‚иктор Ђстафьев. ’ак хочетсЯ жить

Ћцените этот текст:
‚иктор Ђстафьев. ’ак хочетсЯ жить

---------------------------------------------------------------
© Copyright ‚иктор Ђстафьев
Date: 08 Nov 2001
OCR: Ђлександр Ѓелоусенко
---------------------------------------------------------------

‚о здравие живых,
во славу павших
побратимов-окопников
Ђвтор

—асть перваЯ. „ЋђЋѓЂ ЌЂ ”ђЋЌ’

”ронтовые дороги ведут в бесконечность и никогда не повторЯютсЯ. Ќо их
разнообразие, переменчивость, неудобь - не способствуют бодрости, в
особенности если едешь по ним ночью,- а все передвижениЯ близ фронта
происходЯт в основном в ночное времЯ, и давно кажетсЯ, если не год, то уж
неделю навернЯка сидишь за рулем. € усталость, и ночь, и пение мотора
машины-полуторки не просто навевают сонливость, но клонЯт в сон, одолевает
расслаблЯющаЯ бесчувственность, склеиваютсЯ глаза, меркнет сознание,
покидает шофера чувство страха и ответственности. Ѓудто расстроеннаЯ струна
звучит на расстроенной балалайке: гынь-гынь-гынь, гань-гань, гане...
гы-ы-ынь... гы-ы-ы-ыыы...
ЉолЯша •ахалин других дорог и не знал, по другим, слава Ѓогу, и не
ездил. Џение полуторки, этот усыплЯющий звук мотора останавливает времЯ,
погружает в немоту мир окружающий, точнее, проносит его мимо с левой и с
правой стороны машины. •оть бы жахнуло где, стукнуло бы, что ли, хоть бы
огонек где мелькнул, но лучше бы много огней, напоминающих человеку, что не
один он во вселенной, что живут еще люди и теплЯт огоньки в жилищах.
"„рожащие огни печальных деревень",- пусть бы и дрожащие, пусть бы и в
печальных селениЯх.
Ќо никого и ничего вокруг и вдали, лишь мотор поет свою однообразную,
вкрадчиво-ласковую песню, и рулевого снова и снова начинает долить сон,
голова, сколь ее ни держи, сламывает шею, размЯгчает кости, осаживает
туловище до тех пор, пока лбом не коснешьсЯ холодного железа, пока им не
стукнешьсЯ об округлость баранки,- мгновенное тогда происходит воскресение,
испуг на какое-то времЯ расшибает сон, отгонЯет его. ђулевой, разом вспотев,
ищет, ищет глазами белое пЯтнышко впереди, не найдЯ его, прибавлЯет газу,
полуторка вздрагивает от неожиданности, вроде как и она задремала тоже,
начинает досадливо постреливать и рычать от напрЯжениЯ. Ќо если впереди
лунным пЯтнышком засветитсЯ метка - на рулевого сразу же нападает
благодушие, расслабленность, и снова, и снова усыплЯюще запевает мотор:
гынь, гынь, гы-ы-ы-ынь...
"‚ дорогу идти - пЯтеры лапти сплести",- слышал где-то ЉолЯша. €
повторЯетсЯ, и повторЯетсЯ: "‚ дорогу идти... в дорогу идти... гынь-гынь..."
ЉолЯша •ахалин шофером себЯ стеснЯлсЯ называть, тем более водителем -
совсем уж это редкостное, высокое слово, а значит, оно и определЯет человека
особой мерой - во-ди-тель! - специалист, значит, кого-то и куда-то ведет он.
Ђ вот скажешь - рулевой, и вроде как взЯтки гладки - какой с рулевого спрос,
он за руль только и отвечает, все равно как ссыльный пастушонок-полЯк сказал
однажды в поселке-городе, далеко-далеко на севере стоЯщем, что он -
"водитель крувы".
ЉолЯша тоже мог быть "водителем крувы", шофером же быть он не мог. “
ЉолЯши •ахалина прозвище Љолька-свист, не в подражание герою "Џутевки в
жизнь" ему дано, оно самим им нажито - ЉолЯша был мастер по части чтениЯ,
пеньЯ, всЯческого сочинениЯ. “ него был, как бы сказали нынешние педагоги,
"гуманитарный склад характера" - он соответствовал этому характеру, училсЯ
хорошо по Языку, литературе, истории, географии и очень плохо по математике,
за что его всегда ругали, порицали в детдоме, оставлЯли на второй год в
школе, однажды оставили даже и на третий...
‘оответственно своему гуманитарному наклонению в характере ЉолЯша
ничего не смыслил в технике и за жизнь свою восемнадцатилетнюю из техники
только и запомнил, что есть выключатели электричества, не только вверх и
вниз действующие, но и вправо - влево, еще он запомнил, что электролампочку,
когда свету хочетсЯ и когда свет погас, надо тоже вертеть вправо, поскольку
в детдоме ребЯта часто били лампочки, ключ у дверного замка, чтобы его
отомкнуть, между прочим, тоже чаще всего поворачиваетсЯ вправо.
€ вот с такими-то техническими данными ЉолЯша •ахалин попал в автополк
- учитьсЯ на шофера. …го и не спрашивали, хочет он или не хочет учитьсЯ на
шофера, может или не может овладеть машиной. ‚ыстроили призванных ребЯт во
дворе областной военной пересылки, выкликнули фамилии по списку, велели
сделать шаг вперед, сомкнутьсЯ и следовать еще раз на комиссию, на
медицинскую. ЉолЯша уже прошел одну комиссию и скрыл от нее, что праваЯ нога
у него ломанаЯ, что он малость прихрамывает, да при той комиссии, будь он
хоть на протезе, и то оказалсЯ бы годен к битве. Ќо тут, на второй комиссии,
он смекнул неладное и сказал врачу, который ему показалсЯ главным, что он
хромает. "Љак со зрением?" - спросил врач. "Џолный порЯдок!" - бодро
воскликнул ЉолЯша. ‚рач сказал, что главное в его будущем деле не ноги,
глаза. € загремел ЉолЯша в автополк. ЏоторопилсЯ он с ответом насчет глаз.
Ќадо бы туфту гнать, близоруким, а то и слепым притворитьсЯ. Ќадо было... Ќо
куда богатого конь везет, туда бедного Ѓог несет.
ќто он понЯл с первых дней пребываниЯ в автороте. ’ам уже были ребЯта,
переправленные в автополк из других воинских частей, народ, знающий мотор,
технику,- бывшие трактористы, комбайнеры и даже рулевые, закончившие
автокурсы или не успевшие их закончить, не получившие права называтьсЯ
шоферами. Њногие из призывников успели помотатьсЯ по грЯзным, холодным
казармам, оголодали там, обовшивели, иные уж доходили и, попав в автополк, в
кирпичные казармы, строенные еще при царе, где было сухо, тепло и питаньишко
получше, чем в пехоте, старались учитьсЯ изо всех сил, быстро осваивали
боевую технику, то есть автомашину "ѓЂ‡", кто и "‡€‘". Љроме занЯтий
техникой, изучениЯ правил уличного движениЯ и безопасности, курсанты
проходили и строевую, и боевую подготовку. ‘пали мало, но крепко, уставали
потому что.
“ ЉолЯши •ахалина в автороте не заладилось ученье - говорун,
просмешник, анекдотист, песельник, сперва он был принЯт в роте по-братски и
даже выделен среди остальных, прозвище к нему, неведомо, как и почему,
вернулось прежнее в точности - Љолька-свист. Ћн даже ротным запевалой сразу
сделалсЯ и навечно простудил горло на сибирском морозе. Ќо чем дальше в
зиму, тем больше становилось мороки с автоучебой. Ќа тренажерах - в большом
зале из досок сделаны помосты, и к ним прикреплены педали, рычаги, крючки,
ручки и сам руль,- сиди и целый час, когда и два, переключай скорости, жми
педаль сцеплениЯ, и ЉолЯша на тренажере-то лихо сперва переключал все с
шутками, с прибаутками, но это занЯтие ему скоро надоело, и он начал
отлынивать от классной учебы. Џо соседству, в зале, еще более просторном, на
постаменте стоЯл двигатель машины "ѓЂ‡", в разрезе двигатель-то, как
животное или человек в учебнике по зоологии. Џодходишь и видишь все сложное
нутро: поршни, коленчатый вал, карбюратор, генератор, помпу, охладительный
бачок и еще много-много чего. Љак-то прикинул ЉолЯша про себЯ, и вышло, что
нутро машины куда как сложнее, чем человеческий организм! - попробуй,
постигни такую технику!.. ЉолЯша пал духом от сложностей автомобилЯ, служба
его в роте и наука пошли худо, со спотычками, отношениЯ в автороте не
заладились.
‡а длинный Язык, за острое, не всегда к месту сказанное слово его
невзлюбил и начал принародно одергивать главный человек в роте - старшина
Ћлимпий •ристофорович, фамилиЯ которому была ђастаскуев. Љрупный, румЯный
мужик с умеренно вспухшим животом, с алыми губками и совершенно
пронзительным взглЯдом голубеньких глаз с остро заточенными зрачками. ЉолЯша
возьми и скажи старшине, без всЯкой задней мысли, что у графа Ѓенкендорфа
отчество было тоже •ристофорович. ‘таршина поинтересовалсЯ, кто это такой?
ЉолЯша, опЯть же безо всЯкой задней мысли, ответил, как учили в школе,-
прихвостень, мол, тирана-царЯ и погубитель гениального поэта Џушкина. “же
вечером того же днЯ ЉолЯша вычерпывал и выносил мыльную воду из-под
умывальника, затирал в умывальнике пол и подметал коридор в казарме.
Џеред отбоем старшина Ћлимпий •ристофорович произнес речь перед
выстроенной ротой в том духе, что средь прибывших есть грамотеи, знающие все
про Џушкина и Љолотушкина. ђота слегка колыхнулась от смеха, старшина
переждал и продолжил: но устав и боевую технику эти грамотеи изучают плохо,
нерадиво, а он, старшина, служит в автополку еще с кадровой и всЯких
навидалсЯ, они от его науки и пристального вниманиЯ не только
Џушкина-Љолотушкина забывали напрочь, но и матери родной имЯ не вдруг
вспоминали...
ђечь старшины была короткой, состоЯла в основном из намеков и
обобщений. Ќо после того, как ЉолЯша поинтересовалсЯ: неужели Ћлимпий
•ристофорович не прочел в жизни ни одной книги; зачем тогда в полку
существует библиотека, довольно обширнаЯ и интереснаЯ; он, •ахалин, несмотрЯ
на жуткую занЯтость, в библиотеке той уже побывал и убедилсЯ, что
руководство Љрасной Ђрмии думает не только об маршировках, об изучении
устава и техники, но и об интеллектуальном развитии ее рЯдов,- напутственнаЯ
речь старшины на сон грЯдущий удлинилась. ‚ других ротах отбой произошел,
люди уже спали, в ЉолЯшиной же роте, забросив кулачищи за спину, перед
строем расхаживал ђастаскуев-старшина и нравоучительствовал, обозначаЯ
дальнейшее направление жизни в том смысле, что армиЯ есть армиЯ, и он не
позволит в ней никакого разгильдЯйства и умничаниЯ, за счет часов отдыха и
политзанЯтий он попросит увеличить часы занЯтий строевой и боевой
подготовкой, потому как рота готовитсЯ не к свадьбе, на войну готовитсЯ, на
фронт, и надо быть во всеоружии, надо, чтоб на фронт уезжали крепкие духом,
умелые бойцы, способные бить врага в любой час, в любом месте. ‘пать рота
легла на час позже, и кто-то впотьмах больно сунул кулаком ЉолЯше в бок.
Ќазавтра и в самом деле был сокращен, навовсе сокращен и более не
восстановлен час личного времени. Љурсантов вывели на мороз, старшина
повелительно крикнул: "•ахалин, запевай!" - и залилсЯ, запел ЉолЯша, а за
ним и всЯ рота. Људа денешьсЯ? ЂрмиЯ!
Ќа этот раз перед отбоем старшина речь не произносил, но в умывальник
ЉолЯшу с двумЯ товарищами отправил - наводить санитарию, и, драЯ пол
шваброй, пританцовываЯ, ЉолЯша во все горло пел, хотЯ ни петь, ни танцевать
ему не хотелось: "”иннам мы покажем жопу, раком повернем …вропу, а потом до
смерти зае...". ‚ умывальник ворвались трое крепких парней в нижних рубахах
- ЉолЯшу и напарников его бить, но тут оказались бойцы не робкого десЯтка, и
так они обиходили швабрами нападающих, что те превратились в отступающих.
‡а это за все: за драку, за избиение дисциплинированных курсантов -
ЉолЯша был послан долбить помойку, и старшина напутственно похлопал его по
спине: "€ди и подумай на ветру кой о чем. Ћхолонись..."
‚ернулсЯ ЉолЯша в казарму уже под утро, нисколько не выспалсЯ, кемарил
в учебном классе, путалсЯ в ответах, был выгнан на улицу - ползать
по-пластунски под командой рыжего, носатого сержанта, который недоуменно и
дружески наставлЯл ЉолЯшу:
- Ќеужели трудно запомнить, что старшина главнее солдат? ‚ уставе же
написано: "Џриказ начальника - закон длЯ подчиненного".
- ‚се понЯл! - бодро заЯвил ЉолЯша.
Џеред отбоем курсанты добром его просили в роте: "“ймись! ќтот битюг
заест и тебЯ, и нас..." Ќо ЉолЯша от бессонницы и изнурениЯ внутренне
клокотал, прЯмо из строЯ сказал Ћлимпию •ристофоровичу, что он как командир
самой передовой и сознательной армии не имеет права издеватьсЯ над людьми.
Џусть его, •ахалина, наказывает, как мохнатой душе старшины хочетсЯ, но
ребЯта тут ни при чем.
- •ор-ро-оо-ошшо-о-о! - с растЯжкой сказал старшина,- оч-чень
хорошо-о-о! ђаз человек просит, грамотный, культурный, песни и стишки знает,
уважим его. ђ-рота, отбой! •ахалин в умывальник!
‚ умывальнике были две длинные лавки, приделанные к стене. Ќад лавками
Ячейки, в каждой Ячейке крючок длЯ полотенца и желобок длЯ мыла. ЉолЯша,
натЯнув мазутную телогрейку на ухо, лег на скамейку спиной к батарее и
мгновенно уснул. ЏроснулсЯ он оттого, что повис в воздухе,- старшина
ђастаскуев взнЯл его за воротник со скамьи.
- Ћтпусти, х..сос! - закричал ЉолЯша.
- Љто Я? Љто Я? - от неожиданности старшина приземлил ЉолЯшу и,
повернув его к себе лицом, требовал: - Ђ ну, повтори! Ђ ну, повтори!
€ ЉолЯша не только повторил, но и добавил:
- Џедераст! ”ашист! ‘-сука! - и в довершение плюнул в румЯную толстую
морду и тут же получил такой удар, что брызнуло из глаз, будто из бессемера,
продувающего горЯчий чугун, который ЉолЯша видел когда-то в киножурнале.
Џролетев по воздуху изрЯдное расстоЯние, курсант вышиб спиной дверь в
расположение роты и приземлилсЯ на пол. ђазъЯренный старшина выскочил
следом, занес ногу пнуть щенка, но щенок тот был детдомовский, наторелый в
драках, нервами еще сызмальства изношенный - когда его, еще неопытного
карманника, пинали на базаре, на крыльце магазина, он умел вывертыватьсЯ и
ни советским гражданам, ни судьбе покудова не дал себЯ запинать.
‚ертухнувшись на полу, боец •ахалин ухватил занесенный над ним сгармошенный
Яловый сапог, дернул и услышал, как тЯжелое тело, грохнувшись по пути об
приступок нар, тоже упало на пол. Њедведем рыча, от нар начало взниматьсЯ
оскаленное чудище, чтобы раздавить, размичкать червЯка, посмевшего поднЯть
руку на армейского господина, на самого заслуженного в автополку старшину
ђастаскуева. ЉолЯша •ахалин метнулсЯ к пирамиде, где в рЯд со старыми
винтовками стоЯли недавно полученные карабины новейшего образца, с несъемным
штыком. Љарабины все были в порЯдке, смазанные, вытертые, штыки поднЯты, на
них масло блестело, и, разом забыв все приемы штыкового боЯ, все на свете
забыв, с криком: "‡аколю с-суку! ‡аколю!" - с поднЯтым над головой карабином
ЉолЯша ринулсЯ на старшину.
Ќе принЯв рукопашного боЯ, старшина ђастаскуев ринулсЯ прочь. Ђ ЉолЯшу
уже понесло. ‚идЯ перед собой широкую, будто дверь переселенческого барака,
плотно обтЯнутую шерстЯной офицерской гимнастеркой спину, боец •ахалин целил
всадить боевой штык в середку ее, меж лопаток, и даже успел мстительно
насладитьсЯ, Явственно слыша, как захрустит та ненавистнаЯ спина, как
завопит этот лапистый громила...
Љосолапый, на одну ногу припадающий ЉолЯша и величавый старшина вопили
во всю глотку. ЋгромнаЯ, царских времен казарма, вмещающаЯ на одном этаже аж
целый батальон - душ до пЯтисот, при утеснении - и до тыщи, проснулась, в
ЉолЯшиной роте кто-то спрыгнул с нар, погналсЯ следом с готовностью не то
выручать старшину, не то помогнуть товарищу, но не догнал сражающихсЯ -
прыток оказалсЯ Ћлимпий •ристофорович, здорово умел бегать, хотЯ и на фронте
не был, практику драпа не проходил.
‚о второй роте на середку прохода выскочил дежурный, раскинув руки,
закричал:
- ‘той! ‘той!
ЉолЯша отшиб его в сторону, однако дежурный третьей роты поступил
просто: дал подножку Яростно наступающему вооруженному бойцу. ‚ыронив
карабин, боец проехалсЯ по бетонному полу брюхом, ссадил его, оцарапал.
„ежурные навалились на бунтарЯ, заломили ему руки и поволокли в комнату
командира батальона - сей ночью тот ночевал дома или еще где. ‘ противогазом
на боку сюда же вбежал дежурный по батальону младший лейтенант при новеньких
погонах и, увидев, как жестоко избивают сослуживцы солдатика, будто чечетку
отбиваЯ, затопал:
- Џрекратите! —то вы делаете? Џрекратите!
Ѓойцы послушались, бить прекратили, но держали бунтарЯ за руки.
‘упротивника своего бил уже один - старшина ђастаскуев, месил мальчишеское
лицо, приговариваЯ:
- џ тЯ научу! џ те покажу! џ те...- приостановилсЯ вдруг и, глЯдЯ в
расквашенное, окровавленное лицо сосунка, задыхаЯсь, спросил: - ’ак кто Я?
Љто?
- ”ашист! ”ашист! - ЉолЯша сгустком крови харкнул в трЯсущее
подбородком лицо старшины.
- „а прекратите же вы, наконец! Џрекратите! - вопил младший лейтенант.
- Ќе-эт! - утираЯсь, взревел старшина.- Ќе-э-э-эт! џ добью! џ добью эту
гниду...- и снова ринулсЯ на ЉолЯшу, заносЯ кулачище аж за спину - длЯ
сокрушительного удара.
Ђх, дурак, дурак! ђазве так дерутсЯ?! ‘ам вот много бил, а самого били
мало - раскрылсЯ, выпЯтилсЯ молодецкой грудью и совсем-совсем не берег свою
толстую морду...
ЉолЯша, как бы изнемогши, как бы оберегаЯ остатки лица, опустил голову,
соблазнЯЯ истЯзателЯ подцепить его кулаком-кувалдой длЯ последнего,
прицельного удара. Љак только старшина приосел в боевом маневре, ЉолЯша
головой и одновременно в прыжке ударил победительно топавшего воина ногами в
низ живота. —то-то хрустнуло, всхлипнуло внутри старшины, в следующее
мгновение он уже полулежал, зеваЯ, у стены, под портретами Љарла Њаркса и
”ридриха ќнгельса, выше которых еще висели ‹енин и ‘талин. Џоверженный
старшина старалсЯ что-то молвить, но, глуша, размЯгчаЯ звуки, изо рта
ротного дЯди выплескивалось красное месиво и все тот же тонкий писк тЯнулсЯ
вместе со слюною.
Њладший лейтенант подхватил бунтовщика, выбрызгивающего вместе со
слюною и с кровью ругательства, какими владеет только советский простой
человек, и в первую голову шпана всЯкаЯ, прежде всего детдомовщина, уволок
его за перегородку, ко кровати длЯ дежурного.
- —то же это вы?! —то же это вы?! - топталсЯ вокруг ЉолЯши дежурный по
батальону и совал ему полотенце.- “мойтесь. “мойтесь. Љак же это вы? —то же
это вы?..
- Ќе надо,- отстранил полотенце ЉолЯша.- €спачкаю. Њне бы трЯпку
какую,- и начал умыватьсЯ холодной водой.
Њладший лейтенант трЯпицы не нашел, пришлось все же пользоватьсЯ
полотенцем.
- Ѓезоружного бьют! ‡а руки держат...- почти стонал младший лейтенант,
видать, начитавшийсЯ благородной литературы, и предложил ЉолЯше ложитьсЯ на
кровать дежурного.- Њне уж лечь не доведетсЯ, а вы ложитесь. џ вас запру на
ключ. Ћй, что завтра будет?! —то завтра будет?!
Њладший лейтенант ушел, придерживаЯ противогаз на боку. ЉолЯше
отчего-то подумалось, что вот этого-то командира как раз и убьют на войне -
война хороших и добрых не щадит, и Ѓог, говорЯт, их к себе в первую очередь
призывает...
Ћн осторожно уложил себЯ поверх одеЯла. …го начинало трЯсти, и горькаЯ,
слезливаЯ, какаЯ-то детскаЯ слабость и обида накатывали на него. Ѓольшой
боли он пока еще не ощущал, но вот чувство сиротливости, одиночества и
безмерной тоски по кому-то и по чему-то распространЯлось по всему телу, по
всему нутру и даже, вроде бы, под кожей. ‚ крови, в мышцах поселЯлась
тоскливаЯ пустота. Љак и всегда после потрЯсениЯ, вспышки в детстве еще
приобретенного психоза, он болел всем телом, слабел духом, страдал чувством
покинутости. Љак всегда, ему хотелось куда-то уплыть, уехать, убежать. „а
куда уедешь, уйдешь от этой казармы, из этой жизни? Ћн уже давно решил, что
когда-нибудь в такие вот минуты покончит с собой.
’рЯсло все сильнее, стучали зубы, и сквозь них не вырывалсЯ, но тек,
сочилсЯ прикушенный вой. Ћн задрал военное одеЯло, которое натЯнул было на
подушку, чтобы не запачкать казенную наволочку, сказал сам себе: "‘емь бед -
один ответ",- и попыталсЯ заснуть, да сон не сходил на него. ’огда он стал
вспоминать свою прошлую, такую еще короткую, однако очень насыщенную жизнь.
‚оспоминаниЯ всегда насылали на него сон и успокоение.
‚споминать-то ЉолЯше особенно и нечего. ђодителей его, •ахалиных, отца
и мать, выслали на север из богатого алтайского села Љлючи. ЉолЯша был еще
мал, только-только входил в школьный возраст. …го зреющаЯ детскаЯ памЯть
совпала с крутыми переменами в стране, и первоначально в ней отпечатались:
утомительно-длиннаЯ, почти бесконечнаЯ и оттого скучнаЯ таежнаЯ дорога да
холод полупостроенных или полуразрушенных бараков, в которых люди перемогали
зиму. Ќатоптали тропы, облЯпали все вокруг нечистотами, усеЯли прореженную
тайгу бугорками неглубоких могил. Ќа те могилы дети ходили играть в дом и в
пашню, так как эти бугорки были единственной зримо приближенной землей.
Ћстальное же все глубоко завалило немым, слепЯщим глаза снегом.
‚от когда уцелевший в тайге народ затолкали в баржи, прицепленные к
пароходу, и поволокли караван вниз по течению большой реки, жизнь пошла
веселаЯ и запомнилась лучше. „ети играли в прЯтки меж теса, штабелЯми
груженного на баржи, меж каких-то машин, бочек, лебедок, мешков с цементом,
белым порошком, вертели колесики у машин, чего-то строгали складниками,
собирали деревЯнные кубики, строили из них дома. „оступа в нутро барж
никому, кроме команды, не было - там насыпью хранилось зерно, мука в мешках,
продукты в Ящиках. ’олько внутрь одной бо-ольшущей, будто дом, баржи
разрешено было спускатьсЯ женщинам и некоторым пожилым мужикам. ‚ той барже
везли коров и коней. Љоровы громко, на всю реку ревели, и конвоирам
объЯснили, что в коровах горит молоко оттого, что они не доены. ђазрешено
было доить коров и подрезать им и лошадЯм копыта, потому как от постоЯнной
неподвижной жизни, от мокрых плах на копытах животных делались наросты, они
болели и падали.
„армовым молоком пользовалась команда парохода, шкипер и матросы с
баржи, конвой и, если чего оставалось,- ссыльные. Ћставалось много.
Ќеистребимые крестьЯнские бабы научились в пути настаивать сметану, парить в
русской печке в шкиперской будке творог и даже сбивать мутовкой масло -
ребЯчьЯ эта работа тоже разнообразила жизнь. Њужики здесь же, на палубе,
состроили шалаши из теса, настелили подобьЯ нар. ЋправившиесЯ от гибельной
зимовки, молодые девки и бабы, от хорошего харча и вольного, речного воздуха
раздобревшие и чего-то захотевшие, заводили знакомства, будто в селе, на
вечерке, гулЯли по палубе, угощаЯсь прошлогодними орехами, купленными на
берегу, уединЯлись в вечернее и ночное времЯ в известных лишь им местах. Ќо
особо-то на барже не разбежишьсЯ. Џарнишки и девчонки подглЯдывали за
полюбовниками, перенимали опыт старших и, когда осенью, поселенные на
заполЯрный берег, девки и бабы начали сплошь рожать, кулацкие дети могли
хоть в школе, хоть где ответить, что детей находЯт не в капусте. Ћтнюдь!
‚о времЯ погрузки дров на топливо и двух длительных остановок каравана
на ремонт парохода, на замену разбитых деревЯнных плиц двигательного колеса,
помпы-качалки и рулей на баржах начальник конвоЯ, которому
хитрованы-переселенцы отослали на пароход самую Ядреную молодку -
"постиратьсЯ",- разрешил конвоируемым сойти на берег за черемшой, щавелем,
саранкой и целебными травами. ђебЯтишкам, у кого имелись крючки, дозволЯлось
поудить с берега. Њужикам, научившимсЯ в пути делать домовины, похоронить
тех, кто, изнурившись зимою, заболел и покинул не ко времени сей лучезарно
изливающийсЯ над рекою свет. Ћтходы в любой жизни, в переселенческой тем
паче неизбежны, и оставались мужики и бабы русские, чаще - дети и старики,
никем не призретые, по-христиански в вечный путь не снарЯженные, в далекой
неприветливой стороне спущенные в Ямы меж разрубленных и разорванных
кореньев. ‘тавилсЯ общий крест над ними, и капитан парохода кроме отвального
гудка давал дополнительный, длинный. “грюмо звучал над тайгою и рекою гудок.
‚се кроме партийных конвоиров стоЯли, снЯв фуражки, шапки, глЯдели на
удалЯющийсЯ берег с общей, воистину братской могилой. ЃоЯсь завыть в голос
по покойным, бабы затыкали рты фартуками. Ђ боЯтьсЯ переселенцы не
переставали даже на караване, и было чего боЯтьсЯ.
Љакой-то мужик или парень-лиходей испортил так хорошо мужицкой
изворотливостью налаженную путевую жизнь - забралсЯ в трюм и украл оттудова
Ящик с вермишелью, а также женское пальто с беличьим воротником. ‚се: и
переселенцы, и конвой, и пароходный люд - недоумевали: ну ладно, вермишель -
сварить и съесть можно, хотЯ питаньем в пути люди были обеспечены
нормальным, да и самообеспечивались хорошо молочными продуктами, рыбой, даже
мЯсом. Ћдин конь упал от копытки в трюме, мЯсо разделили, шкуру высушили, на
подстилку употребили. Ќо пальто-то, пальто зачем брал ушкуйник проклЯтый,
когда и жены-то у него нету, пропала у него жена, пока он сидел в тюрьме за
какое-то тоже, видать, темное дело.
Њужика или парнЯ того конвоиры расстрелЯли во времЯ остановки, прЯмо на
берегу. Ќачальник конвоЯ велел всем переселенцам - это тыщи две, если не
три, от мала до велика выйти на палубу и смотреть, как беспощадно советскаЯ
власть карает преступников, и добавил, что раз добра люди не понимают, пусть
глЯдЯт и на ус мотают...
ђаздетый до исподнего мужик или парень стоЯл на камнЯх, его шатало.
Љогда поднЯли конвоиры винтовки к плечу, с барж закричали смертнику:
"Џерекрестись! Џерекрестись!..". Ќо приговоренный или не успел, или не
захотел перекреститьсЯ. Џули из четырех винтовок свалили человека на
каменьЯ. Ќарод на баржах шатнулсЯ, бабы дико закричали. Ќачальник конвоЯ не
велел закапывать преступника, приказал выжечь на доске в кочегарке каленой
кочергой позорную надпись: "ђасхититель народного имущества" и положить ту
доску расстрелЯнному на грудь.
Ћстатный путь до намеченной цели прошел в строгости. Њолодуху начальник
конвоЯ вернул на баржу, играние на гармошках и пение прекратил, гульбу,
принимающую бедственные размеры, пресек. Џосле одиннадцати вечера отбой -
кто высунет нос, в того стрелЯть без предупреждениЯ. ‚ыход на берег кроме
парнишек с удочками всем остальным запрещалсЯ; оправка и варение еды по
сигналу - в одни и те же часы; мытье голов и тел горЯчей водой - по особому
распорЯжению; похороны покойников на берегу запретить, ежели же таковые
поЯвЯтсЯ - привЯзывать к их ногам тЯжести и выбрасывать за борт. •ватит!
„овольничались! …сли с вами обращаютсЯ, как с людьми,- людьми и будьте!
‘амое большое горе постигло ребЯтишек - капитан парохода обещал
экскурсию по пароходу, даже по машинному отделению - допустить сулилсЯ,
хотел прочесть лекцию об истории своего парохода - все это само собой
отменилось. € ругали, ох, как ругали переселенцы ушкуйшика того, слЯмзившего
вермишель и пальто, так ему и надо - говорили,- пусть теперь валЯетсЯ не
призретый Ѓогом и людьми на каменьЯх, пусть его вороны клюют.
‘казать, что все приказы-указы выполнЯлись досконально и буквально,-
нельзЯ. Ќарод же русский каков? Ћн все устои расшатает, любые препоны
прорвет. Ќачальника конвоЯ, шибко запившего после происшествиЯ, капитан
парохода - добрЯк - и нечаЯнные посыльные с баржи склонили к мысли, что с
неподшитым подворотничком, в несвежем белье, в немытых портЯнках, при
сопливом носовом платке жить и быть столь важному человеку, в не убранной к
тому же каюте, за неухоженным столом и постелью - не личит. Ќачальник
конвоЯ, после некоторых раздумий, вернул к себе молодуху, а почувствовав
слабину начальника, и конвой помЯгчал, однако прежней лафы уж не было, опЯть
ночнаЯ стрельба случилась, Якобы по очередному лиходею, пытавшемусЯ
забратьсЯ через люк в баржу, на этот раз с мешком - за пшеницей.
‡лоумышленник упал за борт, погрузилсЯ в пучину и оказалсЯ "ничей" - никто
из переселенцев не призналсЯ в утечке родни, никто как бы не хватилсЯ
человека.
ђазгрузка на низком, тальником поросшем берегу, где карандашиком
торчала и курилась железнаЯ труба, а вокруг нее так и этак большей частью
недостроенные помещениЯ, месиво комаров, заживо съедающих людей. ‘разу же за
трубой и меж строений - хилый, поврежденный лес, большей частью еловый да
березовый, табуны голоухих ребЯтишек и собак, чернота уток на реке, даже на
лужах, в озеринках, нехороший, удушливо-парной воздух "отдающей мерзлоты",
от которого тошно, даже склизко в горле и в голосе,- вот и все первые
впечатлениЯ.
‡атем суета, работа, быстро надвинувшаЯсЯ осень, в середине сентЯбрЯ
снегом порснувшаЯ и к концу октЯбрЯ согнавшаЯ все суда и всех птиц на юг.
ђазом грЯнула зима, морознаЯ и ветренаЯ. “бавила она половину переселенцев,
смахнула их с берега, вымела в лесотундру, где день и ночь работала команда
с кирками, ломами и лопатами, выбиваЯ в стальной тверди мерзлоты широкие
котлованы, глубиной аккурат такие, чтобы из них распластанно брошенный
человек не высовывал носа. ‘тарались в Ямины поместить человеко-единиц как
можно больше. ‡атем гусеницами тракторов приминали могилы, чтобы не только
носы, но и скрюченные цингой руки и ноги не торчали из серебрЯщихсЯ комков,
сизых от раздавленной мерзлой гулубики.
’ут, в ‡аполЯрье, не до нежностей и удобств. ‚ыжить бы.
ЃольшаЯ, основательнаЯ семьЯ •ахалиных как-то быстро и незаметно
изредилась. “мерли старики и с собой уманили самых уж размладших внучат.
Љогда отца ЉолЯши под конвоем увезли еще дальше, на какие-то "важные"
работы, будто сломилась матица в избе - не стало и матери. ‚се посыпалось и
рухнуло до основаниЯ - цинга сразила. ЋсталсЯ ЉолЯша на руках старшей
сестры, уже здесь, в ‡аполЯрье, дважды сходившейсЯ с мужиками, чтобы иметь
"опору в жизни", и была та опора опорой иль не была, но дети от нее
поЯвлЯлись. ‚ барачной беленой комнате однажды застрЯл "ирбованый" с
наколками на руках, на груди и даже на заднице - он-то и приучил ЉолЯшу к
немудрЯщей музыке. ‚ городке образовалсЯ детприемник, сестра взЯла ЉолЯшу за
руку и отвела туда, сказав на прощанье, что ей бы со своими чадами как-то
выжить и управитьсЯ.
Ћбжились они, поправились. "€рбованый" оказалсЯ крутым работЯгой,
крепко заколачивал на лесопогрузке, срубил дом у озера, но и пил, и жену
поколачивал тоже крепенько. ЉолЯша изредка заходил к родне и с удивлением
обнаруживал подросших кулачат с порчеными зубами и вновь ползающих и
ковылЯющих малышей-племЯшей вокруг стола - неистребимое отродье. "€рбованый"
был к ЉолЯше, как, впрочем, и ко всем другим людЯм, приветлив, учил его
играть на балалайке и на гармошке, давал ему рубль на конфеты и однажды
подарил новенькую книгу, приказал ее прочесть, а потом рассказать
содержание. "€рбованый" был грамотный, читающий, совсем пропащий человек, он
и ЉолЯшу погубил, купив ему в подарок "ђобинзона Љрузо",- навсегда
погрузивши парнишку в пучину такой завлекательной книжной жизни, из которой
ни умнаЯ школа, ни вот эта непобедимаЯ армиЯ не могли его вынуть.
‘таршину ђастаскуева больше всего поражало и потрЯсало, что какой-то
соплЯк •ахалин в красном уголке читает газеты, листает журналы и знает
наперечет десЯток тех книг, что выставлены на полке, читает, конечно же,
исключительно длЯ демонстрации умственности и разложениЯ посредством
культуры армейского контингента, находЯщегосЯ в составе вверенной ему роты.
‘коро, однако, старшина ђастаскуев достиг своей цели - никто, в том числе и
зловредный грамотей •ахалин, к газетам и книгам не притрагивалсЯ, не пачкал
и не рвал их - недосуг было.
Ђ "ирбованый", в первые же месЯцы войны взЯтый на фронт, слышно было,
командовал ротой, получил звание ѓероЯ за сражение под Њосквой. ‚о всЯком
разе, писала в письме старшаЯ сестра, жить с ордой сделалось полегче, ей за
мужа идет пособие, и сам он нет-нет и пришлет денег с фронта, один раз даже
прислал посылку с мануфактурой - на ребЯтишек, прислал и вторую посылку, но
в ней оказались только красивые книги, которые он приказал беречь до его
возвращениЯ.
Ќу, что еще вспомнить? ѓде и чего наскрести такого, чтобы поменьше
болели лицо и кости, и забылось бы все, что было и есть вокруг. „етдом? ’ам
было много презанЯтного и интересного. Ќо Ярче всего помнились морозные,
"актированные" дни и ночи, когда в школу и на работу не идти. ‚ те ночи от
морозов цепенел заоконный мир, но небо шевелилось, двигалось, фантастически
нагромождались на него торосы, груды и глыбы льда, каких-то мерцающих теней,
хрустальных столбов и колонн, бросаЯ иль спускаЯ на землю тот
леденЯще-мерцающий свет, от которого землЯ казалась совсем пустынной,
обезлюдевшей, нежилой. ‚ такие ночи тепло от беспрерывно топЯщихсЯ печей,
уют детдомовского жилища, пусть и казенный, пусть и убогий, казалсЯ тем
раем, о котором все времЯ нравоучительно говорили старшие: "ѓосударство
заботитсЯ о вас, обеспечивает всем, государство и советскаЯ власть хотЯт,
чтобы вы выросли истинными патриотами своей ђодины, наш любимый и родной
вождь все делает длЯ того, чтобы вы не чувствовали себЯ сиротами..."
€ не чувствовали! € не знали! € не ощущали! †или и жили на свете
беззаботно, весело, как и подобает жить в детстве. ђугались, конечно,
дрались, отлынивали от уроков и всЯких там разных занЯтий, когда надо сидеть
смирно и слушать.
‚се было. ‚се было. Ќо лучше всего и памЯтней, когда в самую большую,
девчоночью комнату сбивалась братва, еще не дотЯнувшаЯ годами до тех, что
уже вовсю блатарили, и среди них начинающие преступники, гордившиесЯ своим
ранним созреванием,- они не ломились в большую комнату, презираЯ малышню, им
некогда было, они занимались серьезными делами: карманной тЯгой, бесплатным
проникновением в кино, посещением рабочих общежитии, где всегда весело и
вольно, если погода позволЯла, шатались по городу, по магазинам, по столовым
и всЯким другим присутственным местам - любимое это занЯтие людей, привыкших
к безделью, и просто неодолимаЯ тЯга звала, тЯнула нарождающийсЯ класс
неприкаЯнных людей в темные переулки, к бродЯжничеству, к потаенным,
рисковым делишкам. „етдома и разного рода приюты, как и школы наши, любЯт
хвастатьсЯ, сколько выдали они стране героев, ученых, писателей, артистов,
летчиков и капитанов, но общественность скромно умалчивает, сколько же
воспитательные заведениЯ дали родине убийц, воров, аферистов и просто
шатучих, ни к чему не годных, никуда кроме тюрьмы не устремленных людишек.
...‘двинув койки, повелев малому населению ложитьсЯ в рЯд, ‚енка
Ћкольников и ЉолЯша •ахалин покрывали улегшихсЯ сперва холодными простынЯми,
затем одеЯлами и поверху уж всЯкой одеждой, какую удавалось раздобыть на
вешалке. ‘ дальнего боку залезал под укрытие и подтыкалсЯ ‚енка Ћкольников,
ближе к печке-голландке и двери вкатывалсЯ, точнее, лепилсЯ на край кровати
ЉолЯша •ахалин. Љакое-то времЯ все лежали, надыхиваЯ тепло и привыкаЯ к
положению средь лежачего общества. Љ ЉолЯше, как только он проникал под
одежду, залазила головой под мышку ’уська ’араканова, мордочкой похожаЯ на
поросенка, и замирала в ожидании чуда - ЉолЯшиных сказок.
- Ќу, давай начинай,- взывали из темноты, тревожимой позарЯми.
ЉолЯша, внимаЯ голосу народа, начинал собирать в кучу все, что вычитал,
увидел, на уроках услышал или сам придумал,- плел он всЯкую небылицу, мешаЯ
королевичей с царЯми, маршалов с рыцарЯми, мушкетеров с лейтенантами,
медсестер с принцессами, принцесс с продавщицами. € притихшаЯ в ночи,
разомлевшаЯ от тепла и его сказок, переполненнаЯ любовью ко всему доброму
публика тихо отходила ко сну. Џервой начинала похрюкивать под мышкой ЉолЯши,
мочить ее сладкой слюной ’уська ’араканова, затем и остальные отлетали в
детский, уютный сон. Ќапуганные, нервные дети и те, кто мочилсЯ под себЯ,-
они боЯлись пустого коридора и полутемного, пропахшего мочой и карболкой
туалета,- в сопровождении ‚енки или ЉолЯши семенили в отхожее место, и их,
поругиваЯ, пускали обратно в нагретую постель. € снова раздавалось
требовательное: "„альше-то че?",- и, напрЯгаЯ свою голову, ЉолЯша давал и
давал, под собственный голос постепенно расслаблЯЯсь и засыпаЯ.
Ќо обЯзательно находились малый, чаще малаЯ, при которой кто-то кого-то
рубил, резал, были и такие, как ЉолЯша, кто и расстрелы зрел. ќти засыпали
долго, мучительно, бились во сне, стонали, вскрикивали - "наджабленный
народ",- говорили про них и про себЯ спецпереселенцы.
“нЯлись все. Њожно спать и сочинителю, но он еще какое-то времЯ лежит,
вслушиваЯсь в дыхание детей, в похуркивание ’уськи, и смотрит в желобок
рамы, которую вверху еще не достало, не запечатало снегом, чувствуЯ, ловЯ
взглЯдом голубой свет, мерцающий, будто на экране немого кино, ощущаЯ
счастливую усталость хорошо поработавшего, людей умиротворившего, детей
утешившего человека.
‚от это и были самые дорогие в его жизни часы и минуты, с этим ему
жить, с этим терпеть все невзгоды и передолЯть беды. Ћстальное все, как у
всех людей. Ќо, кстати, и было-то детдомовское содружество, ночнаЯ сказка не
так уж и долго.
‚ детдоме из пионервожатых в воспитатели выдвинулась кучерЯваЯ девица
лет восемнадцати и начала бурную деЯтельность, организовала много кружков:
ЊЋЏђа, „ЋЏђа, содействиЯ братским народам, угнетенным оковами капитализма,
кройки и шитьЯ, хотЯ сама не умела ни шить, ни кроить. Ѓоевые выкрики,
марши, песни разносились из красного уголка: "Ќас не трогай, и мы не тронем,
а затронешь - спуску не дадим, и в воде мы не утонем, и в огне мы не
сгори-ы-ы-ым..." Ћна-то, новаЯ воспитательница в матросском костюмчике с
юбкою в складку, с косой, увитой наивной розовой лентой, и обнаружила ночное
лежбище ребЯт в девчоночьей комнате.
- ќт-то что такое?! - взревела возмущенно воспиталка.- ќто ж
безнравственно! ќто ж недопустимо в советском детдоме! - и разогнала
компанию.
Љэпэзэшники, будущие клиенты исправительных лагерей и тюрем охотно
разъЯснили несмышленой братве, что такое безнравственность. “знали, что они
не братьЯ и не сестры по несчастью, что они девочки и мальчики, у которых
есть различиЯ не только в одежде, в прическах, но и в прочем, например,
половаЯ разница: у парнишек - чирка, у девчонок - дырка, и никакаЯ они друг
другу не роднЯ. ‘ тех пор сделалось в детдоме пакостно: парнишки начали
подглЯдывать за девчонками, девчонки за парнишками, шпана прорезала дыры в
деревЯнных стенах не только детдомовского, но и школьного туалета.
‘горела высоконравственнаЯ воспиталка совсем быстро и неожиданно.
Ѓудучи песельницей, танцоркой и вообще вертижопкой, она очень быстро
справилась с секретарем горкома комсомола ѓордеевым, отбила его у
секретарши. Њолодоженам дали половину итээровского домика с двумЯ комнатами
и кухней. ЊолодаЯ жена не умела и не хотела вести дом, у нее в жизни были
более крупные задачи, и приспособила она детдомовских девчонок в уборщицы.
Љак-то собрала она ребЯт на спевку у себЯ дома, но умысел у нее был, чтобы и
полы у нее вымыли певцы, и половики выхлопали, и вообще прибрались. ‚о времЯ
уборки девчонки вымели из-под кровати с пружинами побывавшие в эксплуатации
гондоны и унесли домой, где парни их надули и бегали по коридору будто с
праздничными шарами, да и напоролись на директора детдома.
- —то это за пакость? - спросил директор.
Ѓывалые кэпэзэшники охотно и популЯрно объЯснили директору, что это не
пакость, это гондон, что по-французски значит презерватив, одеваетсЯ он на
хер во времЯ полового сношениЯ длЯ того, чтобы женщина не забеременела.
Џусть директор насчет заразы не беспокоитсЯ, найдЯ гондон на помойке иль за
штабелЯми на причалах, парнишки их выворачивают, прополаскивают и только
после этой санитарии надувают ртом. Џри надувании советские презервативы
лопаютсЯ, но иностранные - разноцветные - доходЯт до размера праздничных
шаров, и на рыле у них обнаруживаетсЯ нарисованнаЯ тигра, котораЯ при
большом ветре шевелит усами, так что с этими веселыми изделиЯми вполне можно
ходить на первомайскую демонстрацию...
‚оспиталку перевели в гороно - методистом - есть чему ей учителей
учить, в первую голову учительш.
"Ђх, детство, детство! Ќет к тебе возврата, не возвращаетсЯ оно, зови
иль не зови, и ничего-то не вернуть обратно: ни игр, ни дружбы, ни любви..."
- пошел плестись стих в голове ЉолЯши •ахалина, однако сон, все утишающий,
всех утешающий, сошел на него, и оборвались нехитрые воспоминаниЯ, и стих
оборвалсЯ, только боль осталась: ломило лицо, болела голова, из носа и
разбитых губ сочилось на подушку - били беспощадно, так вот врага-фашиста
били бы, так он давно бы уж нашу территорию очистил.
ђаньше всех в дежурной комнате поЯвилсЯ сам комбат, ходил, искал
чего-то. ЉолЯша хоть и лежал, накрывшись одеЯлом с головой, все чуЯл. Љомбат
отбывал в полку последние дни, потому что стрелЯл в свою жену из нагана,
прилюдно стрелЯл, в спортивном зале, когда жена его играла в волейбол,
азартно взвизгиваЯ при каждом ударе по мЯчу. Ћна спуталась с каким-то более
молодым, чем ее муж, офицером, вот комбат и решил пришить ее, да рука
дрогнула. Љомбата надо было судить и строго наказать, но жена его из
госпиталЯ прислала записку в штаб: "Џрошу ни в чем не винить моего мужа
ѓенечку. ќто свЯтой человек". ђешено было комбата от должности отстранить и,
от греха подальше, отправить на фронт.
“шел комбат, ЯвилсЯ командир автороты и ночной дежурный, уже сдавший
противогаз другому дежурному.
- Ђ ну, покажись, покажись, воин! - скомандовал командир роты.
ЉолЯша открылсЯ. Љомандир автороты, поглЯдев на него, почти с восторгом
сказал:
- ќк они тебЯ отделали!
Ќочной же дежурный, младший лейтенант, все возмущалсЯ:
- Ћни ж его за руки держали! ‡а руки! ќто ж подло!..
- Ќу, заладил: подло, подло,- отмахнулсЯ командир роты.- Ћн, и по рукам
скованный, сумел выбить два зуба ђастаскуеву! Ђ дай-ка ему волю... Ќ-на-а-а,
морда-то евонаЯ огласке не подлежит... чугунка и чугунка... н-на-а,-
соображал командир роты.- Ќа гауптвахту не отправишь, затаскают, н-н-на-а-а.
Ќадо будет его где-то здесь прЯтать...
‡автрак и обед ЉолЯше принесли в дежурку. Ќикто его пока не беспокоил,
и ни на одном лице не видел он себе осуждениЯ, даже наоборот, один конопатый
солдатик торопливо молвил: "Њолодец, кореш!" - и кинул ему коробок с
махоркой да с тремЯ спичками. Ќе знал солдатик, что ЉолЯша некурЯщий,
значит, не из ихней роты - проЯвлЯет солидарность в борьбе за правое дело.
ЏриЯтно это.
Џосле обеда поЯвилсЯ в дежурке сытый и хмурый чин в пепельно-серой
мЯгкой шинели с малиновыми петлицами, поднЯл солдатика с кровати, пригвоздил
его глазами того же, шинельного цвета к месту. „олго, испытующе-презрительно
смотрел на него. ‘казать, что так смотрит сытый кот на пойманную мышку, иль
та же тигра - на лань, значит ничего не сказать. ‚о всей тучной фигуре, в
сером беззрачном взглЯде военного дЯди проглЯдывало всесильное над всем и
над всеми превосходство. Ѓудто новоЯвленный Ѓог, утомленный грехами
земноводных тварей, смотрел он на эту двуногую козЯвку, посмевшую занимать
его внимание, отвлекать от важнеющих государственных дел и вообще маЯчить
перед глазами.
Љогда-то давно, еще на севере, смотрел ЉолЯша в холодном деревЯнном
кинотеатре немой кинофильм, в котором мужичонка Џоликушка, отправленный с
деньгами в город, оные деньги пропил и предстал пред грозные очи хозЯина,
графа или кнЯзЯ, тот тоже ничего не говорил - кино-то немое, лишь смотрел на
Џоликушку, и так смотрел, что мужичонка, а вместе с ним и все зрители
кинотеатра, большие и малые,- ужимались в себе, втЯгивали голову в лопотину.
ЉолЯша тоже хотел стать меньше, незаметней, но изо всех сил, Ѓогом, отцом и
матерью данных, старалсЯ стоЯть он прЯмо, не втЯгивать голову в плечи, не
гнутьсЯ, чего, видать, как раз ждал и хотел этот барственно-важный военный
сановник, привыкший повелевать, подавлЯть, сминать, в порошок стирать
жертву. Ќе дождавшись желаемого, военное сиЯтельство зацепило сапогом
табуретку, поддернуло ее к себе, расстегнулось и, утомленно сев посреди
комнаты, открыло коробку душистого "Љазбека" и опЯть же утомленно, опЯть же
брезгливо приказало:
- ђассказывай!
-- —его рассказывать-то? - ЉолЯша чуть не лЯпнул под впечатлением
ночных воспоминаний: - ‘казочку, что ли?
-- Ћ себе. ‚се рассказывай, как на исповеди.
"€споведник, н-на мать",- усмехнулсЯ ЉолЯша. Ќа севере, в проклЯтом и
любимом городке, в комендатуре таких исповедников полных два этажа сидело.
Џоначалу они всех, от мала до велика, на исповедь волокли, после исповеди -
кого домой возвращали, кого в лесотундру - на убой. Ћднако утомились и они.
Џеред войной старосты бараков ходили на правеж, потому как из-за отвлечениЯ
рабсилы на собеседованиЯ и маршей в лесотундру падала производительность
труда, тогда как по заветам ‘талина, по лозунгам ей надлежало стремительно
расти. ‘таростами бараков никто не соглашалсЯ быть, тогда их принЯлась
назначать сама комендатура, отчего старосты сплошь были лютые. €грает братва
в коридоре барака в бабки или в чику - на дворе-то каленый мороз, вдруг
вопль: "‘тароста идет!" - и всЯ ребЯтнЯ бросаетсЯ врассыпную. Џопадешь на
пути, виноват - не виноват, староста непременно за ухо на воздух поднимет,
орать начнет малый - пинкарЯ ему, стервецу, в добавку за то, что играет,
шумит, а за него человек крест несет, если жаловатьсЯ вздумаешь, родители
добавЯт - не попадайсЯ на пути властей.
ЉолЯша был краток и сдержан в повествовании о своей жизни. ‚ыслушав
его, военный чин достал еще одну папиросу "Љазбек", снова долго, как бы в
забывчивости, стучал ею об коробку, медленно прижег, выпустил дым аж из
обеих ноздрей в лицо солдата, босого, распоЯсанного, безропотно
припаЯвшегосЯ к холодному каменному полу. Ћт дыма ЉолЯша закашлЯлсЯ.
- Ќе куришь, что ли? - сощурилсЯ важный начальник.
- € не пью,- с едва заметным вызовом ответил ЉолЯша.
- ‘тарообрЯдец? Љержак?
- Љак имел уже честь сообщить, Я из семьи крестьЯнской, значит,
верующий, кержаками же, смею заметить, зовутсЯ не все старообрЯдцы, только
беглые с реки Љерженец, что в Ќижегородской губернии.
- ‚ какой, в какой?
- ‚ Ќижегородской.
- Ќет такой губернии. …сть область. ѓорьковскаЯ.
- Љогда двести почти лет назад старообрЯдцы уходили с реки Љерженец в
сибирские дали, никакого ѓорького на свете еще, слава Ѓогу, не было, да он и
не ѓорький вовсе, он Ђлексей Њаксимович Џешков.
- ‚от как! - озадачилсЯ начальник, поерзал на табуретке, шире
распахнулсЯ - голопупый сосунок, с которым он может сделать все, что ему
угодно, подначивает его, чуть ли не подавить стремитсЯ в интеллектуальном
общении. Ќу, на это есть опыт, метода имеетсЯ. ‘окрушенно покачав головой,
начальник со вздохом молвил: - € вот с такой-то нечистью воевать, врага
бить? Џросрали кадровую армию, ныне заскребаем по селам, выцарапываем из
лесов шушеру в старорежимной коросте, а шушера вон за штык, боем на старших,
да еще умственностью заскорузлой рЯды разлагает!
"…сли бы не эта шушера, тебе, рожа сытаЯ, самому пришлось бы идти под
огонь",- подумал ЉолЯша, но за ним была мудраЯ и мученическаЯ крестьЯнскаЯ
школа. Ќаученный терпеть, страдать, пресмыкатьсЯ, выживать и даже родине, их
отвергшей и растоптавшей, служить, мужик российский знал, где, как ловчить,
вывертыватьсЯ.
- Ћно, конечно,- поникнув головой, молвил ЉолЯша, обтекаемыми словами
даваЯ понЯть, дескать, меры, которые надлежит к нему применить, он и сам не
в состоЯнии придумать.
Ќачальника ответ не удовлетворил, но покорность тона, униженность, Явно
показнаЯ, все же устроили, все же оставили за ним сознание превосходства над
этим говоруном-бунтарем, он приказал дежурному запереть его покрепче, а тому
олуху, ђастаскуеву, в роте не поЯвлЯтьсЯ, пока не вставит зубы, обормот этот
- служака кадровый, нужный армии. ‡десь же его...
‚оенный начальник не хотел огласки. ђебЯта сообщили - младший лейтенант
во всеуслышанье талдычит, что это нечистое дело он так не оставит - чтобы в
самой справедливой, самой передовой рабоче-крестьЯнской армии били человека,
держа за руки.
‚ечером ЉолЯша оказалсЯ под лестницей казармы, в помещении с
полукруглым сводом и оконцем полумесЯцем. Џри царском режиме подлестничное
это помещение с кирпичными стенами и сводом, с бетонным полом
предназначалось под кладовку с фуражом, ныне же туда складывали метлы,
лопаты, голики и прочий шанцовый инструмент. ‹опаты, метлы и все прочее из
кладовки унесли, пол подмели и на ночь кладовку замкнули, оставив ЉолЯшу в
телогрейке, в расшнурованных ботинках на одну портЯнку. Љладовка не
отапливалась и ни к чему теплому не примыкала. ‚сю ночь ЉолЯша не спал,
делал физические упражнениЯ, приседал, отжималсЯ и к утру осталсЯ без сил.
Џосле подъема его сводили в туалет, выдали миску с половником каши, кусок
хлеба, в ту же миску, которую ЉолЯша вылизал до блеска, плеснули теплого
мутного чаЯ.
ЉолЯша не выдержал, прилег и сразу же почувствовал, каким вековечным,
могильным холодом пропитан бетонный пол - хватит его здесь с его
ослабленными легкими ненадолго,- пока сойдут с его рожи синЯки и бунтарЯ
можно будет вывести на люди, перевести его на гауптвахту, он уже будет
смертельно простужен.
Ќо, но тут вступил в действие €гренька и ѓосподь. €гренька был всех
ловчей и хитрей не только в этом полку, но и на всем свете, а ѓосподь - он
всегда за покинутых и обиженных.
‘разу же после начала теоретических занЯтий и работы на тренажерах в
техническом классе курсантов распределили по машинам и передали во власть
шоферов-наставников. Џара курсантов попала и к шоферу по прозвищу €гренька.
Џрозвище шофер получил задарма. Ћн звал €гренькой свою машину-"газушку" и
часто, хлопаЯ по звонкому железу капота, восклицал: "Ќу, как ты тут,
€гренька? Ќе замерз? Ќе отощал? Ђ вот сейчас мы тебЯ овсецом покормим,
маслицем подзаправим - и ты сразу заржешь у нас и залЯгаешьсЯ". Њашина,
ровно бы слыша и понимаЯ слова своего хозЯина, все так и делала: ржала,
попукивала, брыкалась.
‘ам €гренька, Џавел Ђндреевич —ванов, невелик ростом, но уда-ал, ох,
уда-а-ал! ‚ нарушение устава носил он кубанку с малиновым верхом, то есть в
расположении полка носил он шапку и все, как положено по уставу, надевал.
Ћднако, выехав за проходную, доставал он из-под заду кубанку, распахивал
бушлат, под которым была у него боеваЯ медаль за •алхин-ѓол и множество
значков, вделанных в красные банты. —еловек он был сокрушительно-напористого
характера, неслыханной мужицкой красоты, страшенной шоферской лихости. …го
безумно любили женщины, почитали мужчины, но в полку с ним сладу не было.
—тобы досадить €греньке, как-то его обнизить - прикреплЯли к нему самых
распоследних курсантов-тупиц, чтоб, когда будет экзамен, не зачесть ему
выполнение задачи, снЯть с машины и отправить на передовую.
€гренька всю эту тонкую политику ведал и плевал на нее. Џолучив в свое
распорЯжение Џеклевана ’ихонова, который не помнил даже имЯ своей жены -
"баба и баба" говорил,- еще в трех, может, в четырех поколениЯх ему
надлежало ездить на быках, прежде чем пересаживатьсЯ на машину, а также и
ЉолЯшу •ахалина, коий во всех бывших и последующих поколениЯх способен был
ездить и летать только в качестве пассажира, наставник тем не менее духом не
упал. €гренька бодро заметил, что бывали у него стажеры и тупей, и глупей,
однако ж он их в рулевые вывел, на фронт голубков пустил - там уж ‚севышний
им будет наставником, может, и сбережет, на путь истинный наставит.
ѓлавное, считал €гренька, научить стажера рулить, мотор же постигнуть
его горе заставит. € учил, ох, как учил Џал Ђндреич курсантов, в хвост и в
гриву учил, беспрестанно материл, и все это, будто в мЯчик играЯ, мимоходно,
необидно. Љакой человек! —еловек-то какой! "Њного народов у Ѓога, а
человеков - по счету",- говорил Џеклеван весомо, имеЯ в виду своего
наставника. Ћбнаружив, что стажеры у него некурЯщие и табак их в кабине
душит, бросил курить Џал Ђндреич. Ѓросил и все, хотЯ мучалсЯ при этом.
‚ыпивать, правда, бросить он не мог - это было выше его сил. Џил каждый
вечер помногу, но никто его пьЯным не видел и поймать с вином не мог.
€ вот с Џавлом-то Ђндреичем —вановым, €гренькой то есть, пара блатных -
так звал своих курсантов наставник,- здорово училась ездить по широкому
полигону, начинаЯ делать вылазки в ближние окрестности, даже и в город -
чтобы постигнуть мудреные правила уличного движениЯ. ‡ачем вот они надобны
на фронте, где, как полагали курсанты, да и сам наставник, хвативший войны
на •алхин-ѓоле, никаких правил нет и не будет? ‚ общем-то драгоценные часы,
надобные длЯ освоениЯ техники, отнимали, и только, да еще строеваЯ, да еще
огневаЯ, да еще политзанЯтиЯ, да уборка - приборка гаражей и территории, да
еще мойка машин - вот тут учись-вертись.
Џавел Ђндреевич, или товарищ старший сержант, говорил: горе намучит,
горе и научит, там, на фронте, пока научатсЯ, хватЯт ребЯтки лиха, много
машин и голов своих потерЯют. Џал Ђндреич главнее всего ценил в человеке
расторопность, и Џеклевану от него крепко доставалось. Ћна, она,
расторопность, и спасла ЉолЯше жизнь.
Њашины автополка часто помогали городу и сельскому хозЯйству, да
большаЯ их часть, почитай, в дальних и ближних командировках и пропадала, за
что и обламывалось полку разное довольствие, и питаньишко у курсантов было
сносное. •ватившие горЯ и голодухи в стрелковых и других частЯх, парни и
мужики говорили, что здесь, в автополку, жить можно, здесь условиЯ, как при
царе. Ќу и, само собой, приворовывала шофернЯ, натаскивала и курсантов
воровать, но не попадатьсЯ. Џопадались все же, и довольно часто, тогда
наставника вместе с курсантами снимали с машин, судили скорым, деловитым
судом и отсылали на фронт. Ќо коли фронта все равно не миновать, то что ж
того суда и боЯтьсЯ? “ Џал Ђндреича вон на шее золотаЯ цепочка с подвеской
сердечком, зуб золотой и новенькие часы на руке. …сть у него кроме кубанки и
всего этого приклада костюм, чесанки, гармошка. ‚се это находитсЯ в надежном
месте, у какой-то шмары, которую Џал Ђндренч сулилсЯ показать ребЯтам, но
пока еще не показал, еще не до конца прониксЯ к ним доверием. ‚ полку Џал
Ђндреич почти и не жил, в столовую ходил "длЯ блезиру", как говорил
Џеклеван, часто и вовсе не ходил, приказывал своим блатным стажерам сходить
с котелком на кухню, получить суп и кашу, да и выхлебать - все силенки
прибавитсЯ, скоро на капремонт вставать, двигатель подымать, а он сто
двадцать кг весом, да и другие части машины тЯжеловаты.
‚ середине зимы почти все машины автополка были брошены на вывозку
зерна со складов и зернотока недалекого от города совхоза. „ень-другой
ездили курсанты, лопатами до ломоты в костЯх помахали, грузЯ зерно, и
стройность работы военной колонны стала пропадать, где машина забуксует,
какаЯ и вовсе сломаетсЯ, где наставник-шофер заболеет, где доблестные
курсанты в город, на базар смоютсЯ, и ищи их, свищи...
Ѓыл на складах, точнее меж складов-сараев, бункер, подвешенный в виде
бомбы, полный зерна. ‚ыдерни заслонку - и зерно потечет в кузов, машина
моментально наполнитсЯ, но девица, справнаЯ телом, сидЯщаЯ над этой бомбой в
застекленной кабине, трещала: "„лЯ экстрэнного заказа! „лЯ экстрэнного
заказа, длЯ спэцзаказа!" …й, заразе, и начальству совхозному не жалко
дармовой солдатской силы - ломи, военный, вкалывай, а цаца с накрашенными
губами вверху сидит, серу жует, прищелкиваЯ, да в форточку по грудь
высунувшись, кокетничает с наставниками, на запыленных трудЯг-курсантов ноль
вниманиЯ и все хи-хи-хи да ха-ха-ха-а!.. ‚о жизнь! ‚о служба...
€гренька проник к ней! ’уда, наверх, в кабину проник. “единилсЯ. € чего
он там с нею, с царицей зернотока, делал, знать рЯдовым не дано, однако по
лестнице скатывалсЯ, свистЯ патриотический мотив, золотаЯ цепочка с
распахнутой его груди исчезла. ђывком развернув и подпЯтив машину под
капсюль бомбы, €гренька махнул рукой - бомба скрипнула и взорвалась зерном.
- —его хавалы раззЯвили?! - гаркнул на своих учеников наставник.
ђебЯта запрыгнули под холодный поток зерна, разгонЯЯ и ровнЯЯ его по
кузову. Џотом машина мчалась быстрее аэроплана в город. ЉолЯша с Џеклеваном
брюхами лежали на брезенте поверх зерна, и так их подбрасывало, что
удивлЯтьсЯ остаетсЯ, как они не вывалились из кузова на землю.
ЏарЯ радиатором, машина въехала в основательно строенный на окраине
города двор, спЯтилась под навес. Љурсанты по приказу наставника расстелили
брезент и ссыпали на него зерно, остатки выкидали лопатами. ‡апалились. €,
как по щучьему веленью, по ихнему хотенью, вышла из избы молодаЯ женщина в
нарЯдном платке, щурЯсь от зимнего Яркого солнца, подала ребЯтам резной
туесок - они думали, квас, но в туеске оказалось своедельного варева пиво.
ђаботники пили, передаваЯ друг другу туес, остужались. ’ем временем Џал
Ђндреич выпустил горЯчую воду из радиатора, налил холодной и, стукнув машину
по капоту, воззвал:
- Ќ-ну, родимый €гренька! Ќе подведи! - и рванул за город во всю
машинную прыть.
Џримчались, успели пристроитьсЯ, даже влезть в середину колонны. –арица
послала наставнику воздушный поцелуй и всем троим показала большой палец.
ђебЯта принЯлись орудовать лопатами. Ќа этот раз лопату в руки взЯл и сам
Џал Ђндреич, работал не работал, но суетилсЯ на виду у всех. Џеклеван в
работе силен и неустанен, на сообразиловку же туг, однако и он спустЯ времЯ
сказал:
- ЉолЯша! Ђ ведь мы украли машину хлеба. „ело подсудное.
- Њолчи знай, нас не спрашивали. Ќе е.., не сплЯсывай. ‘лыхал такое?
- ‘лыхал, да все же у менЯ семьЯ, жана, дети.
- ѓде она, жена, дети? Ђ фронт уж недалече.
- Ћно, конешно,- вздохнул Џеклеван.
€ на этом всЯкие разговоры про всЯкое постороннее закончились, зато с
питанием ребЯта горЯ не знали, так и норовили "на практику" попасть, потому
как в машине у Џал Ђндреича длЯ них припасена булка пшеничного хлеба, когда
и печенюшки-шанежки, когда и пироги с осердием и всенепременно - туес с
молоком! Ћх и наставник у ЉолЯши с Џеклеваном, умеет за добро платить
добром, да и в беде боевого товарища не кинет.
Ќа вторую ночь Џеклеван с дежурным по двору казармы заволокли под своды
кладовки деревЯнный щит, бросили на него два стеженых капота с машины,
бушлат с
плеча наставника. Џеклеван вынул из-под бушлата два караваЯ хлеба -
один арестанту, другой дежурному - и выдохнул на ухо ЉолЯше:
- €гренька наш, Џал-то Ђндреич, пропасть тебе не даст. шыт и все
другое до подъема дежурному сдай, ночью снова приташшым.
Џрошел день, другой, третий. Ќа четвертый, вернувшись с оправки, ЉолЯша
увидел на полу кладовки обломок жирпича и брызги стекол. ЏоднЯл голову:
окошечко-полумесЯц выбито. ‘таршина Ћлимпий •ристофорович ђастаскуев вставил
зубы, вернулсЯ в роту и вступил в негласный смертельный бой со своим врагом.
"Ћднако, пропадать мне все же",- заныло, заскулило в oдиночестве
истомившеесЯ, волосьем от холода обросшее сердце солдатика, и тут же красно,
как на городском светофоре, вспыхнуло в голове: сбежать из уборной,
поднЯтьсЯ в казарму и пронзить-таки эту падлу боевым штыком! - но вместе с
капотами, бушлатом и хлебом он получил в посылке паклю длЯ затычки окошка и
записку: "„ержись, парень! Њы тут действуем".
Ќу, раз €гренька действует, значит, все в порЯдке, обрадовалсЯ ЉолЯша,
и вера его в силу и находчивость наставника не пропала даром. —ерез неделю,
когда синЯки почти сошли с лица курсанта, его вернули в роту, где
обнаружилсЯ другой старшина, из хохлов, вздорный, крикливый, но грамотеев
почитающий. Џоначалу сдержанно относившийсЯ к ротному бунтарю и как бы между
делом заметивший: "… у нас отдельные личности, устав не почитають, у
прэрэканьЯ вступають, даже руку на старших командиров поднимають - так и на
их знайдэтьсЯ мощна сила та, армэйска дисциплина,- вона усему голова".
‚ роте все курсанты уже втЯнулись в учебу и в армейскую жизнь. ’олковые
ребЯта, к технике склонные, на "гражданке поработавшие с техникой, уже
водили машины самостоЯтельно. Ќаставник у них ездил в машине вместо мебели.
€м было не до ЉолЯши и не до старшины. ’а же "бестолочь, что пошла в осадок
роты, с которой маЯлись командиры, старшина, наставники, терпеливо
дожидалась весны и отправки на фронт. ’ам уж чего Ѓог даст - дела и славы
иль бесславьЯ и смерти. Љурсанты в роте смЯгчились к ЉолЯше, за его героизм
зауважали его, но от усталости, не иначе, советовали не лезть больше на
рожон, не вступать в бой с беспощадной военной силой, она и не таких героев
в бараний рог гнула, хотЯ, конечно, гниду эту, ђастаскуева-то, следовало бы
припороть к стене штыком, но лучше гвоздЯми прибить к доскам...
Ћт греха подальше битого воЯку-старшину перевели не только в другую
роту, но и в другую казарму. „олго, старательно придумывавший, чего бы
сделать ђастаскуеву при встрече: плюнуть в глаза, сказать "мудило гороховое"
или толкнуть его локтем?.. "Ќу, че, живой еще? ‚онЯешь?!" - спросить,- один
раз столкнулсЯ ЉолЯша со своим бывшим старшиной. „а вместо всего этого
опустились глаза, само собой торопливое "‡драсьте, товарищ старшина!"
вылетело, и бочком, бочком проскочил ЉолЯша мимо победительно шагающего
старшины.
—то-то сломалось, наджабилось, истлело в ЉолЯше и не скоро
восстановитсЯ. € только природнаЯ активность натуры, склонность к
легкомыслию, вранью и веселью помогут ему перемочь армейскую надсаду.
€гренька, подкармливаЯ и матерЯсь, настропалил-таки ЉолЯшу и Џеклевана
крутить баранку. ђотный старшина, привлекший ЉолЯшу делать стенгазету,
которую юное дарование писало от корки до корки, передовицу - так и в
стихах, махнул на этого курсанта рукой: "џкий з его спрос, вин поэт!.."
Џеред отправкой на фронт, на прощанье в роту нанес визит Ћлимпий
•ристофорович ђастаскуев, руку пожимал курсантам. ЉолЯшу рукой обнес. ‚ечный
настырник, неслух, никчемный человечишка громко, со значением произнес:
- Љак жаль, что вы с нами на фронт не едете!
‚се курсанты, да и сам Ћлимпий •ристофорович, понЯли намек - до фронта
не доехав, под колесами поезда оказалсЯ бы товарищ старшина.
- ђодина и партиЯ знают, кого на какой участок определить, чтоб была
большаЯ польза от человека и бойца,- веско, с чувством глубокого достоинства
ответил старшина ђастаскуев и из казармы величественно удалилсЯ.
Ќа фронт ехали, как ехали тогда тысЯчи и миллионы боевых единиц, не без
приключений, не без происшествий в пути. Ќо об этом все уже
рассказано-пересказано, писано-переписано.
Џоезд остановилсЯ ночью на какой-то многопутевой станции, состав долго
волочили, толкали по этим путЯм, пока, наконец, не засунули в тупик,
обложенный черным снегом. €з-за угольной золы, пыли и шлака сугробы оседали,
сплющивались, медленно изгорали внутри, во все стороны из них сочились
маслЯнистые, мазутные ручьи, бурьЯн по обочинам был сух, переломан и загажен
- не первый людской эшелон заталкивали сюда и, конечно, не последний.
Ћткуда-то сверху раздавались команды, перекликались свистки маневрушек,
пыхтело, ухало паром, брЯкало и звЯкало железо, но из людей к составу никто
не приближалсЯ. Љогда утренний, сумеречный туман, изморозь ли, может, и
паровозные пары смешались с серым, неподвижным светом, взору ЯвилсЯ и пошел
вдоль эшелона, предлагаЯ купить папиросы, мальчик цвета лесной медуницы, и,
когда его спросили, что за станциЯ, он уныло молвил: "‘танциЯ Џелово - жить
хелово".
’ак курсанты сибирского автополка узнали, что они уже почти в Њоскве,
днем в самуе столицу попали. €х погрузили в старые, разъезженные "‡€‘ы" и
отвезли к автозаводу имени товарища ‘талина, перед которым на площади и
вокруг которого стоЯли тысЯчи иностранных машин, только что переправленных
через океан, собранных на заводе, приготовленных длЯ боевой работы.
"Џо машинам!" - раздалсЯ клич, и курсанты охотно полезли в накрытые
брезентом кузова, где были удобные скамейки и кожаные откидные сиденьЯ сзади
кабин. "Ќаз-за-ад!" - раздалась новаЯ команда. € когда курсанты сгрудились
на площади, какие-то люди в чистых иностранных комбинезонах криком кричали о
том, что курсанты должны сесть в кабины и немедленно, немед-лен-но увезти
технику от завода, потому как надвигаетсЯ вечер, с темнотою могут навестить
город дальние немецкие бомбардировщики, и - уж будьте уверены! - автозавод
они не облетЯт, и получитсЯ большой костер из этих замечательных машин,
морским путем, с риском и боЯми доставленных из союзной Ђмерики.
Љомандиры, какие были при курсантах, а было их полторы калеки и все
какие-то не горластые, смиренные не такие, как в автополку, они были, на
своем рабочем месте, пытались объЯснить и объЯснили наконец, что их
курсанты, ли боевые шоферо-единицы, "газушку"-то едва научились водить, что
такую громадину, да еще под названием "студебеккер", они и во сне-то не
видели, не то что наЯву. € притихли заводские громилы, один из них высокого
званиЯ, видать, человек, скрытого под комбинезоном, ударил иностранной
кожаной перчаткой по колену, выматерилсЯ многоэтажно:
- Ќу каждый почти день одно и то же. Ќам же сообщили, что прибывает
эшелон высококлассных шоферов, прошедших специальную подготовку на
иностранной технике...
- ‚ысококлассных! ЉакаЯ ерунда! - простонал кто-то из командиров,
сопровождавших курсантов.
- ‚ам ведь под Љалугу надлежит следовать,- горестно произнес военпред.-
‡десь и представитель артиллерийской бригады - на приемку приехал,
сопровождать вас вознамерилсЯ... ’оварищ майор! - кликнул заводской чин.
Љ нему приблизилсЯ совершенно подавленный и растерЯнный майор, махнул
рукой возле шапки:
- ‘лушаю вас.
Ћни разговаривали долго, и разговор их закончилсЯ тем, что курсантов
усадили по двое в кабину, ра-аскошную, чистую, крашеную кабину со множеством
кнопок, рычажков и указателей, с совершенно великолепными, до пружин не
продавленными, упругими сиденьЯми, на которых ребЯта охотно качались,
балуЯсь, что дети. ‚ кабины машин не вошли, не влезли, кинули себЯ мужики,
тоже в иностранных комбинезонах, сказали всем и во всех машинах одно и то
же:
- Џеред вами, рылы немытые, на щитке изображена схема передач
скоростей, смотрите на нее и на менЯ, учитесь переключатьсЯ, пока Я вас
довезу, и запомните, у "студебеккера" не четыре, пЯть скоростей, одна -
вспомогательнаЯ, длЯ передачи на дополнительную пару колес.
ѓосподи, ѓосподи! Ћни с четырьмЯ-то скоростЯми не все знали и умели
управлЯтьсЯ, а тут пЯть! € что за изучение за пЯтнадцать минут? Ђ именно
столько времени потратили заводские шофера на них и бросили где-то, на
какой-то заставе колонну машин. € тогда, снЯв с себЯ шинель, пошел вдоль
колонны майор со своим шофером и в каждой кабине, взЯвши за руку курсанта,
положив его ладонь на круглЯшок рычага, учили переключать скорость.
- Ќам бы хоть отсюда, из Њосквы выехать.- взывал майор уже не к людЯм,
к небесам взывал,- на шоссе бы, на Љалужское попасть...
‚ечером уже поздним, когда над Њосквой красиво всплыли аэростаты, майор
посчитал, что достаточно хорошо натаскали они с шофером курсантов, и сипло
крикнул:
- Џо-о-о машина-а-ам! - шофер его уж ни кричать, ни говорить не мог -
изошел матом.
- ‘ели! Њоторы завели. Џоехали! - махнул белым флажком один сибирский
курсант.
”лажки те, белый и красный, привез с собою из Љалуги майор, чтобы
руководить движением колонны. Љолонна нешуточнаЯ, более сотни машин, и не
одни тут "студебеккеры" были, но и "джипы", и "виллисы", и чего только не
было.
“же на первом спуске непослушные машины ударились и рассыпали стекло
нескольких фар, иные машины жеребцами выскочили на тротуар, иные лбами
уперлись в столбы. Џеклеван, вцепившись в руль, погналсЯ на машине за
регулировщицей, стоЯвшей на перекрестке с флажками. ‡адавил бы он девушку,
но она стоЯла на посту невдали от завода, бывала в переделках, оказалась
резва на ногу и прыгуча - сиганула через чугунную ограду заброшенной церкви.
Џеклеван ограду проломил, и Ѓог, пусть и незримо, но присутствующий средь
скорбных свЯтых развалин, мотор грозной машины заглушил.
- ‘пасибо тебе, милостивец! - перекрестилсЯ Џеклеван,- и матери твоей,
милости на нас щедро исторгающей, спасибо.
Љолонна "студебеккеров" смешалась на улицах и перекрестках столицы,
затормозила, запрудила движение. —ернЯвый офицерик, похожий на тех, что
служили при дворе свергнутого царЯ - показывали таких в кино,- матом не
выражалсЯ, но грозилсЯ отдать под суд всех участников "диверсии" этой, в
первую же голову артиллерийского майора.
ЋбъЯвили, наконец, что колонна арестована самим комендантом Њосквы,
оцеплена спецвойсками, и как только комендант управитсЯ с неотложными,
срочными делами, прибудет сюда сам разбиратьсЯ во всем.
Ћн и прибыл, комендант-то, за полночь, но не стал ни в чем разбиратьсЯ.
Ћн привоз с собой два кузова шоферов и, крикнув напоследок властно: "—тоб
духу не было!" - упал в черную "эмку" и умчалсЯ. Љолонна "студебеккеров",
прошив насквозь всю Њоскву, оказалась в двадцати километрах от столицы, на
Љалужском шоссе, нацеленнаЯ радиаторами вперед, на запад. ’ут ее и бросили
сопровождающие.
‚се курсанты мирно спали в машинах до тех пор, пока не загудело, не
застрелЯло над ними. ‚ыскочив наружу, курсанты увидели вдаль мчащихсЯ,
красиво на крыло сваливающихсЯ пару "мессершмиттов", которые обстрелЯли
колонну, но ни одной машины, слава Ѓогу, не подожгли, однако брезентовые
тенты кое-где продырЯвили, кузов одной машины повредили, и ощепиной,
отскочившей от борта, ранило в щеку курсанта. ЏарнЯ перевЯзали, дали ему
маленько спирта - длЯ обезвреживаниЯ, и все понЯли, что долго стоЯть тут
нельзЯ, опасно - если не днем, то ночью колонну подожгут. Ђ машины-то
бесценные, им предназначено возить по фронту гаубицы, гаубицам же - стрелЯть
по врагу.
‚ общем-то все разрешилось благополучно. ‚ гаубичной бригаде была целаЯ
рота шоферов, умеющих делать все и иностранные машины водить натасканных.
…сли б майора ”ефелова не обманули какие-то высокие, в дело не желающие
вникать чины, он бы взЯл из бригады своих шоферов и спокойно пригнал машины,
полученные по военной разнарЯдке.
Ќо как же без обмана, без жульничества, без надуваловки жить? ќто ж не
‘трана ‘оветов получитсЯ, совсем какое-то другое государство получитсЯ, с
отсталыми идеологиЯми, прогнившей системой и дикой эксплуатацией человека
человеком. “ нас вон как весело все делаетсЯ! Љаждый день и час что-нибудь
да новое, неслыханное, невиданное. “ нас уж если человеки человека не
обидЯт, так хоть насмешат.
Њертво спали курсанты в кузовах до самой Љалуги. Џо-за Љалугой, в
сосновом бору, где еще местами лежал рыхлый снег, возле вздувшейсЯ, мутной
речки умылись, прибрались и стали ждать, когда их позовут завтракать или
хотЯ бы обедать. Ќо никто никуда их не звал, никто на них вниманиЯ не
обращал. ’огда пошли они делегацией искать майора, пока бродили по бору,
много узнали и увидели интересного.
—асть, точнее гаубичнаЯ артиллерийскаЯ бригада, в которую они прибыли,
была снЯта с „альнего ‚остока, из какой-то совсем уж отдаленной бухты. ‚оЯки
в ней были еще кадровые, задержавшиесЯ с демобилизацией по причине
дальневосточных военных конфликтов и Японских происков - от этого
постоЯнного врага все времЯ ждали нападениЯ и держали на стороже военную
силу. Ћднако, вослабление ли на ‚остоке произошло после разгрома немцев под
Њосквой, дипломатиЯ ли обманула косоглазых, дела ли на фронте требовали
вливаниЯ все новых и новых сил, пришлось через всю страну гнать и везти
бригаду с гаубицами устарелого образца, ходоваЯ часть которых, однако, была
модернизирована, и с тракторной тЯги орудиЯ перешли на тЯгу автомобильную.
- Љрасноармейцы и офицеры в бригаде, давно не видевшие гражданских
людей, о женщинах и вообще забывать стали, прибыв под Љалугу, как с цепи
сорвались,- говорил усталый майор, ездивший в Њоскву за курсантами и
указавший им резервную, новенькую кухню в лесу, в которой приготовленное длЯ
пополнениЯ варево уже прокисало.
Џока ели, пока пили теплый чай, узнали, что, несмотрЯ на запрет и
чирьи, осыпавшие боевую артиллерийскую силу от перемены климата, кинув все
на произвол судьбы, утЯнулись дальневосточники в шибко порушенный город,
скрылись в его руинах. Љуцые гаубицы, замаскированные, смазанные, и всЯкое
оружие были в полном порЯдке. ‚се остальное отдано на волю весенних стихий.
‚ бригаде отчего-то решили, иль опЯть кто-то надул военных, что всЯ ходоваЯ
часть, изрЯдно на ‚остоке изношеннаЯ, будет сменена, и на фронт бригада
поедет сплошь на новеньких американских машинах, когда как на самом деле
выдали "студебеккеры", "джипы" вместо устарелых тЯгачей, десЯток юрких
"виллисов" - длЯ командованиЯ бригады, политотдела и других военных служб,
все же остальное воинство отправитсЯ на фронт в прежнем подвижном составе.
Џрезретый, в утиль заранее списанный, этот "подвижной состав" стоЯл на
спущенных колесах, где лежал на боку в рытвинах, наполненных талым снегом,
где и полуразобран был, две машины из третьего дивизиона, куда зачислили
ЉолЯшу •ахалина и его напарника Џеклевана ’ихонова,- вовсе куда-то исчезли.
ѓадать особо не надо было - продали их мирному населению и пропили
дальневосточные воЯки. Џеклевану машины не досталось, ЉолЯшу наделили
"газушкой" с открытым, покоробленным капотом. ‘ирота-"газушка" уткнулась в
глубокую бомбовую воронку, талаЯ вода уже доставала кабину.
Њайор ”ефелов - человек, переваливший за средние лета, скуластый,
изветренный, умеющий сдерживать нервы, отвечающий в бригаде за транспорт и в
конце концов уже сформировавший подразделение под названием "автопарк" и
возглавлЯвший его до конца войны, собрал новичков, сказал по секрету, что
долго они здесь не простоЯт, скоро в поход и надо вытаскивать машины
артельно. „лЯ начала он выделит два "студера", чтобы вытащить, собрать
машины в одно место, и в дальнейшем поможет, чем может. ’ех курсантов, что
любЯт и понимают технику, прикрепит к водителЯм новых тЯгачей. ‘ теми же,
кто слабо подготовлены и годЯтсЯ в землекопы, писарЯ, но не в шофера, он
устроит практические курсы и, может быть, успеет хоть немного натаскать их.
- ‚прочем, лучшие курсы длЯ всех парней впереди,- добавил майор
”ефелов,- в боЯх они быстро всему научатсЯ, кому, конечно, хочетсЯ и суждено
жить.
‘ибирские курсанты объединенными усилиЯми как-то восстановили,
подремонтировали брошенную технику, маленько и поездили вокруг Љалуги, дрова
подвозили, воду, картошку, и все времЯ запоминали, как ночью ориентироватьсЯ
в незнакомой местности, на незнакомых дорогах, главное, запомни, водитель
или рулевой, как звал ЉолЯшу €гренька,- не потерЯть из виду идущую впереди
машину, не выпускать из зрениЯ белое пЯтно, стало быть, лист бумаги,
наклеенный на задний борт передней машины. …хать по особому, военному
приказу - это значило: сосредоточиватьсЯ будут ночами, секретно, фар не
зажигать, сигналов не подавать, никуда никому не отлучатьсЯ, не курить, если
кому невтерпеж - смолить в рукав, прикуривать от кресала, но не от спичек и
зажигалок, остановки колонны - по команде, заправка в таком-то месте,
оправка там же. ‡а ночь колонна должна проходить от пЯтнадцати до двадцати
километров, любое нарушение правил движениЯ колонны, любое отклонение от
инструкций, разгильдЯйство всЯкое - будут сурово пресекатьсЯ и каратьсЯ.
‚ первую ночь по-старинному, накатанному, мало поврежденному шоссе
колонна прошла назначенный отрезок играючи и даже раньше срока Явилась к
назначенному пункту. Ќо вот начались дороги русские, сельские, развороченные
танками, тракторами, машинами иль конной тЯгой, хуже того - дороги
задичавшие, поросшие травой, которые на военных-то картах прочерчены четко,
наЯву же слепые, местами совсем не видные, и достало тут военных горемык
первым мытарством, надсадой и проклЯтьем войны.
ЌесмотрЯ на то, что выставлЯлись по дорогам живые указатели - бойцы с
флажками и, в нарушение военной тайны, командирам дивизионов, затем батарей,
взводов управлениЯ выдавались нарисованные на листах схемы движениЯ на
данном отрезке пути и пункты сосредоточениЯ, машины разбредались по
российской путанице дорог. ‡асидевшиесЯ в тихой бухте, к тракторной тЯге
привыкшие водители дурели от скорости и возможностей американской техники,
мчались вперед, бросив на произвол судьбы собратьев по боевому походу,
спокойно дрыхали в уютных кабинах, пока остальное войско корЯчилось, волоча
по весенней грЯзи почти на себе отечественные "‡€‘ы" и прочий транспорт,
которым отечество так гордилось.
ЂртдивизиЯ, растЯнувшаЯсЯ километров на сто, за ночь сжигала по два
бака горючего, к утру не поспевала к месту назначениЯ, и посыльные на
машинах-тЯгачах начинали шастать по дорогам, лесам и оврагам, вытаскиваЯ из
грЯзи издохшую отечественную технику, рыскали в поисках тех, кто заблудилсЯ.
‚ небе поЯвлЯлись и кружились немецкие самолеты - снова не удавалось
сохранить военную тайну, снова она, клЯтаЯ, ускользала из бдительных рЯдов
родной армии.
‚ гаубичной бригаде имели прекрасные показатели по стрельбе, да и как
их не иметь, когда некоторые расчеты прослужили возле своих лайб по шесть
лет, знали и любили их больше своих жен,- тут и свиньЯ безмозглаЯ научитсЯ
стрелЯть, в движении, однако, дальневосточные сидельцы были слабаки и
неумехи. ‘реди всех подразделений совсем уж ахово обстоЯло дело там, где за
баранкой маЯлись и маЯли машины недавние сибирские курсанты.
ЉолЯша •ахалин из наставлений €греньки запомнил, что карбюратор
засорЯетсЯ и надо его продувать, зазор и контакты трамлера - чистить следует
серебрушкой-денежкой, не давать перегреватьсЯ радиатору и двигателю;
научивший его накачивать колеса, крутить баранку, кое-как, с грехом пополам
переключать скорости €гренька резонно считал, что того вполне достаточно длЯ
рулевого. ‚одителем же, пусть и не классным, умелым ему никогда не стать -
длЯ иного поприща человек рожден.
‚ пути на фронт ЉолЯша •ахалин превратилсЯ во что-то затурканное,
запуганное, сон и всЯкие чувства потерЯвшее существо. ЏродуваЯ беспрерывно
карбюратор, шланги и трубки подачи бензина, он до того этим бензином опилсЯ,
что уже не чувствовал вкуса хлеба и каши, серебрушку истер о зазоры трамлера
до того, что на ней ни серпа, ни молота, ни колосьев, ни даже цифры не
виднелось. Џлохо чувствуЯ дорогу колесом, рулевой •ахалин беспрестанно
буксовал, и взвод управлениЯ дивизиона тащил машину на плечах. ЏроклЯли
своего шофера солдаты, толкали его, когда и били. ‹юдей надо и можно понЯть,
в каких условиЯх они ехали. Ћднажды ночью разверзлись хлЯби небесные,
запрыгиваЯ в кузов ползущей машины, выпрыгиваЯ, чтобы подтолкнуть ее,
солдаты натаскали полный кузов грЯзи - перегруз. ‚овсе стала машина.
‹опатами, ладонЯми, пустыми котелками, касками вычерпывали грЯзь солдаты,
чтобы сдвинутьсЯ с места.
Ђ то еще случай получилсЯ: толкали, толкали машину солдаты, качали ее,
раскачивали, выкрикивали чего-то и постепенно умолкли, не сдвинув с места
транспорт свой. "Ќу Я им счас!" - заругалсЯ командир взвода управлениЯ и,
увЯзаЯ в грЯзи, пошел в обход машины. ЉолЯша за ним. € зрЯт они картину:
почти по поЯс в грЯзи, упершись плечами в кузов, солдаты спЯт. Ќе высыпались
в пути бойцы, так чего уж говорить о рулевом •ахалине, который по прибытии в
"точку дневки" должен был еще выкопать аппарель, по-русски это просто Яма
длЯ машины. “же через несколько ночей пути устав и инструкции нарушались,
аппарели копались лишь под "студебеккеры".
ЉолЯше хватало хлопот с машиной. „ела его с каждой ночью, с каждым
километром шли хуже и хуже, он быстро задичал, оброс волосьем,
обмундирование на нем измазалось грЯзью и мазутом, всЯ его требуха
пропиталась бензином, исхудал рулевой •ахалин, затощал, глаза его покраснели
и слезились. Џросил он, лично просил майора подменить его, снЯть с машины -
уснет за рулем иль аварию сделает, что тогда? ‡аменЯть его, кроме Џеклевана,
было некем. Џеклеван-хитрован куда-то делсЯ, говорЯт, во взвод управлениЯ
одной из батарей перешел, там комбат любил и собирал к своим орудиЯм
здоровенных, надежных мужиков. ЉолЯше грозили расстрелом, судом, чем только
не грозили, а он тупел и опускалсЯ все более и более. Њашина заводилась
долго и капризно. ЉолЯша боЯлсЯ, страшно боЯлсЯ, чтоб она совсем не
остановилась. Љак-то он крутил, крутил заводную ручку и со злости хватанул
машину по радиатору зтой заводной ручкой, после чего крутанул - и сразу
машина завелась, так ребЯта после того случаЯ несли ему оглобли, дрыны: "бей
ее, заразу!" говорили. ЉолЯша бил, но больше не помогало.
Њежду прочим, заметил рулевой •ахалин, вместе с артбригадой и
артдивизией двигалась к фронту какаЯ-то боеваЯ часть со множеством машин,
бронетранспортеров, минометов, орудий, и потихоньку вызнал - то движетсЯ
гвардейскаЯ сталинградскаЯ армиЯ, и всю-то ноченьку братцы-сталинградцы
спокойно спЯт по лесам, полЯм и уцелевшим селам, на утре, на самом рассвете,
когда весенним туманчиком окутает землю и особенно звонко насвистывают
соловьи, армейскаЯ техника возникает на дорогах и за час-два делает без ора,
паники, потерь техники и пережога бензина рывок на положенное расстоЯние -
несчастные те пЯтнадцать или двадцать километров.
ќто и был один из Явственных признаков военного опыта. „альневосточнаЯ
же бригада растерЯла изрЯдно техники, людей, рыскала в их поисках при свете
днЯ и получала разгоны и разносы высокого командованиЯ. Ќу, само собой,
бригадное начальство подвергало разносу командиров дивизионов, те разносили
командиров батарей, комбаты разносили взводных, взводные - отделенных,
отделенные уж не разносили солдат, отделенные матерились и пинались. ‘ержант
џстребов угодил ЉолЯше пинком по копчику, и теперь •ахалин, сидЯ бочком,
рулит и времЯ от времени ерзает на сиденье - болью в копчике отгонЯет сон.
‡амелькало так и сЯк написанное на указателЯх: "Њценск", "Њценск",-
ЉолЯша заторможенно отметил: старинный русский город Њценск они должны были
миновать чуть ли не неделю назад. "ЊчимсЯ семь верст в декаду, и только
кустики мелькают! - усмехнулсЯ он. Џроехали и Њценск - старинный русский
город. ЉолЯша у ’ургенева, у ‹ескова и еще у кого-то про него читал. ибко
разбит город - только это и заметил рулевой, работа ж эта проклЯтаЯ - надо
за передней машиной следить, чтобы не оторватьсЯ, не свернуть куда не туда,
не отстать от колонны. ’ак ничего и не запомнил ЉолЯша про Њценск. ‚от
потом, после войны, и рассказывай пионерам о своем боевом пути: где был,
чего видел, какими подвигами родину прославил. ‚сем подвиги подавай! Ђ тут
вот главное - не потерЯтьсЯ бы, да чтоб мотор не заглох...
‡а Њценском вместо деревень таблички пошли и трубы. ѓде и труб нету.
Џроехал ЉолЯша одну табличку - …льцовка иль …рцовка деревнЯ называлась, в
подъемчик дорога пошла, Язык сырой высунула. Ќа подъемчике впереди белое
пЯтнышко обозначилось. ЋбрадовалсЯ ЉолЯша пЯтнышку, среди народа, в боевых
рЯдах себЯ почувствовал. Ќо только он обрадовалсЯ - пЯтнышко белой полоской
оборотилось, и начала она удалЯтьсЯ. ЉолЯша педаль надавил, газу прибавил,
надо бы и на четвертую скорость перейти, устремитьсЯ следом за пЯтнышком, но
четвертаЯ скорость, надо вам сказать-заметить, самаЯ у "газушки" коварнаЯ -
в нее надо попадать с довертом. Ќу вот по ровной и прЯмой дорожке ты шел,
шел, а тебе в уголок надобно, вот ты и...
‘ловом, опЯть отстал ЉолЯша от колонны и сразу вспотел, и сразу
неприЯтности. „орога под уклончик покатила. Ќу, думает ЉолЯша, тут-то уж Я
настигну впереди ищущего, счас вот пЯтнышко увижу. ђодимое! ѓде ты?
ЏоЯвлЯйсЯ! Ђ вместо пЯтнышка впереди обозначилась еще одна дорога, то есть
не то чтобы дорога, царапина земнаЯ, бороздка скорее. Људа вот ехать? Џо той
бороздке ехать иль по этой. ЉолЯша в смЯтении руль закрутил, влево, вправо,
влево, глазом потным отметил: справа в бороздке заблестело, значит, колеЯ
это новаЯ набита, вода в нее налилась - весна же, вода кругом. ’олько бы не
забуксовать. ’ут он почувствовал, что его понесло, и сразу понЯл: не колеЯ
это, не колеЯ, Яма это, скорей всего та, из которой селЯне глину брали длЯ
печей и разных подмазок. Ћпытный шофер чего бы сделал? ђаз понесло, так неси
уж, потом, благословЯсь, народом или буксиром машину из Ямы добудем. Ђ
ЉолЯша, как его понесло, вираж рулем заложил, очень крутой вираж, аж до
упору баранки - чтобы по ребру Ямы проскочить. € тут же почувствовал: машина
опрокидываетсЯ, за руль инстинктивно рулевой ухватилсЯ, прЯмо вцепилсЯ в
руль. ЋпрокинутьсЯ-то он не опрокинулсЯ - скорость малаЯ была и Яма
невелика, но на бок "газушку" положил. ‚се двадцать человеческих душ,
сонных-то, в грЯзную воду ЉолЯша высыпал, сверху катушками со свЯзью,
лопатами, ведрами, барахлом всЯким присыпал. Ќарод со сна в панику - враг
напал, свалил куда-то в холодное, смертью веющее место. Љогда бойцы из воды
и глины вылезли, маленько опомнились и с криками: "Ёпмать, епмать.
епмать!!!" - на ЉолЯшу пошли, в грудь дула винтовок приставили, затворами
клацают. "„а стрелЯйте! —е уж..." - махнул рукой ЉолЯша. Ќо тут из тьмы
"студебеккер" с орудием возник, из него комбат ‡ванцев выскочил. "—е у вас
тут?" - заорал. € охладел народ, давай мокрое отжимать, в другую машину
грузитьсЯ.
"Љто прЯмо ездит, дома не ночует",- вспомнилась ЉолЯше еще одна
поговорка, где-то, скорей всего еще на родине, в Љлючах слышаннаЯ. ЏонЯв,
что своими силами ему машину из Ямы не вынуть, залез он в кабину и, почти
стоЯ, уснул на сиденье, и так крепко спал, что и не заметил, как скатилсЯ
вниз, на другую дверцу, стекло ботинками выдавил, скомкалсЯ в рычагах и
педалЯх, кучкой трЯпьЯ лежал меж землей и техникой, об стекла порезалсЯ.
…два его разглЯдели в кабине из присланного на выручку "студебеккера", с
возмущением вынули за шкирку: "Ѓедствие такое, а он, гадюка, спит!.."
Џосле Њценска, будь он неладен, и того хлеще случай вышел. Џо фаре
стрельнули - сама она включилась, или ЉолЯша со сна рычажки перепутал. ‚
фару не попали - мала цель, но трубки радиатора пробили, вытекла вода. Ќарод
пересадили, в ночь увезли, рулевой в лесу осталсЯ. Ћдин. ‘трашно одному.
”ашисты и черти всюду мерещатсЯ. ’олько под утро и поспал маленько рулевой.
‡астучали, забарабанили в кабину, и он проснулсЯ. ђебЯта из той же
сталинградской армии скалЯтсЯ, к себе зовут, вместе с машиной. Љашей и
сухарЯми ЉолЯшу кормЯт, по плечу хлопают. Ћн и согласилсЯ. Ќалетели двое в
фартуках с паЯльниками на весу, мигом радиатор заварили, воды в него из лужи
налили. Ћдин из тех, что в фартуке, за руль сел и на дорогу машину вывел,
газуй, говорит, вслед за
нашей колонной, а колонна на рассвете резво и непринужденно движетсЯ.
‡а час с небольшим покрыла те несчастные восемнадцать километров, на которые
его роднаЯ бригада ночь тратила, потерЯв при этом в пути половину машин,
когда и с орудиЯми.
"Џовезло мне,- думал ЉолЯша,- в настоЯщую боевую часть попал, а что
машину угнал, так армиЯ-то одна, ЉраснаЯ",- и вызвалсЯ подвезти чего-нито.
Ќо командир с технической нашивкой на рукаве и на петлицах, при многих уже
орденах, сказал: "‘иди пока в кустах и носа не высовывай. „а помойсЯ и
постирайсЯ - вода кругом, а то Я глЯжу: ты уж бензином ссышь и мазутом
оправлЯешьсЯ..." ‘мешно ему. ћмор.
Ќо в чем дальневосточнаЯ бригада наторела за горький путь, так это в
поисках. € тут, в брЯнских темных лесах, нашли ЉолЯшу умельцы-артиллеристы,
"домой" утартали. ’ам хотели судить и куда-нибудь отправить, под смерть, но
ЉолЯша при всем скоплении начальства вдруг психанул и, брызгаЯ слюной не
слюной, бензином брызгаЯ, завизжал:
- „а Я и не хочу с вами быть! Ќе ж-жал-лаю! Ѓросили! Џредали! Џропадай!
„а в нашем бы детдоме вам за такое "изменничество морды набили!..
Љомандир дивизиона удивленно уставилсЯ на рулевого.
- †алко, что нет тут того детдома. †алко! - произнес он, повернулсЯ и
ушел.
Ђ командир взвода управлениЯ дивизиона зашипел на ЉолЯшу:
- Ќ-ну, ты у менЯ поплЯшешь! Ќ-ну, ты у менЯ попомнишь...
"Ђ пошел ты на ...",- хотел сказать ЉолЯша, но уже выкричалсЯ, ослабел,
на него сонное смирение накатило. ’олько рукой слабо отмахнулсЯ, будто паука
отогнал, и подалсЯ в свою машину, и спал в кабине до тех пор, пока не
приспело двигатьсЯ дальше.
Ќо сколько по морю ни плыть - берегу быть. Џриехали в места
сосредоточениЯ, неделю без памЯти спали в весеннем, зеленью брызнувшем
березнике, по которому вальдшнепы по вечерам тЯнули, дрозды и другие птахи
тут резвились, напевали, нарЯдные чирки в лужи светлые падали, селезни
чиркали и крЯкали, подзывали сторожких самок. Ќикто по птице не стрелЯл,
никто не шумел, не демаскировалсЯ. Ѓерезник этот светлый, углублЯЯсь,
переходил все в тот же необъЯтный брЯнский лес, смешивалсЯ с ним и в нем
растворЯлсЯ. Ћподолье ж березовой рощи спускалось к реке Ћке и со спотычками
об овраги, лога, косолобки и курганы переходило то в чапыжник, то и вовсе в
прибрежную, густо сплетенную шарагу. ‹ес и кустарники прорежены войском,
изранены, повалены, загажены. Љак же иначе-то, раз человек - засранец, то и
засрал все вокруг себЯ...
ЌанесЯ сокрушительный удар по врагу зимней порой, русское войско,
достигнув речных рубежей, выдохшеесЯ в зимнем походе и остановленное
немцами, жило на здешних берегах, сводЯ березник на топливо, не вело не
только боевых действий, оно вообще никак себЯ не проЯвлЯло, ни в труде, ни в
борьбе. Ќа восемь километров или на все десЯть тЯнулась рыжаЯ ниточка
полуобвалившейсЯ траншеи, оплывшей по брустверам. Љ ней вели невычищенные
ходы сообщений, от них окопчики и щелки к огневым точкам, которых тут кот
наплакал. ‚ойско, заспавшеесЯ, волосом обросшее, задичавшее от бездельЯ, с
глухой зимы настойчиво ждало замены и вот дождалось, ушло куда-то,
распоЯсанное, ленью и сном объЯтое, и шло-то не по грЯзным траншеЯм, не по
жидко чавкающим ходам сообщениЯ, поверху шло, никого и ничего не боЯсь.
‚раг не стрелЯл. ‚раг-фашист укреплЯлсЯ за Ћкой. ‘коро узнать дано
будет: построена там трехрЯднаЯ оборона, причем первые, наречные рЯды
обороны сплошь бетонированы, ограждены системой огнеметов, все огневые точки
не только укреплены, но и пристрелЯны, свЯзь, как всегда у немцев, меж
линиЯми обороны и тылами отлажена, что часы.
€ тем не менее, командование нового, ЃрЯнского фронта именно здесь
намечало удар во фланг Љурско-Ѓелгородского клина, чтобы уж с маху, когда
начнетсЯ битва на Љурско-Ѓелгородском выступе, отрезать всю массу фашистских
оккупантов, да и кончить разом с этой выжигой-ѓитлером.
‘осредоточились, как казалось генералам на верхах,- тайно, тихо и
скрытно, окопались, изготовились и нанесли артиллерийский удар такой силы,
что деревнЯ, стоЯвшаЯ на крутом, глинисто-обнаженном выступе, сползла вместе
с мысом, со всеми постройками и худобой в Ћку, да и запрудила ее, что
затруднило переправу. „еревнЯ-то вот упала в реку и рассыпалась вместе с
холмом, на котором так красиво стоЯла посередине церковка, но немец-то,
враг-то не упал и не рассыпалсЯ. Ћн уже на второй линии обороны вступил в
активные бои, наслал авиацию на наши войска, затем и танки - враг не
позволЯл Љрасной Ђрмии устроить второй ‘талинград и где-то еще находил силы
длЯ отражениЯ хитрого флангового удара.
„ень, другой с боЯми продирались вглубь, и вот громкаЯ победа: взЯли
старинный русский город ‚олхов, точнее, развалины его, сразу забегали,
заговорили политруки, громкие читки газет и листовок повели, все газеты, все
агитаторы кличут на Ћрел. Ћрел! Ћрел! € еще раз Ћрел!
Њежду тем дальневосточнаЯ артбригада понесла уже первые потери, как ни
горько, ни странно - первым погиб комбат ‡ванцев, под два метра ростом,
кудри стружками, ремни, сапоги, обмундирование - все впору, все как влито, и
человек не крикливый, не истеричный, похабщину
почти не употреблЯвший. Ћн помогал людЯм и машинам в пути. ЉолЯшину
"газушку", клЯтую не раз батарейными "студебеккерами", из грЯзи выволакивал.
ЉолЯша думал, "то уж кто-кто, но комбат ‡ванцев непременно героем станет и
войну переможет. „а и не один ЉолЯша так думал. „а у войны свои законы и
выбор свой. Џосле переправы через Ћку, расставив орудиЯ длЯ стрельбы, еще не
имеЯ ни командного пункта, ни штабного блиндажа, развернул комбат карту на
одном колене, другим коленом стоЯл на земле, отдаваЯ команды на батарею,
называЯ цифры, довороты, повороты. ‚ это времЯ прилетело пЯток снарЯдов с
немецкой стороны, слепых, случайных, и все они разорвались-то в овражке,
густо поросшем кустами, по склонам синеющем разноцветной медуницей, белеющем
хохлатками-ветренницами и первоцветами. ‘овсем не длЯ смерти место
предназначено. Ћднако комбат ‡ванцев уронил телефонную трубку, сморенно
начал клонитьсЯ к земле. …го подхватили и не сразу нашли смертельную рану.
Ћна была с булавочную головку, на виске, и крови-то от нее пролилось
столько, что струйкой, вытекшей на шею, не достало и подворотничка.
ѓород Ћрел повидать ЉолЯше •ахалину не довелось ни летом сорок третьего
года, ни в последующей жизни, потому как после взЯтиЯ ‚олхова гаубичную
бригаду переместили на “краину и, слава Ѓогу, не своим ходом, погрузив ее на
эшелон, который больше стоЯл, чем двигалсЯ, потому как путь железнодорожный
только еще восстанавливалсЯ и движение по железной дороге было еще
затруднено. ‚ пути артиллеристы хорошо отдохнули, и ЉолЯша •ахалин до того
душевно и физически восстановилсЯ, что снова начал "петь и смеЯтьсЯ, как
дети", рассказывать свои сказочки, к нему возвратилось прозвище
Љолька-свист.
Ќа радость и беду ЉолЯши в эшелоне оказалась балалайка и попала к нему
в руки. ‘перва он балалаил и пел препохабнейшие частушки в вагоне, потом
начал делать вылазки и, идЯ следом за поездом, развлекал последний вагон,
где размещалась хозЯйственнаЯ утварь, и здесь же прозЯбала гауптвахта, между
прочим, на всем пути до отказа переполненнаЯ.
- џ работал у попа, делал молотилку, заработал у него хером по затылку.
џрой силы ураган стер с лица земли €ран, это ‚анька на рассвете проперделсЯ
в туалете.
- „авай, Љолька! „авай, свист! - поощрЯла певца гауптвахта, а поезд
между тем полегоньку-потихоньку набирал ход - участок довоенного пути
уцелел, вот и попер эшелон.
ЉолЯша думал, будет, как прежде.- попрет, попрет да и пшикнет
тормозами. € хотЯ орали ему с "губы": "‘вист, бежи, догонЯй!" - он наигрывал
себе да напевал. € отстал от эшелона. Ђ дорога-то прифронтоваЯ. ‡абарабали
его, милого. Џока запрос делали, пока ответ на него пришел - в дезертиры
угодил ЉолЯша, променЯл и проел в бродЯжном пути балалайку, нижнее белье и
ботинки - ЯвилсЯ в часть, а там беда: при разгрузке на станции Џсел бригада
попала под обстрел дальнобойных орудий; сгорело несколько машин, повредило
орудие, были и убитые, и раненые. Ћт станции и новых обстрелов надо было
убиратьсЯ подальше. Љомандир дивизиона рЯвкнул на ЉолЯшу:
- џ с тобой, негодЯем, еще разберусь! Ђ сейчас марш с машиной в
распорЯжение ”ефелова.
Њайор ”ефелов же, отец родной, только и сказал:
- Ќу, поиграл на балалайке, развлексЯ, пора и за работу.
„а так нагонЯл ЉолЯшу с машиной, включив их в колонну боепитаниЯ, что
оба они - и рулевой, и машина - выдохлись, встали, требуЯ ремонту. ‡десь же,
в фефеловском хозЯйстве, машину подладили, человеку ж, да еще такому
затейному, ни ремонту, ни отдыху - вернули в управление третьего дивизиона -
вертись, воюй и помогай тебе Ѓог.
Ђ там, в дивизионе, вовсе нет продыху,- артдивизию и гаубичную бригаду
вместе с нею передали в резерв ѓлавного ЉомандованиЯ, и пошли они мотатьсЯ
по фронту, клиньЯ пробивать, дыры затыкать, контратаки пресекать, бить,
палить и по дорогам пылить.
Љ этой поре в управлении дивизиона, в парковой батарее и во всем
ближнем войске установилось окончательное отношение к шоферу •ахалину как к
человеку придурковатому, никудышному, длЯ боевого дизизиона, длЯ боевой
работы даже вредному. ‡апущенного вида, мающий и себЯ, и технику свою.
ЉолЯша и плакал в одиночку, и психовал, подумывал уж наложить на себЯ руки -
винтовка-то вон она, в кабине висит: обойма в ней полнаЯ и патрон в
патроннике...
офернЯ, исключительно из презреньЯ к собрату своему, растащила с
ЉолЯшпной машины ключи, отвертки, масленки, насос, даже домкрат один удалец
упер. Ќо на домкрате ЉолЯша рашпилем нацарапал XX, нашел по тем буквам
инструментину и, объЯснив, что два "хэ" обозначают не •ристос •ахалин. а хер
•ахалин, долбанул железЯкой вора по спине. Џострадавший написал на него
жалобу. ‘амый справедливый в бригадном транспорте человек - майор ”ефелов -
сказал жалобщику: "Ќе воруй! ‚ другой раз не домкратом, ломиком добавлю!" -
и у ЉолЯши поЯвилсЯ настоЯщий враг, на этот раз во стане русских воинов,
фамилиЯ ему была интереснаЯ - ’олковач. ѓоворил ворюга, что он серб по
происхождению. ‚рал, конечно. —тоб серб - и воровал?.. Ѓольно продувнаЯ рожа
у этого серба, навыкшего тащить с советского колхоза.
Ќо... "недолго музыка играла, недолго фраер танцевал",- говорЯт
нынешние блатнЯшки. Ќа стыке двух областей - ‘умской и Џолтавской, в
гоголевских благословенных местах, под селением ЋпишнЯ спустил у хахалинской
"газушки" баллон, колесо смЯлось, причем спустил баллон внутреннего левого
колеса, длЯ которого требуетсЯ особый ключ, под названием газовый. “ ЉолЯши
не только газового, вовсе никакого ключа нет. ЌаладилсЯ он идти на поклон в
парковую батарею - ключ во временное пользование попросить. Љогда пошел,
обстрел началсЯ, аж груши и сливы в саду посыпались. ‚ саду том вместе с
другими стоЯла и ЉолЯшина "газушка", под которую он не успел выкопать
аппарель, то есть не спрЯтал машину, потому как ничего он не успевал,
копать-то и сил не было. Ђ тут еще беда: с налету, с повороту попав в пышные
полтавские сады, воЯки набросились на фрукты, в первую голову на сливу - и
всю, считай, боевую бригаду пронесло. „ристал, да еще так ли звонко, и
ЉолЯша - брюхо, кишки и все прочее горючим отравлено, весь он ослаблен,
истощен, хворь всЯкаЯ вЯжетсЯ, насморк и кашель с весны не проходЯт, когда в
грЯзи пурхалсЯ, под машиной лежал - простудилсЯ. ‚он как украинское, Ярое
солнце печет, а все знобко, разлад в голове и в теле, еще и брюхо
прохватило. ’олковач-сука, знал, что слива обладает слабительным свойством,
но не сказал сибирЯкам-невеждам об этом. •охочет, радуетсЯ: все вот
обдристались, он вот нет!..
Ќа обстрел ЉолЯша •ахалин не обращал никакого вниманиЯ, раза два в
кювет возле дороги ложилсЯ как бы по обЯзанности, кюветы были полны
фруктами, гнилыми грушами, Яблоками, прокисшими сливами, и все это
забродившее добро слоЯми облепили осы, мухи, пчелы, шмели. Ћдна оса ЉолЯшу
жогнула, и он разозлилсЯ: "Њало, что все кругом едЯт и жалЯт, так еще и ты,
скотина безрогаЯ, башку долбишь!.." - и в горсти козЯвку беспощадно
раздавил.
‚озвращаЯсь в расположение с ключом, ЉолЯша еще издали заметил, что в
саду, за белой хаткой, крытой соломой, густо дымит и патронами стрелЯет
горЯщаЯ машина. ‘тарый украинец со старухой с бадьЯми бегают - из колодца
водой хату обливают, чтобы не загорелась. Ќесколько военных помогают им.
Џрикинул издали рулевой •ахалин - и вышло: горит его машина,- вздохнул
облегченно: "„ошла, дошла, дошла-таки моЯ молитва до Ѓога!". Љ машине нельзЯ
уже было подойти, в ней рвались патроны и гранаты, опасно вспыхивали и
разлетались по сторонам сигнальные ракеты.
- ЏрЯмое попадание в кузов,- объЯвили ЉолЯше. ’олковач, пробегаЯ мимо с
ведром воды, оскалил щетки не видавшие коричневые зубы:
- Ѓудет тебе, будет штрафнаЯ! „а-авно она тебЯ ждет - дожидаетсЯ...
ЉолЯшу •ахалина позвали к телефону, и сам командир дивизиона громко
приказал:
- Џровод в кулак и по линии сюда, на передовую,- тут ты у менЯ узнаешь,
где раки зимуют! ’ут ты научишьсЯ казенное имущество беречь!
"Ќа передовую, так на передовую - эка застращал! Џонос бы только
остановилсЯ, перед броском неудобно - боец такой героической армии и
обделалсЯ!" —увство пусть и мрачного юмора еще не покинуло ЉолЯшу •ахалина,
и, стало быть, он еще живой, и дух в нем пусть не крепок, но устойчив пока.
€ пока он шел на наблюдательный пункт, на передовую, дал себе клЯтву
железную: никогда-никогда, ни в какую машину не сЯдет кроме, как пассажиром.
Ѓыло все: и топали на него, и расстрелом стращали, и штрафную обещали -
ЉолЯшу •ахалина ничего не трогало, не пугало. Ћн отрешенно молчал и смотрел
в землю, потому что, если он поднимал голову и начинал глЯдеть в небо,-
воспитующими его, отцами-командирами, это воспринималось как вызов, как чуть
ли не высокомерие. Љак и большинство начальников, выросших уже при советской
власти, командиры сии прошли через унижение детства в детсадах, в отрЯдах, в
школе, ну и, само собой разумеетсЯ, главное, вековечное унижение в армии.
Џоэтому, получив власть, сами могли только унижать подчиненных, унижатьсЯ
перед вышестоЯщими начальниками, и глЯдЯщий в землю, ссутуленный, как бы уж
вовсе сломленный человек был длЯ них приемлемей того, кто смел глЯдеть
вверх,- не задирай рыло, коли быть тебе внизу судьбой определено.
€зрасходовав пыл огневого зарЯда, командир дивизиона спросил:
- —его вот мне с тобой теперь делать?
- ‚олЯ ваша. —то хотите, то и делайте,- ответил впопад ЉолЯша.
- ‚олЯ ваша, волЯ ваша,- затруднилсЯ командир, имеющий еще силы на
перевоспитание разгильдЯЯ, который всем надоел, себЯ, машину и людей извел.
…сли бы он сказал то, чего ожидал командир дивизиона: "Ќемец стрелЯл, не Я",
"у снарЯда глаз нету" или совсем коротко: "‚ойна!" - капитан еще побушевал
бы в сладость и утеху души своей. Ђ тут вот: "‚олЯ ваша",- и вид такой -
хоть к чему человека приговаривай - со всем согласитсЯ.
- Љаблукова ко мне! - приказал капитан.
Џосле переезда с Ћрловщины на “краину, где-то в направлении на Ђхтырку
или на Ѓогодухов, уработавшиесЯ, на солнце испекшиесЯ бойцы взвода
управлениЯ к вечеру истомленно расселись, разлеглись посреди нескошенного
полЯ, потому как днем от жары ничего не ели, только пили воду и копали,
копали и пили. € вот хоть малаЯ, но все же блаженнаЯ прохлада, вечер, покой,
"кукурузники" в небе лопочут, светленько пулеметными очередЯми посикивают,
по две бомбы-пЯтидесЯтки на окопы врага шмалЯют. Ѓои идут затЯжные,
изматывающие, передоваЯ линиЯ все времЯ менЯет "конфигурацию". € однажды
вечером с неба раздалсЯ женский ангельский голос: "‚ы, ебивашу мать,
докуритесь!" - кукурузница-летчица спланировала над окопами и упреждение
дала, потому как войско, налопавшись, закуривало, и всЯ передоваЯ
высвечивалась огнЯми цигарок, будто торжественно-праздничными свечками.
Ќемцы - народ тоже курЯщий, разберись с неба, кто там на земле курит. €
докурились: перепутала какаЯ-то кукурузница конфигурацию передовой, метко
положила в самую середку блаженствующего взвода управлениЯ третьего
дивизиона две бомбочки - и разом два десЯтка человек вымело с передовой,
семеро тут и остались докуривать, остальные в госпиталЯ, слух был, четверо
не доехали до места. ‘ержанта џстребова, командовавшего отделением разведки,
разбило на куски. ‚место него назначен был младший сержант Љаблуков, парень
хоть и придурковатый, и вороватый, но лучше пока никого не нашлось.
Њахнув рукой у головы, младший сержант доложилсЯ. Љомандир дивизиона к
этой поре совсем отошел, да и завечерело, горе ближе подступало - из тех
двадцати человек, что от разгильдЯйства и ухарства полегли, большаЯ часть
служила с капитаном еще на „альнем ‚остоке.
- ‚от,- кивнул он в сторону ЉолЯши •ахалина,- потерЯл машину обормот, в
твое распорЯжение поступает,- и попыталсЯ еще возбудить себЯ, взнЯтъсЯ на
волну гнева: - ‹опату ему в руки и копать! Љопать! —еловека из него сделай,
Љаблуков. Ќавык он в придурках ошиватьсЯ...
Ђх, товарищ капитан, товарищ капитан, без двух месЯцев майор, да разве
можно ЉолЯшу •ахалина чем-либо напугать после той клЯтой "газушки", что
сгорела в праведном огне. € копать?! —то такое в одиночку выкопать Яму под
машину, пусть и "газушку", пусть у той Ямы и название научное, нерусское,-
это ж цельный погреб...
Ђ после того, как кукурузник уронил две бомбы на солдатские головы,
целую неделю, если не больше, царила на передовой бдительность, орали
солдаты друг на друга, командиры со взведенными пистолетами гонЯлись за
разгильдЯЯми, стрелЯли даже по засветившемусЯ огоньку. Ќо вот переместились
с места катастрофы огневики, сменились части, прибыло пополнение, ослабела
напрЯженность в командирах, и славЯне снова бродЯт по передовой по делу и
без дела, снова картошку варЯт на кострах, промышлЯют харч, курЯт скопом, и
кто же и когда же сочтет, сколько потерь у нас было по делу, в бою, в
сраженье, сколько из-за разгильдЯйства российского и легкомыслиЯ?
‚ отделении разведки ЉолЯша •ахалин скоро усек: главнаЯ забота здесь
состоит в том, чтоб не украли стереотрубу, буссоль и два биноклЯ, копать же
семерым рылам одну Ячейку и ход сообщениЯ к траншее или уж, если местность и
условиЯ позволЯют,- прЯмо к штабному блиндажу - это работа? „олго ЉолЯшу к
приборам и не допускали, держали за чернорабочего. Ћн копал, таскал,
перекрытиЯ добывал, но так как взвод управлениЯ, понесший такие
неоправданные потери, да и оправданные все времЯ несущий, никогда более
полностью укомплектован не был, то вместо семи рыл осталось четыре, да и то
одно из них - младший сержант Љаблуков, полководца из себЯ изображающий,
черной, потной работы чуждалсЯ.
„олго, очень еще долго пахло от ЉолЯши мазутом и отрыгалось бензином -
незабываемо, неизгладимо пошоферил он.
Ђртразведчики поднаторели играть парней отчаЯнных, все времЯ
находЯщихсЯ в самом опасном месте, все времЯ выполнЯющих самую ответственную
работу, на самом же деле спЯт, где только возможно, тащат съестное и,
составлЯЯ схемы разведки, врут напропалую, докладают часто о целЯх
противника, коих и в помине нету. ЉолЯшу •ахалина на артиста учить не надо.
Ћн принЯл правила игры и долго бы кантовалсЯ в лихой артразведке, если бы на
„непровском плацдарме не ранило.
Ќадолго отплыл в тыловой госпиталь боец •ахалин. ‚ернувшись в часть,
застал свое место в разведке дивизиона занЯтым. Љаблукова убило. Ѓывший
начальник штаба дивизиона, лупоглазый и долговЯзый парень, оформлЯющийсЯ в
мужика, занЯл место командира дивизиона, и крепкаЯ ж памЯть - запомнил, что
разведчик •ахалин, иногда подменЯвший телефонистов, толково справлЯлсЯ с
этой работой. Џосадил его к штабному телефону и поднес кулак к носу: "“ менЯ
не балуй!". ‘коро осталось при нем всего два телефониста, которые умели
толково и быстро управлЯтьсЯ с ответственной работой, остальных новый
командир дивизиона выпинал из блиндажа. Љрутенек, шумлив и психоват был
новый командир дивизиона, из интеллигентов, из школьников-отличников, из
примерных комсомольцев в артиллерийское училище прЯмиком угодил, жизни
совсем не знал, не личило ему материтьсЯ, работать под лихого военного
мужика - голос тонок и жопа не по циркулю.
„ва телефониста: ЉолЯша •ахалин и ћра Ћбрывалов, которым завидовали
линейные работЯги-свЯзисты, ЉолЯша же с ћрой завидовали им, хотЯ и знали
тЯжкую долю свЯзиста. Љогда руганый-переруганый, драный-передраный линейный
свЯзист уходил один на обрыв, под огонь, озарит он последним, то злым, то
горестно-завистливым взглЯдом остающихсЯ в траншее бойцов и, хватаЯсь за
бруствер окопа, никак одолеть не может крутизну. Ћх, как он понЯтен, как
близок в ту минуту и как же перед ним неловко - невольно взглЯд отведешь и
пожелаешь, чтоб обрыв на линии был недалече, чтоб вернулсЯ свЯзист "домой"
поскорее, тогда уж ему и всем на душе легче сделаетсЯ. € когда живой,
невредимый, брЯкнув деревЯшкой аппарата, свЯзист рухнет в окоп, привалитсЯ к
его грЯзной стеке в счастливом изнеможении, сунь ему - из братских чувств -
недокуренную цигарку. Ѓрат-свЯзист ее потЯнет, но не сразу, сперва он
откроет глаза, найдет взглЯдом того, кто дал "сорок", и столько
благодарности прочтешь ты, что в сердце она не вместитсЯ.
„оводилось ЉолЯше •ахалину и на линию выходить, и в бой с врагом
вплотную вступать, даже до лопат дело доходило, рубились насмерть. •ватив
отчаЯнной доли фронтового рулевого, он с командиром дивизиона в пререканиЯ
вступить не боЯлсЯ, коли тот был не прав или уж слишком психовать позволЯл
себе. ‚прочем, когда самого командира-то ранило во времЯ драпа, покричал он:
"Ѓратцы, не бросайте!" - резко он после госпиталЯ изменилсЯ в характере,
видно сделалось, что психоз, порой и кураж он на себЯ все же напускал.
€ногда меж телефонистом •ахалиным и командиром разгоралсЯ "культурный
спор". Љак человек начитанный ЉолЯша •ахалин однажды влепил напрЯмоту своему
строптивому начальнику:
- Ђркадий ѓайдар в шестнадцать лет полком командовал, да не задавалсЯ.
- —его-чего? - изумленно переспросил командир дивизиона.
- Ђркадий ѓайдар, говорю, в шестнадцать лет...
- Ѓедный полк! ЃеднаЯ армиЯ! - схватилсЯ за голову командир дивизиона.-
џ тоже приравнен к командиру полка, и пайку, и зарплату комполка получаю.
‚ас, мудаков, гонЯли, гонЯли, учили, учили, били, били. € что? Њногие из
моих воинов еще дрочить самостоЯтельно не могут, техникой не овладели, папу
и маму им в помощь подавай либо боевого советского командира. ‚он твой друг
по каторге Џеклеван ’ихонов имЯ жены не помнит...
- € детей,- подхватил ЉолЯша.- Ђ кто лучше и больше него землю копает?
Љто грузы на себе таскает? Љто орудие из грЯзи волочит?
- „а уж боец! ’акой в артиллерии и надобен.
- Ђ вы его рукоЯткой пистолета долбанули.
- „о ранениЯ это было, до горЯ моего первого,- отвел глаза командир.-
Њне сколько лет? - вскинулсЯ, зазвенел голосом комдив.- Њне двадцать шесть
лет! Ђ вас, мудаков, сколько на менЯ? - и уж мирно, почти нормальным голосом
добавил: - Њедаль "‡а отвагу" получил твой дружок и еще получит. Ћрден. џ
представил. Ђ что долбанул, так вы менЯ доведете - кусатьсЯ начну. Љурить он
на фронте начал. ’абак свой ему отдаешь, знаю, когда надо, моего прихвати. Ђ
то долбанул, долбанул... нежные какие, заразы!..
- Ќебось, в наградном листе на орден написали: Џеклеван ’ихонов лопатой
изрубил два танка, ею же засек три бронетранспортера и рассеЯл взвод пехоты?
- Ќа-аписа-а-али-и! ‚се написали, как надо.- Љомандир дивизиона
крутанул циркулем вензель на огневом планшете, любуЯсь своим художеством,
начал закуривать, в задумчивости продолжал: - Џисать мы умеем, вот если б
так же воевать могли, то уж и €спанию, и Џортугалию прошли бы: по океану бы
уж пешком шлепали.- ‘пустЯ минуту, в полной уж отключенности, погруженный в
решение боевых задач, командир, не имеющий никакого певческого таланта,
речитативом затЯнул, сыплЯ пером цифры на планшет: - —етырежды четыре в
гости пригласили,- круг циркулем, цифирька в середку круга,- че-этырежды
пЯ-ать, йЯ ее опЯть...
- —етырежды шесть, Я ее в шерсть,- бодро подхватил телефонист •ахалин.
- ‚о-во, об этом и пой, об этом можно, а насчет писак - написали, куда
шли и пришли,- не треплись, а то уволокут в такое место, не выцарапать тебЯ
будет, олуха. € с кем мне воевать? ‘ кем оккупанта крушить? ‘ чурками? ‘
пеньЯми? ‘ пьЯницами?
Ћднажды, в благую такую минуту ЉолЯша •ахалин заЯвил, что клЯтву,
данную командиру дивизиона, выбывшему по ранению,- восполнить потерю, вместо
сожженной машины добыть другую - он помнит и все равно выполнит ее, скорей
всего уж на иностранной территории, где машин много. Љонечно, имущество не
вернешь: вместе с машиной сгорели все противогазы взвода управлениЯ,
запасные колеса, камеры резиновые, плащ-палатки, пара ботинок, несколько
винтовок и автоматов, лопаты, патроны, гранаты - урон, конечно,
невосполнимый, но машину... гадом ему, •ахалину, быть...
Ќет клЯтвы крепче, чем в огне и на воде данной,- до чужих территорий
ЉолЯше не потребовалось идти. ‚ городе Ѓердичеве ему подфартило. Ћсенью одна
тысЯча девЯтьсот сорок третьего года в городе Ѓердичеве †итомирской области,
может, и ‚инницкой - сейчас ЉолЯша уже не помнит, все ж остальное, как на
экране, в мельчайших подробностЯх высвечено,- исполнилась боеваЯ клЯтва.
Ѓердичев был отбит у врага почти без боЯ, город мало пострадал. ‚от под
городом сожжено "тридцатьчетверок" вдоль дороги изрЯдно. “ всех машин
сорваны башни, кверху чашей лежат, полные воды. „иковинно выглЯдит башнЯ с
дырЯвым хоботом орудиЯ. ‚доль дороги и в поле россыпью бугорки чернеютсЯ.
€ные горЯщие танкисты в кювет заползли, надеЯлись в канавной воде погаситьсЯ
и тут утихли: лица черные, волосьЯ рыжие, кто вверх лицом, видно пустые
глазницы - полопались глаза-то, кожа полопалась, в трещинах багроваЯ мЯкоть.
Њухи трупы облепили. Џривыкнуть бы пора к этакому пейзажу, да что-то никак
не привыкаетсЯ.
‚ыставили орудиЯ на предмет отбитиЯ контрудара, который откуда-то
немцем намечалсЯ и где-то уже осуществлЯлсЯ, и танковый тот батальон или
полк, находившийсЯ на марше, уже испытал его на себе, но, вроде бы, отбилсЯ
и остатками машин теснит врага.
‘ловом, война шла, продолжалась, слышен был недалекий гул орудий, низко
пролетали штурмовики и кружились над землею, пулЯЯ белыми струЯми ракет,
ссыпаЯ бомбы, будто картошку из котла. Ќа них сверху налетали
"мессершмитты", на "мессершмиттов", норовЯ зайти еще выше, налетали наши
истребители. ђебЯта из артбригады, свободные от дежурств, подались
осматривать освобожденный город Ѓердичев и, если выгорит, обмыть очередную
победу.
Љак и почему воЯки попали на кожевенный комбинат, ЉолЯша уже не
вспомнит. Љомбинат действовал при немцах и только-только остановилсЯ,
только-только опустели его цеха и замолкли моторные мощности. Ќа дворах и
по-за дворами, возле складов и цехов валЯлись кожи, которые в лужах, которые
на сухом. ‡апах был нехороший, и воронье пировало здесь, тревожно и опасливо
орущее, видать, криком отгонЯло от себЯ страх недалекого боЯ, может, еще и
прошлый страх не одолело.
Љто-то из бывалых бойцов сказал:
- ђаз комбинат на ходу, должен тут вестись спирт или раскислители на
спирту.
Љаким-то путем воинство вместе с ЉолЯшей •ахалиным угодило в управление
комбината, не то, что было при социалистическом строе, то есть контора в три
этажа, где сидели умные люди, управлЯЯ производством, подсчитывали прибыль,
организуЯ соцсоревнованиЯ, составлЯли сметы, устраивали комсомольские слеты
и партийные собраниЯ, вручали вымпелы, выписывали премии и прогрессивки,
выдавали сахар детЯм и ботинки. “ немцев все сурово и просто. Љонтора в три
этажа занЯта какой-то военной службой, все управление разместилось в
пристройке к цеху энергопитаниЯ. ‚ пристройке обитал комендант, два его
помощника по кадрам, начальник охраны, несколько полицаев да кто-то из
специалистов-советников. €з гражданских староста, он же дворник. € все
работало. Љожа на солдатские сапоги шла потоком, электричество горело,
моторы в цехах жужжали, колеса крутились, прессы прессовали, шкуры и
дубильные вещества регулЯрно подвозились, отходы и шерсть регулЯрно
вывозились, потому что у коменданта был еще один помощник - сыромЯтнаЯ плеть
с ореховой, фасонно резанной ручкой. ‚ойдЯ в дощаную резиденцию коменданта,
воЯки сразу ту плеть увидели висЯщей на стене, рЯдом с портретом Ђдольфа
ѓитлера во весь рост.
- Ђх ты сука! - закричали воЯки,- свободных советских людей пороть!..-
и принЯлись расстреливать ѓитлера. Ћдин воин-меткач поразил фюрера в глаз,
из глаза ударила желтаЯ струЯ, из-за перегородки раздалсЯ истошный крик:
"ђЯ-атуйте, люды добры!"
‘унулись за перегородку - там толстаЯ стараЯ бабка лежит, прижулькнув
животом к полу девчушку, и вопит, на нее из дубового бочонка желтаЯ струЯ
льетсЯ. ‚се стена в каморке-кладовой до потолка была заставлена бочками с
пивом. ‚оЯки думали, из глаза фюрера порснула моча, а тут эвон что!
Ѓросились под струю баварского пива, кто с банками, кто с котелком, кто и с
пилоткой. Ѓабка-сторожиха эмалированную миску под струю сунула, тоже попила,
перекрестилась и рассказала, что она тут, при комендатуре,- и уборщица, и
сторож, раньше в конторе была и комнатку за печкой в конце коридора имела.
Џри немце сюда переместилась, печечку железную поставила, топчан из Ящиков
собрала и живет себе, дитЯ пасет, потому как и у нее, и у дитЯ, которую
‘тешкой кличут, всю родню выбрали, выпололи, кого еще при советах в далекие
места увезли, кого тут пострелЯли, кого немцы подобрали на работу, к
германцу отослали. "‚ рабство ихое",- патриотически подыграла захмелевшаЯ
бабка и притопнула вЯленым опорком, пыль взнЯлась клубом. ‚скинув голову так
гордо, что выпала гребенка из волос, по причине вшивости коротко стриженных,
бабка грЯнула: "“тро красит нежным светом стены древнего ЉремлЯ, просыпаетсЯ
с рассветом всЯ советскаЯ землЯ!.." - и заутиралась фартуком, тоскуЯ по
Љремлю. Џод фартуком бутылка с казенным спиртом обнаружилась. Џошло тут,
поехало братское веселье.
ЉолЯша •ахалин как человек, почти не пьющий, точнее - еще не навыкший
пить, отправилсЯ гулЯть по территории комбината, довольно обширной. €
напоролсЯ на пожарный крытый двор. ‚о дворе под навесом рЯдком красные
машины стоЯт с баками, полными воды. ЉолЯша сунулсЯ в одну машину - открыто,
в машине все блестит и светитсЯ. Ћн понарошке нащупал военным ботинком
пробку стартера и, знаЯ, что от стартера наши машины вовек не заводились,
давнул. Њашина вздрогнула, уркнула, застрелЯла трубой и тут же заработала
ровно, чуть сотрЯсаЯсь от напрЯженных моторных сил, готовых к рывку и
действию.
ЉолЯша, сперва тоже от неожиданности вздрогнувший, осторожно надавил на
педаль сцеплениЯ, обхватил рукой круглЯшок рычага и сунул его взад - он и в
своей-то великомученице-"газушке" не всегда и не вдруг попадал в канавки
хитрых машинных скоростей, в особенности в заднюю и четвертую скорости, а
тут, сдуру одержав техническую победу, надумал покинуть пожарную стоЯнку и
двинуть машину задом во двор. Ђ уж если дура-удача пойдет, так уж пойдет!
‚ыехал ЉолЯша во двор, машину остановил, но мотор не заглушил и от ликованиЯ
души, сложив руки рупором, как заорет: "Љто из девЯносто второй? „омой
поехали. ‘меркаетсЯ уж..."
ќто была картина! ќто было кино! Џо городу Ѓердичеву, облепив красную
машину, ехало воинство и под гармошку выдавало: "’ри танкиста выпили по
триста, а начальник целых восемьсот!.."
’ак под гармошку, с дружными песнЯми въехали в расположение, на батареи
ворвались и там уже получили по заслугам сполна. Џереполошенное начальство,
между прочим, тоже выпившее, повыскакивало из всех хат и пошло, пошло чинить
расправу. Љого из гулЯк под арест, кого глотки орудий с мылом мыть, кого -
землю копать, кому и по морде.
ЉолЯша •ахалин оказалсЯ в свежевыкопанном за сараем ровике, устланном
по дну соломой. Ќазывалось это гауптвахтой. •озЯин ровика, то есть человек,
копавший его, оказалсЯ не кто иной, как Џеклеван ’ихонов, он же приставлен
был охранЯть ровик с лежащим на его дне нарушителем дисциплины. Џеклеван
осудительно качал головой, ругал ЉолЯшу, мол, вечно он, как не знаю кто,-
нарушат и фокусничат да выкаблучиватсЯ. ЉолЯша достал из военных брюк шкалик
со спиртом, на запивку дал часовому флЯгу пива. •озЯин ровика, он же
постовой,- человек деревенский, сговорчивый. ‚ыпив шкалик спирта и закрепив
его пивом, тоненько запел: "€ в Ѓожьем храме средь молитвы любовна-ай
встренулсЯ наш взглЯд..." - Џеклеван страдал непревзойденной сибирской
жалостью и обожал переживательные песни. Ќелегко ему было держать под
арестом своего дружка, страдальца фронтового. Ћн спустилсЯ в ровик к
арестованному, обнЯл его братски, и они так вот, в обнимку, проспали до
самого утра.
ђано утром пиво погнало ЉолЯшу в кусты. Ћн, значит, стоит, поливает
украинскую землю, перед ним, кустами толсто заваленное, пламенеет что-то.
Ћтогнул ЉолЯша кусты - под ними красный бак и неподалеку, в ста или двухстах
метрах, стоит свежекрашенаЯ машина с зеленым, только что сколоченным и
свинченным кузовом.
’ак ЉолЯша •ахалин сотворил на фронте свое самое полезное дело, за
которое медаль ему не дали, но и не ругали. Љомандир дивизиона, начальник
штаба дивизиона, майор ”ефелов и прочее начальство делали вид, будто ничего
особенного на свете и в их части не произошло. Ђ раз так, то и ЉолЯша делал
вид, что ничего особенного не произошло. € думал с облегчением, что было это
в последний раз, когда он сел за руль. „а и Џеклеван ’ихонов, как всегда к
разу и к месту, товарищеское внушение ему сделал: "Ќе вздумай на
ворованной-то машине ишшо кататьсЯ - это, как у конокрада, либо на голову
аркан, либо в острог запрут".
‘казано уже - нет клЯтвы крепче, чем в огне и на воде. Ќо все же
пришлось ЉолЯше сесть за руль. …ще раз. ‡ато уж воистину в последний раз!
Ќо прежде, чем это случитсЯ, ЉолЯша •ахалин сотворит еще один боевой
поступок. ’ам же, под Ѓердичевом - вот ведь какой памЯтный город оказалсЯ!
‘отни городов с войском прошел ЉолЯша, тыщи деревень, Ѓердичеву же выпало
быть большим и очень серьезным перевалом в его жизни. Џозднее он узнает, что
в Ѓердичеве венчалсЯ французский писатель Ѓальзак, и нисколько не удивитсЯ
тому и дознаватьсЯ не станет, как это занесло туда француза. Ѓердичев в
понимании ЉолЯши •ахалина еще тот город, в нем могут и должны постоЯнно
происходить всЯческие чудеса.
€менно там, в Ѓердичеве, молодой человек, угнетаемый, как и все
здоровые молодые парни, мужской плотью, принЯл боевое крещение, произведен
был в мужики.
Ѓатареи были поставлены на окраине города, и наблюдательный пункт
вынесен в хуторок, за сады, на опушку пригородного дубового леса. •ороший,
богатый хуторок, совсем почти не разбитый, но какой-то весь раздетый,
неуютный - без оград, без ворот, почти без надворных построек, вроде как
селились тут люди случайно и ненадолго. •аты, как бы нечаЯнно забредшие иль
с неба набросанные по опушке леса, хотЯ и беленые, но серые и сырые. ‚оЯки
узнали, что хутор этот и в самом деле случайный и недавний. ‚озвели его
какие-то и откуда-то выселенцы перед войной. Ћпасный длЯ родины народ -
выселенцы. Ћднако небрезгливые власти мужиков все равно подмели, отступлениЯ
и наступлениЯ их смыли в военные Ямы.
Љомандир дивизиона, начальник штаба, вычислитель и прочие нужные делу
чины занЯли просторную хату безо всЯких перегородок и затей. ‚нутреннюю
архитектуру хаты осуществлЯла основательно сложеннаЯ, на чалдона-сибирЯка
ликом похожаЯ, насупленнаЯ русскаЯ речь.
‚ хате обитали мать Ђнтонина - женщина дебелаЯ, в разговоре степеннаЯ,
и две дочери - ‘ветлана и ќлла.
‘ветлана пошла в мать - пышнотелаЯ, с косой цвета овсЯной соломы,
спускающейсЯ до заднего места, по земле ступает из милости, травки-муравки
едва касаетсЯ. ‘ловом, была она из тех, про кого говорЯт: прежде, чем
сказать,- подумает, прежде, чем ступить,- осмотритсЯ. Џава, одним словом.
Ќад ее кроватью гвоздЯми приколоченные, тушью, от руки рисованные на ватмане
висели два портрета - Џушкина и Ѓелинского. ’оварищи командиры зауважали
‘ветлану и выражатьсЯ при ней воздерживались. †елаЯ угодить девушке и
обратить на себЯ внимание, командир дивизиона зыкнул, чтоб военные курить
выходили вон. € этот жест даром не пропал: пошел командир умыватьсЯ -
‘ветлана ему поливала, холщовый рушник, петухами вышитый, подала.
„ругаЯ дивчина, видать, в отца удалась. Џлатьишко на ней еще с
накладным воротничком и карманами, с тремЯ складочками на юбке. ‡аношенное
платьишко, давно не стиранное, точнее, стиранное, но без мыла, в щелоке и
оттого несвежо выглЯдевшее. ‡ато сама ќлла, чернЯвенькаЯ, с остренькими
локтЯми, сиЯЯ смородиновыми глазами, хотела всех и обо всем расспросить, все
и обо всем рассказать. ‘муглое лицо ее разгорелось, губы безо всЯкой причины
улыбались. Ћна летала по просторной избе, что грач или черный дрозд, то и
дело ударЯЯсь о печку, чего-то ронЯла с грохотом и разбила какую-то
посудину, редкую в этом бедном доме, и мать, качаЯ головой, давала понЯть
постоЯльцам, что вихрь этот не остановить, не унЯть даже военной силой.
“гадываЯ желаниЯ постоЯльцев, ќлла по своей воле и охоте помчалась в сад,
принесла в подоле Яблоки и груши, ухнула фрукты на стол, прЯмо на карты и
штабные бумаги. ‡аметив, что телефонист привЯзан к месту проводами, ему в
пригоршни вальнула абрикосов, поверх алое Яблоко и грушу влЯпала.
"Џодол-то",- напомнила мать и, настигнув дочь, сама одернула на ней
платьишко. ЉолЯшу, а он в ту пору дежурил у телефона, эта чернЯваЯ птаха
сразила наповал сразу, он почувствовал себЯ разлаженно, слабо, все в нем
сместилось куда-то, в жаркое место. ‘жимаЯ в горсти грушу и Яблоко, ЉолЯша
ловил и не мог поймать захмелелым взглЯдом это порхающее по избе существо,
начал путатьсЯ на телефоне.
- „а что с тобой сегоднЯ? - уставилсЯ на него начальник штаба дивизиона
и, увидев мутный взор телефониста, сместившийсЯ в беспамЯтство, решил, что
это от постоЯнного недосыпаниЯ и, раз обстановка позволЯет, надо телефониста
подменить и дать ему отдохнуть. „а если бы ЉолЯша мог бросить этот проклЯтый
телефон, он сам, не спросЯсь, бегал бы за девушкой щенком возле избы, тЯвкал
и зубами хваталсЯ за подол, забыв про войну.
Њать Ђнтонина предложила товарищам охвицерам сготовить обед, если у них
есть продукты; от себЯ же она могла добавить к обеду Яишницу. ’оварищи
охвицеры благосклонно согласились с этим предложением, отделили продукты от
сухого пайка в распорЯжение хозЯйки.
‡аполошно бросив: "Џойдем!" - ќлла схватила освободившегосЯ телефониста
за руку и умчала за собой во двор, со двора, в котором стоЯла корова, по
лестнице - наверх, на сеновал. ‚ дощаном щелЯстом сеновале пахло свежим
сеном и Яблоками. ‚ глуби сараЯ, у дальней стены серела кучка прошлогоднего
сена. Ќа нем была раскинута нехитраЯ постель - стеженое старое одеЯло вместо
матраца, в головах половичок, на него брошена смЯтаЯ подушка и что-то
скомканное, наподобие покрывальца. "’ут она спала! - догадалсЯ ЉолЯша,-
совсем недавно". “ него занЯлсЯ дух. ќлла порхала по сеновалу, собираЯ Яйца
снова в подол платьица, оголив серо-голубые трусики с белыми пуговками на
боку. ‚друг девушка остановилась перед ЉолЯшей, уперлась в него: "’ы чего?"
ѓоспода охвицеры деликатно отворачивались, когда она вот так-то, с фруктами
и Яблоками, задрав подол, одаривала их плодами. ЉолЯше она зачем-то сунула в
руки теплое Яйцо. Ћн стоЯл посреди сеновала, держа куриное Яйцо в ладонЯх, и
не отрывал взглЯда от ќллы. Ћн и губами-то пошевелить не мог, а вот Яйцо
раздавил, и оно потекло на ботинки. „ержа одной рукой подол с Яйцами, другой
рукой ќлла принЯлась клочком сена очищать солдатский ботинок, торопливо, с
захлебом рассказываЯ, что приехали они сюда с “рала и сначала ей тут не
нравилось, но, как вырос и начал цвести сад,- понравилось, и вдруг тоже
понЯла - он ее не слышит, то есть слышать-то слова слышит, но смысла их не
понимает.
- Ѓедный ты мой! ’ы ж на войне...- погладила она его свободной рукой по
щеке и приказала немедленно лечь в постель и спать.- Џотом... потом, все
потом. џ тебе нравлюсь, да? - уже с лестницы высунула она голову. ѓлазищи у
нее Ясно и возбужденно сверкали.
"‚от она, погибель-то какаЯ бывает",- обреченно подумал ЉолЯша и
закивал головой - да-да!
- џ приду к тебе! - шепнула или крикнула ќлла.
ЉолЯша решил, что все это ему метитсЯ, женский это товарный обман, и
только - о нем он так много слышал и читал.
“сталость, давнЯЯ, фронтоваЯ, все сминающаЯ усталость, и событие,
встреча эта, молнией его опалившаЯ,- обессилили парнЯ, и только он коснулсЯ
подушки, будто в обморок провалилсЯ иль в Яму бездонную угодил.
Ќочь была уже, сочилсЯ лунный свет в щели сараЯ, когда ЉолЯша проснулсЯ
от осторожного к нему прикосновениЯ. Љто-то лежал рЯдом, гладил его по щеке,
касалсЯ губами уха.
- •ороший ты мой! ‘олдатик мой молоденький, желанненький... џ тебе
нравлюсь? € ты мне тоже... € ты мне...- шелестело рЯдом.
ЉолЯша, не шевелЯсь, внимал голосу небесному. € от голоса одного и
ласкового к нему прикосновениЯ истек в белье и, если б дальше ничего не
было, он все равно считал бы, что мгновениЯ эти в его жизни - самые
волнительные, самые счастливые. Ќо девушка, скользЯ губами по лицу, нашла
его губы и впилась в них. ЉолЯша плотно-плотно сжал рот.
- „а ты еще и целоватьсЯ-то не умеешь?! - прошептала ќлла и стала
старательно учить его целоватьсЯ.
ЉолЯша весь опустел и, как и что было дальше,- плохо понимал и помнил.
Ћн истекал семенем, почти беспрерывно содрогаЯсь от силы, давно и навЯзчиво
его угнетающей.
ЋчнулсЯ он от легкой боли - ќлла, ќллочка, повторЯЯ: "•ороший мой!
‘ладкий мой!",- покусывала сосцы на его груди, и, вспомнив, как мужики
говорили, что иные женщины во времЯ полового сношениЯ не только кусаютсЯ, но
кричат, ЉолЯша сперва испугалсЯ, но потом все же решил, что ради такого
небывалого удовольствиЯ можно все стерпеть - и отдалсЯ губительной страсти,
как это дело называют в книгах.
Ћни маленько и поспали, и поговорили даже. ќлла, тронув его по губам
пальцем, сказала, мол, ей очень приЯтно, что она у него была первой.
- € дай Ѓог, чтобы не последней,- кротко вздохнула добраЯ душа.
Џреисполненный благодарности, он хотел на благородство ответить
благородством, мол, когда война кончитсЯ, он приедет в Ѓердичев и женитсЯ на
ней, на ќлле. Ќо в это времЯ ЉолЯшу крикнули снизу, со двора,- пришла его
пора дежурить. Ћн глЯнул на часы - было четыре часа утра. ‘менщики дали ему
отдохнуть две смены. Њолодцы какие! ЏонимаЯ, что так просто уходить нельзЯ,
надо что-то сделать на прощанье, ЉолЯша пыталсЯ припомнить, как в таких
случаЯх поступают герои книг, но отчего-то не вспомнил и просто поцеловал
девушку и сказал: "‘пасибо!" - получилось, будто в магазине, продавщице за
селедку благодарение, и он тихо, стеснЯЯсь нежности, добавил: "ЊилаЯ".
ќлла, уже соннаЯ, поднЯла руку, погладила ЉолЯшу по щеке. € он, сам от
себЯ того не ожидаЯ, неуклюже чмокнул ее маленькую ладошку и почувствовал,
как обессиленно опала соленым отдающаЯ рука, раздалсЯ глубокий,
удовлетворенный вздох, который долго-долго, всю жизнь будет помнить ЉолЯша,
ибо поймет со временем: все, что в жизни бывает в первый раз,- не
повторЯетсЯ, все же, что случаетсЯ второй раз,- вторично.
Џриспевает пора рассказать о том, как ЉолЯша •ахалин нарушил клЯтву, в
огне данную, вынужденно сел за руль и сотворил вынужденный подвиг.
ђаненный весной сорок четвертого года в путаных, бестолковых боЯх под
Љаменец-Џодольском, он все лето кидаем был по прифронтовым госпиталЯм. ‚
одном госпитале пристроилсЯ было санитаром, но на раненой ноге никак не
зарастал свищ, сочилось в бинты, присыхала к ране вата, и его метанули в
чуть отдаленные тылы - долечиватьсЯ, да не долечили, отправили нестроевиком
в ровенский конвойный полк, где он и встретил „ень Џобеды.
—удно встретил он этот выстраданный праздник, не по-людски, не
по-армейски, не по-братски.
‚ конвойном полку толклось множество рЯдовых и командиров, успешно
отсидевшихсЯ в тылу, пресмыкающихсЯ, исподличавшихсЯ. Џополнение из раненых
фронтовиков не могло не вступить в конфликт с этакой шайкой. € вступило.
„ело доходило до мордобоЯ, в котором верх, конечно же, держали старые
конвойники, сытые, здоровые ребЯта. Ќестроевиками разбавлЯли в ротах это
сытое и наглое кодло, которое объединение вело подлое дело. ‘таршины рот и
младшие командиры вызовут в каптерку за чем-либо строптивого нестроевика и
дружно так его отделают, что всЯкаЯ жажда дальнейшей борьбы за
справедливость пропадает.
ЉолЯшу беда свела с двумЯ бойцами - †оркой-морЯком и тихим парнем из
местечка ѓрицева, что на †итомирщине. Ћба они были тЯжело контужены, обоих
парней били припадки. ЉолЯша, немножко поработавший в госпитале, научилсЯ
усмирЯть падучую, когда она валила ребЯт. € снова навела его худаЯ долЯ на
держиморду - ротного старшину. ‚ отличие от ЋлимпиЯ •ристофоровича
ђастаскуева, этот был худ, нервен, криклив. € фамилиЯ ему соответствовала -
•удоборов. Ћн панически боЯлсЯ погибнуть. € погиб. “же в мирное времЯ.
ЏриладилсЯ к какой-то ровенской жинце, а у той муж дезертировал из армии,
сошелсЯ с лесными братьЯми и, однажды Явившись в город, обех, как говорил
новый старшина роты, расстрелЯл прЯмо в постели. ’ак вот, старшина •удоборов
еще и рукоприкладством занималсЯ. Ћднажды он ударил †орку-морЯка, тот хрЯсь
на каменный пол и забухалсЯ в припадке, затылком об камень. ‘таршина убежал
и в каптерке спрЯталсЯ. Ќарод оторопел. ЉолЯша насел на могучую грудь морЯка
и кое-как справилсЯ с больным, не дав разбить ему голову об пол. Џеренесли
захлебывающегосЯ пеной больного на нары. ЉолЯша внушал бойцам, что припадок
страшен длЯ самого контуженного и ни длЯ кого больше, что в роте таких
больных двое, может начатьсЯ приступ сразу у обоих, и что он тогда станет
делать? Ќадо ему, •ахалину, в этом деле помогать.
‘таршине •удоборову ЉолЯша на всЯкий случай заметил, что-де у
контуженных есть справка на тот счет, что, ежели они человека прикончат, их
даже к ответственности за это не привлекут. •удоборов перестал чеплЯть
припадочных, переключилсЯ на более здоровых, падучей не страдающих бойцов.
ЉолЯша •ахалин из нарЯдов, почитай, не вылезал - этого старшину, как и
ђастаскуева, борца за исправную службу, отчего-то бесило, что рЯдовой,
занюханныи солдат, к тому же хромой, читает книги, хорошо поет и, главное,
пишет стихи. ‘ наслаждением, аж бледнеЯ от страсти, на всю роту кричал и
этот старшина: "Ђ ну, поет, мети казарму, выносс-си помой-и!"
‚ ночь на девЯтое маЯ, угомонив припадочных, наказав ребЯтам, чтоб,
если начнетсЯ приступ у больных, подменить его на посту, ЉолЯша •ахалин
заступил на дежурство у проходной, с одной обоймой патронов, сунутой в
магазин винтовки.
Ќадо сказать, что беспокойство, волнительное ожидание долгожданной
вести, охватившее страну, в том числе и город ђовно, забитый не доехавшими
до фронта и уже едущими на „альний ‚осток войсками, передалось и усталому,
войной издерганному и старшиной измыленному бойцу •ахалину. Ђ тут еще
танкистов навалило на окраину города, поди-ка, целый корпус. Ћни переломали
гусеницами танков сады, расположились, не боЯсь демаскировки, вольно, широко
и загулЯли. Ћй, загулЯли!
‚от уж времЯ и час, и второй час ночи - у танкистов бал не умолкает:
звучат баЯны, гармошки, гремЯт радиоустановки, визжат девки, поют парни,
зычно гаркают чего-то товарищи командиры. € все это разом, одновременно -
постовому •ахалину передалось возбуждение от происходЯщего в саду и в округе
всей. € чего особенного? ’оже человек, сколько и как мог, воевал, было бы,
так и выпил бы...
’ут на него с фонарем-фарой набрели пьЯнаЯ банда в количестве четырех
рыл. €нтересуютсЯ ребЯта, в каком городе находЯтсЯ, какой объект перед ними,
нельзЯ ли чем разжитьсЯ в смысле спиртного. ЉолЯша терпеливо объЯснЯл:
находЯтсЯ они на “краине, в городе ђовно, перед ними проходнаЯ конвойного
полка, и, ежели есть здесь у кого спиртное, его потреблЯют втихарЯ.
- € ты в такой шараге служишь? - удивились танкисты.
- Ђ куда ж мне деватьсЯ-то? ђодина каждому свое место определЯет. Ќе
сойдешь...
- ќ-э-эх ты! - сказали танкисты, и один из них заплакал. ‚се они начали
обнимать часового и целовать, оглушаЯ запахом самогонки, в один голос
наставлЯли, чтоб он позорный пост бросил и шел с ними за выпивкой.
ЉолЯша с поста не сошел, но путь к самогонке указал самый короткий.
†ора-морЯк говорил, что пустующую окраину города заселЯли переселенцы из
ђоссии и освоение новых земель начали с производства самогонки и вина, так
как украинские сады осенью по колено завалены фруктами, да и сейчас еще
винную прель по городу разносит.
ѓде-то уж к утру, когда небо начало отбеливатьсЯ с востока, танкисты,
держась друг за дружку, проследовали в часть, но, заметив одинокую,
серенькую фигурку часового, прониклись братской жалостью, поднесли ему прЯмо
в противогазной немецкой банке вонючей крепкущей самогонки. ЉолЯша,
продрогший на посту, покинуто и сиротливо себЯ чувствующий, выпил через
край, зажевал гнилым Яблоком и посоветовал танкистам идти в расположение,
спать. Ќо пока он пил, зажевывал Яблоком питье, подавал советы танкистам,
они, прислонивши себЯ к кирпичной стене полкового забора, осели наземь и
сваренно заснули. Ћстаток ночи ЉолЯша занималсЯ тем, что по одному
перетаскивал через дорогу сраженных танкистов, устраивал их на ночлег возле
машины и под ЯблонЯми.
ѓулЯнка ослабела, музыка звучала лишь на машине с движком и
радиоустановкой, которую не выключали, дожидаЯсь великих вестей. ‚друг дверь
машины распахнулась, Ярко плеснуло электрическим светом, в свете возник
человек с ракетницей в одной руке, с автоматом в другой.
- ђебЯта! Џарни! ’оварищ генерал! Џобеда! Џобеда-а! Џобеда, раствою
мать!.. „а что ж вы. курвы, спите? Џобеда ж! - и пальнул в небо одновременно
из ракетницы и из автомата.
ЉолЯша •ахалин, плача от счастьЯ и от самогонки, солидарно со всеми
жахнул из винтарЯ. ‚сю обойму! € весь город застрелЯл. Ќебо озарилось
ракетами, взрывами! Љакой-то танкист лупанул из орудиЯ по забору конвойного
полка, дыру в кирпичах пробил. ЉолЯша хотел побежать и сказать, чтоб пушку
нанЯли, вверх палили, холостыми. Hо в это времЯ начала выбегать в белье из
казармы братва, из каптерки выпал в окошко паникой охваченный старшина
•удоборов: "Ќападение! Ѓендеровцы! ‚ ружье!.."
ЉолЯша вспомнил, что †ору-морЯка и ѓришу из ѓрицева непременно приступ
свалит от возбуждениЯ, ринулсЯ в казарму - помогать болезным. ’олько он
справилсЯ с этой задачей, как его тут же арестовали и увели в помещение
гауптвахты. Ћказалось, не один старшина •удоборов запаниковал. ‚се полковое
начальство испугалось и за трусость свою, малодушие искало, кого наказать.
Џостовой •ахалин без надобности израсходовал боезапас, к тому же пьЯн был.
‚от и понес заслуженное наказание.
- „а Я от радости, от радости!..- пыталсЯ внушить старшине и его
сподручным ЉолЯша, но •удоборов, разбивший голову, изрезавшийсЯ о стекла,
перевЯзанный, йодом расписанный, как индеец из джунглей, рвал и метал,
грозилсЯ еще и под суд отдать разгильдЯЯ.
ЏросторнаЯ гауптвахта, расположеннаЯ в подвале штабной казармы,
оказалась пуста. ЉолЯша забралсЯ на нары, уткнулсЯ в угол и долго плакал,
вымываЯ слезами все обиды, какие получил он в родном отечестве за войну, всю
свою незадачливую судьбу оплакиваЯ.
Љ нему, такому аховому преступнику, в суматохе не приставили даже
охрану. •удоборов просто закрыл его на амбарный замок и ушел. Ќи воды, ни
хлеба, ни завтрака, ни обеда арестованному не несли. ‚ послеобеденное уже
времЯ раздалсЯ в подвальном коридоре шум, гам, звон железа - это напившийсЯ
в честь победы †орка-морЯк вспомнил о ЉолЯше •ахалине, сбил кирпичом замок и
ворвалсЯ на гауптвахту с компашкой, принесЯ с собой выпивки и закуски.
Љонвойный полк кишмЯ кишел доносчиками, предателЯми, подлецами, и
кто-то из них донес старшине •удоборову о том, что творитсЯ на гауптвахте.
‘таршина с криками и угрозами ворвалсЯ в подвал. †орка-морЯк сгреб его за
грудки, придавил к стене и велел всем выйти вон. Љогда веселЯщаЯсЯ публика
покинула помещение гауптвахты, †ора-морЯк бросил тщедушное тело начальника
на доски нар. "’олько пикни у менЯ!" - погрозил он старшине пальцем и закрыл
гауптвахту его же замком.
ѓород взбудоражило. ѓремела всюду музыка, везде плЯсали, с кем-то
обнимались, пели, прыгали, смеЯлись, ликовали военные. †орка-морЯк деваху у
переселенцев подцепил. ЉолЯша •ахалин свою содетдомовку встретил. ‚ таком-то
содоме взЯл и встретил. ‘овсем нечаЯнно. € кого встретил-то? ’уську
’араканову! € где? ‚ ђовно. Ќа другом, можно сказать, конце земли, точнее -
полушариЯ. ‡начит, он воды захотел, газировки. ЏристроилсЯ в очередь к
голубой тележке с бачком и колбами. ‚ одной колбе красный сироп, в другой
желтый, Яблочный. Ћбъектом этим управлЯла уже тучнаЯ женщина, может, деваха.
—ерные жесткие волосьЯ у нее в разные стороны торчали, нос такой
симпатичный, будто у игрушечного поросенка, с пЯтачком, и дырки кругленькие
в носу. Ќу вот хоть расстрелЯй ЉолЯшу - мерещитсЯ что-то знакомое ему в
продавщице газировки, и все тут. Ќаливает продавщица в стакан газировки и
говорит усмешливо:
- Ќу, чего солдатик уставилсЯ? ‘воих не узнаешь? - и тут же мокрый
стакан уронила: - Ћ-ой, ЉолЯша! Ћ-о-ой!..- и рухнула на своего содетдомовца
большим, мокрым фартуком прикрытым телом.
’орговлю ’уська прекратила, тележку куда-то свезла и всю компанию
ЉолЯшиных друзей увела с собой.
†ила ’уська с мужем и полуторагодовалым парнем Њишкой в одном из тех
самых окраинных домов, из которых были выселены и увезены на “рал, в
Љазахстан и в ‘ибирь их хозЯева. Њуж ’уськи, мертвецки пьЯный, спал в старой
гимнастерке с медалЯми и орденом на кровати. ЋдеЯло, брошенное сверху, круто
опадало на храпЯщем обрубке.
- ‘пит красавец мой,- вздохнула ’уська,- и горЯ не ведает. Ѓез ног он у
менЯ, в госпитале сошлись. ’ам и сына сотворили. џ при госпитале по
мобилизации прачкой работала. Џришла пора рожать ехать, а куда? ’ут
агитировать начали - осваивать новые районы. Ђ они, новые-то, старее старых
оказались...
’уська позвала за собой ЉолЯшу на двор и там, собираЯ картошку,
рассыпанную по полу сараЯ, где еще остались три курицы да петух - остальную
всю живность переселенцы приели,- ’уська указала на сложенный, точнее, в
угол сараЯ сбросанный хворост из сада, сказала, чтоб ЉолЯша набрал дров,
продолжаЯ повествование о своей тревожной и невеселой жизни. Њуж ее, ѓурьЯн
”еодосьевич, из хорошей в общем-то, крепкой семьи, но семьЯ та рассеЯлась,
деревнЯ под ЃрЯнском сгорела всЯ, и они вот клюнули на подачку, как и другие
русские люди, кто от бызысходности, кто от жажды пожить на дармовщинку.
ѓурьЯн спервоначалу сапожничал, но чужаЯ сторона, да и изба чужаЯ не греют,
и он принЯлсЯ гретьсЯ зельем. Џриехали осенью - фруктами землЯ завалена,
зерно в амбарах, добро в кладовках, овощи в подвалах - все длЯ жизни трудом
добыто, на зимовку приготовлено. Џервое, с чего начали переселенцы жить,- с
самогонки, с закладки фруктов на вино из падалицы. ѓурьЯн совсем
разбаловалсЯ, работать перестал, зачастили к нему делЯги из доблестного
конвойного полка, тащат манатки, золотишко, серебрЯную утварь - выселЯли они
раньше деревнЯми, теперь целые районы гонЯт. ѓрузЯт да увозЯт. Џрежде давали
людЯм собратьсЯ, хоть чего-то необходимое взЯть с собой. Ќыне дают час на
сборы и, как скот, табуном на станцию. Ќо многие мужики разбежались по
лесам, нападают на военных, вырезают переселенцев. € ѓурьЯну уже записка
была: коли не уедет, зарежут его вместе со всей семьей.
- Ђ Я вдругорЯдь беременна, а первенец еще мал, муженек
запиваетсЯ-заливаетсЯ, местные на нас волками смотрЯт. € правильно. —его
Явились-то? —его на чужое добро обзарились?
“же и дров набрали, и ’уська в дырЯвый детский горшок Яиц насобирала.
ЏомогавшаЯ по дому украинка ѓапка с цыганскими ухватками кликала ’уську.
- „а сейчас Я, сейчас. „ай поговорить с человеком! - досадливо
отмахивалась ’уська и, отведЯ глаза, молвила самое главное: чтобы ЉолЯша при
первой же возможности рвал из своей части, пока его не повЯзали по рукам и
ногам, пока в конвое не побывал.- Ћни ведь, ваши-то воЯки, чего не доберут в
деревне, у селЯн, после отрЯдами вооруженными туда ездЯт и тащат добро
всЯкое, конвойные же в дороге гонимых людей шерудЯт, последнее у них
отнимают. ’ут настоЯщаЯ война идет, клеймЯт Ѓендеру и его сподвижников, но
сами же зло здесь породили, в страхе живут, и мы тут страху набрались.
“езжай, убегай, ЉолЯша, уезжай как можно живее, пока в конвой не назначили,
не испоганилсЯ пока... „а иду Я, иду! Ћни ведь,- уже на ходу закончила
торопливо ’уська,- если в пути не будешь по-ихнему поступать - в пай не
войдешь, под колеса поезда бросЯт.
Љрепко солдатики посидели в гостЯх. Њуж ’уськи, ѓурьЯн ”еодосьевич,
готовЯсь к будущей мирной жизни, на баЯне играть обучилсЯ - оказываетсЯ,
специальный кружок длЯ инвалидов при госпитале существовал, вот как родина о
своих болезных сыновьЯх заботилась: музыке обучала, к хлебному месту
определила.
Ђх, как они пели под баЯн, как пели! € плЯсали!.. ’уська, платочком
махаЯ, в отчаЯнии била дробь, ободрЯЯ мужа, выкрикивала в госпитале
выученное: "Ћх, мать, моЯ мать, разреши ѓурьЯну дать. ѓурьЯн безногий
человек и не видал ее вове-ек!"
ѓде та мать ’уськина? ‚ какой мерзлоте покоитсЯ? ’уська и не помнила
ее. Ћна детдом помнила, помнила, как ЉолЯша сказки сказывал и, лепЯсь
мокрыми губами в его лицо, брызгала слезами:
- Ѓратик ты мой, братик! ЉолЯша ты мой, ЉолЯша! Људа ты задевалсЯ?
‚езде тебЯ искала. ’ебЯ искала, ѓурьЯна нашла... "ќх ты, ѓурьЯн! ѓу-у-лЯй,
ѓурьЯн, да ложись в бурьЯн, как домой придешь, в бурьЯне менЯ найдешь!"
Ѓрошу Я его, брошу, окаЯнного. Ќе хватат моего сердца всех-то жалеть, не
хвата-а-ат.
ЏроснулсЯ ЉолЯша •ахалин за печкой, на теплой лежанке, в обнимку с той
самой молодухой ѓапкой. Ћна насадила ему синЯков на шею страстными
поцелуЯми, губы искусала так, что скрыть улики не удалось, и его за
самоволку, за моральное разложение снова отправили на губу. ‡накомаЯ со
многими солдатами конвойного полка, дважды туда проникала ѓапка, приносила
сала, картошек и цибули, сулилась как-нибудь и самогону принести, подпоить
постового и добровольно остатьсЯ на губе.
Ќо однажды четырем разгильдЯЯм, прозЯбающим на гауптвахте, возвратили
поЯса, обмотки, выдали оружие и под командой капитана …рмолаева, имеющего
два рЯда орденов и много дыр на теле, добивающего срок до демобилизации,
отправили за картошкой в село, дорогу в которое капитан знал, потому как
состоЯл при отделе снабжениЯ полка, и полк тот съедал за сутки не менее
кузова картошки, много пшена, кукурузы, комбижиру и всЯкого прочего добра.
‘ловом, как выразилсЯ капитан …рмолаев, Явно недолюбливающий полк и его
обитателей,- жрут, срут, крохоборничают. Ћн внимательнейшим образом оглЯдел
вверенную ему четверку, убедилсЯ, что все они бывшие фронтовики.
- Џо конЯм, орлы! - сказал и полез в кабину, добавив, что могут их и
обстрелЯть в пути, так что лучше лечь в кузове на солому, башки не
высовывать, на двор не проситьсЯ - остановки нежелательны.
офер машины, расплывшийсЯ от харча, Явно не казенного, ныл:
- ЋпЯть Я! ЋпЯть Я! Ќекого акромЯ менЯ нарЯдить, некого? ‚ этаку даль,
на вечер глЯдЯ... ђайон-от самый опасный...
Љапитан рыкнул на шофера, лЯзгнул дверцей, и скоро они уже пылили по
украинским просторам, меж осенью полуубранных, потемневших полей пшеницы и
рассыпанного, что горелый лес, будыльЯми торчащего, накрест палого
подсолнуха. Љукурузные полЯ, обнажив гниющие початки, шелестЯ, сорили
драными лохмотами. Џтицы всЯкой тут паслось - тучи, иные вороны так
обожрались, что и взлететь не могли, лишь отбегали с дороги, махаЯ крыльЯми.
Џриказом капитана - лежать и не дрыгатьсЯ - солдаты, недавние
фронтовики, пренебрегли - экие страхи после фронта-то! ЋбстрелЯют! Ќу и они
в ответ дунут из автоматов, новеньких, свежесмазанных, с полными дисками. „а
еще у ханыги того - шофера - "дегтЯрь" есть в запасе. Џопробуй, тронь.
Ќазвание села, в которое они устремлЯлись, врубилось в памЯти навсегда
- Џодкобылинцы. ‘ело стоЯло хорошо, лицом к полЯм, дворовыми постройками к
лесу. Џо селу, разделЯЯ его на две части, текла, перехваченнаЯ плотинкой,
леснаЯ степеннаЯ речка, вычесываЯ зубцами каменьев из леса к домам и в полЯ
спутанные кустарники, порскнувшие серьгами, и крылато раскрывающеесЯ листвой
чернолесье, вербач, краснотал. Џлакучие ивы, там и сЯм нежно засветившиесЯ,
мочили гибкие космы в прудках, гоготала многоголосо плавучаЯ птица,
насорившаЯ всюду столь много белого пера, что туманцем зелени покрытые
берега прудков, узко от них поднимающиесЯ переулки, были словно бы
припорошены снегом.
„ома под черепицей и "пид блЯхой", строенные основательно, сплошь почти
на каменном фундаменте, окружали собою упористо стоЯщую церковь и кирпичный
многоэтажный дом, должно быть школу. „воровые постройки - из толстых, во всю
длину рубленных бревен, крытые то тростником, то соломою, круто взмывали в
небо. ‘ами дворы вымощены плахой или каменными плитами, не огороженные сады,
сомкнувшиесЯ меж собой, подступали к хорошо сохраненному сосновому бору с
подбоем ельника, местами, как бы нечаЯнно, Яблоньки забредали в него и
зацветали в затени припоздало, торопЯсь, однако, союзно с родным садом
покрасоватьсЯ, опасть цветом и успокоитьсЯ завЯзью плодов.
ЉолЯша еще и еще плевалсЯ, вспоминаЯ самую брехливую на всем свете
пропаганду о том, как в нищете погибали, обобранные панами, никем не
призретые украинцы и белорусы. Ѓольше всего, помнитсЯ, поразила детдомовских
ребЯт спичка, которую угнетенные, ограбленные народы вынуждены раскалывать
на четыре части, чтобы хоть как-то разводить и поддерживать огонь в печах.
ђебЯта пробовали раскалывать спички на четыре части, но даже английские
спички кололись всего лишь на две части, советские же, из города Љирова,
вовсе ломались. Ѓедные, бедные народы западных областей “краины. Љак же вы
ликовали, шапки мохнатые в воздух подбрасывали, когда вас освободили и
подсоединили к сиЯющей от счастьЯ советской стране, где чернаЯ тарелка на
промерзлой детдомовской стене, над всеми переселенческими бараками каждое
утро задорными голосами извещала: "Ќа свете есть страна такаЯ, где нет ни
рабства, ни оков, над ней, весь мир лучами озарЯЯ, горит звезда
большевиков".
Џервые колебаниЯ в сердце ЉолЯши произошли, как только углубилсЯ он с
войском на “краину, в земли ее, воистину тучные и родовитые. Ќа ‘умщине в
беленых хатах землЯной пол, скамьЯ, прилепленнаЯ к стене, голый стол,
скринЯ, стало быть, Ящик пузатый, иконка или портрет вождЯ в переднем углу,
увенчанный холщовым, древним рушничком, и непременнаЯ всюду меднаЯ кварта -
половина медной артиллерийской гильзы с запаЯнной дыркой пистона на дне и с
припаЯнной железной ручкой, часто из черной проволоки. ‡а хатой захудалый
садочек, кем-то обглоданный, два-три глинЯных глечика на сгнивших палках
тына да кринка с отбитым краем. € забитость, страшнаЯ забитость нуждой и
страхом униженных людей, чисто и виновато улыбающихсЯ. „вести - триста
километров прошли - все то же, все то же. Џокраше и побогаче сделалось в
гоголевских местах - Ћпишне, Љатильве, Њиргороде, затем снова беднаЯ
опрЯтность и приниженность. Ќо местами и опрЯтность уступала заброшенности,
сиротству, какому-то беспросветному опущению земли и душ человеческих -
махнули рукой на себЯ украинцы, грабленные и битые советами, окончательно
ограбленные и почти добитые оккупантами.
Ќо ближе к границе пошли земли ухоженней, люди и селЯне бодрей, вдоль
старой границы и богатенькие даже. "Ђгитпункт!" - вспомнил анекдот ЉолЯша.
ќто значит, когда €ван - ударник труда на небо попал, ему за одними воротами
показали накрытые столы, с вином, с закусью, плЯшущих голых девок,
изнемогающих в истоме, музыка, цветы. “ других же ворот сплошь часовые да во
всю стену надпись: "ЏредъЯви документы!" „урак, что ли, €ван-то, не видит,
что ли, где лучше. ‚ыбрал, конечно, то помещение, то место, где бабы и вино.
Ќо только вошел туда - его цап-царап и под темные своды уволокли да голым-то
задом на раскаленную сковороду. €ван орет: "€ здесь об...ка!" Ђ ему вежливо:
"’о был агитпункт".
‚ Џодкобылинцы они въехали еще засветло и устремились к правлению
колхоза, но в глухом переулке, высоко выложенном обомшелым каменьем и
поверху поросшем терновником, стоЯла женщина, раскинув руки. Њашина
остановилась. †енщина бросилась к капитану, панически выдыхиваЯ:
- “езжайте! Ќемедленно уезжайте! ’ам,- показывала она за село, в сады,-
там живьем сожгли подполковника с сержантом. ‘амостийщики напились и спЯт,
но вечером пойдут по селу - резать и убивать активистов. џ ухожу, сейчас же
ухожу. џ учительница здешнЯЯ,- догадалась она поЯснить на ходу.-
Џодполковник ездил ко мне, мы собирались поженитьсЯ... Њожет, вы их
похороните, а?..
†енщина выглЯдела полубезумной, старой, может, из-за черной шали,
накинутой на голову, на самом же деле ей было чуть за двадцать, но ЯркаЯ,
вроде бы чужаЯ седина прочеркнула надо лбом ее каштановые волосы. Џриказав
шоферу тихо и медленно следовать за ним, капитан …рмолаев с пистолетом в
руке шел за учительницей. Ћна, словно бы по горЯчему-горЯчему ступаЯ, мелко
перебирала ногами: "‘корее! ‘корее!"
- Џеребьют же нас, перебью-у-ут! - скулил шофер, высунувшись из
кабины.- “езжать надо, уезжа-а-ать!..
Џодполковника и его ординарца прихватили проволокой к бамперу
"виллиса", выпустили из бака бензин и бросили спичку. Џод осевшей на диски
машиной еще курилась землЯ, обгорелые до головешек, скрюченные огнем, люди
скалились белыми зубами в какой-то дурашливой и одновременно сатанинской
усмешке.
ѓоловешки-людей забросили в кузов и по дороге, идущей вдоль леса,
рванули из села Џодкобылинцы. Ќе попадись на их пути еще одна вскипевшаЯ
речка, так бы под укрытием леса и ушли или дождались ночи.
Ќо пришлось искать мостик. Љак только из полей и кустарников машина
выскочила на бугорок, к виднеющемусЯ в ложбине мостику, сложенному из
разъезженных, щепьем сорЯщих бревешек, от полуразваленной среди полЯ скирды
соломы ударил пулемет.
‘олдаты сыпанулись из кузова. Љапитан …рмолаев с шофером залегли по
другую сторону машины, за колесо. Џулемет больше не стрелЯл. ‘олдаты
поЯснили: бендеровец боитсЯ, дымок из пулемета виден, да и скирда заметна -
теперь он будет ждать, когда из села к нему на подмогу приедут или прибегут
браты.
- ‘час, ребЯта, главное в ложбинку, к мостику спуститьсЯ, главное,
машину не дать поджечь, там мы этого стрелка заткнем, за-аткне-о-о-ом...-
спокойно, деловито сказал капитан: - Џо местам! Ћружие к бою.
Ќо как только солдаты высунулись, от скирды снова ударил пулемет. Ќа
этот раз угодил по кузову машины, вышиб щепки.
- Ќич-чего-о, орлы, ничего-о, бывало хужее. Ђ ну-ка, ты, герой, пулемет
из кабины сюда, ко мне.
€ тут обнаружилось, что шофер, герой этот из конвойного полка,
пребывает в невменЯемом состоЯнии. Ћн рыл ногтЯми землю за колесом машины,
вышлепываЯ мокрыми, грЯзными губами: "‘-споди сусе, с-споди сусе!.."
Љапитан …рмолаев глубоко втЯнул ноздрЯми воздух и потрЯсенно произнес:
- „а он же обосралсЯ! - словно не верЯ себе, еще раз втЯнул воздух и
совсем сраженно молвил.- ‚ самом деле! Ђ-ах, ты, с-сука! Ђх ты, тыловаЯ
крыса! - взревел капитан …рмолаев и принЯлсЯ долбить пистолетом паникера по
башке, и забил бы он его до смерти, солдаты не дали.- ‘час же, счас же в
кабину, гад! ‘час же!
офер не понимал командира, смотрел глазами, какие бывают при
столбнЯке, не слышал, не вопринимал слов, кровь текла по лбу, по вискам
шофера, но он ни боли, ни крови не чуЯл.
- ђ-ребЯ-а-ата! - простонал капитан,- мы же пропадем, если машину в
ложок не спустим. Џропаде-о-ом! џ тЯ, мразь, добью!..
- Љапитан, капитан! - очурал капитана ЉолЯша •ахалин, перехватываЯ руку
с пистолетом.- „авайте Я попробую.
- ’ы, ты можешь?! - воззрилсЯ на него капитан …рмолаев.- ’ы, ты...- он
не мог ни чувств своих, ни мыслей выразить, да и соображал от испепелЯющего
его гнева худо.
- ’ело довезу, за душу не ручаюсь.
ЉолЯша приказал сотоварищам двигатьсЯ за укрытием машины, сам же
ползком забралсЯ в кабину, лежа на спине, снЯл с крючка и выбросил воЯкам
пулемет, сказав, что, когда "схватит мотор", шуранули чтоб очередью в
скирду.
- џ сам! џ сам! џ был пулеметчиком,- торопливо откликнулсЯ капитан.
Њотор, как в Ѓердичеве, на кожкомбинате. завелсЯ от стартера с первого
же прикосновениЯ. ЉолЯша отжал педаль сцеплениЯ и попробовал включить
скорость. €, слава Ѓогу, сразу же попал в канавку второй скорости и
деликатнейше, осторожней осторожного, чтоб не заглохло, начал опускать
педаль и со счастьем в сердце, какого не знавать ему больше, почувствовал,
что машина сдвинулась с места, набираЯ разбег, пошла под уклон. Њостик был
горбат, ЉолЯша, боЯсь промазать, вырулил машину на середину его. Ќа мостике
машина заглохла, укрощенно сползла назад и замерла.
Љапитан, волоча в одной руке сочащийсЯ дымом из рожка пулемет, другой
волок и пинал извоженного в крови и в грЯзи шофера.
- ‚се, что Я мог, совершил. ‚ гору мне уже не выехать,- сказал ЉолЯша,-
класс не тот. „альше ехать ему,- кивнул он на шофера,- распорЯжайсЯ,
командир.
- Џрежде всего надо занЯтьсЯ пулеметом. џ не подавил его. Ћн нас отсюда
не выпустит. —то "дегтЯрь" против фрицевского эмка? ’ам пЯтьсот патронов,
тут сорок восемь. ‡начит, так, солдат. Ќиколаем, вроде бы, тебЯ зовут? ’ы
эту падлу перевЯжи и вели ему из штанов вытрЯхнуть. ’ы, солдат, умеешь
управлЯтьсЯ с этой штукой? - трЯхнул он "„егтЯревым".- ‡начит, на высотку с
пулеметом и диском, с последним диском. Ћ-о, мордовороты! Ћ-о, твари! Љак
они в тылу-то разбаловались - два диска к пулемету. Џали экономно. Ћтвлекай.
Њы вдвоем в обход. ‘удЯ по стрельбе, в скирде сидит зеленый или пьЯный
самостийщик, помощь к нему не торопитсЯ...
‚оЯка в скирде и в самом деле оказалсЯ неопытным.
- ‘овсем парнишка,- мрачно буркнул возвратившийсЯ капитан, забрасываЯ в
кузов машины немецкий пулемет.- Ћтцы - тоже молодцы: напились и по хохлушкам
разбрелись, мокрогубого хлюпика в дозор...
Њашина не заводилась. Љапитан …рмолаев сказал шоферу, что добьет его,
бздуна, приставил пистолет к замотанной белой трЯпкой голове шофера. Њашина
тут же завелась.
‚ свЯзи с этим ЉолЯша вспомнил, что во времЯ боевых действий в их
бригаде не было случаЯ, чтоб мотор у кого забарахлил, зажигание прерывалось,
горючее засорЯлось,- как швейцарские часы, работали не только иностранные,
но и отечественные машины, ко многим "‡€‘ам" и "газушкам" шофера своими
силами прикрепили вторую ось, аккумулЯторы где-то усиленные добывали и
подсоединЯли, чтоб отечественнаЯ машина заводилась, как иностраннаЯ, и не
отставала от колонны, особенно в период драпа. ‘лучалось выдергивать орудиЯ
из-под огнЯ, шпарить во всю мощь под бомбежками и при безвыходном положении
врубать свет во все фары, случалось, и стрелЯли немцы по свету-то, разбивали
фары, подбивали и зажигали машины, убивали водителей. ‚ойна. ’ут уж кто
кого. € всегда со смехом, качаЯ головой: "‚о, дураки были!" - вспоминала
шофернЯ, как ехала, трюхала бригада, да и всЯ дивизиЯ из Љалуги на Ћку. Џро
лихого водителЯ ЉолЯшу •ахалина сочинены были целые былины и легенды, так
что, когда случалось герою слышать всю быль и небыль о себе, он, и сам
большой вральман и выдумщик, от души смеЯлсЯ вместе с народом, да еще и
добавлЯл юмору в рассказ, потешаЯ народ, пел под гармошку достопамЯтные
детдомовские свои сочинениЯ: "‚от мчитсЯ тройка, оди-ин ло-о-о-ошадь, не по
дор-роге, по столбам, а колоко-о-о-ольчик оторвалсЯ - звени дуга, как хочешь
сам..."
‚стали на колени вдоль бортов, взвели оружие. Љапитан …рмолаев тоже
залез в кузов, положив на борт трофейный пулемет, опустил на солому две
гранаты, добытые у скирды.
- ‚онь от этой гниды невозможнаЯ! ‚о-о, герой! ‚о-о, тварь!.. ’рупы
нечем прикрыть? •оть соломой прикиньте...
офер все еще был не в себе. Њашина шла, вилЯЯ, чуть не свалилась с
мостика.
- „обью Я тебЯ, добью засранца! - стучал пистолетом кабину капитан.
ЏонЯв, наконец, что гибельное село Џодкобылинцы сталось позади, что в
городе ему спасенье, шофер погнал машину, не щадЯ ни живых, ни мертвых.
Џрошмыгнули полЯ, перелески, пригородные сады, в город ворвались, на всех
парах влетели в ворота конвойного полка, и машина замерла в изнеможении
среди двора. ‚ кузове, тошновато-сладко припахиваЯ горелым мЯсом,
разбросанно валЯлись в сбитой соломе трупы, у которых от трЯски и подбросов
на ухабах да в рытвинах поотламывались черные руки, pаскрошились пальцы на
ногах.
- Ќу, что ж,- уже спокойно, почти задумчиво произнес капитан …рмолаев.-
пойду докладыватьсЯ... Џодполковник-то ведь был начальником штаба этого
достославного полка. Ћн и надыбал подвалы с картошкой в Џодкобылинцах...
€дите в казармы. Џомойтесь. Џоспите, если сможете. Џока,- и каждому из
нечаЯнных спутников пожал руку.
офер из машины не показывалсЯ.
- ‡астеснЯлсЯ,- усмехнулсЯ капитан …рмолаев.- ‡астенчивый какой!
‘пустЯ неделю, ЉолЯша •ахалин сыскал в офицерском общежитии капитана
…рмолаева, сказал, что рана у него сочитсЯ, попросил помочь ему уйти в
госпиталь. Љапитан пообещал похлопотать за солдата, сказав, что и сам при
первом удобном случае уберетсЯ с этого поганого места, с этой, пусть и не по
своей воле, по-черному развоевавшейсЯ стороны.
Љапитан не сказал солдатам, но они скоро узнали, что у начальника штаба
конвойного полка была военнаЯ жена, ребенок, и голову он морочил учительнице
насчет женитьбы - вот Ѓог его и наказал: нельзЯ врать и грешить в огне - за
это кара особаЯ.
Љапитан …рмолаев вошел ли с просьбой в высокие военные органы-сферы,
само ли командование конвойного полка, надсадившись с нестроевиками,
погружаЯсь на дно от балласта, перегрузившего этот, совсем не плавучий,
давно подгнивший корабль, начало разгрузку, ведь полк укомплектован, жрет
хлеб и картошку, но работать, значит, заниматьсЯ выселением
западноукраинского населениЯ и конвоированием его в далекие краЯ некому.
•итрованы из разных сворачивающихсЯ частей и военных служб, не знаЯ, куда
девать увечных воЯк, рассовывали их по тыловым частЯм - до приказа о
демобилизации. …сли в конвойных ротах по три видЯщих глаза на двоих, по
четыре действующих руки и здоровых ноги на троих и дело до припадочных дошло
- окружай этой грозной силой, выгонЯй из лесов народ, воюй, погружай в
эшелоны. „оходЯги-то к тому же долг свой воинский считали перед родиной
выполненным. ‚сЯчески уклонЯютсЯ от поганого дела, не желают в себе
возбудить праведный гнев против самостийного отребьЯ, норовЯт к
переселенцам, в окраинные поселки смытьсЯ, пьЯнствуют там, в контакт с
подозрительными лицами вступают, нередко в половой. €з-за ѓапки ЉолЯшу
•ахалина разочка два уж волочили в какой-то отдел - на беседу. Ќамекают, да
и сам он вскорости догадалсЯ: ѓапка, пролаза, оставлена длЯ надзора за своей
хаткой и хозЯйством, не исключено, что и свЯзной ЯвлЯетсЯ у лесных братьев -
уж больно шустрит вокруг конвойного полка, иногда и проникает в него.
ђезультат - двинут военную силу "на операцию", окружат село, но в нем никого
нету - ни людей, ни скота, ни живота: кем-то предупрежденные селЯне уходили
в леса.
Ћдним словом, в конвойный полк нагрЯнула представительнаЯ медкомиссиЯ и
добраковала тех воЯк, которых, борЯсь за положительный процент
восстановлениЯ, отсылали в строй, часто и в боевые рЯды. ‘были из госпиталей
семьдесЯт процентов,- отчитываЯсь за свои гуманные, праведные дела,
похвалЯлись впоследствии медицинские военные воротилы,- сбыли с сочащимисЯ,
как у ЉолЯши •ахалина, ранами, нередко после трех и даже четырех ранений.
Ѓог трижды и четырежды пощадил человека, но передоваЯ медицина, борющаЯсЯ за
процент, сильнее, беспощадней, неумолимей Ѓога.
ѓришу из ѓрицева отправили-таки домой, немало симулЯнтов, как именовали
в полку нестроевиков, признали годными к конвойной, безобидно-легкой службе,
и этих-то, войной надшибленных воЯк, оберегаЯ свои шкуры, заправилы
конвойного полка станут бросать на самые опасные операции. Ќедобитые,
калеченые нестроевики погибнут уже после войны, в ковельских и других
украинских лесах, ведь до пЯтидесЯтых годов растЯнетсЯ здешнЯЯ, от всех
своих, братских, и чужих, не братских, народов скрываемаЯ война. ‘овсем ли
она утихла - никто и по сей день сказать не может.
‚ результате перемен в судьбе ЉолЯша •ахалин с †оркой-морЯком крепко
покружились по “краине, пока не попали в город ‹ьвов. ЉолЯшу уже заносило
военным ветром во времЯ наступлениЯ во ‹ьвов, и тогда и ныне он ему казалсЯ
холодно-плесневелым, мрачным, равнодушным городом - не то от вековой
усталости и неволи, не то от врытой окаменелой надменности. ‘обранный с миру
по камешку и черепичке, он был и мадьЯрским, и еврейским, и польским, и
украинским, еще и чешским городом, составленным из многих стареньких, зЯбких
городков, невесть откуда и зачем сбежавшихсЯ вместе, невесть какой народ и
какую нацию приютивший.
ЉолЯша с †оркой-морЯком угодили в многолюдный загон, охваченный забором
и колючей проволокой в три рЯда, с вышками по углам, на которых дежурили
самые настоЯщие охранники, с самым настоЯщим оружием, загоне было три
барака, без нар, с прорванными толевыми крышами, с пошатнувшимсЯ в отдалении
сортиром без дверей, возле которого все времЯ томилась очередь, с
медпунктом, из которого было украдено все, что можно украсть.
‚ медпункте, выгнав фельдшерицу, на двух топчанах спали какие-то
блатные паханы, бежавшие с фронта, из лагерей ли. Ѓендеровщина, урки,
бродЯги, ворье - всЯкаЯ нечисть, собраннаЯ на вокзалах и в подвалах,-
украинцы, полЯки, русские, мадьЯры, румыны и еще какие-то нации - такое вот
население сгребли в загон. ЊаленькаЯ полупьЯнаЯ комиссиЯ из военных
представителей неторопливо сортировала этот сброд: кого обратно в армию,
чаще в штрафбат, кого на работы, кого в тюрьму, кого в госпиталь, кого в
больницу, кого в гарнизон - дослуживать, реденько-реденько - до дому, до
хаты снарЯжали вовсе дошедшего человека, чтоб он помирал в родном месте.
“ ЉолЯши и †орки-морЯка отобраны были только направлениЯ "в
распорЯжение львовской комендатуры", откуда их, не говорЯ лишних слов и не
разбираЯсь, кто они и откуда, под конвоем сопроводили в загон, под конвоем
же водили два раза в день в столовую - поесть горЯчего. Ќечего сказать,
удружил им капитан …рмолаев!
Џока не простудились, пока не подцепили дизентерию или еще какую
заразу, пока вовсе не обовшивели, решили ЉолЯша с †оркой-морЯком покинуть
загон.
‚се было задумано и сделано в расчете на хохлацкую тупость - вокруг
загона дощатый забор, увенчанный колючкой, и одни ворота, состоЯщие из двух
створок, при входе и выходе строЯ с территории загона ворота распахивались
настежь. ‚озвращаЯсь из столовой в конце неровного, шаткого строЯ, ЉолЯша
встал за одну створку двери, †орка-морЯк за другую. Џухломордый хлопец с
винтовкою, пропустив строй, выглЯнул за ворота и: "Ќэма никого?" - вопросил
или закончил он и, взЯвшись за скобы, со скрипом закрыл ворота, да еще и
закрючил изнутри.
†орка-морЯк пошел влево, ЉолЯша •ахалин - вправо. ‘делав небольшой
крут, друзьЯ сошлись в мрачном переулке и подались на станцию, где, миновав
военные составы и кордоны, забрались в глубь длинной ржавой турбины,
погруженной на двух платформах, везомой из ѓермании в качестве трофеЯ.
€ покатили солдат с морЯком вперед, теперь уже на восток. „ве пайки
хлеба, упрЯтанные в столовой, флЯга воды, там же налитаЯ, дали им
возможность продержатьсЯ почти сутки, и отъехали они изрЯдно от постылого
города ‹ьвова. Ќо необходимость делать хоть изредка разного рода отправлениЯ
выжила беглецов из турбины на узловой станции.
Ќа станции той с почти революционным названием - ЉраснаЯ - стоЯл эшелон
с морЯками „унайской флотилии. ЊорЯки продолжали довольно бурно праздновать
„ень Џобеды, пропиваЯ прихваченное за границей имущество. Ћни побили и
рассеЯли станционную маломощную комендатуру, овладели пристанционным ларьком
и вокзальным буфетом. Ѓоевые морЯки уже давненько стоЯли на запасном пути,
так как приказом из военного округа эшелон подвергсЯ аресту, и какаЯ ждала
его участь, никто не знал и об дальнейшей своей судьбе не задумывалсЯ.
†орка-морЯк быстро сошелсЯ с корешами, попил, побеседовал, даже сплЯсал
"Яблочко". €з ворохом сваленных на путЯх и на перроне заграничных чемоданов,
узлов и мешков выбрал сподручный чемоданчик с жестЯными угольниками и
сказал, что надо отсюдова нарезать скорее, так как из ‹ьвова, сказывали
железнодорожники, движетсЯ комендантский отрЯд, и тут будет бой - морЯки-то
двигаютсЯ на восток с оружием. Ѓеглецы-доходЯги удалились от мЯтежного
эшелона и стали ждать проходЯщий поезд. Џоезда по Љрасной шли без остановок,
лишь сбавлЯЯ ход, этого бравому морЯку Ѓалтфлота и солдату, многажды
бегавшему по фронту то за врагом, то от врага, вполне достаточно, чтобы
сигануть на подножку двухосного вагона. ‘олдат •ахалин хром все же и завис
на подножке, но боевой товарищ, как ему и положено, не оставил напарника в
беде, за шкирку втащил негрузное тело напарника наверх. Ћбнаружилось - вагон
гружен коксом и на коксе густо народишку, едущего все больше из заграничных
земель, заЯвлЯют дружно, что из плена возвращаютсЯ. ‡аморенный, напуганный,
малоразговорчивый народ, на мародеров и дезертиров мало похож. Ќапугавшись
поначалу военных, народ, большей частью бабенки, вступили с ребЯтами в
разговоры, расспрашивали, что и как сейчас в ђоссии, плакали, рассказываЯ о
мытарствах своих и муках на чужбине. ’ак вот, союзно, в пыльных коксовых
Ямках, без помех доехали до станции ‚олочиск - стараЯ наша граница,
проверочное здесь оказалось чистилище.
- Џр-р-раве-ерочка! - раздалось снаружи, из темноты.- ‚ыходи из
вагонов! ‚ылазь из затырок. ‚се одно найде-ом!
‘тенаЯ, ругаЯсь, дрожа от страха, разноплеменный люд, ронЯЯ и рассыпаЯ
барахло, вылазил из эшелона. Љто не отвык еще от немецкой дисциплины, тот
положил манатки к ногам, кто взрос при советах и не забыл еще про это,
сыпанул врассыпную, подлезаЯ под вагоны, устремлЯлсЯ вдаль, на волю.
‡асвистели, забегали военные, где-то у выходных стрелок харкнула огнем
винтовка. Ћдни военные трЯсли ремки и проверЯли документы у тех, кто
добровольно подверг себЯ осмотру, другие военные, большей частью
нестроевики, обшаривали вагоны. Ќаткнувшись на беглецов, уютно разлегшихсЯ
на коксе, сержант, сопровождаемый двумЯ автоматчиками, поинтересовалсЯ, кто
такие?
- Ќе видишь, что ли?
евелЯ губами, сержант читал госпитальные документы, справки, листал
красноармейские книжки. Ќаткнувшись на слова: "ЏоследствиЯ контузии,
выражающиесЯ в приступах эпилепсии, остеомиелит",- и думаЯ, что писано про
какую-то заразу, сержант опасливо начал озиратьсЯ, искать пути отступлениЯ.
- ќто че такое?!
- Џрипадочные мы.
- Ќ-но! - и сержант закричал с облегчением, высунувшись из вагона: -
’оварищ лейтенант! ’ут госпитальники, припадочные, эпилепсиЯ написано. „ак
че, забирать?
- ’олько припадочных нам и не хватало!
„алее они ехали медленно, свободно, отдыхаючи. ‚ трофейном чемоданчике
оказалсЯ ровнехонько сложенный кусок шелка в милых синеньких незабудочках.
†орка-морЯк сбыл его грабителЯм-перекупщикам на какой-то станции за пЯть
тысЯч рублей. Љупили хлеба, сала, вареных картох, черешню и целую аптечную
бутыль слабенького сливового вина, заменЯвшего беглецам воду и чай. Ћни даже
умылись сливовым вином. „енег оставалось еще много, более трех тысЯч. „рузьЯ
чувствовали себЯ панами и по-пански устроились в кабине трактора, на эшелон,
груженный исключительно дорожной и сельскохозЯйственной техникой,- охранник
пустил на платформу-то - помогали госпитальные бумаги, в которых слово
"эпилепсиЯ", да и криваЯ нога ЉолЯши действовали на проверЯющих неотразимо.
Ћхранник с платформы даже и вином не польстилсЯ, сказав, что этакую коровью
мочу не потреблЯет. ‚ какой-то кабине у него был затаен целый Ящик
заграничной самогонки под названием "виски", и, несмотрЯ, что крепости она
оглушительной, солдат пил ее кружкой, заедал консервой и фруктами. ђебЯта
длЯ приличиЯ поддержали компанию, но †орка-морЯк побрЯкал себЯ кулаком по
голове - не выдерживает, мол, контуженаЯ голова этакого изысканного напитка.
†ора звал ЉолЯшу ехать в ѓорьковскую область, в большое село на ‚олге,
где есть эмтээс, маленькаЯ пимокатнаЯ фабрика, пристань, два колхоза - без
работы не останутсЯ.
- Ќет, †ора,- со стесненным сердцем выдохнул ЉолЯша,- сам себе Я
сделалсЯ в тЯгость, не хочу больше никого загружать собой. ’ы в случае в
припадок грохнешьсЯ, мне с кривой ногой быть в беззаконии. џ где-нибудь в
пересылке, в нестроевой ли части залЯгу, и ничем уж менЯ оттудова не поднЯть
будет до демобилизации. џ устал, †ора. Ћт войны устал. Ћт военных морд. ђана
моЯ загрЯзнилась, сочитсЯ, кость, видать, гниет.
ђейд по “краине подходил к концу - печальный разговор завершал его.
Џриближалась станциЯ ‚инница. ЉолЯша решил сдатьсЯ властЯм.
- ‘кажи, ЉолЯша, это ты добилсЯ, чтоб капитан нас вытурил?
- џ, †ора, Я. Ќе хотел поганитьсЯ сам, не хотел, чтоб и ты испоганилсЯ
в той червивой помойке.
- „а-а, уж из помоек помойка. џ сперва недоумевал: воротЯтсЯ из конвоЯ
храбрые воЯки, в столовую не ходЯт, держатсЯ шайками и все чего-то
шушукаютсЯ, прЯчут, шмыгают по базару. Џотом усек...
- Ћни, †ора, уже знают, с каким офицером надо идти в поход и
поживитьсЯ. Ђ бабы! Ѓабы - стервы! ‚ чужое трЯпье вырЯдились, чужое золото
понацеплЯли. ќт-то сколько же они лихоимства и заразы в ђоссию понавезут?
ЏодразделениЯ военных молодцов, вооруженных до зубов, пустив впереди
броневики, где и до танков дело доходило, оцеплЯли десЯток деревень,
"зараженных" бендеровщиной, в ночи сгонЯли население в приготовленные
эшелоны, да так скороспешно, что селЯне зачастую и взЯть с собою ничего не
успевали. …сли при этом возникала стрельба - села попросту поджигали со всех
концов и с диким ревом, как скот, сгонЯли детей, женщин, стариков, иногда и
мужиков на дороги, там их погружали в машины, на подводы и свозили к
станции, чаше - к малоприметному полустанку. Џогрузив в вагоны, первое времЯ
везли людей безо всЯких остановок, при этом истинные бендеровцы отсиживались
в лесах, их вожди и предводители - в европейских, даже в заморских городах.
‚о все времена, везде и всюду, от возбуждениЯ и бунта больше всех страдали и
поныне страдают ни в чем не повинные люди, в первую голову крестьЯне.
- ’ы знаешь, †ора, насмотревшись на этих паскудников, Я поблагодарил
судьбу за то, что она не позволила мне дойти до ѓермании. ЏредставлЯешь, как
там торжествует сейчас праведный гнев? џ такой же, как все, пил бы вино,
попробовал бы немку, чего и спер, чего и отобрал бы.
- Ћх, ЉолЯша! —тобы испоганитьсЯ, как ты видел, неча и за кордон
ходить,- и после долгого молчаниЯ еще произнес †ора: - Џропадешь ты, однако.
‡ачем одному человеку столько ума, таланту, доброго сердца, да еще и совести
в довесок?..
- Џоловину ума и памЯти мне, †ора, отшибло еще на „непре, так что
осталось в аккурат. Љроме того, мне от детдома досталось хорошее наследство
- умение придуриватьсЯ, и ты придурь мою за ум принЯл.
Ќа станции ‚инница морЯк †ора все порывалсЯ отдать ЉолЯше деньги -
домой, мол, еду, зачем они мне. ‚зЯв три сотни - на первый случай, ЉолЯша
обнЯл друга и, чувствуЯ, как у того заприплЯсывали губы, начал кособочитьсЯ,
корежитьсЯ †орка-морЯк, похлопал по его исхудалой от приступов спине.
- Ќу-ну, без дури у менЯ! Џить перестанешь - припадки пройдут. ‡аведешь
бабу, кучу детей натворишь еще...
- „ак не давай жизнешке себЯ в угол загнать.
- Ќе дам, не дам!
ѓлазом опытного скитальца ЉолЯша определил, где река, пошел к ней,
перебрел на зеленый уютный остров среди города ‚инницы - на реке Ѓуг было не
перечесть их, развел костер, вымылсЯ в речке с мылом, постирал
белье-амуницию.
‚ечером к костру из тьмы мирозданиЯ выбрела любопытнаЯ утка, да такаЯ
жирнаЯ, что тендер у нее волочилсЯ по траве. Ћна сказала: "ЉрЯк-крЯк",-
дескать, созрела Я, готов ли вот ты, солдатик, попользоватьсЯ мной?.. ЉолЯша
поймал утку, свернул ей покорную шею, ощипал и зажарил птицу в углЯх, да и
съел тут же половину. Ќа другой день, дождавшись, когда подсохнет одежда,
поскреб трофейным лезвием, вставленным в расщепленный сучок, усы, бороду,
пришил подворотничок к гимнастерке, медали надраил, подвинтил орден Љрасной
‡везды и неторопливо отправилсЯ искать комендатуру.
ЉолЯша топал по уютным, почти не тронутым войною улицам города ‚инницы,
где совсем недавно бывал ѓитлер, хотел увидеть что-либо, оставшеесЯ от
фюрера, но ни одной приметы, даже вони его нигде не ощущалось - такова,
видать, судьба всех пришельцев - землЯ сама, вроде бы, с потаенной
стыдливостью отторгает и стирает их следы.
‚ комендатуре было так людно, дымно и шумно, что ЉолЯша поначалу ничего
не мог разобрать: где власть, где посетители и, чтобы как-то вжитьсЯ в
обстановку, оглЯдетьсЯ и сориентироватьсЯ, сел в угол на прибитую к стене
скамейку.
Ќа откидной барьер, сделанный наподобие сельмагов или почты, навалилась
военнаЯ публика. “ каждого военного горсть документов, у каждого неотложное
дело, необходимые просьбы и всЯкаЯ докука. ‹ейтенант с орденскими колодками
и с планками о ранениЯх, потный, взъерошенный и выветренный, что
прошлогоднЯЯ еловаЯ шишка, что-то у кого-то брал, смотрел, читал, передавал
документы старшему сержанту, заносившему какие-то данные в журнал, но чаще
возвращал бумаги, отстраненно бросал: "†дите!", на минуту прислонЯлсЯ спиной
к давно не топленной голландке с сорванной дверцей, призывал издалека
безразлично и монотонно: "Ќе торопитесь. “спеете на тот свет. ‚ очередь, в
очередь!.."
—увствовалась напрЯженность, даже внутреннЯЯ перекаленность и страшнаЯ
зоркость этого человека. ‚от лейтенант зацепил взглЯдом в толпе мордатого
сержанта в комсоставском обмундировании, с узкой портупеей через плечо, с
медалью "‡а боевые заслуги" и значком какого-то года эркака. ‘минаЯ публику,
будто использованные сортирные бумажки, сержант устремлЯлсЯ к барьеру, пер
на власти. ‹ейтенант отбросил себЯ от голландки, принЯлсЯ смотреть, читать,
проверЯть бумаги, отдавать их на регистрацию или возвращать, ронЯЯ:
"Џодождите. Њинутку терпениЯ". Ќа сержанта, оседлавшего барьер, почти
перелезшего через преграду, лейтенант не обращал никакого вниманиЯ. ‚ыбираЯ
из протЯнутых рук, будто на митинге солидарности или протеста, листовки и
прошениЯ, он как бы ненароком обходил кулак сержанта, словно брюквенную
садовку в огороде, к еде не пригодную,- с нее только семЯ, да и то не скоро.
- ’оварищ лейтенант! ’оварищ лейтенант! - уже в самый нос лейтенанту
тыкалсЯ кулак с зажатыми в нем бумагами.
- ’ы куда прешь, морда?! - отстранЯЯ кулак, сталкиваЯ сержанта с
барьера, рЯвкнул лейтенант.- ’ебе здесь базар?! Ѓарахолка?!
‘ержант осел, стушевалсЯ, впал в растерЯнность. Џублика, усмехаЯсь,
смотрела на него - что, выкушал?! ’ут, брат, власть, военный порЯдок!
Њолчаливой солидарностью, негласным союзом с властью и отчуждением от
повергнутого просителЯ каждый клиент надеЯлсЯ на снисхождение к себе.
Ќо сержант был не из таковских, быстро пришел в себЯ после сокрушениЯ и
застучал кулаком по медали так, что она затрепыхалась и жалобно зазвЯкала о
прЯжку на портупее.
- Ќе имеешь права орать! џ кровь проливал!..
- Ђ Я че? ‘опли?
- •то тЯ знает, вон рЯшку-то отъел!..
‹ейтенант с усмешкой глЯнул на него и, дивЯсь Явной глупости человека,
чуть подзадрал рыло, повертел головой слева направо, сравните, дескать,
дорогие товарищи! Џублика еще больше осмелела, еще плотнее
солидаризировалась с властью, начала оттеснЯть сержанта от барьера, став
стеной между властью и страждущим, отставшим от эшелонов, задержанным на
вокзалах и улицах без увольнительных, кто и без документов, несомым,
качаемым послевоенным беспокойством, бескрайним морем народа. € ЉолЯшу
•ахалина вот дернул черт высадитьсЯ на землю с многолюдного кораблЯ. …хать
бы вместе с †оркой-морЯком до дому. “хнет его этот горлопан-дежурный в
какую-нибудь Яму вроде львовской пересылки или ровенского конвойного
полка...
- ’ы видишь, в углу солдат сидит?
ЉолЯша не сразу уразумел, что речь идет о нем. “Яснив, наконец, что
слова лейтенанта направлены в его адрес, вскочил, дал выправку, на какую был
еще способен. Њедали на груди звЯкнули и разом замерли.
- Ћрел! - восхитилсЯ лейтенант. ЉолЯша ел его глазами.- —ас сидит,
другой сидит! € ни мур-мур. Ђ почему сидит? „а потому, что фронтовик,
страдалец, окопник доподлинный! ‚он у него нога криваЯ - всю красоту парню
испортила, здоровье усугубила... Ђ он сидит, череду ждет. „ай место
фронтовику!..
€ не только сержант, но и все воЯки двумЯ стайками разлетелись на
стороны. ЉолЯша приблизилсЯ к барьеру, доставаЯ из нагрудного кармана
документы.
- ‹адно. Џотом! - милостиво придержал его руку в карманчике лейтенант
и, не спрашиваЯ, курит ЉолЯша или нет, выщелкнул из пачки папиросу.- Ћтстал
от эшелона? - как о само собою разумеющемсЯ, молвил лейтенант.
ЉолЯша засунул пальцем папиросу обратно, показываЯ на грудь - не до
курениЯ, мол.
- Ћтстал.
- Људа ехал?
- ‚ Ќикополь,- мгновенно соврал ЉолЯша, заранее придумав, неизвестно
почему и отчего пришедшее ему в голову название города, о котором ничего он
никогда не слышал, никогда в нем не бывал.
- ‚ Ќикополь?! - назидающе поднЯл палец дежурный.- Ќикель копать. Ќа
тЯжелую работу, после ранений... Ђ вот сидит, ждет. Ђ ты, морда! - по новой
начал вскипать дежурный, отыскиваЯ глазами сержанта. Ќо тот схоронилсЯ в
массах.- џ тЯ все одно найду! €з-под земли выкопаю!.. џ узнаю, где ты взЯл
медаль, сапоги и по какому праву носишь комсоставскую амуницию,- тут он
позвонил в школьный звонок и, когда вошел постовой с автоматом, будто
сгребаЯ пешки с доски, приказал: - Ђ ну, всю эту шушеру на губу! Ђ того
мордоворота... ѓде он? …го в подвал! Ђ ты, солдат, как тебЯ звать-то?
Ќиколай. •орошее имЯ! Ђ Я вот Ќиколаич буду. „а-а, ‚иктор Ќиколаевич.
Џобедитель, значит. „а вот устал победитель-то...
‹ейтенант завел ЉолЯшу в столовку комендатуры, где им было выдано по
тарелке супу с раскисшей уже вермишелью, отдающей жестью, и пшеннаЯ каша с
маслом. Џобродив в супе ложкой и не притронувшись к каше, лейтенант залпом,
как водку, выпил компот и, выбираЯ ложкой из стакана фрукты, сказал, мол,
коли еще охота каши, можно его порцию есть или попросить добавки.
- ’ы мне поглЯнулсЯ. …сли хочешь, то можно до демобилизации остатьсЯ у
нас. ‘лужба, правда, собачьЯ. ѓрЯзь, кровь, нервы навыверт, но демобилизациЯ
вот-вот... ‘ловом, подумай. Џереспишь в нашей общежитке - один наш парень на
три днЯ домой отпущен. Џохороны. ЏогулЯть, побродить захочешь - скажи
часовому, Я велел. ’анцплощадка близко, хотЯ какой из тебЯ танцор? „а и
триперу иного. ЌаоставлЯли трофеев оккупанты. ѓодов двадцать вычищать чужую
заразу, а у нас и своей... Ќу, отсыпайсЯ. ‡авидую! џ на фронте взводным был,
затем ротным. ‡авидовал солдатам: лег, свернулсЯ, встал, встрЯхнулсЯ...
‚ общежитии ЉолЯше показали на койку возле окна, чисто и аккуратно
заправленную. ‚ трЯской, бесконечной дороге да и на острове ЉолЯша вдосталь
выспалсЯ, и спать ему не хотелось. Ќа тумбочке лежала толстаЯ книга
"Љобзарь". ЉолЯша отправилсЯ в ближайший скверик, отыскал местечко
потенистей, лег на траву, открыл страницу:
ђэвэ тай стогнэ „нипр широкый,
‘эрдитый витэр завыва...

Ђх ты, „непр, „непр! ’ысЯчеверстнаЯ река и вечнаЯ теперь памЯть и боль
людскаЯ. Ћх, и широк же „непр! Ћсобенно ночью. Ћсенней ночью. ’емной,
холодной, когда окажешьсЯ в воде среди людского, кипЯщего месива, под
продырЯвленным фонарЯми небом, весь беззащитный, весь смерти открытый, и
река совсем холоднаЯ и без берегов...
ђэвэ тай стогнэ „нипр широкый...
Ћн и стонал, и ревел тысЯчами ртов.
‚нимание ЉолЯши привлекли две девчушки в платьицах горошком и с
маковыми лепестками-крылышками на плечиках вместо рукавов. Ћбе круглоглазые,
тощенькие, с облезлой от солнца кожей, они играли в пЯтнашки, бегаЯ вокруг
скамьи, уставши, плюхались на скамейку, где лежали два пакетика с вишнЯми,
церемонно одергиваЯ платьишки на коленЯх, плевались косточками - кто дальше,
целЯсь угодить в заплату поврежденного взрывом или гусеницей клена, и о
чем-то все времЯ перешептывались, Ћн наблюдал, как они доставали из кульков
за стерженьки Ягоду, как губами срывали ее, катали во рту, и губы на испитых
лицах девочек становились все более алыми от сока, худенькие их мордашки,
казалось, тоже зарозовели.
Џо траве зашуршали сандалии и утихли подле него. ЉолЯша не слышал
детских шагов, не видел девчушек с протЯнутыми к нему кульками. Ћн читал
"ЉобзарЯ" и никак не мог уйти дальше первой строчки: "ђэвэ тай стогнэ..."
- „Яденьку! Ђ, дЯденьку!
‚от ЉолЯша уже и дЯденькой стал! ‘ам не заметил когда.
- —то, мои хорошие? Њои славные, что? - ЉолЯша изо всех сил держалсЯ,
чтоб не заплакать от умилениЯ - дЯденькой назвали!
- Џокушайте вишен! - протЯнуты два пакетика, сделанные из старых,
исписанных тетрадных листов, две пары глаз полны чистого к нему вниманиЯ и
глубокого, еще не осознанного голубиными детским душами страданиЯ, на
которое женщина, видать, способна бывает сразу после рождениЯ, может, даже
до зачатиЯ, еще раствореннаЯ в пространстве мирозданиЯ.
Ќеужели эти крошки уже ходЯт в школу? Ќет, еще не ходЯт. ‹истики скорей
всего вырваны из тетрадей старших братьев... а они... тоже там, на „непре,
ночью...
- ‚ишен? - ЉолЯша приподнЯлсЯ, сел на траву и, запустив щепотку в один
пакетик, за стебелек вынул переспелую, почти черную, сморщенную вишенку.
- € у менЯ! € у менЯ! - заперебирала нетерпеливо ногами втораЯ девочка.
ЉолЯша и из второго пакетика вынул вишенку, со смаком прищелкнул
губами, зажмурил глаза и долго их не открывал, показываЯ, какие
замечательные, какие сладкие у девочек вишни. „евочки понимали, что дЯдЯ
маленько подыгрывает, веселит их, захлопали ладошками по коленкам.
- ‚ы - сестрички,- уверенно сказал ЉолЯша,- и одну зовут Ђнютой, а
вторую?
- ѓалю! - подхватила Ђнюта и нахмурилась настороженно: как это дЯдЯ
узнал ее имЯ? - Ђ-а! - обрадовалась Ђнюта,- мы гралы близэнько, вы почулы!
‚ы - разведчик?
- Ѓыл и разведчиком, дивчины мои славные! ‘просите, кем Я не был.
- Ђ у нас тату нимцы... убивалы людын дужэ...
- „авайте лучше вишни доедать, дивчинки.
- „авайте, давайте! Њы ще прынэсэмо! “ нас богато вишен, вот хлиба
нэмае. Њамо стирае бойцам, воны трохи каши дають та супу, цукру раз давалы,
билый-билый цукор!
—то бы подарить девчушкам? Ќичего у солдата-бродЯги нету: ни
безделушки, ни сахарку, ну ничего-ничего. Ћн притЯнул девчушек к себе и
поочередно поцеловал их в кисленькие от вишневого сока щеки - и они, дети
несчастного времени, почуЯли, что ли, его неприкаЯнность, обхватили
худенькими руками за шею, прижали изо всех сил к себе и разом зашептали на
ухи солдату, будто молитву, заговор ли, со взрослым, страстным чувством:
- Ќэ надо грустить, дЯденьку! Ќэ надо. ‚ийна-то скинчилась...
Њилые девочки из далекой ‚инницы! Џочему-то хочетсЯ верить, и ЉолЯша
верит до сих пор, что судьба у них была такой же светлой и доброй, какими
сами они были в голодном послевоенном детстве. ‚ одном пакетике еще
оставались вишни, ЉолЯша давил их во рту, обсасывал косточки, бережно
нажимаЯ Языком на каждую Ягодку, чтоб надольше хватило ему вишен, чтоб
продлилось в его сердце то ощущение родства со всеми живыми людьми, которым
одарили его маленькие девочки.
‡а обмелевшим, заваленным военной и невоенной рухлЯдью прудом, среди
которого упрЯмо желтели кувшинки и над которым величаво и нежно клонились
плакучие ивы, ударила музыка - духовой оркестр. ‘разу сжалось что-то внутри,
томительно засосало сердце ЉолЯши. Ќе умеющий танцевать даже гопака, он
пошел на голос вальса, название которого знал еще по детдомовской пластинке
- "‚альс цветов". Ќо всегда мелодиЯ вальса была длЯ него неожиданной, всегда
слезливо размЯгчала сердце. ’анцы происходили в загородке, аккуратно
излаженной немецкими саперами из тонкой, но крепкой клетчатой проволоки.
‚зЯвшись за проволоку, парнишки, инвалиды из госпиталей - и ЉолЯша вместе с
ними - глЯдели не отрываЯсь, как кружатсЯ пары в проволочном квадрате, в
углах поросшем травою, в середине же выбитом до стеклЯнистой тверди.
‘ мужской стороны танцевали все больше военные, и все больше хлыщи
какие-то, узкопогонники, но местами и нестроевик кособочилсЯ, пытаЯсь скрыть
хромоту, старательно поворачиваЯсь к партнерше той стороной лица, котораЯ не
изодрана, не сожжена, не дергаетсЯ от контузии. ‘ветитсЯ, целитсЯ глаз
героЯ, намекающий на тайность, влекущий куда-то взор ввечеру разгораетсЯ все
шибчее и алчней.
‚ комендатуре ЉолЯшу, оказываетсЯ, ждали. …ще днем, когда дежурный
лейтенант бушевал за барьером, от патрулей поступило несколько сообщений: "‘
проходЯщего эшелона орлы взЯли самогонку у базарной тетки, но деньги отдать
забыли". ‘ другого проходЯщего эшелона какие-то одичавшие бойцы или
штрафники-громилы пытались подломить ларек и склад в ресторане. "Ќебось,
орлы „унайской флотилии продолжают свой освободительный поход". ќшелон
задержан, "представители" его заперты под замок. "Ќа базаре при облаве
учинен погром, была стрельба, удалось взЯть несколько бендеровцев и
подозрительных лиц без документов". Ќо все это дела текущие и текучие, все
это поддаетсЯ контролю, все усмирено и утишено. Ђ вот как быть со старшиной
Џрокидько? Ћн, как приехал, ни одного еще днЯ трезвый не был, изрубил все
домашнее имущество, чуть не засек топором жену свою, грозитсЯ поджечь дом,
истребить слободу ’юшки, испепелить всю ‚инницу. Џока же, примериваЯсь к
гражданской жизни, он дал в глаз участковому милиционеру.
‹ейтенант все это выслушал с покорным терпением, привычно прижимаЯсь
спиной к нетопленой голландке. Љогда патрули выгрузили новости, послушал
еще, как на высшем нерве звучит возле комендатуры самогонщица: "•вашисты
грабилы! Ѓендэра грабила! —ервоноармийцы, буйегомать, тэж граблють!.." Ќе
дослушав до конца выступление самогонщицы, лейтенант приказал прогнать ее
из-под стен комендатуры. …сли тетка торгует запрещенным товаром, то пусть
хайло свое во всю мощь не разевает, пусть бдит - сейчас едет до дому
самый-самый бедный и опытный воин - пЯтидесЯтилетнего возраста, нестроевик
тучей прет на восстановительные работы - у этого народа на теле одни шрамы,
осколки да пули, но за душой ничего не водитсЯ, он чего сопрет, то и съест,
кого сгребет, того и дерет. …сли эта тетка попадетсЯ еще раз и будет орать
на весь город антисоветские лозунги - он ей такую бумагу нарисует, что она
до самой ‘ибири ее читать будет...
- —то касаетсЯ грабителей с эшелона и жертв базарной облавы,- всех
передать военной прокуратуре - и взЯтки с нас гладки. Ћни - санитары страны,
вот пусть и санитарЯт.
Џростые, деловые и точные решениЯ, как у Љутузова в сраженье. ‘ложнее
обстоЯло дело со старшиной Џрокидько. ‹ейтенант знал о нем многое, но не
все. €езуитскими методами Џрокидько добыл признание у своей жены, что она не
соблюла верности во времЯ военных лет, при оккупации. ‘ердце воина-гвардейца
вскипело, гнев его беспощаден и, конечно же, праведен. ‹ейтенант думал, что
старшина снЯлсЯ с военного учета и ни с какого уже боку комендатуре не
подлежит, так пусть себе бушует, поджигает эту сраную ‚инницу со всех
сторон. ‡а один подбитый глаз милициЯ ему, между прочим, подшибет оба, да
еще нечаЯнно три ребра поломает. Ќо, впав в неистовство, старшина Џрокидько
совершенно перестал ощущать реальность жизни, не считалсЯ с законами морали
и военной дисциплины - нигде, ни на какие учеты он не вставал, никаких
властей не признавал. Ѓуйствует! "‡а ‘обиром сонце всходыть..." - поет,
видать, уже Явственно видЯ эту самую ‘ибирь. ‚ комендатуру Явилась делегациЯ
из слободы ’юшки, просила оградить покой и жизнь громодЯн от совершенно
распоЯсавшегосЯ старшины Џрокидько. ‘луживого народу в комендатуре никого не
оказалось. ЉолЯше выдали зарЯженный автомат и просили воздействовать
братским авторитетом на старшину Џрокидько или уж арестовать его и доставить
в комендатуру.
Џехотный старшина Џрокидько, поникнув головой, сидел спиной к двери на
давно не мазанном полу, среди разгромленной и порубленной рухлЯди. Џеред ним
стоЯл глинЯный жбан, мЯтаЯ алюминиеваЯ кружка да железный таз, наполненный
вишнЯми, сливами, надкушенными Яблоками, выплюнутыми косточками. Џо правую
руку гвардейца покоилась тупаЯ секира, спадывающаЯ с неумело насажденного
топорища. ЉолЯша отодвинул секиру ногой и обошел Џрокидько. ‚ серой, дикой
щетине, обросший больше по лицу, чем по голове, тоже уже заиндевелой с шеи и
висков, с чугунно из-под глаза к носу и к уху растекающимсЯ синЯком, с тремЯ
рЯдами развешанных орденов и медалей, среди которых золотоцветом горел
гвардейский значок, Џрокидько сидЯ спал и до активных действий по
уничтожению родных ’юшков и города ‚инницы ему было гораздо дальше, чем до
больницы.
Ѓитый, чуткий фронтовик почувствовал перед собой человека, с огромным
усилием открыл один глаз, попробовал разомкнуть второй, попытка не
увенчалась успехом.
- Ќалывай, хлопче! - хрипло произнес Џрокидько.
ЉолЯша налил, выбрал несколько грушек из фруктовой мешанины в тазу и,
понюхав кружку, зажмурившись, выпил.
- Њэни тэж налий.- ЉолЯша уставилсЯ на старшину.- Ќи похмэлывшись,
вмэрэть можу,- поЯснил Џрокидько.
„ержать кружку Џрокидько мог уже только двумЯ руками и, стукаЯ
посудиной о зубы, со стоном высосал жидкость, после чего сыро кашлЯл, болтаЯ
головой из стороны в сторону.
- ’ютюн кончивсЯ. ‡акурыть дай! € ахтомат у кут поставь. ’ы шо, воювать
прыйшов? ‡найшов врага! - пытаЯсь усмехнутьсЯ, старшина покривилсЯ ртом.- „э
воював?
ЉолЯша сказал где. ‘таршина долго молчал, затЯгиваЯсь от цигарки и
щурЯсь.
- „вадцать четвэртый? Ђ Я двадцатого року, у кадровой начав, на граныце
- Яки мои рокы тэж? ‘едеть начав у сорок пэршэму роци. џк товарищу Љирпонос
нас кынув, а сам застрэлывсЯ, мы з червоноармийцив у побирушек, у шакалив
прэвратилысь...- Џо щетине Џрокидько катились и падали в таз крупные слезы.-
Ќалый! - встрЯхнулсЯ старшина, утираЯ ладонью лицо и показываЯ на жбан,- ще
трохи...
ѓость налил, и воЯки сделали по братскому глотку.
- Ћ-ох, що мы пэрэжылы, хлопэць! ™о мы пэрэ-жылы!..- короткое рыдание,
похожее на кашель, сотрЯсло обвЯлое тело старшины Џрокидько: Ќе в силах
дальше говорить, он тыкал в глаза кулаком, измазанным соком вишни.- Ђ воны
тут! ‚оны тут...
- Ђндрий Ђпанасыч, Я схожу за женою? - ЉолЯша начал робкую разведку
словом.
Џрокидько ничего ему не ответил, ниже и ниже опускал он голову, и
остатные слезы, застрЯвшие в щетине, копились в морщинах, затоплЯли лицо.
ЉолЯша вышел в темную уже улицу и сразу почувствовал напрЯженные глаза и уши
по всей оробело притихшей ’юшке.
- „авай жену! Ѓыстро!..- скомандовал ЉолЯша во тьму. €з-за тынов,
кустов и дерев метнулась армиЯ доброхотов в известную всем хату или в сарай,
где хоронилась изменьщица. —ерез минуту, чуть не сшибив ЉолЯшу, подбираЯ на
ходу волосы, повЯзываЯ хустынку, стрЯхиваЯ сор и солому, мимо промчалась
женщина и, рухнув через порог хаты, протЯгиваЯ руки, на коленЯх поползла к
мЯтежному "чоловику".
- Ђндрюшечку-у!..- кричала она.- Љоханый мий! ’а вбый ты мэнэ, Як суку
послидню, вбый, шоб тики тоби лэгше було... вбый!.. ‚бый!..- и обхватила
седую голову, целовала, ела, клевала ее и кричала, кричала, слова не
складывались, женщина выла дико, смертно, будто раненаЯ, одинокаЯ волчица в
студеном поле.
‚еликий воин, грозный громило, Ђндрей Ђпанасович Џрокидько не
удержалсЯ, забыв о гордом мщении, тоже обхватил богоданную свою жену, и они,
сгребшись в неистовом объЯтии, теперь уже вместе выли, облегчаЯсь горестной
сладостью всепрощениЯ.
ЉолЯша отсыпал из баночки табаку на подоконник, отломил от коробка
корочку со спичками - все это добро на всЯкий случай оставил ему друг †ора,
дай Ѓог морЯку доброго пути, не раз уж табачок пригодилсЯ ЉолЯше,- и тихо
вышел из хаты.
Ќад землей стоЯла темнаЯ, мирнаЯ ночь. Ќад хатой Џрокидько горели Яркие
украинские звезды, за войну хата сдвинулась не только папахой, но и всем
корпусом шатнулась под гору.
“тром ЉолЯша попросил лейтенанта отправить его куда-нибудь в другое
место - служба в комендатуре не подходит ему, он не годилсЯ длЯ нее -
слишком мЯгок сердцем.
‹ейтенант внимательно посмотрел ЉолЯшины документы, покачал головой:
- Ќу и помотало тебЯ! ЏокоЯ охота? Њне тоже. ‘о львовской пересылки
самовольно рванул?
- ’ак.
- Ђ напарник где? Ѓез напарника нынче не бегают, да еще со львовской
пересылки, на всю землю знаменитой...
- „омой уехал.
- ‚от дурак! Ѓез демобилизационного листа его ж загребут и в тюрьму
посадЯт.
- Ќе посадЯт. Ћн припадочный.
- Ђ-а. ’ы вот что, победитель, отправлЯйсЯ к ‘тарокопытову на
пересылку. € замри! ЏонЯл? ‡амри! џпошек скоро расхлещут, и конец, совсем
конец! ЏонЯл? “ ‘тарокопытова отсидетьсЯ подходЯще. “ него порЯдок. •отЯ сам
он чудо из чудес. Ќу, да увидишь.
€ ЉолЯша увидел капитана ‘тарокопытова. Ћн самолично просмотрел его
документы, затем ЉолЯшу обмерЯл взглЯдом, будто портновской лентой, и
сказал:
- ‚ карантин! ‚ чистилище! € смотри у менЯ! - и вперилсЯ в ЉолЯшу
глазами, которые в народе точно называют - буркалами.
ќто была перваЯ пересылка, первый порЯдочный резервный объект, где
много соответствовало тому военному идеалу, который давно существует в
воображении советских военных спецов-идеологов, в советском искусстве и в
литературе, но на самом деле его не было и нет, потому что сами
спецы-идеологи находЯтсЯ вдали от нужд и бед армии, они жируют и барствуют,
как и генералы всех времен и наций,- на отдельных хлебах, пользуютсЯ особым
положением и благами, считаЯ, что так оно и быть должно, так если не Ѓогом,
то высшим командованием определено: одним - казарма, шишки да кашка, другим
- особнЯки, дворцы, паек с дворцового стола и Яркие лампасы, звезды на
погонах жаркие, слава и обожествление на все времена.
‹учше всех об этом почти двести лет назад сказал лихой герой и поэт
„енис „авыдов в коротком стихотворении с длинным названием: "ѓенералам,
танцующим на бале при отъезде моем на войну...": "Њы несем едино бремЯ,
только жребий наш иной. ‚ы оставлены на племЯ, Я назначен на убой".
Ћт ‘тарокопытова, с винницкой пересылки, вместе с командой таких же,
как он, забракованных, в лечении нуждающихсЯ доходЯг ЉолЯша •ахалин угодил в
уютное местечко, куда сваливались остатки недобитых калек, как выЯснилось, в
скитаниЯх по отвоеванной земле сделавшихсЯ сразу никому не нужными - ни
родине, ни партии, ни вождЯм, ни маршалам, продолжающим праздновать Џобеду,
славить себЯ, заодно и народ, радость и ликование которого каждый день
показывали в киножурнале "Ќовости днЯ". Ђ вот горе людское, беды и разруху
показывать пока воздерживались из гуманных соображений, чтобы не
травмировать чуткие, от войны усталые сердца советских людей.
‚ здешнем полупустом, заглухающем госпитале лечили калек недолго и
плохо. ‡десь со днЯ на день ждали полной ликвидации и потому воровали,
тащили со двора все, кто чего мог унести, увезти, продать. Ќачальники и
комиссары везли машинами, кладовщики и завхозы - возами, врачи, медсестры,
санитары и санитарки - узелками.
‚ местечке стоЯли две военные части, и обе женские: скромный
военно-почтовый сортировочный пункт и рЯдом военнаЯ цензура с жопастыми, в
комсоставское обмундирование нарЯженными девицами. € в той, и в другой части
кадры были уже подержанные, перестарки, и они охотно дружили, сходились и
даже частенько потом женились с нестроевиками-солдатами. Ќу, это уже кроме
тех, кто за войну тут, в госпитальном и хитром тылу, устроил междусобойчик,
даже детишек нажили в военном благоденствии.
Џредставитель военно-почтового пункта, набравший нестроевиков в
винницкой пересылке и заскребший остатки в местном госпитале, не надул
нестроевиков, точнее, надул, но не очень сильно и коварно, как мог бы.
‘овсем не надуть - это уж у нас невозможно нигде, тем паче в армии,
человечество ж вымрет от правды, как от перенасыщениЯ воздуха кислородом, у
него, у человека, в первую голову у советского, и голова, и сердце, и легкие
приспособлены к воздуху, ложью отравленному.
Њестечко и в самом деле было тихое, уютное, отбитое от шумных дорог и
железнодорожных путей. ђасполагалось оно безо всЯких затей и хитростей,
возле речки, к сухой поре бабьего лета превратившейсЯ в ручеек. Љ речке той
со всех сторон спускались пологие холмы, порой норовисто, по-бычьи
упирающиесЯ лбом в речку, бодающие ее в бок, оттирающие в залуку, ссыпаЯ со
склонов рЯдки садов. ‡еленые вершины логов извилисто восходили к хлебным,
картофельным, подсолнечным и всЯким прочим полЯм, совсем не тучным, как во
многих других местах “краины, но все же изобильным. ‘ама же речка в селении,
загороженнаЯ во многих местах ставочками, прудами, истолченными по берегам и
мелководье скотом, усыпанными гусиным, утиным и всЯким прочим пером,
заросшими объеденной осокой, обсыпанными пупырьками обритых кочек, так и не
становилась более в селении речкой, делаЯсь сплошной зеленой лужей. ‡а
домами, вдали от селений, речка постепенно высветлЯлась, набирала ход, все
далее отводила от себЯ дороги, полЯ, оставлЯЯ внизу стройные рЯды тополей,
ветел, обрубыши верб, укрывалась моросью перелесков, переходЯщих в настоЯщий
лес, по роскоши своей и породам дерев тоже напоминающий сад, но только
одичавший от недоглЯда. ‚ середине леса росла даже полоска хвойника, свежего
цветом и соком, притиснутого к светлому ключу раскидистым дубом, вкрадчиво
нежными ЯсенЯми, грабом, угрюмо и упрЯмо чернеющими стволами и красно
горЯщими кленами. Ћсинники здесь были голотелы, стройны и бились, трепетали
круглыми макушками так высоко, что надо было задирать головы, чтобы увидеть
и узнать, кто это так привычно, тревожно и родственно приветствует тебЯ
Ярким листом. € чудо, невиданное и неведомое таежникам: меж осин, берез,
грабов, Ясеней и кленов крЯжисто возникало дерево с коричневым стволом,
порой и более толстым, чем у дуба, и оказывалось оно черешней, лето круглое
сохранЯющей в гущине леса обжигающе-сочную Ягоду. Џопадались и груши с
твердыми, что камень, к зимним холодам лишь созревающими плодами.
Џричудлив и роскошен украинский лес, из полей, из садов и перелесков
возникший, снова уходЯщий в полЯ, перелески, в сады, но долго не
расстающийсЯ с братской дубравой, со спрЯтавшимсЯ в нем ключом, так густо
опутанным Ягодниками и кустами, что не вдруг и сыщешь его исток, сыскав же,
открыв, ощутишь такое чистое, такое светлое дыхание, что невольно склонишьсЯ
к воде, захочешь поглЯдетьсЯ в нее, притронутьсЯ к ней потными губами,
заранее чувствуЯ, как пронзит сейчас твое усталое тело остраЯ струЯ и
воскреснет в тебе сила от настоЯнной на корнЯх и напитанной лесною
благодатью воде, и подмигивающее ресницами травы лесное око оживит в тебе
бодрость, полуугасшее желание куда-то стремитьсЯ, кого-то встретить и
рассказать о тайнах леса, может статьсЯ, отворив свою собственную грудь,
открыть кому-то встрепенувшеесЯ сердце.
Љлюч лесной, превратившись в ручей, скатившись к местечку, делил его
напополам, да еще и на краюшки. —ерез насыпь, вверх по лысине затЯжного
склона плелась стариннаЯ дорога, мощеннаЯ крупным камнем. Џо ту и по другую
сторону тенистой поймы, рЯдом с дорогой стоЯли две школы: по левую -
одноэтажнаЯ, глаголью строеннаЯ из кирпича уже в советское времЯ - начальнаЯ
школа. Џо правую - кинутый кем-то и когда-то двухэтажный особнЯк, усилиЯми
новых подвижников соединенный с массивным, крЯжистым собором.
‚ улочках и щелЯх переулков местечка лишь к середине лета высыхала и
сей же момент превращалась в пороховую пыль знаменитаЯ украинскаЯ грЯзь.
‚ начальной школе, на сортировочном пункте работало больше сотни
девушек, успевших за войну приблизитьсЯ к роковому девичьему возрасту.
„евушек подзадержали на неопределенное времЯ - они должны были научить
нестроевиков изнурительному сортировочному делу.
Љорпус школы был вроде длинного, неуклюжего загона, разделен на
отдельные купе, в которых один на другом стоЯли деревЯнные Ящики, в них
сотами сбиты Ячейки, и у жаждой Ячейки своЯ буква - индекс крупного военного
соединениЯ. ‡десь, в глухом местечке, происходила перваЯ сортировка почты:
по соединениЯм фронта, затем читка почты цензурой, отправка ее в полевые
почты, по дивизиЯм, полкам, где другие почтовики сортировали почту по
воинским частЯм фронтовой уже полосы. €, наконец-то, разобранные,
исчерканные, штемпелЯми облЯпанные письма добирались до передовой. ‘
передовой выделЯлсЯ боец за почтой в ближние тылы. €, о радость, о счастье,
письмо достигало адресата, часто уже не к месту и не к сроку - выбыл
адресат, известное дело: на передовой долго не удержишьсЯ.
Џоток почты возрастал по мере приближениЯ „нЯ Џобеды. Џосле Џобеды
просто захлестнуло военные почтовые подразделениЯ бумажной безбрежной рекой.
Џолных два, иной раз три кузова мешков с почтой привозилось со станции, и
среди этих пыльных, не раз чиненных мешков были кульки поменьше,
понепромокаемей - с почтой служебной, как правило, "срочной".
„евчонки-сортировщицы давно уже не справлЯлись с потоком почты. Њешки с
письмами штабелЯми лежали в "службах", свалены были по углам и закоулкам.
‚ середине лета госпиталь, с которого все было украдено вплоть до
деревЯнного пола и дверей, расформировали и тех солдат, что на ногах и с
руками, из госпиталЯ переправили на военную почту - заменЯть девчат, которых
вместе с контингентом военных свыше пЯтидесЯти лет должны были
демобилизовать.
‚ почтовом пункте, в пыльном приделе-кладовочке распечатывала мешки с
почтой, рылась в бумагах, распределЯЯ пачки писем по сортировочным цехам,
тихаЯ мышка по фамилии Ѓелоусова, по имени †енЯ, которую все тут отчего-то
звали †енЯрой. ЏомогаЯ девчонкам, недавние госпитальники все перезнакомились
с сортировщицами.
‘ортировщицы, осмотрев мужское пополнение, с ходу забраковали половину
этих кадров, отсеЯв в первую голову кривых, одноглазых и хромых.
‚ыбракованный ЉолЯша •ахалин угодил в кладовку, где средь мешков вилком
капусты торчала коротко стриженнаЯ голова †енЯры Ѓелоусовой, и поступил в
ее, так сказать, распорЯжение и, как потом оказалось, надолго. •ромого
бойца, не могущего день напролет прыгать возле сортировочного стеллажа,
навело на девицу, именуемую то экспедитором, то оператором.
Ќо вот война кончилась и на ‚остоке. Џришла пора военным людЯм
расходитьсЯ по домам. ЉолЯша с †енЯрой к этой поре уже вместе квартировали у
одинокой старой женщины - за дрова и за то, что отделЯли хозЯйке часть
своего военного пайка, она определила их в светелку, сама ютилась на кухне.
‘тоЯла осень. “рожайнаЯ. ”руктов и овощей было не переесть, кое-что и на
военном складе хранилось еще, кое-что зарабатывали мужики, помогаЯ
восстающим от разрухи колхозам.
‘ помощью пополнениЯ почтовый пункт сумел "расшитьсЯ" с почтой,
ликвидировать завалы ее. ‚ свЯзи с ликвидацией воинских частей, переброской
многих из них на восток, часть почты актировалась и сжигалась. Ќо продолжали
стучатьсЯ в военную стену вдовы и дети, потерЯвшие кормильца, а то и всех
близких, не верЯ, что никуда уж им не достучатьсЯ, никого не дозватьсЯ,
вестей ниоткуда не дождатьсЯ.
‘ортировочнаЯ работа, напоминающаЯ танцы в клетке, очень однообразнаЯ,
тЯжелаЯ к тому же и заразнаЯ. „алекаЯ российскаЯ провинциЯ посылала на фронт
не только поклоны от родных и пламенные приветы возлюбленных, но вместе с
письмами чесотку, экзему, а братские народы, в первую голову азиатские,-
паршу, лишаи всех расцветок и мастей, даже и проказу. Џоэтому у входных
дверей сортировочного блока постоЯнно стоЯли два ведра: одно с соленой
водой, другое с керосином. „евчонки мыли руки перед работой и после работы.
Љожа на молодых руках сморщилась, шелушилась, в помещении и от самих
сортировщиц тащило керосином. Њногие девчата от бумажной пыли и гнилого,
почти никогда не проветриваемого помещениЯ болели легкими, кашлЯли хрипло,
будто от тЯжкой простуды. †енЯра же Ѓелоусова в своей тесной кладовке и
вовсе задыхалась, у нее начиналась бронхиальнаЯ астма.
‚от такаЯ вот почтоваЯ, легкаЯ работа поджидала ребЯт-инвалидов. Ќо
местечко тихое, столовка сытнаЯ, банЯ в неделю раз, сады, заваленные
фруктами, обилие девок, истосковавшихсЯ по гулЯньЯм и свиданьЯм, делали свое
дело. ‚ райском местечке закипела не только почтоваЯ работа, но и воспрЯнули
роковые страсти. ’акое началось кипенье кровей, столько любовных порывов
произошло, что содрогнулсЯ б и крупный город, сошла бы с места и разрушилась
от любовного накала инаЯ дрЯхлаЯ столица. Ћробевшее поначалу местечко,
застенчиво спрЯтавшеесЯ в дерева и в листву, далее в осень, все больше и
больше обнажалось, лупило глаза на разного рода гулЯньЯ в весельЯ, млело от
музыки и песен, таило шепот и звук поцелуев в своих развесистых кущах.
Ќа почтовой машине шоферил совершенно развратившийсЯ за войну,
спившийсЯ, красноглазый, желтый ликом, слипшимсЯ в преждевременные морщины
так, что уж и лик этот напоминал лежалый, не раз к больной ноге
привЯзываемый лист лопуха. Љирька арохвостов, по которому давно плакало
место в штрафной роте или в тюрьме, он успел подженитьсЯ, во времЯ боевых
походов сделал руководЯщей каким-то секретным отделом лейтенантше ребеночка.
‹ейтенантша имела совершенно невинный, измученный вид, да и хитра была
очень, вот и не отнимали от нее Љирьку-мужа, который в угоду жене
притворЯлсЯ размундЯем, но, как только их демобилизовали, они ринулись в
ђигу, захватили там квартиру выселенных латышей, чем вместе с другими,
такими же "патриотами" шибко способствовали дружбе "братских народов",
вскоре построили дачу на взморье, разумеетсЯ, на свои "скромные сбережениЯ".
Љирька на гражданке сразу сделалсЯ деловит, скуп, пил только по праздникам,
с разрешениЯ жены, котораЯ устроилась в инспекцию по иностранным судам,
шибко раздобрела, сделалась одной из самых богатых дам в ‹атвии.
‚плотную наступила осень. ‡а нею должна была последовать и зима.
Џочтовый пункт, засыпанный по двору и крыше мелкими, рот вЯжущими грушами,
хоть и неуверенно, начинал готовитьсЯ к зиме. Ќестроевиков бросили на
заготовку дров. € тут ЉолЯша •ахалин, и сам мужик не промах, познал
разворотливость и предприимчивость Љирьки арохвостова.
‚алили лес в той самой роскошной дубраве, что баюкала в глуши своей
синий ключ. ‡а дровами должны были делать два рейса: один до обеда и один
после. Ќо Љирька мобилизовал в помощь бригаде еще двух местных делЯг, и
заготовители стали делать три рейса - два в благословенное место, к почте, и
один или два - во дворы грамодЯн, где работЯг уже ждала самогонка, добрый
ужин и горсть денег. Ѓревна, заготовленные на дрова, в особенности дубовые
сутунки, были тут на вес золота, потому как многие хаты и постройки
нуждались в ремонте, и, поскольку наступал долгожданный мир, люди готовились
строитьсЯ, обзаводитьсЯ худобой, укреплЯть хозЯйство, на первый случай -
свое, затем и колхозное.
‘оюз, заведенный ЉолЯшей с †енЯрой, получил распространение, хотЯ и
норовили парни взЯть девок на шарап, как базарные налетчики, но не больно-то
получалось. „евки за войну обрели опыт обороны, обучены были, как
тактически, так и практически - придерживались дистанции в поведении,
целовать, даже щупать себЯ давали, но дальше уж только хитростью и напором
можно было брать ослабелую от страсти крепость. Ђ какаЯ сила у недавних
госпитальников? „евки ж на тыловом питании раздобрели, да еще фрукты кругом,
да овощи, по квартирам молоко да сало. ‚се в девках вызрело и налилось,
клапаны на нагрудных карманах гимнастерок уже не клапаном выглЯдели, но
козырьком генеральского картуза.
Ќачалась демобилизациЯ и отправка девушек домой. Ќе всех сразу, малыми
партиЯми. ‘колько трогательных сцен, сколько слез и горЯ! ‚едь многие
девушки за четыре года войны стали друг другу что родные сестры, а тут еще и
эти, "преемники", успевшие затуманить мозги девчонкам, кое-кому и наобещать
всЯкой всЯчины, под обещаниЯ, в густом угарном тумане похитив последнюю
девичью ценность, сдобное брюхо им на прощанье подарив.
Ќе один и не два ЉолЯшиных корешка сутками скрывались в конюховке или
уходили в леса, укрывались в ближних селеньЯх. Ќо большаЯ часть терпеливо и
честно несла крест, толклась возле машин, обещаЯ писать подругам без
передыху письма и непременно приехать, куда надо, в качестве мужа. Љогда
машины, наконец, уходили, кавалеры вздыхали освобожденно, иные даже и
крестились, хотЯ были почти сплошь безбожники. Ќаиболее пылкие и верные
кавалеры ездили прощатьсЯ со своими кавалершами на станцию. ‚озвращались
подавленные, увЯдшие, даже и заплаканные. Ќад ними посмеивались. ЉолЯша
сочинЯл частушки, припоминал анекдоты непристойного свойства.
- Љак же нам-то быть, Љолька-свист? - спросила †енЯра ЉолЯшу.
€ он, мелко покашливаЯ, чистосердечно ответил:
- Ќе знаю.
- „а как же ты не знаешь? џ же уж беременна...
- ‚от как! - удивилсЯ ЉолЯша.- Ћт кого?
- Ћт тебЯ самого!
- Ќо ты ж говорила, что предохранЯешьсЯ. ‡начит, кто-то объездил тебЯ
еще до менЯ - ловкие тут попались ребЯта...
- Ћт тебЯ предохранишьсЯ!..- загрустила †енЯра.- „орвешьсЯ, что тебе
паровоз, красным фонарем не остановить...
- Ќу, коли мой кадр - рожай. €нтересно все же, кто там в темноте
получилсЯ? ’олько вот где жить-то будем? “ менЯ на всем свете кроме тебЯ
никого и нету...
†енЯра предложила остатьсЯ на “краине, в местечке,- она не по годам
рассудительнаЯ была и предлагала в сытом месте переждать худое послевоенное
времЯ. ЉолЯша, вскормленный детдомовскими да военными, пусть и скудными, но
дармовыми харчами, не знал и не понимал, что такое голоднаЯ жизнь, чиркнул
себЯ ребром ладони во горлу, заорал, что во как надоела ему эта клЯтаЯ
•охлЯндиЯ, что устал он от нее и готов ехать хоть к черту на рога.
Ќа рога они не поехали, двинули в Њолотовскую область, в Љрасновишерск,
лесопромышленный городок, где жила овдовевшаЯ в войну мать †енЯры, Ђнна
Њеркуловна Ѓелоусова.

—асть втораЯ. „ЋђЋѓЂ ‘ ”ђЋЌ’Ђ

Ќе хвались отъездом, хвались приездом,- говоритсЯ в народе, и
совершенно справедливо говоритсЯ, по отношению к ЉолЯше и †енЯре совсем уж
точно говоритсЯ.
Џросидев на станции двое суток, припив с ребЯтами-корешами прощальную
самогонку, поубавив наполовину дорожную пайку, встретив очередной поезд, на
этот раз с табличкой "Ћдесса - Љиев", и понЯв, что и в этот поезд,
облепленный со всех сторон муравейником военных пассажиров, им не попасть,
решили они прибегнуть к испытанной "военной находчивости". Џод бравую песню:
"‚ бой за ђодину, в бой за ‘талина, боеваЯ честь нам дорога..." - высадила
братва чемоданом окно в вагонном туалете, слава Ѓогу, как оказалось,
неработающем, и ЉолЯша залез в выбитое окно, выбрал из рамы остро торчавшие
осколки стекла, принЯл на руки молодую жену, опустил ее на пол и приказал не
высовыватьсЯ. “же на ходу поезда ребЯта сбросали в окно манатки: чемодан в
фиолетовом чехольчике, баульчик с постелью и синий объемистый рюкзак, в
котором была пара бельЯ, запасные портЯнки, два кило луку и ведро Яблок,
насыпанных на дорогу сердобольной хозЯйкой.
ђебЯта дошли до стрелок, бежали за поездом по путЯм, махали, кричали,
двое калек, лечившихсЯ с ЉолЯшей в госпитале, утирали глаза, и сердечный бас
их, слившись воедино с паровозным гудком, долго еще гналсЯ вослед:
"Џро-о-о-оща-айте-е, дру-у-у-а-а-а..."
‘лезы на лице ЉолЯша обнаружил не сразу, вытер было рукавом, но они
опЯть потекли, и он уже не вытирал их, плакал и плакал, не знаЯ, о чем и
почему. Џлакала и †енЯра, припав головой ко вздрагивающей деревЯнной раме.
ЉолЯша подумал, что в раме остались мелкие стекла, она может порезатьсЯ,
повернул ее к себе, прижал лицом к груди. ’еперь они плакали вместе, а
вместе - не врозь, скоро не уймешьсЯ.
Ћбессиленные, опустошенные слезами, сидели молодые супруги возле
грустно поникшего унитаза, на свЯзанной девчоночьей постельке и нехитрых
пожитках. Љазенную-то постельку ЉолЯше пришлось сдать.
“годили они в вагон со старорежимным туалетом, который по величине,
пожалуй, превосходил кухню в иной советской квартире. †енЯра мелко
покашливала - везла она с войны, из пыльной почтовой кладовки, болезнь
бронхов. ЉолЯша подумал: хорошо было бы чем-то окно завесить, но ничего под
рукой нет, да и заметно сделаетсЯ. ‘лушаЯ стук колес под полом, звЯк
шатающегосЯ в дыре унитаза, отчужденно молчали, и горесть ли разлуки с
армией, с друзьЯми, молодостью, оставленной на войне, предчувствиЯ ли
будущей нелегкой жизни, все это так подавило их, что не хотели они ни
говорить, ни шевелитьсЯ.
Ќа исходе днЯ, далеко уж от станции отправлениЯ ЉолЯша встрЯхнулсЯ и
нажал пальцем на распухший от слез кончик носа молодой супруги, и она ему
признательно улыбнулась.
ЉолЯша •ахалин человек какой - он не может вот так сидеть долго,
бездействовать, слушать песнь впавшего в инвалидное состоЯние унитаза. Ћн
выбрал из пазов рамы гвозди, остатные стекла, высунулсЯ в окно нужника,
предусмотрительно снЯв пилотку и засунув ее за поЯс. •олодеющим к вечеру
ветром трепало все еще недлинные ЉолЯшины волосьЯ, освежало его тело и душу.
‡а окнами мелькали села, хаты по одной, а где и кучкой, сколь их ни
били, ни молотили, они сбегали с бугорков к рельсам. “ иной хаты и крыши
нет, и стена уцелела всего лишь одна или только угол, но подзатЯнуло за годы
войны жилье зеленью, обволокло бурьЯном, присыпало листом. “же развелись и
бродЯт подле него куры, индюк нахохленно поднЯл голову, смотрит на поезд,
грозно подергиваЯ шеей, колебаЯ всеми мЯсистыми, красными или
красно-фиолетовыми гребнЯми и бородами: "Ќе лезь, клюну!". •рюшка лежит в
тени под стеной, баба, повернувшись к поезду объемистым задом и заголившись
почти до чернильницы-непроливашки, роет картоху или месит глину; дед в
картузе времен еще турецкой войны, опершись на бадог, смотрит на летЯщие
куда-то вагоны, вспоминает, быть может, как сам когда-то возвращалсЯ с
войны; силоснаЯ башнЯ вдали, похожаЯ на неразорвавшийсЯ многодюймовый
снарЯд; водокачка, что граната эргэдэ, стоЯщаЯ на ручке; тракторок и волы в
полЯх, вывернувшие землю черным исподом кверху; убраннаЯ, прореженнаЯ,
истрепаннаЯ ветром, истоптаннаЯ скотом пегаЯ кукуруза - непременный
украинский знак, подсолнушек с примороженными ухами, там и сам припоздало
сиЯющий, обманувший в заветрии первый заморозок, уловивший тепло бабьего
лета.
ЉакаЯ близкаЯ сердцу, малознакомаЯ сторона, которую в разглЯдеть-то
из-за боев, дыма, занЯтости, передвижениЯ большей частью ночами не удалось;
памЯть, затененнаЯ провальным сном на дне окопа, на клочке соломы в сарае,
на обломке доски середь болота, на еловых лапах или под деревом, или просто
с кулаком под щекою, на случайной, стылой или, наоборот, на каленой до
ожогов печке, соскочишь с нее, бывало, испеченный от угара и духоты, своих
не узнаешь; под ракитой придорожной, под телеграфным столбом, возле камнЯ,
случалось, и могильного, возле подбитого танка, сгоревшей машины,
обЯзательно
прислонЯсь головой к чему-то, в земле иль на земле утвержденному.
Ћднажды ночью спали солдаты под сосной, и спЯтилсЯ на них
"студебеккер". •орошо, мох под деревом вековой - вдавило ноги в мЯгкое.
Џеклевану ’ихонову под ноги корешок угодил - недели две с палкой
ходил-ковылЯл, в госпиталь не отпустили - как воевать без такого работЯги.
Џервый раз в жизни пофилонил, вкусил бездельЯ Џеклеван, хитрить потом стал,
от работы отлынивать...
‚ойна, война!.. Ѓежит она, клЯтаЯ, следом, не отставаЯ, подступает к
окну то битыми вагонами, то опрокинутым паровозом, то горелым деревом на
холме, то воронкой, то в вопросительный знак загнутым рельсом, то табунком
могил возле линии, кое-где уже с заржавелыми плоскими немецкими касками на
неошкуренных крестах...
Џочти свечерело, когда одышливо пыхтЯщий, нервно ревущий у каждого
столба и знака паровозишко припер состав на в прах разбитую станцию и в
изнеможении утих, пустив пары изо всех дыр. †елезнодорожные строениЯ, в
отдалении заплаты воскресающих хат, среди которых молодцом выглЯдел нужник
из свежего теса.
—ерный паровоз в черных заплатах напоминал косача, уделанного в
сражении, на току, опустившего крыльЯ, и только красное надбровье - плакат с
портретом вождЯ на лбу - свидетельствовало о его все еще кипЯщем котле и
скрытой внутри мощи. —асть народу, разбираЯ на ходу штаны, подымаЯ подолы,
хлынула от поезда в пристанционные развалины. „ругаЯ же часть, уже более
разрозненно,- к гордо выпЯтившемусЯ нужнику, но он не мог вместить разом
истомленных, жаждущих облегчениЯ пассажиров. Њногочисленные обремененные
узлами, тюками, ведрами, мешками, чемоданами люди с криками, плачем, ахами и
охами ринулись к поезду. ‹юди падали, спотыкались, что-то ронЯли на ходу и,
на ходу же подбираЯ, стучались в вагоны, вопили, клЯли все и всех на свете,
мужики материли баб, бабы материли мужиков, все вместе материли
железнодорожников, умолЯли кого-то, указываЯ на ребЯтишек, на бинты и
медали. Њестами, длЯ убедительности, пошли в ход уже и костыли.
‡накомаЯ, почти на каждой станции повторЯемаЯ картина, на которую хоть
одним бы глазом взглЯнуть тем, кто призвал, стронул людей с места и бросил
их на произвол судьбы. Ќо они, те высокие люди, все праздновали Џобеду и
опохмелЯлись, опохмелЯлись и праздновали. ‚ голове у них был радостный
трезвон кремлевских курантов. €м никакого дела не было ни до детских, душу
раздирающих голосов, ни до людей, потерЯвших все ориентиры жизни, себЯ не
помнЯщих и обреченных. Ћни не видели копошившихсЯ там, внизу, измаЯнных
людей, не слышали и желаниЯ видеть и слышать их не испытывали.
- Њаты ридна! Њаты ридна! - несколько раз уже взад и вперед мимо
разбитого окна, по проломленному дощатому перрону, под которым пестрели
стесанной корой сосновые стоЯки, с широко открытым ртом пробежала
здоровеннаЯ баба со здоровенным холщовым мешком на спине. ‚оенный ношеный
бушлат на ней расстегнут, под вышитой нестиранной кофтой катались туда-сюда
гарбузами пудовыми груди. €з-под цветастого распущенного платка выбились,
спутались, падали женщине на лицо пышные волосы, глаза, и без того навыкате,
вовсе вытаращились, алый перекошенный рот исторгал мольбу или заклинание.
ЉолЯша не обратил на эту растрепанную, заполошную бабу вниманиЯ - на
каждой станции бегало, толклось, паниковало таких вот бестолковых баб
тысЯчи. Ќо за этой бабой, подшибленно и покорно, провиснув на костылЯх, с
трудом волочилсЯ солдат в мешковатой госпитальной шинели, цветом и формой
скорее похожей на мужицкий армЯк, в новых обмотках, в новой пилотке без
звезды. Ћн остановилсЯ против ЉолЯшиного вагона, всей своей воробьиной
тЯжестью обвиснув на костылЯх, сгорбатив шинель, обессиленно опустил голову
так низко, что пилотка свалилась с его стриженой, будто у малого дитЯти,
лункой на темечке выболевшей головы. Џодскочив к нему, баба поднЯла пилотку,
водворила ее на место и громко, с полной уже безнадежностью и отчаЯнием
зашлепала толстыми, мокрыми губами, спелость которых не могла погасить
никакаЯ гнетущаЯ сила:
- ’а вин же ж ранэный! ‚ин же ж с госпиталю!.. ‚ин же ж вмэрти може...
Ќам до дому трэба...- собираЯ во фразы слова, разбиваемые рыданиЯми,
объЯснЯлась баба в пространство.- Њыкола! Њыкола! Њыколочку, встань пэрэд
поездом на колени... Џомоли народ...
- Ќэ можу Я на колени. Ќэ гнутсЯ у мэнэ ноги...- не поднимаЯ головы, с
упрЯмой бесстрастностью отозвалсЯ Њыкола.
Ѓаба уже не бегала, не рвалась никуда. ‡ажав мешок меж колен, она выла
без слов, без всЯкого выражениЯ, просто выла в бездушную и безответную
пустоту. Ќа крапивном мешке было Ярко выведено: "Ћд. ‘мыганюк". Џовидал виды
этот уемистый мешок, поездил по поездам и вокзалам да на базары.
- Ћдарка! - тихо, но внЯтно позвал ЉолЯша. Ѓаба испуганно заозиралась
по сторонам.
- Ћдарка! - повторил солдат.
Ѓаба попалась настолько бестолковаЯ или так уж отупела от дорожной
сутолоки, что ничего понЯть не могла, думала, блазнитсЯ - голос ей кто-то с
неба подает.
- Ђ? ™о? •то цэ?
- „а Я, Я! - махнул ЉолЯша рукой бабе,- подойди сюда, не бойсЯ.
Ћна неуверенно и опасливо приблизилась.
- „авай сюда мешок!
- Ћй! - испугалась баба и, покрепче ухватив мешок, отступила от вагона.
ЉолЯша скосил глаз - паровоз набрал воды, заправилсЯ углем и, уже бодро
сорЯ искрами, клубил свежим черным дымом за стрелкой, готовый шлепнутьсЯ
буферами в буфера, соединитьсЯ с составом и попереть поезд ко все еще
далекому Љиеву.
- Њикола! Ќиколай! ’езка! - позвал ЉолЯша громче и, когда инвалид
поднЯл голову, вытЯнул обе руки.- „авай сюда!
Џознавший фронтовое братство, инвалид ни минуты не медлЯ, не
раздумываЯ, куда и зачем его зовут, приблизилсЯ к окну. ЉолЯша забрал у него
костыли, перевалил через раму окошка его почти невесомую, вроде как куриную
тушку, толкнул себе за спину, на унитаз. ‡а окном начала паниковать баба:
- Њыкола! ’ы куда? Ђ Я куда, Њыколочку, а бандиты? Ћй, що будэ? ™о
будэ?
Њикола даже не глЯдел в ее сторону, он отдыхивалсЯ на унитазе, по
привычке, еще госпитальной, догадалсЯ ЉолЯша, потираЯ соединенные вместе
раненые колени.
- „а шевелись ты, бочка с говном! - рЯвкнул ЉолЯша и, вырвав из крепких
рук бабы мешок, кинул его себе за спину, чуть не сшибив Њиколу с унитаза. ‚
мешке что-то звЯкнуло.
- Ћ-о-ой, мамочку! - не пролезаЯ в окно, причитала баба.- Ћ-ой,
горилочка моЯ-а!
“цепив бабу обеими руками, ЉолЯша, будто пушечный пыж, втащил ее в дуло
окна и брЯкнул на пол. Џодол на Ћдарке задралсЯ, обнажив множество таких
достоинств, которых хватило бы если не на роту, измотанную сраженьЯми, то уж
на геройское отделение артразведки младшего сержанта Љаблукова всенепременно
хватило бы.
- ђЯту-у-уйте! - завела басом баба, все еще барахтаЯсь на полу.
- ’ы чего орешь, Ћдарка?
- ’ы звидкелЯ мое имьЯ знаешь? - задушенным голосом парализованно
распластавшаЯсЯ на полу вопросила баба.
- џ все про тебЯ знаю. „аже фамилию. ‘мыганюк твоЯ фамилиЯ.
- Ћ-о-ой! - снова начала взвывать Ћдарка. “ нее застучали зубы.- ’ы ж
нэ з нашэго сэла! - но востроглазаЯ, ходоваЯ и бойкаЯ баба тут же и заметила
покачивающуюсЯ в уголке туалета молодую женщину в военном и разом вспрЯнула
духом.- ’ю-у, жинца! Њыкола! Њыкола! Ќэ бойсЯ, Њыкола! - и разом перешла на
заискивающий тон.- ’ут жинца, тут хлопэць! ‚оны худого нам нэ зроблЯт...
‚ это времЯ паровоз брЯкнул буферами в буфера, по поезду прокатилось
содроганье, состав покатилсЯ назад, но тут же произошло обратное движение, и
не разорвавший сцепок, сам себЯ с места стронувший состав, облепленный
народом, покатилсЯ со стоЯнки. Ћдарку, успевшую приподнЯтьсЯ, шатнуло в
одну, в другую сторону, она рухнула на унитаз, на лету ухватив Њыколу, но не
уронила его под себЯ, знала, что тогда конец мужику, а ловко шмЯкнула его
себе на живот.
- Џой-ихалы! - не верЯ своему счастью, прошептала Ћдарка, преодолеваЯ
неверие, с восторгом повторила:- Џоихалы! “ поезду! ‘лышь, Њыкола? “ поезду!
Ћ, Њыколочку... Ћй ты коханий мий! - запричитала она и принЯлась целовать
своего мужа, да все смачней, смачней, и увлеклась было этим занЯтием, но
ЉолЯша громко кашлЯнул.- Ђ дэ це мы? - очухалась Ћдарка и стала оглЯдыватьсЯ
вокруг.
- ‚ сортире!
Ќа мгновение смолкши, Ћдарка испуганным голосом спросила:
- Ђ нас нэ высадють, хлопэць?
- Ќе должны. џ изнутри закрылсЯ.
- Ђ тоди х.. з им! Њэни хучь у говенной бочке, тики шоб до дому
скорийше довэзти мужа.
- Ћдарка, просю тэбэ, нэ ругайсЯ! - первый раз после посадки подал
голос отдышавшийсЯ Њикола.
- “се, Њыколочку! - затараторила Ћдарка.- “се, мий коханый! “се-усе!
Њовчу, Як та бидна цыпулька... ѓэ-гэ-гэ! - обрадовалась она сравнению себЯ с
цыпушкой и захохотала так, что наверху зазвЯкало железо. Ќо тут же
спохватилась и защипнула рот концом платка.- Ћй, зовсим забула...
Њовчу-мовчу!
Ћднако Ћдарка была так взвинчена, возбуждена, что унЯтьсЯ ей было никак
не возможно, ее распирало, разрывало радостью, и она тарахтела под звук уже
набравших скорость колес.
- Ћ, цэ людына! –э истинный патриот! ‘овьетский! Њоже сочувствовать
свому брату! Ђ то ж кругом одни хвашисты, блЯдь!..
- Ћдарка!
- Њовчу, Њыколочку! Њовчу, коханэнький мий! Њ-мых! - опЯть громко, со
смаком припечатала она мужу поцелуй. „еватьсЯ Њиколе некуда - прижат к
стене.- ‚идЯт же ж на костылЯх чоловик, медали кругом у йего, так нет же
ж... Ђ, курва товстожопаЯ! Ђ чего ж Я сыдю? - спохватилась вдруг Ћдарка и
начала добывать из-под себЯ мешок.- Њыколочку мий нэ питый, нэ етый... Ћй,
ой, опьЯть!..- похлопала она себЯ ладонью по рту.- Ђ Я сыдю! Ђ Я сыдю!..
Џоправив унитаз, она откуда-то добыла картонку, прикрыла его зев,
закинула картонку хусткой - платком - и на это сооружение выложила снедь:
сало, Яйца, огурцы, полувытекшие помидоры, в середку с пристуком водворила
чехол из-под немецкого противогаза, который, как оказалось, был лишь
маскировкой - в середине его утаена многограненаЯ, ко дну сужающаЯсЯ бутыль.
’рЯхнув ею, Ћдарка возгласила:
- Ќэ разбылась, ридна моЯ! - она поцеловала бутылку, попутно чмокнула
своего Њыколочку: - ’оби трэба трохи выпить и закусить. џ тэж трахну, шоб
дома нэ журылысь! Њ-мых! - снова она влепила поцелуй Њыколе.- ЏодвыгайсЯ до
цэго стола, ишь, кушай, сэрдэнько мое!..
- Ћдарка! - высунувшись на едва уже сереющий свет, инвалид кивнул в
сторону молодоженов.
- Ћсь! Ћсь! - подхватила Ћдарка.- Ђ добрый хлопчику! Ђ мила жинцЯ.
Џросимо ласково поснидать з намы. Ќу шо, шо на тым стулу? о, шо у уборной!
џ ж усэ накрыла, усэ вытерла...
†енЯра помотала головой и укуталась в шинель. ЉолЯша, чтоб не обидеть
людей, подвинулсЯ к "столу", иочти уже в потемках звЯкнули кружками старые
солдаты.
- ’вое здоровье, тезка!
- ’оби того ж, брат!
€ пока тЯнули солдаты самогонку, Ћдарка снова расчувствовалась:
- Ђ, ридны вы мои! ‚идны воЯки! Ђ шоб та проклЯта война бивш ныколы нэ
приходыла...- и налив себе - слышал по бульку ЉолЯша - не менее полкружки,-
выпила, утерлась, сгребла обоих солдат в беремЯ, поцеловала поочередно и,
аппетитно чавкаЯ, начала есть в полной уже темноте.
‹ишь бледнаЯ ночь неба и набирающего силу холода проникали в выбитое
окно. †енЯра робко прижалась к теплому боку мужа, он обнЯл ее, нащупал руку,
всунул в нее кусочек хлеба с салом, мЯтый, мокрый помидор, обрадовалсЯ,
услышав, что †енЯра начала есть.
Ћдарка на ощупь налила по второй, но мужики уже согрелись, заговорили,
отказываЯсь от выпивки, да разве с Ћдаркой совладаешь?! Ћна, словно танк,
тараном берет. ЌайдЯ рукой ЉолЯшину кружку, Њикола прислонил к ней свою
кружку, подержал и, слабеЯ голосом, молвил:
- Ѓудэмо жить, солдат! Ѓудэмо жить. ’ак хочетсЯ жить...
€ сжалось все внутри ЉолЯши, стеснилось и заныло: Њикола чувствует -
недолгий он жилец на этом свете.
- ЋбЯзательно! - нарочито бодрЯсь, воскликнул ЉолЯша.- ‘то лет. Ќет,
сто не надо. €знеможешь за сто лет от такой жизни, себе и людЯм в тЯгость
сделаешьсЯ... Ѓудем жить, сколько отпущено там,- показал солдат на
дребезжащий под потолком электропузырь без лампочки. Љто-то шевельнулсЯ
рЯдом с ним, робко коснулсЯ губами его щеки. "—елове-эк! - умилилсЯ ЉолЯша,-
все понимает, все чувствует. —елове-э-эк!"
Ђ через унитаз тЯнулась, грабастала ЉолЯшу совсем уж размЯгченнаЯ
Ћдарка:
- ’а хлопэць ты гарный! ’а умнэсэнький! „а звидкэлЯ ты взЯвсь? - и
влепила ЉолЯше поцелуй, на этот раз в губы. Њыколу тоже вниманием не обошла,
хотЯ тот и вжималсЯ за унитаз от ее натиска.
Џрибравшись на "столе", определив мешок за спину, подстелив что-то на
холодный пол, все еще источающий запах мочи, Ћдарка улеглась на бок, чтоб
меньше занимать места в узком заунитазном пространстве, притулила к себе
мужа своего, подтыкала что-то под него, костылЯми оградила от холодного и
шаткого унитаза, прикрыла его своим платком и, лежа на локте, держа себЯ
грузную почти на весу, чтоб только чоловику было удобно, принЯлась байкать
его, как маленького, совсем и не осознаваЯ этого материнского действиЯ.
Њогучее и доброе сердце Ћдарки расслабилось, тело согрелось и успокоилось,
она вдруг всхрапнула, пока еще пробным раскатом, но и от него, от пробного,
все железо в туалете вздрогнуло, бельмо пузырЯ на потолке сорвалось с петли
и опасно закачалось над головами пассажиров. Ћдарка тоже вздрогнула,
очнулась, ощупала Њыколу со спины, с боков, голову его удобней устроила.
- •лопче! Ђ, хлопче! - шепотом позвала она.
- —его тебе, Ћдарка?
- Ђ Як ты все же мои имьЯ и хвамиль узнал, га?
- •э, фамилиЯ! •э, имЯ! Њогу тебе всю твою биографию рассказать.
- Ћй! - испугалась сраженнаЯ Ћдарка.- Ќэ трэба, хлопэць, нэ трэба...- и
долго не подавала никаких признаков жизни. Џотом, совсем уж безнадежно,
совсем уж отрешенно не то спросила, не то утвердила: - •лопче, ты колдун?!
- „а еще какой! џ ж из ‘ибири!
- €з ‘обиру! - почти обреченно молвила Ћдарка. - ’оди понЯтно. ’ам дуже
холодно и вэдмэди кругом бродють...
- € колдуны,- подтвердил ЉолЯша.- €м запросто про человека все узнать,
приворожить, створожить, немочь накликать, со свету свести... •очешь, скажу,
об чем ты сейчас думаешь?
- Ћй, нэ надо, нэ надо, хлопче. „уже Я пуглива... Ђ об чем? Ђ об чем?
†енЯра трЯслась рЯдом, запокашливала чаще, дергала ЉолЯшу за рукав
шинели, хватит, мол, хватит.
- ’а вин жэ ж! ’а вин жэ ж...- продиралсЯ сквозь смех Њикола.- „а вин
же ж дурака валЯет. ‚ин же ж хвамиль твою и имьЯ на мешку узрив! Ћ-ой, нэ
можу! Ћ-о-ой, нэ можу! џка ты, Ћдарка, глупа была, така и осталась. Ћна у
школи,- уже обращаЯсь к молодоженам, поЯснЯл Њикола,- усэ у мэнэ списувала,
так сим групп и закинчила...
- Ђ-аж, його мать! - из деликатности осадив матюк, с восхищением громко
хлопала себЯ по лЯжкам Ћдарка.- Ћ цэ уха-арь! Ћ цэ да-а! о ты, жинца,
будэшь робыть з им? џк жить з такым пройдохою?..
- ЊучитьсЯ,- первый раз за всю дорогу подала голос †енЯра. € не знала,
не ведала она, сколь пророческое слово молвила невзначай.
- ’икай вид его! ’икай з вагону, тикай з поизду, у поле, куда подальше
тикай! ‰-иэх, Який, а? џк пидманув, га?! - Ћдарка в потемках нашла голову
ЉолЯши и больно потеребила за вихор, но тут же и погладила со всепрощающим
вздохом.- Ќэ! Ќэ тикай! Ѓог его тоби опрэдэлив - тэрпи, процюй хоть за двох,
хоть на соби ташшы до гробу... ‚от у мэнэ Њыколочку мий, Який слабэсэнький,
болизный, но Я, шоб кинуты йего, ни-ни, ни божечки мий... Њ-мых! - опЯть
начала целовать Њыколу сама себЯ умилившаЯ Ћдарка.
- ’а будэ, будэ,- ласково остепенЯл жену муж.- ’рохи подрэмлемо. “стал
Я, и людыны ж усталы. „обрэ, шо сортир нэ дуже вонький и нихто нэ мешае. Ќа
передовой та у госпиталЯх хуже бывало.
- ‘пы, мий Њыколочку, спы, коханый...
Ћни умолкли, прижавшись друг к другу. Ћдарка не сотрЯсала храпом вагон,
как ожидал ЉолЯша, думаЯ, что вагон и с колес сойдет от такой рокочущей
силы. ‚идимо, Њыкола уснул, и она, баюкаЯ болезного, боЯлась его
потревожить, не позволЯла себе забытьсЯ, заснуть.
•олоднаЯ осеннЯЯ ночь хлесталась волнами в зев окна. ѓорстка звезд и
половина луны гнались следом за поездом, на поворотах заслонЯло, гасило
небесные светила, и снова возникали они неожиданно, вроде бы с другой
стороны, и снова гнались за орущим паровозом, за стучащими вагонами. "Њожет,
это были другие звезды, другаЯ луна? - пришло в полусон ЉолЯше.- Ќо почему
же? ‡везд-то на небе много, а луна всего одна..." ЉолЯша услышал, как
плотнее и плотнее жметсЯ к нему спутница его, расстегнул шинель, пустил ее
ближе к своему теплу, и она, невеликаЯ, уместилась в уютном его гнезде.
"ЊилаЯ. ђоднаЯ! Љак хорошо, что мы вместе, едем вот куда-то, несет нас поезд
в будущую жизнь, в неизвестность. џ постараюсь быть тебе нужным и верным
другом,- почти стихами говорил сам с собой ЉолЯша.- “ менЯ было много
друзей, потому что Я все без остатка отдавал людЯм, ничего, никогда не таил:
ни хлеба, ни души, ни веселой натуры своей... ‘лучалось, через силу
веселилсЯ, хотел поддержать друзей. € они не дали мне умереть, вынесли,
переправили на другой берег с „непровского плацдарма, а ведь там даже с
легкими ранениЯми умирали. ‘пи, роднаЯ, грейсЯ, дыши. ’ебе, однако, попалсЯ
в спутники не самый лучший, но, поди-ка, и не самый худой человек..."
ЏроснулсЯ ЉолЯша от неспокойства, возни за унитазом, сдавленного
шепота.
- ’а, Ћдарку... та нэ можно. ‹юди ж...
- Њыколочку! Њыколочку! џ никому... ни божечки мий!.. Ѓильш тэрпиты
нэма сил... Њыколочку!..
- Ћдар... Ћдар!..
Ћдарка затыкала рот мужа рукою, грызла, терзала его, пыталась
притиснуть к себе, в уголке за громыхающим унитазом:
- Ђ-а, голубонька! Ђ, коханый мий!.. Ќ-нэ можу бильш... нэ мо-о-жу! -
стонала она.- Ќ-ну ж, ну ж! ‘увай! ‘увай!.. џ сама... Я сама... Ђж! Ђж!
“куси мэнэ! “куси! Ђ-э... сладэсэнький мий!..
Њикола из последних сил отбивалсЯ от наседающей, обезумевшей бабы,
выполз на середину туалета. € хотЯ туалет старого вагона просторен, инвалид
лЯгал ЉолЯшу негнущейсЯ ногой в его тоже негнущуюсЯ ногу. ЉолЯша загораживал
всем, чем мог, †енЯру, чтоб не увидела она этой ошеломлЯющей схватки.
- ‚ыдчипысь! - прорычала Ћдарка, и Њыкола отлетел к двери туалета,
ударилсЯ, затих.
‡а унитазом возилась, гребла взнЯтыми вверх лЯжками, белеющими во тьме,
по-звериному хрипела, вроде бы грызла какое-то дерево женщина. “нитаз
набатно гремел, звенел пузырь на потолке, звЯкал о железо... ’уалет, вагон,
мир содрогалсЯ от мук женщины, истЯзающей самое себЯ. ѓромко прорыдав, скулЯ
по-песьи, женщина начала ослабевать. Љакое-то времЯ еще подбрасывало,
дергало в конвульсиЯх ее могучее тело. Ќо вот унЯлось, распласталось и оно,
ноги, обутые в солдатские ботинки последнего размера, опали, вытЯнулись,
унималось хрипЯщее дыхание. ‘ мучительным, сонным стоном женщина
пробуждалась от обморочной страсти, проЯснЯЯсь сознанием. ‡атаившись во
тьме, долго-долго не шевелилась, не подавала признаков жизни.
Џоезд все стучал и стучал колесами, скрипел вагон, билсЯ и билсЯ об пол
унитаз, никак не проваливаЯсь в дыру, колпак фонарЯ под потолком, готовый
вот-вот оторватьсЯ, лЯзгал. ЉолЯша плотнее прижал к себе †енЯру, уверЯЯ себЯ
в том, что она ничего не слышала. †енЯра шевельнулась, прошептала: "—то это,
ЉолЯ? Ћй, как страшно-то..."
Ќе вылезаЯ из-за унитаза, Ћдарка помацала вокруг, нашарила костыли,
притЯнула их к себе, начала прибирать одежду, зачесала гребенкой волосы,
повЯзалась платком, еще посидела, прислонившись к шаткой стене.
- Њыкола! - наконец, исказненно позвала Ћдарка.- ’ы, можэ, попиты
хочешь?
- Ќи.
ЋпЯть молчание. ЋпЯть единый звук поезда, опЯть за окном огоньки и свет
бесконечного мирозданиЯ.
- Ђ може, Яблочка?
- Ќи.
- 3 глузду зъихала баба... Ђт, дура! Ђ-ат, дура! “-у, курва-блЯдь!..-
‘лышно было, как Ћдарка несколько раз завезла себЯ кулачищем по башке.-
Њыкола, а Њыкола! €ды до мэнэ! џ бильш нэ буду. €ды, а...
Људа деватьсЯ солдату-инвалиду? ‡ашевелилсЯ, пополз под крыло своей
бабы, и она укрыла его, прижала к себе, принЯлась раскачивать и похлопывать.
- Ќичoго, ничого... дома, у садочку посыдышь, виддохнешь, Яечкив,
сальца поишь, лекарствив добрых здобудэмо. џ дни и ноченьки буду процювать,
с пид зэмли усэ длЯ тэбэ здобуду... ‹юбый ты мий!.. Њы ше диток нарожаемо...
“сэ у нас будэ, Як у добрых людын, усэ будэ. ѓлавно, шоб той вийны проклЯтой
бильш нэ було... Ќу, спы, спы, сонэчко ты мое Ясно...
Ќа рассвете, зЯбко ежась, ЉолЯша высаживал Ћдарку с Њыколой на станции
—удново, от которой до родного села им еще предстоЯло добиратьсЯ пЯтнадцать
или двадцать верст. Ќо они уже были считай что дома. Ћдарка задом наперед,
подпираЯ раму, протискалась в окно, принЯла сперва костыли, потом и мужа на
руки. ЏодаваЯ Ћдарке мешок, почти не убавившийсЯ в весе и объеме, ЉолЯша,
наклонившись к уху попутчицы, прочастнл:
- "Ћй, Ћдарка, вражьЯ сила, зараз в слезы, гомонить, так злЯкае
чоловика, шоо нэ знав вин, що робыть..."
ЃесовскаЯ баба, малость отоспавшаЯсЯ, снова полнаЯ сил и бодрости,
подморгнула ЉолЯше припухлым глазом:
- Ќэ буду, нэ буду лЯкаты чоловика,- и еще раз подморгнула: - Ђж цылу
нидилю...
‘упруги ‘мыганюк стоЯли рЯдом, смотрели на ЉолЯшу радушно и благодарно,
в один голос приглашали заезжать, если случитсЯ быть на †итомирщине. Њикола
что-то шепнул жене на ухо, та всплеснула руками, охнула, полезла в мешок,
извлекла оттуда бутыль, кус сала и полбулки мЯтого хлеба. ќто добро она
совала ЉолЯше в руки, он отбивалсЯ, отталкивал подношениЯ.
- ‚измыть, будь ласка! Ќу, визмыть!..
- ‚измы, брату! - подал голос Њикола.- Џуть твой ще долгый, времЯ
голодно. ‚измы! –э ж солдат солдату...
Ќи ЉолЯша, ни Њикола не подозревали тогда, как пригодитсЯ и выручит
молодоженов та фигуристаЯ, буржуйскаЯ еще бутылка.
Ћдарка и Њикола медленно взнимались по дороге, ведущей за серый,
пустынный холм. Ќа холме остановились, обернулись. Ћдарка вскинула над
головой кулачище, киношный ли "рот-фронт" изобразила, но, скорее, уверенье
дала, мол, жить будэмо.
Џрошло еще сколько-то времени. €ней засверкал в полЯх и на встречных
вагонах. ‘олнце доцветающим подсолнушком выкатилось на небо. Ќа припеках
запарило, в тени домов, будок и деревьев все так же холодно и уверенно
искрил иней, и какие-то уж вовсе припоздалые листьЯ совсем сморенно,
неприкаЯнно, возникнув вроде бы из ниоткуда, пролетали вдоль окна, пробовали
лечь на землю по-за поездом, но их еще тащило за вагоном, еще вертело,
кружило и разбрасывало по сторонам ворохами и поодиночке.
- ‚от так и нас волочит, кружит,- вздохнул ЉолЯша.
- Џора и нам на волю из этого уютного помещениЯ,- подала, наконец,
голос †енЯра, не делаЯ, однако, никаких движений из обогретого уголка и не
открываЯ глаз, но громче прежнего покашливаЯ.
ЉолЯша откинул защелку, попробовал открыть дверь туалета. „верь
уперлась в народ, стоЯщий, сидЯщий на полу, спиной навалившись на дверь
"вечно занЯтого" туалета. ‹юди оживились, расступились сколько могли, чтоб
выпустить пленников на волю и тут же втиснулись в обогретый туалет с
неотложной надобностью. ‘коро унитаз лежал на боку, громко брЯкаЯ, народ
делал свои дела в разверстую прорубь, на вертЯщиесЯ в неустанном беге,
блескучие колеса. †гут мочи, смываЯ испражнениЯ, лилсЯ до тех пор, пока
проводники, в отдельном вагоне менЯющие одесскую самогонку да тираспольское
вино на трЯпки, сало и хлеб, не были на какой-то станции отысканы
осмотрщиками вагонов.
ЏоЯвилось хмурое начальство. Ќашумев на проводников, на пьЯного
начальника поезда, заставило их хоть немножко приглЯдывать за вагонами,
руководить пассажирским населением. Џроводники - мужик, опухший от пьЯнства,
и остервенелаЯ баба с разбитым фонарем - с упорной настойчивостью искали
тех, кто выбил стекло в туалете, открыл его и наделал им столько
беспокойства. Џоиски ни к чему не привели. Џроводники с досады начали
проверЯть билеты, наводить порЯдок, посбрасывали на пол какие-то узлы,
мертвецки пьЯных пассажиров. ‘ десЯток едущих зайцами личностей выдворили
вон, кого-то сдали комендантскому патрулю, кого-то куда-то переместили
согласно документам и билетам. ‚ результате краткой, бурной деЯтельности
железнодорожников молодожены •ахалины оказались в середине вагона. †енЯра
даже прилепилась одной Ягодицей на нижнюю полку, вступила в контакт с
ближними бабенками, которые в конце концов стеснили себЯ так, что и втораЯ
невыразительнаЯ Ягодица оказалась при месте.
ЉолЯша и еще несколько мужиков солдатского ранга стоЯли, бросив локти
на средние полки, и дремали в таком вот положении, потому что с того
момента, когда, соскучившись по человеческому обществу, супруги покинули
уютный туалет, в чем ЉолЯша давно уже раскаЯлсЯ, и достигли полки, прошло
почти полсуток, наступила еще одна ночь, все люди должны были отдыхать.
Ќога с раскрошенным коленом, не раз оперированнаЯ, долгого стоЯниЯ не
выдерживала, ноге ходить, двигатьсЯ потребно, а стоЯть на ней невыносимо -
ломило все кости, таз, спину. Љолено раскалЯлось, и горЯчаЯ струна
стЯгивалась, резала ногу пополам, наступало онемение конечности, тупаЯ боль
взЯла в горсть сердце, стиснула его. € хотЯ ЉолЯша перемещал тЯжесть тела на
левую, целую ногу - быть дальше в таком положении становилось невозможно, он
чувствовал, что вот-вот упадет, провалитсЯ в гущу людей, в ноги, в узлы, в
чемоданы, ведра, сумки... все тогда загремит, люди всполошатсЯ, подумают,
что мужик этот пьЯный или припадочный.
Љатили уже двое суток, но до Љиева все далеко. Љак же доехать до “рала?
Љак достичь обетованно русской земли и выдюжить? ’ам не было войны, и поезда
поди-ка ходчее идут, не останавливаютсЯ у каждого столба, не переживают
какие-то спец, экстра, особого назначениЯ составы, не сбавлЯют скорость то
там, то сЯм до пЯти километров в час, потому как путь "сшит на живульку" еще
во времЯ наступлениЯ наших войск на запад, пока еще не дошли до него руки.
’русливо дрожа, ржаво скоргоча железом, поезд подкрадывалсЯ к мостам,
которые держались на чем-то, чаще всего на деревЯнных клетках, скрепленных
ско6ами, зыбко покачивались, прогибались под тЯжестью состава рельсы над
бездной, поезд готов был рассыпатьсЯ вместе с мостом и рухнуть с сонным
народом в холодные воды какого-нибудь Џсела, который и на карте-то не на
всЯкой обозначен.
Ќо как же радостно, как же бодро, словно жеребенчишко, вырвавшийсЯ на
волю из тесной конюшни, кричал паровоз, миновавший никому не известный
мостишко через никому не известную речушку, дергал он тогда, трЯс людей в
вагонах: слышите, мол, слышите?! „вижемсЯ! Џрем вперед, может, когда-нибудь,
куда-нибудь да доедем!.. „е-эржись, ребЯта-а-а-а! Ќе-э-э-э плоша-ай!
ЉолЯша в полуобмороке застонал. †енЯра потЯнула его за рукав бушлата на
свое место. Њеж ведер, в узлы, в свалку вещей, ног, туловищ засунулсЯ ЉолЯша
и не сразу услышал свою остамелую ногу, пошевелил пальцами и почувствовал,
как мелко-мелко все в нем дрожит от перетруды сердца, как само оно
уравниваетсЯ, входит в берега, снимаЯ жар с тела, раскаленного от
перенапрЯжениЯ.
Ѓывают же счастливые, благостные минуты в жизни!
’ак, менЯЯсь местом, молодожены дожили до утра. ЉолЯша сообразил
опрокинуть вверх дном чем-то наполненное ведро, сел на него и, положив
голову жене на колени, малость поспал. ‚зЯв в перекрестьЯ рук голову и спину
ЉолЯши, †енЯра оберегала его от толчков и маленько грела руками, все еще
шершавыми от мытьЯ соленой водой и керосином.
ЏроснулсЯ ЉолЯша от бесцеремонно наглого, пересохшего голоса:
- ќй, маршал, в рот те пароход! ‘пишь, а скоро станциЯ. џ щас ссал в
окошко и семафор концом зацепил!.. ѓо-го-го!
ЋстрЯк захохотал первым. Ћн лежал на второй полке. ‚ыше него, на
третьей полке ютилсЯ "маршал" - плюгавый сержант с налепленными на погоны и
петлицы значками, эмблемками и блескучими нашлепками. ‘пустившись к своему
корешу, он попросил дам отвернутьсЯ и довольно ловко, привычно, видать,
справил малую нужду в окошко.
- ‚аша правда, мой генерал, скоро станциЯ! - подтвердил он.- ѓотовьтесь
опохмелЯтьсЯ.
€ в самом деле поезд скоро сжало тормозными колодками, дернуло,
осадило, он начал сбавлЯть ход.
Ќаселение "купе" было разнородно. ЏритиснутаЯ к окошку, спала и всю
ночь всхлипывала во сне молоденькаЯ, белобрысаЯ девчонка. Џротив нее с
ребенком у груди, широко открыв рот, спала женщина средних лет. ‘торожко к
ней приникнув, то и дело вскидывалась, что-то поправлЯла на бабе и на
ребенке, подремывала чуткаЯ, еще крепкаЯ телом старуха. Џодле старушки и
женщины ютилось трое ребЯтишек школьного возраста, дальше - одетый в
бензином вонЯющий ватник, глыбой навалившись на стену, ни разу не
пошевелившись, грохотал всеми частЯми, винтами и гайками, сам, как
догадывалсЯ ЉолЯша, хозЯин семейства. „ва железнодорожника, очевидно,
возвращавшиесЯ домой с восстановительных работ, братски обнЯвшись,
посапывали возле девушки. Њеж ними и †енЯрой, уронив руки, ноги, отвесив
нижнюю губу, растрепанную косу, спала еще одна женщина, некрасиво расшеперив
колени, в которых котенком лежал в комок скатавшийсЯ фартук. —то-то
зашевелилось на противоположной средней полке, в воздухе, сорЯ крошками
сохлой грЯзи, закачалась деревЯшка с криво стертым железным наконечником.
Ќарод просыпалсЯ, зевал, чесалсЯ. "Њой генерал" - блатнЯк, как определил
ЉолЯша по выговору,- где-то проошивавшийсЯ войну, возвращалсЯ куда-то и
зачем-то, балагурил, гоготал, чувствуЯ себЯ самым главным победителем на
земле. „евушка возле окна тоже проснулась, вытерла тыльной стороной ладони
губы, подобрала волосы, надвинула на глаза уголок серенькой косынки и
отвернулась, прислонившись лбом к стеклу.
- Ќу, че? - свесившись с полки, приставал к ней исколотый по груди, по
рукам, "исписанный" по морде бритвой "маршал".- —е снилось-то? Љавалер?
†ених? ™упал, небось, стишки на ухо шептал? "Ќапрасны ваши совершенства, их
вовсе не достоин Я". € выходит, что? ‚ыходит, что создан он длЯ блаженства?
…зданул чемоданчик и лататы! ѓага-га-а! Ђ ты и жопу расквасила... щастье так
близко, так возможно...
- Ћтстань от человека! Ћтстань! - сказала пожилаЯ женщина, остерегавшаЯ
семейство.- …й и без того тошнее тошного... € дети тут. Ћне от немцев сраму
навидались и наслушались, самолучшего, привозного... ’ихона разбужу - он тЯ
скоренько уймет! ‚ылетишь в окно, што воробей!
- „а Я... „а...
- ’ихо, маршал, тихо! ‘пертаЯ пароваЯ и половаЯ сила перед тобой. ѓлЯди
на детей и учитывай свои возможности...
- Ѓабуль, а, бабуль, скоко твоему-то?
- ‘коко-скоко? ‡ачем тебе? Ќу, тридцать восемь ’ихону.
- € уже четверо?
- Ќе четверо, а пЯтеро. Ћдин в вакуацию с пионерлагерем попал. € где он
счас, родимой? Ќайдем ли? - засморкалась женщина,- да двоих малюток еще
схоронили под немцем...
- ‚о-от эт-то да-а-а! ‚о-от эт-то рабо-о-отник!
- € работник! € заботник! Ќе вам, прощелыгам, чета! Ћпора державе,
надежа народу.
’ем временем поезд остановилсЯ на какой-то дымной и мрачной станции. Љ
нему со всех сторон, будто на приступ, ринулись торговки и опЯть забегали
вдоль поезда, от окна к окну, закричали, забренчали котелками пассажиры.
"Њаршал" и "мой генерал", опустив в котелке деньги за окно, поднЯли в
обмен лепешку, сорЯщую отрубЯми, вареную горЯчую картоху, огурцы, помидоры,
полную пилотку груш и Яблок.
- ‚о дерут, с-суки! ‚о дерут! ЏользуютсЯ, что с вагона выйтить
нельзЯ...- лаЯлсЯ "маршал", а "мой генерал" в это времЯ рЯдилсЯ: - Ќе-э,
не-э. ’ы сперва дай попробовать. Ќе-э, так не пойдет! Ќам уж продали разок
водичку! Ѓольше не наЯкорите! „авай-давай!
‚ аптечном, грЯзном пузырьке, подобранном, должно быть, под ногами,
подана "проба". …е понюхали, лизнули по очереди "маршал" и "мой генерал",
инвалиду-соседу, видать, старому специалисту по напиткам, дали лизнуть.
- „а вроде бы ниче, не особо разбавлена.
- ‡а двести, барыга! „аю двести.
- Ќи-и,- раздалось из-за окна.- ‡а двисти покупай у другом мести! ‚ нас
дровы дороже...
- „а вы ж уголь тырите!
- ‡а вуголЯ стрелЯють.
- Ќ-ну, падла! Ќу двести с полтиной! Ќу триста, падла! Ќету больше!
Ќу... ‘ кого дерешь-то? ‘ фронтовиков-страдальцев, а? Ќу, ни стыда, ни
совести! Ђ ну, кореш, высунь ногу в окно! „а не ту, не ту! „еревЯнную! ‚о, с
кого ты дерешь! ‚о кого ты, вонючка, терзаешь своей спикулЯцией...
Ѓутылка, прихваченнаЯ грЯзным бинтом за горло, взметнулась на деревЯшке
вверх. "Њаршал" поймал ее, будто рыбину, прижал к груди: "Ћп-ппа-а-а!" - и,
погладив трепетной ладонью, поцеловал в донышко.
- Њ-мух, родимаЯ! Њ-мух, погубительница рода человеческого! - и
заблажил с подтрЯсом: "Ђ без дених жи-ысь плах-хаЯ, не годицца
н-никуды-ы-ы-ы!.."
...†изнь в купе шла своим чередом, точнее, не шла, ехала. ‹юди
встрЯхивались, приводили себЯ в порЯдок. Ќаверху пили, веселились, внизу
деловитаЯ женщина, намочив из бутылки трЯпицу, обтерла лица ребЯтишек, свое
лицо тоже утерла, из той же бутылки маленько попила. „евушка за столиком все
так же притиснуто лицом к стеклу сидела, не двигалась, смотрела вдаль.
†енщина потЯнула ее за рукав, подала бутылку. „евушка, неумело отпив из
горлышка, выдохнула: "‘пасибо!". Џитухи сверху предлагали ей тЯпнуть,
протЯгивали кружку. „евушка никак на это не откликалась. Њать ’ихона меж
делом поведала молодоженам историю, приключившуюсЯ в пути с девушкой.
‚ то времЯ люди, в общем-то, не женились, сходились, как ЉолЯша с
†енЯрой. Ѓывали, и нередко, случаи, когда мужики, а то и проходимки-бабы
"подженивались". €стосковавшиесЯ где-то в трудармиЯх, на путЯх, в казармах,
в спецподразделениЯх девчонки, молодухи и вдовы, подхваченные всеобщим
возбуждением, сжигаемые долго сдерживаемыми страстЯми, попавши в скопища
людей, с ходу, с лету соединЯлись с кавалерами, пылко падали на грудь
избраннику, и не раз этакие вот союзы кончались несчастьем. Њошенник-кавалер
уносил с собой хранимое, нехитрое девичье имущество.
‚от и эта младаЯ спутница лишилась осчастливившего ее кавалера - ушел,
смылсЯ в ночь возлюбленный и чемоданишко прихватил. Ђ она по мобилизации
работала на восстановлении путей, ломила наравне с трудармейцами, кое-что
заработала, скопила, выменЯла на тЯжелую рабочую пайку, ехала домой с
небогатым, зато своим имуществом.
- ‹адно еще,- говорила стараЯ женщина,- в теснотище, в многолюдстве не
добралсЯ ушкуйник до главной девичьей ценности. €мущество - дело наживное,
но если у девушки пломба сорвата,- тут уж дело непоправимое.
‚елись и долго будут хитроумно вестись подсчеты потерь в хозЯйстве,
назовут миллиарды убытков, невосполнимый урон в людЯх, но никто никогда не
сможет подсчитать, сколько дерьма привалило на кровавых волнах войны,
сколько нарывов на теле общества выЯзвила она, сколько блуду и заразы
пробудилось в душах людских, сколько сраму прилипло к военным сапогам и
занесено будет в довольно стойко целомудрие свое хранЯщую нацию.
Џока ЉолЯша предавалсЯ глубоким, современным мыслЯм, троица наверху
опохмелилась, начала картежную битву. ‚алек - так звали "моего генерала" -
играл с теми, кто ехал на крыше вагона, посредник меж играющими, инвалид на
деревЯшке, сноровисто переправлЯл вверх карты с "ходом" в котелке,
привЯзанном к изношенным обмоткам, принимал подачу обратно. ’о и дело
слышалось: "’уфта!", "некарь!", "Џонтит, псина, понтит!", "ќй, на
халупе!.." ‚алек, вылезши в окно, ухватившись рукой за козырек водоотвода,
лаЯлсЯ с кем-то из верхних игроков. "Њаршал" и инвалид держали его за ноги.
- џ тЯ спущу с хавиры и приколю к опшэственному нужнику финкарем, если
будешь туфтить. ‚еди игру честно!..
Ќа полувосстановленном мосту с низко провисшими, негабаритными
перекрытиЯми народ на крышах пал влежку. ‘лух пронессЯ: несколько человек
все-таки снесло под колеса, тех, кто был привЯзан к трубам вентилЯторов иль
по пьЯнке забылсЯ,- размозжило.
‘лухов по густонаселенному, давно и тесно живущему поезду ходило не
меньше, чем по переселенческим баракам где-нибудь в таежном поселке, и
прорицателей было полно, и певцов, и нищих, и ворьЯ, и торговцев разными
товарами, в том числе и фотками, переснЯтыми с поганых немецких открыток.
€гроки напокупали снимков целую горсть, перебирали, комментировали:
- Ќ-ну, с-сэка, че делат, а?! Ќаши так не умеют! “ж на что у менЯ
маруха на …кибастузе была, на все дыры мастерица! „а куда ей до заграницы!
- ЏодучатсЯ!
- ѓли, гли, как он ей!.. Ќ-ну, падла, не могу. ’ерпленье мое
лопаетсЯ!.. ќй, ты, невеста без места! - навис ‚алек с полки, тыча снимок
девушке в нос.- ѓли, учись!.. Љак переймешь опыт, лезь сюды! Ќу, че ты? —е
ты рыло воротишь? „енег дам, накормлю...
Ќа том самом, полуаварийном, негабаритном мосту оторвало котелок с
картами, и он, брЯкнув о переплеты, кружилсЯ в воздухе, пока не шлепнулсЯ в
воду.
- Џолтыщи за колоду карт! - заорал ‚алек голосом Љарла ‚еликого,
сверзившегосЯ во времЯ боЯ с седла с криком: "Џолцарства за конЯ!" - Ќу,
тыщу!..
‚ это времЯ в вагон вошел отрЯд военных, проверЯющих документы. ‘тарший
из них, видимо, был уже наслышан о вольнице в этом вагоне, да и ’ихон, глава
семейства, не подававший вроде бы и признаков жизни при приближении патрулей
вытащил пачку документов, стЯнутую красной резинкой, и, указываЯ наверх,
сказал:
- ‚ы не нас, вы их вон, шпану эту, как следует проверьте да этапом куда
следует отправьте. ‚ общественном месте им, паскудникам, быть не полагаетсЯ.
Љогда "моего генерала" и "маршала" повели из вагона, а присмиревшему
инвалиду погрозили пальцем, ‚алек прошипел: "”инарь по тебе тоскует!" -
рогаткой пальцев хотел ткнуть в глаза ’ихону, но тот неожиданно проворно
перехватил его руку и крутанул так, что в блатЯге что-то хрустнуло, он осел
на пол, уронив ведро. ’ихон подержал его мордой к полу.
-- Џопадись мне - ноги из жопы выдерну!
Ќа полках разместили ребЯтишек и жену ’ихона. Џостелив шинеленки, сунув
узел с манатками в голову, супруги •ахалины легли на нижнюю полку и
попеременке спали до самого Љиева, куда прибыли глухой ночью, и там,
конечно, никто никого не ждал.
Љиевский вокзал чудом не рухнул до основаниЯ - в нем сохранилсЯ нижний
этаж, и, сидючи пока на улице, в закутке, возле стенки, впритирку к военным,
ЉолЯша услышал еще одну чудную притчу, которых в те годы возникало и ходило
тьма. ‚окзал этот, Якобы, был строен по французскому проекту. Ќо нашим,
российским строителЯм фундамент, креплениЯ, перекрытиЯ и прочее показалось
весьма и весьма хлипким. Ћни увеличили мощность главных узлов вдвое или даже
втрое. Ќемцы ж народ шибко грамотный. Ћн, немец, и убивает, и разрушает все
по науке. ’ак вот, немцы заложили в киевский вокзал взрывчатку с расчетом на
французский проект, рванули германской взрывчаткой, и по германскому
разумению вокзал должен был разрушитьсЯ. Ќо проект-то французский, динамит
немецкий, да вокзал-то наш, российский, и хрен возьми - обвалившуюсЯ на него
тЯжесть первый этаж удержал, и народу досталсЯ весь обширный нижний зал
вокзала, к которому было уже кое-что пристроено, примазано, прилеплено. Ќа
втором этаже начались восстановительные работы.
Љак часто немецкий порЯдок, сталкиваЯсь с беспорЯдком советским, терпел
сокрушительное поражение! …сли б фюрер и его сподручные учли, с каким
невиданным бардаком они столкнутсЯ, может, понЯли бы, что заранее обречены,
глЯдишь, и войну не начинали бы...
Ќа киевском вокзале и в окрестностЯх его скопилось более тридцати тысЯч
одних только военных пассажиров. —тобы получить по продталонам паек - булку
хлеба и две селедки - надо было стоЯть за ними не менее трех суток. “ехать
пассажирским поездом из Љиева практически было невозможно. Џомочь могли
только сила, наглость и взЯтка - ничем этим ЉолЯша с †енЯрой не располагали.
“тром, когда ожил, зашебутилсЯ народ, ЉолЯша понЯл, что одну, очень
большую оплошность он уже сделал - надо было ночью сходить в уборную,
непременно велеть сходить туда и †енЯре. ЉолЯша простоЯл в очереди к
заветному очку более часа. €з уборной в воронкой продавленный бетонный пол
вспененным потоком хлестала моча, несЯ в бойких струЯх окурки, плевки,
бумажки, трЯпочки.
Џоток мужиков раздвоилсЯ, и второе, более шустрое крыло взЯло
направление в женский туалет. Ћттуда тоже скоро вылилсЯ вЯлый, но с каждой
минутой мощи набирающий ручей. ‚оронка средь вокзала переполнилась. €з нее
устремилсЯ ручей к порогу, через порог, через перрон, на пути.
Ѓабенки танцевали и ныли возле своего туалета, взывали к мужицкой
совести. „а куда там?! Ќа ходу водворЯЯ на место добро, деловито застегиваЯ
ширинки, иные военные еще и пошучивали, один зло бросил на ходу:
- Ћбоссали офицерские блиндажи на войне, подмочили крепкие наши тылы,
теперь приучайтесь в штаны!
- Ђх так! ‚ы еще и глумитьсЯ! - закричала мужеподобнаЯ женщина-майор, с
танками на погонах и, выхватив из кобуры пистолет "’’", казавшийсЯ огромным
и нелепым в ее неожиданно красивой руке, половину обоймы высадила в потолок.
- ђЯ-а-ату-уйте! - заорали наверху.
Џроизошло смЯтение, спрашивали, кто кого убил. Њужики шарахнулись от
женского туалета. Љрикнув: "‡а мной!" - майорша с обнаженным пистолетом
вошла под низкие своды сортира, загазованного что вредный химический цех, и
оттуда в панике сыпанули бравые воЯки, иные со штанами в беремЯ.
- Ѓыстро, пока мужики не очухались от потрЯсениЯ, рви! - скомандовал
ЉолЯша. †енЯра юркнула в женский табун.
’олько на вторые сутки молодые супруги втиснулись в тесноту вокзала.
"„ержи деньги в темноте, а девку в тесноте!"- усмехнулсЯ ЉолЯша. ЊолодаЯ
супружница •ахалина почти не ела, не пила. Ќа улице ночью шибко они
промерзли,- раскашлЯлась она, жалась к ЉолЯше, пытаЯсь согретьсЯ. "Ќе
заболела ли?" - испугалсЯ ЉолЯша. ‚незапно его осенило: есть и пить †енЯра
стараетсЯ меньше и потому, что продукты кончаютсЯ, и еще чтоб реже ходить в
туалет.
Ќа вокзале и вокруг него царило пьЯнство, воровство, разухабистость
богатеньких военных, едущих из-за границы, и полное уныние таких, как
супруги •ахалины, а было их тут большинство. Љомендатура лаЯлась, гонЯла
людей с места на место, особенно сверху, где шли работы, и чтоб не
обрушилось чего вниз, на людей; без конца проверЯлись документы.
ђасспросить, узнать что-либо и где-либо было делом бесполезным.
†елезнодорожные служащие прЯтались от военных, в военных же службах только
надсадно орали и грозились. ’ех, кто решалсЯ идти на власть грудью,
скручивали, уводили под арест.
„ействовала тысЯчелетиЯми отработаннаЯ беспроигрышнаЯ военнаЯ система:
ты всем обЯзан, тебе - никто и ничем.
Џо вокзалу и его окрестностЯм катились слухи, и самый из них упорный:
будут формироватьсЯ спецэшелоны из теплушек- до “рала, ‘ибири и „альнего
‚остока, чтоб разгрузить от людского месива западные вокзалы, станции и
дороги. Ѓудто бы один такой эшелон уже ушел - до ‘аратова или на Њоскву. Ќо
пока что по киевским путЯм безостановочно неслись эшелоны из-за рубежа с
демобилизованным народом, не останавливаЯсь по той простой причине, что
беспризорный военный люд брал в осаду эти воезда. Џоговаривали, будто
поездные бригады и локомотивы менЯютсЯ и заправлЯютсЯ в „арнице, за „непром.
Њожет, туда отъехать? Ќо как? Ќа чем?
ЉолебаниЯ и сомнениЯ ЉолЯши ахнулись после совсем уж безобразной сцены,
случившейсЯ на вокзале средь бела днЯ. ‹юбови тут завЯзывались и происходили
без конца и на виду у всех. Ќочью парочки разбредались по ближним
развалинам, прЯтались и дружили там. ’емный и суровый ликом офицер в
окопной, псиной провонЯвшей шинеленке мЯл, мЯл под этой боевой шинелью
податливую бабенку и вдруг повалил ее на пол, разорвал на ней исподнее,
начал каком-то жутком порыве растерзывать женщину при всем густом народе.
•охот, свист, возмущение, ропот, шуточки, команды со всех сторон. Љто-то из
самых веселых парней начал детскую считалочку. Ѓабенка не вывертывалась
из-под мужика, только выстанывала, закрыв глаза обеими руками: "ѓосподи,
прости! ѓосподи, прости!.."
Џрибежал патруль. "Џрекратить безобразие!" - закричал старший
патрульный с портупеей через плечо. Ћфицер никак не реагировал на его клич.
€ тогда, взвизгнув и затопав ногами, багровый от стыда и возмущениЯ,
патрульный цапнул сладострастника за сапог, а тот, оскалившись, выхватил
пистолет. •ватило работника ненадолго. Ћн упал лицом на захарканный пол,
оттолкнул бабенку и, полежав какое-то времЯ, застегнулсЯ, протЯнул
патрульному пистолет, указываЯ кивком головы на женщину:
- …е не троньте... пожалуйста! - и пошел впереди патрульных.
Ѓабенка, подбираЯ на себе рванье, ползком-ползком к своему узлу да и на
улицу и где-то уж за вагонами, на путЯх пронзительно закричала. „умаЯ, что
она бросилась под поезд, ЉолЯша вместе с любопытной толпой вышел на пути.
’ам шла обычнаЯ маневроваЯ работа, все было спокойно. Џонаблюдав за работой
маневровой бригады, дождавшись, когда паровоз остановитсЯ, ЉолЯша угостил
составителЯ поездов табачком, подготовленным специально на этот случай,
поговорил с бригадиром о том, о сем и спросил, нет ли у них пути на „арницу.
Ѓригадир ответил, что сейчас вот всю подборку порожнЯка бригада делает на
„арницу, возможно, даже своей маневрушкой и поволокет туда сцепку, паровозу
пора заправлЯтьсЯ.
- ‹юди! Њашинист! Њеханик! “везите в „арницу! Џропадем мы тут с моей
бабенкой.
- Ђ ты думаешь, в „арнице легче?
- Џусть на тридцать верст будет ближе к дому,- пошутил ЉолЯша.- “ менЯ
салишка кусок есть, самогонки немного...
- Ќу, что с тобой делать, брат-кондрат? - молвил со вздохом машинист.-
Џоедете в тендере. €з углЯ голов не высовывайте! Ќе один ты такой
догадливый. Ќа мосту постовые сымают вашего брата, мне нагорит.
†енЯру уж ничем было не удивить, не испугать, тем более паровозным
тендером. Љак мышка-норушка, зарылась она в уголь. ЉолЯша рЯдом примостилсЯ.
’ронулись! Џоехали!
‡алЯзгало, загрохало над ними и за ними. ‘верху искры летЯт, да все
горЯчие. „ушит супругов густущим смолЯным дымом - сырой, паршивый уголь на
маневрушки дают. Ќа мосту, не совсем еще восстановленном, тендеришко
разболтало, разбайкало что люльку ребЯчью, того и глЯди - вывалЯтсЯ молодые
люди в „непр-реку, а в ней вода глубокаЯ, холоднаЯ - ЉолЯша изведал
позапрошлой осенью и сейчас невольно ужалсЯ, съежилсЯ в себе. ‡ато дым
отнесло вниз, под колеса, закручивало его в узлы, по реке растЯгивало, над
водой волокло.
Њоргнуть глазом не успели молодожены - вот и „арница! ‚ыгружайсЯ,
народ! Ђ как выгрузились супруги •ахалины, глЯнули друг на друга - винтом
пошли, †енЯра в одну сторону, ЉолЯша в другую - так их устрЯпало за короткую
дорогу, что и не узнавали они друг друга. Љрепкие белые зубы молодой жены
сделались еще белее, но смех ее перешел в хриплый, долго не унимающийсЯ
кашель. Џодались к водокачке - отмытьсЯ, водички попить, поесть маленько и
осмотретьсЯ, провести рекогносцировку,- как говаривали братьЯ-артиллеристы.
‘о временем ЉолЯша прочтет и узнает, что они с молодой женой в точности
повторили путь романтических влюбленных - лейтенанта мидта и ‡инаиды
ђизберг, только пламенный революционер и утонченнаЯ, книг начитавшаЯсЯ
курсистка проделали путь от Љиева до „арницы в полупустом мЯгком вагоне, на
красным бархатом обитых диванах, а освободители мира от фашизма, спасители
отечества, приумножившие и без того громкую славу родных вождей и
полководцев,- на грЯзном, водой от пыли облитом угле.
‚ „арнпце было чуть полегче и почему-то потеплее. Њолодожены просто не
заметили, что помЯгчало в природе,- первые холода пробно прошлись по земле и
по народу, упредительно пощупав их за слабо, по-дорожному легко прикрытые
тела, сделав разведку боем по лесам и полЯм, по царству зверей и людей,
холод приник к земле, обратилсЯ в мокро, начал парить и гноить то, что
удалось сшибить с дерев, с колосьев, с зевастых подсолнухов и цветов.
—ернела прель под зимним солнцем. —ернели полЯ и леса по-за станцией, но
Ярко, празднично светилось то, чего холод не достал, не убил, не скрючил, не
уронил. Њолодожены, навалившись друг на дружку плечами, сидели в
привокзальном скверике, подремываЯ на солнышке. ’ут на них и налетел суровый
работник комендатуры станции „арница, приказал показать документы. Џока
начальник внимательно рассматривал бумаги, ЉолЯша рассмотрел его. •оть и
молод лейтенант, но навоевалсЯ досыта, ордена и нашивки о ранениЯх виднеютсЯ
за бортами распахнутой офицерской шинели, губу покривило контузией. —ем-то
он очень сильно напоминал командира взвода управлениЯ артиллерийского
дивизиона Џфайфера. Ќедолго тот воевал, не успела война научить его
осторожности, воспитатели уже приучали парнЯ к бесстрашию, к жертвенности во
имЯ идей светлого будущего. Ѓыл он из образованной семьи, его представлениЯ
о доблести, о мужестве и славе были почерпнуты из книг, из бесед школьных
пионервожатых и тыловых комиссаров, потому и спешил он отдать жизнь свою и
отдал скоренько, не намучившись в окопах.
€ вот лейтенант, очень похожий на Џфайфера,- ЉолЯша чуть не спросил его
фамилию,- сменил суровость на милость, расспросил супругов •ахалиных, каким
путем и зачем попали они в „арницу, шевельнул кривой загогулиной плохо
пробритого рта:
- Њуж с женой. ќто другое дело. Ђ то милуютсЯ тут по кустам всЯкие...-
Ћн уже пошел, но обернулсЯ: - џ буду иметь вас в виду.
- ‚ виду. €меть,- начал заводитьсЯ супруг •ахалин, но молодаЯ жена
резко дернула его за рукав, остепенЯЯ. Ћй, сколько раз ей придетсЯ повторЯть
этот жест, сдерживающий горЯчность мужа. ‘колько пролить слез, научаЯ его
степенности в речах, остерегаЯ от гибельных действий, да все ее усилиЯ по
перевоспитанию мужа или хотЯ бы пробуждению степенности и благоразумиЯ -
особого успеха не имели.
Џрошла еще одна ночь.
“тром у солдат с проходЯщего эшелона ЉолЯша купил булку хлеба по
сходной цене и в то же утро под воздействием воспоминаний о фронтовом
братстве, о светлом образе офицера Џфайфера и лейтенанта из винницкой
комендатуры совершил он еще одну, весьма поучительную ошибку. “видев, что к
воинскому эшелону прицеплено три зеленых вагона с кремовыми занавесочками и
возле них прогуливаетсЯ чистенький, излучающий приветливость генерал-майор с
круглой попкой, с брюшком кругленьким, с подбородочком репкой, луночкой
украшенным, все, все, особенно детский носик, располагало если не к
вольности, то уж к приветливости всенепременно. ‘плетЯ на груди руки меж
полами расстегнутого мундира, накинутого на плечи, генерал прогуливалсЯ
вдоль состава, дышал свежим воздухом. ЊирнаЯ ли осень, землЯ ли в последнем
увЯдании и багрЯнце, облик ли праздно прогуливающегосЯ генерала и подвигнули
фронтовика к не совсем продуманному действию. ЉолЯша подзаправилсЯ,
подобралсЯ и заступил дорогу генералу, который, слышалось солдату, тихо и
проникновенно произносил: "ђонЯет лес багрЯный свой убор..."
- ‡дравиЯ желаю, товарищ генерал! - бодро заЯвил ЉолЯша, прикладываЯ
пальцы к пилотке. ‚спомнил вдруг, что везде и всюду в армии повторЯют
поучительную заповедь: "Љ пустой голове руку не прикладывают",- и тут же
понЯл, что сделал он глупость, неизвестно которую по счету в жизни, уже и за
дорогу эту немало их сотворил, но отступать было поздно. ЉолЯша залепетал о
том, что он, бывший фронтовик, ранен, едут вот с женой, тоже фронтовичкой,
на “рал, деньги и продукты на исходе, так нельзЯ ли им, пусть бы хоть в
тамбуре или в коридоре...
‚зглЯд генерала медленно пробуждалсЯ, он еще не видел, не различал
солдата перед собою, да и не слышал, он все еще глЯдел сквозь человека на
багрЯный осенний лес и, шевелЯ губами, шел дальше, сквозь времЯ, сквозь
свет, сквозь солдата, так и не понЯв, кто это перед ним мельтешит и издает
какие-то звуки. Ќикогда, нигде, никто не смел заступать ему дорогу, тем
более - беспокоить просьбами. ѓлас земной, солдатский так и не достиг его
сознаниЯ, не потревожил вельможный слух.
- €звините! - жалко молвил во след генералу ЉолЯша, да еще чуть и не
поклонилсЯ. "ќ-э-эх, Љолька-свист, разудала твоЯ голова! ђазмундЯй ты,
размундЯй! “чит тебЯ жизнь, учит, да все никак не научит.."
ѓенерал подхватил спавший с плеча мундир и, огрев ЉолЯшу не просто
негодующим, но испепелЯющим взглЯдом, молодцевато вспрыгнул на подножку
вагона. ‘ырым плевком лепилсЯ солдат •ахалин на междупутье и вновь осознал
давно известную истину: чем выше чин, тем убийственнее от него происходит
унижение, и потому впредь не лезь вверх ни с какими просьбами, не нарушай
той границы, котораЯ пролегла меж верхним и нижним эшелоном.
- ќй ты! Ђ ну отойди на х... от вагона! - на подножке генеральского
вагона, чего-то дожевываЯ, повис молоденький солдат, свеженький лицом, с еще
только начинающимисЯ усами, с комсомольским значком на гимнастерке.
- ќто ты мне?
- ’ебе, тебе! Љому ж еще? лЯетсЯ тут всЯкаЯ поебень...
- ‘пустись на землю. џ плохо слышу после контузии.
‘олдат, чего-то ворча, спрыгнул с подножки, и пока он нехотЯ, надменно
надвигалсЯ, ЉолЯша поднЯл с междупутьЯ скошенную, вроде арабской сабельки
загнутую тормозную колодку - одного удара ею достанет, чтоб отучить этого
молокососа навеки не только лаЯть на людей, но и жевать генеральские
объедки.
- Ђ ну, повторЯй за мной: "„Яденька боец! џ прошу вас, отойдите,
пожалуйста, от генеральского вагона".
- „а Я...
- ђасколю башку. Џока твои бздилоходы тебЯ хватЯтсЯ, ты вонЯть уж
будешь! Ќ-ну! Ќу! Љак тебЯ учили в пионерском лагере? Љак учат в
комсомольской организации?
- „Яденька боец... Я прошу вас...
Ќе дослушав молодого холуЯ, вымучивающего вежливые слова, ЉолЯша
брезгливо отбросил мазутом облитую колодку и сказал, хлопаЯ его по плечу:
- „ержись за свое место! Џсом дворовым будешь, зато глодать жирные
кости станешь, спать в конуре, под крышей, на сухой подстилке. Ќе то что
некоторые...
Ћколо вокзала, съежившись, засунув руки в рукава, покашливаЯ, поджидала
своего супруга посиневшаЯ от вдруг потЯнувшего с „непра холодного ветра,
сиротливаЯ женщина. "€ зачем мне все это? - сокрушалсЯ ЉолЯша,- вокзалы,
холуи, бардак этот вселенский? Људа Я еду? Људа менЯ влечет? ‡ачем? ‘емьей,
видите ли, обзавелсЯ, пристЯжку спроворил! „обирал бы остатки урожаЯ в
украинском совхозе "Џобеда", дрова воровал бы, Яблони трЯс по садам,
напившись самогонки, ходил бы с мужиками плакать на братскую могилу по
великим праздникам...
‘реди ночи супругов •ахалиных, прижавшихсЯ за нетопленой печкой
дарницкого вокзала, отыскал запаленно дышащий сержант и приказал, чтоб они
скорее, с манатками - к лейтенанту.
- Ќу, воЯки! - пошевелил где-то возле уха концом рта лейтенант.- ‚аша
скромность и смирение вознаграждены! Ќе надоедали мне и всем добрым людЯм, и
за это вот он,- указал лейтенант на заулыбавшегосЯ сержанта,- посадит вас,
незаконно, в незаконный вагон, и вы, может быть, незаконно доедете до
Њосквы.
Ћказалось, что все эшелоны с войсками, идущие из-за рубежа, имеют
вагоны прикрытиЯ - два четырехосных вагона, в которых можно было бы уместить
две сотни демобилизованных душ. ‚агоны, стоЯщие между паровозом и эшелоном -
на случай аварии или диверсии в пути,- должны "прикрыть", самортизировать
весь остальной состав, словом, смертники-вагоны. ‚ общем-то, это то же
самое, что загородить собой товарища комиссара от пули врага или закрыть
грудью амбразуру. ’о есть никакого в этом здравого смысла не было.
‡агородить грудью, в особенности женской, хоть кого и хоть чего можно только
в кино, но загораживать груженые вагоны пустыми вагонами - это даже длЯ
кино, пусть и самого патриотического, не годилось, потому что при экстренном
торможении груженые вагоны, нажав на негруженые, просто выдавили бы их
наверх, как пустые, хрупкие спичечные коробки.
‘трого-настрого наказав молодоженам, чтоб в вагон они влезали без шума
и никогда, никуда, ни под каким видом больше не вылазили, "даже если будут
оружием пужать", ну и не выдавали бы его и товарища лейтенанта, сержант
подсадил †енЯру и хромого ее мужа в вагон.
- ‘частливо-о! ќх, и мне бы скорее домой! џ бы хоть на чем...
†енЯра с ЉолЯшей думали, что в вагоне поедут одни, и боЯлись этого -
полное ж бесправие, любой бандит под видом патрулЯ пришьет и фамилию не
спросит. Џо напрЯжению, которое передалось ЉолЯше, он чувствовал, что
спутница его боитсЯ тьмы и дороги, нащупал ее рукой, приободрил.
- „а закройте вы двери! Љто там? ‚ысадЯт всех к херам! - раздалсЯ голос
в темноте, и слабый, угольно светЯщийсЯ фонарик, пометавшись по темному
пространству, к радости супругов, обнаруживших, что вагон полон спЯщего
народу, указал им в дальний угол вагона и даже подержал там плЯшущее
пЯтнышко света. ЉолЯша захлестнул притвор вагона и осторожно пробралсЯ к
жене - она что-то подстелила, какую-то трЯпицу на хрустЯщее на полу стекло,
шлак, угольную крошку, поймав мужа за руку, потЯнула вниз и, когда он прилег
головой на рюкзачишко, уютно подлезла к нему под бочок.
- џ так рада, что мы едем!
- Џогоди еще, не говори "гоп"... Ќе нагрЯнул бы патруль.
†енушка угнездилась у ЉолЯши под боком и уснула, греет чуть слышным
теплом и даже во сне осторожным дыханием. "€ чего это Я психанул-то? Ћна-то
при чем, если кругом такое творитсЯ! “ нас ведь уж если бардак, то
обЯзательно грандиозный, если урожай - то стопудовый, если армиЯ, то самаЯ
непобедимаЯ!.. „опобеждались вот. „а и сам ведь вспоминал, как на фронте
спать ложились обЯзательно головой к чему-то, солдат к солдату жалсЯ, а
женщина, одна на таком ветру, в такое дикое времЯ, само собой, норовит к
кому-то прильнуть, заслонитьсЯ..."
- Џоехали, механик, поехали! - раздалось за вагоном.- ‘то четвертый
поджимает.
- Џоехали так поехали...
ЉолЯша с удовольствием еще послушал перекличку помощника машиниста с
машинистом: "Ќа выходе зеленый".- "‚ижу на выходе зеленый..." - и уснул под
"зеленый", потому как не спал ладом уж несколько суток.
€ когда раздалась грознаЯ команда: "Ђ ну, выходи из вагона! Љому
сказано?" - и увидел наставленные с улицы два черных автоматных дула, не
сразу понЯл, где он, что с ним, и не вдруг опустилсЯ обратно на свЯщенную
советскую землю, охранЯемую самыми справедливыми строгими законами.
- ЋпЯть началось! - запричитал рЯдом с ЉолЯшей пожилой, давно не бритый
солдат.- —е вы нас на кажной станции гонЯете, че нервируете? Њы вам пленные,
чо ли? ‚раги, чо ли? Њы домой едем!..
- Ђ ну прекрати трепатьсЯ! - гаркнул старший патрулЯ, младший
лейтенантишко, и запрыгнул в вагон, сверкнув до блеска начищенными хромовыми
сапогами.- ‘ейчас же! ‘ейчас же очистить вагон!
Ќикто в вагоне не сделал никакого движениЯ.
- џ кому сказал?! - младший лейтенант по-грЯзному обматерилсЯ. Ѓыл он в
нарЯдном картузе, в диагоналевом обмундировании, перетЯнутый в талии, со
значками, портупеей, весь вычищенный, выглаженный, праздничный.
- € не стыдно твоей сытой роже? - покачал головой все тот же пожилой
солдат.- ’ы посмотри, на кого орешь! Ќад кем изгалЯешьсЯ!
Њладший лейтенант осмотрел вагон внимательней. ЉолЯша, приподнЯвшись,
тоже осмотрел население вагона. Ѓыли здесь, в основном, военные и, в
основном, битые-перебитые. Ѓыли и гражданские. Ќо женщина всего одна -
†енЯра.
- Ќе положено! - стараЯсь удержатьсЯ в повелительном, начальственном
тоне, снова начал младший лейтенант.- ‚агоны должны следовать порожнЯком.
ќто опасно длЯ жизни...
- „лЯ чьей?
- „лЯ вашей, разумеетсЯ.
- Ќу, о наших жизнЯх не беспокойсЯ. Њы такое повидали, что не дай тебе
Ѓог во сне увидеть.
- € все-таки мне придетсЯ очистить вагон.
- ќто кто так думат? - наступал солдат-сосед.
- џ!
- Ќу, твое "Я" ишшо галифо твое не прожгло, токо оттопырило.
- ‚ы у менЯ запомните станцию Ѓахмач! ‡апомните! ‘ейчас патрули откроют
огонь.
- Џо нам?
- Џо вам!
- ‚али! ‘трелЯй! ”ашист немецкий не добил, дак свой, доморощеный...
- ќто ты обо мне? - побледнел младший лейтенант.-џ - фашист
доморощеный?!
- ’ы, ты! ‚ызрел! - не унималсЯ пожилой солдат.
- џ тебе покажу - фашист! џ тебе покажу! Ћгонь! - скомандовал младший
лейтенант своим подручным. € те, зажмурившись, дали очередь вверх.
ќко напугал! ’ы слыхал - нет, молокосос, пословицу: не стращай девку
мудЯм, она весь видала! Џрошу, дамочка, прошшэньЯ! - поклонилсЯ вежливо
солдат в сторону совсем зажавшейсЯ в угол †енЯры.
Ќа выстрелы примчалсЯ начальник эшелона, тоже с патрулЯми, ладный такой
капитан, при орденах. € когда, брызгаЯ слюной, содрогаЯсь, негодуЯ, сбиваЯсь
с пЯтого на десЯтое, младший лейтенант объЯснил ему обстановку, вывизгиваЯ:
"Џриказ наркома! Ќеподчинение! Ђрест! ’ри-бунал!..",- капитан вскочил в
вагон, любопытствуЯ, осмотрел присмиревшее его население, покачал головой и,
ободрЯюще на ходу улыбнувшись, спрыгнул на мазутную землю.
- Ќам они не мешают,- заЯвил он распетушившемусЯ командиришке и,
одернув на нем вылезающую из-за поЯса гимнастерку, добавил: - Ќу и че они
тебе? …дут люди
и пусть едут. Њожет, пересадишь их в пассажирские вагоны?
- ќто не моЯ компетенциЯ.
- ‚о, какаЯ грамотнаЯ гнида! - снова начал заводитьсЯ ЉолЯшин сосед.
- џ тебЯ арестую! - заЯвил младший лейтенант.
- Џопробуй!
Љапитан увел своих хорошо поддатых орлов, но на помощь младшему
лейтенанту прибыл еще один отрЯд. —еловек уже шесть с автоматами вертелось
возле вагона, требовало, чтоб если не все, то непокорный бунтовщик шел из
вагона и встал под конвой, иначе будет хуже, иначе они задержат эшелон и
нагорит всем, в том числе и безответственно себЯ ведущему начальнику
эшелона. Љто-то со стоном попросил в вагоне:
- „а выйди ты, отец, выйди. ‹ибо помолчи. ‚ысадЯт ведь, суки, всех. ќто
ж такие крючки...
- Љто крючки? Љто суки?
- ђебЯта! - громко, на весь вагон обратилсЯ к народу ЉолЯшин сосед.-
ѓде-то тут граната валЯлась? „айте мне ее. ’рЯхну Я эту шушеру. „овоевывать
так довоевывать.
‘осед туфтил, нагонЯЯ на патрулей холод, понимал ЉолЯша, откуда гранате
взЯтьсЯ? Љак вдруг с другого конца вагона поднЯлсЯ высокий военный, и ЉолЯша
ахнул, узнав в нем того лейтенанта, что смЯл бабу на полу киевского вокзала.
‚ руке его была зажата "лимонка", и так она была стиснута, что козонки
пальцев побелели. Ћн решительно шел к патрулЯм, плЯшущим пальцем пытаЯсь
попасть в кольцо запала гранаты.
- ‘-сыно-ок! - бросилсЯ наперерез ему ЉолЯшин сосед. ‡апнулсЯ за
кого-то, упал, ловЯ лейтенанта за сапоги.- ‘ы-но-ок! ‘дамсЯ Я имЯ! ‚ыйду!
Џускай заарестовывают! Ќе надо боле крови, сынок, не надо... џ ить
пошути-ы-ы-ыл...
Џатрули побежали от вагона. ‘поткнувшись о рельсы, двое упали, уронили
автоматы и не вернулись за ними, ползЯ под вагоны на карачках. ‹ейтенант
резко закрыл дверь вагона. ‘делалось полутемно. ЏостоЯл у щелЯстых дверей,
уткнувшись лбом в железо, повернулсЯ и сказал скрипучим голосом, опускаЯ
руку с гранатой в карман.
- џ тоже попугал, отец. “спокойсЯ... ‚озле вагона шарились, шептались.
- „ак че делать-то?
- Ќе знаю. арахнут гранатой, имЯ че...
- € красавчик наш смылсЯ куда-то!
- ѓалифе новое, видать, полощет у колонки...
- „а закрыть их к херам, и все! - за дверЯми вагона, скрипнув, звЯкнув,
опустилась в железный паз щеколда.- Џопомните станцию Ѓахмач!
‚ вагоне сперва сдержанно, затем веселее начали посмеиватьсЯ, не знаЯ,
что железнодорожный товарный вагон изнутри не отпереть, и, если долго
придетсЯ ехать,- дело дрЯнь, считай, что в тюремном вагоне они, только в
тюремном кормЯт, поЯт и до ветру выводЯт, здесь же хоть подохни - никто не
побеспокоитсЯ.
‘осед по фамилии ‘метанин, пробирающийсЯ в родное Ћренбуржье, ввел в
курс дела супругов •ахалиных: народ в вагоне большей частью пролетарского
происхождениЯ. ’е, что катили из-за границы, еще кое-что имели из провизии,
имущества и трофеев. Ќо страдальцы-госпитальники, нестроевики и пестрый люд,
отторженный от армии, ее кухонь, пусть и с негустым, но все же устойчивым
приварком, трудармейцы и всЯкие отбракованные,- эти бедовали уже давно и
променЯли все с себЯ, вплоть до нижнего бельишка. …сть в вагоне типы
потаенные. Ћдин из них, молодой парень в шелковом кашне и театральном
костюме тонкого сукна, неизвестно зачем бывавший в ѓермании и чего там
делавший, вез, например, полный чемоданчик камешков длЯ зажигалок и намерен
на них нажить капитал. ‚едь если каждый камешек продать по десЯтке,-
‘метанин постучал себЯ по шапке согнутым пальцем: "‚о, голова!". „ругой вез
два чемодана маслЯных красок в тюбиках. ‘метанин по этой причине считал его
художником и жалел его, блаженненького. Ѓыли военные, хватавшие трЯпок,
барахла и потому боЯвшиесЯ выходить из вагона, оставлЯть без присмотра
добро. Ћни неприЯзненно относились к пролетарьЯм, которым терЯть нечего,
кроме военных цепей, просили что-нибудь купить на станциЯх или променЯть и
за это маленько делились добытым харчем с соседЯми. ‚ вагоне, слава Ѓогу, не
оказалось блатных и всЯких разбитных картежников вроде "маршала" и "моего
генерала". Ќебольшое, случайное сборище случайного люда в сухогрузном
вагоне, в котором возили и зерно, и уголь, и вот поставили его прикрытием,
поскольку была у вагона крепкаЯ ходоваЯ часть, да и пробка вагона почти
новаЯ - вагону этому работать бы, добро возить, вез же он в основном
барахольщиков, скрытых, неразговорчивых, и, не будь ‘метанина, ЉолЯша с
†енЯрой куда острей чувствовали бы свое одиночество после гомонЯщего военным
людом набитого вокзала. ‘метанин был высокий, плоский по спине и по груди
мужик. Ќа груди его с левой стороны болтались четыре медали, подстрахованные
на застежках бабьими булавками, справа - два ордена Ћтечественной войны,
"‡везда" и гвардейский значок. ЏиталсЯ ‘метанин одними "концервами", по его
определению,- конскими, хотЯ была это обыкновеннаЯ говЯдина - тушенка
армейского назначениЯ. "Ђ жир? - возражал ‘метанин.- ѓде жир-то? Ќа денышке
плюнуто, лавровый листок орошен, чтоб седель-ный запах отшибить... Љонь это,
конь, клЯча колхознаЯ, выбракованнаЯ - мне ли не знать, как колхозный конь
пахнет!.."
‘лово "выбракованный" было самое любимое и привычное у ‘метанина. Ќа
консервы, тоже, по его мнению, выбракованные, он уже и глЯдеть не мог. Љогда
ЉолЯша с †енЯрой дали ему кусок хлеба, сальца, луковицу и Яблоко, он чуть
целоватьсЯ не полез.
- „а милые вы мои ребЯтишки! - пел ‘метанин.- „а ешьте вы, ешьте эту
выбраковану концерву, коль глЯнетсЯ. „а пошто глЯнетсЯ-то? ‚озьмут варено
мЯсо, в банку затолкают, харчок сверьху - и ешь! Љако это мЯсо? …го уж,
вроде бы, ели и высрали...
‚ выборе выражений ‘метанин себЯ не стеснЯл. ЉолЯша понЯл, что у него
это самый что ни на есть натуральный разговор. ‘первоначала сосед еще
спохватывалсЯ, приложив руку к медалЯм, кланЯлсЯ в сторону †енЯры: "Џрошу
прошшэньЯ, дамочка!", после совсем забылсЯ, повествовал историю своих
похождений совершенно свободным, великим русским Языком. Џо тому, как
большую часть времени он проводил, стоЯ на коленЯх, лежа на локте, ЉолЯша
догадалсЯ, что ‘метанин из пехоты, тот нисколько не удивилсЯ тому, что
молодой сосед угадал род его войска.
- €з ей, из ей! —тоб она, блЯдь, горела синим огнем на сырых дровах.
Љабы не —ащин товарищ капитан, давно бы Я землю не мучил и воздух с
бракованных концервов не портил.
‘метанин был на фронте с сорок первого года и все в пехоте.
- “целей-ко, попробуй! - восклицал он.- € по госпиталЯм валЯлсЯ, и под
колеса танков попадал, и в землю заживо бомбами закапывало, и отступал, и
голодовал, и холодовал, где-то в Ѓелоруссии даже тифом болел и чуть в
заразном изолЯторе не сдох... Ќу, думаю, теперь-то уж менЯ выбракуют и, если
не домой, то хоть в какую-то, не в пехотную роту пошлют. ‚едь ветром же
шатат, а Я пулеметчик. ѓде мне станок унести или хотЯ бы и ствол? „а без
менЯ много желающих по тылам ошиватьсЯ, воевать подале от переднего краю.
•оть верь, хоть не верь, друг мой молодой, денег скопил: шил и починЯл
обутки командирские, ну и приворовывал, конешно, где курку украду, где гусЯ,
где свечку, где топор, где часишки трофейные подберу, зажигалки, ручки
писчие с голыми бабами. Ќу, думаю, как ранют, Я в тылу какому-нибудь ферту
все это суну - и менЯ хоть ненадолго дале от бойни подоржат, хоть с полгода
- отойти чтоб, укрепитьсЯ нерьвами. Ќо все не за нас, ни вошь, ни Ѓог.
•еракнуло так, что мешок мой с трофеЯми в одну сторону полетел, Я - в
другую! € вот знаш, паренъ, уставать Я стал. ‚ижу, ты вон тоже изукрашен, и
менЯ поймешь. •ожу, как в воду альбо в помойку опушшеный: что скажут -
сделаю, не скажут - не надо, шшэлку себе, солдатскую спасительницу, могу
выкопать, могу не выкопать; пожрать не принесут - ничего, добывать не
стану... ЋбессилилсЯ, обовшивел, седина по мне пошла, будто плесень по
опрелому пню. ‚се одно, думаю, до конца мне не довоевать, маЯтьсЯ же Я
больше не могу, и, чем скорее менЯ кончат, тем скорее душа и тело
успокоЯтсЯ. „омой писать промежду прочим тоже перестал. Џусть, думаю,
постепенно привыкают жена, дети к мыслЯм о моей потере. Ќу, а в таком
состоЯнии духа, сам знаешь, на передней линии огнЯ долго не протЯнешъ, там
ты все времЯ должен быть, как пружина, настороже, ушки чтоб на макушке,
глаза спереди, глаза сзади, желательно, и на жопе чтоб глаза и уши были и
видели и чуЯли чтоб все, потому, как сам себЯ остерегаешь, так и сохранишьсЯ
в этом аду, и чтоб не тебЯ фашист, а ты его убил... Ћй, парень, сколько Я
энтого фашиста положи-ы-ы-ыл! …жели на том свете будет суд Ѓожий, менЯ
сразу, без допросу и без анкет, в котел со смолой. „ушегу-уууб! •ожу Я,
значит, землю копаю, пулемет на горбу вперед на запад ташшу и чую, скоро,
скоро отмаюсь. Ќо тама,- показал ‘метанин в потолок вагона,- распорЯженье
насчет моей выбраковки ишшо было не дадено. Ђ вот письмо от моей бабы
пришло. Ќа имЯ командира части. Ђ у нас токо-токо ротного убило, новый
ротный пришел. ‘ батальона. Љапитан —ащин. Ќу, новый-то он новый, да дыры на
ем старые. ‘ госпиталю он поступил. ЊенЯ к ему и вызывают. ‘идит в блиндаже
мужик, худю-у-у-ущий, хворый на вид весь, как ворон черный. џ ишшо подумал -
осетин, небось, альбо чечен, Ђ он менЯ на русском чистогане: "’ы што
распротвою мать, от семьи спрЯтатьсЯ хочешь?" - "“мереть Я хочу, товарищ
капитан".- "—его-чего?!" - "“мереть, говорю, хочу. ‚се надоело".- "Ђ вот
тебе! - заорал капитан, тыкаЯ себЯ кулаком в ширинку.- •уеньки не хочешь?"
Ѓодрое, игровитое слово-то, навроде как детскаЯ побрЯкушка. џ с того момента
слово это полюбил и на поправку пошел, душа в мине воскресать начала.
’оварищ —ащин, он с понЯтием, он слово-то словом, но дело делом, коло себЯ
менЯ держал, навроде как вестового и писарЯ. Љакой из менЯ писарь? Ђ
сапожник и шорник хоть куды - с детства к шилу да к постегонкам приученный.
Ћбшивал, обмывал, упочинивал, обувь тачал и командирам, и солдатам. Ќочей не
спал. Љогда и коней почишшу, когда чего поднесу, подам, покопаю, раненых
соберу. € вот под крылышком-то капитана —ащина, дай ему Ѓог здоровьЯ, да под
командирскими накатами очухалсЯ Я, и, когда менЯ снова во взвод возвернули,
к пулеметчикам,- голой рукой менЯ не возьмешь! џ уж снова весь при себе, и
нюх мой от пороха и гнилых соплей прочистилсЯ. ђаботат!
Ќ-на! Ђ ить задурел Я, о-ох, задурел!.. ќто коды мы Ѓерлин взЯли и
загулЯли все: и офицера, и рЯдовые,- так Я уж и от памЯти отстал: ночь мне,
день, немец, русский, узбек, татарин - все мне собутыльники! ‚сех Я люблю!
‚олокут менЯ к —ащину, теперь уж к комбату, майору. ’ы что, говорит, старый,
обалдел, что ли? ’ак точно, обалдел, говорю, потому как жив осталсЯ и до се
этому не верю. Ћн менЯ подтолкнул к окну - это мы под Ѓерлином, в каком-то
городе стоЯли, на берегу реки, может, морЯ, кажись, “ндермунде или
Њундерунде - у него, у немца, рази запомнишь.
"—е ты видишь?" - спрашивает товарищ —ащин, теперь уж майор, а Я уж
привык - все капитан да капитан. "„ома",- говорю. "Ђ ишшо че?" - "€шшо,
ишшо? ‚оду,- говорю,- вижу".- "Ђ ишшо?" - "Ѓоле ниче не вижу, товарищ
капитан. Њне бы опохмелитьсЯ, тоды бы, может, зренье прорезалось..." - "џ тЯ
опохмелю! џ тЯ опохмелю! ’ы что, стараЯ клЯча, не видишь, што уж лето на
дворе? ’ы же с весны гулЯш! Људа в тЯ лезет-то? ‘трумент сапожный потерЯл.
€ль пропил... Љ немке, к молодой, по пьЯнке подвалилсЯ, бесстыжаЯ твоЯ рожа!
“ тебЯ ж четверо детей! „очь невеста! Њне уж жопу чесали за твои художества!
Џод трибунал попадешь!.. ’ы же в армии, мерин сивый! —то, что побела? Ќу,
погулЯли все, люди как люди, а ты, как хер на блюде!.."
€ опЯть, в такой погибельный момент приблизил менЯ к себе товарищ
—ащин, уж майор,- велел мне подавать, но помаленьку, чтоб постепенно голова
проЯснЯлась и сердце чтоб от неупотреблениЯ сразу не остановилось, чтобы
тоже в границы входило. € все, парень, опЯть наладилось, пошло, как надо,-
молитьсЯ век мне и моей семье на товарища —ащина. Ќо тут нас хлесь в
ашалоны, да в Њолдавию и перевели. ’ама от нас товарища —ащина отозвали. Љто
говорит, будто в академию, кто, мол. по раненьЯм домой. Ђ Я думаю, в Љремель
его взЯли, да и не ошиблись - бо-о-о-ольшо-ого ума человек! ’ам такие люди
нужны, чтоб с умом руководить державой и направлЯть ее, куда надо, а куда не
надо - не направлЯть...
Ќ-на, оборвалось во мне что-то, заныло, заскулило в нутрЯх. € давай Я
опЯть гу-улЯ-ать-куралеси-ыть... Ќо товарищ —ащин все предусмотрел. Ќовый
комбат менЯ с деревни, где мы помогали колхозникам урожай убирать да
смуглЯнок-молдаванок в кукурузе перебирать, нажравшись синего вина,- велел
на губвахту посадить. ЋтсиделсЯ Я, отлежалсЯ на губе, мне документы в зубы,
мешок концернов, мать бы их, маленько хлеба, маленько денег - и катись воЯка
‘метанин домой - от греха подальше. Ќу Я, само собой, с ребЯтами загулЯл. Ќо
ребЯта не дали мне разойтись. Њесто мне в энтом вагоне - из ђумынии
эшелон-то идет,- нашли и в вагон свЯзку одеЯльев забросили, вот оне, энти
одеЯльЯ,- длЯ коней, заместо попон служили. ЊатерьЯ на их плашпалатошнаЯ, ее
простежили с куделей, с ватой ли сырцом и полевых артиллерийских коней
грели. Њне сказали, там, в деревне, мол, сгодЯтсЯ, там все разуты-раздеты, а
из матерьи такой хоть штаны, хоть юбки шей. „о-о-о-олго Я ехал на тех
одеЯльЯх один. ЏрЯдут патрулЯ, Я сразу на себЯ генеральский вид напущу:
"€мушшество казенно охранЯю, попоны длЯ коней",- и отлипнут оне. Џотом народ
полез-попер, мне и радостней, и веселей, да вот только от попок энтих
тыловых беспокойство. „ва одеЯла Я уж на хлеб променЯл. €шшо бы надо хлебца
раздобыть. ЏридетсЯ тебе, парень, энтим делом занЯтьсЯ - Я худой
промышленник. “ нас теперича вроде как семьЯ. ’ы уж, дамочка, не обрашшай
вниманиЯ. Ќевыдержанный Я на Язык. „еревнЯ-мама!..
Ќ-на-а, деревнЯ! “ ее и названье-то Људахталовка! € жись в ей не жись,
а и не знаю, как назвать... ‚от лепЯт в лепЯт: "†ись до войны была! †ись до
войны!" Њожет, кому и была, да не нашему брату. Људахталовка наша почти в
самом степу, хлебушко родитсЯ с пЯтого году на шестой, картошка - моих мудей
не хрушшее!.. Ћй, опЯть прошу прошшэньЯ, дамочка молодаЯ. ‚сЯ надежа на
скот, на овцу, на Ямана, да на конЯ, да на €вана. Ђ ен, €ван-то, который в
двадцать перьвом годе не вымер, дак в тридцать третьем годе ноги протЯнул.
‹адно, у нас отец мозговитый, на каку-то стройку махнул, кочергой в домне
шевелить обучилсЯ, и за ту кочергу ему хорошие деньги давали. „а только
выпить он у нас был большой спец. Ќо деньжонок все же присылал, когда и с
имушшества чего. џ за старшего в семье. ‘емеро нас, и не по лавкам, а по
полу да по полатЯм. €з семерых четверо девок. ЊенЯ скорее женить, чтоб Я с
дому не смылсЯ. ‚сего приданого нам с ѓрунькой: деревЯнна кровать с клопами
возле дверей... ‘крыпит, курва, што твой шкилет. Ќа полатЯх девки возЯтсЯ,
подслушивают. Ђ еда кака? Љартошки, молоко да арженина. „евки ночью на
полатЯх ка-ак пе-орнут! - у нас с молодой полон рот битых тараканов...
Џослушай, солдатушко хромой, нас эти попки намертво заперли?
- Ќамертво!
- Ќ-н-на-а-а! ’еперь нам не помочитьсЯ, не опростатьсЯ, не попить?
- ’ерпеть придетсЯ.
- ’ерпе-эть? ‚се терпеть да терпеть... Ќе привыкать нашему брату
терпеть, ну, а ежели как терпиловка кончитсЯ? Ћпеть свалка? Ћпеть кровь?..
- ’ихо, отец. џ попробую упросить осмотрщика вагонов.
- Њолчу, молчу,- ‘метанин в потемках звучно, сладко зевнул и уже на
отходе ко сну добавил: - ќх, Људахталовка, Људахталовка, мать бы ее ети!
‡наю, че менЯ ждет. ‚ Њолдавии бы остатьсЯ, коло винограду, коло молдаванок!
“-ух, егоисты мы, мужики! “-ух, егоисты! „етишки-то как? ‘таршу замуж надо
выдавать...
‚сю ночь, как на грех, как на изгальство, гнало поезд, тащило в
холодную, ветреную ђоссию, и только на рассвете случилась остановка. Ќо
ЉолЯша не дозвалсЯ никого снаружи. Њочились мужики в притвор двери,
по-большому терпели. ‘метанин не раз уж вежливо пукнул, заглушаЯ звук
кашлем. Џо вагону начало все гуще разносить вонь и звуки. Ђ поезд все бежал,
бежал. € уснул ЉолЯша на одеЯле-попоне, отделенной ‘метаниным. Љогда
проснулсЯ, поезд все качало, все волокло. € он опЯть забылсЯ. € опЯть
проспал заправочную остановку, узловую станцию, на которой комендантские
работники открыли вагон и спутники облегчились. Љиевский лейтенант, с
гранатой, еще и выпил, да крепко. ‹ицо его, серое и костлЯвое, осветилось
загоревшимисЯ глазами, сталистым взглЯдом прожигал он все, на что смотрел.
ѓаденыши бахмачской комендатуры по линии передали, чтоб мЯтежный вагон
закрывали. € спутников снова заперли, снова упрЯтали. ЏьЯный лейтенант
цеплЯлсЯ ко всем, задирал парнЯ с красками, говорил, чтоб тот уж сейчас
начинал писать трофейными красками победные картины.
- ‚он тех вон, в углу, изобрази! Џока мы кровь проливали, землю носом
рыли, они, голубчики, гнездышко семейное свили!..
- ‹ожилсЯ б ты спать, товарищ лейтенант,- подал голос ‘метанин.- ‚ыпил
и ложись. ‡ачем людей задираешь?
- Ђ-а, старый хрен! ‘лышал Я, слышал, как вылизывал ты жопу своему
капитану... ‚ыжил! ‘охранилсЯ!
- ‡а что он нас-то, господи! - испуганно вздохнула †енЯра, прижимаЯсь к
ЉолЯше.- „а сними ты бушлат. Џусть увидит твой орден, медаль солдатскую -
"‡а отвагу", нашивки за ранениЯ...
- Ћн и без того видит, что Я не грибы на фронте собирал.
‹ейтенант унЯлсЯ, захрапел, но храпел как-то настороженно, с
перерывами. ђазойдетсЯ, расхрапитсЯ - и стоп! ‘ловно вслушаетсЯ во что-то
вокруг и потихоньку, полегоньку опЯть захуркает, погружаЯсь глубже в тЯжелый
сон. †енЯра, боЯсь лейтенанта, кашлЯла в шапку или в отворот ЉолЯшиной
шинели.
- Ќе обижайтесь вы на него,- сказал ‘метанин,- где-то его крепко
помололо, может, и в плену... Ћ-ох, и погинуло же там народу, поугасало
жизней...
Ќи с того, ни с сего, от полного уже бездельЯ во тьме кромешной
потЯнуло ЉолЯшу позаигрывать с женой. Ћна смиренно, скорей даже испуганно
отнеслась к этому, но вдруг рукой поймала руку мужа и с низу перенесла ее на
свой лоб, с тихим стоном придавила к голове - лоб, лицо, голова у нее
пылали.
"‡аболела! - всполошилсЯ ЉолЯша,- а Я тут со своими забавами..."
- Џростудилась? Ћт стены холодно? †енЯра молчала. ЉолЯша ее тормошил,
пыталсЯ укутать.
- Ќе надо.- отвела она руку мужа.- џ же двое суток не ходила на двор. џ
больше не могу...
- ’ак че ты молчала?
- џ боЯлась автоматчиков... и еще... еще боюсь отстать от поезда.
- „а ты че?! џ ж какой-никакой шофер, все правила дорожные знаю. ѓорит
красный - стоим! ‡еленый зажегсЯ - поехали. Њожет, загородить тебЯ, и ты у
дверей, в притвор, а?
- Ќет, Я не смогу при мужчинах. Ќе беспокойсЯ. џ еще потерплю. ’олько
пока не прикасайсЯ ко мне... Ќе сердись. Ќу, прости, пожалуйста...
ЉолЯша укутал жену, как мог, и ушел к двери вагона, сел так, чтоб на
него сквозило из притвора, чтоб не проспать остановку.
’олько на рассвете, где-то уже за Ћрлом, поезд выдохсЯ, замер, и ЉолЯша
услышал похлопывание клапанов колесных букс - приближалсЯ осмотрщик вагонов.
"‘корей, скорей! - торопил его ЉолЯша про себЯ.- •оть бы больной вагон не
попалсЯ. ђасцепку начнут..." Ќо вот хлопнули две крышки задних колес, сейчас
осмотрщик пойдет к последней - передней паре, к паровозу, посмотрит,
молотком по тормозным колодкам и по башмакам, их удерживающим, постучит,
потычет щупом в паклю со смазкой, если потребуетсЯ, мазуту подольет, тампон
в пустующую буксу вложит - в пути паклю на растопку вытаскивают,- еще разок
мазутом из чайника подзаправит, высморкаетсЯ, еще чернее измажет и без того
уже чумазый нос, вздохнет освобожденно и подумает тоскливо: "ќ-э-эх, теперь
бы закурить!.." аги хрустЯт по каменной крошке, усталые неторопливые шаги -
похоже, идет пожилой осмотрщик, пожилой лучше, не верхоглЯд, пожилой горе и
нужду понимает, об девках или еще об чем таком не задумаетсЯ. Љак только
шаги захрустели под дверЯми вагона, ЉолЯша позвал в меру громко, но и не
так, чтоб перепугать в задумчивость погруженного человека,- осмотрщики,
замечал ЉолЯша, все какие-то задумчивые:
- Ћсмотрщик вагонов, стой! аги замерли.
- Ђ? —е? Ћткуль?
ЉолЯша представил, как напуганный мужик ворочает головой, угадываЯ,
откуда голос, может, даже на небеса поглЯдит - уж не Ћн ли окликнул
работЯгу.
- Џослушай, осмотрщик! ‚агон, против которого ты стоишь, заперли гады
из комендатуры. Њы не арестанты, не бандиты, мы с войны домой едем...
Љакое-то времЯ вагон напрЯженно ждал, за дверьми ни движениЯ, ни звука
- осмотрщик, глаз у него острый, натренированный, смотрит: пломбы иль
завертки на вагоне нету, часовые поблизости не маЯчат, во всех, почитай,
вагонах прикрытиЯ едет разный люд, ничего особенного; спросЯт: "ЉакаЯ
станциЯ? „алеко ли до Њосквы?", когда и закурить дадут.
Џо задвижке стукнуло щупом.
"Ћ, батюшки!" - отпустило ЉолЯшу.
„верь с рокотом откатилась в сторону, и, приподнЯвшись на цыпочки,
ощупал взглЯдом население вагона мазутом пропитанный человек.
- „ак это скоко же вы, не оправлЯвшись-то, едете?
—уть не сшибив осмотрщика с ног, народ сыпанул, спрыгиваЯ вниз.
‘метанин сунул работЯге заранее приготовленную консерву, ЉолЯша - осьмушку
табаку и бегом потащил жену вперед, за паровоз.
- ’уда! - махнул он на вдоль Ящичков автоблокировки разросшиесЯ, черные
от копоти кусты и бурьЯн.- џ никого не пущу! Ќе бойсЯ! Џаровоз отцеплЯют -
без паровоза никуда не уехать.
Џриближалась жидкаЯ цепь семенЯщих мужиков, на ходу расстегивающих
штаны, на шею вешающих ременьЯ.
- €мейте совесть, мужики! ‚ сторону, мужики, в сторону! ‡а паровоз
нельзЯ! - ЉолЯша раскинул руки.
‹ейтенант киевский, весь, вроде бы, из одних крупных и тоже злых костей
сложенный, презрительно фыркнул обросшим ртом. Џаровоз, попыхиваЯ, увез на
подножке прилепившегосЯ с желтым флажком сцепщика. Ћсмотрщик сидел на
сигнальном столбике, курил и с чувством личного облегчениЯ наблюдал, как
военные шуруют на вагонные колеса напрЯженными струЯми, и, хотЯ надо было
указать на непорЯдок, ничего не говорил, не указывал. ЉолЯша, угодивший в
цепь рЯдом с лейтенантом, заметил, что ‘оздатель обделил пЯтерых мужиков,
творЯ этого человека, и, пожалуй что, лейтенанту с таким богатством терпеть
без бабы труднее, чем всем другим, оттого он и не совладал с собою на
киевском вокзале, вот тут и толкуй о равенстве и братстве... € еще ЉолЯша, к
которому по мере облегчениЯ возвращалсЯ юмор, думал о том, что у мужика с
такой аппаратурой и характер должен быть соответственный - большой, добрый,-
иначе ж бедствие, в первую голову - женщинам...
“видев застенчиво улыбающуюсЯ, прибранную, где-то даже умывшуюсЯ
†енЯру. ЉолЯша переметнулсЯ мыслью на человеческое счастье, о котором всю
дорогу так хлопочет род людской и сулит его советскаЯ власть, а оно так
близко, так возможно!..
- ‚от спасибо! ‚от спасибо! - досасываЯ цигарку, твердил сцепщик
вагонов.- Ќе курЯ пропадаем. ‡аправка будет, дак минут не меньше сорока
простоите, можете и за кипЯтком сходить...
- ’ебе спасибо! - помогаЯ супружнице взобратьсЯ в вагон и поскорее
спрЯтатьсЯ в обжитом уголке.- благодарил ЉолЯша.- Ћтец, а отец! - позвал он
‘метанина.- Џобудь тут, Я за кипЯтком поковылЯю.
†енЯра, прежде его и на шаг не отпускавшаЯ, на этот раз не возражала,
поверила, стало быть, что муж ей досталсЯ ходок: все дорожные правила знает
- с таким не пропадешь! Ћсмотрщик вагонов смастерил крюк из толстой
проволоки и показал мужикам, как изнутри, в щель либо через люк, откидывать
и накидывать вагонную накладку, чем привел в неописуемый восторг ‘метанина и
всю остальную публику. ’еперь можно ехать, не открываЯсь на крупных
станциЯх, зато ночью, на полустанках, чтоб не навлекать на себЯ гнев и
внимание надзирательной власти, можно делать все, что захочешь. ‘вобода!
- „а ить не все жа скурвились, спились да изворовались за войну.
Џоезжайте с Ѓогом! - в ответ на благодарности молвил осмотрщик вагонов и
пошел дальше исполнЯть свою работу.
„альше двигались без особых приключений. ‚оЯки, ехавшие из ђумынии с
вином и добром, веселились в своих вагонах, играли на гармошках и
аккордеонах, перешучивались со встречными девчатами и бабами-торговками,
шумной толпой высыпали на станциЯх, провожаЯ тех, кто доехал "до места",
обнимались, кричали, иногда и качали кого-то. ‘ловом, почти как у
задумчиво-грустного Ѓлока: "Њолчали желтые и синие, в зеленых плакали и
пели...",- только вагоны были не зеленые и синие, все одинакового цвета, и
на войне российские люди были все на одной. Ѓудь ЉолЯша в своей артбригаде,
в своем дивизионе и взводе, тоже б домой с братвою, по-человечески ехал,
тоже б пел и веселилсЯ да спьЯну плакал. Ђ ныне вот приходитсЯ молчать,
будто чужестранцу, и оправлЯтьсЯ ходить крадучись. ‡авоевал. …ще †енЯра,
молодаЯ супруга, после той станции за Ћрлом горечи в душу добавила,
шеборшилась под боком и руку мужа тщила ко лбу - легче, мол, ей сделалось,
можно дальше ехать без мучений, да руку-то мужнину, еще и целовать
принЯлась. …го аж в жар бросило: "—то ты? —то ты?" - слезы в нем закипели.
Ћн к себе прижал †енЯру, зубы до хруста стиснул и дал себе слово: всю жизнь
ее жалеть и заботитьсЯ всегда о ней - женщина ж, беспомощный человек.
…хали, ехали, с пересадками, с перегрузками, с перетрусками - от
‘оликамска до Љрасновишерска трюхали на родной ЉолЯше и такой же хромой,
какаЯ у него была когда-то, полуторке. € пока ехали, валЯЯсь в грЯзном
кузове, на соломе, вынутой из торговых Ящиков, ЉолЯша Явственно видел два
черных трупа, катавшихсЯ по кузову, от которых отламывались горелые кости,
кожура, и понимал, что кошмарные сны, которые преследуют его еженощно, не
скоро отступЯтсЯ от него, памЯть и за всю жизнь не отболит.
Ђ между тем к концу пути †енЯра, молодаЯ его супруга, не просто
покашливала, но хомкала утробным кашлем, будто в ней поршневой насос
клапаном работал.
Њать †енЯры, Ђнна Њеркуловна, была еще крепкаЯ и даже моложаваЯ с виду
женщина. ‚стретила она молодых супругов среди ночи неприветливо, почти
сурово, прикоснувшись к щеке дочери губами, поскребла довольно выразительным
носом воздух, сморщилась и ткнула пальцем в ЉолЯшу:
- Њуж, небось?
- Њу-уж,- прошелестела губами †енЯра.
- Ѓракованный какой-то. ‹учше-то не досталось? - и постукала себЯ
кулком по зевающему рту.- ‹учших девчонки побойчее тебЯ расхватали! €
кашлЯешь, будто колхознаЯ клЯча. Ќе туберкулез ли с фронта вместо трофеев
привезла? Ќу ладно, ложитесь на лежанку, за печь. „нем баню истоплю, тогда
уж на постелю допущу.
ѓородок Љрасновишерск стоЯл на самом северном краю Њолотовской области,
да и всей ђоссии, пожалуй что. ѓоворили, что еще севернее есть старинные
города —ердынь и Ќыроб, но новожитель пермских земель •ахалин Ќиколай
€ванович не верил этому - куда уж дальше-то?
Џри Ђнне Њеркуловне состоЯл молодой мужик из тех самых
западноукраинских селЯн, перевоспитанием которых занималсЯ конвойный полк.
—его-то он подсчитывал, чем-то руководил, возил в леса на лошади продукты,
фураж, строительные материалы - там, в студеных горах, на глухих речках
–епел, Њолмыс, џзьва - устраивались жить, валили и сплавлЯли лес переселенцы
с “краины, и не только с ‡ападной. Љое-что снабженец не довозил до поселков,
ночной порой сваливал возы и мешки в белоусовском дворе, в пристройках. Ђнна
Њеркуловна щеголЯла по дому в шелковом китайском халате с Ярким павлином на
спине и пичужками поменьше - на рукавах. убка на ней была с лисьим, но уже
монгольским воротничком, на пальцах золотые перстни. Љладовка и подпол
забиты продуктами, и, тем не менее, Ђнна Њеркуловна - прЯмой человек -
упредила дочь с зЯтем:
- —тобы за неделю получили паспорта, определЯлись на работу и на свой
паек. џ сама живу коровой да еще за карточку, за рабочую,- полы в общежитии
мою.
†енЯра виновато поникла: она знала, что им с мужем и неделю не
протЯнуть на завоеванном, от родины полученном довольствии. ‘олдату •ахалину
при демобилизации выплатили сто восемьдесЯт рублей и продовольственных
талонов на десЯть дней. †енЯре - хоть и маленькому почтовому начальнику -
отвалили аж восемьсот рублей и талонов тоже на десЯть дней, еще билет
бесплатный и новое обмундирование ей выдали. ЉолЯша •ахалин ЯвилсЯ на
пермскую землю в пилотке и в сапогах, а тут уже зима! •орошо, что от
Ѓелоусова-отца кое-что осталось и от брата. Њать выкинула мЯтые, пыльные
вещи, сказала, что люди едут с фронта как люди.
- ‚он офыцэр из какого-то смертша и ковров, и вещей дорогих навез, да и
золотишка, а тут ровно с каторги парочка Явилась: гола, нага, хвора к тому
же.
“же на другой день, не глЯдЯ на хворь, †енЯра, не переставаЯ
покашливать, давЯ одышку, управлЯлась по двору, доила и поила корову, муж ее
чистил стайку, колол дрова, вел себЯ пока безропотно, но чувствовала она,
что муж нагреваетсЯ, закипает и скоро-скоро, воткнув топор в чурку,
решительно рЯвкнет: "Ђ шли бы вы все вместе со своим хозЯйством на хер!" -
бросит жену и рванет из Љрасновишерска куда глаза глЯдЯт.
ѓладЯ ночью мужа по голове, по отросшим, ершистым волосам, †енЯра
просила:
- Ќе спорьсЯ с мамой, ЉолЯ, не спорьсЯ. ’ерпи. џ же терплю. ‚сю жизнь.
Њама у нас всегда и во всем права, и всегда сверху. Џапу, брата и менЯ она
жевала, жевала, всю дорогу жевала. Ћна даже в письмах нас жевала. € папа с
братом, если живы, спрЯтались от нее. ’еперь вот мы ей на зуб попали...
- Ќ-ни-иы-ычего! ЊенЯ не больно ужуешь! џ спереду костист, сзаду
говнист,- хорохорилсЯ ЉолЯша.
†енЯра, скрыв беременность, поступила на почту - таскать сумку. ЉолЯше
легкой работы не находилось, и он начал помогать приживале Ђнны Њеркуловны -
возить в лес грузы.
Ѓоже, Ѓоже! —то там делалось, в лесу-то, в уральском-то!.. Џереселенцы,
пурхаЯсь в глубоких снегах, на морозе, в непривычных горах, средь холодных
камней и в скалах, возле стиснутых льдом речек, погибали сотнЯми. „ело
доходило до того, что в некоторых поселках перестали хоронить покойников.
Ћбщение с миром и жителЯми переселенцам было категорически запрещено,
отлучки куда-либо - тоже. ‚ечно пьЯный, одичавший комендант поселка на
–епеле, имеющий право стрелЯть в людей за любую провинность, в конце концов
застрелилсЯ сам. Ќикто из бараков выйти уже не мог, и никакаЯ сила не могла
заставить людей взЯть в руки пилу и топор. Џереселенцы съели коней, собак,
кошек, толкли кору с опилками. € когда какаЯ-то комиссиЯ, правительственнаЯ
или международнаЯ - небесными, не иначе, путЯми донесло глас страдающего
народа до Љанады - на тракторе прорвалась на северный “рал, опасаЯсь
международного скандала, зашевелились внутренние каратели и палачи,
возглавлЯемые в области генералом ‡ачепой, наполовину татарином, наполовину
хохлом. —ерез несколько лет этот деЯтель будет избран депутатом ‚ерховного
‘овета как железный чекист и истинный коммунист, а еще через года три во
времЯ денежной реформы нагреет он родное государство на несколько миллионов
и, будучи помещен в закамскую психушку, быстренько кончит там свои дни,
потому что орал на всю округу, мол, есть воры и повыше него и он всех
выведет на чистую воду, исчезнет беззвучно и бесследно с испоганенной и
ограбленной земли.
‡ачеповцы доставлЯли продукты лишь в последний в миру поселок с
подобающим месту названием - ‘утЯга. „алее переселенцы тащили продукты на
волокушах по "точкам". „ело часто кончалось "передачей" - умерших в упрЯжке
людей менЯли те, что могли еще двигатьсЯ и тащить волокуши дальше.
Џереселенческие поселки на западном склоне “рала опустели. ЉолЯша, ездивший
с делЯгой-переселенцем в тайгу, на речки –епел, Њолмыс и Ћсмыш, побывал в
тех мертвых поселках. Ќа печах, слепленных из каменного плитнЯка и проросших
осинником, белели скелеты. Ѓолее всех поразили бывшего солдата два
сцепившихсЯ меж собой скелета: большой скелет держал в объЯтиЯх скелет
маленький, кости белые так спутались меж собой, что было их не разнЯть.
‘пустЯ годы в этих местах, за что-то Ѓогом проклЯтых, новые зачеповцы,
борЯсь за светлое будущее, разместЯт лютый политический лагерь с лирическим
названием - "Ѓелый лебедь".
Ћднако, все это произойдет потом. Ђ пока ЉолЯша, потаскав мешки с мукой
и солью, перетрудил раненую ногу, заприхрамывал сильнее обычного и однажды
едва отодрал кальсоны от коленного сустава - рана вновь начала гноитьсЯ, из
нее начали выползать белыми червЯчками крошки костей и полусгнившие
лангетки.
’ак и не удивив трудовым энтузиазмом город Љрасновишерск, не украсив
городскую „оску почета своим портретом, ЉолЯша •ахалин отправилсЯ на
медкомиссию в ‘оликамск, откудова кинут был в областной центр - город
Њолотов, где и провалЯлсЯ до тепла в госпитале.
Џо надсаженной, разрушенной войной стране шли полным ходом
восстановительные работы и катилась безудержнаЯ победнаЯ болтовнЯ. ‚се
громче, все красивей, все героичней и романтичней преподносились подвиги на
ней бесконечные. € под этот звон, под песни и патриотический, все
заглушающий ор косЯком вымирали фронтовики от застарелых ран и болезней. €
бдительными зачеповцами вычищались рЯды советских людей от скверны. ‹юдей,
перенесших немыслимые страданиЯ и муки в оккупации и в плену, нескончаемым
потоком гнали и гнали на очередное перевоспитание - в лагерЯ, в краЯ
далекие, гибельные. “рал прогибалсЯ старым хрустким хребтом от тЯжести
концлагерей, на нем размещенных, от костей, в него зарытых.
‚ожди и теоретики коммунизма по науке ведали, что после каждой почти
войны во всех странах бывали волнениЯ, бунты и даже революции. Џоводов длЯ
ропота и недовольства у победителей фашизма было более чем достаточно.
‚ернувшись с войны, они застали надсаженные, голодные, запущенные, быстро
пустеющие русские деревни, где продолжало царить укоренившеесЯ в годы
советского правлениЯ бесправие, по сравнению с которым проклЯтое на ђуси
крепостное право выглЯдело детской забавой. „венадцать миллионов - гласила
людскаЯ молва - медленно погибали в лагерЯх смерти, и столько же стерегло
их, придумываЯ все новые и новые преступлениЯ ни в чем не повинным людЯм.
‚место обещанной, заслуженной, выстраданной, сносной хотЯ бы жизни, заботы о
победителЯх - новые гонениЯ, неслыханные зверства, страданиЯ в концлагерЯх.
Ѓрали и в войну, даже из госпиталей. Ћдин поэт, тихо сказывали
госпитальные работники, бывший шахтер „омовитов, над койкой которого, к
несчастью его, размещалась радиоточка, выключив радио после прослушиваниЯ
боевой сводки, кратко прокомментировал ее: "‚от, всех врагов посокрушали, а
у нас, как и прежде, никаких потерь..." ’ой же ночью вместе с перепуганным
дежурным врачом вошли в палату еще два врача в белых халатах, сказали, что
больного переводЯт в другой госпиталь, переложили с кровати на носилки и
унесли - на десЯть лет - в “сольские лагерЯ...
ЉолЯша - человек битый, голосу не подавал, с героЯми войны всЯкие споры
прекратил, даже против глупейших высказываний, вроде: "‚ызываю огонь на
себЯ!" или "џ бы с ним не пошел в разведку",- не спорил. Ћн уже понЯл и
смирилсЯ с тем, что и боль от ран, и больнаЯ памЯть - это на всю жизнь, это
до гробовой доски, и, когда наплывало прошлое, брало за горло,- он покорно
вновь и вновь переживал и пропускал через себЯ, через свое усталое сердце
неотвЯзное горе, военные будни, слышанное, виденное, в котором было уже и не
разобратьсЯ: где Явь, где бред. € чем больше врали про войну, сочинЯли
красивые слова и картины, тем больнее тому сердцу было, тем горше памЯть -
от себЯ не убежишь, не спрЯчешьсЯ.
Ѓлиже к концу сорок третьего вместо выбывших бойцов начались пополнениЯ
из западных украинцев и из тех, что с сорок первого гола, с массового
отступлениЯ, сидели под спидницей, под бабьей, стало быть, юбкой,- как
огрызнетсЯ немец, ударит, так доблестнаЯ пехота и разбежитсЯ, оголив
артиллерию и все, что позади нее. ‚ батальоны, в роты длЯ корректировки огнЯ
ходили обычно свЯзист с командиром взвода управлениЯ или с командиром
отделениЯ разведки. € вот драпанула пехота вместе с ухарЯми-командирами и
речистыми комиссарами, воюйте на здоровье двое дураков-артиллеристов! „а? Ќо
это ж не в кино, много не навоюешь. Ђ немцы с танками - вот они, наседают, и
тогда старший передает координаты, а свЯзист, весь напружиненный, собранный
длЯ драпа, напрЯженно ждет, когда раздастсЯ на батареЯх слово "‚ыстрел!" - и
затем, выдернув заземлитель, повесив телефонный аппарат на шею, ждет уже на
выходе из блиндажа или в исходе траншеи, когда над головой, снижаЯсь,
зашипЯт снарЯды, настоЯщий же артиллерист, тем более телефонист, обЯзан
отличать по звуку полет своих снарЯдов, и в момент первых взрывов, но лучше
за секунды до них, надо вымахнуть в поле и дать стрекача, да такого, чтоб
ноги земли не слышали.
Ќу и что? Џрибегут они на наблюдательный пункт иль на батарею прЯмиком,
там объЯтьЯ, поцелуи, отцы-командиры картузы в воздух бросают: "Ђх, герои,
герои, герои!"? „а в лучшем случае комбат или кто из дивизиона скажет:
"‚ыскочили? †ивы? Ќу, ужинайте давайте и за лопаты - надо окапыватьсЯ, а то
нам тут так дадут, что и обмотки размотаютсЯ".
€ с разведкой то же самое. “ж больно ловко и героически дела обстоЯт.
ЉолЯша всего один раз ходил в разведку, да вовек ее не забудет. Џод
Џроскуровом - город такой был, и, между прочим, бригада роднаЯ,
артиллерийскаЯ, была поименована Џроскуровской, но коли название города
переменили, сделалсЯ он •мельницкий, то как теперь бригаде-то именоватьсЯ?
Ќу да ладно, разберутсЯ, кому надо.
‡начит, по военным планам должны войска фронта уже далеко за
Џроскуровом быть, но его еще и не видать. ‡астрЯли возле каких-то деревушек
и неожиданного, настоЯщего, овражного леса, уходЯщего до горизонта. ‘нова
контратака, и снова пехота спрыснула. Џопробовали было и артиллеристы
истребительного полка дерзнуть от орудий, следом за пехотой, да поЯвилсЯ
комполка в нарЯдной папахе, встал кривоного на бруствер, орет: "‘мотрите,
подлецы, как вашего командира полка убивать будут!.." - расчеты начали
возвращатьсЯ к орудиЯм, стрелЯть; тех, кто прЯталсЯ, отыскивали, адъютанты и
политруки пинками гнали на позиции.
„ень сидЯт, другой сидЯт - ни с места. Џехоты нет. ‘лух катитсЯ,
заградотрЯдчики вылавливают по деревнЯм в цивильное переодевшихсЯ воинов и
вот-вот в атаку погонЯт. ‚ это времЯ на передовую прикатила стаЯ грЯзью
забрызганных машин, и коренастый человек в кожане стремительно направилсЯ в
блиндаж командира стрелковой дивизии, между прочим, гвардейской, и командир
ее - ѓерой ‘оветского ‘оюза - за ‘талинград. „а где вот они, те, кто
насмерть стоЯл на ‚олге? Џросрали, как говорил, воспитываЯ ЉолЯшу в
Ќовосибирске, важный чин, настоЯщую-то, кадровую армию, рассорили людей
русских по полЯм битв и вот теперь в отребье превратившихсЯ окруженцев,
местных бздунов за родину заставлЯют воевать. Ђ родина-то у них здесь, и они
ее больше любЯт, чем ту, что за “ралом.
Ћдним словом, зашевелилась передоваЯ после отъезда большого чина в
кожане, говорили, сам †уков наезжал и давал разгон. Ђтаковать противника
надо, а где он, сколько его, какие его планы? ‚от тут-то и сгодились
артиллеристы, вот тут-то и выпало им заниматьсЯ не своим делом - идти в
разведку.
…ще на „непровском плацдарме на наблюдательный пункт третьего дивизиона
упал с неба десантник с простреленным парашютом и вывихнул ногу. …го лечили
и допрашивали. Џарень доказал, что он был из той самой бригады, которую
бездарно погубили, выбросив с большой высоты ветер и под огонь немцев.
“целел он только потому, что догадалсЯ прыгать с красным, а не с белым
парашютом, красный темно в ночи глЯдитсЯ, купол прострелили уже над самой
землей. Џарень был ловкий и боевой, говорил, что после того, что он пережил
в небе, ему уже ничего не страшно на земле. …го оставили в бригаде, в
управлении третьего дивизиона, и скоро он возглавил разведку. …му-то и
поручено было отобрать людей и ночью сходить на "ту сторону", посмотреть,
что там и как, если возможность будет, взЯть "Языка".
‚ число четверых попал и ЉолЯша •ахалин, видимо, по признакам
увертливости и ловкости тела, здоровенный еще мужик ѓерасименко, как
догадалсЯ ЉолЯша, ему надлежало тащить "Языка", и тоже боевой, в стрелковых
ротах повоевавший боец Ћбухов.
„есантник весь день не отлипал от стереотрубы, изучал местность и
противника, вел свою троицу поздней ночью, почти уже под утро, уверенно,
точно вывел к двум клунЯм, порЯдочно отстоЯщим от села. ‚ клунЯх были
склады, и вокруг них ходил часовой. …го-то, часового, зЯбнущего в отдалении
от своих, и решено было брать, да вот в жизни так заведено, что не все
просто беретсЯ, что близко ведетсЯ, и с шоферской практики ЉолЯше известно:
самый длинный путь тот, что кажетсЯ коротким.
‡нающий приемы десантник прыгнул на часового, сорвал с него автомат, но
растерЯвшийсЯ было немец так хрЯстнул через голову разведчика, что тот
какое-то времЯ и двигатьсЯ не мог. ЉолЯша •ахалин, в обЯзанности которого
входило зажать пленному рот и сунуть клЯп с приготовленной длЯ этого дела
пилоткой, получил такой удар, что взрывом мелькнуло пламЯ из его правого
глаза, упал он головой в ровик, копанный от бомбежки, следом к нему прилетел
и утих разведчик Ћбухов. ‘пас собратьев-разведчиков ѓерасименко. Џо плану он
должен был надеть на пленного наручники и шел на врага последним. Ќемец и
ѓерасименке завез плюху, но этого так просто не сшибешь! ѓерасименко с
испугу, не иначе, но говорил-то он потом другое и по-другому, ударил
постового самоковными наручниками и попал по голове. ”риц заорал. Љ этой
поре маленько очухалсЯ десантник, выскочили из ровика ЉолЯша с Ћбуховым и
попутали немца, надели-таки на руки врага самоковные наручники с пуд весом,
заткнули вражескую орущую пасть, но и покой нарушили. Џо ним и по
нейтральной полосе открылсЯ сплошной огонь.
"‡а мной!" - скомандовал десантник. ђазведчики поволокли немца в
темень. Ќемец не хотел ползти, сопротивлЯлсЯ. „есантник концом финки
подгонЯл врага: кольнет - тот двинетсЯ, упретсЯ - десантник снова его
кольнет...
Ћгонь отдалЯлсЯ, и разведчики не сразу понЯли, что отползают в тыл, не
сразу же и оценили действиЯ старшего - суньсЯ они через нейтралку, их давно
бы уже перебили, такой шел огонь, иль оцепили бы, накрыли и самих в плен
забрали.
„есантник клонил группу в лесистые овраги.
‚ деревне нарастал шорох, крики, зазвенел мотор мотоцикла, собаки
залаЯли. ‘тарший сказал: "Ќу, фриц, прости, не уберег тебЯ твой бог",- и,
как борова, заколол пленного. ђазведчики долго плутали по лесу, слыша
повсюду голоса и выстрелы. Ќаткнулись, наконец, на ограду из колючих
растений, оцарапавшись, продрались сквозь нее и оказались в неразоренной, на
зиму закрытой пасеке, где и сидели три днЯ, опасаЯсь пчел, фашистов, жевали
плесневелые, мышами источенные сухари, старые соты и воск.
’ем временем наши войска перешли в наступление, продвинулись вперед.
€збитаЯ, исцарапаннаЯ, голоднаЯ разведка Явилась в свою часть. ’ам уже и
похоронки на всех четверых заготовлены.
Ђ вот еще историЯ, презанимательнаЯ, на этот раз из авиационной жизни,
которую ЉолЯша услышал в госпитале.
‚ начале войны одна из наших штурмовых воздушных дивизий летала и
билась на первых, примитивных "€лах". ‘амолет состоЯл из отлитой вроде
сигареты болванки с пропиленной в ней дырой - длЯ пилота, приделанных к этой
болванке крыльев, хвоста и не очень убойного вооружениЯ, защиты же ни сзаду,
ни спереду - зачем вообще советскому воину, пусть и летчику, защита, когда
товарищ ‘талин и его гениальные помощники предусмотрели только наступать,
громить, побеждать. Ќо на болванке той летали летчики кадрового состава, и
немцу не вдруг удалось посбивать и выжечь воистину стойкую, воистину славную
дивизию, но все равно без обороны тЯжелые в управлении, слабоманевренные
самолеты были обречены, и в конце концов осталсЯ в дивизии один только "€л".
‚се
технические силы бросались на этот избитый, издырЯвленный, троса и
кишки за собой волокущий самолет, когда он возвращалсЯ с операции и плюхалсЯ
брюхом на посадочную полосу. € летчики строем стоЯли, чтобы поднЯтьсЯ в
воздух и лететь на врага, который тучею гонЯлсЯ за этим, все времЯ
воскресающим, бессмертным штурмовиком.
Ѓудь на месте немцев наши военные заправилы, они б давно уже списали в
расход две или три фашистских воздушных дивизии и ордена бы получили. Ђ
немец, пока не добил, не уничтожил последний русский самолет, рапортовать не
станет,- не наловчилсЯ он еще как следует рапортовать о досрочно выполненных
планах, о стройках, завершенных за три года вместо пЯтилетки, ему, немцу,
еще предоставитсЯ возможность перенЯть наш передовой опыт по этой части, он
еще докажет, что мухлевать умеет не хуже нас, пусть и не по всей ѓермании, а
лишь на передовой, самой ее демократической части. Ќо в конце концов упрЯмые
немцы добили упрЯмый русский самолет, на который молились, за который
держались, за костЯми которого скрывались: штаб дивизии, политотдел,
хозЯйственные и технические службы, секретные, финансовые отделы, смершевцы,
трибуналыцики, медики и сигнальщики,- в ту пору даже в полносоставной
авиационной части сражались один летающий к пЯти обслуживающим летающего. Љ
концу же войны эта цифра утроитсЯ, где и упЯтеритсЯ, потому как самолет
сделаетсЯ мощнее, боевитей, грозней, следовательно, и военных тунеЯдцев и
дармоедов на него навешаетсЯ несметное количество.
€ли историЯ, свидетелем и участником которой был и сам боец •ахалин.
Џосле Џроскурова хорошо и ладно покатилось наступление вперед на запад,
и осень сухаЯ была, фруктов и овощей урожай невиданный, жратвы от пуза, знай
воюй, громи захватчика! Љак вдруг - о, сколько этих "вдруг" на войне! -
вдруг спотычка, заминка, остановка возле небольшого уютненького городка
‘тароконстантинова. ‘танциЯ тут была довольно разветвленнаЯ, и, должно быть,
немцы не все, что намечали, успели эвакуировать.
Ќу, пошла война нормальнаЯ, привычнаЯ, из пушек и минометов по
городишку и станции палить начали, штурмовики закружились над целЯми, им
известными. ѓород сплошь крыт рыжей черепицей, полетели вверх, красно
сверкаЯ, искры и осколки. ‚ некоторых местах города задымило, на станции
густо полыхали и клубами огнЯ рвались цистерны и какие-то резервуары.
‡а день вперед не продвинулись, город ‘тароконстантинов не взЯли. Ќочью
- менЯлась ли пехота на передовой, резерв ли к ней подтЯгивалсЯ - целый
батальон, ориентируЯсь по нашим аховым картам, заблудилсЯ на пути к цели. Ћн
даже и не заблудилсЯ, а как-то сумел промазать передовую и углубитьсЯ в тылы
врага. “тром из штаба полка запрос: сообщите, где находитесь? ЉакаЯ
боеготовность? Љомандир батальона по карте дает квадрат местонахождениЯ,
ориентиры, и главный из них - перед батальоном железнодорожнаЯ станциЯ, а
вот соседей ни справа, ни слева отчего-то нету. Ќе прошло и десЯти минут,
как сам уже командир полка требует уточнений. € раз, и два, и три требует -
и все выходит, что доблестный его батальон обошел город ‘тароконстантинов,
находитсЯ в его тылу, и, коли никакого сопротивлениЯ не встретили, значит,
противник ночью город оставил, и выходит что? ‚ыходит, его полк взЯл сам,
один этот город, имеющий важное стратегическое значение по причине крупного
железнодорожного узла, совсем мало разбитого нашими штурмовиками и
артиллерией.
Љ этой поре, к концу сорок четвертого года, червоноармейские командиры
воевать немного подучились, хотЯ людей по-прежнему не щадили и не жалели, и
армиЯ несла прЯмые потери на фронте, не меньшие, чем и в сорок первом, но уж
зато хитрить, обманывать, карьеру лепить наловчились так. что со времен
сотворениЯ где-либо и каких-либо армии не встречалось такого. € эта вот
хитрость, обман большого и даже совсем небольшого командованиЯ тихо и
"незаметно" всюду, вплоть до ЉремлЯ,- поощрЯлись и сходили как бы за "мелкую
инициативу", а средь солдат - "за находчивость". ‚се чаще и чаше крупные
города штурмовались и брались без надлежащей поддержки, без подтЯгиваниЯ
свежих сил одной армией, дивизией с ходу, с лету, "умелым маневром". € уж,
конечно, за все за это командиры армии, корпусов, дивизий отмечались и в
приказе ‚ерховного, повышались в звании, непременно получали звезду ѓероЯ
‘оветского ‘оюза.
Ђрмией, корпусом, дивизией, а если полком? Ћдин стрелковый полк вот
взЯл и овладел городом ‘тароконстантиновом и важным железнодорожным узлом.-
да ведь осыплют наградами и почестЯми весь полк, присвоЯт гвардейское звание
полку, и впредь полк будет называтьсЯ - Ћтдельный, ‘тароконстантиновский,
самого ж полковника в генералы произведут, звезду ѓероЯ ему на грудь
прицепЯт и на дивизию поставЯт, остарел прежний комдив, волокетсЯ вот где-то
со штабом своим и войском, а тут передовой полк сверхбоевую задачу выполнил,
городом овладел, о чем командир полка с утра пораньше доложил в верха и от
радости загулЯл.
ЂЌ, не успела дивизиЯ подтЯнутьсЯ и развернутьсЯ, как батальон,
забравшийсЯ сдуру в тылы противника, попал в переплет, завЯзал бой с
отходЯщим из ‘тароконстантинова немцем, был почти полностью смЯт, потому как
нигде, ни к кому не привЯзан, никем не поддержан. € в городе самом
постреливают, кто, где, почему?
Џока выЯснЯли обстановку, пока выручали остатки батальона, вот тебе и
обед. Ђ после обеда привычно уже, в четыре часа по радио должен прозвучать
приказ ‚ерховного ѓлавнокомандующего о наших победах, об освобожденных
городах и населенных пунктах - душу греют эти сообщениЯ, на моральный дух
войска очень положительно влиЯют, сил прибавлЯют.
ЉолЯша, помнитсЯ, с телефоном из блиндажа вылез, сидит на бровке хода
сообщениЯ, ноги свесив, греетсЯ на солнышке. € вот он, приказ, радист звук
усилил. ‚се слушают голос ‹евитана, торжественно, железно звучащий. Џошло
перечисление городов и городков, названиЯ частей, их освободивших, и, среди
прочих других побед, как-то особенно громко, почти оглушающе прозвучало
название - ‘тароконстантинов, и особо выделен и отмечен доблестный
стрелковый полк, героическим броском его освободивший, и фамилиЯ командира
полка названа чуть ли не наперед командира дивизии стрелковой.
‘вЯзист •ахалин умирать будет, но не забудет, как умолкло все вокруг,
как перестало бродить, шевелитьсЯ, дышать войско - обманули самого
‚ерховного ѓлавнокомандующего, самого товарища ‘талина!
ЉолЯша •ахалин поскорее с глаз вон и с собою телефон, в землю, под
накат. ‚ блиндаже, схватившись за голову, командир дивизиона сидит, не
лаетсЯ, ничего не говорит. ЏоднЯл голову, глЯнул на ЉолЯшу унылым взглЯдом:
- ‚ызывай комбатов,- затем протЯнул руку за трубкой и сказал: -
‚ыкатывайте орудиЯ на прЯмую. Ќе разведано? Ќе засечено? Ђ Я этого,
по-вашему, не знаю? ‡асекать во времЯ боЯ, бить по действующим точкам. Ђга,
Я вам сей миг поднесу и данные, и согласованность!.. ‘ейчас начнетсЯ то, что
у нас именуетсЯ штурмом,- погонЯт все стадо без разбора, так помогайте
штурмующим и не давайте лишка народу губить, у нас его и так осталось...
€ погнали правого и виноватого, всех, кто был на виду, на ходу и на
пути повстречалсЯ. ‚перед, вперед, под пулеметы, искупаЯ позор,
расплачиваЯсь за разгильдЯйство. Љ вечеру город взЯли, не шибко и искрошив
его, да и некого особо было крошить - немцы отвели уже основные силы,
оставив хорошо поставленные пулеметы на водокачке, на пожарной каланче, на
вершине костела, на луковках прикладбищенского храма да на чердаках высоких
домов, которых, слава Ѓогу, в этом городе оказалось немного.
€ сколько ж народу, все тех же сирых солдатиков, осталось лежать в
полЯх, по высоткам да по зеленым улочкам тихого городка, который можно и
нужно было взЯть бескровно!..
ЉолЯша •ахалин этаких историй знает и наслышалсЯ столько, что, ежели их
порассказать,- тысЯча и две ночи получитсЯ. Ќо он уже давно, с детства
считай, знает, о чем говорить можно, а о чем помолчать следует или †енЯре за
печкой высказать, облегчить сердце. —тобы не впасть во грех, он не станет
ходить с выступающими героЯми, врать про войну, лучше стишок сочинит и
пошлет в газетку, там его напечатают и три, а когда и пЯть рублей пришлют,
аккурат на поллитру, иногда и с закуской.
‚ областном, не очень уютном, переполненном госпитале ЉолЯша •ахалин с
ходу освоилсЯ с культурной его общественностью и с ходу же написал стих в
стенгазету под названием "Џобедный стЯг", заделалсЯ активным читателем
госпитальной библиотеки, распространителем "Ѓлокнота агитатора" и другой
политической литературы. Џроводил беседы в палатах на разные темы,
совершенствовалсЯ в игре на гармошке, но выступать вместе с группой
бойкоЯзыких выздоравливающих не ходил, чем весьма удивлЯл бывшего начальника
финансового отдела гвардейской стрелковой дивизии ѓринберга ЊоисеЯ
Ѓорисовича, возглавлЯвшего в госпитале агитационную кампанию. ѓринберг
Њоисей Ѓорисович хотЯ ранен и не был, но ежегодно проводил в госпитале
профилактическое лечение сердца, печенки и почек, подорванных на фронте.
ЉолЯша сказал наседающему на него активисту, что подвигов никаких на фронте
не сотворил. "„а как же так?! - изумлЯлсЯ ѓринберг.- „ва ранениЯ, орден и
медаль имеете, кто ж тогда герой, как не вы? Љому ж тогда молодежь
воспитывать?.."
‚ Љрасновишерске разрешилась девочкой †енЯра и намекнула в письме, что
надо бы узаконить супружеские отношениЯ, расписатьсЯ, ребенок должен быть
зарегистрирован и на довольствие поставлен. Џока она дочку везде записывает
по фамилии •ахалина, однако ж всюду требуют свидетельство о браке.
ЉолЯша длинно, путано ответил, что не отрицает он своих родительских
обЯзанностей, и, когда из госпиталЯ выйдет, найдет легкую работу, встанет на
квартиру,- непременно вытребует к себе семью в областной центр, потому как в
Љрасновишерск, к любимой теще, его нисколько не манит.
’ертый калач ЉолЯша •ахалин ловок и увертлив в этой жизни сделалсЯ. „а
половчей и повертче его народу развелось дополна. ‚се должности, где можно
получать зарплату и ничего не делать или ловчить, показываЯ, как ее, работу,
усердно делаешь,- порасхватали. и вышел ЉолЯша на всем доступные, ближние
рубежи: хватил базару - поторговал табачком, разбавлЯЯ самосад тертой
жалицей и сухой полынью; ездил со спекулЯнтами в город химиков Ѓерезники за
содой, хорошо выручилсЯ, но, как выручилсЯ с компанией инвалидов, так в
компании той денежки и прокутил. “спел, правда, отправить †енЯре пЯтьсот
рублей - аккурат на булку хлеба.
€ все-таки на легкую работу он попал - военкомат юмог устроитьсЯ
физоргом-организатором на завод имени товарища ‹енина, в Њотовилихе.
”изкультурный отдел завода возглавлЯл румЯный, жизнерадостный мужик по
фамилии Ђбальц, по имени-отчеству Љарл Ђрнольдович, который почему-то всем
приказывал называть его ‹енчиком.
Џривезенный с ‡апада и брошенный сгорать в горЯчий цех на “рале, он
выдавал себЯ за немца, хотЯ намешано в тем было кровей с десЯток.
Ќачальство, глЯдЯ на бурного и бестолкового работЯгу, турнуло его на мороз -
отгружать и погружать отливки - немец же! Љабы чего не взорвал! ‘о двора
‹енчика убрало времЯ и тигринаЯ ловкость. ‘делалсЯ он ни много ни мало -
комендантом общежитиЯ, сперва одного, затем всех заводских общежитии. ‹енчик
вспоминал ту пору - это самую-то середину войны! - жмурЯсь, что кот. Џопил
он и поел сладко; кадры женские поспасал от застоЯ, пока не нарвалсЯ на
‹юдку Џерегудину, котораЯ, забеременев, не полезла в петлю, не стала пить
отраву, не сделала аборт, как многие ухажерки ‹енчика. Ћна пошла к парторгу
завода, а тогда еще редко ходили бабы к комиссарам, к парторгам. ’от
заводской парторг был из военных комиссаров, инвалид войны. Ћн вместо того,
чтоб уговаривать, убеждать, взЯл ‹енчика за грудки и, багровеЯ, сказал: если
он, недобитый враг, обездолит русскую бабу и ребенка,- поедет в лес - валить
древесину длЯ лож боевых винтовок и на лыжи...
Љ поре пересечениЯ жизненных путей ‹енчика и ЉолЯши у Ђбальцев было уже
двое детей. ‹юдка ходила разодетаЯ в шмотки из американских подарков,
прицеливалась родить третье дитЯ. ‹енчик заправлЯл заводской физкультурой и
жил в общем-то, как и прежде, вольной физкультурной жизнью. Љ ЉолЯше
•ахалину - фронтовику, который к физкультуре был не годен и вообще ничего не
умел - ни физкультурить, ни руководить, начальник отнессЯ по-отечески, не
должно так быть, чтоб фронтовик пропадал. ђаспознав о его писчих увлечениЯх,
‹енчик на первый случай организовал корпункт при физотделе, назначив во
главе его ЉолЯшу. и приказал писать отчеты в многотиражку, в областные
газеты "ЊолодаЯ гвардиЯ" и "‡везда" - о громких спортивных делах на заводе
имени товарища ‹енина.
€ пошло-поехало творчество! Џрозой ЉолЯша писал о физвоспитании, о
спортивных соревнованиЯх на заводе, стихами же восславлЯл весь советский
спорт, ну и не забывал выдать к женскому дню ‚осьмое марта, к Џервомаю, ко
дню Џарижской коммуны стихопродукцию. ‘тишки исхитрЯлсЯ он писать
"лесенкой", как у ЊаЯковского,- чтоб гонорару выходило побольше. Џоскольку
‹енчик его угощал, он тоже был вынужден угощать своего шефа. Ќачал посещать
литературный кружок при ‘оюзе писателей, разок-другой вступил в творческую
полемику, потом уж и завсегдатаем литсобраний сделалсЯ, прослыл теоретиком
поэзии и компаньоном в застолье...
€ только никак не получалось помочь †енЯре. €ногда это угнетало совесть
поэта. ‹енчик Ђбальц. узнав однажды, сколько платЯт за заметки и стишки,
возмутилсЯ, по-русски изматерилсЯ и подал мысль занЯтьсЯ ЉолЯше судейством.
”утбол хромому судить несподручно, но волейбол, пинг-понг, легкоатлетические
соревнованиЯ, когда надо судить за столом или наверху, в корзине.- он вполне
одолеет, пусть только изучит наставлениЯ и правила, а потом уж, на месте,
соображает, кого, как, за что и, главное, за сколько судить. Њеж цехами,
особенно меж заводами идет сражение, как у турков с русскими под €змаилом.
‡а первенство профсоюзные коллективы всегда готовы "подсобить" судье в его
справедливой и сложной работе.
‘лавно пошли дела у ЉолЯши •ахалина, карманные деньги завелись, друзей
полон город Њолотов. Ћн и про †енЯру с дочерью забывать начал. Ќо она
Явилась из Љрасновишерска сама, да еще и с ребенком.
Ѓыла у ‹енчика Ђбальца резервнаЯ комната в одном из старых общежитий, в
ней и обреталсЯ ЉолЯша, часто, по просьбе хозЯина, освобождал комнату и
койку, иной раз и на всю ночь - значит, ‹енчик сказал своей жене, что уехал
судить областные соревнованиЯ, а она делала вид, будто верила этому, потому
как ‹енчик с "соревнований" привозил какой-нибудь сувенир и деньги.
†енЯра - проницательный человек, сразу же угадала сущность мужниного
жильЯ, назвала его комнатой свиданий и решительно потребовала:
- ‚от что, друг ситный! ’ы уж больно поговорки и приговорки всЯкие
любишь, так вот есть такаЯ: лучше женитьсЯ, чем волочитьсЯ. Ђйда-ко под
венец, а то, Я глЯжу, ты здесь здорово захолостЯковал, не говорю уж про нас
с дочкой, вроде бы даже и про хромую ногу забыл - петушком прыгаешь!..
Џришлось идти в Њотовилихинский ‡Ђѓ‘ - расписыватьсЯ. ‘видетелЯми при
регистрации ЯвлЯлись Ђбальц Љарл Ђрнольдович и ‹юдмила Џрокофьевна
Ђбальц-Џерегудина. "‘веди Ѓог вас и накорми нас!" - молвила свидетельница и
увела молодоженов к себе, выставила на стол винегрет, соленые грибы и
вареную картошку да бутылку разведенного спирта. †ених от себЯ, из бокового
кармана заношенного бушлата поллитровку вынул. € грЯнула свадьба, скораЯ,
что вода полаЯ. Џили и пели. ЉолЯша, уперев негнущуюсЯ ногу в дырку детского
стульчака, играл на гармошке, валЯсь с боку на бок, тенорил, правда,
хрипловато. Љак всегда по пьЯни, завел он песню своей незабываемой
артиллерийской бригады, от которой только песнЯ и осталась,- бригаду и всю
Љраснознаменную Љиевско-†итомирскую дивизию давно уже расформировали,
знамена в военный музей сдали. ‚ смысле слова и искусства все схватывающий
на ходу, он изрЯдно поднаторел на гармошке, так что, если даже на тротуар
где усЯдетсЯ,- без милостыни не останетсЯ.
‘олдату на фронте тЯжело без любимой,
’ы пиши мне почаще, пиши, не тревожь.
Ѓыть может, не скоро вернусь Я к любимой,
Ќо становитсЯ легче, когда песню поешь...

Љогда песнЯ дошла до середины и накатили слова:
Ђлена, Ђлена, дорогаЯ подруга,
Ћт менЯ далеко ты - и в год не дойдешь.
Ѓыть может, не скоро вернусь Я к любимой... -
все уж лицо ЉолЯши залило слезами, с носу капало, в углах губ
скапливалась соленаЯ влага, гармонист трЯс горькою головою, стрЯхиваЯ мокро
на воздух.
‚се плакали. Љроме трезвой †енЯры. Џрижав ребенка к себе, она смотрела,
как уверенно, притиснув к стене стульчак с дыркой длЯ горшка, наЯривает на
гармошке, поет и плачет ее ныне законный муж, и едва удерживалась, чтобы не
нахлестать этого непутевого мужичонку по щекам, потом упасть ему на грудь и
тоже выплакатьсЯ.
- —тоб тебЯ, ЉолЯша, пополам да в черепьЯ, как говаривала моЯ мама,-
жалостно проговорила ‹юдка, утираЯсь бумажной салфеткой.- ‚ечно ты
разбередишь душу, про папу моего бедного напомнишь - совсем ведь, совсем
молодой погиб...- всхлипывала ‹юдка, доставаЯ из буфета еще одну бутылку.
- Њожет, хватит,- подала робкий голос невеста.
- —его хватит? —его хватит? ’ы посмотри на моего благоверного - в него
же, как в паровозный тендер,- из шланги лить надо!
‹енчик Ђбальц от похвалы запламенел что праздничный кумач, обнЯл жену
волосатой ручищей, попыталсЯ ее нежно приласкать, но она толкнула его локтем
в грудь и, разливаЯ жидкость по рюмкам, наставительно молвила:
- ‚от че Я те, подруга моЯ дорогаЯ, скажу. ‚ девках ты много плакала,
значит, замужем тебе выть. ‡абирай-ка ты своего физкультурника и увози куда
глаза глЯдЯт. ‘опьетсЯ он здесь, разбалуетсЯ совсем, ханыгой станет...
‚ дальнейшем продолжении застольного разговора ‹юдка твердо и почти
трезво заЯвила, что своего супруга ей уж не исправить, и она ему все равно
голову отрубит или посадит лет на десЯть. ‚от дети подрастут, и она исполнит
свой завет. Џока же потерпит. ђади детей.
‘амое интересное было то, что ‹енчик Ђбальц выслушивал эти угрозы, чуть
ли не зеваЯ,- скучно ему было слушать подобные речи. ЌаслушалсЯ он их - кто
его к смерти не приговаривал?! ‘оветскаЯ власть - за чужую кровь; бабы - за
любовь и обман; бухгалтеры - за путаную отчетность; блатЯги - за мухлевание
в картах; спортсмены - за увертливость и неправильное судейство соревнований
на первенство завода или города...
...Ќе вдруг, не сразу устроилась жизнь супругов •ахалиных - времЯ
приспело такое, что все устраивались, внедрЯлись в мирную жизнь, и этой паре
никак не находилось подходЯщего места среди людей.
†или они в той самой "комнате свиданий". †енЯра числилась уборщицей и
вахтершей в общежитии, еще подрабатывала стиркой, шитьем, упочинкой. ЉолЯшу
она устроила на почту - экспедитором, однако он и там пил, да к тому же
простужалсЯ, часто болел и попадал в госпиталь, откуда выписыватьсЯ не
торопилсЯ. € всЯкий раз, завалившись в госпиталь, ЉолЯша заставал там новых
больных, раненые бойцы вымирали, а ѓринберг Њоисей Ѓорисович до того
долечилсЯ, что и в самом деле стал болеть, сделалсЯ плох, одрЯб, посерел
лицом, но упрЯмо ходил воспитывать молодежь по клубам, красным уголкам цехов
и предприЯтий, по школам. †аловатьсЯ, правда, стал, что молодое поколение в
школах слушает ветеранов невнимательно, более того, бросает обидные реплики
из зала.
"‹юди начинают уставать от враньЯ",- думал ЉолЯша •ахалин, которого все
чаще называли уже Ќиколаем €вановичем, правда, частенько шалопай ЉолЯша
настигал солидного ЌиколаЯ €вановича, давал ему подножки.
‚сЯкий человек есть человек, инвалид - тоже, и российскому человеку,
хоть он и больной, хоть и в госпитале,- тоже выпить хочетсЯ, но где средства
брать? Џенсию жена забирает, зарплата короче воробьиного носа - редко
удаетсЯ рублишко-другой утаить, выходит, надо самому вертетьсЯ, добывать
денег на выпивку.
‚одились в госпитале и по-за ним "стервЯтники" из ветеранов, это те,
что рыскали по городу, трЯсЯ инвалидной книжкой, покупали без очереди
продукты, шмотки, билеты на железнодорожном вокзале и тут же продавали их по
спекулЯтивным ценам. ЉолЯша презирал "стервЯтников", плевалсЯ, ругал их,
мол, позорЯт честь советского воина, но так грыз внутри червь, так сосал его
ненасытный глист, что не выдержал он и подалсЯ к магазину "Љолбасы", где уже
паслось с десЯток шустрЯков в капроновых шлЯпах, с колодками на пиджаках.
ЉолЯша к этой поре инвалидность утратил - себе дороже, пенсиЯ-то сто
восемьдесЯт рублей, на стакан кислухи едва хватает. …жемесЯчно на комиссию -
день пропадает без оплаты, восемьсот граммов хлеба по карточкам, когда булка
хлеба тЯнула на базаре на тысЯчу. ‚от ЉолЯша и перестал ходить на комиссии.
Ќе он один, многие калеки войны утратили инвалидность по третьей группе. €,
ох, спохватЯтсЯ они на старости лет, тратЯ последние нервы, примутсЯ
восстанавливать инвалидность, и у кого справки из госпиталЯ велись, те с
грехом пополам, с проволочками, достойными строгого коммунистического учета,
восстановЯтсЯ. Ќо многие так и лЯгут в гроб, хлопоча о справках, так и не
дождутсЯ благ от государства, которое спохватитсЯ и вспомнит о солдатах,
спасших мир и отечество от фашизма, лишь к тридцатилетию Џобеды, когда уж
совсем проредЯтсЯ колонны бывших бойцов и не так уж накладно государству
будет благодетельствовать оставшихсЯ в живых.
‚ыпЯчиваЯ грудь с колодками, ЉолЯша купил два килограмма сосисок и
вошел в соседний, каменный двор, где перекупщиков уже дожидались торопливые
люди. †енщина в грубых, какой-то химией скоробленных ботинках, желтаЯ лицом,
с пепельными натеками под глазами, заталкиваЯ в сумку висюльки сосисок, с
ненавистью глЯдела на продавца:
- Љолодки нацепил! ‚ штабе каком-нибудь ошивалсЯ альбо в
комиссаришках...- и пошла по грЯзным лужам, не разбираЯ дороги, шурша
тЯжелой, как бы жестЯной юбкой, тоже химией вылуженной.
‡арексЯ ЉолЯша ходить с бригадами "стервЯтников" на промысел, но на
уговоры ѓринберга поддалсЯ, сделал вылазку-другую на платные вечера с
патриотическими выступлениЯми. ‚ доме пионеров, по наводке и подсказке ‹юдки
Ђбальц-Џерегудовой засекла †енЯра мужа. Ќу и дала она копоти!
- „а что же это ты делаешь?! „о чего же ты, Љолька-свист, докатилсЯ?!
ЉолЯша поразилсЯ: †енЯра вспомнила - и к месту! - его давнее прозвище.
- џ за что к тебе приластилась-то! „а за то, что ты про свЯтое дело -
про войну - не брехал, в партию в ихнюю не записалсЯ! Ќасмотрелась Я за
войну-то, наслушалась наших партийцев почтовых да из цензуры которые... ’ы
думаешь, где вот они сейчас? ’ак же, как мы, бездомовые, полуголодные,
маютсЯ? „а о них-то как раз братики-энкэвэдэшники позаботились! Џредложили
занЯть квартиры в центре ђиги, дали хлебные должности! †ивут, жируют по
‹атвиЯм да по ќстониЯм! Ќо Я им не завидую, неэт! Џридет, придет пора -
вернутсЯ прибалты из лагерей и ссылок, не все, но вернутсЯ... € что тогда?
—то, Я тебЯ спрашиваю?
- „а откудова Я знаю? - отозвалсЯ ЉолЯша и подумал, что, если жена
узнает, как он сосисками подторговывал,- тогда уж все! ’огда конец их
семейному союзу!..
- Ђ ты знай! ‡най! € войну помни! Ђ то опустилсЯ до того, что тоже по
школам да по клубам пошел! ‚месте с этими, что в капроновых шлЯпах... ’оже
принЯлсЯ брехать, копейки и рюмки сшибать! •оть бы стишки свои
патриотические читал, а то туда же: "џ! џ! Њы! Њы!" ѓерои, понимаете ли,
отважные воины!.. „а как же тебе, израненному, в военное говно носом
натыканному, не стыдно-то?! Љак же тебе не совестно?! - †енЯру бил кашель,
она вскочила и, показываЯ куда-то в темный угол, пыталась выкрикнуть: - ‚от
клЯнусь! ЏамЯтью отца клЯнусь! „итем нашим клЯнусь: если ты будешь так себЯ
вести - брошу Я тебЯ! Ѓрошу! € шлЯпу эту, шлЯпу...- она поискала глазами
капроновую шлЯпу, нашла, швырнула на пол и принЯлась ее топтать, раненно при
этом кричала, плакала, закатисто кашлЯла.
Ќе выдержав такого бунта и суда, ЉолЯша прижал к себе свою †енЯру,
чувствуЯ под руками ходуном ходЯщие от кашлЯ лопатки, ощущал все ее усталое,
изношенное до времени тело, успокаиваЯ кашель, гладил по спине русскую,
горькую бабу, многотерпеливую жену свою богоданную и, тоже заплакав, под
конец беседы дал обещание, что никогда больше, никогда не будет врать про
войну и ни за что ее, †енЯру, ни на кого не променЯет.
“же поздней ночью, от слез и нервного приступа ослабелаЯ, обласканнаЯ,
утешеннаЯ мужем, уютно лежа на его все еще мускулистой руке, †енЯра
рассказывала о самом сокровенном:
- ‚от ты сперва добивалсЯ, но потом, по пьЯнке и в суете, про все
забыл, кто был у менЯ первый мужчина, и как он был, и что было. € врать не
стану, первый ведь первый, а второй есть второй. ЏривЯзалась Я к тому
мужчине и отдалась ему не только потому, что срок пришел и терпениЯ не
стало, но и потому, что всю эту тыловую публику он презирал и громил. €з
госпиталЯ, лейтенант пехоты, при орденах, по ошибке, видать, к нам назначен
был. Љак напьетсЯ, а пил он кажин день, так и пойдет, и пойдет: "Ђх вы,
тыловые крысы! Ђх вы, рожи поганые! ‚от вы где присосались! ‚от в каком
малиннике пасетесь!.." џ хоть в кладовке, хоть в норе своей пыльной
копошусь, но все слышу и восхищаюсь! …здили мы с ним однажды на станцию за
поступлениЯми, завернули в садочек - Яблочек потрЯсти, вкусили плода, как
Ђдам и …ва, ну и... “пекли скоро бунтарЯ-лейтенанта туда, куда надо,- на
передовую. Ђ Я, слава Ѓогу, осталась без последствий. Ќаши коты иной раз в
кладовку заглЯдывали, так Я эту погань склизкую шваброй... Ћ-о, ѓосподи! Ќи
молодости, ни цветов, ни свиданий, одни слезы. „евки на сортировке как
грЯнут, бывало, в сотню голосов "‹учинушку" иль "Џод окном черемуха
колышетсЯ..." - Я слезами в своем уголке зайдусь. Ќе раз менЯ и водой
отпаивали, не раз и Я отпаивала... € аборты девки сами себе делали - от
случайных кавалеров, и срамом занимались, сами себЯ удовлетворЯЯ. —то тут
сделаешь? Џрирода свое берет. Ѓог им судьЯ. ‚ цензуре несколько кобыл друг с
дружкой грешили, дак сейчас и это не диво. „иво, что фельдшеришко наш с
парнем-баЯнистом жил - при таком-то изобилии мающихсЯ женских тел!.. Ђ мой
лейтенант с передовой прислал одно письмо - и отрезало. Џропал, видно,- уж
больно бедовый был! - †енЯра помолчала, вздохнула и потеребила ЉолЯшу за
вихор.- „вое мужчин в моей жизни было, и оба охломоны,- закончила она беседу
и, по-детски тонко всхлипнув, уснула.
ЉолЯша же долго еше лежал, не шевелЯсь, и думал о том, что жену свою он
уважает, может, даже любит, да до сего дни как-то не догадывалсЯ об этом
подумать. Ќо что жалеет он жену и дальше еще больше будет жалеть, это уж
точно, это уж вернЯк.
—асть третьЯ
‹“ЌЌ›‰ Ѓ‹€Љ
†енЯра сообщила, что есть набор на сибирские новостройки и есть места
на почте нового района. Џожалуй что, пора им покидать "комнату свиданий" и
весь этот уральский рай, да и устраиватьсЯ основательно, а то в гнилой
общежитке и сами догниют.
€ покатила семьЯ •ахалиных с толпами, кучами, стадами на загадочную
сибирскую землю. € однажды, стоЯ у дверей вагона, ЉолЯша объЯвил жене, что
проезжают они его родину, где уж нет никого и ничего - ни родных и ни
родного.
‚ далеком горном краю супруги •ахалины устроились в новом городке
гидростроителей работать на почту: она - оператором, он снова экспедитором.
Ќе сразу, но и жилье получили, и зажили той жизнью, какою жили миллионы,
сотнЯ миллионов советских граждан, едва сводЯ концы с концами, из года в год
простаиваЯ в очередЯх за всем, что выкидывали в магазинах длЯ продажи.
Џосле угарного “рала в новом таежном городке здоровье †енЯры пошло на
поправку, но пристала пора дочери урке поступать в институт, в
педагогический призвание ее кликало, и начали они готовитьсЯ к переезду в
краевой центр. Ђ в нем копоти, дыму и каких-то частиц и новых элементов в
смеси с радиацией еще больше, чем на “рале. Ќо... как же! Љак же! „очь
мечтает стать педагогом!
урочка же призвание свое выЯвила в иных направлениЯх - на втором курсе
вместо науки обрела брюхо. ‚зЯвши хахалЯ ‚алеру за грудки, родители ее
заставили "мастера" сделатьсЯ их зЯтем. € вот уже и урочка, и
‚алера-студент, спустившийсЯ с первобытных тувинских гор в центры, в науку,
и сынок их €горь повисли на бедной почтовой зарплате супругов •ахалиных.
…ще в конце пЯтидесЯтых годов инвалиду войны •ахалину вырешили участок
земли, и, если б не участок тот, не свои овощи,- подыхать бы с голоду всему
этому боевому тунеЯдному взводу, как называл иждивенцев и нахлебников
Ќиколай €ванович. “часток недалеко, в пригороде, и, сначала играЯ в огород и
землю, супруги постепенно втЯнулись в это дело, вырастили полезные кусты,
деревца, построили избушку с печкой, двумЯ топчанами и столом меж ними, да и
привЯзались ко клочку земли, ими обустроенному.
“гомонилсЯ, притих, не егозилсЯ, не искал жизненных разнообразий
Ќиколай €ванович, хотЯ чувствовал, что рамка той жизни, в которую он
втиснут, тесна, однако люди и к колодкам, и к кандалам привыкали. ђамка, она
только шею стеснЯет, голову же тревожит совсем по другой причине -
натура-дура все еще ехать, бежать куда-то зовет. Ќиколай €ванович укрощал
себЯ, сколько мог, но совсем уж немолодым съездил на дали дальние, в свЯтые
места, за что и получил новую кличку - монах.
Ѓудучи в очередной раз в госпитале, от праздности и бездельЯ он возьми
да и напиши однажды письмо в город ђовно, ѓурьЯну с ’уськой, безо всЯкой
надежды на ответ - времени-то прошло - вечность! Ќо как совладать с
побуждениЯми безродного человека - искать и найти хоть какую-то родную душу
на земле? Ђ ответ-то, бах-трах, через месЯц и пришел. ’олько на конверте, на
обратном адресе, значитсЯ: ѓарпина ’арасовна ѓунько.
—удеса в решете! Ћткликнулась ѓапка, та самаЯ, с которой у ЉолЯши
летучий роман заводилсЯ. Ћна сообщала, что ѓурьЯна с ’уськой здесь уже давно
нэмае. ѓурьЯн еще много рокив назад поихав на свежее вино до Љишинева да и
потерЯлсЯ. ’усЯ ждала его, ждала и кинулась искать. € нашла - аж на острове
‚алааме, куда свозили безнадежных калек. Ћттуда, с ‚алаама, ’уська сперва
присылала письма, интересовалась хозЯйством, но потом писать перестала,
по-видимому, узнала, что до своих хат начали возвращатьсЯ настоЯщие, по
‘обиру кое-где уцелевшие хозЯева.
€ вот еще годы спустЯ, выйдЯ на пенсию, покатил Ќиколай €ванович в
‹енинград, оттуда на туристическом теплоходе правитьсЯ к ‚алааму. …сли б кто
его спросил, зачем и почему он в такую даль едет, резонно ответить старый
солдат не сумел бы.
‚ пути у ЌиколаЯ €вановича случилось очень загадочное, можно сказать,
символическое видение. Џосле того, как туристы перестали бегать друг за
дружкой по палубе, на корме отгремела музыка, под которую, кто во что
горазд, прыгали, топотили, вихлЯлись, а которые пары в экстазе почти и
совокуплЯлись, и усталые, разгорЯченные танцоры, готовые к ночным схваткам,
разбрелись по каютам, Ќиколай €ванович придвинул витое кресло к носовой
загородке, наблюдал за природой и думал о жизни. Ќа воде озера,
успокоенного, мирно дремлющего, лежало серебристое с краев, в середке медно
окислившеесЯ отражение луны. ’еплоход все норовил наехать на него,
расколоть, раскрошить, но пЯтно луны легко, играючи откатывалось от почти
его достигшего железного плуга, оставлЯЯ лишь призрачный, легкой фольгой
расстилающийсЯ блик. Ќе отрываЯсь, смотрел и смотрел беспокойный человек на
эту затейливую игру, и то ему хотелось, прЯмо-таки нетерпеливо ждалось,
чтобы шумЯщей водой теплоход смЯл, порезал волшебно сиЯющий круг, но еше
шибчее хотелось ему, чтоб вечно так было: широкое, тихое озеро с пЯтнами
островов вдали, искрЯщихсЯ огнЯми.- и там кто-то живет! ‚от так бы плыть,
плыть, завороженному луной, утихшему в себе, все тревоги позабывшему, себе,
только себе и природе принадлежащему, доверчиво ей отдавшемусЯ. ‚ книгах это
называетсЯ точным словом - блаженство!
„а разве возможно блаженство там, где есть люди, исчадьЯ эти, советские
охламоны, везде со своими уставами, правилами, указаниЯми - жить, как
велено, но не так, как твоей душеньке хочетсЯ.
- ѓражданин! - тронули ЌиколаЯ €вановича за плечо.- Ћтбой был, пора в
каюту. Ќочью на палубе нельзЯ.
- Ќу почему нельзЯ-то, почему? Ќе лунатик Я, вина не пил, почти не
пил,- поправилсЯ Ќиколай €ванович.- Ќа мачту не полезу, за борт не
выброшусь.
Ћн говорил и в то же времЯ смотрел, что там и как с луной-то? € вдруг
теплоход наехал, разбил отражение небесного светила. Ќиколай €ванович
схватил дежурного матроса за руку и потащил на корму. ђазрезаннаЯ пополам,
разбитаЯ на куски, смЯтаЯ луна растерЯнно качалась за кормой, но, соединЯЯсь
воедино, блики, крошки, тени, обиженно моргаЯ, укатывались вдаль, подранком
билась поврежденнаЯ луна, укрываЯсь в темень берегов.
- ’ы пойми, пойми, что произошло-то! ’ут весь смысл нашей проклЯтой
жизни! Њы пришли, чтобы разрушить прекрасное. € выходит что? Ђх, как бы
тебе, парень, это объЯснить. †алко, понимаешь, жалко все, себЯ, тебЯ, людей,
это озеро...
- Ќу вот, а говорите - не пьЯный. ‚он какую барабу несете. €дите и
проспитесь.
Ќикем не понЯтый, Ќиколай €ванович ушел в четырехместную каюту, где
попутчики его уже крепко спали и видели, поди-ка, уж четвертый, если не
пЯтый, сон. ‚ бутылке за диваном у ЌиколаЯ €вановича еще было вино
"ђкацители". Ћн его допил прЯмо из горла, упал, не снЯв пиджака, лицом в
подушку и подумал, что зрЯ он едет на ‚алаам, не найдет он там среди толпы
инвалидов своей братвы, не обретет успокоениЯ. € жизнь он прожил зрЯшную,
никчемную: ни шофера, ни отца, ни поэта - ничего-ничего из него не
получилось. Ђ ведь сулила же чего-то жизнь-то, манила в даль светлую, ко
днЯм необыкновенным и делам захватывающим звала.
Ќу, а †енЯра, урка, €горь? ђазве этого мало - вырастить, не уморить в
‘тране ‘оветов, в такое-то времЯ дочь, а потом и внука. ќто ж у нас почти
подвиг - выжить-то! Ќо подвиг-то, если по совести, сотворила †енЯра. Ђ
зачем? „лЯ чего? „лЯ кого? урка ушла в люди, чужой стала. €горЯ, глЯди, так
уж скоро в армию заберут, тоже чужим сделают.
‹юди вон и на ‹уну слетали уж, а Я все изображаю из себЯ что-то,
рифмую: "клизму - коммунизму", "вперед - зовет"... € в литературные кружки
перестал ходить. Ђ ведь в Џерми, в заводском кружке иль при ‘оюзе писателей,
бывало, как травану насчет лада и склада, традиций русской литературы,
настаиваЯ на том, что в стихах главное - идейное содержание, и коли его нет,
идейного-то содержаниЯ, то и братьсЯ за перо незачем... € соглашались -
сперва дружно, потом разрозненно, потом спорить начали, потом и насмехатьсЯ.
Ђ сами-то, сами-то чего пишут? Љакую барабу - эх, какое ловкое парень
слово-то ввернул - несут? "ѓипотенуза тела твоего распростерлась, как лоно
луны". "ќрос, склонившийсЯ с небес, тыквы живота твоего катает под тихое
рыданье ночи, и слышу Я глаза твои, пронзившие беззвучие космоса". Ќу чем,
чем это лучше стихов одного участника ‚Ћ‚: "‘ насильем нашим не мирюсЯ, с
тоталитаризмом крепко бьюсЯ и, если ђодина покличет со двора, как прежде, в
бой пойду Я под "ура!"?"

‹уна взошла, светла пшеница,
—уть золотеет сизый дым.
џ вновь пришел тебе приснитьсЯ,
‚ цветах, с гармошкой, молодым.

€ ни повестки, ни вокзала,
€ смех, и губы не на срок.
Ќо ты сама зубами развЯзала
‘олдатский узел всех дорог...

Ђ Я еще на ЃрЯнском фронте
“бит с полротой по весне...
Џод утро спЯщих вдов не троньте -
Ћни целуют нас во сне.

‚от написал же безвестный поэт такое! „олго училсЯ, небось, человек,
много читал, обдумывал, страдал душевно и стихи не выдристывал к очередному
‚еликому Џразднику - они у него в сердце закипали, в голове отливались, и
раскаленные строки бумагу прожигали. €деЯ, о которой так пексЯ когда-то
начинающий поэт •ахалин, в стихе налицо, без коммунизмы и клизмы. Ђ ведь
написано стихотворение в самые худшие годы тоталитаризма и всеобщего
оглупениЯ...
"Ђх ты, разахты! Љто же это иссосал мою жизнь, как дешевую папироску, и
окурок выплюнул. ќ-эх, ЉолЯша ты ЉолЯша! ‡рЯ, однако, на теплоход
погрузилсЯ. ђоздыху не получил, но, как говорЯт советские критики,
самокопанием занЯлсЯ".
ѓрустные думы, ночные картины и вино расслабили ЌиколаЯ €вановича так,
что спал он до самой пристани, монастырЯ, издали красиво на ‚алааме
глЯдЯщегосЯ, не зрел, сразу уперсЯ взглЯдом в кирпичные, временем, водой и
людьми искарЯбанные, гнилой зеленью объЯтые стены.
Ќикаких инвалидов на ‚алааме уже не было. Ћни, как сказал монах …фимий,
не так давно переселены под город Њедвежьегорск, который на Ѓеломорканале.
Њонастырь возвращен подлинным его хозЯевам, кои потихоньку, с Ѓожьей помощью
возвращаютсЯ в свою поруганную, проматеренную обитель, изгонЯют из нее дух
мучениЯ и нечисти, замаливают людские грехи, ремонтируют помещение и службы.
Ћтец …фимий был в монастыре вроде ротного старшины иль колхозного
бригадира, распорЯжалсЯ хозЯйством, нарЯжал на работу. Ћтставшего от
теплохода ЌиколаЯ €вановича, уже носЯщего какое-никакое брюшко, тоже впрЯг в
работу, и он, терзаЯ больную ногу, таскал носилки с ломью кирпича, мусора,
которого инвалидный дом нагромоздил на острове целые курганы и не все в этих
курганах давалось огню.
Ќочами отец …фимий учил ЌиколаЯ €вановича молитьсЯ, потому как из-за
своей пролетарской сути он не умел и лба перекрестить, не знал ни одной
молитвы. ‘тоЯть на коленЯх, да еще на одном, было утомительно, болели кости,
ломило спину. Ќо мучениЯ эти были не то что сладки, они утешающи были и
происходили в каком-то другом человеке, о котором Ќиколай €ванович и не
подозревал, что он находитсЯ в середке сердца. ѓлавное - покой, вкрадчивый,
врачующий покой посетил душу ЌиколаЯ €вановича, и он с каким-то слезливым
чувством повторЯл за отцом …фимием: "Ћгради мЯ, ѓосподи, силою честного и
животворЯщего креста и сохрани нас от всЯкого зла".
Њолитвы были складны, легко запоминались, это тебе не вирши про Љремль,
про ‘талина и про партию - их он перечитал целый вагон и сам насоставлЯл -
собрать, так толстый том получитсЯ. Њолитвы, говорил отец …фимий, сотворены
с Ѓожьей помощью свЯтыми мучениками и отшельниками, не гонЯлись они за
славой, не ставили имен под своими творениЯми. "€ гонорару не требовали!" -
подхватил сшибатель стихотворных рублишек по газетам и многотиражкам.
Џитались монахи постно, не изобильно: рыбкой, которую бреднем
вытаскивали из озера, обрезаЯсь об шипучую и острую осоку. ’ут
поэт-стихотворец услышал редкостное по точности слово - "мудорез" -
монахи-то бродили в осоке без штанов. Љартошечка с постным маслом, свекла,
морковка и много капусты. Њонахи, и молодые, и старые, были все поджары,
туго запоЯсаны по дамским талиЯм, не курили, не пили, разве что квас. Ѓрюшко
ЌиколаЯ €вановича скоро опало, начал он втЯгиватьсЯ в тихую, трудом
наполненную жизнь. Ќо однажды, когда причалил к ‚алааму теплоход с
туристами, торопливо засобиралсЯ.
- ‘емьЯ у менЯ, дети. ’ак что спасибо за приют и ласку,- и,
потупившись, призналсЯ отцу …фимию: - Ќет, отче, такаЯ жизнь не длЯ менЯ. џ
уж, как и многие советские граждане, развращен, разбалован нищенской
вольностью, привык мало работать и мало получать. Њолитесь уж не за нас, за
детей наших - может, хоть они спасутсЯ от этой блудной и распаскудной
жизни...
Ќа прощанье Ќиколай €ванович поцеловал крест на груди и руку монаха.
Ћтец …фимий перекрестил его вослед.
‚сю дорогу держалсЯ Ќиколай €ванович, не пил, крестилсЯ прежде, чем
принЯтьсЯ за трапезу, дома заЯвил, что чуть было не сделалсЯ монахом, едва
не осталсЯ на острове ‚алааме навсегда - служить ѓосподу нашему. Ћн приобрел
в Џокровской церкви икону ‘вЯтой Ѓогоматери, напечатанную на бумаге, за
десЯть рублей, крестилсЯ на нее перед обедом и отходЯ ко сну.
„омашние ухмылЯлись, не верили в его свЯтость.
- Ќе срамотил бы, блЯдун и пьЯница, молитвы-то, не гневил бы ѓоспода -
он и без того на нас, россейских, давно сердитый...- пенЯла †енЯра мужу.
Ќа что Ќиколай €ванович, сторожась, отвечал:
- Ќе веруешь - не надо! „ругим же веровать и душу очищать не мешай! - и
строго, видать, кому-то из монахов подражаЯ, поджимал губы, седой щетиной
обметанные, - бритва у него была электрическаЯ, киргизского производства,
она шибко шумела, но не брала волос под корень.
“мерла теща, Ђнна Њеркуловна. …хали на далекую ‚ишеру долго,
канительно, едва к выносу тела успели. ‚ доме хозЯйничал все тот же хваткий
чугрей, и при нем была молчаливаЯ, но все видЯщаЯ женщина, Якобы
родственница, управлЯвшаЯсЯ по хозЯйству, довольно уже обширному. Ќа нем-то,
на хозЯйстве этом, надорвалась Ђнна Њеркуловна, которую, сказывали соседи,
постоЯлец крепко поколачивал. Ћн ее, ослабевшую духом и телом, и забил-таки
до смерти. ЋткупаЯсь от загребущего постоЯльца, вдова Ѓелоусова переписала
на него хозЯйство, счет в сберкассе, все, кроме дома,- боЯлась женщина,
догадывались дочь с зЯтем, что больную он мог и выбросить из дома.
•отели супруги •ахалины дожить до девЯти дней кончины матери и отвести
поминки, но взматерелый, грузный, с облезшей головой поселенец, глЯдЯ
медведем из-под костлЯвого лба, сказал:
- —его до дому не идэте?
- Ђ ты чего до дому не идешь? —его тут присосалсЯ? ЃоишьсЯ, что на
родной стороне кишки выпустЯт за делишки твои прошлые? - взвелась †енЯра.
- Њэни и здесь добрэ. Ќичого тут вашего нэмае! ‚ымэтайтэсь!
- Џлати за дом, и мы плюнем тебе в обмороженные глаза и уедем.
- ‘кики?
€ †енЯра назвала, длЯ нее, почтового работника, получавшего сто десЯть
рублей и перед пенсией перевалившего за сто сорок, немыслимую сумму - три
тысЯчи рублей,- ровно столько, сколько не хватало дочери и зЯтю, копившим на
"†игули".
- Ћбрадовала ты бендеровца, обрадовала! Ћн-то думал, тысЯч двадцать
сдерешь! - сказал Ќиколай €ванович жене уже в вагоне.
‚ообще-то он за все дни пребываниЯ в Љрасновишерске рта не открыл.
‚ошло уже в привычку: когда тихаЯ с виду жена гневалась и выпаливала
скопившийсЯ зарЯд - супруг должен был терпеть и молчать.
- —его ж ты промолчал, такой находчивый и смелый?
- Ђ чего тут скажешь? ’ут, как интеллигентно выразилсЯ гениальный
пролетарский поэт, должен разговаривать товарищ маузер! Ђ Я, как ты знаешь,
насчет маузеров и прочего ныне воздерживаюсь.
†енЯра знала, что он терпеть не мог пролетарского поэта, особенно в
последнее времЯ.
Љогда вышел на пенсию Ќиколай €ванович и поЯвилась у него прорва
свободного времени, он чаще стал ходить в библиотеку, приобщалсЯ к
серьезному чтению, и, чем больше он приобщалсЯ, тем отстраненней от слова
трескучего и дешевого себЯ чувствовал - прочирикал дар свой маленький, за
фук отдал, играЯ в поэтические пешки, искал легкой жизни и в поэзии, не
задумываЯсь над тем, что большинство гениальных поэтов рано умирали,
перекаливаЯ свою жизнь, сжигаЯ ее в пламени, самими же возженном, или были
перебиты за дерзость, за честь, за ум и талант черными завистниками,
обделенными ‘оздателем талантом и разумом.
Ѓолее других его много лет назад потрЯсла преждевременнаЯ смерть
ЌиколаЯ ђубцова, стихи которого он не только читал, запоминал, но и пел под
гармошку, изобретаЯ собственный мотив. Ќе без ехидства, с целью уЯзвлениЯ
ЉолЯша сказал †енЯре: поэта ђубцова руками задушила женщина.
- †енщина! Џонимаешь?!
- „а как не понЯть? - отозвалась †енЯра.- …сли б ты знал да ведал,
сколько раз мне хотелось тебЯ удавить...- и, помолчав, добавила со вздохом:
- ‚идать, и в самом деле есть Ѓог. “берег он менЯ от этого тЯжкого греха.
ЉолЯша •ахалин, стихоплет и плут, под видом библиотеки ходил в те поры
на вечера "Љому за пЯтьдесЯт" и, выдав себЯ за горького вдовца, обгулЯл там
парочку еще годных в дело бабенок. Ћднако со временем всЯкие походы "на
сторону" и любого рода отклонениЯ прекратил, весь отдавшись созданию личного
земного раЯ на загородном участке. ЌаезжавшаЯ на участок в неурочный час,
иногда и в ночной - чтобы захватить супруга с какой-нибудь ухажеркой в
отдельной-то избушке,- †енЯра с годами ревнивые подозрениЯ отбросила.
ЉолЯша, вечный пролетарий, детдомовщина, неумеха, так заболел землей и так
на ней устрЯпывалсЯ, что не только про баб, но и про поэзию думать сил у
него не хватало.
Ќо вот вырос и начал плодоносить сад с кедром, огород рожал, как у
некоторых земледельцев - героев соцтруда, плодовито. Ћслабла трудоваЯ
повинность, самому себе назначеннаЯ, снова поЯвилось времЯ на раздумьЯ,
бессонницы подступили снова, и снова Ќиколай €ванович задавал себе вопрос,
отчего, почему не сложилась его жизнь, как он хотел бы ее сложить или так,
как назначил ‘оздатель? Ћтчего он уподобилсЯ тем, кто, съевши пЯть эшелонов
харчей и выделив эшелон дерьма, исчерпывали тем самым Явление свое на свет,
сами становЯсь удобрением? "Ђ вы на земле проживете, как черви слепые живут,
ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют". Љто-то должен быть в
этом виноват? Љто-то и ответить за это должен...
‘ерьезные книги давали ответ уклончивый, часто путаный, серьезные
писатели-мыслители, прежде всего величайший смутьЯн ‹ев ’олстой,- сами
мучались теми же вопросами, какие почти столетие спустЯ, на другом конце
ђоссии донимали хромого инвалида войны ЌиколаЯ €вановича •ахалина.
’огда-то и пошел он искать ответа и виноватых на сборище недобитых,
снова в банды собирающихсЯ большевичков - эти всегда знали на все ответы, и
путь в светлое будущее всегда был им Ясен: перемоги себЯ, растопчи ближнего
своего, наступи сапогом на хрустЯщую его грудь и спокойно, гордо следуй
дальше - великаЯ цель всеобщего счастьЯ человечества оправдывает любые
средства, любые жертвы...
’ак было, такаЯ мораль торжествовала. Ќо все переменилось, все
подверглось сомнению, и, если бывшие партократы неистовствуют, борютсЯ,
значит, перед ними открылись новые цели, поЯвилсЯ более Ясный и прЯмой путь
в будущее - по кривому-то они уже шли.
Ќет, ничего не переменилось, лишь сделалось Явным, дозволенно
изрекалось - отомстить всем, кто валил или молчанием и терпеливостью своей
помогал валить идею коммунизма, кто оттер в сторону сытых борцов за правое
дело.
ЌестриженаЯ, с бантами и флагами кучка век доживающих борцов копошилась
возле пьедестала огромного каменного изваЯниЯ ‹енину, который на самом деле
был карликом и о котором Ѓунин - волшебник русского слова, никого не
страшась, в удушливые смертные годы писал: "Њаленький, картавый, нерусский,
с недолеченным сифилисом".
устрый малый с раздвоенным ликом: сверху - крыса, ко крысе подставлен
зад сытой хохлушки,- по фамилии Љащенко под ручку помогал взгромоздитьсЯ на
камень очередному мЯтежному оратору, который снова звал народ русский ко
крови, поносил режим, современных палачей, брызгаЯ натуральной слюной.
"ќ-э, пареваны-большевики! ќ-э, товарищ Љащенко! Џри режиме вы бы уже
давно с вырванными Языками лес валили в глуби здешней тайги..."
Њалый этот беспробудно пил в молодости, валЯлсЯ на улицах, под забором,
должно быть, по этой причине осталсЯ он при пионерском теле, и вот приросла,
прикрепилась крысино-хохлацкаЯ морда к фигуре недоноска, не прощающего
человечеству пропитую юность и молодость, мстЯщего всем за то, что его, как
и весь русский народ, спаивали.
Ќо вот метнулсЯ угодник-шестерка в гущу толпЯщегосЯ, потрЯсающего
кровавыми знаменами сборища, среди которого было две примелькавшиесЯ
стервЯтницы и один стервЯтник с гармошкой, по найму шнырЯющих по разного
рода сборищам, мелькали они даже и в столичной хронике, да и остальной народ
лицами был мучительно знаком старому солдату,- вдруг ударило по башке: "„а в
конвойном ровенском полку Я их всех видел, рожи-то у падали этой везде и
всюду совершенно одинаковые!"
Љащенко влек под локоток лошадеподобного, с лошадиной же отвислой
губой, местного вождЯ народов - ђванова, негромко, но внЯтно повторЯЯ:
"„орогу будущему президенту! „орогу будущему президенту!" - и вышиб два-три
аплодисмента из негустой толпы. ђванов - типичный советский проходимец, плод
той системы, созданию которой он способствовал и небескорыстно служил.
Ѓудучи директором крупного комбината, отравлЯЯ небо, воду, землю газами,
химией и всЯкой иной заразой, морил детей, десЯтки лет гнал военную
продукцию устарелых моделей, разорЯл государство и народ, конечно же, не
знавший, что творит, выпускает халтуру, зато есть работа, зарплата
подходЯщаЯ по сравнению с "мирной" зарплатой остальных совграждан. ‘ам
голова сделалсЯ генералом, академиком, от самонадеЯнной тупости выдал он
народу книгу под названием: "џ - ђванов". ‘амодержец всеЯ ђуси писал - "мы",
а этот вот сразу "Я". „ела на его заводе, морально и материально устарелом,
шли ко краху, и пройдоха этот вместо того, чтобы покаЯтьсЯ вместе с партией,
его и крах этот породившей, доказывает с помощью блудного пера таких
шестерок, как Љащенко, что было все хорошо, и его предприЯтие до ручки за
несколько лет довели демократы, и ничего ему не остаетсЯ, как по наказу
народа идти вверх и наводить там порЯдок. Џо-за трибуной, среди своих
ђванов, правда, талдычит, что миллионов десЯть - двенадцать рабочего скота
придетсЯ пустить "под жернова", зато уж остальной народ достигнет наконец
блаженных берегов с надписью: "‘ветлое будущее".
‘ледом за ђвановым грузно и грозно шагал еще один защитник русского
народа, с подходЯщей фамилией - ”урчик. ќтот занимал когда-то высокий пост в
местных партийных сферах и не мог никому простить, что в одночасье его
лишилсЯ.
Ќикто из этой троицы не имел ни ума, ни талантов никаких, они даже
гвоздЯ забить не умели и по этой причине могли только руководить, а длЯ них
руководить - значит говорить. ‚от и говорили, не разумеЯ смысла, гремели
голосом и звали народ теперь уж к светлому прошлому, не понимаЯ даже такой
малости, что "в обратный отправившись путь, все равно не вернешьсЯ обратно",
что, роЯ Яму длЯ других, как правило, ее копатели угадывали туда если не
первыми, то в очередной шеренге.
‘колько ЉолЯша видел снимков убийц возле убитых, особенно немецких
солдат возле трупов русских. ‘трашно! Ќо ЉолЯша ни разу не видел снимков:
русских возле убитых ими врагов. Ѓольше того, за времЯ пребываниЯ на фронте
не помнил он, чтобы кто-то из наших изъЯвил желание сфотографироватьсЯ возле
убитых. Џравда, и фотоаппаратов у русских не было, но при желании чего
нельзЯ сделать? Ђ желаниЯ-то ни у кого и не возникало. Џомнил он несколько
случаев, и себЯ тоже, когда солдатам хотелось взглЯнуть на того, кого они
убили или предполагали, что убили, и на всех такаЯ "встреча" производила
гнетущее впечатление. Љакое все-таки тЯжелое дело - убивать! Ђ любоватьсЯ
убийством, позировать - это уж верх всЯкого бездушиЯ иль безумиЯ. Ќо эти
вот, что громоздЯтсЯ на пьедестале памЯтника самого страшного убийцы
двадцатого века, смутьЯна и безбожника,- эти могут, эти убьют, и ногу
поставЯт на грудь поверженного, и будут позировать, ибо зло, взлелеЯнное
большевиками, взматерело, укрепилось, сделалось безглазо и совсем
бессердечно.
€ вот сюда, к этому сброду, подалсЯ бывший солдат, инвалид войны - за
утешением. Ђй-Яй-Яй, Ќиколай €ванович, Ќиколай €ванович! ‘ам же ведь сочинил
когда-то: "Џоэтом можешь ты не быть, но и свиньей быть не обЯзан".
Џошел, поковылЯл Ќиколай €ванович с площади и вдруг почувствовал, как
продеваетсЯ рука под его локоть. ђЯдом шагал ѓринберг Њоисей Ѓорисович,
вечный его спутник по госпиталЯм. Ќу, что да как, да какими судьбами здесь,
в ‘ибири? „очка с семьей, оказываетсЯ, здесь. ‚ санэпиднадзоре трудитсЯ,
зЯть в торговой сети. ‚нучка уже местный институт культуры заканчивает, внук
- ловелас, на шее матери с отцом сидит, делает вид, что в университете
учитсЯ, на самом же деле к чернорубашечникам примкнул и боретсЯ за
освобождение русского народа из-под ига демократов.
Ћни зашли в дорогое кафе под названием "Њарианна" при городском парке и
выпили дорогой иностранной водки под названием "ѓорбачев". Џеред тем, как
выпить первую, Ќиколай €ванович снЯл шлЯпу, поискал нужный угол и
перекрестилсЯ, чем потрЯс ЊоисеЯ Ѓорисовича. Њахнули по второй, Њоисей
Ѓорисович постучал по бутылке ногтем:
- €рониЯ судьбы: борец с алкоголизмом и коммунизмом удостоилсЯ такой
вот боевой памЯти,- и, опустив глаза долу, добавил: - Ђ что крестишьсЯ,
Ќиколай €ванович,- одобрЯю. Ќадо ж кому-то и наши грехи замаливать.
Ќиколай €ванович читал: водку "ѓорбачев" производил русский купец по
фамилии ѓорбачев, сейчас она варитсЯ в одном лишь месте - в Ѓерлине, но
насчет иронии судьбы возражать не стал - уж чего-чего, иронии на ђуси всегда
было достаточно.
‘тарые воЯки допили бутылку. €х изрЯдно развезло, и они, поддерживаЯ
друг дружку, вышли на улицу. Ќа площади ораторов уже не было, но от
памЯтника, изваЯнного скульптором Џинчуком, разносилась песнЯ: "‘мело мы в
бой пойдем за власть советов и как один умрем..."
- ‘нова умирать зовут, но когда-то ж надо и жить?..
- Ќам от коммунистов, фашистов деватьсЯ некуда, но тебе, Њоисей
Ѓорисович, детЯм твоим и внукам можно в €зраиль податьсЯ.
ѓринберг, видно, много уж думал над данным вопросом, потому и ответил
без промедлениЯ, резко:
- ѓде он, тот €зраиль? € шо Я там потерЯл? џ,- Њоисей Ѓорисович
постукал каблуком в криво налитый, как бы черными коростами покрытый
асфальт,- Я на этой земле произошел на свет и в ней покоитьсЯ буду. „ети ж и
внуки пусть сами решают свои задачи. •ватит-таки, что их за нас все времЯ
уверху решали...
ѓде-то, что-то они еще добавлЯли. ѓринберг Њоисей Ѓорисович был менее,
чем Ќиколай €ванович, разрушен, может, по еврейской натуре хитрил, не
допивал до дна, но товарища по войне не бросил, доставил домой.
- ќкие красавцы! - всплеснула руками †енЯра и домой ѓринберга не
отпустила, бегала к соседЯм, звонила, чтоб дети и внуки не терЯли отца и
деда, беседовала с фронтовиками, которые в пьЯном виде смотрели телевизор и
матерно комментировали происходЯщее на экране.
‡а папой, Њоисеем Ѓорисовичем, утром приехала все еще моложаваЯ, но уже
усатаЯ дочь по имени ќра. Џосмотрев пристально на едва живых ветеранов, она
принесла из машины шкалик коньЯку, два "сникерса" и, понаблюдав, как трудно
опохмелЯютсЯ, мучительно восстают к жизни престарелые воЯки, потЯгиваЯ
сигарету, криво усмехнулась:
- Џили бы уж лучше мочу.
Ћх, ох, ехиднаЯ дамочка, не забыла ведь, напомнила о давнем, еще на
пермской стороне происходившем увлечении госпитальников. ѓде-то они
прослышали о чудодейственном свойстве мочи и принЯлись ее хлестать пуще, чем
водку, надеЯсь выздороветь, омолодитьсЯ и дать еще дрозда в этой жизни.
€нвалиды и ветераны войны времЯ от времени поддавались психозу самолечениЯ и
то употреблЯли где-то дорого купленное мумие, которое часто оказывалось
обыкновенной смолой, то, потеЯ и преЯ, пили травы с медом, непременно
собранным с донника, то гонЯлись сами, но чаще гонЯли жен и детей за
маральим корнем иль вываренной жидкостью из оленьих пантов. € дело кончилось
тем, что дошли до мочи. ѓлавный врач госпиталЯ, все уже чудачества и
увлечениЯ своих пациентов перетерпевший, знаЯ, что ему не побороть их: нет
на земле упрЯмей и психоватей инвалидишек этих,- печально говорил опившимсЯ
мочой и сплошь запивающим ее водкой или самогоном:
- ‚ы уж хоть не свою мочу-то пейте. “ вас же всЯ требуха гнилаЯ и
перетрЯхнутаЯ. Ѓерите хоть у детей, что ли.
ќркина моча тоже бывала в ходу, она сама ее и заносила по пути в школу.
Њоисей Ѓорисович, по-братски смеЯсь, говорил, чтоб не экономили лекарства -
дочь у него зассыха. € вот бывшаЯ зассыха, под зэка стриженнаЯ, за рулем
автомобилЯ, в плотно ее фигуру облегающем свитерке, кожанаЯ куртка на ней с
молниЯми, желтыми нитками простроченнаЯ, цигаркой дымит, над стариками
насмехаетсЯ.
- Ћ-ох-хо-хо-о-о-о! ‚ремЯ, времЯ! - обнЯлись на прощанье заслуженные
люди. —то-то бесконечно горькое, даже пространственно-печальное было в
расставании двух погулЯвших стариков, может, уж и чувствовали они, что могут
на этом свете более и не встретитьсЯ... †енЯра банку маринованных огурцов и
малинового вареньЯ банку в ќркину машину сунула. €нтеллигенциЯ ж. ‚се с
базару да втридорога. Ђ тут плоды со своего участка. ќрка не покичилась,
поблагодарила за подарки.
€ вот лежит Ќиколай €ванович в своей хорошо натопленной избушке. Џод
шорох дождЯ за окном, кустов шептанье пытаетсЯ уснуть.
„нем приезжала †енЯра, помогала прибратьсЯ на зиму - сгребали листьЯ,
ботву и всЯкий мусор. „ымно горела куча на меже огорода. Ћна и сейчас, под
дождиком, еще сочитсЯ изморным, белесо во тьме плавающим дымом, и что-то
тлеющее в куче времЯ от времени воспрЯнет, займетсЯ качающимсЯ огоньком,
попрыгает петушком и западет в кучу, спрЯчетсЯ.
"’ак вот и наша теперешнЯЯ жизнь дотлевает,- справлЯЯ малую нужду в
кусты крыжовника, меланхолично размышлЯл бывший солдат, слушаЯ, как за
дверью, возле печки покашливает †енЯра.- ѓоворил, к костру не лезь - дыму
много, а она в ответ: "џ так люблю осенний костерок, и осень люблю, и все
это".- Ђ вокруг в недвижном воздухе плавали, стелились над огородами дымы,
тихое солнце покоилось над дальними горами и лесом, словно не хотело оно
закатыватьсЯ, жаль ему было покидать эту землю и людей, так ему радующихсЯ
весной, летом, даже осенью этой, покойной и прозрачной. "Ќе хочу, не хочу,
чтоб †енЯра умирала... раньше менЯ... не могу Я без нее. ѓосподи, внемли, не
отвороти лика своего от нас. џ, как капусту срубим и увезем, схожу в
церковь, помолюсь, свечу поставлю... џ еще не забыл монастырь и молитвы...
ѓосподи!.."
“правившись в огороде и вокруг избушки, супруги •ахалины в две руки
снЯли с плиты бак с горЯчей водой, здесь же, в избушке, у порожка обмылись в
детской ванночке. ЋбтираЯ супруга. †енЯра как бы нечаЯнно тренькнула рукой
по его сморщенному органу:
- ‘никнул боец, устал сражатьсЯ с нашим братом. Ќиколай €ванович со
снисхождением усмехнулсЯ:
- Ћн, как нонешний необольшевик, воспрЯнет, когда надо.
- „а уж,- ободрЯюше хмыкнула †енЯра и достала плоскую бутылку с
иностранным вином-настойкой из по-иностранному же расписанной холщовой
сумки.
Ќиколай €ванович повертел бутылку, по фасону напоминающую ту посудину,
в какой на фронте изредка выдавали мазь от вшей, и вообще прежде содержали в
такой посудине разную смертельную химию, не смешиваЯ ее с другими сосудами,
совсем иного, пользительного, направлениЯ. Ћн, конечно же, сразу догадалсЯ:
бутылка эта - презент от зЯтЯ.
„ождавшись, когда муж размЯкнет от заморского вина, †енЯра снова
заведет разговор о продаже главного их богатства - этого загородного участка
с синеньким домиком-конурой.
‡Ять - парнЯга, спрыснувший из горЯчего цеха алюминиевого завода и
занЯвшийсЯ коммерцией, сперва перекупал в издательствах книги, с добавкой
развозил их в "†игулЯх" по районам, к поездам и на разные сборища, ныне
подсел: народ, какой побогаче, насытилсЯ книгой, народ, которому не до книг,
сам торгует по улицам чем попадЯ и ворует, где чего возможно украсть. ‡Ять,
на лице которого сыпь от былых прыщей, словно от пороха,
малосообразительный, туповатый, развернутьсЯ средь делЯг не смог, опустилсЯ
до жалкого челнока, занЯлсЯ перепродажей разной мелочевки, но замашки
менЯлы-толкача обрел. Ћхота ему сменить "†игули" на хотЯ бы подержанный
"мерседес" и на нем въехать в компанию крутых парней. ‚от он через тещу и
действует, напиток бодрЯщий шлет.
Ќиколай €ванович к старости стал со всем согласный, потому как кругом и
во всем виноватый. Ќо с участком уперсЯ, намертво встал на этом рубеже
старый солдат. "…сли тебе,- говорил он †енЯре,- с твоими дрЯхлыми легкими не
терпитсЯ пожить на кухне у зЯтЯ с дочерью и поспать на драной раскладушке -
действуй! Ќо только после того, как снесешь менЯ на кладбище и закопаешь так
глубоко, что Я не смогу вылезть - тебЯ пожалеть..."
Ќиколай €ванович решительно отставил дорогую бутылку, опустилсЯ на
карачки и выкатил из-под своего топчана алюминиевую лагуху с настойкой,
каковую местные дачники-инвалиды и просто зрелые умом люди навострились
варить из Ягод и дрожжей так, что итальЯнскому "Ђмаретто" иль молдавской
"”етЯске" умолкнуть надобно и не вонЯть на русской земле. †енЯра собирала на
стол, искоса наблюдала за мужем и ни в чем ему пока не перечила. Њолча
стукнулись кружками, отхлебнули напитка, который шибал не только в нос, но и
во все отверстиЯ, какие имеютсЯ на теле человека, пронзал тело бодрЯщей
свежестью, сминал организм, крадучись, подползаЯ к голове, трогал и мутил
разуменье человеческое, расшевеливал его на шалости.
Љогда выпили по второй, по третьей и неторопливаЯ, благостнаЯ трапеза
подходила к концу, †енЯра сказала, киваЯ на иностранную бутылку:
- Њожет, потом, ночесь захочетсЯ, так ты эту иностранную мочу и
выпьешь.
Џо голосу жены Ќиколай €ванович угадал, что сегоднЯ она не будет
допекать его просьбами насчет продажи участка и расстанутсЯ они мирно. Ћн
останетсЯ до морозцев на посту - караулить капусту - срубают ночами бичи и
проходимцы всЯкие овощ, хозЯйка же поедет домой - доглЯдывать €горЯ, который
учитьсЯ не хочет, но чуть родители отдалЯтсЯ, зазывает девок в квартиру,
крутит магнитофонишко, и чего они там одни-то делают - пойди угадай.
‡доровенный оболтус, а на огород не загонишь, прибратьсЯ в доме не
заставишь. ‚се стены над кроватью его украшены в чулки лишь одетыми девками,
немца варценеггера меж них поместил внучоночек. ‡начит: дед бил немца, бил
и добил, внучек из него идола сделал...
‚ычитав о том, что у ЌиколаЯ ђубцова был любимым поэтом ’ютчев, Ќиколай
€ванович добыл однотомник давнего поэта и навсегда влюбилсЯ в стихи,
чеканные, мелодичные и такими чувствами наполненные, что и объЯснить
невозможно. €ногда он баловал †енЯру, читал ей вслух.
- "‚от бреду Я вдоль большой дороги,- закинув руки за голову, наизусть
читал самое любимое стихотворение жены Ќиколай €ванович.- ‚ тихом свете
гаснущего днЯ... ’Яжело мне, замирают ноги... „руг мой милый, видишь ли
менЯ? ‚се темней, темнее над землею - улетел последний отблеск днЯ... ‚от
тот мир, где жили мы с тобою... Ђнгел мой, ты видишь ли менЯ? ‡автра день
молитвы и печали, завтра памЯть рокового днЯ... Ђнгел мой, где б души ни
витали, ангел мой, ты видишь ли менЯ?"
‹ежали порознь на топчанах. Њолчали. € осень по-за окном, молчаливаЯ,
вздыхала последним теплом, сеЯлись листьЯ со старой белоплодной ранетки.
Љогда-то успела состаритьсЯ и она. Ќиколай €ванович хотел нынче выкорчевать
ее - свету бы в избушке больше сделалось. Љопнул, а корень-то у деревца еще
крепкий, лишь сверху гнилью тронутый. Џожалел Яблоньку хозЯин. € правильно
сделал - она вон своедельному вину-то ароматище и крепость такие придает.
Љозырем кроет всю остальную мелкоту. ‹истьЯ реют за окном, последние листьЯ
нынешней осени. Ђ весной как белоплодка зацветет - какими запахами она
окрестность омывает!
- € чего ты стишки забросил? Њожет, тоже до жалостной какой души
достучалсЯ бы,- тихо молвила со своего топчана †енЯра и, не дождавшись
ответа, добавила: - ‡Ять-то, ‚енЯ-то, твои стихи хвалил.
"Ќе обошлось все же без зЯтЯ любимого,- сморщилсЯ Ќиколай €ванович.-
Ћни: дочь, зЯть, жена, действуЯ союзом, решили доконать хозЯина. Ќа поэзии!"
Џошла мода издавать книжки за свой счет. € вечно начинающего поэта
•ахалина решили свалить: продать дачный участок и издать за половину денег
стихи, а вторую половину пустить на "мерседес". „а Ќиколай €ванович, может,
с годами и не помудрел, зато окреп характером. ‘обрал газетные и альманашные
вырезки, прочел старые блокнотики и впал в полное удручение: отдельные
строчки, даже стишата, если их подладить, посидеть над ними,- можно читать в
домашней обстановке, но лучше - в пьЯной компании. Ћднако на люди выносить
это лежалое, затасканное добро?..
—тобы все же не сразу признать свой творческий крах, Ќиколай €ванович
накупил бледно и бедно изданные сборнички, чаще всего печатаемые в районных
типографиЯх. €з глубин Ящиков столов не было вынуто по ‘ибири ничего, что
залежалось потому, что не понЯто, не принЯто временем и цензурой из-за
сверхгениальности продукции, не пускаемой в "столицы". €з кухонных столов и
домашних загашников вынута все и всех повторЯющаЯ стихоплетиЯ районного
масштаба, в которой воспевались березки, цветы-незабудки, чаще же всего
слышалсЯ чуть внЯтный лепет по покинутой родной деревне, тоска по сгнившему
крыльцу, поросшему травой, которого касалась когда-то детскаЯ босаЯ ножка.
“богаЯ поэтическаЯ, сама себЯ выпестовшаЯ, на всех и на все обиженнаЯ глухаЯ
провинциЯ прилюдно обнажилась, показываЯ рахитные ноги, винтом завЯзанный
патриотический пуп на вздутом от картошки животе.
’ем бы и утешилсЯ Ќиколай €ванович, но попади же ему в столичном
журнале обзор книжек, тоже изданных за свой счет там, в пространной свЯтой
ђуси. “ "них" - усек он - не одна мелкотравчатаЯ дребедень выходит из-под
оттесненного на обочину потока литературы. "€ на развернутом, на звездном
свитке надмирные мерцали письмена". "Љак скоро минет ночь, из поллитровки
брызнет рекой народный стон, и зашумит камыш. €ль это глотку жжет зарею
новой жизни, или в углу скребет о чем-то скорбном мышь..." "’олклись вчера,
бегут сегоднЯ - соревновательнаЯ власть - в иссохшую ладонь ѓосподню всадить
по шлЯпку медный гвоздь..."
„оконал ЌиколаЯ €вановича, довел до мысли не продавать участок ради
какой-то, никому не нужной книжки такой вот распростецкий стих: "‘ына взЯли,
и мать больнаЯ. ‚ комнате солнечной темно, а на улице праздник - Џервое маЯ.
‚ождем завесили ей окно". ‚от чтобы написать насчет окна, которое завесили
вождем, надо и жизнь прожить другую, и, пожалуй что, другим и родитьсЯ.
‚ Џерми знавал он двоих шалопаев, пьют, девок пикорчат, шлЯютсЯ и
каждые два года выпускают по сборнику стихов. ‚ здешнем издательстве, а то в
столичном, и каких стихов! Ћн завидовал им, поносил, где можно. Ќо вот
дозрел понЯть, что шалопаи - шалопаЯми, а поэзиЯ от кустюма и примерного
поведениЯ мало зависит.
Ќиколай €ванович растопил своими стихами печку, оставив лишь одно,
недавно как-то само собой сложившеесЯ: "Ђх ты, †енЯ-†енЯра, жена дорогаЯ, мы
на свете вдвоем, больше нет никого. Ќаша жизнь изошла, наша жизнь догорает,
дыма нет, и угольЯ в печи дотлевают давно. Џусть на сердце печально, но
кругом так светло. ђади этого света, ради доброй печали прошагали мы жизнь,
не скопивши добра. Ќу и что? Њы такое с тобой повидали, что за нами, дай Ѓог
свету светлого детЯм, столько ж в сердце печали, столько ж в доме добра!.."
†енЯра увидела лист на столе, шевелЯ губами, прочла и тихо заплакала.
"Ќу вот, мне и самый дорогой гонорар! …го даже не пропьешь..." - вздохнул
Ќиколай €ванович.
†енЯра искренне, как всегда, вздыхала: нужда, дети, жизнь нищенскаЯ,
инвалиднаЯ не позволили учитьсЯ, развитьсЯ и сделатьсЯ поэтом ее мужу. Ћх,
†енЯра, †енЯра! ‘вЯтаЯ и добраЯ душа! Ќе запомнила она стих, который, тыкаЯ
пальцем в изболелую ее грудь, орал стихоплет •ахалин давно еще, в Џерми: "Ќе
верь, не верь поэту, дева, его своим ты не зови. € пуще пламенного гнева
страшись поэ-товой любви..."
‘толик был прикреплен к стене укосинами. Ќиколай €ванович просунул руку
меж укосин и столешницей, тронул мЯгкие волосы жены - к старости они еще
пушистей стали - тоже, видать, вЯнут. †енЯра прижалась щекой к руке мужа и
не стала больше ничего говорить. „а и куда деватьсЯ-то? ‚ек, худо ли, хорошо
ли, изжили, роднее родных сделались. ‘упруг иной раз еще потЯнет за рубашку
жену к себе, она, хоть и ткнет его локтем: "Љогда на тебЯ и уем будет?!" -
переберетсЯ к нему и, если драгоценный внучек €горь не доведет и по дому не
устрЯпаетсЯ, приступ астмы не мучает,- куда тебе, с добром рассамоваритсЯ,
распыщетсЯ, хоть и северных кровей, но южанкам в страсти не уступит. ‚
простое молодость провела, потом аборты замучили, ныне только и поиметь бы
удовольствие, но отчего-то после каждого "сиЯнца", как называет это дело
сосед по даче ЉостЯ Ѓосых, с годами как-то не по себе делаетсЯ, неловкость
накатывает - ровно бы с родной он матерью грех поимел... "Њуж жену береги,
как трубу на бане!" - вроде вот нелепаЯ поговорка, а коль к месту, так и в
самый раз.
„ождь на дворе расходилсЯ, четко било каплЯми в заплату из жести -
починЯл телеантенну, искрошил лист шифера и залатал дыру, разрезав и
распрЯмив старое жестЯное ведро,- где шиферу-то взЯть и на что - все уходит
на немощную семью дочери, котораЯ и ликом, и ухватками удалась в покойную
бабку, Ђнну Њеркуловну, царство ей небесное, задрыге. ‘ебе от двух пенсий
супруги •ахалины оставлЯют на хлеб, на сахар да на постное масло, на
молочное не стало сходитьсЯ. „орожает жизнь. € чем больше и скорее дорожает,
тем шибчее отчуждение. ‹юди, разодетые в иностранное, дети, как попугайчики.
Ћт машин иностранных и ларьков с товарами в городе не протолкнутьсЯ. € все
злей, все неистовей, все вороватей делаютсЯ российские люди. Љапусту в сорок
шестом и в сорок седьмом охранЯли? „а в те полуголодные годы и в голову
никому не приходило унести ее с полЯ, разве что колхозную, по пути если. Ђ
тут рассаду с полей воруют, картошку выкапывают, скот режут и увозЯт.
ЏриходитсЯ охранЯть стада отрЯдом с карабинами. € ведь что интересно. Ћсень
- золотаЯ, урожайное лето замыкающаЯ, в двух районах картофель в полЯх
осталсЯ. ‚ газете объЯвление: берите, копайте за так. Ќекоторые полЯ даже
комбайном подкопали - собирай. € что же? ’олпы хлынули на тучные полЯ
богатых ассоциаций?! •ера! ’олпы на вокзалах и на базаре барахлом трЯсут,
ворованной капустой торгуют, Ягодами втридорога. „а взЯть того же внука,
€горЯ, бабкой вконец избалованного. Ћн что, пойдет картошку в полЯх
собирать? „а он скорее пристукнет кого-нибудь, оберет в узком месте...
Љап, кап, кап - бьет дождем в жесть. ‚от и над крыльцом тесина
шевельнулась - гвоздь расшаталсЯ, не забыть бы завтра прибить - заснуть
мешает, кажетсЯ, кто-то ходит, за капустой крадетсЯ...
Ќадо бы поднЯтьсЯ, участок обойти, покашлЯть. Ђй да аллах с ней, с
капустой, и со всем этим хозЯйством. ‚се равно †енЯра после смерти мужа
подарит эту виллу детЯм, те, ветрогоны, продадут участок богачам. Ѓогачи
снесут избушку либо временное отхожее место в ней сделают, обезьЯнничаЯ,
возведут что-то похожее на иностранную хоромину. Ќо главное - срубЯт кедр, а
он такой молодец, такой пышный, такой бобер в шерсти! ‹ет через пЯть-семь
шишки выдаст!.. „а не дожить уж садовнику до своего ореха, не дотЯнуть...
Ќыла раненаЯ нога, и он все искал ей место. ‚от, кажетсЯ, угнездилсЯ, в
мЯгкое, в теплое костью попал, боитсЯ пошевелитьсЯ. ‹адно, нога ранена,
кость разбитаЯ почти всю послевоенную пору гнила, усохла нога, кость проело,
в воронке черный паук паутину свил из фиолетовых и багровых жилок. –арапины,
раны, ушибы, которых за жизнь накопилось лишковато, болЯт, зубы посыпались,
лечить, сверлить, горечь всЯкую глотать приходитсЯ. Ќо еще ничего, еще в
меру, да в норму - так и винца дернет своего, водочки с друзьЯми или с зЯтем
этим наглым и хватким по праздникам пузырек раздавит.
Ѓутылку ту, иностранную, после отбытиЯ †енЯры с последним автобусом
домой он почти прикончил. ђасслабило, рассолодило человека, думал, сразу и
уснет, ан там брЯкнет, тут стукнет, капли в жесть бьют, Яблочко остатное
покатилось по крыше, в стекло приветно тюкнуло. ‹адно, если Яблочко. Ќо коли
птичка - она, говорЯт, к смерти в окно людское стучитсЯ...
‚ мороси и ветоши туманной дремоты-полусна ЌиколаЯ €вановича чаще
других мучило видение: фашисты снова в ђоссии, дошли до “рала, и их медленно
оттуда прогонЯют. € вот рубеж, с которого ЉолЯша начал воевать. …му тЯжело
думать оттого, что он знает все про войну,- как долго, как трудно изгонЯть
зарвавшегосЯ чужеземца. ‚есна зеленью сочитсЯ, птицы от песен изнемогают,
мирные полЯ, леса, а в небе взрывы. ‡а Ћкой котлован, и чувствует он - в
крепком этом котловане засели они, и надо их долго гнать, далеко гнать,
снова гнать...
‚се же хорошо расположен участок •ахалиных. †енЯра воды из речки
принесла, успела почти засветло уехать, чтоб тот кавалер не разгулЯлсЯ шибко
в квартире. ѓлавное достоинство старых участков - это речка ѓрамотушка,
текущаЯ средь садов. ђаньше, говорЯт, в ней водилсЯ пескарь, гольЯн, даже
харюзок попадалсЯ. Ђ сейчас ѓрамотушка летами едва на поливку накапливает
воды. € только вспомнил Ќиколай €ванович про речку, только мысленно ее
узрел, как всплыло: "‘ело стоит на правом берегу, а кладбище - на левом
берегу. € самый грустный все же и нелепый вот этот путь, венчающий борьбу и
все на свете,- с правого на левый, среди цветов в обыденном гробу..."
Љап, кап, кап, гынь, гынь, гынь - поет мотор машины, вьетсЯ фронтоваЯ
дорога, растЯнувшаЯсЯ на всю жизнь...
Ќет, видно, с ходу не уснуть, и выпивка не помогает, и припоздалое
общение с женой не ко здравию и успокоению. ’оже вот противоречие: в
молодости, за рулем так и долило сном, хоть спички в глаза вставлЯй, а ныне
не спитсЯ, маетсЯ товарищ •ахалин...
—то же, что же еще-то помогает, кроме дороги-то и звука ноющего мотора?
Ћтбыть, уехать, уплыть в беззвучный, неспокойный старческий сон. Ђ-а,
поэзиЯ, стишки: то они баламутЯт, то в умиление ввергают, то мечтательность
навевают, с той мечтательностью нисходит на человека благостный сон.
"“летели листьЯ с тополей, повторилась в мире неизбежность. Ќе жалей ты
листьЯ, не жалей, а жалей любовь мою и нежность..." - как трогательно-то,
как складно!.. ‡а что же дура-баба удавила мужика, приземлила поэта на самом
взлете? Ђх, бабы, бабы! Њору на вас нету! ѓапка из тьмы взошла что месЯц
полуночный... € сколько ЉолЯша тех баб познал! Ќо ќллочку и ѓапку - первых в
жизни своей женщин, помнил и поминал всегда с трепетом и душевным подъемом.
„а и есть за что - это ж не женщины, это ж эрэсы, то есть "катюши",- ка-ак
начнут пламенеть - всЯ землЯ горит и колыхаетсЯ, держись, мужик, за весло,
кабы в волны не снесло.
Љап, кап, кап, гынь, гынь, гынь - идет дождь, едет машина, едет, вьютсЯ
верстами строчки: "Љогда пробьет последний час природы...- Љап, кап, кап...
‘остав частей разрушитсЯ земных...- гынь, гынь, гынь...- ‚се зримое опЯть
покроют воды..." - Ћтчего же не каплет-то? Ќе бьет в железо? Ђ-а, ветер
налетел, отклонил струйки дождЯ, кабы снег не принесло... —то ж, может и
снег выпасть - через несколько дней Џокров, и самое времЯ снегу быть. ‘нег
на Џокров, стало быть, зима теплаЯ будет, бают старики. Ќе дай Ѓог зиму
лютую, студеную, ведь и в нынешние-то, в сиротские-то зимы трубы по городу
лопаютсЯ, парит везде и всюду, люди мерзнут, дети болеют и мрут. ‚о! ‘нова -
кап, кап, кап,- сла-ава Ѓогу... "€ Ѓожий лик изобразитсЯ в них"...
ѓынь, гынь, гынь. гы-ы-ынь, гы-ы-ы-ынь.- тЯнетсЯ и тЯнетсЯ дорога во
тьме, и нету ей конца, и даже сон не может одолеть ту давнюю, словно в
другой жизни пролегшую дорогу. ‘тарый солдат поднапрЯгсЯ, вспоминаЯ молитву
на сон грЯдущий, которой старательно учил его отец …фимий. Љазалось ему,
молитвы он основательно забыл, как успел забыть ’уську с мужем, где-то
затерЯвшихсЯ в бурной жизни и скорей всего канувших в ней, да и сам отец
…фимий, остров ‚алаам с черными фигурами монахов на берегу, будто тени,
виделись тоже где-то в другой жизни, может, и в ином мире. Ќо лунный блик
все так же Явственно качалсЯ на воде, катилсЯ впереди теплохода. "ѓосподи,
€исусе •ристе, ‘ыне Ѓожий, молитв ради ЏречистыЯ ’воеЯ Њатере, преподобных и
богоносных отец наших... Ђ мы вот материмсЯ в мать-то, выходит, и в нее, в
Ѓожию матерь...- ворвалось в молитву, будоража ее успокоительное действие.
Ќиколай €ванович осилилсЯ, отринул думы про грешное...- и всех свЯтых
помилуй нас. –арю Ќебесный, “тешителю, „уше истины, €же везде сый и всЯ
исполнЯли, ‘окровище благих и жизни Џодателю, прииди и вселисЯ в ны, и
очисти ны от всЯкиЯ скверны...",- шевелил губами Ќиколай €ванович,
вышептываЯ Ѓожеское, и в то же времЯ слушал чутко: не крадетсЯ ли сквозь
дождь и шорохи враг какой за капустой. € понимал: молитва и суетность
несовместимы, не проникла молитва в душу его, как ’ютчев или тот же ђубцов,
скользит Ѓожеское по поверхности башки и скатываетсЯ с нее, как брызга с
вилка капусты.
Њать-перемать, все-таки вставать придетсЯ, вокруг грЯдок пройтись -
враги, кругом враги и воры, какой уж тут сон, вина своего да иностранного
надулсЯ, тоже жмет, на улку позывает - где тут Ѓога дозватьсЯ, достучатьсЯ
до его небесных врат. ‚ штаны бы не напустить. ѓрешен, грешен батюшко, ладно
хоть к раскаЯнью готов, маЯту души и тЯжесть тела испытывает гнетущую. —его
дальше-то будет? ѓлавное, не заболеть бы, не залежатьсЯ и как придет ЋЌЂ -
сразу бы, как ту капусту, хрЯсь топориком под корень - и отдатьсЯ Ѓогу на
милость, в распорЯжение верховное. Ђ там уж Ћн сам распорЯдитсЯ, кого куда
определить, в нужное направление направит...
Ќо главнее всего, чтоб жива была †енЯра. “снет он вот так и не
проснетсЯ... Ћна по Ѓожьему завету оплачет его, снарЯдит в дальний путь,
потом и сама рЯдышком тихо лЯжет. —его ж ей одной-то тут делать? Ќеинтересно
одной, пусто одной...
‚он у тихого пенсионера ‡айцева, домик которого за речкой, умерла жена
- и потерЯлсЯ он в жизни, никому совсем не нужон, даже и богатому внуку...
Џрошлой зимой, да на исходе уж зимы, собрались они сюда с Љостей Ѓосых
- соседом по огороду, в котором сам он ничего не делал, только, раздевшись
до трусов, рубил окучником беспощадно крупный сорнЯк, материл правителей на
весь белый свет, крыл ђейгана, ‘аддама •усейна, когда и Љим €р ‘ену
попадало, и нашим всем по очереди. Ќыне …льцина кроет ЉостЯ почем зрЯ. Ђ в
огороде работала его Ђннушка, этакаЯ мышка-норушка, с †енЯрой скорешившаЯсЯ
по причине характера. †ену свою в молодости ЉостЯ тоже обижал, а ныне уж ни
гугу - боитсЯ остатьсЯ один. Џодались они за город, намереваЯсь натопить
избушку, но главное - выпить на раздолье и всласть наговоритьсЯ. “ ворот
инвалидного садового объединениЯ "‹уч" сторожа встретили, точнее, он их
встретил, знаЯ, что у парней этих с собою непременно есть кое-что. Ќу,
ла-ла-ла, то да се, как тот, как этот, у ‡айцева за речкой его однофамильцы
изгрызли всю вишню и все ранетки, огород весь исколесили, а его вот нет и
нет, с самой осени, с октЯбрьских праздников. Њожет, заболел, а может... ’ут
инвалидишки переглЯнулись меж собой и, ничего не говорЯ более, ринулись по
целику за речку...
ЉостЯ Ѓосых этого ‡айцева презирал за угодливость, за тихий нрав и
голос едва слышный. Ћни и познакомились-то бурно. ‘уществовали тогда еще
хитрушки под названием "магазин длЯ ветеранов". €х магазин был отгорожен от
народа фигуристой железной решеткой, у которой от открытиЯ до закрытиЯ
толпилсЯ русский люд, ждал, когда подвезут чего-нибудь съестное в продажу,
кроЯ иной раз и этих дармоедов за фигуристой решеткой, к которым, как везде
у нас, поналепилась куча: афганцы, герои каких-то других войн и вылазок, в
ќфиопию, в …гипет и еще куда-то,- мудраЯ партиЯ, как всегда, мудро
поступала, откупаЯсь подачками. “частникам и инвалидам ‚Ћ‚ преподносилось
это как милость и выглЯдело так, будто вожди от себЯ и от своих деток
отрывали последнее и отдавали страдальцам.
’омЯтсЯ как-то инвалиды в магазине, и дерни за Язык этого ‡айцева
нечистый. ‚сегда за цветками в уголке жалсЯ и оттудова тихонечко вопрошал:
"Љто последний? џ за вами". € вЯкнул из ухоронки своей умильным голосом:
"‚от спасибо товарищу Ѓрежневу, пайку длЯ нас подешевле вырешил..." ‚
магазине в ту пору как на грех и на беду случилсЯ ЉостЯ Ѓосых. ‡анимаЯ
очередь, он всегда и везде грудью вперед, голосом орет громким, да и есть
отчего быть голосу - в боковом кармане старого бушлата у него плоскаЯ флЯга
- длЯ хоккеЯ, он из нее пьет хоть где, хоть с кем. ‚от выпил, вытерсЯ
рукавом, горлышко флЯге вытер и, не спрашиваЯ ЉолЯшу, хочет он или нет,
посудину сунул. "ќ-эх ты! - загремел ЉостЯ на пенсионера ‡айцева.- ’ы и на
фронте, и в тылу сироткой был, вот этаким сиротой и пред Ѓогом предстанешь!
Џа-айку вырешили! ‘пасибо партии родной, дала по баночке одной! Ђ Я,
распротвою мать, воевал за то, чтоб прийти в магазин и на свой трудовой аль
на пенсионный рубель купить все, чего душа пожелает! Џа-а-айку вырешили!.."
"ЉотЯ, ЉотЯ! - теребила его за рукав в платочек укутаннаЯ, кроткого вида
женщина.- Ќу че ты его оглушаш? €справишь ты его сей миг, што ли?
Џеревоспитан!?.."
ЉостЯ Ѓосых только этой женщины слушалсЯ, только ей внимал. “кротив
себЯ, побулькал из флЯжки, на которой было выгравировано: "‘оветский хоккей
лучший в мире на все времена!", кинул руки по спинке диванчика, меж двумЯ
цветками ременного вида, поставленными длЯ красоты и эстетизьма в прихожей
"блатного магазина".
„олго еще бурчал ЉостЯ, комментируЯ поведение не только ‡айцева, но и
тех, кто, отоварившись, выпЯчивалсЯ задом в дверь, продолжаЯ кланЯтьсЯ и
благодарить благодетелей-продавцов.
‚нук у ‡айцева и тогда уже был деловой: минута в минуту, чуть ли не в
самое жерло магазина вметывалась краснаЯ машина, и в шарфах до задницы, в
волчьих шапках и в дубленках, ворвавшись в помещение, внук с женою волокли
старика ‡айцева к весам, затем, дружной компанией вывалившись в прихожую,
быстро разбирали старый, поди-ка еще фронтовой, рюкзак: "ќто тебе, дед,
потреблЯть нельзЯ - гастрит; это тебе, дед, есть вредно - печень; это, дед,
влиЯет на склероз, это - на почки; от печеньЯ толстеть будешь, правнуку ты
его даришь..." € в результате "чистки" рюкзака оставалсЯ дед ‡айцев с
перцем, горчицей и кетчупом, назначение которого он не знал. „о женитьбы
долго гонЯл и мучил внук деда: наедет с бандой девок и парней, отправит деда
домой, чтоб не мешал веселитьсЯ. Џотом, когда женилсЯ, переместил деда в
совогород почти на постоЯнное местожительство.
„верь в домике ‡айцева заперта изнутри, окно льдом заросло.
Ќашли лом, давнули дверь - и дохнуло на инвалидов тухлой волной тлениЯ:
под одеЯлом, в полушубке, в солдатской шапке, завЯзанной под подбородком,
стеклЯнистым инеем покрытый, смирно вытЯнув руки в рукавицах, лежал
почерневший старичок с небольшим, изъеденным мышами, лицом. †ил и все
славил: "ЏартиЯ! ЏартиЯ! ‘талин! ‘талин! ‹енин! ‹енин! ‚перед - народ!" Џод
конец уж только внука: "‚адик-‚адик!.."
…два нашли старики того ‚адика. ‚ новых спальных кварталах он пребывал.
…хать за город не хотел. ЉостЯ Ѓосых, Ќиколай €ванович зашлись в Ярости,
затопали так, что хрустали в квартире забренчали и ведро с бутылкой виски с
полки сорвалось. †ена внука ‡айцева, в голубом атласном кафтанчике, в
атласных туфельках, выскочила и заорала: "‚ы что, хулиганы, в тюрьму
захотели? ‘гною старперов!" ЉолЯша, к разу вспомнив незабвенного солдата
‘метанина, деловым тоном воззвал:
- ЉостЯ! „авай гранату! ’рЯхнем этот рай напоследок!..
ЉостЯ рукой за пазуху, железной пробкой зазвенел об хоккейную флЯгу,
будто кольцо из чеки гранаты вынимаЯ.
- Њужики-ы-ы-ы! „а вы что-о-о-о-о? - завопил ‚адик и откинул в глубь
квартиры бойкоЯзыкую жену.- ‹юбые деньги, мужики! ‹ю-у-убы-ые! Џохороните
деда! Џохороните! џ его любил и помнить буду, но Я смерти боюсь,
мужики-ы-ы-ы...
- Ђ мы, думаешь, не боЯлись ее, когда моложе тебЯ, под огнем, в окопах
дрогли?! Ђ ну, собирайсь, курва!
Ћни заставили-таки ‚адика хоронить деда, пусть и в закрытом гробу,
заставили и жену его, и малого их сына на кладбище быть. ‡аставили и поминки
в кафе "€зумруд" справить. —уть только ‚адик или его повелительница
сопротивление оказывать начнут, Ќиколай €ванович глЯнет на Љостю Ѓосых, и
тот сразу за пазуху лапой. •отели даже заставить ‚адика и девЯть дней
справить, и сороковины, но тут уж взмолилсЯ сам ЉостЯ:
- ЉолЯша, Ќиколай €ванович, мы ведь спьЯну и в самом деле прикончить
можем этого поганца. „а ну его... к аллаху!
...Ћ, как же длинна, как бесконечна осеннЯЯ ночь, что та давнЯЯ и
дальнЯЯ дорога на фронт.
Ѓлагословенна и проклЯта будь она.

ЋвсЯнка - ЉрасноЯрск
‘ентЯбрь 1994 - Январь 1995
Last-modified: Thu, 08 Nov 2001 12:55:13 GMT
Ћцените этот текст: