 ему казалось, что жить теперь ему стыдно и, может быть, совсем не
нужно: зачем же тогда  зарабатывать деньги на хлеб? Ћн  решил кое-как дожить
свой век, пока не исчахнет от стыда и тоски.
     Ћбследовав общее семейное имущество в квартире, Ќикита нашел продукты и
приготовил обед из одного блюда -- кулеш  с говЯдиной. Ђ после  такой работы
лег  вниз  лицом  на кровать и  стал  считать, сколько времени  осталось  до
вскрытиЯ рек, чтобы утопитьсЯ в Џотудани.
     -- Ћбожду,  как тронетсЯ  лед:  недолго! --  сказал он себе  вслух  длЯ
успокоениЯ и задремал.
     ‹юба принесла  со  службы подарок  -- две  плошки зимних цветов; ее там
поздравили с  бракосочетанием  врачи и сестры милосердиЯ. Ђ она держалась  с
ними важно и таинственно, как истиннаЯ женщина. Њолодые девушки из сестер  и
сиделок  завидовали  ей,  одна  же  искреннЯЯ  служащаЯ  больничной   аптеки
доверчиво  спросила  у  ‹юбы  --  правда  или  нет, что любовь  -- это нечто
чарующее,  а замужество  по любви  -- упоительное счастье? ‹юба ответила ей,
что все это чистаЯ правда, оттого и люди на свете живут.
     ‚ечером муж и жена беседовали друг с  другом. ‹юба  говорила, что у них
могут поЯвитьсЯ дети и надо заранее об этом подумать. Ќикита обещал начать в
мастерской   делать   сверхурочно    детскую   мебель:   столик,    стул   и
кроватку-качалку.
     --  ђеволюциЯ  осталась  навсегда,  теперь  рожать хорошо,  --  говорил
Ќикита. -- „ети несчастными уж никогда не будут!
     -- ’ебе хорошо говорить, а мне ведь рожать придетсЯ! -- обижалась ‹юба.
     -- Ѓольно  будет? --  спрашивал Ќикита. --  ‹учше  тогда  не  рожай, не
мучайсЯ...
     -- Ќет, Я вытерплю, пожалуй! -- соглашалась ‹юба.
     ‚ сумерках она постелила постель, причем, чтоб не тесно было спать, она
подгородила к  кровати два стула длЯ ног, а ложитьсЯ велела поперек постели.
Ќикита  лег в указанное место, умолк и поздно ночью заплакал во сне. Ќо ‹юба
долго  не спала,  она  услышала  его слезы и  осторожно  вытерла спЯщее лицо
Ќикиты  концом простыни, а  утром,  проснувшись, он не запомнил своей ночной
печали.
     ‘  тех пор их общаЯ жизнь пошла по своему  времени. ‹юба лечила людей в
больнице,  а  Ќикита  делал  крестьЯнскую  мебель.  ‚  свободные  часы и  по
воскресеньЯм он  работал на дворе и по по дому хотЯ  ‹юба его не  просила об
этом, -- она сама теперь точно не знала, чей это дом. ђаньше  он принадлежал
ее матери,  потом  его  взЯли  в  собственность государства, но  государство
забыло  про дом -- никто ни разу не приходил справлЯтьсЯ в целости дома и не
брал денег за квартиру. Ќиките  это было все равно. Ћн достал через знакомых
отца  зеленой  краски-медЯнки  и выкрасил заново  крышу и ставни, как только
устоЯлась  весеннЯЯ  погода.  ‘  тем же прилежанием  он  постепенно  починил
обветшалый  сарай на  дворе, оправил ворота и забор  и собиралсЯ  рыть новый
погреб, потому что старый обвалилсЯ.
     ђека Џотудань уже тронулась. Ќикита ходил два раза на ее берег, смотрел
на потекшие  воды и  решил не умирать, пока  ‹юба еще терпит  его,  а  когда
перестанет терпеть,  тогда он успеет скончатьсЯ -- река  не скоро замерзнет.
„воровые хозЯйственные работы Ќикита делал обычно медленно,  чтобы не сидеть
в комнате и  не надоедать напрасно ‹юбе. Ђ когда он  отделывалсЯ начисто, то
нагребал к  себе в подол рубашки  глину  из старого  погреба и шел  с  ней в
квартиру.  ’ам он садилсЯ на  пол и  лепил из глины  фигурки людей и  разные
предметы, не имеющие подобиЯ и назначениЯ, -- просто мертвые  вымыслы в виде
горы с выросшей из нее головой животного или корневища дерева, причем корень
был как бы  обыкновенный, но столь запутанный, непроходимый, впившийсЯ одним
своим  отростком  в другой,  грызущий  и мучающий  сам себЯ, что  от долгого
наблюдениЯ этого корнЯ хотелось спать. Ќикита нечаЯнно, блаженно улыбалсЯ во
времЯ своей глинЯной работы,  а ‹юба  сидела  тут же,  рЯдом  с ним на полу,
зашивала белье, напеваЯ песенки, что  слышала когда-то, и между  своим делом
ласкала Ќикиту  одною рукой  -- то гладила его  по голове,  то щекотала  под
мышкой. Ќикита жил в эти часы со сжавшимсЯ кротким сердцем и не  знал, нужно
ли  ему еще  что-либо  более  высшее  и  могучее,  или  жизнь на  самом деле
невелика,  -- такаЯ, что уже есть у него сейчас.  Ќо  ‹юба  смотрела на него
утомленными  глазами, полными терпеливой доброты,  словно  добро  и  счастье
стали длЯ  нее  тЯжким  трудом. ’огда Ќикита мЯл свои игрушки, превращал  их
снова в глину и спрашивал у жены, не нужно ли затопить  печку, чтобы согреть
воду длЯ чаЯ, или сходить  куда-нибудь по делу.  --  Ќе нужно, --  улыбалась
‹юба. -- џ  сама  сделаю все...  € Ќикита понимал, что  жизнь велика и, быть
может, ему непосильна, что она не всЯ сосредоточена в его бьющемсЯ сердце --
она еще интересней, сильнее и дороже в  другом, недоступном ему человеке. Ћн
взЯл ведро  и пошел за  водой в городской колодец, где вода была чище, чем в
уличных бассейнах. Ќикита ничем, никакой работой не  мог утолить свое горе и
боЯлсЯ, как  в  детстве  приближающейсЯ  ночи. Ќабрав  воды, Ќикита  зашел с
полным ведром к отцу и посидел у него в гостЯх.
     -- —то ж свадьбу-то не сыграли? -- спросил отец. -- ’айком, по-советски
управились?..
     -- ‘ыграем еще,  -- пообещал  сын. -- „авай с тобой  сделаем  маленький
стол со стулом  и кровать-качалку,  --  ты  поговори завтра с мастером, чтоб
дали материал... Ђ то у нас дети, наверно, пойдут!
     -- Ќу что  ж, можно, -- согласилсЯ отец. -- „а ведь дети у вас скоро не
должны быть: не пора еще...
     —ерез неделю Ќикита  поделал длЯ себЯ  всю  нужную  детскую мебель;  он
оставалсЯ  каждый вечер сверхурочно и  тщательно  трудилсЯ. Ђ  отец  начисто
отделал каждую вещь и покрасил ее.
     ‹юба  установила детскую утварь в особый уголок, убрала столик будущего
ребенка двумЯ  горшками  цветов  и  положила на спинку  стула новое  вышитое
полотенце. ‚ благодарность за верность к ней и  к ее  неизвестным детЯм ‹юба
обнЯла  Ќикиту,  она  поцеловала  его  в  горло, прильнула к  груди и  долго
согревалась близ любЯщего человека, знаЯ,  что больше ничего сделать нельзЯ.
Ђ  Ќикита, опустив руки, скрываЯ свое сердце, молча  стоЯл перед нею, потому
что не хотел казатьсЯ сильным, будучи беспомощным
     ‚ ту ночь Ќикита выспалсЯ рано,  проснувшись немного позже полуночи. Ћн
лежал долго в тишине и слушал звон часов в городе --  половина первого, час,
половина  второго: три  раза по одному удару. Ќа  небе,  за окном,  началось
смутное  прозЯбание  --  еще не рассвет,  а  только движение тьмы, медленное
оголение пустого пространства, и все вещи  в комнате  и новаЯ детскаЯ мебель
тоже стали заметны,  но после  прожитой темной ночи  они казались  жалкими и
утомленными,  точно призываЯ к себе на помощь. ‹юба пошевелилась под одеЯлом
и вздохнула: может быть,  она тоже не спала. Ќа всЯкий случай Ќикита замер и
стал слушать. Ћднако больше ‹юба  не шевелилась,  она опЯть  дышала ровно, и
Ќиките нравилось, что  ‹юба лежит около него живаЯ, необходимаЯ длЯ его души
и не помнЯщаЯ во  сне, что он, ее муж, существует.  ‹ишь бы она  была цела и
счастлива, а  Ќиките  достаточно  длЯ  жизни  одного сознаниЯ  про  нее.  Ћн
задремал  в  покое, утешаЯсь сном  близкого милого человека,  и снова открыл
глаза.
     ‹юба осторожно, почти  неслышно плакала. Ћна покрылась с  головой и там
мучилась  одна, сдавливаЯ  свое  горе,  чтобы о"0  умерло  беззвучно. Ќикита
повернулсЯ лицом к ‹юбе и  увидел, как она, жалобно свернувшись под одеЯлом,
часто дышала и угнеталась. Ќикита молчал. Ќе всЯкое горе можно утешить; есть
горе, которое кончаетсЯ лишь после истощениЯ сердца, в долгом забвении или в
рассеЯнности среди текущих житейских забот.
     Ќа  рассвете ‹юба утихла. Ќикита обождал  времЯ, затем  приподнЯл конец
одеЯла  и  посмотрел в лицо  жены. Ћна  покойно  спала,  теплаЯ, смирнаЯ,  с
осохшими слезами...
     Ќикита встал, бесшумно оделсЯ  и  ушел наружу. ‘лабое утро начиналось в
мире, прохожий  нищий шел  с полной сумою  посреди  улицы. Ќикита отправилсЯ
вослед  этому  человеку, чтобы иметь смысл идти куда-нибудь. Ќищий вышел  за
город и направилсЯ  по большаку в слободу Љантемировку, где спокон века были
большие базары и жил зажиточный народ; правда, там нищему  человеку подавали
всегда мало, кормитьсЯ как раз приходилось по  дальним, беднЯцким  деревнЯм,
но зато в Љантемировке было праздно, интересно, можно пожить на базаре одним
наблюдением множества людей, чтобы развлеклась на времЯ душа.
     ‚ Љантемировку нищий и Ќикита пришли к полудню. Ќа околице города нищий
человек сел  в  канавку,  открыл сумку  и вместе с  Ќикитой  стал  угощатьсЯ
оттуда, а в городе  они разошлись в разные стороны, потому что у нищего были
свои соображениЯ, у Ќикиты их не было. Ќикита пришел на базар, сел в тени за
торговым закрытым рундуком  и  перестал думать о ‹юбе,  о заботах жизни и  о
самом себе.

     ...Ѓазарный сторож жил на базаре уже двадцать пЯть лет и все годы жирно
питалсЯ  со  своей  тучной, бездетной  старухой. …му  всегда  у купцов  и  в
кооперативных  магазинах  давали  мЯсные,  некондиционные остатки  и отходы,
отпускали  по  себестоимости  пошивочный  материал,  а  также  предметы   по
хозЯйству, вроде  ниток,  мыла и  прочего.  Ћн уже и  сам  издавна  торговал
помаленьку  пустой,  бракованной  тарой  и  наживал деньги в  сберкассу.  Џо
должности ему  полагалось выметать  мусор  со всего  базара, смывать кровь с
торговых полок в мЯсном рЯду, убирать  публичное  отхожее  место, а по ночам
караулить  торговые навесы  и помещениЯ.  Ќо он только прохаживалсЯ ночью по
базару в теплом  тулупе,  а черную  работу поручал босЯкам и  нищим, которые
ночевали на базаре; его жена почти всегда выливала  остатки вчерашних мЯсных
щей  в  помойное место,  так что  сторож  всегда мог  кормить  какого-нибудь
бедного человека за уборку отхожего места.
     †ена постоЯнно наказывала ему -- не  заниматьсЯ черной работой, ведь  у
него  уж  борода  седаЯ  вон  какаЯ  отросла,  -- он  теперь  не  сторож,  а
надзиратель.
     Ќо разве  бродЯгу либо  нищего  приучишь  к  вечному труду  на  готовых
харчах:  он  поработает однажды, поест, что  дадут, и  еще попросит, а потом
пропадает обратно в уезд
     ‡а последнее времЯ уже несколько  ночей подрЯд сторож прогонЯл с базара
одного  и того же человека. Љогда сторож толкал его,  спЯщего, тот вставал и
уходил,  ничего  не отвечаЯ,  а потом  опЯть  лежал или сидел где-нибудь  за
дальним  рундуком.  Ћднажды сторож  всю  ночь охотилсЯ за  этим  бесприютным
человеком, в  нем даже кровь заиграла от страсти  замучить,  победить чужое,
утомленное  существо...  ђаза два сторож  бросал в  него палкой и попадал по
голове,  но  бродЯга на рассвете все  же скрылсЯ от него, -- наверно, совсем
ушел с базарной площади. Ђ утром сторож нашел его опЯть -- он спал на крышке
выгребной Ямы за отхожим местом, прЯмо снаружи. ‘торож окликнул спЯщего, тот
открыл глаза,  но  ничего не ответил, посмотрел и опЯть равнодушно задремал.
‘торож подумал, что это --  немой  человек.  Ћн  ткнул наконечником  палки в
живот дремлющего и показал рукой, чтоб он шел за ним.
     ‚ своей казенной, опрЯтной квартире -- из кухни и комнаты -- сторож дал
немому  похлебать  из горшка холодных щей с  выжирками, а после харчей велел
взЯть  в сенЯх метлу, лопату, скребку, ведро  с известью и прибрать  начисто
публичное место. Ќемой глЯдел на сторожа туманными глазами: наверно, он  был
и глухой  еще...  Ќо  нет,  едва  ли, -- немой забрал  в  сенЯх  весь нужный
инструмент и материал, как сказал ему сторож, значит -- он слышит.
     Ќикита  аккуратно  сделал работу, и сторож ЯвилсЯ потом проверить,  как
оно  получилось; длЯ начала вышло терпимо,  поэтому  сторож повел  Ќикиту на
коновЯзь и доверил ему собрать навоз и вывезти его на тачке.
     „ома сторож-надзиратель  приказал  своей  хозЯйке,  чтоб она теперь  не
выхлестывала в помойку остатки от ужина и обеда, а сливала бы их в отдельную
черепушку: пусть немой человек доедает.
     -- Ќебось и спать его в горнице класть прикажешь? -- спросила хозЯйка.
     -- ќто ни к чему, -- определил хозЯин. --  Ќочевать он наружи будет: он
ведь не  глухой, пускай лежит  и воров  слушает,  а услышит --  мне прибежит
скажет... „ай ему дерюжку, он найдет ce6e место и постелит...
     Ќа  слободском  базаре Ќикита  прожил  долгое  времЯ.  Ћтвыкнув сначала
говорить,  он и думать,  вспоминать и мучитьсЯ стал меньше. ‹ишь изредка ему
ложилсЯ гнет на сердце,  но он терпел его без размышлениЯ,  и чувство горЯ в
нем  постепенно утомлЯлось  и  проходило.  Ћн  уже привык жить на  базаре, а
многолюдство народа, шум голосов, ежедневные событиЯ отвлекали его от памЯти
по самом себе и  от своих  интересов -- пищи,  отдыха, желаниЯ увидеть отца.
ђаботал Ќикита  постоЯнно; даже ночью, когда  Ќикита засыпал в пустом  Ящике
среди  умолкшего базара, к нему наведывалсЯ сторож-надзиратель  и приказывал
ему подремывать  и слушать, а не спать по-мертвому. "Њало ли что, -- говорил
сторож, -- намедни вон  жулики две доски  от ларька оторвали, пуд  меда  без
хлеба съели..."  Ђ на рассвете Ќикита уже работал, он спешил убрать базар до
народа; днем  тоже  есть нельзЯ  было, то надо навоз накладывать  из кучи на
коммунальную  подводу, то рыть новую Яму длЯ помоев и нечистот, то разбирать
старые Ящики, которые сторож брал  даром  у торгующих  и  продавал  затем  в
деревню отдельными досками, -- либо еще находилась работа.
     ‘реди  лета Ќикиту взЯли в тюрьму  по  подозрению  в краже москательных
товаров из базарного филиала сельпо, но  следствие оправдало его, потому что
немой,  сильно  изнемогший  человек  был  слишком  равнодушен  к  обвинению.
‘ледователь не обнаружил  в характере  Ќикиты  и в  его  скромной работе  на
базаре как помощника сторожа никаких признаков жадности к жизни и влечениЯ к
удовольствию или наслаждению, --  он  даже в тюрьме  не  поедал  всей  пищи.
‘ледователь понЯл, что  этот человек не знает ценности личных и общественных
вещей,  а в  обстоЯтельствах его дела не  содержалось  прЯмых  улик. "Ќечего
пачкать тюрьму таким человеком!" -- решил следователь.
     Ќикита просидел в  тюрьме всего  пЯть суток, а  оттуда снова  ЯвилсЯ на
базар. ‘торож-надзиратель уморилсЯ без него  работать,  поэтому обрадовалсЯ,
когда  немой  опЯть  показалсЯ  у базарных  рундуков. ‘тарик  позвал  его  в
квартиру  и  дал Ќиките  покушать свежих горЯчих щей, нарушив этим порЯдок и
бережливость в своем хозЯйстве. "Ћдин  раз поест -- не  разорит! -- успокоил
себЯ старый  сторож-хозЯин.  --  Ђ  дальше  опЯть на  вчерашнюю холодную еду
перейдет, когда что останетсЯ!"
     -- ‘тупай, мусор отгреби  в  бакалейном рЯду,  -- указал сторож Ќиките,
когда тот поел хозЯйские щи.
     Ќикита отправилсЯ на  привычное дело. Ћн слабо теперь чувствовал самого
себЯ и думал немного,  что лишь нечаЯнно поЯвлЯлось  в  его  мысли. Љ осени,
вероЯтно,  он вовсе забудет, что он такое, и, видЯ  вокруг действие мира, --
не станет  больше иметь о нем  представлениЯ; пусть всем людЯм  кажетсЯ, что
этот человек живет себе на свете, а на самом деле он будет только находитьсЯ
здесь  и существовать в беспамЯтстве, в бедности  ума, в бесчувствии, как  в
домашнем тепле, как в укрытии от смертного горЯ...
     ‚скоре после тюрьмы,  уже на отдании лета, -- когда ночи стали длиннее,
--  Ќикита,  как  нужно по правилу, хотел  вечером запереть дверь  в отхожее
место, но оттуда послышалсЯ голос:
     -- Џогоди, малый, замыкать!.. иль и отсюда добро воруют? Ќикита обождал
человека. €з помещениЯ вышел отец с пустым мешком под мышкой.
     -- ‡дравствуй, Ќикит! -- сказал сначала отец и вдруг  жалобно заплакал,
стеснЯЯсь слез и не утираЯ их ничем, чтоб не считать их существующими. -- Њы
думали, ты покойник давно... ‡начит, ты цел?
     Ќикита  обнЯл похудевшего, поникшего  отца, -- в  нем тронулось  сейчас
сердце, отвыкшее от чувства.
     Џотом  они  пошли  на пустой  базар  и  приютились  в  проходе меж двух
рундуков.
     -- Ђ Я за крупой сюда  пришел, тут она дешевле, -- объЯснил отец. -- „а
вот, видишь, опоздал, базар уж  разошелсЯ... Ќу, теперь переночую,  а завтра
куплю и отправлюсь... Ђ ты тут что?
     Ќикита захотел ответить отцу, однако у него ссохлось горло, и он забыл,
как нужно говорить. ’огда он раскашлЯлсЯ и прошептал:
     -- џ, ничего. Ђ ‹юба жива?
     -- ‚ реке утопилась,  -- сказал  отец. -- Ќо  ее рыбаки сразу увидели и
вытащили, стали отхаживать, -- она и в больнице лежала: поправилась.
     -- Ђ теперь жива? -- тихо спросил Ќикита.
     -- „а пока еще не умерла, -- произнес отец. -- “ нее кровь горлом часто
идет: наверно, когда утопала, то простудилась.  Ћна времЯ плохое выбрала, --
тут как-то погода испортилась, вода была холоднаЯ...
     Ћтец вынул  из кармана хлеб, дал половину сыну, и они  пожевали немного
на  ужин.  Ќикита  молчал,  а  отец  постелил на  землю  мешок  и  собиралсЯ
укладыватьсЯ.
     -- Ђ у тебЯ есть место? -- спросил отец.  --  Ђ то ложись на мешок, а Я
буду на земле, Я не простужусь, Я старый...
     -- Ђ отчего ‹юба утопилась? -- прошептал Ќикита.
     -- “ тебЯ горло, что ль, болит? -- спросил отец. -- Џройдет!... Џо тебе
она  сильно  убивалась  и  скучала, вот  отчего...  –ельный  месЯц  по  реке
Џотудани, по берегу, взад-вперед за сто верст ходила.  „умала,  ты утонул  и
всплывешь, а она хотела тебЯ увидеть. Ђ ты, оказываетсЯ, вот тут живешь. ќто
плохо...
     Ќикита думал о ‹юбе, и опЯть его сердце наполнЯлось горем и силой.
     -- ’ы ночуй, отец, один, -- сказал Ќикита. -- џ пойду на ‹юбу поглЯжу.
     -- ‘тупай, --  согласилсЯ отец. -- ‘ейчас идти  хорошо, прохладно.  Ђ Я
завтра приду, тогда поговорим...
     ‚ыйдЯ  из  слободы,  Ќикита побежал  по  безлюдному  уездному большаку.
“томившись,  он шел  некоторое  времЯ шагом,  потом снова  бежал в свободном
легком воздухе по темным полЯм.
     Џоздно ночью Ќикита постучал в окно к ‹юбе  и потрогал ставни,  которые
он покрасил когда-то зеленой краской,  -- сейчас ставни казались  синими  от
темной  ночи.  Ћн  прильнул  лицом  к  оконному  стеклу. Ћт  белой простыни,
спустившейсЯ с кровати, по комнате рассеивалсЯ  слабый свет, и Ќикита увидел
детскую мебель, сделанную им с отцом, -- она  была цела. ’огда Ќикита сильно
постучал по оконной раме. Ќо ‹юба опЯть не ответила, она не  подошла к окну,
чтобы узнать его.
     Ќикита перелез через калитку, вошел в сени, затем  в комнату, --  двери
были не заперты: кто  здесь жил, тот не заботилсЯ о сохранении  имущества от
воров.
     Ќа кровати под одеЯлом лежала ‹юба, укрывшись с головой.
     -- ‹юба! -- тихо позвал ее Ќикита.
     -- —то? -- спросила ‹юба из-под одеЯла.
     Ћна  не  спала.  Њожет  быть, она  лежала  одна в страхе и болезни  или
считала стук в окно и голос Ќикиты сном. Ќикита сел с краю на кровать.
     -- ‹юба, это Я пришел! -- сказал Ќикита. ‹юба откинула одеЯло со своего
лица.
     -- €ди скорей ко мне!  -- попросила она своим прежним, нежным голосом и
протЯнула руки Ќиките.
     ‹юба  боЯлась, что все это сейчас исчезнет; она схватила Ќикиту за руки
и потЯнула его к себе.
     Ќикита обнЯл ‹юбу  с  тою  силою, котораЯ  пытаетсЯ  вместить  другого,
любимого человека  внутрь своей нуждающейсЯ души; но он  скоро опомнилсЯ,  и
ему стало стыдно.
     -- ’ебе не больно? -- спросил Ќикита.
     -- Ќет! џ не чувствую, -- ответила ‹юба.
     Ћн пожелал  ее всю, чтобы она утешилась, и жестокаЯ, жалкаЯ сила пришла
к  нему. Ћднако Ќикита не узнал от  своей близкой любви с ‹юбой более высшей
радости, чем знал ее обыкновенно,  --  он  почувствовал лишь, что сердце его
теперь господствует во всем его теле  и делитсЯ своей кровью  с  бедным,  но
необходимым наслаждением.
     ‹юба попросила Ќикиту, --  может быть, он затопит  печку, ведь на дворе
еще долго будет  темно.  Џусть  огонь светит в комнате,  все равно спать она
больше не хочет, она станет ожидать рассвета и глЯдеть на Ќикиту.
     Ќо в сенЯх больше не оказалось дров. Џоэтому Ќикита оторвал на дворе от
сараЯ две доски,  поколол их на части и  на щепки и  растопил железную печь.
Љогда огонь прогрелсЯ, Ќикита  отворил  печную  дверцу,  чтобы  свет выходил
наружу. ‹юба сошла с кровати и села на полу против Ќикиты, где было светло.
     -- ’ебе ничего сейчас, не жалко со мной жить? -- спросила она.
     -- Ќет, мне ничего,  -- ответил Ќикита. -- џ уже привык быть счастливым
с тобой.
     -- ђастопи печку посильней, а то Я продрогла, -- попросила ‹юба.
     Ћна была сейчас в одной заношенной ночной рубашке, и похудевшее тело ее
озЯбло в прохладном сумраке позднего времени.

     1936