‚ладимир Ќабоков. Љрасавица

Ћцените этот текст:
‚ладимир Ќабоков. Љрасавица

     Ћльга Ђлексеевна, о которой сейчас будет речь, родилась  в
1900  году  в  богатой,  беспечной,  дворЯнской  семье. ЃледнаЯ
девочка в белой матроске, с косым пробором в каштановых волосах
и такими веселыми глазами, что ее все целовали в глаза,  она  с
детства  слыла красавицей: чистота профилЯ, выражение сложенных
губ, шелковистость косы, доходившей до спинной впадинки,--  все
это и в самом деле было очаровательно.
     ЌарЯдно,  покойно  и  весело,  как исстари у нас повелось,
прошло  это  детство:  луч   усадебного   солнца   на   обложке
Bibliotheque  Rose,  классический  иней  петербургских скверов.
‡апас таких воспоминаний и составил то  единственное  приданое,
которое  оказалось  у нее по выходе из ђоссии весной 1919 года.
‚се было в полном согласии с эпохой: мать умерла от тифа, брата
расстрелЯли,-- готовые формулы, конечно, надоевший говорок,-- а
ведь все  это  было,  было,  иначе  не  скажешь,--  нечего  нос
воротить.
     €так,  в  1919 году перед нами взрослаЯ барышнЯ, с большим
бледным  лицом,  перестаравшимсЯ  в  смысле  правильности,   но
все-таки  очень  красивым;  высокого  роста,  с  мЯгкой грудью,
всегда в черном джемпере; шарф вокруг белой  шеи  и  английскаЯ
папироса   в   тонкоперстой  руке  с  выдающейсЯ  косточкой  на
запЯстье.
     Ђ была в ее жизни пора,-- на  исходе  шестнадцатого  года,
что  ли,--  когда,  летом,  в дачном месте близ имениЯ, не было
гимназиста, который не собиралсЯ бы из-за  нее  стрелЯтьсЯ,  не
было  студента,  который...  Ћдним  словом:  особенное обаЯние,
которое, продержись оно еще некоторое  времЯ,  натворило  бы...
нанесло  бы...  Ќо  как-то ничего из этого не вышло,-- все было
как-то не так, зрЯ:  цветы,  которые  лень  поставить  в  воду;
прогулки в сумерки то с этим, то с тем; тупики поцелуев.
     Ћна  свободно  говорила  по-французски,  произносЯ "жанс",
"ау"; наивно переводЯ "грабежи" словом  "grabuges";  употреблЯЯ
какие-то  старосветские  речениЯ,  застрЯвшие  в старых русских
семьЯх; но очень убедительно  картавЯ,--  хотЯ  во  ”ранции  не
бывала  никогда.  Ќад  комодом  в  ее  берлинской  комнате была
пришпилена булавкой с головкой под бирюзу открытка -- серовский
портрет государЯ. Ћна была набожна, но, случалось, и  в  церкви
находил  на нее смехотун. ‘ жуткой легкостью, свойственной всем
русским барышнЯм ее поколениЯ, она  писала  --  патриотические,
шуточные, какие угодно -- стихи.
     ‹ет  шесть, то есть до 1926 года, она проживала в пансионе
на Ђугсбургерштрассе (там, где часы)  вместе  со  своим  отцом,
плечистым,  бровастым,  желтоусым  стариком,  на тонких ногах в
узеньких  брючках.  Ћн  служил   в   каком-то   оптимистическом
предприЯтии;  славилсЯ  порЯдочностью,  добротой;  был не дурак
выпить.
     “ Ћльги Ђлексеевны набралось довольно много знакомых,  все
русскаЯ   молодежь.  ‡авелсЯ  особый  лихой  тончик.  "Џошли  в
кинемоньку". "‚чера ходили в  дилю".  Ѓыл  спрос  на  всЯческие
присловицы,  прибаутки,  подражаниЯ подражаниЯм. "Ќе котлеты, а
мрак".  "Љого-то  нет,  кого-то  жаль..."  (€ли  --  сдавленным
голосом, с надсадом: "ѓас-спада офицеры...")
     “   ‡отовых   в  жарко  натопленных  комнатах  она  лениво
танцевала фокстрот под граммофон, передвигаЯ не  без  изЯщества
длинную  лЯжку,  держа  на  отлете докуренную папиросу и, когда
глазами находила вращавшуюсЯ от музыки пепельницу, совала  туда
окурок, не останавливаЯсь. Љак прелестно, как многозначительно,
бывало,  поднимала  она  к  губам  бокал,  за  тайное  здоровье
третьего лица,-- сквозь ресницы глЯдЯ на доверившегосЯ ей.  Љак
любила в углу на диване обсуждать с тем или с другим чьи-нибудь
сердечные   обстоЯтельства,   колебание   шансов,   вероЯтность
объЯснениЯ,-- и все это полусловами,  и  как  сочувственно  при
этом  улыбались  ее  чистые  глаза,  широко  раскрытые,  с едва
заметными веснушками на тонкой сизоватой коже под ними и вокруг
них... Ћднако,  в  нее  самое  никто  не  влюблЯлсЯ,  и  потому
запомнилсЯ хам, который на благотворительном балу залапал ее, и
плакал  у  нее  на голом плече, и был вызван на дуэль маленьким
бароном P., но отказалсЯ дратьсЯ.  Љстати,  слово  "хам"  Ћльга
Ђлексеевна употреблЯла очень часто и по всЯкому поводу: "•амы",
грудью  выпевала  она, лениво и ласково, "Љакой хам"... "ќто же
хам..."
     Ќо вот жизнь потемнела; что-то  кончилось,  уже  вставали,
чтобы  уходить... Љак скоро! Ћтец умер; она переехала на другую
улицу; перестала бывать у знакомых;  вЯзала  шапочки  и  давала
дешевые  уроки французского Языка в каком-то дамском клубе; так
дотЯнула до тридцати лет.
     ќто была теперь  все  та  же  красавица  с  очаровательным
разрезом  широко расставленных глаз и той редчайшей линией губ,
в которой как бы уже заключена всЯ геометриЯ улыбки. Ќо  волосы
потерЯли  лоск,  были  плохо подстрижены, черному костюму пошел
четвертый год, руки с блестЯщими, но нерЯшливыми ногтЯми были в
выпуклых  жилках  и  дрожали  от  нервности,  от   хулиганского
курениЯ,-- и лучше умолчать о состоЯнии чулок.
     ’еперь,  когда  в  сумке  шелковые  внутренности  были так
изодраны-- (по крайней мере всегда была  надежда  найти  беглый
грош):  теперь  когда  такаЯ  усталость: теперь, когда, надеваЯ
единственные башмаки, она  заставлЯла  себЯ  не  думать  об  их
подошвах,  точно  так  же как, входЯ наперекор чести в табачную
лавку,  запрещала  себе  думать,  сколько  уже  там  задолжала;
теперь, когда не было ни малейшей надежды вернутьсЯ в ђоссию,--
а ненависть сделалась столь привычной, что почти перестала быть
грехом;   теперь,   когда   солнце  зашло  за.  трубу,--  Ћльга
Ђлексеевна   терзалась   иногда   роскошью   каких-то   реклам,
написанных  слюной  ’антала,  воображаЯ себЯ богатой, вон в том
платье, набросанном при помощи трех-четырех  наглых  линий,  на
той  палубе,  под той пальмой, у балюстрады белой террасы. Ќу и
еще кое-чего ей недоставало.
     Ћднажды, едва ее не сбив с ног, з телефонной будки  вихрем
вымахнула  ‚ерочка, подруга прежних лет, как всегда спешащаЯ, с
пакетами, с  мохноглазым  терьером,  поводок  которого  обвилсЯ
дважды  вокруг  ее  юбки.  Ћна  накинулась на Ћльгу Ђлексеевну,
умолЯЯ ее приехать к ним на дачу, говорЯ, что это  судьба,  что
это  замечательно,  и как тебе живетсЯ, и много ли поклонников.
".Ќет, матушка, годы не .те,-- отвечала Ћльга Ђлексеевна,--  да
кроме  того..."  Ћна прибавила маленькую подробность, и ‚ерочка
покатилась со смеху, склонЯЯ  пакеты  до  земли.  "‘ерьезно",--
сказала   Ћльга   Ђлексеевна   с  улыбкой.  ‚ерочка  продолжала
уговаривать ее,  дергаЯ  терьера,  вертЯсь.  Ћльга  Ђлексеевна,
вдруг заговорив в нос, занЯла у нее денег.
     ‚ерочка  была  мастерица  устраивать всЯкие штуки, будь то
крюшон, виза  или  свадьба.  ’еперь  она  с  упоением  занЯлась
судьбой Ћльги Ђлексеевны. "‚ тебе проснулась сваха",-- шутил ее
муж,  .пожилой  балтиец,--  обритаЯ  голова,  монокль.  ‚ Яркий
августовский день приехала  Ћльга  Ђлексеевна,  была  мгновенно
переодета  в  верочкино  платье, перечесана, перекрашена,-- она
лениво ругалась,  но  уступала,--  и  как  празднично  стрелЯли
половицы  в  веселой  дачке,  как вспыхивали в зеленом плодовом
саду висЯчие зеркальца длЯ острастки птиц?  Џриехал  на  неделю
погостить  некто, ”орсман, русский немец, состоЯтельный вдовец,
спортсмен, автор охотничьих книг. Ћн сам давно  просил  ‚ерочку
подыскать  ему  невесту  -- "настоЯщую русскую красоту". “ него
был крупный, крепкий нос, с тончайшей розовой венкой на высокой
горбинке. Ћн был вежлив, молчалив, минутами даже угрюм,  --  но
умел  тотчас же, как-то под шумок, подружитьсЯ навеки с собакой
или с ребенком. ‘ его приездом на Ћльгу Ђлексеевну напала дурь;
вЯлаЯ н злаЯ, она все делала не то,  что  следовало,--  и  сама
чувствовала, что не то,-- и когда речь заходила о бывшей ђоссии
(‚ерочка старалась заставить ее блеснуть прошлым), ей казалось,
что  она  все врет и что все понимают, что она врет,-- и потому
она упорно  не  говорила  всего  того,  что  ‚ерочка  старалась
напоказ   из   нее  извлечь,  да  и  вообще  не  давала  ничему
наладитьсЯ. •лопали в  карты  на  веранде  и  толпой  гулЯли  в
лесу,--  но ”орсман все больше разговаривал с верочкиным мужем,
вспоминаЯ какие-то проделки юности, и оба  докрасна  наливались
смехом  и,  отстав,  падали  на  мох. Ќакануне отъезда ”орсмана
играли как всегда по вечерам в карты на  веранде;  вдруг  Ћльга
Ђлексеевна  почувствовала  невозможное  сжатие  в  горле,--  ей
удалось все же улыбнутьсЯ и  без  особого  спеха  уйти.  Љ  ней
стучалась  ‚ерочка,  но  она  не  открыла.  ‘реди  ночи перебив
сонмище сонных мух в низкой комнате и так накурившись, что  уже
не  могла  затЯгиватьсЯ,  Ћльга  Ђлексеевна,  в  раздражении, в
тоске, ненавидЯ себЯ и всех, вышла в сад; там трещали  сверчки,
качались  ветви,  изредка  падало с тугим стуком Яблоко, и луна
делала гимнастику на беленой стене курЯтника.  ђано  утром  она
вышла  опЯть  и  села  на  уже горЯчую ступень. ”орсман в синем
купальном халате сел рЯдом с ней и, кашлЯнув, спросил, согласна
ли она стать его супругой -- так и  сказал:  "супругой".  Љогда
они  пришли  к  завтраку,  то  ‚ерочка,  ее  муж  и его кузина,
совершенно  молча,  в  разных  углах  танцевали  несуществующие
танцы,  и  Ћльга  Ђлексеевна ласково протЯнула: "‚от хамы",-- а
следующим летом она умерла от родов. ќто  все.  ’о  есть  может
быть и имеетсЯ какое-нибудь продолжение, но мне оно неизвестно,
и  в  таких  случаЯх,  вместо  того, чтобы терЯтьсЯ в догадках,
повторЯю за веселым  королем  из  моей  любимой  сказки:  ЉакаЯ
стрела летит вечно?-- ‘трела, попавшаЯ в цель.

Last-modified: Tue, 11 Aug 1998 13:25:30 GMT
Ћцените этот текст: