ных черных ресницах,  ждет
и  мечтает,  что своЯ судьба тихим гостем придет и ласково, как
невесту, поведет его к своему алтарю. ‚от тоже и ‘ережа Ђстахов
-- чем не путешественник в забытые страны? --  он  знает  времЯ
прилета  и  отлета  каждой  птички,  знает, куда они, прилетев,
деваютсЯ,  как  живут,  где  можно  разыскать   их   гнездышко;
облюбовал себе в полЯх и лесах все цветки и хворостинки, -- ему
ли  не  ехать! Ђ вот и в голову никому не пришло предложить ему
путешествие  и,  напротив,  избрали  его  хранителем  тайн:  он
передаст    письмо    ‚ере    ‘околовой,    он   обойдет   дома
путешественников и скажет хозЯевам, что их заперли в карцер  на
двадцать  четыре  часа и они бы о них не тревожились. ‘тоило бы
‘ереже сказать: -- "Я с вами!" -- и он тоже бы поехал в Ђзию за
голубыми бобрами. Ќо ‘ережа проплакал всю  ночь  и  сказать  не
решилсЯ,  и  так  по своей застенчивости пропустил случай еще в
детстве заглЯнуть в лицо своей судьбы. ‚ назначенный час, перед
уроками, ‘ережа спустилсЯ к реке, перешел деревЯнный на  бочках
лежащий  мост,  от  него завернул по берегу влево и тут увидел,
как путешественники  уже  сдвигали  с  берега  лодку.  Љакой-то
мещанин  в синей поддевке полюбопытствовал, куда едут ребЯта на
лодке.
   -- ‚ деревню на мельницу.
   -- Љто же у вас там на мельнице?
   -- ’етушка Ђрина ђодионовна.
   -- Ќе слыхал, есть Љапитолина €вановна, а ђодионовны там  не
слыхал.
   -- Њало ли ты чего не слыхал, отстань, не до тебЯ!
   ‘иний  отошел к мосту, перешел на ту сторону и по ступенькам
стал взбиратьсЯ, все оглЯдываЯсь, на кручу высокого берега, где
стоЯл-красовалсЯ собор. ’ут на известной скамеечке, где  всегда
вечером  кто-нибудь  сидит  и  любуетсЯ  далью,  сел  теперь  в
утренний  час  ‘иний.  Ћн  видел  отсюда,  как  путешественники
расцеловались  с  ‘ережей, снЯли шинели, как блеснули на солнце
вынутые из-под шинелей стволы ружей, как серебрЯное весло стало
кудрЯвить тихую гладь воды, как ‘ережа тоже  поднЯлсЯ  сюда  на
лавочку,  проводил  путешественников  глазами до поворота реки,
где лодка скрылась, всплакнул и пошел.  ‘иний  сзади  пошел  за
‘ережей.
   ‚озле   женской   гимназии   ‘ережа   умерил   шаг   и  стал
прохаживатьсЯ взад и вперед. ‘иний тоже стал  прохаживатьсЯ  по
другой  стороне  улицы.  Ќачали  с  разных  концов показыватьсЯ
маленькие  и  большие  гимназистки.  ‘ережа  каждую  оглЯдывал,
наконец,  увидев  одну,  похожую  на молодую козочку, подошел к
ней, передал письмо и направилсЯ в  мужскую  гимназию,  за  ним
вплотную  сзади пошел ‘иний. ‘ережа вошел в калитку гимназии и,
только ‘иний за ним туда ногу поставил,  вдруг  с  той  стороны
другой ‘иний закричал:
   -- €вано Џаромонов!
   Џервый ‘иний обернулсЯ.
   -- Ѓежи скорей, свиней резать начали.
   Ћба  ‘иние сошлись на середине улицы и во весь дух пустились
бежать в ту сторону, где начали резать свиней.
   ’олько уже  когда  в  городе  поЯвились  объЯвлениЯ  о  трех
сбежавших  гимназистах,  ‘иний  ЯвилсЯ  в  гимназию  и дал свои
показаниЯ. Џрикатил в гимназию на шарабане становой Љрупкин, за
ним следовала телега с двумЯ полицейскими. •орош и могуч был  в
гимназии  знаменитый  истребитель  конокрадов,  багрово-синий и
весь наспиртованный. ѓимназисты всех классов видели, как ‡аЯц и
ЋбезьЯн в своих синих виц-мундирах вертелись  около  громадного
грузного  человека,  будто  они были бумажные, долго ему что-то
рассказывали и просили ни в каком случае не применЯть оружиЯ.
   “слыхав про оружие от бумажных людей, становой сказал:
   -- …дрена муха!
   € не обращаЯ больше  на  них  никакого  вниманиЯ,  вышел  из
гимназии,  сел  в тележку и покатил. ‡а ним покатилась телега с
полицейскими.
   -- ‚ Ђзию поехали! -- сказали гимназисты.
   Ћт ‚еры ‘околовой уже  в  двух  гимназиЯх  было  известно  и
шопотом передавалось из уст в уста, что поехали именно в Ђзию.
   -- Љак бы не вернули в гимназию?
   --   Ќу,   уж,  брат,  нет,  --  вспыхнул  какой-то  горЯчий
гимназист, -- теперь уже их не догонЯт.
   Њало того, гимназисты  --  синие  прасолы  сошлись  опЯть  и
обсуждали дело серьезно.
   --  Љонечно,  --  говорили  один, -- Љрупкин ловкач, да ведь
мальчишки тоже отчаЯнные.
   -- ЋпЯть у них вода, -- говорил другой, --  река  быстраЯ  и
сама несет лодку, а ему нужно погонЯть и погонЯть.
   ‚есь  город  ожил.  ‘просись  вперед  у  любого,  каждый  бы
рассмеЯлсЯ над путешествием в Ђзию, ну, а как  уж  уехали,  так
стало  многим казатьсЯ, что хорошо, и отчего бы им и не доехать
до Ђзии. ‚се спЯщие на ноги стали и с радостью передавали  друг
другу:  три бесстрашных гимназиста уехали от проклЯтой латыни в
Ђзию открывать забытые страны.

   ----------------

   Љак раз в эти золотые светлые сентЯбрьские дни, на  воле,  о
которой  столько  пишут  и  мечтают  на лавочках, глЯдЯ в синюю
даль, на этой настоЯщей воле был осенний перелет птиц с  севера
на юг над реками быстрой ‘осной и тихим „оном через теплые морЯ
на  берега  Њалой  Ђзии.  Љурлыкали журавли и, расстраиваЯ свои
треугольники, спускались отдыхать на низком берегу ‘осны.  ѓуси
строгими     кораблЯми     торжественно    летели,    отрывисто
переговариваЯсь;  они  ночевали  вместе  с  утками   на   воде,
выставлЯЯ  на всем берегу сторожей. ‹ебеди совсем не отдыхали и
летели так высоко, что только по  серебру  их  груди  в  чистом
воздухе и по каким-то гармоническим, особенным ладам можно было
догадатьсЯ  о  них.  Ѓелые  рыболовы, чайки разных пород еще не
трогались и вились на своих гнутых крыльЯх у самой воды.
   ќтого наш Љурымушка еще никогда не видал и  не  мог  видеть,
это  можно  почувствовать  всей  душой, только если сам сжег за
собой корабли и сам вступил в  этот  птичий  путь,  исполненный
всЯкого  риска,  всЯких  опасностей. ’огда уже знаешь наверное,
что и они там в воздухе не просто кричат, а  так  же,  как  мы,
разговаривают.  •орошо  было, что ђюрик с пЯти лет был на охоте
со своим отцом, все это знал  и  умел  все  объЯснить,  скажет:
"лебедь!"  и  Љурымушка на всю жизнь от одного слова знает, как
летЯт лебеди и что это значит, скажет:  "гуси!"  и  вот  что-то
очень  серьезное,  строгое  залегает в душу от гусиного полета.
Љакие-то маленькие пичужки, серебрЯсь,  попискиваЯ  штук  сорок
зараз,  как  стаЯ стрел просвистЯт; подумать только: завтра они
перехватЯт —ерное море!  •орошо  на  минутку  выйти  из  лодки,
выглЯнуть из-под кручи берега в поле и хоть, не подкрастьсЯ, --
где  тут  подкрастьсЯ  в  открытом  безлесном поле! -- а просто
посмотреть, как без людей хозЯевами в полЯх  ходЯт  на  длинных
ногах журавли. ђаз так видели дроф и даже пустили в них пулю из
штуцера:  столбом  взвилась  пыль  от удара пули о землю, дрофы
разбежались, тЯжело полетели, встретились в воздухе с  цаплЯми,
не  понравилось  вместе и разлетелись в разные стороны: цапли к
реке, дрофы в степь. ‘трашно было в первый  раз  выстрелить  из
настоЯщего  ружьЯ, но виду Љурымушка не подал, туго прижал ложу
к плечу, выстрелил, но промахнулсЯ.  ‚  другой  раз  ђюрик  ему
крикнул  во-времЯ:  "мушку,  мушку!". Ћн мушку навел, и летЯщаЯ
чайка упала; ее с радостью  присоединили  к  мЯсному  запасу  в
корме. € так весь день прошел, и куда это лучше было, чем самые
мечты  о  забытой  стране:  это Љурымушке надолго осталось, что
мысль  про  себЯ  не  обман,  как  все  говорЯт,  а  и  вестник
прекрасного мира.
   Џод  вечер  странно стали смыкатьсЯ впереди берега, кажетсЯ,
кончилась река, вот, вот лодка в берег уткнетсЯ, а смотришь  --
опЯть  берега  широко расступаютсЯ, проехали и опЯть смыкаютсЯ,
будто хотЯт лодку взЯть в плен. Џозднее  все  стало  как  будто
ловить  лодку,  тростники, кусты, деревьЯ, но она все шла и шла
по течению, и только это казалось, будто лодка стоит  и  вокруг
все идет и ее окружает.
   ‚  темноте  ночью  еще больше, чем днем, несметною силой шел
перелет: прЯмо  над  самыми  головами  со  свистом  проносились
чирки, кулики разных пород, тЯжело шли крЯквы и часто шлепались
в воду на отдых. „икие гуси возле самой лодки иногда спускались
всем кораблем, кричали, хлопали крыльЯми так близко, что брызги
летели в лицо. Љак хорошо было все это слушать, притаив дыхание
в  надежде,  что глаз каким-нибудь чудом в темноте рассмотрит и
можно будет пальнуть из ружьЯ.
   Ќо холод осенней  ночи  пробирал  все  больше  и  больше,  и
особенно плохо было ногам в сырой, чуть-чуть подтекающей лодке.
Џопробовали  саблЯми  нарубить  тростнику,  сложили  его на дно
лодки, легли, но сырость и холод помешали. …сли  бы  на  берегу
костер  развести, но условились в первую ночь не разводить огнЯ
и не выходить на берег, догадываЯсь, что Љрупкин будет  ловить,
и  так он по огню сцапает, что и за ружье не успеешь схватитьсЯ
-- это нельзЯ. € что это: сон, бред или Явь?  ‘лышно  Љурымушке
самому  себе,  как  сопит,  и  как  зубы вдруг будто сорвутсЯ и
начнут сами так Яро стучать друг о друга, а на берегу все времЯ
без перерыву где-то по самому  близкому  соседству  дикие  утки
между  собой  переговариваютсЯ,  и, что делает этот полусон! --
понЯтен бывает их разговор. Ћдна говорит: "пересЯдь  сюда,  нам
будет  потеплее", другаЯ: -- "убирайсЯ с моего места, Я тебЯ не
просила, вот еще!".  €  так  у  них  всю  ночь,  то  кто-нибудь
недоволен,  а  то  вдруг  лисицу  или хорька почуют и сразу все
заорут так, что и мертвый проснетсЯ. Њного  разных  снов  таких
Ярких  видитсЯ,  что  вот  хоть  рукой  ухвати. ’ак увидал себЯ
Љурымушка на теплой чистой  постели,  и  голова  его  лежит  на
пуховой  подушке  в  белой  наволочке;  вот  это настоЯщее было
видение и открытие, -- никогда в жизни ему не казалось, что так
хороша может быть обыкновеннаЯ подушка, какаЯ бывает у всех, на
каких теперь все-все люди  спЯт  в  городах  и  в  деревнЯх,  в
богатых домах и в бедных.
   “жасный  утиный  крик  перебил его сон, он проснулсЯ, понЯл,
где он, но подушка так и осталась неотступным видением.  ‚  эту
самую минуту слышит он у самого своего уха шопот Ђхилла:
   -- Ћтпустите менЯ!
   --  Људа?  --  хотел  спросить  Љурымушка,  но  вместо звука
вылетел с Яростью треск зубов челюсть о челюсть.
   -- € у тебЯ зубы трещат, -- сказал Ђхилл,  --  ты  их  рукой
придерживай, как Я.
   Љурымушка попробовал, и, правда, вышли слова:
   -- Људа тебЯ отпустить?
   -- џ по бережку тихонько пойду, согреюсь как-нибудь и дойду.
   -- Људа ты дойдешь?
   -- „омой.
   -- „о-мой! ах, ты...
   Ќе  то было главное обидно, что вернутьсЯ задумал, а что мог
себе представить, будто это так близко,  что  вернутьсЯ  можно.
Љурымушке было, будто он уж и в Ђзию приехал.
   -- Ѓаба, баба! -- повторил он со злостью.
   -- Ћт бабы бежал и к бабе тЯнет его, -- сказал ђюрик.
   --  Ќу, не буду, ребЯтушки, не буду, -- спохватилсЯ Ђхилл и,
отпустив  челюсть,  затрещал  зубами,   будто   фунтами   орехи
посыпались.
   -- €шь, сыпет, ишь, сыпет! -- засмеЯлись товарищи.
   Ђ  Љурымушке  скоро  опЯть  подушка привиделась, и он стал с
этим  боротьсЯ,  но  только  напрасно,  --  чем  больше  он  ее
отвергал,  тем  Ярче она вновь показывалась, небольшаЯ подушка,
такаЯ же чудеснаЯ, как на  подушке  чудесной  снилась  когда-то
страна  голубых  бобров.  Ќо  вот  между  утками и гусЯми пошли
совсем какие-то иные разговоры.
   -- ’ы знаешь, о чем они сейчас говорЯт? -- спросил ђюрик.
   -- Ќе знаю, а что-то случилось; и по всему берегу одно и  то
же.
   -- ќто значит, скоро рассвет.
   -- Ђ как будто еще темнее стало: звезд не видно.
   --   ‚сегда   перед   самым   рассветом  темнеет,  и  звезды
скрываютсЯ: меркнет. џ много с отцом ночевал на утиных  охотах:
всегда меркнет.
   Џравда,  скоро  стало  белеть.  ’еперь  не  страшно и костер
развести. ‚от вспыхнуло на берегу маленькое пламЯ,  на  востоке
началсЯ  огромный  пожар  и  потом,  когда  солнце  взошло, как
добродушно оно встретило это маленькое человеческое пламЯ и как
вкусен был чай с колбасой и  какаЯ  радостнаЯ  сила  от  солнца
вливалась  в  жилы:  этой  силой  опЯть все живое поднималось и
летело на юг в теплый край.
   -- ѓуси, гуси летЯт!
   -- Ђ там смотри, что там?
   -- ’оже гуси.
   -- € там?
   -- € там гуси.
   -- ‹ожись на землю, готовь ружье, крЯквы летЯт.
   -- ‘трелЯй!
   Ћдна шлепнулась, другаЯ подумала, споткнулась и тоже упала.
   -- Ђ ты, дурак, хотел к бабам итти!
   -- „урак Я, дурак!
   Ќа охоте всегда так: нужно одну  только  удачу  в  начале  и
потом  пойдет  на  весь день, будто каждаЯ новаЯ минута готовит
новый подарок. ’ак прошел этот прекрасный день, и ночь прошла у
костра в тепле на сухом тростнике. € еще прошел день и еще одна
утинаЯ ночь. ‚ полдень третьего  днЯ  путешественники  услыхали
далеко на берегу колокольчики.
   -- Ќе становой ли нас догонЯет? -- спросил Љурымушка.
   --  Ћчень  просто,  --  ответил  ђюрик,  -- вот сейчас Я это
узнаю, он нам кум, кроме шуток, с отцом ребЯт крестил, приЯтель
отцу: кум.
   Ѓыло там на берегу высокое дерево.  ђюрик  вышел  на  берег,
взобралсЯ на самый верх.
   -- Ќу что, видно?
   -- ‚идно, едет шарабан.
   -- ‘тановой?
   -- Ќе знаю, не разберу.
   -- ‘корее же разбирай, ну?
   -- ђазобрал: становой!
   €  так  он это спокойно сказал, будто в самом деле он своего
кума встречает.
   -- ‘корей же слезай!
   -- Џодожди: за ним в телеге два полицейских.
   -- ‘лезай же, слезай, это за нами!
   Ќо ђюрик слезал не так,  как  хотелось  Љурымушке,  и  Ђхилл
равнодушно смотрел.
   Љурымушка  вспыхнул  от  злости,  но  вдруг  ему пришла одна
мысль.
   -- Ћн нас не поймает, -- сказал Љурымушка, весь просиЯв,  --
слушайтесь только менЯ, вытаскивай живо лодку на берег.
   -- Љак вытаскивать, что ты, удирать надо.
   -- ‚ы-тас-ки-вай!
   Џослушались, вытащили на берег лодку.
   -- Џеревертывай вверх дном.
   ’ут все и понЯли: под лодкой пересидеть станового.
   ‚ыбили  живо  лавочки,  нос  пришелсЯ  как раз в Ямку из-под
камнЯ и лодка плотно закрыла путешественников.
   Љолокольчики все приближались. ‚от, если бы мимо  промчалсЯ,
но нет -- колокольчики затихли, и голос послышалсЯ:
   --  …дрена  муха!  зачем  тут  лодка  на  берегу? ‘той-ка, Я
посмотрю.
   Џодъехали полицейские.
   -- ќто их лодка! -- сказал становой. -- ’олько  где  же  они
сами?
   -- ‚ деревне, ваше благородие, -- сказал полицейский, -- они
там наверно заночевали, отдыхают, как-никак, а ночи зЯбкие.
   --  Ќу,  вы поезжайте в деревню, а Я вот здесь вас подожду и
закушу. …ремей, привЯжи конЯ к дереву; Љузька,  подай  сюда  из
шарабана кулек.
   Џолицейские  уехали.  ‘тановой  вытащил из кулька четверть с
водкой, поставил на дно лодки и подумал,  удивилсЯ:  --  "Ќочью
дождЯ не было, а лодка мокраЯ".
   -- ‚от едрена муха! -- сказал он.
   ‚ыпил  чайный стакан, закусил, посмотрел следы на траве, как
они все выходЯт от воды и уходЯт под лодку...
   -- ’е-те-те, -- проговорил он, широко и добро  улыбаЯсь,  --
вот так изюминка!
   € запел почему-то:

   —ижик, чижик, где ты был?
   Ќа ”онтанке водку пил...

   ‚ыпил стаканчик, выпил другой и вдруг заплЯсал, припеваЯ:

   ‚ыпил рюмку, выпил две --
   ‡ашумело в голове.

   --  Њолодцы,  --  сказал  он  вслух,  --  взЯли  себе  да  и
поохотились, самое времЯ, осень, перелет: вот как найду их, так
им днЯ три еще дам пострелЯть.
   -- ‘лышишь? -- шепнул ђюрик Љурымушке, -- надо бы сдаватьсЯ.
   -- „а, надо бы, -- шепнул и Ђхилл.
   ‚ ответ Љурымушка ткнул кулаком в нос сначала одному,  потом
и другому.
   -- ‚от как поймаю, -- продолжал становой, -- прежде всего им
водочки,  ветчинки,  чайку с французской булкой, а потом с ними
на лодке днЯ на три зальюсь, будто их все  ловил:  отпуск  себе
устрою.   Ђ   то   и   неделю   промотаемсЯ,  надоели  мне  эти
черти-конокрады.
   ђюрик тихонечко пальцем тронул Љурымушку, а тот ткнул его  в
бок кулаком.
   ‘  каждой  минутой все ненавистней и ненавистней становились
Љурымушке его товарищи:  превратить  всю  экспедицию  в  охоту,
вернутьсЯ  с  позором в гимназию? -- нет, если они сдадутсЯ, он
один убежит, он так не вернетсЯ.
   Ђ полицейские катили обратно.
   -- ‚ы умные люди, -- сказал становой, -- хорошо сделали.
   -- ’очно так, -- отвечали полицейские.
   -- € порЯдочные дураки.
   -- ’очно так, ваше благородие.
   -- ‚от что, умные дураки, постелите-ка все это  вон  там  на
траве,  костер разведите, чайник согрейте, -- так! †иво! ’еперь
нужно гостей звать.
   -- ‘лушаем.
   -- Људа же вы пойдете?
   -- Ќе могим знать, ваше благородие.
   -- Ќу, так Я вам  скажу:  лодку  эту  поставьте  на  воду  и
поезжайте гостей звать.
   --  ‘лушаем!  --  сказали  полицейские,  -- и, взЯв лодку за
край, повернули на бок.
   -- —ижик, чижик, где ты был? Џожалуйте, гости дорогие. Ђ,  и
кум тут! Ќу, давай поцелуемсЯ.
   ‘тановой   с   ђюриком  обнЯлись,  но  Љурымушка,  пока  они
целовались, схватил ружье, отбежал к дереву и стал за него, как
за баррикадой.
   Ђхилл как осклабилсЯ, так и осталсЯ с такою же глупою  рожей
стоЯть.
   Ќе   обращаЯ   никакого   вниманиЯ   на   Љурымушку,  такого
маленького, Љум угостил вином ђюрика и Ђхилла и, увидев четырех
убитых крЯкв, так и ахнул.
   -- „а мы тут сейчас пир на весь мир устроим: ведь они теперь
осенью жирные.
   € велел четыре Ямки  копать;  в  эти  Ямки  прЯмо  в  перьЯх
уложили уток, засыпали горЯчей золой, костер над ними развели.
   --  Ђ  еще  бы  хорошо  осеннего  дупелЯ убить, да его бы во
французскую булку сырого, а булку тоже бы в Ямку, пока она  всЯ
жиром  его  пропитаетсЯ.  Ќу,  вот  закусим, такаЯ закусочка --
едрена муха, скажу  Я  вам...  ну,  вы  чего  дремлете,  ребЯта
здоровые,  вам  еще  по стакану под ветчину, а потом и под утки
начнем.
   ‚ыпили еще по стакану.
   -- ЊенЯ самого из шестого класса выгнали;  эх,  было  времЯ!
вот было времЯ: Gaudeamus знаете?
   -- Ќу, как же!
   € запели:

   Gaudeamus igitur
   Juvenes dum sumus...

   Ђ  Љурымушка  так  и  стоЯл, все стоЯл за деревом, ожидаЯ на
себЯ нападениЯ; первым  выстрелом  он  думал  убить  станового,
вторым  полицейского,  затем  броситьсЯ вперед, схватить второе
ружье, другого полицейского взЯть в  плен  и  на  этих  лошадЯх
продолжать путешествие.
   ’ак он думал в начале, а кумовство у костра все разгоралось,
товарищи его покидали; они, пожалуй, пойдут за Љумом.
   ‡нал  ли  Љум  его  мысли? ‚ерно знал: он лежал на полушубке
брюхом вниз и сам пел Gaudeamus, а сам  все  смотрел  на  воду,
будто чего-то ждал и ждал, потом вдруг крикнул Љурымушке:
   -- Ќе зевай, не зевай!
   Ђ  у  воды  совсем  низко, будто катились-летели два чирка и
прЯмо на Љурымушку.
   -- Ќе зевай, -- крикнул Љум,  --  так-так-так-вот-вот-вот...
стре-лЯй!
   Љурымушка   выстрелил  раз  --  промахнулсЯ,  два  --  чирок
свалилсЯ в воду у самого берега. ‘разу бросилсЯ и  Љурымушка  и
Љум  к  утке,  у  Љурымушки  руки  не  хватало  достать,  а Љум
дотЯнулсЯ и, подаваЯ ему утку, сказал:
   -- Њолодец, азиЯт!
   ЋбнЯл его вокруг  шеи  правой  рукой  и,  повторЯЯ  "молодец
азиЯт", усадил его возле костра на полушубок.
   --  Ќу,  ребЯта,  --  сказал  он,  --  кажетсЯ, ужин поспел,
давайте-ка под утку, Я сам гимназист, да из шестого класса.

   Gaudeamus igitur
   Juvenes dum sumus.

   ‚се выпили, Љурымушка тоже первый раз в своей жизни хватил и
прЯмо целый стакан.
   -- Њолодец, азиЯт! -- похвалил становой.
   ’огда мало-по-малу Љурымушке стала показыватьсЯ та  желаннаЯ
теплаЯ   подушка  в  белой  наволочке;  еще  он  сопротивлЯлсЯ;
отталкивал ее, а она все наседала, наседала.
   -- Ќет, нет! -- крикнул он.
   -- „обирай, добирай! -- кричал ђюрик, -- мы без тебЯ сколько
выпили, добирай!
   Љурымушка выпил еще, и подушка, огромнаЯ, белаЯ, теплаЯ,  --
сама легла ему под голову.
   •ор пел:

   Ќаша жизнь коротка --
   ‚се уносит с собой,
   Ќаша юность, друзьЯ,
   ЏронесетсЯ стрелой...

   ’олько под вечер Љурымушка проснулсЯ и услышал голос ђюрика:
   -- Људа же ты, Љум, нас пьЯных теперь повезешь?
   -- Љо мне на квартиру: мы там еще под икру дернем и спать, а
утром вы по домам, и будто вы сами пришли и раскаЯлись.

        ‹ЋЃЂЌ.

   ‚от  если бы знать в свои ранние годы, когда встречаешьсЯ: с
первою волною своей судьбы, что та  же  волна  еще  придет,  --
тогда  совсем  бы  иначе  с  ней  расставалсЯ,  а в том и беда:
кажетсЯ, навеки ушла и никогда не воротитсЯ. ‘таршие с  улыбкой
смотрЯт на детские приключениЯ, им хорошо, они свое пережили, а
длЯ  самих  детей  все ЯвлЯетсЯ, как неповторимое. „олго не мог
взЯть себе это в ум Љурымушка, почему так издевались над ним  в
гимназии,  как  за  зверем  ходили  и твердили: "поехал в Ђзию,
приехал в гимназию". ђазве нет забытых стран  на  свете,  разве
плана  его  не  одобрил  сам учитель географии, и если была его
одна ошибка в выборе товарищей, то ведь от  этого  не  исчезают
забытые страны, их можно открывать иначе, -- в чем же тут дело?
-- "“ж не дурак ли Я?" -- подумал он. € стал эту мысль носить в
себе,  как  болезнь.  Џробовал победить сам себЯ усердием, стал
зубрить уроки, ничего не выходило: ЉоровьЯ ‘мерть  как  заладил
единицу, так она и шла безотрывно. ‘мутно было в душе, что если
бы  что-то  не  мешало,  то мог бы учитьсЯ как все и даже много
лучше. Ћднажды ЉоровьЯ ‘мерть задал такую задачу, что все так и
сели над ней, все первые математики были спрошены, никто не мог
решить. ‚друг Љурымушке показалось, будто он спит -- не спит  и
ему  просто  видитсЯ  решение  отдельно от себЯ; попробовал это
видимое записать, и как раз выходил ответ. ‚сю руку поднЯть  он
не посмел, а только немножко ладонь выставил, и то она дрожала.
‘оседи крикнули:
   -- Ђлпатов вызываетсЯ!
   --   Ќу,   выходи,   --  сказал  ЉоровьЯ  ‘мерть,  --  опЯть
какую-нибудь глупость сморозишь, -- это тебе не ЂзиЯ!
   Љурымушка вышел и стал  писать  мелом  на  доске  по  своему
видению.
   -- Љак же это ты так? -- изумилсЯ учитель, -- откуда ты взЯл
это решение.
   --  €з головы, -- ответил Љурымушка очень конфузливо, -- мне
так показалось, это не верно?
   -- ‚полне верно, только ведь как же ты мог?
   € к великому изумлению  всего  класса  сразу  после  единицы
поставил  три  и  не  простое,  а  как  воскресение из коровьей
смерти, на весь год. Џосле этого случаЯ он стал усердней  учить
уроки,  но  так  всего было много, что от силы было все выучить
только на три. Љак учатсЯ иные всегда ровно на четыре и даже на
пЯть, понЯть он не мог. ’упо день проходил за  днем  и  год  за
годом:  глубоко  где-то  в  душе,  как засыпаннаЯ пеплом страна
лежала, дремала, и  вот,  --  когда  у  Ђлпатова  стали  витьсЯ
кольцами  русые волосы и чуть-чуть наметились усики даже, когда
почти все ученики стали мечтать о танцах и женской  гимназии  и
писать  влюбленные  стихи  ‚ере  ‘околовой, в начале четвертого
класса, -- будто из-под пепла вулкан вырвалсЯ и опЯть пошло все
кувырком.
   Њысль, что он  дурак,  все-таки  не  оставлЯла  Љурымушку  и
втайне  его  очень  даже  точила:  он  не верил себе, что может
окончить гимназию, так это было трудно и  скучно,  предчувствие
постоЯнно  говорило,  что  это  все  оборветсЯ каким-то ужасным
образом. Ќа своих первых учеников он не смотрел с завистью, они
просто учились и больше  ничего,  но  настоЯщие  умные  были  в
старших  классах,  и  многим  им  он очень завидовал. ќти умные
ходили -- держались  как-то  совершенно  уверенно,  им  было  и
наплевать  на гимназию и в то же времЯ они знали, что кончат ее
и непременно будут студентами; это были настоЯщие умные,  таких
в  классе  его не было ни одного. Џротив его, четвертого класса
был физический кабинет, в нем были удивительные машины,  и  там
восьмиклассники  занимались,  настоЯщие  умные ученики, и среди
них Ќесговоров был первый, к нему все относились особенно.  ђаз
Љурымушка  засмотрелсЯ  в  физический  кабинет,  и  Ќесговоров,
заметив особенное выражение его лица, спросил:
   -- ’ебе что, Љупидоша?
   Љаким-то Љупидошей назвал.
   ђобко сказал Љурымушка, что  хотелось  бы  ему  тоже  видеть
машины.
   Ќесговоров ему кое-что показал.
   --  Џерейдешь  в  пЯтый  класс,  --  сказал он, -- там будет
физика, все и узнаешь.
   -- Ђ сейчас разве Я не пойму?
   -- Ћтчего же, вот тебе физика, попробуй.
   „ома Љурымушка нашел себе в книге одно интересное место  про
электрический звонок, стал читать, рисовать звонки, катушки. Ќа
другой  день случилось ему на базаре увидеть поломанный звонок,
стал копить  деньги  от  завтраков,  купил,  разобрал,  сложил,
достал  углей, цинку, банку и раз -- какое счастье это было! --
соединил проволоки -- звонок задергалсЯ; подвинтил -- затрещал,
еще подвинтил, подогнул ударник -- он  и  зазвенел.  —ерез  два
месЯца  у него была уже своЯ электрическаЯ машина, сделаннаЯ из
бутылок,  была  спираль   ђумкорфа;   в   физическом   кабинете
Ќесговоров показал ему все машины и при опытах он там постоЯнно
присутствовал.   Љак-то   раз   он  сидел  у  вешалок  с  одним
восьмиклассником и объЯснЯл большому устройство  динамо-машины.
Ќесговоров подошел и сказал:
   --  ‚от  Љупидоша  у  себЯ в классе из последних, а нас учит
физике, -- почему это так?
   -- „а разве нас учат? -- вздохнул ученик и запел: "так жизнь
молодаЯ проходит бесследно". Ќесговоров то  же  запел  какую-то
очень красивую французскую песенку.
   ’огда  Ябедник  ‡аЯц  показалсЯ в конце коридора. Ќесговоров
перестал петь.
   -- ‘пой, пожалуйста, еще, -- попросил Љурымушка, -- мне  это
очень нравитсЯ.
   -- ЌельзЯ, ‡аЯц идет: это песнЯ запрещеннаЯ.
   ’ак  и  сказал: за-пре-щен-на-Я. ‘ этого и началось. Њысль о
запрещенной  песенке  навела  Љурымушку,  взЯть  как-нибудь   и
открытьсЯ  во всем Ќесговорову. Ќо как это сделать? Ћн понимал,
что открыватьсЯ нужно по частЯм, вот как с физикой,  захотелось
открытьсЯ  в  интересе  к  машинам,  сказал,  его понЯли, а что
теперь хотелось Љурымушке, то было совсем другое: сразу во всем
чтобы его понЯли и он бы сразу все понЯл и стал, как все умные.
…му казалось, что есть какаЯ-то большаЯ тайна, известнаЯ только
учителЯм, ее они хранЯт от всех, и служат вроде как бы Ѓогу.  Ђ
то  почему бы они, такие уродливые, держали все в своих руках и
их слушались  и  даже  боЯлись  умные  восьмиклассники?  Џросто
понЯть,  -- они служили Ѓогу, но около этого у восьмиклассников
и было как раз то, отчего  они  и  умные:  им  известно  что-то
запрещенное,  --  и  вот  это  понЯть -- сразу станешь и умным.
Љаждый день с немым вопросом смотрел Љурымушка во времЯ большой
перемены  на  Ќесговорова,  и  вопрос  его  вот-вот  был  готов
сорватьсЯ,  но,  почти  что  разинув  рот длЯ вопроса, он густо
краснел и отходил. Њучительно думалось  каждый  день  и  каждую
ночь, как спросить, чтобы Ќесговоров понЯл.
   --  —его  ты  смотришь  на  менЯ  так  странно, Љупидоша? --
спросил однажды Ќесговоров, -- не нужно ли тебе чего-нибудь  от
менЯ, Я с удовольствием.
   ’огда  желанный  вопрос вдруг нашелсЯ в самой простой форме,
Љупидоша сказал:
   -- џ бы желал прочесть такую книгу, чтобы мне открылись  все
тайны.
   -- Љакие-такие тайны?
   -- ‚сЯкие-развсЯкие, что от нас скрывают учителЯ.
   -- “ них тайн никаких нет.
   -- Ќет? Ђ Ѓог, ведь они Ѓогу служат?
   -- Љак Ѓогу?
   --  Ќу,  а  из-за чего же и они и мы переносим такую ужасную
скуку и родители наши расходуютсЯ на нас: длЯ  чего-нибудь  все
это делаетсЯ?
   --  ‚от  что,  брат,  -- сказал Ќесговоров, -- физику ты вот
сразу понЯл, попробуй-ка ты одолеть ЃоклЯ, возьми-ка почитай, Я
тебе завтра принесу, только никому не показывай, и  это  у  нас
считаетсЯ запрещенной книгой.
   -- ‡а-пре-ще-нной!
   --  Ќу,  да  что  тут  такого,  тебе  это  уже  надо  знать,
существует целаЯ подпольнаЯ жизнь.
   -- Џод-поль-на-Я!
   Џо этой своей врожденной  привычке  вдруг  из  одного  слова
создавать  себе  целый  мир,  Љурымушка  вообразил  сразу  себе
какую-то жизнь под полом, наподобие  крыс  и  мышей,  страшную,
таинственную  жизнь  и как раз это именно было то, чего просила
его душа.
   -- ’а песенка, -- спросил он, -- тоже подпольнаЯ?
   -- ЉакаЯ?
   -- Њотив ее такой: тра-та-та-та-там...
   -- ’ише! это марсельеза, конечно, подпольнаЯ...
   -- ‚от бы мне слова...
   -- •орошо, завтра Я тебе напишу марсельезу и принесу  вместе
с  Ѓоклем.  ’олько,  смотри,  начинаешь  заниматьсЯ  подпольной
жизнью, -- нужна конспирациЯ.
   -- Љон-спи-ра-ци-Я!
   -- ќто значит держать Язык  за  зубами,  запрещенные  книги,
листки, все прЯтать так, чтобы и мышь не знала о них. ЏонЯл?
   -- ЏонЯл очень хорошо, Я всегда был такой...
   --  Љонспиративный?  Ћчень хорошо, да Я это и знаю: не шутка
начать экспедицию в Ђзию в десЯть лет.
   -- …ще Я спрошу тебЯ  об  одном,  --  сказал  Љурымушка,  --
почему ты называешь менЯ Љупидошей?
   --  Љупидошей  почему?  --  улыбнулсЯ  Ќесговоров, -- у тебЯ
волосы кольцами, даже противно смотреть, будто ты их завиваешь,
как на картинке, и весь ты скорее танцор какой-то, тебе  бы  за
барышнЯми ухаживать.
   Љурымушка,   посмотрел   на   Ќесговорова,  и  до  того  ему
показались в эту минуту  красивыми  его  живые,  умные,  всегда
смеющиесЯ  глаза  и  над  ними лоб высокий с какими-то шишками,
рубцами, волосы торчащие мочалкой во все  стороны,  заплатанные
штаны,  с  бахромой  внизу  и  подметки, привЯзанные веревкой к
башмаку, -- все,  все  было  очаровательно.  ‚сех  учеников  за
малейшую   неисправность  костюма  одергивали,  даже  в  карцер
сажали,  а  Ќесговорову  попробовал  раз  директор  сделать   о
подметках замечание.
   -- “важаемый господин директор, -- сказал Ќесговоров, -- вам
известно,  что  на  моих руках семьЯ, и у сестер и братьев моих
подметки крепкие; вот когда у них будет плохо, а у менЯ хорошо,
то очень прошу вас сделать мне замечание.
   -- ‚ам бы надо  хлопотать  о  стипендии,  --  робко  заметил
директор.
   --  Ћбойдусь  уроками,  --  ответил Ќесговоров, -- к Џасхе у
менЯ будут новые подметки, даю вам слово.
   Љак это понравилось тогда Љурымушке!
   -- ‡наешь, -- сказал он теперь,  --  Я  сегоднЯ  же  остригу
волосы свои под машинку, с этого начну.
   -- € очень хорошо: у тебЯ есть серьезные запросы.
   Ќе  так  запрещеннаЯ  книга  и  марсельеза, а вот совершенно
новый мир, открытый этим разговором -- ведь  только  звонок  на
урок   оборвал   разговор,  а  то  бы  можно  и  все  узнать  у
Ќесговорова, всю подпольную и нелегальную жизнь вплоть до  Ѓога
-- вот это открылось, вот чем был счастлив Љурымушка.
   "Ќачать,  значит,  с  того,  --  думал он на уроке, -- чтобы
наголо остричьсЯ, это первое; во-вторых, хорошо бы дать  теперь
же  зарок на всю жизнь не пить вина... Џравда, вина он и так не
пил, но хотелось до смерти в чем-нибудь обещатьсЯ и  не  делать
всю  жизнь.  ‚от  и вино, если обещатьсЯ не пить, то уж надо не
пить ни капельки; а как же во времЯ  причастиЯ  пьют  вино,  --
правда,  это кровь, но потом за-пи-ва-ют вином... Љак это? Ќадо
завтра спросить Ќесговорова, он все знает и  все  теперь  можно
спросить".
   Ѓыстро  проходил  урок  географии, ни одного слова не слыхал
Љурымушка из объЯснений Љозла, и вдруг тот его вызвал.
   -- —его ты сегоднЯ смотришь таким  именинником?  --  спросил
Љозел.
   Ќо  что  можно  было  снести  от Ќесговорова, то нельзЯ было
принЯть  от  Љозла:  "смотреть  именинником"  было  похоже   на
"Љупидошу".
   -- Ђ вам-то какое дело? -- сказал он Љозлу.
   -- Њне до вас до всех дело, -- ответил Љозел: -- Я учитель.
   --  “читель,  ну  так  и  спрашивайте дело, -- зачем вам мои
именины?
   -- •орошо: повтори, что Я сейчас объЯснил.
   Љурымушка  ничего  не  мог  повторить,  но  очень  небрежно,
вызывающе  сложил  крестиком  ноги  и  обе  руки держал фертом,
пропустив концы пальцев через ремень.
   ’огда Љозел своим  страшным,  пронзительным  зеленым  глазом
посмотрел и что-то увидел.
   ќтим глазом Љозел видел все.
   -- ’ы был такой интересный мальчик, когда собиралсЯ уехать в
Ђзию,  прошло  четыре года и теперь ты весь ломаешьсЯ: какой-то
танцор!
   ’о же сказал Ќесговоров -- и ничего было,  а  Љозел  сказал,
так  всего  передернуло,  чуть-чуть  не  сорвалось  с Языка: --
"Љозел!", но, сначала вспыхнув, он удержалсЯ и потом побледнел,
наконец и с этим справилсЯ и сделал губами совершенно такую  же
улыбку,  как  это  делал  ЉоровьЯ  ‘мерть, когда хотел выразить
ученику свое величайшее презрение словом: "есть мать?" и  потом
-- "несчастнаЯ мать!".
   -- ѓде ты научилсЯ такие противные рожи строить?
   -- ‚ гимназии.
   -- Џошел на место, ломака, из тебЯ ничего не выйдет.
   ‘  каким  счастьем  когда-то  Љурымушка  от  того  же  Љозла
услышал, что из него что-то  выйдет,  а  теперь  ему  было  все
равно:  он уже почти знал о себе, уже начало что-то выходить, и
уже не Љозлу об этом судить.
   Џока так он препиралсЯ у доски с учителем, на парту его ЉолЯ
‘околов, брат известной всей гимназии ‚еры  ‘околовой,  положил
записку.   Џисьмецо  было  очень  коротенькое  с  одним  только
вопросом: -- "Ђлпатов, согласны ли вы  со  мной  познакомитьсЯ?
‚ера  ‘околова".  Џолучить бы такое письмецо вчера, -- какие бы
мечты загорелись, ведь почти у каждого есть такаЯ  мечта,  выше
этого  некуда  итти, как познакомитьсЯ с ‚ерой ‘околовой да еще
по ее выбору! ‘ каким бы трепетом вчера он написал в  отдельном
письме,  что  согласен,  и  просил  бы  назначить  свидание. Ќо
сегоднЯ против  этого,  совсем  даже  поперек,  лежало  решение
остричь  наголо  волосы  и всю жизнь не пить вина; выходило или
то, или другое, а остричьсЯ и познакомитьсЯ с  ‚ерой  ‘околовой
было  невозможно. -- "Њожет быть, не стричьсЯ"? -- подумал он и
Ясно себе представил, будто он с ‚ерой  ‘околовой  катаетсЯ  на
катке  под  руку  и  шепчет  ей что-то смешное, она закрываетсЯ
муфтой от смеха и... -- "Ќет, -- говорит, -- нет,  не  могу,  Я
упаду  от  смеха,  сЯдемте  на лавочку". ‘адЯтсЯ на лавочку под
деревом, а лед  зимний  прозрачный  колышетсЯ,  тает,  и  волны
теплые  несут  лодочку.  Љто-то  загадывает ему загадку: плывет
лодочка, в ней три пассажира, кого  оставить  на  берегу,  кого
выбросить,  а  кого  взЯть  с  собой, -- ‚еру ‘околову беру! --
отвечает  он  и  плывет  с  ней  вдвоем;  а  навстречу   плывет
Ќесговоров  с  Ѓоклем  в  руке,  поет  марсельезу, посмотрел на
Љурымушку, и не как Љозел с презрением, или с укоризной, ничего
не сказал, ничего не показал на лице, все скрыл, но  все  понЯл
Љурымушка, как в душе больно стало этому прекрасному человеку.
   ‡вонок  последнего  урока  вывел  Љурымушку из колебаниЯ, он
твердым почерком написал поперек  письма,  как  резолюцию:  "не
согласен",  передал  письмо  Љоле  ‘околову и пошел из гимназии
прЯмо в парикмахерскую.
   -- Nun, nun... wa-as ist's, o du lieber Gott!  --  встретила
его добраЯ ‚ильгельмина, -- такие были прекрасные русые волосы,
и вот вдруг упал с лестницы: von der Treppe gefallen!
   Љурымушка  посмотрел  на себЯ в зеркало и с радостью увидел,
что лоб у него такой же громадный, как у  Ќесговорова,  и  тоже
есть выступы и рубцы.
   Ђ  прислуга  „унЯша,  как  увидала безволосого, так и руками
всплеснула:
   -- ‹обан и лобан!

        ЏЋ„ЏЋ‹њЌЂџ †€‡Ќњ.

   Ѓывало, бросишь камень в тихое озеро -- он на дно,  а  круги
идут далеко, глазом не увидишь, и только по догадке знаешь, что
катитьсЯ  им по всей воде до конца. ’ак брошена была когда-то и
где-то  одна  мысль,  как  камень,  и  пошли  круги  по   всему
человечеству и докатились до нашего мальчика.
   Њысль эта была: законы природы.
   ’о  был  закон  божий, а то просто закон. ‚ том законе нужно
было только слушатьсЯ, в этом узнавать, и когда  узнал  и  стал
жить по закону, то слушатьсЯ больше никого не нужно: это знание
и дело.
   „ень   и   ночь  мальчик  ЃоклЯ  читает,  много  совсем  ему
непонЯтного было вначале, но когда ключ был найден, этот  новый
закон, то очень интересно было перечитывать и все подводить под
него.
   ‚  том  законе,  которому  учат  в  гимназии,  есть какое-то
"вдруг!", все учителЯ очень любЯт это слово: ... -- "и  вдруг!"
или...  "а  вдруг!",  бывает даже: "вдруг -- вдруг!". Љаждый из
учеников ходит в класс и учитсЯ, как машина, от часу  до  часу,
но  всегда ожидает над собой, или под собой или возле себЯ это:
"...вдруг!".  Ќадзиратель  ‡аЯц  постоЯнно  под  страхом...  "и
вдруг"  оглЯдываетсЯ,  прислушиваетсЯ,  лукавитсЯ. Љозел, самый
умный,  и  то  бывает,  ни  с  того,  ни  с  сего,  мелко-мелко
перекреститсЯ, и Ђлпатов узнает в этих крестиках свое детское в
саду,  в  полЯх,  когда,  бывало,  идет  по  дорожке... и вдруг
начинает из кустов такое показыватьсЯ, чего отродЯсь не видал.
   Ђ если по новому закону жить, то  никаких  "вдруг"  быть  не
может,  всему  есть  причины.  ’ак  он,  читаЯ  и  думаЯ, потом
подобралсЯ и к богу, что он есть тоже причина,  но  вспомнил  о
причастии,  когда свЯщенник говорит: "со страхом божиим и верою
приступите", вот тут-то и может быть больше всего это  "вдруг",
об  этом  страшно  и  думать, и кажетсЯ, сюда не подходит новый
закон.
   Љаждую большую перемену Ђлпатов ходит теперь с  Ќесговоровым
из  конца  в  конец,  восьмиклассник  сверху кладет ему руку на
плечо, Ђлпатов держитсЯ за его поЯс,  и  так  они  каждый  день
без-умолку разговаривают.
   -- Џоследнее -- это атом, -- говорит Ќесговоров.
   -- Ќо кто же двинул последний атом, -- бог?
   -- Џричина.
   -- ЉакаЯ?
   -- €кс. Ђ бог зачем тебе?
   --  Ќо  ведь  богу  они  служат, наши учителЯ, из-за чего же
совершаетсЯ всЯ наша гимназическаЯ пытка?
   -- ‚ бога они верЯт гораздо меньше, чем мы с тобой.
   -- ’огда все обман?
   -- …ще бы!
   -- џ сам это подозревал, но неужели и Љозел не верит?
   -- Љозел очень умный, но  он  страшный  трус  и  свои  мысли
закрещивает, он -- мечтатель.
   -- —то значит мечтатель!
   --  Ђ  вот  что:  у тебЯ была мечта уплыть в Ђзию, ты взЯл и
поплыл, ты не мечтатель, а он будет мечтать об Ђзии, но никогда
в нее не поедет и жить будет совсем  по-другому.  џ  слышал  от
одного  настоЯщего ученого о нем: "если бы и Явилась та забытаЯ
страна, о которой он мечтает, так он бы ее возненавидел и  стал
бы мечтать оттуда о нашей гимназии".
   --  Ќо  ведь  это  гадко,  --  почему же ты говоришь, что он
умный.
   -- џ хочу сказать: он знающий и талантливый.
   -- Ђ умный, по-моему, -- это и честный.
   -- …ще бы!
   Џосле этого разговора стало очень страшно: про это свое, что
ему страшно, Ђлпатов ничего не сказал Ќесговорову, --  как  про
это  скажешь,  этот  страх  еще  хуже,  чем  в лесу бывало: там
догадываешьсЯ, а тут  известно,  что  это  старшие  сговорились
между собой и обманывают всех, -- как тут жить среди обмана?
   ђаз он идет из гимназии и слышит, говорЯт два мещанина:
   -- ‘мотри!
   -- Ќет, ты смотри!
   -- ѓосподь тебЯ покарает!
   -- Ђ из тебЯ на том свете чорт пирог испечет.
   ‘разу  блеснула мысль Ђлпатову, что они считаютсЯ маленькими
в гимназии и их  обманывают  богом,  а  ведь  эти  мещане  тоже
маленькие,  и  мужики, и другие мужики соседней губернии, и так
дальше, и еще дальше, -- значит их всех, всех обманывают?
   -- Љто же виноват в этом страшном преступлении?  --  спросил
он  себЯ.  ‚спомнилось, как в раннем детстве, когда убили царЯ,
говорили,  что  царь  виноват,  но  где  этот  царь,  как   его
достанешь?..
   -- Љозел виноват! -- сказал он себе.
   ‡а  Љозлом  были,  конечно,  и  другие  виноваты,  но  самый
близкий, видимый, конечно, Љозел-мечтатель.
   -- —то же делать, как быть дальше? -- спросил он себЯ, входЯ
к себе.
   -- Ћ, мой милый мальчик, -- сказала ему добраЯ ‚ильгельмина,
-- зачем, зачем ты остригсЯ, ты стал теперь такой умный.
   -- —ем же это плохо быть умным?
   -- ‚сему свое времЯ, у тебЯ были такие  красивые  каштановые
волосы, тебе надо бы танцовать, а ты по ночам книжки читаешь.
   € от доброй ‚ильгельмины Ђлпатову так показалось: хорошо это
времЯ,  когда  он  хотел танцовать, и как хорошо казалось тогда
узнать тайны, а вот узнал и что теперь делать?  ‚  эту  ночь  в
первый раз он узнал, что такое бессонница, долго провертелсЯ на
кровати и только под утро уснул.
   -- Auf, auf! в гимназию! -- звала его ‚ильгельмина.
   Ђ он все лежал и лежал. ЉакаЯ тут гимназиЯ, разве в гимназии
дело?  €  ему  захотелось  хоть гадость какую-нибудь, но делать
сейчас же, немедленно!.. ‚спомнилось, как  в  саду  его  братьЯ
выстраивались  возли  бани  вместе  с деревенскими мальчиками и
занимались обыкновенным пороком, -- как и он тогда пробовал, но
у него  ничего  не  получалось.  ’еперь  он  тоже  захотел  это
сделать,  но  опЯть  ничего  не  вышло.  "ќтого  даже не умею!"
подумал он с досадой, и сильное раздражение  Явилось,  хоть  бы
кого-нибудь обидеть, но невозможно было сказать дерзость доброй
‚ильгельмине с двойным подбородком.
   --  Њилый  мой  мальчик, -- говорила она, -- отчего ты такой
бледный сегоднЯ? Ћ, зачем ты остригсЯ!
   ‘мутно бродил он мыслью в разные страны, как-то ни во что ею
не упираЯсь, будто пахал облака. ‚ гимназию не пошел, а прЯмо в
городской сад, на самую отдаленную лавочку и стал там думать  о
последней, казалось ему, неизвестной и большой тайне, -- вот бы
и  это  узнать. ‚ классе была целаЯ группа учеников, во главе с
Љалакутским, они между собой всегда говорили про  это  и  знали
все.  Ќо  это  раньше  так  чуждо  было  Ђлпатову,  что  он  их
сторонилсЯ и даже боЯлсЯ, -- вот бы теперь  их  расспросить!  €
так  случилось, что путь Љалакутского из гимназии домой как раз
был через городской сад мимо этой лавочки. Ђлпатов задержал его
и прЯмо спросил про это.
   -- Њожно, -- сказал Љалакутский, -- только тебе  первый  раз
надо выпить длЯ храбрости.
   -- Ќу, что же, давай напьемсЯ.
   -- Џриходи ко мне в сумерки.
   Ќачалось  ожидание  вечера.  ‘трах не выдержать и осрамитьсЯ
борол его