 повернуть
никак, эту  реку  никому не  повернуть. ЊенЯ  же  одно удивлЯет:  к  чему ты
зажигаешь  пожар, в  котором прежде всех  сгоришь сам? Ѓез  кесарей не может
жить  мир,  не может  существовать  могущество одних и  покорство  других, и
напрасно  ты  тщишьсЯ  навЯзать  иной, придуманный тобой порЯдок  как  новую
историю.  “  кесарей  есть  свои  боги -  они  чтут  не твоего  отвлеченного
Ѓога-‡автра,  что в бесконечности всех "завтра" лишен определенных  границ и
принадлежит всем на  равных основаниЯх, как воздух, ибо все, что можно равно
дать,   то  ничто,  то  малоценно,  то  пустое,  оттого-то  кесарЯм  и  дано
владычествовать именем своим  над каждым и над  всеми. Ђ среди всех кесарей,
правЯщих в мире, достославного ’ивериЯ отличили  боги - его держава, ђимскаЯ
империЯ, простерлась на полмира. €  потому под эгидой ’ивериЯ Я властвую над
€удеей и в этом  вижу смысл жизни своей, и  совесть  моЯ спокойна.  Ќет выше
чести, чем служить непобедимому ђиму!
     -   ’ы   не  исключение,  наместник  римский,  чуть  не  каждый  жаждет
властвовать хотЯ  бы над  одним себе подобным. ‚ том-то  и беда. ’ы скажешь,
так устроен мир. Џорок всегда легко оправдать. Ќо мало кто  задумываетсЯ над
тем,  что это  есть  проклЯтье  рода людского, что  зло властолюбиЯ, которым
заражены все - от старшины базарных подметальщиков до грозных императоров, -
злейшее из всех зол,  и за него однажды род человеческий  поплатитсЯ сполна.
Џогибнут  народы в борьбе за владычество, за земли, до  основаниЯ, до самого
корнЯ друг друга изничтожат.
     Џонтий Џилат нетерпеливо вскинул руку, прервав речь собеседника:
     -  Ћстановись,  Я  не ученик  твой,  чтобы благоговейно  внимать  тебе!
Ћстановись!  Ќа  словах  сокрушить можно  все  что угодно.  Ќо что бы ты  ни
предрекал, €исус ЌазарЯнин, напрасны усилиЯ твои. Њир, управлЯемый властЯми,
не может быть иным. Љак  он  на том  стоЯл, так на том  и  будет стоЯть: кто
сильнее - у  того Я :власть, и впредь миром будут править сильные. € порЯдок
этот неизменен,  как звезды  на небе.  €х никому не передвинуть. Ќапрасно ты
болеешь за род людской,  напрасно готов спасти его  ценою жизни своей. ‹юдей
не научат ничему ни проповеди в храмах, ни голоса с  неба! Ћни всегда  будут
следовать за кесарЯми, как стада за пастухами,  и, преклонЯЯсь перед силой и
благами, почитать будут того, кто окажетсЯ беспощадней всех и могущественней
всех, и славить будут полководцев и  их битвы, где  кровь хлынет потоками во
имЯ владычества одних и покорениЯ  и унижениЯ других. ‚ том и будет доблесть
духа,  воспетаЯ, передаваемаЯ из поколениЯ  в поколение, в  честь того будут
возноситьсЯ знамена и звучать  трубы,  кровь будет вскипать  в  жилах, будет
приноситьсЯ клЯтва  - ни вершка чужим не  отдавать;  и от имени народа будут
возводитьсЯ  в  необходимость  военные  действиЯ,  воспитыватьсЯ ненависть к
врагам  отечества: пусть  собственный  царь процветает, а другого  задавить,
поставить на колени, поработить вместе с народом его, а землю отнЯть, - да в
этом  же  всЯ сладость жизни, весь смысл бытиЯ с  незапамЯтных времен, а ты,
ЌазарЯнин,  хочешь  вcе  это  осудить,   проклЯсть,  ты  славишь  убогих   и
бессильных,  ты благости  повсюду хочешь, забываЯ при  этом,  что  человек -
зверь, что он не может без войн, как плоть  наша не может без соли. Џодумай,
в чем твои ошибки и заблуждениЯ, хотЯ бы в этот час, перед тем как тебе идти
с конвоем на ‹ысую гору. Ђ на прощание Я скажу тебе: ты видишь корень зла во
властолюбии  великом  людей, в покорении  земель и народов силой, но этим ты
только усугублЯешь свою  вину, ибо кто против  силы,  тот против сильных. Ќе
иначе как намекаешь ты на нашу ђимскую империю своим провозглашением –арства
справедливости,   хочешь   воспрепЯтствовать   растущему  могуществу   ђима,
всемирному его владычеству над миром! „а только  за  одно такое намерение ты
трижды заслуживаешь казни!
     -  ‡ачем  так щедро, правитель добрый,  вполне достаточно,  Я  думаю, и
одной казни. Ќо  все-таки  продолжим наш  разговор,  хоть  Я  и понимаю, как
сейчас маютсЯ под знойным  солнцем  палачи, ожидаЯ менЯ на ‹ысой  горе,  так
вот,  продолжим   наш  разговор,   но   теперь   уже  по  моему  последнему,
предсмертному  желанию.  €так, наместник  римский, ты уверен, что  то и есть
сила,  что ты почитаешь  силой.  Ќо есть сила  иного  рода  - сила  добра, и
постичь ее, пожалуй, труднее и сложнее, и длЯ добродетели не меньше мужества
требуетсЯ, чем длЯ войн. Џослушай же менЯ, наместник, так получилось, что ты
последний человек, с кем у менЯ разговор перед ‹ысой горой. € Я имею желание
открытьсЯ тебе, но ты не думай, Я тебЯ не о помиловании буду просить...
     - ќто было бы просто смешно.
     - Џотому и  объЯвлЯю  заранее, чтобы ты, наместник римский, спокоен был
на этот счет. ’еперь уже лишь ты один об этом будешь знать. ’ерзалсЯ дух мой
прошлой ночью, как  думалось мне поначалу, беспричинно. Ќет, не душно было в
ѓефсимании - на загородных всхолмлениЯх ветерок гулЯл. Ђ только места Я себе
не находил,  томление, страх и тоска обуревали менЯ, и звуки тЯгостные вроде
бы из  сердца моего в небо уходили. Њои приверженцы, ученики  мои,  пытались
бодрствовать  со  мной, однако облегчение не  приходило. € знал  Я,  что час
предназначенный наступает, что  смерть  грЯдет неотвратимаЯ.  €  ужас  обуЯл
менЯ... ‚едь смерть каждого человека - это конец света длЯ него.
     -  Ћтчего  же  так?  -  не  без   злорадства  глЯнул  Џонтий  Џилат  на
подсудимого. - Ђ как же быть, ЌазарЯнин, с идеей загробной жизни? ‚едь ты же
утверждал, что жизнь со смертью не кончаетсЯ.
     -  ЋпЯть же  судишь по молве, правитель! ‚ загробном мире беззвучно дух
витает,  как  тень  в  воде, - то  отраженье  неуловимой  мысли  скользит  в
пространстве запредельном, но  плоти  туда дороги нет.  ‚едь  то совсем инаЯ
сфера,  иного, не подлежащего познанию бытиЯ. € времени течение там иное, не
подлежащее земному измерению. Ђ речь идет о жизни измеримой, жизни на земле.
ЊенЯ томило странное предощущение полной покинутости в мире, и Я бродил  той
ночью по  ѓефсимании,  как привидение,  не находЯ  себе  покоЯ,  как будто Я
один-единственный из мыслЯщих существ осталсЯ во всей вселенной, как будто Я
летал над землей и не  увидел ни днем, ни ночью ни одного живого человека, -
все было мертво, все было сплошь покрыто черным пеплом отбушевавших пожаров,
землЯ лежала  сплошь  в руинах -  ни лесов, ни пашен, ни кораблей в морЯх, и
только странный,  бесконечный звон чуть слышно  доносилсЯ  издали, как  стон
печальный  на ветру,  как  плач железа  из  глубин  земли, как  погребальный
колокол, а  Я летал  как одинокаЯ  пушинка  в поднебесье, томимый  страхом и
предчувствием дурным, и думал - вот конец света, и невыносимаЯ тоска  томила
душу мою: куда же подевались люди,  где же  мне теперь  приклонить голову? €
возроптал  Я  в душе своей:  вот, ѓосподи, тот роковой  исход, которого  все
поколениЯ ждали, вот Ђпокалипсис, вот завершение истории  разумных существ -
так отчего же случилось  такое, как  можно было так погибнуть, исчезнуть  на
корню,  потомство  в  себе истребив,  и ужаснулсЯ Я в догадке  страшной: вот
расплата  за  то,  что ты любил  людей и  в  жертву им  себЯ принес.  Ќеужто
свирепый  мир людской себЯ  убил в  свирепости своей, как  скорпион себЯ  же
умерщвлЯет   своим   же  Ядом?   Ќеужто  к  этому   дикому   концу   привела
несовместимость   людей   с  людьми,   несовместимость   границ   имперских,
несовместимость идей, несовместимость гордынь и властолюбий, несовместимость
пресыщенных  безраздельным господством великих кесарей и следовавших за ними
в слепом повиновении и  лицемерном славословии народов, вооружившихсЯ с  ног
до головы,  кичащихсЯ победами  в  неисчислимых междоусобных битвах? ’ак вот
чем  кончилось  пребывание  на  земле  людей,  унесших  с  собой  в  небытие
божественный дар сознаниЯ! Ћ ѓосподи, возроптал Я, зачем же наделил ты  умом
и речью,  свободными длЯ созиданиЯ руками тех, кто себЯ в себе убили и землю
превратили  в  могильник  общего  позора!  ’ак  плакал  Я  и  стенал  один в
безмолвном мирe и проклинал удел свой и  Ѓогу говорил: то, на что  ’воЯ рука
не поднЯлась бы,  сам  человек преступно совершил... ’ак знай же,  правитель
римский, конец света не от менЯ, не от стихийных бедствий, а от вражды людей
грЯдет.  Ћт  той  вражды  и  тех  побед,  которые ты так  славишь в  упоении
державном...
     €исус перевел дыхание и продолжил:
     - ’акое вот видение было мне прошлой ночью, и долго думал Я над ним, не
спал, все бодрствовал в  молитвах и, укрепившись духом, намерен был поведать
ученикам моим об  этом ниспосланном мне Ћтцом видении,  но тут толпа большаЯ
Явилась в ѓефсиманию,  и среди них €уда.  €уда  быстро обнЯл менЯ, поцеловал
холодными  устами. "ђадуйсЯ, ђавви",  - сказал он  мне,  а пришедшим до того
сказал: "Љого Я поцелую, ’от и есть, возьмите  …го". € они менЯ  схватили. €
теперь,  как  видишь,  Я  стою  перед  тобой, наместник римский. џ знаю, мне
сейчас  на  ‹ысую  гору.  Ћднако ты был  милостив ко мне, правитель,  и  тем
доволен Я, что перед смертью удалось мне поведать о том, что пережил Я вчера
в ѓефсимании.
     - Ђ ты уверен, что Я, внимаЯ тебе, всему поверил?
     - ќто дело  твое, наместник, верить или не верить.  ‘корее всего ты мне
не веришь, ведь мы с тобой -  как две разные стихии. Ќо при этом ты выслушал
менЯ. ‚едь  не можешь же ты  сказать себе,  что ты ничего  не  слышал, и  не
можешь запретить  себе об этом думать.  Ђ Я могу сказать себе, что не унес с
собой в  могилу то, что открылось  мне  в  ѓефсимании.  ‘овесть  моЯ  теперь
спокойна.
     - ‘кажи, ЌазарЯнин, а ты, случайно, не предсказывал ли на базарах?
     - Ќет, правитель, почему ты так спросил?
     - Ќе пойму, то  ли ты играешь, то ли ты в самом деле лишен страха и  не
боишьсЯ  мучительнейшей казни. Ќеужто, когда тебЯ не станет, тебе так важно,
что ты успел сказать, а что не успел, кто тебЯ выслушал, а кто нет? Љому это
все нужно? Ќе суета ли это, все та же суета сует?
     -  Ќе  скажи,  правитель,  не  суета  это!  ‚едь  мысли  перед  смертью
возносЯтсЯ прЯмо к Ѓогу, длЯ Ѓога важно, что думает человек перед смертью, и
по ним Ѓог судит о людЯх,  некогда созданных им как наивысшее творение среди
всего живого, ибо последние  из наипоследних мыслей всегда чисты и предельно
искренни, и в  них  одна правда и нет  хитрости. Ќет, правитель,  извини, но
напрасно ты думаешь,  что Я  играю. ‚ младенчестве Я играл в игрушки, больше
никогда. Ђ  что до того, боюсь ли Я мучений, скрывать  тут нечего,  Я тебе о
том уже говорил. Ѓоюсь, очень боюсь! € ѓоспода моего, Ћтца ‚себлагого, молю,
чтобы силы дал достойно  перенести уготованную мне участь, не низвел бы менЯ
до скотских воплей и не срамил иным путем... ’ак Я готов, наместник римский,
не задерживай менЯ больше, не стоит. Њне пора...
     - „а, ты  сейчас отправишьсЯ  на  ‹ысую гору. ’ак  сколько же тебе лет,
€исус ЌазарЯнин?
     - ’ридцать три, правитель.
     -  Љак  ты  молод! Ќа двадцать лет  менЯ моложе,  - с  жалостью заметил
Џонтий Џилат, покачиваЯ головой, и, призадумавшись,  сказал: - Ќасколько мне
известно,  ты не женат, стало быть, детей  у тебЯ нет, сирот  после себЯ  не
оставишь, так и запишем.  - €  умолк, собралсЯ было что-то еще  сказать, но,
передумав, промолчал. € хорошо, что промолчал. —уть было конфузу не наделaл.
Ђ женщину ты познал? -  об этом намеревалсЯ спросить. € сам смутилсЯ: что за
бабье любопытство, как можно, чтобы почтенный муж спрашивал о таких делах.
     ѓлЯнув  в этот момент на €исуса ЌазарЯнина, уловил по его  глазам,  что
тот  догадалсЯ, о  чем хотел спросить  прокуратор,  и  навернЯка  не стал бы
отвечать  на такой вопрос.  Џрозрачно-синие глаза  €исуса  потемнели,  и  он
замкнулсЯ в себе. "‘  виду  такой кроткий, а какаЯ в нем сила!"  - подивилсЯ
Џонтий Џилат, нащупываЯ ногой соскользнувшую с ноги сандалию.
     - Ќу хорошо, - повернул он вопрос в  другую сторону, как бы компенсируЯ
несостоЯвшийсЯ разговор  по поводу женщины. -  Ђ вот сказывали, что ты вроде
подкидыш, так ли это?
     €исус улыбнулсЯ открыто и добродушно, обнажаЯ белые ровные зубы.
     - ‚озможно, что и так в некотором роде.
     - Ђ точнее, так или не так?
     -  ’очно, точно, правитель добрый,  -  подтвердил  €исус, чувствуЯ, что
Џонтий Џилат начинает раздражатьсЯ,  ибо и этот  вопрос был не очень  к лицу
прокуратору. - џ был "подкинут" моим Ћтцом Ќебесным через „уха свЯтого.
     -  •орошо,  что больше ты никому не  будешь морочить  голову, -  устало
процедил сквозь зубы прокуратор. - Ђ все же кто мать, тебЯ родившаЯ?
     - Ћна в ѓалилее, Њарией зовут ее. —увствую, что она  сегоднЯ подоспеет.
‚сю ночь была в дороге. ќто Я знаю.
     - Ќе думаю, что ее обрадует конец ее сына, - мрачно изрек Џонтий Џилат,
собираЯсь  наконец  завершить  затЯнувшийсЯ  разговор  с  этим  юродивым  из
Ќазарета.
     € прокуратор выпрЯмилсЯ  под  сводами  Ђрочной  террасы  во  весь рост,
величественный, большеголовый, с  крупным  лицом  и  с твердым  взглЯдом,  в
снежно-белой тоге.
     -  ‘тало  быть,  уточним  длЯ  порЯдка,  -  постановил  он  и  принЯлсЯ
перечислЯть.  - Ћтец  - как бишь  его?  -  €осиф, мать  ЊариЯ.  ‘ам родом из
Ќазарета. ’ридцати трех лет от роду. Ќе  женат. „етей не оставил. Џодстрекал
народ к мЯтежам. ѓрозилсЯ разрушить  великий храм €ерусалимский и за три днЯ
воздвигнуть новый. ‚ыдавал себЯ за пророка, за  царЯ €удейского. ‚от вкратце
и всЯ историЯ твоЯ.
     - Ќе будем говорить о моей  истории, а вот тебе скажу: ты останешьсЯ  в
истории,  Џонтий Џилат, - негромко изрек  €исус ЌазарЯнин,  взглЯнув прЯмо и
серьезно в лицо прокуратора. - Ќавсегда останешьсЯ,
     -  …ще что! - небрежно отмахнулсЯ Џонтий Џилат. …му  все-таки польстило
это высказывание; но вдруг, переменив  тон, торжественно изрек: -  ‚ истории
останетсЯ славный император ’иверий. „а будет  славно его имЯ. Ђ мы лишь его
верные сподвижники, не более того.
     - €  все-таки в истории  останешьсЯ ты, Џонтий Џилат, - упрЯмо повторил
тот, кто отправлЯлсЯ на ‹ысую гору, за стены €ерусалима...
     Ђ та птица, то ли коршун, то ли орел, что  кружила с утра  над €родовым
дворцом, точно  поджидаючи кого-то, наконец покинула свое место  и  медленно
полетела в  сторону, куда повели окруженного  многочисленным конным конвоем,
свЯзанного, как опасного преступника,  того, с  кем так долго  беседовал сам
прокуратор всей €удеи Џонтий Џилат.
     Џрокуратор же все стоЯл на Ђрочной террасе, с удивлением и ужасом следЯ
за странной птицей, летевшей вслед за тем, кого вели на ‹ысую гору...
     -- —то бы это значило? - прошептал прокуратор в недоумении и тревоге...

        III

     ’от летний дождь в степи,  что так долго собиралсЯ, еще с вечера темнеЯ
и  вызреваЯ на  горизонте в безмолвных всполохах молний  и передвижении туч,
началсЯ  лишь  глубокой ночью.  …го тЯжелые капли,  с силой барабанившие  по
сухой   земле,  хлынувшие  затем  потоками,   ощутил  на  своем  лице  Ђвдий
Љалдистратов, приходЯ в сознание, - они были первым даром жизни.
     Ђвдий лежал там  же, в  кювете подле железной дороги,  куда  скатилсЯ с
откоса, когда  его сбросили  с  поезда. Џервое,  что  он  подумал:  "ѓде  Я?
ЉажетсЯ, дождь".  Ћн застонал, хотел передвинутьсЯ и  от дикой боли в боку и
свинцовой тЯжести  в  голове  снова впал в беспамЯтство, но  через некоторое
времЯ все-таки пришел в себЯ. ‘пасительный дождь возродил его к жизни. „ождь
лил щедро и могуче, и вода,  стекаЯ  с  откоса,  скапливалась в  кювете, где
лежал  Ђвдий. ЏробираЯсь  к человеку, она вспучивалась пузырЯми, поднималась
все  выше  к  горлу,  и  это  заставило ЂвдиЯ  превозмочь  себЯ,  попытатьсЯ
действовать,  чтобы выползти из этого  опасного места. ‚ первые минуты, пока
тело преодолевало себЯ,  привыкаЯ к движению, это было  особенно мучительно.
Ђвдию с трудом верилось, что он осталсЯ жив. ‚едь как жестоко его избивали в
вагоне,  на  какой  страшной  скорости  спихнули с поезда,  но какаЯ все это
ерунда  по  сравнению с  тем, что он жив,  жив вопреки всему!  †ив  и  может
передвигатьсЯ,   пусть   ползком,   слышит,  и   видит,  и  радуетсЯ   этому
спасительному дождю,  что  хлещет как из  ведра,  омываЯ  его разбитое тело,
остужаЯ руки, ноги и гудЯщую  горЯчую голову,  и будет ползти,  пока  хватит
сил, - ведь  скоро рассветет,  и настанет утро, и снова начнетсЯ жизнь...  €
тогда он придумает, что ему делать, надо лишь как-то встать на ноги...
     ’ем  временем,  прорезаЯ  дождь  и  тьму,  один  за другим  с  грохотом
пронеслись несколько  ночных  поездов...  € им  он тоже  был  рад,  все, что
говорило о жизни, радовало его как никогда...
     Ђвдий не хотел прЯтатьсЯ от дождЯ, даже если бы и мог,  он понимал, что
этот живительный дождь ему необходим.  ’олько  бы руки-ноги были целы, а  уж
ссадины, ушибы  и даже жгучую боль  в  правом  боку  он  готов был перенести
безропотно...  …му все-таки  удалось  выползти,  выкарабкатьсЯ на безопасное
место,  на  небольшой пригорочек, и теперь он  лежал под дождем, собираЯсь с
духом, чтобы жить дальше...
     ’ак возник он вновь из небытиЯ и, возникнув, восстанавливал все то, что
составлЯло суть  его  жизни,  и  дивилсЯ тому,  какой удивительной Ясности и
объемности мысли осенЯют его...
     €  он сказал  ’ому, которого уводили от ЏонтиЯ  Џилата на  ‹ысую  гору:
"“читель, Я здесь! —то мне  делать,  чтобы вызволить ’ебЯ,  что мне  делать,
ѓосподи? Љак  мне спасти ’ебЯ? Ћ как мне страшно  за  ’ебЯ теперь,  когда  Я
вновь ожил!"
     €сторический синхронизм - когда  человек способен жить мысленно разом в
нескольких   временных   воплощениЯх,   разделенных   порой   столетиЯми   и
тысЯчелетиЯми, -  присущ в той или иной мере каждому человеку, не  лишенному
воображениЯ.  Ќо  тот,  длЯ  кого  событиЯ  минувшего  так  же  близки,  как
сиюминутнаЯ действительность, тот,  кто переживает  былое  как свое кровное,
как  свою судьбу,  тот мученик, тот трагическаЯ личность, ибо, знаЯ наперед,
чем кончилась та или инаЯ историЯ, что повлекла она  за собой, все предвидЯ,
он лишь страдает, не в  силах повлиЯть на  ход событий,  и  приносит  себЯ в
жертву торжеству справедливости, которому никогда не состоЯтьсЯ. € эта жажда
утвердить  правду  минувшего  -  свЯта.  €менно  так  рождаютсЯ  идеи,   так
происходит   духовное    сращение   новых    поколений   с   предыдущими   и
предпредыдущими,  и  на  том  свет  стоит, и жизненный  опыт  его  постоЯнно
увеличиваетсЯ,  приращиваетсЯ  -  добро и  зло  передаютсЯ  из  поколениЯ  в
поколение в нескончаемости  памЯти, в  нескончаемости времени и пространства
человеческого мира...
     €  потому  было  сказано:  вчерашние не  могут  знать,  что  происходит
сегоднЯ, но сегоднЯшние знают, что  происходило вчера, а  завтра сегоднЯшние
станут вчерашними...
     € еще было сказано: сегоднЯшние живут во  вчерашнем, но если завтрашние
забудут о сегоднЯшнем, это беда длЯ всех...
     Ђвдий очень волновалсЯ, отчаивалсЯ,  когда наступил  тот  день накануне
первого днЯ  пасхи,  и  душным  предпраздничным  вечером пыталсЯ разыскать в
нижнем городе дом, где  совершалась накануне  тайнаЯ вечерЯ с учениками, где
преломил Ћн хлеб, сказав, что это тело  …го,  и разлил вино, сказав, что это
кровь …го, ведь  уже тогда можно  было  предупредить о грозЯщей опасности, о
предательстве  €уды   €скариота,  о  необходимости  срочно,  безотлагательно
покинуть этот  страшный город, поспешить как  можно скорее в путь. ‚ поисках
этого дома он металсЯ в  уходЯщих  сумерках по кривым и  запутанным улочкам,
зачем-то вглЯдываЯсь  в лица прохожих и проезжих, точно бы у него могли быть
здесь  знакомые, но ни  среди поспешавших в  тот  час  к  семейным  трапезам
горожан, ни среди тех, кто еще  заглЯдывал в лавки перед их закрытием, он не
обнаружил  никого, кому бы мог доверитьсЯ.  Ђ многие прохожие так и вовсе не
знали, кто это такой - €исус •ристос. Њало ли в городе было бродЯг. Љакой-то
сердобольный   горожанин  стал  его  звать  к  себе  на  пасху.   Ќо  Ђвдий,
поблагодарив, отказалсЯ. Ћн  надеЯлсЯ предупредить “чителЯ. Ћт  волнениЯ, от
света в окнах, от сильных запахов в воздухе, разносившихсЯ от очагов с едой,
от парной духоты, исходившей от обильно политых длЯ прохлады дорог и дворов,
у него разболелась голова. …го стало мутить. € тогда он кинулсЯ за город,  в
ѓефсиманию, надеЯсь застать “чителЯ с учениками еще там, в саду, в молитве и
беседе. Ќо напрасно! €  здесь в  тот  поздний час он  никого не обнаружил. ‚
саду  было  безлюдно,  и под тем  большим фикусовым  деревом,  где  схватила
“чителЯ   вооруженнаЯ  толпа,  тоже  никого  уже  не  было.  “ченики  отсюда
разбежались, как и предсказывал сам “читель...
     ‹уна плыла над дальним  морем  и над сушей, уже перевалило за полночь -
близилсЯ роковой день, последствиЯ которого не избудутсЯ веками и долго  еще
и  разно будут  сказыватьсЯ  на  истории  человечества.  Ќо  в ѓефсимании  и
прилегающих к  ней всхолмлениЯх, поросших садами и виноградниками, в тот час
было тихо,  лишь птицы ночные  пели  по  кустам,  лЯгушки  перекликались,  и
журчал, катилсЯ, переливаЯсь при луне, по каменистым древним стокам неспЯщий
Љедрон с кедровых гор, делЯсь на ручьи и вновь собираЯсь в единый поток. ‚се
пребывало  на  своих местах  и  существовало, как испокон  века,  -  тихо  и
благостно было на земле в ту ночь, и только он, Ђвдий, не находил себе покоЯ
оттого, что все свершалось, как должно  было свершитьсЯ, и он не мог  ничего
ни  остановить,  ни  предотвратить,  хотЯ  знал  наперед, чем  все кончитсЯ.
Ќапрасно плакал он  и взывал в отчаЯнии к Ѓогу-‡автра. € примиритьсЯ  не мог
со  свершившимсЯ спустЯ одна тысЯча девЯтьсот пЯтьдесЯт  лет от того,  когда
это  произошло,  и  в  поисках себЯ,  перенесЯсь в  минувшее бытие, мысленно
вернулсЯ  в  то  начало,  от  которого  через  все   круговращениЯ   времени
протЯнулась  нить и  к его судьбе. €скал  ответа, то устремлЯЯсь  вспЯть  на
тысЯчелетиЯ,  то  вновь  возвращаЯсь  в сегоднЯшнюю  реальность под  степной
дождь, что лил на голову и плечи, то отрешаЯсь, то трезво взвешиваЯ факты.
     €  позволЯл себе в благих порывах волюнтаризм по  отношению к истории -
концепцию ‘трашного суда над  миром, сложившуюсЯ  гораздо позже, вкладывал в
уста людей, живших задолго перед этим, -  уж очень не терпелось Ђвдию, чтобы
об этом сказано было самому Џонтию Џилату, поскольку не исчезла тень Џилата,
всесильного наместника империи, и по сей  день. (‚едь есть  же потенциальные
пилаты и теперь!) € в таком опережении событий Ђвдий Љаллистратов исходил из
того, что изначальные законы мира действуют всегда, хоть и обнаруживают себЯ
гораздо  позже. ’ак и с  идеей ‘трашного  суда - давно уже  ум  человеческий
терзала  идеЯ грЯдущего возмездиЯ за все несправедливости, что  творились на
земле.
     Ќо  кто  же такой  был €исус, от  которого идет отсчет, как от нулЯ,  в
трагическом  самосознании духа? € зачем все это надо  было?  Ќеужто лишь длЯ
того, чтобы у нас была причина длЯ вечного покаЯниЯ? € почему с тех пор, как
он взошел на крест, так долго не успокоЯтсЯ умы? ‚едь с тех дней многое, что
претендовало  на  бессмертие,  забылось  и  обратилось  в  прах.  ‚сегда  ли
помнилось при  этом,  что жизнь  людей  вседневно совершенствуетсЯ: что было
сегоднЯ  ново, то наутро старо,  что было  лучше,  завтра меркнет  перед еще
более прекрасным, так почему же сказанное €исусом не  устаревает и не терЯет
свою силу? Ђ все, что произошло  от его рождениЯ до казни на столбе, и более
того - что пошло от него затем во времена и поколениЯ, неужто так необходимо
и неизбежно было длЯ человечества?  € в  чем  наконец заключалсЯ смысл этого
пути  в  истории  людей? —то постигли они? Љ чему пришли? € если сокровенной
целью была идеЯ человеколюбиЯ - идеЯ гуманизма,  как утверждают ученые  умы,
то  есть путь  человека  к самому себе, к бесконечному совершенству  духа  в
самом  себе как наделенном разумом существе,  то  как  же изначально сложно,
тЯжко  и  жестоко задуман  был  тот  путь  -  кем и  зачем?  Њогли  ли  люди
просуществовать  без  этого  каждым  по-своему  толкуемого  гуманизма  -  от
христианского до  вселенского, от социально-эгоистического,  классового,  до
принципиально абстрактного? € к чему в наш век давно обветшавшаЯ на том пути
религиЯ?
     „ействительно, к чему? ‚едь  всем уже давно все Ясно, даже детЯм. ђазве
материалистическаЯ  наука  не  вбила  осиновый  кол  в могилу  христианского
вероучениЯ,  и не только его одного, не смела их решительно и властно с пути
прогресса  и  культуры - единственного  верного пути?  ’еперешнему человеку,
казалось бы, нет нужды  исповедовать веру, ему будет вполне достаточно знать
об  этих  умерших учениЯх  в порЯдке общей исторической осведомленности,  не
более.  ‚едь  все это  изжило себЯ, все изведано и  пройдено. Ќо  к чему  мы
пришли, что у нас есть взамен той милосердной, жертвенной, давно отброшенной
на обочину, злорадно высмеЯнной  реалистическими мировоззрениЯми идеи? —то у
нас есть подобное, вернее,  превосходЯщее? ‚едь новое несомненно должно быть
лучше старого. € оно есть, это новое! …сть! Ќа подходе новаЯ могучаЯ религиЯ
- религиЯ превосходЯщей военной силы. ‚  какие еще эпохи человеку доводилось
изо  днЯ  в день,  всю жизнь от рождениЯ и до смерти существовать  всецело в
зависимости от того, развЯжут войну эти силы или воздержатсЯ?  Љто же теперь
боги,  как не  они,  владельцы этого  оружиЯ?  ‚от разве  что пока  еще  нeт
церквей,  где  молились бы  на  макеты Ядерных  снарЯдов на  алтаре  да били
поклоны генералам... —ем не религиЯ?
     ’аким раздумьЯм о житье-бытье предавалсЯ порой Ђвдий Љаллистратов, и  в
этот  раз,  когда   в  неизмеримой  протЯженности  мышлениЯ  ему  дано  было
проникнуть в минувшее как в  данность, в суть тех событий, что были до него,
-  так новаЯ вода протекает мимо старых берегов, - он вернулсЯ к истоку  тех
дней, к той предпасхальной  ночи в пЯтницу, чтобы разыскать “чителЯ,  успеть
сказать  ему  о  своей тревоге,  сообщить  ему о  тревоге  наступающих через
столетиЯ времен, сообщить, что поЯвилсЯ  на исторической  арене новый Ѓог  -
Ѓог ѓолиаф, подобно чуме  поразивший сознание всех до одного жителей планеты
своей  религией, развратной и  универсальной, религией превосходЯщей военной
силы. Љак отозвалсЯ бы “читель, как ужаснулсЯ бы: куда грЯдет в этом бешеном
состЯзании за военное превосходство род людской? € если бы Ћн вторично решил
взвалить на себЯ ношу  грехов наших и взошел бы на крест,  то и тогда наврЯд
ли  тронул  бы души  людей, порабощенные агрессивной религией  превосходЯщей
военной силы...
     Ќо, к огорчению своему, “чителЯ он не застал. €уда уже выдал …го, и …го
схватили и увели, и плакал Ђвдий в опустевшей ѓефсимании обо всем, что было,
и обо  всем, что будет, один во всем саду и во всем мире. ’ак, спеша вспЯть,
он объЯвилсЯ в ѓефсимании, перешагиваЯ через  пращуров своих, в ту пору  еще
обитавших в северных чащобных лесах и  поклонЯвшихсЯ еще рубленным из бревен
идолам, которым даже имЯ  его - Ђвдий - еще не было известно. Ћно только еще
со временем  будет  заимствовано,  а ему  самому  предстоит еще  родитьсЯ  в
далеком двадцатом веке...
     € долго сидел Ђвдий, рыдаЯ, под тем фикусовым деревом, где был опознан,
схвачен и уведен “читель, и сокрушалсЯ Ђвдий  так, как будто что-то могло от
этого изменитьсЯ в судьбах мира...
     Џотом  он встал и, опечаленный, пошел  в город. ’ам, за стенами ночного
€ерусалима, жители спокойно  спали спокойным  сном в ту предпасхальную ночь,
еще ни о чем не подозреваЯ, и только  он один в тревоге и смЯтении бродил по
городу и думал: где “читель, что  с ним теперь? Ђ потом его осенило, что еще
не поздно  спасти “чителЯ, и он  стал стучатьсЯ в  окна,  во все  окна,  что
попадались  по  пути:  "‚ставайте, люди, беда грЯдет!  Џока  еще есть времЯ,
спасем “чителЯ! џ уведу его в ђоссию, есть островок заветный на реке  нашей,
на Ћке..."
     Џо  разумению ЂвдиЯ, на том заветном  островке посреди реки “читель мог
бы находитьсЯ в полной  безопасности - там бы Ћн предавалсЯ размышлениЯм над
превратностЯми  мира, и, быть может, там родилось бы  новое  озарение,  и Ћн
прозрел  бы  новый  путь  человечеству  в даль  времен и  даровал  бы  людЯм
божественное  совершенство, дабы путь к мессианской цели, возложенной  €м на
себЯ  как непреложный  долг,  лежал  бы не через  кровь,  и  не пришлось  бы
расплачиватьсЯ за него мучениЯми и  унижениЯми,  которые Ћн, безумный, готов
принЯть ради людей, за правду, опасную гонителЯм и потому искоренЯемую столь
беспощадно:  ведь  ради счастьЯ будущих поколений  наложил  Ћн  на себЯ  тот
гибельный долг, неизбежный на  избранном  им пути  освобождениЯ  человека от
гнета  собственной  причастности   к   извечным   несправедливостЯм,  ибо  в
естественных  вещах  несправедливости не существует,  она  бытует  лишь  меж
людьми и идет от людей. Ћднако можно ли достичь  цели  таким  антиисторичным
способом  и есть ли какаЯ-либо  уверенность в том,  что этот урок “чителЯ не
будет  забыт  всЯкий раз,  когда,  преследуЯ свою  корысть, человек  захочет
забыть “чителЯ, заглушить и задавить  свою совесть  и  найдет себе множество
оправданий:  мол,  он-де  вынужден  был  Якобы злом  отвечать  на  зло;  как
отвратить  венец  твореньЯ  -  человека  от   пагубных  страстей,  вседневно
сопутствующих  ему и  в благоденствии, и  в невзгодах, и  в  бедности,  и  в
пресыщении богатством, и когда он имеет власть, и когда он никакой власти не
имеет; как  отвратить венец твореньЯ - человека от неуемной жажды господства
над другими, как  отвратить от постоЯнных сползаний к вседозволенности: ведь
самодовольство и надменность влекут человека  повелевать и принуждать, когда
он в силе,  а  когда  не  в  силе,  угодливостью,  лицемерием  и  коварством
стремитьсЯ  к  той же цели, и в чем же тогда подлиннаЯ цель жизни, в чем  ее
смысл,  и кто, наконец,  в состоЯнии ответить  на этот  вопрос так, чтобы ни
одна душа не усомнилась в истинности и чистоте его ответа.
     € ты, “читель,  идешь  на лютейшую  казнь,  дабы  человек внЯл  добру и
состраданию - тому, что в первооснове отличает разумного от неразумного, ибо
тЯжко  пребывание человека  на  земле, глубоко затаились в нем истоки зла. €
разве  достижим таким  путем  абсолютный  идеал  -  ум, окрыленный  свободой
мышлениЯ,  возвышеннаЯ личность, изжившаЯ в себе анахронизм  зла отныне и во
веки веков,  как  изживают заразную  болезнь? Ћ, если бы это было достижимо!
Ѓоже, зачем же  ’ы взвалил на себЯ такое бремЯ, чтобы исправить неисправимый
мир?  ‘паситель, остановись, ведь те, ради которых ’ы пойдешь на  крест,  на
мученическую смерть,  они же потом над ’обой надсмеютсЯ. „а, да,  иные будут
просто хохотать, иные  будут издеватьсЯ над тщетою ’воей спустЯ тысЯчелетиЯ,
когда материалистическаЯ наука, не  оставив от веры  в Ѓога камнЯ на  камне,
объЯвит  небылицей  все, что с  ’обой  было: "—удак! ѓлупец! Љто его просил?
‡ачем, к чему было устраивать тот спектакль с  распЯтием? Љого этим удивишь?
—то это дало,  что это изменило в человеке хотЯ бы на  волосок, хотЯ  бы  на
йоту?"  ’ак будут думать те  поколениЯ, которым ’вой  подвиг будет  казатьсЯ
чуть ли не нелепым, которые к тому времени постигнут устроение материи до ее
изначальной сущности и,  преодолев  земное тЯготение,  вступив в космические
сферы, оспаривать будут вселенную друг у друга в алчбе кошмарной, стремЯсь к
галактическому  господству, и  хоть  и  бесконечно  пространство,  но  им  и
вселенной будет мало, ибо в отместку за неудачу на земле  они готовы будут в
угоду  своим амбициЯм саму планету  развеЯть в прах, планету,  на которой ’ы
пыталсЯ возвестить культ милосердиЯ. ’ак ’ы подумай, что длЯ них Ѓог,  когда
они  себЯ  выше  Ѓога  считают, что им чудак,  повисший  на  кресте,  когда,
уничтожив всех разом, они самую памЯть ’вою сотрут с лица земли. Ћ бедный, о
наивный  мой “читель,  бежим со мной на  ‚олгу, на  Ћку, на  тот  уединенный
островок посреди реки,  и там ты будешь  пребывать как на  звезде  небесной,
всем отовсюду видной, но никому не доступной. Џодумай,  еще не поздно, у нас
есть еще ночь и утро, быть может, ’ы  сумеешь еще  избежать жестокой участи?
Ћпомнись, неужто путь, ’обою избранный, единственно возможный путь?
     Ћбуреваемый  такими мыслЯми, Ђвдий с глубокой  мукой во взоре бродил по
улицам и  площадЯм ночного жаркого  €ерусалима, пытаЯсь вразумить  ’ого, кто
самим ѓосподом послан  был на  землю длЯ участи  ужасной и  трагической, как
вечный пример и укор людЯм... Ќо таково свойство человека, что  этого  укора
никто  впрЯмую  на  свой  счет  принимать  не будет  и  каждый  отыщет  себе
оправдание:  мол,  он тут ни  при чем, мол, без него вершатсЯ судьбы  мира и
пусть  себе  вершатсЯ...  ‘колько  неизбывной иронии таилось в  том замысле,
страдающем недооценкой человеческой натуры...
     “же  в  который  раз прохаживаЯсь  у  городских ворот,  Ђвдий  встретил
бродЯчую собаку о трех лапах - четвертую, подбитую,  она поджимала к животу.
“мно и грустно посмотрела на него собака.
     - Ќу что,  хромец,  -  сказал  он псу,  оглЯдываЯ его.  - ’ы  такой  же
бездомный, как и Я. Џошли со мной.
     € до самого рассвета пес бродил вместе с Ђвдием. ‚се как  есть  понимал
тот пес. Ђ утром вновь в заботах и хлопотах проснулсЯ город, с утра базары и
рынки наполнили груженные вьюками верблюды, пригнанные из песков  бедуинами,
ослы  и  мулы,  перевозившие  грузы  помельче,  конные повозки  с  поклажей,
носильщики  с тюками  на плечах  - все пришло  в  действие,  все  - страсти,
товары, галдеж - завертелось  в общем колесе купли-продажи...  Ћднако многие
иерусалимцы стеклись к белостенному городскому храму и оттуда взбудораженной
толпой  двинулись  к  римскому  прокуратору Џонтию  Џилату. Џримкнул к ним и
Ђвдий Љаллистратов: он понЯл, что речь  идет о судьбе “чителЯ. € он пошел  с
ними к €родову дворцу,  но вооруженнаЯ стража не пропустила их к наместнику.
€  они остановились у дворца  в  ожидании.  Ќароду все  прибывало, хотЯ жара
стоЯла с самого утра.  ђазные страсти влекли сюда разных людей. Љакие только
разговоры  не  ходили  в  той неспокойной толпе:  одни говорили, что пророка
€исуса  ЌазореЯ  прокуратор помилует  властью, данной  ему  ђимом, отпустит,
чтобы  он  убралсЯ из €ерусалима  куда подальше и  никогда  больше  cюда  не
возвращалсЯ,  другие  говорили, что  одному из приговоренных в  честь  пасхи
даруют жизнь  и что  помилованным этим будет €исус, третьи  попросту верили,
что его спасет сам џхве  на глазах у всех, но все - и те, и другие, и третьи
- ждали, ждали, не ведаЯ, что происходило там, за оградами и стенами дворца.
€ много  было таких в толпе, кто  посмеивалсЯ над беднЯгой, расплачивающимсЯ
головой за  потешный свой трон, глумились над обреченным чудаком и сетовали:
что, мол, прокуратор  тЯнет, рубить  так рубить сплеча, чего еще  нЯнчитьсЯ,
солнце  вон как припекает, и до  полуднЯ все  изжарЯтсЯ на ‹ысой горе.  ќтот
€исус Ќазорей,  он-де кого хочешь  заговорит,  кому  угодно  голову задурит.
џсное  дело  -  треплет  там Языком и  смущает  прокуратора,  чего  доброго,
наместник римский еще  возьмет  да отпустит его, а тогда  зачем  же мы здесь
стоим... € €исус ЌазарЯнин хорош  -  наобещал с  три короба, только где оно,
его –арство Ќовое,  а теперь его самого вздернут,  как собаку... ’ак-то  оно
бывает...
     ‘лушаЯ   их  речи,  Ђвдий   возмущалсЯ.   "Ќе   смейте  так   говорить!
Ќеблагодарные,  низменные  душонки!  Љак  можно  так осквернЯть  и  опошлЯть
великую  борьбу человеческого духа с самим  собой. ‚ам  гордитьсЯ  надо  им,
люди,  его  мерой  мерить себЯ!"  -  в  отчаЯнии  кричал Ђвдий Љаллистратов,
обливаЯсь  слезами  в толпе  иерусалимской. Ќо никто его не слышал, никто не
замечал  его  присутствиЯ.  ‚едь  ему  еще  предстоЯло  родитьсЯ  в  далеком
двадцатом веке...

        x x x

     „ождь,  что хлынул среди ночи, постепенно  пошел на  убыль.  “шел,  как
пришел,  еще куда-то пролитьсЯ ливнем. € наконец и вовсе  стих, лишь изредка
срываЯсь сверху запоздавшими каплЯми. Ђ  времЯ близилось к рассвету, омытому
и усыпанному звездами рассвету, - небо, еще темно-агатовое в  глубине, после
дождЯ все  больше светлело по  краЯм. Џрохладой  веЯло от влажной  почвы, от
вытЯнувшихсЯ за ночь трав.
     Ќо, пожалуй, никто из обитавших  в  степи живых существ не ощутил в тот
час радости  бытиЯ столь  остро  и благодарно,  как Ђвдий Љаллистратов, хотЯ
самочувствие его и оставлЯло желать лучшего.
     Ќо  при этом  Ђвдию  повезло:  раскаленный  накануне  воздух  не  успел
охладитьсЯ за  ночь, и  он  не замерз. € хотЯ  он промок с головы до ног,  и
ушибы и травмы тоже давали  знать, но он,  презрев боль, сосредоточилсЯ и  в
Ясновидении своем,  дававшем  ему возможность ощущать себЯ одновременно  и в
прошлом и  в настоЯщем, воспринимал жизнь заново, открывал ее как дар судьбы
и оттого  еще больше ценил саму возможность жить и мыслить. ‚ тот час, когда
дождь кончилсЯ, Ђвдий  сидел  под  железнодорожным  мостом,  куда с  трудом,
собрав последние силы, доковылЯл впотьмах...
     Џод  этим  мостом  было  относительно  сухо, и  он забралсЯ  сюда,  как
бродЯга, и доволен был тем, что  нашлось такое  место,  где он мог переждать
дождь  и  предатьсЯ  размышлениЯм. Џод мостом было гулко  и звонко,  как под
высокими сводами средневекового собора.  Љогда над головой проходили поезда,
это походило на орудийный шквал, обрушивающийсЯ издали и постепенно уходЯщий
вдаль.  •орошо, просторно  думалось  в ту  ночь Ђвдию,  и мысль,  родившись,
развивалась уже сама  по себе  и  беспредельно и беспрепЯтственно влекла  за
собой его дух. Ђвдий думал то о •ристе и Џонтии Џилате, мысленно переносилсЯ
в  те времена,  и грохот проносЯщихсЯ  над ним поездов не  мешал ему ощущать
себЯ в древней €удее среди гомонЯщей толпы на ѓолгофе и как бы видеть своими
глазами  все, что  там  происходило, то  припоминал  Њоскву,  свое  недавнее
пребывание там и посещение Џушкинского музеЯ, где пела болгарскаЯ капелла, и
вспоминал своего  двойника,  так  поразительно похожего  на него болгарского
певца, и перед  ним вставало его лицо  с  разверстым ртом. Љакие возвышенные
звуки  исторгали  голоса болгарских певцов, как  возносили  они  его  душу и
мысль! Ћтец его, дьЯкон  Љаллистратов, очень любил церковное пение и, слушаЯ
его,  плакал от  умилениЯ.  Ћднажды  кто-то  передал отцу текст удивительной
молитвы одной  современной монахини. ЊолодаЯ еще в те годы  женщина,  бывшаЯ
воспитанница,  а затем и  воспитательница детдома, принЯла  постриг  в  годы
войны после того, как ее  возлюбленный, с которым они  прожили всего полтора
месЯца, погиб  на  военном корабле, потопленном германской подлодкой. „ьЯкон
Љаллистратов,  читаЯ  тот "документ души", в  котором  соединЯлись  и плач и
молитва,  всЯкий раз ронЯл слезу. Ћн  очень любил,  когда  Ђвдий,  тогда еще
мальчишка,  стоЯ  в красном  углу дома  у старого пианино,  читал  ему вслух
чистым отроческим голосом молитву о  потопленном корабле. € Ђвдий заучил  ее
наизусть, ту молитву монахини, бывшей детдомовки:
     "…ще  только  светает  в небе, и пока мир  спит перед  восходом солнца,
обращаю к ’ебе,  ‚севидЯщий и  ‚себлагий, свою насущную молитву.  Џрости,  о
ѓосподи,  что  своеволие  проЯвлЯю и  прежде вспоминаю не  о ’ебе,  а  снова
докучаю  своим  делом, но  Я живу ради того, чтобы молитву сию  произносить,
пока Я есть на этом свете.
     ’ы, ‘острадающий,  Ѓлагословенный, Џравый,  прости менЯ,  что  досаждаю
тебе обращениЯми неотступными. ‚ мольбе моей своекорыстиЯ нет - Я не прошу и
толики  благ  земных и  не молю о продлении дней своих. ‹ишь о спасении  душ
людских взывать не перестану. ’ы, ‚сепрощающий, не оставлЯй в неведении нас,
не позволЯй нам оправданий искать  себе в  сомкнутости добра и зла на свете.
Џрозрение  ниспошли людскому  роду. Ђ о  себе не смею  уст  разомкнуть. џ не
страшусь  как должное  принЯть любой  исход  - гореть  ли  мне  в геенне или
вступить в царство, которому  несть конца.  ’от жребий наш ’ебе  определЯть,
’ворец Ќевидимый и ЌеобъЯтный.
     Џрошу  лишь об одном, нет  выше  просьбы  у  менЯ, рабы ’воей, инокини,
повинующейсЯ словам  любви  ’воим,  отшельницы, в отчаЯнии своем  презревшей
земную юдоль, отвергнувшей напрочь тщеславие и суету, чтобы в помыслах своих
приблизитьсЯ к духу ’воему, ѓосподи.
     Џрошу  лишь об одном, Яви такое чудо:  пусть тот корабль плывет все тем
же курсом прежним  изо  днЯ в  день,  из ночи  в ночь,  покуда  день и  ночь
сменЯютсЯ определенным ’обою чередом в космическом вращении ‡емли.  Џусть он
плывет, корабль тот, при вахте  неизменной, при навсегда зачехленных стволах
из океана в океан, и  чтобы волны бились о корму и слышалсЯ бы  несмолкаемый
их мощный гул и  грохот.  Џусть брызги океана обдают его  дождем  свистЯщим,
пусть дышит он той влагой горькой и летучей.  Џусть  слышит он  гул машин  и
крики  чаек, следующих за кораблем. € пусть  корабль держит  путь во светлый
град на дальнем океанском бреге, хотЯ пристать к нему во веки не дано...
     ‚от и все,  более ничего не  прошу в  молитве своей ноче-дневной.  € ’ы
прости, ‚себлагий и Њилосердный,  что  докучаю просьбой странной, молитвой о
затонувшем корабле. Ќо ’ы - твердынЯ всех надежд высоких, земных и неземных.
’ы был и остаешьсЯ ‚ездесущим, ‚семогущим и ‘острадающим началом всех начал.
€ потому с мольбой к ’ебе  идем как в прошлом, так и ныне и в грЯдущих днЯх.
€ потому, когда  м