быть вровень с этими буднЯми. ‚сЯкаЯ погонЯ за "переживаниЯми"  вырастает из
данной слабости. €бо не иметь сил взглЯнуть в суровое  лицо  судьбы,  судьбы
времени, и есть слабость. Ћднако судьба нашей культуры состоит в том, что мы
асе  отчетливее  снова  сознаем  ее,  тогда   как  в  течение   тысЯчелетиЯ,
проникнутые  величественным пафосом христианской этики,  мы не замечали этих
сил.  Ќо довольно обсуждать  вопросы, уводЯщие  нас  слишком далеко.  ‚се же
среди части  нашей молодежи, той части, котораЯ на все это ответила бы: "„а,
но мы же идем  на  лекцию, чтобы пережить нечто большее, чем только анализ и
констатацию  фактов",  ходЯчим  ЯвлЯетсЯ заблуждение,  заставлЯющее искать в
профессоре не то, что она видит перед собой: <i>вождЯ,</i> а не <i>учителЯ.</i> Ћднако  мы
поставлены  на кафедру только как <i>учителЯ.</i> ќто  две разные вещи, в чем можно
легко  убедитьсЯ. ‚  Ђмерике  такие  вещи часто  можно видеть  в  их  грубой
первобытности. Ђмериканский мальчик учитсЯ несравненно  меньше европейского.
ЌесмотрЯ на  невероЯтно  большое  число экзаменов,  он по  самому духу своей
учебной  жизни  еще  не  стал  тем  абсолютным  "человеком   экзамена",  как
мальчик-немец. €бо  бюрократиЯ, которой нужен диплом, фиксирующий результаты
экзамена и служащий  входным билетом  в  мир человеческой карьеры,  там  еще
только зарождаетсЯ. Њолодой американец не испытывает почтениЯ ни перед чем и
ни перед  кем:  ни перед  традицией, ни  перед  службой; он  уважает  только
собственную  личную  заслугу -- вот это американец и называет "демократией".
Љак  бы искаженно  ни  выступала  реальность  по отношению к такому идейному
содержанию,  идейное содержание именно таково, и об этом здесь идет  речь. Ћ
своем учителе американский юноша имеет вполне определенное представление: за
деньги моего отца он продает мне свои  знаниЯ и методические  принципы точно
так же, как торговка овощами продает моей матери капусту. €  точка. ‚прочем,
если учитель, например, футболист, то в этой области он выступает в качестве
вождЯ. Ќо если он таковым  (или  чем-то подобным в  другом  виде  спорта) не
ЯвлЯетсЯ, то  он  только  учитель и  ничего  больше, и  молодому  американцу
никогда не придет в  голову  покупать  у него  "мировоззрение" или  правила,
которыми следует руководствоватьсЯ в жизни. Љонечно, в такой грубой форме мы
это  отвергаем. Ќо  разве именно в таком, намеренно заостренном мною способе
чувствованиЯ не содержитсЯ зерно истины?
     ‘туденты приходЯт к нам на  лекции, требуЯ от нас качества вождЯ,  и не
отдают себе отчета в том, что из сотни профессоров по меньшей мере девЯносто
девЯть  не только  не  ЯвлЯютсЯ  мастерами по  футболу жизни,  но  вообще не
претендуют и не могут претендовать на  роль  "вождей", указывающих, как надо
жить. ‚едь ценность человека не зависит от того, обладает  ли он  качествами
вождЯ  или  нет.  €  уж во всЯком  случае,  не те  качества делают  человека
отличным ученым и академическим преподавателем,  которые  превращают  его  в
вождЯ в сфере  практической  жизни или, специальное, в политике. …сли кто-то
обладает  еще и этим качеством,  то мы имеем  дело с чистой случайностью,  и
очень опасно, если каждый,  кто занимает кафедру, чувствует себЯ вынужденным
притЯзать  на  обладание  таковым. …ще  опаснее, если  всЯкий  академический
преподаватель  задумает  выступать  в  аудитории в роли вождЯ.  €бо  те, кто
считает  себЯ наиболее  способным в  этом отношении,  часто как раз наименее
способны,   а  главное  --  ситуациЯ  на  кафедре  не  представлЯет  никаких
возможностей  <i>доказать,</i> способны они  или  нет. Џрофессор, чувствующий  себЯ
призванным  быть  руководителем юношества и пользующийсЯ у него  доверием, в
личном  общении с  молодыми  людьми может  быть  своим человеком. € если  он
чувствует  себЯ призванным  включитьсЯ  в  борьбу мировоззрений и  партийных
убеждений, то он может это делать вне учебной аудитории, на жизненной сцене:
в  печати,  на собраниЯх, в  кружке  -- где  только ему угодно.  Ќо  было бы
слишком удобно демонстрировать свое призвание там,  где присутствующие  -- в
том числе, возможно, инакомыслЯщие -- вынуждены молчать.
     Ќаконец, вы можете спросить: если все  это  так,  то  что же собственно
позитивного дает  наука длЯ  практической и личной  "жизни"? € тем  самым мы
снова стоим перед проблемой  "призваниЯ"  в науке.  ‚о-первых, наука  прежде
всего  разрабатывает,  конечно,  технику  овладениЯ  жизнью --  как внешними
вещами,  так и  поступками людей --  путем  расчета.  Ћднако это  на  уровне
торговки овощами, скажете  вы. џ целиком  с вами согласен.  ‚о-вторых, наука
разрабатывает методы мышлениЯ,  рабочие  инструменты  и  вырабатывает навыки
обращениЯ с ними, чего обычно  не  делает  торговка овощами. ‚ы, может быть,
скажете: ну, наука не овощи, но это тоже не более как средство  приобретениЯ
овощей. •орошо,  оставим  сегоднЯ  данный вопрос  открытым. Ќо на этом  дело
науки,  к  счастью, еще не  кончаетсЯ; мы  в состоЯнии  содействовать вам  в
чем-то третьем,  а именно в обретении <i>Ясности.</i> ђазумеетсЯ,  при условии, что
она есть у нас самих.
     Ќасколько это  так,  мы  можем  вам поЯснить. Џо отношению  к  проблеме
ценности, о  которой  каждый раз идет речь, можно занЯть практически  разные
позиции --  длЯ простоты Я предлагаю вам взЯть в качестве примера социальные
ЯвлениЯ. <i>…сли</i> занимают определенную  позицию,  то  в  соответствии с  опытом
науки следует применить соответствующие <i>средства,</i> чтобы практически провести
в жизнь данную позицию. ќти средства, возможно, уже сами по себе таковы, что
вы считаете необходимым их  отвергнуть. ‚ таком случае нужно выбирать  между
целью и неизбежными  средствами ее  достижениЯ. "ЋсвЯщает" цель эти средства
или нет? “читель должен показать вам  необходимость такого выбора.  Ѓольшего
он не может --  пока  остаетсЯ учителем, а не становитсЯ демагогом. Ћн может
вам, конечно, сказать: если вы хотите достигнуть такой-то цели, то вы должны
принЯть  также и соответствующие  следствиЯ, которые,  как  показывает опыт,
влечет за собой деЯтельность по достижению намеченной вами цели.
     ‚се эти проблемы могут  возникнуть и  у  каждого техника, ведь он  тоже
часто  должен выбирать  по  принципу  меньшего зла  или относительно лучшего
варианта.  „лЯ  него важно, чтобы было дано  одно главное -- <i>цель.</i> Ќо именно
она, поскольку речь идет о действительно "последних" проблемах, нам <i>не дана.</i>
€  тем самым мы подошли к последнему акту, который наука  как таковаЯ должна
осуществить ради достижениЯ Ясности, и  одновременно мы подошли  к  границам
самой науки.
     Њы  можем  и  должны  вам сказать:  какие-то  практические  установки с
внутренней последовательностью и, следовательно, честностью можно вывести --
в соответствии с их духом -- из такой-то последней мировоззренческой позиции
(может быть, из одной, может  быть, из разных),  а из других -- нельзЯ. …сли
вы  выбираете эту установку, то  вы  служите, образно  говорЯ, одному Ѓогу и
<i>оскорблЯете всех остальных богов.</i> €бо если вы остаетесь  верными себе, то вы
необходимо  приходите к  определенным последним  внутренним  следствиЯм. ќто
можно  сделать по крайней мере в принципе. ‚ыЯвить свЯзь последних установок
с их  следствиЯми  --  задача  философии  как  социальной  дисциплины и  как
философской базы  отдельных наук. Њы  можем,  если  понимаем свое  дело (что
здесь  должно  предполагатьсЯ), заставить  индивида --  или по крайней  мере
помочь ему -- <i>дать  себе отчет в  конечном смысле собственной  деЯтельности.</i>
’акаЯ  задача мне представлЯетсЯ отнюдь немаловажной, даже длЯ чисто  личной
жизни. …сли какому-нибудь учителю это удаетсЯ, то Я бы сказал, что он служит
"нравственным" силам, поскольку вносит  Ясность; что он тем лучше  выполнЯет
свою задачу, чем добросовестнее будет избегать внушать своим слушателЯм свою
позицию, свою точку зрениЯ.
     ’о, что  Я вам здесь излагаю, вытекает, конечно, из главного положениЯ,
а именно из того, что жизнь,  основаннаЯ на самой себе и  понимаемаЯ из  нее
самой, знает только вечную борьбу  богов, знает (если не прибегать к образу)
только  несовместимость наиболее принципиальных,  вообще возможных жизненных
позиций и  непримиримость  борьбы между ними, а следовательно, необходимость
между  ними <i>выбирать.</i>  ‡аслуживает ли  наука при таких условиЯх того,  чтобы
стать чьим-то "призванием",  и  есть ли у нее  самой  какое-либо объективное
ценное   "призвание"  --  это  опЯть-таки  ценностное  утверждение,  которое
невозможно обсуждать в аудитории, ибо утвердительный ответ на  данный вопрос
ЯвлЯетсЯ  <i>предпосылкой</i>   занЯтий  в  аудитории.   џ   лично   решаю   вопрос
утвердительно уже  моей собственной работой. € утвердительный ответ  на него
ЯвлЯетсЯ также предпосылкой той  точки зрениЯ, разделЯЯ  которую --  как это
делает  сейчас  или по большей части притворЯетсЯ, что делает, молодежь,  --
ненавидЯт интеллектуализм как  злейшего  дьЯвола. €бо тут справедливы слова:
"„ьЯвол стар  -- состарьтесь,  чтобы понЯть  его".  „анное  возражение  надо
понимать не буквально, а в том смысле, что, желаЯ покончить с этим дьЯволом,
надо не обращатьсЯ в бегство при виде его, как обычно предпочитают делать, а
с начала до конца обозреть его пути, чтобы увидеть его силу и его границы.
     ‘егоднЯ наука есть профессиЯ, осуществлЯемаЯ как специальнаЯ дисциплина
и  служащаЯ  делу  самосознаниЯ и  познаниЯ фактических свЯзей,  а  вовсе не
милостивый дар провидцев и пророков, приносЯщий спасение и откровение,  и не
составнаЯ  часть  размышлениЯ  мудрецов  и  философов  о  <i>смысле</i> мира.  ќто,
несомненно, неизбежнаЯ данность в нашей исторической ситуации, из которой мы
не можем выйти, пока остаемсЯ верными самим себе.
     € если в нас вновь заговорит ’олстой и спросит: "…сли не наука, то  кто
ответит на вопрос:  что нам делать, как  устроить нам свою жизнь?" -- или на
том Языке, на котором мы говорим сегоднЯ: "Љакому из борющихсЯ друг с другом
богов должны мы служить? €ли, может  быть, какому-то  совсем иному богу -- и
кто этот бог?"  -- то надо сказать: ответить на это может только  пророк или
‘паситель. …сли его нет или если его благовествованию больше не верЯт, то вы
совершенно  определенно ничего не  добьетесь тем,  что  тысЯчи профессоров в
качестве оплачиваемых  государством или привилегированных маленьких пророков
в  своих аудиториЯх  попытаютсЯ  взЯть  на  себЯ его роль. ’ем самым вы лишь
воспрепЯтствуете осознанию того, что нет пророка, по которому тоскуют  столь
многие  представители нашего молодого  поколениЯ. џ думаю, что действительно
"музыкальному" в  религиозном отношении человеку не пойдет на пользу, если и
от него, и от  других будут скрывать тот основной факт,  что его  судьба  --
жить  в богочуждую,  лишенную  пророка  эпоху  --  если это будут скрывать с
помощью  суррогата,  каким ЯвлЯютсЯ все подобные  пророчества с кафедры. Њне
кажетсЯ, против этого должна была восстать его религиознаЯ честность.
     Ќо  как же отнестись к факту существованиЯ "теологии" и к ее претензиЯм
на "научность"? Џопробуем  не  уклонЯтьсЯ от  ответа. "’еологиЯ" и  "догмы",
правда, существуют не во всех религиЯх, но и не  только в христианстве. …сли
оглЯнутьсЯ на прошлое, то можно  увидеть  их в весьма развитой форме также в
исламе, манихействе, у гностиков, в суфизме, парсизме, буддизме, индуистских
сектах,  даосизме,  упанишадах,  иудаизме.  Ќо  разумеетсЯ,  систематическое
развитие они получили в разной мере. €  не случайно западное  христианство в
противоположность  тому, что создал  в области теологии  иудаизм,  не только
более систематически  развило  ее  (или стремитсЯ  к  этому),  но  здесь  ее
развитие  имело  несравненно  большее историческое  значение.  Ќачало  этому
положил эллинский дух, и  всЯ теологиЯ  ‡апада восходит к нему точно так же,
как, очевидно, всЯ восточнаЯ теологии восходит к индийскому мышлению.
     ‚сЯкаЯ  теологиЯ  представлЯет  собой  интеллектуальную  <i>рационализацию</i>
религиозного спасениЯ. Ќи одна наука  не может  доказать свою ценность тому,
кто отвергает ее предпосылки. ‚прочем, всЯкаЯ теологиЯ длЯ выполнениЯ  своей
роли и тем самым  длЯ оправданиЯ своего собственного существованиЯ добавлЯет
некоторые  специфические  предпосылки.  Ћни имеют  различный смысл н  разный
объем.  „лЯ  всЯкой  теологии, в  том числе,  например, и  длЯ  индуистской,
остаетсЯ в  силе предпосылка:  мир  должен иметь  <i>смысл,</i> и  вопрос  длЯ  нее
состоит в тон, как толковать мир, чтобы возможно было мыслить этот смысл.
     Љант в  своей  теории познаниЯ исходил  из предпосылки: научнаЯ  истина
существует и  <i>имеет</i>  силу,  а затем ставил  вопрос:  при каких  мыслительных
предпосылках возможно, то есть имеет смысл, такое утверждение? ’очно  так же
современные эстетики (осознанно -- как, например, „ьердь ‹укач -- или просто
фактически) исходЯт из предпосылки, что существуют произведениЯ искусства, а
затем ставЯт вопрос: как это в конце концов возможно?
     Џравда, теологи, как  правило,  не удовлетворЯютсЯ  такой  (по существу
религиозно-философской) предпосылкой, а исходЯт из предпосылки  более далеко
идущей --  из веры в "откровение" как  факт,  важный  длЯ  спасениЯ, то есть
впервые  делающий  возможным  осмысленный  образ  жизни. Ћни  допускают, что
определенные  состоЯниЯ  и  поступки  обладают качествами свЯтости, то  есть
создают образ жизни, исполненный религиозного смысла.
     ‚ы  опЯть-таки спросите: как истолковать долженствующие  быть принЯтыми
предпосылки, чтобы  это имело  какой-то смысл? ‘ами  такие  предпосылки  длЯ
теологии  лежат  по  ту  сторону того, что ЯвлЯетсЯ "наукой".  Ћни  суть  не
"знание" в обычном смысле слова, а скорее некоторое "достоЯние".  “ кого нет
веры или всего прочего, необходимого длЯ религии, тому их не заменит никакаЯ
теологиЯ.  €  уж  тем  более  никакаЯ  другаЯ  наука.  Ќапротив,  во  всЯкой
"позитивной"  теологии  верующий  достигает  того  пункта,  где  имеет  силу
положение  Ђвгустина:  "Credo   non  quid,  sed  quia   absurdum  est".  (6)
‘пособность  к подобному виртуозному  акту "принесениЯ в  жертву интеллекта"
есть главнейший  признак  позитивно-религиозного  человека.  € это  как  раз
свидетельствует  о  том, что  напрЯжение между  ценностными сферами  науки и
религии  непреодолимо,  несмотрЯ  на  существование  теологии (а скорее даже
благодарЯ ей).
     "†ертву  интеллекта" обычно  приносЯт: юноша  --  пророку, верующий  --
церкви. Ќо еще никогда не возникало новое пророчество (Я намеренно здесь еще
раз привожу данный  образ,  который длЯ многих был предосудительным) оттого,
что некоторые современные интеллектуалы испытывают потребность, так сказать,
обставить  свою  душу  антикварными  вещами,  подлинность  которых  была  бы
гарантирована, и  при всем этом вспоминают, что среди них была и религиЯ; ее
у них,  конечно,  нет, но они сооружают себе  в качестве эрзаца своеобразную
домашнюю часовню, украшенную длЯ  забавы иконками свЯтых, собранными со всех
концов света, или  создают суррогат  из  всЯкого рода  переживаний,  которым
приписывают достоинство мистической свЯтости  и которыми  торгуют вразнос на
книжном рынке.  ќто или надувательство,  или самообман. Ќапротив,  отнюдь не
надувательство, а нечто серьезное и настоЯщее  (но, может  быть, неправильно
истолковывающее  себЯ) имеет  место тогда, когда некоторые молодежные союзы,
выросшие в  тиши последних лет, видЯт в своей человеческой общности общность
религиозную, космическую  или  мистическую. ‚сЯкий  акт  подлинного братства
вносит в надличное царство нечто такое, что останетсЯ навеки; но мне кажетсЯ
сомнительным стремление возвысить достоинство чисто человеческих отношений и
человеческой общности  путем их  религиозного истолкованиЯ. Ћднако  здесь не
место обсуждать этот вопрос.
     ‘удьба   нашей   эпохи  с  характерной  длЯ   нее   рационализацией   и
интеллектуализацией и прежде всего расколдовыванием мира заключаетсЯ в  том,
что  высшие  благороднейшие  ценности  ушли  из  общественной  сферы  или  в
потустороннее   царство  мистической   жизни,   или   в  братскую   близость
непосредственных отношений отдельных  индивидов  друг  к другу. Ќе  случайно
наше  самое  высокое  искусство  интимно, а  не  монументально;  не случайно
сегоднЯ  только внутри  узких общественных кругов,  в личном общении, крайне
тихо, пианиссимо,  пульсирует  то,  что раньше буйным  пожаром,  пророческим
духом  проходило через большие  общины и  сплачивало их. …сли  мы попытаемсЯ
насильственно привить вкус к монументальному искусству и "изобретем" его, то
поЯвитсЯ  нечто  столь  же жалкое  и безобразное, как  то,  что мы видели во
многих памЯтниках последнего десЯтилетиЯ. …сли попытатьсЯ ввести религиозные
новообразованиЯ без нового, истинного пророчества,  то  возникнет  нечто  по
своему внутреннему смыслу подобное --  только  еще  хуже.  €  пророчество  с
кафедры  создаст в  конце концов только фантастические секты,  но никогда не
создаст подлинной общности.  Љто не может  мужественно  вынести  этой судьбы
эпохи,  тому  надо сказать: пусть  лучше  он молча,  без  публичной рекламы,
которую  обычно создают  ренегаты, а  тихо  и просто  вернетсЯ  в  широко  и
милостиво  открытые объЯтиЯ  древних церквей. Џоследнее сделать нетрудно. Ћн
должен также  так или  иначе принести в "жертву" интеллект -- это неизбежно.
Њы не будем его порицать,  если он действительно в состоЯнии  принести такую
жертву.  €бо  подобное  принесение  в  жертву  интеллекта  ради  безусловной
преданности  религии есть  все же нечто  иное в нравственном  отношении, чем
попытка уклонитьсЯ от  обЯзанности быть  интеллектуально добросовестным, что
бывает тогда,  когда  не имеют  мужества дать себе Ясный отчет  относительно
конечной  позиции,  а  облегчают себе  выполнение этой обЯзанности с помощью
дрЯблого  релЯтивизма. ’а  позициЯ  представлЯетсЯ  мне более  высокой,  чем
кафедральное  пророчество,  не  дающее себе  отчета  в  том,  что  в  стенах
аудитории  не  имеет значениЯ  никакаЯ  добродетель,  кроме  одной:  простой
интеллектуальной   честности.   Ќо   такаЯ    честность   требует   от   нас
констатировать,  что  сегоднЯ  положение  тех,  кто ждет  новых  пророков  и
спасителей,  подобно  тому  положению,  о  котором  повествуетсЯ  в одном из
пророчеств  €сайи; речь  идет  здесь о  прекрасной  песне эдемского  сторожа
времен изгнаниЯ евреев: "Љричат, мне с ‘еира: сторож! сколько ночи?  сторож!
сколько  ночи?  ‘торож  отвечает:  приближаетсЯ утро,  но еще  ночь. …сли вы
настоЯтельно спрашиваете, то обратитесь, и приходите". (7)
     Ќарод, которому это  было  сказано, спрашивал  и  ждал  в течение  двух
тысЯчелетий, и мы  знаем  его потрЯсающую судьбу. Ћтсюда надо  извлечь урок:
одной только  тоской  и ожиданием ничего  не  сделаешь, и  нужно действовать
по-иному -- нужно обратитьсЯ к своей работе  и  соответствовать  "требованию
днЯ" --  как человечески, так и профессионально. Ђ данное  требование  будет
простым  и  Ясным, если  каждый найдет  своего демона и будет послушен этому
демону, ткущему нить его жизни.


        ЏримечаниЯ
     ----------
     (1) „аннаЯ работа представлЯет собой доклад (переведенный с  небольшими
сокращениЯми), прочитанный ‚ебером зимой 1918 г. в Њюнхенском университете с
непосредственной целью -- показать студентам, в чем состоит их призвание как
будущих ученых и преподавателей.
     Ћднако,  по  существу,  выступление  ‚ебера  вышло  далеко  за  пределы
намеченной  задачи и  превратилось в программную речь,  подводЯщую  итог его
более чем  тридцатилетней  деЯтельности  в  области  политической  экономии,
социологии,   философии  истории.   ‚  центре   доклада  оказались  проблема
<i>превращениЯ духовной  жизни  в  духовное  производство</i>  и  свЯзанные  с этим
вопросы  разделениЯ труда  в  сфере  духовной деЯтельности,  изменениЯ  роли
интеллигенции  в   обществе,  наконец,   судьбы  европейского   общества   и
европейской цивилизации, вообще.
     ’акое "разрастание"  темы доклада  не случайно. Ћна  в известном смысле
традиционна  длЯ ѓермании: проблема  университета всегда выступала здесь как
проблема воспитаниЯ в  широком  смысле  слова и тесно  взаимосвЯзывалась  не
только с судьбой немецкой  нации и ее историей, но и с судьбами человеческой
культуры вообще. ‚спомним  знаменитые  лекции ”ихте  "Ћ назначении  ученого"
(Њ.,  1935), в  которых  звучит пафос подлинно  религиозной  проповеди,  или
гегелевские   университетские  речи  о  высокой  цене   науки,   открывающей
человечеству свет истины.  ‚ XX в. та же традициЯ находит свое продолжение в
выступлениЯх  ’еодора ‹итта и  Љарла  џсперса,  развивающих  мысль о великой
воспитательной  роли  университета,  который   должен  служить  противовесом
ограниченно-профессионального   пониманиЯ   образованиЯ,   характерного  длЯ
современности.  ђечь  о  призвании  ученого  и  о  социальной  роли   науки,
отождествлЯвшейсЯ обычно с философией, звучала в устах немецких  профессоров
не  только как их  теоретическое, но главным образом  как  мировоззренческое
кредо. ’ак же прозвучала она и у ‚ебера.
     ‚ысокаЯ   оценка  роли   университета   в   ѓерманки  тесно  свЯзана  с
протестантским   характером  религиозности  в  этой  стране:   протестантизм
настолько рационализировал здесь духовную жизнь, настолько лишил религиозные
отправлениЯ   культово-обрЯдового  характера,  что   речь   проповедника   в
протестантской  церкви мало  чем  отличалась  от речи  профессора  немецкого
университета. Ѓолее  того,  именно протестантизм сделал  возможным тот факт,
что немецкаЯ философиЯ  во  многих  отношениЯх смогла  взЯть на  себЯ  роль,
которую  в католических странах играла церковь; отсюда  и громадное значение
воспитательной роли философии и науки вообще, то есть университета.
     „ругое  обстоЯтельство,  обусловившее программный характер  выступлениЯ
‚ебера  свЯзано  с  тем,  что  он  затронул здесь больную  тему  XX в. -- об
изменении  роли  науки  и свЯзанном  с  ним изменении  общественного статуса
ученого.  ‹огика  самого  вопроса  привела ‚ебера  к необходимости  показать
перемены в  европейской  духовной  культуре вообще, которые  наметились  уже
давно,  но только в XX в. стали очевидными длЯ всех  тех, кто вышел за рамки
установившихсЯ традиционных представлений. -- <i>Џрим. перев.</i>

     (2)  Ќемецкое  слово "‚еruf" может быть переведено и как "профессиЯ", и
как  "призвание". Ќа основании анализа протестантизма ‚ебер пришел к выводу,
что эта двузначность термина "Beruf" не случайна: она вырастает из пониманиЯ
профессиональной  деЯтельности  как  божественного  призваниЯ  и приводит  к
весьма  существенным  длЯ  европейского  общества   и  европейской  культуры
последствиЯм.  Џоэтому  мы длЯ  перевода  "Beruf"  используем  оба указанных
значениЯ данного слова. -- <i>Џрим. перев.</i>

     (3)  Љак   видим,  те   идеи,   которые   в   20-30-х  годах   развивал
экзистенциализм, критикуЯ  сциентистское мировоззрение как  техницистское  и
усматриваЯ  в научной рациональности  принцип, приводЯщий современный мир  к
утере  духовности,  восходЯт  к  Њаксу   ‚еберу.   Ћдин  из   представителей
экзистенциалистской философии, Љарл џсперс, неоднократно ссылаетсЯ на ‚ебера
как  на  мыслителЯ,  революционизировавшего современное  мышление и  давшего
толчок  целому  рЯду  новых   постановок  вопроса  относительно   перспектив
европейской цивилизации. -- <i>Џрим. перев.</i>

     (4)  Џозитивистское  требование отделить  факт  от его  интерпретации и
иметь  дело  только  с  фактом,   по   возможности   освобожденным  от  всех
"метафизических"    мировоззренческих    предпосылок,    заставило    ‚ебера
отмежеватьсЯ  не  только  от  гегельЯнской  традиции  в  немецкой  философии
культуры,   не  только  от   Њаркса,   который  представлЯлсЯ  ему  "слишком
метафизически  ориентированным  мыслителем",  но  и  от  школы  „ильтеЯ,  от
исторической концепции  пенглера  --  словом,  от  всего  того направлениЯ,
которое  впоследствии (особенно в  американской  социологии) стали именовать
"историцизмом"  (см.  доклад  ’.  Џарсонса  на  XV немецком  социологическом
конгрессе,   посвЯщенном  столетию  со  днЯ  рождениЯ  ‚ебера:  Parsons   T.
Evaluation  et objectivite  dans le domaine de  sciences. Une interpretation
des travaux de Max Weber. -- "Rev. intern. des sciences sociales". P., 1965,
vol. 17, p. 49-69).
     ‚ебер полемизирует с представителЯми этого направлениЯ прежде  всего по
вопросам   методологическим:   он   не  согласен   с   идущим   от   „ильтеЯ
противопоставлением наук о природе наукам о духе;  он резко выступает против
метода вживаниЯ,  вчувствованиЯ  в историческую  реальность, который „ильтей
противополагает естественнонаучному  методу "объЯснениЯ",  обЯзанному  своим
существованием тому факту, что  предмет природы  противопоставлен человеку в
качестве  внешнего  объекта в  отличие  от  человеческой реальности  (духа),
данной историку, искусствоведу и т. д. "изнутри".
     ‚ебер полагает, что если гуманитарнаЯ наука претендует на звание науки,
то  она  должна  удовлетворЯть  требованию  общезначимости,  которое  всегда
выполнЯетсЯ естественными науками,  и выполнЯетсЯ именно потому, что  в  них
познающий субъект находитсЯ всегда на дистанции  по отношению к познаваемому
предмету.  ‘охранение  такой  дистанции,  по ‚еберу, необходимо Я в об  шест
венных  науках:  "Ћтсутствие дистанции  по  отношению  к изучаемому  объекту
должно  быть осуждено,  так же как  и  отсутствие дистанции  по отношению  к
человеку"  (Weber   M.  Gesammelte  Aufsatze  zur   Religionssoziologie.  1.
Tubingen,  1922,  S.  14).  ‚о  избежание  недоразумениЯ  следует  сразу  же
оговорить, что  ‚ебер не согласен  именно с тем различением  естественных  и
гуманитарных наук, которое дает „ильтей и которое основано на убеждении, что
гуманитарные  науки  как  науки  о  человеке  должны  избегать введениЯ  той
<i>дистанции</i>  по  отношению  к  изучаемому  предмету,  котораЯ  характерна  длЯ
естественных наук. —то же касаетсЯ вообще требованиЯ различать  исторический
и  естественнонаучный подходы, то против этого требованиЯ, исходЯщего прежде
всего  от  ђиккерта,  ‚ебер  не возражает. ђиккертовский принцип  различениЯ
предполагает, что  образование понЯтий в  исторических и естественных науках
производитсЯ по  различным  основаниЯм, но как  те,  так и другие  одинаково
должны вводить дистанцию между исследуемым объектом, а потому  и те и другие
--  равно  <i>объективны,</i> выводы  тех и других  --  равно  <i>общезначимы.</i> —то  же
касаетсЯ  такой науки о человеке, как социологиЯ, то она строит свою систему
понЯтий по тому же основанию, что и  естественные  науки (на  Языке ђиккерта
это  наука  "номотетическаЯ",  а  не  "идеографическаЯ");  так  же,   как  и
естественные науки, она пытаетсЯ установить общие  законы социальной  жизни.
‚ебер,  подобно ђиккерту,  рассматривает  социологию  как позитивную  науку,
пользующуюсЯ  теми же методами мышлениЯ,  что и естествознание. ’ем самым он
категорически   протестует    против   пониманиЯ   личности    как   некоего
иррационального   существа,  в   основе   которого  лежит  "переживание",  и
противопоставлЯет этому свою теорию "человеческого действиЯ".
     ‚ соответствии со  своими методологическими установками ‚ебер отвергает
также  важнейший принцип  исторической школы  в  ее гегельЯнском варианте, а
именно  <i>выведение</i>  отдельных  моментов  социальной системы из  ее  основного
принципа  или,  как в  свое  времЯ говорил  Њаркс,  из  "клеточки",  котораЯ
составлЯет исходный пункт и методологический принцип анализа. ќто и понЯтно:
не желаЯ отождествлЯть социокультурную реальность с системно-организационным
целым,  ‚ебер  не  принимает  и  адекватный  метод  ее  постижениЯ. ‡десь он
стремитсЯ быть верным  своему  требованию:  анализировать общество так,  как
естествоиспытатель анализирует природу. -- <i>Џрим. перев.</i>

     (5) "€бо Ћн взошел пред Ќим, как отпрыск и как росток  из сухой  земли;
нет в Ќем  ни  вида,  ни величиЯ;  и  мы  видели …го, и не было в Ќем  вида,
который  привлекал бы нас к  Ќему. Ћн был презрен и умален  пред людьми, муж
скорбей и изведавший  болезни, и  мы  отвращали  от Ќего лице свое;  Ћн  был
презираем, и мы ни во  что ставили …го.  Ќо Ћн взЯл;  на  ‘ебЯ наши немощи и
понес наши болезни; а мы  думали,  <i>что</i> Ћн был поражаем,  наказуем н уничижен
Ѓогом" (€сайЯ, 53, 2 -- 4).<i>.</i>
     "џ же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. ‚се,
видЯщие менЯ, ругаютсЯ надо мною..." (Џсал., 21, 7 -- 8). -- <i>Џрим. перед.</i>

     (6)  "‚ерую не в то, что абсурдно, а потому,  что абсурдно"  (лат.). --
<i>Џрим. перев.</i>

     (7) €сайЯ, 21, 11 -- 12. -- <i>Џрим. перев.</i>