все
расстоЯние до северо-восточной оконечности острова.  Ћтсюда  мне  предстоЯло
пуститьсЯ в открытое море. ђисок был большой. €тти или нет?  џ  взглЯнул  на
быструю струю морского течениЯ, огибавшего остров на некотором расстоЯнии от
берега, вспомнил свою первую экскурсию, вспомнил, какой страшной опасности Я
тогда подвергалсЯ, и решимость начала мне изменЯть:  Я  знал,  что,  если  Я
попаду в струю течениЯ, менЯ унесет далеко от берега и Я могу даже  потерЯть
из виду мой островок; а тогда  стоит  поднЯтьсЯ  свежему  ветру,  чтобы  мою
лодченку залило водой.
     ќти мысли так менЯ обескуражили, что Я готов был отказатьсЯ  от  своего
предприЯтиЯ. џ причалил к берегу в маленькой бухточке, вышел из лодки и  сел
на пригорок, раздираемый  желанием  побывать  на  корабле  и  страхом  перед
опасностЯми, менЯ ожидающими.  ‚  то  времЯ,  как  Я  был  погружен  в  свои
размышлениЯ, на море началсЯ прилив, и волей неволей Я должен  был  отложить
свое путешествие на несколько часов. ’огда мне пришло в голову,  что  хорошо
бы воспользоватьсЯ этим временем  и,  забравшись  на  какое  нибудь  высокое
место, удостоверитьсЯ, как направлЯетсЯ течение  при  приливе  и  нельзЯ  ли
будет воспользоватьсЯ этим течением на обратном пути с кораблЯ на остров. Ќе
успел Я это подумать, как увидал невдалеке горку, невысокую, но на  открытом
месте, так что с нее должно было быть видно море, по обе стороны  острова  и
направление течений. ЏоднЯвшись на эту горку, Я не замедлил  убедитьсЯ,  что
течение отлива идет с южной стороны острова, а течение прилива - с  северной
стороны и что, следовательно, при возвращении  с  кораблЯ  мне  нужно  будет
держать курс на север острова, и Я доберусь до берега вполне благополучно.
     Ћбодренный этим открытием, Я решил пуститьсЯ в  путь  на  следующее  же
утро, как только начнетсЯ отлив. Џереночевал Я в лодке, укрывшись упомЯнутой
матросской шинелью, а на утро вышел в море. ‘начала Я  взЯл  курс  прЯмо  на
север и шел этим курсом, пока не попал в струю течениЯ,  направлЯвшегосЯ  на
восток. ЊенЯ понесло очень быстро, но все же не с такой быстротой,  с  какой
несло менЯ южное течение в первую мою поездку. ’огда  Я  совершенно  не  мог
управлЯть лодкой, теперь же свободно действовал рулевым веслом и нессЯ прЯмо
к кораблю. џ добралсЯ до него менее чем через два часа.
     ѓрустное зрелище открылось мне: корабль (по типу -  испанский)  застрЯл
между двух утесов. ‚сЯ корма была  снесена;  грот  и  фок-мачту  срезало  до
основаниЯ, но бушприт и вообще носоваЯ часть  уцелела.  Љогда  Я  подошел  к
борту, на палубе показалась  собака.  “видев  менЯ,  она  принЯлась  выть  и
визжать, а когда Я поманил ее, спрыгнула в воду и подплыла ко мне. џ взЯл ее
в лодку. Ѓедное животное буквально умирало от голода. џ дал ей хлеба, и  она
набросилась на него, как наголодавшийсЯ за зиму волк. Љогда она  наелась,  Я
поставил перед ней воду, и она стала так жадно лакать, что наверное  лопнула
бы, если бы дать ей волю.
     ‡атем Я поднЯлсЯ на корабль. Џервое, что Я там увидел, были два  трупа;
они лежали у входа в рубку, крепко сцепившись руками. Џо  всей  вероЯтности,
когда корабль наскочил на камень, его все времЯ обдавало водой, так как была
сильнаЯ бурЯ, и весь экипаж захлебнулсЯ, как если бы он пошел на дно.  Љроме
собаки, на корабле не было ни одного живого существа, и  все  оставшиесЯ  на
нем товары подмокли. џ видел в трюме какие то бочонки, с вином или с  водкой
- не знаю, но они были так велики, что Я не пыталсЯ их достать. Ѓыло там еще
несколько сундуков, должно  быть  принадлежавших  матросам;  два  сундука  Я
переправил на лодку, не открываЯ.
     …сли бы вместо носовой части уцелела корма, Я бы, наверно, воротилсЯ  с
богатой добычей: по крайней мере,  судЯ  по  содержимому  двух  взЯтых  мною
сундуков, можно было  предположить,  что  корабль  вез  очень  ценные  вещи.
‚ероЯтно, он шел из Ѓуэнос-Ђйреса или ђио-де-ла-Џлаты мимо берегов  Ѓразилии
в ѓаванну или вообще в Њексиканский залив, а оттуда в  €спанию.  Ќесомненно,
на нем были большие богатства, но в этот момент никому от них не было проку,
а что сталось с людьми, Я тогда не знал.
     Љроме сундуков, Я взЯл  еще  боченок  с  каким  то  спиртным  напитком.
Ѓоченок был небольшой - около двадцати галлонов вместимостью, - но  все-таки
мне стоило большого труда перетащить его в лодку. ‚ каюте Я нашел  несколько
мушкетов и фунта четыре пороху в пороховнице; мушкеты Я оставил, так как они
были мне не нужны, а порох взЯл. џ взЯл также лопаточку длЯ углЯ и  каминные
щипцы, в которых очень нуждалсЯ, - затем два медных котелка, медный кофейник
и рашпер. ‘о всем этим грузом и собакой Я отчалил от кораблЯ,  так  как  уже
начиналсЯ прилив,  и  в  тот  же  день  к  часу  ночи  вернулсЯ  на  остров,
изможденный до последней степени.
     џ  провел  ночь  в  лодке,  а утром решил перенести свою добычу в новый
грот,  чтобы  не тащить ее к себе в крепость. Џодкрепившись едой, Я выгрузил
на берег привезенные вещи и произвел им подробный осмотр. ‚ боченке оказалсЯ
ром,  но,  говорЯ откровенно, весьма неважный, совсем не такой, как тот, что
был  у  нас  в  Ѓразилии;  зато  в  сундуках  Я  нашел много полезных вещей,
например:  изЯщной работы погребец, уставленный бутылками какой то особенной
формы,  с  серебрЯными  пробками  (в  каждой бутылке было до трех пинт очень
хорошего   ликеру);   затем   две   банки   отличного  вареньЯ,  так  плотно
закупоренных,  что  в  них не попало ни капли морской воды, и еще две банки,
содержимое  которых  подмокло. ‚ том же сундуке лежало несколько штук совсем
еще  крепких  рубах,  которые  были  длЯ менЯ очень приЯтной находкой; затем
около  полуторы дюжины белых полотнЯных носовых платков и столько же цветных
шейных;  первым  Я  очень  обрадовалсЯ, представив себе, как будет приЯтно в
жаркие  дни  утирать вспотевшее лицо тонким полотном. Ќа дне сундука Я нашел
три  больших мешка с деньгами; всего в трех мешках было тысЯча сто пиастров,
а  в  одном  оказалось  еще  шесть  золотых дублонов, завернутых в бумагу, и
несколько небольших слитков золота весом, Я думаю, около фунта.
     ‚ другом сундуке было несколько пар платьЯ, но поплоше. ‚ообще, судЯ по
содержимому этого  сундука,  Я  полагаю,  что  он  принадлежал  корабельному
канониру: в нем оказалось  около  двух  фунтов  прекрасного  пороху  в  трех
пузырьках, должно быть длЯ  охотничьих  ружей.  ‚  общем  в  эту  поездку  Я
приобрел очень немного полезных мне вещей. „еньги  же  не  представлЯли  длЯ
менЯ никакой ценности, это был ненужный сор, и все свое золото Я  бы  охотно
отдал за три, за четыре пары английских башмаков и чулок, которых Я не носил
уже несколько лет. Џравда, Я раздобыл четыре пары башмаков за  эту  поездку:
две пары снЯл с двух мертвецов, которых нашел на корабле, да две оказались в
одном из сундуков. Љонечно, башмаки пришлись мне  очень  кстати,  но  ни  по
удобству, ни по прочности они не могли сравнитьсЯ с английской  обувью:  это
были скорее туфли, чем башмаки. ‚о втором сундуке Я нашел еще пЯтьдесЯт штук
разной монеты, но не золотой. ‚ероЯтно, первый сундук принадлежал офицеру, а
второй - человеку победнее.
     ’ем не менее Я принес эти деньги в пещеру а спрЯтал, как раньше спрЯтал
те, которые нашел на нашем корабле. Ѓыло очень жаль, что Я не мог  завладеть
богатствами, содержавшимисЯ в корме погибшего кораблЯ: наверное,  Я  мог  бы
нагрузить ими лодку несколько раз. …сли бы мне удалось  вырватьсЯ  отсюда  в
Ђнглию, деньги остались бы в сохранности в гроте и, вернувшись,  Я  захватил
бы их.
     Џереправив в мой грот все привезенные вещи, Я воротилсЯ на лодку, отвел
ее на прежнюю стоЯнку и вытащил на берег, а сам отправилсЯ прЯмой дорогой на
свое старое пепелище, где все оказалось в полной неприкосновенности. џ снова
зажил своей прежней мирной жизнью, справлЯЯ помаленьку свои  домашние  дела.
Ќо, как уже  знает  читатель,  в  последние  годы  Я  был  осторожнее,  чаще
производил рекогносцировку и реже выходил из дому. ’олько восточнаЯ  сторона
острова не внушала мне опасений: Я знал, что дикари никогда не  высаживаютсЯ
на том берегу; поэтому, отравлЯЯсь в ту сторону, Я мог  не  принимать  таких
предосторожностей и не тащить на себе столько оружиЯ,  как  в  тех  случаЯх,
когда мой путь лежал в одну из других частей острова.
     ’ак прожил Я почти два года, но все эти  два  года  в  моей  несчастной
голове (видно, уж так она была устроена, что от нее всегда плохо приходилось
моему телу) копошились  всевозможные  планы,  как  бы  мне  бежать  с  моего
острова. €ногда Я решал предпринЯть новую  экскурсию  к  обломкам  погибшего
кораблЯ, хотЯ рассудок говорил мае, что там не могло остатьсЯ ничего такого,
что окупило бы риск  моей  поездки;  иногда  затевал  другие  поездки.  €  Я
убежден, что, будь в моем распорЯжении такой баркас, как тот, на  котором  Я
бежал из ‘алеха, Я пустилсЯ бы в море очертЯ голову, даже не заботЯсь о том,
куда  менЯ  занесет.   ‚се   обстоЯтельства   моей   жизни   могут   служить
предостережением длЯ тех, кого коснулась страшнаЯ  Язва  рода  людского,  от
которой, насколько мне известно, проистекает  половина  всех  наших  бед:  Я
разумею недовольство положением, в которое поставили нас бог и природа. ’ак,
не говорЯ уже о моем неповиновении родительской воле, бывшем,  так  сказать,
моим первородным грехом, Я в последующие годы шел той же дорогой, котораЯ  и
привела к моему теперешнему печальному положению. …сли б судьба, так  хорошо
устроившаЯ менЯ в Ѓразилии, наделила менЯ  более  скромными  желаниЯми  и  Я
довольствовалсЯ медленным ростом моего благосостоЯниЯ, то за это времЯ  -  Я
имею в виду времЯ, которое Я прожил на острове - Я сделалсЯ бы  может  быть,
одним из самых крупных бразильских  плантаторов.  џ  убежден,  что  при  тех
улучшениЯх, которые Я уже успел двести за недолгий срок моего хозЯйничаньЯ и
которые Я еще ввел бы со временем, Я нажил бы тысЯч сто мойдоров.  Ќужно  ли
мне было бросать  налаженное  дело,  благоустроенную  плантацию,  котораЯ  с
каждым годом разрасталась и приносила все  больший  и  больший  доход,  ради
того, чтобы ехать в ѓвинею за неграми, между тем как при некотором  терпении
Я дождалсЯ бы времени, когда наши местные негры расплодились бы, и Я мог  бы
покупать  их  у  рабопромышленников,  не  трогаЯсь  с  места?  Џравда,   это
обходилось бы немного дороже, но стоило ли из за небольшой  разницы  в  цене
подвергатьсЯ такому страшному риску?
     Ќо, видно, глупить - удел молодежи, как удел  людей  зрелого  возраста,
умудренных дорого купленным опытом - осуждать  безрассудства  молодежи.  ’ак
было  и  со  мной.  Ћднако,  недовольство  своим  положением   так   глубоко
укоренилось во мне, что  Я  непрестанно  измышлЯл  планы  бегства  из  этого
пустынного  места.  ЏереходЯ  теперь  к  изложению  последней  части   моего
пребываниЯ на необитаемом острове, Я считаю нелишним рассказать читателю,  в
какой форме у менЯ впервые зародилась эта безумнаЯ затеЯ и что Я  предпринЯл
длЯ ее осуществлениЯ.
     €так, после поездки к обломкам погибшего  кораблЯ  Я  вернулсЯ  в  свою
крепость, поставил, как всегда, свой фрегат в безопасное место  и  зажил  по
старому. Џравда, у менЯ было теперь больше денег, но  Я  не  стал  от  этого
богаче, ибо деньги в  моем  положении  были  мне  так  же  мало  нужны,  как
перуанским индейцам до вторжениЯ в Џеру испанцев.
     Ћднажды ночью, в мартовский период дождей, на двадцать  четвертом  году
своей отшельнической жизни, Я лежал в своем гамаке, совершенно здоровый,  не
угнетаемый мрачными мыслЯми, в отличном самочувствии,  но  не  мог  сомкнуть
глаз ни на минуту.
     Ќевозможно, да нет и  надобности  перечислЯть  все  мои  мысли,  вихрем
мчавшиесЯ в ту ночь по большой дороге мозга - памЯти. Џеред моим  умственным
взором прошла, если можно так выразитьсЯ, в миниатюре всЯ  моЯ  жизнь  до  и
после прибытиЯ моего на необитаемый остров. ЏрипоминаЯ  шаг  за  шагом  весь
этот второй период моей жизни, Я сравнивал мои первые безмЯтежные годы с тем
состоЯнием тревоги, страха и грызущей заботы, в котором Я жил  с  того  днЯ,
как открыл след человеческой ноги на песке. Ќе то, чтоб Я воображал, что  до
моего открытиЯ  дикари  не  поЯвлЯлись  в  пределах  моего  царства:  весьма
возможно, что и в первые годы моего  житьЯ  на  острове  их  перебывало  там
несколько сот человек. Ќо в то времЯ Я этого  не  знал,  никакие  страхи  не
нарушали моего душевного равновесиЯ, Я был покоен и счастлив, потому что  не
сознавал опасности, и хотЯ от этого она была, конечно, не менее  велика,  но
длЯ менЯ ее все  равно  что  не  существовало.  ќта  мысль  навела  менЯ  на
дальнейшие поучительные размышлениЯ о  бесконечной  благости  провидениЯ,  в
своих заботах о нас положившего столь узкие пределы нашему знанию.  ‘овершаЯ
свой жизненный путь среди неисчислимых опасностей, вид которых, если бы  был
доступен нам, поверг бы в трепет нашу душу и отнЯл бы у нас всЯкое мужество,
мы остаемсЯ спокойными потому, что окружающее сокрыто от наших глаз и мы  не
видим отовсюду надвигающихсЯ на нас бед.
     Ћт этих размышлений Я естественно перешел к воспоминанию о  том,  какой
опасности Я  подвергалсЯ  на  моем  острове  в  течение  стольких  лет,  как
беззаботно Я разгуливал по своим владениЯм и сколько  раз  может  быть  лишь
какой нибудь холм, ствол дерева, наступление  ночи  или  другаЯ  случайность
спасали менЯ от худшей из смертей, от дикарей-людоедов, длЯ которых Я был бы
такою же дичью, как длЯ менЯ коза или черепаха, и которые убили и  съели  бы
менЯ так же просто, нисколько не считаЯ, что они совершают преступление, как
Я убил бы голубЯ или кулика. џ был  бы  несправедлив  к  себе,  если  бы  не
сказал,  что  сердце  мое  при  этой  мысли  наполнилось   самой   искренней
благодарностью к моему великому покровителю. ‘ великим смирением Я  признал,
что своей безопасностью Я был обЯзан исключительно его защите,  без  которой
мне бы не миновать зубов безжалостных людоедов.
     ‡атем  мои  мысли  принЯли  новое  направление.  џ   начал   думать   о
каннибализме, стараЯсь уЯснить себе это Явление. џ спрашивал себЯ,  как  мог
допустить премудрый промыслитель всего сущего, чтобы его созданиЯ  дошли  до
такого зверства, - вернее, до извращениЯ человеческой природы, которое  хуже
зверства, ибо надо быть хуже зверей, чтоб пожирать себе подобных. Ќо это был
праздный вопрос, на который Я в то времЯ не мог найти ответа. ’огда  Я  стал
думать о том, в какой частЯ света живут эти  дикари,  как  далеко  от  моего
острова их земли, ради чего они пускаютсЯ в такую даль и что у них за лодки;
и, наконец, не  могу  ли  Я  найти  способ  переправитьсЯ  к  ним,  как  они
переправлЯлись ко мне.
     џ не давал себе труда задумыватьсЯ над тем, что Я  буду  делать,  когда
переправлюсь на материк, что менЯ ожидает, если дикари поймают менЯ, и  могу
ли Я надеЯтьсЯ спастись, если они на менЯ нападут. џ не спрашивал себЯ даже,
есть ли у менЯ хоть какаЯ нибудь возможность добратьсЯ до материка,  не  быв
замеченным ими; Я не думал и о том, как Я устроюсь со  своим  пропитанием  и
куда направлю свой путь, если мне посчастливитсЯ ускользнуть от  врагов.  Ќи
один из этих вопросов не приходил мне в  голову:  до  такой  степени  Я  был
поглощен мыслью попасть в лодке на материк.  џ  смотрел  на  свое  тогдашнее
положение, как на самое несчастное, хуже которого  может  быть  одна  только
смерть. Њне казалось, что, если Я доберусь до материка или  пройду  в  своей
лодке вдоль берега, как это Я сделал в Ђфрике, до  какой  нибудь  населенной
страны, то может быть мне окажут помощь; а может быть Я встречу  европейский
корабль, который менЯ подберет. Ќаконец, в  худшем  случае,  Я  умру,  и  со
смертью  кончатсЯ  все  мои  беды.  Љонечно,  все  эти  мысли  были   плодом
расстроенного ума, встревоженной души, изнывавшей от нетерпениЯ,  доведенной
до отчаЯниЯ долгими страданиЯми, обманувшейсЯ в своих надеждах в тот момент,
когда предмет ее вожделений был, казалось, так  близок.  џ  говорю  о  своем
посещении обломков погибшего кораблЯ, на котором Я рассчитывал  найти  живых
людей, узнать от них, где Я нахожусь и каким способом  отсюда  вырватьсЯ.  џ
был глубоко взволнован этими мыслЯми; все мое душевное спокойствие,  которое
Я почерпал в покорности провидению, пропало без следа. џ не мог думать ни  о
чем другом, будучи весь поглощен планом путешествиЯ на материк; он  захватил
менЯ так властно и так неудержимо, что Я не в силах был противитьсЯ ему.
     Џлан этот волновал мои мысли часа два или больше; всЯ кровь моЯ кипела,
и пульс билсЯ, словно Я был в лихорадке, от одного только возбуждениЯ  моего
ума, пока, наконец, сама природа не пришла мне на выручку: истощенный  столь
долгим напрЯжением, Я погрузилсЯ в глубокий сон. Љазалось бы, что менЯ и  во
сне должны были преследовать те же бурные мысли, но на деле  вышло  не  так:
то, что мне приснилось, не имело никакого отношениЯ к  моему  волнению.  Њне
снилось, будто, выйдЯ как обыкновенно поутру из своей крепости,  Я  вижу  на
берегу две пироги и подле них одиннадцать человек дикарей. ‘  ними  был  еще
двенадцатый - пленник, которого они собирались убить и  съесть.  ‚друг  этот
пленник в самую последнюю минуту вскочил, вырвалсЯ и побежал что есть  мочи.
€ Я подумал во сне, что он бежит в рощицу подле крепости,  чтобы  спрЯтатьсЯ
там. “видЯ, что он один и никто за ним не гонитсЯ, Я вышел к нему  навстречу
и улыбнулсЯ ему, стараЯсь его ободрить, а он бросилсЯ передо мной на колени,
умолЯЯ спасти его. ’огда Я указал ему на мою лестницу,  предложил  перелезть
через ограду, повел его в свою пещеру, и он стал моим слугой. €меЯ  в  своем
распорЯжении этого человека, Я оказал себе:  "‚от  когда  Я  могу,  наконец,
переправитьсЯ на материк. ’еперь мне  нечего  боЯтьсЯ:  этот  человек  будет
служить мне лоцманом; он научит менЯ, что мне делать и где добыть  провизию;
он знает ту страну и скажет мне, в какую  сторону  Я  должен  держать  путь,
чтобы не быть съеденным дикарЯми, и каких мест мне следует избегать". ‘ этою
мыслью Я проснулсЯ, - проснулсЯ под свежим впечатлением сна, оживившего  мою
душу надеждой на избавление. ’ем горше  было  мое  разочарование  и  уныние,
когда Я вернулсЯ к действительности и понЯл, что это был только сон.
     ’ем не менее виденный сон навел менЯ на  мысль,  что  единственным  длЯ
менЯ средством вырватьсЯ из  моей  тюрьмы  было  захватить  кого  нибудь  из
дикарей, посещавших  мой  остров,  и  притом,  если  можно,  одного  из  тех
несчастных, обреченных на съедение, которых они привозили с собой в качестве
пленников. Ќо было важное затруднение, мешавшее осуществлению  этого  плана:
длЯ того, чтобы захватить нужного мне дикарЯ, Я должен был напасть  на  весь
отрЯд людоедов и перебить их всех до одного, а предприЯтие такого рода  было
не только отчаЯнным шагом, имевшим очень мало надежды  на  успех,  но  самаЯ
позволительность его внушала мне большие сомнениЯ: моЯ душа содрогалась  при
одной мысли о том, что мне придетсЯ пролить столько человеческой крови, хотЯ
бы и ради собственного  избавлениЯ.  Ќет  надобности  повторЯть  те  доводы,
которые Я приводил против такого поступка, они были изложены мной раньше.  €
хотЯ Я приводил себе также и противоположные доводы,  говорЯ,  что  это  мои
смертельные враги, которые не дадут мне спуску, очутись Я в их власти, и что
попытка освободитьсЯ от жизни, худшей, чем  смерть,  была  бы  только  актом
самосохранениЯ, самозащиты, совершенно так, как  если  бы  эти  люди  первые
напали на менЯ, все же, повторЯю, одна мысль о пролитии  человеческой  крови
до такой степени ужасала менЯ, что Я никак не мог с ней примиритьсЯ.
     „олго в моей душе шла борьба, но, наконец, страстнаЯ жажда освобождениЯ
одержала верх над всеми доводами совести и рассудка,  и  Я  решил  захватить
одного из дикарей, чего бы это мне ни стоило. Ћставалось  только  придумать,
каким образом привести в исполнение этот план. Ќо сколько Я ни ломал голову,
ничего у менЯ не выходило. ‚ конце концов,  Я  порешил  подстеречь  дикарей,
когда  они  высадЯтсЯ  на  остров,  предоставив  остальное  случаю   и   тем
соображениЯм, какие будут подсказаны обстоЯтельствами
     ‘огласно этому решению Я принЯлсЯ караулить, и  так  часто  выходил  из
дому, что мне смертельно наскучило: в самом деле, более полутора года провел
Я в напрасном ожидании. ‚се это времЯ Я почти ежедневно  ходил  на  южную  и
западную оконечности острова смотреть, не подъезжают ли  к  берегу  лодки  с
дикарЯми, но лодок не  показывалось.  ќта  неудача  очень  менЯ  огорчала  и
волновала, но, не в пример другим подобным случаЯм, мое  желание  достигнуть
намеченной цели на этот раз нисколько не ослабевало,  напротив,  чем  больше
оттЯгиваюсь его осуществление, тем больше оно обострЯлось. ‘ловом, насколько
Я прежде был осторожен, стараЯсь не попастьсЯ на глаза дикарЯм, настолько же
нетерпеливо Я теперь искал встречи с ними.
     ‚ своих мечтах Я  воображал,  что  справлюсь  даже  не  с  одним,  а  с
двумЯ-тремЯ дикарЯми и сделаю  их  своими  рабами,  готовыми  беспрекословно
исполнЯть все мои приказаниЯ, поставив их в такое положение,  чтобы  они  не
могли нанести мне вреда. џ долго тешилсЯ этой мечтой, но случаЯ  осуществить
ее все не представлЯлось, ибо дикари очень долго не показывались.
     Џрошло уже полтора года с тех пор, как Я составил свой замысел, и начал
уже считать его неосуществимым. Џредставьте же  себе  мое  изумление,  когда
однажды ранним утром Я увидал на берегу, на моей стороне острова, по меньшей
мере пЯть индейских пирог. ‚се они стоЯли пустые: приехавшие  в  них  дикари
куда то скрылись. џ знал, что в каждую лодку садитсЯ обыкновенно по  четыре,
по  шесть  человек,  а  то  и  больше,  и  сознаюсь,  менЯ  немного  смущала
многочисленность прибывших гостей. џ решительно не  знал,  как  Я  справлюсь
один с двумЯ-тремЯ десЯтками дикарей. Ћбескураженный, расстроенный, Я  засел
в своей крепости, однако, сделал все заранее  обдуманные  приготовлениЯ  длЯ
атаки и решил действовать, если будет нужно. џ долго ждал, прислушиваЯсь, не
доноситсЯ ли шум со стороны  дикарей,  но,  наконец,  сгораЯ  от  нетерпениЯ
узнать, что происходит, поставил ружье под  лестницей  и  полез  на  вершину
холма обыкновенным своим способом - прислонЯЯ лестницу к уступу.  „обравшись
до вершины, Я стал таким образом,  чтобы  голова  моЯ  не  высовывалась  над
холмом, и принЯлсЯ  смотреть  в  подзорную  трубу.  „икарей  было  не  менее
тридцати человек. Ћни развели на берегу костер и что то стрЯпали на огне.  џ
не мог разобрать, как они стрЯпали и что именно, Я  видел  только,  что  они
плЯсали вокруг костра с нелепыми ужимками и прыжками.
     ‚друг несколько  человек  отделились  от  танцующих  и  побежали  в  ту
сторону, где стоЯли лодки, и вслед затем Я увидел, что они  тащат  к  костру
двух несчастных, очевидно, предназначенных на убой,  которые,  должно  быть,
лежали свЯзанные в лодках. Ћдного из  них  сейчас  же  повалили,  ударив  по
голове чем то тЯжелым  (дубиной  или  деревЯнным  мечем,  какие  употреблЯют
дикари), и тащившие его люди немедленно принЯлись за работу:  распороли  ему
живот и начали его потрошить. „ругой пленник  стоЯл  тут  же,  ожидаЯ  своей
очереди. ‚ этот момент несчастный, почувствовав себЯ на  свободе,  очевидно,
исполнилсЯ надеждой на спасение: он вдруг ринулсЯ  вперед  и  с  невероЯтной
быстротой пустилсЯ бежать по песчаному берегу прЯмо  ко  мне,  т.  е.  в  ту
сторону, где было мое жилье.
     ‘ознаюсь, Я страшно перепугалсЯ, когда увидел, что он бежит ко мне, тем
более, что мне показалось, будто всЯ ватага бросилась  его  догонЯть.  €так,
перваЯ половина моего сна сбывалась на Яву: преследуемый дикарь будет искать
убежища в моей роще; но Я  не  мог  рассчитывать,  чтобы  сбылась  и  другаЯ
половина моего сна, т. е. чтобы остальные дикари не стали преследовать  свою
жертву и не нашли бы ее там. ’ем не менее, Я осталсЯ на своем посту и  очень
ободрилсЯ, увидев, что за беглецом гонитсЯ всего два  или  три  человека;  Я
окончательно успокоилсЯ, когда стало Ясно,  что  он  бежит  гораздо  быстрее
своих преследователей, расстоЯние между ними все увеличиваетсЯ и,  если  ему
удастсЯ продержатьсЯ еще полчаса, они его не поймают.
     Ћт моей крепости бежавших отделЯла бухточка, о которой  Я  неоднократно
упоминал в начале моего рассказа, - та самаЯ, куда Я  причаливал  со  своими
плотами, когда перевозил вещи с нашего кораблЯ. џ  Ясно  видел,  что  беглец
должен будет переплыть ее, иначе ему не уйти от погони.  „ействительно,  он,
не задумываЯсь, бросилсЯ в воду, в каких нибудь  тридцать  взмахов  переплыл
бухточку, вылез на другой берег и, не сбавлЯЯ шагу, побежал дальше. €з  трех
его преследователей только двое бросились в воду, а третий  не  решилсЯ;  он
постоЯл на том берегу,  поглЯдел  вслед  двум  другим,  потом  повернулсЯ  и
медленно пошел назад:  он  избрал  себе  благую  часть,  как  увидит  сейчас
читатель.
     џ заметил, что двум дикарЯм, гнавшимсЯ за беглецом, понадобилось  вдвое
больше времени, чем ему, чтобы переплыть бухточку. € тут то Я всем существом
моим почувствовал, что пришла  пора  действовать,  если  Я  хочу  приобрести
слугу, а может быть товарища или  помощника;  само  провидение,  подумал  Я,
призывает мена спасти жизнь  несчастного.  Ќе  терЯЯ  времени  Я  сбежал  по
лестницам к подножию горы, захватил оставленные мною внизу  ружьЯ,  затем  с
такой же поспешностью взобралсЯ опЯть на гору, спустилсЯ с другой ее стороны
и побежал к морю наперерез бегущим дикарЯм. ’ак как Я взЯл кратчайший  путь,
к тому же вниз по склону холма, то  скоро  оказалсЯ  между  беглецом  и  его
преследователЯми. “слышав мои крики, беглец  оглЯнулсЯ  и  в  первый  момент
испугалсЯ менЯ, кажетсЯ, еще больше, чем своих врагов.  џ  сделал  ему  знак
воротитьсЯ, а сам медленно пошел навстречу преследователЯм.  Љогда  передний
поравнЯлсЯ со мной, Я неожиданно бросилсЯ  на  него  и  сшиб  с  ног  ударом
ружейного приклада. ‘трелЯть Я боЯлсЯ, чтобы не привлечь вниманиЯ  остальных
дикарей, хотЯ на таком большом расстоЯнии они едва  ли  могли  услышать  мой
выстрел или увидеть дым от  него.  Љогда  передний  из  бежавших  упал,  его
товарищ остановилсЯ, видимо испугавшись, Я же  быстро  побежал  к  нему.  Ќо
когда, приблизившись, Я заметил, что он  держит  в  руках  лук  и  стрелу  и
целитсЯ в менЯ, мне  оставалось  только  предупредить  его:  Я  выстрелил  и
положил его на месте. Ќесчастный беглец,  видЯ,  что  оба  его  врага  упали
замертво (как ему казалось), остановилсЯ, но был до  того  напугай  огнем  и
треском выстрела, что растерЯлсЯ, не знаЯ, итти ли ему ко мне или убегать от
менЯ, хотЯ, вероЯтно, больше склонЯлсЯ к бегству; тогда Я стал опЯть кричать
ему и делать знаки подойти ко мне, и он менЯ понЯл: сделал несколько шагов и
остановилсЯ, потом снова сделал несколько шагов и снова остановилсЯ.  ’ут  Я
заметил, что он весь дрожит, как в лихорадке, беднЯга, очевидно, считал себЯ
моим пленником, с которым Я поступлю  точно  так  же,  как  поступил  с  его
врагами. ’огда Я опЯть поманил его к себе и вообще  старалсЯ  ободрить  его,
как умел. Ћн подходил те ближе и ближе, через каждые десЯть-двенадцать шагов
падаЯ на колени в знак благодарности за спасение его жизни.  џ  ласково  ему
улыбалсЯ Я продолжал манить его рукой. Ќаконец, подойдЯ  совсем  близко,  он
снова упал на колени, поцеловал землю, прижалсЯ к ней лицом, взЯл мою ногу и
поставил ее себе на голову. Џоследнее, повидимому, означало, что он клЯнетсЯ
быть моим рабом до гроба.  џ  поднЯл  его,  потрепал  по  плечу  и  всЯчески
старалсЯ показать, что ему нечего боЯтьсЯ менЯ. Ќо начатое мной дело еще  не
было доведено до конца: дикарь, которого Я повалил ударом приклада,  был  не
убит, а только оглушен, и Я заметил, что он начинает  приходить  в  себЯ.  џ
указал на него спасенному мной человеку, обращаЯ его  внимание  на  то,  что
враг его жив. Ќа это он сказал мне несколько слов на своем Языке, и  хоть  Я
ровно ничего не понЯл, но самые звуки его  речи  были  длЯ  менЯ  сладостной
музыкой: ведь за двадцать пЯть слишком лет впервые  услыхал  Я  человеческий
голос (если не считать моего собственного). Ќо  было  не  времЯ  предаватьсЯ
таким размышлениЯм: оглушенный мною  дикарь  оправилсЯ  настолько,  что  уже
сидел на земле, и Я заметил, что  мой  дикарь  очень  испугалсЯ.  †елаЯ  его
успокоить, Я прицелилсЯ в его врага из другого ружьЯ. Ќо тут мой дикарь (так
Я буду называть его впредь) стал показывать мне знаками,  чтобы  Я  дал  ему
висевший у менЯ через плечо обнаженный тесак. џ дал ему его.  Ћн  тотчас  же
подбежал к своему врагу и одним взмахом снес ему голову. Ћн сделал  это  так
ловко и проворно, что ни один немецкий палач не мог  бы  сравнитьсЯ  с  ним.
’акое уменье владеть тесаком очень удивило менЯ у человека, который в  своей
жизни видел должно быть только деревЯнные  мечи.  ‚последствии  Я,  впрочем,
узнал, что дикари выбирают длЯ своих мечей такое крепкое и тЯжелое дерево  и
так их оттачивают, что одним ударом могут отрубать  голову  и  руки.  ‘делав
свое дело, мой дикарь вернулсЯ ко  мне  с  веселым  и  торжествующим  видом,
исполнил рЯд непонЯтных мне телодвижений и положил подле менЯ тесак и голову
убитого врага.
     Ќо больше всего он был поражен тем, как Я убил другого индейца на таком
большом расстоЯнии. Ћн указывал  на  убитого  и  знаками  просил  позволениЯ
сходить взглЯнуть на него. џ позволил, и  он  сейчас  же  побежал  туда.  Ћн
остановилсЯ над трупом в полном недоумении: поглЯдел на него,  повернул  его
на один бок, потом на другой, осмотрел рану. ЏулЯ попала прЯмо  в  грудь,  и
крови  было  немного,  но,  по  всей   вероЯтности,   произошло   внутреннее
кровоизлиЯние, потому что смерть наступила мгновенно. ‘нЯв  с  мертвеца  его
лук и колчан со стрелами, мой дикарь воротилсЯ ко мне. ’огда Я повернулсЯ  и
пошел, приглашаЯ его следовать за мной и стараЯсь объЯснить ему знаками, что
оставатьсЯ опасно, так как за ним может быть новаЯ погонЯ.
     „икарь ответил  мне  тоже  знаками,  что  следовало  бы  прежде  зарыть
мертвецов, чтобы его враги не нашли их, если придут на это место. џ  выразил
свое согласие, и он сейчас же принЯлсЯ за дело. ‚ несколько минут он  голыми
руками выкопал  в  песке  настолько  глубокую  Яму,  что  в  ней  легко  мог
поместитьсЯ один человек; затем он перетащил в эту Яму одного  из  убитых  и
завалил его землей. ’ак же проворно распорЯдилсЯ он и  с  другим  мертвецом;
словом, всЯ процедура погребениЯ занЯла у него не более четверти часа. Љогда
он кончил, Я опЯть сделал ему знак следовать  за  мной  и  повел  его  не  в
крепость мою, а совсем в другую сторону - в дальнюю часть  острова  к  моему
новому гроту. ’аким образом, Я не дал  своему  сну  сбытьсЯ  в  этой  части:
дикарь не искал убежища в моей роще.
     Љогда мы с ним пришли в грот, Я дал ему хлеба, кисть винограда и напоил
водой, в чем он сильно нуждалсЯ после быстрого бега. Љогда он подкрепилсЯ, Я
знаками пригласил его лечь и уснуть, показав ему в угол пещеры, где  у  менЯ
лежала большаЯ  охапка  рисовой  соломы  и  одеЯло,  не  раз  служившие  мне
постелью. ЃеднЯга не заставил себЯ долго просить: он лег и мгновенно заснул.
ќто был красивый малый высокого роста, безукоризненного сложениЯ, с  прЯмыми
и длинными руками и ногами, небольшими ступнЯми и кистЯми рук.  Ќа  вид  ему
можно было дать лет двадцать шесть. ‚ его  лице  не  было  ничего  дикого  и
свирепого: это было мужественное лицо, обладавшее, однако, мЯгким  и  нежным
выражением европейца, особенно,  когда  он  улыбалсЯ.  ‚олосы  у  него  были
черные, длинные и прЯмые, не имевшие ничего общего с курчавыми,  как  овечьЯ
шерсть, волосами негров; лоб высокий и открытый;  цвет  кожи  не  черный,  а
смуглый, но не того  противного  желто-бурого  оттенка,  как  у  бразильских
виргинских  индейцев,  а  скорее  оливковый,  очень  приЯтный  длЯ  глаз   и
неподдающийсЯ описанию. Ћвал лица он вмел  округленный,  нос  небольшой,  но
совсем не приплюснутый. Љо всему этому у него были быстрые блестЯщие  глаза,
хорошо очерченный рот с  тонкими  губами  и  правильной  формы,  белые,  как
слоноваЯ кость, превосходные зубы.  Џроспав  шлЯ,  вернее,  продремав  около
получаса, он проснулсЯ и вышел ко мае. џ в это времЯ доил коз в загоне подле
грота. Љак только он менЯ увидел, он подбежал ко мне и  распростерсЯ  передо
мной, выражаЯ всей своей позой самую смиренную благодарность и производЯ при
этом множество самых странных телодвижений. Џрипав лицом к земле,  он  опЯть
поставил себе на голову мою ногу, как уже делал это раньше, и  вообще  всеми
доступными ему способами стиралсЯ доказать мне свою бесконечную  преданность
и покорность и дать мне понЯть, что с этого днЯ он будет мне слугой  на  всю
жизнь. џ понЯл многое из того, что он хотел мне сказать, и  в  свою  очередь
постаралсЯ объЯснЯть ему, что Я им очень доволен. ’ут же Я начал говорить  с
ним и учить отвечать мне. Џрежде всего Я объЯвил  ему,  что  его  имЯ  будет
<I>ЏЯтницей,</I> так как в этот день неделЯ Я спас ему жизнь. ‡атем  Я  научил  его
произносить слово "господин" и дал понЯть, что это  мое  имЯ;  научил  также
произносить <I>да</I> и <I>нет</I> и растолковал значение этих слов. џ дал  ему  молока  в
глинЯном кувшине, предварительно отпив его сам и обмакнув в него хлеб; Я дал
ему также лепешку, чтобы он  последовал  моему  примеру;  он  с  готовностью
повиновалсЯ и знаками показал мне, что угощение пришлось ему очень по вкусу.
     џ переночевал с ним в гроте, но  как  только  рассвело,  дал  ему  знак
следовать за мной. џ показал ему, что хочу его одеть, чему  он,  повидимому,
очень обрадовалсЯ, так как был совершенно наг. Љогда мы проходили мимо  того
места, где были зарыты  убитые  нами  дикари,  он  указал  мне  на  приметы,
которыми он длЯ памЯти обозначил могилы, и стал делать мне  знаки,  что  нам
следует откопать оба трупа и съесть их. ‚ ответ  на  это  Я  постаралсЯ  как
можно выразительнее показать свой гнев и свое отвращение,  -  показать,  что
менЯ тошнит при одной мысли об этом, и  повелительным  жестом  приказал  ему
отойти от могил, что он и исполнил с величайшей покорностью. Џосле  этого  Я
повел его на вершину холма посмотреть, ушли  ли  дикари.  ‚ытащив  подзорную
трубу, Я навел ее, на то место побережьЯ, где они были  накануне,  но  их  и
след простыл: не было видно ни одной лодки. џсно было, что  они  уехали,  не
потрудившись поискать своих пропавших товарищей.
     Ќо  Я  не  удовольствовалсЯ  этим  открытием;  набравшись  храбрости  и
воспылав любопытством, Я велел своему слуге следовать за мной, вооружив  его
своим тесаком и луком со стрелами, которым, как Я уже  успел  убедитьсЯ,  он
владел мастерски. Љроме того, Я дал ему нести одно из моих ружей, а сам взЯл
два других, и мы пошли к тому  месту,  где  накануне  пировали  дикари:  мне
хотелось собрать теперь более точные сведениЯ о них. Ќа берегу  моим  глазам
предстала такаЯ страшнаЯ картина, что у менЯ замерло сердце и кровь застыла,
в жилах. ‚ самом деле, зрелище было ужасное, по крайней мере, длЯ менЯ, хотЯ
ЏЯтница  осталсЯ  совершенно  равнодушен  к  нему.  ‚есь  берег  был   усеЯн
человеческими костЯми, землЯ обагрена кровью; повсюду  валЯлись  недоеденные
куски жареного человеческого мЯса, огрызки костей и другие остатки кровавого
пиршества, которым эти изверги  отпраздновали  свою  победу  над  врагом.  џ
насчитал три человеческих черепа, пЯть рук; нашел в разных местах  кости  от
трех или четырех ног и множество частей скелета. ЏЯтница  знаками  рассказал
мне, что дикари привезли длЯ пиршества четырех пленных; троих они  съели,  а
четвертый был он сам. Ќасколько можно было понЯть из его объЯснений, у  этих
дикарей  произошло  большое  сражение  с  соседним  племенем,   к   которому
принадлежал он, ЏЯтница. ‚раги ЏЯтницы взЯли  много  пленных  и  развезли  в
разные места, чтобы попировать над ними и съесть их, совершенно так же,  как
сделала та партиЯ дикарей котораЯ привезла своих пленных на мой остров.
     џ приказал ЏЯтнице собрать все черепа, кости и куски мЯса, свалить их в
кучу, развести костер и сжечь. џ заметил, что  моему  слуге  очень  хотелось
полакомитьсЯ человеческим мЯсом и  что  его  каннибальские  инстинкты  очень
сильны. Ќо Я выказал такое негодование при одной мысли об этом,  что  он  не
посмел дать им волю. ‚семи средствами Я постаралсЯ дать понЯть ему, что убью
его, если он ослушаетсЯ менЯ.
     “ничтожив остатки кровавого пиршества, мы вернулись в крепость, и Я  не
откладываЯ привилсЯ обшивать моего слугу. Џрежде всего Я  дал  ему  холщовые
штаны, которые достал из найденного мной на погибшем корабле сундука бедного
канонира; после небольшой переделки они пришлись ему как раз впору. ‡атем  Я
сшил ему куртку из козьего меха, приложив все свое умение, чтобы  она  вышла
получше (Я был в то времЯ уже довольно  сносным  портным),  и  в  заключение
смастерил длЯ него  шапку  из  заЯчьих  шкурок,  очень  удобную  и  довольно
изЯщную. ’аким образом, мой слуга был на первое времЯ весьма сносно  одет  и
осталсЯ очень доволен тем,  что  теперь  стал  похож  на  своего  господина.
Џравда, сначала ему было стеснительно и неловко во всей этой сбруе; особенно
мешали ему штаны; да и рукава теснили ему подмышками и натирали  плечи,  так
что пришлось переделать их там, где они беспокоили его. Ќо мало по  малу  он
привык к своему костюму и чувствовал себЯ в нем хорошо.
     Ќа другой день Я стал думать, где бы мне его поместить. —тобы  устроить
его поудобнее и в то же времЯ чувствовать  себЯ  спокойно,  Я  поставил  ему
маленькую палатку в свободном пространстве между двумЯ стенами моей крепости
- внутренней и наружной; так как сюда выходил наружный ход из моего погреба,
то Я устроил в нем настоЯщую дверь из толстых досок, в прочном наличнике,  и
приладил ее таким образом, что она отворЯлась внутрь, и на ночь  запирал  на
засов; лестницы Я тоже убирал к себе; таким образом, ЏЯтница никоим  образом
не мог проникнуть ко мне во внутреннюю ограду, а если бы вздумал попытатьсЯ,
то непременно нашумел бы и разбудил менЯ.
     „ело в дом, что все пространство моей крепости за  внутренней  оградой,
где стоЯла моЯ палатка, представлЯло крытый  двор.  Љрыша  была  сделана  из
длинных жердей, одним концом упиравшихсЯ в гору.  „лЯ  большей  прочности  Я
укрепил эти жерди поперечными балками  и  густо  переплел  рисовой  соломой,
толстой как камыш; в том же месте крыши, которое Я  оставил  незакрытым  длЯ
того, чтобы входить по лестнице, Я приладил откидную дверцу, котораЯ  падала
с громким стуком при малейшем напоре снаружи. ‚се оружие Я на  ночь  брал  к
себе.
     Ќо все эти предосторожности были совершенно излишни; никто еще не  имел
такого любЯщего, такого верного и преданного слуги, какого  имел  Я  в  липе
моего ЏЯтницы: ни раздражительности,  ни  упрЯмства,  ни  своеволиЯ;  всегда
ласковый и услужливый, он был привЯзан ко мне, как к родному отцу. џ уверен,
что если бы понадобилось, он пожертвовал бы ради менЯ  жизнью.  Ћн  дал  мне
столько доказательств своей преданности, что у менЯ исчезли всЯкие  сомнениЯ
на его счет, и Я скоро пришел к убеждению, что мне  незачем  ограждатьсЯ  от
него.
     ђазмышлЯЯ обо всем  этом,  Я  с  удивлением  убеждалсЯ,  что,  хотЯ  по
неисповедимому  велению  вседержителЯ  множество  его  творений   и   лишены
возможности дать благое применение своим душевным способностЯм,  однако  они
одарены ими в такой же мере, как и мы. Љак  и  у  нас,  у  них  есть  разум,
чувство привЯзанности, доброта, сознание долга, признательность, верность  в
дружбе, способность возмущатьсЯ несправедливостью,  вообще  все  нужное  длЯ
того, чтобы творить и воспринимать добро; и когда богу бывает угодно дать им
случай длЯ надлежащего применениЯ этих способностей,  они  пользуютсЯ  им  с
такою же, даже с большей готовностью, чем мы.
     Ќо возвращаюсь к моему новому товарищу. Ћн  мне  очень  нравилсЯ,  и  Я
вменил себе в обЯзанности, научить его всему, что могло быть полезным ему, а
главное говорить и  понимать  менЯ,  когда  Я  говорил.  Ћн  оказалсЯ  таким
способнейшим учеником, всегда веселым, всегда прилежным; он  так  радовалсЯ,
когда понимал менЯ, или когда ему удавалось объЯснить мне  свою  мысль,  что
длЯ менЯ было истинным удовольствием заниматьсЯ с ним. ‘ тех пор, как он был
со мной, мне жилось так легко и приЯтно, что, если б только  Я  мог  считать
себЯ в безопасности от других дикарей, Я, право, без сожалениЯ согласилсЯ бы
остатьсЯ на острове до конца моей жизни.
     „нЯ через два или три после того, как Я привел ЏЯтницу в мою  крепость,
мне пришло в голову, что если Я хочу отучить его от  ужасной  привычки  есть
человеческое мЯсо, то надо отбить у него вкус к этому  блюду  и  приучить  к
другой пище. € вот однажды утром, отправлЯЯсь в лес, Я взЯл его с  собой.  “
менЯ было намерение зарезать козленка из моего стада, принести его  домой  и
сварить, но по дороге Я увидел  под  деревом  дикую  козу  с  парой  козлЯт.
"Џостой!" сказал Я ЏЯтнице, схватив его  за  руку,  и  сделал  ему  знак  не
шевелитьсЯ; потом прицелилсЯ, выстрелил и  убил  одного  из  козлЯт.  Ѓедный
дикарь, который видел уже, как Я убил издали его врага, но не понимал, каким
образом это произошло, был страшно поражен: он задрожал, зашаталсЯ; Я думал,
он сейчас лишитсЯ чувств. Ћн не видел козленка, в  которого  Я  целилсЯ,  но
при