђх,  Я
понимаю,  что  вы  нервны,  что  вам трудно без женщины,  --  а
все-таки,   –инциннат,   --  вы  менЯ  простите,  но  нехорошо,
нехорошо...    €,    вообще,    вы   людей   обижаете...   …два
притрагиваетесь  к   замечательным  обедам,   которые  мы   тут
получаем. ‹адно, пускай они вам не нравЯтсЯ, -- поверьте, что Я
тоже кое-что смыслю в  гастрономии,  --  но  вы издеваетесь над
ними,  --  а  ведь кто-то  их  стрЯпал,  кто-то  старалсЯ...  џ
понимаю, что тут иногда бывает скучно, что хочетсЯ и погулЯть и
пошалить,  -- но почему думать только о себе, о своих хотениЯх,
почему вы  ни  разу даже не  улыбнулись на старательные шуточки
милого, трогательного ђодрига €вановича?.. Њожет быть, он потом
плачет, ночей не спит, вспоминаЯ, как вы реагировали...
     -- ‡ащита   во   всЯком  случае  остроумнаЯ,   --   сказал
–инциннат, -- но Я в куклах знаю толк. Ќе уступлю.
     -- Ќапрасно,  -- обиженно сказал м-сье Џьер. -- ќто вы еще
по молодости лет,  --  добавил он после молчаниЯ.  -- Ќет, нет,
нельзЯ быть таким несправедливым...
     -- Ђ, скажите, -- спросил –инциннат, -- вы тоже пребываете
в  неизвестности?  ђоковой мужик еще не  приехал?  ђубка еще не
завтра?
     -- ‚ы   бы   таких   слов   лучше   не   употреблЯли,   --
конфиденциально  заметил  м-сье  Џьер.   --  Ћсобенно  с  такой
интонацией...   ‚  этом  есть  что-то  вульгарное,  недостойное
порЯдочного человека.  Љак это можно выговорить,  --  удивлЯюсь
вам...
     -- Ђ все-таки -- когда? -- спросил –инциннат.
     -- ‘воевременно,  --  уклончиво ответил м-сье Џьер, -- что
за глупое любопытство? € вообще... Ќет, вам еще многому надобно
научитьсЯ, так нельзЯ. ќта заносчивость, эта предвзЯтость...
     -- Ќо как они тЯнут...  --  сонно проговорил –инциннат. --
Џривыкаешь, конечно... €зо днЯ в день держишь душу наготове, --
а  ведь  возьмут врасплох.  ’ак  прошло  десЯть дней,  и  Я  не
свихнулсЯ.  Ќу и надежда какаЯ-то... ЌеЯснаЯ, как в воде, -- но
тем  привлекательнее.  ‚ы  говорите о  бегстве...  џ  думаю,  Я
догадываюсь,   что  еще  кто-то  об  этом  печетсЯ...  Љакие-то
намеки...  Ќо что,  если это обман,  складка материи, кажущаЯсЯ
человеческим лицом...
     Ћн остановилсЯ, вздохнул.
     -- Ќет,  это любопытно,  -- сказал м-сье Џьер, -- какие же
это надежды, и кто этот спаситель?
     -- ‚оображение,  --  отвечал –инциннат.  --  Ђ  вам бежать
хочетсЯ?
     -- Љак так -- бежать? Људа? -- удивилсЯ м-сье Џьер.
     –инциннат опЯть вздохнул:
     -- „а не все ли равно -- куда. Њы бы с вами вместе... Ќо Я
знаю,  можете ли вы при вашем телосложении быстро бегать?  ‚аши
ноги...
     -- Ќу,   это  вы  того,  заврались,  --  ерзаЯ  на  стуле,
проговорил м-сье  Џьер.  --  ќто  в  детских  сказках бегут  из
темницы.  Ђ  замечаниЯ насчет  моей  фигуры можете оставить при
себе.
     -- ‘пать хочетсЯ, -- сказал –инциннат.
     Њ-сье Џьер закатал правый рукав. Њелькнула татуировка. Џод
удивительно белой кожей мышца переливалась, как толстое круглое
животное.  Ћн крепко стал, схватил одной рукой стул, перевернул
его  и  начал  медленно поднимать.  ЉачаЯсь от  напрЯжениЯ,  он
подержал его  высоко над головой и  медленно опустил.  ќто было
еще только вступление.
     Ќезаметно дыша,  он долго,  тщательно вытирал руки красным
платочком,   покамест  паук,  как  меньшой  в  цирковой  семье,
проделывал нетрудный маленький трюк над паутиной.
     Ѓросив ему  платок,  м-сье  Џьер  вскричал по-французски и
оказалсЯ  стоЯщим  на  руках.  …го  круглаЯ  голова  понемножку
наливалась красивой розовой кровью;  леваЯ  штанина опустилась,
обнажаЯ щиколотку; перевернутые глаза, -- как у всЯкого в такой
позитуре, -- стали похожи на спрута.
     -- Ќу что?  -- спросил он, снова вспрЯнув и приводЯ себЯ в
порЯдок.
     €з  коридора  донессЯ  гул  рукоплесканий  --   и   потом,
отдельно,  на ходу,  расхлЯбанно, захлопал клоун, но бацнулсЯ о
барьер.
     -- Ќу  что?  --  повторил м-сье  Џьер.  --  ‘илушка  есть?
‹овкость налицо? Ђли вам этого еще недостаточно?
     Њ-сье Џьер одним прыжком вскочил на стол,  встал на руки и
зубами схватилсЯ за  спинку стула.  Њузыка замерла.  Њ-сье Џьер
поднимал   крепко   закушенный  стул,   вздрагивали  натуженные
мускулы, да скрипела челюсть.
     ’ихо  отпахнулась  дверь,  и  --  в  ботфортах,  с  бичом,
напудренный и  Ярко,  до  синевой  слепоты,  освещенный,  вошел
директор цирка.
     -- ‘енсациЯ!  Њировой  номер!  --  прошептал  он  и,  снЯв
цилиндр, сел подле –инцинната.
     —то-то  хрустнуло,  и  м-сье Џьер,  выпустив изо рта стул,
перекувыркнулсЯ и очутилсЯ опЯть на полу.  Ќо,  по-видимому, не
все  обстоЯло благополучно.  Ћн  тотчас  прикрыл  рот  платком,
быстро посмотрел под  стол,  потом на  стул,  вдруг увидел и  с
глухим проклЯтием попыталсЯ сорвать со спинки стула впившуюсЯ в
нее вставную челюсть на шарнирах.  ‚еликолепно оскаленнаЯ,  она
держалась мертвой хваткой.  ’огда,  не потерЯвшись,  м-сье Џьер
обнЯл стул и ушел с ним вместе.
     Ќичего  не  заметивший ђодриг €ванович бешено аплодировал.
Ђрена,  однако,  оставалась пуста.  Ћн  подозрительно глЯнул на
–инцинната,  похлопал еще,  но без прежнего жара, вздрогнул и с
расстроенным видом покинул ложу.
     Ќа том представление и кончилось.

        XI

     ’еперь газет в камеру не доставлЯлось: заметив, что из них
вырезаетсЯ  все,  могущее  касатьсЯ  экзекуции,  –инциннат  сам
отказалсЯ от них.  “тренний завтрак упростилсЯ: вместо шоколада
-- хотЯ бы  слабого --  давали брандахлыст с  флотилией чаинок;
гренков  же   было  не  раскусить.   ђодион  не  скрывал,   что
обслуживание молчаливо-привередливого узника наскучило ему.
     ‡а всем этим он как бы нарочно возилсЯ в камере все дольше
и дольше.  …го жарко-рыжаЯ бородища, бессмысленнаЯ синева глаз,
кожаный фартук,  руки,  подобные клешнЯм,  --  все это повторно
слагалось в такое гнетущее,  нудное впечатление,  что –инциннат
отворачивалсЯ к стене, покуда происходила уборка.
     ’ак  было  и  нынче,  --  и  только  возвращение стула,  с
глубокими  следами  бульдожьих зубов  на  верхнем  крае  прЯмой
спинки, послужило особой меткой длЯ начала этого днЯ. ‚месте со
стулом ђодион принес от м-сье Џьера записку -- барашком завитой
почерк,   лепота  знаков  препинаниЯ,   подпись,  как  танец  с
покрывалом.  ‚  шутливых и  ласковых словах сосед благодарил за
вчерашнюю дружескую беседу и  выражал надежду,  что  она вскоре
повторитсЯ.
     "Џозвольте вас заверить,  -- так кончалась записка, -- что
физически  Я  очень,   Я  очень  силен  (дважды,   по  линейке,
подчеркнуто),  и  если вы в  этом еще не убедились,  буду иметь
честь   как-нибудь  показать  вам   еще   некоторые  интересные
(подчеркнуто)  примеры  ловкости  и  поразительного мускульного
развитиЯ".
     ‡атем три часа срЯду,  с  незаметными провалами печального
оцепенениЯ, –инциннат, то пощипываЯ усы, то листаЯ книгу, ходил
по камере.  Ћн теперь изучил ее досконально, -- знал ее гораздо
лучше, чем, скажем, комнату, где прожил много лет.
     ‘о  стенами дело обстоЯло так:  их  было неизменно четыре;
они были сплошь выкрашены в  желтый цвет;  но,  будучи в  тени,
основной тон  казалсЯ  темно-гладким,  глинчатым,  что  ли,  по
сравнению с  тем  переменным местом,  где  дневало Ярко-охрЯное
отражение окна:  тут,  на  свету,  были  отчетливо заметны  все
пупырки  густой,  желтой  краски,  --  даже  волнистый  заворот
бороздок  от  дружно  проехавшихсЯ волосков кисти,  --  и  была
знакомаЯ царапина,  до  которой этот драгоценный параллелограмм
света доходил в десЯть часов утра.
     Ћт дикого каменного пола поднималсЯ ползучий, хватающий за
пЯтки  холодок;  недоразвитое,  злое,  маленькое эхо  обитало в
какой-то   части   слегка   вогнутого  потолка,   с   лампочкой
(окруженной решеткой) посредине,  --  то  есть нет,  не  совсем
посредине: неправильность, мучительно раздражавшаЯ глаз, -- и в
этом  смысле  не  менее  мучительна  была  неудавшаЯсЯ  попытка
закрасить железную дверь.
     €з трех представителей мебели --  койки,  стола,  стула --
лишь  последний  мог  быть  передвигаем.  ЏередвигалсЯ и  паук.
‚верху,  там,  где  начиналась пологаЯ впадина окна,  упитанный
черный зверек нашел  опорные точки длЯ  первоклассной паутины с
той  же  сметливостью,  которую выказывала Њарфинька,  когда  в
непригоднейшем с виду углу находила,  где и как развесить белье
длЯ  сушки.  ‘ложив перед  собою лапы,  так  что  торчали врозь
мохнатые локти,  он  круглыми карими глазами глЯдел на  руку  с
карандашом, тЯнувшимсЯ к нему, и начинал пЯтитьсЯ, не спускаЯ с
нее глаз. ‡ато с большой охотой брал кончиками лап из громадных
пальцев ђодиона муху или мотылька,  --  и вот сейчас, например,
на   юго-западе  паутины  висело  сиротливое  бабочкино  крыло,
румЯное,  с шелковистой тенью и с синими ромбиками по зубчатому
краю. Ћно едва-едва шевелилось на тонком сквознЯке.
     Ќадписи  на   стенах  были  теперь  замазаны.   €счезло  и
расписание правил.  “несен  был  --  а  может  быть,  разбит --
классический кувшин с  темной пещерной водой  на  гулком донце.
ѓоло,  грозно и  холодно было в  этом помещении,  где  свойство
"тюремности"   подавлЯлось   бесстрастием   --    канцелЯрской,
больничной или какой-то другой --  комнаты длЯ ожидающих, когда
дело уже к  вечеру,  и слышно только жужжание в ушах...  причем
ужас этого ожиданиЯ был как-то сопрЯжен с неправильно найденным
центром потолка.
     Ќа  столе,  покрытом с  некоторых пор  клетчатой клеенкой,
лежали,   в   сапожно-черных  переплетах,   библиотечные  томы.
Љарандаш,  утративший стройность и сильно искусанный,  покоилсЯ
на мельницей сложенных,  стремительно исписанных листах. ’ут же
валЯлось  письмо  к   Њарфиньке,   оконченное  –инциннатом  еще
накануне,  то  есть в  день после свиданиЯ;  но  он  все не мог
решитьсЯ отослать его,  а  потому дал  ему  полежать,  точно от
самого  предмета  ждал  того  созреваниЯ,   которого  никак  не
достигала безвольнаЯ, нуждавшаЯсЯ в другом климате, мысль.
     ђечь  будет  сейчас  о  драгоценности  –инцинната;  о  его
плотской неполноте;  о  том,  что  главнаЯ его часть находилась
совсем  в  другом  месте,  а  тут,  недоумеваЯ,  блуждала  лишь
незначительнаЯ  долЯ  его,   --   –инциннат  бедный,   смутный,
–инциннат сравнительно глупый,  -- как бываешь во сне доверчив,
слаб и глуп.  Ќо и во сне --  все равно, все равно -- настоЯщаЯ
его жизнь слишком сквозила.
     Џрозрачно побелевшее лицо –инцинната,  с  пушком на впалых
щеках  и  усами такой нежности волосЯной субстанции,  что  это,
казалось,  растрепавшийсЯ над губой солнечный свет; небольшое и
еще  молодое,  невзираЯ на  все терзаниЯ,  лицо –инцинната,  со
скользЯщими,  непостоЯнного оттенка, слегка как бы призрачными,
глазами,   --   было  по  выражению  своему  совершенно  у  нас
недопустимо,  --  особенно теперь,  когда он  перестал таитьсЯ.
ЋткрытаЯ  сорочка,   распахивающийсЯ  черный  халатик,  слишком
большие туфли на тонких ногах, философскаЯ ермолка на макушке и
легкое шевеление (откуда-то все-таки был сквознЯк!)  прозрачных
волос на  висках --  дополнЯли этот образ,  всю  непристойность
которого трудно словами выразить, -- она складывалась из тысЯчи
едва приметных,  пересекающихсЯ мелочей,  из  светлых очертаний
как бы не совсем дорисованных, но мастером из мастеров тронутых
губ,  из порхающего движениЯ пустых,  еще не подтушеванных рук,
из разбегающихсЯ и  сходЯщихсЯ вновь лучей в  дышащих глазах...
но  и   это  все  разобранное  и  рассмотренное  еще  не  могло
истолковать –инцинната:  это  было  так,  словно одной стороной
своего существа он неуловимо переходил в другую плоскость,  как
всЯ сложность древесной листвы переходит из тени в  блеск,  так
что  не  разберешь,  где начинаетсЯ погружение в  трепет другой
стихии.   Љазалось,   что  вот-вот,  в  своем  передвижении  по
ограниченному пространству кое-как выдуманной камеры, –инциннат
так ступит, что естественно и без усилиЯ проскользнет за кулису
воздуха,  в какую-то воздушную световую щель, -- и уйдет туда с
той же непринужденной гладкостью, с какой передвигаетсЯ по всем
предметам и  вдруг уходит как бы за воздух,  в  другую глубину,
бегущий отблеск поворачиваемого зеркала.  Џри  этом все  в  нем
дышало тонкой,  сонной, -- но в сущности необыкновенно сильной,
горЯчей  и  своебытной  жизнью:  голубые,  как  самое  голубое,
пульсировали жилки,  чистаЯ,  хрустальнаЯ слюна увлажнЯла губы,
трепетала  кожа  на  щеках,  на  лбу,  окаймленном растворенным
светом...  и так это все дразнило, что наблюдателю хотелось тут
же разъЯть,  искромсать, изничтожить нагло ускользающую плоть и
все  то,  что  подразумевалось ею,  что  невнЯтно  выражала она
собой, все то невозможное, вольное, ослепительное, -- довольно,
довольно,  --  не ходи больше,  лЯг на койку,  –инциннат,  так,
чтобы  не  возбуждать,   не  раздражать,  --  и  действительно,
почувствовав  хищный  порыв  взглЯда  сквозь  дверь,  –инциннат
ложилсЯ или садилсЯ за стол, раскрывал книгу.
     Љниги,  черневшие на  столе,  были вот  какие:  во-первых,
современный роман, который –инциннат в бытность свою на свободе
прочитать не  удосужилсЯ;  во-вторых,  одна из  тех  без  числа
издаваемых хрестоматий,  в  которых собраны сжатые  переделки и
выдержки из древней литературы; в-третьих, переплетенные номера
старого журнала;  в-четвертых, -- несколько потрепанных томиков
плотненького труда на непонЯтном Языке,  принесенных по ошибке,
-- он этого не заказывал.
     ђоман  был  знаменитый "Quercus" [*]  (<a href=#s13>*13</a>),  и  –инциннат
прочел из него уже добрую треть:  около тысЯчи страниц.  ѓероем
романа был дуб.  ђоман был биографией дуба.  ’ам, где –инциннат
остановилсЯ, дубу шел третий век; простой расчет показывал, что
к   концу  книги  он   достигнет  по   крайней  мере   возраста
шестисотлетнего.

     ----------------------------------------------------------
     [*] „уб (лат.).
     ----------------------------------------------------------

     €деЯ  романа  считалась  вершиной  современного  мышлениЯ.
ЏользуЯсь постепенным развитием дерева (одиноко и мощно росшего
у  спуска в горный дол,  где вечно шумели воды),  автор чередой
разворачивал все те исторические событиЯ,  -- или тени событий,
-- коих  дуб  мог  быть свидетелем;  то  это  был  диалог между
воинами, сошедшими с коней -- изабелловой масти и в Яблоках, --
дабы отдохнуть под свежей сенью благородной листвы;  то  привил
разбойников и  песнь простоволосой беглЯнки;  то  --  под синим
зигзагом  грозы  поспешный  проезд  вельможи,  спасающегосЯ  от
царского гнева;  то на плаще труп,  как будто еще трепещущий --
от  движениЯ лиственной тени;  то --  мимолетнаЯ драма в  среде
поселЯн.  Ѓыл в полторы страницы параграф,  в котором все слова
начинались на п.
     Ђвтор,  казалось, сидит со своим аппаратом где-то в вышних
ветвЯх  Quercus'a --  высматриваЯ и  ловЯ  добычу.  Џриходили и
уходили  различные  образы  жизни,  на  миг  задерживаЯсь среди
зеленых   бликов.   …стественные  же   промежутки   бездействиЯ
заполнЯлись учеными  описаниЯми самого  дуба,  с  точки  зрениЯ
дендрологии,  орнитологии,  колеоптерологии,  мифологии, -- или
описаниЯми популЯрными, с участием народного юмора. ЏриводилсЯ,
между  прочим,  подробный список всех  вензелей на  коре  с  их
толкованием.  Ќаконец  немало  вниманиЯ  уделЯлось музыке  вод,
палитре зорь и поведению погоды.
     –инциннат   почитал,   отложил.   ќто   произведение  было
бесспорно лучшее,  что  создало его  времЯ,  --  однако  же  он
одолевал  страницы  с  тоской,  беспрестанно  потоплЯЯ  повесть
волной собственной мысли:  на  что  мне  это  далекое,  ложное,
мертвое,   --   мне,   готовЯщемусЯ  умереть?  €ли  же  начинал
представлЯть себе,  как  автор,  человек еще молодой,  живущий,
говорЯт,  на острове в ‘еверном,  что ли, море (<a href=#s14>*14</a>), сам будет
умирать,  --  и это было как-то смешно, -- что вот когда-нибудь
непременно  умрет  автор,   --   а  смешно  было  потому,   что
единственным тут настоЯщим, реально несомненным была всего лишь
смерть, -- неизбежность физической смерти автора.
     ‘вет менЯл место на стене.  џвлЯлсЯ ђодион с  тем,  что он
называл  фриштык.  ЋпЯть  бабочкино крыло  скользило у  него  в
пальцах, оставлЯЯ на них цветную пудру.
     -- Ќеужели он  все еще не приехал?  --  спросил –инциннат,
задаваЯ уже не  впервые этот вопрос,  сильно сердивший ђодиона,
который и теперь не ответил ничего.
     -- Ђ свиданиЯ больше не дадут? -- спросил –инциннат.
     ‚  ожидании  обычной  изжоги,   он  прилег  на  койку,  и,
повернувшись к  стене,  долго-долго помогал образоватьсЯ на ней
рисункам,  покладисто  составлЯвшимсЯ из  бугорков  лоснившейсЯ
краски и  кругленьких их теней;  находил,  например,  крохотный
профиль с  большим мышьим  ухом;  потом  терЯл  и  уже  не  мог
восстановить. Ћт этой вохры тЯнуло могилой, она была прыщевата,
ужасна,  но  все-таки  взглЯд  продолжал выбирать и  соображать
нужные пупырьки, -- так недоставало, так жаждалось хотЯ бы едва
намеченных  человеческих  черт.   Ќаконец  он  повернулсЯ,  лег
навзничь и с тем же вниманием стал рассматривать тени и трещины
на потолке.
     "Ђ  в  общем,  они,  кажетсЯ,  доконали менЯ,  --  подумал
–инциннат.  --  џ  так  размЯк,  что  это  можно  будет сделать
фруктовым ножом".
     Ќесколько времени он сидел на краю койки, зажав руки между
коленЯми,   сутулЯсь.  €спустив  дрожащий  вздох,  пошел  снова
бродить.  €нтересно,  все-таки,  на  каком это  Языке.  Њелкий,
густой, узористый набор, с какими-то точками и живчиками внутри
серпчатых букв,  был,  пожалуй,  восточный, -- напоминал чем-то
надписи на  музейных кинжалах.  ’омики такие старые,  пасмурные
странички... инаЯ в желтых подтеках...
     —асы пробили семь, и вскоре ЯвилсЯ ђодион с обедом.
     -- Ћн, наверное, еще не приехал? -- спросил –инциннат.
     ђодион было ушел, но на пороге обернулсЯ:
     -- ‘тыд  и  срам,   --   проговорил  он,   всхлипнув,   --
денно-нощно груши околачиваете...  кормишь вас тут, холишь, сам
на  ногах не  стоишь,  а  вы только и  знаете,  что с  неумными
вопросами лезть. ’ьфу, бессовестный...
     ‚ремЯ,  ровно  жужжа,  продолжало течь.  ‚  камере  воздух
потемнел,  и,  когда он уже был совсем слепой и вЯлый, деловито
зажегсЯ  свет  посредине потолка,  --  нет,  как  раз-то  и  не
посредине, -- мучительное напоминание. –инциннат разделсЯ и лег
в  постель с Quercus'om.  Ђвтор уже добиралсЯ до цивилизованных
эпох,  -- судЯ по разговору трех веселых путников, ’ита, Џуда и
‚ечного †ида,  тЯнувших из  флЯжек вино на  прохладном мху  под
черным вечерним дубом.
     -- Ќеужели  никто  не  спасет?  --  вдруг  громко  спросил
–инциннат и присел на постели (руки беднЯка, показывающего, что
у него ничего нет).
     -- Ќеужто  никто,   --   повторил  –инциннат,   глЯдЯ   на
беспощадную желтизну стен и все так же держа пустые ладони.
     ‘квознЯк обратилсЯ в дубравное дуновение. “пал, подпрыгнул
и покатилсЯ по одеЯлу сорвавшийсЯ с дремучих теней, разросшихсЯ
наверху,  крупный,  вдвое  крупнее,  чем  в  натуре,  на  славу
выкрашенный  в  блестЯщий  желтоватый  цвет,  отполированный  и
плотно, как Яйцо, сидевший в своей пробковой чашке, бутафорский
желудь.

        XII

     Ћн  проснулсЯ от  глухого постукиваниЯ,  свербежа,  что-то
где-то осыпалось. ’ак, уснув с вечера здоровым, просыпаешьсЯ за
полночь в  жару.  Ћн довольно долго слушал эти звуки --  туруп,
туруп,  тэк,  тэк,  тэк,  -- без мысли об их значении, а просто
так, -- потому что они разбудили его, и потому что слуху ничего
другого   не   оставалось  делать.   ’урупт,   стук,   скребет,
сыпь-сыпь-сыпь-сыпь. ѓде? ‘права? ‘лева? –инциннат приподнЯлсЯ.
     Ћн слушал,  --  всЯ голова обратилась в  слух,  все тело в
тугое сердце; он слушал и уже со смыслом разбиралсЯ в некоторых
признаках:  слабый настой темноты в  камере...  темное осело на
дно...  ‡а  решеткой окна  --  серый полусвет:  значит --  три,
половина четвертого...  ‡амерзшие сторожа  спЯт...  ‡вуки  идут
откуда-то снизу,  -- нет, пожалуй, сверху, нет, все-таки снизу,
-- точно за спиной, на уровне пола, скребетсЯ железными когтЯми
большаЯ мышь.
     Ћсобенно  волновала –инцинната сосредоточеннаЯ уверенность
звуков,  настойчиваЯ серьезность,  с которой они преследовали в
тишине крепостной ночи  --  быть  может,  еще  далекую,  --  но
несомненно достижимую цель. ‘держиваЯ дыхание, он, с призрачной
легкостью,  как  лист папиросной бумаги,  соскользнул...  и  на
цыпочках,  по липкому,  цепкому...  к  тому углу,  откуда,  как
будто...  как будто...  но, подойдЯ, понЯл, что ошибсЯ, -- стук
был правее и выше;  он двинулсЯ --  и опЯть спуталсЯ, попавшись
на  том слуховом обмане,  когда звук,  проходЯ голову наискось,
второпЯх обслуживалсЯ не тем ухом.
     Ќеловко  переступив,  –инциннат задел  поднос,  стоЯвший у
стены на полу:  "–инциннат!" -- сказал поднос укоризненно, -- и
тогда стук приостановилсЯ с резкой внезапностью, в которой была
длЯ  слушателЯ отраднейшаЯ разумность --  и,  неподвижно стоЯ у
стены,  большим пальцем ноги  придавливаЯ ложечку на  подносе и
склонив  отверстую,  полую  голову,  –инциннат чувствовал,  что
неизвестный копальщик тоже стынет и слушает, как и он.
     Џолминуты спустЯ,  тише, сдержаннее, но еще выразительнее,
еще  умнее,   возобновились  звуки.  ЏоворачиваЯсь  и  медленно
сдвигаЯ ступню с  цинка,  –инциннат попробовал снова определить
их положение: справа, ежели стать лицом к двери, -- да, справа,
-- и во всЯком случае еще далеко...  вот все, что после долгого
прислушиваниЯ  ему  удалось  заключить.   „винувшись,  наконец,
обратно к  койке,  за  туфлЯми,  --  а  то  босиком становилось
невмочь,  --  он в тумане вспугнул громконогий стул, никогда не
ночевавший на том же месте,  -- и опЯть звуки оборвались, -- на
сей  раз  окончательно,   то  есть,   может  быть,   они  бы  и
продолжались после осторожного перерыва,  но утро уже входило в
силу, и –инциннат видел -- глазами привычного представлениЯ, --
как  на  своем табурете в  коридоре,  весь дымЯсь от  сырости и
разеваЯ Ярко-красный рот, потЯгивалсЯ ђодион.
     ‚се утро –инциннат прислушивалсЯ да  прикидывал,  чем бы и
как изъЯвить свое отношение к звукам в случае их повторениЯ. Ќа
дворе  разыгралась --  просто,  но  со  вкусом  поставленнаЯ --
летнЯЯ гроза,  в камере было темно, как вечером, слышалсЯ гром,
то  крупный,   круглый,   то  колкий,  трескучий,  и  молниЯ  в
неожиданных местах печатала отражение решетки. ‚ полдень ЯвилсЯ
ђодриг €ванович.
     -- Љ  вам пришли,  --  сказал он,  --  но  Я  сперва хотел
узнать...
     -- Љто? -- спросил –инциннат, одновременно подумав: только
бы  не  теперь...  (то  есть только бы  не  теперь возобновилсЯ
стук).
     -- ‚идите ли, какаЯ штукенциЯ, -- сказал директор, -- Я не
уверен,  желаете ли вы...  „ел