м на улице  и, наконец, понеслась к  тетке Ђвдотье, чтобы перебить у нее
все окна, если дед там обнаружитсЯ.
     ’етка  ЂвдотьЯ, та самаЯ, что жила  от  нас  наискосок, младшаЯ  сестра
дедушки  -- особаЯ  статьЯ в нашей родове.  †изнь ее растрепана, как льнЯной
сноп на неисправной мЯлке.  Њуж  ее  ’ерентий  жил с нею  набегами. €  после
каждого  набега оставлЯл  тетку Ђвдотью в тЯгостЯх.  ђодились  у нее  только
девки. Џо причине нервности тетки  Ђвдотьи, неустойчивого достатка и обихода
девки мерли одна за другой, но трое выжили, на беду  и радость матери. „евок
она  растила  по-чудному:  то  милует  их,  бантики  из трЯпочек  в  волосьЯ
приделывает, в баню чуть  не каждый день таскает, в доме половики  настелет,
все приберет, выскоблит. ’о забросит и  дом, и девок, не кормит их, не поит,
лупцует  ухватом, обзываетсЯ. Џопав  в буйную полосу жизни, немытаЯ, пьЯнаЯ,
орала тетка  ЂвдотьЯ  матерщинные  частушки  под  нашими  окнами,  да еще  и
приплЯсывала.
     „евки подросли,  и  старшаЯ  -- Ђгашка  --  пригулЯла ребеночка.  ’етка
ЂвдотьЯ  прогнала  дочь  из  дому  "с  в...ком", а сама  побежала  в  …нисей
бросатьсЯ, и  бросилась, доплыла по-собачьи до сплавной боны, вылезла на нее
мокраЯ, жалкаЯ и выла среди реки протЯжно, одиноко и жутко.
     Џосле  этого  тетка   ЂвдотьЯ   вернула  Ђгашку   домой  и  стала  жить
смирно-тихо. € старитьсЯ начала быстро, обвисла,  ссутулилась, поседела. „ом
она содержала  теперь обиходно, даже форточку в раме проделала, чтоб вольный
дух  помогал  расти дитенку. ЌарЯжалась тетка  ЂвдотьЯ  мыть и  белить избы,
копать  огороды,  нЯнчилась  за плату с  ребенком  учителей  и разную всЯкую
работу  делала,  волоча  за  собой везде и  всюду любимого внука  Љостеньку.
Џотихоньку  приторговывала  тетка  ЂвдотьЯ  винцом  и  самогонкой. ‘ деда  и
Љсенофонта  платы  за  вино не  брала, и  не по родственным  соображениЯм, а
потому,  что  они  доглЯдывали  ее  хозЯйство  --  привозили дров,  починЯли
домишко, ремонтировали печку.
     ‘овсем  наладилась  жизнь  тетки  Ђвдотьи,  как  вдруг  снова объЯвилсЯ
’ерентий.  Ћн приплыл  с  севера,  откуда-то  из-под  ѓольчихи, в  резиновых
сапогах, еще невиданных в нашей деревне, с длинными голенищами, в шлЯпе, при
часах, и привез бочонок соленого омулЯ.
     ’ерентий  открыл  створку  ворот  и в качестве "суприза" катнул во двор
пузатенький,  ловконький  такой  бочонок,  густо  затЯнутый  окислившимисЯ в
долгом  пути  обручами,  под  крышку   забитый  отборным  омулем.  ’ерентий,
подбоченЯсь, победно оглЯдел деревню -- знай наших, поминай своих!  ђот  его
раскрылсЯ, сморщилсЯ  от  самодовольной, блаженненькой улыбки. ‡убов во  рту
’ерентиЯ не было, съело их цингой и водкой. ‹ишь один какой-то обломочек или
корешок, может, и вновь просекшийсЯ молочный зуб весело сверкал  на дитЯчьих
деснах, знаменуЯ собой  радость обновлениЯ жизни, снова и снова наступающего
первотворениЯ,  возобновлениЯ  обеспечен-  ной,  семейной  жизни под  родной
крышей.
     Џредчувствием  счастливой  встречи  и  бесконечной  радости переполнено
сердце  вечного скитальца,  еще одного беспечного  и  беспутного  овсЯнского
гробовоза.
     Џоскольку настил во дворе был внаклон и  все хозЯйство --  дом, заплот,
ворота -- внаклон,  и жизнь тетки Ђвдотьи внаклон, на солнце,  на восход, то
бочонок  с омулем, постукиваЯ по настилу,  вспрыгиваЯ на сучках и  выбоинах,
резво набирал ход и, не  будь закрыта  калитка в  огород,  прокатилсЯ  бы по
грЯдам, смЯл бы прЯсло, своротил бы весь нижний сельский посад, брыкнулсЯ бы
с Яра в …нисей, и  рыба в бочонке,  пусть и соленаЯ, пусть в бессознательном
состоЯнии, поплыла бы в обратный путь, к родному устью,  где была изловлена,
лишена не только жизни, но  и свободы, тесными рЯдками  запечатаннаЯ в тугой
бездушный бочонок.
     ’етка  ЂвдотьЯ,  хоть  и  встречь  уклону,  хоть  и  в  гору,  бочонок,
торкнувшийсЯ в огородную калитку,  чуть было с петель ее не сорвавший, ногой
катнула в  обратную сторону, к  воротам.  ѓде  и сила  взЯлась? ‚идно, бабьЯ
неистовость сильнее  всЯких  сил!  Џерекувыркнула бочонок,  что  поросенка с
тугими боками через подворотню, поставила его  на попа, пришлепнула  ладонью
по сырому торцу, будто поставила печать на замаркированные доски.
     Џосле   этого  тетка  ЂвдотьЯ   молча  двинулась   навстречу  лучезарно
лыбЯщемусЯ мужу, раскинувшему руки длЯ объЯтий, молча же сорвала шлЯпу с его
головы, кучерЯвЯщейсЯ  младенческим пушком, шлЯпу шлепнула оземь и принЯлась
месить ее голыми ногами, втаптывать в  пыль,  будто гремучую  змею. ’оптала,
топтала, сорвалась  на визг. Ѓез слов, без ругани  был  тот визг. ‚се  в нем
спеклось,  в  этом  страшном  визге  --   боль,  ненависть,  зверинаЯ  тоска
полужены-полувдовы, нужда, одиночество, борьба с девками, перемогание хворей
и насмешек деревенских сплетников и блудников, пользующихсЯ услугами  мелкой
спекулЯнтки,  батрачки, вздорной бабы, позорной, дикой  пьЯнчужки -- все-все
втаптывала в пыль, в грЯзь тетка ЂвдотьЯ.
     Ќатоптавшись до  бессилиЯ,  навизжавшись до белой  слюны, тетка ЂвдотьЯ
молча  поднЯла с дороги  шлЯпу, измызганную, похожую  на  недосохшую коровью
лепеху  или гриб-бздех,  вЯлым движением, как бы по обЯзанности, доводЯ свою
роль до  конца, раз-другой хлопнула шлЯпой по  морде  мужа, напЯливаЯ  ее на
голову его до ушей, пристукнула кулаком сверху и удалилась во двор.
     ‚есь  нижний конец  села упивалсЯ этой  картиной. ‡адохнувшийсЯ  пылью,
оглушенный   налетом,   ’ерентий   долго  отплевывалсЯ,  утиралсЯ   рукавом,
растерЯнно наблюдаЯ, как ЂвдотьЯ запирала  ворота, как пнула подвернувшегосЯ
на пути его любимого пса  Њистера, как  резко задернула занавески  на окнах,
даже веревочку порвала у одной занавески, как расшуровала из дому всех, даже
девок, выдворила заспавшегосЯ кота, не пощадила и курицу-парунью, сидевшую в
сите на куделе, вместе  с Яйцами хрЯснула с крыльца  и, матерЯсь, искала еще
чего бы сокрушить и выкинуть.
     -- ‚о, штурела, курва, во штурела!.. -- трусовато, чтоб народ слышал, а
баба, впавшаЯ в неистовство, не слышала, частил однозубым ртом ’ерентий.
     Љогда тетка ЂвдотьЯ выдохлась,  поутихла, влезла на полати, как всегда,
влезла надолго  в  привычное убежище, дети и  внуки, спрЯтавшиесЯ  в  старом
амбаре и не смеющие до темноты показыватьсЯ в избе, наблюдали в щели амбара,
как  их  папа  ’ерентий сидел  среди улицы  на бочонке  с омулем,  бил  себЯ
кулаками по голове и со слезами взывал в пространство:
     -- Људа Я  денусЯ теперь, сирота  несчастнаЯ?  ѓде  найду  дом-пристань
свою?
     -- Ђ вот не бродЯжничай, не бродЯжничай! ќт-то что же  ты за моду взЯл:
наскочишь,  бабу обрюхатишь  и  как  вихорь  унесешьсЯ?  --  корила ’ерентиЯ
бабушка Љатерина Џетровна, которой до всего и до всех дело. -- ’ы подумал бы
башкой своей удалой, -- бабушка согнутым перстом стучала по покаЯнной голове
’ерентиЯ,  будто по тыкве, --  как твои детки тута?  Џить-есть  чего  у  них
имеетсЯ? Љак жена твоЯ роднаЯ,  жива или мертва? ‡агулЯла или блюдет себЯ?..
€ли тебе гори все огнем-полымем?
     -- 0-о-ой! -- мотал головой доведенный до полного отчаЯниЯ ’ерентий. --
“бить менЯ мало, подлеца такого, тетка Љатерина!
     Љончилось все это тем, что ’ерентий и бочонок с омулем оказались у нас.
—ерез  день сломленнаЯ  жалостью бабушка  за руку, словно школьницу, привела
тетку Ђвдотью, и в присутствии дедушки, Љсенофонта и бабушки ’ерентий ползал
на  коленЯх перед женою,  клЯлсЯ на образа, что покончит с  "прошлым", будет
как "андел" -- тише воды, ниже травы, вина в рот не возьмет  и никуда больше
не уедет, потому как "осознал ошибку своей жизни".
     Ќичего ’ерентий не осознал.  Ќедели  через две он начал  куролесить  но
селу, пропил  часы,  сапоги и  шлЯпу, бил тетку  Ђвдотью, и  она его била, и
однажды,  будто печной  угар,  улетучилсЯ  из дому и  села  ’ерентий,  снова
подалсЯ бродЯжничать, "длинные, фартовые" рубли искать. ’етка ЂвдотьЯ  опЯть
"налаживалась"  и  хорошо, что  на этот раз ’ерентий  не оставил ей девку на
памЯть, да и внуков надо было кормить и растить. „евкам понравилось делать и
сплавлЯть внуков бесхарактерной матери.
     Џосле того, как  снова и надолго  исчезал  ’ерентий, дом  тетки Ђвдотьи
ЯвлЯл собой подобие осеннего, полуубранного огорода или реку после ледохода:
все перевернуто и опрокинуто, всюду валЯлись битые черепки, поленьЯ, ломаные
скамейки и  табуретки,  горшки с  замертво выпавшими из них цветками, рванье
всЯкое, распущеннаЯ подушка, по столу валЯлись и сохли  ложки, чашки, с печи
ссыпалась  свЯзка  луковиц,  из  переполненной  лохани текла зловоннаЯ жижа.
Љошка куда-то сбежала, во дворе, возле разваленной поленницы, причитал всеми
забытый кобелишка по имени Њистер. ‘овершенно он сбит с толку превратностЯми
жизни. ‘овсем недавно  его от пуза кормили  всевозможными  Яствами -- мЯсом,
мозговыми костЯми, жирными щами, остатками  пирогов. ’ерентий даже пельменей
выносил,  один раз  насильно засунул в  рот  конфетку. €спытываЯ отвращение,
Њистер через силу счавкал конфетку вместе с бумажкой. ’ерентий поцеловал его
в морду,  назвал "вумницей" -- и вот на тебе, морЯт  живую душу  голодом, не
только не кормЯт,  но и не поЯт, даже с цепочки не спускают, чтоб промыслить
чего-нибудь  по селу. Ѓолее того, распинав всЯкое битое и драное  имущество,
если подвернутсЯ,  и детей с внучатами распинав,  тетка ЂвдотьЯ, хоть летом,
хоть зимой, босаЯ, косматаЯ, выскочив на крыльцо, орет:
     -- ‘дохни! Ћколей! -- и хватаетсЯ за что попало. ’ут  уж прЯчьсЯ живей,
влезай в какую-нибудь щель -- зашибет!
     „авно заведеннаЯ  квашнЯ  оплыла по  краЯм,  нашлепались на стол  серые
ошметки. ’есто засыхало само по себе,  и в нем, судорожно дергаЯсь, затихали
налипшие  мухи  и тараканы.  ЉвашнЯ  эта,  кислый ее  запах не давали  тетке
Ђвдотье покоЯ, хлебный дух тревожил ее и звал к печи. ‘пустившись с полатей,
нащупываЯ  ногой обутки,  проклинаЯ жизнь  и  все на свете,  тетка ЂвдотьЯ с
трудом растоплЯла давно остывшую и оттого дымЯщую печь. „вигалась она словно
бы во сне, расходилась словно после болезни, начинаЯ творить привычную бабью
работу,  распинываЯ  и рассовываЯ по углам стекла, ломь всЯкую,  трЯпье, но,
видЯ,  что хлам и  сор никуда  не  деваютсЯ, бралась  за  веник, потом  и за
трЯпку, скребла, мыла, все еще ругаЯсь, всхлипываЯ, высказываЯсь.
     “тром в более или менее прибранном доме пахло хлебом, на столе остывали
плоские караваи из перекисшего горького теста.
     --  †рите! --  коротко  бросала  девкам  и  внукам,  все  еще  опасливо
выглЯдывающим из-за косЯков дверей, из углов, тетка ЂвдотьЯ: -- „а собачонке
не забудьте дать.
     „ень, другой, третий,  иногда и  неделю налаживалась и входила в берега
разлаженнаЯ,  выбитаЯ  из  колеи  жизнь в  доме  тетки  Ђвдотьи. Џотихоньку,
помаленьку  девки, их дети, затем и сама тетка  ЂвдотьЯ начинали выходить за
ворота, ЯвлЯлись селу и людЯм.
     --  ‘ошла  луна  с ущербу, --  понарошке крестилась  бабушка. -- —…  не
заходишь-то?
     ’етка  ЂвдотьЯ,  пробурчав:  "Њы  бедны,  вы богаты", --  отвернувшись,
проходила  мимо. Ћдевалась она в эту пору во все драное, старое, заношенное,
чтоб  треснутые  пЯтки  из обуток  было видно,  чтоб все понимали, какаЯ она
несчастнаЯ, отверженнаЯ, всеми брошеннаЯ.
     Ќо вот в прибранном,  угоенном доме, во времЯ рукоделиЯ или при починке
изорванной  одежды,  тереблениЯ  ли пера, а  то  и у прЯлки,  тетка  ЂвдотьЯ
тоненько, без  слов принималась чего-то в забывчивости напевать,  потом и на
слова переходила. Ќу, дети  уж тут как  тут, не отстанут от родимой матушки,
радостно подхватЯт, поведут -- заслушаешьсЯ. € дойдет  у  них дело  до самой
жалостной,  самой близкой их сердцу  песни про коварную и изменчивую любовь.
•отЯ и есть в песне  предупреждение: "Ќе  любите морЯка, морЯки омманут", --
все равно не устоЯть слабому девичьему сердцу под  напором страстей,  и дело
заканчиваетсЯ  известно чем: "ЊесЯц светит за  окном, дождь  идет уныло, а в
руках она несет матросенка-сына".
     € как разольютсЯ  по селу, отзвенЯт отчаЯнные  голоса  тетки Ђвдотьиных
девок,  долго еще смотрит в  окно, в  пространствие слепыми от  слез глазами
сама  тетка  ЂвдотьЯ. €  чего  она  там  видит,  об чем думает  и  страдает?
‘похватитсЯ, встрЯхнетсЯ  и с протЯжным  вздохом молвит тетка ЂвдотьЯ,  ловЯ
рукой иголку или веретено:
     -- Ћх, девки, девки! ЃлЯдишшы вы блЯдишшы, Я пропаду, и вы пропадете.
     Ќе встречал Я людей на свете, кроме бабушки и тетки Ђвдотьи, которые бы
так люто  "считались", как  у  нас называют  бабью перебранку, и все же  так
прочно дружили бы, жалели одна другую и подсоблЯли в трудные дни.
     ‚от к  тетке-то Ђвдотье и подалась бабушка  с намерением перебить у нее
все окна, битые  не  раз уже и не два  разными  другими  людьми. Ђ  пока она
бегала, выЯснЯла обстановку, дед вернулсЯ с  реки, забралсЯ на свой курЯтник
и спокойно уснул.
     Ќеизрасходованный  зарЯд  сжигал бабушку,  и  утром она выпалила его  в
деда.  ’от выслушал бабушку сдержанно,  лишь поскорбел  лицом, и борода его,
под  Џугачева  стриженнаЯ,  раза  два  прошла  вверх-вниз, чего  бабушка,  к
несчастью,  не  заметила  и  вовремЯ  не  застопорила. Ќе дослушав  до конца
бабушку  -- завелась  она надолго, -- дед пошел во двор, вывел конЯ џстреба,
вынул заворину из ворот, забросил ее в  гущу  крапивы, и, смекнувши, к  чему
клонитсЯ дело, Я ринулсЯ в избу:
     -- Ѓаб, а баб! „едушка уезжает!..
     -- € понеси лешак! -- с прежним накалом в голосе крикнула бабушка.
     Ѓунт деда  дошел до такого накала, что он и не запер ворота, оставил их
распахнутыми и, более того, не поднЯл  доску в подворотне, разнес ее телегою
в щепье.
     --  € не запирай! € не запирай! -- кричала бабушка с крыльца. -- € Я не
запру! € Я не запру!  ‘тыдобушки-то‘раму-то! ѓлЯдите, люди добрые, как у нас
ворота расхабарены! „ивуйтесь! Џоло! Љругом поло! “ тебЯ поло-то! “ тебЯ!..
     ’ак кричала бабушка,  а сама  поднималась на  цыпочки, вытЯгивала  шею,
надеЯсь, что дедушка погром учинил сгорЯча и одумаетсЯ еще, воротитсЯ. Ќо за
кладбищем телега загромыхала по  камешнику ”окинской речки, с брЯком, звЯком
пронеслась  в  гору  и  исчезла  в  соснЯке. џстреб,  перепуганный тем,  что
смиренный и молчаливый хозЯин,  стоЯ во весь рост  в  телеге, рычал, хлестал
его  вожжами,  мчалсЯ  в гору прытче  племенного жеребца,  по  направлению к
заимке, где  оставалась еще наша избушка, не занЯтаЯ сплавщиками, потому как
стоЯла далеко от запани.
     Љольча-младший  заменил  на сенокосе  дедушку, чтобы  высвободить его в
помощь бабушке. Ђ помощник-то, вон он, был и нету!
     --  •а-рашшо-о-о!  •арр-ра-шо-о-о! Ћчень даже славно!  -- подбоченилась
бабушка, когда звук телеги умолк в лесу. -- ‘ъедутсЯ детки родимые, где тЯтЯ
--  спросЯт. ‚нуки, деточки малые -- где наш дедушка родимый? Ђ Я скажу имЯ:
милые мои деточки,  ударила ему моча в голову,  и умчалсЯ ваш €льЯ-пророк ко
всем лешакам, токо телега загремела! € поймите вы, мои родимые, скажу Я имЯ,
какаЯ моЯ  жизнь  была с таким  человеком! ‚едь он на лес  глЯнет --  и  лес
повЯнет! ‘колько же мук принЯла Я, горемышна-а-а...
     Џопусту  причитать  и  высказыватьсЯ  бабушке  недосуг,  она  говорила,
бранилась  и напевала, управлЯЯсь по хозЯйству, но ворота не закрывала и мне
закрывать не велела. ‘ уЯзвленностью и тайной болью она все повторЯла: пусть
люди посмотрЯт,  пусть полюбуютсЯ и рассудЯт, какова  ее жизнь  и  какие она
страданиЯ перенесла на своем веку.
     „о  самой ночи порота  были полыми, но когда стемнело, пришлось нам  их
все же  закрывать. Ќадежд на возвращение дедушки  больше не оставалось. Џока
нашли мы  в жалице заворину, пообстрекались оба  с бабушкой. Ћна примачивала
мои волдырЯми взЯвшиесЯ руки и уже вЯло, на последнем накале грозилась:
     -- Џосидишь вот голодом-то, посидишь!.. €шь, сбрындил! —е и сказала-то!
Ќу,  не  выпивал,  дак не  выпивал.  џ  тоже  нервеннаЯ,  тоже  могу  лишнее
брЯкнуть... Љонишку-то, конишку забьет! ‚  ем,  в крехтуне, зла этого... Ћй,
забьет...
     Џочти весь  следующий день бабушка крепилась,  сохранЯЯ  твердость, все
разговаривала так, будто дед --  вот  он, рЯдом, но  потом сдалась, наладила
заплечный мешок с харчами, снарЯдила менЯ на заимку.
     -- Љольчу мне  жалко, Љольчу,  -- толковала мне бабушка. -- ‘ам-от хоть
седни,  хоть завтре  с  голоду окочурьсЯ  -- не  охну. €  не единой слезы не
уроню.  Ќи  единой!..  --  Ѓабушка  притопнула и  кулаком  в сторону  заимки
погрозила. Ќо за воротами начала  переминатьсЯ,  поправлЯть  на мне  мешок и
конфузливо просить: --  ‘озови дедушку-то, созови.  Ѓычка колоть надо. „елов
полон двор... ‘озови. Ћн ндравный, но тебЯ послушат... ‘озови, батюшко...
     ‹егко  сказать  --  созови,  а  как  созову?  ‡атруднительно!  ЊалейшаЯ
оплошность могла обернутьсЯ еще большим отчуждением дедушки от дома.
     „ед  встретил  менЯ  на   заимке  хмуро,   и  перво-наперво  надо  было
ликвидировать его мрачное настроение. Љак ни  в чем не бывало включилсЯ  Я в
дела, схватил  ведро, зазвенел им  и  побежал к ключу.  ‡атем развел  огонь,
намыл картошек, заорал:

     ђаспроклЯтаЯ картошка,
     —то ж ты долго не кипишь?
     ѓости все поцеловались.
     ’ы холоднаЯ стоишь!..

     ќть,  клюнуло! „едушка  потЯнул воздух широкой  ноздрей и ухмыльнулсЯ в
бороду.
     -- ѓде соль, деда?
     Ћн воззрилсЯ на менЯ с досадою:  даже тут, вдалеке  от  постылого дома,
ему покоЯ нет,  даже тут,  в  тайге дремучей,  не  дают ему побыть  в гордой
уединенности, что ж ему -- в землю закапыватьсЯ?
     -- ѓде же ей быть? ‚ избе...
     …ще  клюнуло!  ‚ыдавил  из деда  слово  --  это  не  так  уж мало!  …ще
Љольча-младший скорее  бы  с покоса  вернулсЯ,  тогда мы  совсем быстро деда
одолеем. Љольче-младшему не  с руки поститьсЯ  вместе с дедом, в деревню ему
охота, по вечеркам шлЯтьсЯ.

     ‘оль соленаЯ-ЯдренаЯ,
     ’ра-та-та-та...

     орал Я громче прежнего и бухнул в картошку одну горсть соли, прицелилсЯ
другую бухнуть, но тут:
     -- ‘оль-то покупнаЯ...
     Ђга-а-а,  дедушка-соседушка, все же о добре-то  печешьсЯ! Ќе наплевать,
значит, тебе на хозЯйство. „умаешь, стало быть, заботишьсЯ. Џока еще менЯ ни
о чем не спрашиваешь, пока еще делаешь вид: мол, пусгь все горит-полыхает --
и не охну, и не загорюю, освободилсЯ от оков...
     Љартошки  сварились.  џ отлил  воду,  поставил  чугунок  на  стол. •леб
нарезал,  шаньги  картофельные  из  мешка  вынул,   простокваши  две  кринки
выставил. „ед ни малейшего вниманиЯ, курит табак,  ничего  больше не делает.
‘идит  па  чурбаке, смотрит  вдаль, за Њану, полный презрениЯ  к хозЯйству и
труду, и от него дым, как от парохода.
     -- Џозвать Љольчу-то?
     -- ‡ови. Њне што?
     џ мчалсЯ в поле, издали махал рукой, кричал:
     -- „Я-а-а-а ЉолЯ-а-а! „Я-а-а-а Љо-о-олЯ-а-а-а!
     Љольча-младший  огораживал стог сена,  вЯзал  прутьЯми  кольЯ,  зарубал
жерди. ђубаха  у него навыпуск, в волнистом чубе запутались сухие травинки и
щепочки. џ  упал в тенистое укрытие стога.  Љольча-младший быстрее доделывал
огорожу, расспрашивал про  бабушку, про дом и как у нас дела идут. ‚ пути от
зарода  до  заимки  мы договорились с  ним о дальнейших действиЯх. Џод видом
неотложных дел он уберетсЯ  после  обеда с заимки. „ед, надо полагать, долго
не выдержит одиночества и тоже, глЯдишь, соберетсЯ домой, в село.
     -- ’олько ничем  ему тут не досаждай и не серди, -- наказывал  дЯдЯ. --
‘мотри, не сделай промашку!
     ‘полоснувшись в реке, Љольча-младший сел за стол и  крикнул в  открытую
дверь:
     -- ’ЯтЯ, ты чего ись-то не идешь! †дем ведь!
     -- Ѓу-бу-бу.
     „ед бубнит в бороду, чего бубнит -- разбери попробуй! Ќаконец поЯвилсЯ,
строго  и  печально перекрестилсЯ на деревЯнную икону. Њы  с Љольчей-младшим
чистили картошки, стараЯсь не глЯдеть на него. ‘начала нехотЯ, замедленно ел
дед, выбираЯ из чугуна кособокие, маленькие, поврежденные  картохи, долго, с
крЯхтеньем   чистил,   круто   их   солил.  ‘плошнаЯ  скорбь   наш  дедушка.
Љольча-младший отворачивалсЯ  к окну,  будто на коней смотрел, Я держалсЯ из
последних сил, чтобы не прыснуть. ‚се тогда пропало.
     Џостепенно дед разошелсЯ в еде, и мы прикончили весь  харч, привезенный
из  дому, -- бабушка послала еды в обрез, чтобы раздразнить мужиков домашней
снедью и выманить их с заимки. Љругом тонкаЯ политика.
     Џосле  обеда Я забралсЯ на  полати, Љольча-младший,  как  и  договорено
было,  смоталсЯ с  заимки в село.  „ед ходил по  двору,  бубнил,  постукивал
топором.
     Џереломный  сейчас  момент.  „ед  может  одолеть   обиду,  а   может  и
окончательно раздумать возвращатьсЯ в село. Ћчень он  характерный у нас.  Ќо
вот звЯкнули удила оброти, дед перестал колесить по двору. “шел за конем.
     ‘ломалсЯ дед!
     ‚скоре  по деревЯнному настилу застучали копыта. ‘лышно  было,  как дед
заводил в  оглобли  и пЯтил к телеге неповоротливого џстреба,  затем собирал
шмотки, шарилсЯ в сенках, отыскивал замок и ключ.
     --  ‘пать, што ли, сюда  ЯвилсЯ? -- недовольно, в пространство  обронил
он.
     џ нехотЯ спустилсЯ с полатей, потЯнулсЯ, зевнул, будто разоспалсЯ.
     ‚  телеге свежее сено.  џ  плюхнулсЯ на него  брюхом и  тронул со двора
заимки. „ед  закрывал ворота, Я ждал. „олго закрывал ворота дед. Ќе раздумал
бы. Ќет. ‘моркаетсЯ, закуривает основательно -- на дорогу.
     ‚сю дорогу Я видел непоколебимую дедушкину спину. Ћн не разговаривал со
мной  и не понукал џстреба, ехал домой словно бы по повинности. Ќа  полпути,
не оборачиваЯсь, мрачно полюбопытствовал:
     -- ‘ама послала?
     џ  прикинул  -- Љоролев  лог проехали,  скоро  спуск к  селу начнетсЯ и
возвращатьсЯ на заимку никакого резона нет.
     -- ‘ама.
     -- Ђ-а-а!.. ’о-то!
     €з этих  звуков, выдавленных  дедом в бороду, Я сделал  заключение: дед
насладилсЯ  местью  и  торжествует. "Ђ-а-а" --  значит, достукалисЯ,  довели
человека до крайности -- и что получилось? "’о-то!" -- значит, какой бы Я ни
был "толстодум" и  "крехтун", но без менЯ не обойтись, потому как хозЯином Я
в дому был и хозЯином останусь. ‘колько бы вы там ни фордыбачили. € праздник
без менЯ не праздник, да и в будни Я еще пригожусЯ...
     --  Ќ-но,  џстреб!  Ќ-но, џстребушко! -- шевелил  вожжами дед и к  дому
подкатил на рысЯх.
     Ѓабушка ворота открывала. џстреба  под узду брала,  по двору  не ходила
она, а прЯмо летала, на менЯ смотрела благодарно, на деда -- заискивающе,  и
все разговаривала, разговаривала. „ед никакого пока ей ответа не давал.
     -- Њожет, с устатку выпьешь? -- за ужином предложила бабушка и примчала
из горницы шкалик водки.
     „ед вылил водку в фарфоровый бокал, опрокинул ее,  крЯкнул одобрительно
и принЯлсЯ за щи.
     ‚ доме нашем наступил мир.
     ѓости  съезжались по-разному.  Љольча-старший приехал из города с женой
своей  Ќатальей на  сплавщицкой моторке. ‚  город  они  смотались  во  времЯ
коллективизации  и  жили  там  крестьЯнским  хозЯйством.  †или   по-чудному:
работали день и ночь, торговали на базаре, рЯдились за каждую копейку, потом
все  накопленные  деньги  бесшабашно, весело  прогуливали и  начинали  снова
копить.
     „ЯдЯ ‚асЯ с тетей ‹юбой пришли из Ѓазаихи пешком, через горы.  ‹юди они
очень  похожие друг на друга -- аккуратные, добрые, -- бабушка души в них не
чаЯла. Ћба работали  в ‹алетинском опытном  саду,  тетЯ ‹юба  -- садовницей,
дЯдЯ ‚асЯ --  рабочим. Ћни  принесли с собой красных Яблочек, еще терпких  и
горьковатых. Џоскольку большинство ребЯт, в том числе и Я, никогда не видели
Яблок, то страшно обрадовались такому гостинцу и горькие, вЯжущие эти Яблоки
съели за милую душу.
     ЊанЯ  --  тетка  -- белаЯ лебедка,  как ее дразнили в  семье,  с  мужем
‡ырЯновым  приплыли на  лодке от  Њанского  шивера, приплавили  стерлЯдей  и
таймененка и, вручаЯ бабушке, говорили, мол, красна изба углами, а сибирский
праздник  --  рыбными пирогами. ‡ырЯнов работал  бакенщиком, и у  него  была
грыжа, которую он подвЯзывал красным ремнем. „етей у тети Њани и ‡ырЯнова не
было,  поэтому  жили  они  прижимисто,  богатенько.  Ѓабушка   недолюбливала
‡ырЯнова, звала его  только по фамилии, тетку Њарию жалела, но в жизнь их не
вмешивалась. "Њуж да  жена  --  одна сатана"  --  скромно  повторЯла она, но
касались  эти слова лишь тети  Њани и ‡ырЯнова, остальных детей  бабушка и в
супружестве тревожила своими решительными действиЯми.
     ЋбъЯвились, как всегда, новые родственники, и, как всегда, прибыл гость
в  пеленках --  сын  которой-то  бабушкиной  племЯнницы.  Ѓабушка немедленно
распеленала  его, как бы между прочим  осмотрела:  пеленки  чисты ли и не  в
рубцах ли. Џровела рукой по грудке и по пузцу кривоногого мужика. ‚ ответ на
это действие младой  сибирЯк  блаженно потЯнулсЯ,  зажмурилсЯ, выдал крепкий
звук, отчего все захохотали.
     -- ‚от еще  новожитель! --  ворковала бабушка. -- Ќашего полку прибыло!
Џупок узелком, ноги круглЯшком, дух хлебнай -- па-а-ахарь будет, па-а-ахарь!
--  € человечишко заулыбалсЯ вдруг, молодаЯ мама, наслышаннаЯ о том, что  за
характер у бабушки Љатерины и каково ей потрафить, стоЯвшаЯ до этого ни жива
ни  мертва,  заткнула  рот  и нос платком.  Ѓабушка, и сквозь  землю зрЯщаЯ,
прикрикнула:
     -- ђасклеви парнЯ-то!
     ‚о  дворе  кружатсЯ мужики, вспоминают,  что  и как  тут  было  прежде,
радуютсЯ  тому,  что   мало  чего  изменилось  и,  перешибаЯ  один  другого,
вспоминают:  то как он,  ‚асЯ,  свалилсЯ с крыши  в загон и  сел  верхом  на
корову, отчего бабушка, доившаЯ корову, едва умом не тронулась; то как они с
€ваном  лазили за  огурцами  к  ’имше  ‚ерехтину  и  как  он палил по ним из
восьмикалиберного  дробовика,   зарЯженного  дресвой;  то  как  укусил  ‚асю
уросливый Љарька, ‚асЯ обозлилсЯ и сам Љарьку укусил, так после этого Љарька
лишь ‚асю к  себе  и подпускал,  больше  никого  за  людей не считал; то как
купались в …нисее с утра до ночи, иной  раз в заберегах еще начинали; то как
зорили птичьи гнезда (дураки же были, ей-Ѓогу!); то как на заимке работали и
мать прибежит, бывало, на пашню,  распушит и девок  и парней за нерадивость,
возьметсЯ показывать трудовой пример -- свЯжет снопик-другой натуго и тут же
мчитсЯ в село  либо  на соседнюю пашню,  где  тоже надо  командовать, давать
указаниЯ, но некому этим ответственным делом заниматьсЯ.
     -- Ђ помнишь?
     -- Ђ помнишь? -- слышалось со всех сторон.
     € седые мои дЯдьЯ, тетки смеЯлись и  молодели лицом. Ѓыли они почти все
рыжеваты,  конопаты и скуласты. ‘амые рыжие --  Љольча-старший и  дЯдЯ ‚анЯ,
дальше, как утверждали дЯдьЯ и тетки, краски на всех не хватило и пошел цвет
пожиже. Љольча-младший вовсе  рус, и конопатин на его долю  досталось  всего
ничего -- щепотка.
     ‚орота  почти не затворЯютсЯ,  щеколда  бренчит праздничным  набатом --
роднЯ  прибывает  и  прибывает.  ’о  и  дело  слышитсЯ  присказка: "‘кок  на
крылечко, брЯк во колечко -- дома ли хозЯева?" ‘оседи, друзьЯ дЯдей и теток,
давно  не  видевшиесЯ,  заходЯт поздороватьсЯ, перемолвитьсЯ  словом. €х  не
очень настойчиво приглашают завтра быть гостЯми. Џраздник семейный, и всЯк в
селе знает, что в таком празднике чужим быть незачем.
     †ители нашего села состоЯли в основном  из четырех колен родственников,
и  четыре фамилии  главенствовали в  нем. ‘амаЯ распространеннаЯ  фамилиЯ --
”окины,  затем -- ахматовы, затем наша -- Џотылицыны, а затем уже негустаЯ,
но  отчаЯннаЯ  фамилиЯ  -- ‚ерехтины.  Љогда  гулЯла  какаЯ-нибудь  из  этих
фамилий, ее никто не тревожил, хотЯ заведено у нас было гулЯть,  перебираЯсь
из дома в  дом. Ѓывало, если человек слабоват, пока из одного  конца села до
другого доберетсЯ,  то  уж у  него  отпуск просрочен  и  ему зеленые чертики
ЯвлЯютсЯ.  ’огда  тащили его в баню, отмывали, отпаривали, брызгали с помела
водою -- чтобы чертей отогнать, -- и таким образом возвращали семье и труду.
     „рак в  общих гулЯнках случалось  шибко много, так  много, что огороды,
выходившие на улицу,  за зиму бывали разгорожены до основаниЯ, жерди и кольЯ
потрачены в битвах, как первейшее сподручное орудие.
     Ќо в  семейных  праздниках гулЯли  основательно, спокойно  и  редко кто
срывалсЯ, если и срывалсЯ тот или иной родственник, вспоминавший  какую-либо
давнюю обиду, его или уговаривали, или дружно свЯзывали, не  давали войти  в
распал.
     Џожалуй, только ‚ерехтины отличались неуемным буйством. Ћни  почти  все
жили  в одном переулке,  гулЯли обычно  в  ’роицу,  и можно  было слышать из
верехтинского  переулка хруст ломаемого  дерева,  крики: "Љараул!", "Њама!",
"Џусти менЯ!" ‡атем грохал восьмикалиберный дробовик, следом за ним слышалсЯ
голос кривоногого ’имши ‚ерехтина, самого старшего в родове:
     -- Џер-ры-стрелЯю-у-у! ‚сех уложу-у-у-у!..
     Ќикто  в  верехтинский  переулок в  эту  пору  не совалсЯ,  хотЯ узнать
хотелось,  что  и  как  там? €  когда  ЯвлЯлсЯ  из  переулка  немой  Љирила,
родственник  ‚ерехтиных,  его облеплЯли  женщины  и  тормозили  расспросами.
Љирила плакал, и  по  его носатому, большому лицу на вышитую плисовую рубаху
катились  слезы.  Ћчень  жалели все люди трудЯгу мужика, угодившего в  такую
неподходЯщую длЯ него родню.
     -- Џа-па -- пу-у-ух! -- изображал Љирила, как из дробовика палил ’имша.
-- Њама -- ой-ой-ой!.. џ -- у-у-у!
     € он  показывал,  как  растаскивал  братьев, но  они  порывали на  себе
рубахи, побили в  избе посуду  и  на нем хотели порвать рубаху, да  он ушел,
устал потому  что, и глаза его не глЯдели бы на такую жизнь. Џожалуй, пойдет
он сейчас и утопитсЯ.  Љирила отправлЯлсЯ  дальше, несЯ  утробный, протЯжный
звук, бабенки, что побойчее, приближались к верехтинскому переулку:
     -- ‚от, достукалисЯ! Љирила топитьсЯ пошел!..
     €з-за верехтинского заплота  посылали всех подальше. ‘обираЯ  на  груди
изодранную кофту, с вечным синЯком под глазом,  выскакивала из ворот  "сама"
--  Џлатошиха,  спрашивала,  в  какую  сторону  ушел  Љирила,   отбегала  на
безопасное расстоЯние и кричала:
     -- ‚сех он вас, бандитов, обрабливает! ‚ы его мизинцу не стоите!  —тобы
вы сегоднЯ же поиздыхали! —тобы вы все по тюрьмам поизгнивали!..
     “лица  сочувственно  расступалась  перед женщиной, наша бабушка,  вечно
недовольнаЯ дедом, мною, детьми, не удержалась и как-то изрекла признание:
     -- Ќет, не  скажу  худого про  своих робЯт и  про  мужа  свово.  ‘инЯка
единого не нашивала.  Ђ эт-то ч… жа, матушки вы мои, родну мать чуть чего --
и в  кулаки!  „а распоследнее это  дело!  ‚  сельсовет  надо  жаловатьсЯ.  ‚
сельсове-ет.
     --  Ђга, поди пожалуйсЯ, -- поддакивали ей. -- Њитроха-то  чьего  корнЯ
отросток? ’о-то и оно-то!
     Ѓабушка не раз говаривала, что ребЯт своих держала строго, даже излишне
строго,  зато  имеет  результат.  Ћна  и  посейчас  еще  напускала  на  себЯ
суровость, чтоб  сыны  ее  и  дочери -- иные из них уже и сами деды!  --  не
забывали,  кто  она  и  что она. "ђобЯты" охотно  доставлЯли ей удовольствие
властвовать над ними  и  гнету не испытывали. попавши под эту,  как бы уж  и
невзаправдашнюю, кратковременную власть.
     ‚  сбившемсЯ  на  ухо  платке,  бабушка  выпорхнула во  двор,  прервала
праздное времЯпрепровождение.
     -- ђобЯта! Њужики! ‚ы каково же дьЯвола сидите, табак переводите?
     -- Ђ ч… нам делать-то?
     --  Љак  это  ч…?  ‚  ночь  поельцовали  бы.  џ  бы  вам  такое  жарево
спроворила!..
     -- „а сети-то где ж?
     -- ‘ети? “ мамы  все есть! Њама все сбережет! -- ударила бабушка себЯ в
грудь кулаком, и  мужики  полезли на сарай,  повторЯЯ  громко,  чтоб бабушка
слышала: "Ќу, мама! Ќу до чего бережлива! Ќу радость нам!.."
     ‘лышно,  как  бренчали  кибасьЯ  сетей на  сарае, как  там  довольно  и
возбужденно переговаривались мужики, женщины с безнадежностью требовали:
     -- ђубахи-то чистые хоть бы поскидывали! Ђ тебЯ уж подхватит! -- пенЯли
они бабушке сердито. -- Џеретонут ишшо...
     Ѓабушка  вознамерилась  вступить  в  спор,  по  тут  раздалсЯ  звонкий,
бесшабашный голос тетки Ђвгусты:
     -- Њного вас, не надо ль нас?
     -- џ-ави-ила-ась,  голубушка,  Я-а-ави-ила-ась!  -- обрушилась  на  нее
бабушка. -- Ћтчего же не завтре, прЯмо к столу бы...
     ’етка Ђвгуста больше всех  Џотылицыных обижена судьбой. Њужа убили, сын
немой, дома  своего нет --  маетсЯ по  чужим углам. Ћна  помогала  бабушке в
будни и в праздники. Ѓабушка без тетки Ђвгусты жить не  может,  но бранит ее
постоЯнно. ‚от уж сколько дней от окна к окну бегала -- не случилось ли чего
с Ђвгустой на сплаве, но стоило ей поЯвитьсЯ -- бабушка в претензию.
     -- џ  ж на  производстве,  мама, на сплаву. Ќе  свое -- не бросишь,  --
уронила  с горечью Ђвгусга,  всем  как-то неловко  сделалось,  и бабушка  не
знала, что дальше сказать. Ќо Ђвгуста сама же все и поправила:
     -- ’ошно мне, ‹юбанька! -- протЯнула  она  руки,  обнЯла  и расцеловала
‚асину  жену, ко  всем одинаково ласковую, всеми  нежно любимую. ‡атем тетка
Ђвгуста  обнЯлась  с  тетей  ’алей,  с  дЯдей  Љолей,  что-то  там  сказала,
засмеЯлась -- и снова стало весело, дружно в доме.
     Њинут через  десЯть Ђвгуста  мчалась уже с  подойницей под навес, потом
сеЯла муку и всЯ ушла в работу.
     ђобЯтнЯ толклась на крыльце. Ђлешка, ЯвившийсЯ к бабушке  еще  вечером,
показывал и толковал мне, как рвет водою цинки на сплаве, какой дают сладкий
кисель  в  столовке.  џ  переводил  нашей  малой  и  старой  родне  Ђлешкины
разговоры. ‹юди дивовались.
     -- Ђт смышленыш! Ђт тебе и безъЯзыкай! „ругому и с Языком очки вставит!
     --  Ћн  еще  в  шахматы играть  научилсЯ!  --  после  долгих  Ђлешкиных
разъЯснений вдруг  понЯл Я  и заорал  об этом на весь двор. Ѓабушка возникла
тут же, перепуганнаЯ.
     -- —его-о-о?
     -- Ђлешка в шахматы играет!
     -- ‚от горе-то! Џроиграт с себЯ и с ѓуски все!..
     „ЯдЯ  ‚асЯ поЯснил бабушке, что  такое  шахматы. Ќе карты, мол, это, не
очко.
     -- Ђ-а,  -- успокоилась  бабушка. --  ‚се же не играл бы лучше. Њало ли
чего.
     „Яди  ‚асина и тети ‹юбина дочка Љатенька, девочка с бантом, в матроске
при ЯкорЯх, скособочившись, почертила сандалией землю:
     -- џ штишок жнаю.
     -- „а ну?! -- удивилась бабушка и присела перед балованной девчушкой на
корточки, сделала умильное лицо:
     -- Ќу-ко,  ну-ко, милушка,  скажи  баушке  стишок.  --  € платок с  уха
сдвинула бабушка, чтоб все расслышать, ничего не пропустить.
     Љатенька взобралась на крыльцо, будто  на сцену.  „ЯдЯ  ‚асЯ потребовал
тишины,  тетЯ ‹юба  всЯ напрЯглась  и  покраснела  от  переживаниЯ.  Ћна  не
спускала глаз с дочки, шевелила губами следом за нею.

     ’ы, шорока-белобока,
     Ќауси менЯ летать,
     Ќедалеко, невысоко,
     табы бабушку видать!

     Џодхалимский стишок произвел  такое впечатление  на всех собравшихсЯ  и
особенно на бабушку, что Я не могу этого и описать. Ѓабушка тут же исчезла с
глаз  долой, примчала полную  горсть лампасеек.  ‘о щедрой  отчаЯнностью она
высыпала все  до единой  конфетки  в карманчик Љатенькиной матроски, всю  ее
исцеловала, а дЯдьЯ и тетки так хвалили Љатеньку,  такие о ней хорошие слова
говорили, что  чуть было  и менЯ  не пронЯли.  џ тоже  хотел  взобратьсЯ  на
крыльцо и громко, с выражением прочесть выученный в школе стих:

     ‚ бою схватились двое:
     —ужой солдат и наш...

     Ќо  бабушка  пустит  слезу:   "Џослушала  бы   да   поглЯдела  мать-то,
покойница...",   и  посмотрит  на  дЯдьев   и   теток,  чтоб  они  тоже  мне
посочувствовали, заодно и ее пожалели. “ Љольчи-младшего  и у  крестной моей
--  тетки  Ђпрони, которые были вместе с матерью  в лодке, но спаслись, лица
закаменеют, весь праздник они будут молчать. †енщины  дальнего  роду  станут
расспрашивать  бабушку, и  она  приметсЯ рассказывать с подробностЯми, как и
что было, как искали в реке мою мать и как нашли уж такую,  что она только и
узнала  ее,  да  как  потом  ее хоронили,  во что обрЯдили.  Џоловина гостей
загорюет, иные отправЯтсЯ на кладбище реветь...
     Ђ Я не хотел слез, потому как слезы еще  впереди. Ќет плаксивей народа,
чем  сибирЯки  в гулЯнке. ‚от почему Я не  стал декламировать про  чужого  и
нашего  солдата,  но  ребЯтишкам,  братанам  своим двоюродным  и троюродным,
которых шибко много набралось, Я все же пробормотал стих,  и они  очень этим
остались  довольны.  Ћни  тоже терпеть не  могли,  чтобы  девчонки держали в
чем-нибудь верх и пуще них глЯнулись бабушке.
     Џод вечер мужики с громким говором, возбужденные предчувствием рыбалки,
требующей ловкости,  сметки и быстроты,  отправились на реку и отбыли в двух
лодках к острову,  чтобы от  приверхи его сделать первый замет сетей. Ќикого
из ребЯт мужики с собой не взЯли, и это было мне  сильно огорчительно. ‹юбил
Я участвовать в азартной и хитрой рыбалке плавными сетЯми.
     Ќо горевал Я недолго. Ќароду наезжего было много, бабушка менЯ домой не
требовала,  и  мы  играли  до  темноты  во  всЯкие  игры: и в  городки, и  в
догонЯлки,  и в  прЯтки, и в чехарду. €грали до тех пор, пока  не изнемогли.
Ѓабушка  вместе  с  Ђвгустой,  Ђпроней и  теткой  Њарией уже затопили  печь,
выкатывали на столе  печенюшки,  защипывали пироги,  вЯзали  калачи,  резали
орешки  из  теста и  много  чего они мастерили. Ќас кормила тетЯ ‹юба  и все
потихоньку выспрашивала:
     -- „ЯдЯ ‚асЯ не выпивший поплыл? Ќе утонут они?
     -- ‹юбанька! --  крикнула из кути  бабушка.  -- ’ы гвардии-то в горнице
стели. ‚сем в лежку -- не  перепутаютсЯ. „а сама-то,  сама поспи, голубушка.
Њы-то ведь привычные, а ты нежнаЯ, из хорошего дому...
     -- „а что  вы,  мама! џ  тоже  с вами буду. Љак же  Я лЯгу? ‚от постелю
детЯм и присоединюсь.
     -- Ќет  уж, нет уж, ‹юбанька, не перечь! ’ут мой устав! •удой ли, какой
ли,  а мой! табы без разговору! €  што  это за  дрожжи такие пошли? ђаньше,
бывало,  на опаре  заведешь, эва  какие мЯгкие подымутсЯ! Ќонче и на дрожжах
чисто рахитные, разъЯзвило бы их! Њожет, и удаль не та? ѓлаз и  рука, может,
сдали?
     ’етки заверЯли бабушку,  что  все  нормально,  что  ни  о  чем не  надо
убиватьсЯ,  и рассказывали друг дружке  о  том,  как жили  и живут они, кого
встречали за это времЯ, чем хворали они и дети, какаЯ заработка на сплаве  и
скоро ли ‡ырЯнову грыжу вырежут?
     ‚от всегда бы, вечно так согласно и жили бы люди, „ружно. ’ак нет ведь,
бабы и в первую голову старухи, а  от  них и молодухи отставать не  хотЯт --
все  чеплЯют, чеплЯют  друг дружку, в особенности мужика.  ђовно бы мужик --
это враг кровный и всегда поперек ее дороги лежит.
     ‚ечер, покой благостный в дому, а она, баба, побрЯкивает да позвЯкивает
посудой,  пошвыривает да побрасывает поленьЯ. ‚  постель  идет, в горницу, и
одежду с себЯ не  сымает -- рвет. "ЏодвиньсЯ! -- рычит на мужа. -- ђазлегсЯ,
как боров!"
     Џо всем статьЯм мужик, если он истинный гробовоз, должен бабу шугануть,
столкнуть ее с кровати, но он  послушно подвигаетсЯ, пускает жену под одеЯло
да еще и подтыкает  под спину, чтоб теплее и мЯгче жене  было.  €  она сразу
усмирЯетсЯ,  притихает,  старики поскорее  уносЯт лампу  в  куть. Ќа кровати
вроде бы даже и  баловатьсЯ начнут, шалить,  что дети, смешки, шепотки, мир,
лад, согласие...
     €  уЯснил Я еще в детстве, пусть не  буквально-досконально, пусть не до
самого  дна, но уЯснил,  что  днем,  на свету, на народе  люди  и  живут длЯ
народа, длЯ других людей то есть,  и к народу они оборачиваютсЯ угодным тому
обликом,  отстраненным,  сердитым, готовым к  отпору,  чтобы  с  отпором  не
опоздать,  первые и набрасываютсЯ  на  всех,  в  особенности на тех, кто под
рукой, кто  поближе, но,  оставшись наедине  друг с другом,  люди становЯтсЯ
сами собой и живут  друг  длЯ друга, пусть и недолго, ночью лишь, но  живут,
как велит  им сердце, сердце, на  то оно и живое  сердце, чтоб  ему худа  не
было, оно спокой любит и чтоб хорошо было,  злое сердце быстро изнашиваетсЯ,
рветсЯ, словно на гвоздЯх, истираетсЯ, будто  колесо о  худую дорогу,  оно и
воистину не камень, хотЯ и камень поточи, подолби, так рассыплетсЯ.


     ѓде-то  в середине  ночи  ударило  по  избе  ароматом стрЯпни,  первыми
печенюшками, вынутыми из печи, и тут же в горнице поЯвилась бабушка.
     -- ђебЯтишки, вы не спите? -- шепотом спросила.
     -- Ќе-э.
     -- Ђ  чтоб вам  пусто  было!  Ќате  вот первеньких!  „а  легче,  легче,
горЯчие! Њалых-то поразбудите. ‹юбанька, отведай и ты, милаЯ моЯ!
     -- ‘пасибо, мама! Ћх, какаЯ горЯчаЯ!
     --  …шь,  ешь!  --  Ѓабушка  присела на  минутку к  тете  ‹юбе.  -- Љак
живете-то с ‚асильем? ‹адно ли?
     -- Ќичего живем, не скандалим.
     -- €  слава Ѓогу, и слава Ѓогу! Ћн ведь хороший, шибко хороший. €з всех
парней  разумница...  -- Ѓабушка замолкла,  потЯнула носом:  --  ’ошно  мне!
‡аговорилась„евки,  пЯтнай  их, недосмотрЯт, завернут башку-то!.. -- Ѓабушка
выпорхнула из горницы и прикрыла обе створки дверей.
     Љогда приплыли мужики, мы не слышали. € тетЯ ‹юба тоже проспала, отчего
угром конфузилась, дЯдЯ  ‚асЯ подразнивал ее,  стращаЯ:  в следующий  раз  с
ельцовкой уплывет до города и такую там стерлЯдь заловит!..
     -- Ѓудет болтать-то, будет! -- крикнула из кладовки бабушка и протЯжно,
с  подвывом зевнула. -- —его зарыбачили? „ва  тайменЯ:  один с  вошь, другой
помене? --  Ћна  вышла из  кладовой, где  поспала часок или два на рассвете,
глЯнула на корзину, полную ельцов, удивилась: -- ѓлЯди-ко, попалось!
     -- Ќа твоего ангела закидывали, мама!
     -- Ќичего ангел-то,  рыбистай! -- согласилась бабушка и приказала  дЯде
‚асе: -- Ќе  мыльсЯ  коло ‹юбы-то, не мыльсЯ, ступай  с мужиками на сеновал