илась, добавил.  -- †ена у  менЯ  американка,
дурочка!
     -- ‚ерю,  но  ѓабриела не  дурочка:  у нее роль такаЯ!  Ђ насчет Њаркса
все-таки скажу, - об этом в книге нету... ’ак  вот, существуют  пЯть истин о
человеке.  ЏерваЯ:  главное  мозг; втораЯ: главное  ниже -  сердце;  третьЯ:
главное еще ниже - желудок;  четвертаЯ: главное - то, что евреЯм  усекают; а
пЯтаЯ истина в том, что все относительно. ‡а каждой из пЯти стоит  еврейский
мудрец, и один из них - Њаркс.
     -- ‚ы всегда - о евреЯх?
     --  ‚ечнаЯ  тема:  евреи,  секс, налоги!  “  вас  зато, Я  слышал, темы
менЯютсЯ: Ѓрежнев, Ђндропов, —ерненко, ѓорбачев, …льцин. Ђ еще Я слышал, что
на каждую из тем у вас менЯетсЯ мнение.
     ‡айм обиделсЯ:
     -- …сли человек не менЯет мнений, ему надо  проверитьсЯ: может быть, он
умер.  Ђ во-вторых, изменил Я мнение только о  перестройке:  сначала считал,
что перестроить там ничего не возможно, а  сейчас добавил только одно слово:
"надолго".
     -- Ђ почему добавили?
     -- Ђ потому,  что народ не хочет перестройки! …е хотЯт умники и жулики!
-- сказал  ‡айм  и  поправил  пенсне. --  Ќароду  народнаЯ власть  не нужна!
ЌароднаЯ  власть - ужаснаЯ штука,  это насилие над  человеком, потому что он
любит кнут.
     -- ‚ы консерватор? -- обиделсЯ теперь Я.
     -- џ аналитик! Ђ вы во что верите?
     -- Џо-разному. ‚  данном случае - в то, что хорошо бы хлопнуть еще один
пузырек...
     -- Ѓерите! Ќо  позвольте  объЯснить почему  человек любит  кнут.  €  не
обижайтесь!
     џ  позволил,  но слушать  не стал.  ‚ыбрал из коробки  Ямайский  ром  и
переместил  взглЯд на пассажиров, по-прежнему тащившихсЯ  мимо  менЯ к своим
креслам. ‘тал снова искать знакомые лица, прикинув, что никакое воспоминание
не возмутит больше, чем  откровениЯ  ‡айма. ЋшибсЯ, -  и в этом убедил  менЯ
пассажир, которого Я узнал до того, как увидел в лицо.


        13. €гривые пары визгливого счастьЯ

     “знал  по  заднице. ‚се шествовали лицом  вперед, а он пЯтилсЯ задом и,
пригнувшись, катил на себЯ коробку на колесах. “знал  задницу легко, ибо она
казалась мне сконструированной не из двух, как  это принЯто во всех странах,
а из множества рыхлых комков. Ћн этого не стеснЯлсЯ и носил короткий пиджак,
который  позволЯл  себе даже  скидывать  - и отплЯсывать  перед беспощадными
еврейскими зубоскалами. ‚ плЯске эту задницу Я в последний раз и видел, - на
осеннем  празднике ’оры в крикливой толпе разгулЯвшихсЯ  хасидов в одном  из
синагогальных клубов американской столицы. Ћн веселилсЯ так  бурно, как если
бы решил выложить в  танце весь запас  чужого, еврейского, свободолюбиЯ, но,
приметив менЯ,  вздрогнул  и  стушевалсЯ.  …сли бы  не  Я, однако, -  его бы
никогда не  занесло к хасидам и никогда  бы  не взмыло на  игривых  парах их
визгливого счастьЯ. Ќе потЯнуло бы  его и на плЯску, потому что она не имеет
практической ценности, а бесполезное он презирал не меньше, чем евреев.
     ...ѓерд фон  „еминг  был юдофобом  и циником,  но  одна эта  комбинациЯ
качеств  не  смогла  бы обеспечить ему успеха  даже в Њюнхене,  откуда он  и
прибыл  в ‚ашингтон. ђешительную роль в его карьере сыграла более редкостнаЯ
черта  -  монументальнаЯ  бездарность.  ‚ человеческой  неприметности ничего
необычного  нет: она навЯзываетсЯ как генами,  так и окружением. Њежду  тем,
„еминг выделЯлсЯ бездарностью  благодарЯ  тому, что,  не удовлетворившись ее
унаследованностью  от предков и среды, он ее всю жизнь культивировал,  но из
бездарности не сумел  придать  ей  монументальную  завершенность раньше, чем
достиг  47-летнего возраста. ЌесмотрЯ на  конечный успех, ѓерд  считал  свою
карьеру неудавшейсЯ: он готовилсЯ к жизни штатного  агента секретной службы,
но помешала  не  столько шпионскаЯ  внешность,  сколько  неотвЯзнаЯ  улыбка,
выдававшаЯ его с  головой, ибо слишком уж Явно была рассчитана на  то, чтобы
ее  носитель  казалсЯ еще  глупее,  чем был. Џришлось пойти в  радиовещание:
сперва на должность начальника русской секции  "‘вободы", а потом советского
отдела "ѓолоса Ђмерики".
     Ќаши  с   ним   пути  пересеклись  именно   в  этом  отделе,  где   150
радиовещателей разных  полов сплачивала воедино зоологическаЯ ненависть друг
к   другу.   Џомимо    индивидуальной    насаждалась   этническаЯ.    Љаждый
"свободолюбивый народ" брезговал остальными, а все вместе презирали русских,
которые отыгрывались на евреЯх.  Ћбщались народы меж собой по-английски, что
причинЯло всем страдание, поскольку владели этим Языком не  много лучше, чем
более знаменитый  свободолюбец, -  ’арзан. ’еснее  всего  смыкала  вещателей
интеллектуальнаЯ  ущербность:  за  редким исключением каждый был  умен  лишь
настолько, чтобы понимать  неполноценность  остальных.  €збранные понимали и
то, что  ущербности они и обЯзаны терпимостью начальства, которое пуще всего
остерегалось полноценных людей, считаЯ их непредсказуемыми. Џредсказуемых же
оно одарЯло премиальными и пропиской на „оске Џочета.
     Ќа  этой доске в вестибюле Я и увидел впервые моих соседей по офису.  ‘
левой  руки, за  столом  переводчика  новостей,  сидел  недавний  тбилисский
перебежчик ѓоги ’опуридзе, брюхатый винодел, отработавший уникальную походку
в присутствии не только начальников, но даже их ассистентки Њарии ‘илиберти,
поскольку ее отличили от других и назвали "специальной". ‡авидев  ее в конце
коридора,  он  переходил  на   цыпочки,  а  подойдЯ  ближе,  останавливалсЯ,
вытЯгивал шею, громко постукивал одним  каблуком по  другому, а  потом густо
краснел  и  сваливал  курчавую  голову  на  грудь. ќта операциЯ  имела целью
внушить ассистентке, что,  несмотрЯ на  рыхлость форм,  грЯзь под  ногтЯми и
жирную кожу, она производит на него парализующее эротическое действие.
     ‚ремЯ от времени ‘илиберти намекала  ему, что курчавой  голове пристало
сваливатьсЯ именно  на ее  бюст. ђассуждала логично, ибо,  хотЯ  этот вислый
бюст  располагалсЯ не  в  обычной  зоне, а у  пуповины, его курчаваЯ  голова
отвечала требованиЯм к голове только тем, что находилась в обычной зоне, - в
конце шеи. ‡ато голос у  него  был не обычным - не нуждавшимсЯ  в  микрофоне
голосом  сельского  тамады, благодарЯ  чему оглашаемые  им  новости  звучали
торжественно,  как тост. Џодобно тосту, они часто не имели смысла, ибо Язык,
с которого  ему приходилось  переводить, он  знал лишь в  той  мере, в какой
позволЯл  ему  разговорник длЯ  туристов.  ‚ тех случаЯх,  когда  объЯвлениЯ
содержали смысл, он отличалсЯ от оригинала.
     Ћднажды отличие оказалось скандальным, и ’опуридзе объЯвил в эфир, что,
вопреки  нормам  приличиЯ,  советские  подлодки   начали  массивный  обстрел
американского  континента  Ядерными ракетами, хотЯ  в оригинале  речь шла  о
запуске подлодок в океанские воды. Ќазавтра этот  международный вещатель был
вызван  в кабинет ‘илиберти, куда он вступил на цыпочках, но откуда выступил
через  час  твердым  шагом. ‚место того,  чтобы, согласно  ожиданию  коллег,
попрощатьсЯ с ними и вернуть себЯ виноделию, он пригласил их вечером на свою
помолвку со специальной ассистенткой.
     ‚алерьЯн ‘сангулиЯ,  сосед по правую  руку, объЯснил свое отсутствие на
банкете присутствием на нем русских и армЯнских коллег, а также притуплЯющим
воздействием алкоголЯ на патриотические чувства. ‹юбовь к ѓрузии он проЯвлЯл
не  только  в жажде  русской  и  армЯнской  крови,  но  и  в  менее понЯтных
признаниЯх, что ради родной земли был бы счастлив спрыгнуть из самолета  без
парашюта. ‘частлив оказалсЯ бы  и Я, поскольку, в отличие  от  ’опуридзе, не
владевшего английским, ‘сангулиЯ, покинувший родину неучем полвека назад, не
помнил, наоборот,  грузинского, и мне, как редактору, приходилось -  в обиду
ему - заново  переписывать его наглые переводы, в которых большинство наспех
изобретаемых  им  слов  представлЯли  собой английские  корни  с грузинскими
суффиксами.
     ‘амый сильный удар по его самолюбию  нанес лысый бородач и очкарик Њарк
из  семьи безвестных русских монархистов  Џомар.  •отЯ этот  Џомар родилсЯ и
вырос  в ‚ермонте, он попал на  "ѓолос"  из той же мюнхенской "‘вободы", где
„еминг держал его в  заместителЯх.  Џрибыв в ‚ашингтон, Њарк, подобно ѓерду,
стал уже одним из начальников, но, не отличаЯсь от них бездарностью, он, тем
не менее,  подражал не им,  а российским  монархам: прикрывал наследственное
слабоумие не  безродной демократической улыбкой в присутствии подчиненных, а
надменным  оскалом   лица  и  отказом  отвечать  на  приветствиЯ.  ‘сангулиЯ
здоровалсЯ  с  ним  обычно  трижды,  но  ответа  -  правда,  пространного  -
удостоилсЯ  через месЯц: Я,  сказал  ему  Џомар  и задрал  вверх  клин рыжей
бороды, Я навел справки: твоЯ  вонючаЯ ѓрузиЯ бывает солнечной только тогда,
когда  ее навещают российские просветители. “Язвленное самолюбие обострило у
‚алерьЯна Язву желудка, но перед тем,  как лечь  в больницу, он объЯвил, что
длЯ радиофицированной ѓрузии дела теперь, после прибытиЯ Џомара на  "ѓолос",
пойдут плохо, после  чего они  пойдут  хуже. ’ак и вышло, хотЯ Џомару, как и
„емингу, на  ѓрузию  было  плевать.  ЌачинаетсЯ война  против  вольнодумцев,
доверились они  мне  как редактору,  а "ѓолосу"  нужны только исполнительные
рекруты.
     ЌаходЯсь  под  впечатлением, что Я сражаюсь в их рЯдах,  они  в течение
месЯца  завершили  чистку  советской   службы.  ‚  течение  того  же  месЯца
антирусские памфлеты ‘сангулиЯ, которые он сочинЯл  длЯ  эфира  в больничной
палате,  стали  вызывать  у  Џомара такой восторг, что Я перестал что-нибудь
понимать. Љогда, однако,  портрет  ‚алерьЯна переместили  на „оске Џочета  в
самый почетный угол, Я придал своему недоумению форму письменного протеста и
передал его Џомару. Џоследний в присутствии „еминга похлопал менЯ по плечу и
шепнул,  что, хотЯ тоже презирает нацмена  за русофобство, не может отказать
старику  в  преданности   свЯтому   делу  расцвета  вражды  между  братскими
советскими народами.
     “шам Я поверил только благодарЯ мобилизации всех запасов цинизма, после
чего моЯ робкаЯ догадка о подвластности человека импульсам разрушениЯ обрела
непреложность  акта  мочеиспусканиЯ.  Ќо  вместо  отвращениЯ  к  жизни  мною
овладело иное  чувство,  -  обманутости. ЏоЯвилась жалоба,  и это  оказалось
столь определЯющим  состоЯнием, что  стало  веритьсЯ,  будто так оно быть  и
должно и будто  каждому суждено  нести в себе жалобу,  -  такую неотступную,
которую никуда не принести. Ќо уже  на третьи сутки началсЯ скандал, который
подсказал мне неожиданный адрес. ‚ этот раз скандал вышел громкий.


        14. “меренность даетсЯ труднее, чем воздержание

     Ќа третьи сутки после получениЯ из  больницы очередного ссангулиевского
памфлета о пагубности ђоссии длЯ ее окружениЯ Њарк Џомар получил из ‚ермонта
еще одно произведение: проживавший там Ђлександр ‘олженицын  наконец-то - по
настойчивой просьбе начальства -  начитал на пленку "программный" отрывок из
своего романа. Џрограммным Џомар  назвал отрывок по той причине, что в  нем,
дескать,  поразительно просто обобщена историЯ погибели ђоссии.  ЏонЯтностью
фрагмент поразил  и менЯ. ‚се в нем  было  так  просто, что  не удивили даже
слова  "архангел"  и "сатана".  Џоразительное заключалось в том,  что во имЯ
банального  -  виноваты евреи! -  ‘олженицын отвергал  общеизвестное: черное
воронье  нынешних бедствий поднЯл, мол, со спЯчки не залп Ђвроры  в  октЯбре
17-го, но тихий выстрел из пистолета.
     ‘лучилсЯ он - как гласил заголовок романа  - в  августе 14-го, в Љиеве,
куда пожаловал  с  визитом русский  министр ‘толыпин,  статный  архангел  на
крылатом  коне.  Џожаловал  же  он  туда  по  важным  делам,  имевшим  целью
скоропостижное  введение  ђоссии  в  светлое  будущее. Џоскольку  эта задача
нелегка, ‘толыпин к вечеру притомилсЯ и отправилсЯ отдыхать в оперный театр.
‚ том же  театре оказалсЯ уродливый жиденок  Њордко. ‚ отличие от  министра,
Њордко прислушалсЯ не  к украинским  вокалистам, а к трехтысЯчелетнему  зову
кровожадных предков, а посему, выхватив пистолет, выстрелил прЯмо в  светлое
будущее.  ‚месте с министром на  паркетный пол замертво повалилась последнЯЯ
надежда на спасение ђоссии и человечества.
     •отЯ  историЯ  ђоссии  и  человечества  заслуживает  лишь  молчаниЯ,  Я
разбушевалсЯ: как  же так,  как же можно выдавать это за  правдивую хронику!
‚о-первых, никакой  русский министр никак в  жопу не был  последней надеждой
человечества, а во-вторых,  Њордко был не  клоповидный иудей,  а  убежденный
выкрест  по имени „митрий  Ѓогров...  Љак же  так,  да и  можно ли?!  Њожно,
ответили  „еминг с  Џомаром: ‘олженицын приехал в Ђмерику  за  свободой, а в
Ђмерике свободный  человек  кого хочет,  того и оплевывает! џ  возразил: длЯ
народных радиочтений  можно бы выбрать из его романа что-нибудь поправдивей,
поскольку  народы  несвободной  ђоссии  воспримут  выбранное  как  призыв  к
освобождению родины посредством еврейского погрома.  „еминг обвинил  менЯ  в
переоценке  догадливости народов  несвободной  ђоссии и удалилсЯ  тою  своей
походкой, которую Я объЯснЯл привычкой к бережной эксплуатации обуви.
     --  “далилсЯ! -- захихикал Џомар. -- ЌастоЯщий  христианин:  когда  ему
грозит удар по  лицу, он сразу  подставлЯет другое, - мое! Ќо Я скажу прЯмо:
если  твоих  евреев начнут там бить, то это  хорошо,  потому  что они станут
бежать  оттуда  на  свободу,  освободив  тем  самым  и  несвободную  ђоссию!
Ћсвободив от себЯ! ’ы подумай!
     џ начал думать, но - прервал зычный бас:
     -- Њарк! Ѓыстро, Њарк! Љ телефону: Ќаташа!
     -- ќто супруга! -- побледнел Џомар и рванулсЯ с места.
     Ѓас принадлежал большой чернокожей самке с польским именем  ‚анда. •отЯ
‚анда  твердила  всем,   будто  приходитсЯ  дочерью  известному  краковскому
ксендзу,  менЯ  смущало  ее другое утверждение:  рано или  поздно  она  менЯ
непременно трахнет, и, завершив атаку на дееспособное меньшинство вещателей,
выйдет, наконец, замуж за друга из  родной Ђлабамы,  кого все  подозревали в
несуществовании.   ‘воей  сексуальной   надменностью   ‚анда  была   обЯзана
властительному положению личной секретарши Њарка.
     -- ‚анда, -- спросил Я ее, -- кто такаЯ Ќаташа?
     -- ‘терва! -- объЯснила она и приблизилась ко мне.
     -- ’о есть супруга Њарка?
     -- Ќаоборот,  ‘олженицына! -- и дотронулась до нижней  пуговицы на моем
пиджаке.
     -- Ђ почему стерва? Љроме того, что - уже замужем?
     -- †алуетсЯ, что не знаю русского!
     -- Ђ на кой хрен это ей нужно? -- сказал Я с раздражением, относившемсЯ
не к Ќаташе, а к ‚анде, крутившей мою пуговицу.
     -- Њы же  начинаем сегоднЯ  передавать этот  роман  про убийство, а она
недовольна предисловием  и менЯет  фразы.  ‚от  менЯ,  стерва,  и  истЯзает:
диктует по буквам русские слова!
     -- Ђ кто написал предисловие?
     -- Њаткин.
     --  —ем  же   та  недовольна?!  ќтот  настрочит  что  прикажешь!  „олой
коммунистов? - пожалуйста! „олой жидов? - тоже пожалуйста!
     -- Ќе люблю их и Я! -- насторожилась она. -- Ќо при чем они?
     -- ‘олженицын пишет, что виноваты коммунисты и жиды.
     -- ‚ чем?
     -- ‚о всем.
     -- Ђ кто?! …сли б не они, мы жили б в Ђфрике, а не в говне!
     -- Џри чем тут Ђфрика? -- растерЯлсЯ Я и, высвободив нижнюю, оставил ей
верхнюю пуговицу.
     -- Њы там и жили, пока они не пригнали нас сюда!
     -- †иды?! -- и отнЯл уже и верхнюю. -- …вреи никого не гнали!
     -- Ђ при чем евреи? џ говорю о жидах и коммунистах.
     -- Љоммунистов тоже не было тогда в Ђфрике.
     --  Ѓыли!  -- не  согласилась она. -- €  жиды  тоже:  они вместе  нас и
пригнали сюда, - нас и евреев!
     -- …вреев, ‚анда, пригнали не из Ђфрики.
     -- Ђ где …гипет?! -- ухмыльнулась она и взЯлась за среднюю пуговицу. --
…вреи  там спокойно  жили  себе, но потом туда  приплыли жиды  и  сорок  лет
изгонЯли евреев в рабство. Ќас и евреев!
     -- ‚ас да, --  согласилсЯ Я. -- Ќо не жиды.  € не евреев. Љак это жиды,
то есть евреи, могли погнать самих евреев?!
     -- Ђ почему нет? € что значит "жиды, то есть евреи"?
     -- Ђ то, что жиды - это евреи.
     ‚анда задумалась.
     -- Љак это? -- выдавила она. -- †иды - это евреи?
     -- ЉлЯнусь тебе!
     ‚анда еще раз задумалась:
     -- ‡начит,  что? ‘олженицын говорит, что виноваты евреи? -- и, отпустив
пуговицу, стала что-то подсчитывать  в  уме. Џотом вдруг вскинула  голову  и
взревела. -- „а?! ЋпЯть?! Ќегры и евреи?!
     -- Ќет, -- испугалсЯ Я. -- Џро негров не писал, - про евреев.
     -- Ќе важно! -- разбушевалась она. -- Ќе написал  - напишет, не напишет
-  скажет, не скажет - подумает, не он - другие! ‘уки!  …здили на нас двести
лет, а сейчас - вот,  выкуси! Ѓелые крысы! ‘валивать  нас  в кучу со  всЯким
говном,  -  с  жидами, с  коммунистами!  “бийцы! Љто - спрашиваю  -  хлопнул
доктормартинлютеркинга?! Њы или они?!
     -- Ћни, -- призналсЯ Я.
     --  Ќет, не так просто: "Ћни"! -- кричала  ‚анда. -- Ђ так: "Ћни, белые
крысы"! ‘кажи!
     -- џ тоже белый, -- снова призналсЯ Я. -- џ так сказать не  могу. Ќо ты
успокойсЯ! -- и стал гладить ее по могучим плечам.
     ‚анда всхлипнула, высушила глаза кулаком и улыбнулась:
     -- ’ы не похож  на белых. џ слежу за  тобой, и  ты - как  мы. Џо глазам
вижу; у них в глазах зрачки, а у тебЯ - нет, сердце...
     -- “вы, ‚анда! -- произнес Я и понурил голову. -- џ не такой, как вы, и
даже не просто белый. џ жид.
     ‘ какою-то замедленностью она забрала мою ладонь  и пропихнула себе под
левую  грудь.  ‹адонь  исчезла, но  паниковать  Я не стал:  бесполое  тепло,
переливавшеесЯ из  этого  огромного  алабамского организма,  наполнило  менЯ
чувством защищенности.
     --  џ  знаю,   --  проговорила  ‚анда  тихим  голосом  и  стиснула  мою
исчезнувшую ладонь. -- “спокойсЯ и ты, слышишь!
     џ поднЯл на нее глаза и еще раз сказал правду:
     -- Ђ Я как раз очень спокоен...
     Љак  только Я произнес  эту  фразу, ‚андино  сердце  под  моей  ладонью
заколотилось и стало  тыркатьсЯ наружу. ’уда же, наружу,  рванулись из век и
ее налившиесЯ кровью глаза.
     --  Ќикогда! -- зашипела она. -- Ќикогда  не говори,  что спокоен! џ не
позволю тебе успокоитьсЯ!
     -- Ќет? -- удивилсЯ Я. -- Ђ что же тогда делать?
     -- ђвать и метать! -- сказала она твердо, по буквам, и распахнула глаза
шире.  ‚  них сверкнул первобытный гнев, на который,  как Я думал,  люди  не
способны с той поры,  когда  договорились не есть  друг друга ни живьем,  ни
даже после кончины.
     -- Ђ как рвать? -- выкатил Я глаза. -- €ли метать?
     ‚анда  снова забрала у менЯ  ладонь, скомкала  ее  и,  затушив  в  себе
Ярость, сказала после паузы:
     -- џ им тут не такие гвозди в жопу вгонЯла!
     -- Џомару или „емингу? -- обрадовалсЯ Я.
     --  ‚сем белым  крысам.  Џоложись на  менЯ!  џ их всех ненавижу!  --  и
хрустнула всеми же пальцами моей запотевшей руки.
     —ерез час, в предисловии к передаче о "змееныше", умертвившем "витЯзЯ",
"ѓолос" объЯвил народам несвободной ђоссии, что  в течение ближайших месЯцев
они  будут  слушать "скрупулезно документальную  историю, поведанную великим
хроникером."
     ...‚анда состоЯла в  дружбе с  секретаршами такого числа  вашингтонских
вельмож,  что  мне приходилось  ходить к ним со своею  жалобой каждый  день.
‚анде, назначавшей мне с ними свиданиЯ без моего ведома, визиты эти  частыми
не казались, поскольку "змееныш" Њордко стрелЯл в витЯзЯ втрое чаще, то есть
трижды  в  день, и  каждый  раз  "ѓолос"  предварЯл  выстрелы заверениЯми  в
"скрупулезном документализме" этой истории об  убиении надежды. Џоначалу, на
приемах  у  вельмож,  Я  оперировал  полутонами.  ‚скоре  сдержанность стала
невмоготу:  как  и  плоти,  умеренность  даетсЯ  духу  труднее,  чем  полное
воздержание, - и, следуЯ ‚андиному повелению, Я начал рвать и метать. Љак же
так?! - гневно стучал Я  кулаками по  столам; как же они на "ѓолосе" смеют?!
от имени всей  Ђмерики! как же вы им позволЯете?! почему  не скажете "нет"?!
нет  антисемитизму! и расизму!  да и вообще!  свобода!  и  еще  равенство! и
заодно братство! Ћни в ответ кивали  головами:  непременно  скажем. € скорее
всего - говорили, поскольку „еминг с Џомаром здороватьсЯ со мной прекратили,
а коллеги  стали  чуратьсЯ  менЯ и  нахваливать  солженицынский  гений  плюс
точность маткинского предисловиЯ.
     —ерез  месЯц, убедившись в бесплодности моих хождений, Я сообщил ‚анде,
что смысла ни  в чем на свете нет. ‘мысла, сказал Я, нет ни в чем настолько,
что если бы даже вдруг он в чем-нибудь был, - то, спрашиваетсЯ, какой в этом
может  быть смысл? ‚анда  отказалась  разбиратьсЯ во  фразе  и  вытащила  из
кармана под знакомой мне ее левой грудью сложенный вчетверо листок бумаги:
     --  ‚от, прочти! -- и  стала воровато  выглЯдывать в коридор. -- ’олько
быстро, пока никого нет! ќто письмо.
     -- Љо мне? -- спросил Я обреченно и развернул письмо.
     Џервые же строчки убили во мне последнюю надежду на то, что неизбежного
можно  избегать: "џ хотела написать тебе  давно, но  каждый раз останавливал
страх  перед чистым  листом, а еще перед тем, что душа твоЯ занЯта иным.  Ќо
теперь  уже,  когда  сердце  исходит последней кровью,  отказываетсЯ ждать и
времЯ!"  џ остановилсЯ, проглотил слюну, повторил про себЯ фразу о нежелании
ждать, не посмотрел на ‚анду и ужаснулсЯ. Џотом поднЯлсЯ мыслью выше: откуда
это  в людЯх беретсЯ?! ‘ какой стати  эта кабаниха с двухсосочным выменем, с
глазами хмельной жабы и с дыханием зловонным и шумным, как если бы изо рта у
нее торчал  испорченный  мафлер  бетоновоза,  с какой вдруг стати это гадкое
существо позволЯет себе заритьсЯ на мою плоть?! ‘ какой стати?! - повторил Я
про себЯ, а ей объЯвил, что эту мерзкую писанину читать дальше не стану.
     -- Џравильно, -- кивнула ‚анда. -- ‚оображает, засранец, что английским
владеет как русским! Ђ ты прочти по-русски!
     -- —то? -- не понЯл Я. -- ’о есть - кто воображает?
     -- Њаткин! ќто ему доверили перевести длЯ начальства твое письмо.  Ђ ты
прочти по-русски! -- повторила ‚анда и вытЯнула  из-под  листа в моих  руках
другую бумагу. -- Ѓыстро, пока не пришли!
     Џисьмо  ко мне оказалось русским, - на тетрадном листе. ‡атаив дыхание,
Я  прочитал подпись: "‘  уважением, ЋфелиЯ, дочь •аима  €сраелова,  ѓрозный,
—ечено-€нгушскаЯ республика".
     џ вскинул на ‚анду растерЯнный взглЯд, но увидел уже не ее и не Ћфелию,
которую никогда не видел, а •аима €сраелова. ‘ тою четкостью, с какою иногда
видишь увиденное мельком и давно.


        15. Ќичего никуда не движетсЯ

     •аиму,  как  и  всем  девЯти  еврейским  старикам  из  города  ѓрозный,
перевалило  за  70,  и,  как  все  они,  он  был  потомственным  музыкантом,
изъездившим  вдоль и  поперек весь Љавказ.  ‚сюду,  где от  —ерного морЯ  до
ЉаспиЯ веселились или горевали евреи на  свадьбах и похоронах, на поминках и
рождениЯх, старики играли  свою  музыку, - хотЯ вроде бы и  старую, но никем
еще не слышанную. ЊелодиЯ как мелодиЯ,  знакомаЯ там каждому: то  петлистаЯ,
как тропинка в скалах, то грустнаЯ,  как взглЯд заблудившегосЯ теленка, а то
неуемнаЯ, как сон захмелевшего кавказца. Ќо какую  бы они ни играли мелодию,
где-то  в середине  или в конце она вдруг спотыкалась, воровато оглЯдывалась
вокруг, переводила  дыхание -  и сперва  крадучись, а  потом  уже  торопливо
принималась  удирать в посторонние наигрыши, пусть никому тут и не знакомые,
но смущавшие душу неожиданным  воскрешением в ней того, что эта душа, должно
быть, испытала в своем  давнишнем  воплощении. Ђборигенов  чужеродность этих
наигрышей  возмущала,  но  евреи,  тоже  слышавшие  их  впервые,  переживали
замешательство, вызванное то ли чувством вины за то, что уже не помнили этих
звуков,  то  ли  тем необъЯснимым  страхом  перед невозвратимостью прошлого,
который зовут ностальгией.
     ЏрикосновениЯ к  прошлому, однако,  приносили  им  не  столько радость,
сколько   мучительное   ощущение   недостаточности   сущего.  ‘перва   стало
недоставать именно прошлого времени; хотелось, чтобы на смену настоЯщему как
можно скорее наступило будущее, заполненное  неизведанным ими прошлым. Џотом
их стало стеснЯть уже и пространство, - не только узкие ущельЯ между горами,
но и короткие расстоЯниЯ между вершинами и небосводом. Ќе стало хватать даже
прежних истин. ѓрамотеи  бормотали, будто так было всегда; если не со всеми,
то с евреЯми. Ћшибались, поскольку в  прошлом ни Ѓог, ни власти не позволЯли
евреЯм  следовать своим капризам  так беззастенчиво,  как  в последние  годы
гастролей инструментального ансамблЯ €сраелова.  „ело дошло до того, что, не
ограничившись  просторами ‘оюза, они  начали разбегатьсЯ  по всему  свету...
…сли  бы не  это скоропостижное  оскудение  ‘еверного  Љавказа  евреЯми,  то
старикам в  сороковую годовщину начала своих странствий выпало  бы играть на
широком сборище, а  не перед единственным  зрителем  в  пустой  синагоге  на
окраине города.
     Џришел Я к ним,  однако, не за музыкой, а - фотографировать грозненскую
синагогу,  о которой мне  было  известно,  что  в  ней поселились  бездомные
музыканты.  Џоселились, как  выЯснилось,  не  в  самой синагоге,  а в  узкой
пристройке,  служившей  прежде  кладовкой. Љогда Я  прикрыл ее за  собой,  в
ноздри мне ударил неожиданный аромат кожи и меда. ‡апах кожи Я объЯснил себе
наличием несметного количества овечьих шкур, навешанных длЯ тепла на дощатые
стены  и  накиданных  на  кушетки.  Њедом  же  пахла   свеча,  стоЯвшаЯ  под
единственным окном и поразившаЯ менЯ толщиной. •отЯ горела, наверное, давно,
поскольку растеклась уже по полу бугристой массой из  воска,  она показалась
мне  неизбывной, как  если  бы  росла  из  земли.  ЏрЯмо  перед  моим  носом
подрагивал  пыльный  луч  закатного  солнца,  пробивавшийсЯ  сквозь  щель  в
потолке. ‚ремЯ от времени в этой щели тЯжелой  серьгой набухала каплЯ талого
снега  и,  шлепаЯсь в ведерко,  звонко  икала,  а  в серебрЯной  стреле луча
покачивалась пара сонных зеленых мух.
     Љаждый  из  стариков перебирал в ладонЯх светЯщиесЯ бусы,  но  тот, кто
оказалсЯ  ко мне  ближе, сжимал в кулаке  пестик  из  щербленного  базальта,
которым  крошат в ступе  прЯности. Ќа базальтовой  плите  перед собой старик
держал  не  ступу, а кирзовый сапог со  скатанным голенищем.  Ћн  придирчиво
всматривалсЯ  в  днище  кожаного  ковша,  прицеливал  пестик  к  пЯтачку  на
внутренней  стороне  подошвы,  колотил  по нему  и  чертыхалсЯ,  потому  что
промахивалсЯ. —ерез несколько попыток, не поднимаЯ головы,  буркнул, что его
зовут •аим €сраелов, а на Љавказе приличных сапожников уже не найти:
     -- ‚чера, понимаешь,  мне прибили  тут новые  каблуки, а гвозди  торчат
концами  в подошве! €зодрали всю ступню, смотри! Ќо зачем мне новые каблуки;
сидишь на месте,  и  ничего не  происходит.  Ќичего никуда не  движетсЯ. ‚се
уехали. ’еперь у нас как на кладбище. „аже  река - видел? - не течет. ђедко.
€ облака на небе... ЏотолкаютсЯ раз в неделю - и стоЯт! ЏонЯл?
     џ ответил,  что уезжаю  в  Ђмерику  и  пришел  фотографировать. ‘тарики
сгрудились  вокруг  •аима и согласились  с  ним, будто  слышали о моем деде,
который, хотЯ был силен, и кулаком сбивал быка, все равно, увы, вместо того,
чтобы  жить,  скончалсЯ,  -  что,  впрочем,  неглупо,  ибо в  раю,  куда  он
переселилсЯ, лучше, чем даже  в ѓрузии.  ‘лышали они и  об Ђмерике, где -  в
отличие от  моего деда - никто сам не умирает, поскольку в раю не лучше, чем
там;  а длЯ того,  чтобы учредить кладбище, без чего жить нельзЯ, приходитсЯ
убивать здоровых людей, чем американцы в основном и занимаютсЯ.
     Џотом  •аим  натЯнул  на  ноги  кирзовые сапоги, поднЯлсЯ  с кушетки  и
оказалсЯ ниже,  чем когда сидел. ‡аметив мое удивление, смутилсЯ и  поспешил
отвлечь менЯ страдальческой гримасой, которую объЯснил тем, что ему, видимо,
не удалось  притупить кончики гвоздей. џ отступил на шаг, чтобы смотреть ему
в глаза, а не в папаху, и предложил свою помощь, поЯснив, что унаследовал от
деда способность к прицельным  ударам. •аим оскорбилсЯ. Ђ может быть, и нет,
- просто сделал вид, желаЯ отвлечь мое внимание  еще дальше от своего роста.
ЋбъЯвил,  что  ни   он,  ни  его  друзьЯ  в   помощи  не  нуждаютсЯ:  мы  не
беспризорники, а знаменитые музыканты;  денег скопили пудами, и каждый кроме
него, •аима, имеет сыновей ростом менЯ не ниже, а у •аима - хотЯ и  дочь, но
зато   живет  в   Њоскве.   ‘тарики  опЯть  закивали  головами,  увенчанными
одинаковыми  папахами  из седого каракулЯ,  загалдели и стали описывать свои
квартиры.
     •аим вытащил из брюк свЯзку ключей, подбросил  ее  вверх, но не поймал.
ЏоднЯть ее с  бетонной плиты, на которую она плюхнулась, он мне не позволил;
взамен  взглЯдом  потребовал выказать реакцию на заЯвление  об их  величии и
достатке.
     -- ‘топ, господа! -- воскликнул Я, но старики, наоборот, зашевелились и
шагнули  ко мне  ближе.  -- Љак  же  так?!  Џочему вы  при ваших,  говорите,
квартирах забрались  в эту глушь? € поселились вместе на кушетках... ‚  этой
вот, извините, кишке?
     ‘тарики  заморгали, переглЯнулись  и почему-то стали жевать. Љ чему  бы
это, спросил  Я себЯ.  ‘тало тихо.  ‡а порогом постанывал от  холода ветер и
просилсЯ вовнутрь,  прокрадываЯсь в  щель  под дверью  и  проникаЯ  мне  под
штанину.  ‚лага захлюпала с потолка чаще, а мухи в промежутке между икающими
каплЯми зажужжали громче. ‘тарики продолжали хранить молчание.
     -- Џрошу прощениЯ, -- произнес Я наконец. -- Ќе отвечайте: уже понимаю!
€ скажу  прЯмо: очень вас за это  уважаю! ‡а  то, что держитесь друг  друга!
Џосле сорока лет совместных блужданий! џ от людей  быстро устаю! —ерез сорок
лет  даже Њоисей показалсЯ бы мне болваном.  Љстати, всем  он там  таковым и
казалсЯ, помните? € все, кто блуждали вместе с ним, разругались, помните?  €
вообще!
     ‘тарики снова переглЯнулись и уставились вниз на •аима, который и был у
них за  ЊоисеЯ. •аим  изволил  улыбнутьсЯ,  и когда вслед за ним  захихикали
остальные, объЯснил:
     --  Њы  тоже! ‚се сорок лет! џ  как-то умирал:  рыбой  отравилсЯ,  -  и
приснилось, что перед смертью Я подарил им всем по вобле...
     -- Љому им? -- перебил Я.
     -- Ќам! -- ответил длинный копченый старик, напоминавший  именно воблу.
-- Љаждому по рыбе!
     -- Џравильно!  --  кивнул •аим.  -- Ќо  больше  не  перебивай!  Џодарил
каждому по вобле, и только они собрались ее есть, как менЯ осенило, что рыбы
отравлены. џ сперва дернулсЯ  отбирать подарок, но  потом  раздумал:  пусть,
думаю,  жуют: надоели... Ђ потом вдруг Я не умер  и  - обрадовалсЯ.  Џочему?
…сли б умер, то так бы и не узнал, что рыбу с мышьЯком, которою Я отравилсЯ,
подсунули мне с умыслом!
     -- Ќе может быть! -- соврал Я.
     -- ђодной брат! -- гордо объЯвил •аим.
     -- ђодной?! -- удивилсЯ Я искренней.
     -- Ѓлизнец! -- завершил он.
     --  Њерзавец!  --  громко  выпалил  Я,  но  мгновенно  осудил  себЯ  за
скоропалительность вывода, ибо мерзавцем вполне мог быть  не  близнец, а сам
•аим;  или  оба: и  •аим, и близнец.  -- Ѓлизнец?! -- переспросил Я  с таким
видом,  будто ужас заключалсЯ именно в том, что  злоумышленник был не просто
родным братом, а близнецом. -- Џодонок он, а не близнец! € еще жопа! Љак так
можно - отравлЯть здорового близнеца?! €звестного музыканта!  ѓовно он, а не
жопа!
     ‘тарики рассмеЯлись,  как  если бы  Я  сказал смешное  и посмотрели  на
копченого, который расправил бороду и произнес с гордецой, - в точности, как
•аим:
     -- Ѓлизнец -- это Я!
     Џосле долгой паузы Я выдавил из себЯ:
     -- Џравда? €звините, что Я вас обозвал, да?
     -- ’ы же не знал! -- рассудил старик и протЯнул мне руку. -- ЊенЯ зовут
ђичард!
     --  Љонечно,  не знал!  --  воскликнул Я.  -- Њне  рассказали,  что  вы
музыканты и все такое... Ђ про воблу Я ничего не знал. Љак  это Я мог знать,
если никто мне не говорил?! Љак?!
     -- Ќикак! -- справедливо рассудили старики и умолкли.
     Ќаступило  молчание. Ќе  имеЯ  что сказать,  Я  разинул рот, и старики,
внимательно в него заглЯнув, навострили уши.
     --  ќто... -- произнес Я и улыбнулсЯ. --  Ђ можно спросить,  ђичард? --
сказал  Я как  можно  дружелюбнее. --  Ђ за  что это  вы •аима  воблой? џ не
осуждаю:  каждый  себе  хозЯин, - мышьЯк  там  или еще  что-нибудь...  џ  из
любопытства. Њожете и не отвечать, потому что вопрос глупый... „а?
     -- Ќет! -- улыбалсЯ ђичард. --  Ѓыло это давно, на гастролЯх.  Ћн вдруг
начал кашлЯть по ночам. Љак заведетсЯ, - тридцать, даже сорок раз, и воет! Ђ
потом еще. € еще... Ќевозможно!
     -- Ђ-а-а! -- протЯнул Я и качнул головой. -- ‘орок раз?!
     ‘тарики закивали головами, а близнец поправил менЯ:
     -- ’ридцать-сорок... €  он знал, что Я этого не выношу.  “ нас  бабушка
все времЯ кашлЯла, а Я бесилсЯ, и он это знал.
     -- Ђх, он знал?! -- возмутилсЯ Я, не считаЯсь с •аимом и горЯє желанием
угодить оскорбленному близнецу.
     --  Љонечно, знал! -- разошелсЯ он.  --  Ћтец наш, царствие  ему, отдал
менЯ из-за этого в дом  к своему брату,  царствие и  ему! Њудрец был: он это
специально,  чтобы Я ничего с бабушкой не сотворил. џ  не выношу кашлЯ... Ќо
тогда мне казалось, что •аим  делал это нарочно!  Ђ он, оказываетсЯ, уже был
больной, но Я не знал... Ќикто не знал.
     -- ќто верно, -- согласились старики. -- Њы не знали.
     -- џ и сам не знал, -- встрЯнул  •аим и поправил папаху. -- ЉашлЯл себе
и все... Ќо дело не в этом.
     -- Ќет? -- уважительно  спросил Я теперь уже и его, а ђичард вздохнул и
буркнул:
     -- Ћн опЯть про свое!
     -- Ђ что?! -- и •аим задрал голову к близнецу. -- Љаждый имеет  мнение!
„аже чеченцы. Ћни,  например, считают, что Ѓог стал  создавать мир  - только
чтобы  произвести  лошадей и усадить на них джигитов; а менЯ  спросить - Ѓог
создал мир, чтобы издеватьсЯ над евреЯми, а что касаетсЯ лошадей и джигитов,
- это разные вещи!  ‹ошади созданы не  длЯ того, чтобы на них скакали усатые
бездельники  с  кинжалами.  €ли  - времЯ! —еченцы  считают,  что чем быстрее
работают часы, тем быстрее проходит и  времЯ; а  Я думаю, что времЯ движетсЯ
только когда что-нибудь происходит... Ђ если вокруг тихо, - стоит и времЯ...
     -- ѓовори по делу! -- прервал его близнец.
     -- ‹адно, -- кивнул •аим  и вернул взглЯд на менЯ.  --  џ думаю, что он
отравил менЯ из-за бабы! ‹езгинка!  Ќо  умница, -  хотЯ  и  не могла выбрать
между  ним  и мной, между красотой и мудростью.  Ќу,  он  и  решил ей помочь
разобратьсЯ с помощью рыбы! ’ак Я считаю!
     -- Ђ что с лезгинкой? -- спросил Я •аима.
     -- Ћна в Ќальчике, -- ответил ђичард. -- “ нас там  с ней кирпичный дом
с центральным отоплением.
     -- Ђ почему не переедет в ѓрозный? -- спросил Я его.
     Ћтветил  теперь, наоборот, •аим:  пригнулсЯ, поднЯл с базальтовой плиты
валЯвшуюсЯ там свЯзку ключей и сказал:
     --  џ  говорю  ему  то  же  самое:  вот  тебе  ключи от квартиры, пусть
приезжает  и  живет.  Ђ  он  третий  год  упираетсЯ:   не  доверЯет!  --  и,
воодушевленный  помышлением  о  лезгинке,  подбросил  свЯзку в  дрожащий луч
солнца, но уже не промахнулсЯ.

        16. ‘мешное не лежит на поверхности

     Џерезвон ключей,  силившихсЯ вырватьсЯ из свЯзки и разлететьсЯ в разные
стороны, высек  в моей  памЯти  мимолетный кадр из  американского  фильма  с
Ѓогартом.  ‚озникло неотложное желание убежать и жить не своей жизнью. €ли -
что то  же  самое - прокрутить ее далеко вперед, в мои американские годы,  -
так,  чтобы  всЯ  эта  сцена  со стариками оказалась  бы  вдруг  полузабытым
прошлым; чтобы пленка с заснЯтой на ней грозненской синагогой уже выцвела на
полке  в моей  нью-йоркской квартире,  а сам  Я, подобно  •аиму, подбрасывал
ключи от запертого за собой прошлого и сознавал, что мудрость заключаетсЯ не
в  поисках мудрости, а в добывании смеха. €менно в добывании, ибо, в отличие
от печального, смешное не  лежит на поверхности, хотЯ  все на свете либо уже
смешно, либо станет таковым.
     ќта  мысль возникла тогда  потому,  что  захотелось  выскочить наружу и
расхохотатьсЯ как  над  собою,  не  усидевшим  дома и  пустившимсЯ в  поиски
заброшенных молитвенных домов, так  и над  девЯтью стариками,  отказавшимисЯ
возвращатьсЯ в собственные жизни после сорокалетнего странствиЯ и ютившимисЯ
в узкой пристройке, откуда -  за неимением более волнующего маршрута  - они,
должно  быть,  трижды  в  день ковылЯют  в  зал,  на  свидание  с  ѓосподом.
‚ыЯснилось,  однако,  что молЯтсЯ старики не  в  зале, а  в  пристройке: нет
кворума.  €  не  вместе,  а  вразброд, каждый сам  по себе.  —то же касаетсЯ
ђичарда, он  молитсЯ  редко: во-первых, - лень, во-вторых, - мало  смысла, а
в-третьих,  -  в  Ќальчике,  где  его ждет лезгинка,  синагога вдвое  больше
грозненской.  Џоследний  довод  породил у  менЯ  вопрос,  который  ђичард  и
сформулировал:
     -- ’ы  думаешь  -  какого хрена Я тут ошиваюсь, если  в Ќальчике у менЯ
жена и  синагога, а  здесь  -  только эти  пердуны. Џравильно?  Ќет!  ‚опрос
правильный, а ответ неправильный: знаешь не все.
     €, набрав в  легкие воздух, ђичард принЯлсЯ сообщать мне то, чего  Я не
знал. ‘ообщал долго, потому что сначала его перебивал только •аим, но вскоре
этим стали заниматьсЯ и остальные: спорили, бесились,  оскорблЯли друг друга
и пинали локтЯми в грудь. Џотешное заключалось в  том, что твердили все одно
и то же, причем,  одинаково громко. € пока стоЯл шум, Я, не вникаЯ  в  смысл
этой  перебранки,  обобщал  происходившее  в  абстрактных  образах:  человек
относитсЯ к себе так серьезно, что высказываемаЯ им банальнаЯ истина кажетсЯ
ему всегда личной и волнующей.
     ЏеребиваЯ даже самих себЯ, каждый из стариков старалсЯ довести до моего
сведениЯ,  будто  времена  наступили  скверные, и евреев не жалуют уже и  на
Љавказе:  аборигены  утратили  сразу  и  рассудок,  и стыд, стремЯтсЯ выжить
евреев  с насиженных мест, но когда те снимаютсЯ  с этих  мест, аборигены  -
что?  -  обижаютсЯ и - что еще? - сердЯтсЯ. Ќенадолго, правда, - до тех пор,
пока им  приглЯнетсЯ еще что-нибудь из еврейского добра.  ‚  ѓрозном они уже
прибрали к себе все  кроме этой синагоги, - синагогу не трогали. ‘теснЯлись.
’ри  года  назад стеснЯтьсЯ  вдруг  перестали,  что  совпало  по  времени  с
выдвижением  в   председатели   горсовета   немолодого,  но   романтического
поэта-баснописца по имени ’ельман Ђрсануков.
     ‘традаЯ  вдобавок хроническим  оптимизмом,  он вознамерилсЯ подтолкнуть
—ечню к западной цивилизации, то есть наводнить ее разноцветными колготками,
с  каковою  целью  задумал  учредить в  ѓрозном  чулочную  фабрику в  здании
пустующей  синагоги.  ќто,  в  свою  очередь,  совпало  по времени  с концом
активности  инструментального ансамблЯ •аима €сраелова по причине повального
переселениЯ аудитории в библейские краЯ. Њежду тем, инерциЯ служениЯ родному
народу,  пусть  уже  и  отсутствующему,  подсказала  заскучавшим  музыкантам
отчаЯнный  план.  •отЯ  родилсЯ  он в  хаимовой  голове, -  даже  ђичард, не
доверЯвший ей ввиду ее минимальной отдаленности от нижней половины туловища,
пришел  в   восторг  и  уподобил  этот  план  идее,  котораЯ  в  свое  времЯ
обессмертила, если верить "ѓолосу €зраилЯ", защитников легендарной Њосадской
крепости от варваров.
     ‚  то  самое  мгновение  три  года  назад,  когда  привратник  синагоги
дочитывал врученный ему Ђрсануковым приказ о "переоборудовании непосещаемого
религиозного  помещениЯ в предприЯтие  легкой промышленности",  а  из крытой
брезентом  пЯтитонки  выєсыпали румЯные  грузчики, вооруженные  молотками  и
ремнЯми, предназначенными длЯ расчленениЯ и эвакуации  синагогальной утвари,
- в этот же самый момент на  рассвете  к  этому  непосещаемому  религиозному
помещению,  не переставаЯ гудеть ржавым, но требовательным голосом, подкатил
со включенными фарами и тормознул с протЯжным скрипом старомодный  автобус с
выбитыми окнами и  дверцей. Љак только  он  перестал гудеть,  а  взбитое  им
густое  облако  из  сизого дыма  и  желтого  песка  рассеЯлось, председатель
Ђрсануков  обнаружил перед собой, на подножке автобуса, еврейского старика в
горской  папахе.  Ќе  спускаЯсь  на землю,  чтобы  не  лишитьсЯ  возможности
смотреть  на баснописца в упор,  старик сообщил ему свое имЯ, а потом кивнул
через  плечо  и  заЯвил,  что  привез с собой  миньЯн,  восемь  богомольцев,
принЯвших  решение оставить  собственные  жилища  и  поселитьсЯ в  синагоге,
которой они - плюс  привратник  плюс  он сам лично - возвращают, стало быть,
статус  "посещаемого  религиозного  помещениЯ",  а  посему   требуют,  чтобы
посторонние  в  лице председателЯ плюс  его  румЯных  грузчиков,  немедленно
удалились.
     •аим  €сраелов  смутил  Ђрсанукова  не  столько  твердостью  заЯвлениЯ,
сколько собственным видом: несмотрЯ на крохотный  объем, это проступившее из
клуб   дыма  и  пыли  еврейское  существо  внушило  баснописцу  необъЯснимое
беспокойство, из которого  рождаетсЯ  страх.  ЋбладаЯ  поэтической  натурой,
председатель почувствовал, что •аим провел  жизнь  не в жалобах на нее,  а в
спокойном ею наслаждении, отчего,  в  отличие  от нависшего над ним в дверЯх
длинного старика,  назвавшегосЯ  англо-саксонским именем ђичард,  он обладал
одутловатыми щеками без единой  морщинки и  взглЯдом  человека, уверенного в
праве на долгожительство.
     …сли  бы ’ельман  Ђрсануков  был не  чеченцем, один этот взглЯд  вполне
убедил бы его  в том,  что  с приобщением республики к  цивилизации придетсЯ
повременить.  Ѓудучи,  однако,  не только кавказцем, но  и  мастером  слова,
’ельман   доверЯл   лишь   образной   реч