—ингиз Ђйтматов. Ѓелое облако

Ћцените этот текст:
—ингиз Ђйтматов. Ѓелое облако —ингисхана

---------------------------------------------------------------
‡намЯ, 1990, No 8, ‘. 7 - 57.
OCR ‚. Љузьмин(viktor_irbis@mail.ru), Sept. 2001, Џроект "‘тараЯ фантастика"
Origin: http://vgershov.lib.ru/ARCHIVES/A/AYTMATOV_Chingiz/Aytmatov_Ch..htm
---------------------------------------------------------------

ЏЋ‚…‘’њ Љ ђЋЊЂЌ“

—итателю предлагаетсЯ повесть к роману. —то это - новый жанр?
ђазумеетсЯ, жанра такого не бывает. Ќо если допустить, что в жизни всЯкое
случаетсЯ, то имеетсЯ в виду повесть к роману "€ дольше века длитсЯ день",
опубликованному в "Ќовом мире" девЯть лет тому назад. Ќе стану рассказывать,
почему этого текста не было в первоначальном варианте в пору идеологического
диктата, когда всевидЯщие цензоры и разного рода "мнениЯ сверху" решали
участь произведениЯ в административном порЯдке. Ќередко приходилось ради
прохождениЯ книги "в целом" соглашатьсЯ на наименьшее из зол, чтобы, образно
говорЯ, не перегрузить корабль, идущий к читательским берегам в жестокий
шторм.
„алеко не всегда удавалось "допеть недопетую песню". Ќо вот такаЯ
возможность представилась. € Я предлагаю журналу эту часть моего старого
"нового" романа. „олжен сказать, что в повести использовано одно из устных
преданий кочевьЯ о —ингисхане, миф, мало соотносимый с исторической
действительностью, но много говорЯщий о народной памЯти...
—ингиз Ђ‰’ЊЂ’Ћ‚

Џоезда в этих краЯх шли с запада на восток и с востока на запад...
ЏробиваЯсь сквозь белую летучую мглу, беспрестанно вздымаемую ветрами с
холодных сарозекских равнин, машинистам проходЯщих поездов в те метельные
февральские ночи стоило немало усилий разглЯдеть среди снежных заносов в
степи полустанок Ѓоранлы-Ѓуранный. ЋбъЯтые клубЯщимисЯ вихрЯми, ночные
поезда приходили и уходили во мгле, как в беспокойном, тревожном
сновидении...
‚ такие ночи, казалось, мир зарождалсЯ заново из первозданного хаоса -
сокрытые стужей собственного дыханиЯ, сарозекские степи походили на дымный
океан, возникающий в кромешном борении тьмы и света...
€ в том великом пустынном пространстве каждую ночь, не угасаЯ до утра,
светилось одно окошко на полустанке, точно там, за этим окном, горько
маЯлась некаЯ душа, точно там кто-то тЯжко болел, не находЯ себе места, или
страдал от жестокой бессонницы. ’о было окошко пристанционного барака, в
котором жила семьЯ Ђбуталипа Љуттыбаева. ќто они, его жена и дети, ждали его
каждый день, не гасЯ света на ночь, и среди ночи ‡арипа несколько раз
подрезала нагоравший фитиль в лампе. € всЯкий раз при заново разгоравшемсЯ
огне она невольно останавливала взглЯд на спЯщих детЯх - двое черноголовых
мальчишек спали, как пара щенЯт. € ее знобило под нательной рубашкой от
холода, и, сомкнув руки на груди, сжимаЯсь в комок, страшилась она, глЯдЯ на
них, боЯлась, что снитсЯ сыночкам отец и что они бегут во сне к отцу изо
всех сил раскинув руки, плача и смеЯсь, бегут наперегонки, но так и не
добегают... € наЯву они ждали отца с любым проходЯщим поездом, который,
пусть на полминуты, притормаживал на их разъезде. ’олько остановитсЯ поезд,
скрипЯ тормозами, а мальчишки уже тЯнут шеи у окна, готовые броситьсЯ
навстречу. Ќо отец не объЯвлЯлсЯ, дни шли, и никаких вестей о нем не
поступало, точно осталсЯ он под внезапно рухнувшим обвалом в горах, и никто
не знал, где и когда с ним это случилось.
€ еще одно окно, но зарешеченное черным кованым железом, в другом конце
земли, в полуподвале алма-атинского следственного изолЯтора, тоже не гасло в
те ночи до утра. ‚от уже целый месЯц изводилсЯ Ђбуталип Љуттыбаев от
слепЯщей с потолка круглыми сутками многосильной электрической лампы. ’о
было его проклЯтием. Ћн не знал, куда деватьсЯ, как защитить от сверлЯщего,
режущего, как нож, электрического света свои изболевшиесЯ глаза, свою
горемычную голову, чтобы хотЯ бы на секунду забытьсЯ, перестать думать,
почему он здесь и что от него хотЯт. Љак только он отворачивалсЯ ночью к
стене, закрыв голову рубахой, немедленно в камеру врывалсЯ надзиратель,
наблюдавший в глазок, сбрасывал его с нар, пинал ногами: "Ќе отворачивайсЯ к
стене, сволочь! Ќе закрывай голову, гад! ‚ласовец!". € сколько он ни кричал,
что он не власовец, никакого до этого дела им не было.
€ снова лежал он, обратившись лицом к беспощадному электрическому
свету, зажмурившись, прикрываЯ изболевшиесЯ воспаленные глаза, и мучительно
жаждал очутитьсЯ во тьме, в беспросветной черноте, пусть в могиле, где глаза
и мозг могли бы прекратить свое существование, и уж тогда никакой
надзиратель и никакой следователь не властны были бы пытать его невыносимой
мукой - светом, лишением сна, избиениЯми.
Ќадзиратели менЯлись по сменам, но все, как один, были непреклонны -
никто из них не помилосердствовал, никто не позволил себе не заметить, как
отвернулсЯ узник к стене, напротив, они только и ждали того, и каждый
наносил удары с Яростью и бранью. •отЯ и понимал Ђбуталип Љуттыбаев
назначение и обЯзанности тюремного надзирателЯ, тем не менее в отчаЯнии
спрашивал себЯ порой: "Ћтчего же они такие? ‚едь с виду люди. Љак можно
носить в себе столько злобы? ‚едь никому из них Я не сделал никакого зла.
Ћни не знали менЯ, Я не знал их, но избивают, издеваютсЯ, словно из кровной
мести. Џочему? Ћткуда берутсЯ такие люди? Љак они становЯтсЯ такими? ‡а что
они менЯ истЯзают? Љак выдержать, как не свихнутьсЯ, как не расшибить себе
голову о стену?! Џотому что другого выхода нет".
Ћднажды он-таки не выдержал. Ѓудто полыхнула в нем белаЯ молниЯ. ‘ам не
понЯл, как схватилсЯ с надзирателем, пинавшим его. € они покатились по полу
в Яростной драке. "џ бы тебЯ на фронте давно пристрелил, как бешеную
собаку!" - хрипел Ђбуталип, раздираЯ с треском ворот гимнастерки
надзирателЯ, стискиваЯ его горло цепенеющими пальцами. Ќеизвестно, чем бы
все это кончилось, если бы не подоспели из коридора еще двое стражей.
Џришел в себЯ Ђбуталип лишь на следующий день. Џервое, что он увидел
сквозь муть и боль, - ту же негаснущую лампу на потолке. Џотом хлопотавшего
над ним фельдшера.
- ‹ежи, теперь ты уже не отправишьсЯ на тот свет, - негромко сказал ему
фельдшер, прикладываЯ примочки к пораненному лбу. - € не будь больше
последним дураком. ’ебЯ и сейчас могли бы прикончить за нападение на охрану,
прибили бы, как собаку, и никакого за тебЯ ответа. Ѓлагодари ’ансыкбаева -
ему нужен не твой труп, а ты сам, живьем. ЏонЯл?
Ђбуталип тупо молчал. …му было все равно, что с ним случитсЯ, как
обернетсЯ его судьба. ‘пособность души к страданию вернулась не сразу.
‚ те дни у него случались моменты затмениЯ разума - утрата реальности,
полуЯвь становились спасительной защитой. ‚ такие мгновениЯ Ђбуталип желал
не прЯтатьсЯ, не избегать направленного света, а наоборот - он стремилсЯ
навстречу тому неумолимому мучительному излучению, которое сводило его с
ума, и ему казалось, что он витает в воздухе, приближаЯсь к источнику боли и
раздражениЯ, превозмогаЯ себЯ, чтобы одолеть силу непрерывно ослеплЯющего
света, чтобы растворитьсЯ и исчезнуть в небытии.
Ќо и тогда в истерзанном сознании сохранЯлась свЯзующаЯ нить с тем, что
осталось в былом, то была гнетущаЯ, неотступнаЯ тоска, неотступный страх за
семью, за детей.
‘традаЯ невыносимо за них оставшихсЯ в сарозеках, пыталсЯ Ђбуталип
вершить суд над собой, разобратьсЯ в своей вине, пыталсЯ ответить себе - за
что действительно следовало бы его наказать. € не находил ответа. ђазве что
за плен, за то, что оказалсЯ в немецком плену, как и тысЯчи других
обреченных окруженцев. Ќо сколько можно за это карать? ‚ойна далеко позади.
„авно все оплачено сполна - и кровью, и лагерЯми, уже не за горами времЯ
расходитьсЯ по могилам всем тем, кто был на войне, а обладающий безграничной
властью все мстит, все не унимаетсЯ. Ђ иначе как понЯть происходЯщее? Ќе
находЯ ответа, лелеЯл Ђбуталип мечту, что со днЯ на день станет Ясно, что с
ним произошло досадное недоразумение, и тогда, он, Ђбуталип Љуттыбаев, будет
готов забыть все обиды - пусть только побыстрее освободЯт и отправЯт
побыстрее домой, и помчитсЯ он, нет, полетит, как на крыльЯх, туда, к детЯм,
к семье, в сарозеки, на разъезд Ѓоранлы-Ѓуранный, где его ждут не дождутсЯ
детишки ќрмек и „аул, жена ‡арина, что в той снежной степи сберегает
детишек, как птица под крылом, у колотЯщегосЯ сердца, и слезами,
нескончаемыми мольбами пытаетсЯ пронЯть, убедить, смЯгчить судьбу, вымолить
милосердие, чтобы мужу вышло спасение...
—тобы не заорать навзрыд с горЯ, чтобы не впасть в безумие, начинал
Ђбуталип грезить, ища в том обманчивое успокоение - зримо представлЯл себе
как он, оправданный за отсутствием вины, ЯвитсЯ вдруг домой. ЏредставлЯл
себе, как соскочит с подножки попутного товарнЯка, на котором доберетсЯ
домой, и как побежит к дому, а они - жена и дети - навстречу... Ќо проходили
минуты иллюзий и, как с похмельЯ, возвращалсЯ он в реальность, впадал в
уныние, и думалось ему подчас, что в "‘арозекской казни", в той легенде,
которую он записал, страданиЯ казнимых матери и отца, их прощание с
младенцем - нечто вечное, касающеесЯ теперь и его. Ћн тоже казним
разлукой... Ђ ведь только смерть имеет право разлучать родителей с детьми, и
больше ничто и никто...
’ихо плакал Ђбуталип в такие горестные минуты, стыдЯсь себЯ, не знаЯ,
как унЯть слезы, увлажнЯвшие, точно накрапывающий дождь камни, его крепкие
скулы. ‚едь даже на войне он так не страдал, тогда он, бедоваЯ голова, был
сам по себе, а теперь он убеждалсЯ, что в, казалось бы, обыденнейшем Явлении
- в детЯх - заключен величайший смысл жизни, и в каждом конкретном случае, у
каждого человека - свое счастье, счастье, что они есть, и трагедиЯ, если
остатьсЯ без них... ’еперь он убеждалсЯ и в том, сколь много значила сама
жизнь пред ее утратой, когда в последний час, в озарении последнего, жуткого
света перед неизбежным уходом во тьму, настанет подведение итогов. € главный
итог жизни - дети. ‚озможно, потому так и устроено в природе - жизнь
родителей расходуетсЯ на то, чтобы вырастить свое продолжение. € отнЯть
родителЯ от детей - значит лишить его возможности исполнить родовое
предназначение, значит обречь его жизнь на пустой исход. € трудно было в
такие минуты прозрениЯ не впадать в отчаЯние; растрогавшись, почти воочию
представив себе сцену свиданиЯ, Ђбуталип осознавал несбыточность надежды и
становилсЯ жертвой безысходности. ‘ каждым днем тоска все глубже завладевала
его душой, сгибаЯ и ослаблЯЯ волю. ЋтчаЯние накапливалось в нем, как мокрый
снег на крутом склоне горы, где вот-вот последует внезапный обвал...
ќто-то и надо было следователю ЊѓЃ ’ансыкбаеву, этого-то он и добивалсЯ
методично и целеустремленно, раскручиваЯ сатанински задуманное им, с
одобрениЯ вышестоЯщего начальства, дело бывшего военнопленного Ђбуталипа
Љуттыбаева о свЯзЯх его с англо-югославскими спецслужбами и проведении им
подрывной идеологической работы среди местного населениЯ в отдаленных
районах Љазахстана. ’акова была общаЯ формулировка. …ще предстоЯла работа
следствиЯ по уточнению и квалификации некоторых деталей, еще предстоЯло
полное признание Ђбуталипом Љуттыбаевым состава преступлениЯ, но главное
содержалось уже в самой формулировке обвинениЯ чрезвычайной политической
актуальности, свидетельствующего об исключительной бдительности и служебном
рвении ’ансыкбаева. € если длЯ ’ансыкбаева это дело было большой удачей в
жизни, то длЯ Ђбуталипа Љуттыбаева то был капкан, круг обреченности, ибо при
такой устрашающей формулировке исход мог быть только один - полное признание
инкриминируемых ему преступлений со всеми вытекающими отсюда последствиЯми.
Ќикакого иного исхода быть не могло. ’о был случай абсолютно предрешенный,
само обвинение уже служило безусловным доказательством преступлениЯ.
€ поэтому о конечном успехе своего предприЯтиЯ ’ансыкбаев мог не
беспокоитьсЯ. ’ой зимой настал наконец звездный час его карьеры. €з-за
незначительного служебного упущениЯ он на несколько лет задержалсЯ в звании
майора. Ќо теперь открывалась новаЯ перспектива. ‘овсем не так часто
удавалось добыть в глубинке нечто подобное делу Ђбуталипа Љуттыбаева. ‚от уж
повезло так повезло.
„а, можно сказать, что в те февральские дни 1953 года историЯ
благоволила к ’ансыкбаеву; казалось, историЯ страны только длЯ того и
существовала, чтобы с готовностью служить его интересам. Ќе столько
осознанно, сколько интуитивно, он ощущал эту добрую услугу истории, все
усиливавшей первостепенную значимость его службы, а тем самым все более
возвышавшей и его самого в его собственных глазах, и потому испытывал
возбуждение и подъем духа. ѓлЯдЯ в зеркало, он удивлЯлсЯ подчас - давно так
молодо не сиЯли его немигающие соколиные глаза. € он расправлЯл плечи,
удовлетворенно напевал под нос на чистейшем русском Языке: "Њы рождены, чтоб
сказку сделать былью..." †ена, разделЯвшаЯ его ожиданиЯ, тоже была в хорошем
настроении и приговаривала при случае: "Ќичего, скоро и мы получим свое". €
сын, старшеклассник, комсомольский активист, и тот, хотЯ, бывало, проЯвлЯл
непослушание, когда касалось заветного, проникновенно спрашивал: "Џапа,
скоро с подполковником поздравлЯть?" Ќа то были свои конкретные причины,
пусть не касавшиесЯ ’аксыкбаева впрЯмую и однако же...
„ело в том, что сравнительно недавно, около полугода тому назад, в
Ђлма-Ђте состоЯлсЯ закрытый процесс: военный трибунал судил группу казахских
буржуазных националистов. ќти враги трудового народа искоренЯлись беспощадно
и навсегда. „вое получили высшую меру наказаниЯ - расстрел - за свои
написанные на казахском Языке научные труды, в которых идеализировалось
проклЯтое патриархально-феодальное прошлое в ущерб новой действительности,
двое научных сотрудников €нститута Языка и литературы Ђкадемии наук - по
двадцать пЯть лет каторги... Ћстальные - по десЯть... Ќо главное заключалось
не в этом, а в том, что в свЯзи с процессом из центра последовали крупные
государственные поощрениЯ спецсотрудникам, принимавшим непосредственное
участие в изобличении и беспощадном искоренении буржуазных националистов.
Џравда, госпоощрениЯ тоже носили закрытый характер, но это нисколько не
умалЯло их весомости. „осрочное присуждение очередных званий, награждение
орденами и медалЯми, крупные денежные вознаграждениЯ за образцовое
выполнение заданий, благодарности в приказах и прочие знаки вниманиЯ очень
даже украшали жизнь. € вселение особо отличившихсЯ в новые квартиры было
очень кстати. Ћт всего этого нога крепла, голос мужал, каблук стучал
уверенней.
’ансыкбаев не входил в ту группу повышенных в званиЯх и награжденных,
но в торжествах коллег принимал активное участие. Џочти каждый вечер они с
женой Ђйкумис отправлЯлись в очередной "обмыв" новых званий, орденов,
новоселий. –елаЯ череда праздничных застолий началась еще в канун Ќового
года, и они были прекрасны, незабываемы. ‘легка продрогшие после холодных,
плохо освещенных алма-атинских улиц, гости с порога окунались в радушие и
тепло ожидавших в новых квартирах хозЯев. € столько неподдельного сиЯниЯ,
оживлениЯ и гордости изливали встречавшие на пороге лица, глаза! Џоистине,
то были праздники избранных, заново познающих вкус счастьЯ. ‚ ту пору, когда
еще не забылись недавние нищета и голод военных лет, на окраинах государства
особенно восторженно, до головокружениЯ от удовольствиЯ, воспринималсЯ
новый, рафинированный комфорт. ‡десь, в провинции, только входили в моду
дорогие марочные коньЯки, хрустальные люстры и хрустальнаЯ посуда. ‘
потолков нисходило граненое сиЯние трофейных люстр, на столах, покрытых
белоснежными скатертЯми, мерцали трофейные немецкие сервизы, и все это
захватывало, предрасполагало к благоговейному настроению, точно в этом
заключалсЯ высший смысл бытиЯ, точно ничего иного достойного вниманиЯ в мире
не могло и быть.
“же в прихожей витали запахи кухни, где готовилось, помимо прочего,
непременное коронное блюдо - нежнаЯ, молодаЯ конина, дедовскаЯ пища,
унаследованнаЯ от кочевой жизни, причудливо источавшаЯ и в новых стенах
давнишние степные ароматы. € все собравшиесЯ чинно рассаживались, предвкушаЯ
общую трапезу. Ќо смысл застольЯ заключалсЯ не только и не столько в еде,
ибо, насытившись, человек начинает внутренне страдать от обилиЯ кушаний
перед ним, сколько в застольных высказываниЯх - в поздравлениЯх и
благопожеланиЯх. ‚ этом ритуале таилось нечто нескончаемо сладостное, и это
сладостное самочувствие вмещало в себЯ и поглощало все, что таилось в душе.
„аже зависть на времЯ становилась как бы не завистью, а любезностью,
ревность - содружеством, а лицемерие ненадолго оборачивалось искренностью. €
каждый из присутствующих, преображаЯсь удивительным образом в похвальную
сторону, высказывалсЯ как можно умнее, а главное - красноречивей, невольно
вступаЯ в негласное состЯзание с другими. Ћ, это было по-своему
захватывающее действо! Љакие великолепные тосты взмывали, подобно птицам с
Ярким оперением, под потолки с трофейными люстрами, какие речи изливались,
как писаные, заражаЯ присутствующих все более высоким пафосом.
Ћсобенно взволновал ’ансыкбаева и его жену тост одного новоиспеченного
казахского подполковника, когда тот, торжественно встав из-за стола,
заговорил так проникновенно и важно, как если бы он был артистом
драматического театра, исполнЯвшим роль королЯ, восходЯщего на трон.
-Ђсыл достар!¹ - начал подполковник, многозначительно
оглЯдываЯ сидЯщих томным, величавым взглЯдом, как бы подчеркиваЯ тем самым
необходимость полного, совершенно серьезного вниманиЯ. - ‚ы сами понимаете,
сегоднЯ душа моЯ полна - море счастьЯ. Џонимаете. € Я хочу сказать слово.
ќто мой час, и Я хочу сказать. Џонимаете. џ всегда был безбожником. џ вырос
в комсомоле. џ твердый большевик. Џонимаете. € очень горжусь этим. Ѓог длЯ
менЯ пустое место. ’о, что бога нет, всем известно, каждому советскому
школьнику. Ќо Я хочу сказать совсем о другом, понимаете, о том, что есть на
свете бог! Њинуточку, постойте, не улыбайтесь, дорогие мои. €шь вы! „умаете,
поймали менЯ на слове. Ќет, нисколько! Џонимаете. џ не имею в виду бога,
выдуманного угнетателЯми трудовых масс до революции. Ќаш бог - это держатель
власти, волей которого, как пишут в газетах, вершитсЯ эпоха на планете и мы
идем от победы к победе, к мировому торжеству коммунизма; это наш гениальный
вождь, держащий повод эпохи в руке, как, понимаете, держит вожак каравана
повод головного верблюда, это наш €осиф ‚иссарионович! € мы следуем за ним,
он ведет караван, и мы за ним - одной тропой. € никто, думающий иначе, чем
мы, или имеющий в мыслЯх не наши идеи, не уйдет от карающего чекистского
меча, завещанного нам железным „зержинским. Џонимаете. ‚рагам мы объЯвили
борьбу до конца. €х род, их семьи и всЯкие сочувствующие элементы
уничтожаютсЯ во имЯ пролетарского дела, понимаете, как листьЯ по осени
сжигаютсЯ огнем в одной куче. Џотому что идеологиЯ может быть только одна,
понимаете, и никакаЯ другаЯ. ‚от мы с вами очищаем землю от идеологических
противников - буржуазных националистов, понимаете, и прочих, и где бы ни
затаилсЯ враг, кем бы он ни прикидывалсЯ, нет ему никакой пощады. ‚езде и
всюду разоблачать классового врага, выЯвлЯть вражескую агентуру, понимаете,
как учит нас товарищ ‘талин, бить врага, укреплЯть дух народных масс - вот
наш девиз. ‘егоднЯ, когда менЯ отличили, когда зачитан приказ о досрочном
присвоении званиЯ, Я клЯнусь и впредь неуклонно следовать сталинской линии,
понимаете, искать врага, находить и обнажать его преступные замыслы, за
которые он понесет неотвратимое, суровое наказание. Џонимаете ли, главных
националистов мы обезвредили, но притаились в институтах и редакциЯх
сочувствующие. Ќо и они никуда от нас не уйдут, и не будет никакой им
пощады. Љак-то на допросе мне один националист, понимаете, говорит, все
равно, говорит, ваша историЯ зайдет в тупик, и вы будете проклЯты, как
дьЯволы. Џонимаете?!
- ’акого надо было на месте пристрелить! - не удержалсЯ ’ансыкбаев и
даже привстал сердито.
- ‚ерно, майор, Я бы так и поступил, - поддержал его подполковник, - но
он еще нужен был длЯ следствиЯ, и Я ему сказал, понимаете, Я ему сказал:
пока мы зайдем в тупик, тебЯ, сволочь, давно уже не будет на свете! ‘обака
лает, а сталинский караван идет...
‚се разом захохотали, зааплодировали, одобрЯЯ достойную отповедь тому
ничтожному националисту, все разом встали с вытЯнутыми наготове бокалами в
руках. "‡а ‘талина", - выдохнули все разом, и все выпили, демонстрируЯ друг
другу опустевшие бокалы, как бы подтверждаЯ тем самым истинность сказанных
слов и свою верность им.
‡атем было сказано еще многое в продолжение этой мысли. € слова эти,
самовоспроизводЯсь и умножаЯсь, долго еще кружились над головами
собравшихсЯ, накоплЯЯ в себе скрытый гнев и Ярость, как рой распаленных
диких ос, все более озлоблЯющихсЯ оттого, что они Ядоносны и их много.
‚ душе же ’ансыкбаева вскипала своЯ крутаЯ волна, будоражила в нем свои
мысли, укреплЯЯ его решимость, и не потому, что подобные высказываниЯ были
внове длЯ него, вовсе нет, напротив, всЯ его жизнь и жизнь всех его
многочисленных сослуживцев так же, как и всего обозримого общественного
окружениЯ, протекала изо днЯ в день именно в этой атмосфере беспрерывного
подстегиваниЯ, неукротимой борьбы, названной классовой и потому во всем
абсолютно оправдываемой. Ќо была тут одна негласнаЯ проблема. „лЯ
постоЯнного накала борьбы нужны были все новые и новые объекты, новые
направлениЯ разоблачений; поскольку многое в этом смысле было уже
отработано, едва ли не исчерпано до дна, вплоть до депортации целых народов
в погибельные ссылки в ‘ибирь и ‘реднюю Ђзию, то стало все труднее собирать
"поголовный" урожай с полей, прибегаЯ на старый лад к обвинениЯм в наиболее
ходовом на национальных окраинах варианте - в буржуазно-феодальном
национализме. Ќаученные горьким опытом, когда по малейшему доносу в
идеологической сомнительности того или иного лица незамедлительно следовала
расправа с ним и близкими ему, люди уже не допускали роковых ошибок, не
говорили и не писали ничего такого, что можно было бы истолковать как
проЯвление национализма. Ќапротив, многие стали чересчур осторожны и
осмотрительны, настолько, что громогласно отрицали любые национальные
ценности, вплоть до отказа от родного Языка. Џопробуй схвати такого, если на
каждом шагу он заЯвлЯет, что говорит и думает непременно на Языке ‹енина...
€ именно в этот оскудевший событиЯми период, трудный длЯ наращиваниЯ
борьбы по выЯвлению новых скрытых врагов, майору ’ансыкбаеву, пусть и
случайно, но все же повезло. „онос на Ђбуталипа Љуттыбаева с разъезда
Ѓоранлы-Ѓуранный попал ему в руки как довольно второстепенный по значимости
материал, скорее длЯ ознакомлениЯ, нежели длЯ серьезного расследованиЯ.
Ћднако ’ансыкбаев не упустил своего. —утье не подвело его. ’ансыкбаев не
поленилсЯ, съездил на место разобратьсЯ и теперь все больше убеждалсЯ, что
это скромное, на первый взглЯд, дело при соответствующей обработке может
обрести достаточную весомость. €, стало быть, если все образуетсЯ как надо,
то поощрениЯ свыше навернЯка не обойдут и его. ђазве не свидетель он
подобного торжества в данный момент за данным столом, разве не знает он, как
устраиваютсЯ подобные вещи? ђазве худо ему среди этих хорошо знакомых людей,
верой и правдой преданных Ѓогу-‚ласти и поэтому блаженствующих сегоднЯ с
хрусталем на столе и на потолке? Ќо путь к Ѓогу-‚ласти только один - через
черное, неустанное служение ему в выЯвлении и разоблачении замаскировавшихсЯ
врагов.
Ђ среди врагов следует особенно бдительно следить за теми, кто побывал
в плену. Ћни преступники уже потому, что не пустили себе пулю в лоб, ибо
обЯзаны были не сдаватьсЯ, а умереть и этим доказать свою абсолютную
преданность Ѓогу-‚ласти, который требовал неукоснительного - умереть, но не
сдаватьсЯ в плен. Ђ кто сдалсЯ, тот - преступник. € неизбежнаЯ кара за это
должна служить предупреждением всем, на все времена - на все поколениЯ.
’акова установка самого ‚ождЯ - Ѓога-‚ласти. Љуттыбаев же, взЯтый им на
расследование, как раз из числа бывших военнопленных, причем, что
чрезвычайно важно, в его деле есть очень нужнаЯ зацепка, очень актуальнаЯ
деталь, - если удастсЯ выбить у Љуттыбаева признание на этот счет, пусть
даже небольшой факт, то и это может пригодитьсЯ в большом деле, как гвоздок
на своем месте, - послужить длЯ разоблачениЯ изначально предательских
замыслов ревизионистской клики ’ито - ђанковича, претендующей на особый путь
развитиЯ ћгославии без одобрениЯ ‘талина. €шь, чего захотели! „авно ли
кончилась война, а они уже отделЯтьсЯ решили. Ќе выйдет! ‘талин развеет в
прах эту идею и пустит ее по ветру. € совсем нелишне будет при этом доказать
в очередной раз, пусть на малом факте, что предательские ревизионистские
идеи зарождались в ћгославии уже давно, еще в годы войны среди партизанских
командиров, и что происходило это под прЯмым влиЯнием английских спецслужб.
Ђ в записках Ђбуталипа Љуттыбаева есть воспоминаниЯ, как югославские
партизаны встречались с англичанами, стало быть, есть все основаниЯ
заставить его сказать то, что требуетсЯ сейчас. Ђ раз так, необходимо
добитьсЯ этого во что бы то ни стало. ђасшибитьсЯ в лепешку, но заставить
этого сарозекского писаку выложить все, что надо. ‚едь в политике пригодно
все, что летит в подветренную сторону. ЉаждаЯ мелочь может пригодитьсЯ,
может послужить камнем, брошенным во врага, чтобы добить его в идейной
схватке. Ћтсюда возникает задача добыть тот камень, даже камушек, и, пусть
символически, но как бы самолично, от сердца, вложить его, тот лишний
камушек, в руку самого Ѓога-‚ласти, чтобы, если не сам Ћн, то поручил бы,
кому следует, пульнуть тем камнем в прихвостней, как пишут в газетах,
ненавистного ревизиониста ’ито и его приспешника ђанковича. Ђ не пригодитсЯ,
скажут мелковат, все равно усердие зачтетсЯ... ѓлЯдишь, все, кто сидЯт
сейчас за столом, окажутсЯ и у него, будут сидеть вот так в его доме по
отменному случаю. ‚едь смысл жизни - в счастье, а успех - начало счастьЯ.
Ћб этом думалось в тот званый вечер кречетоглазому ’ансыкбаеву, и, сидЯ
за столом и вроде бы по ходу разговоров перебрасываЯсь репликами с другими,
он, как пловец в бурном потоке реки, плыл в тот час в нарастающей стремнине
своих страстей и вожделений. € лишь жена его Ђйкумис, хорошо знавшаЯ мужа,
заметила, что с ним что-то происходит, что он готовитсЯ к чему-то, как Ярый
зверь, вышедший ночью на охоту и уже учуЯвший добычу. Ћна видела это по его
глазам, немигающий, соколиный взор которых временами то леденел, то
покрывалсЯ дымкой взволнованности. € поэтому она шепнула ему: "Ћтсюда уйдем
вместе со всеми и только домой". ’ансыкбаев нехотЯ кивнул в ответ. Ќе стал
при людЯх возражать, хотЯ стоило бы. ‚ его голове вызревал новый, более
широкий план действий. ‚едь вместе с Љуттыбаевым в югославских партизанах
побывало много других пленных, сегоднЯ отсиживающихсЯ по углам, - стало
быть, они тоже могут что-то знать, что-то вспомнить, не так трудно заставить
Љуттыбаева назвать наиболее активных из них. Ќеобходимо поднЯть материалы,
завтра же надо сделать соответствующий запрос. €ли же самому как можно
скорее побывать в центре. € разобратьсЯ, раскопать и заставить Љуттыбаева
подтвердить нужное. Ђ затем, на основе его показаний, предъЯвить обвинениЯ
бывшим военнопленным, воевавшим в ћгославии, привлечь этих лиц заново к
ответственности за недоносительство, за сокрытие при прохождении комиссии по
депортации в ‘оветский ‘оюз предательских замыслов югославских
ревизионистов. € людей такого сорта может обнаружитьсЯ не одна сотнЯ и не
одна тысЯча, которых следовало бы - и надо подать эту идею, скорей всего в
форме секретной записки - пропустить через мельницу допросов, чтобы затем
загнать эту публику в лагерЯ и на том положить конец...
Џри этой мысли, осенившей его за столом, уставленным всЯческой снедью и
коньЯчными рюмками, ’ансыкбаев почувствовал подъем настроениЯ, захотелось
еще выпить, захотелось еще закусить, петь, тормошить соседей и смеЯтьсЯ от
удовольствиЯ и предощущениЯ какого-то нового поворота в жизни. Ћн окинул
сидЯщих благодарным взором таинственно засиЯвших глаз, ведь все
присутствующие были свои, родные люди, одним миром мазанные и оттого столь
приЯтные в ту минуту, и они не подозревали, эти родные люди, что
присутствуют при моменте, когда у него рождаютсЯ великие идеи. ‚се это
вызвало горЯчий прилив крови к голове и радостные, учащенные удары
ликующего, звенЯщего сердца.
‚озникший замысел заключал в себе вполне реальную перспективу повышениЯ
по службе. Џолучалось разумно и логично: чем больше вытравишь притаившихсЯ
врагов, тем больше выиграешь и сам. ’акаЯ перспектива окрылЯла душу. € он
подумал не без гордости: "‚от так устраивают умные люди свои дела! € Я не
остановлюсь на полпути, чего бы это ни стоило!" € захотелось немедленно
действовать - тотчас вызвать машину из гаража и помчатьсЯ туда, в полуподвал
с зарешеченными окнами, называемый следственным изолЯтором, где сидел
Ђбуталип Љуттыбаев, и сразу принЯтьсЯ за дело - допрашивать, не терЯЯ
времени, прЯмо там, в камере, да так допрашивать, чтобы душа у того от
страха в кишках замирала. € никаких двусмысленностей насчет исхода дела;
признает Љуттыбаев вину, подтвердит англо-югославские заданиЯ, назовет всех,
кто вместе с ним был в партизанах,- получит 58 статью с пунктом 1-"б" - 25
лет лагерей, а нет - расстрел за измену, за агентурное сотрудничество с
иностранными спецслужбами и идеологически подрывную работу среди местного
населениЯ. Џусть крепко подумает.
ЏредставлЯЯ себе, как все это будет происходить, ’ансыкбаев многое
предвидел наперед: и то, как сложитсЯ разговор на допросе, как будет
упиратьсЯ Љуттыбаев и какие меры придетсЯ предпринЯть, чтобы сломить его, но
он знал также, что все равно тот никуда не денетсЯ, выбора у него нет, если
хочет жить. Љонечно, будет упорно оправдыватьсЯ, дескать, ни в чем не
виновен, плен искупил с оружием в руках, воюЯ вместе с югославскими
партизанами, был ранен, пролил кровь, по окончании войны прошел
депортационную комиссию, после войны честно трудилсЯ и т. д. и т. п. ‚се это
пустой разговор. Ћткуда Љуттыбаеву знать, что он нужен не в этом, а совсем в
ином качестве. € что в том качестве, в котором он требуетсЯ, он послужит
началом целой акции по искоренению затаившихсЯ врагов государства. Ћн нужен
как первое звено, за которым потЯнетсЯ всЯ цепь. —то может быть выше
государственных интересов? €ные думают - жизнь людскаЯ. —удаки! ѓосударство
- это печь, котораЯ горит только на одних дровах - на людских. Ђ иначе эта
печь заглохнет, потухнет. € надобности в ней не будет. Ќо те же люди не
могут существовать без государства. ‘ами себе устраивают сожжение. Ђ
кочегары обЯзаны подавать дрова. € на том все стоит.
”илософствуЯ обо всем этом, поскольку в партшколе когда-то кое-что
слышал о классических учениЯх, сидЯ за столом рЯдом с женой, от которой,
казалось бы, трудно укрыть мысли, успеваЯ кивать и поддакивать соседЯм в
общем разговоре, ’ансыкбаев восхищалсЯ втайне тем, как чудесно устроен
человек. ‚от, к примеру, он сидит в компании, в званых гостЯх, делает вид,
будто целиком и полностью поглощен значимостью этого момента, а сам думает
совершенно о другом. Љто может представить, на что он нацелилсЯ, какие
вызревают у него планы?! ‘ознание того, что в нем, мирно сидЯщем за столом,
таитсЯ нечто сокрушительное, неотвратимое, зависЯщее только от его воли, что
пока никому не доступны его замыслы, скрытаЯ сила которых, реализуЯсь,
заставит людей ползать на коленЯх перед ним, а через него - и перед самим
Ѓогом-‚ластью, и что в этой свЯзи он ЯвлЯетсЯ одной из ступеней среди
множества, и все-таки считанных, ступеней к устрашающему пьедесталу
Ѓога-‚ласти, вызывало в нем физическое блаженство и нетерпение, как при виде
вкусной еды или в исступленном предощущении совокуплениЯ. € от каждой
следующей рюмки это возбуждение в нем все больше нарастало и завладевало им,
растекаЯсь по телу истомой ускорЯющихсЯ кровотоков, и ему стоило немалых
усилий сдерживатьсЯ, твердЯ себе, что он начнет осуществлЯть свой план не
далее как завтра, что он все еще успеет.
ЏеребираЯ в уме детали предстоЯщего дела, ’ансыкбаев испытывал чувство
глубокого удовлетворениЯ основательностью своих намерений, логичностью
замысла. € все же было ощущение, что чего-то еще вроде не хватает,
требовалось еще что-то додумать, и какие-то улики вроде остались еще не
задействованы, не осмыслены в достаточной мере.
Љ примеру, что-то ведь таилось в записЯх Љуттыбаева о манкурте.
Њанкурт! Ћболваненный манкурт, убивший свою мать! „а, конечно, это стариннаЯ
легенда, но что-то записывавший легенду Љуттыбаев ведь имел в виду?! Ќе зрЯ,
не случайно он так старательно и подробно записал это сказание. „а, манкурт,
манкурт... —то же тут сокрыто, если иносказательное, то что именно? €
главное, как собиралсЯ Љуттыбаев использовать историю манкурта в своих
подстрекательских целЯх, в какой форме, каким образом? Ћчень смутно угадываЯ
в легенде о манкурте нечто идеологически подозрительное, ’ансыкбаев, однако,
еще не мог это категорически утверждать, не было полной уверенности, чтобы
уличить навернЯка. ‚от если бы назвать эту легенду, как полагаетсЯ в таких
случаЯх, антинародной и за это привлечь к ответственности, но как? ‡десь
’ансыкбаеву не хватало компетентности, это он понимал. Ќадо бы обратитьсЯ к
какому-нибудь ученому. ‚едь вот с разоблачением буржуазных националистов,
которое они сегоднЯ обмывали, так все и было - обнаружили группировку, затем
одни знатоки-ученые были выпущены на других с обвинениЯми в национализме, в
воспевании прошлого в ущерб сталинской социалистической эпохе, и этого
оказалось достаточно, чтобы мельница заработала круглыми сутками. € все-таки
что-то да таилось в том, как тщательно Љуттыбаев записывал историю манкурта.
’ребовалось еще раз внимательно вчитатьсЯ в каждое слово, и если обнаружитсЯ
хотЯ бы малейшаЯ зацепка, то и запись легенды использовать, приобщить к
делу, вменить в вину.
Љроме того, среди бумаг Љуттыбаева обнаружен текст еще одной легенды,
под названием "‘арозекскаЯ казнь", - из времен —ингисхана. ’ансыкбаев не
сразу обратил внимание на эту стародавнюю историю и только теперь
призадумалсЯ. ‚едь в ней, если поразмыслить, вроде бы можно усмотреть некий
политический намек...

* * *
€дЯ походом на завоевание ‡апада, ведЯ за собой через великие азиатские
пространства народ-армию, —ингисхан в сарозекских степЯх учинил казнь -
предал повешению воина-сотника и молодую женщину-золотошвейку, вышивальщицу
триумфальных шелковых знамен с огнедышащими драконами на полотнищах...
Љ тому времени большаЯ часть Ђзии была уже под пЯтой —ингисхана,
поделена на улусы между его сыновьЯми, внуками и полководцами. ’еперь на
очереди стоЯла участь краев за €тилем (‚олгой), участь …вропы.
‚ сарозекских степЯх была уже осень. Џосле дружных дождей пополнились
водой пересохшие за лето озерца и реки - значит будет чем поить коней в
пути. ‘тепнаЯ армада поспешала. Џереход через сарозекские степи считалсЯ
наиболее трудной частью похода.
’ри армии - три тумена по десЯть тысЯч воинов - двигались впереди,
широко развернув фланги. Ћ мощи туменов можно было судить по их поступи - по
зависшей на многие версты по горизонту, как дым после степного пожара, пыли
из-под копыт. …ще два тумена с запасными табунами, обозами и Яловыми стадами
на каждодневный убой следовали позади - в этом можно было убедитьсЯ,
оглЯнувшись, - там тоже вилась пыль в полнеба. Ѓыли еще и другие боевые
силы, которые нельзЯ было увидеть из-за их удаленности от этих мест. Љ ним
надо было скакать несколько дней - то были правые и левые крыльЯ, по три
тумена в каждом крыле. ’е войска двигались самостоЯтельно в сторону €тилЯ. Љ
началу холодов предполагалась на берегу €тилЯ встреча в ханской ставке
командующих всех одиннадцати туменов с тем, чтобы согласовать дальнейшие
действиЯ и двинутьсЯ по льду через €тиль в богатые и славные страны, о
покорении которых грезил —ингисхан, грезили его полководцы и каждый
всадник...
’ак двигались войска в походе, не отвлекаЯсь, не задерживаЯсь, не терЯЯ
времени. € с ними в обозах были женщины, и в этом заключалась беда.
‘ам —ингисхан с полутысЯчью стражников - кезегулов и свитой -
жасаулами, сопровождавшими его в пути, находилсЯ в середине того движениЯ,
как плывущий остров. Ќо ехал он особнЯком - впереди них. Ќе любил Џовелитель
—етырех ‘торон ‘вета многолюдьЯ возле себЯ, тем более в походе, когда
следует больше молчать, смотреть вперед и думать о делах.
Џод ним был любимый иноходец •уба, прошедший у хана под седлом, быть
может, полсвета, сбитый и гладкий, как галечный камень, могучий в груди и
холке, белогривый и чернохвостый, с ровным, шелковым ходом. „ва запасных
конЯ, не менее выносливых и ходких, шли налегке в сиЯющей отделкой ханской
сбруе, ведомые верховыми коноводами. •ан менЯл коней на ходу, как только
лошадь начинала припотевать.
Ќо самым примечательным было не окружение —ингисхана - бесстрашные
кезегулы и жасаулы, жизнь которых принадлежала —ингисхану больше, чем им
самим, - на то они и отбирались, как лезвиЯ клинков, один из ста, - и не их
отменные верховые кони, редкостные, как самородки золота в природе. Ќет,
примечательным в том походе было совсем другое. Ќад головой —ингисхана всю
дорогу, заслонЯЯ его от солнца, плыло облако. Људа он - туда и облако. ЃелаЯ
тучка, величиной с большую юрту, следовала за ним, точно живое существо. €
никому невдомек было - мало ли тучек в вышине, - что то есть знамение - так
ЯвлЯло Ќебо свое благословение Џовелителю миров. Ћднако сам он, —ингисхан,
знаЯ об этом, исподволь наблюдал за тем облаком и все больше убеждалсЯ, что
это действительно знак воли Ќеба-’енгри.
ЏоЯвление облака было предсказано неким странствующим прорицателем,
которому —ингисхан однажды дозволил приблизитьсЯ к себе. ’от чужеземец не
пал ниц, не льстил, не пророчествовал в угоду. Ћн стоЯл перед грозным ликом
степного завоевателЯ, восседавшего на троне в золотой юрте, с достойно
поднЯтой головой, тощий, оборванный, с диковинно длинными волосами до плеч,
точно женщина с распущенными кудрЯми. —ужеземец был строг взглЯдом,
внушительно бородат, смугл и сух чертами лица.
- џ пришел к тебе, великий хаган, сказать, - передал он через
толмача-уйгура, - что волею ‚ерховного Ќеба будет тебе особый знак с высоты.
—ингисхан на мгновение замер от неожиданности. Џришелец то ли не в
своем уме, то ли не понимает, чем это длЯ него может кончитьсЯ.
- Љакой знак, и откуда тебе это известно? - едва сдерживаЯ раздражение,
хмурЯ лоб, поинтересовалсЯ всесильнейший.
- Ћткуда известно - не подлежит оглашению. Ђ что касаетсЯ знака, то
скажу - над головой твоей будет ЯвлЯтьсЯ облако и следовать за тобой.
- Ћблако?! - не скрываЯ изумлениЯ, воскликнул —ингисхан, резко
вскидываЯ брови. € все вокруг невольно напрЯглись в ожидании взрыва ханского
гнева. ѓубы толмача побелели от страха. Љара могла коснутьсЯ и его.
- „а, облако, - ответил прорицатель. - Ћно будет перстом ‚ерховного
Ќеба, благословлЯющего твое высочайшее положение на земле. Ќо тебе надлежит
беречь это облако, ибо, утратив его, ты утратишь свою могучую силу...
‚ золотой юрте наступила глухаЯ пауза. ‚сего можно было ожидать от
—ингисхана в тот миг, но вдруг Ярость его взглЯда приугасла, как догорающий
в костре огонь. ЏреодолеваЯ дикий порыв к расправе, он понЯл, что не следует
воспринимать слова бродЯчего вещуна как вызывающую дерзость и тем более
карать его, что тем самым он уронит свою ханскую честь. € —ингисхан сказал,
прЯча в жидких рыжеватых усах коварную улыбку:
- „опустим, ‚ерховное Ќебо внушило тебе высказать эти слова. „опустим,
Я поверил. Ќо скажи мне, мудрейший чужеземец, как же Я буду оберегать
вольное облако в небе? “ж не погонщиков ли на крылатых конЯх послать туда,
чтобы они стерегли то облако? “ж не взнуздать ли им его на всЯкий случай,
как необъезженного конЯ?! Љак мне уберечь небесное облако, гонимое ветром?
- Ђ это уж твоЯ забота, - коротко ответил пришелец. € опЯть все
замерли, опЯть воцарилась мертваЯ тишина, и опЯть побелели губы толмача, и
никто из находившихсЯ в золотой юрте не посмел поднЯть глаза на несчастного
прорицателЯ, обрекшего себЯ, то ли по глупости, то ли непонЯтно зачем, на
верную гибель.
- Ћдарите его, и пусть идет, - глухо проронил —ингисхан, и слова его
упали на души, как капли дождЯ на иссохшую землю.
‘транный, нелепый случай этот вскоре забылсЯ. € то правда, каких только
чудаков не бывает на свете. ‚озомнил себЯ вещуном! Ќо сказать, что тот
чужеземец просто из легкомыслиЯ рисковал головой, было бы несправедливо.
‚едь не мог он не понимать, на что идет. —то стоило ханским кезегулам тут же
скрутить его и привЯзать к хвосту дикой лошади - предать за непочтительность
и наглость позорной смерти. € однако же что-то сподвигнуло, что-то
вдохновило того отчаЯнного пришельца, не дрогнув, предстать, как перед львом
в пустыне, перед самым грозным и беспощадным властелином. Ѓыл ли то поступок
безумца или это был действительно промысел Ќеба?
€ когда уже все забылось в беге дней проходЯщих, незадачливый
предсказатель вдруг припомнилсЯ —ингисхану - ровно через два года.
–елых два года ушло в империи на подготовку к ‡ападному походу. Џозднее
—ингисхан убедилсЯ в том, что на его власть обретающем пути неудержимого
расширениЯ пределов империи эти два года были самым деЯтельным периодом
сбора сил и средств к мировому прорыву, к вожделенной цели его, к захвату
тех земель и краев, овладев которыми, он мог по праву считать себЯ
‚ластелином всех —етырех ‘торон ‘вета, всех дальних пределов мира, куда
только способна была докатитьсЯ волна его несокрушимой конницы. Љ этой
параноической идее, к неотвратимой жажде всевладычества и всемогущества
сводилась в итоге жесточайшаЯ суть степного властелина, его историческое
предназначение. € потому всЯ жизнь его империи - всех подвластных улусов на
огромных азиатских просторах, всего разноплеменного населениЯ, усмирившегосЯ
под единой твердой рукой, всех имущих и обездоленных во всех городах и
кочевьЯх и в конечном счете каждого человека, кем бы он ни был и чем бы он
ни занималсЯ, была целиком подчинена этой ненасытной вовеки, дьЯвольской
страсти - все новых и новых завоеваний, все новых и новых покорений земель и
народов. € потому поголовно все были занЯты единым служением, все
подчинЯлись единому замыслу - наращиваниЯ, накоплениЯ, совершенствованиЯ
военной силы —ингисхана. € все, что можно было добыть из недр и изготовить
длЯ вооружениЯ, всЯ живаЯ, созидающаЯ деЯтельность обращались на потребу
нашествиЯ, могучего рывка —ингисхана в …вропу, к ее сказочно богатейшим
городам, где каждого воина ждала обильнаЯ добыча, к ее густо-зеленым лесам и
лугам с травостоем по брюхо лошади, где кумыс потечет рекой; отрада власти
над миром коснетсЯ каждого, кто пойдет в поход под изрыгающими пламЯ
драконовыми знаменами —ингисхана, и каждый усладитсЯ победой, как женщиной,
заключающей в лоне своем высшую сладость. €дти, побеждать и покорЯть земли
повелевал великий хаган, и тому предстоЯло быть....
—ингисхан был в высшей степени человеком дела, расчетливым и
прозорливым. ѓотовЯсь к вторжению в …вропу, он прикинул, предусмотрел все до
мелочей. —ерез верных лазутчиков и перебежчиков, через купцов и пилигримов,
через странствующих дервишей, через деловых китайцев, уйгуров, арабов и
персов выведал все, что следовало знать длЯ продвижениЯ огромных воинских
масс, - все наиболее удобные пути и переправы. €м были учтены нравы и
обычаи, религии и занЯтиЯ жителей тех мест, куда двигались его войска.
Џисать он не умел, и все это приходилось держать в уме, соотносЯ пользу и
вред всего, что ждало его в походе. ’олько так могла быть достигнута
слаженность в деле и, самое главное, неукоснительнаЯ, железнаЯ дисциплина,
только так можно было рассчитывать на успех. —ингисхан не допускал никаких
послаблений - никто и ничто не должны были быть помехой главной его цели -
завоеванию …вропы.
€менно тогда, продумываЯ свою стратегию, —ингисхан пришел к
беспрецедентному в веках повелению - запрету деторождениЯ в народе-армии.
„ело в том, что жены и малые дети боевых конников обычно следовали за
войском в семейных обозах, кочуЯ с армией с места на место. ’радициЯ эта
существовала издавна, диктовалась она жизненной необходимостью, ибо в
нескончаемых междоусобицах враги нередко мстили друг другу, истреблЯЯ жен и
детей, оставшихсЯ на местах без защиты. Џричем беременных женщин убивали в
первую очередь, чтобы подсечь корень рода. Ќо жизнь со временем менЯлась.
Џрежде постоЯнно враждовавшие племена при —ингисхане все больше примирЯлись
и объединЯлись под единым куполом великого государства.
‚ молодости, когда —ингисхан еще именовалсЯ ’емучином, он немало
повоевал с соседними племенами, и сам лютовал, и настрадалсЯ, и любимаЯ жена
его Ѓортэ была похищена при набеге меркитов и побывала в наложницах. ‚озымев
власть, —ингисхан стал пресекать междоусобицы со всей беспощадностью. ђаспри
мешали ему править, подрывали силы государства.
ли годы, и постепенно надобность в старой форме обозно-семейной жизни
отпадала. Ќо самое главное - семьЯ в обозе становилась бременем длЯ армии,
помехой мобильности в военных операциЯх широкого масштаба, особенно в
наступлении и на переправах через водные препЯтствиЯ. Ћтсюда и высочайшее
указание степного властелина - категорически запретить женщинам, следующим в
обозах за войском, рожать детей до победоносного завершениЯ ‡ападного
похода. ќто повеление сделано им было за полтора года до выступлениЯ. Ћн
сказал тогда:
- Џокорим западные страны, остановим коней, сойдем со стремЯн - и пусть
тогда обозные женщины рожают, сколько хотЯт. Ђ до этого мои уши не должны
слышать вестей о родах в туменах...
„аже законы естества отвергал —ингисхан ради военных побед, кощунствуЯ
над самой жизнью и над Ѓогом. Ћн хотел и Ѓога поставить себе на службу, ибо
зачатие есть весть от Ѓога.
€ никто ни в народе, ни в армии не воспротивилсЯ и даже не помыслил
воспротивитьсЯ насилию; к тому времени власть —ингисхана достигла такой
невиданной силы и средоточиЯ, что все беспрекословно подчинились
неслыханному повелению на запрет деторождениЯ, поскольку ослушание неизбежно
каралось смертью...
‚от уже семнадцатый день, как —ингисхан, находЯсь в пути, в походе на
‡апад, испытывал особое, небывалое состоЯние духа. ‚нешне великий хаган
держалсЯ, как и всегда, как подобало его особе, - строго, отчужденно,
подобно соколу в часы покоЯ. Ќо в душе он ликовал, пел песни и сочинЯл
стихи:
...Ћблачной ночью,
ћрту мою прикрытым дымником
Ћкружив, лежала стража моЯ
€ усыплЯла менЯ в дворцовой юрте моей.
‘егоднЯ в пути хочу сказать благодарность:
‘тарейшаЯ ночнаЯ стража моЯ
Ќа ханский престол менЯ возвела!
‚ снежную бурю и мелкий дождь,
Џронизывающий до дрожи,
‚ проливной дождь и просто дождь
‚округ походной юрты моей
‘тоЯла, менЯ не тревожа,
€ сердце мое успокаивала стража моЯ!
‘егоднЯ в пути хочу сказать благодарность:
ЉрепкаЯ ночнаЯ стража моЯ -
Ќа престол менЯ возвела!..
‘реди врагов, учинивших смуту,
Љолчана из березовой коры
…ле слышный шорох услышав,
Ѓез промедлениЯ бросалась боротьсЯ.
Ѓдительной ночной страже моей
‘егоднЯ в пути хочу сказать благодарность.
‡агривки люто вздыбив при луне,
‚ернаЯ стаЯ волков
‚ожака обступает, выходЯ на охоту.
’ак в набеге на ‡апад со мной
Ќеразлучна сивогриваЯ стаЯ моЯ.
Ѓелые клыки моего трона всюду со мной...
Ѓлагодарность пою им в дороге...
‘тихи эти, прозвучи они вслух, были бы неуместны в устах —ингисхана -
ему ли было заниматьсЯ душеизлиЯниЯми! Ќо в пути, находЯсь с утра и до
вечера в седле, он мог позволить себе и такую роскошь.
ѓлавной причиной его душевного торжества было то, что вот уже
семнадцатый день, с утра и до вечера, над головой —ингисхана плыло в небе
белое облако - куда он, туда и оно. ‘былось-таки вещее предсказание
прорицателЯ. Љто бы мог подумать! Ђ ведь что стоило умертвить того чудака в
тот же час за вызывающую непочтительность и дерзость, недопустимую даже в
мыслЯх. Ќо странник не был убит. ‡начит, такова волЯ судьбы.

‚ первый же день выхода в поход, когда все тумены, обозы и стада
двинулись на ‡апад, заполнив все пространство, подобно черным рекам в
половодье, менЯЯ в полдень на ходу притомившегосЯ конЯ, —ингисхан случайно
глЯнул ввысь, но не придал никакого значениЯ небольшой белой тучке, медленно
плывущей, а возможно, и замершей на месте как раз над его головой, - мало ли
тучек слонЯетсЯ по миру.
Ћн продолжал путь, сопровождаемый державшимисЯ чуть поодаль кезегулами
и жасаулами, занЯтый своими мыслЯми, озабоченно обозреваЯ с седла округу,
вглЯдываЯсь в движение многотысЯчного войска, послушно и рьЯно идущего на
покорение мира, настолько послушного его личной воле и настолько рьЯного в
исполнении его помыслов, как если бы то были не люди, среди которых каждый в
душе желал быть таким же властным, как он, а пальцы его собственной руки,
перебирающие поводьЯ конЯ.
‚новь взглЯнув на небо и обнаружив то же самое облако над собой,
—ингисхан опЯть не подумал ничего особенного. Ќет, не подумал он, одержимый
идеей мировых завоеваний, почему облако следует поверху в том же
направлении, что и всадник внизу. „а и какаЯ свЯзь могла существовать между
ними?
€ никому из идущих в походе облако не бросилось в глаза, никому не было
до него дела, никто и не предполагал, что средь бела днЯ свершилось чудо.
‡ачем было шарить взором в необозримой выси, когда требовалось глЯдеть под
ноги. ‚ойско шло себе, тЯнулось в походе, продвигаЯсь темной массой по
дорогам, низинам и взгорьЯм, вздымаЯ пыль из-под копыт и колес, оставлЯЯ
позади пройденные расстоЯниЯ, быть может, навсегда и необратимо. € все это с
готовностью совершалось в угоду ханской мании и воле, и десЯтки тысЯч людей
с готовностью шли, гонимые и вдохновлЯемые им, жаждущим приращениЯ славы,
власти, земель.
’ак они шли, и уже близилсЯ вечер. ЏредстоЯло разместитьсЯ на ночь там,
где застигнет тьма, и с утра снова двинутьсЯ в путь.
„лЯ ночлега хана и его свиты обслуживающие их чербии заблаговременно
соорудили дворцовые юрты. Ћни уже виднелись далеко впереди белыми куполами.
•анское знамЯ - черное полотнище с Ярко-красной каймой и огненным, шитым
шелком и золотыми нитЯми драконом, изрыгающим пламЯ из пасти, - уже
развевалось на ветру возле главной дворцовой юрты. Ќе спускаЯ глаз с дороги,
кезегулы - отборные и мрачные силачи - стоЯли наготове в ожидании
повелителЯ. ‡десь предстоЯла общаЯ вечернЯЯ трапеза, здесь же после еды
—ингисхан собиралсЯ провести первую встречу с войсковыми нойонами, чтобы
обсудить результаты первого днЯ похода и планы на следующий. “спех начала
великого движениЯ настраивал —ингисхана на общительный лад - он не прочь был
устроить в тот вечер пир длЯ нойонов, послушать их речи и самому высказать
повелениЯ и то, что он соизволит изречь, когда все и каждый станут сгустком
вниманиЯ, будто сгустившеесЯ цельное молоко, будет сказано длЯ всех —етырех
‘торон ‘вета, скоро все ‘тороны ‘вета будут покорно внимать его слову, длЯ
этого он и ведет войска - длЯ утверждениЯ слова своего. Ђ слово - это вечнаЯ
сила.
Ќо пиршество —ингисхан затем отменил. ‘мЯтение души потребовало полного
уединениЯ. € вот почему...
ЏриближаЯсь к месту привала, —ингисхан снова обратил внимание на
знакомое облако над головой - уже в третий раз. € тут только сердце его
екнуло. Џораженный невероЯтной догадкой, он похолодел, и землЯ поплыла у
него перед глазами - он едва успел схватитьсЯ за гриву конЯ. ’акого с ним
никогда не случалось, ибо ничто из сущего на темногрудой ‡емле ќтуген,
незыблемой основе мира, дарованной Ќебом длЯ житьЯ и владычества, не могло
ошеломить его настолько, чтобы он ахнул от неожиданности; казалось, все было
изведано, ничто на свете не могло уже поразить его жестокий ум, восхитить
или опечалить его заматеревшую в кровавых делах душу, никогда не случалось,
чтобы он, уронив свое ханское достоинство, испуганно вцеплЯлсЯ в гриву конЯ,
как какаЯ-то баба. ’акого не могло и не должно было быть, поскольку давно
уже, можно сказать, с ранних лет, с тех пор, как он пристрелил из лука
своего единокровного братца отрока Ѓектера, повздорив с ним из-за
выловленной рыбешки, а на самом деле уловив рано проснувшимсЯ волчьим
чутьем, что им в одном седле судьбы не усидеть, - с тех пор убедилсЯ он,
постигнув устроение жизни самым верным, безошибочным способом - попранием
силой, что нет и не может быть ничего такого, что не покорилось бы силе, что
не пало бы на колени, не померкло бы, не сокрушилось бы в прах под напором
грубой мощи, будь то камень, огонь, вода, дерево, зверь или птица, не говорЯ
уж о грешном человеке. Љогда сила силу ломит, удивительное становитсЯ
ничтожным, а прекрасное - жалким. Ћтсюда устоЯлсЯ вывод: все, что
попираетсЯ, то ничтожно, а все, что простираетсЯ ниц, - заслуживает
снисхождениЯ в меру прихоти снисходЯщего. € на том мир стоит...
Ќо совсем иное дело, когда речь о Ќебе, олицетворЯющем ‚ечность и
Ѓесконечность, о которых толкуют подчас гималайские странники, бродЯчие
книжники. „а, лишь Ћно, непостижимое Ќебо, было ему неподвластно, неуловимо
и недоступно. Џеред Ќебом-’енгри он и сам был никем - ни восстать, ни
устрашить, ни двинутьсЯ походом. € оставалось только молитьсЯ и поклонЯтьсЯ
Ќебу-’енгри, ведающему земными судьбами и, как утверждали гималайские
книжники, движением миров. Ђ потому, как и всЯкий смертный, в искренних
заверениЯх и жертвоприношениЯх умолЯл он Ќебо благоволить к нему и
покровительствовать ему, помочь твердо владеть людским миром, и, если таких
подлунных миров, как утверждают бродЯчие мудрены, великие множества во
‚селенной, то что стоит Ќебу отдать земной мир ему, —ингисхану, в полное и
безраздельное господство, во владение его роду из колена в колено, ибо есть
ли на свете более могущественный и достойный среди людей, нежели он; нет
такого, кто превосходил бы его в силе, чтобы править всеми —етырьмЯ
‘торонами ‘вета. ‚ тайных помыслах своих он все больше верил, что имеет
особое право просить у ‚ерховного Ќеба того, чего никто не осмеливалсЯ
просить, - безграничного владычества над народами, - ведь должен кто-то один
быть правителем, так пусть будет тот, кто сумеет покорить силой других. ‚
своей безграничной милости Ќебо не чинило ему помех в его завоеваниЯх, в
приращении господства, и, чем дальше, тем больше укреплЯлсЯ он в
уверенности, что у Ќеба он на особом счету, что верховные силы Ќеба,
неведомые людЯм, на его стороне. ‚се ему сходило с рук, а ведь какие только
Яростные проклЯтиЯ не призывались на его голову из уст вопиющих во всех
краЯх, где прошелсЯ он огнем и мечом, но ни одно из этих жалких проклЯтий
никак не сказалось на его все возрастающем величии и всеустрашающей славе.
Ќаоборот, чем больше его проклинали, тем больше пренебрегал он стонами и
жалобами, обращенными к Ќебесам. € однако же бывали случаи, когда нет-нет,
да и закрадывались в душу тЯжкие сомнениЯ и опасениЯ, как бы не прогневить
Ќебо, как бы не навлечь на себЯ небесные кары. € тогда великий хан замирал
на некоторое времЯ, подавлЯл себЯ в себе, давал подданным слегка передохнуть
и готов был принЯть справедливый укор Ќеба и даже покаЯтьсЯ. Ќо Ќебо не
гневалось, ничем не проЯвлЯло своего недовольства и не лишало его своей
безграничной милости. € он, как в азартной игре, все больше шел на риск, на
вызов тому, что считалось небесной справедливостью, испытывал терпение Ќеба.
€ Ќебо терпело! € из этого он делал вывод, что ему все дозволено. € с годами
укреплЯлсЯ в уверенности, что он и есть избранник Ќеба, что он и есть ‘ын
Ќеба.
€ не потому уверовал он в то, во что уверовать можно лишь в сказках,
что на великих празднествах певцы верховые, разъезжаЯ перед толпами, слагали
песни, именуЯ его Ќебом ђожденным, и тысЯчи рук, ликуЯ, воздевались к Ќебу
при этом - то была низкаЯ людскаЯ лесть. Ђ заключал он из собственного опыта
- Ѓожественное Ќебо покровительствует ему во всех делах потому, что он
отвечает помыслам самого Ќеба-’енгри, иначе говорЯ, он - проводник воли
‚ерховного Ќеба на земле. Ђ Ќебо, как и он, признает только силу, только
проЯвлениЯ силы, только носителЯ силы, коим он себЯ и почитал...
€наче чем было бы объЯснить то, что порой дивило и его самого, -
стремительное восхождение, подобное взмывающему соколу, к высотам грозной и
головокружительной славы, к повелительству миром мальчишки-сироты из
обедневшего рода мелких аратов-киЯтов, что жили испокон века охотой да
скотоводством. Љак могло случитьсЯ такое небывалое в истории овладение
гигантской властью - ведь, в лучшем случае, жизнь могла бы уготовить
отчаЯнному сироте судьбу лихого налетчика-конокрада, кем он и был поначалу.
ѓадать не приходилось - без промысла Ќеба-’енгри однолошадного ’емучина
никогда не осенило бы знамЯ с золотыми, огнеизрыгающими драконами, и никогда
бы не именоватьсЯ ему —ингисханом и не восседать под куполом ‡олотой юрты!..
€ вот подтверждение тому, что все именно так, вот Явилось
неопровержимое свидетельство, наглЯдное доказательство Ќебесного
благорасположениЯ к хагану Ђзии! ‚от оно перед взором, чудесное облако,
заведомо предсказанное бродЯчим прорицателем, который чуть было не
поплатилсЯ головой за свое юродство. Ќо слова его сбылись! Ѓелое облако -
послание Ќеба Ќебесному ‘ыну, знак одобрениЯ и благословениЯ, провозвестник
великих грЯдущих побед.
Ќикому из многих тысЯч людей в походе не приходило в голову, что может
быть такое чудо, и никто не замечал попутного белого облака, никому не
приходило в голову, откуда оно и зачем оно. ђазве кто следит за вольными
облаками?.. € лишь он, великий хаган, возглавлЯющий степную армаду и ведущий
ее на новое покорение мира, понЯл великий смысл поЯвлениЯ белого облачка и
был поражен невероЯтной догадкой, и то верил, то не верил в возможность
такого неслыханного ЯвлениЯ. €м овладевали тЯгостные сомнениЯ - стоит
делитьсЯ своими наблюдениЯми и мыслЯми или не стоит. Ђ что если он
раскроетсЯ, поделитсЯ тайной, а облако возьмет да исчезнет в мгновение ока?
Ќе подумают ли люди, что он выжил из ума? Џотом он снова укреплЯлсЯ духом и
верил, что это облако не праздное, что оно не исчезнет вдруг, что оно
ниспослано Ќебом как знак, и тогда его охватывала радость, ощущение могучей
окрыленности, веры в свою прозорливость, в безошибочность предпринЯтого им
похода на завоевание ‡апада, и он еще больше утверждалсЯ в намерении мечом и
огнем создать вожделенную мировую империю. ‘ чем и шел. ’о и было извечной
страстью ненасытного владычества. —ем больше имел, тем больше хотелось...

€ потекли дни похода.
Ђ белое облако в вышине, никуда не отклонЯЯсь, плавно плыло перед
взором —ингисхана, восседавшего на своем знаменитом иноходце •убе. ѓрива
белаЯ, а хвост черный, таким уродилсЯ. ‡натоки утверждали, что такой конь
поЯвлЯетсЯ под особой звездой один раз в тысЯчу лет. ’о был поистине
непревзойденный ходок, не скакун, а неутомимый ходок. •уба шел иноходью, в
постоЯнно напрЯженном темпе, как зарЯдивший ливень, проливаЯсь на землю
горЯчим дыханием. Ќе будь удил, такой конь готов иссЯкнуть в горЯчем
усердии, иссЯкнуть до капли, как пролившийсЯ дождь. ‚ старину один певец
сказал: на таком коне человеку веритсЯ, что он бессмертен...
„оволен, счастлив был —ингисхан. ЋщущаЯ в себе небывалый прилив сил, он
жаждал действовать, мчатьсЯ к цели, точно сам был неутомимым иноходцем,
точно сам стелилсЯ в размеренном неиссЯкаемом беге, точно слилсЯ, как
сливаютсЯ реки, телом и духом с бушующим круговоротом крови бегущего конЯ.
„а, седок и конь были под стать друг другу, - сила с силой
перекликались. € оттого посадка седока походила на соколиную позу. ‘тупени
плотно сидЯщего в седле коренастого, бронзолицего всадника упирались в
стремена вызывающе горделиво и уверенно. Ћн сидел на коне, как на троне,
прЯмо, с высоко поднЯтой головой, с печатью каменного спокойствиЯ на
скуластом узкоглазом лице. Ћт него исходила сила и волЯ великого владыки,
ведущего несметное войско к славе и победам...
€ особой причиной вдохновенного состоЯниЯ —ингисхана было белое облако
над его головой как символ, как венец великой предназначенности. € все в
этом смысле соотносилось одно с другим. Ћблако... Ќебо... ‚переди же по ходу
движениЯ развевалось в руках знаменосца походное знамЯ, которое было всегда
там, где находилсЯ —ингисхан. €х было трое при знамени, трое знаменосцев,
внушительных и гордых доверенным им исключительно почетным делом. ‚се трое
как на подбор - на одинаковых вороных конЯх. ‚ середине - держащий древко, а
по сторонам с пиками наперевес - его сопровождающие. ЋсенЯЯ путь хагана,
шитое шелком и золотом черное полотнище трепетало на ветру, и вышитый на нем
дракон, исторгавший Яркое пламЯ из пасти, казалсЯ живым. „ракон был в
летучем прыжке, и глаза его, всевидЯщие во гневе, выпученные, как у
верблюда, метались вместе с полотнищем по сторонам, точно и в самом деле
живые...
‘ раннего утра неутомимый хаган с седла руководил походом. Љ нему с
разных сторон скакали нойоны с донесениЯми и, получив указаниЯ на ходу,
возвращались от него галопом на свои места в движущемсЯ войске. Ќадо было
поспешать, чтобы до предзимних дождей и распутицы достигнуть главного
препЯтствиЯ в походе - берегов великой реки €тиль - с тем, чтобы, дождавшись
холодов, переправитьсЯ по ледЯной тверди и двинутьсЯ дальше к заветной цели,
к покорению ‡апада.
„о позднего вечера длилсЯ поход. ЏредсумеречнаЯ степь простиралась в
пологих лучах заходЯщего солнца так далеко, как только можно было
представить себе обширность зримого мира. € в том озаренном пространстве,
окрашенном рдеющим солнцем, уже наполовину ушедшим за горизонт, двигались на
закате колонны, тысЯчи конников, каждое войско в своих пределах, и все
уходили в сторону заходЯщего солнца, напоминаЯ издали течение черных рек,
затуманенных мглой.
Ќатруженные спины коней отдыхали от седел и всадников лишь по ночам,
когда войско останавливалось на ночлег.
Ќо рано утром на привалах снова гремели добулбасы - огромные барабаны
из воловьих кож, понуждаЯ армию к возобновлению похода. ‚сколыхнуть ото сна
десЯтки тысЯч людей не так просто. € побудчики усердствовали - несмолкаемый
грохот добулбасов разносилсЯ окрест тЯжким рокотом по всем лагерЯм и
стоЯнкам.
Љ тому часу хаган уже бодрствовал. Ћн просыпалсЯ едва ли не первым и,
прохаживаЯсь возле дворцовой юрты светлыми еще осенними утрами,
сосредоточивалсЯ в себе, обдумывал мысли, набежавшие за ночь, отдавал
указаниЯ и между делом внимательно вслушивалсЯ в гул барабанов, поднимающих
войско в седла и на колеса. ЌачиналсЯ очередной день, умножались голоса,
движениЯ, звуки, заново начиналсЯ прерванный на ночь поход.
€ гремели барабаны. €х утренний гул был не только сигналом к подъему,
но заключал в себе и нечто большее. ’ак понукал —ингисхан каждого, кто шел
вместе с ним в великом походе, - то было напоминанием взыскующего и
непреклонного повелителЯ, врывающегосЯ грохотом барабанов, точно в закрытые
двери, в сознание просыпающихсЯ, опережаЯ тем самым какие бы то ни было иные
мысли, нежели те, что исходили от него, навЯзывались им, его волей, ибо во
сне люди не подвластны ни чужой, ни собственной воле, ибо сон - дурнаЯ,
зрЯшнаЯ, опаснаЯ свобода, прерывать которую необходимо с первых мгновений
возврата ото сна, вторгатьсЯ решительно и грубо, чтобы вернуть их,
очнувшихсЯ, снова в Явь - к служению, к беспрекословному подчинению, к
действиЯм.
Џохожий на бычий рык тЯжкий гул барабанов всЯкий раз вызывал в
—ингисхане холодок, свЯзанный с давним воспоминанием: в отрочестве, когда
поблизости от него Ярились два сцепившихсЯ быка, дико мыча, вскидываЯ
копытами щебень и пыль, он, завороженный их ревом, сам не помнит, как
схватил боевой лук и пронзил стрелой задремавшего единокровного братца
Ѓектера, поссорившегосЯ с ним из-за рыбки, выловленной в реке. Ѓектер дико
вскричал, вскочил и снова повалилсЯ наземь, обливаЯсь кровью, а он, ’емучин,
да, тогда он был всего лишь ’емучином, сиротой рано умершего …сугай-баатура,
в испуге побежал на гору, взвалив на плечи добулбас, лежавший возле юрты.
’ам, на горе, он стал бить в барабан, долго и монотонно, а мать его, Ђголен,
кричала и выла внизу, рвала на себе волосы, проклинаЯ братоубийцу. Џотом
сбежались другие люди, и все что-то кричали ему, размахиваЯ руками, но он
ничего не слышал, упорно колотЯ в барабан. € никто к нему не подступилсЯ
почему-то. Ћн просидел на горе до рассвета, колотЯ в добулбас...
Њощный гул сотен добулбасов теперь был его боевым кличем, его Яростным
рыком, его неустрашимостью и свирепостью, его сигналом ко всем, идущим с ним
в походе, - внимать, подниматьсЯ, действовать, двигатьсЯ к цели, к покорению
мира. € они пойдут за ним до предела - есть же где-то предел горизонту, и
все, что существует на земле, - все люди и твари, обладающие слухом, будут
внимать его боевым барабанам, внутренне содрогаЯсь. € даже тучка белаЯ, с
недавних пор неразлучнаЯ свидетельница его скрытых дум, не уклонЯЯсь, плавно
кружит над головой под утренний бой барабанов. Џорывистый ветерок шелестит
имперским знаменем с расшитым, похожим на живого, огнедышащим драконом. ‚от
дракон бежит на ветру по полотнищу, изрыгаЯ Яркое пламЯ из пасти...
•орошие утра выдавались в эти дни.
€ по ночам, на сон грЯдущий, выходил —ингисхан глЯнуть на округу. ‚сюду
в пустынных просторах горели костры, полыхаЯ вблизи и мерцаЯ вдали. Џо
боевым лагерЯм и обозным таборам, на стоЯнках погонщиков табунов и стад
стелились белесые дымы, люди в тот час, употеваЯ, глотали похлебку и
наедались вдосталь мЯса. ‡апах мЯсной варенины, извлекаемой огромными
кусками из котлов, привлекал голодное степное зверье. ’о там, то тут
поблескивали во тьме лихорадочные глаза и доносилось до слуха заунывное
подвывание несчастных тварей.
ЂрмиЯ между тем быстро впадала в мертвецкий сон. ‹ишь оклики ночных
дозоров, объезжавших войско на привале, свидетельствовали, что и ночью жизнь
шла по строго заведенному порЯдку. ’ак и полагалось быть тому - всему свое
предназначение, обращенное в конечном счете к единой и высшей цели -
неукоснительному и безраздельному служению мирозахватнической идее
—ингисхана. ‚ такие минуты, пьЯнеЯ душой, он постигал собственную суть -
суть сверхчеловека - неистребимую, одержимую жажду власти, тем большую, чем
большей властью он владел, и отсюда вытекал с неизбежностью абсолютный вывод
- потребно лишь то, что соответствовало его власть прибавлЯющей цели, а то,
что не отвечало ей, - не имело права на бытие.
Џоэтому и свершилась сарозекскаЯ казнь, предание о которой спустЯ
многие времена записал Ђбуталип Љуттыбаев на беду свою...

‚ одну из ночей на привале конный дозор объезжал расположение войск
правого тумена. ‡а пределами боевых лагерей находились стоЯнки обозов,
погонщиков стад и разного рода подсобных служб. „озор заглЯнул и в эти
места. ‚се было в порЯдке. €стомленные переходом, люди спали всюду вповалку
- в юртах, в шатрах, а многие под открытым небом у догорающих костров. ’ихо
было вокруг, и все юрты темны. Љонный дозор уже завершал свой досмотр. €х
было трое - дозорных. ЏридерживаЯ коней, они о чем-то говорили между собой.
’от, кто был за старшего, - рослый всадник в шапке сотника - негромко
распорЯдилсЯ:
- Ќу, все. ‚ы езжайте, подремлите. Ђ Я поглЯжу еще тут.
„вое верховых удалились. Ђ тот, что осталсЯ, тот сотник, сначала
внимательно оглЯделсЯ вокруг, прислушалсЯ, потом слез с конЯ и, ведЯ его в
поводу, пошел мимо скоплениЯ обозов и походных мастерских, мимо распрЯженных
повозок шорников, швей и оружейников в сторону одинокой юрты на самой
обочине табора. € пока он шел, задумчиво склонив голову и прислушиваЯсь к
звукам, лунный свет, льющийсЯ с выси, смутно высветлЯл очертаниЯ его
крупного лица и туманно поблескивающие большие глаза конЯ, послушно
следовавшего за ним.
‘отник ќрдене приближалсЯ к юрте, где, должно быть, его ждали. €з юрты
вышла женщина в накинутом платке и остановилась, ожидаЯ, возле входа.
- ‘амбайну², - приглушаЯ голос, поприветствовал он женщину.
- Ќу, как дела? - спросил он с беспокойством.
- ‚се в порЯдке, все хорошо обошлось, хвала Ќебу. ’еперь уж не
тревожьсЯ, - зашептала женщина. - Ћна тебЯ очень ждет. ‘лышишь, очень ждет.
- „а Я и сам рвалсЯ душой! - ответил сотник ќрдене. - Ќо, как назло,
нойон наш решил пересчетом коней занЯтьсЯ. ‚се три днЯ никак не мог
вырватьсЯ, в табунах пропадал.
- Ћй, да ты не мучьсЯ, ќрдене. —то бы ты тут делал, когда такое
случилось? ‡ачем бы тут на глаза попадалсЯ? - †енщина успокоительно покачала
головой и добавила: - ‘амое главное - что благополучно, так легко
разродилась. Ќи разу даже не вскрикнула, вытерпела. Ђ утром Я ее в крытую
повозку устроила. € как ни в чем не бывало. ’акаЯ она у тебЯ славнаЯ. Ћй,
что ж это Я! - спохватилась встречавшаЯ. - ‘окол, прилетевший к тебе на
руку, да будет всегда с тобой! - поздравила она. - €мЯ придумай сыночку!
- Џусть Ќебо услышит твои слова, Ђлтун! Њы с „огуланг век будем тебе
благодарны, - поблагодарил сотник. - Ђ имЯ придумаем, за этим дело не
станет.
Ћн передал женщине поводьЯ конЯ.
- Ќе беспокойсЯ, сколько надо, столько постерегу, как всегда, -
заверила Ђлтун. - €ди, иди, „огуланг тебЯ очень ждет.
‘отник выждал немного, как бы собираЯсь с духом, потом подошел к юрте,
приоткрыл тЯжелый плотный войлочный полог и, пригнувшись, вступил вовнутрь.
‚ середине юрты горел небольшой очажок, и в его слабом, блеклом отсвете он
увидел ее, свою „огуланг, сидЯщую в глубине жилища, накинув на плечи кунью
шубу. Џравой рукой она слегка покачивала колыбель, покрытую стеганым
одеЯлом.
- ќрдене! џ здесь, - негромко отозвалась она на поЯвление сотника. - Њы
здесь, - улыбаЯсь и смущаЯсь, поправилась она.
‘отник быстро отстегнул колчан, лук, клинок в ножнах, оставил оружие у
входа и подошел к женщине, протЯгиваЯ руки. Ћн опустилсЯ на колени, и лица
их соприкоснулись. Ћни обнЯлись, положив головы на плечи друг другу. €
замерли в объЯтиЯх, € на том мир как бы замкнулсЯ длЯ них под куполом юрты.
‚се, что оставалось за пределами этого походного жилища, утратило свою
реальность. ђеальны были только они вдвоем, только то, что их объединЯло в
порыве, и крохотное существо в колыбели, которое Явилось на свет три днЯ
тому назад.
ќрдене первым разомкнул уста:
- Ќу, как ты? Љак чувствуешь себЯ? - спросил он, едва сдерживаЯ
учащенное дыхание. - џ так беспокоилсЯ.
- ’еперь уже все позади, - отвечала женщина, улыбаЯсь в полутьме. - Ќе
об этом думай. Ћ нем спроси, о нашем сыночке. Ћн такой крепенький оказалсЯ.
’ак сильно сосет мою грудь. Ћн очень похож на тебЯ. € Ђлтун говорит, что
очень похож.
- Џокажи мне его, „огуланг. „ай взглЯнуть!
„огуланг отстранилась и прежде, чем приоткрыть одеЯло над колыбелью,
прислушалась, невольно настораживаЯсь, к звукам снаружи. ‚се было тихо
вокруг.
‘отник долго смотрел, силЯсь угадать свои черты в ничего не выражающем
пока личике спЯщего младенца. ‚глЯдываЯсь в новорожденного, затаив дыхание,
он, может быть, впервые постигал божественную суть поЯвлениЯ на свет
потомства как замысел вечности. Џотому, наверное, и сказал, взвешиваЯ каждое
слово:
- ‚от теперь Я всегда буду с тобой, „огуланг, всегда с тобой, даже если
что со мной и случитсЯ. Џотому что у тебЯ мой сын.
- ’ы - со мной? …сли бы! - горестно усмехнулась женщина. - ’ы хочешь
сказать, что малыш - твое второе воплощение, как у Ѓудды. џ об этом
подумала, кормЯ его грудью. џ держала его на руках, ребенка, которого не
было еще три днЯ назад, и говорила себе, что это ты в новом своем
воплощении. € ты об этом подумал сейчас?
- Џодумал. ’олько не совсем так. ‘ Ѓуддой не могу себЯ сравнивать.
- Њожешь не сравнивать. ’ы не Ѓудда, ты мой дракон. џ тебЯ с драконом
сравниваю, - ласково прошептала „огуланг. - џ вышиваю на знаменах драконов.
Ќикто не знает - это все ты. Ќа всех знаменах моих - это ты. Ѓывает, и во
сне его вижу, во сне вышиваю дракона, он оживает, и, ты только не смейсЯ, Я
обнимаю его во сне, и мы соединЯемсЯ, и мы летим, дракон менЯ уносит, и Я с
ним улетаю, и в самое сладкое мгновение оказываетсЯ - это ты. ’ы со мной во
сне - то дракон, то человек. €, просыпаЯсь, Я не знаю, чему верить. џ ведь
тебе, ќрдене, и прежде говорила - ты мой огненный дракон. € Я не шутила. ’ак
оно и было. ќто Я тебЯ, твое воплощение в драконе, вышиваю на знаменах. €
теперь, выходит, Я родила от дракона.
- Џусть будет так, как тебе любо. Ќо, ты послушай, „огуланг, что Я тебе
хочу сказать. - ‘отник помолчал и молвил затем: - ‚от теперь, когда у нас
родилсЯ ребенок, надо думать, как нам быть. € об этом мы сейчас поговорим.
Ќо раньше Я хочу сказать, чтобы ты знала, да ты и так знаешь, но все равно
скажу: Я всегда тосковал и всегда тоскую по тебе. € самое страшное, чего Я
боюсь, - не голову потерЯть в бою, а тоску свою потерЯть, лишитьсЯ ее. џ все
времЯ думал, уходЯ с войсками то в одну, то в другую сторону, как отделить
от себЯ свою тоску, чтобы она не погибла вместе со мной, а осталась бы при
тебе. € Я ничего не мог придумать, но мне мечталось, чтобы тоска моЯ
превратилась или в птицу, или, может быть, в зверЯ, во что-то такое живое,
чтобы Я мог передать тебе это в руки и сказать - вот возьми, это моЯ тоска,
и пусть она будет всегда с тобой. € тогда мне не страшно погибнуть. € теперь
Я понимаю - мой сын родилсЯ от моей тоски по тебе. € теперь он всегда будет
с тобой.
- Ќо мы еще не дали ему имени. ’ы придумал ему имЯ? - спросила женщина.
- „а, - ответил сотник. - …сли ты согласишьсЯ, назовем его хорошим
именем - Љунан!
- Љунан!
-„а.
- Ђ что, очень хорошо. Љунан! Њолодой скакун.
- „а. Љонь-трехлетка. ‚ самом восходе сил. € грива, как бурЯ, и копыта,
как свинец.
„огуланг склонилась над младенцем:
- Џослушай, отец твой скажет имЯ твое!
€ сотник ќрдене сказал:
- €мЯ твое - Љунан. ‘лышишь, сынок? €мЯ твое Љунан. ‚оистину так.
Ћни помолчали, невольно поддаваЯсь значимости момента. Ќочь была тиха,
лишь в таборе по соседству беззлобно взлаЯла собака, да донеслось издали
протЯжное ржание - быть может, вспомнилась средь ночи коню родина в горах,
быстрые реки, густые травы, солнечный свет на спинах коней... Њладенец же,
обретший имЯ, безмЯтежно спал, и судьба его младенческаЯ пока еще спала
рЯдом с ним. Ќо скоро ей предстоЯло спохватитьсЯ.
- џ подумал не только об имени нашего ребенка, - нарушил молчание
сотник ќрдене и, оглаживаЯ усы крепкой ладонью, сказал со вздохом, - Я
подумал и о другом, „огуланг. ‘ама понимаешь, тебе с младенцем оставатьсЯ
здесь нельзЯ. Ќадо побыстрей уходить.
- “ходить?
- „а, „огуланг, уходить, и чем быстрее, тем лучше.
- џ тоже думала, но куда уходить и как уходить? Ђ как же ты?
- ‘ейчас Я тебе скажу. Њы уйдем вместе.
- ‚месте? ќто же невозможно, ќрдене!
- ’олько вместе. Ђ разве может быть по-другому?
- Ќо ты подумай, что ты говоришь, ты, сотник правого тумена!
- џ уже думал, крепко думал.
- Ќо куда ты уйдешь от руки хагана, такого места нет на свете! ќрдене,
опомнись!
- џ уже все продумал. ‚ыслушай менЯ спокойнее. Њы не скрылись поначалу,
когда еще можно было, когда еще стоЯли мы в городах многолюдных, с базарами
и бродЯгами. Ќе зрЯ Я тебе говорил в те дни, „огуланг: обрЯдимсЯ в трЯпье
чужеземцев, прибьемсЯ к странникам и уйдем скитатьсЯ по свету.
- Џо какому свету, ќрдене? - с горечью воскликнула вышивальщица. - ѓде
длЯ нас такой край, чтобы жить самим по себе? Ћт Ѓога легче уйти, чем от
хагана. Џотому мы и не решились, сам понимаешь. „а и кто из войска мог бы
решитьсЯ на такое. ‚от и остались мы с тайной своей между страхом и любовью
- ты не мог уйти из войска, тебе это стоило бы головы, Я не могла уйти от
тебЯ, мне это стоило бы счастьЯ. € вот мы не одни. ‘ сыночком.
Ћни тЯгостно умолкли в нахлынувшей тревоге. € тогда сотник сказал:
- Ѓывает, люди бегут от позора, от бесчестьЯ, от расплаты за измену;
бегут, только бы спастись. Ќам придетсЯ бежать оттого, что судьба послала
нам дитЯ, но платить придетсЯ той же ценой. †дать пощады не приходитсЯ.
•аган от своего повелениЯ никогда не отступитсЯ. Ќадо уходить, „огуланг,
пока не поздно, другого выхода нет. Ќе качай головой. „ругого выхода нет.
‘частье и несчастье растут из одного корнЯ. Ѓыло счастье, не побоимсЯ теперь
беды. Ќадо уходить.
- џ тебЯ понимаю, ќрдене, - тихо проговорила женщина. - ’ы прав,
конечно. ’олько Я вот думаю, что лучше - умереть или остатьсЯ жить. џ не о
себе. џ с тобой так счастлива, Я говорила себе: если надо, умру, только не
посмею убить то, что пришло ко мне от тебЯ. ѓлупаЯ Я или умнаЯ, но не
поднЯлась моЯ рука...
- Ќе терзайсЯ, не надо, ты не должна так терзатьсЯ - жить или не жить!
Њы не хотели жертвовать тем, кто еще не народилсЯ. ’еперь он родилсЯ. ’еперь
надо жить ради него. “бежать и жить. Њы оба хотели сына.
- џ не о себе. џ о другом. Њожешь ли ты мне сказать, если менЯ казнЯт,
- оставЯт ли в живых тебЯ и твоего сыночка?
- Ќе надо так. Ќе унижай менЯ, „огуланг. ђазве об этом речь. ’ы лучше
скажи, как ты чувствуешь себЯ. ‘можешь ли ты отправитьсЯ в путь? ’ы поедешь
в повозке с Ђлтун, она с тобой, она готова. џ буду рЯдом верхом, чтобы в
случае чего отбиватьсЯ...
- Љак скажешь, - коротко ответила вышивальщица. - ‹ишь бы с тобой! Ѓыть
рЯдом...
Ћпустив головы у колыбели, они снова затихли.
- Ђ скажи, - промолвила „огуланг, - говорЯт, что скоро войско выйдет к
берегам †аика³. Ђлтун слышала от людей.
- Џожалуй, через два днЯ, осталось не так много. Ђ к пойменным местам
уже завтра подойдем. ЏредлесьЯ начнутсЯ, кусты да чащи, а там и †аик.
- —то, большаЯ, глубокаЯ река?
- ‘амаЯ великаЯ на пути к €тилю.
- € глубокаЯ?
- Ќе всЯкий конь сможет переплыть, особенно где стремнина. Ђ по рукавам
- там мельче.
- ‡начит, глубокаЯ, и течение плавное?
- ‘покойнаЯ, как зеркало, а есть где и побыстрей. ’ы же знаешь, детство
мое прошло в жаикских степЯх - отсюда мы родом. € наши песни все от †аика.
‹унными ночами поютсЯ наши песни.
- џ помню, - задумчиво отозвалась вышивальщица. -’ы как-то спел мне
песню, до сих пор не могу забыть, песню девушки, разлученной с любимым, она
утопилась в †аике.
- ќто стариннаЯ песнЯ.
- “ менЯ мечта, ќрдене, хочу сделать такую вышивку на белом шелковом
полотне: вода уже сомкнулась, только легкие волны, а вокруг растениЯ, птицы,
бабочки, но девушки уже нет, не вынесла она горЯ. —тобы, кто увидал эту
вышивку, тому печальнаЯ песнЯ слышалась над печальной рекой.
- —ерез день ты увидишь эту реку. ‘лушай менЯ внимательно, „огуланг. ’ы
должна быть готова к завтрашней ночи. Љак только Я поЯвлюсь с запасным
конем, так тут же ты должна выйти с колыбелью, в любой час. Њедлить нельзЯ.
’еперь медлить нельзЯ. џ бы сегоднЯ, сейчас увез бы вас куда глаза глЯдЯт.
Ќо кругом степь открытаЯ, нигде не схоронишьсЯ, не утаишьсЯ, кругом как на
ладони, и ночи пошли лунные. Ђ с повозкой по степи от конной погони далеко
не ускачешь. Ќо дальше, к †аику, начнутсЯ места зарослевые, там все по-иному
пойдет...
Ћни еще долго переговаривались, то умолкаЯ вдруг, то снова принимаЯсь
обсуждать, что им предстоит в преддверии неведомой судьбы грЯдущей, теперь
уже судьбы на троих, с народившимсЯ младенцем. € малыш не заставил себЯ
ждать, чуть погодЯ зашевелилсЯ, крЯхтЯ, в колыбели и заплакал, попискиваЯ
скулЯщим щенком. „огуланг быстро взЯла его на руки и, смущаЯсь с непривычки,
полуотвернувшись, приложила его к груди, столь знакомой сотнику, неисчислимо
раз целованной им в горЯчем порыве, гладкой и белеющей груди, которую он
сравнивал про себЯ с округлой спинкой притаившейсЯ уточки. ’еперь все
предстало в новом свете материнства. € сотник просиЯл взором от удивлениЯ и
восхищениЯ и, подумав о чем-то, покрутил молча головой, - сколько пришлось
пережить в последние дни, и вот свершилось то, что и должно было свершитьсЯ
в отмеренный природой срок: он - отец, „огуланг - мать, у них - сынок, мать
кормит дитЯ молоком... ’ому и положено быть изначально. ’рава родитсЯ от
травы, и тому волЯ природы, твари рождаютсЯ от тварей, и тому волЯ природы,
и только прихоть человека может встать поперек естества...
Њладенец, чмокаЯ, сосал грудь, младенец насыщалсЯ, ублажаемый
грудью-уточкой.
- Ћй, щекотно, - радостно засмеЯлась „огуланг. - ‚от ведь какой шустрый
оказалсЯ. Џрилип и не оторвешь, - приговаривала она, как бы оправдываЯсь за
свой счастливый смех. - Ђ правда, он очень похож на тебЯ, наш Љунан. Ќаш
маленький дракон, сын большого дракона! ‚от он открыл глазки! Џосмотри,
посмотри, ќрдене, и глаза твои, и нос такой же, и губы точь в точь...
- Џохож, конечно, очень похож, - охотно соглашалсЯ сотник. - “знаю
кого-то, очень даже узнаю.
- ’о есть, как кого-то? - удивлЯлась „огуланг.
- Ќу себЯ, конечно, себЯ!
- Ђ вот возьми, подержи его на руках. ’акой живой комочек. ‹егкий
такой. Љак будто зайчика держишь.
‘отник робко принЯл дитЯ - сила и весомость его собственных рук
оказались в ту минуту излишними, неуместными, и, не знаЯ, как ему быть, как
приспособить свои ладони к беззащитному тельцу младенца, он осторожно
прижал, вернее, приблизил его к сердцу и, подыскиваЯ сравнение неизведанному
доселе ощущению нежности, счастливо улыбаЯсь тому, что открылось ему в то
мгновение, растроганно сказал:
- ’ы знаешь, „огуланг, это не зайчонок, это мое сердце в моих руках.
Њалыш вскоре заснул. ‘отнику же пора было возвращатьсЯ на свое место в
войске.
ѓлубокой ночью, выйдЯ из юрты возлюбленной, сотник ќрдене взглЯнул на
луну, набравшую над осенними сарозеками сиЯющую силу свечениЯ, и ощутил
полное одиночество. Ќе хотелось уходить, хотелось снова вернутьсЯ к
„огуланг, к сыну. ’аинственные звенЯщие звуки бездонной степной ночи
заворожили сотника. Ќечто непостижимое, зловещее открывалось ему в том, что,
будучи вовлеченными судьбой в деЯниЯ великого хагана, идЯ вместе с ним в
поход на ‡апад, служа ему, они же подвергались опасности - в любой момент
неотвратимаЯ его кара за рождение ребенка могла сокрушить их. ‘тало быть, в
том, что их свЯзывало с Џовелителем —етырех ‘торон ‘вета, было нечто
противоестественное, отныне несовместимое с их собственной жизнью,
взаимоисключающее, и вывод напрашивалсЯ один - уходить, обретать свободу,
спасать жизнь ребенка...
‚скоре он разыскал неподалеку прислужницу Ђлтун, котораЯ все это времЯ
стерегла его конЯ, скармливаЯ ему зерно из походной сумы.
- Ќу, что, повидал своего сыночка? - живо заговорила Ђлтун.
- „а, спасибо, Ђлтун.
- €мЯ дал ему?
- €мЯ его - Љунан!
- •орошее имЯ. Љунан.
- „а. Џусть Ќебо услышит. Ђ теперь, Ђлтун, скажу тебе то, что надо
сказать сейчас, не откладываЯ. ’ы мне как роднаЯ сестра, Ђлтун. Ђ длЯ
„огуланг с ее ребенком - ты вернаЯ мать, посланнаЯ судьбой. Ќе будь тебЯ, не
смогли бы мы быть с ней вместе в походе, страдать бы нам в разлуке. € кто
знает, быть может, мы с „огуланг никогда больше и не увиделись бы. Џотому
что, кто идет с войной, тот встречает войну вдвойне... € Я благодарен
тебе...
- џ-то понимаю, - проговорила Ђлтун. - Џонимаю, что к чему. ‚едь и ты,
ќрдене, пошел на такое дело неслыханное! - Ђлтун покрутила головой, €
добавила: - „ай Ѓог, чтобы все обошлось. - џ-то понимаю, - продолжала она, -
в этом великом войске сегоднЯ ты сотник, а завтра оказалсЯ бы
тысЯчником-нойоном, в чести на всю жизнь. € тогда бы мы с тобой не говорили
о том, о чем сейчас говорим. ’ы - сотник, Я раба. € тем все сказано. Ќо ты
выбрал другое - как душа твоЯ повелела. ЊоЯ-то помощь тебе - конЯ подержать.
Џриставлена Я служить твоей „огуланг, сам знаешь, помогать ей в работе. € Я
привЯзана к ней всей душой, потому что она, так мне думаетсЯ, - дочь бога
красоты. „а, да! Ћна и собой хороша, как же! Ќо Я не об этом. џ о другом. ‚
руках у „огуланг волшебнаЯ сила - клубки нитей и кусок полотна найдутсЯ у
кого угодно, но то, что вышивает „огуланг, никому не повторить. Џо себе
знаю. „раконы у нее бегут по знаменам, как живые. ‡везды у нее горЯт на
полотне, как в небе. ѓоворю же, она мастерица от Ѓога. € Я буду с ней. Ђ
если надумали уходить, то и Я - с вами. Ћдной ей не управитьсЯ в бегах, ведь
только родила.
- Ћб этом и речь, Ђлтун. ‡автра, ближе к полуночи, надо быть наготове.
Ѓудем уходить. ’ы с „огуланг и ребенком в повозке, а Я сбоку верхом, с
запасным конем в поводу. “йдем в пойму †аика. ‘амое главное, к рассвету
подальше скрытьсЯ, чтобы с утра погонЯ не напала на след. Ђ там уйдем...
Ћни помолчали. € перед тем, как сесть в седло, сотник ќрдене, склонив
голову, поцеловал сухонькую ладошку прислужницы Ђлтун, понимаЯ, что она
послана им с „огуланг самим провидением, эта маленькаЯ женщина, плененнаЯ
многие годы тому назад в китайских краЯх, да так и оставшаЯсЯ до старости
прислугой в обозах —ингисхана. Љто она была ему, если подумать: случайной
спутницей в коловороте чингисхановского похода на ‡апад. Ќо, по сути, -
единственной и верной опорой влюбленных в роковую длЯ них пору. ‘отник
понимал: только на нее он мог положитьсЯ, на прислужницу Ђлтун, и больше ни
на кого на свете, ни на кого! ‘реди десЯтков тысЯч вооруженных людей, шедших
в великом походе, кидавшихсЯ с грозными кликами в бои, только она одна,
старенькаЯ обознаЯ прислужница, могла встать на его сторону. ’олько она
одна, и больше никто. ’ак оно потом и случилось.
“езжаЯ в тот поздний час на своем звездолобом Ђкжулдузе, минуЯ войска,
спЯщие привалом в лагерЯх и обозных таборах, думал сотник о том, что
предстоит впереди, и молил Ѓога о помощи ради новорожденного, безвиннейшего
существа, ибо каждый новорожденный - это весть от замысла Ѓога; по тому
замыслу кто-то когда-то предстанет пред людьми, как сам Ѓог, в людском
обличий, и все увидЯт, каким должен быть человек. Ђ Ѓог - это Ќебо,
непостижимое и необъЯтное. € Ќебу знать, кому какую судьбу определить - кому
народитьсЯ, кому жить.
‘отник ќрдене пыталсЯ оглЯдеть с седла звездное пространство, пыталсЯ
мысленно заклинать Ќебо, пыталсЯ услышать в душе ответ судьбы. Ќо Ќебо
молчало. ‹уна одиноко царствовала в зените, незримо проливаЯсь сиреневым
потоком света над сарозекской степью, объЯтою сном и таинством ночи...
Ђ наутро снова загремели, зарокотали утробно добулбасы, повелеваЯ людЯм
вставать, вооружатьсЯ, садитьсЯ в седла, кидать поклажу в повозки, и снова,
воодушевлЯемаЯ и гонимаЯ неукротимой властью хагана, двинулась степнаЯ
армада —ингисхана на ‡апад.
’о был семнадцатый день похода. Џозади оставалась обширнейшаЯ часть
сарозекской степи - наиболее труднопроходимаЯ, впереди предстоЯли через
день-другой припойменные земли †аика, и дальше путь лежал к великому €тилю,
воды которого делили земной мир на две половины - ‚осток и ‡апад.
€ все было, как и прежде. ‚переди на гарцующих вороных двигались
знаменосцы. ‡а ними в сопровождении кезегулов и свиты - —ингисхан. Џод
седлом у него шел размеренным тропом любимый иноходец •уба с белой гривой и
черным хвостом, и, тайно радуЯ взор, подымаЯ в сердце хагана и без того с
трудом сдерживаемую гордыню, над головой его, как всегда, плыла неразлучнаЯ
спутница - белаЯ тучка. Људа он - туда и она. Ђ по земле, заполнЯЯ
пространство от краЯ и до краЯ, двигалась человеческаЯ тьма на ‡апад -
колонны, обозы, армии —ингисхана. ѓул стоЯл, подобно гулу бушующего вдали
морЯ. € все это множество, всЯ эта движущаЯсЯ лавина людей, коней, обозов,
вооружениЯ, имущества, скота были воплощением его, —ингисхана, мощи и силы,
все это шло от него, источником всего этого были его замыслы. € думал он в
седле в тот час все о том же, о чем редко кто из смертных смеет думать, - о
вожделенном мировом владычестве, о единой подлунной державе на вечные
времена, коей дано будет ему править и после смерти. Љак? —ерез его
повелениЯ, заблаговременно высеченные на скрижалЯх. € покуда будут стоЯть
скалы с надписЯми-повелениЯми, указывающими, как править миром, пребудет на
свете и его волЯ. ‚от о чем думал хаган в тот час в пути, и захватывающаЯ
мысль о надписЯх на камнЯх как способе достижениЯ бессмертиЯ уже не давала
ему покоЯ. Ћн решил, что займетсЯ этим зимой, на берегу €тилЯ. ‚ ожидании
переправы он соберет совет ученых, мудрецов и предсказателей и выскажет свои
золотые мысли о вечной державе, выскажет свои повелениЯ, и они будут
высечены на скалах. ќти слова перевернут мир, и весь мир припадет к его
стопам. ‘ тем он и шел в поход, и все сущее на земле должно было служить
этой цели, а все, что противоречило ей, все, что не способствовало успеху
похода, подлежало устранению с пути и искоренению. € снова стали слагатьсЯ
стихи:
Ђлмазным навершием державы моей
‚одружу сверкающий месЯц в небе... „а!..
€ муравей на тропе не уклонитсЯ
Ћт железных копыт моей армии... „а!..
Џереметную суму истории
‘ потного крупа конЯ моего
Ѓлагодарные потомки снимут,
ЏостигаЯ цену могущества... „а!..
‘лучилось так, что именно в этот день, пополудни, доложили —ингисхану о
том, что одна из женщин в обозе родила - вопреки строжайшему на то его
ханскому запрету. ђодила ребенка - неизвестно от кого. ‘ообщил об этом
хептегул Ђрасан. Љраснощекий хептегул, с бегающими глазками, всегда все
знающий и неутомимый, и на этот раз первым принес известие. "Њой долг
доложить тебе, величайший, все, как есть, поскольку на этот счет сделано
тобой предупреждение", - похрипываЯ - жирок душил его, - заключил свое
донесение хептегул Ђрасан, скача с хаганом стремЯ в стремЯ, чтобы лучше были
слышны его слова на ветру.
—ингисхан не сразу внЯл, не сразу ответил хептегулу. ‘осредоточенный в
тот миг на мыслЯх о заветных скрижалЯх, он не сразу поддалсЯ нахлынувшей
досаде и долго не хотел признатьсЯ себе в том, что не ожидал, что подобное
известие так подействует на него. —ингисхан молчал оскорбленно, с досады
прибавил ходу коню, и полы его легкой собольей шубы разлетались по сторонам,
как крыльЯ испуганной птицы. Ђ хептегул Ђрасан, поспешаЯ рЯдом, оказалсЯ в
затруднительном положении, не знаЯ, как ему быть, он то придерживал поводьЯ,
чтобы не гневить излишне хагана своим присутствием рЯдом, то снова шел
стремЯ в стремЯ, чтобы быть готовым расслышать слова, коли они будут
произнесены, и не понимал, не мог взЯть в толк причины столь долгого
молчаниЯ владыки - что стоило тому изречь всего два слова: казнить ее, - и в
тот же час там, в обозах, задавили бы и эту женщину, и ее выродка, коли она
осмелилась родить наперекор высочайшему запрету. ‡адушили бы дерзкую,
закатав в кошму, - другим в назидание, - и делу конец.
‚друг хаган резко бросил через плечо, да так, что хептегул даже
привстал в седле:
- ’ак почему, пока не разродилась это обознаЯ сука, никто не заметил,
что она брюхата? €ли видели, да помалкивали?
•ептегул Ђрасан подалсЯ было объЯснить, как это могло произойти, слова
его оказались сбивчивы, и хаган властно осек его:
- Џомолчи!
‘пустЯ немного времени он желчно спросил:
- Љоли она ничейнаЯ жена, так кто же она, эта разродившаЯсЯ в обозах, -
повариха, истопница, скотница?
€ был крайне удивлен, что роженицей оказалась вышивальщица знамен,
поскольку никогда прежде не приходило ему в голову, что кто-то этим
занимаетсЯ, кто-то кроит и вышивает его золотые стЯги, так же, как не думал
он о том, что кто-то тачает ему сапоги или сооружает очередные юрты, под
куполом которых протекала его жизнь. Ќе думалось прежде о таких мелочах. „а
и с чего бы, разве знамена не существовали сами по себе, рЯдом с ним и в его
войске повсюду, возникаЯ, как загодЯ разводимые костры, раньше, чем
поЯвлЯлсЯ он сам, на лагерных стоЯнках, в движущейсЯ коннице, в сражениЯх и
на пирах. ‚от и сейчас - впереди гарцевали знаменосцы, осенЯЯ его путь. Ћн
шел походом на ‡апад с тем, чтобы установить там свои стЯги, отшвырнув на
истоптание чужие знамена. ’ак оно и будет... Ќичто и никто не посмеет встать
на его пути. € любое, даже малейшее неповиновение кого-либо из идущих с ним
на покорение мира будет пресекатьсЯ не иначе как смертной карой. Љара ради
повиновениЯ - таково неизменное орудие власти одного над многими.
Ќо в случае с этой вышивальщицей повинна не только она, но и еще
кто-то, безусловно, находЯщийсЯ в обозах или в войске... Ќо кто он?..
‘ этого часа —ингисхан омрачилсЯ, что было заметно по его окаменевшему
лицу, тЯжелому взглЯду немигающих рысьих глаз и напрЯженной, как против
ветра, посадке в седле. Ќо никто из осмеливавшихсЯ приблизитьсЯ к нему по
неотложным делам не знал, что омрачилсЯ хаган не столько потому, что
обнаружилсЯ вызывающий факт непослушаниЯ какой-то вышивальщицы и ее
неизвестного возлюбленного, сколько потому, что случай этот напомнил ему
совсем другую историю, оставившую горький, неизгладимый, постыдный след в
его душе.
€ снова, кровоточа, обжигаЯ душу, припомнилось ему пережитое в
молодости, когда он еще носил свое исконное имЯ ’емучин, когда никто еще не
мог предположить, что в нем, сироте, безотцовщине ’емучине, грЯдет
Џовелитель —етырех ‘торон ‘вета, когда и сам он еще не помышлЯл ни о чем
подобном. ’огда, в далекой молодости, пережил он трагедию и позор. ЊолодаЯ,
посватаннаЯ родителЯми еще с детства, жена его Ѓортэ в дни медового месЯца
была похищена при набеге соседнего племени меркитов, и, пока он сумел отбить
ее в ответном набеге, прошло немало дней, много дней и ночей, подсчитывать
которые с точностью у него не хватало сил и теперь, когда он шел с
многотысЯчным войском на завоевание ‡апада, дабы утвердить и сделать навеки
недосЯгаемым на троне мирового господства свое имЯ, дабы все затмить и...
все забыть.
‚ ту далекую ночь, когда подлые меркиты беспорЯдочно бежали после
трехдневной кровопролитной схватки, когда они бежали, бросив табуны и
стойбища, бежали под страшным, беспощадным натиском, только бы спасти свои
жалкие жизни, от возмездиЯ, когда исполнилась клЯтва мести, в которой было
сказано:
...„ревнее, издалека видное свое знамЯ
џ окропил перед походом кровью жертвы,
‚ свой низко рокочущий, обтЯнутый
‚оловьей кожей барабан Я ударил.
Ќа своего черногривого бегунца Я сел верхом.
‘вой стеганый панцирь Я надел.
‘вой грозный меч Я в руки взЯл.
‘ удит-меркитами Я буду битьсЯ до смерти...
‚есь народ меркитский Я истреблю до мальца,
Џока их земли не станут пустыми...
когда эта страшнаЯ клЯтва исполнилась сполна в ночи, оглашенной криками
и воплЯми, среди бегущих в панике, среди преследуемых удалЯлась крытаЯ
повозка. "Ѓортэ! Ѓортэ! ѓде ты? Ѓортэ!" - кричал и звал ’емучин в отчаЯнии,
кидаЯсь по сторонам и нигде ее не находЯ, и когда наконец он настиг крытую
повозку и его люди перебили с ходу возниц, то Ѓортэ откликнулась на зов: "џ
здесь! џ Ѓортэ!" - и спрыгнула с повозки, а он скатилсЯ с конЯ, и они
бросились друг другу навстречу и обнЯлись во тьме. € в то мгновение, когда
молодаЯ жена оказалась в его объЯтиЯх, целаЯ и невредимаЯ, он ощутил, как
неожиданный удар в сердце, незнакомый чуждый запах, должно быть, крепко
прокуренных усов, оставшийсЯ от чьего-то прикосновениЯ на ее теплой, гладкой
шее, и замер, прикусив губы до крови. Ђ вокруг шла схватка, битва, расправа
одних над другими....
‘ той минуты он уже не ввЯзывалсЯ в бой. Џосадив вызволенную из плена
жену в повозку, повернул назад, пытаЯсь совладать с собой, чтобы не
высказать сразу то, что прожгло его. € мучилсЯ потом всю жизнь. Џонимал - не
по своей воле оказалась жена в руках врагов. €, тем не менее, какой ценой
удалось ей не пострадать? ‚едь ни один волос с ее головы не упал. ‘удЯ по
всему, Ѓортэ в плену не была мученицей, нельзЯ было сказать, что вид у нее
был настрадавшийсЯ. Ќет, и потом откровенного разговора об этом у них не
возникало.
Љогда те немногочисленные меркиты, которым не удалось после разгрома
откочевать в другие страны или в труднодоступные места, уже не представлЯли
ни малейшей опасности, когда они пошли в пастухи и прислугу, превратились в
рабов, никому не понЯтна была неумолимаЯ жестокость мести ’емучина, к тому
времени ставшего уже —ингисханом. ‚ результате все те меркиты, которые не
сумели бежать, были перебиты. € никто из них не мог уже сказать, что имел
какое-либо отношение к его Ѓортэ в бытность ее в меркитском плену.
Џозже у —ингисхана было еще три жены, однако ничто не могло залечить
боль от того первого, жестокого удара судьбы. ’ак и жил хаган с этой болью.
‘ этой кровоточащей, хоть и никому не ведомой, душевной раной. Џосле того
как Ѓортэ родила первенца - сына „жучи, - —ингисхан скрупулезно вычислЯл,
получалось - могло быть и так, и эдак, ребенок мог быть и его, и не его
сыном. Љто-то, так и оставшийсЯ неизвестным, нагло посЯгнувший на его честь,
лишил его на всю жизнь покоЯ.
€ хотЯ тот, другой неизвестный, от которого родила в походе
вышивальщица знамен, не имел к хагану никакого отношениЯ, кровь властелина
вскипела.
—еловеку порой так мало надо, чтобы в мгновение ока мир длЯ него
нарушилсЯ, перекосилсЯ и стал бы не таким, как был только что -
целесообразным и цельно воспринимаемым... €менно такой переворот произошел в
душе великого хагана. ‚се вокруг оставалось таким же, каким было до
известиЯ. „а, впереди гарцевали на вороных конЯх знаменосцы с развевающимисЯ
драконовыми знаменами; под его седлом шел, как всегда, иноходец •уба; рЯдом
и позади на отличных скакунах почтительно поспешала свита; вокруг держалась
вернаЯ стража - отрЯды "полутысЯчников"-кезегулов; на всем пространстве,
насколько мог охватить взглЯд, двигались по степи войсковые тумены - разЯщаЯ
мощь, и тысЯчные обозы - их опора. Ђ над головой, над всем этим людским
потоком плыло по небу верное белое облако, то самое, что с первых дней
похода свидетельствовало о покровительстве ‚ерховного Ќеба.
‚се было, казалось, прежним, и однако, нечто в мире сдвинулось,
изменилось, вызываЯ в хагане постепенно нарастающую грозу. ‘тало быть,
кто-то не внЯл его воле, стало быть, кто-то посмел свои необузданные
плотские страсти поставить выше его великой цели, стало быть, кто-то
умышленно пошел против его повелениЯ! Љто-то из его конников больше алкал
женщину в постели, нежели жаждал безупречно служить, неукоснительно
повиноватьсЯ хагану! € какаЯ-то ничтожнаЯ женщина, вышивальщица - разве
после нее некому будет вышивать? - пренебрегаЯ его запретом, решилась
родить, когда все другие обозные женщины закрыли свои чрева от зачатий до
особого его разрешениЯ!..
ќти мысли глухо прорастали в нем, как дикаЯ трава, как дикий лес,
затемнЯЯ злобой свет в глазах, и хотЯ он понимал, что случай в общем-то
ничтожный, что следовало бы не придавать ему особого значениЯ, другой голос,
властный, сильный, все более ожесточенно настаивал, требовал сурового
наказаниЯ, казни ослушников перед всем войском и все больше заглушал и
оттеснЯл иные мысли.
„аже неутомимый иноходец •уба, с которого хаган в тот день не слезал,
почувствовал точно бы дополнительную тЯжесть, все более увеличивающуюсЯ, и
неутомимый иноходец, всегда мчащийсЯ ровно, как стрела, покрылсЯ мыльной
пеной, чего с ним прежде не случалось.
Њолча и грозно продолжал путь —ингисхан. € хотЯ, казалось бы, ничто не
нарушало похода, ничто не мешало движению степной армады на ‡апад,
осуществлению его великих замыслов покорениЯ мира, нечто, однако, произошло:
какой-то незримый, крохотный камешек покатилсЯ с незыблемой горы его
повелений. € это не давало ему покоЯ. Ћн думал об этом в пути, это его
беспокоило, как заноза под ногтем, и, думаЯ все времЯ об одном, он все
больше раздражалсЯ на своих приближенных. Љак они посмели доложить ему
только теперь, когда женщина уже родила, а где они были прежде, куда они
смотрели, разве так трудно было заметить беременную? € тогда разговор был бы
другой - погнали бы ее в три шеи, как собаку блудливую. Ђ теперь как быть?
Љогда ему доложили о случившемсЯ, он резко спросил вызванного длЯ объЯснений
нойона, отвечающего за обозы, - как так могло случитьсЯ, что все это
оставалось незамеченным, пока вышивальщица не родила, пока не был услышан
верными людьми плач новорожденного? Љак могло случитьсЯ такое? Ќа что нойон
невразумительно отвечал, что-де вышивальщица знамен, по имени „огуланг, жила
в отдельной юрте, всегда на отшибе, ни с кем не общалась, ссылаЯсь на
занЯтость, имела свою повозку, при ней состоЯла прислужница, а когда к ней
приходили по делам, то вышивальщица сидела, обернутаЯ ворохом тканей, обычно
шелками вышиваемых знамен. € люди думали, что делает она это просто длЯ
красоты, поскольку любит нарЯжатьсЯ. € потому трудно было разглЯдеть, что
она беременна. Љто отец новорожденного - неизвестно. ‚ышивальщицу еще пока
не допрашивали. Џрислужница же твердит, что ничего не знает. Џойди ищи ветра
в поле...
—ингисхан с досадой думал о том, что эта историЯ недостойна его
высокого вниманиЯ, но поскольку запрет на деторождение установлен им самим и
поскольку каждый из войсковых старшин, боЯсь за свою голову, спешил донести
о случившемсЯ вышестоЯщему, то он, хаган, оказалсЯ заложником собственного
высочайшего повелениЯ. Ћтступить от своего повелениЯ он не мог. € кара была
неминуема...

Ћколо полуночи сотник ќрдене, сославшись на спешные поручениЯ, сказал,
что направлЯетсЯ к тысЯчному, но то был лишь повод выйти из лагерЯ, чтобы
той же ночью бежать вместе со своей возлюбленной. Ћн не знал еще, что хагану
уже все известно, не знал, что бежать ему с „огуланг и ребенком не удастсЯ.
‚едЯ запасного конЯ в поводу, точно охотничью собаку на привЯзи, сотник
ќрдене благополучно обошел лагерЯ и, приближаЯсь к обозу, вблизи которого
обычно располагалась юрта „огуланг, молил Ѓога лишь об одном - чтобы не
напоротьсЯ вдруг на нойонский объездной дозор. Ќойонский дозор - самый
придирчивый и жестокий, если вдруг заметит кого-нибудь из конников
нетрезвым, выпившим случаем молочной водки, никогда не пощадит, заставит
впрЯчьсЯ в повозку вместо конЯ, а возница будет погонЯть кнутом...
Џокинув свою сотню, уходЯ в бега, ќрдене знал, что, если его поймают,
ему грозит высшаЯ кара - удушение кошмой или предание смерти через
повешение. „ругой исход мог быть лишь в случае, если удастсЯ бежать, уйти в
далекие краЯ, в иные страны.
Ќочь в степи и в этот раз стоЯла луннаЯ. Џовсюду располагались лагерЯ,
табуны, повсюду вповалку у тлеющих костров спали воины. ‘реди такого
количества людей и обозов мало кому было дела до того, кто куда
передвигаетсЯ. Ќа это и рассчитывал сотник ќрдене, и ему с „огуланг и сыном
удалось бы бежать, если бы не судьба...
—то случилась беда, он понЯл тотчас же, как приблизилсЯ к табору
мастеровых. ‘оскочив с седла, сотник замер в тени коней, крепко держа их под
уздцы. „а, случилась беда! ‚озле крайней юрты горел большой костер, освещаЯ
округу тревожно полыхающим светом. ‘ десЯток верховых жасаулов, громогласно
переговариваЯсь, топтались возле костра на конЯх. ’е, что спешились, их было
человека три, запрЯгали повозку, ту самую, на которой они с „огуланг
собирались бежать этой ночью. Џотом ќрдене увидел, как жасаулы вывели из
юрты „огуланг с ребенком на руках. Ћна стоЯла в свете костра в своей куньей
шубе, прижимаЯ дитЯ к себе, бледнаЯ, беспомощнаЯ, напуганнаЯ. †асаулы о
чем-то ее спрашивали. „оносились возгласы: "Ћтвечай! Ћтвечай, тебе говорЯт!
Џотаскуха, блудница!" Џотом донессЯ вопль прислужницы Ђлтун. „а, это был ее
голос, безусловно, ее. Ђлтун кричала: "Ћткуда мне знать?! ‡а что вы менЯ
бьете? Ћткуда мне знать, от кого она родила! Ќе в степи, не сейчас же это
случилось! „а, родила она ребенка недавно, сами видите. ’ак что же, разве вы
не можете понЯть, что девЯть месЯцев назад, выходит, случилось все это?! ’ак
откуда мне знать, когда и с кем у нее было. ‡ачем вы менЯ бьете?! Ђ ее зачем
стращаете, до смерти напугали, - она же с новорожденным! ђазве она не
служила вам, не расшивала ваши боевые знамена, с которыми вы идете в поход?
‡а что теперь убиваете, за что?"
ЃеднаЯ Ђлтун, как травинка под копытом, что она могла поделать, когда
сам сотник ќрдене не посмел сунутьсЯ, да и что бы он мог против десЯтка
вооруженных жасаулов?! ђазве что погибнуть, унесЯ с собой одного или двоих?
Ќо что бы это дало? ’ем и берут всегда жасаулы - сворой своей. ’олько и
ждут, чтобы кинутьсЯ всей сворой, чтобы терзать, чтобы кровь лилась!
‘отник ќрдене видел, как жасаулы усадили „огуланг с ребенком на
повозку, туда же бросили прислужницу Ђлтун и повезли их куда-то в ночь.
€ на том все улеглось, все стихло вокруг, стоЯнка опустела. € только
тогда стали слышны в стороне собачий лай, ржание лошадей, какие-то невнЯтные
голоса на привалах.
“ юрты вышивальщицы „огуланг догорал костер. Џоглотив суету, муки
борениЯ людские, бесстрастно глЯдели безмЯтежно сиЯющие, беззвучные звезды
на опустевшее пространство, точно тому, что случилось, и следовало быть...
„вигаЯсь, как во сне, сотник ќрдене нащупал онемевшими вмиг,
похолодевшими руками узду на голове запасного конЯ, стащил ее, не ощущаЯ
собственных усилий, и бросил коню под ноги. ѓлухо брЯкнули удила. ќрдене
услышал свое стесненное дыхание, дышать становилось все тЯжелее. Ќо он еще
нашел в себе силы, чтобы прихлопнуть лошадь по холке. ќта лошадь теперь была
ни к чему, теперь она была свободна, никакой нужды в ней не было, и она
побежала себе рысцой в ближайший ночной табун. Ђ сотник ќрдене бесцельно
побрел по степи, не ведаЯ сам, куда идет, зачем идет. ‡а ним тихо ступал в
поводу его звездолобый Ђкжулдуз - верный и неразлучный боевой конь, на
котором сотник ќрдене ходил в сражениЯ, но на котором так и не удалось
ускакать, угонЯЯ от злой судьбины повозку с любимой женщиной и народившимсЯ
ребенком.
ќрдене шел наугад, как слепой; глаза его были полны слез, стекавших по
мокрой бороде, и ровно струЯщийсЯ лунный свет судорожно колыхалсЯ на его
согбенных, вздрагивающих плечах... Ћн брел, как изгнанный из стаи одинокий
дикий зверь, предоставленный в целом мире самому себе: сможешь жить - живи,
не сможешь - умри. € больше никакого выбора... —то было делать теперь ему,
куда было деватьсЯ? Ќе оставалось ничего, кроме как умереть, убить себЯ
ударом ножа, ударом в грудь, в нестерпимо ноющее сердце, и тем самым унЯть,
прекратить эту сжигающую его боль или же исчезнуть, сгинуть, сбежать,
затерЯтьсЯ где-нибудь навсегда...
‘отник упал на землю и, глухо рыдаЯ, пополз на животе, обдираЯ о камни
ладони и ногти, но землЯ не расступилась, потом он поднЯлсЯ на колени и
нащупал на поЯсе нож...
‚ степи было безмолвно, пустынно и звездно. ‹ишь верный конь Ђкжулдуз
терпеливо стоЯл рЯдом в лунном озарении, всхрапываЯ, в ожидании приказа
хозЯина...

‚ то утро, прежде чем двинутьсЯ в поход, барабанщики, заранее собранные
на холме, ударили сигнал сбора войска. €, ударив, добулбасы уже не стихали,
сотрЯсаЯ округу нарастающим, надсадным гулом тревоги. Ѓарабаны из воловьих
кож рокотали, Ярились, как дикие звери в западне, созываЯ на казнь блудницы,
вышивальщицы знамен, - мало кто знал, что имЯ ее „огуланг, - родившей в
походе ребенка.
€ выстраивались под шаманский гул барабанов конные когорты при всем
оружии, как на параде, полукружьем вокруг холма, сотнЯ за сотней, а по
флангам располагались обозы с поклажей и на них весь подсобный люд, всЯкого
рода походные мастеровые - юртовщики, оружейники, шорники, швеи, мужчины и
женщины, все молодые, все плодоносЯщей поры. ќто всем им в устрашение и
назидание устраивалась показательнаЯ казнь. ‚сЯкий, посмевший нарушить
повеление хагана, будет лишен жизни!
„обулбасы продолжали греметь на холме, холодЯ кровь в жилах, вызываЯ в
душах оцепенение страха, а потому и согласие с тем, чему предстоЯло быть по
воле —ингисхана, и даже одобрение тому.
€ вот под гул несмолкающих добулбасов на холм пронесли в золотом
паланкине самого хагана, учинЯвшего казнь опасной ослушницы, так и не
назвавшей имени того, от кого она родила. Џаланкин опустили на рыжем холме
посреди знамен, купающихсЯ в первых лучах солнца, развеваюшихсЯ на ветру, с
расшитыми шелком огнедышашими драконами. ќто его, хагана, символом был
дракон в могучем прыжке, но он и не подозревал, что вышивальщица,
одухотворившаЯ шитье, имела в виду не его, а другого. ’ого, кто был
драконом, стремительным и бесстрашным в ее объЯтиЯх. € никому вокруг было
невдомек, что за это она теперь и расплачивалась головой.
€ та минута приближалась. Ѓарабаны постепенно сбавлЯли громкость с тем,
чтобы смолкнуть перед казнью, накалЯЯ этим напрЯженную тишину, когда в
страшном ожидании времЯ расплываетсЯ, распадаетсЯ и замирает, и затем снова
оглушительно и Яростно загрохотать, сопровождаЯ процесс пресечениЯ жизни
диким рокотом, завораживаЯ им, вызываЯ в опьЯненном сознании каждого
очевидца экстаз слепой мести, злорадство и тайную радость, что казни через
повешение подвергаетсЯ не он, а кто-то другой.
Ѓарабаны смирЯлись. € все собравшиесЯ были напрЯжены, даже кони под
всадниками замерли. Љаменно-напрЯженным было и лицо самого —ингисхана.
†естко сжатые губы и немигающий холодный взор узких глаз выражали нечто
змеиное.
Ѓарабаны смолкли, когда из ближайшей к месту казни юрты вывели
вышивальщицу знамен „огуланг. „южие жасаулы подхватили ее под руки и втащили
в повозку, запрЯженную парой коней. „огуланг стоЯла в повозке,
поддерживаемаЯ сзади стоЯщим рЯдом сумрачным молодым жасаулом.
‹юди в рЯдах загудели, особенно женщины: вот она, та самаЯ
вышивальщица! Ѓлудница! ЌичейнаЯ жена! •отЯ ведь могла при своей молодости и
красе быть второй или третьей женой какого-нибудь нойона! Ђ был бы он к тому
еще и старец какой - и того лучше. ѓорЯ не знала бы. ’ак нет, завела себе
любовника и родила, бесстыжаЯ! ‚се равно что плюнула в лицо самого хагана! Ђ
теперь пусть расплачиваетсЯ. Џусть ее вздернут на горбу верблюжьем!
„оигралась, красотка! ќтот безжалостный суд молвы был продолжением злобного
гула добулбасов, длЯ того и гремели барабаны из воловьих кож так настойчиво
и оглушительно, чтобы ошеломить, возбудить ненависть к тому, кого
возненавидел сам хаган.
- Ђ вот и прислужница с ребенком! ѓлЯдите! - вскричали, злорадствуЯ,
обозные женщины. ’о действительно была прислужница Ђлтун. Ћна несла
новорожденного, завернутого в трЯпье. ‚ сопровождении громилы-жасаула,
боЯзливо оглЯдываЯсь, всЯ съежившись, Ђлтун шла у повозки, как бы
подтверждаЯ своей ношей преступность вышивальщицы, приговоренной к смерти.
’ак их вели длЯ устрашающего обозрениЯ перед казнью. „огуланг понимала,
что теперь иного исхода быть не могло: никакого прощениЯ, никакого
помилованиЯ.
‚ юрте, откуда их выволокли на позор, она успела покормить ребенка
грудью в последний раз. Ќичего не ведаЯ, несчастное дитЯ усердно чмокало,
пребываЯ в дремотном легком сне под вкрадчиво стихающие звуки барабанов.
Џрислужница Ђлтун была рЯдом. ‘давленно плача, удерживаЯсь от громких
рыданий, она то и дело зажимала себе рот ладонью. € в те минуты им удалось
переброситьсЯ несколькими словами.
- ѓде он? - тихо шепнула „огуланг, торопливо перекладываЯ ребенка от
одной груди к другой, хотЯ понимала, что Ђлтун не могла знать того, чего не
знала она сама.
- Ќе знаю, - ответила та в слезах. - „умаю, далеко.
- ’олько бы! ’олько бы! - взмолилась „огуланг. Џрислужница горько
покивала в ответ. Ћбе они думали об одном - только бы удалось сотнику ќрдене
скрытьсЯ, ускакать подальше, исчезнуть с глаз долой.
‡а юртой послышались шаги, голоса:
- Ќу, тащи их! ‚олоки!
‚ышивальщица в последний раз прижала ребенка, горестно вдохнула его
сладковатый запах и дрожащими руками передала его прислужнице:
- Џока проживет, присмотри...
- Ќе думай об этом! - Ђлтун захлебнулась от комка слез и больше уже не
могла сдерживатьсЯ. ‡арыдала громко и отчаЯнно.
€ тут жасаулы поволокли их наружу.
‘олнце уже поднЯлось над степью, зависнув над горизонтом. ‘о всех
сторон за скоплением войск и обозов, готовых двинутьсЯ в поход после казни
вышивальщицы, простирались сарозеки - великие степные равнины. Ќа одном из
холмов сиЯл золотистый паланкин хагана. ‚ыходЯ из юрты, „огуланг успела
увидеть краем глаза этот паланкин, в котором сидел сам хаган - недоступный,
как Ѓог, а вокруг паланкина развевались на степном ветерке расшитые ее же
руками знамена с огнедышащими драконами.
—ингисхану, восседавшему под балдахином, все было хорошо видно с того
холма - и степь, и войско, и обозный люд, а в вышине, как всегда, плыла над
его головой вернаЯ белаЯ тучка. Љазнь вышивальщицы задерживала в то утро
поход. Ќо следовало сделать одно, чтобы продолжить другое. ЏредстоЯщаЯ казнь
была не первой и не последней казнью в его присутствии - самые различные
случаи ослушаниЯ карались именно таким способом, и всЯкий раз хаган
убеждалсЯ, что прилюднаЯ казнь необходима длЯ повиновениЯ народа единому,
верховным лицом установленному порЯдку, поскольку и страх, и низменнаЯ
радость, что насильственнаЯ смерть постигла не тебЯ, заставлЯет людей
воспринимать страшную кару как должную меру наказаниЯ и потому не только
оправдывать, но и одобрЯть действиЯ власти.
€ в этот раз, когда вышивальщицу вывели из юрты и заставили ее взойти
на повозку длЯ позорного объезда, люди, как рой, загудели, задвигались. Ќа
лице же —ингисхана не дрогнул ни один мускул. Ћн сидел под балдахином в
окружении развевающихсЯ знамен и застывших у древков, словно каменные
истуканы, кезегулов. ЋбъЯвленнаЯ казнь на то и была рассчитана - всЯкий да
будет знать - даже малейшаЯ помеха на пути великого похода на ‡апад
недопустима. ‚ душе хаган понимал, что мог бы не прибегать к столь жестокой
расправе над молодой женщиной, матерью, мог бы помиловать ее, но не видел в
том резона - всЯкое великодушие всегда оборачиваетсЯ худо - власть слабеет,
люди наглеют. Ќет, он ни в чем не раскаивалсЯ, единственное, чем он был
недоволен, - что так и не удалось выЯвить, кто же был возлюбленным этой
вышивальщицы.
Ђ она, приговореннаЯ к смерти через повешение, уже следовала на повозке
перед строем войска и обозов, в разодранном на груди платье, с растрепанными
волосами - черные густые космы, сиЯющие угольным блеском на утреннем солнце,
скрывали ее бескровное, бледное лицо. „огуланг, однако, не склонила головы,
смотрела вокруг опустошенным, скорбным взглЯдом, - теперь ей нечего было
утаивать от других. „а, вот она, возлюбившаЯ мужчину больше жизни своей, вот
ее запретное дитЯ, рожденное от этой любви!
Ќо людЯм хотелось знать, и они кричали:
- Љобыла, а где же твой жеребец? Љто он?
€ самовозбуждаЯсь и ожесточаЯсь от неосознанного чувства вины, толпа
возопила, чтобы побыстрее освободить себЯ от низменного греха:
- Џовесить суку! Џовесить сейчас же! —его тут ждать?
“строители казни, должно быть, на то и рассчитывали, что
неистовствующаЯ толпа сможет сломить дух вышивальщицы. Ћт ханского окружениЯ
отделилсЯ верховой, один из нойонов, зычноголосый, бравый воЯка, готовый
ради хагана и на это дело. Ћн подскакал к скорбной процессии - повозке с
обреченной вышивальщицей и идущей рЯдом прислужнице с ребенком на руках.
- Ђ ну, стойте, - остановил он их и, обращаЯсь к конным рЯдам, громко
выкрикнул: - ‘лушайте все! ќта бесстыжаЯ тварь должна указать, от кого она
родила! ‘ кем она путалась! Ђ теперь скажи, есть ли среди этих мужчин отец
твоего ребенка?
„огуланг отвечала, что нет. Ќастороженный гул прокатилсЯ по рЯдам.
Џовозка двигалась от сотни к сотне, а сотники перекликались:
- “ менЯ не оказалось! Њожет, ловкач тот в твоей сотне?
’ем временем зычноголосый снова и снова требовал от вышивальщицы, чтобы
она указала на того, кто был отцом новорожденного. ‚от снова повозку
остановили перед отрЯдом конников, и снова вопрос:
- “кажи, блудница, от кого ты родила?
€менно в этом строю, в голове отрЯда находилсЯ сотник ќрдене на своем
звездолобом коне Ђкжулдузе. ‚зглЯды „огуланг и ќрдене встретились. ‚ общем
гаме и суете никто не обратил вниманиЯ, как трудно отводили они глаза друг
от друга, как вздрогнула „огуланг, откидываЯ со лба разметавшиесЯ волосы,
как на мгновение вспыхнуло ее лицо и тут же угасло. € только сам ќрдене мог
представить себе, чего стоила „огуланг эта молниеноснаЯ встреча глазами -
какой радостью и какой болью обернулось длЯ нее это мгновение. Ќа вопрос
зычноголосого нойона опомнившаЯсЯ „огуланг, взЯв себЯ в руки, снова твердо
ответила:
- Ќет, нет здесь отца моего ребенка!
€ опЯть никто не обратил внимание на то, что сотник ќрдене уронил
голову, но тут же усилием воли заставил себЯ принЯть невозмутимый вид.
Ђ палачи были уже наготове. ’рое в черных балахонах с закатанными
рукавами вывели на середину двугорбого верблюда, настолько громадного, что
всадник в седле головой доставал лишь до середины верблюжьего брюха. ‡а
отсутствием леса в открытых степных пространствах кочевники издавна
прибегали к такому способу казни - осужденных вешали на верблюжьем межгорбии
- попарно на одной веревке или с противовесом, которым служил мешок с
песком. ’акой противовес был уже приготовлен длЯ вышивальщицы „огуланг.
Ћкриками и ударами палкой палачи заставили зло орущего верблюда
опуститьсЯ и лечь на землю, подобрав под себЯ длинные мосластые ноги.
‚иселица была готова.
Ѓарабаны ожили, слегка рокоча, чтобы в нужный момент загрохотать,
оглушаЯ и вздымаЯ души.
€ тогда зычноголосый нойон снова обратилсЯ к вышивальщице, должно быть,
уже на потеху:
- ‘прашиваю тебЯ в последний раз. ’ебе, глупаЯ потаскуха, все равно
погибать, и выродку твоему не жить! Љак тебЯ понимать все-таки, неужто ты не
знаешь, от кого понесла? Њожет, поднатужишьсЯ, припомнишь?
- Ќе помню, от кого. ќто было давно и далеко отсюда, - отвечала
вышивальщица.
Ќад степью прокатилсЯ грубый утробный мужской хохот и злорадный женский
визг.
Ќойон же не унималсЯ с вопросами:
- ’ак выходит, как понимать, - на базаре где приспособилась, что ли?
- „а, на базаре! - вызывающе ответила „огуланг.
- ’орговец или скиталец? Ђ может быть, вор базарный?
- Ќе знаю, торговец, или скиталец, или вор базарный, - повторила
„огуланг.
€ опЯть взрыв хохота и визг.
- Ђ какаЯ ей разница, что торговец, что скиталец или вор - самое
главное на базаре этим делом занЯтьсЯ!
€ тут неожиданно в рЯдах воинов раздалсЯ чей-то голос. Љто-то сильно и
громко крикнул:
- ќто Я - отец ребенка! „а, это Я, если хотите знать!
€ все разом стихли, все разом оцепенели - кто же это? Љто это
откликнулсЯ на зов смерти в последнюю минуту, навсегда уносившую с собой не
выданную вышивальщицей тайну?
€ все поразились: пришпориваЯ своего звездолобого конЯ, из рЯдов выехал
вперед сотник ќрдене. €, удерживаЯ Ђкжулдуза на месте, снова повторил
громко, оборачиваЯсь на стременах к толпе:
- „а, это Я! ќто мой сын! €мЯ моего сына - Љунан! Њать моего сына зовут
„огуланг! Ђ Я сотник ќрдене!
‘ этими словами на виду у всех он соскочил с конЯ, хлопнул Ђкжулдуза
наотмашь по шее, - тот отпрЯнул, а сам сотник, сбрасываЯ на ходу с себЯ
оружие и доспехи, отшвыриваЯ их в стороны, направилсЯ к вышивальщице,
которую уже держали за руки палачи. Ћн шел при полном молчании вокруг, и все
видели человека, свободно шедшего на смерть. „ойдЯ до своей возлюбленной,
приготовленной к казни, сотник ќрдене упал перед ней на колени и обнЯл ее, а
она положила руки на его голову, и они замерли, вновь соединившись перед
лицом смерти.
‚ ту же минуту ударили добулбасы, ударили разом и загрохотали, надсадно
ревЯ, как стадо всполошившихсЯ быков. Ѓарабаны взревели, требуЯ общего
повиновениЯ и общего экстаза страстей. € все разом опомнились, все вернулось
на круги своЯ, раздались команды - всем быть готовыми к движению, к походу.
€ возглашали барабаны: всем быть, как все, всем исполнЯть свой долг! Ђ
палачи немедленно приступили к делу. Ќа помощь палачам бросились еще трое
жасаулов. Ћни повалили сотника на землю, быстро свЯзали ему руки за спиной,
то же самое проделали и с вышивальщицей и подтащили их к лежащему верблюду;
быстро накинули общую веревку - одну удавку на сотника, другую, через
межгорбие верблюда, - на шею вышивальщицы и в страшной спешке, под
несмолкаемый грохот барабанов, стали поднимать верблюда на ноги. †ивотное,
не желаЯ подниматьсЯ, сопротивлЯлось. ‚ерблюд орал, огрызалсЯ, злобно лЯзгаЯ
зубами. Ћднако под ударами палок ему пришлось встать во весь свой огромный
рост. € с боков двугорбого верблюда повисли в одной свЯзке, в смертельных
конвульсиЯх, те двое, которые любили друг друга поистине до гроба.
‚ барабанной суматохе не все заметили, как паланкин хагана понесли с
холма. •аган покидал место казни, с него было довольно; наказание достигло
цели, более того, превзошло ожиданиЯ - ведь обнаружилсЯ-таки тот
неизвестный, обладавший вышивальщицей, что постельные утехи ставил превыше
всего, им оказалсЯ сотник, один из сотников, обнаружилсЯ-таки на глазах у
всех и понес заслуженную кару, быть может, в отместку за того, давнего
неизвестного, так и оставшегосЯ неизвестным, в объЯтиЯх которого побывала в
свое времЯ его Ѓортэ, родившаЯ первенца, всю жизнь в глубине души не
любимого хаганом...
Ђ барабаны гудели, рокотали Яростно и надсадно, сопровождаЯ гулом своим
проход верблюда с повешенными телами любовников, разделивших на двоих одну
веревку, перекинутую через верблюжье межгорбье. ‘отник и вышивальщица
бездыханно болтались по бокам вьючного животного, - то было жертвоприношение
к кровавому пьедесталу будущего владыки мира.
„обулбасы не смолкали, леденЯ душу, держа всех в оглушении и
оцепенении, и каждый в тот день мог видеть собственными глазами то, что
могло случитьсЯ и с ним, поступи он вопреки воде хана, неуклонно идущего к
своей цели...
Џалачи-жасаулы прошествовали со своим верблюдом - передвижной виселицей
- мимо войска и обозов и, пока они погребали тела умерщвленных в заранее
вырытой Яме, добулбасы не умолкали, барабанщики работали в поте лица.
‚ойско тем временем выступило в путь, и снова степнаЯ армада —ингисхана
двинулась на запад. Џолчища конницы, обозы, стада, гонимые длЯ прикорма,
оружейные и прочие подсобные мастерские на колесах, все, кто шел в походе,
все до едина, поспешно снимались, поспешно покидали то проклЯтое место в
сарозекской степи, все уходили не мешкаЯ, и осталась на покинутом месте лишь
одна неприкаЯннаЯ душа, не знавшаЯ куда себЯ деть и не посмевшаЯ напомнить о
себе, - прислужница Ђлтун с ребенком на руках. Ћ ней вдруг все забыли, от
нее уходили, словно бы стыдЯсь того, что она еще существует, все делали вид,
что ее не видЯт, все бежали, как с пожара, всем было не до нее.
‚скоре все смолкло вокруг, никаких добулбасов, никаких возглашений,
никаких знамен... ‹ишь вмЯтины от копыт, унавоженный путь, указывающий
направление похода, - исчезающий след в сарозекской степи...
ЏокинутаЯ всеми, в оглушительном одиночестве, прислужница Ђлтун
бродила, подбираЯ у вчерашних очагов остатки подгорелой и брошенной пищи,
складываЯ про запас полуобглоданные кости в сумку, и среди прочего
наткнулась на оставленную кем-то овчину, взвалила ту шкуру себе на плечи,
чтобы постелить ее на ночь под себЯ и ребенка, матерью которого она
оказалась поневоле...
Џоистине Ђлтун не знала, что ей делать, куда путь держать, как быть
дальше, где искать приюта, как прокормить младенца. Џока светило солнце, она
еще могла надеЯтьсЯ на какое-то чудо: а вдруг да улыбнетсЯ счастье, вдруг да
встретитсЯ жилище - затерЯвшаЯсЯ в степи пастушьЯ юрта. ’ак думалось ей, так
пыталась она обнадежить себЯ, рабынЯ, получившаЯ нечаЯнно и свободу, и ту
ношу судьбы, о которой она страшилась думать. ‚едь новорожденный вскоре
проголодаетсЯ, потребует молока и помрет у нее на глазах от голода. ќтого
она страшилась. € была бессильна что-либо предпринЯть.
…динственное и маловероЯтное, на что могла рассчитывать Ђлтун, - это
обнаружить в степи людей, если таковые существовали в этих пустынных краЯх,
и, если окажетсЯ среди них кормЯщаЯ мать, поднести ей ребенка, а себЯ
предложить в добровольное рабство. †енщина бродила неприкаЯнно по стопи, шла
наугад то на восток то на запад, то снова на восток... Ћна шла с ребенком па
руках без отдыха. „ень приближалсЯ к полудню, когда дитЯ стало все больше
ерзать, хныкать, плакать, просить грудь... †енщина перепеленала младенца и
пошла дальше, убаюкиваЯ его на ходу. Ќо вскоре ребенок заплакал сильнее и
уже не утихал, плакал до синевы, и тогда Ђлтун остановилась и закричала в
отчаЯнии:
- Џомогите! Џомогите! —то же мне делать?
Ќа всем необозримом степном пространстве не было ни дымка, ни огонька.
Ѓезлюдно простиралась вокруг степь, глазу не на чем остановитьсЯ...
ЃескрайнЯЯ степь да бескрайние небеса, лишь маленькое белое облачко тихо
кружило над головой...
ђебенок корчилсЯ в плаче. Ђлтун взмолилась и запричитала:
- Ќу, что же ты хочешь от менЯ, несчастный?! ‚едь тебе от роду седьмой
день! Ќа свое несчастье поЯвилсЯ ты на этот свет... —ем же мне накормить
тебЯ, сиротиночка? Ќе видишь - вокруг ни души! ’олько мы с тобой в целом
мире, только мы с тобой, горемычные, и только белаЯ тучка в небе, даже птица
не летит, только белаЯ тучка кружит... Људа же мы с тобой пойдем? —ем мне
кормить тебЯ? Џокинуты мы, брошены, а отец и мать твои повешены и закопаны,
и куда идут люди войной, и зачем сила на силу прет со знаменами да
барабанами, и чего ищут люди, обездолив тебЯ, новорожденного?!
Ђлтун снова побежала по степи, крепко прижимаЯ к себе плачущее дитЯ,
побежала, чтобы только не стоЯть, не бездействовать, не разрыватьсЯ живьем
от горЯ... Ђ младенец не понимал, захлебывалсЯ в плаче, требуЯ своего,
требуЯ теплого материнского молока. ‚ отчаЯнии Ђлтун присела на камень, со
слезами и гневом рванула ворот своего платьЯ и сунула ему грудку свою, уже
немолодую, никогда не знавшую ребенка:
- Ќу, на, на! “бедись! Ѓыло бы чем кормить, неужто Я не дала бы тебе
молока пососать, сиротиночке несчастной! Ќа, убедись! Њожет, поверишь и
перестанешь терзать менЯ! •отЯ что Я говорю! Љому Я говорю! —то моЯ пустышка
тебе, что мои слова! Ћ, Ќебо, какое же наказание ты уготовило мне!
ђебенок сразу примолк, завладев грудью, и, приноравливаЯсь всем
существом своим к ожидаемой благодати, зачмокал, заработал деснами, то
открываЯ, то закрываЯ при этом заблестевшие радостно глазки.
- Ќу и что? - беззлобно и устало укорЯла женщина сосунка. - “бедилсЯ?
“бедилсЯ, что попусту сосешь? „а ты ведь сейчас зайдешьсЯ плачем пуще
прежнего, и что мне тогда с тобой делать в этой проклЯтой степи? ‘кажешь -
обман, да разве бы стала Я тебЯ обманывать? ‚сю жизнь в рабынЯх хожу, но
никогда никого не обманывала, мать еще в детстве говорила, у нас, в роду
моем, в Љитае никто никого не обманывал. Ќу, ну, потешьсЯ малость, сейчас ты
узнаешь горькую истину...
’ак приговаривала прислужница Ђлтун, готовЯ себЯ к неизбежной участи,
но - странно ей было, что сосунок, кажетсЯ, не собиралсЯ отказыватьсЯ от
пустой груди, а наоборот, блаженство светилось на его крохотном личике...
Ђлтун осторожно вынула из уст младенца сосок и тихо вскрикнула, когда
вдруг брызнула из него струйка белого молока. ЏораженнаЯ, она снова дала
грудь ребенку, потом снова отнЯла сосок и опЯть увидела молоко. “ нее
поЯвилось молоко! ’еперь она Явственно почувствовала прилив некой силы во
всем своем теле.
- Ћ, Ѓоже! - невольно воскликнула прислужница Ђлтун. - “ менЯ молоко!
ЌастоЯщее молоко! ’ы слышишь, маленький мой, Я буду твоей матерью! ’ы не
погибнешь теперь! Ќебо услышало нас, ты мое выстраданное дитЯ! €мЯ твое
Љунан, так назвали тебЯ родители, твои отец с матерью, полюбившие друг
друга, чтобы Явить тебЯ на свет и погибнуть из-за этого! Џоблагодари, дитЯ,
того, кто Явил нам это чудо - молоко мое длЯ тебЯ...
ЏотрЯсеннаЯ происшедшим, Ђлтун умолкла, жарко стало, пот выступил на
челе. ЋзираЯсь вокруг в том бескрайнем пространстве, не заметила, не увидела
она ничего, ни единой души, ни единой твари, только солнце светило, и
кружила над головой одинокаЯ белаЯ тучка.
ЌасыщаЯсь и наслаждаЯсь молоком, младенец засыпал, тельце его
расслаблЯлось, доверительно покоЯсь на полусогнутой руке, дыхание
становилось ровным, а женщина, позабыв обо всем, что было пережито,
преодолеваЯ все еще гудЯщий в ушах беспощадный бой добулбасов, отдалась
неведомым ранее сладостным ощущениЯм кормЯщей матери, открываЯ в том длЯ
себЯ некое благодатное единство земли, неба, молока...
Ђ тем временем поход продолжалсЯ... ‚се дальше на запад катилась
заданным ходом великаЯ степнаЯ армада завоевателЯ мира. ‚ойска, обозы,
гурты...
‚ сопровождении стражи и свиты, за знаменосцами с развевающимисЯ
знаменами, на которых Яростные драконы, расшитые шелками, изрыгали пламЯ,
двигалсЯ —ингисхан на своем неизменном и неутомимом иноходце поразительной,
как сама судьба, масти - с белой гривой и черным хвостом.
‡емлЯ уплывала назад, гудЯ под литыми копытами иноходца, землЯ убегала
назад, но не убавлЯлась, а все прирастала, постоЯнно простираЯсь до вечно
недостижимого горизонта все новыми и новыми пространствами. € не было тому
конца и краЯ. € будучи песчинкой по сравнению с бескрайностью и величием
земли, хаган жаждал обладать всем, что было обозримо и необозримо,
достигнуть признаниЯ его Џовелителем —етырех ‘торон ‘вета. Џотому и шел
завоевывать, и вел войско в поход...
•аган был суров и молчалив, как, впрочем, и положено быть тому. Ќо
никто не предполагал, что творилось у него на душе. Ќикто ничего не понЯл и
тогда, когда вдруг случилось совершенно неожиданное, - когда хаган вдруг
круто повернул конЯ, повернул вспЯть, так круто, что поспешавшие следом чуть
было не столкнулись с ним и едва успели принЯть в стороны. ’ревожно и тщетно
обозревал хаган небеса, прислонив дрожащую ладонь к глазам, нет, не
задержалось, не отстало в пути белое облачко, не было его ни впереди, ни
позади. ’ак неожиданно исчезло оно, неизменно сопровождавшее его белое
облачко. Ѓольше оно не поЯвилось ни в тот день, ни на второй, ни на десЯтый.
Ћблачко покинуло хагана.
„ойдЯ до €тилЯ, —ингисхан понЯл, что Ќебо отвернулось от него. „альше
он не пошел. Ћтправил завоевывать …вропу сыновей и внуков, сам же вернулсЯ
назад в Ћрдос, чтобы здесь умереть и быть похороненным неизвестно где."

* * *
Џоезда в этих краЯх шли с запада на восток и с востока на запад...
‚ середине февралЯ 1953 года среди пассажирских поездов, шедших через
сарозекские степи с востока на запад, следовал поезд с дополнительным
спецвагоном в голове состава. Ѓезномерной вагон этот, прицепленный сразу за
багажным, внешне ничем особо не отличалсЯ от остальных, но только внешне, -
одна часть спецвагона была почтовым отделением, другаЯ же его половина,
наглухо отделеннаЯ от почтового блока, служила путевым следственным
изолЯтором длЯ лиц, представлЯвших особый интерес длЯ органов
госбезопасности. ’аким лицом благодарЯ задуманному старшим следователем
одного из оперативных отделов госбезопасности Љазахстана ’ансыкбаевым делу
оказалсЯ в этот раз Ђбуталип Љуттыбаев. ќто его везли в том арестантском
отсеке в сопровождении самого ’ансыкбаева и усиленной охраны. ‚езли длЯ
очных ставок в другие города.
’ансыкбаев оказалсЯ неутомим в достижении поставленной цели - допросы
продолжались и в пути. ‡адача ’ансыкбаева заключалась в том, чтобы шаг за
шагом выЯвить подрывную сеть, созданную вражескими спецслужбами из лиц,
бежавших при загадочных обстоЯтельствах из немецкого плена, оказавшихсЯ в
ћгославии и вошедших там в прЯмые контакты не только с будущими югославскими
ревизионистами, но и с английской разведкой. Ќеобходимо было разоблачить
завербованных и затаившихсЯ до срока врагов ‘оветской власти путем
неустанных допросов, сличениЯ показаний, прЯмых и косвенных улик и, главное,
через торжество королевы следствиЯ - полное признание обвинЯемыми их вины и
раскаЯние в содеЯнном.
Ќачало тому было уже положено - в процессе допросов Ђбуталип Љуттыбаев
припомнил около десЯтка имен бывших военнопленных, воевавших в ћгославии;
большинство из них при проверке оказались живыми и здоровыми, проживающими в
разных концах страны. ќти люди уже были арестованы и, в свою очередь, на
допросах назвали еще много имен, значительно пополнив тем самым список
югославских предателей. Ћдним словом, дело обрастало живой плотью и, с
благословениЯ высшестоЯщего начальства, придерживавшегосЯ мнениЯ, что
профилактика в выЯвлении вражеских элементов никогда не вредна, вступало во
вполне серьезную фазу. ‚ случае успеха на фоне разгоравшегосЯ международного
конфликта с югославской компартией, преданиЯ ’ито идеологической анафеме
самим ‘талиным оно могло оказатьсЯ весьма выигрышным и обещало "большой
урожай" не только зачинателю процесса ’ансыкбаеву, но и многим его коллегам
из других городов, проЯвлЯвшим чрезвычайную заинтересованность по той же
причине - всем им хотелось, пользуЯсь ситуацией, выдвинутьсЯ. Ћтсюда шла
согласованность действий. ‚о всЯком случае, в таких областных городах, как
—калов (бывший Ћренбург), Љуйбышев, ‘аратов, куда везли Ђбуталипа Љуттыбаева
на очные ставки и перекрестные допросы, приезда ’ансыкбаева ожидали с
нетерпением.
’ансыкбаев не терЯл времени, он любил темпы, напор в работе. Ћт него не
ускользнуло, как подействовал на подследственного выезд из места заключениЯ,
с какой болью и тоской вглЯдывалсЯ тот сквозь решетку в проносЯщиесЯ за
окном пристанционные поселки. ’ансыкбаев понимал, что происходило у
Љуттыбаева на душе, и пыталсЯ внушить ему, насколько возможно, доверительным
тоном, что он, следователь-де, нисколько не желает ему зла, потому как
предполагает, что не так уж велика вина самого Љуттыбаева, что-де Ясно,
конечно, что не он, Ђбуталип Љуттыбаев, резидент, руководитель агентурной
сети, зарезервированной спецслужбами на случай чрезвычайной ситуации в
стране, и если Љуттыбаев поможет следствию обнаружить главарЯ-резидента и,
главное, раскрыть, железно доказать это на очной ставке, то свою участь он
этим может облегчить. Ћчень даже. ‘мотришь, лет через пЯть - семь вернетсЯ к
семье, к детЯм. ‚ любом случае, если он поможет объективному ведению
следствиЯ, высшей меры наказаниЯ - расстрела - он избежит, и наоборот, чем
больше он будет упорствовать, запутывать дело, скрывать от карательных
органов истину, тем хуже длЯ него, тем больше несчастьЯ причинит он своей
семье. Њожет случитьсЯ, на закрытом суде выйдет и вышка...
…ще один козырной ход ’ансыкбаева заключалсЯ в том, что он внушал
подследственному: если тот пойдет на сотрудничество, то его записи
сарозекских преданий, особенно "‹егенда о манкурте" и "‘арозекскаЯ казнь",
не будут приобщены к делу, и наоборот, если Ђбуталип этого не сделает,
’ансыкбаев предложит суду рассмотреть записанные им тексты как
завуалированную под старину националистическую пропаганду. "‹егенда о
манкурте" - вредный призыв к возрождению ненужного и забытого Языка предков,
к сопротивлению ассимилЯции наций, а "‘арозекскаЯ казнь" - осуждение сильной
верховной власти, подрыв идеи главенства интересов государства над
интересами личности, сочувствие гнилому буржуазному индивидуализму,
осуждение общей линии коллективизации, т. е. подчинениЯ коллектива единой
цели, отсюда недалеко и до негативного восприЯтиЯ социализма. Ђ, как
известно, любое нарушение социалистических принципов и интересов сурово
караетсЯ... Ќедаром тем, кто без санкции подобрал с полЯ общественный
колосок, дают десЯть лет лагерей. —то уж говорить о собирателе
идеологических "колосков"! ‘ такой подачи суд может рассмотреть
дополнительные обвинениЯ по дополнительной статье. „лЯ большей
убедительности ’ансыкбаев несколько раз зачитывал вслух свои четкие
умозаключениЯ по поводу сарозекских текстов, не случайно ЯвившихсЯ, как
всЯкий раз он подчеркивал, первым сигналом к аресту Љуттыбаева и заведению
дела...
Џоезд шел уже вторые сутки. € чем ближе к сарозекам, тем больше
волновалсЯ Ђбуталип, вглЯдываЯсь через зарешеченное окно в наплывающие
просторы. ‚ свободные от допросов часы, после тЯгостных увещеваний и
Яростных угроз, он мог остатьсЯ наедине с собой, закрытый в своем
арестантском купе, обитом листовым железом. ќто тоже была тюрьма, как и
алма-атинский полуподвал, здесь тоже окно было зарешечено, не менее крепко,
чем там, здесь тоже в глазок присматривало жесткое око надзирателЯ, но все
же это было движением в пути, переменой мест, и, наконец, здесь он был
избавлен от дикого, круглосуточно слепЯщего света с потолка, и самое главное
- теплилась, то возгораЯсь, то угасаЯ, неутихающаЯ, саднЯщаЯ душу надежда -
увидеть хотЯ бы мельком детей, жену на полустанке Ѓоранлы-Ѓуранный. ‚едь за
все это времЯ ни одного письма, ни одной весточки им не смог он отправить, и
от них не получил ни единой строчки.
ќтими надеждами и тревогами полна была душа Ђбуталипа с тех пор, как
привезли его в крытой тюремной машине на станцию отправлениЯ под Ђлма-Ђтой и
водворили в спецвагон, в купе под стражу. € как только понЯл он по ходу
движениЯ, что поезд идет в сарозекском направлении, так с новой силой
застонала, запричитала душа его - увидеть хотЯ бы краешком глаза, хотЯ бы на
мгновение детишек, ‡арипу, и тогда будь что будет, только бы глЯнуть, узреть
мимолетно...
€стосковалсЯ он до такой степени, что ни о чем другом теперь и думать
не мог, только молил Ѓога, чтобы проезд через Ѓоранлы-Ѓуранный пришелсЯ на
дневное времЯ, чтобы только не ночью, только бы не во тьме, и чтобы поезд
через полустанок прошел непременно тогда, когда ‡арипа и дети оказались бы
на виду, а не в стенах барака.
‚от и все, что он просил у судьбы. € мало, и много. Ќо если подумать,
то, в самом деле, что стоило случаю волей своей распорЯдитьсЯ так, а не
иначе, - почему бы детЯм и ‡арипе не оказатьсЯ в тот час во дворе, пусть бы
детишки играли в свои игры, а ‡арипа как раз развешивала бы белье на веревке
и оглЯнулась бы между делом на проходЯщий поезд, и дети тоже вдруг замерли
бы на месте, заглЯделись бы на мелькающие окна вагонов. Ђ вдруг случилось бы
такое, что редко, но случалось, - поезд бы взЯл да остановилсЯ на разъезде
на несколько минут! € тут душа Ђбуталипа разрывалась: и хотела, чтобы
счастье такое вдруг приключилось, но лучше бы не надо, - нет, не выдержал бы
он такого страшного испытаниЯ, умер бы, да и детишек жалко - каково-то бы им
пришлось, если б увидели отца в зарешеченном окне, как зашлись бы они в
реве... Ќет, нет, лучше не видетьсЯ...
€ чтобы укрепить себЯ, чтобы убедить, заговорить судьбу смилостивитьсЯ,
чтобы исполнились загаданные желаниЯ, он то и дело принималсЯ просчитывать и
прикидывать, ориентируЯсь по железнодорожным приметам, станциЯм в пути,
различные варианты продвижениЯ поезда - важно было установить, в какое времЯ
суток должны были они миновать сарозекский разъезд Ѓоранлы-Ѓуранный. Ћднако
сомнениЯ и тревоги не покидали его и тогда, когда расчеты получались
благоприЯтными, ведь поезд мог задержатьсЯ, выйти из графика, опоздать, что
нередко случалось зимой при больших снегопадах. ‘амым обидным было бы, если
бы поезд проскочил полустанок ночью, когда ‡арипа с детишками будут спать,
не подозреваЯ, что отец едет мимо в каких-нибудь десЯтках метров от дома.
‚ероЯтность этого нельзЯ было исключить, и тем больше страдал Ђбуталип,
сознаваЯ свою полную беспомощность и полную зависимость от случаЯ.
€ еще очень опасалсЯ Ђбуталип и молил Ѓога избавить его от этой напасти
- как бы кречетоглазый следователь ’ансыкбаев не учинил ему очередной допрос
именно в тот час, когда они будут проезжать боранлинский разъезд.
‘колько препЯтствий и опасностей злейшим образом противостоЯли чистому
желанию человека всего лишь мельком увидеть своих родных - такова была цена
лишениЯ свободы, и лишь одно радовало и вселЯло надежду, что ему повезет, -
окно в камере оказалось справа по движению, именно на той стороне, на
которой располагалсЯ пристанционный барак на разъезде Ѓоранлы-Ѓуранный.
‚се эти мысли, страхи, сомнениЯ, втЯгиваЯ Ђбуталипа в омут переживаний,
отвлекли его от собственной участи, он, всецело погрузившись в напрЯженное
ожидание, уже не думал о себе, не желал вникать в суть происходЯщего, не
отдавал себе отчета в том, чем грозили ему чудовищные обвинениЯ, выдвигаемые
против него, навЯзываемые ему систематически требующим признаниЯ
следователем ’ансыкбаевым, фанатично и цинично добивавшимсЯ поставленной
цели - раскрыть сфабрикованную им же самим, Якобы существующую в резерве еще
с военных лет вражескую агентурную сеть, раскрыть, чтобы, ликвидировав,
защитить государственную безопасность.
Ќе подконтрольный ни Ѓогу, ни сатане, ’ансыкбаев все рассчитал и
предопределил, как Ѓог и сатана, оставалось только действовать. ‘ тем он и
ехал, с тем он и вез в арестантском купе Ђбуталипа Љуттыбаева на очные
ставки, чтобы поставить последние точки над "i".
Ђбуталип же молил Ѓога лишь об одном - чтобы ничто не помешало ему
увидеть в окно вагона хотЯ бы на миг мальчишек своих ќрмеке и „аула, увидеть
‡арипу, напоследок, навсегда. Ѓольшего он от жизни уже не просил, понимал
подспудно и горько, что так написано ему на роду! —то это будет последним
мгновением счастьЯ, что отныне он никогда не вернетсЯ к семье, ибо то, что
инкриминировалось ему ’ансыкбаевым, перед которым он был абсолютно
беззащитен и бесправен и, стало быть, столь же беззащитен и бесправен перед
лицом всемогущей власти, не могло предвещать ничего иного, кроме погибели,
чуть раньше или чуть позже, но погибели в лагерЯх. Ђбуталип приходил к
неизбежному выводу: он обреченнаЯ жертва в руках ’ансыкбаева. ‚ свою
очередь, ’ансыкбаев был винтиком в абсурдной, но постоЯнно
самозатачивающейсЯ карательной системе, направленной на неустанную борьбу с
врагами, помышлЯющими остановить мировое движение социализма,
препЯтствующими торжеству коммунизма на земле.
ќта магическаЯ формулировка, однажды обращеннаЯ к кому бы то ни было
как обвинение, не могла иметь обратного хода. Ћна могла быть исчерпана
только тем или иным наказанием: расстрелом, лишением свободы на двадцать
пЯть лет, на пЯтнадцать или десЯть лет. „ругого исхода не предусматривалось.
Ќикто и не ждал в подобных случаЯх иного исхода. € жертва, и каратель
одинаково понимали, что эта магическаЯ формулировка, вступив в силу, не
только оправдывала карателЯ, но и более того - обЯзывала его прибегать к
любым средствам длЯ искоренениЯ врагов, а репрессируемого, приносимого в
жертву кровавому молоху истреблениЯ инакомыслиЯ, обЯзывала осознать свою
обреченность как целесообразную необходимость.
’ак оно и получалось. Џоезд катилсЯ по сарозекской степи, колеса
вращались, ’ансыкбаев и его подследственный ехали в одном вагоне, чтобы
сообща, при этом каждый по-своему, сделать необходимое длЯ блага трудЯщихсЯ
дело - осуществить очередное разоблачение затаившихсЯ идеологических врагов,
без чего социализм был бы немыслим, самораспустилсЯ бы, иссЯк в сознании
масс. Џотому требовалось все времЯ с кем-то боротьсЯ, кого-то разоблачать,
что-то ликвидировать...
Ђ поезд катилсЯ. € поскольку Ђбуталип ничем и никак не мог изменить
судьбы, то вынужденно смирЯлсЯ со своей горькой участью как с неотвратимым
злом. ’еперь он воспринимал суть происходЯщего настолько же покорно и
безнадежно, насколько болезненно и отчаЯнно сопротивлЯлсЯ тому поначалу.
’еперь он все больше убеждалсЯ, что если бы ему было дано заново родитьсЯ на
свет, то и тогда не удалось бы избежать столкновениЯ с безликой,
бесчеловечной силой, стоЯщей за ’ансыкбаевым. ќта сила оказалась пострашнее
войны и пострашнее плена, ибо она была бессрочным злом, длившимсЯ, возможно,
со времени сотворениЯ мира. ‚озможно, Ђбуталип Љуттыбаев, скромный школьный
учитель, оказалсЯ в роду человеческом одним из тех, кто расплачивалсЯ за
долгое томление дьЯвола от безделиЯ в просторах ‚селенной, пока не поЯвилсЯ
на земле человек, который, один-единственный из всех земных тварей, сразу
сошелсЯ с дьЯволом, культивируЯ торжество зла изо день в день, из века в
век. „а, только человек оказалсЯ таким ревностным носителем зла. ‚ этом
смысле ’ансыкбаев был длЯ Ђбуталипа изначальным носителем дьЯвольщины.
Џотому-то они и следовали в одном поезде, в одном спецвагоне, по одному
чрезвычайно важному делу.
Љогда ’ансыкбаева отвлекали на разных станциЯх встречающие сослуживцы
местного уровнЯ, приносившие, кто по дружбе, кто по службе, всЯческую
дорожную снедь и выпивку, Ђбуталипа это даже радовало - все же меньше
времени оставалось у того на терзание допросами. Џусть себе услаждаетсЯ в
пути. ‚ Љзыл-Ћрде на вокзале была особенно радушнаЯ встреча коллег - друзьЯ
принесли в вагон ’ансыкбаева дымЯщеесЯ блюдо, покрытое белым полотенцем. ‚
коридоре за дверью засновали охранники, принимавшие угощение: "Љазы,
кабырга! - полушепотом, с удовольствием проговорил один из них. - Ђ запах
какой! ‚ городе такого не бывает. ‘тепное мЯсо!"
—ерез краешек зарешеченного окна Ђбуталип увидел, как ’ансыкбаев в
шинели внакидку вышел попрощатьсЯ на перрон. ‘тоЯли все кружком, коренастые,
упитанные, как на подбор, в каракулевых шапках, с краснощекими сиЯющими
лицами, улыбчивые, оживленно жестикулирующие и дружно хохочущие, - возможно,
по поводу нового анекдота, - пар горЯчий валил на морозном воздухе изо ртов,
каблуки, наверное, поскрипывали на тонком снегу. Ђ бдительнаЯ милициЯ никого
сюда не подпускала - в изголовье состава, у спецвагона стоЯли они,
тансыкбаевцы, одни, довольные, уверенные, счастливые, и никому совершенно не
было дела до того, что рЯдом, в арестантском купе, томилсЯ посаженный их
стараниЯми не вор, не насильник, не убийца, а, напротив, честный,
добропорЯдочный человек, прошедший войну и плен и не исповедовавший никакой
иной веры, кроме любви к своим детЯм и жене, и видевший в этой любви главный
смысл жизни. Ќо именно такой человек, не состоЯвший ни в какой партии на
свете и потому не клЯвшийсЯ и не каЯвшийсЯ, был нужен им в застенках, чтобы
счастливо жилось трудовому народу...
Џосле Љзыл-Ћрды пошли знакомые, родные места. ЃлизилсЯ вечер. Њедленно
изгибаЯсь в заснеженных низинах, блеснула ‘ыр-„арьЯ, и вскоре, уже на заходе
солнца, завиднелось посреди степи Ђральское море. ‚начале то камышовой
излучиной, то отдаленным краем чистой воды, то островком напоминало море о
себе, а вскоре Ђбуталип увидел прибойные волны на мокром песке почти у самой
железной дороги. “дивительно было все это узреть в одно мгновение: и снег, и
песок, и прибрежные камни, и синее море на ветру, и стадо бурых верблюдов на
каменистом полуострове, и все это под высоким небом в белых разрозненных
пЯтнах облаков.
Џрипомнил Ђбуталип, что Ѓуранный …дигей родом с Ђральского морЯ, что
Љазангап получает от знакомых рыбаков посылки с любимой им вЯленой аральской
рыбой через проводников на товарнЯках, и заныло, защемило тревожно сердце -
до разъезда Ѓоранлы-Ѓуранный оставалось не так много - ночь езды, а утром,
часам к десЯти или чуть позднее, прогудит пассажирский поезд со спецвагоном
в голове состава, мчась мимо боранлинских обшарпанных ветрами домиков, мимо
сараюшек и верблюжьих загонов, огороженных колючими снопами, и, оставлЯЯ
позади сбегающиесЯ пути, скроетсЯ из виду, придЯ и уйдЯ. ‘колько их
проходит, поездов, - с востока на запад и с запада на восток, но подскажет
ли сердце ‡арипе, что Ђбуталип проедет мимо в то утро на запад в
арестантском купе спецвагона, а может, детские души почуют нечто
необъЯснимое и тревожное, и потЯнет их именно в тот час поглазеть на
проходЯщий поезд? Ћ создатель, длЯ чего же надо жить людЯм так тЯжко и
горько?
”евральское солнце уже закатывалось, угасало вдали холодно рдеющей
багровой полосой между небом и землей, и уже смеркалось, и уже накатывалась
исподволь зимнЯЯ ночь. ђазмывались в сумерках мелькающие видениЯ, зажигались
станционные огни. Ђ поезд, извиваЯсь, прокладывал путь в глубину степной
ночи...
Ќе спалось, маЯлсЯ Ђбуталип Љуттыбаев. ‡акрытый в окованном жестью
купе, не находил он себе места, металсЯ из угла в угол, вздыхал, то и дело
попусту просилсЯ в туалет, вызываЯ раздражение надзирателЯ. ’от уже
несколько раз делал замечание, приоткрыв дверцу купе:
- ‡аключенный, ты что все шебуршишьсЯ? Ќе положено так! ‘иди смирно!
Ќо Ђбуталип не в силах был успокоить себЯ, и он взмолилсЯ, обращаЯсь к
охраннику:
- ‘лушай, дежурный, умолЯю, дай что-нибудь, чтобы уснуть, иначе Я умру.
—естное слово! Ђ зачем Я вам мертвый? ‘кажи начальнику своему - зачем Я вам
мертвый? €стинно - не могу заснуть!
Љак ни странно (причину той отзывчивости Ђбуталип понЯл на другой день
утром), надзиратель принес из купе ’ансыкбаева две таблетки снотворного, и
только тогда, принЯв снотворное, задремал Ђбуталип уже в середине ночи, но
уснуть по-настоЯщему так и не удалось. Њерещилось ему в полусне под дробный
стук колес и завывание гудЯщего ветра снаружи, что бежит он впереди
паровоза, бежит, надрываЯсь и хрипЯ, в страхе, что попадет под колеса, а
поезд мчитсЯ за ним на всех парах. ’ак бежал он той безумной ночью по шпалам
впереди паровоза, и казалось, что происходит это наЯву, настолько было
страшно и правдоподобно. Џить хотелось, в горле пересыхало. Џаровоз же
гналсЯ за ним с пылающими фарами, освещаЯ ему путь впереди. Ђ он бежал между
рельсами, вглЯдываЯсь напрЯженно в метельную округу, и звал, кликал жалобно,
оглЯдываЯсь по сторонам: "‡арипа, „аул, ќрмек, где вы? Ѓегите ко мне! ќто Я,
ваш отец! ѓде вы? Ћтзовитесь!". Ќикто не отзывалсЯ. ‚переди бушевала темнаЯ
мгла, а позади настигал, готовый смЯть, раздавить его, грохочущий паровоз, и
не было сил убежать, скрытьсЯ куда-нибудь от набегающего сзади все ближе и
ближе, по пЯтам паровоза... € оттого становилось еще хуже - страх, отчаЯние
сковывали движениЯ, ноги становились непослушными, дыхание прерывалось...
ђано утром, накинув фуфайку на плечи, бледный, отекший Ђбуталип уже
сидел у зарешеченного окна и вглЯдывалсЯ в степь. •олодно, темно еще было
снаружи, но постепенно землЯ проЯснЯлась, утро входило в силу.
„ень обещал быть пасмурным, возможно, со снегом, хотЯ в небе виднелись
и размытые просветы...
„а, пошли уже собственно сарозекские земли, заснеженные по зиме,
заметенные сугробами, но длЯ внимательного взора узнаваемые по очертаниЯм, -
пригорки, овраги, поселениЯ, первые дымки над знакомыми по прежним проездам
крышами. € эти чужие крыши с зимними дымами из труб казались родными. ‘коро
предстоЯла станциЯ Љумбель, а там, часа через три, и разъезд
Ѓоранлы-Ѓуранный. Њожно сказать, совсем уже близко - ведь сюда, в эти места,
…дигей и Љазангап наезжали при случае и на верблюдах - на поминки, на
свадьбы... ‚от и в этот ранний час кто-то ехал верхом на буром верблюде, в
большой меховой шапке - лисьем малахае, и Ђбуталип приник к самой решетке -
а вдруг это кто из своих... Ђ что если вдруг то …дигей на своем Љаранаре
очутилсЯ здесь почему-либо? —то стоит ему отмахать сотню верст на своем
могучем атане, который бежит, как, должно быть, бегает жираф где-нибудь в
Ђфрике...
€ как-то, сам того не замечаЯ, поддалсЯ Ђбуталип настроению - стал
собиратьсЯ, как бы к выходу из поезда. ђаза два переобувалсЯ даже,
перематывал портЯнки, сложил вещмешок. € стал ждать. Ќо не усидел - добилсЯ
у охраны, чтобы умытьсЯ пораньше в туалете и, возвращенный в купе, снова не
знал, чем занЯть себЯ.
Ђ поезд шел по сарозекским степЯм... ‘мирЯЯ себЯ, Ђбуталип сидел, зажав
сомкнутые руки между коленЯми, и лишь изредка позволЯл себе смотреть в окно.
Ќа станции Љумбель поезд простоЯл семь минут. ‡десь все уже было своим.
„аже поезда - товарные и пассажирские, встретившиесЯ с его поездом на путЯх
этой большой станции перед тем, как разминутьсЯ в разные стороны, - казались
Ђбуталипу желанными и родными, ведь они совсем недавно проходили через
Ѓоранлы-Ѓуранный, где жили его дети и жена. Ћдного этого оказалось
достаточно, чтобы полюбить даже неодушевленные предметы.
Ќо вот его поезд снова двинулсЯ в путь, и, пока он шел вдоль перрона,
пока выходил из пределов станции, Ђбуталип успел разглЯдеть показавшиесЯ ему
знакомыми лица местных жителей. „а, да, он, безусловно, знал их, этих
увиденных им кумбельцев, да и они навернЯка знали старожилов боранлинских -
Љазангапа, …дигеЯ, их домочадцев, ведь сынок Љазангапа ‘абитжан окончил
здешнюю школу, а теперь училсЯ уже в институте...
ЋставлЯЯ позади станционные пути, поезд набирал скорость, шел все
быстрей и быстрей. Џрипомнилось Ђбуталипу, как приезжали они сюда с детворой
за арбузами, как приезжал он за новогодней елкой и по разным другим делам...
Љ еде, выданной ему на утро, Ђбуталип даже не прикоснулсЯ. ‚се думалось
о том, что до разъезда Ѓоранлы-Ѓуранный осталось совсем немного - часа два с
небольшим, и теперь Ђбуталип опасалсЯ, как бы не пошел снег, как бы не
заметелило, - ведь тогда ‡арипа и детишки будут сидеть дома, и тогда,
конечно, он их не увидит даже издали...
"Ћ, Ѓоже, - думалось Ђбуталипу, - воздержись в этот раз от снега.
Џовремени немного. ‚едь и потом у тебЯ хватит времени на это. ’ы слышишь?
Џрошу тебЯ!" ‘жавшись в комок, стиснув сомкнутые руки между колен, Ђбуталип
пыталсЯ сосредоточитьсЯ, набратьсЯ терпениЯ, уйти в себЯ, чтобы не помешать
загаданному, дождатьсЯ того, чего он просил у судьбы, - увидеть через окно
вагона жену и детей. Ђ вот если бы они его увидели... “тром, когда он,
охранЯемый за дверью надзирателем, умывалсЯ в туалете и посмотрел на себЯ в
позеленевшее зеркало над ржавой раковиной, бросилось ему в глаза, что он
бледен, желт, как мертвец, даже в плену не был так желт, и уже сед, и глаза
не те, поугасшие от горЯ, морщины резко прорезались на лбу... Ђ ведь о
старости еще не думалось... …сли бы сыночки „аул и ќрмек, если бы ‡арипа
увидели его, то врЯд ли признали бы - испугались бы, пожалуй. Ќо потом они
навернЯка обрадовались бы, и стоило бы ему вернутьсЯ в семью, стоило бы
обрести покой рЯдом с детьми и женой, он снова бы стал таким, как прежде...
ђазмышлЯЯ об этом, Ђбуталип поглЯдывал в окно. ‚от опЯть знакомое место
- пригорки, а между ними седловинка. Њечтал когда-то приехать сюда с
детворой боранлинской, чтоб набегались с пригорка на пригорок, как с волны
на волну, радостно визжа.
‚ этот момент ключи в дверЯх арестантского купе решительно загремели,
дверь распахнулась, на пороге стоЯли двое надзирателей.
- ‚ыходи на допрос! - приказал старший из них.
- Љак на допрос? ‡ачем? - невольно вырвалось у Ђбуталипа.
Ќадзиратель даже придвинулсЯ к нему недоуменно, не больной ли случаем:
- —то значит, зачем? Ќе понимаешь, что ли, выходи на допрос!
Ђбуталип в отчаЯнье опустил голову. ЉинулсЯ бы, не раздумываЯ, в окно,
чтобы камнем проломитьсЯ прочь, но на окне была решетка... Џришлось
подчинитьсЯ. ‡начит, не судьба. ‡начит, не увидеть ему, приникнув к окну,
того, чего он так ждал. Ђбуталип медленно поднЯлсЯ с места, как человек с
тЯжким грузом, и пошел, сопровождаемый надзирателЯми, в купе к ’ансыкбаеву,
как на виселицу. €, однако, мелькнула последнЯЯ надежда - впереди еще часа
полтора пути, может быть, допрос закончитсЯ к тому времени. Ћставалось
надеЯтьсЯ только на это. „о купе ’ансыкбаева было всего четыре шага. „олго
шел Ђбуталип эти четыре шага. Ђ тот уже ждал его.
- ‡аходи, Љуттыбаев, поговорим, поработаем, - соблюдаЯ строгость в лице
и голосе и тем не менее довольно оглаживаЯ свежевыбритое лицо, протертое
резким одеколоном, проговорил ’ансыкбаев, вглЯдываЯсь в Ђбуталипа
пронзительными глазами. - ‘адись. ђазрешаю садитьсЯ. ’ак будет удобней и
тебе, и мне.
Ћхранники остались за закрытыми дверЯми, готовые немедленно ЯвитьсЯ по
первому зову. “бить кречетоглазого было невозможно. Ќечем. Ќе видно было
нигде ни бутылки, ни стакана, хотЯ, конечно, кречетоглазый не прочь был
пропустить при случае. Ћб этом говорил запах водки и закусок в купе.
Џоезд же шел, как и прежде, разрезаЯ движением сарозекскую степь, и все
меньше оставалось пути до разъезда Ѓоранлы-Ѓуранный. ’ансыкбаев не спешил,
перечитывал какие-то записи, копалсЯ в бумагах. € Ђбуталип не утерпел, он
истомилсЯ, извелсЯ за несколько минут, так тЯжел был ему этот вызов на
допрос. € он сказал ’ансыкбаеву:
- џ жду, гражданин начальник.
’ансыкбаев удивленно поднЯл глаза:
- ’ы ждешь? - недоуменно проговорил он. - —его ты ждешь?
- „опроса жду. ‚опросов жду...
-Ђх вон оно что! - протЯнул ’ансыкбаев, подавлЯЯ в себе вспыхнувшее
торжество. - —то ж, это неплохо, Љуттыбаев, Я тебе скажу, совсем неплохо,
когда обвинЯемый сам, как говоритсЯ, по доброй воле, раскаЯвшись, ждет
допроса, чтобы ответить на дознание... ‡начит, ему есть что сказать, есть
что открыть следственным органам. Ќе так ли? - ’ансыкбаев понЯл, что именно
так следует вести сегоднЯ допрос, сменив угрожающий тон на обманчиво
дружелюбный. - ‘тало быть, ты осознал, - продолжал он, - в чем твоЯ вина, и
желаешь помочь следственным органам в борьбе с врагами ‘оветской власти,
даже если ты сам был врагом. ‚ажно, что длЯ нас с тобой ‘оветскаЯ власть
прежде всего, дороже отца-матери, разумеетсЯ, длЯ каждого по-своему, - он
замолчал удовлетворенно и добавил: - џ всегда думал, что ты разумный
человек, Љуттыбаев, € всегда надеЯлсЯ, что мы с тобой найдем общий Язык. —то
молчишь?
- Ќе знаю, - неопределенно ответил Ђбуталип, - не понимаю, в чем Я
виноват, - добавил он, украдкой поглЯдываЯ за окно вагона. Џоезд шел
напрЯженно, и сарозекскаЯ степь под хмуро нависающим небом убегала назад с
головокружительной скоростью, как в немом кино.
- ‚от что Я тебе скажу. Ѓудем откровенны, - продолжал ’ансыкбаев. -
‚едь тебЯ везут, как королЯ, в спецвагоне не случайно. ’акое не бывает
зазрЯ. ‡а так-сЯк в купе отдельном не повезут. ‡начит, ты важнаЯ персона в
следственном деле. Ћт тебЯ многое зависит. € с тебЯ особый спрос. Џодумай.
Ћчень даже подумай. Ђ теперь послушай, что Я скажу. ‘егоднЯ поздно вечером
мы прибываем в Ћренбург, в —калов то есть. ’ам нас ждут. ќто наш первый
пункт. ’ы знаешь, там проживают двое из твоих подельников: Џопов Ђлександр
€ванович и татарин ‘ейфулин •амид. Ћба они уже под арестом. Љстати, с твоих
показаний. € оба признаютсЯ, что вместе с тобой были в плену в Ѓаварии, а
потом вместе бежали, - кстати, при странных обстоЯтельствах, почему-то
только вашей бригаде удалось бежать из каменоломен, в этом мы еще
разберемсЯ. Ђ потом в ћгославии подвизались, и оба они дают показаниЯ, что
были на встрече с английской миссией. ’ы хорошо знаешь, о чем речь. Ћб этом
ты писал в своих воспоминаниЯх. Ќадо сказать, любопытно написанных. Ќам
известно, что Џопов - резидент, а ‘ейфулин его дублер, праваЯ рука. ’ы,
Љуттыбаев, конечно, не перваЯ скрипка в агентуре, потому тебе облегчение,
если поможешь следствию.
- ЉакаЯ агентура? џ уже говорил, что Я не видел их с сорок пЯтого года,
как кончилась война, - вставил Ђбуталип.
- ќто неважно. ‘овсем неважно. Ќе обЯзательно видетьсЯ в личном
порЯдке, с глазу на глаз. Љто-то был свЯзным. Ќу, скажем, этот самый
правдолюбец …дигей „жангельдин не ездил ли в Ћренбург или куда еще? ‚едь и
так могло быть, что вы держали свЯзь через кого-то. ’ы подумай сначала.
- …сли Я скажу, что …дигей ездил в Ћренбург на своем верблюде Љаранаре,
- это пойдет? - не удержалсЯ Ђбуталип.
- ’ы опЯть за свое, Љуттыбаев. Ќапрасно. џ с тобой ведь по-хорошему, а
ты уже нос воротишь. ‘опротивление только во вред тебе. Ђ насчет …дигеЯ
можешь не беспокоитьсЯ. Ќадо будет, возьмем и его, даже вместе с верблюдом.
…сли хочешь, чтобы мы его не трогали, не крути на очной ставке.
Џаровоз впереди дал долгий, сильный сигнал встречному. …го мощный гудок
тЯгостно прошелсЯ по сердцу Ђбуталипа. ‚се меньше времени оставалось до
разъезда Ѓоранлы-Ѓуранный. •од рассуждений кречетоглазого ужасал Ђбуталипа.
„лЯ такой силы нет ничего невозможного в стране. Ќо в этот час больше всего
угнетало Ђбуталипа то, что на ’ансыкбаева напала необычнаЯ словоохотливость,
и он не собираетсЯ заканчивать допрос.
- ’ак вот, - прервал молчание ’ансыкбаев, отодвигаЯ от себЯ бумаги и
поднЯв глаза на Ђбуталипа. - џ уверен, что мы поймем друг друга, в этом твой
выход. ЋчнаЯ ставка в Ћренбурге определит главное - или ты будешь мне
помогать, делать дело, или Я сделаю все, чтобы ты очень сожалел, когда
получишь четвертной срок, а то и вышку. ’ы понимаешь, что к чему. Њы
доберемсЯ и до самого ’ито, которому вы служили все эти годы. ‡а процессом
следит сам €осиф ‚иссарионович. Ќикто не останетсЯ безнаказанным, корчевать
будем беспощадно, ’ак что, дорогой, благодари судьбу, что Я не желаю тебе
зла. Ќо и ты не должен оставатьсЯ в долгу. ’ы понимаешь, о чем речь?
Ђбуталип молчал и, холодеЯ, считал в уме минуты приближениЯ к
полустанку. ‡начит, так и не придетсЯ увидеть своих хотЯ бы в окно. ќта
мысль сверлила его мозг.
- ’ы что молчишь? џ тебЯ спрашиваю, ты понимаешь, о чем речь? -
допытывалсЯ ’ансыкбаев.
Ђбуталип кивнул головой. Љонечно, он понимал, о чем речь.
- Ќу, вот так бы давно! - ’ансыкбаев истолковал кивок как знак
согласиЯ, он встал, подошел к Ђбуталипу и даже положил ему руку на плечо. -
џ знал, что ты неглупый джигит, что ты выйдешь на правильный путь. ‡начит,
мы с тобой договорились. € ни в чем не сомневайсЯ. „елай все, как Я скажу.
‘амое главное - не волнуйсЯ на очной ставке, глЯди в глаза и говори все, как
есть. Џопов - резидент, с сорок четвертого года завербован английской
разведкой, перед депортацией был на совещании у самого ’ито, имеет
долгосрочное задание на случай волнений. ‚се, этого достаточно. ’еперь
насчет этого татарина ‘ейфулина, значит, так, ‘ейфулин - праваЯ рука Џопова.
€ все - этого хватит. Ћстальное мы сами. „елай заЯвлениЯ и не сомневайсЯ.
’ебе ничего не грозит. Ђбсолютно ничего. џ тебЯ не подведу. ’ак, стало быть.
‘ врагами у нас разговор короткий - врагов ликвидируем. ‘ друзьЯми
сотрудничаем - делаем скидку. ‡апомни. € еще запомни, со мной шутки плохи. Ђ
что ты такой бледный, потный какой-то, тебе что, нездоровитсЯ? „ушно?
- „а, плохо себЯ чувствую, - сказал Ђбуталип, преодолеваЯ приступ
головокружениЯ и тошноты, точно он отравилсЯ дурной пищей.
- Ќу, если так, не стану тебЯ задерживать. ‘ейчас пойдешь к себе и
отдыхай до самого Ћренбурга. Ќо в Ћренбурге чтобы как штык. ЏонЯл? Ќа очной
ставке чтобы никаких шатаний. Ќикаких "не помню, не знаю, забыл" и прочее...
‚се, как есть, выкладывай, и баста. Ђ остальное пусть тебЯ не волнует.
Ћстальное мы сами. ‚от так. ‘ейчас не будем заниматьсЯ писаниной, иди
отдыхай, а по итогам очной ставки в Ћренбурге подпишем бумаги, как
требуетсЯ. Џодпишешь показаниЯ. Ђ сейчас иди. ‘читаю, что мы с тобой обо
всем договорились. - ‘ этими словами ’ансыкбаев отправил Ђбуталипа в его
арестантское купе.
€ с этого момента, как бы от нового рубежа, длЯ Ђбуталипа началась
какаЯ-то особаЯ жизнь. …му показалось, что поезд ускорил свой бег. ‡а окном
стремительно мелькали хорошо знакомые места, до Ѓоранлы-Ѓуранного оставались
считанные минуты. Ќадо было успокоитьсЯ, взЯть себЯ в руки и ждать, быть
готовым к любому длЯ себЯ исходу, но прежде всего надо было умерить скорость
поезда. "Ќадо, чтобы поезд шел медленнее", - подумал Ђбуталип, заклинаЯ
некую силу, и вскоре почувствовал, или ему так показалось, что поезд вроде
бы стал сбавлЯть скорость, за окном прекратилось раздражающее мелькание. €
тогда он сказал себе: "‚се будет, как Я прошу!" - и немного успокоилсЯ,
перестал задыхатьсЯ; приникнув к решетчатому окну, он стал ждать.
Џоезд и в самом дел подходил к разъезду Ѓоранлы-Ѓуранный, куда беда
пригнала Ђбуталипа изгоем, где он прижилсЯ и мечтал, пока дети подрастут,
переждать невзгоды истории. Ќо и этому оказалось не суждено сбытьсЯ. ‘емьЯ
осталась брошенной на произвол судьбы, а сам он проезжал теперь мимо в
арестантском вагоне.
Ђбуталип всматривалсЯ в окно с таким напрЯжением, будто должен был
запомнить увиденное на всю жизнь, до последнего вздоха, до последнего света
в глазах. € все, что он видел в тот предполуденный час февральской зимы:
сугробы, прогалины у железной дороги, местами оголившуюсЯ, местами
заснеженную степь - он воспринимал, как свЯтое видение, - с трепетом,
мольбой и любовью. ‚от пригорок, вот ложбинка, вот тропка, по которой они с
‡арипой ходили на ремонт путей с инструментом на плечах, вот полЯнка, где
летом бегала детвора баранлинскаЯ и его мальчишки „аул и ќрмек... Ђ вот
кучка верблюдов, а вот там еще пара, и один из них - едигеевский Љаранар,
его же издали можно отличить, все такой же могучий, неспешно бредет себе
куда-то; но что это - снег пошел вдруг, в воздухе за окном заметались
снежинки, ну, конечно, ведь с утра небо набухало тучами, значит, быть
непогоде, но чуточку бы погодил снежок, совсем чуточку, ведь видны уже
загоны верблюжьи и перваЯ крыша с дымом из трубы, а вот и стрелка, поезд
переходит на запасную колею, колеса перестукивают на стыках, и стрелочник у
будки с флажком, так это же Љазангап, жилистый, как посохшее дерево; о,
Ѓоже, вот промелькнула будка Љазангапа, поезд движетсЯ дальше, мимо поселка;
вот домики, их крыши и окна, вот кто-то вошел в дом только спину его увидел
Ђбуталип, а вот кто-то орудует у жердей и досок, что-то строит длЯ детворы.
…дигей, - да, это он, …дигей, в телогрейке с засученными рукавами, и рЯдом
его дочурки, а с ними и ќрмек, да, ќрмек мой родной, дорогой мой мальчик,
стоит неподалеку от …дигеЯ и что-то подает ему с земли, о Ѓоже, лицо его
только мелькнуло, а где же „аул, где ‡арипа? ‚он женщина идет беременнаЯ, то
жена начальника разъезда ‘ауле, а вот и ‡арипа, в платке, сбившемсЯ на
плечи, ‡арипа и „аул, она ведет младшего за руку, они идут туда, где …дигей
с детворой что-то сооружают, они идут и не знают, что он, Ђбуталип,
судорожно зажал себе рукой рот, чтобы не закричать, не заорать дико и
отчаЯнно: "‡арипа! ђоднаЯ! „аул! „аул, сынок мой! ќто Я! џ вижу вас
последний раз! Џрощайте! „аул! ќрмек! Џрощайте! Ќе забывайте! џ не могу без
вас! “мру Я без вас, без родных моих детей, без жены моей любимой!
Џрощайте!"
€ все, что было увидено в те промелькнувшие мгновениЯ, снова и снова
возникало перед взором Ђбуталипа, когда поезд уже давно миновал долгожданный
разъезд Ѓоранлы-Ѓуранный. “же валил снег за окном, густо и обильно, уже
давно все осталось позади, но длЯ Ђбуталипа Љуттыбаева времЯ остановилось в
минувшем пространстве, на том отрезке пути, который вмещал в себЯ всю боль и
смысл его жизни.
Ћн так и не смог оторвать себЯ от окна, хотЯ из-за снега глЯдеть в окно
было уже бессмысленно. Ћн так и осталсЯ прикованным к окну, потрЯсенный тем,
что, не смирившись с творимой несправедливостью, вынужден был, однако,
подчинитьсЯ некой воле, тихо, украдкой проследовать мимо жены и детей, как
безмолвнаЯ тварь, ибо к тому принудила его эта сила, лишившаЯ его свободы, и
он, вместо того, чтобы спрыгнуть с поезда, объЯвитьсЯ, открыто побежать к
истосковавшейсЯ семье, униженный и жалкий, глЯдел в окошко, позволил
’ансыкбаеву обращатьсЯ с собой, как с собакой, которой приказано сидеть в
углу и не двигатьсЯ. € чтобы как-то унЯть себЯ, Ђбуталип дал себе слово,
которое не произнес, но понЯл...
ѓорькую сладость мимолетной встречи Ђбуталип испивал теперь до дна.
’олько это было в его силах, только это оставалось в его воле - воскрешать и
воскрешать все заново, подробно, в деталЯх, зримо: то, как увидел вначале
Љазангапа, все такого же, с неизменным флажком в жилистой руке, на
постоЯнном его посту, сколько же поездов пропустил он на своем веку, стоЯ то
в одном, то в другом конце разъезда; и то, как потом пошли боранлинские
домики, загоны длЯ скота, дымки над трубами, и потом - как он чуть не
захлебнулсЯ от собственного крика и отчаЯниЯ, успев зажать себе рот, когда
увидел ќрмека среди детворы возле Ѓуранного …дигеЯ, что-то сооружавшего длЯ
ребЯтишек в тот час, верного человека, оставшегосЯ в мире, как утес, самим
собой. ќрмек подавал …дигею то ли дощечку, то ли еще что-то, и в те
несколько секунд увидено было так отчетливо, так Ясно - …дигей, живо
обращенный к детЯм, большой, крЯжистый, смуглолицый, в телогрейке с
засученными рукавами, в кирзачах, и мальчик в старой зимней шапчонке и
валенках, и идущие к ним ‡арипа с „аулом. ЃеднаЯ, роднаЯ ‡арипа - так близко
увидена была им - и то, что платок сбилсЯ на плечи, обнажив ее черные
волнистые волосы, и бледное лицо, такое трогательное и желанное;
расстегнутое пальто, грубые сапоги на ногах, купленные им, наклон головы к
сыночку - она что-то ему говорила, - все это, бесконечно близкое, родное,
незабываемое, долго продолжало сопутствовать Ђбуталипу в его мысленном
прощании после встречи... € ничем нельзЯ было заменить этой утраты, ничем и
никогда...
‚сю дорогу шел снег, мела, крутила пурга. Ќа одной из станций перед
Ћренбургом поезд задержалсЯ на целый час - расчищали пути от сугробов...
‘лышались голоса, люди работали, проклинаЯ погоду и все на свете. Џотом
поезд снова двинулсЯ и шел, окутанный метельными вихрЯми. ‚ Ћренбург
въезжали долго, придорожные деревьЯ смутно высились черными, безмолвными
корЯвыми стволами, как сушнЯк на брошенном кладбище. ‘амого города
практически не было видно. Ќа сортировочной станции опЯть же долго стоЯли в
ночи - спецвагон отцеплЯли от состава. Ђбуталип это понЯл по толчкам
вагонов, по крикам сцепщиков, по гудкам маневровых локомотивов. Џотом вагон
потащили еще куда-то, должно быть, на запасный путь.
Ѓыла уже глубокаЯ ночь, когда спецвагон был поставлен на отведенное ему
место. Џоследний толчок, последнЯЯ команда снизу: "•орош! Ћтваливай!" ‚агон
остановилсЯ как вкопанный.
- Ќу, все! ‘обирайсЯ! ‚ыходи, заключенный! - приказал старший
надзиратель Ђбуталипу, открываЯ дверь купе. - Ќе задерживай! ‚ыходи!
‡аспалсЯ? ѓлотни свежего воздуха!
Ђбуталип медленно поднЯлсЯ навстречу и отрешенно сказал, подойдЯ
вплотную к надзирателю:
- џ готов. Људа идти?
- Ќу, готов, так шагай! Ђ куда идти, конвой укажет, - надзиратель
пропустил Ђбуталипа в коридор, но потом удивленно и возмущенно заорал,
остановил его:
- Ђ вещмешок твой остаетсЯ, что ли? ’ы куда? Џочему не берешь вещмешок?
€ли тебе носильщика пригласить? ‚ернись, забери свои шмотки!
Ђбуталип вернулсЯ в купе, нехотЯ взЯл забытый вещмешок и, когда снова
вышел в коридор, то чуть не столкнулсЯ с двумЯ местными спецсотрудниками,
спешно и озабоченно идущими по вагону.
- Ћстановись! - прижал Ђбуталипа к стенке надзиратель. - Џропусти!
Џусть товарищи пройдут.
‚ыходЯ из вагона, Ђбуталип слышал, как те двое постучались в купе
’ансыкбаева.
- ’оварищ ’ансыкбаев! - донеслись их взволнованные голоса. - ‘
прибытием! “ж мы заждались вас! “ж мы заждались! Ђ у нас снегопад! €звините!
ђазрешите представитьсЯ, товарищ майор!
‚ооруженный конвой - трое в ушанках, в солдатской форме, - стоЯл внизу
в ожидании заключенного, которого приказано было провести через пути к
крытой машине.
- Ќу, сходи! —его ждешь? - торопил один из конвоиров. ‘опровождаемый
надзирателем, Ђбуталип молча сходил по ступенЯм с поезда. ђезко дохнуло
холодом, мелко порошил снег. Ћт морозных поручней жестко свело руку. ’ьма,
разрываемаЯ путевыми огнЯми на незнакомой станции, путаница рельсов,
заметенных пургой, тревожные сигналы маневровых толкачей.
- ‘даю заключенного номером девЯносто семь! - доложил конвою старший
надзиратель.
- Џринимаю заключенного номером девЯносто семь! - эхом ответил старший
конвоир.
- ‚се! агай, куда прикажут! - сказал Ђбуталипу старший надзиратель на
прощание. € потом добавил зачем-то: - Ђ там посадЯт в машину и увезут...
Ђбуталип под конвоем двинулсЯ по путЯм, перешагиваЯ наугад через рельсы
и шпалы. ли, закрываЯсь от снега. Ђбуталип нес на плече вещмешок. ’о там,
то тут подавали гудки локомотивы ночной смены.

Ћренбургские коллеги, прибывшие к ’ансыкбаеву в купе, чтобы увезти его
в гостиницу, однако задержались, отмечаЯ его прибытие. Љоллеги предложили
ради знакомства выпить и закусить тут же, в купе, тем более что ночь,
нерабочее времЯ. Љто не согласитсЯ. ‚ разговоре ’ансыкбаев счел возможным
сказать, что дело пошло на лад, можно быть уверенным в успехе очной ставки,
ради которой они прибыли из Ђлма-Ђты.
Љоллеги быстро сошлись, оживленно беседовали, как вдруг снаружи
раздались возбужденные голоса и топот ног по коридору вагона. ‚ купе
ворвались конвоир и старший надзиратель. Љонвоир был в крови. ‘ диким,
перекошенным лицом, отдаваЯ честь ’ансыкбаеву, крикнул:
- ‡аключенный номером девЯносто семь погиб!
- Љак погиб? - вскочил вне себЯ ’ансыкбаев. - —то значит погиб?
- ЃросилсЯ под паровоз! - уточнил старший надзиратель.
- —то значит бросилсЯ? Љак бросилсЯ? - неистово трЯс надзирателЯ
’ансыкбаев.
- Љогда мы подошли к путЯм, слева и справа маневровые двигались, -
начал сбивчиво объЯснЯть конвоир. - ’ам же состав передвигали. ’уда-сюда...
Ќу, мы и остановились, чтобы переждать... Ђ заключенный вдруг размахнулсЯ
вещмешком, ударил менЯ по голове, а сам кинулсЯ прЯмо под паровоз, под
колеса...
‚се в полной растерЯнности от неожиданности происшедшего молчали.
’ансыкбаев стал лихорадочно собиратьсЯ к выходу.
- ѓад такой, сволочь, выкрутилсЯ! - выругалсЯ он с дрожью в голосе. -
‚се дело сорвал! Ђ! Ќадо же! “шел ведь, ушел! - и отчаЯнно махнул рукой,
налил себе полный стакан водки.
…го оренбургские коллеги, однако, не преминули предупредить конвоира,
что всю ответственность за случившеесЯ несет конвой...

‡намЯ, 1990, No 8, ‘. 7 - 57.

‡намЯ, 1990, No 8, ‘. 7 - 57.
OCR ‚. Љузьмин, Sept. 2001, Џроект "‘тараЯ фантастика"

1 Ђсыл достар - дорогие друзьЯ (казах.).

2 ‘амбайну - здравствуй (монг.).

3 †аик, џик - река “рал.
Last-modified: Mon, 25 Feb 2002 08:18:15 GMT
Ћцените этот текст: