одновременно  находитьсЯ на
обеих  ее сторонах. Ћдно должно  умереть, чтобы родилось  другое,  и в  меру
умираниЯ  одного  возрастает  и  укреплЯетсЯ  другое.  ‚от  каково  истинное
соотношение   между  обоими   мироотношениЯми.   Ќужно  "покаЯтьсЯ",  т.  е.
пересмотреть, передумать и осудить свою прежнюю душевную жизнь в ее глубинах
и  изгибах,  чтобы  возродитьсЯ  к  новой  жизни.  ‚от  почему  первое слово
проповеди …вангелиЯ  есть призыв к покаЯнию, основанному  на  самопознании и
самооценке. "ЏокайтесЯ (((((((((((), ибо приблизилось царство небесное" (Њф.
3, 1 --  21; 4,  17;  Њр. 1, 14 --  15). „олжна  родитьсЯ  новаЯ душа, новый
внутренний  человек,  который  будет  расти,  развиватьсЯ  и  укреплЯтьсЯ  в
жизненном подвиге.  ђечь  идет  не  о  перемене  политических или  партийных
программ (вне чего интеллигенциЯ и не мыслит обыкновенно обновлениЯ), вообще
совсем  не  о программах,  но  о  гораздо  большем  -- о  самой человеческой
личности, не  о  деЯтельности, но  о деЯтеле.  Џерерождение  это совершаетсЯ
незримо в  душе человека, но если невидимые агенты  оказываютсЯ  сильнейшими
даже в физическом мире, то и в нравственном могущества их нельзЯ отрицать на
том  только основании,  что  оно не  предусматриваетсЯ  особыми  параграфами
программ.
     „лЯ   русской   интеллигенции  предстоит   медленный  и  трудный   путь
перевоспитаниЯ личности, на котором нет скачков, нет катаклизмов и побеждает
лишь  упорнаЯ самодисциплина. ђоссиЯ  нуждаетсЯ в  новых  деЯтелЯх  на  всех
поприщах жизни: государственной -- длЯ осуществлениЯ "реформ", экономической
-- длЯ поднЯтиЯ  народного  хозЯйства,  культурной --  длЯ  работы на пользу
русского просвещениЯ, церковной  -- длЯ поднЯтиЯ сил учащей церкви, ее клира
и иерархии. Ќовые  люди, если дождетсЯ их  ђоссиЯ, будут, конечно,  искать и
новых практических путей длЯ своего служениЯ и помимо существующих программ,
и -- Я верю -- они откроютсЯ их самоотверженному исканию<sup>[xvi]</sup> .

     <B>VI</B>

     ‚  своем отношении  к народу,  служение  которому своею  задачею ставит
интеллигенциЯ, она  постоЯнно и неизбежно колеблетсЯ между двумЯ крайностЯми
--    народопоклонничества   и    духовного   аристократизма.    Џотребность
народопоклонничества  в   той  или   другой   форме   (в   виде  ли  старого
народничества,  ведущего   начало  от  ѓерцена  и  основанного  на   вере  в
социалистический дух  русского народа, или  в новейшей, марксистской  форме,
где  вместо всего народа такие же свойства  приписываютсЯ  одной  части его,
именно  "пролетариату") вытекает из самых основ интеллигентской веры.  Ќо из
нее же с необходимостью вытекает и противоположное -- высокомерное отношение
к народу как к объекту спасительного воздействиЯ, как к несовершеннолетнему,
нуждающемусЯ в нЯньке длЯ воспитаниЯ  к "сознательности", непросвещенному  в
интеллигентском смысле слова.
     ‚ нашей литературе много  раз  указывалась духовнаЯ оторванность  нашей
интеллигенции от народа. Џо мнению „остоевского, она пророчески  предуказана
была уже Џушкиным, сначала в образе вечного скитальца Ђлеко, а затем …вгениЯ
Ћнегина,  открывшего  собой  целую  серию  "лишних людей". €  действительно,
чувства  кровной исторической свЯзи, сочувственного интереса,  любви к своей
истории, эстетического ее  восприЯтиЯ поразительно малы  у интеллигенции, на
ее  палитре  преобладают две  краски,  чернаЯ  длЯ прошлого  и  розоваЯ  длЯ
будущего (и,  по контрасту, тем Яснее  выступает духовное величие и  острота
взора наших великих писателей, которые, опускаЯсь в глубины русской истории,
извлекали  оттуда "Ѓориса ѓодунова", "Џесню о купце  Љалашникове", "‚ойну  и
мир"). €сториЯ ЯвлЯетсЯ, чаще всего, материалом длЯ применениЯ теоретических
схем, господствующих в данное времЯ  в умах  (напр[имер],  теорий  классовой
борьбы), или же длЯ целей публицистических, агитационных.
     €звестен также и космополитизм русской интеллигенции<sup>[xvii]</sup> .
‚оспитанный на отвлеченных схемах просветительства, интеллигент естественнее
всего   принимает   позу   маркиза   Џозы<sup>[30]</sup>,   чувствует   себЯ
"Weltburger<sup>[31]</sup>-ом",  и этот  космополитизм  пустоты,  отсутствие
здорового национального чувства, препЯтствующее  и  выработке  национального
самосознаниЯ, стоит в свЯзи с вненародностью интеллигенции.
     €нтеллигенциЯ  еще не продумала национальной проблемы, котораЯ занимала
умы  только   славЯнофилов,   довольствуЯсь   "естественными"   объЯснениЯми
происхождениЯ    народности   (начинаЯ    от   —ернышевского,    старательно
уничтожавшего          самостоЯтельное         значение         национальной
проблемы<sup>[xviii]</sup>   ,  до   современных   марксистов,  без  остатка
растворЯющих ее в классовой борьбе).
     ЌациональнаЯ идеЯ опираетсЯ не только на этнографические и исторические
основаниЯ,  но  прежде  всего на религиозно-культурные, она основываетсЯ  на
религиозно-культурном  мессианизме, в  который  с необходимостью  отливаетсЯ
всЯкое  сознательное  национальное  чувство.  ’ак  это  было  у  величайшего
носителЯ религиозно-мессианской идеи -- у древнего €зраилЯ, так это остаетсЯ
и  у  всЯкого  великого  исторического  народа.  ‘тремление  к  национальной
автономии, к сохранению национальности,  ее защите есть только отрицательное
выражение   этой  идеи,  имеющее  цену  лишь  в   свЯзи  с   подразумеваемым
положительным  ее  содержанием.   ’ак  именно  понимали  национальную   идею
крупнейшие  выразители  нашего  народного   самосознаниЯ   --   „остоевский,
славЯнофилы, ‚л. ‘оловьев, свЯзывавшие ее с мировыми задачами русской церкви
или  русской культуры.  ’акое понимание национальной идеи  отнюдь не  должно
вести   к   националистической  исключительности,   напротив,   только   оно
положительным образом  обосновывает идею братства народов, а не безнародных,
атомизированных  "граждан"  или  "пролетариев  всех  стран", отрекающихсЯ от
родины.  €деЯ народности, таким образом понимаемаЯ, есть одно из необходимых
положительных  условий прогресса  цивилизации. Џри своем космополитизме наша
интеллигенциЯ,  конечно,  сбрасывает  с  себЯ  много  трудностей,  неизбежно
возникающих       при       практической       разработке       национальных
вопросов<sup>[xix]</sup> , но это покупаетсЯ дорогою ценою  омертвениЯ целой
стороны души, притом  непосредственно  обращенной к народу,  и потому, между
прочим,  так   легко  эксплуатируетсЯ  этот  космополитизм   представителЯми
боевого, шовинистического  национализма,  у которых  оказываетсЯ,  благодарЯ
этому, монополиЯ патриотизма.
     Ќо глубочайшую пропасть между интеллигенцией и народом вырывает даже не
это,  поскольку  это  есть  все-таки  лишь  производное  различие;  основным
различием остаетсЯ отношение  к религии. Ќародное  мировоззрение и  духовный
уклад  определЯетсЯ  христианской  верой.  Љак  бы  ни  было   далеко  здесь
расстоЯние  между   идеалом  и  действительностью,  как  бы  ни  был  темен,
непросвещен народ наш, но идеал его -- •ристос и …го учение<sup>[xx]</sup> ,
а норма  -- христианское  подвижничество.  —ем, как не подвижничеством, была
всЯ   историЯ  нашего  народа,  сдавившей   его  сначала  татарщиной,  затем
московской   и   петербургской   государственностью,  с   этим  многовековым
историческим  тЯглом, стоЯнием  на посту  охраны  западной  цивилизации и от
диких  народов, и  от  песков  Ђзии,  в  этом  жестоком  климате,  с вечными
голодовками,  холодом,  страданиЯми. …сли народ  наш мог вынести  все  это и
сохранить свою душевную силу, выйти  живым,  хотЯ бы и искалеченным, то  это
лишь потому, что  он имел источник духовной  силы  в своей  вере и в идеалах
христианского   подвижничества,  составлЯющего   основу  его   национального
здоровьЯ и жизненности.
     Џодобно  лампадам, теплившимсЯ в иноческих  обителЯх<sup>[xxi]</sup>  ,
куда  на  протЯжении  веков  стекалсЯ  народ,  ища нравственной  поддержки и
поучениЯ, светили  ђуси  эти идеалы,  этот  свет  •ристов,  и,  поскольку он
обладает этим светом, народ наш, -- скажу это не обинуЯсь, -- при всей своей
неграмотности,  просвещеннее  своей  интеллигенции.   Ќо  именно  в  этом-то
центральном  пункте  ко всему, что  касаетсЯ  веры  народной,  интеллигенциЯ
относилась и относитсЯ с полным непониманием и даже презрением.
     Џоэтому  и соприкосновение интеллигенции и  народа  есть  прежде  всего
столкновение  двух вер, двух  религий.  € влиЯние  интеллигенции  выражаетсЯ
прежде  всего тем, что она, разрушаЯ  народную религию, разлагает и народную
душу,  сдвигает  ее с ее незыблемых доселе вековых оснований. Ќо что же дает
она взамен? Љак сама она понимает задачи народного просвещениЯ? Ћна понимает
их  просветительски,  т. е.  прежде всего  как  развитие  ума  и  обогащение
знаниЯми. ‚прочем, за  недостатком времени, возможности и,  что  еще важнее,
образованности  у  самих просветителей  эта задача заменЯетсЯ  догматическим
изложением учений, господствующих в  данное времЯ  в данной партии (все это,
конечно, под маркой самой строгой научности), или же сообщением разрозненных
знаний из разных  областей.  Џри этом сказываетсЯ  сильнейшим образом и  всЯ
наша общаЯ некультурность, недостаток школ, учебных пособий и, прежде всего,
отсутствие простой  грамотности.  ‚о  всЯком  случае,  задача просвещениЯ  в
интеллигентском  смысле  ставитсЯ  впереди  первоначального обучениЯ,  т. е.
сообщениЯ элементарных знаний  или  просто  грамотности. „лЯ интеллигентских
просветителей задачи эти свЯзываютсЯ неразрывно с политическими и партийными
задачами, длЯ  которых  поверхностное  просвещение есть  только  необходимое
средство.
     ‚се  мы уже видели, как содрогнулась народнаЯ душа после прививки ей  в
значительной  дозе  просвещениЯ в  указанном смысле, как прискорбна была  ее
реакциЯ на эту духовную опустошенность в виде роста преступности сначала под
идейным предлогом, а потом и без этого предлога<sup>[xxii]</sup> .  Ћшибочно
думает интеллигенциЯ, чтобы  русское  просвещение  и  русскаЯ культура могли
быть  построены на атеизме как духовном основании, с  полным  пренебрежением
религиозной культуры личности  и с  заменой  всего  этого простым сообщением
знаний.  —еловеческаЯ  личность не есть  только  интеллект, но прежде всего,
волЯ,  характер,  и пренебрежение этим  жестоко мстит за себЯ.  ђазрушение в
народе  вековых  религиозно-нравственных  устоев  освобождает  в нем  темные
стихии,  которых  так много  в  русской  истории, глубоко  отравленной  злой
татарщиной  и  инстинктами   кочевников-завоевателей.  ‚  исторической  душе
русского народа  всегда боролись, заветы обители преп.  ‘ергиЯ и ‡апорожской
сечи   или    вольницы,   наполнЯвшей   полки    самозванцев,    ђазина    и
Џугачева<sup>[xxiii]</sup> . € эти грозные, неорганизованные, стихийные силы
в  своем  разрушительном  нигилизме  только  по  видимому   приближаютсЯ   к
революционной интеллигенции, хотЯ  они и принимаютсЯ  ею  за революционизм в
собственном  ее  духе;  на  самом  деле  они  очень  старого  происхождениЯ,
значительно старше  самой интеллигенции. Ћни с трудом преодолевались русской
государственностью, полагавшей им внешние границы, сковывавшею их, но они не
были ею вполне  побеждены. €нтеллигентское  просветительство одной  стороной
своего влиЯниЯ  пробуждает  эти дремавшие инстинкты  и  возвращает ђоссию  к
хаотическому состоЯнию, ее обессиливающему и с такими трудностЯми и жертвами
преодолевавшемусЯ ею в истории. ’аковы уроки последних лет, мораль революции
в народе.
     Ћтсюда понЯтны  основные  причины глубокой духовной распри, раздирающей
ђоссию в новейшее времЯ, раскол ее  как бы на две  несоединимые половины, на
правый и левый блок,  на  черносотенство  и  красносотенство.  ђазделение на
партии, основанное на различиЯх политических  мнений,  социальных положений,
имущественных  интересов, есть обычное  и  общераспространенное  Явление  в.
странах с народным представительством и, в известном смысле, есть неизбежное
зло,  но  это разделение нигде не проникает так глубоко, не нарушает в такой
степени  духовного  и  культурного  единства  нации,  как   в  ђоссии.  „аже
социалистические партии  ‡ападной …вропы, наиболее выделЯющие себЯ из общего
состава  "буржуазного"   общества,  фактически  остаютсЯ  его  органическими
членами, не разрушают цельности культуры. Ќаше  же различение правых и левых
отличаетсЯ тем, что оно имеет предметом своим не только разницу политических
идеалов,  но и, в  подавлЯющем большинстве,  разницу  мировоззрений или вер.
…сли искать  более точного  исторического  уподоблениЯ  в  истории  ‡ападной
…вропы, то оно гораздо больше походит на разделение католиков и протестантов
с  последовавшими отсюда религиозными войнами в эпоху ђеформации,  нежели на
теперешние  политические партии. „остаточно  разложить на  основные духовные
элементы этот правый и левый блок, чтобы это увидеть.  ђусскому просвещению,
служить  которому  призвана  русскаЯ интеллигенциЯ,  приходилось боротьсЯ  с
вековой  татарщиной,  глубоко  въевшейсЯ  в  разные стороны  нашей жизни,  с
произволом    бюрократического    абсолютизма    и    государственной    его
непригодностью, ранее с  крепостным правом, с институтом телесных наказаний,
в  настоЯщее  времЯ с институтом смертной казни, с  грубостью нравов, вообще
боротьсЯ за лучшие условиЯ жизни. Љ этому сводитсЯ идеальное содержание  так
называемого  освободительного движениЯ, трудность и тЯжесть которого принЯла
на  свои плечи интеллигенциЯ  и в  этой  борьбе  стЯжала себе многочисленные
мученические  венцы.  Ќо,  к  несчастью  длЯ русской  жизни, эту борьбу  она
свЯзала неразрывно  с[о] своим отрицательным  мировоззрением.  Џоэтому  длЯ,
тех,  кому  дорого было  сокровище  народной  веры  и  кто  чувствовал  себЯ
призванным  его охранЯть -- прежде  всего длЯ  людей  церкви,  --  создалась
необходимость борьбы с интеллигентскими влиЯниЯми на народ  ради защиты  его
веры.  Љ борьбе  политических  и культурных идеалов примешалась  религиознаЯ
распрЯ,  всю серьезность которой, вместе со всем ее угрожающим значением длЯ
будущего ђоссии, до сих пор еще не умеет в  достаточной степени  понЯть наша
интеллигенциЯ. ‚ поголовном почти уходе  интеллигенции  из  церкви  и  в той
культурной  изолированности,  в  которой   благодарЯ  этому   оказалась  эта
последнЯЯ,  заключалось  дальнейшее ухудшение  исторического положениЯ. ‘амо
собою  разумеетсЯ,  что  длЯ  того, кто верит в мистическую жизнь церкви, не
имеет решающего  значениЯ  та  или инаЯ ее  эмпирическаЯ  оболочка  в данный
исторический момент; какова  бы  она  ни  была, она  не  может  и не  должна
порождать  сомнений  в  конечном  торжестве  и  длЯ  всех Явном просветлении
церкви.  Ќо,  рассуждаЯ  в  порЯдке  эмпирическом  и  рассматриваЯ   русскую
поместную церковь  как фактор исторического  развитиЯ,  мы не можем  считать
маловажным  тот  факт,  что  русский  образованный   класс  почти  поголовно
определилсЯ  атеистически.  ’акое  кровопускание,   конечно,   не  могло  не
отразитьсЯ  на культурном и умственном уровне оставшихсЯ церковных деЯтелей.
‘реди интеллигенции обычно злорадство по поводу многочисленных Язв церковной
жизни,  которых мы нисколько не хотим  ни  уменьшать,  ни  отрицать (причем,
однако, все положительные стороны церковной жизни остаютсЯ длЯ интеллигенции
непонЯтны или неизвестны).  Ќо  имеет ли  интеллигенциЯ настоЯщее  право длЯ
такой  критики  церковной  жизни,  пока   сама  она   остаетсЯ  при  прежнем
индифферентизме  или принципиальном отрицании религии, пока  видит в религии
лишь темноту и идиотизм?
     –ерковнаЯ интеллигенциЯ,  котораЯ подлинное христианство соединЯла бы с
просвещенным  и Ясным  пониманием культурных и исторических задач  (чего так
часто недостает современным церковным деЯтелЯм), если бы таковаЯ народилась,
ответила бы насущной исторической  и национальной необходимости. € даже если
бы ей и  на этой череде пришлось  подвергнутьсЯ  преследованиЯм и  гонениЯм,
которых  интеллигенциЯ  столько  претерпевает  во  имЯ  своих  атеистических
идеалов, то это  имело  бы огромное историческое  и  религиозно-нравственное
значение и совершенно особенным образом отозвалось бы в душе народной.
     Ќо  пока  интеллигенциЯ всю силу  своей  образованности  употреблЯет на
разложение  народной веры,  ее защита  с  печальной неизбежностью все больше
принимает  характер борьбы  не  только  против  интеллигенции, но  и  против
просвещениЯ,  раз  оно  в  действительности  распространЯетсЯ  только  через
интеллигенцию, --  обскурантизм  становитсЯ средством  защиты  религии.  ќто
противоестественное  длЯ  обеих сторон  положение,  обострившеесЯ именно  за
последние годы, делает современное состоЯние  наше особенно мучительным. € к
этому присоединЯетсЯ  еще  и  то, что  борьбой  с  интеллигенцией  в  защиту
народной  веры пользуютсЯ  как предлогом  своекорыстные  сторонники реакции,
аферисты,  ловцы в мутной воде, и все  это  сплетаетсЯ в один исторический и
психологический клубок,  вырабатываютсЯ привычные  ходы мысли,  исторические
ассоциации  идей,   которые  начинают   рассматриватьсЯ  и  сторонниками   и
противниками  их как внутренне обЯзательные и нерасторжимые,  0ба полюса все
сильнее  зарЯжаютсЯ  разнородным  электричеством. “станавливаютсЯ  по  этому
уродливому  масштабу  фактические  группировки  людей на  лагери,  создаетсЯ
соответствующаЯ психологическаЯ среда,  консервативнаЯ, деспотическаЯ. ЌациЯ
раскалываетсЯ надвое, и в бесплодной борьбе растрачиваютсЯ лучшие ее силы.
     ’акое положение создалось всем нашим духовным прошлым, и задача времени
состоит в  том, чтобы преодолеть это разделение, возвыситьсЯ над ним, понЯв,
что в основе его лежит не внутреннЯЯ, идеальнаЯ необходимость, но лишь  сила
исторического  факта.  Џора приступить к  распутыванию этого  ѓордиева  узла
нашей истории.

     <B>VII</B>

     €з противоречий  соткана душа русской  интеллигенции, как и всЯ русскаЯ
жизнь, и противоречивые чувства в  себе  возбуждает. ЌельзЯ ее не любить,  и
нельзЯ   от   нее  не   отталкиватьсЯ.  ЌарЯду   с  чертами  отрицательными,
представлЯющими  собою  симптом  некультурности, исторической  незрелости  и
заставлЯющими стремитьсЯ  к  преодолению интеллигенции, в  страдальческом ее
облике просвечивают  черты  духовной  красоты, которые делают  ее похожей на
какой-то совсем особый, дорогой  и  нежный цветок,  взращенный нашей суровой
историей; как будто и сама она есть тот "красный  цветок", напитавшийсЯ слез
и  крови,  который  виделсЯ  одному  из  благороднейших  ее  представителей,
великому сердцем ѓаршину.
     ђЯдом с антихристовым началом в этой интеллигенции чувствуютсЯ и высшие
религиозные потенции, новаЯ историческаЯ плоть, ждущаЯ своего одухотворениЯ.
ќто напрЯженное искание ѓрада ЃожиЯ, стремление к  исполнению воли Ѓожией на
земле, как  на небе, глубоко  отличаютсЯ от  влечениЯ  мещанской  культуры к
прочному земному благополучию. “родливый интеллигентский  максимализм  с его
практической  непригодностью есть  следствие религиозного  извращениЯ, но он
может быть побежден религиозным оздоровлением.
     ђелигиозна  природа  русской   интеллигенции.  „остоевский  в   "Ѓесах"
сравнивал ђоссиЯ и; прежде всего ее интеллигенцию с евангельским бесноватым,
который был исцелен только •ристом и мог найти здоровье и восстановление сил
лишь у  ног ‘пасителЯ. ќто сравнение остаетсЯ в силе  и теперь. ‹егион бесов
вошел  в гигантское тело  ђоссии  и  сотрЯсает его  в  конвульсиЯх,  мучит и
калечит.  ’олько  религиозным  подвигом,  незримым,  но  великим,   возможно
излечить ее, освободить от этого,  легиона. €нтеллигенциЯ  отвергла  •риста,
она  отвернулась  от …го лика, исторгла из сердца своего  …го образ,  лишила
себЯ внутреннего света жизни и платитсЯ, вместе с[о]  своей  родиной, за эту
измену,  за это  религиозное самоубийство.  Ќо странно,  -- она не  в  силах
забыть об этой сердечной ране, восстановить душевное равновесие, успокоитьсЯ
после произведенного над собой опустошениЯ. Ћтказавшись от •риста, она носит
печать …го на сердце своем и мечетсЯ в бессознательной тоске по Ќем, не знаЯ
утолениЯ своей жажде  духовной. € эта мЯтущаЯсЯ тревога, эта нездешнЯЯ мечта
о нездешней  правде  кладет  на нее  свой особый отпечаток, делает ее  такой
странной,   исступленной,   неуравновешенной,  как  бы   одержимой.  Љак  та
прекраснаЯ  ‘уламита, потерЯвшаЯ своего  жениха: на  ложе  своем  ночью,  по
улицам и площадЯм искала она того, кого любила душа ее, спрашивала у стражей
градских, не  видали  ли  они ее возлюбленного, но  стражи, обходЯщие город,
вместо ответа, только избивали и ранили ее (Џеснь песней, 3, 1 -- 31; 4, 1).
Ђ между тем ‚озлюбленный,  ’от, о Љом  тоскуют душа ее, близок. Ћн  стоит  и
стучитсЯ в это сердце, гордое, непокорное интеллигентское сердце... Ѓудет ли
когда-нибудь услышан стук …го?..

        Њ. ѓершензон. ’‚Ћђ—…‘ЉЋ… ‘ЂЊЋ‘Ћ‡ЌЂЌ€…

     <B>I</B>

     Ќет, Я не скажу русскому интеллигенту: "верь", как говорЯт проповедники
нового  христианства,  и не скажу также:  "люби",  как говорит  ’олстой. —то
пользы  в том, что  под влиЯнием  проповедей люди  в лучшем  случае  сознают
необходимость любви и веры? —тобы возлюбить или поверить, те, кто не любит и
не верит, должны  внутренне  обновитьсЯ,  -- а  в этом  деле сознание  почти
бессильно. „лЯ  этого  должна переродитьсЯ  самаЯ  ткань духовного  существа
человека, должен  совершитьсЯ некоторый  органический процесс в такой сфере,
где действуют стихийные силы, -- в сфере воли.
     Ћдно, что  мы можем  и  должны сказать  русскому  интеллигенту, это  --
постарайсЯ стать  человеком. ‘тав  человеком,  он без  нас поймет,  что  ему
нужно: любить или верить, и как именно.
     Џотому  что  мы  не люди,  а  калеки, все,  сколько  нас есть,  русских
интеллигентов,  и  уродство наше -- даже  не  уродство роста, как это  часто
бывает, а уродство случайное и насильственное. Њы калеки  потому,  что  наша
личность раздвоена, что мы  утратили способность естественного развитиЯ, где
сознание растет заодно с волею, что наше сознание, как паровоз, оторвавшийсЯ
от  поезда,  умчалось   далеко   и  мчитсЯ  впустую,   оставив  втуне   нашу
чувственно-волевую жизнь. ђусский интеллигент -- это, прежде всего, человек,
с  юных лет живущий <b>вне  себЯ</b>,  в  буквальном смысле слова, т. е. признающий
единственно  достойным объектом своего интереса и участиЯ нечто  лежащее вне
его  личности  -- народ, общество,  государство. Ќигде в  мире  общественное
мнение не властвует так  деспотически, как у нас, а наше общественное мнение
уже  три четверти века неподвижно  зиждетсЯ  на  признании  этого верховного
принципа:  думать  о  своей личности  -- эгоизм,  непристойность;  настоЯщий
человек  лишь  тот,  кто  думает  об  общественном,  интересуетсЯ  вопросами
общественности,  работает на пользу общую. —исло интеллигентов,  практически
осуществлЯвших  эту  программу,  и у  нас,  разумеетсЯ,  было  ничтожно,  но
свЯтость  знамени признавали все,  и кто не делал, тот все-таки платонически
признавал   единственно  спасающим  это   делание   и   тем  уже  совершенно
освобождалсЯ  от  необходимости  делать  что-нибудь  другое,  так  что  этот
принцип,  превращавшийсЯ  у  настоЯщих  делателей  в их личную  веру  и  тем
действительно спасавший их, длЯ всей  остальной огромной массы интеллигентов
ЯвлЯлсЯ  источником  великого разврата, оправдываЯ в  их глазах  фактическое
отсутствие в их жизни всЯкого идеалистического деланиЯ.
     € вот, люди совершенно  притерпелись к такому положению вещей, и никому
не приходит на  мысль, что нельзЯ человеку жить вечно снаружи, что именно от
этого мы и больны субъективно, и "бессильны в действиЯх. ‚сю работу сознаниЯ
или действительно  направлЯли  вон из  себЯ, на внешний мир, или делали вид,
что направлЯют туда, -- во всЯком случае внутрь не  обращали, и стали мы все
калеками, с глубоким расколом между нашим подлинным  "Я" и нашим  сознанием.
‚нутри  у  нас  по-прежнему клубЯтсЯ туманы,  нами судорожно  движут слепые,
свЯзанные,  хаотические силы,  а  сознание, оторванное  от почвы,  бесплодно
расцветает  пустоцветом. …сть,  разумеетсЯ, какой-то слабый  свет и в  нашей
ежедневной жизни, -- без этого невозможно существовать, -- но он мерцает сам
собою, не  мы активно блюдем его, и все в нас случайно.  ‘ каждым поколением
чувственнаЯ личность русского интеллигента изменЯлась, с  элементарной силою
пробивались в ней новые потребности, -- и они, конечно, устремлЯлись в жизнь
и утверждались весьма  энергично, но сознание считало унизительным  длЯ себЯ
присматриватьсЯ к  ним  и всЯ эта работа истинно-творческого,  органического
обновлениЯ жизни совершалась чисто стихийно, вне контролЯ  сознаниЯ, которое
только   задним  числом  кое-как  регистрировало  ее  результаты.  €  оттого
неизбежно  было все,  что  случилось,  а случилось  то, что  жизнь  русского
интеллигента   --   личнаЯ,   семейнаЯ,   общественнаЯ   --   безобразна   и
непоследовательна, а сознание лишено существенности и силы.

     <b>II</b>

     ‚ непостижимой сложности человеческого духа нет ничего раздельного, нет
никаких  механических  переходов от низших  движений к высшим, от ощущениЯ к
желанию, от чувственного восприЯтиЯ к отвлеченной мысли, но все в нем слитно
и  цельно. €  все-таки непосредственным  внутренним опытом мы констатируем в
себе различные сферы духа и постигаем характер их  особенности. ќто касаетсЯ
прежде всего природы нашего логического сознаниЯ.
     „ва общих закона могут быть установлены с очевидностью, вопреки  учению
исторического материализма. Џервый -- тот, что <b>характер</b>  деЯтельности нашего
сознаниЯ  (т. е.  ее  ритм,  напрЯженней  окраска)  всецело  обусловливаетсЯ
врожденной  психо-физической  организацией  личности;  второй  --  тот,  что
<b>направление</b> и <b>емкость</b>  сознаниЯ  на известном  уровне  в  значительной  мере
автономны.  „ругими  словами,  <b>как</b>  в  жизни  нашего  сознаниЯ  определЯетсЯ
свойствами нашей центральной воли, <b>что</b> и <b>сколько</b>  сравнительно независимы от
нее  и  гораздо  больше  определЯютсЯ  самостоЯтельным   усовершенствованием
механизма  и  характером  материалов, какие навЯзывают  нашему сознанию  длЯ
переработки воспитание, среда и пр. ќта сравнительнаЯ независимость сознаниЯ
-- кардинальный факт нашего духовного бытиЯ. ‚ совокупности времен, конечно,
и сознание подчинено  общему мировому плану и в этом смысле несвободно, но в
каждом отдельном человеке оно эмпирически воспринимаетсЯ как сила автономнаЯ
и так  осуществлЯетсЯ. ‘ознание может уходить от  личности  вдаль,  блуждать
свободно по разным путЯм, долетать до неба. Ћно --  тот орган духа,  который
приемлет в  себЯ истину. Љак высокаЯ мачта  беспроволочного  телеграфа,  оно
воспринимает  все воздушные  токи единой и целой  Ѓожественной  истины.  ќта
истина медлительно добываетсЯ человечеством в тысЯчелетнем жизненном  опыте,
путем наложениЯ  миллионов  аналогичных  и  вместе индивидуально-разнородных
переживаний; она  --  идеал  только  длЯ  каждого  отдельного  сознаниЯ,  по
существу же она --  не  должное, а только  высшее обобщение всечеловеческого
опыта, т. е. истинно-сущее, единственно-реальное, именно  та норма,  котораЯ
соответствует  подлинному и  вечному существу  человека. €  оттого, что  она
рождаетсЯ  из самых основ  человеческого  духа, -- она  с неотразимой  силою
внедрЯетсЯ в каждое  отдельное сознание, так что, раз  представ уму, она уже
овладевает им,  от нее некуда  бежать,  ибо  она --  Ѓог в человеке, то есть
сознательное космическое самоопределение человека.
     ‚елико количество истины, которое способен воспринЯть отдельный ум. ‚се
мы, образованные, знаем так много Ѓожественной  истины, что  одной  тысЯчной
доли той, которую мы знаем, было бы достаточно, чтобы сделать каждого из нас
свЯтым. Ќо знать  истину  и  жить  по истине,  как  известно,  разные  вещи.
‘ознание не живет, не  действует;  оно не  имеет  никакого непосредственного
прикосновениЯ к  реальному миру; живет и действует только  центральнаЯ  волЯ
человека,  следовательно,  только  через  нее  сознание  может  осуществлЯть
познанную истину.
     Ђвтономность  сознаниЯ  --  наше величайшее  благо и вместе  величайшаЯ
опасность  длЯ  нас.  Ѓлаго  в  том,   что   благодарЯ  этой  своей  большой
независимости   от  нашей  индивидуальной   воли  наше   сознание   способно
воспринимать  --  и в огромных количествах --  сверхиндивидуальную истину, о
чем только что была речь. Ќо Ясно, что эта самаЯ слабость уз грозит человеку
ежеминутный  разрывом между  его  логическим  сознанием  и  его  чувственной
личностью. Ћпасность заключаетсЯ в  том,  что индивидуальное сознание  <b>может</b>
отделЯтьсЯ  от  личности,  что мы  и видим  на  каждом  шагу,  и  это  имеет
последствием  два  ЯвлениЯ: во-первых, сознание  перестает руководить волею,
бросает  ее, так сказать, на произвол ее  страстей,  во-вторых, само оно, не
контролируемое   на  каждом   шагу   той   непогрешимой   целесообразностью,
средоточием которой ЯвлЯетсЯ в нас волЯ,  начинает блуждать, вкривь и вкось,
терЯет перспективу ударЯетсЯ в односторонности, впадает в величайшие ошибки.
Ћбщее  сознание человечества не  заблуждаетсЯ,  личное же  сознание  в своих
частных исканиЯх непременно  заблуждаетсЯ  каждый раз,  когда оно своевольно
отвернетсЯ от личности.  …сть какаЯ-то нормальнаЯ деЯтельность сознаниЯ,  --
ее трудно изобразить  словами,  но  каждый человек  ее предчувствует. ќто  в
высшем  смысле слова эгоцентризм сознаниЯ,  сам по себе  бессознательный, --
какое-то неописуемое  взаимодействие  сознаниЯ  и  чувственной личности,  их
непрерывнаЯ борьба и минутное уравновешение, в глубине -- гармонический рост
всего  человека, снаружи,  может быть, рЯд потрЯсений. ’огда мысль не бродит
впустую:  она  жадно  всматриваетсЯ  в  эту бездну личности  --  собственной
личности! -- и, открываЯ ее основные  антиномии, мучительно и страстно  ищет
разрешить их  согласно с познанной ею истиной, и истину она принимает в себЯ
не всю без разбора, а только ту, котораЯ ей нужна длЯ этой личной работы, но
зато уже и всю принЯтую истину она использует  без остатка,  так  что истина
всЯ  идет на рост организма, а не  остаетсЯ  до  смерти ненужным богатством,
вроде того  запаса пищи, которым птица-баба набивает свой мешок. ќто,  -- не
личное, что решает здесь мысль: это в личной ипостаси  реально преображаетсЯ
всемирнаЯ плоть, ибо эта плоть едина во всем и всЯкое <b>существенное</b> изменение
в атоме есть бесповоротный акт космический.
     Ќужны   ли   примеры?   Ќо   вот   два  героических   образчика.   „жон
Ѓениан<sup>[32]</sup>, бедный и  грубый лудильщик старых котлов, среди своей
темной жизни (он жил в глухом английском местечке, в XVII веке) внезапно был
объЯт необычайной скорбью. Ћн с детства знал ту простую евангельскую истину,
которую знаем и мы все, --  и вдруг она ожила в нем.  € вот началась  борьба
между  сверхиндивидуальной истиной и индивидуальной  волей. ‚нутренний голос
неотступно  спрашивал: хочешь  ли ты  отринуть  грех  или  остатьсЯ  с ним и
погубить свою душу? „ва с половиною года продолжалось это мученье. "Ћднажды,
-- рассказывает Ѓениан, -- Я пошел  в соседний город, сел на улице на скамью
и погрузилсЯ в  глубокое раздумье о той  мерзости, в которую погрузила  менЯ
моЯ  греховность.  € после  долгого  размышлениЯ  Я  поднЯл  голову,  и  мне
казалось, что Я вижу,  как  солнце отказываетсЯ  поделитьсЯ со мной светом и
как даже черепицы на крышах сговариваютсЯ против менЯ. Ћни гнушались мною, и
Я не смел оставатьсЯ рЯдом, так как согрешил  против ‘пасителЯ. Ћ, насколько
счастливее менЯ была всЯкаЯ тварь! „лЯ менЯ одного не было спасениЯ!"
     Ѓениан   победил  и  воскрес  длЯ   новой  жизни.  „вести  лет   спустЯ
Љарлейль<sup>[33]</sup> в другой плоскости пережил ту же борьбу. …го дух был
долго скован  чувственным  страхом, который знают столь  многие.  Љарлейль в
"Sartor Resartus"<sup>[34]</sup> рассказывает, как совершилась в нем победа:
"Ќо тут вдруг возникла во мне Њысль, и  Я  спросил  себЯ: "<b>—его</b> ты  боишьсЯ?
ђади  чего, подобно какому-нибудь трусу, ты постоЯнно тоскуешь и плачешь, от
всех скрываешьсЯ и дрожишь? Џрезренное двуногое! —ему равнЯетсЯ итог худшего
из, того, что перед тобой  открыто?  ‘мерти? •орошо, ‘мерти, скажи также  --
мукам ’офета  и  всему,  что  „иавол  и —еловек  станет,  захочет или сможет
сделать против тебЯ. ђазве у тебЯ нет мужества? ђазве ты не можешь вытерпеть
что  бы то ни было и,  как „итЯ свободы, хотЯ и  изгнанное, растоптать самый
’офет под  твоими ногами,  покуда он сжигает тебЯ? €так, пусть  идет!  џ его
встречу презрением". € когда Я так думал, по всей  душе моей пробежал как бы
поток огнЯ, и Я навсегда стрЯхнул с себЯ низкий ‘трах. џ был силен неведомой
силой;  Я  был дух, даже бог.  ‘  этой  минуты  и  навсегда  характер  моего
несчастиЯ был изменен: теперь уже это был не ‘трах  и не хныкающее ѓоре,  но
Ќегодование и суровое Џрезрение с огненными очами".
     џ выбрал эти два  Ярких примера, чтобы наглЯдно  показать  <b>органическую</b>
работу  сознаниЯ,  когда  оно  не уходит вдаль,  чтобы  витать в необозримых
пространствах, а устремлЯетсЯ  внутрь личности и реально перестраивает волю.
€  у Ѓениана, и  у  ЉарлейлЯ  душевнаЯ борьба принЯла характер катаклизма, в
этом  смысле они -- исключение.  ЋбычнаЯ работа  сознаниЯ  несравненно менее
бурна, но правильной, т. е. органической,  она будет  только тогда, когда ей
присущ  тот же характер  <b>личного</b> дела,  самосознаниЯ личности,  как и в двух
приведенных примерах.
     Љаждый человек рождаетсЯ готовым и единственным, с определенной,  нигде
более в  мире не повторЯющейсЯ психо-физической организацией. ‚ каждой живой
особи  есть  чувственно-волевое  Ядро,  как  бы  центральное  правительство,
которое  из  таинственной  глубины  высылает  свои  решениЯ  и  действует  с
непогрешимой   целесообразностью.   Љаждое   такое   Ядро,   т.  е.   каждаЯ
индивидуальнаЯ волЯ  -- unicum<sup>[35]</sup> в мире, все равно,  возьмем ли
мы  человека   или  лЯгушку;   и,   сообразно  с   этим,  нет  ничего  более
своеобразного, как мироотношение каждого  живого  существа. ‚се, что  живет,
живет  индивидуально,  т.  е. по  особенному  в каждом существе и  абсолютно
цельному   плану.   Ќо   человеку,  кроме   этой  стихийной   воли,  присуще
самосознание, и  потому  стать  человеком  значит сознать своеобразие  своей
личности и разумно определить свое отношение к миру. Љак только пробуждаетсЯ
сознание  и  пред ним начинает развертыватьсЯ многосложнаЯ  жизнь, все  силы
духа, если  он не  искалечен, инстинктивно  сосредоточиваютсЯ  на стремлении
осмыслить действительность, просто потому, что  длЯ  раскрывшегосЯ  сознаниЯ
нестерпимо созерцать  хаос, что оно <b>должно</b> искать единства  в мире,  которое
есть не что иное, как единство собственной личности.  ‚ наблюдении  жизни, в
собственном  опыте, в книгах юноша  ищет элементов <b>своего</b> сознаниЯ, т. е. те
идеи,  в  которых  наиболее полно,  наиболее точно  уместились  бы  основные
склонности его натуры. ќто вовсе не одностороннЯЯ работа ума: как раз в этот
период   чувственно-волеваЯ   жизнь    человека   достигает   своей   высшей
напрЯженности, врожденные тенденции духа определЯютсЯ с наибольшею Яркостью,
так  что  работа совершаетсЯ слитно, до полного нахождениЯ своего раскрытого
"Я" в  сознании. € здесь же  одновременно  идет другой процесс -- самооценка
личности согласно сверхличным идеЯм, накоплЯющимсЯ в сознании, и активное ее
преобразование  согласно  этим  идеЯм.  Ћпыт  показывает,  что  такаЯ  ломка
возможна. ‘ознание может овладевать  отдельными  движениЯми воли и, подавлЯЯ
или направлЯЯ их, тем  самым, путем навыка, постепенно воспитывать сообразно
с  познанной истиной самую волю. ’акова роль  сознаниЯ в отдельной личности,
такова она и  в общественной  жизни,  потому что государственный  закон  или
институт  есть  не  что  иное,  как  объективированное  сознание,   которое,
принудительно регулируЯ поступки, стремитсЯ этим путем перевоспитывать воли.
     ’акаЯ нормальнаЯ  душевнаЯ  жизнь  требует,  прежде  всего,  внутренней
сосредоточенности и свободы.  „еЯтельность сознаниЯ должна  быть  устремлена
внутрь, на самую личность, и должна быть свободна от всЯкой предвзЯтости, от
всЯкой  инородной тенденции,  навЯзанной  внешними задачами  жизни. Ћшибочно
думать, что это суживает горизонт сознаниЯ; индивидуальное сознание по самой
своей  природе <b>не  может</b> замыкатьсЯ в себе,  не может  обособлЯтьсЯ от общей
жизни разума; поэтому  каждое существенное  движение общего разума неминуемо
отдаетсЯ  в каждом  отдельном сознании, с той  разницей, что здесь,  в душе,
живущей  целостно,  мнимые  запросы разума  не  находЯт себе почвы, но  зато
вечные идеи, нагруженные всей глубокой серьезностью общечеловеческой истины,
разгораютсЯ в страсть, как это можно видеть на примерах Ѓениана и  ЉарлейлЯ.
’олько такой человек умеет, во-первых, желать отчетливо и сильно, во-вторых,
направлЯть свою  сплоченную  духовную  силу на перестройку действительности.
ќта цельность, разумеетсЯ, еще не определЯет человека в высшем смысле, т. е.
в  смысле религиозных, нравственных и  политических  убеждений, но она  есть
первое,  самое элементарное условие  всЯкого такого определениЯ,  потому что
она  ручаетсЯ  за  то,  что  человек  усвоит  себе  круг   убеждений  не  по
каким-нибудь внешним, случайным или односторонним побуждениЯм, -- не в угоду
общепринЯтому  мнению  или  моде,  не  ради  остроумиЯ  или  увлекательности
прочитанной книги, -- а в точно  л, инстинктивно-принудительном соответствии
с  врожденными  особенностЯми  своей воли,  и  что  усвоенные  путем  такого
глубоко-индивидуального   подбора   идеи  не  останутсЯ  в   нем  бесплодной
движимостью сознаниЯ,  а будут  внутренним двигателем всей  его  жизни, тем,
что, в  противоположность чисто-умозрительной, по существу еще мертвой идее,
можно назвать идеЯ-чувство, идеЯ-страсть. Ќо, не предопределЯЯ в  частностЯх
мировоззрениЯ человека, такаЯ духовнаЯ цельность категорически обусловливает
общий характер этого мировоззрениЯ именно его  религиозность: нормальный, т.
е.  душевно-цельный  человек  не может не быть религиозен, по самой  природе
человеческой души. Ќо об этом нам еще придетсЯ говорить.
     Љазалось бы, Ясно, что это самосознание и самовоспитание личности -- не
какой-нибудь   моральный  долг   а   просто  закон   человеческой   природы,
обусловленный самым  фактом наличности сознаниЯ в  человеке. Ћно -- такой же
естественный процесс в духовном организме человека, как прорезание зубов или
половое  созревание в  физическом.  Ќо  физическое  созревание  человека  не
подлежит  его вмешательству, в духовном  же он  -- не  только  объект,  но и
свободный участник.  ‡убы  мудрости  непременно прорежутсЯ в  свое времЯ,  а
нормальный   ход   духовного   развитиЯ   может   быть   бесконечно  искажен
историческими условиЯми,  общественными предрассудками и личным заблуждением
людей. ’акое печальное искажение -- духовнаЯ жизнь русской интеллигенции.

     <B>III</B>

     Ќаша  интеллигенциЯ  справедливо ведет  свою родословную от  петровской
реформы.  Љак и  народ,  интеллигенциЯ  не  может  помЯнуть ее  добром. Ћна,
навЯзав верхнему слою общества огромное количество драгоценных но чувственно
еще слишком далеких идей, перваЯ почти механически расколола в нем личность,
оторвала сознание от воли, научила сознание праздному обжорству истиной. Ћна
научила людей не стыдитьсЯ того,  что жизнь темна и скудна правдою, когда  в
сознании уже  накоплены великие богатства истины, и,  освободив сознание  от
повседневного  контролЯ  воли, она  тем  самым  обрекла и самое сознание  на
чудовищные заблуждениЯ.  Ќынешний русский  интеллигент --  прЯмой  потомок и
наследник   крепостника-вольтерьЯнца.   Divide   et    impera<sup>[36]</sup>
оправдалось  и здесь. Ѓудь  в ђоссии  хоть  горсть цельных людей с  развитым
сознанием, т. е. таких, в которых высокий строй мыслей органически претворен
в личность, -- деспотизм был бы немыслим. Ќо где наиболее развитые  сознаниЯ
были лишены  тел, а  тела жили без сознаниЯ, там деспотизму  было как нельзЯ
более  привольно.  ќто   вечный  закон  истории;  если  еще  нужны  примеры,
достаточно вспомнить о  "свЯтых" ЉромвелЯ  и о  горсти юношей,  освободивших
€талию под знаменем "Dio e popolo<sup>[37]</sup>".
     € плод стал семенем и дал плод сторицей. „еспотизм, как и не могло быть
иначе,  вызвал  в  образованной  части  общества  преувеличенный  интерес  к
вопросам общественности:  такаЯ же частичнаЯ гиперестезиЯ, какую вызывает во
всЯком  живом организме  чрезмерное  внешнее  давление  на  одну точку  его.
Ћбщественность  заполнила  сознание; разрыв  между  деЯтельностью сознаниЯ и
личной чувственно-волевой  жизнью  стал общей нормою, больше того  -- он был
признан мерилом свЯтости, единственным путем к спасению души.
     ќтот  распад  личности  оказалсЯ  роковым  длЯ  интеллигенции  в   трех
отношениЯх:  внутренне  --  он сделал  интеллигента  калекою,  внешне --  он
оторвал  интеллигенцию от народа, и, наконец, совокупностью этих двух причин
он обрек интеллигенцию на полное бессилие перед гнетущей ее властью.
     Џоистине,  историк  не  сделал  бы ошибки, если бы  стал  изучать жизнь
русского общества по двум раздельным линиЯм -- быта и