и.
     ‚есной на кладбище сжигали мусор,  и поднимись же ветер на ту пору -- и
пошли палы по могилам и крестам. ‚се,  что  было  деревЯнное, -- сгорело, на
железном сожгло  краску. Њногие могилы на  кладбище разоренными ушли в зиму,
под  снег,  ржавели  оградки и памЯтники, пустовали  могилы --  снег упрЯтал
головешки под собой,  накрыл  белым  саваном --  к  месту слово пришлось, --
совсем уж скорбным саваном приют человеческой юдоли и печали.
     ЏламЯ побывало и на  могиле ‘ошниных, оплавило краску на ограде, выжгло
фотокарточки в полукруглых  отверстиЯх. ‹еонид летом наново покрасил голубой
краской оградку и немудрЯщие надгробиЯ, вбил в землю скамейку, но фотографии
новые не  вставил.  ‡ачем они? Ќа прежних  фотографиЯх женщины молодые, мало
похожие   на  тех,  которых  помнил  ‘ошнин.  ‚   войну  маме  некогда  было
фотографироватьсЯ.  ’етЯ  ‹ина после колонии не в  фотографию  правилась, а,
тайно от  него,  от ‹еонида, в церковь. Ќезачем тешить  фотографиЯми чужих и
равнодушных к  ним людей -- показухи и без кладбищ  хоть отбавлЯй. Ћн помнит
маму, но больше тетю ‹ину, любит  их, скорбит  по  ним,  мучаетсЯ, как и все
люди,  в груди которых  еще есть сердце, за  то, что жив,  а они  лежат  так
близко  -- рукой можно достать --  и в то  же  времЯ  столь  далеко, что  уж
никогда  и  никто их не  достанет,  не увидит,  не обидит, не развеселит, не
толкнет, не обругает. € небо, так Ярко засиЯвшее от беззаботного, никого  не
греющего солнца, к ним отношениЯ не имеет -- они в  земле лежат, снизу у них
землЯ  и  над ними землЯ,  давно уж, наверное,  раздавившаЯ их, вобравшаЯ их
тлен в себЯ, как вбирала она и до этого миллионы и миллионы людей, простых и
гениальных, черных и белых, желтых и красных, животных и растениЯ, деревьЯ и
цветы, целые  нации и  материки, -- землЯ  и должна  быть такаЯ:  бездушнаЯ,
немаЯ,  темнаЯ и  тЯжелаЯ. …сли б она умела чувствовать и  страдать, она  бы
давно рассыпалась  и прах ее развеЯлсЯ  бы в пространстве. ‚бираЯ в себЯ то,
что  она  родила, вбирает она  и горе  человеческое, и  боль, сохранЯЯ людЯм
способность жить дальше и помнить тех, кто жил до них.
     -- Ќу, простите менЯ, мама, тетЯ ‹ина, -- снЯв  шапку, низко поклонилсЯ
‹еонид и отчего-то не  смог сразу  распрЯмитьсЯ, отчего-то так отЯжелило его
горе, скопившеесЯ  в нем, что сил не  было поднЯть голову  к  Яркому зимнему
солнцу, сдвинутьсЯ с места.
     Ќаконец  он почувствовал головой холод, обеими руками  нахлобучил шапку
и, уже не оглЯдываЯсь, длинно прокашливаЯ слезы в сдавленном горле, двинулсЯ
к выходу кладбища, боЯсь выплюнуть откашлЯнную мокроту в кладбищенский снег.
     “ выхода со старого кладбища он заметил две фигурки: одна в приталенном
пальтишке, в песцовой шапке, пританцовы- вает, бьет сапогом  о модный сапог,
другаЯ фигурка  малаЯ,  с большой круглой головой-одуванчиком -- слава богу,
догадалась  закутать  ребенка в  тети  ‹инину  пуховую  шаль, в  валенках  с
галошами, в деревенских рукавичках из овечьей шерсти, в неповоротливой шубе,
стоит, смешно оттопырив руки. —тобы не дать ход пустому разговору: "Ћпоздали
на автобус, все машины ушли, мы с нового кладбища сюда, на всЯкий случай..."
-- ‘ошнин  с ходу поднЯл ‘ветку, прижал ее к себе. Ћна молча и крепко обнЯла
отца за шею, приникла к его уху ртом, осторожным теплом в него дышала.
     Џочему-то  он  шел  сердито, или  так казалось  ‹ерке, больше  обычного
хромал, и ботинки, полные  снега, мерзло чирикали  на стеклЯнистой полознице
дороги. Ќе знаЯ, что сказать и  сделать, ‹ерка внезапно стала  дразнить  его
про  себЯ  жестокой  детской  дразнилкой:  "ђупь-пЯть  --  где  взЯть?  Ќадо
за-ра-бо- тать?  ђупь-пЯть, где  взЯть..." "—то это  Я? ‘овсем уж рехнулась?
‚овсе одичала? -- остепенила  она себЯ. -- “ него ж с ногой,  видать, совсем
неладно,  не  может  грубые  милицейские  сапоги  носить..."  ‹ерка  покорно
зачастила ногами позади мужчины, и у нее тоже начали почирикивать сапоги.
     --  "Људа  ты?" -- хотела она запротестовать,  запоперешни- чать, когда
‘ошнин  свернул от кладбища к спуску, ведущему в железнодорожный поселок, но
он же  заорет, непременно заорет: "„омой! Ќечего шлЯтьсЯ по чужим углам!" --
и потом у них там, в седьмом доме, -- поминки, может, помочь надо тете ѓране
и ‚икторине Њироновне. „а мало ли  что -- дни у него трудные, хлопотные были
последние, и работа с  ‘ыроквасовой, и какие-то хулиганы на него нападали --
все-то на  него кто-нибудь  нападает, и  вообще живет он все времЯ  какой-то
напрЯженной  жизнью.  ‡ачем так? ‘колько  свежих  могил  на новом  кладбище?
—ерно.   Ђ  кладбище-то  осенью  лишь  прибавлено  и   открыто.  ‡ачем  люди
укорачивают себе жизнь? ‡ачем торопЯт друг дружку туда? Ќадо  наоборот. Ќадо
как-то совместно преодолевать трудности, надо миритьсЯ с недостатками...


     --  ’ебЯ  где  носит? --  зашипела  на  ‹еонида тетЯ ѓранЯ,  как только
брЯкнула за ним  гирЯ в седьмом  доме.  -- ‚торой черед надо садить за стол,
каки-то ветераны затесались, пробуют песнЯка драть...
     -- џ-то тут при чем, тетЯ ѓранЯ?
     -- ‡абирай их! ‚ыметай! —тобы людЯм не мешали...
     -- џ не служу в милиции, тетЯ ѓранЯ.
     -- Ќу дак че? Љому-то надо все одно наводить порЯдок! •озЯин-то наелсЯ,
никово видеть и слышать не хочет, по мамочке горюет.
     ’етЯ ѓранЯ отчего-то была непривычно  сердита, почти зла. ‘корей всего,
от  работы в  „оме  ребенка. ‘удьбы  и  жизни детей, исковерканные  еще  при
рождении дорогими мамулЯми и папулЯми, наверное,  не очень-то рассиропливают
сердце, они ожесточают даже таких свЯтотерпцев, как тетЯ ѓранЯ. Ћдна  мамулЯ
совсем  уж  хитро  решила   избавитьсЯ   от  сосунка   --  засунула  его   в
автоматическую  камеру  хранениЯ  на  железнодорожном  вокзале.  ђастерЯлись
вейские  ломовцы,  --  хорошо,  что  всегда  и  всюду  у  нас  найдетсЯ куча
специалистов  по замкам,  и  один матерый домушник,  живший  по соседству  с
вокзалом, быстро открыл сундучок камеры, выхватил оттудова сверток с розовым
бантиком,  поднЯл его  перед негодующей толпой. "„евочка!  Љрошка-дитЯ! †ись
посвЯщаю! †ись!  …й! -- возвестил домушник. -- Џотому  как...  Ђ-а, с-су-ки!
Љрошку-  дитЯ!.."  „альше  говорить этот многажды  судимый, ловимый, садимый
страдалец  не смог. …го душили рыданиЯ. € самое занЯтное -- он действительно
посвЯтил  жизнь этой  самой девочке,  обучилсЯ мебельному  делу,  трудилсЯ в
фирме  "Џрогресс",  где  и отыскал  себе  сердобольную жену,  и так  они оба
трЯсутсЯ над девочкой, так ее лелеют  и украшают, так ли ей и себе радуютсЯ,
что  хоть  тоже  в  газету  о них пиши  заметку  под названием  "Ѓлагородный
поступок".
     ‘ошнин  раскутал ‘ветку, поставил  кастрюльку с супом  на плиту,  зажег
бумагу, начал толкать  в печку дрова.  ‘ветка посидела возле дверцы плиты на
низенькой табуретке, взЯла веник и стала подметать пол.
     ‹ерка  стоЯла,  опершись  спиной  на косЯк,  и глЯдела в дверь  средней
комнатушки,  из которой  виден  был  угол зловещего "гардеропа".  •озЯин  не
приглашал   ее   раздеватьсЯ,   проходить.   Џошвыривал   дрова.  Ћна,   его
"примадонна",  так ни  разу ни с  одним  мужчиной больше  и не была,  боитсЯ
раздетьсЯ, "одомашнитьсЯ". …й нужно будет времЯ заново привыкать к нему  и к
дому, перебарывать свою застенчивость или еще  что-то там такое,  не всЯкому
дураку понЯтное.
     -- џ  пойду туда, -- кивнул ‹еонид на дверь головой. -- Ќадо. ’ы, ‘вет,
похлебай  горЯчего  супу, хочешь  -- почитай, хочешь  --  поиграй, хочешь --
телевизор включи. Ќе знаю, работает ли? џ его давно не включал...
     ‘ветка  перестала  водить веником по полу, исподлобьЯ глЯдела  на него,
потом перевела глаза на  мать. ‹ерка молча отстранилась от косЯка, пропускаЯ
‘ошнина в дверь.
     Џод лестницей  серой,  пепельной  кучкой  лежало что-то в  расплывшейсЯ
луже. "“рна!" -- догадалсЯ  ‘ошнин. -- Ќа свадьбы и торжественные гулЯнки ее
уже давно не пускали, но с поминок прогонЯть не полагаетсЯ  -- такой обычай.
Ќаш тоже. ђусский.
     "ќй! -- вскипело в груди  ‘ошнина. --  ќй,  жена! €ди полюбуйсЯ на  мою
полюбовницу!.." -- хотел он уЯзвить ‹ерку напоминанием о давнем их скандале,
и  тут же  "осаврасил"  себЯ --  словцо  ‹аври-казака  пришлось  к  разу. --
"‘о-овсем  ты, ‹еонид  ‚икентьич, с глузду съехал,  как говорЯт на  “краине,
совсем! ‘коро весь злом изойдешь, касатик!.."

     Ђ-ар-р-рдина не да-аррам да нам стр-рана вручила,
     …то знает кажный наш боец...
     Њы готовы к бою, товарищ ‚орошилов,
     Њы готовы к бою, ‘талин -- наш отец...

     Џодпершись рукою,  вполголоса вел  за  столом  ‹аврЯ-казак, дЯдЯ  Џаша,
старец  Ђристарх  Љапустин,  соседи,  многочисленные   "воспитанники"  бабки
’утышихи и  просто знакомые люди подвывали в лад ветеранам,  промокаЯ  глаза
комочками платков.
     €горь Ђдамович лежал ниц на материной кровати, в пиджаке,  в начищенных
ботинках,  не шевелЯсь, не подаваЯ голоса. ‚икторина Њироновна вопросительно
и тревожно взглЯдывала в его сторону, вежливо потчуЯ  гостей. “ торца стола,
в  выдающийсЯ костюм,  в  заморскую водолазку  и шелковый парик  нарЯженнаЯ,
торчала нелепаЯ  и всем  тут  чужаЯ ћлька.  Ћна  поймала  взглЯдом вошедшего
‹еонида, потерЯнно ему улыбнулась:
     -- ‘юда, дЯдь ‹еша, сюда, пожалуйста!
     Џевцы примолкли было при поЯвлении ‹еонида, но  он, присев к столу, без
ожидаемой строгости молвил:
     --  Џойте,  пойте. Ќичего. Ѓаба  ‡оЯ  легкого  характера  была,  любила
попеть...
     -- Ћй, бабушка, бабушка!  -- диким голосом  закричала ћлька и  упала на
плечо ‹еониду.
     Ћн  ее погладил по съехавшему на ухо, не  по  ее  малой  глупой  голове
сделанному парику и со скрипом прокашлЯл чем-то вдруг передавленное горло.
     Џришла  ‹ерка. ‘ошнин  пододвинулсЯ,  освобождаЯ  место  подле  себЯ на
плахе, положенной на стульЯ  вместо  скамьи и  покрытой облысевшим ковриком,
принесенным ‚икториной Њироновной из дому.
     --  –арство небесное милой  бабушке,  --  потупЯсь,  произнесла  ‹ерка,
зачерпнула ложечкой кутьи  из широкой вазы, подставив ладонь, пронесла ее до
рта и долго жевала, не поднимаЯ глаз.
     ’етЯ  ѓранЯ  закрестилась,  заплакала;  зашмыгали  носами,  заутирались
женщины-соседки,  кто-то  сказал привычное,  к  чему  никогда  и  никому  не
привыкнуть:  "‚от  она,  жизнь-то, была --  и нету". Ќикто не  продолжил, не
поддержал скорбный  разговор,  и петь  больше не пробовали, не получалось ни
долгой   душеочистительной   беседы,   ни   песен   расслаблЯюще   грустных,
располагающих людей к дружеству и сочувствию.


     Ќочью ‘ошнин лежал не шевелЯсь на свежезаправленной постели. Ѓлизко, за
тонкой перегородкой посвистывала  носом ‘ветка, простудившаЯсЯ  на кладбище.
Ќесмело прижавшись к нему, спала ‹ерка. —етко  работали-стучали старые  часы
на стене в деревЯнном Ящике -- их любила заводить ключом  ‘ветка. ‹еонид все
забывал  их  заводить, и  уже через сутки  после разрушениЯ семейного  союза
часы,  упершись  гирей  в  деревЯнный  пол, замолкали,  делалось тихо, времЯ
останавли-  валось в  четвертой квартире.  Ћн стал  думать,  откуда и  каким
образом попались  в пролетарскую квартиру такие старинные, снова сделавшиесЯ
модными  и ценными  часы  --  опЯть  пошла мода  на  старину.  Ќо  ничего ни
вспомнить, ни придумать не смог, и вообще думать ему ни о чем не хотелось --
редкий, пусть и настороженный покой был в его жилище и в сердце. Ћн понимал,
что  надо  как-то налаживать свою жизнь, разбиратьсЯ в  ней  и,  прежде  чем
вплотную засесть за письменный стол,  по-новому, вдумчивей  и шире, что  ли,
осмыслить все, что  произошло  и происходит с ним  и вокруг  него, научитьсЯ
смотреть  на  людей  и  понимать их  не так, как  прежде, глазами зоркого  и
беспощадного "опера", а человека иного предназначениЯ. Ќа работе, там просто
было "сортировать" алкашей, бабников-разведенцев, жуликов, мелких и  больших
воров --  "паханов" и "цариц", сутенеров и рвачей,  вокзальных  и  чердачных
обитателей,  бичей,  перекати-поле  вербованных.  Ќо ведь это  лишь  верхний
слой...  €ли нижний? Џыль на подоконнике, а за  окном,  по-за стеклами идет,
бредет, бежит, живет, плЯшет, веселитсЯ, плачет, ворует, жертвует фамильными
ценностЯми и собой, рождаетсЯ и умирает всЯкий  разный народ,  много народу,
много земли, много лесу...
     "Њного лесу, много лесу, много вересиночек..." Ћн так и уснул, не успев
до конца  вспомнить частушку, слышанную в деревне Џолевке. •орошаЯ, складнаЯ
частушка -- народное творчество.
     ‘пал он сперва  спокойно и крепко, но потом привЯзалсЯ  и  начал мучить
его кошмарный сон: по весеннему, рассосанному льду,  замусоренному рыбаками,
испЯтнанному сверлами, приплЯсываЯ, ходила девочка в красной шапочке. ‹ед от
того и другого берега отсоединен заберегами, вот-вот тронетсЯ река, и никого
на льду,  ни одной души, кроме девочки. ‹еонид смотрел, смотрел на девочку и
узнал ‘ветку,  хотел заорать,  но в это времЯ река тронулась, начало ломать,
разводить льдины. ‘ошнин бежал вдоль берега,  точнее, пробовал бежать, да не
бежалось. ‡вал ‘ветку -- воздуху на громкий крик в груди не хватало. € тогда
он бросилсЯ в реку, стал разбивать лед  кулаками. ‹ед не разбивалсЯ. "’ы его
доской, доской", -- послышалсЯ голос ”еди ‹ебеды, и откуда-то взЯлась доска.
‹еонид крушил лед доской, рвалсЯ к ‘ветке, больно натыкаЯсь грудью на острие
льдин, все глубже забредаЯ в кипЯщую мутную воду. "•орошо, хоть не холоднаЯ.
‘ток. ѓорЯчий сток с шинного завода,  вот и не холоднаЯ". Ћн пробилсЯ-таки к
девочке, протЯнул руку, но в это  времЯ  льдина лопнула на несколько частей,
беспечно смеющуюсЯ девочку закружило, понесло уже не на льдине, на тетрадном
листе,  в  углу  которого стоЯла крупнаЯ краснаЯ двойка,  понесло в небо, во
тьму, проколотую  звездами. "„а это же тот свет!" -- догадалсЯ ‹еонид и, как
ему казалось, во все горло заорал: "Ђ-а-а!" -- на самом же деле лишь замычал
и, подпрыгнув в постели, проснулсЯ.
     -- ’ы че? -- прошептала невнЯтно ‹ерка.
     -- ‘пи. ‘пи. Ќичего. --  ‘ облегчением перевел он дух и прижал  ладонью
‹ерку к постели и не отпускал до  тех пор, пока не занемела от неподвижности
рука. ‡атем поднЯлсЯ  попроведать дочку. ‘лЯгав одеЯло, уронив подушку, руки
и  ноги вразброс, девчушка доверчиво обнЯла бабы  ‹инин  старинный сундучок,
сотворенный  вЯтскими умельцами и с  малолетства обогретый ее телишком, а до
нее  сундучок  этот  обживали,  грели,  хранили  в  нем подвенечные  платьЯ,
нехитрое  деревенское  приданое,  клубки,  платки, узелки  с серебрушками  и
леденчиками,  половички, скатерти,  кружевца дальние родст-  венницы ‘ветки,
которых  она никогда не  видела, не  знала и уж не увидит и  ничего о них не
узнает... "—то  уж  тут  болтать  о свЯзи  времен. Џорвались  они,  воистину
порвались,  изречение  перестало  быть поэтической метафорой,  обрело  такой
зловещий смысл, значение и глубину которого  дано будет постичь  нам лишь со
временем и, может быть, уже не нам, а ‘ветке, ее поколению, наверное, самому
трагическому за все земные сроки..."
     Ѓережно  подсунув  ‘ветке под  голову подушку, прикрыв  ее  одеЯлишком,
‘ошнин опустилсЯ на колени  возле сундука, осторожно прижалсЯ щекой к голове
дочки и  забылсЯ  в  каком-то  сладком горе,  в воскрешающей,  животворЯщей,
печали, и, когда очнулсЯ,  почувствовал на лице мокро, и  не устыдилсЯ слез,
не запрезирал  себЯ за  слабость,  даже  на  обычное  ерничество  над  своей
чувствительностью его не повело.
     Ћн вернулсЯ в постель, закинув руки за голову, лежал, искоса поглЯдываЯ
на ‹ерку, закатившую голову ему под мышку.
     Њуж  и жена.  Њужчина и женщина.  ‘ошлись. †ивут. •леб  жуют.  Ќужду  и
болезни превозмогают. „етей, а нынче вот  дитЯ  растЯт. Ћдного, но с большой
натугой,  пока  вырастЯт,  себЯ  и его замают.  Џлутавшие  по  земле,  среди
множества себе  подобных,  он  и  она  объединились  по  случаю  судьбы  или
всемогущему  закону жизни. Њуж  с женою. †енщина  с мужчиной, совершенно  не
знавшие друг дуга,  не  подозревавшие  даже  о  существовании живых пылинок,
вращающихсЯ  вместе  с  ‡емлею  вокруг  своей  оси  в  непостижимо-громадном
пространстве мирозданиЯ, соединились, вот чтоб  стать родней  родни, пережив
родителей, самим испытать родительскую долю, продолжаЯ себЯ и их.
     Ќе самец и самка, по велению природы  совокуплЯющиесЯ, чтобы продлитьсЯ
в природе, а человек  с  человеком, соединенные  длЯ того, чтоб помочь  друг
другу  и обществу, в котором они живут,  усовершенствоватьсЯ,  из  сердца  в
сердце перелить кровь свою и вместе с кровью все, что в них есть хорошее. Ћт
родителей-то они были переданы друг дружке всЯк  со своей жизнью, привычками
и характерами  -- и  вот  из разнородного сырьЯ нужно  создать  строительный
материал, слепить Ячейку во многовековом здании  под названием ‘емьЯ, как бы
вновь  народитьсЯ  на свет и, вместе дойдЯ до могилы, оторвать себЯ  друг от
дружки с неповторимым, никому не ведомым страданием и болью.
     ќкаЯ великаЯ загадка! Ќа постижение ее убуханы тысЯчелетиЯ, но,  так же
как  и смерть, загадка семьи  не понЯта,  не  разрешена. „инастии, общества,
империи обращались в прах, если в них начинала рушитьсЯ семьЯ, если он и она
блудили, не находЯ друг друга.  „инастии,  общества,  империи,  не создавшие
семьи  или порушившие ее устои, начинали  хвалитьсЯ  достигнутым прогрессом,
брЯцать  оружием; в династиЯх, империЯх, в обществах вместе с развалом семьи
разваливалось согласие, зло начинало одолевать добро, землЯ разверзалась под
ногами, чтобы поглотить сброд,  уже безо  всЯких на  то  оснований именующий
себЯ людьми.
     Ќо в современном  торопливом  мире  муж  хочет  получить жену в готовом
виде, жена  опЯть же хорошего, лучше  бы -- очень хорошего, идеального мужа.
‘овременные острЯки, сделавшие предметом осмеЯниЯ  самое свЯтое  на земле --
семейные узы,  измерзавившие  древнюю  мудрость зубоскаль-  ством  о  плохой
женщине, растворенной во  всех хороших женах, надо  полагать, ведают,  что и
хороший муж распространен во всех плохих мужчинах.  Џлохого мужика  и плохую
женщину зашить бы в мешок и утопить. Џросто! ‚от как бы до нее,  до простоты
той,  доскрестись  на утлом  семейном  корабле,  шибко рассохшемсЯ,  побитом
житейскими бурЯми, потерЯвшем надежную плавучесть.
     "Њуж и жена -- одна сатана" -- вот и всЯ мудрость, которую ведал ‹еонид
об этом сложном предмете.
     "Ђ  ну-ка, что у  товарища  „алЯ?" Ћн осторожно начал  перелазить через
‹ерку.  ЏривыкшаЯ  спать  со  ‘веткой,  караулЯщаЯ  каждое  ее  движение   и
шевеление, слышащаЯ  даже дыхание своего  единственного  дитЯти,  ‹ерка,  не
просыпаЯсь, захлопала рукой рЯдом.
     -- ’ы че? -- снова спросила сонно и глухо.
     -- ‘пи, спи. Ќичего,  -- снова негромко отозвалсЯ  ‹еонид, прикрываЯ ее
простыней. -- џ печку подтоплю. ‘ветке холодно.
     €  он  затопил  печку, хотЯ в  квартире было  не холодно, посидел возле
открытой  дверцы,  подышал сухим теплом,  посмотрел  на  красиво,  на  бодро
танцующее  пламЯ и  отправилсЯ  к столу,  косЯсь на вольно раскинувшуюсЯ,  в
волосах себЯ запутавшую ‹ерку.
     Ќад  письменным   столом,  когда-то   забракованным   по   дрЯхлости  в
технической конторе станции ‚ейск и безвозмездно отданном тете ‹ине, прибита
полочка длЯ учебников, тетрадей и школьных принадлежностей. Ќыне на полочке,
шатнувшись  к  окну,  стоЯт словарь,  справочники, любимые  книги,  сборники
стихов и песен. ‘реди них  зеленым светофорным  светом  горит обложка  книги
"Џословицы русского  народа". Њолодой литератор и уже испытанный в  семейных
делах муж  открыл  толстую  книгу на середине. ђаздел: "Њуж -- жена" занимал
двенадцать широченных  книжных страниц --  молодаЯ русскаЯ нациЯ к  прошлому
веку накопила уже изрЯдный опыт по семейным устоЯм и  отразила его  в устном
творчестве.
     "„обраЯ жена да жирные  щи -- другого добра не  ищи".  "ђазумно,  очень
разумно и дельно!" -- ухмыльнулсЯ мыслитель из  железнодорожного поселка. Ќо
скоро  такие откровениЯ пошли, что у него пропала охота зубоскалить: "‘мерть
да жена -- Ѓогом  суждена",  "†енитьба  есть, а  разженитьбы  нет",  "‘  кем
венчатьсЯ, с тем и  кончатьсЯ", "Џтица крыльЯми сильна,  жена мужем красна",
"‡а мужа завалюсь -- никого не боюсь".
     "Ђга! Љак же! -- не согласилсЯ на сей раз  с народной мудростью ‹еонид.
-- Џознакомить бы  вас с современной жен- щиной!" Ћн непроизвольно покосилсЯ
на ‹ерку.  "†ена не  сапог, с ноги  не скинешь".  "—то верно, то  верно", --
длинно выдохнул ‘ошнин и водворил книгу на место.
     €  без словарЯ  одних  наставлений бабки-покойницы  длЯ  разумной жизни
хватит, порешил он. "‘емьи  рушатсЯ и бабы с мужиками расходЯтсЯ  отчего? --
вопрошала бабка  ’утышиха,  сама себе даваЯ ответ.  --  Ђ оттого, что  сплЯт
врозь.  „итев  и друг дружку  не видют  неделЯми  -- чем им скреплЯтьсЯ? Њы,
бывало, с  Ђдамом,  поцапаемсЯ, когда и подеремсЯ  --  но муж с женою хотЯ и
бранЯтсЯ, да под одну шубу  ложатсЯ!  Ќочью-то, бывало, Ђдамка на менЯ ручку
нечаЯнно положит, Я на ево --  ножку от жары закину, и,  глЯдишь, замиренье,
спокой да согласье в дому..."
     "€  то правда, --  вздохнул ‘ошнин. -- Ѓабка решала сложные  задачи без
всЯких там дробей, простым, но точным способом".
     ‹еонид  постоЯл   среди   комнаты,   погладил  себЯ  по  голове.  €з-за
"гардеропа"  начинал  просачиватьсЯ слабый свет. "Ћднако гробину эту все  же
придетсЯ рубить на дрова,  -- погладил  он  облезлое  сооружение. Ћно, будто
старый  пес,  шершавым  Языком цеплЯлось  за пальцы, приЯтельски  покалывало
ладонь. -- Ќичего  не  поделаешь, друг. ‘овременный быт требует жертв! Ќичто
новое  без  жертв  у  нас  не  создаетсЯ  и не  излаживаетсЯ",  --  виновато
усмехнулсЯ хозЯин четвертой квартиры.
     ђассвет  сырым, снежным комом вкатывалсЯ уже  и в кухонное  окно, когда
насладившийсЯ  покоем,  среди  тихо  спЯщей  семьи,  с  чувством  давно  ему
неведомой уверенности в  своих возможностЯх и силах, без раздражениЯ и тоски
в сердце  ‘ошнин  прилепилсЯ  к  столу,  придерживаЯ  его расхлЯбанное  тело
руками, чтоб не  скрипел и не крЯкал, потЯнулсЯ  к  давней и тоже конторской
лампе,  шибко изогнул ее шею с железной чашечкой на конце,  поместил в пЯтно
света чистый лист бумаги и надолго замер над ним.

     1982-1985

     ‚иктор Ђстафьев. ‘обрание  сочинений  в  пЯтнадцати томах. ’ом  9.
ЉрасноЯрск, "Ћфсет", 1997 г.