 понЯла, что это она -  автор
нравЯщихсЯ мне строк, и что мы с ней будем дружить.
     ‘обираЯсь,  мы сначала  немножко  обсуждаем наши с …гором  литературные
дела: …гор  и  Я -  функционирующие, кажетсЯ  еще писатели,  Њаша  уже давно
ничего не пишет, хотЯ  нет-нет да и выдаст шедевр, но стихов теперь никто не
печатает. Џотом мы говорим о том, кто что  достойного прочитал - вкусы у нас
совершенно разные, Я в последнее  времЯ читаю Џруста, ЂндреЯ Ѓелого, …гор  -
историю  и мемуары,  ѓриша -  если  только  историю  техники или что-то  про
волнующие его тридцатые, но  вообще ему читать некогда. Џотом, завариваЯ чай
и уплетаЯ шоколадный торт, мы  обсуждаем  газеты,  какой кругом ужас,  народ
вымирает, армиЯ, милициЯ и произвол, и что же это будет дальше.
     €ногда с нами  бывает Ќиколай,  Њашин  муж:  если сравнить  нас всех  в
отношении к  настоЯщему  и  недавнему прошлому, то  мы с  ѓришей больше всех
вросли  и  любим  это новое  времЯ,  хотЯ оно  нас,  наверное, скоро  совсем
доконает, но и Њаша устроила из своего компьютера издательство - она упоенно
делает оригинал-макеты  и печатает по  ним  в типографии книжки непризнанным
авторам, нЯнчась с несчастными авторами, как с детьми. Ќиколай старше всех и
предпочитает социализм, да  и Њаша  до сих  пор считает  социализм  временем
счастьЯ и веры, и  она писала тогда восторженные стихи, и не длЯ того, чтобы
выслужитьсЯ, а потому что так чувствовала.
     Ќу, и напоследок, конечно, мы говорим про детей, кто из них что делает,
как  пытаемсЯ  их  знакомить  с "приличными" девочками  и  мальчиками, и что
получаетсЯ полнаЯ ерунда.  Ђ если мы собираемсЯ  у Њаши и  ЌиколаЯ и мимо на
высоких каблуках с опущенным взглЯдом строгой учительницы проходит  их дочь,
мы сконфуженно  умолкаем,  Њаша  шепчет, что девочка пошла на  работу, копит
деньги  на  шубу,  как  у популЯрной  телеведущей (самой Њаше  подобнаЯ шуба
всегда была на фиг не нужна), и мы тогда  виновато  вздохнем и подумаем, что
несмотрЯ  на немолодой уже возраст, мы  все еще  фантазируем, а  набравшиесЯ
житейской мудрости дети давно уже нет.

     ’упиковое направление

     ѓриша всегда преувеличивает свои возможности, ему кажетсЯ, что он может
так или иначе сделать что угодно, он не любит конфронтации в  любом виде, он
скорее  предпочтет  согласитьсЯ  с  нежелательным  и  претерпеть   временные
неудобства,  чем  сразу  и  определенно сказать "нет"  в  отличие  от  менЯ,
кичащейсЯ своим  нежеланием  лукавить  и  умением "рубить  правду-матку",  в
прежние  времена мы часто  из-за этого ссорились,  Я его  пилила,  зачем  не
говорит  прЯмо, сейчас  же, затюканнаЯ своими многочисленными  делами, Я уже
давно никого не пилю, пусть хоть на  головах ходЯт, только не  трогают менЯ,
кстати, длЯ семейной жизни это хороший рецепт.  ѓриша соглашаетсЯ взЯтьсЯ за
работу, которую ему  навЯзали, за которую знает, что братьсЯ не надо,  заказ
эксклюзивный  и  разовый, времени  на него уйдет много,  денег не то  что не
заработаешь, а потерЯешь, не сделав действительно необходимых вещей, да и не
интересно - область  ѓришиных интересов  в стороне. € все-таки он беретсЯ по
того же рода соображениЯм - не хочетсЯ кого-то  подвести или обидеть - и чем
дальше работает,  тем  больше нервничает, понимает,  что  по-быстрому тут не
обойдешьсЯ,  нужно  проводить  серьезное  исследование,  на  которое нет  ни
времени,  ни  желаниЯ,  и стараетсЯ все  же  как-то выкрутитьсЯ с  минимумом
усилий,  чтобы  и вашим  и  нашим, и  не  получаетсЯ, и  начинают  поджимать
по-настоЯщему текущие  работы,  и понЯтно уже  становитсЯ,  сколько потерЯно
времени и  денег, причем тот, ради  кого ѓриша все это  делает, вообще не  в
курсе, ему  это, кажетсЯ, не так и надо, все эти  "неудобно" и  пр. скорее в
ѓришином воображении, это  он сам  себе внушил, что раз обещал, то должен, а
на самом деле, кажетсЯ, вовсе нет.
     €,  тем  не  менее,  он  пробует так  и  этак,  нервничает,  а  реально
необходимые дела  со  всех  сторон  напоминают  о себе  мейлами,  факсами  и
звонками,  и  вот-вот  совсем  уже  засыплют,  а  он  сидит,  как пришитый и
занимаетсЯ дурью,  и не может остановитьсЯ,  и злитсЯ, и  ругаетсЯ на  всех,
бабушка  уже даже  и  боитсЯ спросить, сделал ли  ѓриша источник, ходит мимо
рабочей комнаты, как мышь, Я  тоже ничего не спрашиваю и  даже  не  вздыхаю,
даже не знаю,  как себЯ вести, невозможно наблюдать, как человек мучаетсЯ, и
ничего  нельзЯ  посоветовать  и даже  посочувствовать нельзЯ,  реакциЯ будет
однозначной.
     Ђ дни идут, и он, кажетсЯ,  уже смирилсЯ, стараетсЯ  не  думать, уже не
злитсЯ,  позволЯет   обсуждать,  но  очи  потускли,   во  взглЯде  поЯвилась
обреченность, строЯ планы на  дальнейшее, Я  обЯзательно прибавлю: "когда ты
сделаешь источник", это как барьер, за которым снова пойдет нормальнаЯ жизнь
и свобода, такое впечатление, что он, как •одорковский, в тюрьме, только сам
себЯ туда посадил.
     € Я вспоминаю похожие случаи, как американец, мой клиент, переписывалсЯ
с   девушкой,  котораЯ   постоЯнно  просила  у   него  деньги  на,  кажетсЯ,
действительно нужные вещи и постоЯнно попадала в такие ситуации, что если он
не  пошлет  денег,  то  она  пропадет.  „евушка  была  молодаЯ  и  красиваЯ,
американец уговаривал себЯ, что жизнь в ђоссии труднаЯ и что, действительно,
надо помогать людЯм, и чем больше она  просила, тем  труднее  ему  было себЯ
уговаривать, он начинал уже злитьсЯ, а потом  упрекал себЯ в  черствости,  в
конце концов, он приехал встретитьсЯ с девушкой, понЯл окончательно, что она
проходимка, изумилсЯ,  как же он  не остановилсЯ  раньше, ведь давно уже все
было понЯтно.
     €ли  как другаЯ  девушка  поехала  в  Ќовую  ‡еландию  тоже к какому-то
прохвосту, и тоже все  было вроде понЯтно  с самого начала,  что у  него там
женщина,  и  что ему нужна еще одна или  несколько, а,  по  большому  счету,
никто, но ей очень уж хотелось  в Ќовую ‡еландию, она уговаривала себЯ, что,
может, ошибаетсЯ, может,  все  как-то  утрЯсетсЯ и  образуетсЯ,  и, конечно,
вернулась, получив моральную (и хорошо, что только моральную) травму.
     € когда  нарыв, в конце концов, вскрываетсЯ: перепробовав все варианты,
ѓриша  окончательно понимает,  что - нет, малой  кровью не обойтись - в этот
день  менЯ,  слава   Ѓогу,   нет  дома,  Я  в  музее-квартире,   но  даже  в
стробированном виде  по телефону ситуациЯ мне Ясна,  ѓриша  готов растерзать
неработающий макет, поносит человека, наградившего его этой фигней, грозитсЯ
порвать  с ним или кинуть ему все это в лицо (бедолага и не догадываетсЯ). €
все урегулируетсЯ одним телефонным звонком, к которому ѓриша готовитсЯ целый
день, закрывает двери, чтобы не слышали, а звонок всего и длитсЯ две минуты,
ѓриша  сообщает,  что быстро не получаетсЯ, а на исследованиЯ  нет  времени,
человек  нельзЯ сказать, что счастлив, но воспринимает с пониманием, обещает
уладить, упреки не звучат, человека больше  занимает случившийсЯ  в тот день
футбол,  и  ѓриша,  к  футболу  совершенно  равнодушный,  разговор  радостно
поддерживает.
     €  когда  все,  наконец, рассеиваетсЯ,  и  ѓриша  бросаетсЯ  разгребать
завалы, закрыв  тупиковое  направление, мы вскоре едем  куда-то и обсуждаем,
как просто все  закончилось, а каким ужасным казалось, и чтобы освободитьсЯ,
надо  было довести себЯ до полного исступлениЯ, разбить лоб, убедитьсЯ,  что
все, дальше некуда, но никак не  повернуть в начале или в середине пути, как
вода  не может  перестать течь,  пока  не  заполнит  емкость,  значит,  тоже
подлежишь каким-то элементарным законам, а не сам хозЯин своей судьбы.

     †ивопись и вышивание

     Њой канадский друг  ’од - полнаЯ противоположность нашей  бабушке, хотЯ
он тоже уже немолодой человек. Ћн что делает, то и делает и больших сомнений
по поводу своих  деЯний не испытывает  в  отличие от бабушки, котораЯ всегда
сокрушаетсЯ, что сделали или сказали что-то не то или неправильно  и рвет на
себе волосы,  кто что  подумает и какие будут  последствиЯ, ее любимаЯ фраза
"дураки мы дураки".
     ’од,  как и  бабушка, живет  с семьей дочери,  и,  например, совсем  не
разговаривает   с  внуком,  потому  что  говорить  им  не  о  чем:  внук  не
интересуетсЯ ни литературой, ни философией, а ’од не в курсе, что показывают
по телевизору, оба только улыбаютсЯ, здороваЯсь, и это не вызывает ни у кого
никаких  эмоций, так  сложилось,  и все.  Ќаша же  бабушка, если Ђлеша занЯт
своими мыслЯми и с нею не разговаривает, сразу начинает сокрушатьсЯ, как это
такое,  внук  совсем  не разговаривает с бабкой, разве это  дело,  разве так
должно быть.
     ’од  не  навещает в больнице свою  потерЯвшую памЯть столетнюю мать, не
видЯ в этом смысла, а если Я заговариваю с ним о нашем умершем  друге, с кем
единственным во  всей Љанаде он мог говорить об искусстве,  отвечает только,
что  Љурт  умер, и этого не  изменить.  Ѓабушка  же,  чуть  пригреет солнце,
предвкушает, как мы поедем на кладбище, а услышав по радио, что умер кто-то,
о ком она ранее даже не слышала, запросто может всплакнуть.
     ’од никогда не поздравлЯет с праздниками, не помнит дней  рождениЯ,  не
откликаетсЯ на комплименты, забывает отвечать  на вопросы,  шлет мне одну за
одной  посылки с коллажами,  которые пЯть лет делал  длЯ выставки,  а  потом
выставлЯтьсЯ раздумал, все раздарил,  а  частично  - потерЯл. Ѓабушка блюдет
условности: если забудет кого с чем поздравить, станет  убиватьсЯ и каЯтьсЯ,
не совершает  ничего сумасбродного, любит комментировать поступки и событиЯ,
будто  случившеесЯ имеет  способность  менЯтьсЯ в  зависимости от того,  под
каким углом его подать.
     ’од живет, ни на  кого  не оглЯдываЯсь, следует  собственным принципам,
несет за поступки ответственность, если сделал что-то не то,  говорит, что в
его   самоуважении  пробилась  брешь.  Ѓабушка   живет   в   соответствии  с
общепринЯтой  логикой, постоЯнно  сверЯЯсь и приспосабливаЯсь, стремЯсь быть
слепком с существующего образца.
     ’од  иногда  пропадает,  поначалу  Я  думала, что, может, он  на что-то
обиделсЯ, теперь Я знаю, что он только мне и пишет, и даже  если  Я  сморожу
невероЯтную глупость, или он вообще перестанет писать, или кто-нибудь из нас
умрет, ничего, все равно, не изменитсЯ, а останетсЯ, как и есть.
     Ѓабушка верит в ритуалы  и  жесты,  сжимает мне  руку, пытаЯсь выразить
чувства, произносит слова, стараЯсь  вложить в них душу, обижаетсЯ, что Я не
могу  ответить ей тем же, что в моем лексиконе нет таких слов, и ей не с кем
поговорить.
     ’од живет, будто импровизирует,  будто пишет картину, не следуЯ никаким
правилам, смешивает неожиданно краски, не обращает вниманиЯ на сочетаниЯ, он
аутентичный художник,  он пишет уверенно,  такого, как он, никто никогда  не
писал.
     Ѓабушка живет,  будто вышивает на пЯльцах, аккуратно заполнЯет  готовые
квадратики соответствующими крестиками,  не фантазирует, не придумывает, она
хороший мастеровой.
     џ хочу быть, как ’од, но не ушла  и от бабушки, Я,  кажетсЯ, делаю, что
считаю  нужным,  мне чаще наплевать,  кто  что скажет и подумает,  но Я сама
выдумываю  себе  трафареты, с которыми сверЯю  свои дурные поступки,  как  с
перфокартой в жаккардовом ткацком станке. Ќаорав на  кого-нибудь или, сделав
что-то  хорошее и дав понЯть,  как дорого оно мне стоило, Я потом терзаюсь и
мучаюсь,  Я  несу  вину  и  угрызаюсь  совестью,  Я  нарисую что-нибудь,  и,
испугавшись,  отойду в сторону, увижу,  что  плохо и  перерисовываю снова, в
результате получаетсЯ мазнЯ и каракули, Я - и не художник, и не вышивальщик,
у менЯ дрожит рука и нет  уверенности, Я не  прибилась ни к какой  школе, и,
наверное, уже не прибьюсь. . .


     Ћдни

     Ќам захотелось  снова встретитьсЯ с ђ. после того, как мы встретились с
ним у ’. и испытали некую неудовлетворенность, потому что в гостЯх у ’. было
много народу, ранее  никак с ђ. не свЯзанного, а  также ’. показал ђ. что-то
вроде  самодельной  летописи  собирающейсЯ  у него компании и  ђ.  нашел там
грамматическую ошибку. Ќам стало стыдно и несколько обидно, потому что мы-то
познакомились  с  ђ.  много лет назад  на  литературной конференции, которые
регулЯрно  проводились  в те  времена,  ђ. был  руководителем  семинара,  он
поразил нас  умением понЯть  суть любого литературного опуса и выразить ее с
помощью не менее,  а чаще и  более  сильного литературного образа, отчего мы
сравнили  бы  его  и  с Ѓелинским,  но  в  нем  не  было истовости,  а  лишь
безнадежнаЯ ироничность и печальный взглЯд из-под очков. Ћн не был злым, как
положено  критику, он был  худой,  высокий,  в  свитере,  в  нашем  семинаре
немедленно  нашлась девушка, котораЯ  потом его везде сопровождала, с ней он
приходил и в наше ‹€’Ћ. Њы гордились тем, что это мы его "открыли", с  нашей
подачи  им начали восхищатьсЯ друзьЯ и “читель, он стал вторым после “чителЯ
человеком,  про которого  ни  у  кого не повернулсЯ бы  Язык сказать и слова
насмешки: хоть мы  тогда и казались себе свободными и либеральными,  но наше
сообщество, по большому счету, было тоталитарным,  “читель был непререкаемым
авторитетом, и ђ. тоже попал в категорию, критиковать представителей которой
было "табу".  „а  и  не  было  причин  его  критиковать,  он  был талантлив,
кристально  чист  в  смысле,  что  никуда  не  подстраивалсЯ  и   ничем   не
пользовалсЯ,  жил  в  коммуналке,  приходил  к  нам  в  пальто  с  мутоновым
воротником, как носили  тогда старшие  школьники, книжки его не  издавали, и
все же одно его имЯ вселЯло в наши души трепет и восторг. Љроме того, он был
приветлив  и  прост, не нарочито, а по-настоЯщему,  надо было быть  уж очень
желчным человеком, чтобы найти в  нем хотЯ  бы тень самолюбованиЯ, скорее, в
нем была устремленность в небеса и уверенность, что он видит там такое, чего
другим не видать.
     Џотом, с кризисом тоталитарного строЯ  начало кособочитьсЯ и наше ‹€’Ћ:
началось все  с  первых  ренегатов  -  уже не  помню формальную причину,  по
которой из него была изгнана без царЯ в голове поэтесса, посмевшаЯ  нарушить
табу, потом изгнан был  главный изгонЯльщик, на котором держалась диктатура,
потом все резко нарожали детей и куда-то делись и в ‹€’Ћ пришли другие люди.
Ђ  потом  вообще  настали  иные  времена,  и мы  не  то, чтобы забыли своего
“чителЯ, но в свете  общего потока позволили  критические высказываниЯ, хотЯ
ходили к нему в  больницу и немножко помогали, но когда он умер и  мы пришли
на похороны,  все, свЯзанное с ним, было в прошлом, и при взглЯде на лежащую
в  гробу маленькую фигурку, сердце сжималось от жалости, как все изменилось,
хотЯ именно он определил нашу жизнь.
     ‚  новые времена каждый обособилсЯ, и оказалось, что можно существовать
и самостоЯтельно, хотЯ  мы по-прежнему встречались с Њашей и  …гором, другие
отпали  из-за тЯги  к алкоголю или перемены  места жительства, границы мира,
вообще, расширились,  как географически, так и идеологически, оказалось, что
можно не  потерЯтьсЯ  и вне  организованной  структуры или даже сформировать
свою. Ќо и в собственных структурах мы  пользовались привычными схемами - Я,
как  в  юности вешала  на стену портрет хирурга,  академика Ђмосова,  так  и
теперь  восхищалась  вновь  обретенными   канадскими  друзьЯми,  училась  их
экзистенциальной безыскусности,  кумирами Њаши стали теперь не  комиссары  в
пыльных шлемах, а собственные дети, про неюношескую мудрость  которых она не
уставала повторЯть. …гор, как и раньше, восхищалсЯ держащей последние рубежи
интеллигенцией,  ѓриша   восхищалсЯ   скорее  от   противного,   теми,   кто
декларировал отличие от  бывших руководителей, и, конечно, мы  все,  разинув
рот,  наблюдали  за  происходЯщими  на   политической  арене  событиЯми,  не
набравшись  еще опыта,  восхищались дешевыми  трюками, берЯ все  на веру, не
жалели эмоций и проворонили обман и  лицемерие,  а когда спохватились, стали
утешатьсЯ, что все равно ничего бы не изменилось, даже если  бы мы сразу все
просекли.
     € после разочарований  и  лет безвериЯ мы встретили  ђ. у  ’. и  на нас
сразу накатило былое: ђ., несмотрЯ на прожитую еще новую жизнь - поначалу он
блистал в популЯрной газете  и его  книжку  на моих глазах расхватали в „оме
Љниги, потом он болел  и  с потерей общего интереса  к высокому на некоторое
времЯ оказалсЯ  не у дел - несмотрЯ на все это,  ђ. не изменилсЯ,  грустно и
искренне  смотрел, был благодарен  за то, что его  позвали, и словно  считаЯ
себЯ обЯзанным отчитыватьсЯ, рассказывал, как на духу,  что делал  и как жил
эти годы, сосредоточенно водЯ пальцем по скатерти, огибаЯ по контуру вышитый
цветок.
     €, расставшись с ним, мы испытали смутное чувство, как будто среди мало
знакомых  людей,  не свЯзанных  ностальгией  воспоминаний, ђ.  рассказал  не
совсем все,  как будто было еще что-то, что  мы  смогли бы понЯть,  узнав  у
него, нам захотелось увидетьсЯ с ним еще раз и все как следует выспросить, и
как только представилсЯ повод, мы позвали его к себе.
     Ќо  ђ. не пришел, не очень хорошо себЯ  чувствовал и,  собравшись одни,
сидЯ  друг  против друга в нашей  маленькой  компании, где все уже почти как
один человек, мы вспоминали  разные моменты жизни с ђ. свЯзанные:  Я  -  как
несколько лет назад обратилась  к нему с  просьбой, которую он добросовестно
выполнил, …гор -  как встретил его на похоронах родственника, приходившегосЯ
ђ.  седьмой водой на киселе, и как ђ. , который  в  те времена болел, сказал
…гору, что пришел туда, чтобы посмотреть, как это все может быть у него.
     € тогда мы подумали, что вот, мы все ищем делать жизнь с кого, а ђ. уже
учитсЯ  умирать,  и  пора,  наверное,  и нам прекратить поиски, мобилизовать
собственные ресурсы, полюбить свое одиночество и отныне в нем пребывать.

     ЏутешествиЯ

     џ  думаю,  что  в  жизни  подлинно, от  чего  можно  получить  истинное
удовольствие, потому  что, на самом деле таких вещей не  так и много и  люди
часто  притворЯютсЯ: идут, скажем, в театр, тратЯт деньги на дорогие билеты,
предвкушают событие, а сами засыпают посреди музыкального действа, или опЯть
же тратЯт деньги  на поход  в  ресторан и ковырЯютсЯ вилкой не пойми  в чем,
пытаЯсь  общатьсЯ  сквозь  бьющую  по  мозгам  музыку;  или  сбивают  ноги и
изнурЯютсЯ,  носЯсь  по  €Љ…џм, а  потом расставлЯют  купленное, садЯтсЯ,  и
ничего,  все  равно,  не  происходит. ЏолучаетсЯ,  что  от денег  мучениЯ  и
хлопоты, а без  денег вообще тоска, но Я пропустила, наверное, самое главное
- страстную  любовь, хотЯ и  это, если случаетсЯ, то чаще на  времЯ, да и то
как хворь, а потом, все  равно, проходит, и,  освободившись и оглЯдевшись по
сторонам, человек продолжает искать мобилизационные ресурсы.
     €, конечно, Я знаю, что истинен  только творческий процесс и  нет  иной
радости, как удовлетворение от выполненной работы,  и все-таки нельзЯ же так
ограничивать жизнь, да и даже с точки зрениЯ пользы, постоЯнно  работаЯ и ни
на  что не  отвлекаЯсь,  заходишь, в  конце концов,  в  тупик, и,  наоборот,
правильные  решениЯ  как  раз  и  приходЯт  после того,  как  безрезультатно
бьешьсЯ-бьешьсЯ, а потом переключаешьсЯ.
     ѓриша любит созерцать  природу,  его вдохновлЯет  стихотворение "звезды
меркнут и гаснут, в огне облака", ѓриша еще мечтает,  что когда-нибудь и  он
будет  плавать с  удочкой  на лодке  по озеру.  ”отографировать ѓриша  любит
пейзажи, он,  вообще  любит неодушевленные  предметы,  а людьми интересуетсЯ
постольку, поскольку они  включены в технологический процесс, не ученые и не
инженеры с его точки зрениЯ только  зрЯ околачиваютсЯ в мире, таЯщем столько
научно-технических возможностей.
     Ђлеша,  сын,  любит смотреть  бокс и бои, он  и сам  отрабатывает  дома
приемы, изо всех сил мутузЯ  грушу, он  ценит в жизни преодоление  и решение
последовательно поставленных задач, и, глЯдЯ  на  бои, закалЯетсЯ, наверное,
зрелищем суровой мужской безжалостности.
     Ѓабушка   любит,  чтобы   все  были  дома,   и  покой,  она   постоЯнно
пересчитывает  домашних  по  головам,  стараЯсь  убедитьсЯ,  что   никто  не
отсутствует. Ћна мечтает, чтобы  ничего не  менЯлось, она, наверное,  знает,
что в ее  возрасте  перемены уже  не к добру, и ей хочетсЯ  законсервировать
жизнь, закатать ее в банку, как раньше она закатывала компоты.
     џ, наоборот, обожаю перемены: Я люблю  путешествиЯ - сесть в  машину  и
поехать неизвестно куда, Я до сих пор люблю приключениЯ: даже если на дороге
перестает  заводитьсЯ мотор, мимо  несутсЯ машины, а вокруг никого на  сотни
километров,  и,  наконец, отчаЯнный  бритоголовый  головорез  тащит  нас  на
веревке  с бешеной скоростью.  Њне  хочетсЯ  всюду проникнуть  и везде быть,
увидеть  все одновременно и ничего  не упустить, Я готова мчатьсЯ неизвестно
куда, чтобы  увидеть  сама не  знаю  что,  мне  невыносимо  думать, что  оно
существует где-то там  без менЯ, мне хочетсЯ сунуть  свой нос в каждую  щель
или хотЯ бы приблизитьсЯ к такой возможности.
     Ђ потом Я люблю возвращатьсЯ, когда потусовавшись несколько дней в иных
краЯх, понЯв, что  по-настоЯщему все равно не проникнешь в чужой  мир, разве
что вывезешь  свой немного погулЯть, едешь  домой с  сосредоточенным  лицом,
перебираЯ в памЯти увиденное. €  разглЯдываЯ  фотографии, как  свидетельство
тщетных  попыток   убежать,  доказательство  единственности  надоевшего   до
чертиков  пути,  как домашние  штаны,  снова  напЯливаешь  свой  обиход,  на
какое-то времЯ перестаешь жаловатьсЯ и успокаиваешьсЯ.
     Њы будем отдыхать

     ‚ этом  году мы будем  отдыхать. Њы поедем на  дачу - в прежние годы мы
все времЯ на ней работали: то закладывали фундамент, то строили дом, то рыли
колодец, то сажали, пропалывали или выкапывали плоды и  фрукты. ‚  этом году
все будет по-другому: мы красиво уберем дом, выкосим газон, установим на нем
зонтик, столик и складные кресла и будем сидеть и загорать или разговаривать
и читать книги. Њы  сначала приведем  в порЯдок дом -  вымоем полы и соберем
привезенный из  города  старый  шкаф,  перед тем как  устанавливать шкаф мы,
чтобы  отдыхалось  красиво,  переклеим  обои. Њы  вымоем  окна, выстираем  и
повесим шторы,  а  потом починим разваливающеесЯ крыльцо, по ходу  переложим
покосившуюсЯ печь, починим дырЯвую крышу, поправим фундамент, выкрасим полы,
объездим  город в  поисках  хорошеньких  циновок,  а  потом переключимсЯ  на
огород.  Њы купим новую косилку,  сделаем  специальный удлинитель и в каждый
приезд в  выходные будем, жужжа,  ходить с ней по  заросшему участку,  как с
металлоискателем, предвкушаЯ, какаЯ будет ровнаЯ лужайка. Њы купим рассаду и
семена  не  кабачков  и  петрушки,  а туи,  кипариса  и других  экзотических
растений,  чтобы, устроив ландшафтный  дизайн,  посадить их вокруг зонтика и
кресел  и  наслаждатьсЯ  их созерцанием,  когда  мы будем  отдыхать. Џока мы
возимсЯ с растениЯми, лужайка снова зарастет,  и мы ее  снова выкосим, а тем
временем, наступит  жара и  станет светить солнце, и мы,  пользуЯсь случаем,
вытащим из  дома  длЯ  просушки  все матрасы  и подушки, и будем колотить их
выбивалкой.  Њы приложим  к устройству места  нашего будущего отдыха столько
усилий,  что соорудим еще и камин, украсим его  длЯ пущей красоты изразцами,
но материЯ  на  провисших  складных креслах окажетсЯ не в тон изразцам, и мы
поедем за новой материей  в город. €  когда  все будет уже совсем готово, мы
усЯдемсЯ в кресла отдыхать,  но наступит осень, польет дождь  и нам придетсЯ
отложить отдых до следующего года.
     €ли  мы  не  захотим  ничего  откладывать  и  просто  перешагнем  через
отсутствующую  доску на скрипЯщем  крыльце, отведем глаза от разваливающейсЯ
печки,  постараемсЯ не  думать  о разрушившемсЯ фундаменте, подставим тазы и
калоши  под  льющуюсЯ сквозь дырЯвую крышу воду,  усЯдемсЯ прЯмо  в  высокой
траве в блеклые  провисшие  кресла,  и,  отмахиваЯсь  от  гудЯщих в  сырости
комаров,  попытаемсЯ отдыхать,  но искусанные комарами,  провалившись-таки в
дыру в крыльце  и растЯнув свЯзки, замерзнув  ночью  без печки  и угнетенные
мыслью о  фундаменте, мы плюнем на этот отдых, запрем кресла в доме и поедем
в город работать.


     Ќереальные люди

     ‚ эти  белые ночи  и  в светлые  неЯркие дни странные  гости приходЯт в
музей-квартиру  Љржижановского,  где Я работаю смотрителем.  Џапа  с  сыном,
родственники, десЯть лет назад уехавшие в  далекую  страну, превратившиесЯ с
тех пор из живых людей  в строчку  в  компьютерной адресной  книге, а теперь
материализовавшиесЯ спустЯ столько лет - двадцатилетнего мальчика,  конечно,
уже  не  узнать, а папа  -  на вид мало  изменившийсЯ,  но  с новой западной
лучезарной улыбкой и незнакомыми жестами. …дим с ними торт, пьем чай и вино,
за два часа, что  они проводЯт у менЯ, пытаютсЯ рассказать о своей жизни там
и  узнать,  как мы живем  здесь, получаетсЯ  сумбур  и  восклицаниЯ;  уходЯ,
оставлЯют после  себЯ ощущение нереальности: то ли  они были, то ли какие-то
другие, и были ли вообще, и нет уже вопроса, правильно ли, что они уехали, а
мы  остались,  просто  у  всех теперь  такое  разное свое,  остаетсЯ  только
удивление, а  куда  делись те, прежние, и судЯ  по взглЯдам, ловимым мною во
времЯ встречи, Ясно, что аналогичный вопрос занимает и их.
     €ли приходит клиент  из  веции,  грустный  романтик  с  одухотворенным
лицом, и приглашает  покататьсЯ с  ним на  машине  времени  -  снова открыть
брачное агентство, и Я, в ужасе замахав руками, словно  восклицаЯ: "—ур, чур
менЯ!",  пытаюсь  объЯснить, что  вот  уже  год,  как  занимаюсь другим, что
прежнЯЯ  тема закрыта,  книга  написана  и  даже уже напечатана,  невозможно
повернуть времЯ вспЯть и вернутьсЯ в прошлое, и он понимающе кивает и все же
долго говорит вариациЯми на исчерпанную тему, Я отвечаю, глЯдЯ  в  окно,  и,
замолчав, он спрашивает, не считаю  ли Я его чокнутым, а  Я говорю, что нет,
просто мы разошлись во времени.
     €ли еще один иностранец, на сей  раз  американский писатель,  в прошлом
чемпион  мира  по плаванию,  которого  Я  приманила тем, что  тоже писатель,
вызвавшись   читать  его  роман  о  пловцах,   выиграла  этим   "тендер"   у
многочисленных  конкурентов-риэлтеров, заселив заодно на квартиру. Ђ  теперь
он  изучает по  мне  российскую жизнь, приходит, садитсЯ в кресло, смотрит с
сожалением,  спрашивает: "Ќу,  что  же ты все времЯ работаешь,  а когда ж ты
живешь?",  а Я  тоже смотрю  на него с сожалением,  потому  что длЯ познаниЯ
жизни там у себЯ он смотрит в день по голливудскому фильму на  DVD,  а здесь
ищет по  отдаленным  метро  "банды бездомных детей",  чтобы вставить в  свой
новый роман о ђоссии, с завистью говорит, что у нас здесь реальнаЯ жизнь,  а
там,  где он живет, нет реальных людей, и уезжает, бедненький, собираЯсь все
это описывать.
     € выйдЯ проводить американского писателЯ до метро,  возвращаЯсь одна, Я
смотрю на светЯщеесЯ окошко музеЯ-квартиры, куда давно уже не ходит народ, и
в котором  Я по-прежнему  зачем-то  сижу, Я  смотрю  на действо белых  ночей
вокруг,  с  выплывающими  из-за  поворота  канала  лодками разных  сортов  и
размеров,  на  жонглеров  факелами,  на  играющих  на  ксилофоне  детей,  на
шатающиесЯ по  набережной  по неизвестной  причине толпы людей, и вспоминаю,
как швед говорил, что у них в ‘токгольме  тоже белые ночи,  просто нет этого
бизнеса.
     Ђ  когда  проходит пора белых ночей  и  из города разлетаютсЯ мечтатели
всех мастей, ко мне снова тЯнутсЯ мои привычные визитеры,  волокут обсуждать
до боли знакомые, как  мешки  из "ЏЯтерочки", проблемы, и  с горЯчностью все
обсудив  и по обыкновению  ни  к чему  не  придЯ, мы идем  к метро и в свете
фонарей отбрасываем  длинные тени, как  свидетельство нашего существованиЯ в
нетуристский сезон.
     ‚ пределах очерченного круга

     Њы  песчинки, мы  два крохотных вектора  двух  враждебных сил. ’еперь Я
знаю,  фильмы про  вампиров не вымысел -  они не  лишены  основаниЯ.  ѓлупые
старики не  виноваты,  они  орудие, их уже наполовину забрало  то  черное  и
отвратительное, чему нет названиЯ, они и  хотели  бы, да не могут, у них нет
сил  сопротивлЯтьсЯ,  им  велено  заграбастать   как  можно   больше,  чтобы
превратить  живое в  такой  же,  как  они сами,  уже  готовый  к  утилизации
материал. ЋборонЯЯсь, мы  сопротивлЯемсЯ, используЯ  все доступные средства,
мы  пытаемсЯ  вырватьсЯ  и не  датьсЯ  и попадаем в  ловушку:  сопротивлЯЯсь
Яростно, и уже побеждаЯ, мы даем слабину, нам жалко поверженных, нам стыдно,
что наше поведение неподобающе, наши противники  так  несчастны и жалки,  но
злые силы именно  на это и рассчитывают - посредством угрызений  совести они
продолжают атаку, и понемножку  -  помаленьку из  нас  уходит  способность к
борьбе,   меркнет  радость  жизни,  терпитсЯ-любитсЯ,   делаетсЯ   привычным
безрадостное  существование,  нас  относит  все дальше  туда,  где  все  уже
приготовлено  и  выстлано,  где  золото букв  и  эмаль  фотографий,  а  пока
пилюли-болезни, горшки и прокладки, ежевечерние прогулки  в аптеку, смещение
понЯтий  - еще совсем недавно чудеснаЯ живаЯ жизнь вытеснЯетсЯ забравшимсЯ в
гнездо противным кукушонком - цеплЯющимсЯ за шею ледЯными руками по сути уже
полумертвым существом.
     € способность к сопротивлению мутирует:  вместо того, чтобы резануть по
живому,  выйти из рамок, которые  по прекраснодушному легкомыслию сами  себе
создали и решить проблему раз и навсегда, мы  бунтуем в пределах очерченного
круга, бессильно  ругаемсЯ, думаем, что даем отпор, сыплем интеллектуальными
терминами,  будто  строча из пулемета,  и  испуганно  глЯдЯ  склеротическими
глазами,  наши  мучители   ничего  не  понимают,  они  покорно  сносЯт  наше
бессильное тиранство, они знают, что  сила, все равно, за  ними, и чем более
мы их третируем  и поносим, тем более будем мучитьсЯ потом, хлопать дверью и
убегать, и снова врыватьсЯ, выкрикивать  что-то обидное и бесполезное, опЯть
убегать и возвращатьсЯ, и, в конце концов, мы смирЯемсЯ, запиваем или просто
сдаемсЯ и умолкаем, понимаЯ,  что прежнЯЯ свобода потерЯна, и поскольку  нет
необходимой свЯтости и доброты, счастье уже невозможно.
     €ногда,  конечно, все  представлЯетсЯ  по-другому:  это  неповоротливое
существо полностью в твоей власти, вот  доверчиво лежит на  диване, подложив
под голову  костлЯвую ладонь, или по-детски радуЯсь,  лопает  мороженое, или
послушно  выполнЯет  твои  инструкции  в  ванной,  или  имеет  еще  наглость
капризничать. . . но ты-то ведь могучий и всесильный и  можешь подать нищему
копеечку, да и  какаЯ, в конце концов, альтернатива - новинки Ћ‡ЋЌа, горЯщие
туры в ’унис, прочаЯ мишура и дребедень?
     Ђ примеры можно нанизывать,  как бисер на нитку: оживлЯетсЯ, если вдруг
что-то и у менЯ заболит, с удовольствием спрашивает, а как же Я  теперь буду
водить машину? ‚овлекает в ритуалы, требуЯ, чтобы закрывали  на даче сарай с
рухлЯдью  от  вымышленных   воров;  ловишь   себЯ  на  том,  что  машинально
испугаешьсЯ,  забыв   закрыть,  потом  плюнешь,  обозлишьсЯ,  демонстративно
распахнешь  дверь,  но с неотвратимой  целеустремленностью шаркает к сараю и
закрывает. €ли мерещатсЯ  какие-то гадости и ужасы  типа  брошенной на  стол
дохлой  птицы. €ли причитает, как на паперти с выплаканными глазами: "бедный
мой ребенок", и тут  же с обидой:  "тебе-то  хорошо" ... и: "пойду  по миру,
люди помогут..."  €ли  когда, моЯ  посуду,  ѓриша  напевает  "“ ѓеркулесовых
столбов...",  деловито   спрашивает,  а   почему  это  мы  совсем  не  варим
"геркулес"?
     €,  проводЯ  отпуск  на даче  с  ѓришей  и бабушкой, едЯ на велосипедах
купатьсЯ, Я рассказываю ѓрише, о чем собираюсь писать,  и на его вопрос, а в
чем же тут оптимизм, отвечаю, что - живем и не поубивали же еще друг друга.
     -  ќто  скорее  страх перед “головным кодексом, -  оптимистично  итожит
ѓриша.

     …ще день

     ‹юди,  львы,  орлы и  куропатки, толстый исландский писатель  с  хромою
ногою,  кидающий  куда ни попадЯ одежду, неприспособленный, терЯющий  ключи,
плюхающийсЯ в ботинках на кровать и садЯщий  в комнатах папиросы длЯ лучшего
написаниЯ  романа,  и  приходЯщаЯ в  ужас от всего этого квартирнаЯ хозЯйка,
жалостно  просЯщаЯ не ходить  по коврам  в  уличной обуви  и  не прокуривать
красиво обставленное помещение.
     Ѓабушка,  c неотвратимостью судьбы  шаркающаЯ  по  коридору,  норовЯщаЯ
собрать всех в одну кучу, как в физическом смысле, чтобы были дома, так и  в
нравственном -  подогнать всех под одну  гребенку,  и  Ђлеша,  не  выносЯщий
запретов  и ограничений, выходЯщий в детстве  из  угла,  готовый  с кулаками
защищать свою свободу.
     ѓриша, чувствующий себЯ комфортно дома в одиночестве за осциллографом в
прожженной  паЯльником  футболке,  чтобы  только  не  мешали   мыслительному
процессу, и его  мама,  тЯготеющаЯ  к гламуру, любЯщаЯ  хождение по гостЯм и
светские разговоры, не забывающаЯ, что ее тетка танцевала с шалью в ‘мольном
институте.
     џ,  бегающаЯ туда-сюда по  коридору от компьютера к стиральной  машине,
разгребающаЯ  завалы и  борющаЯсЯ  на всех  фронтах  с  небытием  и застоем,
обгонЯющаЯ  по  несколько  раз  движущуюсЯ   в  одном  направлении  бабушку,
прокручивающаЯ при этом  в голове, что еще предстоит сделать, рефлексирующаЯ
на разных уровнЯх, что не на кого пенЯть, раз избрала такую миссию и набрала
себе  столько,  вечно  нервничающаЯ,  везде  опаздывающаЯ  и срывающаЯсЯ  на
истерику, всех во всех грехах обвинЯЯ.
     †ители дома No** корпус 2 по нашему проспекту, созванные на собрание по
поводу организации ’‘† и  так ничего не организовавшие, бессмысленно орущие,
что им накинут на шею удавку, сбитые с толку седовласым коммунистом, зовущим
на баррикады.
     €,  загрузив по десЯтому  разу  стиральную  машину, проведЯ  квартирный
поиск  длЯ  учащегосЯ  в  ‹ќ’€ сирийского  студента, сбегав между  делом  на
собрание, испытав на нем острое  желание свалить жить в какие-то другие дома
или страны и осознав также, как овладел, наверное, когда-то массами ‚ладимир
€льич  ‹енин,  выслушав   параллельно  по  одному  телефону  препирательства
исландского писателЯ с хозЯйкой, а по другому вопрос сирийца, сможет ли он в
найденной квартире  играть на национальном арабском инструменте, услышав  из
Ђлешиной комнаты вопрос, почему  уже  вечер, а никто не  зовет его  обедать,
открыв было в  негодовании рот, но услышав из-за плеча  бабушкину непрошеную
подмогу, отскочив от  захлопнувшейсЯ перед носом Ђлешиной двери,  зашипев на
бабушку, чтобы  не лезла не в свое дело,  отпрЯнув от выскочившего в сердцах
из другой комнаты ѓриши, запаренного чтением по телефону длиннейшего  письма
из-за границы,  которым  он  вроде  как  тоже  должен  восхищатьсЯ, выслушав
Ђлешину  холодную проповедь, что синдром  нытика  или  жертвы  - это  низко,
устыдившись, пойдЯ  на  кухню,  приготовив  за  пЯтнадцать  минут  очередной
фаст-фуд  и  салатик,  усадив  за  стол  всю  семейку,  не   свернувшую  еще
окончательно  боевых  действий, решив длЯ пущего умиротворениЯ взбить им еще
сливки  с  замороженной  черникой,  вернув   всех  этим  в  состоЯние  пусть
неустойчивого, но  баланса,  освободившись,  снова  вернувшись за компьютер,
пытаЯсь понЯть,  какие от всей этой каши  у менЯ возникли  мысли, отлыниваЯ,
треплЯсь  по  электронной почте с Ѓайроном  „ейли,  просидев с  чугунной  от
недосыпа головою, отправЯсь в традиционный душ в полтретьего ночи, проходЯ в
махровом халате по своим притихшим  в ночи владениЯм, Я думаю: ну ладно, еще
день мы отвоевали, завтра все по новой начинать.


     Ћтвет

     ‚ечером  не  улечьсЯ  спать, потому что ищутсЯ ответы  на  неразрешимые
вопросы: не те, придуманные в детстве, когда ухватившись за  бабушкин (тогда
мамин) подол, следуЯ за нею во времЯ уборки или стирки, спрашивала, что мама
сделала бы,  если  бы  ей предложили  убить  менЯ или папу,  и посланнаЯ  по
возможности  далеко,  разочарованнаЯ,  отступалась,  а  те,  на  которые  не
ответить самой:  как укрепитьсЯ и обрести  ровное  отношение, а не множество
разных выражений лица, про которые  говорил в детстве Ђлеша, когда и сама не
знаешь, чего от себЯ ожидать, и, опЯть  же по Ђлешиному выражению, постоЯнно
"менЯешь характер" из жалости к себе или  в ответ на, может, не самые лучшие
поступки людей, вызванные в том числе  слабостью, усталостью  или  болезнью.
Љак  сделать,  чтобы ордината была  непоколебимо горизонтальной чертой, а не
взвивающейсЯ вверх квадратичной  зависимостью, как  научитьсЯ исполнЯть, что
положено, верить, что слова и  поступки мало что значат, как отрешитьсЯ и не
обращать вниманиЯ, не флюктуировать мучительно туда-сюда.
     €ли как быть, когда надавал авансов, когда  на тебЯ рассчитывает группа
людей, и  все, свЯзанное  с  ними,  такое привычное и  родное, но внутренний
голос зовет прочь и дело даже  не в страхе - оставатьсЯ одной и по нулЯм уже
не  впервой,  но жалко бросать  насиженное место,  и  так  хотелось  бы  все
сохранить...
     €ли еще параллельно думаешь, а надо  ли следовать внутреннему  голосу и
делать то, что он велит (а  часто просто ничего не делать), или надо все  же
подстраиватьсЯ  к общепринЯтым схемам в надежде на лучший результат, надо ли
заискивать  перед  миром,  рассчитываЯ,  что  он тебЯ за  это  поощрит,  или
презрительно бросить вызов,  хотЯ это, наверное, громко сказано,  а на самом
деле,  испытываЯ глубокое  неудовлетворение, все же понимать, что отклонениЯ
будут еще более  вымороченны  и  искусственны,  упрЯмо сидеть  при  своем, в
глубине души надеЯсь, что судьба оценит упорство.
     €ли когда выбираешь между свободой, отсутствием возможностей и наличием
возможностей   и  канонами,  которые  отныне  надо   соблюдать,  или   между
собственными желаниЯми и чувством долга, и последнее, конечно, перевешивает,
не приносЯ радости никому, и, сравниваЯ преимущества  и  недостатки, видишь,
что выбирать можно только между плохим и очень плохим.
     €ли  уже вполне практические  вопросы,  когда отсутствует  малозначимаЯ
ерунда,  вроде  мелочь,  деталь,   но  такаЯ,  какой  сумасшедший,   скажем,
отличаетсЯ от нормального  человека - вроде  все  то  же,  а приглЯдишьсЯ  -
совсем  не то;  вещь,  без  которой обходишьсЯ,  перебиваЯсь,  вроде  лишней
комнаты, чтобы сделать жизнь  немного нормальней, или где взЯть денег, чтобы
эту деталь  обрести,  или,  может,  как-то  перетрЯхнуть имеющиесЯ  ресурсы,
кумекаешь,  что куда  перенести  и переставить, и как  ни  кинь,  получаетсЯ
одинаково плохо, хотЯ иногда на короткое времЯ и кажетсЯ, что хорошо.
     €ли, между конкретных мыслей, насмотревшись и наслушавшись, задаешьсЯ и
вопросами общего порЯдка: как жить в этом полном несправедливостей мире, где
как начнешь перечислЯть  ужасы,  так легче удавитьсЯ, где нет стабильности и
наползает то одна, то другаЯ проблема,  если нет уже сил ничего доказывать и
что-то еще разгребать.
     € вперив глаза в потолок, лежишь и думаешь, как справишьсЯ и решишь все
вопросы,  как  наберешьсЯ  хороших  положительных  качеств  и  при  этом  не
сбрендишь, как выплывешь и сможешь опЯть продолжать.
     € находитсЯ ответ, от  которого становитсЯ чуточку легче, универсальный
и  всеобъемлющий   на  все   случаи  жизни,  опора-соломинка,   за   которую
единственную только  и можно  схватитьсЯ, и, зарывшись в подушку, со вздохом
шепнешь: "Љак-нибудь".
     “ других

     “ других все  кажетсЯ  лучше  и правильней: Я  бы тоже  хотела работать
начальником  смены на заводе,  быть многодетной матерью и мастером спорта по
дзю-до,  сочинЯть  стихи  и  петь  их под  гитару,  выступать  с  детьми  на
телевизионных   конкурсах   и   выигрывать    призы,   летом   всей   семьей
собственноручно  строить  дачу,  опылЯть  огурцы  и консервировать  Яблоки и
сливы, растить детей уважительными, дружными и трудолюбивыми, чтобы работали
и учились, чтобы стали неприхотливыми и выносливыми, не боЯлись армии и были
спокойными и уверенными в себе.
     €ли Я хотела бы быть охранником, работать  сутки  через трое, халтурить
еще на  двух других работах, может,  даже тоже охранником, вечером, когда на
работе никого нет, с удовольствием  смотреть телевизор, в выходные ходить  в
торгово-развлекательный  комплекс,   сидеть   за  столиком,  пить  пиво  или
кока-колу  и  слушать музыку  или кататьсЯ на  стеклЯнном  лифте, взмывающем
вверх из фонтана на иллюминированном островке.
     Ђ, может,  Я бы  была  положительным  молодым  человеком, отслужившим в
армии  студентом  юридического  факультета,  вкалывающим,  чтобы  платить за
обучение,  сварщиком  теплосетей,  молодым отцом,  собирающимсЯ вселЯтьсЯ  в
новую  квартиру, которую  помогли купить родители,  мечтающим  о собственной
фирме, о покупке в кредит еще одной  квартиры, чтобы устроить в ней офис, не
боЯщимсЯ  никакой   работы,   самостоЯтельно  сделавшим  в   своей  квартире
качественный евроремонт.
     Ђ лучше Я бы была  известным хормейстером, нарЯжалась бы на выступление
в  сверкающий  блестками пиджак,  дирижировала  бы  прославленным  хором, не
стеснЯлась бы  гнать попсу,  отпускать на потребу шуточки и получать за  это
хорошие  бабки,  плевала  бы  на  восклицаниЯ  эстетов,  что  это чудовищно,
убеждала  бы  себЯ,  что победителей  не судЯт, и  пусть плачут  малахольные
неудачники, которые никому не нужны.
     Ђ еще  лучше  Я  была  бы, наоборот,  истовой  служительницей  высокого
искусства,  может, даже, певицей, если бы у менЯ был хороший голос, нечего и
говорить, что Я бы  тогда только и делала, что выводила рулады, и  не важно,
пела бы Я  на оперной сцене или в церковном хоре, главн