то оторватьсЯ от  этого  города  у менЯ нет  никаких сил, и Я
застрЯну в нем до тех пор, пока совсем не останусь без денег.
     Њежду тем деньги мои таЯли очень быстро, что менЯ несколько смущало. Ќе
раз и не два Я прикидывал, хватит ли мне их вообще длЯ возвращениЯ домой, и,
в зависимости от моего настроениЯ, результаты этих выкладок отличались очень
сильно. ‚прочем,  как врожденнаЯ, так и  возрастнаЯ беспечность не позволЯла
мне уж очень задумыватьсЯ над такими приземленными вопросами, и Я, махнув на
них рукой, предоставил событиЯ их естественному  течению. Ћни и не замедлили
двинутьсЯ  своим  ходом, и в  одно  прекрасное  утро привели  к  тому,  что,
проснувшись в своей палатке  и позавтракав вином и  консервами, Я обнаружил,
что  денег у  менЯ  не  осталось  почти совсем.  ‚ некоторой задумчивости  Я
отправилсЯ бродить по городу,  размышлЯЯ  над  тем,  что мне  теперь делать.
Љогда-то Я хотел проверить свою способность к выживанию  простым и эффектным
способом:  отправитьсЯ  куда-нибудь подальше,  лучше  всего к ’ихоокеанскому
побережью,  не  взЯв с  собой  денег ни  на жизнь, ни на  обратный  билет, и
посмотреть на  свои дальнейшие действиЯ.  ЉажетсЯ, теперь  мне представлЯлсЯ
хороший повод провести этот  увлекательный  эксперимент, пусть и в несколько
урезанном виде.
     Џогрузившись  в  свои  размышлениЯ,  Я шел  не разбираЯ дороги, пока не
оказалсЯ   в   квартале,  в  котором  еще  не  был.  ‚ыглЯдел   он  довольно
подозрительно;  немного  успокаивающе  подействовали  на  менЯ только  милые
девушки в коротких  юбочках,  стоЯвшие  по обе стороны переулка и приветливо
мне улыбавшиесЯ.  ‚ остальном  это  было самое злачное  место, с нерЯшливыми
продавцами какой-то наркотической дрЯни,  разложенной  на деревЯнных лотках,
гигантскими грудами мусора  и  пыльными треснувшими  стеклами  в  домах. ќти
экзотические декорации,  однако, отвлекали менЯ недолго; углубившись снова в
свои мысли, Я шел по улице,  не обращаЯ ни на что вниманиЯ, как вдруг чьЯ-то
мускулистаЯ рука схватила менЯ  сзади за локоть. џ резко обернулсЯ, и увидел
незнакомого господина в черном котелке, ухмылЯвшегосЯ  самым наглым образом;
в его облике было что-то крысиное.
     -  Ѓрат!  -  воскликнул он по-русски с  немыслимым  акцентом,  и  вдруг
потащил менЯ к приземистому  кирпичному зданию, находившемусЯ неподалеку.  “
входа  там  стоЯли  две гориллы  в пиджаках и  Ярких  галстуках;  при  нашем
приближении   они   почтительно   вытЯнулись.   Ћт  неожиданности   Я   стал
сопротивлЯтьсЯ  только  тогда, когда оказалсЯ  уже в помещении.  ‘трЯхнуть с
себЯ цепкого, как прилипала,  француза мне  не удавалось, и после некоторого
противоборства Я приостановил  сопротивление,  чтобы посмотреть, как  дальше
будут  развиватьсЯ  событиЯ.  ‚  глубине  комнаты,  в  которую  Я  попал, за
деревЯнной конторкой располагалась  девушка,  перед которой на  столе лежала
ручка и  груда  каких-то бланков. „ержавший менЯ  господин  немного  ослабил
хватку  и начал что-то  кричать этой  особе,  но так быстро и  горЯчо, что Я
почти  ничего не  мог разобрать. Њинуту или две  она слушала его неподвижно,
как будто в  оцепенении, после  чего  быстрым, кошачьим  движением  схватила
бланк  и приготовилась что-то  писать. ќто  было  уже выше моих сил; завопив
что-то  гневное и угрожающее, Я вырвалсЯ из  непрошеных  объЯтий и кинулсЯ к
выходу.  Ќа беду, определить в потемках верное направление мне  не  удалось:
сгорЯча Я нырнул  не в ту дверь,  котораЯ вела к выходу.  Ћказавшись в узком
коридоре, Я несколько мгновений поколебалсЯ, а потом, решив не возвращатьсЯ,
двинулсЯ  вперед,  к  светлому  пЯтну,  маЯчившему  впереди.  Ѓыстро  пройдЯ
несколько шагов и отдернув  тЯжелую штору, Я оказалсЯ  в большом  подвальном
помещении, терЯвшемсЯ в  сигаретном дыме.  Ќа мое поЯвление никто не обратил
вниманиЯ, хотЯ людей  было довольно много: одни сидели у каких-то столов, на
которых раскладывали карты, другие, столпившись, окружали  столы с рулеткой;
третьи выпивали  у  барной стойки. ‡десь  было довольно  темно,  только  над
каждым столом Ярко горели лампы, свисавшие с потолка.
     џ  хотел  повернутьсЯ и  уйти, но менЯ задержало  удивительное зрелище,
никогда не виданное мною ранее. ‡а ближайшей рулеткой сидел молодой человек,
бледный  как  мел, так  что за  него  становилось  даже  страшно, и  пожирал
взглЯдом быстро  вращающеесЯ колесо,  вокруг которого бегал маленький шарик.
Џеред ним на столе лежала  основательнаЯ  горка ассигнаций,  частью довольно
крупных, насколько можно было разглЯдеть.
     -  Le  jeu est  fait, - негромко произнес  важный господин, стоЯвший по
другую сторону от  игроков, и Я просто физически почувствовал, как  возросло
напрЯжение  вокруг стола. —ерез несколько мгновений шарик, замедлЯЯсь,  стал
прыгать по колесу,  пока, наконец, не замер в одной из его Ячеек. Ћбстановка
сразу разрЯдилась.  Љрупье  назвал  какие-то  цифры,  и  на  устах  бледного
молодого человека поЯвилась слабаЯ улыбка. Џридвинув к себе свой выигрыш, он
начал складывать деньги в бумажник, старательно сортируЯ их по  достоинству.
—ерез минуту его место  за столом освободилось,  и Я поспешил  занЯть  его -
просто длЯ  того, чтобы  посмотреть  поближе  на  игру,  котораЯ менЯ  очень
занимала.  ‚ ее правилах Я  пока  ничего не понимал, и поэтому взЯл со стола
красочный  буклет с объЯснениЯми. Џервое,  что  там было написано, почему-то
по-английски, это "ЂмериканскаЯ рулетка - любимаЯ игра „остоевского". џ знал
о том, что наша культура уже более столетиЯ совершает  свое победное шествие
по планете,  но поневоле  все-таки  вздрогнул от неожиданности. ‚прочем, мне
еще  повезло:  учитываЯ  то,  каким  путем Я попал  в  это заведение,  Я мог
прочитать что-нибудь  еще  похлеще,  скажем: "ђусскаЯ рулетка - любимаЯ игра
ЊаЯковского".
     ’екст  в брошюре был простой, к тому же английским Я владел лучше,  чем
французским,  но, несмотрЯ на это,  понЯть  мне ничего не удавалось. Ћписано
все  было очень  кратко, буквально в  двух словах, причем основное  внимание
уделЯлось разрешению споров между посетителЯми и казино.  Ћтложив брошюру, Я
стал  следить  за  действиЯми  своих  соседей,  и довольно  быстро  во  всем
разобралсЯ. Џередо мной на столе было красочное поле с номерами, на котором,
однако,  ставки  делались не  так уж часто.  ‚  основном игроки  ставили  на
большие  клетки  красного и черного цвета рЯдом с полем, а также на клетки с
надписЯми  "even"  и "odd".  ќта последнЯЯ  альтернатива была  мне  понЯтнее
всего: очевидно, что если Я поставлю на "четное" и  выпадет четный номер, то
что-нибудь мне заплатЯт обЯзательно. ’ак Я и сделал, рискнув десЯтифранковым
билетом. Љолесо повернулось,  и  Я выиграл - крупье придвинул ко мне столько
же, сколько Я поставил.
     Џосле  этого   несколько  оборотов  колеса  Я   просидел  не  двигаЯсь,
бессмысленно  глЯдЯ на катЯщийсЯ шарик. ЋщущениЯ  мои были  самые смутные  и
неопределенные,  но скорее  приЯтные,  чем неприЯтные.  џ  всегда болезненно
переносил  неудачи и очень  радовалсЯ любому  везению - мне казалось в такие
моменты,  что  проверЯетсЯ  само  отношение  мирозданиЯ  к  моему  существу,
совершенно   беззащитному   перед   роковыми  силами.   ‚  целом,  как   мне
представлЯлось, судьба ко мне была благосклонна; но всЯкий раз, когда у менЯ
случалась мелкаЯ или  крупнаЯ  неприЯтность, Я воспринимал  это  как  первые
признаки того, что счастье от менЯ  отвернулось, причем, возможно, навсегда.
Њелкие удачи,  часто даже  наполовину  выдуманные, Я всегда  воспринимал как
поощрениЯ,  как доказательства  того,  что  Я  движусь по  правильному пути.
€ногда,  после страшных  жизненных  катастроф,  мне  начинало  казатьсЯ, что
никакой осмысленности в течении моей жизни нет и вовсе, что все определЯетсЯ
ничего  не значащим стечением случайностей;  но такаЯ мысль  была  длЯ  менЯ
совершенно нестерпима, и  Я скоро оставлЯл ее. џ мог  еще думать, что судьба
менЯ  преследует, что она  олицетворЯет собой злое,  разрушительное  начало,
которому  надо противостоЯть до тех пор, пока это возможно - но считать, что
никакой судьбы вообще не существует, было невозможно.
     Љак  обостренно Я  ни  прислушивалсЯ к постоЯнному  чередованию  удач и
неудач  в  своей жизни, как ни разглЯдывал  этот  таинственный  узор, как ни
пыталсЯ разгадать глубокий замысел  того,  кто определЯет мою  биографию, но
никогда еще Я  не сталкивалсЯ  с фатумом настолько прЯмо, лицом  к лицу, как
здесь, за игорным столом.  ‚се выглЯдело  очень  просто  и даже обнаженно  -
достаточно было поставить те деньги, что у менЯ были, на ту или иную клетку,
чтобы  тут  же  проверить, насколько благосклонна  ко мне  судьба.  Ћт  этой
Ясности мне стало даже жутковато, и Я хотел оставить этот эксперимент, чтобы
и дальше пребывать в  блаженном неведении  по  этому поводу. Ќо деватьсЯ мне
было некуда - денег на обратную дорогу у менЯ все равно не было, так что эту
проблему так  или иначе, но  пришлось бы как-нибудь  решать. Љ  тому же менЯ
чрезвычайно соблазнЯла литературнаЯ аура, окутывавшаЯ это  занЯтие;  было бы
глупо  столько  читать  о   нем  и  ни  разу  не  попробовать  по-настоЯщему
проигратьсЯ.  Џоследнее,  о  чем Я  вспомнил  перед  тем,  как  окончательно
погрузилсЯ  в  игру,  была  неведомо  как  всплывшаЯ  из  подсознаниЯ  фраза
„остоевского,  очень подходившаЯ к моему случаю:  "есть  что-то особенное  в
ощущении,  когда один, на чужой стороне,  вдали от  родины и  не  знаЯ,  что
сегоднЯ будешь есть, ставишь последний гульден, самый, самый последний!"
     џ начал с  того,  что поставил на красное  оба  десЯтифранковых билета,
которые еще сжимал в руке. Љрасное выиграло, и Я стал обладателем уже сорока
франков,  учетверив ту сумму, с которой начинал игру. Џотом Я присмотрелсЯ к
тем  ставкам,  которые  делались  на самом  поле,  на  клетках  с  номерами.
‚ероЯтность того, что выпадет именно тот номер,  на который Я поставлю, была
слишком уж  ничтожной,  это  Я понимал хорошо.  Ќо можно  было поставить  на
несколько  номеров сразу, вплоть до шести, тогда вероЯтность  выигрыша резко
возрастала. ‚зЯв снова две десЯтки, и закрыл ими целых двенадцать номеров. Љ
моему большому удивлению, ни  один  из  них  не  выпал, и крупье забрал  мои
купюры. џ проводил их горестным взглЯдом, как-то Явственно почувствовав, что
на  эти деньги можно  было  бы,  по крайней  мере,  выбратьсЯ  из  Џарижа на
окраину, чтобы попытатьсЯ  там  поймать машину.  Џроигрыш несколько отрезвил
менЯ, но Я  уже не мог  остановитьсЯ.  ЋставшиесЯ двадцать франков  Я  снова
поставил на красное, которое менЯ еще не  подводило и вообще вызывало как-то
больше довериЯ. ‚ыпало черное, и Я потерЯл все, с чего начинал свои опыты.
     „еньги у менЯ еще  оставались.  џ  достал их все  и  начал  швырЯть  на
игорный  стол,  не  задумываЯсь. Ќи  к чему хорошему  это не  приводило  - Я
гораздо  чаще  проигрывал,  чем выигрывал. ‡а тем,  что  происходит с  моими
ставками,  Я  почти  не  следил,  но несмотрЯ на это, всем  своим организмом
чувствовал, как стремительно сокращаетсЯ та сумма,  котораЯ еще  остаетсЯ  в
моем  распорЯжении. Ќаконец, призвав себЯ  опомнитьсЯ,  Я  вдруг увидел, что
денег  у  менЯ  практически  нет,   и,  главное,   неожиданно  длЯ  себЯ   с
неприЯтнейшим чувством понЯл, что колесо крутитсЯ, а почти весь остаток моих
средств лежит не на том номере, который сейчас выпадет. џ подумал тогда еще,
что нет  смысла ставить наобум, нужно прислушиватьсЯ к внутреннему голосу; и
тут  этот  внутренний голос  совершенно Явственно  подсказал  мне, куда  мне
следовало  передвинуть  мою  ставку.  Џока  крупье  не  произнес  еще   свою
сакраментальную  фразу "le jeu est fait",  это можно было сделать; но вместо
этого Я как-то обреченно, как оглушенный, смотрел на кружащийсЯ белый шарик.
Ќаконец он остановилсЯ, и  выиграла именно  та ставка,  которую Я предвидел.
‚се  было кончено.  џ  встал  из-за стола  и - длЯ того, чтобы  окончательно
разделатьсЯ  с этим делом - стал бросать остававшуюсЯ у менЯ мелочь на зеро,
просто потому, что на него еще не ставил.
     џ  даже  не  знал,  сколько  выплачивают  по  нему  в  случае  удачного
попаданиЯ.  ‘обственно  говорЯ,  о  выигрыше  Я  и не  думал;  мне  хотелось
избавитьсЯ от последней горсти металлических франков, проставив их почему-то
именно на  зеро. „олжно быть, так чувствовал себЯ юный  Џушкин, когда бросал
на  прогулке  золотые  монеты  в  Ќеву,  чтобы  полюбоватьсЯ  их  блеском  в
прозрачной  воде.  Ќо на третий оборот  колеса, к  моему большому удивлению,
шарик остановилсЯ как раз на зеро,  и Я, став обладателем внушительной кучки
денег,  сел  за стол  снова,  задумавшись о  том,  как  бы выбрать стратегию
повыигрышнее.
     - Faites  le  jeu,  messieurs!  -  возгласил  крупье,  выводЯ  менЯ  из
умственного ступора, - rien ne va plus?
     Ќа  этот  раз  удача  сопутствовала  мне, и  Я начал  выигрывать  почти
непрерывно. Ќи о какой стратегии Я уже не думал, почему-то поверив в то, что
на этот  раз все будет  хорошо. џ ставил то на красное, то на  черное, то на
номера, избегаЯ только совсем  невозможных комбинаций,  и с  удовлетворением
наблюдал, как быстро и ровно растут мои капиталы. ‚ этом не было даже особой
приЯтности, прелести риска, настолько Я был уверен в том, что теперь фортуна
решила мне благоприЯтствовать. „ух  у  менЯ начало захватывать только тогда,
когда Я перестал делить ставки и  начал времЯ от  времени весь свой выигрыш,
все, что у менЯ было, ставить на красное  или  черное.  „ва  раза это прошло
успешно, и  Я  разом  удваивал свои  деньги,  но на третий раз чуть  было не
потерЯл  все, что заработал. ‚ последний момент, когда  Я делал ставку, менЯ
что-то толкнуло, и Я выложил на поле только половину своих денег. ќто как-то
охладило мой  пыл,  и  заставило  подумать о том, что,  в принципе, моЯ цель
достигнута, и играть  дальше совершенно незачем; к тому же  и времЯ на дворе
было уже  очень позднее. Ќо уйти так  сразу  было  совершенно невозможно. Ќа
всЯкий случай Я  поиграл еще полчасика,  без особых перемен,  впрочем, ни  в
одну,  ни в  другую сторону. Ќаконец  публика вокруг  менЯ  зашевелилась,  и
крупье объЯвил  "le trois derniers coups", "три последних розыгрыша". џ даже
не ожидал, что  это так  сильно на менЯ подействует:  мне показалось, что  у
менЯ отнимают самое дорогое, и  никакой возможности противодействовать этому
нельзЯ. ‘хватив свои деньги, Я едва удержалсЯ от свирепого желаниЯ поставить
их  на  что-нибудь и  выиграть -  или окончательно проигратьсЯ. „ва  оборота
колеса  мне с  трудом, но  удавалось  боротьсЯ с  этим искушением, однако на
третий менЯ так соблазнила возможность удвоить напоследок весь свой выигрыш,
что  Я,  как автомат,  не раздумываЯ, бросил  на четное большую  часть своих
денег.  ‡а  всю  игру Я  еще  ни  разу  не следил  за  результатом  с  таким
напрЯжением. џ просто  гипнотизировал взглЯдом  рулеточный шарик,  как будто
приковываЯ  его  к  четным  номерам.  Ќо менЯ ждало жестокое  разочарование:
выпало нечетное, и Я оказалсЯ в проигрыше.
     Ќа  другой  день,  подсчитав все-таки все,  что у менЯ было, Я пришел к
выводу, что если проехать через территорию ”ранции автостопом, то мне вполне
хватит денег на  дальнейшее перемещение на немецких электричках и российских
поездах.  Ћчень бережно  и  аккуратно, старательно избегаЯ того  квартала, в
котором  Я  провел  вчерашний  день,  Я  пробралсЯ  через парижские улицы на
восточную  окраину  города,  к  кольцевой  дороге.  ‚скоре  менЯ  подхватила
попутнаЯ машина. ’олько когда за окном потЯнулись блеклые французские полЯ и
фермы,  Я  вздохнул  наконец  с  облегчением, окончательно  освободившись от
сжигавшего менЯ соблазна. ‚се было позади.
     ‘менив  несколько  машин,   Я  в  конце  концов  покинул  гостеприимную
французскую  землю.  Џоследний  из  благодетелей  высадил  менЯ  уже  за  ее
пределами,  в  крошечном герцогстве  между ”ранцией и ѓерманией.  „о столицы
этого  карликового  государства оставалось  около  часа  ходьбы,  и Я  бодро
направилсЯ к новому, еще  невиданному мною городу. Ќебо хмурилось; в воздухе
было сыро и туманно.  џ  шел вдоль мощной  и  загруженной  автомагистрали, с
колоссальными,  какими-то  гомерическими  дорожными   развЯзками,  времЯ  от
времени проплывавшими  глубоко подо  мной,  и почему-то  чувствовал  сильную
грусть. €сполинские  свидетельства  человеческого могущества, мимо которых Я
двигалсЯ, действовали на менЯ угнетающе, тЯготили и  подавлЯли  менЯ. Ќо вот
размах этой воплощенной  мощи еще увеличилсЯ: мутные пропасти превратились в
непроглЯдные бездны, мосты сменились зубчатыми башнЯми, дорожный рев перешел
в ровный  и сдержанный городской гул. Џередо мной  открывалсЯ фантастический
‹юксембург.

     <i>€юнь 2001</i>

        ЊћЌ•…Ќ

     €сторическаЯ  ночь,  сгустившаЯсЯ  над  народами  …вропы,  погрузила  в
мЯгкий,  умиротворЯющий  полумрак  и  те резкие черты, броские  особенности,
которые еще недавно так заметно отделЯли их друг от друга. ‚ ђоссии, изнываЯ
от  страстного  желаниЯ  приникнуть  к  этому  источнику,  Я  любил  ласкать
прихотливой  мыслью  разные  грани  этого   недоступного   блестЯщего  мира:
геометрическую сухость древнего …гипта, напоенную светом греческую пластику,
мужественную твердость  римского  гениЯ, женственную  мозаичность  ‚изантии,
готические  ребра  ”ранции,  темное  цветение  €талии.  Ќо  еще  больше  мне
нравилось  смешивать  эти краски,  находЯ  в  дубовом  дупле  величественной
римской государственности  медовые соты  греческой культуры, или отыскиваЯ в
суровом колорите фламандских художников, английских  музыкантов нежные нотки
средиземноморской   мЯгкости   и  живописности.   …ще  большее   наслаждение
доставлЯли мне далекие,  неЯвные сближениЯ  такого  рода. ‚сЯкий раз,  когда
невернаЯ, изменчиваЯ  петербургскаЯ весна сменЯлась внезапным  похолоданием,
засыпаЯ  тЯжелым,  рыхлым  снегом цветы и травы, смешиваЯ прогретый воздух с
ледниковым дыханием земли, то, гулЯЯ по берегу ”инского залива среди дубов и
сосен,  Я  чувствовал  себЯ  в џпонии,  в  которой никогда  не  был.  —то-то
неудержимо восточное сквозило  в желтых камышах на  взморье, покрытых тонким
ледком, в сочетании глубокой небесной  синевы  со снежной линией  горизонта.
Ќо, окажись Я в џпонии,  Я  бы  искал там Џетербург. ’ихоокеанское побережье
напомнило   бы  мне  мелкую  и  холодную  Ѓалтику,  крыши  буддийских  пагод
показались подражанием изЯщным золоченым завиткам Џетропавловского собора, а
императорские парки слились  в  сознании с  петербургскими пригородами, с их
китайскими дворцами, деревнЯми и храмами.
     „аже в  пределах  одного  города  Я  находил  возможности такого  рода.
‘колько раз в Џетербурге, проходЯ от Ћстровов к Ќеве, Я замирал от восторга,
увидев вдали, на другом  берегу, в  туманной  перспективе,  замок с  высоким
шпилем,  стоЯвший  грозно  и  величественно. Њое взбудораженное  воображение
мгновенно  расцвечивало  его  темные и жесткие  очертаниЯ, добавлЯЯ к  этому
пустому  контуру  целые  страны  и  эпохи, с живыми человеческими  судьбами,
громовыми историческими событиЯми и пронзительными произведениЯми искусства.
Ќо в другой раз, проходЯ у самого этого замка, Я почти и не смотрел на него,
устремившись  жадным  взглЯдом  опЯть куда-то вдаль, мимо  обширной площади,
вдоль моста  через свинцовую тусклую реку, на другом берегу которой виднелсЯ
томивший мое сердце эмалевый купол мечети, окруженный острыми минаретами.
     ЏриближаЯсь  к  Њюнхену,  Я думал  об  этом, с  радостью  замечаЯ,  как
нарастают за окном приметы того, что окружавший менЯ  угрюмый германский мир
сменЯетсЯ  здесь миром  итальЯнским  и почти  средиземноморским. ‚начале эти
изменениЯ  были  почти  неуловимы;  они  проЯвлЯлись  в  легчайшем  повороте
освещениЯ, в зеленых лужайках, как-то по-особому Ярко блестевших  на солнце,
в  крутых склонах холмов, прорезавших  ландшафт, в  театральных  облаках  на
синем  фоне,  мЯгко  отражавшихсЯ  во  всех  стеклЯнных поверхностЯх  нашего
поезда.  Ѓаварские   деревни,  в  беспорЯдке   разбросанные  между   холмов,
становились все красочнее и живописнее; прозрачный воздух, омывавший их, как
будто  лакировал их черепичные  крыши, смЯгчаЯ острые углы  и линии. ’ак же,
как по пространству, Я  тосковал и по времени, в котором никогда не был. Њне
хотелось попасть в этот мир,  спокойный и патриархальный, мир средневекового
селениЯ,  заброшенного  в  альпийской  долине.  ’огда  не  надо  было  долго
странствовать, чтобы соприкоснутьсЯ с неизведанным: оно начиналось  сразу за
оградой хутора, за цветущим лугом, через который к  далеким снежным вершинам
вела извилистаЯ полеваЯ дорога.
     Љогда за окном потЯнулись  скучные мюнхенские пригороды, представлЯвшие
собой  сплошное нагромождение  конструктивистских достижений цивилизации,  Я
несколько отвлексЯ от своих видений,  задумавшись  о том, как встретит  менЯ
последний  город ѓермании на моем  пути. Ќо,  попав туда и отойдЯ немного от
вокзала,  Я  сразу  позабыл  о   хлопотах  и  залюбовалсЯ  новой  длЯ   менЯ
архитектурой, Явно испытывавшей сильное итальЯнское влиЯние. €талиЯ,  €талиЯ
была здесь повсюду. Ќемцы казались мне самым счастливым народом  в …вропе  -
из своей  сумрачной,  готической  комнаты  с  низкими  потолками  они  могли
глЯдеть, не отрываЯсь, на тот кипучий и красочный праздник, что вечно бродил
и пенилсЯ за  неровной  грЯдой Ђльпийских гор.  џ  завидовал им  больше, чем
самим итальЯнцам, которые, наверное, давно уже пресытились своим маскарадом,
но   не   могли  от   него   отказатьсЯ,  истощаЯ  свои  силы   в   безумной
калейдоскопической игре, в нескончаемом смешении красок и звуков.
     „ень клонилсЯ к вечеру,  и на улицах быстро темнело. ѓород был почти не
освещен; не  было ни  Яркой рекламы, ни уличных фонарей; в темноте виднелись
только  бледно светившиесЯ витрины ресторанов. Ћткрыв тЯжелую дубовую дверь,
Я  вошел в  один из  них и сел  за низкий  и  массивный деревЯнный  стол.  ‚
ожидании того  момента,  когда мною  займутсЯ, Я разглЯдывал  стены,  сплошь
увешанные  старинным  серебрЯным оружием,  коврами и гравюрами. Ќеповторимый
стиль ’емных веков был выдержан здесь необычайно тонко и приЯтно; когда же Я
попробовал заказанное мной  белое  пиво,  оказавшеесЯ  душистым,  сладким  и
плотным, как кисель, Я  почувствовал  себЯ совсем хорошо, как ни разу  еще в
ѓермании.  Ќемцы  никогда не  дорожили  своим  средневековьем,  лихорадочной
экспрессией готических Языков пламени, обвивающих их резные каменные церкви,
беспокойными,  звенЯщими   от   напрЯжениЯ   линиЯми,   мрачными   красками,
скрюченными, извивающимисЯ, вздымающимисЯ  к небу пальцами распЯтого •риста.
„олгие века их искусство, как завороженное, заглЯдывалось на одну €талию, на
далекий юг, на сладостное ‘редиземное  море. ‘обственные, местные традиции с
презрением  отвергались  ими;  если  б  можно было, они и  вовсе бы  от  них
отказались,  заменив всю  свою  жалкую,  безнадежно  устаревшую  живопись на
Ясное, уверенное и уравновешенное итальЯнское искусство.
     „о  какого-то времени и Я  разделЯл эти  взглЯды, пока  не увлексЯ  тем
самым  жутким и  уродливым  готическим  началом,  которое  с  таким  тщанием
старались  вытравить из своего искусства старые немецкие мастера. ЏрозрачнаЯ
Ясность итальЯнской живописи начала казатьсЯ мне пресной, водЯнистой; ей  не
хватало  чего-то жгучего,  острого, кошмарного и безобразного, что в избытке
было на ‘евере. ‚ своих поздних проЯвлениЯх, у ђафаэлЯ, ђенессанс становилсЯ
совсем уже слащавым и  вымученным; чересчур продуманные и взвешенные  образы
этого художника производили  странное впечатление, как  будто он,  добившись
безграничной свободы в обращении с живописным материалом, употребил все свое
мастерство на бессмысленное перетасовывание разноцветных кубиков.
     Ќо   здесь,   целиком   погрузившись   в  окружавший   менЯ   сумрачный
средневековый  колорит, Я вдруг  почувствовал,  что  тот прекрасный  цветок,
который  произрос из  него  в  €талии  полтысЯчи  лет тому  назад,  все  еще
сохранЯет  длЯ  менЯ свою  привлекательность. „лЯ того,  чтобы  по-гурмански
просмаковать  европейскую  культуру,  ощутить  прелесть   всех  ее   эпох  и
поворотов, очень важно было  правильно избрать последовательность смены блюд
на этом пиру. Ќасытившись северной готикой, ее угрюмыми и тусклыми красками,
Я  снова  потЯнулсЯ  к той  мЯгкой и  нежной  образности,  которую  породила
плодоноснаЯ  итальЯнскаЯ  почва,  когда  там,  на  юге,  впервые  в  …вропе,
закончилась зима средневековьЯ.
     ‡аказав второй бокал пива, Я вынул из своего походного рюкзака книгу об
€талии,  написанную  старым  и  почти  забытым  русским  писателем,  и  стал
неторопливо листать ее. Њожно было попробовать, не  задерживаЯсь в  Њюнхене,
перевалить через Ђльпы и оказатьсЯ в этой благословенной земле, посетив хотЯ
бы несколько ее  старинных городов -  Њилан,  ”лоренцию,  ‚енецию. ЊоЯ  виза
годилась длЯ  всей ‡ападной  …вропы, но Я  не  знал,  вошла ли уже €талиЯ  в
государственное   соглашение,  позволЯвшее  путешествовать  по   континенту,
практически не замечаЯ границ, отделЯющих в нем одну страну от другой.
     Љнига, лежавшаЯ передо  мной  на  столе, быстро отвлекла менЯ  от  этих
размышлений.  –елыми рЯдами  передо мной  проходили давно  исчезнувшие люди,
населЯвшие  эту  страну - художники,  мыслители,  поэты. џ прочитал в ней  о
Ќицше,  который,  обосновавшись  в  северной  €талии,  сказал о себе, что "в
Џетербурге он стал бы  нигилистом",  а тут он  верует, "как верует растение:
верует  в  солнце".  ‡десь, погружаЯсь во тьму безумиЯ,  надвигавшегосЯ  как
чернаЯ  грозоваЯ  туча,  философ  исступленно  набрасывает   свои  последние
произведениЯ; и вот его уже, поющего баркаролу, с окончательно  помутившимсЯ
сознанием,  в сопровождении санитаров  отправлЯют на  родину,  в ѓерманию. џ
узнал о великой  и  несчастной любви семнадцатилетнего  ‘тендалЯ, в ту  пору
миланского поручика;  увлекшись  Ђнжелой Џьетрагруа,  "une  catin sublime  а
l'italienne", он так и не решилсЯ поведать  ей  о своих чувствах, и только в
следующий  свой визит в Њилан,  одиннадцатью годами позже, призналсЯ в своей
страсти.  „обившись  наконец  своего,  он  неожиданно  столкнулсЯ  с  новыми
препЯтствиЯми: опасаЯсь  огласки,  Ђнжела  держит  своего  возлюбленного  на
расстоЯнии,  отправив его в ’урин и  не разрешаЯ поЯвлЯтьсЯ у себЯ чаще  чем
раз   в   месЯц.   ЏрЯчась   в  гостиницах   и   принимаЯ   величайшие  меры
предосторожности,  молодой ‘тендаль  лишь  изредка  прокрадываетсЯ  к  своей
удивительно осмотрительной возлюбленной; вскоре, однако, выЯснЯетсЯ, что его
отлучки нужны  были  ей  лишь  длЯ того, чтобы  свободно приглашать  к  себе
любовников.  “знав о том, что она "сменила их столько, сколько  дней провела
без  него",  ‘тендаль  поначалу  не верит своим ушам;  но  служанка  синьоры
Ђнжелы, пожалев простодушного литератора, прЯчет его так, что через замочную
скважину он видит  сцену, не оставлЯющую в нем на этот счет никаких иллюзий.
„алее  следует  гневное  разоблачение коварной  итальЯнки, после чего Ђнжела
разыгрывает  необыкновенно трогательную  сцену  раскаЯниЯ  и  целый  коридор
волочитсЯ за  писателем по  полу.  ‘тендаль, однако,  находит  в  себе  силы
устоЯть перед соблазном, о чем, правда, не раз жалеет впоследствии.
     џ  вспомнил  и о  Љитсе, величайшем английском поэте,  хрупком юноше  с
вьющимисЯ  волосами, написавшем  свое  последнее  стихотворение  в  двадцать
четыре года, прежде чем  открывшеесЯ горловое кровотечение не объЯснило ему,
что судьба предназначила ему совсем иной исход, чем он рассчитывал,  долго и
терпеливо  добиваЯсь  литературного признаниЯ  у равнодушных  современников.
Џоследние  полгода  своей  жизни  он  провел   в  €талии,  и  умер  в  ђиме,
распорЯдившись поставить  на  своей  могиле  надгробие  с  надписью:  "здесь
покоитсЯ некто, чье имЯ написано на воде". —ерез двадцать лет после  этого в
ђиме   скончалсЯ   еще  один   молодой  иностранец,   малоизвестный  русский
архитектор,  произведЯ  большой переполох в свите  ѓоголЯ, жившего там  же и
ужасно  боЯвшегосЯ  кладбищенских  впечатлений  любого   рода.   €спугавшись
приближавшейсЯ печальной церемонии, ѓоголь в  панике потребовал,  чтобы  его
немедленно увезли  из ђима. "‘пасите менЯ, ради Ѓога: Я не знаю, что со мной
делаетсЯ... Я умираю... Я едва не  умер от нервического удара  нынче ночью",
говорил он в  отчаЯнии  одному  своему  приЯтелю,  встретив его  случайно на
мраморной лестнице Piazza d'Espagna. Џосле поспешного бегства  в близлежащий
городок,  немного  отдохнув  и  полюбовавшись  открывавшимсЯ с возвышенности
великолепным видом на  Љампанью, ѓоголь принЯлсЯ  там за  работу.  —асто  по
вечерам, сидЯ на мраморной террасе виллы Ѓарберини, он отрывалсЯ от  книги и
подолгу глЯдел на ‚ечный  город, освещенный низким, закатным солнцем. ‚скоре
к  нему  приехал  и  художник  €ванов,  похоронивший в  ђиме  своего бедного
товарища. “знав  от него,  что архитектора  за  неимением  средств  закопали
просто в поле, уже  вполне успокоившийсЯ ѓоголь воскликнул: "ну, так значит,
надо  приезжать в ђим длЯ таких похорон". Ќо он не в ђиме умер, замечает его
биограф, и новаЯ цепь идей заслонила под конец жизни и  самый  образ города,
столь любимого им некогда.
     Џо  мере того как увеличивалось количество поглощенного  мной  пива,  с
моим   сознанием  происходили  странные  метаморфозы:  утрачиваЯ   цельность
восприЯтиЯ,  Я  превращалсЯ  в какой-то  орган  вкуса,  гигантский  вкусовой
пупырышек, алчно впитывающий сладкий сок, в  изобилии текший из надкушенного
мною плода.  Ћбразы, мелькавшие передо мной, доставлЯли мне почти физическое
наслаждение.  џ   читал   об   итальЯнских  городах,   живых  и  оставленных
исторической  жизнью,  о  том, как  в дождливый  день ветер  колеблет  пламЯ
фонарей  на  набережной,  как быстро  бегут  облака  над  горами,  синеющими
вдалеке. џ читал о венецианских  зеркалах,  о тревожных  огнЯх ”лоренции, об
убийствах и  отравлениЯх, о золотых брызгах солнца на полотнах ’инторетто, о
тучных виноградниках и полуразрушенных храмах, о загадочных цветах и травах,
зверЯх  и  птицах  Љватроченто.  Љнига, в  которую  Я погрузилсЯ,  казалось,
пьЯнила менЯ еще больше, чем пиво, которое Я теперь уже не пил, а отхлебывал
маленькими глоточками. ‚ременами колорит ее сгущалсЯ; незнакомаЯ мне  ночнаЯ
сторона €талии ненадолго приоткрывалась мне, чтобы снова  исчезнуть в легкой
дымке ровной  и  спокойной средиземноморской Ясности. ‘ наступлением сумерек
итальЯнские города  преображались; холоднаЯ сырость декабрьской  ночи  могла
вызвать  у одинокого  путешественника,  затерЯнного  где-нибудь в  Љампанье,
знобЯщее чувство небытиЯ, подобное тому, что томило когда-то ‹еопарди. ’огда
все  наводило на него страх:  вода, глухо шумЯщаЯ под  мостом, овечьи стада,
возвращающиесЯ  с пастбищ,  лампа на станции, то вспыхивающаЯ, то  гаснущаЯ,
железнодорожнаЯ платформа,  освещеннаЯ тусклыми фонарЯми.  Ќаконец медленный
ночной  поезд подбирал  его, и  через несколько часов странник забывал уже о
Љампанье,  этой стране могил,  стране античной смерти, и  ледЯном оцепенении
сна, разлитом над нею.
     ‘умрачные страницы  сменЯлись в книге Ясными  и солнечными:  из  зимней
Љампаньи Я попал в летний ђим,  раскалЯемый июльским солнцем. џ читал о том,
как необычен легкий и сухой жар итальЯнского лета: он обжигает, но не томит,
испарЯЯ из  человека всю жизненную энергию, но обострЯЯ  при этом до предела
его нервную восприимчивость. Њестные жители сторонЯтсЯ  этих острых ощущений
и предпочитают сладко спать в это времЯ, оставлЯЯ неуемным приезжим прогулки
по затихшему и опустевшему городу. ’акие картины  доставлЯли мне  еще больше
наслаждениЯ, чем описаниЯ живой и шумной современной €талии; ее корни, как и
повсюду в …вропе,  были лакомее  и  нежнее,  чем плоды. € самой  сердцевиной
этого  мощного  корнЯ  была сладостнаЯ поэзиЯ „анте,  многие строки  которой
светились  тусклым,  полустершимсЯ золотом  на  каменных  плитах итальЯнских
городов, особенно  частых во ”лоренции, осужденной на то, чтобы вот уже семь
столетий  сокрушатьсЯ о  чересчур  суровом  наказании  самого  необычного  и
непокорного из своих граждан.
     Њое   воображение   уже   не   надо   было    подстегивать:   увлекшись
разворачивающимсЯ передо  мной магическим  зрелищем,  Я чувствовал, что  мои
бесплотные видениЯ переходЯт  в почти навЯзчивые  галлюцинации. џ  как будто
видел проступавшие  из  полумрака  цветные  стекла витражей,  пенистые струи
фонтанов,  римские купола  под  вечерним бронзовым  небом,  заросшие  травой
фасады некогда  величественных  зданий; одного  усилиЯ воображениЯ  мне было
достаточно, чтобы представить себе и  жизнь в  этих  зданиЯх,  когда она еще
кипела  в  них - огонь,  пылающий в  мраморном  камине, вино  на  столике  в
хрустальном стакане  и изЯщный  томик Ђриосто  рЯдом,  с  его свежей поэмой,
набранной тонкой венецианской печатью. ’ак же Явственно, как краски и линии,
Я  воспринимал и запахи  -  благоухание горьких южных трав,  оливковых рощ и
лимонных садов. ‚се это смешивалось теперь у менЯ в сознании в одну сплошную
однородную  массу,  с  почти  неразличимыми  в  ней  оттенками  ощущений   и
переживаний.
     Ќа следующие утро, придЯ в себЯ после бурно проведенной ночи,  Я  сразу
же после завтрака направилсЯ  в  итальЯнское  консульство.  “вы, мои надежды
рухнули в одно мгновение: €талиЯ так и не собралась еще открыть свои границы
длЯ   сентиментальных  путешественников,  странствующих  по  …вропе.  џ  мог
проехать через весь  континент с  востока  на запад, но  увидеть ‘редиземное
море мне было не суждено. Џора было возвращатьсЯ домой.

     <i>ЋктЯбрь 2001</i>

        ‚…ЌЂ

     ‘китаЯсь  по  печальным  и  заброшенным,  оставленным  жизнью  западным
землЯм, Я  искал там только то, что уже видел ранее и  стремилсЯ к тому, чем
уже  обладал. Ќичего нового Я не ждал от этих стран; гораздо важнее длЯ менЯ
было  как  можно Ярче и полнее  воскресить угасшие призраки  тех сновидений,
которые  грезились  этим народам  в те  времена,  когда  они  не  впали  еще
окончательно  в  ничтожество,  жизненное  и  творческое  оскудение. ѓрустное
наслаждение, которое Я при этом испытывал, было похоже скорее на возвращение
в  какое-то  знакомое  и  родное,  но  давно  покинутое  мною место,  чем на
узнавание чего-то нового и неизведанного.
     ‚ европейских городах,  как  в музеЯх, вечно  сновали беспокойные толпы
посетителей; поначалу они  раздражали менЯ, отвлекаЯ от настроениЯ и нарушаЯ
цельность впечатлений.  Ћсобое негодование вызывали у менЯ  американские или
Японские туристы, любимой манерой  которых было  тщательно сличать собор или
дворец,  перед  которыми они  стоЯли,  с изображением  того  же зданиЯ  в их
роскошно  изданных  путеводителЯх.  “бедившись, что  они  нашли  именно  тот
объект, который им было рекомендовано,  они расплывались в блаженной улыбке,
как будто цель  их поездки сюда  была  тем  самым полностью  достигнута. Ќо,
вдумавшись,   Я   понЯл,   что   делаю  совершенно  то   же  самое;  образы,
отпечатавшиесЯ в  моем  сознании  после  долгого  и  благоговейного изучениЯ
европейской литературы  и  живописи, горели  у  менЯ в памЯти, пожалуй,  еще
Ярче, чем самые глЯнцевые фотографии в европейских рекламных буклетах.
     ‚  ‚ену  Я  попал   почти  случайно,  не  имеЯ  ни  малейших  намерений
знакомитьсЯ  с этим  городом  и этой  стороной  европейской жизни, и поэтому
совсем не испытал здесь уже привычного чувства  узнаваниЯ. Њои представлениЯ
о  венской культуре были весьма смутными и расплывчатыми; но даже то,  что Я
помнил о ней, не вызывало у менЯ никакого желаниЯ соприкасатьсЯ с ней ближе.
‘амо слово  "‚ена"  отдавало длЯ  менЯ  чем-то бисквитным  и легкомысленным,
свЯзанным с парковыми  лужайками и безвкусной  музыкой пустоголового трауса
над ними. ЌелепаЯ  политика этого бестолкового государства, о которой Я  был
много наслышан еще со  школьной  скамьи,  довершала мое  общее неприЯзненное
впечатление от Ђвстрийской империи и ее столицы.
     Ќо уже  краткого и  поверхностного  ознакомлениЯ с ней оказалось вполне
достаточно,  чтобы  переменить  мнение  об этом  городе.  ‘  самого  начала,
расположившись на ночлег в небольшом отеле у вокзала и  выйдЯ после этого на
улицу, Я понЯл, что глубоко ошибсЯ, сочтЯ ‚ену городом пустым и легковесным,
похожим  на голубой „унай с конфетной  коробки. “же  вечерело; в  празднично
одетых гулЯющих толпах было что-то южное, или по крайней мере парижское. ‘ам
же  город представлЯл  собой  самый разительный контраст к его населению; он
казалсЯ мрачным и  давЯщим,  но при этом куда более мощным и величественным,
чем Џариж или  Ѓерлин.  ‡десь он уже не  выглЯдел бессмысленным, как издали;
напротив,  этот  смысл  сквозил  повсюду,  но  он казалсЯ  скрытым,  глубоко
запрЯтанным, почти эзотерическим.
     „вижимый безошибочным инстинктом опытного путешественника, Я сразу взЯл
верное направление в путанице городских  улиц, и через некоторое времЯ вышел
к  центру города, к  императорской резиденции. ќто было  колоссальное темное
здание,  по виду чем-то напоминавшее египетские пирамиды. Ћно занимало целый
квартал,   так  что  уже  в  одних  его  пределах  можно  было  заблудитьсЯ.
ђазглЯдываЯ  изнутри  этот  гигантский  лабиринт,  совершенно  пустынный  по
позднему  времени,  Я внезапно понЯл,  с чем была  свЯзана  моЯ  антипатиЯ к
Ђвстрии:  это  была общаЯ неприЯзнь  к  маленьким  государствам,  наделенным
непомерными   амбициЯми,   как    правило,    совершенно   необъЯснимыми   и
незаслуженными. Ќо здесь,  увидев тот центр, из которого исходила эта волЯ к
власти,  Я понЯл,  что эти притЯзаниЯ на мировое господство имели  под собой
вполне  весомые  основаниЯ.  „инастиЯ,  котораЯ  воздвигла  длЯ  себЯ  столь
внушительную резиденцию,  имела право  владычествовать над  миром,  или,  по
крайней мере, над большой его частью. Ќигде в …вропе Я не видел ничего более
имперского, если, конечно, не считать Џетербурга.
     Љогда-то Я читал воспоминаниЯ советских  эмигрантов, которые, выехав из
ђоссии   и   пройдЯ  последовательно  через   несколько  кругов   московских
сателлитов, попадали  в ‚ену,  первый  город свободного  мира  на их пути, и
невольно  сравнивали  ее с ‹енинградом. Ќо  то,  что  было у  них за спиной,
казалось  им  затхлыми  задворками  мировой  цивилизации, некой  прорехой  в
мироздании, неведомо как, по Ѓожьему попущению,  расползшейсЯ на полпланеты.
Џоэтому они совсем не  удивлЯлись, что первый же западный город, открывшийсЯ
перед ними, оказывалсЯ  столь похожим  на то,  что они  уже видели; что  еще
можно  было ожидать от глухой  окраины  цивилизованного мира?  ’олько потом,
иногда  объездив  все  страны  и  континенты,  они  понимали,  насколько это
восприЯтие  было искаженным и фантастическим: в мире существовало только два
города, которые не только были, но и выглЯдели великими.
     €з  императорского  дворца,  тонувшего  во  мраке,  Я  вышел   на  Ярко
освещенную улочку весьма ухоженного  вида, с  блестЯщими  стеклами витрин  и
длинными рЯдами  фонарей  по обочинам.  ќто была  уже совсем  другаЯ сторона
былого  блеска  и  величиЯ  -  остатки  столичной роскоши, стекавшейсЯ  сюда
некогда  со всех концов  света.  Ћни и сейчас  привлекали  праздношатающуюсЯ
публику; здесь было очень оживленно, причем невольно складывалось навЯзчивое
ощущение, что  все куда-то спешат.  Њне спешить было некуда, и Я неторопливо
прошелсЯ по ближайшим переулкам в  поисках места, где  можно  было  провести
вечер.  Ќасладившись  убранством  антикварных магазинов,  озаренных  изнутри
ослепительным  светом и ломившихсЯ  от великолепных произведений  искусства,
наглЯдевшись на  барочные фонтаны, бившие посреди площадей, Я остановилсЯ  и
оглЯнулсЯ  по  сторонам.  ’олпа  вокруг  была  все  такой  же  деЯтельной  и
хлопотливой;  но присмотревшись, Я увидел  наконец  человека,  который  Явно
никуда не торопилсЯ. ќто был степенный бородач, стоЯвший  у какой-то уличной
стойки и  со вкусом  отхлебывавший что-то из большой  кружки. џ спросил его,
где в  славной столице ‚ене можно попить  пива с  максимально  возможной длЯ
этого занЯтиЯ  приЯтностью. „лЯ начала он осведомилсЯ, откуда  Я  приехал, и
узнав, что вообще-то  из ђоссии, а сейчас из  Ѓаварии,  сообщил,  неспешно и
невозмутимо, что ‚ена - это совсем другой город, нежели Њюнхен; если там, на
севере, все помешаны на  пиве,  то здесь,  в Ђвстрии, население  традиционно
увлекаетсЯ вином.  Ќе  в моих  правилах было нарушать  местные обычаи, и  Я,
немного  поразмыслив, направилсЯ к одному из винных  погребков,  в  изобилии
разбросанных поблизости.
     Ћткрыв входную дверь в одно из таких заведений, Я тут же остановилсЯ на
его  пороге,  увидев  совсем  не то, что ожидалось.  ‚место обычного дымного
зала,  наполненного посетителЯми, передо мной открылась лестница под мощными
кирпичными сводами, круто уходившаЯ вниз  и  по  виду  бесконечнаЯ. ‘лева на
стене  висело   объЯвление,  набранное  прекрасным  готическим   шрифтом   и
гласившее, что этот именно ресторан в свое времЯ необыкновенно жаловал ‰озеф
ѓайдн, величайший венский композитор. Љонечно, в отношении  того, кто именно
был лучшим местным музыкантом, можно было спорить, но спорить было не с кем,
и Я, не раздумываЯ, двинулсЯ вниз по  лестнице. Љак всегда в таких  с