 звенит его  голос,  а  когда  Њырзакул  забываетсЯ,  то  глаза  его
сверкают, как у сказочных батыров,  и  он  встрЯхивает  единственной  рукой,
будто бьет по струнам  комуза.  Ќо  теперь  уж  ему  никогда  не  играть  на
комузе...
 
     * Љомуз - киргизский музыкальный инструмент.
 
     Ћбычно Њырзакул въезжает во двор к ’отой.
     - ќ-эй, ’отой, где вы там? †ивы? - Џотом заглЯдываЯ  со  стремЯн  через
высокий дувал, издали окликает ‘ейде:  -  ‡доров  ли  твой  малыш,  ‘ейде?..
‘верни мне цигарку из табака, что у тебЯ припрЯтан  дома.  „а  иди  сюда,  к
соседке... „ело есть... Џотом управишьсЯ...
     Њырзакул никогда не спрашивал, получают ли  они  письма  от  мужей.  Ќе
хотел  лишний  раз  расстраивать  женщин,  да  к  тому  же  он  всегда   сам
просматривал аильную почту и знал все  дела  аила.  €  все  же  всЯкий  раз,
встречаЯсь с ним, ‘ейде волновалась. …й казалось подозрительным,  почему  он
не спрашивает, есть ли письма от €смаила. ‡начит, что-то знает. ‡начит,  это
неспроста...
     ‘вернув цигарку из табака, который она припасла еще летом на плантации,
‘ейде раскуривает ее и идет к соседке, изо всех сил стараЯсь подавить в себе
нарастающий страх. Њырзакул, завидЯ ее, слезает с лошади и  с,  наслаждением
затЯгиваЯсь дымом, заводит безразличную речь: о том да о сем...
     - •ороший табак припасла, ‘ейде!  -  похвалил  он  ее  однажды.-  Џошли
€смаилу в посылке, пусть покурит. ‚спомнитсЯ  ему  наш  ’алас.  ‚едь  такого
табака, как у нас, нигде нет.
     - Џошлю,- с трудом выговорила ‘ейде. Ќадо бы еще что-нибудь сказать, но
ничего не приходило на ум. …й показалось даже, что Њырзакул угадал по  лицу,
как мечутсЯ ее мысли, и  от  этого  еще  больше  покраснела.  Ћна  притворно
закашлЯлась:- ”у, какой горький дым, горло дерет... € что в нем хорошего?..
     ‘казала как-будто к месту, но всю ночь терзалась: не  выдала  ли  себЯ?
"Џронеси бог и на этот  раз.  ЌельзЯ,  нельзЯ  мне  краснеть  и  голос  надо
сдерживать! Ќеужели он заметил?  ‘ама  виновата,  смелости  мне  недостает,-
ругала она себЯ.- Ђ длЯ чего  это  он  сказал  о  посылке?  Џопросту  или  с
умыслом?.."
     ‚ другой раз Њырзакул осмотрел деревьЯ,  высаженные  на  огороде  ’отой
вдоль арыка, и упрекнул ее:
     - Ѓайдаке каждую осень обрубал сучьЯ и ветки, а в этом году вы этого не
сделали... ‘тарший-то твой уже работник... Ћбрубить надо ветки, а то деревьЯ
перестанут расти. „а и лишние дрова пригодЯтсЯ...
     ’отой с досадой глЯнула на Њырзакула, тЯжело вздохнула:
     - Ђ если и перестанут расти, плакать не стану: кому  они  нужны!  ђазве
дерево - опора человеку?.. …сли самого нет дома, ничего не  мило...  Џоди-ка
попробуй: и в колхозе работай, и колосьЯ собирай, и  детей  корми...  ‚от  и
живем две соседки - ни слуха, ни весточки от наших, живы или мертвы, бог  их
знает! -  Ћна  отвернулась,  прикусив  губу.-  Ђ  ты  еще  тут  про  деревьЯ
толкуешь...
     ‘ейде оробела, сжалась, боЯсь, что Њырзакул сейчас выложит всю  правду.
"Ђ ты не равнЯй себЯ с ней,- скажет Њырзакул,- ее €смаил давно уже прЯчетсЯ.
‡десь он, беглец!.. „а, это казалось неотвратимым в ту минуту.  Ќо  Њырзакул
сказал другое.
     -  Ђ  ты  знаешь,  ’отой,  может  не  только  деревьЯ,  но  и  тень  их
пригодитсЯ,- спокойно произнес он и вдруг  вспылил,  закричал,  будто  давно
собиралсЯ высказать им все  это  в  глаза:  -  ‚ы  бросьте  эти  свои  бабьи
хныканьЯ! Љак чуть задержка с письмами, так они уж  голосить  готовы.  ‹учше
вон переберите бодыльЯ на крыше - навалили кучей не знай как, сгниет корм до
весны! •очешь, чтобы дети без молока  остались?  „а  Я  вам  за  это  головы
поотрываю!  …сли  одной  не  под  силу,  кликни  соседку,  здесь  двое  вас,
соседок... ‚двоем-то вы одного мужика стоите... ђусские женщины в  окопах  с
винтовками сидЯт, не хуже мужчин, сам видел... Ђ вы у себЯ дома - ноете, что
писем нет!..
     ’отой промолчала, не возразила ни слова. Ђ  ‘ейде  ответила  неожиданно
длЯ себЯ:
     - Њы сделаем, сегоднЯ же ветки обрубим и бодыльЯ перекладем!
     Њожет быть, она сказала это слишком поспешно? Ќо сейчас у нее  не  было
никакой задней мысли, она говорила искренне, ей хотелось отвести разговор  о
письмах и в то же времЯ было стыдно за себЯ и ’отой. Њырзакул больше  ничего
не сказал. ‚се еще возбужденный  и  злой,  он  как-то  странно,  внимательно
посмотрел на нее - кажетсЯ, с одобрением. Џотом сел на лошадь и уехал.
     ‚ этот день, помогаЯ ’отой по хозЯйству, ‘ейде испытывала  безотчетную,
тихую радость, она успокоилась, будто искупила свою вину. „авно уже не  было
у нее такого Ясного света в душе, такого подъема, когда все хочетсЯ  сделать
неприменно  сегоднЯ  же,  когда  работа  споритсЯ  в  руках.   Ћна   задорно
покрикивала на ребЯтишек ’отой: они не столько помогали, сколько мешали.  Ќо
это не  сердило  ее.  •отелось  петь,  хотелось  смеЯтьсЯ.  Ќо  всЯкий  раз,
вспоминаЯ поразивший ее непонЯтный взглЯд Њырзакула, она вдруг обмирала всЯ,
и руки у нее опускались.
     "Џочему он так поглЯдел на менЯ? ‡начит, что-то  подозревает?  Ђ  может
быть, мне просто показалось?"
     € так повелось: каждый раз,  когда  наведывалсЯ  Њырзакул,  смЯтение  и
страх охватывали ‘ейде. ‚се ждала, когда он спросит: "ѓде твой €смаил?  Људа
ты его прЯчешь?.." € сердце билось так гулко, что она боЯлась, не услышал бы
он.
     Љогда Њырзакул уезжал, ‘ейде бежала домой, хватала  трЯсущимисЯ  руками
ковш с ледЯной водой, пила,  захлебываЯсь,  обливала  себе  грудь  и  только
позже, утолив нестерпимую жажду, могла собратьсЯ  с  мыслЯми:  "Ќет,  он  не
знает! - уверЯла она себЯ.- …сли бы он  приезжал  подсмотреть  или  испытать
менЯ, разве бы Я этого не заметила? ‚едь он просто спросил, как мы живем,  и
уехал. Ђ если бы подозревал... ‚се равно от менЯ он ничего не узнает.  Џусть
хоть тысЯчу раз выпытывает. €смаила Я не выдам - никогда! „ругие вон  слезно
молЯт Ѓога: только бы муж вернулсЯ, только бы живой! Ђ разве  мне  не  дорог
мой муж, разве Я не просила об этом Ѓога ради нашего сына!  Ѓог  вернул  мне
€смаила, чтобы Я сама оберегала его..."
     ‘ буранами и трескучими морозами подошла самаЯ  холоднаЯ  пора  зимы  -
чилде. ‚сю неделю не утихал ветер, сгонЯл снег в  крутые,  плотные  сугробы.
’ропинки, прокаленные морозом, звенели под ногами, как железо.
     Ћпустел аил, приткнулсЯ в затишке, дымЯ глинЯными трубами, а над ним  в
мутной блеклой выси безмолвно стыли на ветру величавые вершины гор.
     †ить изо днЯ в день становилось труднее.
     ‚ наружной, холодной комнате, нахохлившись, сбились  в  угол  куры.  Ќе
выходЯт они во двор, жмутсЯ друг к дружке. Ќаполовину прикрыв  глаза  белыми
пленками век, сощурившись, печально смотрЯт они на человека. Џокормить бы их
зерном, да что поделаешь! ‚ простенке за печкой в большом домотканном  мешке
хранитсЯ кукуруза, что ни день, то ниже оседает мешок -  казалось,  кукуруза
убывает от одного взглЯда. ‘берегаЯ  зерно,  ‘ейде  еще  с  осени  перестала
ходить на мельницу. ’ам за помол берут зерном, так  уж  лучше  молоть  дома,
вручную. „ругой раз ночами не спит: днем на работе, а с  вечера  садитсЯ  за
джаргылчак. ѓорЯчей окалиной дышал тЯжелый камен-ный  жернов,  огнем  горели
растертые ладони. ‚ глазах темнело от щемЯщей боли в поЯснице, но  ‘ейде  не
бросала джаргылчак. €смаил не должен сидеть завтра голодным. ЏросеЯв  помол,
она откладывала горсточку на кашу длЯ ребенка, а  из  остальной  муки  пекла
€смаилу лепешки. ‘ейде и старуха довольствовались дертью, что  оставалась  в
сите. €з нее варили похлебку. Ћткуда же взЯть зерна длЯ кур? ’олько бы самим
дотЯнуть до весны.
     ‘ейде держала кур, чтобы весной были Яйца длЯ малыша, но, видать, плохо
рассчитала. ЊЯса нет. Љогда приходит €смаил, ‘ейде варит ему курицу. Ѓыла бы
живность покрупнее, ‘ейде накормила бы мужа вдоволь настоЯщим мЯсом. ‚от  бы
хорошо! ‚се, что есть в доме, что удава-лось добыть, ‘ейде  приберегала  длЯ
мужа. "‘ами-то мы у себЯ дома, хоть на воде, да перебъем-сЯ",- говорила  она
старухе, котораЯ и без ее слов готова всем пожертвовать ради сына. € все же,
когда €смаил приходил домой, сердце ‘ейде сжималось в горЯчий комок от стыда
и жалости.
     Џрикрыв лицо грЯзным  платком,  в  засаленной  пролежалой  шубе  поверх
шинели, прокоптив-шийсЯ, как бродЯга, поЯвлЯлсЯ он у порога в буранные ночи.
Ќемножко отойдет с мороза, тЯжелым духом так и пахнет от него. ‘трЯхиваЯ над
огнем вшей с его рубахи, ‘ейде незаметно бросала на него жалостливые взглЯды
и думала в отчаЯнии: "Ћх, что станетсЯ с тобой в такие  холода?  Ѓыл  бы  ты
дома, пылинке бы не позволила сесть на тебЯ!.." Ђ он  сидел  у  огнЯ  сычом,
мутно и зло поблескивали его одичалые глаза. ‹ицо, как кошма,  загрубело  от
холодов.
     ‘ейде понимала: тЯжело ему; она старалась обласкать мужа, развлечь  его
разговорами. "Њуж и жена всегда вместе: в беде и горе,- убеждала она  себЯ.-
—то бы ни свалилось мне на голову, все должна Я вынести.  ’олько  бы  €смаил
уцелел... ЏереживетсЯ,  перемелетсЯ,  стерплю...  ‚от  ’отой  одна  с  тремЯ
детьми, по горсточке делит  между  ними  талкан,  и  то  держитсЯ,  вида  не
подает..."
     Џозавчера, когда ‘ейде возвращалась с работы в табачном сарае, у  моста
ее догнал Њырзакул.
     - Џостой, ‘ейде! - окликнул он ее.
     Љазалось бы, ничего подозрительного не было в его голосе,  но  ‘ейде  в
один миг насторожи-лась, ожидаЯ самого страшного, и быстро прикрыла  платком
задрожавшие губы. Њырзакул подъехал к  ней  на  рыси,  нагнулсЯ  с  седла  и
пристально всмотрелсЯ в лицо. "“знал! - ужаснулась ‘ейде.- ’ак и есть?  —его
тЯнешь? „а говори же!" - чуть было не крикнула она.  ’ак  мучительно  долго,
так каменно-спокойно смотрел на нее Њырзакул.
     - џ хочу по-родственному предупредить тебЯ, ‘ейде,- проговорил он.
     - Ћ чем? - спросила ‘ейде, но не услышала звука  своего  голоса.  ‚слух
она произнесла это или только подумала?
     - „а ты что! —то с тобой? - встревожилсЯ Њырзакул и смутилсЯ  от  своей
неловкости: ведь напугал женщину, от мужа писем нет, всЯкое может  подумать,
вон как побелела.- „а ты не бойсЯ, ничего  плохого  не  случилось...  Џросто
хотел  сказать  тебе:  завтра  будем  выдавать   понемно-гу   зерна   семьЯм
фронтовиков... ’ак вот, не все попали в список. ’ебЯ тоже нет, ‘ейде. ’ы  же
понЯтливаЯ, не обидишьсЯ. Љое-как разделили  по  пЯть,  по  десЯть  кило  на
многодетных, таких, как ’отой... ’олько не шуми завтра, всем бы нужно  дать,
да не из чего.
     “ ‘ейде отлегло от сердца...
     - Ќу что же, нет так нет,- ответила она, приходЯ в себЯ. "Њне не  надо,
это верно: лучше помочь таким,  как  ’отой,  а  Я  перебьюсь",-  хотела  она
сказать, но не посмела, не хватило духу.
     Њырзакул понЯл это по-своему.
     - Ќо ты, ‘ейде, смотри, не думай плохое,- как бы оправдываЯсь заговорил
он.- ‚ другой раз и тебе  дадим...  ЋбЯзательно...  это  Я  обещаю...  ’ы  и
старухе так скажи, а то будет ворчать: "Њырзакул нашего рода, а что от  него
толку, хоть он и сельсовет..." џ рад бы сделать длЯ своих да сама видишь...-
Њырзакул задумалсЯ, оглЯдел заснеженные аильные кибитки, тронул  лошадь,  но
тут же придержал. —то-то еще собиралсЯ он сказать, но, видно, не решалсЯ. Ћн
снова посмотрел ей в глаза странным,  непонЯтным  взглЯдом,  как  тогда,  во
дворе ’отой, только на этот раз более откровенно. „а, теперь  было  Ясно:  с
нежностью и восхищением смотрел он на ‘ейде, и глаза его говорили: "џ  знал,
что ты поймешь менЯ... џ всегда верил тебе... ’ы самаЯ лучшаЯ  на  свете,  Я
люблю тебЯ... „авно уже люблю..."
     Џугливо прикрываЯсь  платком,  бледнаЯ  от  страха  и  волнениЯ,  ‘ейде
невольно отпрЯнула назад. ‚ ее широко раскрытых  глазах  застыло  удивление,
она была сейчас очень хороша.
     - џ пойду! - тихо, но твердо сказала она.
     - Џостой! - Њырзакул колебалсЯ.  Ћн  взЯлсЯ  за  поводьЯ,  потом  опЯть
опустил их.
     - Џостой, ‘ейде! - повторил он.- …сли тебе туго придетсЯ, ты от менЯ не
скрывай... „лЯ сынишки твоего на кашу... шинель с себЯ продам, но достану...
     ‘ейде, слушаЯ, молча кивала головой, не  знала,  что  и  подумать.  Ћна
испытывала благодар-ность к нему. Ќо глаза ее были  холодны  и  отталкивали:
"Ќе тронь менЯ! Ќе смотри так, Я тебЯ боюсь! Ћпусти, Я уйду!".
     Њырзакул медленно опустил веки, а когда, распрЯмившись в  седле,  снова
взглЯнул на ‘ейде, глаза у него были такие же, как всегда. Ћн сказал  ровным
голосом:
     - Ќу, иди, сын-то, наверное, плачет...
     ‘ейде круто повернулась и пошла, едва удерживаЯсь, чтобы  не  побежать.
ЋтойдЯ немного, она оглЯнулась через плечо, остановилась. Џонурив голову, не
оглЯдываЯсь, Њырзакул ехал по-над берегом. ‹ошадь шла  тихим  шагом,  он  не
понукал ее. Њожет быть, потому, что Њырзакул  поднЯл  ворот  шинели,  сейчас
особенно бросалось в глаза, как он похудел, ссутулилсЯ,  как  низко  опущено
его искалеченное безрукое плечо. "ѓоворит, шинель с себЯ продам... Ђ ему  же
холодно!.." - подумала ‘ейде, и вдруг  что-то  небывалое  колыхнулось  в  ее
душе. ѓорЯчаЯ нежность,  жалость  неожиданно  переполнили  сердце.  •отелось
побежать, остановить его, согреть  ласковым  словом,  попросить  прощениЯ...
"—то же ты нашел во мне, замужней? ђазве мало в аиле хороших девушек? Ђ ты и
не знаешь, что муж мой при мне..."
     ‚се перепуталось в  ее  голове,  сухой  звон  снега  под  ногами  резко
отдавалсЯ в висках. ‚плоть до самого дома  ‘ейде  испуганно  оглЯдывалась  и
прикрывала платком дрожащие губы.
     ‚чера  аил  облетела   чернаЯ   весть.   †енщины   в   табачном   сарае
перешептывались между собой, а когда мимо проходила ’отой с тюком табака  на
спине, они скорбно замолкали. Ћдна из них, в черной шали, с еще не зажившими
на лице следами глубоких царапин, не удержалась и шумно всхлипнула:
     - Ќесчастные сироты! Џусть ваше горе падет на голову германа!..
     ‚ сельсовет пришло извещение о том, что Ѓайдалы погиб под ‘талинградом.
     ‚ последнее времЯ то на том, то на  другом  краю  аила  часто  слышатсЯ
траурные крики  мужчин:  "Ѓоорумой!  Ѓоорумой!  Ѓоорумой!*...-  кричат  они,
раскачиваЯсь в седлах из стороны  в  сторону.  Ђ  в  ответ  им  из  кибитки,
окруженной толпой народа, доносЯтсЯ  надсадные  вопли  женщин.  Ћни  садЯтсЯ
спиной к двери, ногтЯми раздирают лица в кровь и голосЯт:
 
     “здечка твоЯ из серебра,
     Ђ сам ты был храбрый, как лев,
     “здечка пустаЯ висит на стене,-
     —ерный платок на моей голове,-
     ‘ын твой отомстит врагам!..
     Ћ-о-о-ха, э-э-эй-и!
 
     * Ѓоорумой - брат мой родной.
 
     „о  самой  полуночи,  до  изнеможениЯ  и  хрипоты  причитают   женщины,
оплакиваЯ погибших на фронте. € каждый  раз,  когда  всем  аилом  собирались
голосить  в  доме  погибшего,  ‘ейде  станови-лось  страшно,   она   боЯлась
показатьсЯ на глаза аильчанам и, сама того не замечаЯ, прЯталась  за  спиной
других. ‚ такие скорбные дни ей  хотелось  убежать  куда-нибудь  в  горы,  в
безлюдное место и причитать там в одиночестве, чтобы никто ее не видел и  не
слышал.
     ‚от теперь дошла очередь и до ’отой. ‚озле ее дома тоже будет толпитьсЯ
народ, она тоже будет  голосить  и  раздирать  лицо  ногтЯми,  а  ее  малыши
обЯзаны, как настоЯщие мужчины, крепко повЯзатьсЯ кушаками, выйти во двор и,
опираЯсь на палки, встречать мужчин громким плачем: "Ђтамой*, эсил  кайран**
Ђтамой!.." ЃеднаЯ ’отой, она еще не знает, какое горе свалилось на ее плечи!
€звещение о смерти Ѓайдалы хранилось пока у Њырзакула. “ киргизов не принЯто
гово-рить о таких вещах  сразу.  ‚ремЯ,  когда  сказать,  должны  определить
старики. ‚месте с похоронной бумагой в адрес правлениЯ колхоза пришло письмо
от командира полка.
 
     * Ђтамой - от слова "ата" - отец.
     ** ќсил кайран - выражение,  употреблЯемое  мужчинами  при  оплакивании
ближнего.
 
     Ћн писал, что подразделение пошло в атаку и оказалось зажатым  в  узкой
полосе  между  берегом  ‚олги  и  заминированным  проволочным  заграждением.
Џоложение создалось безвыход-ное, люди гибли под пулеметным огнем, никто  не
осмеливалсЯ первым приблизитьсЯ к минному  полю.  €  вот  тогда  Ѓайдалы  по
своему почину бросилсЯ на проволоку. Њины взорвались, образовав проход. ‚раг
был выбит с позиций.
     ‚ыслушав это письмо, аксакалы, собравшиесЯ в  доме  Њырзакула,  почтили
памЯть землЯка молчанием. „олго длилось это молчание. Њолча читали молитву.
     - €иех! - наконец  вздохнул  почтальон  Љурман  и  насунул  тебетей  на
глаза.- “мел он беречь воду, руки были золотые... ѓде Ѓайдалы проведет воду,
там всегда хлеб родит... „а, вот! Ђ  детишки  его  проходу  мне  не  давали:
"Љурмаке, когда привезешь письмо от отца?" џ все обещал в базарный  день,  и
они верили. Ђ оно вон как обернулось... Ќу что ж,  судьба  народа  -  судьба
батыра!
     Њырзакул спросил у аксакалов  совета,  как  поступить  с  извещением  о
смерти Ѓайдалы. "ђаз уж пришла бумага начальника, что погиб, тут  ничего  не
поделаешь,- ответили старики.- Ќо ты,  Њырзакул,  послушайсЯ  нас.  ‚  такую
тЯжелую годину, когда ’отой носит детишек в зубах, как щенЯт, спасаЯ  их  от
голода, не смеем мы сказать ей о смерти мужа. …сли у ’отой  опустЯтсЯ  руки,
что будет с ее детьми? Ќет, не можем мы лишить ее последней  надежды.  ‹учше
отложить это дело до осени: соберем урожай, пусть народ  немного  насытитсЯ.
‚от тогда известим округу о  гибели  нашего  батыра  и  всем  аилом  справим
поминки с подобающими почестЯми..."
     ‚есь аил нашел это решение стариков разумным. „о осени  никто  не  имел
права заговорить о смерти Ѓайдалы. Ќо женщины в табачном сарае не  утерпели,
всплакнули украдкой: ведь ’отой ничего не знает.
     Ќочью пришел €смаил, и ‘ейде рассказала ему о судьбе их соседа Ѓайдалы.
€смаил на это ничего не сказал, только непонЯтно пожал плечами. Ѓог знает, о
чем он думал. Њожет быть, в душе пожалел Ѓайдалы, а может быть, и нет. „аром
он, что ли, в бегах, даром, что ли, бережет свою жизнь?  Ђ  Ѓайдалы,  очертЯ
голову, бросилсЯ на мину. Ќу и погиб. ’ак оно и должно было случитьсЯ.  Ќет,
лицо €смаила непроницаемо, он не скажет ничего.
     Њолча выхлебав большими, гулкими глотками полную чашу похлебки,  €смаил
недовольно буркнул: - …ще есть?
     "Људа уж ему тут горевать по другим? ‘ам день и ночь на холоде, глаз не
смеет показать, да к тому же день сыт,  день  голоден..."  -  думала  ‘ейде,
оправдываЯ €смаила.
     Џроводив его, она долго не могла уснуть. ‚етер свирепо  швырЯл  в  окно
снежную крупу, продрогшаЯ собака где-то на окраине  плаксиво  тЯвкнула  раза
два и загнусавила: "‘у-у-у-ук! ‘у-у-у-ук"*. ‘ейде бросило в дрожь. …й  жутко
было представить, как сейчас в морозном поле, по  зарослЯм  чиЯ  кружитсЯ  с
посвистом злой ветер, а €смаил,  один  средь  ночи,  пробираетсЯ  к  себе  в
убежище. Ђ тут еще сын расплакалсЯ. Џлохо спалось в эту ночь.
 
     * ‘уук - холодно.
 
     “тром прискакал почтальон Љурман. Ћдновременно он исполнЯл  обЯзанности
рассыльного при сельсовете. Џолы его шубы  разметались  в  стороны,  он  был
чем-то сильно встревожен.
     - ‘ейде! - застучал Љурман в дверь.- €з района  прибыл  инкуу*,  срочно
требует тебЯ! ‘обирайсЯ живей!
 
     * €нкуу - от слова "ЌЉ‚„".
 
     ‘ейде выбежала на стук и все сразу понЯла. „аже не спросила,  зачем  ее
требуют. Њолча стиснула зубы. "€смаил,  родимый,  как  же  быть  теперь?"  -
пронеслось в ее голове. ’ут  прибежал  Ђсантай...  ЉажетсЯ,  он  думал,  что
Љурман привез письмо от €смаила.
     - ‘уюнчу, ‘ейде-джене, письмо от €смаке! -  радостно  крикнул  он,  но,
увидев побледнев-шую ‘ейде, смолк на полуслове. ‚иновато поглЯдываЯ на  нее,
мальчик отошел в сторону, поеживаЯсь то ли от холода, то ли от стыда.
     - ‚от еще несчастье-то! - с досадой проговорил  Љурман.  Ќеизвестно,  к
кому относились эти слова: к ‘ейде или  к  мальчику.  Ќе  сказав  больше  ни
слова, он стегнул лошадь и ускакал.
     ‘ейде не помнила, как  она  добралась  до  сельсовета.  „рожащей  рукой
отворила дверь. ‡а столом  сидел  человек  в  шинели,  с  кобурой  на  боку.
ђазглЯдеть его ‘ейде не могла, голова ее  кружилась,  землЯ  уходила  из-под
ног. Џока шла, в мозгу лихорадочно колотилась  безысходнаЯ  мысль:  "Џоймают
€смаила, увезут!" Ќо сейчас, когда ‘ейде вошла  в  сельсовет,  в  ней  вдруг
проснулась отчаЯннаЯ решимость, в которой потонули  все  ее  колебаниЯ:  "Ќе
отдам €смаила! Ќе отдам!" „лЯ ‘ейде уже не существовало страха,  она  стоЯла
перед столом и мысленно твердила себе  эти  слова,  как  клЯтву:  "Ќе  отдам
€смаила! Ќе отдам!"
     - ‘адитесь,- сказал оперуполномоченный ЌЉ‚„. ‘ейде не слышала.
     - ‘адитесь,- повторил он.
     ‘ейде, как во сне, нащупала табуретку и села.
     ‡акончив расспросы, уполномоченный долго писал, испытующе поглЯдываЯ на
нее и о чем-то  раздумываЯ.  Џотом  сообщил,  что  ее  муж  дезертировал  из
эшелона, прихватив с собой винтовку с патронами.
     - ѓде он сейчас? - спросил уполномоченный.
     - Ќе знаю, Я ничего не знаю,- ответила ‘ейде.
     - ‚ы не скрывайте, мы его все равно найдем.  …сли  желаете  ему  добра,
пусть объЯвитсЯ по своей воле. ‚ы должны нам помочь.
     - Ќе знаю, Я ничего не знаю. …го взЯли в армию, а больше мне ничего  не
известно. ‘бежал он или не сбежал, Я этого не знаю...
     —то бы уполномоченный ни спрашивал, как бы ни  убеждал,  ‘ейде  на  все
отвечала коротко: "Ќе знаю". Ђ сама думала: "Ќе враг Я  себе.  „елайте,  что
хотите, хоть убейте, ничего не скажу!"
     - Ќичего Я не знаю! - твердила она.
     Љогда допрос кончилсЯ, ‘ейде пошла к дверЯм, напрЯгаЯ все  силы,  чтобы
не упасть, чтобы идти прЯмо. “ выхода на улицу ей  встретилсЯ  Њырзакул.  Ћн
порывисто шагал от  коновЯзи,  на  ходу  докуриваЯ  цигарку.  ЌапрЯженный  и
какой-то нездоровый был он сегоднЯ.  ‹ицо  осунулось,  на  скулах  расплылсЯ
неЯркий, тусклый румЯнец, под  вытертым  сукном  шинели,  угловато  выпираЯ,
подергивалось безрукое плечо, тебетей был плотно надвинут на брови.
     “видев  ‘ейде,  Њырзакул  остановилсЯ.  Ћкинул   ее   цепким   взглЯдом
исподлобьЯ.
     - Ѓыла там? - кивнул он на дверь.- ‘казала?..
     - Ђ что мне сказывать? џ ничего не знаю,- ответила ‘ейде.
     - ‚о-он как! -  Њырзакул  помолчал,  горько  усмехнулсЯ,  потом  бросил
окурок, растоптал его сапогом и резко вскинул брови.
     - ’ы думаешь, доброе дело делаешь длЯ него?-  спросил  он  в  упор.-  Ђ
совесть перед народом? Људа  ты  ее  денешь?  Њы  все  мужчины  из  потомков
„авлета, все, кто носит тебетей  на  голове,-  мы  все  пошли,  ни  один  не
осталсЯ. ‚ добрые, в лихие ли дни - упаси бог отойти от народа!  Џозор  всем
нам! ’ы понимаешь это? Ћтвечай мне: ты понимаешь?.. Џока не поздно,  приведи
€смаила, пусть он воюет там, где все.
     ‘ейде  стиснула  запрокинутые  на  шею  руки,  каждое  слово  Њырзакула
вырывало из этих обессиленных рук то, чем они никогда не могли  поступитьсЯ.
…ще одно его слово, и все будет кончено: она не выдержит, упадет на землю  и
признаетсЯ во всем...
     - ’ы... ты менЯ совестью не бей! - исступленно крикнула она.
     € это было все, что она могла сделать. ЋслепленнаЯ отчаЯнием и Яростью,
она рванулась к Њырзакулу:
     - Њожет, он и сбежал! Ћткуда мне  знать?  Љаждому  своЯ  жизнь  дорога,
каждый себЯ бережет. Ђ тебе-то что? €ли он перебежал тебе дорожку? €ли  тебе
мало места в аиле? €ли ты хочешь, чтобы все вернулись  такими  же  калеками,
как ты?
     Њырзакул оцепенел, культЯ его судорожно взметнулась, выдернув  порожний
рукав из кармана шинели, лицо исказилось болью и  гневом.  Ћн  долго  хватал
ртом воздух.
     - ‡-значит, Я в-вернулсЯ калекой потому, что Я д-дурней твоего €смаила?
- Њырзакул кинулсЯ в сторону, нагнулсЯ, словно ища что-то  на  земле,  потом
подбежал к ‘ейде, занес над головой камчу и начал хлестать ‘ейде по  плечам.
Ћна не вскрикнула, не отшатнулась. Ќад головой свистела камча, а  ‘ейде  как
завороженнаЯ смотрела на куцый обрубок его руки, который тоже  вздрагивал  и
дергалсЯ в мотающемсЯ рукаве. Ќа какую-то долю секунды мелькнули  перед  ней
до крови прикушенные губы Њырзакула, его страшные, горЯщие ненавистью глаза.
Џотом она увидела, как он тщетно пытаетсЯ сломать камчу  о  свое  колено.  €
опЯть обрубок его руки беспомощно дергалсЯ взад и вперед.
     ироко размахнувшись, Њырзакул закинул камчу на крышу и побежал  прочь,
прижимаЯ к груди, как к кровоточащей ране, скомканный в кулаке рукав шинели.
Ћн бежал, не оглЯдываЯсь, по огородам, через сугробы  и  арыки.  ЏотрепаннаЯ
полеваЯ сумка отчаЯнно хлопала его по бедру.
     ‚се еще не понимаЯ, что произошло, ‘ейде с ужасом смотрела  ему  вслед.
’олько теперь она почувствовала, как горЯт ее избитые  плечи.  Ћбида  душила
ее, хотелось закричать, громко заплакать.
     Џотом она шла по улице, ничего  не  видЯ  перед  собой;  режущий  ветер
слепил ее сухие, немига-ющие глаза, ноги путались в поземке. Њысли были  так
же жгучи, как и рубцы на шее. "Ћн избил менЯ, опозорил! џ скажу €смаилу,  он
отомстит! - твердила она. Ќо тут же  изменЯла  решение:  -  Ќет,  не  скажу:
€смаил кинетсЯ в аил, и его могут поймать. ‹учше  промолчу,  стерплю,  но  в
душе никогда не прощу, до  самой  смерти...  Ќедаром  говорЯт:  "Ѓрат  брату
враг*. Њырзакул ненавидит €смаила за то, что он живой и  невредимый...  Ѓудь
проклЯт ты, Њырзакул! џ никогда больше не поглЯжу тебе в глаза..."
 
     * “ киргизов все мужчины одного рода считаютсЯ братьЯми.
 
     ‚ернувшись домой, ‘ейде ткнулась  лицом  в  худые  колени  свекрови  и,
обнимаЯ безответную, безропотную старушку, зарыдала:
     - Ѓил менЯ Њырзакул, мама, бил...
     Ћна плакала долго и безутешно. ‘квозь слезы смутно слышала  прерывистый
голос свекрови:
     - ђодимаЯ ты моЯ, дитЯ мое, кормилица... ‚сЯ надежда на тебЯ,  ты  наша
опора... ‚се вижу, все знаю. ‚ек мне  молитьсЯ  на  тебЯ...  ‘терпи  уж  эту
обиду, смолчи... Ђ нас с  Њырзакулом  пусть  бог  рассудит,  забыл  Њырзакул
родовой долг...
     Ќочью ‘ейде встретила €смаила у оврага. Ћн вернулсЯ в пещеру, не заходЯ
в аил.
 
     Љ весне у многих аильчан хлеб подошел к  концу  -  остатки  выскребали.
’олько и речи было -  поскорее  бы  уж  отелились  коровы  да  дождатьсЯ  бы
молодого ЯчменЯ, а там  пшеница  подойдет.  Ќо  сказать  легко,  а  попробуй
дождись.
     "‚есной скот тощает, кость гнетсЯ". —еловеку тоже не легче...
     ‘ейде переживала самые тЯжелые дни. Џосле ее столкновениЯ с  Њырзакулом
€смаил перестал ходить домой,  ни  днем  ни  ночью  он  не  покидал  пещеры.
ЋтправлЯЯсь за хворостом, ‘ейде сама приносила ему  пропитание,  а  если  не
удавалось днем, шла ночью. ‚се бы ничего, но одно ее очень тревожило: €смаил
стал ненасытный. ‘колько ни принеси, все подберет до крошки: может, и наелсЯ
уже, а глаза по-прежнему голодные, жадные.
     - „ома-то осталось еще или придетсЯ подыхать с голоду? ’ы  не  скрывай,
говори правду? - допрашивал он.
     - ‡ачем так говоришь! - упрекала ‘ейде.- ‹ишь бы  ты  жив  был,  а  длЯ
живого человека всегда найдетсЯ кусок хлеба...
     ’еперь ‘ейде вставала с рассветом и отправлЯлась на прошлогодние гумна.
’ам  она  расстила-ла  на  снегу  мешковинный  полог  и  до  самого   вечера
перевеивала полову, перекидывала солому. ’о, что  осенью  ушло  в  охвостьЯ,
сейчас  она  вывеивала,  собираЯ  по  зернышку.  ‡а  день  набиралсЯ   кулек
сморщенных, шуплых зерен. Џо ночам ‘ейде молола  их  на  джаргылчаке,  пекла
€смаилу хлеб. Ќо до каких же  пор  можно  так  перебиватьсЯ?  Ѓыла  у  ‘ейде
заветнаЯ мечта - о телке. Џошли корове Ѓог благополучно отелитьсЯ,  тогда  и
молоко будет у €смаила и масло. ‡амкнулсЯ €смаил в себе, озверел, будто весь
мир ненавистен ему, всегда тупо молчит, ни одного хорошего слова от него  не
услышишь... —то у него на уме? Ћ чем он неотступно думает?  Ђ  если  откроет
рот, больше всего говорит о еде, и думает, вероЯтно, только об  этом.  Љогда
речь заходит о мЯсе, во рту у него собираетсЯ  слюна,  и  он  сплевывает  со
злостью. €ногда ни с того ни с сего мрачно заЯвит:
     - Љровь у менЯ стала холоднаЯ: воды в ней много: Ћчень много...
     —то-то недоброе всколыхнетсЯ в глубине его глаз, и опЯть молчит, упорно
молчит. Ћ чем он думает в такие минуты? Љак бы не потерЯл рассудка...
     "Њожет, он тоскует по сыну?" - подумала однажды  ‘ейде.  Ќа  другой  же
день, выкупав ребенка, она надела на него чистую одежонку, укутала и вышла с
ним на улицу.
     - ‚ гости к своим схожу, в  Њалое  ущелье,-  отвечала  она  на  вопросы
соседей.
     Ђ сама пошла к €смаилу.  ‚  этот  день  ‘ейде  была  счастлива.  ‚  аил
вернулась через сутки...
     ‚есна обещала быть ранней. ‘егоднЯ с самого утра теплынь.  ‘нег,  точно
квелаЯ кошма, сразу расползсЯ рваными прогалинами, землЯ дышала  паром.  Ќад
долиной  стелилсЯ  оттепельный  ветерок,  талаЯ  вода  журчала   в   арыках,
подтачиваЯ осевшие, набрЯкшие влагой сугробы.
     ‘ гумна на краю полЯ несет горЯчим, слежавшимсЯ духом:  кто-то  ворошит
там солому. ќто ‘ейде. Ќабив мешок половой,  она  тащит  его  на  бугорок  и
посвистом  вызывает  покровителЯ  ветров.  Љак  крупицы  золота   в   песке,
выискивает она хлебные зерна. “томительнаЯ, нуднаЯ работа. Ќо длЯ ‘ейде  это
не в тЯгость: что бы там ни случилось, а она должна  прокормить  €смаила  до
конца весны. Ђ там, бог даст, откроетсЯ перевал...
     ‚он за тем неприступным хребтом,  за  нетронутыми  сине-белыми  снегами
лежит —аткал.
     ‘корей бы пришла весна, скорей бы дождатьсЯ начала лета...
     ’ак ожидает человек того круговорота времени  в  природе,  когда  после
зимы он жаждет тепла и новой энергии, как  возвращениЯ  утраченной  свободы,
ибо воскресала природа, умиравшаЯ на зиму, и воскресал  дух...  Ќо  то,  что
ждала ‘ейде, заключало в  себе  гораздо  большее.  ‘  открытием  пути  через
неприступный в другие времена года снежный  перевал  -  открывалсЯ  путь  на
—аткал, путь к спасению мужа и всей семьи. € она хорошо  понимала:  то  была
длЯ них единственнаЯ возможность, единственный выход...
     ’еперь она  постоЯнно  думала  об  этом,  думала  упорно,  с  надеждой,
страхом,- и  все-таки  надежды  было  больше,-  думала  с  благодарностью  к
свекрови, ибо именно она, стараЯ Ѓексаат, истомленнаЯ и  измученнаЯ  судьбой
сына, перваЯ пришла к мысли - надоумила молодых уходить в —аткал...
 
     ‘ейде и прежде доводилось слышать в аилах удалую песню конокрада:
 
     џ конЯ увожу,
     Љак огонь из костра,
     џ в —аткал ухожу,
     —ерез льды и снега...
 
     Ќикогда  не  придавала  она  значениЯ  этой  песенке   и   никогда   не
предполагала, что —аткал станет длЯ нее обетованной землей,  самой  желанной
на всем свете...
     € длЯ  €смаила,  одичавшего,  оглохшего  от  собственного  плена,  свет
забрезжил впереди,- как в той песне конокрада,- через льды и снега в  —аткал
рвалась душа, и только об этом были теперь его помыслы.
     Њать €смаила - тихаЯ, болезненнаЯ  старушка  Ѓексаат  в  ту  зиму  жила
жизнью крота,  затаив-шегосЯ  в  норке  под  кучкой  земли  и  лишь  изредка
высовывающесосЯ, чтобы глЯнуть - стоит ли мир на месте. Џри  том  положении,
что приходилось скрывать от других  сына-дезертира,  чутье  подсказывало  ей
никуда не выходить со двора, нигде не показыватьсЯ, избегать лишних встреч и
разговоров с односельчанами. €ного образа поведениЯ трудно  было  придумать.
‘идела с внучон-ком дома, с нее и спрос был не более того.
     ‘амое же  главное  -  такаЯ  жизнь  матери  вполне  устраивала  сына  и
невестку. Ќа нее они могли положитьсЯ. Ќе будь старухи, как бы они  выходили
из положениЯ, как бы ‘ейде могла оставить ребенка  дома,  чтобы  сходить  за
хворостом, а заодно и в убежище мужа в предгорьЯх.
     ‘колько раз, бывало, до случаЯ избиениЯ  ее  Њырзакулом,  предупреждала
‘ейде сама свою свекровь уметь держать себЯ, если вдруг кто спросит о  сыне,
как и что, мол, не прЯтать глаза, а посетовать на судьбу, откуда, мол, знать
мне, старой и темной, что происходит в теперешнем мире.  €смаила,  мол,  как
забрали в армию да отправили на фронт, так и никаких вестей.  ’о  ли  письма
где-то терЯютсЯ по дороге, кто его знает. Њолю Ѓога, мол, чтобы единственный
сыночек, единственный отроду, жив бы осталсЯ,  а  тогда,  рано  или  поздно,
вернетсЯ. „оживу ли, одному Ѓогу вестимо,- ну и прочее в этом же духе.
     ‘тараЯ  Ѓексаат  понимающе  кивала  при  этом.  ЋдрЯхлевшие   щеки   ее
увлажнЯлись неприметно сочившимисЯ слезами, и такаЯ  несчастнаЯ  становилась
старушка, эдакаЯ маленькаЯ, худенькаЯ, сникшаЯ, что ‘ейде не находилась  как
быть - то ли пожалеть ее, то ли образумить:
     - „а ты что, эне*, зачем слезы  понапрасну  льешь.  Ќе  гневи  Ѓога!  -
укорЯла сноха.- Љак бы то ни было, радуйсЯ, что жив, пусть и в бегах. Ќочью,
на часок, да приходит домой. Џусть тЯжко, пусть стыло, в дождь да  снег,  но
все же лучше, чем там, на войне, вон сколько народу гибнет... ‘ам  же  он  и
говорит, сын твой, зачем мне голову класть на чужбине. ‘  чего  мне  воевать
там, когда краев Я тех в глаза не видел, и никогда и никто в роду  моем  там
не бывал. Љто начал войну, пусть сам и воюет. Ђ Я пережду, мое дело сторона,
перетерпим, посмотрим...
 
     * ќне - мать, мама.
 
     ‘лова эти пересказывала и повторЯла  ‘ейде  всЯкий  раз,  как  возникал
неизбежный разговор, особенно по вечерам, когда в аиле угасали огни один  за
другим в обледеневших окнах, утихали озЯбшие собаки, устраиваЯсь в  укромные
места на ночь, и  каждый  дом,  каждаЯ  семьЯ  уединЯлись  сами  по  себе  у
догоравших печек и очагов, отъединившись от внешнего мира до утра, до первых
петухов и мычаниЯ коровенок. ’о были часы полной самоизолЯции всех ото всех,
и потому по вечерам больше думалось и больше переживалось. ‘тарушка  Ѓексаат
обычно молча слушала невестку, когда они, усыпив малыша,  невольно  начинали
разговор все о том  -  как  быть,  что  будет...  ‘векровь  при  этом  тЯжко
вздыхала, покорно покачивала головой в ответ, и когда  разговор  подходил  к
концу, всЯкий раз с одним и тем же  исходом,  в  неопределенных  выражениЯх:
поживем, мол, увидим,- старушка не могла скрыть  своего  страха.  Ѓезысходно
хваталась за голову, шептала едва слышно бескровными губами, точно бы кто-то
мог услышать:
     - Ѓоюсь, боюсь, ‘ейде, чем все это кончитсЯ! ‘ейде при этом отчаивалась
в душе, но виду не подавала, приходилось делать над собой усилие:
     - “спокойсЯ, эне, зачем плакать  заранее.  ‚от  теплеет,  снег  сойдет,
землЯ просохнет, все легче станет и ему, и нам,-  приговаривала  она,  чтобы
только не всплакнуть самой.- Ђ там придумаем что-нибудь, живые люди ведь мы,
как-нибудь, что-нибудь придумаем. ’олько бы не узнал никто из аильных о нем,
ты уж смотри, если что, ни слова: не знаю, мол, и все...
     € они замолкали, каждаЯ думаЯ о том же самом, и не  видели  выхода,  не
знали, как же быть дальше. Ќо в ожидании €смаила -  он  поЯвлЯлсЯ  обычно  к
полуночи - принимались за дела, чтобы накормить и согреть  его  с  дороги  и
чтобы к рассвету он снова покинул аил. Џеред приходом мужа ‘ейде выходила во
двор, закутавшись в тулуп, и поджидала его за сараем,  чтобы  предупре-дить,
все ли в порЯдке, чтобы входил он в дом без опасений. ‚глЯдываЯсь  вокруг  и
прислушиваЯсь к доносЯщимсЯ звукам. ‘ейде ждала с тревогой поЯвлениЯ €смаила
и тем временем обращалась мысленно к звездам и луне, мерцающим  над  стылыми
снежными горами вдали. ’олько звездам и луне могла она  излить  изболевшуюсЯ
душу, только к  ним  обратитьсЯ,  чтобы  они,  каким-то  чудом  услышав  ее,
повлиЯли бы на земные событиЯ, оберегали бы ее мужа, ее  малыша,  старуху  и
саму ее от тех, кто как только узнает, что €смаил дезертировал из армии, так
повЯжет их всех и погонит в ‘ибирь на издыхание.  "“слышьте  менЯ,-  творила
она свою звездную молитву,- только вам скажу. ‚ы  там,  на  своем  месте,  и
ничто вам не грозит, никто никого не преследует и никаких войн между вами не
происходит. Ђ мы тут не знаем, куда себЯ девать от войны. Ђ на  войне  сколь
народу - видимо-невидимо - гибнет. ‚ нашем аиле уже и  мужчин  не  осталось,
все там. ‘казали - воевать, сказали -  битьсЯ,  и  все  пошли  как  один.  ‚
душе-то никто не хочет умирать, но все идут. Ћтчего  так?  €  если  мой  муж
сбежал с эшелона, то и сам так решил - говорит, каждый хозЯин своей  голове,
все равно где погибать. ’ак-то оно так, но  чем  все  это  кончитсЯ?  ‚от  и
молюсь на вас, звезды и луна. Ђ кроме вас у нас никого нет. Њы со  старушкой
нашей только об этом и думаем. Ђ дите еще мало, что с него, какой спрос?  Ќо
как-то обернетсЯ и его дитЯчьЯ судьба? ѓоворю об этом мужу, а он свое -  как
Я, так и вы. Љогда, говорит, поженились - что было? Ђ было то, что поклЯлись
во всем быть вместе - и в беде, и в радости. „а Я-то готова. ’олько как жить
дальше? ‘колько будет длитьсЯ эта большаЯ страшнаЯ война в тех  краЯх,  куда
всех гонЯт воевать? ‘колько можно так, как мы теперь,  жить,  скрываЯсь  ото
всех, а вдруг узнают, тогда что?.. € его жалко, одичал уже, один,  как  волк
без стаи. ’Яжко ему. ЉашлЯет  крепко,  простыл.  €  дома,  почитай,  все  на
исходе. Љартошки в погребе едва-едва, той, что на семена оставлЯли, да и  та
прорастает. Ђ с мукой еще хуже. “ж как мы бережем каждую горсточку,  а  хлеб
печем только длЯ него, а сами только на кукурузной каше...  Ђ  в  колхозе  у
многих, можно сказать, уже голод настоЯщий в домах. …два-едва перебиваютсЯ и
все ждут весну, когда коровы отелЯтсЯ, когда молоко  пойдет...  Ќеужто  и  в
прошлые времена людЯм жилось так худо? ѓоворЯт, что и прежде  бедности  было
много, но войны такой не было. ‹учше быть беднЯком, но только не  бежать  ни
от кого и ни от чего..."
     …сли €смаил запаздывал почему-либо,- иногда он долго выжидал, чтобы  во
всех домах погасли окна, чтобы ни с кем  не  столкнутьсЯ  невзначай,-  то  и
‘ейде оставалась ждать его за сараем терпеливо и верно и  все  времЯ  думала
думу свою, изливала небесным светилам свою молитву. ќти размышлениЯ и  много
других мыслей  прерывались  лишь  тогда,  когда,  наконец,  €смаил  возникал
поодаль в темноте. ‘ейде подходила к нему,  холоднаЯ,  намерзшаЯсЯ,  позабыв
обо всем, о чем только что думала, и уводила его домой... Ђ на  рассвете  он
снова исчезал. Џусть на короткое времЯ, но были вместе...
     Ћбстирывать его было не трудно, но сушить мужнины  рубахи  и  штаны  во
дворе ‘ейде не решалась. ‚друг кто-нибудь заглЯнет и  спросит  -  что  тогда
сказать? € потому выстиранное белье сушила у очага стараЯ Ѓексаат. ’ерпеливо
и долго держала она по ночам у тлеющих огней мокрую стирку.
     € вот однажды, сидЯ у очага с просушкой на слабеющих старческих  руках,
заплакала она тихо и сказала, обращаЯсь к снохе:
     - ‘ейде, все хочу сказать тебе - что-то у менЯ внутри, болезнь какаЯ-то
нехорошаЯ. ‚се времЯ боль в боку, как камень давит.  ‘плю  -  давит  камень,
хожу - давит. —увствую, силы уходЯт.
     - Ђ что же ты молчала? € давно? - ‘ейде теперь  только  убедилась,  как
сильно сдала старуха, как померкли глаза, и понЯла, чего той  стоило  молча,
безропотно сносить снедающий изнутри недуг. € ей стало не по себе.- Ђ Я и не
замечала,- сказала ‘ейде виновато.- Ќадо же что-то делать, если так.
     - Ђ что делать? ’ы только €смаилу ничего не говори. ’олько  ему  ничего
не говори. ‘ама понимаешь. Ќе надо. Џотому Я и молчала. Ќе до менЯ ему.
     - Ќу, как же так? Ќадо ведь что-то делать!
     - „а Я не об этом, доченька. …сть другаЯ боль, которую  Я  с  собой  не
унесу. ЊоЯ боль, что внутри, уйдет со мной. Ќо, как  подумаю,  что  будет  с
вами, как же жить, сколько можно терпеть и ему, и тебе такую жизнь, что глаз
нигде не поднЯть...- и она расплакалась, еще больше комкаЯ в руках полусухое
белье  и,  всхлипываЯ,  дергаЯсь  худыми  выступающими  плечами,  продолжала
срывающимсЯ то и дело на плач голосом:
     - ‚едь человек не может жить без людей. Ћн  потому  и  человек,  что  с
людьми. € его, единственного моего, жалко, не могу пересилить; если  женщина
змею родит, то и змеЯ длЯ нее своЯ плоть, как своЯ печень,  не  отделишь  от
себЯ. Ђ он длЯ менЯ все, ради чего жила на свете. Њне ли тебе  рассказывать.
’ы сама уже мать. € вот хочу тебе сказать, только ты мужу ничего не  говори,
ни слова. Ђ перед этим вот что. ’ы длЯ менЯ, ‘ейде,  ближе  всех  на  свете,
буду умирать - буду Ѓога молить о твоем счастье и больше ни о чем.  €  скажу
Ѓогу, что всем довольна. € скажу, что и на том свете буду просить только  об
одном. ‚от и думаю, часом, за что нам такое наказание? ‘ама знаешь, родом мы
не здешние, хотЯ длЯ здешних свои люди давно. Џередвинулись мы сюда  потому,
что как ни рожу, так помирает дитЯ. ‘лаб был здоровьем мой  хозЯин-то,  как,
сюда передвинулись, совсем хворым стал. € не знаю, что  мы  выиграли.  Ђ  до
этого троих младенцев похоронили. Ќу так вот, а Я на сносЯх твоим  €смаилом,
четвертый он у менЯ. Ђ мой-то муж и говорит: не везет нам здесь, дети  мрут,
давай переберемсЯ в соседний аил, дальнЯЯ роднЯ там, вроде, есть. Ђ Я так уж
боЯлась: а если и этот помрет... ѓотова была хоть на край света. € переехали
мы тогда сюда. ‘ынок народилсЯ и вроде зажили, а муж мой - все хуже  и  хуже
ему со здоровьем. ЉашлЯл сильно, легкими страдал. € через пЯть лет он  умер.
€ осталась Я одна с пЯтилетним сыночком. € тогда после поминок приехали  мои
братьЯ, ты их не знаешь, ты их никогда не видела.
     -  ‘лышала,  знаю.  ‘ама  как-то  говорила.  ‚  —аткал  они  подались,-
подсказала ‘ейде.
     - ‚ерно, верно. џ же тебЯ сама предупредила, чтобы ты об этом никому не
говорила. Ђ братьЯ мои были люди крепкие,  работЯщие.  Џриехали  и  говорЯт,
мол, давай мы тебЯ к себе поближе переселим,  что