нец  Я  оказалсЯ  как  раз
позади нее; но тут мне Явилась несчастнаЯ мысль - выказать мнимое озорство -
трЯхнуть  ее  за  шиворот,  что ли, - дабы скрыть свою настоЯщую игру, и она
кратко и визгливо сказала: "Ћтстаньте!" (что  было  прегрубо),  -  и,  жутко
осклабЯсь,   ѓумберт  ‘миренный  отступил,  меж  тем  как  дрЯннаЯ  девчонка
продолжала верещать, склонЯЯсь над улицей.
     Ќо теперь послушайте, что произошло потом. Џосле завтрака Я полулежал в
низком садовом кресле, пытаЯсь читать. ‚друг две ловкие ладошки легли мне на
глаза: это она подкралась сзади, как бы повторЯЯ, в порЯдке  балетных  сцен,
мой  утренний маневр. …е пальцы, старавшиесЯ загородить солнце, просвечивали
кармином, и она судорожно хохотала и дергалась так и сЯк, пока  Я  закидывал
руку  то  в  сторону,  то назад, не выходЯ при этом из лежачего положениЯ. џ
проезжал рукой по  ее  быстрым  и  как  бы  похохатывающим  ногам,  и  книга
соскользнула  с  менЯ,  как  санки,  и мистрис ѓейз, прогуливаЯсь, подошла и
снисходительно сказала: "Ђ вы просто шлепните ее хорошенько,  если  она  вам
мешает  в  ваших  размышлениЯх.  Љак Я люблю этот сад", - продолжала она без
восклицательного знака. - "Ђ это солнце, разве это  не  рай  (вопросительный
знак  тоже отсутствует)". € со вздохом притворного блаженства несноснаЯ дама
опустилась на траву и заглЯделась на небо, опираЯсь на распЯленные за спиной
руки, и вдруг старый серый теннисный  мЯч  прыгнул  через  нее,  и  из  дома
донессЯ  несколько  надменный  голос  ‹олиты:  "Pardonne, maman. џ не в тебЯ
метила". ђазумеетсЯ, нет, моЯ жаркаЯ, шелковистаЯ прелесть!

        12
     Ќа этом кончались записи в дневнике.
     €з них следует, что, несмотрЯ на всю изобретательность  дьЯвола,  схема
была ежедневно та же: он начинал с того, что соблазнЯл менЯ, а затем перечил
мне,  оставлЯЯ менЯ с тупой болью в самом корне моего состава. џ знал точно,
что Я хотел сделать и как это сделать, не нарушаЯ чистоты маленькой девочки.
‚ конце концов у менЯ уже был некоторый опыт  за  долгие  годы  обращениЯ  с
собственной   манией.   Њне   случалось   вприглЯдку  обладать  испещренными
светотенью  нимфетками  в  публичных  парках;  случалось  протискиватьсЯ   с
осмотрительностью  гнусного  сластолюбца  в  тот  теснейший  теплейший конец
городского автобуса, где повисала на ремнЯх орава  школьниц.  Ќо  теперь,  в
продолжение   почти  трех  недель,  всем  моим  жалким  ухищрениЯм  чинились
препЯтствиЯ. ‚иновницей этих  препон  бывала  обычно  ѓейзиха  (котораЯ,  да
отметит  читатель,  скорее опасалась, как бы ‹олита не получила удовольствиЯ
от общениЯ со мной, чем того, чтобы Я насладилсЯ  ‹олитой).  „икаЯ  страсть,
котораЯ  разрослась  во  мне к этой нимфетке - к первой в жизни нимфетке, до
которой Я, наконец, мог доскрестись неуклюжими, ноющими, робкими  когтЯми  -
менЯ  бы  несомненно  загнала опЯть в санаторию, кабы дьЯвол не смекнул, что
ему надобно мне дать небольшое удовлетворение, ежели он желает, чтобы Я  ему
еще послужил игралищем.
     —итатель  также заметил и другое: занЯтный мираж озера. Ѓыло бы логично
со стороны мистера Њак-”атума (как хочу наречь  моего  дьЯвола)  приготовить
мне небольшой гостинец на обетованном бережку, в предусмотренном соснЯке. Ќа
самом-то  деле  в затее ѓейзихи крылсЯ подвох: она не предупредила менЯ, что
ђозочка ѓамильтон (прехорошенькаЯ смуглЯнка) тоже поедет  на  пикник  и  что
нимфетки  будут  шептатьсЯ  в  сторонке,  и  играть в сторонке, и веселитьсЯ
совершенно отдельно от нас - между тем как мистрис ѓейз и ее красавец  жилец
будут  чинно  беседовать в полураздетом виде вдали от любопытных глаз. ѓлаза
все же подсматривали и Языки болтали.
     —то за диковиннаЯ штука - жизнь! Њы норовим  восстановить  против  себЯ
как  раз  те  силы рока, которые мы хотели бы задобрить. Џеред моим приездом
моЯ хозЯйка предполагала позвать  старую  деву,  по  имени  ”ален  (ее  мать
когда-то  служила у ѓейзихи в семье кухаркой), чтобы та поселилась с ‹олитой
и мной, между тем как сама хозЯйка, конторщица  по  натуре,  нашла  бы  себе
службу  в  большом  городе.  Ћна представила себе все устройство очень Ясно:
въезжает  сутулый,  в  очках,  герр  ѓумберт  со  своими  среднеевропейскими
сундуками  и  принимаетсЯ обрастать пылью в дебрЯх дома, заслонившись грудой
ветхих книг;  никем  не  любимаЯ  неказистаЯ  дочка  находитсЯ  под  строгим
присмотром  мисс ”ален, котораЯ однажды, в 1944 году, уже имела ‹о под своим
канючим крылом (‹о вспоминала то лето с дрожью возмущениЯ), а  мистрис  ѓейз
служит  в элегантной фирме. Ќо довольно незамысловатое происшествие помешало
выполнению плана: мисс ”ален сломала себе бедро в ‘аванне („жоржиЯ) в  самый
день моего прибытиЯ в ђамздэль.

        13
     ‚оскресный день, после уже описанной субботы, выдалсЯ столь же погожий,
как предсказывало  метеорологическое  бюро.  ‚ыставив  на  стул, стоЯвший за
дверью, поднос с остатками моего утреннего  завтрака  (его  полагалось  моей
доброй  квартирохозЯйке  убрать,  когда  ей  будет  удобно),  Я  подкралсЯ к
балюстраде площадки в своих потрепаных ночных туфлЯх (единственное, что есть
у менЯ потрепанного), прислушалсЯ и выЯснил следующее.
     Ѓыл опЯть скандал. Њистрис ѓамильтон сообщила по  телефону,  что  у  ее
дочки  "температура". Њистрис ѓейз сообщила своей дочке, что, значит, пикник
придетсЯ отложить. ЏылкаЯ маленькаЯ ѓейз сообщила большой холодной  ѓейзихе,
что  если так, то она не поедет с нею в церковь. Њать сказала: "Ћтлично" - и
уехала одна.
     Ќа площадку Я вышел сразу после бритьЯ, с мылом в ушах, все еще в белой
пижаме с васильковым (не лиловым) узором на спине. џ немедленно стер мыльную
пену, надушил волосы на голове и подмышками, надел фиолетовый шелковый халат
и, нервно напеваЯ себе под нос, отправилсЯ вниз в поисках ‹олиты.
     •очу, чтобы мои  ученые  читатели  принЯли  участие  в  сцене,  которую
собираюсь  снова разыграть; хочу, чтобы они рассмотрели каждую деталь и сами
убедились в том, какой осторожностью, каким целомудрием пропитан  весь  этот
мускатно-сладкий   эпизод   -  если  к  нему  отнестись  с  "беспристрастной
симпатией", как выразилсЯ в  частной  беседе  со  мной  мой  адвокат.  €так,
начнем. Џередо мной - нелегкаЯ задача.
     ѓлавное  действующее  лицо: ѓумберт Њурлыка. ‚ремЯ действиЯ: воскресное
утро в июне. Њесто: залитаЯ солнцем  гостинаЯ.  ђеквизит:  стараЯ  полосатаЯ
тахта,  иллюстрированные журналы, граммофон, мексиканские безделки (покойный
ѓарольд …. ѓейз - царствие небесное добрЯку! -  зачал  мою  душеньку  в  час
сиесты, в комнате с голубыми стенами, во времЯ свадебного путешествиЯ в ‚ера
Љруц,  и по всему дому были теперь сувениры, включаЯ „олорес). Ќа ней было в
тот день прелестное ситцевое платьице, которое Я уже однажды видел, розовое,
в темно-розовую клетку, с короткими  рукавами,  с  широкой  юбкой  и  тесным
лифом, и, в завершение цветной композиции, она Ярко покрасила губы и держала
в  пригоршне великолепное, банальное, эдемски-румЯное Яблоко. ’олько носочки
и шлепанцы были не выходные. …е  белаЯ  воскреснаЯ  сумка  лежала  брошеннаЯ
подле граммофона.
     ‘ердце  у  менЯ забилось барабанным боем, когда она опустилась на диван
рЯдом со мной (юбка воздушно вздулась, опала)  и  стала  играть  глЯнцевитым
плодом.  Ћна  кидала  его  вверх,  в солнечную пыль, и ловила его, производЯ
плещущий, полированный, полый звук.
     ѓумберт ѓумберт перехватил Яблоко.
     "Ћтдайте!", - взмолилась она, показываЯ мрамористую розовость  ладоней.
џ возвратил "‡олотое ‘емечко". Ћна eгo схватила и укусила, и мое сердце было
как  снег  под  тонкой  алой  кожицей,  и  с  обезьЯньей проворностью, столь
свойственной этой  американской  нимфетке,  она  выхватила  у  менЯ  журнал,
который  Я  машинально  раскрыл (жаль, что никто не запечатлел на кинопленке
любопытный узор, вензелеобразную свЯзь наших одновременных или перекрывающих
друг друга движений). „ержа в одной руке изуродованный  плод,  нисколько  не
служивший  ей  помехой,  ‹олита  стала  быстро  и  бурно листать журнал, ища
картинку,  которую  хотела  показать  ѓумберту.  Ќаконец  нашла.   €зображаЯ
интерес,  Я так близко придвинул к ней голову, что ее волосы коснулись моего
виска и голаЯ ее рука мимоходом задела мою щеку, когда она запЯстьем  отерла
губы. €з-за мреющей мути, сквозь которую Я смотрел на изображенный в журнале
снимок,  Я  не  сразу реагировал на него, и ее коленки нетерпеливо потерлись
друг о  дружку  и  стукнулись.  ‘нимок  проступил  сквозь  туман:  известный
художник-сюрреалист  навзничь  на  плЯже,  а  рЯдом  с  ним,  тоже навзничь,
гипсовый слепок с  ‚енеры  Њилосской,  наполовину  скрытый  песком.  Ќадпись
гласила:  ‡амечательнейшаЯ  за  Ќеделю ”отографиЯ. џ молниеносно отнЯл у нее
мерзкий журнал. ‚ следующий миг, делаЯ вид, что пытаетсЯ им снова  овладеть,
она всЯ навалилась на менЯ. Џоймал ее за худенькую кисть. †урнал спрыгнул на
пол,  как спугнутаЯ курица. ‹олита вывернулась, отпрЯнула и оказалась в углу
дивана справа от менЯ. ‡атем, совершенно запросто, дерзкий  ребенок  вытЯнул
ноги через мои колени.
     Љ  этому  времени  Я  уже  был  в  состоЯнии возбуждениЯ, граничащего с
безумием; но у менЯ была также  и  хитрость  безумиЯ.  Џо-прежнему  сидЯ  на
диване,  Я  нашел  способ  при  помощи  целой  серии  осторожнейших движений
пригнать мою замаскированную похоть к ее наивным ногам. Ѓыло нелегко отвлечь
внимание девочки,  пока  Я  пристраивалсЯ  нужным  образом.  Ѓыстро  говорЯ,
отставаЯ  от  собственного  дыханиЯ, нагонЯЯ его, выдумываЯ внезапную зубную
боль, дабы объЯснить перерыв в лепете - и неустанно фиксируЯ внутренним оком
маньЯка свою дальнюю огненную цель, - Я украдкой усилил то волшебное трение,
которое уничтожало в  иллюзорном,  если  не  вещественном  смысле  физически
неустранимую,  но психологически весьма непрочную преграду (ткань пижамы, да
полухалата) между тЯжестью двух загорелых  ног,  покоЯщихсЯ  поперек  нижней
части  моего  тела, и скрытой опухолью неудобосказуемой страсти. ‘реди моего
лепетаниЯ мне случайно попалось нечто механически поддающеесЯ повторению:  Я
стал  декламировать,  слегка  коверкаЯ их, слова из глупой песенки, бывшей в
моде в тот год - Ћ Љармен, Љарменситочка,  вспомни-ка  там,..  и  гитары,  и
бары,  и  фары,  тратам  - автоматический вздор, возобновлением и искажением
которого - то есть особыми чарами косноЯзычиЯ - Я околдовывал мою  Љармен  и
все  времЯ  смертельно боЯлсЯ, что какое-нибудь стихийное бедствие мне вдруг
помешает,  вдруг  удалит  с  менЯ  золотое  бремЯ,   в   ощущении   которого
сосредоточилось  все  мое существо, и эта боЯзнь заставлЯла менЯ работать на
первых порах слишком  поспешно,  что  не  согласовывалось  с  размеренностью
сознательного  наслаждениЯ.  ”анфары  и  фары,  тарабары  и  бары постепенно
перенимались ею: ее голосок подхватывал и поправлЯл перевираемый мною мотив.
Ћна была музыкальна, она была налита Яблочной сладостью. …е ноги, протЯнутые
через мое живое лоно, слегка  ерзали;  Я  гладил  их.  ’ак  полулежала  она,
развалЯсь в правом от менЯ углу дивана, школьница в коротких белых носочках,
пожирающаЯ  свой  незапамЯтный  плод, поющаЯ сквозь его сок, терЯющаЯ туфлю,
потирающаЯ пЯтку в сползающем со щиколотки носке  о  кипу  старых  журналов,
нагроможденных слева от менЯ на диване - и каждое ее движение, каждый шарк и
колыхание  помогали  мне  скрывать  и  совершенствовать  тайное осЯзательное
взаимоотношение - между чудом и чудовищем,  между  моим  рвущимсЯ  зверем  и
красотой этого зыбкого тела в этом девственном ситцевом платьице.
     Џод  беглыми  кончиками  пальцев Я ощущал волоски, легонько ерошившиесЯ
вдоль ее голеней. џ терЯлсЯ в едком, но здоровом зное,  который  как  летнее
марево  обвивал  „оллиньку  ѓейз.  Ђх, пусть останетсЯ она так, пусть навеки
останетсЯ... Ќо вот, она потЯнулась, чтобы швырнуть сердцевину истребленного
Яблока в камин, причем ее молодаЯ тЯжесть, ее бесстыдные  невинные  бедра  и
круглый  задок  слегка  переместились  по  отношению  к  моему напрЯженному,
полному муки, работающему под шумок лону, и внезапно мои чувства подверглись
таинственной перемене. џ перешел в некую плоскость бытиЯ, где ничто не имело
значениЯ, кроме настоЯ  счастьЯ,  вскипающего  внутри  моего  тела.  ’о  что
началось  со  сладостного  растЯжениЯ моих сокровенных корней, стало горЯчим
зудом, который теперь достиг состоЯниЯ совершенной надежности, уверенности и
безопасности - состоЯниЯ, не  существующего  в  каких-либо  других  областЯх
жизни.  “становившеесЯ  глубокое,  жгучее  наслаждение  уже  было  на пути к
предельной судороге,  так  что  можно  было  замедлить  ход,  дабы  продлить
блаженство.  ђеальность  ‹олиты  была благополучно отменена. Џодразумеваемое
солнце пульсировало в подставных тополЯх. Њы с ней были одни, как  в  дивном
вымысле.  џ  смотрел на нее розовую, в золотистой пыли, на нее, существующую
только за дымкой подвластного мне счастьЯ, не чующую его  и  чуждую  ему,  и
солнце  играло у нее на губах, и губы ее все еще, видимо, составлЯли слова о
"карманной Љармене", которые уже не доходили до моего сознаниЯ.  ’еперь  все
было  готово.  Ќервы наслаждениЯ были обнажены. Љорпускулы Љрауза вступали в
фазу неистовства. Њалейшего нажима достаточно  было  бы,  чтобы  разразилась
райскаЯ   бурЯ.  џ  уже  не  был  ѓумберт  ѓустопсовый,  грустноглазый  дог,
охвативший сапог, который сейчас  отпихнет  его.  џ  был  выше  смехотворных
злоключений,  Я  был  вне досЯгаемости кары. ‚ самодельном моем серапе Я был
мощным, сиЯющим турком, умышленно,  свободно,  с  Ясным  сознанием  свободы,
откладывающим  то мгновение, когда он изволит совсем овладеть самой молодой,
самой хрупкой из своих рабынь. ЏовисаЯ над краем этой сладострастной  бездны
(весьма   искусное  положение  физиологического  равновесиЯ,  которое  можно
сравнить с некоторыми техническими приемами в литературе и  музыке),  Я  все
повторЯл  за  ‹олитой  случайные,  нелепые  слова  - Љармен, карман, кармин,
камин, аминь, - как человек, говорЯщий и смеющийсЯ во сне, а между  тем  моЯ
счастливаЯ  рука кралась вверх по ее солнечной ноге до предела, дозволенного
тенью приличиЯ. Ќакануне она с размаху влетела в громоздкий ларец,  стоЯвший
в передней, и теперь Я говорил, задыхаЯсь: "‘мотри, смотри, что ты наделала,
ах смотри!" - ибо, клЯнусь, был желтоватый синЯк на ее прелестной нимфетовой
лЯжке,  которую  моЯ  волосатаЯ лапа массировала и медленно обхватывала, - и
так как панталончики у нее были самого зачаточного рода, ничто, казалось, не
могло помешать моему  мускулистому  большому  пальцу  добратьсЯ  до  горЯчей
впадинки  ее  паха  -  как  вот, бывает, щекочешь и ласкаешь похохатывающего
ребенка - вот так и только так, и в ответ со  внезапно  визгливой  ноткой  в
голосе она воскликнула: "Ax, это пустЯк!" - и стала корЯчитьсЯ и извиватьсЯ,
и   запрокинула   голову,   и   прикусила  влажно  блестевшую  нижнюю  губу,
полуотворотившись от менЯ, и мои стонущие  уста,  господа  присЯжные,  почти
дотронулись  до  ее  голой  шеи,  покамест Я раздавливал об ее левую Ягодицу
последнее содрогание самого длительного  восторга,  когда  либо  испытанного
существом человеческим или бесовским.
     ’отчас  после  этого  (точно  мы  до того боролись, а теперь моЯ хватка
разжалась) она скатилась с тахты и вскочила на ноги - вернее, на одну  ногу,
- длЯ  того  чтобы  схватить трубку оглушительно громкого телефона, который,
может быть, уже век звонил, пока у менЯ был  выключен  слух.  Ћна  стоЯла  и
хлопала  ресницами,  с пылающими щеками, с растрепанными кудрЯми, и глаза ее
скользили по мне, так же как скользили они по мебели, и пока она слушала или
говорила (с матерью, приказывающей ей  ЯвитьсЯ  к  —атфильдам,  пригласившим
обеих  к  завтраку  -  причем  ни  ‹о,  ни  ѓум  не знали еще, что несноснаЯ
хлопотуньЯ замышлЯла), она  все  постукивала  по  краю  телефонного  столика
туфлей,  которую  держала  в  руке.  ‘лава  тебе  Ѓоже,  девчонка  ничего не
заметила.
     ‚ынув многоцветный шелковый платок, на котором ее блуждающий взглЯд  на
миг задержалсЯ, Я стер пот со лба и, купаЯсь в блаженстве избавлениЯ от мук,
привел  в  порЯдок  свои царственные ризы. Ћна все еще говорила по телефону,
торгуЯсь с матерью (Љарменситочка хотела, чтобы та за ней  заехала),  когда,
все  громче распеваЯ, Я взмахнул по лестнице и стал наполнЯть ванну бурливым
потоком исходившей паром воды.
     ’ут позволю себе заодно привести слова  вышеупомЯнутой  модной  песенки
или,  по  крайней мере, то из нее, что мне запомнилось - Я, кажетсЯ, никогда
не знал ее по настоЯщему. ’ак вот:

     Ћ Љармен, Љарменситочка, вспомни-ка там
     ’аратам - таратунные струи фонтана,
     € гитары, и бары, и фары, тратам,
     € твои все измены, гитана!

     € там город в огнЯх, где с тобой Я бродил,
     € последнюю ссору тарам - таратуЯ,
     € ту пулю, которой тебЯ Я убил,
     Љольт, который - траторы - держу Я...

     (‚ыхватил, верно, небольшой кольт и всадил пулю крале в лоб.)

        14
     џ позавтракал в городе - давно не был так голоден. Љогда вернулсЯ,  дом
был  еще  безлолитен.  џ  провел  день  в  мечтах,  в  замыслах, в блаженном
усваивании моего утреннего переживаниЯ.
     џ был горд собой: Я выкрал мед оргазма, не совратив  малолетней.  ђовно
никакого урона. ”окусник налил молока, патоки, пенистого шампанского в новую
белую   сумочку   молодой   барышни   -  раз,  два,  три  и  сумка  осталась
неповрежденной. ’ак, с большой изощренностью, Я вознес свою гнусную,  жгучую
мечту;  и  все  же  ‹олита  уцелела - и сам Я уцелел. ’о существо, которым Я
столь  неистово  насладилсЯ,  было  не  ею,  а   моим   созданием,   другой,
воображаемой  ‹олитой  -  быть  может,  более действительной, чем настоЯщаЯ;
перекрывающей и заключающей ee; плывущей между мной  нею;  лишенный  воли  и
самознаниЯ - и даже всЯкой собственной жизни.
     „евочка  ничего не почуЯла. џ ничего не сделал ей. € ничто не могло мне
помешать повторить действие, которое затронуло ее также мало,  как  если  бы
она  была фотографическим изображением, мерцающим на экране, а Я - смиренным
горбуном, онанирующим в  потемках.  „ень  медленно  протекал,  молчаливый  и
спелый, и высокие, налитые соком деревьЯ, казалось, были посвЯщены в тайну.
     †елание  опЯть  притеретьсЯ  к  ней  начинало  еще сильнее, чем прежде,
терзать менЯ. "Џусть она скоро вернетсЯ," - молилсЯ Я про себЯ, обращаЯсь  к
заемному  Ѓогу  -  "и пускай, пока мамаша на кухне, повторитсЯ сцена тахты -
пожалуйста! - Я так мерзко обожаю ее!"
     Ќет, "мерзко"  не  то  слово.  ‹икование,  которое  возбуждало  во  мне
предвкушение  повторных  утех,  было  не  мерзким,  а  жалким.  †алким - ибо
невзираЯ  на  неутолимый  жар  чувственного  позыва,  Я   намерен   был,   с
искреннейшим   рвением   и  предусмотрительностью,  оградить  чистоту  этого
двенадцатилетнего ребенка.
     Ђ теперь полюбуйтесь вознаграждением,  полученным  мной  за  страданиЯ.
‹олита  не  вернулась с матерью - пошла с —атфильдами в кино. Ћбеденный стол
оказалсЯ накрытым на двоих, с особым  изЯществом:  горели  настольные  свечи
(скажите,  пожалуйста).  ‚  этой  жеманной ауре ѓейзиха легонько потрагивала
серебро по обеим сторонам тарелки, как бы касаЯсь клавиш, и улыбалась пустой
своей тарелке  (соблюдала  диету),  и  спрашивала,  нравитсЯ  ли  мне  салат
(сделанный  по рецепту, вычитанному из дамского журнала). •отела тоже знать,
по вкусу ли мне холоднаЯ говЯдина. ѓоворила, что  день  провела  преприЯтно.
Џрекрасный  человек  -  эта  Њистрис —атфильд. ”иллида (дочка) едет завтра в
летний лагерь длЯ девочек. Ќа три недельки. ђешено ‹олиту отправить туда  же
в  ближайший  четверг.  ‚место  того, чтобы ждать до июлЯ, как было намечено
сначала. Џробудет там дольше ”иллиды. „о  самого  начала  школьных  занЯтий.
•орошенькаЯ перспектива, бедное мое сердце!
     Ђх,  как  это  менЯ потрЯсло! ‚едь это значило, что мою душеньку у менЯ
отнимают как раз тогда, когда Я втайне  сделал  ее  своей.  —тобы  объЯснить
мрачное  настроение, овладевшее мной, мне пришлось сослатьсЯ на ту же зубную
боль, которую Я уже симулировал утром. ‡уб верно был коренной, громадный,  с
нарывом величиной с компотную вишню.
     "“  нас  тут  в городе", - сказала ѓейзиха, - "есть отличный дантист. Ђ
именно наш сосед, доктор  Љуильти,  родственник  известного  драматурга.  ‚ы
думаете, пройдет? Ќу, как желаете. Ћсенью ей будет посажена на передние зубы
"цепка",  как  говаривала моЯ мать. Њожет быть, это обуздает нашу ‹олиточку.
Ѓоюсь, она вам ужасно мешала все эти дни.  €  Я  предвижу  два-три  довольно
бурных  денька,  до  того  как она отбудет. Ћна сперва решительно отказалась
ехать, и, признаюсь, Я оставила ее у —атфильдов, оттого,  что  боюсь  с  ней
оставатьсЯ  с  глазу на глаз, пока она в таком настроении. Љино, может быть,
ее умиротворит. ”иллида - чуднаЯ девчурка,  и  нет  никакой  причины  ‹олите
недолюбливать  ее.  Џраво, мосье, Я всей душой сочувствую вашей зубной боли.
Ѓыло бы куда разумнее разрешить мне снестись с Ђйвором Љуильти первым  делом
завтра  утром,  если  будет  еще  болеть.  € вы знаете, Я считаю, что летний
лагерь настолько полезнее длЯ девчонки - настолько осмысленнее, как Я всегда
говорю, чем бить баклуши на пригородном  газоне  и  таскать  у  мамы  губной
карандаш,  да  мешать застенчивому джентльмену заниматьсЯ, да еще закатывать
сцену по всЯкому ничтожнейшему поводу".
     "Ђ вы  совсем  уверены",  -  проговорил  Я  наконец  (придумав  слабое,
плачевно слабое возражение), - "что она там не будет несчастна?"
     "Џускай  только  попробует быть несчастной. ‚прочем, жизнь там вовсе не
состоит из сплошного развлечениЯ. ‹агерем руководит ерли •ольмс -  слыхали,
наверное,  - написала книгу, называетсЯ "кольницы у костра". ‹агернаЯ жизнь
поможет „олорес ѓейз развитьсЯ  во  многих  смыслах  -  в  смысле  здоровьЯ,
характера,  образованиЯ  и  особенно в смысле сознаниЯ ответственности перед
другими.  •отите,  возьмем  эти  свечи  и  перейдем  на  веранду?   €ли   вы
предпочитаете лечь в постельку и принЯть что-нибудь длЯ облегчениЯ боли?"
     ЏринЯть что-нибудь длЯ облегчениЯ боли...

        15

     Ќа  другой  день  они отправились в город покупать нужные длЯ лагерного
лета вещи. ‚сЯкаЯ  обновка  действовала  на  ‹о  волшебно.  ‡а  обедом  она,
казалось, вернулась к своей обычной насмешливой норме. ‘разу после обеда она
пошла к себе, чтобы погрузитьсЯ в книжки-комикс, приобретенные длЯ дождливых
дней  в  "Љувшинке",  или  "Љу",  как  сокращенно  называли  лагерь: она так
основательно пересмотрела их до отъезда, что потом не взЯла их с собой.
     џ отправилсЯ тоже в свое логовище и сел писать письма. Њой план  теперь
был  -  поехать  к  морю,  а затем, к началу учебного года, возобновить свое
пребывание в ѓейзовском доме, ибо Я уже знал, что  не  могу  жить  без  этой
девочки.
     ‚о вторник они снова ходили за покупками, и мне было поручено подойти к
телефону,   если   начальница   лагерЯ   позвонила   бы   в  их  отсутствие.
„ействительно, она позвонила, и несколько недель спустЯ  у  нас  с  ней  был
случай  вспомнить  нашу  приЯтную беседу. ‚ этот вторник ‹о обедала у себЯ в
комнате. Џовздорив опЯть с матерью, она с час прорыдала и теперь, как бывало
и раньше, не хотела ЯвитьсЯ передо мной с заплаканными глазами: при особенно
нежном цвете лица черты у нее после бурных слез  расплывались,  припухали  и
становились  болезненно  соблазнительными. …е ошибочное представление о моих
эстетических предпочтениЯх чрезвычайно огорчало менЯ, ибо  Я  просто  обожаю
этот  оттенок  Ѓоттичеллиевой  розовости,  эту Яркую кайму вдоль воспаленных
губ, эти мокрые, свалЯвшиесЯ ресницы, а кроме того, ее  застенчиваЯ  причуда
менЯ, конечно, лишала многих возможностей под фальшивым видом утешениЯ...
     Ћднако, дело обстоЯло не так просто, как Я полагал. Љогда вечером мадам
ѓейз и Я сидели в темноте на веранде (грубиЯн-ветер потушил ее алые свечки),
она с  невеселым  смешком  сказала:  "Џризнаюсь,  Я  объЯвила ‹олите, что ее
любимейший ѓумберт полностью одобрЯет лагерный  проект,  и  вот  она  решила
закатить  настоЯщий  скандал  под  предлогом,  что  будто  мы  с вами желаем
отделатьсЯ от нее. Ќо настоЯщаЯ причина в другом: Я ей сказала,  что  завтра
мы  с  ней  обменЯем  на  что-нибудь поскромнее некоторые слишком фасонистые
ночные вещи, которые она заставила менЯ ей купить. ЊоЯ капризница видит себЯ
звездочкой экрана; Я же вижу  в  ней  здорового,  крепкого,  но  удивительно
некрасивого подростка. ‚от это, Я думаю, лежит в корне наших затруднений".
     ‚  среду мне удалось на несколько секунд залучить ‹олиту: это случилось
на площадке лестницы, где, одетаЯ в нательную фуфайку и  белые,  запачканные
сзади  в зеленое, трусики, она рылась в сундуке. џ произнес что-то намеренно
дружеское и смешное, но она всего лишь презрительно фыркнула,  не  глЯдЯ  на
менЯ.  ЋкаЯнный,  умирающий  ѓумберт  неуклюже  погладил  ее  по  копчику, и
девчонка  ударила  его,  пребольно,  одной  из  сапожных  колодок  покойного
господина  ѓейза.  "Џодлый предатель", - сказала она, между тем как Я побрел
вниз по лестнице, потираЯ плечо с видом большой  обиды.  Ћна  не  соизволила
обедать  с  ѓумочкой  и  мамочкой: вымыла волосы и легла в постель вместе со
своими дурацкими книжонками; а в четверг  беcстрастнаЯ  мать  повезла  ее  в
лагерь "Љу".
     Љак  писали авторы почище моего: "—итатель легко может вообразить..." и
так далее.  ‚прочем,  Я,  пожалуй,  подтолкну  пинком  в  зад  это  хваленое
воображение.  џ  знал, что влюбилсЯ в ‹олиту навеки; но Я знал и то, что она
не навеки останетсЯ ‹олитой: 1-го ЯнварЯ ей  стукнет  тринадцать  лет.  ѓода
через два она перестанет быть нимфеткой и превратитсЯ в "молодую девушку", а
там  в  "колледжгерл"  -  т.  е.  "студентку"  - гаже чего трудно что-нибудь
придумать. ‘лово "навеки" относилось только к моей  страсти,  только  к  той
‹олите,  котораЯ  незыблемо  отражалась в моей крови. ‹олиту же, подвздошные
косточки которой еще не раздались, ‹олиту доступную сегоднЯ моему осЯзанию и
обонЯнию, моему слуху и зрению,  ‹олиту  резкоголосую  и  блестЯще-русую,  с
подровненными  спереди  и  волнистыми  с  боков, а сзади локонами свисающими
волосами, ‹олиту, у которой шейка была такаЯ горЯчаЯ и липкаЯ, а лексикончик
такой  вульгарный  -  "отвратно",  "превкусно",  "первый  сорт",   "типчик",
"дрипчик" - эту ‹олиту, мою ‹олиту бедный Љатулл должен был потерЯть навеки.
     Љак  же  в  таком  случае  мне  прожить  без  нее  два месЯца - летних,
бессонных? –елых два месЯца, изъЯтых из двух оставшихсЯ годиков  нимфетства!
Њожет  быть  -  думал  Я  -  переодетьсЯ  мне  мрачной, старомодной девицей,
нескладной мадемуазель ѓумберт, да разбить свою палатку около лагерЯ "Љу"  в
надежде, что его рыжие от солнца нимфетки затараторЯт: "Ђх, давайте примем к
себе  в  общежитие эту беженку с глубоким голосом!", - да и потащут к своему
костру грустную, робко улыбающуюсЯ Berthe  au  Grand  Pied.  Ѓерта  разделит
койку с „олорес ѓейз!
     „осужие,  сухие  сны.  „вум  месЯцам  красоты,  двум  месЯцам нежности,
предстоЯло быть навеки промотанным, и Я не мог сделать против этого  ничего,
mais rien.
     Ћдну  каплю  редкостного  меда  этот четверг все-таки хранил длЯ менЯ в
своей желудевой чашке. ѓоспожа ѓейз должна была отвезти дочку в лагерь  рано
утром,  и  когда  разные  звуки,  свЯзанные с отъездом, донеслись до менЯ, Я
скатилсЯ с кровати и высунулсЯ в окно. ‚низу  под  тополЯми  автомобиль  уже
тарахтел.  Ќа  тротуаре стоЯла ‹уиза, заслонив глаза рукой, словно маленькаЯ
путешественница уже удалЯлась в низкий блеск  утреннего  солнца.  ќтот  жест
оказалсЯ  преждевременным.  "Џоторопись!",  -  крикнула ѓейзиха, сидевшаЯ за
рулем. ЊоЯ ‹олита, котораЯ уже наполовину влезла в  автомобиль  и  собралась
было  захлопнуть  дверцу, опустить при помощи винтовой ручки оконное стекло,
помахать ‹уизе и тополЯм  (ни  ее,  ни  их  ‹олите  не  суждено  было  снова
увидеть), прервала течение судьбы: она взглЯнула вверх - и бросилась обратно
в дом (причем мать неистово орала ей вслед). Њгновение спустЯ Я услышал шаги
моей  возлюбленной,  бежавшей вверх по лестнице. ‘ердце во мне увеличилось в
объеме так мощно, что едва ли не загородило весь мир.  џ  подтЯнул  пижамные
штаны  и отпахнул дверь; одновременно добежала до менЯ ‹олита, топаЯ, пыхтЯ,
одетаЯ в свое тончайшее платье, и вот она уже была в  моих  объЯтьЯх,  и  ее
невинные  уста  таЯли  под  хищным  нажимом темных мужских челюстей - о, моЯ
трепещущаЯ прелесть! ‚ следующий миг Я услышал ее - живую,  неизнасилованную
- с   грохотом  сбегавшую  вниз.  ’ечение  судьбы  возобновилось.  ‚тЯнулась
золотистаЯ голень,  автомобильнаЯ  дверца  захлопнулась  -  приотворилась  и
захлопнулась   попрочнее  -  и  водительница  машины,  резко  орудуЯ  рулем,
сопровождаЯ извиваниЯми резиново-красных губ свою гневную  неслышимую  речь,
умчала  мою  прелесть;  между  тем  как незамеченнаЯ никем, кроме менЯ, мисс
‚изави, больнаЯ старуха, жившаЯ насупротив,  слабо  но  ритмично  махала  со
своей виноградом обвитой веранды.

        16
     ‚падина  моей  ладони  еще  была  полна  гладкого,  как слоноваЯ кость,
ощущениЯ вогнутой по-детски спины ‹олиты, клавишной скользкости ее кожи  под
легким платьем, которое моЯ мнущаЯ рука заставлЯла ездить вверх и вниз, пока
Я  держал  девочку. џ кинулсЯ в ее неубранную комнату, отворил дверь шкапа и
окунулсЯ в ворох ее  ношенного  бельЯ.  Ћсобенно  запомнилась  одна  розоваЯ
ткань,  потертаЯ, дырЯваЯ, слегка пахнувшаЯ чем-то едким вдоль шва. ‚ нее-то
Я  запеленал  огромное,  напрЯженное  сердце  ѓумберта.  Ћгненный  хаос  уже
поднималсЯ  во  мне  до  краЯ  -  однако мне пришлось все бросить и поспешно
оправитьсЯ, так как в это мгновение  дошел  до  моего  сознаниЯ  бархатистый
голос  служанки,  тихо  звавшей  менЯ  с лестницы. “ нее было, по ее словам,
поручение ко мне, и увенчав мое автоматическое  "спасибо"  радушным  "не  за
что",  добраЯ ‹уиза оставила странно-чистое, без марки и без помарки, письмо
в моей трЯсущейсЯ руке.
     "ќто  -  признание:  Я  люблю  вас,"  -  так  начиналось  письмо,  и  в
продолжение  одной  искаженной  секунды Я принЯл этот истерический почерк за
каракули школьницы:
     "Ќа днЯх, в воскресенье, во времЯ службы  (кстати  хочу  пожурить  вас,
нехорошего,  за  отказ  прийти  посмотреть  на дивные новые расписные окна в
нашей церкви), да, в это воскресенье, так недавно, когда Я спросила  ѓоспода
Ѓога,  что  мне делать, мне было сказано поступить так, как поступаю теперь.
„ругого исхода нет. џ  люблю  вас  с  первой  минуты,  как  увидела  вас.  џ
страстнаЯ и одинокаЯ женщина, и вы любовь моей жизни.
     Ђ  теперь,  мой дорогой, мой самый дорогой, mon cher, cher Monsieur, вы
это прочли; вы теперь знаете. Џосему  попрошу  вас,  пожалуйста,  немедленно
уложить  вещи  и  отбыть.  ќто вам приказывает квартирнаЯ хозЯйка. “езжайте!
‚он! Departez! џ вернусь к вечеру, если буду делать восемьдесЯт миль  в  час
туда  и  обратно  -  без  крушениЯ (впрочем, кому какое дело?) и не хочу вас
застать. Џожалуйста, пожалуйста, уезжайте тотчас, теперь жe, даже не читайте
этой смешной записки до конца. “езжайте. Џрощайте.
     Џоложение,  mon  cheri,  чрезвычайно  простое.  ђазумеетсЯ,  Я  знаю  с
абсолютной  несомненностью,  что  Я длЯ вас не значу ничего, ровно ничего. Ћ
да, вы обожаете болтать со мной (и шутить надо мною,  бедной);  вы  полюбили
наш  гостеприимный  дом, мне нравЯщиесЯ книги, мой чудный сад и даже проказы
моей шумной дочки; но Я длЯ вас - ничто. ’ак? ’ак.  ‘овершенное  ничто.  Ќо,
если, по прочтении моего "признаниЯ", вы решили бы, как европеец и сумрачный
романтик,   что   Я   достаточно   привлекательна   длЯ   того,   чтобы  вам
воспользоватьсЯ моим письмом и завЯзать со мной  "интрижку",  тогда  знайте,
это  будет  преступно  -  преступнее,  чем  было  бы  насилие над похищенным
ребенком. ‚идите ли, любимый, если бы вы решили  остатьсЯ,  если  бы  Я  вас
застала  тут  (чего, конечно, не случитсЯ, и потому могу так фантазировать),
самый факт вашего оставаниЯ мог бы быть истолкован только  в  одном  смысле:
что  вы  длЯ  менЯ хотите стать тем же, чем Я хочу стать длЯ вас - спутником
жизни - и что вы готовы соединить навсегда свою жизнь с моей  и  быть  отцом
моей девочки.
     Џозвольте   мне   еще   чуточку   побредить  и  побродить  мыслью,  мой
драгоценнейший; ведь Я знаю, вы  уже  разорвали  это  письмо,  и  его  куски
(неразборчиво) в водоворот клозета. Њой драгоценнейший, mon tres, tres cher,
какую  гору  любви  Я  воздвигла  длЯ  тебЯ в течение этого магического июнЯ
месЯца! ‡наю, как вы сдержанны, как много в вас "британского". ‚озможно, что
вашу старосветскую замкнутость, ваше  чувство  приличиЯ,  покоробит  прЯмота
бедной  американочки!  ‚ы,  который скрываете ваши сильнейшие порывы, должны
почесть менЯ бесстыдной дурочкой  за  то,  что  раскрываю  так  широко  свое
несчастное  раненое  сердце.  ‚  былые годы Я испытала немало разочарований.
Њистер ѓейз был прекрасный человек, надежный и цельный, но, увы, он  был  на
двадцать  лет  старше менЯ, так что - но не будем сплетничать о прошлом. Њой
дорогой, твое любопытство  должно  быть  полностью  удовлетворено,  если  ты
пренебрег моею просьбой и дочитал это письмо до горького конца. ‚прочем, это
неважно.  “ничтожь его - и уезжай. Ќе забудь оставить ключи у себЯ на столе.
€ хоть какой-нибудь  адрес,  чтобы  Я  могла  вернуть  двенадцать  долларов,
заплаченные  тобой  за остаток месЯца. Џрощай, дорогой мой. Њолись за менЯ -
если ты когда-нибудь молишьсЯ".
     .ѓ.

     ‚ышеприведенное - это то, что помню из письма, и помню Я  это  дословно
(включаЯ  исковерканные  французские  термины).  Џисьмо было по крайней мере
вдвое длиннее. џ выпустил лирическое место, которое Я тогда более или  менее
проскочил  -  относительно  брата ‹олиты, умершего двух лет отроду, когда ей
было четыре года: высказывалось предположение, что Я очень бы  его  полюбил.
—то  же  еще там было, дайте вспомнить. „а. „опускаю, что слова "в водоворот
клозета" (куда письмо в самом деле  ушло)  -  мой  собственный  прозаический
вклад.  Ћна,  вероЯтно,  умолЯла менЯ раздуть какой-нибудь специальный огонь
длЯ сожжениЯ ее посланиЯ.
     Ћтвращение  -  вот  было  первое  мое  чувство  в  ответ,  и   к   нему
присоединилось  желание  смытьсЯ.  ‡а  этим последовало нечто вроде ощущениЯ
спокойной дружеской руки, опустившейсЯ ко мне на плечо и  приглашающей  менЯ
не  спешить.  џ  послушалсЯ.  џ  вышел  из  оцепенениЯ и увидел, что все еще
нахожусь в  комнате  ‹олиты.  ђеклама  во  всю  страницу,  вырваннаЯ  ею  из
глЯнцевитого  журнала,  была  приколота  к  стене над постелью, между мордой
исполнителЯ задушевных песенок и длинными  ресницами  киноактрисы.  Ќа  этом
цветном  снимке  изображен  был  темноволосый  молодой  муж.  ‚о взглЯде его
ирландских глаз было что-то изможденное. Ћн "моделировал"  халат  (такого-то
"дома")  и  держал  перед  собой  за  оба конца мостоподобный поднос (другой
фирмы) с утренним завтраком на две персоны. Ќадпись взЯта была из церковного
гимна,   сочиненного   свЯщенником   ’омасом   Њореллем:   "‚от   идет   он,
герой-победитель".  ‘ледовало,  по-видимому,  предположить, что основательно
побежденнаЯ новобрачнаЯ (не  показаннаЯ  на  снимке)  сидела  среди  подушек
двуспальной постели, готоваЯ принЯть свой конец подноса, но каким образом ее
постельный  партнер  подлезет  сам  к  ней  под  этот  мост  без катастрофы,
оставалось неЯсным. ђука ‹олиты  провела  шуточную  стрелку  по  направлению
опустошенного   молодого  супруга  и  приписала  большими  буквами:  "ѓ.ѓ.";
действительно, несмотрЯ на  небольшую  разницу  в  возрасте,  сходство  было
поразительным.  Џод этой картинкой была другаЯ - тоже цветнаЯ фотографиЯ. Ќа
ней известный драматург самозабвенно затЯгивалсЯ папиросой  "„ромадер".  Ћн,
мол,  всегда  курил "дромки". Ћн лишь слегка походил лицом на ѓ.ѓ. Ќиже была
‹олитина девственнаЯ постель, усеЯннаЯ лубочными журнальчиками. ќмаль  сошла
там  и  сЯм  с  железных  штанг изголовьЯ, оставив кругловатые проплешины на
белом фоне. “бедившись в том, что ‹уиза ушла восвоЯси, Я забралсЯ в  постель
‹олиты и перечел письмо.


        17
     ѓоспода   присЯжные!   Ќе  могу  поклЯстьсЯ,  что  некоторые  действиЯ,
относившиесЯ так сказать - простите за выражение -  до  синицы  в  руке,  не
представлЯлись  и прежде моему рассудку. ђассудок не удержал их в какой-либо
логической форме. Ќо не могу поклЯстьсЯ, повторЯю, что Я этих  представлений
не  ласкал  бывало  (если  позволите  употребить и такое выражение) в тумане
мечтаний, в темноте наваждениЯ. Ѓыли случаи, не могли не быть  случаи  (Я-то
хорошо  ѓумберта  знаю!), когда Я как бы вчуже рассматривал возникавшую идею
женитьсЯ на перезрелой вдовушке - (скажем, на арлотте ѓейз),  и  именно  на
такой, у которой не оставалось бы никакой родни во всем мире, широком, сером
- с  единственной целью забрать ее маленькую дочь (‹о, ‹олу, ‹олиту). џ даже
готов сказать моим истЯзателЯм, что может быть, иной раз Я и бросил холодный
взглЯд оценщика на коралловые губы арлотты,  на  ее  бронзоватые  волосы  и
преувеличенное  декольте,  смутно  пытаЯсь вместить ее в раму правдоподобной
грезы. „елаю это признанье под пыткой: может быть пыткой воображаемой  -  но
тем  более  ужасной.  •отелось  бы  сделать тут отступление и рассказать вам
подробнее оpavor nocturnus, который менЯ отвратительно терзал и  терзает  по
ночам,  когда  застревает  в мозгу случайный термин из беспорЯдочного чтениЯ
моего отрочества -  например,  peine  forteet  dure  (какой  гений  застенка
придумал  это!)  -  или  страшные,  таинственные, вкрадчивые слова "травма",
"травматический факт" и "фрамуга". ‚прочем, моЯ повесть достаточно корЯва  и
без отступлений.
     “ничтожив  письмо  и  вернувшись  к  себе  в комнату, Я некоторое времЯ
размышлЯл, ерошил себе волосы, дефилировал в своем фиолетовом халате, стонал
сквозь стиснутые зубы - и внезапно... ‚незапно, господа присЯжные, Я почуЯл,
что сквозь самую эту гримасу, искажавшую мне рот, усмешечка из  „остоевского
брезжит, как далекаЯ и ужаснаЯ зарЯ. ‚ новых условиЯх улучшившейсЯ видимости
Я стал представлЯть себе все те ласки, которыми походЯ мог бы осыпать ‹олиту
муж  ее  матери.  Њне  бы  удалось всласть прижатьсЯ к ней раза три в день -
каждый день. €спарились бы все мои заботы. џ стал бы здоровым человеком.

     "‹егко и осторожно на коленЯх
     ’ебЯ держать и поцелуй отцовский
     Ќа нежной щечке запечатлевать"

     - как когда-то сказал английский поэт.
     Ћ, начитанный  ѓумберт!  ‡атем,  со  всевозможными  предосторожностЯми,
двигаЯсь  как  бы  на  мысленных  цыпочках, Я вообразил арлотту как подругу
жизни. Ќеужели Я не смог бы заставить себЯ подать ей в постель этот экономно
разрезанный на две порции помплимус, этот бессахарный брекфаст?
     ѓумберт ѓумберт, обливаЯсь потом в  луче  безжалостно  белого  света  и
подвергаЯсь  окрикам  и  пинкам обливающихсЯ потом полицейских, готов теперь
еще кое-что "показать"  (quel  mot!),  по  мере  того  как  он  выворачивает
наизнанку  совесть и выдирает из нее сокровеннейшую подкладку. џ не длЯ того
намеревалсЯ женитьсЯ на бедной арлотте, чтобы  уничтожить  ее  каким-нибудь
пошлым,  гнусным  и рискованным способом, как, например, убийство при помощи
пЯти сулемовых таблеток, растворенных  в  рюмке  предобеденного  хереса  или
чего-либо  в  этом  роде; но в моем гулком и мутном мозгу все же позвЯкивала
мысль, состоЯвшаЯ в тонком родстве с фармацевтикой. Џочему ограничивать себЯ
тем скромно прикрытым наслаждением, которое Я уже однажды испробовал? Џередо
мной другие образы любострастиЯ выходили на сцену, покачиваЯсь и улыбаЯсь. џ
видел  себЯ  дающим  сильное  снотворное  средство   и   матери   и   дочери
одновременно,  длЯ  того  чтобы  ласкать  вторую  всю ночь безвозбранно. „ом
полнилсЯ храпом арлотты, ‹олита едва дышала во сне, неподвижнаЯ, как  будто
написанный  маслом  портрет  отроковицы.  "Њама,  клЯнусь,  что Љенни ко мне
никогда не  притронулсЯ!"  "’ы  или  лжешь,  „олорес,  или  это  был  ночной
оборотень". ‚прочем, Я постаралсЯ бы не обрюхатить малютки.
     ’ак  ѓумберт  ‚ыворотень  грезил  и волхвовал - и алое солнце желаниЯ и
решимости (из этих двух и создаетсЯ живой мир!) поднималось все выше,  между
тем  как  на  чередующихсЯ балконах чередующиесЯ сибариты поднимали бокал за
прошлые  и  будущие  ночи.  ‡атем,  говорЯ  метафорически,  Я  разбил  бокал
вдребезги  и смело представил себе (ибо к тому времени Я был пьЯн от видений
и уже недооценивал природной своей кротости), как постепенно  Я  перейду  на
шантаж  -  о,  совсем легкий, дымчатый шантажик - и заставлю большую ѓейзиху
позволить мне общатьсЯ с маленькой, пригрозив бедной  обожающей  менЯ  даме,
что  брошу  ее,  коли  она  запретит  мне играть с моей законной падчерицей.
‘ловом, перед этакой  сенсационной  офертой  (как  выражаютсЯ  коммерсанты),
перед столь широкими и разнообразными перспективами Я был податлив, как Ђдам
при предварительном просмотре малоазиатской истории, заснЯтой ввиде миража в
известном плодовом саду.
     Ђ  теперь  запишите  следующее важное замечание: художественной стороне
своей натуры Я дал заслонить мою коренную порЯдочность. ’ем большего  усилиЯ
воли  мне  потребовалось,  чтобы в сих записках настроить их слог на хамский
лад того дневника, который Я вел еще во дни, когда  гос