        Ђндрей Џлатонов. ђека Џотудань

---------------------------------------------------------------
     €зд.: Ђндрей Џлатонов. €збранное Њ.: "ѓудьЯл-Џресс", 1999
     OCR: Ђлександр „рунин, snd@tepkom.ru
---------------------------------------------------------------

     ’рава  опЯть  отросла по  набитым грунтовым дорогам гражданской  войны,
потому что война прекратилась. ‚ мире,  по  губерниЯм  снова  стало  тихо  и
малолюдно: некоторые люди умерли в боЯх, многие лечились от ран и отдыхали у
родных,  забываЯ  в  долгих  снах   тЯжелую  работу  войны,  а   кое-кто  из
демобилизованных еще  не успел вернутьсЯ домой и шел теперь в старой шинели,
с  походной  сумкой, в  мЯгком  шлеме или  овечьей  шапке, -- шел по густой,
незнакомой траве, которую раньше не было времени видеть, а может быть -- она
просто  была затоптана  походами  и не  росла тогда.  Ћни  шли  с  обмершим,
удивленным  сердцем,  снова  узнаваЯ  полЯ   и   деревни,  расположенные   в
окрестности по  их  дороге; душа  их  уже  переменилась в  мучении  войны, в
болезнЯх  и в счастье победы, -- они шли  теперь  жить точно впервые, смутно
помнЯ  себЯ,  какими  они  были  три-четыре  года   назад,  потому  что  они
превратились совсем в других людей --  они выросли от  возраста и  поумнели,
они стали терпеливей и почувствовали внутри себЯ великую всемирную  надежду,
котораЯ сейчас стала  идеей их  пока еще  небольшой жизни, не имевшей  Ясной
цели и назначениЯ до гражданской войны.
     Џоздним   летом    возвращались    домой   последние   демобилизованные
красноармейцы. Ћни  задержались  по  трудовым армиЯм, где  занимались разным
незнакомым ремеслом и тосковали, и лишь теперь им велели идти домой к  своей
и общей жизни.
     Џо взгорью, что далеко простерто  над рекою  Џотудань, уже вторые сутки
шел  ко  двору,  в  малоизвестный уездный  город, бывший красноармеец Ќикита
”ирсов.  ќто  был  человек лет двадцати пЯти  от роду, со  скромным, как  бы
постоЯнно опечаленным лицом, -- ко это выражение его лица происходило, может
быть, не от  грусти,  а от  сдержанной  доброты  характера  либо  от обычной
сосредоточенности  молодости.  ‘ветлые,  давно  не   стриженные  волосы  его
опускались из-под шапки  на  уши,  большие  серые глаза  глЯдели  с  угрюмым
напрЯжением в спокойную, скучную природу однообразной  страны, точно пешеход
был нездешний.
     ‚ полдень  Ќикита ”ирсов  прилег  около  маленького ручьЯ,  ’кущего  из
родника  по  дну балки  в  Џотудань.  €  пеший человек дремал  на земле  под
солнцем,  в  сентЯбрьской  траве,  уже уставшей расти здесь с  давней весны.
’еплота жизни словно потемнела в нем, и ”ирсов уснул в тишине глухого места.
Ќасекомые лета а над ним, плыла паутина, какой-то бродЯга-человек переступил
и рез него и,  не тронув  спЯщего, не заинтересовавшись им, пошЈл' дальше по
своим  делам. Џыль лета и долгого  бездождиЯ  высок стоЯла в воздухе, сделав
более  неЯсным и слабым небесный свет но все равно времЯ  мира,  как обычно,
шло вдалеке вослед солнцу... ‚друг  ”ирсов  поднЯлсЯ и сел, тЯжко, испуганно
дыша, точно  он  запалилсЯ в невидимом беге и борьбе. …му приснилсЯ страшный
сон,  что  его душит  своею горЯчей шерстью маленькое,  упитанное  животное,
вроде  полевого  зверька,  откормившегосЯ  чистой  пшеницей.  ќто  животное,
взмокаЯ потом от усилиЯ и жадности, залезло спЯщему в рот, в горло, стараЯсь
пробратьсЯ  цепкими  лапками  в  самую  середину его души, чтобы  сжечь  его
дыхание.  ‡адохнувшись  во сне, ”ирсов хотел вскрикнуть, побежать, но зверек
самостоЯтельно вырвалсЯ из него, слепой, жалкий,  сам напуганный и дрожащий,
и скрылсЯ в темноте своей ночи.
     ”ирсов умылсЯ в ручье и прополоскал рот, а потом  пошел  скорее дальше;
дом его отца уже был близко, и к вечеру можно успеть дойти до него.
     Љак только смерклось, ”ирсов  увидел  свою родину в смутной, начавшейсЯ
ночи. ’о было покатое, медленное нагорье, подымавшеесЯ от берегов Џотудани к
ржаным,  возвышенным полЯм.  Ќа  этом нагорье  расположилсЯ небольшой город,
почти невидимый сейчас благодарЯ темноте. Ќи одного огнЯ не горело там.
     Ћтец Ќикиты ”ирсова  спал сейчас: он лег, как только вернулсЯ с работы,
когда еще солнце не  зашло. Ћн жил в одиночестве, жена его давно умерла, два
сына исчезли на империалистической  войне, а последний сын, Ќикита,  был  на
гражданской: он, может быть, еще вернетсЯ,  думал про последнего  сына отец,
гражданскаЯ  война идет близко  около  домов  и  по дворам,  и  стрельбы там
меньше,  чем на империалистической. ‘пал отец помногу  -- с вечерней зари до
утренней,  --  иначе,  если  не  спать,  он  начинал  думать  разные  мысли,
воображать забытое,  и сердце его мучилось в тоске по утраченным сыновьЯм, в
печали по своей скучно  прошедшей жизни. ‘ утра он сразу уходил в мастерскую
крестьЯнской мебели, где он уже  много лет работал столЯром, -- и там, среди
работы, ему было более терпимо, он забывалсЯ. Ќо к вечеру ему  делалось хуже
в душе,  и,  вернувшись на квартиру,  в  одну  комнату, он поскорее, почти в
испуге,  засыпал  до завтрашнего  утра; ему  и керосин был  не  нужен.  Ђ на
рассвете мухи  начинали кусать его  в  лысину, старик  просыпалсЯ  и  долго,
помаленьку, бережно  одевалсЯ, обувалсЯ, умывалсЯ, вздыхал, топталсЯ, убирал
комнату,  бормотал  сам  с  собою,  выходил  наружу, смотрел  там  погоду  и
возвращалсЯ --  лишь  бы потратить ненужное времЯ, что  оставалось до начала
работы в мастерской крестьЯнской мебели.
     ‚ нынешнюю ночь  отец Ќикиты ”ирсова спал, как обычно, по необходимости
и  от  усталости.  ‘верчок, уже которое лето, жил  себе  в  завалинке дома и
напевал оттуда в вечернее времЯ -- не то это был тот же самый сверчок, что и
в позапрошлое лето, не то внук его. Ќикита подошел к завалинке и  постучал в
окошко отца; сверчок умолк на времЯ, словно он прислушивалсЯ, кто это пришел
-- незнакомый, поздний  человек. Ћтец  слез с деревЯнной старой  кровати, на
которой  он  спал еще с  покойной  матерью всех своих сыновей, и сам  Ќикита
родилсЯ  когда-то на этой же  кровати.  ‘тарый,  худой человек  был сейчас в
подштанниках,  от долгой  носки  и  стирки  они  сели  и  сузились,  поэтому
приходились ему только до колен. Ћтец близко прислонилсЯ к оконному стеклу и
глЯдел оттуда  на сына. Ћн уже увидел, узнал своего сына, но все еще смотрел
и смотрел на него, желаЯ  наглЯдетьсЯ. Џотом он  побежал, небольшой и тощий,
как мальчик, кругом через сени и двор -- отворЯть запертую на ночь калитку.
     Ќикита вошел  в старую  комнату, с лежанкой,  низким  потолком, с одним
маленьким окном на улицу. ‡десь пахло тем же запахом, что и в детстве, что и
три года назад, когда он ушел на войну; даже запах материнского  подола  еще
чувствовалсЯ тут -- в единственном месте на всем  свете. Ќикита снЯл сумку и
шапку,  медленно разделсЯ и сел на  кровать. Ћтец все времЯ стоЯл перед ним,
босой  и в  подштанниках,  не  смеЯ  еще ни поздороватьсЯ  как  следует,  ни
заговорить.
     -- Ќу как там буржуи и кадеты? -- спросил он немного погодЯ. -- ‚сех их
побили иль еще маленько осталось?
     -- „а нет, почти всех, -- сказал сын.
     Ћтец  кратко,  но  серьезно  задумалсЯ:   все-таки  ведь   целый  класс
умертвили, это большаЯ работа была.
     -- Ќу да, они же  квелые!  -- сообщил  старик про буржуев. --  —его они
могут, они только даром жить привыкли...
     Ќикита  встал перед  отцом, он был  теперь  выше его головы на полторы.
‘тарик молчал около  сына в скромном недоумении своей  любви к нему.  Ќикита
положил руку на голову  отца  и привлек его к себе на грудь. ‘тарый  человек
прислонилсЯ к сыну и начал часто, глубоко дышать, словно он  пришел к своему
отдыху.
     Ќа  одной  улице  того  же  города,  выходившей  прЯмо  в  поле,  стоЯл
деревЯнный  дом с  зелеными  ставнЯми.  ‚  этом доме  жила  когда-то  вдоваЯ
старушка, учительница городского  училища; вместе с нею жили ее дети -- сын,
мальчик лет десЯти, и дочь, белокураЯ девочка ‹юба, пЯтнадцати лет.
     Ћтец  Ќикиты ”ирсова  хотел несколько лет тому назад женитьсЯ на вдовой
учительнице, но  вскоре сам оставил свое намерение. „ва раза он брал с собою
в  гости  к  учительнице  Ќикиту, тогда  еще  мальчика, и Ќикита  видел  там
задумчивую девочку ‹юбу, котораЯ сидела и читала книжки, не обращаЯ вниманиЯ
на чужих гостей.
     ‘тараЯ  учительница угощала столЯра чаем с сухарЯми и говорила что-то о
просвещении народного ума и о ремонте школьных печей.  Ћтец Ќикиты сидел все
времЯ  молча; он стеснЯлсЯ,  крЯкал,  кашлЯл  и  курил  цигарки,  а  потом с
робостью пил  чай из блюдца, не  трогаЯ сухарей, потому  что, дескать, давно
уже сыт.
     ‚ квартире учительницы,  во  всех ее двух  комнатах и  в  кухне, стоЯли
стульЯ, на  окнах висели  занавески, в первой комнате находились  пианино  и
шкаф длЯ  одежды, а  в другой,  дальней, комнате имелись кровати, два мЯгких
кресла из красного бархата и там же на стенных полках помещалось много книг,
--  наверно,  целое  собранье сочинений. Ћтцу и сыну эта обстановка казалась
слишком  богатой,  и отец,  посетив вдову всего два  раза,  перестал  к  ней
ходить.  Ћн даже не  управилсЯ ей  сказать, что  хочет на ней  женитьсЯ.  Ќо
Ќиките было  интересно  увидеть  еще  раз  пианино  и  читающую,  задумчивую
девочку, поэтому  он просил отца женитьсЯ на старушке,  чтобы ходить к ней в
гости.
     -- ЌельзЯ, Ќикит! --  сказал  в то  времЯ отец. --  “ менЯ  образованиЯ
мало, о чем  Я  с  ней буду говорить! Ђ  к нам  их позвать -- стыдно: у  нас
посуды нету, харчи  нехорошие... ’ы  видал,  у них кресла  какие? ‘таринные,
московские! Ђ шкаф? Џо всем фасу резьба и выборка: Я понимаю!.. Ђ дочь! Ћна,
наверно, курсисткой будет,
     € отец теперь  уже несколько лет не видел  своей  старой  невесты, лишь
иногда он, может быть, скучал по ней или просто размышлЯЯ.
     Ќа другой день  после возвращениЯ  с гражданской войны  Ќикита пошел  в
военный комиссариат, чтобы его отметили там в запас ‡атем Ќикита обошел весь
знакомый,  родной  город,  и у  него  заболело  сердце от  вида  устаревших,
небольших  домов, сотлевших  заборов  и  плетней и  редких Яблонь по дворам,
многие из которых уже умерли, засохли навсегда. ‚ его детстве эти Яблони еще
были зелеными,  а одноэтажные дома казались большими и богатыми, населенными
таинственными умными людьми, и улицы тогда были длинными, лопухи высокими, и
бурьЯн на пустырЯх, на заброшенных  огородах представлЯлсЯ в то давнее времЯ
лесною, жуткою  чащей.  Ђ  сейчас Ќикита  увидел, что маленькие дома жителей
были жалкими,  низкими, их надо красить  и  ремонтировать, бурьЯн на  пустых
местах  беден,  он растет  не страшно, а заунывно,  обитаемый лишь  старыми,
терпеливыми муравьЯми, и все улицы скоро  кончались волевою землей,  светлым
небесным  пространством,  -- город  стал  небольшим.  Ќикита  подумал,  что,
значит, им  уже много  жизни прожито, если  большие,  таинственные  предметы
обратились в маленькие и скучные.
     Ћн медленно прошел мимо дома с зелеными ставнЯми, куда он некогда ходил
в гости с отцом. ‡еленую краску на ставнЯх он знал  только по памЯти, теперь
от нее остались одни слабые  следы,  --  она выцвела от солнца, была  вымыта
ливнЯми  и дождЯми, вылинЯла до  древесины; и  железнаЯ  крыша  на доме  уже
сильно  заржавела --  теперь,  наверно, дожди проникают через крышу и мокнет
потолок  над пианино  в квартире. Ќикита внимательно посмотрел в  окна этого
дома;  занавесок на  окнах теперь не было, по ту  сторону  стекол  виднелась
чужаЯ тьма. Ќикита  сел  на скамейку  около калитки обветшалого,  но все  же
знакомого дома.  Ћн думал,  что, может быть, кто-нибудь заиграет на  пианино
внутри  дома, тогда  он  послушает музыку. Ќо в  доме было  тихо, ничего  не
известно. Џодождав немного, Ќикита поглЯдел в щель забора на двор, там росла
стараЯ  крапива,  пустаЯ  тропинка вела  меж  ее  зарослЯми  в  сарай  и три
деревЯнные  ступеньки подымались  в сени. „олжно  быть,  умерли  уже давно и
учительница-старушка,  и  ее  дочка  ‹юба,  а  мальчик ушел  добровольцем на
войну...
     Ќикита направилсЯ  к  себе домой.  „ень  пошел к вечеру,  -- скоро отец
придет ночевать, надо будет подумать с ним, как жить дальше и куда поступать
на работу.
     Ќа главной улице  уезда  было небольшое гулЯнье, потому что народ начал
оживать   после   войны.   ‘ейчас   по   улице   шли   служащие,  курсистки,
демобилизованные, выздоравливающие  от  ран,  подростки,  люди  домашнего  и
кустарного труда  и прочие, а рабочий человек выйдет сюда на прогулку позже,
когда совсем смеркнетсЯ. Ћдеты люди были в старую одежду, по-бедному, либо в
поношенное военное обмундирование времен империализма.
     Џочти все  прохожие, даже те, которые шли  под руку, будучи женихами  и
невестами, имели при себе что-нибудь длЯ хозЯйства. †енщины несли в домашних
сумках  картофель, а иногда рыбу, мужчины  держали под мышкой пайковый  хлеб
или половину коровьей головы либо скупо хранили в руках требуху на приварок,
Ќо редко кто шел в унынии, разве  только вовсе пожилой, истомленный человек.
Ѓолее   молодые   обычно  смеЯлись  и   близко  глЯдели   лица  друг  другу,
воодушевленные и доверчивые, точно они были накануне вечного счастьЯ.
     -- ‡дравствуйте! -- несмело со стороны сказала женщина Ќиките ”ирсову.
     €  голос тот  сразу  коснулсЯ и согрел его,  будто  кто-то,  дорогой  и
потерЯнный,  отозвалсЯ ему на помощь.  Ћднако  Ќиките  показалось,  что  это
ошибка  и это поздоровались  не с ним. ЃоЯсь ошибитьсЯ, он медленно поглЯдел
на  ближних  прохожих.  Ќо  их  сейчас  было  всего два человека,  и они уже
миновали  его. Ќикита  оглЯнулсЯ,  -- большаЯ, выросшаЯ ‹юба  остановилась и
смотрела в его сторону. Ћна грустно и смущенно улыбалась ему.
     Ќикита подошел к  ней и бережно оглЯдел ее -- точно ли  она сохранилась
всЯ  в  целости,  потому  что  даже  в  воспоминании   она  длЯ   него  была
драгоценность.  Ђвстрийские   башмаки  ее,  зашнурованные  бечевой,   сильно
износились,  кисейное, бледное  платье доходило  ей только до колен, больше,
наверно, не хватило  материала, --  и  это  платье  заставило  Ќикиту  сразу
сжалитьсЯ над  ‹юбой  --  он видел такие же  платьЯ на женщинах  в гробах, а
здесь кисеЯ  покрывала живое, выросшее, но бедное  тело.  Џоверх платьЯ  был
надет старый  дамский жакет,  --  наверно,  его  носила еще мать ‹юбы в свою
девичью  пору,  --  а на голове  ‹юбы ничего  не  было, одни простые волосы,
свитые пониже шеи в светлую прочную косу.
     -- ‚ы менЯ не помните? -- спросила ‹юба.
     -- Ќет, Я вас не забыл, -- ответил Ќикита.
     -- ‡абывать никогда не надо, -- улыбнулась ‹юба.
     …е чистые  глаза,  наполненные  тайною  душою, нежно глЯдели на Ќикиту,
словно любовались  им.  Ќикита  также  смотрел  в  ее  лицо,  и  его  сердце
радовалось и болело  от одного вида ее глаз,  глубоко  запавших от житейской
нужды и освещенных доверчивой надеждой.
     Ќикита пошел с  ‹юбой одной к ее дому, --  она жила все там же. Њать ее
умерла не так давно,  а младший брат  кормилсЯ в голод около красноармейской
полевой кухни, потом привык там бывать Я ушел вместе с красноармейцами на юг
против неприЯтелЯ.
     --  Ћн кашу там есть  привык, а дома  ее  не было, -- говорила ‹юба про
брата.
     ‹юба теперь жила лишь в одной комнате, -- больше ей не надо. ‘ замершим
чувством  Ќикита осмотрелсЯ в этой  комнате, где он в первый раз видел ‹юбу,
пианино и богатую обстановку. ‘ейчас здесь не было уже ни пианино,  ни шкафа
с резьбою по всему фасу, остались  одни два мЯгких кресла, стол и кровать, и
сама комната теперь перестала быть такою интересной и загадочной, как тогда,
в ранней юности, -- обои на стенах выцвели и ободрались,  пол истерсЯ, около
изразцовой печи находилась  небольшаЯ железнаЯ печка, которую можно истопить
горстью щепок, чтобы немного согретьсЯ около нее.
     ‹юба вынула общую тетрадь из-за пазухи, потом  снЯла башмаки и осталась
босаЯ. Ћна училась  теперь в уездной академии медицинских наук: в те годы по
всем уездам были  университеты и  академии, потому что народ желал  поскорее
приобрести высшее знание; бессмысленность жизни, так  же  как голод и нужда,
слишком измучили  человеческое  сердце,  и  надо  было  понЯть, что  же есть
существование людей, это -- серьезно или нарочно?
     -- Ћни  мне ноги трут, -- сказала ‹юба про свои башмаки. -- ‚ы посидите
еще, а Я лЯгу спать, а то  мне очень сильно есть хочетсЯ, а Я не хочу думать
об этом...
     ‹юба, не раздеваЯсь, залезла под одеЯло на кровати и положила косу себе
на глаза.
     Ќикита молча просидел  часа два-три, пока ‹юба не проснулась. ’огда уже
настала ночь, и ‹юба встала в темноте.
     -- ЊоЯ подруга, наверно, сегоднЯ не придет, -- грустно сказала ‹юба.
     -- Ђ что -- она вам нужна? -- спросил Ќикита.
     --  „аже  очень,  -- произнесла ‹юба. --  “  них большаЯ  семьЯ и  отец
военный, она мне приносит ужин, если у нее что-нибудь останетсЯ... џ поем, и
мы с ней начинаем заниматьсЯ...
     -- Ђ керосин у вас есть? -- спросил Ќикита.
     -- Ќет, мне дрова дали... Њы  печку  зажигаем -- мы  на полу  садимсЯ и
видим от огнЯ.
     ‹юба беспомощно, стыдливо улыбнулась, словно ей пришла на ум жестокаЯ и
грустнаЯ мысль.
     --  Ќаверно, ее старший брат, мальчишка, не заснул, -- сказала она.  --
Ћн не велит, чтоб менЯ его сестра кормила, ему жалко... Ђ Я не виновата! џ и
так не очень  люблю кушать: это не  Я  --  голова сама  начинает болеть, она
думает про хлеб и мешает мне †ить и думать другое...
     -- ‹юба! -- позвал около окна молодой голос.
     -- †енЯ! -- отозвалась ‹юба в окно.
     Џришла подруга ‹юбы. Ћна вынула из кармана своей куртку  четыре больших
печеных картошки и положила их на железную печку.
     -- Ђ гистологию достала? -- спросила ‹юба..
     -- Ђ у  кого  ее  доставать-то!  -- ответила †енЯ. -- ЊенЯ  в очередь в
библиотеке записали...
     --  Ќичего, обойдемсЯ, --  сообщила  ‹юба.  -- џ  две первые  главы  на
факультете на памЯть выучила. џ буду говорить, а ты запишешь. Џройдет?
     -- Ђ раньше-то! -- засмеЯлась †енЯ.
     Ќикита растопил печку длЯ освещениЯ тетрадей огнем и собралсЯ уходить к
отцу на ночлег.
     -- ‚ы теперь не забудете менЯ? -- попрощалась с ним ‹юба.
     -- Ќет, -- сказал Ќикита. -- Њне больше некого помнить.

     * * *

     ”ирсов полежал дома  после войны два  днЯ, а потом поступил работать  в
мастерскую  крестьЯнской  мебели,   где  работал  его  отец.  …го  зачислили
плотником  на подготовку  материала, и расценок его был  ниже,  чем  у отца,
почти  в два раза. Ќо Ќикита знал,  что это временно, пока он не привыкнет к
мастерству, а тогда его переведут в столЯры и заработок станет лучше.
     ђаботать Ќикита  никогда не отвыкал. ‚ Љрасной Ђрмии тоже люди не одной
войною занимались  --  на долгих постоЯх  и  в  резервах красноармейцы  рыли
колодцы,  ремонтировали избушки  беднЯков  в  деревнЯх и сажали кустарник  в
вершинах действующих оврагов, чтобы землЯ дальше  не размывалась. ‚ойна ведь
пройдет, а жизнь останетсЯ, и о ней надо было заранее позаботитьсЯ.
     —ерез неделю Ќикита снова пошел  в гости к ‹юбе; он  понес ей в подарок
вареную рыбу и хлеб -- свое второе блюдо от обеда в рабочей столовой.
     ‹юба спешила читать по книжке у окна, пользуЯсь тем, что еще не погасло
солнце  на небе; поэтому  Ќикита  некоторое  времЯ  сидел в  комнате  у ‹юбы
молчаливо, ожидаЯ  ночной темноты. Ќо вскоре  сумрак сравнЯлсЯ с тишиной  на
уездной улице, а ‹юба потерла свои глаза и закрыла учебную книгу.
     -- Љак поживаете? -- тихо спросила ‹юба.
     -- Њы с отцом живем, мы -- ничего,  -- сказал  Ќикита.  --  џ  вам  там
покушать принес, -- вы съешьте, пожалуйста, -- попросил он.
     -- џ съем, спасибо, -- произнесла ‹юба.
     -- Ђ спать не будете? -- спросил Ќикита.
     -- Ќе буду, -- ответила ‹юба. -- џ же поужинаю сейчас, Я буду сыта!
     Ќикита принес из сеней немного мелких дровишек и разжег железную печку,
чтобы был свет длЯ занЯтий. Ћн сел на пол, открыл печную дверцу и клал щепки
и  худые короткие  поленьЯ  в огонь,  стараЯсь, чтоб тепла  было поменьше, а
света побольше. ‘ъев рыбу с  хлебом, ‹юба тоже  села на пол, против Ќикиты и
около света из печки, и начала учить по книжке свою медицину.
     Ћна читала молча, однако изредка шептала что-то, улыбалась и записывала
мелким,  быстрым почерком несколько слов в блокнот  -- наверно, самые важные
вещи.  Ђ Ќикита  только следил за  правильным горением огнЯ, и лишь времЯ от
времени -- не часто -- он смотрел в лицо ‹юбы, но затем опЯть подолгу глЯдел
на огонь, потому что боЯлсЯ надоесть  ‹юбе своим взглЯдом. ’ак времЯ шло,  и
Ќикита думал с  печалью, что  скоро оно  пройдет совсем  и ему настанет пора
уходить домой.
     ‚ полночь,  когда пробили часы на колокольне,  Ќикита спросил  у  ‹юбы,
отчего не пришла ее подруга, по имени †енЯ.
     --  Ђ у нее тиф повторилсЯ,  она, наверное,  умрет, -- ответила ‹юба  и
опЯть стала читать медицину.
     -- ‚от это жалко! -- сказал Ќикита, но ‹юба ничего не ответила ему.
     Ќикита представил себе в мысли больную, горЯчую †еню, -- и, в сущности,
он тоже мог бы ее искренне полюбить, если б узнал ее раньше  и если  бы  она
была  немного  добра к  нему. Ћна тоже, кажетсЯ,  прекраснаЯ: зрЯ он  ее  не
разглЯдел тогда во тьме и плохо запомнил.
     -- џ уже спать хочу, -- прошептала ‹юба, вздыхаЯ.
     -- Ђ понЯли все, что прочитали-то? -- спросил Ќикита.
     -- ‚се чисто! •отите, расскажу? -- предложила ‹юба.
     -- Ќе  надо, -- отказалсЯ Ќикита. -- ‚ы лучше берегите при себе, а то Я
все равно забуду.
     Ћн подмел веником сор около печки и ушел к отцу.
     ‘ тех  пор он  посещал ‹юбу почти  каждый день,  лишь  иногда пропускаЯ
сутки  или двое, ради того, чтоб ‹юба поскучала по нем. ‘кучала она  или нет
-- неизвестно, но в эти  пустые вечера Ќикита вынужден был ходить по десЯть,
по пЯтнадцать верст,  несколько раз вокруг всего города, желаЯ удержать себЯ
в одиночестве, вытерпеть без утешениЯ тоску по ‹юбе и не пойти к ней.
     “ нее в гостЯх он обыкновенно занималсЯ тем, что топил печь  и  ожидал,
когда она ему скажет что-нибудь в промежуток, отвлекшись от своего учениЯ по
книге. Љаждый раз Ќикита приносил  ‹юбе на ужин немного пищи из столовой при
мастерской крестьЯнской  мебели; обедала же  она в  своей  академии, но  там
давали кушать слишком мало, а ‹юба много думала, училась вдобавок еще росла,
и  ей не  хватало  питаниЯ. ‚ первую же свою получку  Ќикита купил в ближней
деревне коровьи ноги  и затем всю ночь  варил студень  на железной печке,  а
‹юба до полночи занималась  с книгами  и тетрадЯми, потом чинила свою одежду
штопала  чулки,  мыла полы  на  рассвете и купалась  на  дворе  в кадушке  с
дождевой водой, пока еще не проснулись посторонние люди.
     Ћтцу  Ќикиты  было скучно жить все вечера одному, без сына, а Ќикита не
говорил, куда  он ходит. "Ћн сам теперь человек,  -- думал старик. -- Њог же
ведь быть убитым или раненным на войне, а раз живет -- пусть ходит!"
     Ћднажды старик заметил, что сын принес откуда-то две белые булки. Ќо он
их сразу же завернул в отдельную бумагу, а его не угостил. ‡атем Ќикита, как
обычно, надел фуражку и пошел до полночи и обе булки тоже взЯл с собой.
     -- Ќикит,  возьми менЯ с собой! -- попросилсЯ отец.  -- џ там ничего не
буду  говорить, Я только глЯну... ’ам интересно, -- должно быть,  что-нибудь
выдающеесЯ!
     -- ‚ другой раз, отец, -- стеснЯЯсь, сказал Ќикита. -- Ђ то тебе сейчас
спать пора, завтра ведь на работу надо идти...
     ‚  тот вечер Ќикита не застал ‹юбы, ее  не было  дома. Ћн сел тогда  на
лавочку у  ворот и стал  ожидать  хозЯйку.  Ѓелые булки он положил  себе  за
пазуху и согревал их там,  чтоб они  не остыли  до прихода  ‹юбы.  Ћн  сидел
терпеливо до поздней  ночи, наблюдаЯ звезды на небе и редких прохожих людей,
спешивших к детЯм  в свои жилища, слушал звон городских часов на колокольне,
лай  собак  по  дворам  и  разные  тихие,  неЯсные звуки,  которые  днем  не
существуют. Ћн бы  мог прожить  здесь в ожидании,  наверно,  до самой  своей
смерти.
     ‹юба неслышно поЯвилась из тьмы перед Ќикитой.  Ћн встал перед ней,  но
она сказала ему:  "€дите  лучше  домой",  -- и заплакала. Ћна пошла к себе в
квартиру, а Ќикита обождал еще снаружи в недоумении и пошел за ‹юбой.
     -- †енЯ  умерла, -- сказала ‹юба  ему в комнате.  -- —то  Я теперь буду
делать?..
     Ќикита молчал.  ’еплые булки лежали у него  за пазухой -- не то их надо
вынуть сейчас,  не  то теперь уж ничего  не  нужно. ‹юба  легла в  одежде на
кровать, отвернулась лицом к стене и плакала там сама  длЯ себЯ, беззвучно и
почти не шевелЯсь.
     Ќикита долго  стоЯл  один в  ночной комнате, стеснЯЯсь помешать  чужому
грустному горю.  ‹юба не  обращала  на него вниманиЯ,  потому  что печаль от
своего горЯ делает людей  равнодушными  ко  всем  другим страдающим.  Ќикита
самовольно сел на кровать в ногах у  ‹юбы и вынул булки из-за пазухи,  чтобы
деть их куданибудь, но пока не находил длЯ них места.
     -- „авайте Я с вами буду теперь! -- сказал Ќикита.
     -- Ђ  что вы будете делать? -- спросила ‹юба в  слезах. Ќикита подумал,
боЯсь ошибитьсЯ или нечаЯнно обидеть ‹юбу.
     -- џ ничего не  буду, -- отвечал он. -- Њы станем жить как обыкновенно,
чтоб вы не мучились.
     -- Ћбождем, нам нечего  спешить, -- задумчиво  и расчетливо  произнесла
‹юба. -- Ќадо вот подумать, в чем †еню хоронить, -- у них гроба нету...
     -- џ завтра его принесу, -- пообещал Ќикита и положил булки на кровать.
     Ќа другой день Ќикита спросил разрешениЯ  у мастера и стал делать гроб;
их  всегда  позволЯли  делать  свободно  и за  материал  не  высчитывали. Џо
неумению  он  делал  его  долго,  но  зато  тщательно и  особо чисто отделал
внутреннее ложе длЯ покойной девушки; от воображениЯ умершей †ени Ќикита сам
расстроилсЯ и немного  покапал слезами в стружки.  Ћтец, проходЯ  по  двору,
подошел к Ќиките и заметил его расстройство.
     -- ’ы что тоскуешь: невеста умерла? -- спросил отец.
     -- Ќет, подруга ее, -- ответил он.
     --  Џодруга?  --  сказал отец. -- „а чума с ней!..  „ай Я  тебе борта в
гробу поравнЯю, у тебЯ некрасиво вышло, точности не видать!
     Џосле работы Ќикита понес гроб к ‹юбе; он не знал, где лежит ее мертваЯ
подруга.
     ‚ тот  год долго шла теплаЯ осень,  и  народ  был доволен. "•лебу вышел
недород,  так мы на дровах сбережем", -- говорили экономические люди. Ќикита
”ирсов  загодЯ заказал сшить из своей красноармейской  шинели женское пальто
длЯ ‹юбы, но пальто уже приготовили, а надобности, за теплым временем, в нем
все еще не было. Ќикита по-прежнему ходил к ‹юбе на квартиру, чтобы помогать
ей жить и самому в ответ получать питание длЯ наслаждениЯ сердца.
     Ћн  ее спрашивал  один  раз, как  они дальше будут  жить --  вместе или
отдельно. Ђ она отвечала, что до весны не имеет возможности чувствовать свое
счастье, потому что ей надо поскорее окончить академию медицинских знаний, а
там  --  видно будет Ќикита выслушал это далекое  обещание,  но не  требовал
большего счастьЯ, чем оно уже есть у  него благодарЯ ‹юбе, и он не знал есть
ли  оно  еще   лучшее,  но  сердце  его  продрогло  от  долгого  терпениЯ  и
неуверенности -- нужен ли он  ‹юбе сам по  себе, как  бедный, малограмотный,
демобилизованный  человек.  ‹юба  иногда с улыбкой смотрела на  него  своими
светлыми глазами, в которых находились большие,  черные, непонЯтные точки, а
лицо ее вокруг глаз было исполнено добром.
     Ћднажды Ќикита заплакал,  покрываЯ  ‹юбу на  ночь одеЯлом  перед  своим
уходом домой, а  ‹юба только  погладила его по голове и сказала:  "Ќу  будет
вам, нельзЯ так мучитьсЯ, когда Я еще жива".
     Ќикита поспешил уйти к отцу, чтобы там укрытьсЯ, опомнитьсЯ и не ходить
к ‹юбе несколько дней подрЯд. "џ буду читать, -- решал он,  --  и начну жить
по-настоЯщему, а ‹юбу забуду, не  стану  ее помнить и знать.  —то она  такое
особенное --  на  свете великие  миллионы живут,  еще  лучше  ее  есть.  Ћна
некрасиваЯ!"
     Ќаутро он не встал с подстилки, на которой спал на полу. Ћтец, уходЯ на
работу, попробовал его голову и сказал:
     --   ’ы  горЯчий:   ложись   на  кровать!   Џоболей   немножко,   потом
выздоровеешь... ’ы на войне нигде не раненный?
     -- Ќигде, -- ответил Ќикита.
     Џод вечер он потерЯл памЯть; сначала он видел все времЯ потолок и  двух
поздних  предсмертных мух на нем, приютившихсЯ гретьсЯ там  длЯ  продолжениЯ
жизни, а  потом  эти же предметы стали вызывать в нем тоску, отвращение,  --
потолок  и мухи словно забрались к нему внутрь мозга, их нельзЯ было изгнать
оттуда и перестать думать о  них все более увеличивающейсЯ мыслью, съедающей
уже головные  кости. Ќикита закрыл  глаза, но мухи  кипели в  его мозгу,  он
вскочил с кровати, чтобы прогнать мух с потолка, и упал обратно  на подушку:
ему показалось, что от подушки еще пахло  материнским дыханием  -- мать ведь
здесь же спала рЯдом с отцом, -- Ќикита вспомнил ее и забылсЯ.
     —ерез четыре днЯ ‹юба отыскала жилище Ќикиты ”ирсова и Явилась к нему в
первый раз сама.  ла  только середина днЯ; во всех домах, где жили рабочие,
было  безлюдно  --  женщины ушли доставать  провизию, а дошкольные ребЯтишки
разбрелись по дворам и полЯнам. ‹юба села на кровать к Ќиките, погладила ему
лоб, протерла глаза концом своего носового платка и спросила:
     -- Ќу что, где у тебЯ болит?
     -- Ќигде, -- сказал Ќикита.
     ‘ильный жар уносил его в своем течении вдаль ото всех  людей  и ближних
предметов, и  он  с  трудом видел сейчас и помнил  ‹юбу, боЯсь ее потерЯть в
темноте равнодушного рассудка; он взЯлсЯ рукой за карман ее пальто,  сшитого
из красноармейской шинели,  и  держалсЯ за  него,  как  утомленный пловец за
отвесный берег, то утопаЯ, то спасаЯсь. Ѓолезнь  все времЯ стремилась увлечь
его на сиЯющий, пустой горизонт -- в открытое  море, чтоб он там отдохнул на
медленных, тЯжелых волнах.
     -- “ тебЯ грипп, наверно, Я тебЯ вылечу, -- сказала ‹юба. -- Ђ может, и
тиф!.. Ќо ничего -- не страшно!
     Ћна поднЯла Ќикиту за плечи и посадила его спиной к стене. ‡атем быстро
и  настойчиво ‹юба переодела  Ќикиту в свое  пальто, нашла отцовский шарф  и
повЯзала им  голову больного,  а ноги его  всунула в валенки,  валЯвшиесЯ до
зимы под кроватью. Ћбхватив Ќикиту, ‹юба велела ему ступить ногами  и вывела
его, озЯбшего,  на улицу.  ’ам стоЯл  извозчик. ‹юба  подсадила  больного  в
пролетку, и они поехали.
     --  Ќе жилец  народ  живет!  -- сказал  извозчик,  обращаЯсь к  лошади,
беспрерывно погонЯЯ ее вожжами на уездную мелкую рысь.
     ‚ своей  комнате ‹юба  раздела и уложила Ќикиту в  кровать и укрыла его
одеЯлом,  старой   ковровой  дорожкой,  материнскою  ветхою  шалью  --  всем
согревающим добром, какое у нее было.
     --  ‡ачем тебе дома лежать?  -- удовлетворенно  говорила ‹юба, подтыкаЯ
одеЯло  под горЯчее  тело Ќикиты. -- Ќу  зачем!.. Ћтец  твой на  работе,  ты
лежишь целый день один, ухода ты никакого не видишь и тоскуешь по мне...
     Ќикита долго решал  и  думал, где ‹юба взЯла денег на извозчика.  Њожет
быть,  она продала  свои  австрийские башмаки  или  учебную книжку  (она  ее
сначала  выучила  наизусть,  чтобы  не нужна  была),  или  же она  заплатила
извозчику всю месЯчную стипендию...
     Ќочью  Ќикита  лежал в смутном сознании:  иногда он понимал, где сейчас
находитсЯ, и видел ‹юбу, котораЯ  топила печку и стрЯпала  пищу  на  ней,  а
затем Ќикита наблюдал незнакомые  видениЯ своего ума,  действующего отдельно
от его воли в сжатой, горЯчей тесноте головы.
     Ћзноб его все более усиливалсЯ. ‚ремЯ от времени ‹юба пробовала ладонью
лоб Ќикиты  и  считала  пульс  в  его руке.  Џоздно ночью  она  напоила  его
кипЯченой, теплой водой и, снЯв верхнее Џлатье, легла к больному под одеЯло,
потому что Ќикита дрожал от лихорадки и надо было согреть его.  ‹юба  обнЯла
Ќикиту и прижала к себе, а  он свернулсЯ от стужи в комок и прильнул лицом к
ее груди, чтобы теснее ощущать  чужую,  высшую, лучшую жизнь и позабыть свое
мученье,  свое продрогшее пустое тело. Ќо Ќиките жалко  было теперь умирать,
--  не ради  себЯ, но  ради того чтоб иметь прикосновение к ‹юбе  и к другой
жизни,  -- поэтому он спросил шепотом у ‹юбы, выздоровеет он или помрет: она
ведь училась и должна знать.
     ‹юба стиснула руками голову Ќикиты и ответила ему:
     -- ’ы скоро поправишьсЯ... ‹юди умирают потому, что  они болеют  одни и
некому их любить, а ты со мной сейчас... Ќикита пригрелсЯ и уснул.

     Ќедели  через  три  Ќикита поправилсЯ.  Ќа дворе уже  выпал снег, стало
вдруг тихо  повсюду, и Ќикита пошел зимовать к отцу; он не хотел мешать ‹юбе
до окончаниЯ академии, пусть ум ее  разовьетсЯ  полностью весь,  она тоже из
бедных людей. Ћтец обрадовалсЯ возвращению сына, хотЯ и  посещал его  у ‹юбы
из двух дней в третий, приносЯ каждый раз длЯ сына харчи, а ‹юбе какой бы то
ни было гостинец.
     „нем Ќикита опЯть стал работать в мастерской, а вечером посещал ‹юбу  и
зимовал спокойно; он знал, что с  весны она будет его женой и с того времени
наступит счастливаЯ,  долгаЯ  жизнь.  €зредка ‹юба  трогала,  шевелила  его,
бегала от него по комнате, и тогда -- после игры -- Ќикита осторожно целовал
ее в щеку. Ћбычно же ‹юба не велела ему напрасно касатьсЯ себЯ.
     --  Ђ то Я тебе надоем, а нам еще всю жизнь придетсЯ жить! --  говорила
она. -- џ ведь не такаЯ вкуснаЯ: тебе это кажетсЯ!..
     ‚ дни отдыха ‹юба и Ќикита ходили гулЯть по зимним дорогам за город или
шли, полуобнЯвшись, по льду уснувшей реки Џотудани -- далеко вниз по летнему
течению. Ќикита ложилсЯ  животом и смотрел вниз под лед, где видно было, как
тихо текла вода.  ‹юба тоже устраивалась рЯдом с ним, и, касаЯсь друг друга,
они  наблюдали  укромный поток  воды  и говорили, насколько  счастлива  река
Џотудань, потому что она уходит в море и эта вода подо льдом будет течь мимо
берегов далеких стран, в  которых сейчас  растут цветы и поют птицы. Џодумав
об этом немного, ‹юба велела Ќиките тотчас же вставать со льда; Ќикита ходил
теперь в старом отцовском пиджаке на вате, он  ему был короток, грел мало, и
Ќикита мог простудитьсЯ.
     €  вот они  терпеливо  дружили вдвоем  почти  всю долгую  зиму, томимые
предчувствием своего близкого будущего  счастьЯ. ђека Џотудань тоже всю зиму
таилась  подо  льдом, и  озимые  хлеба  дремали  под  снегом, -- эти ЯвлениЯ
природы успокаивали и даже утешали Ќикиту ”ирсова: не  одно его сердце лежит
в погребении перед весной. ‚ феврале, просыпаЯсь утром, он прислушивалсЯ  --
не  жужжат  ли уже  новые  мухи, а  на  дворе  глЯдел на  небо  и на деревьЯ
соседнего сада:  может быть, уже прилетают первые птицы из дальних стран. Ќо
деревьЯ, травы и зародыши мух еще спали в глубине своих сил и в зачатке.
     ‚  середине февралЯ ‹юба сказала Ќиките, что выпускные экзамены  у  них
начинаютсЯ  двадцатого числа, потому  что врачи очень нужны и народу некогда
их долго ждать. Ђ к марту экзамены уже кончатсЯ, -- поэтому пусть снег лежит
и река  течет подо льдом  хоть  до июлЯ месЯца!  ђадость их сердца  наступит
раньше тепла природы.
     Ќа  это времЯ -- до марта месЯца  --  Ќикита захотел  уехать из города,
чтобы скорее  перетерпеть срок до совместной  жизни с  ‹юбой. Ћн  назвалсЯ в
мастерской крестьЯнской  мебели идти  с бригадой  столЯров  чинить мебель по
сельсоветам и школам в деревнЯх.
     Ћтец  тем  временем --  к марту  месЯцу  -- сделал не  спеша  в подарок
молодым большой  шкаф, подобный тому, который  стоЯл  в квартире ‹юбы, когда
еще ее мать  была приблизительной  невестой отца  Ќикиты. Ќа  глазах старого
столЯра жизнь  повторЯлась уже  по  второму  или  по  третьему своему кругу.
Џонимать это можно, а изменить пожалуй что нельзЯ,  и, вздохнув, отец Ќикиты
положил  шкаф  на санки  и повез его на квартиру  невесты своего сына.  ‘нег
потеплел и таЯл против солнца, но старый человек был еще силен и волок санки
в упор даже по черному телу оголившейсЯ земли, Ћн думал втайне, что и сам бы
мог вполне женитьсЯ  на этой  девушке ‹юбе, раз на матери ее постеснЯлсЯ, но
стыдно как-то  и  нет  в доме  достатка,  чтобы побаловать,  привлечь к себе
подобную молодую девицу. € отец Ќикиты полагал отсюда, что жизнь  далеко  не
нормальна. ‘ын  вот только ЯвилсЯ с войны и  опЯть уходит из дома, теперь уж
навсегда. ЏридетсЯ, видно, ему, старику, взЯть к себе хоть побирушку с улицы
--  не ради семейной  жизни, а чтоб,  вроде  домашнего ежа или кролика, было
второе  существо в жилище: пусть оно мешает жить и вносит  нечистоту, но без
него перестанешь быть человеком.
     ‘дав ‹юбе шкаф, отец Ќикиты спросил у нее, когда ему нужно приходить на
свадьбу,
     -- Ђ когда Ќикита приедет: Я готова! -- сказала ‹юба.
     Ћтец  ночью пошел на деревню за  двадцать верст, где  Ќикита работал по
изготовлению школьных парт. Ќикита спал в  пустом классе  на  полу,  но отец
побудил его и сказал ему, что пора идти в город -- можно женитьсЯ.
     -- ’ы ступай,  а Я за тебЯ парты доделаю!  -- сказал отец. Ќикита надел
шапку и сейчас же, не ожидаЯ рассвета, отправилсЯ пешком в уезд. Ћн шел один
всю  вторую половину ночи по пустым местам; полевой ветер бродил без порЯдка
близ него, то касаЯсь  лица, то задуваЯ  в спину, а иногда и  вовсе уходЯ на
покой  в тишину придорожного оврага. ‡емлЯ  по склонам и  на высоких  пашнЯх
лежала  темной,  снег  ушел с  нее в  низы, пахло  молодою  водой  и ветхими
травами, павшими с осени. Ќо осень уже забытое давнее времЯ, -- землЯ сейчас
была бедна  и  свободна,  она будет рожать все сначала и  лишь  те существа,
которые  никогда  не жили.  Ќикита даже не спешил идти к ‹юбе; ему нравилось
быть в сумрачном свете ночи  на этой беспамЯтной ранней земле, забывшей всех
умерших на ней и не знающей, что она родит в тепле нового лета.
     Џод утро Ќикита подошел к дому ‹юбы. ‹егкаЯ изморозь  легла на знакомую
крышу  и на  кирпичный фундамент, --  ‹юбе,  наверно, сладко спитсЯ сейчас в
нагретой постели, и Ќикита прошел мимо ее дома, чтобы не будить  невесту, не
остужать ее тела из-за своего интереса.
     Љ  вечеру того  же днЯ  Ќикита ”ирсов и ‹юбовь  Љузнецова записались  в
уездном ‘овете на брак, затем они пришли в  комнату  ‹юбы и не знали, чем им
занЯтьсЯ. Ќиките стало теперь совестно, что  счастье  полностью случилось  с
ним, что самый нужный длЯ него человек на свете  хочет  жить  заодно  с  его
жизнью, словно  в нем скрыто великое, драгоценное добро. Ћн взЯл руку ‹юбы к
себе и  долго  держал  ее;  он наслаждалсЯ  теплотой  ладони  этой  руки, он
чувствовал через нее далекое биение любЯщего его сердца и думал о непонЯтной
тайне: почему  ‹юба улыбаетсЯ ему  и  любит  его  неизвестно за  что. ‘ам он
чувствовал в точности, почему дорога длЯ него ‹юба.
     --  ‘начала  давай  покушаем!  -- сказала  ‹юба и выбрала  свою руку от
Ќикиты.
     Ћна   приготовила  сегоднЯ  кое-что:  по  окончании  академии  ей  дали
усиленное пособие в виде продуктов и денежных средств.
     Ќикита со стеснением  стал есть  вкусную,  разнообразную пищу  “  своей
жены. Ћн не помнил, чтобы  когда-нибудь  его  угощали почти задаром, ему  не
приходилось посещать людей длЯ своего удовольствиЯ и еще вдобавок  наедатьсЯ
у них.
     Џокушав, ‹юба встала первой  из-за стола. Ћна открыла объЯтиЯ навстречу
Ќиките и сказала ему;
     -- Ќу!
     Ќикита поднЯлсЯ и  робко обнЯл  ее, боЯсь повредить  что-нибудь  в этом
особом, нежном теле. ‹юба сама сжала его себе на помощь, но Ќикита попросил:
"Џодождите, у менЯ сердце сильно заболело", -- и ‹юба оставила мужа.
     Ќа  дворе   наступили  сумерки,  и  Ќикита  хотел  затопить  печку  длЯ
освещениЯ, но ‹юба сказала: "Ќе надо, Я ведь уже кончила учитьсЯ, и  сегоднЯ
наша свадьба". ’огда  Ќикита разобрал постель, а ‹юба тем временем разделась
при  нем, не знаЯ стыда перед мужем. Ќикита же зашел за отцовский шкаф и там
снЯл с себЯ поскорее одежду, а потом лег рЯдом с ‹юбой ночевать.
     Ќаутро Ќикита встал спозаранку. Ћн подмел комнату, затопил печку, чтобы
скипЯтить чайник, принес из  сеней воду  в ведре длЯ умываниЯ и под конец не
знал  уже,  что  ему  еще  сделать,  пока  ‹юба  спит.  Ћн  сел  на  стул  и
пригорюнилсЯ: ‹юба теперь, наверно,  велит ему  уйти к отцу навсегда, потому
что, оказываетсЯ, надо уметь наслаждатьсЯ,  а Ќикита  не может  мучить  ‹юбу
ради  своего счастьЯ, и у него всЯ сила бьетсЯ  в сердце, приливает к горлу,
не оставаЯсь больше нигде.
     ‹юба проснулась и глЯдела на мужа.
     -- Ќе унывай, не стоит, -- сказала она, улыбаЯсь. --  “ нас все с тобой
наладитсЯ!
     -- „авай Я пол вымою, -- попросил Ќикита, -- а то у нас грЯзно.
     -- Ќу, мой, -- согласилась ‹юба.
     "Љак он жалок и слаб от любви ко мне!  -- думала ‹юба в кровати. -- Љак
он мил и дорог мне,  и пусть Я буду  с ним вечной девушкой!.. џ протерплю. Ђ
может --  когда-нибудь он  станет любить менЯ меньше и тогда  будет  сильным
человеком!"
     Ќикита ерзал по полу с мокрой трЯпкой, смываЯ грЯзь с  половых досок, а
‹юба смеЯлась над ним с постели.
     -- ‚от Я и замужнЯЯ! -- радовалась она сама с собой и вылезла в сорочке
поверх одеЯла.
     “бравшись с комнатой,  Ќикита заодно вытер влажной  трЯпкой всю мебель,
затем  разбавил холодную воду в ведре горЯчей  и  вынул  из-под кровати таз,
чтобы ‹юба умывалась над ним.
     Џосле  чаЯ  ‹юба  поцеловала  мужа  в лоб и пошла на работу в больницу,
сказав, что  часа в три  она возвратитсЯ.  Ќикита  попробовал на  лбу  место
поцелуЯ  жены и осталсЯ один. Ћн сам не знал, почему  он сегоднЯ не пошел на
работу, --