умными.
     --  ‚едь  этот костюм, моЯ  милаЯ,-- поЯснила  она,--  не так  уж много
закрывает.
     --  Ќе  будь старомодной, мама,-- вспыхнула Њарго.-- ‚ конце концов, мы
ведь умираем всего лишь раз.
     Ќа  это  замечание,  в котором  было столько же неожиданности,  сколько
истины, мама не нашла ответа.
     —тобы  занести в  дом сундуки ‹арри,  троим  крепким деревенским парнЯм
пришлось целых полчаса потеть и надрыватьсЯ, в то времЯ как сам ‹арри  бегал
вокруг и давал ценные указаниЯ. Ћдин сундук оказалсЯ таким огромным, что его
надо было  втаскивать через окно. Љогда  оба  сундука  водворили наконец  на
место, ‹арри  провел  счастливый  день  за их  распаковкой,  так загромоздив
книгами всю комнату,  что нельзЯ было ни войти, ни выйти. Џотом он возвел из
книг зубчатые башни  вдоль  стен  и целый день просидел в  этой  крепости со
своей пишущей машинкой, выходЯ только к столу. Ќа другое утро ‹арри поЯвилсЯ
в очень дурном расположении духа,  потому  что какой-то  крестьЯнин привЯзал
осла возле самой  ограды нашего сада. ‚ремЯ от времени осел вскидывал голову
и протЯжно кричал своим надрывным голосом.
     --  Ќу  подумайте! --  сказал ‹арри.-- ђазве не  смешно,  что  грЯдущие
поколениЯ будут лишены моей книги  только от того, что какому-то безмозглому
идиоту вздумалось привЯзать эту  мерзкую  вьючную  скотину прЯмо  у менЯ под
окном.
     -- „а,  милый,-- откликнулась мама.-- Џочему же ты не уберешь его, если
он тебе мешает?
     -- „орогаЯ мамочка, у менЯ нет времени гонЯть ослов по оливковым рощам.
џ запустил в него книжкой по истории христианства. —то, по-твоему, Я еще мог
сделать?
     -- ќто бедное  животное привЯзано,-- сказала Њарго.-- ЌельзЯ же думать,
что оно само отвЯжетсЯ.
     -- Ќадо, чтоб  был закон, запрещающий  оставлЯть этих мерзких  животных
около дома. Њожет кто-нибудь из вас  увести его? -- ‘ какой стати? -- сказал
‹если.-- Ћн нам вовсе не мешает. -- Ќу и люди,-- сокрушалсЯ ‹арри.-- Ќикакой
взаимности, никакого участиЯ к ближнему.
     -- Ћчень уж у тебЯ много участиЯ к ближнему,-- заметила Њарго.
     -- Ђ  все твоЯ  вина,  мама,--  серьезно  сказал  ‹арри.--  ‡ачем  было
воспитывать нас такими эгоистами?
     --  ‚ы  только  послушайте!  --  воскликнула  мама.--  џ  их  воспитала
эгоистами!
     --  Љонечно,--сказал ‹арри.--Ѓез посторонней помощи  нам бы не  удалось
достичь таких результатов.
     ‚ конце  концов мы с мамой отвЯзали осла и отвели его подальше от дома.
’ем  временем  ‹если  распаковал свои пистолеты и принЯлсЯ палить из окна по
старой  консервной  банке.  Џережив и  без  того оглушительное  утро,  ‹арри
выскочил из комнаты и заЯвил, что врЯд ли сможет работать,  если каждые пЯть
минут весь дом  будет сотрЯсатьсЯ до основаниЯ.  Ћбиженный ‹если сказал, что
ему необходимо  тренироватьсЯ. ‹арри ответил,  что  пальба эта похожа не  на
тренировку, а  на восстание сипа-ев в  €ндии.  Њама,  у которой  нервы  тоже
страдали  от выстрелов,  предложила тренироватьсЯ с незарЯженным пистолетом.
‹если целых  полчаса  старалсЯ  втолковать ей,  почему это невозможно, но  в
конце концов ему  пришлось взЯть  консервную банку и удалитьсЯ  на некоторое
расстоЯние от дома. ‚ыстрелы  теперь  звучали  несколько  глуше, но  все еще
заставлЯли нас вздрагивать.
     Ќе переставаЯ  следить за нами, мама в то же  времЯ  продолжала вести и
свои собственные  дела. ‚есь дом был наполнен ароматом трав и резким запахом
чеснока и  лука, на кухне кипели разные горшки и  кастрюльки, а между ними в
съехавших набок очках двигалась мама, бормоча себе  что-то под нос. Ќа столе
подымалась  пирамида  истрепанных  книг,   куда  мама   времЯ   от   времени
заглЯдывала.  …сли  можно было  отлучитьсЯ из кухни,  мама  с  удовольствием
копалась  в  саду,  что-то сердито подрезала  и обрывала, что-то вдохновенно
сеЯла и подсаживала.
     ЊенЯ  сад  тоже притЯгивал.  ‚месте с  ђоджером  мы  открыли там  много
интересного.  ђоджер,  например,  узнал, что не  следует нюхать шершней, что
деревенские собаки  убегают  с громким  визгом, если поглЯдеть на них  через
калитку, и что цыплЯта, которые соскакивают вдруг с кустов фуксии и уносЯтсЯ
с безумным кудахтаньем, хотЯ и желаннаЯ, но недозволеннаЯ добыча.
     ќтот сад игрушечных  размеров был длЯ менЯ настоЯщей волшебной страной,
где  в  цветочной чаще  суетилась такаЯ живность, какой  Я  еще ни  разу  не
встречал. ‚  каждом  розовом  бутоне  среди тугих  шелковых  лепестков  жили
крохотные,  похожие на крабов паучки, поспешно удиравшие  в сторону от ваших
любопытных глаз. €х маленькие  прозрачные тельца были окрашены в тон цветов,
на которых они обитали: розовые, кремовые, винно-красные, маслЯнисто-желтые.
Џо усеЯнным тлЯми стеблЯм, будто лакированные игрушки, ползали божьи коровки
-- бледно-красные с крупными черными пЯтнами, Ярко-красные с бурыми пЯтнами,
оранжевые в серых и черных крапинках. Љругленькие, симпатичные божьи коровки
переползали со стеблЯ  на стебель и поедали анемичных тлей.  Ђ над цветами с
солидным деловым гудением летали пчелы-плотники, похожие на пушистых голубых
медведей. Ђккуратные гладкие бражники весело носились над дорожками, замираЯ
иногда  в  воздухе  на  распахнутых,  дрожащих  крыльЯх, чтобы  запустить  в
середину цветка  свой длинный  гибкий  хоботок.  Џо белым  мощеным  дорожкам
сновали  крупные  черные  муравьи,  собираЯсь  кучками  вокруг  какой-нибудь
диковины:  дохлой гусеницы, обрывка  розового лепестка или метелочки  травы,
набитой семенами. Ђ из окрестных оливковых рощ через ограду  из фуксий лилсЯ
бесконечный  звон  цикад. …сли  бы знойное  полуденное  марево  стало  вдруг
издавать звуки, этой было бы как раз вот такое удивительное звенЯщее пение.
     ‘начала Я просто ошалел  от этого буйства жизни прЯмо у нашего порога и
мог только бродить в изумлении по  саду, наблюдать то за одним, то за другим
насекомым, каждую минуту провожаЯ вглЯдом  Яркую бабочку, перелетавшую через
изгородь.  ‘о  временем,  когда  Я  уже  немного привык  к  такому  изобилию
насекомых среди цветов, мои наблюдениЯ  стали более сосредоточенными. Џрисев
на корточки или растЯнувшись на животе, Я мог  теперь  часами  наблюдать  за
повадками  разных  живых существ вокруг  менЯ, в  то времЯ как ђоджер  сидел
где-нибудь  поблизости с  выражением полного  смирениЯ  на морде. ’аким  вот
образом Я открыл длЯ себЯ множество удивительных вещей.
     џ узнал, что  маленькие  паучки-крабы могут наподобие хамелеона  менЯть
свою окраску. ‚озьмите паучка с красной  розы, где  он сидел, как коралловаЯ
бусинка,  и  поместите в прохладную  глубину  белой розы.  …сли  паучок  там
останетсЯ (а они обычно остаютсЯ), вы  увидите, как  он постепенно бледнеет,
словно эта перемена отнимает у  него силы. € вот днЯ через два он  уже сидит
среди белых лепестков совсем как жемчужинка.
     ‚ сухой листве под оградой  из фуксий жили паучки совершенно иного рода
-- маленькие злые охотники, ловкие и  свирепые, как тигры. ‘веркаЯ на солнце
глазами, они  разгуливали  по своей вотчине среди листвы, останавливались по
временам, подтЯгиваЯсь на волосатых ногах, чтобы оглЯдетьсЯ вокруг.  ‡аметив
какую-нибудь присевшую  погретьсЯ  на  солнышке муху,  паук  замирал,  потом
медленно-медленно, прЯмо-таки  не превышаЯ  скорости роста  былинки, начинал
переставлЯть ноги, незаметно пододвигаЯсь все ближе и ближе  и прикреплЯЯ по
пути  к  поверхности  листьев  свою  спасительную  шелковую  нить.   €  вот,
оказавшись  совсем  близко, охотник останавливалсЯ, слегка  шевелил  ногами,
отыскиваЯ опору  понадежнее, затем бросалсЯ  вперед,  прЯмо  на  задремавшую
муху, и заключал ее в свои волосатые  объЯтиЯ. Ќи  одного раза  Я  не видел,
чтобы жертва ушла от паучка, если он заранее выбирал нужную позицию.
     ‚се  эти открытиЯ  приводили менЯ в неописуемый восторг,  его надо было
разделить с кем-то,  и  вот  Я врывалсЯ в дом  и  поражал всех новостью, что
непонЯтные,  обитавшие  на  розах  черные  гусеницы  с  колючками  вовсе  не
гусеницы, а детеныши  божьей коровки, или же не менее удивительной новостью,
что  златоглазки  откладывают  Яички  на  ходулЯх.  ќто  последнее чудо  мне
посчастливилось увидеть собственными глазами. ‡аметив златоглазку на розовом
кусте, Я  стал смотреть,  как  она  карабкаетсЯ по листьЯм, и восхищалсЯ  ее
красивыми,  нежными,  будто  из   зеленого  стекла  крылышками  и  огромными
прозрачно-золотыми глазами.  —ерез  некоторое времЯ златоглазка остановилась
посреди листа, опустила книзу брюшко, посидела так  с минуту,  потом поднЯла
хвост,  и, к  моему изумлению,  оттуда  потЯнулась  тоненькаЯ, как  волосок,
бесцветнаЯ  ниточка,  а  затем на самом  ее  кончике  поЯвилось  Яичко. —уть
передохнув, златоглазка снова проделала тоже самое, и вскоре всЯ поверхность
листа была покрыта как бы миниатюрными зарослЯми плауна.
     ‡акончив  кладку, самка слегка пошевелила усиками и упорхнула в зеленой
дымке своих газовых крыльев.
     Ќо, может быть, самым волнующим  открытием, которое мне удалось сделать
в этой многокрасочной  ‹илипутии, было гнездо уховертки. џ уже давно пыталсЯ
его отыскать,  только  все безуспешно.  €  вот, наткнувшись теперь  на  него
нечаЯнно,  Я  так обрадовалсЯ,  будто  получил вдруг замечательный  подарок.
ѓнездо было под куском коры, который Я случайно сдвинул  с  места. Џод корой
оказалось небольшое  углубление, вырытое, должно быть, самим  насекомым, и в
нем устроено  гнездо.  ‚ середине  гнезда сидела уховертка,  заслонЯЯ  собой
кучку белых Яиц. Ћна сидела на них, точно курица, ее не  согнали даже потоки
солнечного света,  когда Я поднЯл кору. џиц Я сосчитать не  мог, но их  было
совсем немного. ‚идимо, она еще не все успела отложить.
     ‘ большой осторожностью Я снова прикрыл ее куском коры и с этой  минуты
стал ревностно следить  за гнездом. џ возвел вокруг  него защитную стенку из
камней  и вдобавок поместил рЯдом на  столбике выведенную красными чернилами
надпись, чтобы предупредить всех своих домашних. Ќадпись гласила: "Ђ‘’ЂђЋ†ЌЋ
-- ѓЌ…‡„Ћ “•Ћ‚…ђ’Љ€ -- ЏЂ†Ђ‹“‘’Ђ ЋЃ•Ђ„€’…". Џримечательно, что оба правильно
написанных слова имели  отношение к биологии.  Џочти каждый час  Я подвергал
уховертку пристальному десЯтиминутному осмотру. —аще Я проверЯть ее не смел,
опасаЯсь, как бы она не покинула гнезда. Џостепенно груда Яиц под ней росла,
и уховертка,  очевидно, привыкла к тому, что крыша из коры у нее над головой
все времЯ поднимаетсЯ. Њне даже показалось, что она начинает узнавать менЯ и
дружески кивает усиками.
     Љ моему горькому  разочарованию, все  мои  усилиЯ и  постоЯнный  надзор
пошли прахом. „етки вывелись в ночное времЯ. Њне казалось,  что после всего,
что Я сделал,  она могла  бы помедлить  немного,  дождатьсЯ  моего  прихода.
Ћднако  все   они  уже  были  там,  чудесный  выводок   крохотных,   хрупких
уховерточек, будто вырезанных из слоновой кости. Ћни тихонько копошились под
материнским  телом,  ползали  между  ее   ножками,  а  более  отважные  даже
взбирались к  ней на  челюсти. ќто было трогательное  зрелище. Ќа  следующий
день детскаЯ  опустела: все мое милое семейство разбрелось по саду.  Џозднее
мне встретилсЯ  один  из детенышей.  Ћн,  конечно,  сильно подрос,  окреп  и
побурел, но Я сразу же его узнал. Ћн спал, зарывшись в розовые  лепестки, и,
когда  Я его потревожил, только поднЯл челюсти. Њне хотелось думать, что это
было  приветствие, дружеское приветствие,  однако  совесть  заставлЯла  менЯ
признатьсЯ, что он  просто делал предостережение возможному противнику. Ќо Я
ему все прощал. ‚едь он  был совсем  маленький, когда  мы виделись последний
раз.
     ‚ скором  времени Я сумел подружитьсЯ с деревенскими девушками, которые
каждое утро и вечер проезжали  мимо нашего сада. ЃолтовнЯ и смех этих шумных
и Ярко одетых толстушек, восседавших  на  спинах ослов, разносились по  всем
окрестным  рощам.  ЏроезжаЯ  мимо  нашего  сада  по  утрам,  девушки  весело
улыбались  мне  и  выкрикивали  громкие  слова приветствиЯ,  а  вечером,  на
обратном пути,  они  подъезжали к  самому саду и, рискуЯ  свалитьсЯ со спины
своих  вислоухих  скакунов, с  улыбкой протЯгивали мне  через  ограду разные
дары: Янтарную  гроздь винограда,  все еще хранившую солнечное тепло, черные
как смоль спелые плоды инжира с полопавшимисЯ  бочками или же огромный арбуз
с прохладной розовой сердцевиной. Џонемногу Я научилсЯ понимать их разговор.
‘начала  мое ухо стало выделЯть  из общего неЯсного  потока отдельные звуки,
потом эти звуки приобрели вдруг  значение, и  Я начал медленно, с  запинками
выговаривать их  сам  и  наконец принЯлсЯ  без  всЯких грамматических правил
складывать  из  этих только  что выученных  слов  отдельные неуклюжие фразы.
Ќаших  соседок  это  приводило  в  восторг, как будто  Я  говорил  им  самые
изысканные  комплименты. Џерегнувшись  через ограду" они напрЯженно слушали,
как  Я  пытаюсь  произнести  приветствие или простенькую фразу, и,  когда  Я
кое-как  справлЯлсЯ  с  этим, радостно кивали, улыбались и хлопали в ладоши.
Џостепенно  Я  запомнил все  их  имена, узнал, кто чей родственник,  кто уже
замужем, а кто  собираетсЯ выйти замуж  и разные другие подробности. Џотом Я
узнал, кто  где живет,  и  если  нам  с  ђоджером  случалось  проходить мимо
чьего-нибудь домика в оливковых рощах, всЯ семьЯ высыпала на улицу, встречаЯ
нас громкими и радостными приветствиЯми, из дома тут же выносили стул, чтобы
Я смог посидеть под лозами и поесть с ними винограду.
     Њало-помалу  остров  незаметно, но  властно подчинЯл  нас своим  чарам.
Љаждый день нес в себе такое спокойствие, такую отрешенность от времени, что
хотелось удержать  его навсегда. Ќо потом ночь опЯть  сбрасывала свои темные
покровы, и нас ждал новый день,  блестЯщий  и Яркий,  как детскаЯ переводнаЯ
картинка, и с тем же впечатлением нереальности.

        3. —еловек с ‡олотыми Ѓронзовками
     “тром,  когда  Я  просыпалсЯ,  сквозь ставни  в  мою  спальню  золотыми
полосками лилсЯ Яркий  солнечный свет. ‚ утреннем  воздухе стоЯл запах дымка
от разожженной на  кухне печки, раздавалось звонкое петушиное пение, далекий
лай собак,  печальный звон колокольчиков, если в  то времЯ на пастбище гнали
коз.
     ‡автракали  мы  в  саду  под  сенью  небольшого  мандаринового  дерева.
Џрохладное сиЯющее небо  еще не приобрело пронзительной  полуденной  синевы,
оттенок у него был светлый, молочно-опаловый.  –веты еще не  совсем очнулись
от  сна, розы густо обрызганы росой, ноготки плотно  закрыты.  ‡а  завтраком
обычно  все  было  тихо  и спокойно,  потому что в такую  рань никому еще не
хотелось болтать, и  только к  самому  концу завтрака  кофе, гренки  и  Яйца
делали свое  дело. ‚се  понемногу  оживали и  принимались рассказывать  друг
другу, что каждый из них собираетсЯ делать и почему собираетсЯ это делать, а
потом  серьезно начинали обсуждать, стоило ли братьсЯ за это дело. џ в таких
дискуссиЯх участиЯ не принимал, так как знал совершенно точно, что собираюсь
делать, и старалсЯ как можно скорей покончить с едой.
     -- ’ебе обЯзательно надо  давитьсЯ пищей?  -- спрашивал ‹арри  сердитым
голосом, ловко орудуЯ зубочисткой из спички.
     -- †уй  получше,  милый,--  тихо  говорила мама.--  ’оропитьсЯ-то  ведь
некуда.
     Ќекуда торопитьсЯ?  Ђ  если  ђоджер ждет  вас с нетерпением  у  садовой
калитки и следит за  вами беспокойными  карими  глазами? Ќекуда  торопитьсЯ,
когда среди олив первые сонные цикады настраивают уже свои скрипочки? Ќекуда
торопитьсЯ, когда весь остров с его прохладным, Ясным  как звезда утром ждет
своего  исследователЯ? Ќо  едва  ли можно было надеЯтьсЯ, что  родные сумеют
стать  на  мою  точку  зрениЯ,  поэтому Я  начинал есть  медленней,  пока их
внимание не переключалось на что-нибудь другое, и  тогда Я снова набивал рот
до отказа.
     ђазделавшись наконец с едой, Я поспешно вставал из-за стола и удирал  к
калитке,  где менЯ встречал  вопросительный взглЯд ђоджера. ‘квозь  чугунные
прутьЯ калитки мы  смотрели с  ним на оливковые рощи, и  Я намекал  ђоджеру,
что,  быть  может, нам лучше никуда не ходить сегоднЯ.  Ћн протестующе махал
обрубком хвоста и трогал носом мою руку. „а нет же, нет, Я ведь в самом деле
не собираюсь никуда идти. Ќаверное,  скоро начнетсЯ  дождь  --и Я с тревогой
поглЯдывал на  Ясное, сиЯющее небо.  Ќавострив  уши, ђоджер  тоже смотрел на
небо, потом обращал ко  мне умолЯющий взглЯд. Ќу,  может,  сейчас дождЯ и не
будет, продолжал  Я, но позднее он уж  обЯзательно  начнетсЯ, так  что лучше
всего посидеть с книгой в саду. ђоджер в отчаЯнии хваталсЯ за  калитку своей
огромной черной  лапой и  снова смотрел на менЯ.  …го верхнЯЯ губа  начинала
кривитьсЯ в заискивающей улыбке, обнажаЯ белые зубы, а короткий хвост дрожал
от возбуждениЯ. ќто был его  главный козырь. ‚едь  он отлично понимал, что Я
не устою перед такой забавной улыбкой. џ переставал дразнить ђоджера и бежал
за  своими  спичечными коробками и  сачком длЯ  бабочек.  ‘крипучаЯ  калитка
отворЯлась, с  лЯзгом захлопывалась  снова, и ђоджер, как вихрь,  проносилсЯ
сквозь оливковые рощи, приветствуЯ новый день своим громким лаем.
     ‚ те дни, когда Я только начинал свое знакомство с островом, ђоджер был
моим  неизменным  спутником.  ‚месте  мы отваживались  уходить все дальше  и
дальше от дома, отыскивали  уединенные оливковые  рощи,  которые  надо  было
исследовать и запомнить, пробирались  сквозь миртовые заросли -- излюбленное
пристанище черных дроздов,  заходили в узкие  долины, окутанные густой тенью
кипарисов.  ђоджер  был длЯ менЯ идеальным спутником,  его  привЯзанность не
переходила  в навЯзчивость, храбрость  -- в задиристость,  он  был  смышлен,
добродушен  и   весело  сносил   все  мои  выдумки.   …сли   мне   случалось
поскользнутьсЯ где-нибудь на влажном от росы склоне, ђоджер уже был тут  как
тут, фыркал, будто в насмешку, бросал на менЯ быстрый  взглЯд, встрЯхивалсЯ,
чихал и, сочувственно  лизнув,  улыбалсЯ мне своей  кривой  улыбкой. …сли  Я
отыскивал  что-нибудь  интересное -- муравейник,  лист  с  гусеницей, паука,
пеленающего муху шелковым свивальником,-- ђоджер останавливалсЯ и ждал, пока
Я закончу свое исследование. Љогда ему казалось, что Я  слишком  замешкалсЯ,
он  подходил поближе, жалобно  тЯвкал и начинал вилЯть хвостом. …сли находка
была  пустЯковой,   мы   сразу  отправлЯлись  дальше,  если  же  встречалось
что-нибудь, заслуживающее  пристального  вниманиЯ, мне  стоило только строго
взглЯнуть на ђоджера, и он сразу понимал, что дело  затЯнетсЯ надолго. “ши у
него тогда  опускались, он  переставал  вилЯть хвостом,  плелсЯ к ближайшему
кусту и растЯгивалсЯ в тени, глЯдЯ на менЯ глазами страдальца.
     ‚о  времЯ  этих  походов  мы  с ђоджером  завЯзывали  в  разных  местах
знакомство  со многими  людьми. ‘реди  них была, например, веселаЯ,  толстаЯ
Ђгати, жившаЯ в маленьком ветхом  домишке на горе. Ћна  всегда  сидела около
своего дома с веретеном в руках и прЯла овечью шерсть. „олжно быть, ей давно
уже перевалило за семьдесЯт, но волосы у нее до сих пор оставались черными и
блестЯщими.  Ћни  были  аккуратно  заплетены  в  косы  и  намотаны  на  пару
отполированных  коровьих рогов -- украшение,  которое можно  еще  увидеть на
некоторых  старых  крестьЯнках.  Ђгати сидела  на солнышке в  алой  повЯзке,
накрученной поверх  рогов, в  руках у нее,  как волчок, ходило  вверх и вниз
веретено,  пальцы  ловко  направлЯли  нить,   а   морщинистые  губы   широко
открывались, обнажаЯ неровный рЯд уже  пожелтевших  зубов,-- она  пела песню
хрипловатым, но все еще сильным голосом.
     Ћт нее-то  Я и узнал  самые красивые и самые  известные народные песни.
“севшись  на старую консервную банку, Я ел виноград и  гранаты  из ее сада и
пел вместе  с нею.  Ђгати  то и дело  прерывала  пение, чтобы  исправить мой
выговор. Љуплет за  куплетом мы пели веселую, живую песню о реке --  как она
стекает с гор  и орошает сады  и полЯ и как  деревьЯ  сгибаютсЯ под тЯжестью
плодов.  ‘  усиленным  кокетством строЯ друг другу глазки, мы  пели забавную
любовную песенку под названием "Ћбман".
     -- Ћбман, обман,-- выводили мы, трЯсЯ головой,-- кругом  обман, но ведь
это Я научил тебЯ рассказывать всем людЯм, как Я тебЯ люблю.
     Џотом  мы  переходили  к   печальным   мелодиЯм  и   пели  длЯ   начала
неторопливую,  но  живую  песенку  "‡ачем  ты  менЯ  покидаешь?"  и,  совсем
размЯкнув, принимались петь дрожащими голосами длинную чувствительную песню.
Љогда мы подходили к  заключительной, самой душераздирающей ее части,  глаза
Ђгати заволакивались дымкой, подбородок  дрожал от волнениЯ, и она прижимала
руки  к  своей  обширной груди.  Ќаконец  замирал последний звук  нашего  не
очень-то   стройного   пениЯ,   Ђгати   вытирала   нос  уголком   повЯзки  и
поворачивалась ко мне.
     -- Ќу  скажи, разве мы  не  остолопы? Љонечно, остолопы.  ‘идим  тут на
солнце и поем. „а еще  о любви! џ длЯ этого слишком стара, ты слишком мал, и
все-таки мы терЯем времЯ  и поем о ней. Ќу ладно, давай выпьем по стаканчику
вина.
     Љроме  Ђгати среди моих  любимцев был еще  старый  пастух џни, высокий,
сутулый человек с большим  орлиным носом и невероЯтными усами. Џервый  раз Я
встретилсЯ  с ним  в  очень жаркий день, после того как мы с ђоджером больше
часу  напрасно  старались  вытащить крупную  зеленую Ящерицу  из  ее  норы в
каменной стене. ‘омлев от жары и усталости, мы растЯнулись у пЯти  невысоких
кипарисов,  бросавших  ровную,  четкую  тень на  выгоревшую траву. џ  лежал,
прислушиваЯсь  к тихому, сонному позвЯкиванию колокольчиков, и вскоре увидел
стадо коз. ЏроходЯ  мимо кипарисов,  каждаЯ коза останавливалась, пЯлила  на
нас свои  бессмысленные  желтые  глаза и  шла  дальше,  качаЯ своим большим,
похожим  на волынку  выменем  и с хрустом пощипываЯ  листьЯ кустарника.  ќти
мерные звуки  и тихий  звон колокольчиков совсем  убаюкали менЯ.  Љогда  все
стадо  прошло  мимо  и  показалсЯ  пастух,  Я  уже   почти  засыпал.  ‘тарик
остановилсЯ,  опираЯсь на темную палку из оливы, и окинул менЯ взглЯдом. …го
небольшие  черные глаза  смотрели  строго из-под кустистых бровей,  огромные
башмаки плотно прижимали к земле вереск.
     --   „обрый  день,--  окликнул  он  менЯ  сердито.--  ’ы  иностранец...
маленький лорд?
     џ  уже  знал  тогда,  что  крестьЯне  почему-то  считают  всех англичан
лордами,  и ответил старику утвердительно. Ћн повернулсЯ и закричал на козу,
котораЯ,  поднЯвшись  на задние ноги, общипывала  молодое оливковое деревце,
потом снова обратилсЯ ко мне.
     -- џ хочу сказать тебе кое-что, маленький лорд,-- произнес он.-- Ћпасно
тут лежать под деревьЯми.
     џ  посмотрел  на кипарисы,  не нашел в  них ничего опасного  и  спросил
старика, почему он так думает.
     -- Џосидеть-то под ними хорошо, у них густаЯ тень, прохладнаЯ, как вода
в роднике. Ќо всЯ беда в том, что они усыплЯют человека. €  ты никогда, ни в
коем случае не ложись спать под кипарисом.
     Ћн остановилсЯ,  погладил  усы, подождал,  покуда  Я не спросил, почему
нельзЯ спать под кипарисами, и продолжал:
     --  Џочему,  почему!  Џотому,  что,  проснувшись,  ты  станешь   другим
человеком.  „а, эти  черные кипарисы очень  опасны. Џока ты спишь,  их корни
врастают  тебе  в  мозги и  крадут  твой  ум.  Љогда  ты проснешьсЯ,  ты уже
ненормальный, голова у тебЯ пустаЯ, как свистулька.
     џ  спросил у  него, относитсЯ ли это только к кипарисам или же ко  всем
деревьЯм.
     -- Ќет, только  к  кипарисам,--  ответил старик  и строго посмотрел  на
деревца, под которыми Я лежал, будто опасаЯсь, что они  могут подслушать наш
разговор.-- ’олько кипарисы воруют рассудок. ’ак что смотри, маленький лорд,
не спи здесь.
     Ћн  слегка кивнул мне, еще  раз сердито  посмотрел на  темные  пирамиды
кипарисов,  словно ждал  от  них объЯснениЯ, и  осторожно  начал пробиратьсЯ
сквозь заросли миртов к склону холма, где разбрелись его козы.
     ‘ џни мы потом  стали хорошими друзьЯми.  џ всЯкий раз встречалсЯ с ним
во времЯ своих  экскурсий, а иногда  заходил в его маленький домик,  где  он
угощал  менЯ  фруктами  и  давал  всЯкие  наставлениЯ,  советуЯ  вести  себЯ
поосторожней на прогулках.
     Ќо, быть  может, одной из самых  необычных и притЯгательных  личностей,
которых  мне  довелось встретить в своих  походах, был  —еловек  с  ‡олотыми
Ѓронзовками. Ћн  как  будто вышел  прЯмо из  волшебной  сказки и  был просто
неотразим. ‚стречатьсЯ с  ним мне удавалось не часто, и встреч этих Я ждал с
большим нетерпением. Џервый раз Я увидел его на  пустынной дороге, ведущей к
одной из горных деревушек. “слышал Я его гораздо раньше, чем увидел, так как
он  наигрывал  мелодичную   песенку  на  пастушьей  свирели,  останавливаЯсь
временами,  чтобы   произнести  несколько  слов  каким-то  чудным,  гнусавым
голосом.   Љогда  он  показалсЯ  из-за  поворота  дороги,   мы  с   ђоджером
остановились и раскрыли рот от изумлениЯ.
     “ него было острое, лисье личико и большие раскосые глаза темно-карего,
почти черного  цвета. Ѓыло в них что-то странное,  неуловимое, и покрывал их
какой-то  налет,  будто  на  сливе,  какаЯ-то  жемчужнаЯ  пленка,  почти как
катаракта.  Ќебольшого   роста,  худенький,  с  невероЯтно  тонкой   шеей  и
запЯстьЯми, он  был  облачен  в фантастический  нарЯд. Ќа голове у него была
бесформеннаЯ   шлЯпа   с   очень   широкими,   обвислыми   полЯми,  когда-то
темно-зеленаЯ, но  теперь посеревшаЯ  от  пыли, покрытаЯ  винными  пЯтнами и
прожженнаЯ сигаретами.  Ќа шлЯпе  колыхалсЯ целый лес перьев,  заткнутых  за
ленту,--  петушиных,  совиных,  удодовых, крыло зимородка, ЯстребинаЯ лапа и
одно большое, грЯзное белое перо, должно  быть, лебединое. ‘тараЯ изношеннаЯ
рубаха побурела  от  пота, у  шеи  болталсЯ невероЯтных  размеров галстук из
ослепительного голубого  атласа.  Ќа темном бесформенном пиджаке красовались
разноцветные  заплаты  -- на  рукаве белаЯ с  розочками,  на  плече  красный
треугольник в белую  крапинку. €з сильно оттопыренных карманов этого одеЯниЯ
почти вываливалось  все их содержимое: гребни, воздушные  шары, раскрашенные
образки, вырезанные из оливкового  дерева змеи, верблюды, собаки  и  лошади,
дешевые зеркальца, Яркие платки и плетеные батоны с тмином. таны его,  тоже
в заплатках, спадали на алые кожаные башмаки с задранными носами и  большими
черно-белыми помпонами. Ќа спине у этого удивительного человека громоздились
клетки с  голубЯми и цыплЯтами, какие-то таинственные мешки и  большой пучок
свежего зеленого лука-пореЯ. Ћдной  рукой он  придерживал свирель,  в другой
сжимал пук ниток с привЯзанными на  концах  золотыми бронзовками величиной с
миндалину. ‘веркаЯ на солнце,  золотисто-зеленые жуки летали вокруг шлЯпы  и
отчаЯнно гудели, стараЯсь сорватьсЯ с ниток, крепко обхватывающих их тельце.
Џо  временам какой-нибудь  жук, устав кружитьсЯ без толку, отдыхал минуточку
на его шлЯпе, прежде чем снова пуститьсЯ в бесконечную карусель.
     Љогда —еловек  с  ‡олотыми Ѓронзовками  заметил  нас,  он остановилсЯ с
преувеличенным изумлением, снЯл свою  смешную шлЯпу и отвесил низкий поклон.
ќто неожиданное  внимание так подействовало на  ђоджера, что он в  удивлении
залаЯл. —еловек  улыбнулсЯ, снова  надел  шлЯпу,  поднЯл  руки и помахал мне
своими  длинными  костлЯвыми  пальцами.  џ посмотрел  на  него  с  радостным
удивлением и вежливо поздоровалсЯ. —еловек еще раз отвесил любезный поклон и
на мой вопрос, не  с праздника  ли он возвращаетсЯ,  закивал  головой. Џотом
поднес  к  губам свирель,  извлек  из  нее веселую мелодию, сделал несколько
прыжков посреди  пыльной дороги  и,  остановившись, показал  большим пальцем
через  плечо, откуда  он пришел. “лыбаЯсь, он  похлопал себЯ  по карманам  и
потер большим пальцем об указательный -- так обычно изображают деньги. € тут
Я вдруг понЯл, что —еловек с  Ѓронзовками немой. Њы стоЯли посреди дороги, Я
продолжал разговаривать с ним, а он отвечал мне очень остроумной пантомимой.
Љогда  Я спросил, длЯ чего ему нужны бронзовки и зачем он  привЯзывает их за
нитки, он  вытЯнул руку ладонью книзу, обозначив маленьких ребЯтишек,  потом
взЯл одну нитку с жуком на  конце и стал  вертеть  ею над головой. Ќасекомое
сразу ожило и пустилось летать по  своей орбите вокруг шлЯпы,  а он взглЯнул
на  менЯ сиЯющими глазами, показал на  небо, раскинул руки и  громко загудел
через нос, делаЯ на дороге всЯкие виражи и спуски. ‘разу было видно, что это
самолет. Џотом он  показал на жуков, снова обозначил ладонью маленьких детей
и принЯлсЯ  вертеть над головой целой свЯзкой жуков, так что все они сердито
зажжужали.
     “томленный  этим  объЯснением.  —еловек с Ѓронзовками  уселсЯ  на  краю
дороги и заиграл на своей свирели простенькую мелодию, останавливаЯсь порой,
чтобы  пропеть  своим  необычным  голосом  несколько  тактов.  ќто  не  были
отчетливые слова, а просто поток носовых и гортанных звуков, мычание и писк.
Ћднако он произносил их с такой живостью и с такой удивительной мимикой, что
вам казалось, будто эти странные звуки имеют какое-то значение.
     ‡асунув  потом свою дудку в  оттопыренный карман, человек  посмотрел на
менЯ  в раздумье, сбросил с плеча небольшой мешочек, развЯзал его и, к моему
изумлению и  восторгу,  вытрЯхнул на пыльную дорогу  с  полдюжины черепашек.
Џанцири их были  до  блеска  натерты  маслом, а  передние  ноги  он каким-то
образом  умудрилсЯ украсить алыми  бантиками.  —ерепахи не спеша  выпростали
голову  и  ноги из-под блестЯщих панцирей и лениво поползли  вдоль дороги. џ
глЯдел на них восторженными глазами. Ћсобенно понравилась мне одна маленькаЯ
черепаха размером не больше чайной чашки. Ћна казалась живее других, глаза у
нее  были  Ясные  и панцирь  посветлее -- смесь ЯнтарЯ,  каштана  и  жженого
сахара. „вигалась она со всем доступным черепахе проворством. џ долго следил
за нею, стараЯсь убедить себЯ, что дома у  нас ее примут с большим восторгом
и, может быть, даже поздравЯт менЯ с таким славным приобретением. Ћтсутствие
денег  не  смущало менЯ  ни в  малейшей  степени,  потому что  Я просто  мог
попросить человека прийти к нам за деньгами завтра. Њне даже не приходило  в
голову, что он может не поверить.
     џ  спросил —еловека  с  ‡олотыми Ѓронзовками,  сколько  стоит маленькаЯ
черепашка. Ћн показал обе  руки с  растопыренными пальцами. Ћднако Я ни разу
не  видел,  чтобы  крестьЯне на  острове  заключали  сделку просто  так,  не
торгуЯсь. џ решительно покачал головой  и  поднЯл  два пальца, непроизвольно
подражаЯ своему продавцу. Ћн в ужасе закрыл глаза и  поднЯл  девЯть пальцев.
’огда  Я  поднЯл три. Ћн покачал  головой,  немного  подумал и показал шесть
пальцев.  џ  тоже  покачал  головой  и  показал  пЯть.  —еловек  с  ‡олотыми
Ѓронзовками снова затрЯс головой  и тЯжело вздохнул. Њы оба сидели теперь не
двигаЯсь  и  с  решительным,  бесцеремонным   любопытством  маленьких  детей
смотрели на черепах, неуверенно ползавших по дороге. Ќемного  погодЯ —еловек
с ‡олотыми Ѓронзовками показал  на маленькую черепашку и  опЯть поднЯл шесть
пальцев. џ помотал головой и поднЯл пЯть. ђоджер  громко  зевнул. …му надоел
этот  безмолвный  торг.  —еловек  с  Ѓронзовками поднЯл черепаху  с  земли и
жестами показал мне, какой у  нее  гладкий и красивый панцирь,  какаЯ прЯмаЯ
головка,  какие  острые коготки. џ был неумолим. Ћн  пожал плечами, протЯнул
мне черепашку и поднЯл пЯть пальцев.
     ’огда Я сказал, что у менЯ нет денег и что за ними надо прийти завтра к
нам домой. Ћн кивнул в ответ, как будто это было самым обычным делом. Њне не
терпелось вернутьсЯ поскорее домой  и показать всем свое новое приобретение,
поэтому Я  сразу попрощалсЯ, поблагодарил человека и  помчалсЯ что есть духу
по дороге. „обежав до того  места, где  надо  было  сворачивать в  оливковые
рощи, Я остановилсЯ и как следует рассмотрел свою покупку. ђазумеетсЯ, такой
прекрасной черепахи  Я еще никогда не видел. Џо-моему, она стоила раза в два
дороже,  чем  Я за нее заплатил. џ  погладил черепаху пальцем по  чешуйчатой
головке, положил осторожно  в  карман и,  прежде  чем спуститьсЯ с пригорка,
оглЯнулсЯ. —еловек с ‡олотыми Ѓронзовками  стоЯл на  том же  самом месте, но
теперь он танцевал что-то вроде джиги, раскачивалсЯ, прыгал, подыгрываЯ себе
на свирели, а на дороге, у его ног, копошились маленькие черепахи.
     ЊоЯ  черепашка оказалась очень умным  и  милым созданием с  необычайным
чувством юмора. €мЯ ей дали Ђхиллес. ‘перва мы привЯзали  ее за ногу в саду,
но  потом,  когда  черепаха  стала  совсем  ручной, она  могла идти куда  ей
заблагорассудитсЯ.  Ћчень  скоро Ђхиллес научилсЯ узнавать свое  имЯ. ‘тоило
только  раза  два-три  окликнуть его, немного  подождать,  и  он обЯзательно
поЯвлЯлсЯ откуда-нибудь,  ковылЯЯ на цыпочках  по узкой мощеной дорожке и  с
волнением вытЯгиваЯ шею.  …му  очень нравилось,  чтоб его кормили из рук, он
усаживалсЯ тогда, словно принц, на солнышке, а мы по очереди протЯгивали ему
листьЯ  салата, одуванчика или кисточку винограда. ‚иноград он любил так  же
страстно, как ђоджер,  и  соперничество между ними  никогда  не  ослабевало.
Ђхиллес  сидел  обычно с полным ртом  и потихоньку  пережевывал виноградины,
заливаЯсь соком,  а  ђоджер лежал  где-нибудь  поблизости и,  исходЯ слюной,
смотрел на него завистливыми глазами. ђоджеру тоже всегда честно выдаивалась
его долЯ, но, наверно, он все же считал, что  на  черепах  не стоит изводить
деликатесы.  …сли  Я  переставал следить  за  ним, ђоджер  подбиралсЯ  после
кормежки к  Ђхиллесу и жадно  слизывал с него виноградный  сок. Ћскорбленный
такой бесцеремонностью, Ђхиллес хватал ђоджера  за нос, а если тот продолжал
лизать слишком  настойчиво, с  негодующим шипением прЯталсЯ в свой панцирь и
не показывалсЯ оттуда до тех пор, пока мы не уводили ђоджера.
     Ќо  еще больше,  чем виноград, Ђхиллес любил  землЯнику. Ћн  становилсЯ
просто  невменЯем при одном только  ее виде. Ќачинал метатьсЯ  из  стороны в
сторону, умолЯюще  смотрел  на вас своими маленькими, как пуговки, глазами и
поворачивал вслед за вами голову,  проверЯЯ,  собираетесь  ли  вы давать ему
Ягоды или нет. Њелкую землЯнику, размером с горошину, Ђхиллес мог проглотить
сразу, но, если вы предлагали  ему Ягоду величиной,  скажем, с  лесной орех,
поведение его становилось  необычным  длЯ  черепахи. ‘хватив Ягоду и  крепко
зажав  ее во  рту, он  торопливо ковылЯл  в какое-нибудь  укромное, надежное
местечко среди цветочных клумб, опускал Ягоду на землю, не  спеша съедал ее,
после чего возвращалсЯ за другой.
     ‚месте с неодолимой страстью к землЯнике у Ђхиллеса поЯвилась страсть к
человеческому  обществу.  ‘тоило  только  войти  в  сад,  чтобы  позагорать,
почитать или с  каким-нибудь другим  намерением, как среди турецкой гвоздики
слышалсЯ  шорох  и  оттуда  высовывалась  морщинистаЯ,  серьезнаЯ   мордочка
Ђхиллеса. …сли вы сидели на стуле, Ђхиллес просто подползал  как можно ближе
к вашим ногам и погружалсЯ в  крепкий, мирный сон -- голова его вываливалась
из панцирЯ и  касалась земли. Ќо если вы  легли  на коврик загорать, Ђхиллес
нисколько  не  сомневалсЯ,  что растЯнулись  вы  на  земле  просто ради  его
удовольствиЯ. Ћн  устремлЯлсЯ  к  вам  по дорожке, забиралсЯ на  коврик и  в
радостном  возбуждении  останавливалсЯ  на  минутку, чтобы прикинуть,  какую
часть вашего тела  надо выбрать длЯ восхождениЯ. € тут вы вдруг чувствовали,
как вам в лЯжку  впиваютсЯ  острые коготки черепахи -- это она приступила  к
решительному штурму вашего живота. ‚ам, конечно, не по нраву такой отдых, вы
решительно стрЯхиваете черепаху  и перетаскиваете  подстилку в  другую часть
сада. Ќо это всего лишь временнаЯ передышка. Ђхиллес будет  упорно кружитьсЯ
по саду до  тех пор, покуда не отыщет вас снова. ‚ конце концов это всем так
надоело и на менЯ стало сыпатьсЯ столько жалоб и угроз,  что мне приходилось
сажать черепаху под замок всЯкий раз, как в сад кто-нибудь выходил. Ќо вот в
один прекрасный день кто-то оставил садовую калитку незакрытой, и Ђхиллеса в
саду не оказалось. Ќе медлЯ ни секунды, все бросились на его поиски, хотЯ до
этого целыми днЯми  повсюду только и слышались  угрозы прикончить  черепаху.
’еперь же все рыскали по оливковым рощам и кричали:
     -- Ђхиллес... землЯника,  Ђхиллес... Ђхиллес... землЯника... Ќаконец мы
нашли  его. ђазгуливаЯ  со  своей  обычной отрешенностью, Ђхиллес свалилсЯ в
старый колодец, давно разрушенный и заросший папоротником. Љ нашему великому
огорчению, он был мертв. Ќи попытки ‹если  сделать искусственное дыхание, ни
предложение Њарго запихнуть ему в горло землЯнику  (чтобы дать черепахе, как
она  выразилась,  жизненный  стимул)  не  могли  вернуть  Ђхиллеса  к жизни.
Џечально и торжественно мы погребли его тело под кустиком  землЯники (мамина
идеЯ). “ всех в  памЯти осталась короткаЯ надгробнаЯ речь, сочиненнаЯ ‹арри,
которую он читал дрожащим голосом. € только один ђоджер портил все дело. Љак
Я ни старалсЯ его образумить, он не переставал вилЯть хвостом в течение всей
погребальной церемонии.
     ‚скоре после  печальной  разлуки  с  Ђхиллесом  Я приобрел у —еловека с
‡олотыми Ѓронзовками другого питомца. Ќа сей раз  это был голубь, почти  еще
птенец, которому приходилось давать хлеб с  молоком и размоченное зерно. ‚ид
у этой птицы был самый безобразный. ЏерьЯ торчали из  его красной сморщенной
кожи вперемешку с противным  желтым  пухом, какой  бывает у  птенчиков,  как
будто это вытравленные перекисью водорода волосы. €з-за некрасивой внешности
‹арри предложил назвать его  Љвазимодо. џ согласилсЯ. ‘лово мне понравилось,
а значениЯ его Я в то времЯ еще не понимал. Љогда Љвазимодо уже научилсЯ сам
добывать себе  пищу  и  давно отросли  его  перьЯ, на голове у него  все еще
оставалсЯ  хохолок желтого пуха, что придавало ему сходство с надутым судьей
в слишком узком парике.
     Љвазимодо вырос в необычных условиЯх, без родителей,  которые бы  могли
научить  его  уму-разуму,  поэтому  он,  видно,  не  считал  себЯ  птицей  и
отказывалсЯ  летать, предпочитаЯ  всюду  ходить пешком.  …сли ему  надо было
забратьсЯ  на  стол  или на стул, он  останавливалсЯ  внизу, начинал  кивать
головой  и ворковал  своим мЯгким контральто  до тех пор, пока кто-нибудь не
подхватывал его  с полу.  Ћн всегда  горел желанием принЯть  участие во всех
наших  делах и даже порывалсЯ  ходить  с  нами  на  прогулки. Џорывы эти мы,
однако, старались пресечь, потому  что  голубЯ приходилось нести на плече, и
тогда  вы  подвергали  риску  свою  одежду,  или  же  он  ковылЯл  сзади  на
собственных ногах, а  вам надо  было приноравливатьсЯ к его шагу. …сли же вы
уходили  слишком  далеко  вперед,  до вас  вдруг  доносилось душераздирающее
воркование, и, обернувшись, вы видели, как Љвазимодо мчитсЯ за вами что есть
духу,  хвост  его  отчаЯнно  трепещет,  переливчатаЯ  грудь  раздуваетсЯ  от
негодованиЯ.
     ‘пать Љвазимодо соглашалсЯ  только в доме. Ќикакие уговоры и нотации не
могли заставить  его поселитьсЯ  в голубЯтне,  которую Я соорудил специально
длЯ него. Ћн все-таки предпочитал краешек кровати Њарго. Ћднако  позднее его
прогнали  на   диван  в  гостиную,  потому  что   всЯкий  раз,   как   Њарго
поворачивалась ночью  в кровати,  Љвазимодо  просыпалсЯ, шагал по одеЯлу и с
нежным воркованием усаживалсЯ ей на лицо.
     ‹арри первый обнаружил у него музыкальные способности. ѓолубь не только
любил музыку, но, казалось, умел различать две определенные мелодии -- вальс
и военный марш. …сли ставили другую музыку, он подбиралсЯ поближе к патефону
и сидел там с полузакрытыми глазами, выпЯтив грудь и мурлыча что-то себе под
нос.  …сли  же  это  был вальс,  голубь начинал скользить  вокруг  патефона,
вертелсЯ,  кланЯлсЯ и ворковал трепетным голосом. Њарш, и особенно джазовый,
напротив,  заставлЯл его вытЯнутьсЯ во весь рост, раздуть  грудную клетку  и
маршировать  взад и вперед  по  комнате. ‚оркование  его  становилось  таким
громким и хриплым, что, казалось,  он вот-вот задохнетсЯ. Ќи разу не пыталсЯ
Љвазимодо проделывать все это  под какую-нибудь иную музыку, кроме маршей  и
вальсов.  Џравда,  иногда,  если ему  долго  не приходилось  слышать  вообще
никакой музыки, он начинал  (в восторге,  что наконец ее слышит) маршировать
под  вальс или же наоборот. Ћднако всЯкий раз он неизменно  останавливалсЯ и
исправлЯл свою ошибку.
     ‚  один прекрасный день,  отправившись будить Љвазимодо, мы  обнаружили
вдруг, что он всех нас одурачил, потому что там, среди подушек, лежало белое
блестЯщее Яйцо.  ќто событие сильно  повлиЯло  на  Љвазимодо, он стал  злой,
раздражительный  и, если вы протЯгивали к нему руку, с остервенением  клевал
ее. Џотом поЯвилось  второе  Яйцо, и нрав Љвазимодо изменилсЯ  окончательно.
Ћн, вернее, она становилась  все возбужденней, обращалась с нами так, словно
мы  были  ее  злейшими врагами.  Љ  кухонной  двери за пищей  она  старалась
подобратьсЯ незаметно,  будто опасалась  за свою жизнь. „аже патефон  не мог
заманить ее обратно в дом. Џоследний раз Я видел ее на оливковом дереве, где
она ворковала с  самым  притворным  смущением,  а  чуть  подальше  на  ветке
вертелсЯ крупный и  очень мужественный  на  вид голубь, ворковавший в полном
самозабвении.
     Џервое  времЯ  —еловек с  ‡олотыми  Ѓронзовками заглЯдывал к нам  в дом
довольно  часто  и  всЯкий  раз  приносил  какую-нибудь  новинку  длЯ  моего
зверинца: лЯгушку  или воробьЯ  с  перебитым  крылом. Ћднажды мы с  мамой  в
припадке  непомерной  доброты скупили  весь  его запас  золотых бронзовок и,
когда он ушел, выпустили  их  в  саду. Ѓронзовки надолго заполонили весь