вам и  полетит весь транспорт под откос, старалась как можно
"интенсивней"  использовать пригородные станции. Ќо станциЯ …нисей не больше
нашей. ‡лобино -- еще только начинала разрастатьсЯ, однако окружена уже была
мощными  предприЯтиЯми, действующими  и восстанавливающимисЯ в эвакуации,  и
сделалась  станциЯ Ѓазаиха, до которой  еще  "доставала  рука", чем-то вроде
"милкиных ворот", перед  которыми,  "топнув копытами, конь, остановисЯ!".  Ђ
как это -- остановисЯ, когда идет война и ђодина ждет!
     ЋсвоитьсЯ  со  "спецификой"  успел лишь  Я,  да  и то  не  очень.  Њишу
‚олодькина  и  Џетю  †елезкина,  не  успевших  "стать  на  броню",   тут  же
мобилизовали  и  отправили  в  формирующуюсЯ отдельную  сибирскую стрелковую
бригаду. ‡ачем,  спрашиваетсЯ, учили полгода, кормили и маЯли ребЯт? ЋсталсЯ
Я  в  просторном  вагоне  один, и  завертела  менЯ  работа,  так  Я  уставал
попервости, что  ни  разу не побывал во второй половине вагона, куда  битком
набили мобилизованных  из деревень "на прорыв желдортранспорта" девок, и они
порой оживленно,  можно подумать, с целью, повизгивали  и  молотили в  стену
кулаками так, что из переборки выпадывали оконтуженные клопы.
     Ћх, не зрЯ на транспорте говоритсЯ: "Ѓог создал любовь и дружбу, а черт
-- железнодорожную службу!"  € поныне, едучи поездом, стою  Я у окна и глЯжу
на тусклые  огоньки  маленьких  станций,  и как увижу  дремлющую  на  отшибе
маневрушку, встрепенусь, провожаЯ ее взглЯдом в дальше, глубже погружавшуюсЯ
тьму  набегающих лесов,  перелесков,  снегозащитных щитов и ельников. „есЯть
станционных путей! Љому и какое дело до них? Ћдин или девЯть?  ѓлавное, чтоб
поезда  шли.  Њаневрушку гонЯли  с  первого  пути, если  встречный, то и  со
второго  -- стало  быть,  из  девЯти два  долой.  Ђ так как полыхала война и
встречные да  поперечные ошалело мчались день  и ночь туда-сюда, то  пускали
нас работать на главные пути лишь на самом утре, когда все на земле замирало
и  транспорт  тоже дышал  устало,  заторможенно.  „евЯтый  путь  со  ржавыми
рельсами был забит "больными" вагонами, заблудившимсЯ порожнЯком. Ќа третьем
и четвертом пути от входной до выходной стрелки, вытЯнувшись,  ждали череду,
чтоб  рвать  в назначенные дали,  "срочные", "спец", "литерные", "особые"  и
всЯкие  другие  поезда,  названиЯ  которых  поначалу   пугали   менЯ   своей
многозначительностью. ‚ середке станции часто торчала беда и порча нервов --
балластнаЯ  вертушка  с  до зарезу нужным  грузом -- ко всем  эвакуированным
заводам  "срочно",  "экстренно",  "по особо важному приказу"  прокладывались
ветки, без балласта им ни жить, ни дышать.
     €  выходило:  два-три  пути  в твоем распорЯжении, товарищ  составитель
поездов или "товарищ  бригадир". Љак назовут менЯ, бывало, "товарищ", да еще
"бригадир" -- Я и покраснею, чувствую, какой Я еще зеленый, неумелый, как не
соответствую высокому  и  важному  званию, как подвожу  станцию,  транспорт,
фронт.
     …ще была в нашем распорЯжении  ветка в балластный  карьер, где работали
злые,  перекипелые  в горе  женщины  и  рвал  ручки круглосуточно  рычащего,
содрогающегосЯ от дрЯхлости экскаватора пожилой, животом мающийсЯ машинист.
     "€спользовать  вспомогательные мощности!" -- призывал  Џорченый, вот  и
вертишьсЯ, бывало,  по-за  станцией, "используешь", а по первому пути мчат и
мчат  составы, высекаЯ из рельсов искры  -- на ‡апад, новые или  латаные,  с
поющими, пиликающими на  гармошках солдатами; на ‚осток  -- одышливо,  будто
все времЯ  в гору, битые,  издырЯвленные, сборные составы; реденько мелькнет
белыми  занавесками   санитарный;   тЯжело   пробухает  по   стыкам  рельсов
"спецпоезд"  с тЯжелым  оборудованием из  какого-нибудь еще одного  большого
города, сданного врагу.
     ‘танет  поезд,  отдаст  машинист,  чаще  помощник,  жезл  дежурному  по
станции, и  тут же оба они ткнутсЯ лицами в грЯзные,  протертые подлокотники
окошек,  охваченные  тревожной  дремой, опуститсЯ  убито кочегар  у  горЯчей
топки,  и  коробит  ему  жаром грЯзное лицо.  Ќе  курит, не  говорит, спит с
открытыми  глазами кочегар,  и машинист  не  убирает с реверса руку,  так  и
отдыхает в "боевом положении".
     Џоезд облеплЯли неуклюжие,  в стеженые  грЯзные брюки одетые, крикливые
бабы  не  бабы, девки не  девки, смазчицы,  осмотрщицы  вагонов,  матерились
громко, бегали прытко, а толку...
     ‚ыйдет с жезлом в руке  дежурный по станции,  товарищ ђыбаков, постоит,
глЯдЯ  на  убитого  усталым  сном машиниста, на облепивших  состав "тружениц
тыла", вздохнет и виновато скажет: "Џоехали, механик!"
     "Џоехали так поехали!" -- отзоветсЯ  машинист, зевнет,  протрет ладонью
глаза и,  коротко взревев, ”ќ„ќ или ќЊЉЂ  буксанет на месте,  "кинув" состав
взад, и,  дождавшись  обратного толчка,  который катитсЯ  от  хвоста, бренча
буферами,  словно  щелкаЯ гнилые орехи, тихо, почти невидно  шевельнетсЯ, и,
кажетсЯ,  не состав  поплыл, а наш желтый вокзальчик, по углам, наличникам и
дверЯм крашенный длЯ фасона коричневым  суриком; дежурный по станции  поплыл
со  свернутым  желтым  флажком;  девчонки, бабы  с  длинными  молотками,  со
смазочными "чайниками" в руках, а за  горой уже  ревет, проситсЯ  на станцию
другой состав, не менее важный и еще более срочный.
     ‚агонный парк к этой поре уже шибко пострадал от войны, вагоны пожгли и
побили  немцы, взамен их насобирали старые, со  сплошь заржавелой, немазаной
сцепкой,  худыми  воздушными рукавами,  расхлЯбанной  тормозной системой,  с
буферами, которые звЯкали по-боевому громко, но так и норовили вывалитьсЯ на
ногу или расплющить тебЯ. Ђ уж борта платформ, стенки старых вагонов -- дыра
на дыре. Ќо попробуй на маневрах  просыпать груз: уголь,  руду, цемент, соль
или чего еще -- тебе так просыплют!..


     <b>***</b>


     Ќа первых послесменных планерках менЯ еще "не  замечали", и дежурный по
станции точил до дыр оператора, стрелочников, составителей поездов, весовщиц
и всех, кто подвернетсЯ под  руку. ’е отбрехивались как могли, женщины часто
ударЯлись  в  громкий  плач,  мне  казалось,  на   станции  обретаетсЯ  куча
бездельников и разгильдЯев  -- никто  из  них не умеет и не хочет  работать,
только то они и делают, что изо всех сил подводЯт ђодину. ‘олидно помалкивал
сидЯщий,  как  и положено  главе  семейства,  в переднем  углу  густобровый,
насупленный  начальник  станции,  чего-то  черкал  в   откидном  блокноте  с
форменными бланками, строго  поглЯдывал в ту  сторону, где сидел распекаемый
дежурным нерадивый работник. Љогда, наоравшись и наплакавшись, все умолкали,
Џорченый прокашливалсЯ и подводил итог:
     -- ‡начит, дежурный по станции товарищ ђыбаков смену проанализировал, в
опшэм  и  целом, так  сказать, картину обрисовал, поработали, надо  сказать,
ничего,  в опшэм и  целом с грузопотоком  справились, хотЯ  не  обошлось без
накладок и все еще имеютсЯ простои, промахи и недостатки...
     Ќе знаю,  был ли он  талантливым  руководителем,  если бы был, ему  бы,
наверное, дали  станцию  или  должность побольше, но  он  много поработал на
своем веку, поседел на  железной дороге, хорошо знал ее "ндрав" и потому был
человеком терпеливым и добрым, в  отличие от иных старых  железнодорожников,
не  чуждавшихсЯ  спеси  и  чинодральства,  про которых прежде говорили: "„а,
туповат наш брат железнодорожник, зато пуговицы по пузу в два рЯда!.."
     ‘ловом, начальник станции, как  и полагалось отцу-  миротворцу, вс…  на
шумной планерке  успокаивал, вводил  жизнь в берега, отпускал новую смену  с
наказами  сделать  то-то  и  так-то,  кому-то грозил пальцем вдогон, кого-то
поощрЯл  добродушным  воркованьем,  обещал дополнительные талоны на  кашу  и
просил остатьсЯ ту или иную женщину после планерки -- значит,  беда, значит,
похороннаЯ. Љ этой поре прибывал пригородный поезд,  под названием "“ченик",
который, пЯтЯсь задом, тащил паровозик "‘“" -- сучка по-здешнему, и все, кто
жил в городе, торопились уехать домой.
     Њой наставник и бригадир,  Љирила Њефодьевич ‡имин, высокий, грузный, с
виду вЯловатый  мужик,  умел,  однако,  без разгона,  с места, запрыгивать в
катЯщийсЯ вагон, на ходу сцеплЯл и расцеплЯл пусть и ржавые форкопы, на ходу
же мог  соединить  или разъединить  и  перекрыть  воздушные рукава  и вообще
работал как бы играючи. ‚о времЯ планерки он садилсЯ в угол на пол и тут  же
крепко  засыпал, и на работе, если  случалась хоть маленькаЯ  остановка,  он
тоже мог мгновенно уснуть, хоть в дежурке, хоть  на блок-посту, хоть в будке
стрелочника,  хоть  на угле в тендере  маневрового паровоза -- большой силы,
крепкой  натуры  человек  и  опытный работник.  „аже  крикливый  дежурный не
решалсЯ на него орать, потому что ‡имин вперед него и лучше знал, как и  что
надо делать.
     ‡амечу, что работа составителЯ  лишь  со  стороны  кажетсЯ шалЯй-валЯй,
прыгай,  бегай  да сцеплЯй.  €  железнодорожный  состав --  это  не  сборище
разномастных вагонов, как попало меж собой соединенных. Ќет, железнодорожный
состав  -- продуман-  ное  и  довольно  сложное  сооружение,  в  котором все
рассчитано  по  осЯм,   тормозам,  тоннажу,  по   техническим   возможностЯм
локомотива, по длине станционных путей, словом, с  учетом многих технических
условий движениЯ поездов и правил сигнализации железной дороги.
     Љ  примеру, если  сунуть  двухосный пустой вагон  в  середину  тЯжелого
состава -- его может при торможении "выдавить",  ну вот как иногда в очереди
выдавЯт  человека -- и он окажетсЯ наверху, и ему ничего не остаетсЯ делать,
как "идти по головам". …сли  торможение к тому же начнетсЯ "под горку" -- не
миновать крушениЯ.
     Љроме всего прочего, составитель обЯзан распределить по  составу ручные
тормоза  так, чтоб в случае отказа воздушной  магистрали  можно было бы  ими
приостановить   состав.   ‚   сборных   поездах  одиночные  прицепки-вагоны,
платформы, цистерны ли располагаютсЯ с хвоста или с головы состава, чтобы на
станции назначениЯ их  можно  было отцепить, не делаЯ  лишних перекидок, но,
опЯть  же,  с  учетом  тормозЯщих средств. Њногое Я уже  забыл из  того, что
обЯзан  был помнить  в  ту пору  и  что знал, несмотрЯ на малую грамоту, как
верующий человек -- "Ћтче наш".
     …сли  планерка заканчивалась  до прихода  "“ченика",  Љирила Њефодьевич
‡имин оставлЯл фонарь  в  тамбуре "моего"  плацкарта и долго, с неподдельным
изумлением смотрел  на картинки,  которые Я  вырезал  из  забытых кем-то  на
вокзале цветных  журналов и налепил  на  беленые стены  вагона,  чтобы  жить
веселее.
     --  ђубенс,  -- шевелЯ  губами, трудно выговаривал ‡имин. -- Џохишшэние
џфродиты. ђембрат -- „и-ва-на... ѓлЯди ты, все бабы голые да справные какие!
Ќе по карточкам кормленные.
     џ растоплЯл печку, целЯсь плеснуть  на  сырые дрова  керосину из своего
маневрового фонарЯ.
     -- Ђ вот у тебЯ, скажем, пожрать есть ч…?
     -- Љартошек сварю. ‚ одиннадцать хлеб привезут...
     -- „о одиннадцати на картошках, после такой-то смены...-- Ћн выглЯдывал
в окно  вагона  и торопилсЯ. -- Џаровоз обернули.  џ поехал. ’ы вот ч…,  как
выспишьсЯ, ко мне валЯй -- дрова пилить поможешь, баба покормит. Џока!
     ‘коро ‡имина вернули в  ЉрасноЯрск, и Я начал работать  самостоЯтельно,
встречал его  редко.  Ќо  вот  запомнилсЯ он  мне  почему-то на  всю  жизнь,
добродушием, хлебосольством ли, ничего не стоЯщими в сытой мирной жизни и не
имеющими цены  в войну,  умением ли  все делать справно, ко всем  относитьсЯ
ровно, без подобострастной улыбки к начальству и без обидного снисхождениЯ к
такому работЯге, как Я. Ћн не давал мне лихачить -- прыгать с места в вагон,
сигать на ходу с подножки, работать меж катЯщихсЯ вагонов. "Џоспеешь еще шею
сломать!  --  увещевал ‡имин. -- ђабота считай  что  сапернаЯ. Њного  нашего
брата без ног, без рук мыкаетсЯ. Љалеке какаЯ радость в жизни?.."
     Ѓригада моЯ состоЯла из четырех  человек: составитель поездов, сцепщик,
машинист  паровоза  и его помощник,  который по военному времени совмещал  и
должность кочегара. Њашинист у менЯ был хотЯ и в годах, но на вид моложавый,
и звали его все Џавликом. ‹юбил он страстно пожрать и такой матерщинник был,
что всей станцией его  было  не перематерить.  Џомощников  его  Я не успевал
запоминать -- они часто менЯлись, уходили на самостоЯтельную работу, да и не
выдерживали парни и девки крикливого  нрава машиниста, а  главным образом --
его сыпучей матерщины.
     ‘цепщик мне  досталсЯ  небольшого ростика, какой-то занюханный, драный,
сонный,  с бородавкой на  глазу  и  с  грЯзно  темнеющими  усами.  ‡вали его
Љузьмой,  жил он  в  ЉрасноЯрске,  тамошние  мудрецы знали,  чего  сбыть  на
пригородную станцию, -- "на  тебе, Ѓоже, что  нам негоже";  не  менее мудрые
деЯтели пригородной  станции,  конечно же,  сунули  Љузьму  самому  молодому
простофиле-бригадиру.
     Њоего сцепщика никуда  нельзЯ было послать одного, он забывал или делал
вид, что забыл, зачем его послали, засыпал на  подножке маневрушки, прЯталсЯ
от менЯ на тормозных площадках вагонов,  один раз сонный выпал  с площадки и
чугь не угодил под  вагоны. Љроме  всего прочего,  он никак не мог запомнить
правила сигнализации, путал  "вперед" и "назад". Џавлик крыл его на чем свет
стоит, мне  на каждой планерке  всыпали но  первое  число, потому что работы
становилось день ото днЯ больше и больше, один Я с нею не справлЯлсЯ.
     Ќо однажды с Љузьмой случилсЯ голодный обморок, и мы узнали, что у него
пЯтеро  детей, все  сыновьЯ, хлеба не  хватает, он давно уж досыта  не едал,
работа  тЯжелаЯ,  а  уходить  нельзЯ --  где  дадут такому  трудЯге  хлебную
карточку на восемьсот граммов да еще дополнительные талоны в столовую.
     ЏрисматриваЯсь к невзрачному, плохо умытому мужичонке, Я  дивовалсЯ  --
как такой вот хмырь-богатырь сумел замастырить пЯтерых парней?
     Џавлик  тоже  был многосемейный, но  изворотлив,  как дьЯвол,  не давал
жизни  подмЯть  себЯ,  постоЯнно  соображал и  высматривал,  где  бы  и  чем
поживитьсЯ,  чтоб  только  паек  его  оставалсЯ  семье.  Љак-то  углЯдел  он
двухосный вагон, который долго не ставили ни  в какой сборный  состав. ‚агон
шибко  нам мешал, и  мы  его  то и дело катали с одного  пути  на  другой. €
Џавлик, как Я ему ни  махал  флажком или фонарем: "’ише!" -- долбал и долбал
этот  вагон,  да еще и паровозишко  при этом ругал, совсем, дескать, дрЯхлаЯ
машина, либо на  менЯ  наваливалсЯ, что Я-де  сперва высплюсь, потом  сигнал
даю.
     ‘коро, однако, все объЯснилось. Џавлик так разогнал свою "овечку" и так
резнул ее буферами  в буфера вагона,  что оттуда раздалсЯ  вопль,  открылась
дверь,  на  землю соскочил заспанный, лохматый человек и заорал на менЯ: "‡а
все ответишь, враг!" Џавлик ухмылЯлсЯ и подмигивал мне. —еловек шумел, шумел
и сказал:
     -- ‚едро Яиц и полчайника сгущенки, но чтоб сегоднЯ втиснули в состав!
     —еловек этот сопровождал  вагон с продуктами, был  уже  бит, стрелЯн  и
обираем  в  пуги.  Ќо  и  Џавлик  духом  не  поослаб,  на  легкий  посул  не
откликнулсЯ.
     -- „ва ведра Яиц, чайник сгущенки! ‘тавим сквознЯком до Ѓоготола, а там
пособлЯй тебе Ѓог...
     Џо сию пору, если Яйцо хоть чуть-чуть залежалое -- воротит менЯ от него
-- так мы тогда намолотились переболтанных, припахивающих Яиц.
     ‹юбила   наша  славнаЯ  бригада  ездить  в  балластный  карьер  --  там
экскаватор подкопалсЯ под совхозные  полЯ, и поначалу  машинист  выбирал  из
загруженных платформ  проросшие  картофелины,  с  конца июлЯ  --  и  молодой
картофель;  осенью  начали  попадатьсЯ в ковш  экскаватора  вместе с гравием
турнепс, свекла, морковь. ‚ топках экскаватора и нашей маневрушки, на крюком
изогнутых  ломах все времЯ клокотало какое-нибудь  варево, в ведерном медном
чайнике  кипЯченаЯ вода, запареннаЯ то травою, то ветками малинника, одичало
растущего по-за огородами и на пустырЯх.
     Ќо однажды Џавлик узрел воробьев в спутанных бухтах проволоки, нагретой
за  день,  открыл  клапаны, продул  котел,  паром сшиб  столько  пташек, что
нагребли  их  почти  полное ведро, навздевали на  железные  прутьЯ  и  стали
обжигать  в притушенном котле,  и  Я  поцапалсЯ с  Џавликом,  а  цапатьсЯ  с
машинистом -- последнее дело -- он в бригаде важнее составителЯ.
     Њы вытЯнули  порожнЯк с оборонного завода,  и поскольку на станции была
теснотища, Я решил на заводской стрелке подобрать  вагоны,  чтобы на станции
поставить  их в  поезд  без  возни.  ЏорожнЯка  было не так  много  --  пара
полувагонов, четырехоснаЯ платформа, штук семь крытых вагонов -- "пульманов"
--  заводу  много  приходило  сухого,  ценного  химиката.   ЏерешучиваЯсь  с
заводской стрелочницей, известной мне по нашему училищу, Я быстро разбросал,
затем собрал вместе порожнЯк и повелел Љузьме оставатьсЯ в середине состава,
который стоЯл на только что уложенных рельсах новой ветки.
     -- Њагистраль соединЯть не будешь? -- спросил менЯ машинист.
     -- Ќе-э, -- откликнулсЯ Я, шагаЯ по гребню насыпанного гравиЯ, -- ветку
продолжали тЯнуть дальше, и  мы  каждую  смену подавали  сюда из  карьера по
две-три вертушки сыпкого материала.
     --  „ело  хозЯйское,  --  буркнул  Џавлик,  ревнул  гудком "овечки"  и,
пробуксовываЯ, тронул порожнЯк.
     ’ормозную  воздушную  магистраль  полагаетсЯ соединЯть и  приключать  к
паровозу,  даже  если  ты  тЯнешь  пЯток  вагонов,  а тут  их  вон  сколько.
Ќарушение.  џ  стоЯл  на  куче  балласта,  поджидаЯ  платформу  с  тормозной
площадкой. ЏостукиваЯ о новенькие, свежерыжеющие рельсы, платформа  кособоко
приближалась ко мне, чуть  опав на ослабевшие  передние рессоры  -- флажок у
менЯ за голенищем сапога, грудь  нараспашку, сейчас  вспрыгну на  платформу,
сЯду, ножки свешу, сверну  цигарку, покурю всласть, отдыхаЯ и блаженствуЯ до
самой станции.
     ѓлаз уцепил скобу  с  отвинченной гайкой -- схватись -- и загремишь под
колеса.  "Ђх,  сучки  осмотрщицы!  Људа  только  глЯдЯт?" --  отмечаЯ  чужое
нарушение,  ругнулсЯ  Я и приподнЯл ногу,  чтоб вскочить на другую подножку,
ползущую на уровне с горкой балласта. "‘тоЯть на осыпЯх, на песке, балласте,
куче извести,  асбеста, тем более  прыгать с них категорически запрещаетсЯ!"
-- вспомню  Я  минутой  позже  наставлениЯ по технике  безопасности. Џока  Я
стоЯл, опора  хоть и ненадежнаЯ, но все  же была на две ноги, но поднЯл одну
ногу,  и  втораЯ  сильнее  давнула  гравий,  он  стронулсЯ,  потек,  камешки
защелкали  о рельсы  и шпалы --  Я  вскрикнуть не успел, как  забарахталсЯ в
потоке гравиЯ, гребЯ его  под  себЯ руками, но менЯ  сносило на рельсы,  под
платформу,   колесо  которой  надвигалось   неумолимо.   ‚друг   стиснулись,
заскрипели вагоны, из-под колеса платформы порхнул дымок,  но колесо, хоть и
с  визгом,  дымЯсь, искрЯ, продолжало  катитьсЯ.  џ  уже  не барахталсЯ,  а,
подобрав под себЯ ноги, парализованно наблюдал, как оно приближалось, давило
в  порошок камешки на  рельсе, успел еще зацепить взглЯдом тормозные колодки
-- они болтались безработно -- тормознаЯ воздушнаЯ магистраль разъединена.
     Џрошло  много,  очень  много времени.  ‚ечность  пронеслась  надо мной!
Џлатформа  дрогнула,  звЯкнула  железным   скелетом,  с  ее  щелЯстого  пола
сыпанулась  пыль,  произошло  какое-то  непосильное напрЯжение  -- и  колесо
ладонЯх в двух от моих колен замерло, перестало крутитьсЯ.
     Њне говорили потом, что Я не сразу выскочил из-под платформы, решили --
зарезало.  Џервый, кого Я увидел, был Џавлик. Ћн молча  бежал от паровоза  с
чайником в руке. Џодскочив, он сперва сунул мне рожок чайника в рот, но Я не
мог сделать ни единого глотка. ’огда ото всей-то душеньки Џавлик отвесил мне
пинка  под зад  и снова  сунул горелый  носок чайника в  рот.  џ поперхнулсЯ
водой, протолкнул  в себЯ  первый глоток  и жадно,  звучно,  как конь, начал
пить, затем  отлип от чайника и загоготал, глЯдЯ на собравшихсЯ путейцев, на
Џавлика, на Љузьму.
     -- ќй, ты! —… хохочешь-то?
     -- ‚идать, того он...
     Џавлик заматерилсЯ, подпрыгнул, принЯлсЯ хлестать менЯ со щеки на щеку:
"‘осунок! ‘осунок! †ись-то одна! †ись-то одна!.."
     Ќе раз  и не два  отсечет потом рукавицы  на моих руках при сцепке  "на
ухо" -- это когда фаркоп -- винтовую  сцепку набрасываешь на специально  длЯ
того  сделанное  на  автосцепке  приспособление,  формой  и   и  самом  деле
напоминающее  свиное ухо. Ќа той же самой  заводской ветке, поскользнувшись,
попаду Я снова под вагоны  и, вытЯнувшись в струнку меж рельсов, пропущу над
собой несколько  платформ, покажетсЯ мне, что простучит надо мной бесконечно
длинный  поезд,  однако  сильнее  того  страху,  того  остолбенениЯ, которые
пережил Я под кособокой платформой, не испытывал вплоть до фронта.


     <b>***</b>


     ђаботаЯ в ночную смену, Я послал Љузьму на хвостовую платформу вертушки
и  велел  глЯдеть  "в  оба" --  ветка  в карьере не  ограждена,  свЯзана  на
живульку, ее все времЯ передвигают к экскаватору, и когда спускаешь вертушку
в карьер -- испережи- ваешьсЯ.
     Ќадвигалось  утро,  на  экскаваторе  погасили свет и  спали. Њы  его  в
потемках  миновали.  —увствуЯ что-то недоброе,  Я помахал  фонарем  сбоку --
"тише,  тише".  Њашинист  давнул  тормоз,  пшикнула,   напрЯглась  воздушнаЯ
магистраль, скрипнули,  заискрили колодки,  прижимаЯсь  к бандажу  колес.  џ
собралсЯ попросить  паровоз гуднуть  экскаватору,  чтобы  нам  тоже свистком
откликнулись  из темноты, но в это времЯ впереди  послышалсЯ удар,  вертушка
грохнула, сыпанулсЯ и  защелкал о  рельсы недобранный при разгрузке балласт.
ЊенЯ  толкнуло  так,  что,  не  схватись за  поручни, а  ехал  Я  в середине
вертушки, на тормозной платформе, то и  свалилсЯ  бы. џ  прыгнул в  темноту,
угодил  в горку балласта, упал на колени,  разбил стекло фонарЯ. Ћт паровоза
бежали. ‚ыхватив  фонарь у помощника машиниста, Я крикнул, чтоб завернули на
платформах  ручные  тормоза,  и   помчалсЯ  в  хвост   вертушки,   с  ужасом
представлЯЯ, как увижу под колесами  растерзанное тело  сцепщика, --  уснул,
сбросило, измЯло, порезало на куски...
     Ѓез  фуражки,  с  разбитым  вдребезги  фонарем,  заплетаЯсь  в  длинном
спецодежном плаще,  Љузьма спешил на огонек  моего фонарЯ, ударилсЯ в  менЯ,
остановилсЯ, что-то  шлепаЯ  губами,  и Я, обрадованный тем,  что он жив, не
сразу разобрал: "Ћй, ч… будет? Ћй, ч… будет?.."
     -- „есЯть лет штрафной, -- пробубнил подошедший дежурный экскаваторщик.
     Њы  свалили две платформы  с  "подвижного" тупика: одна лежала на боку,
другаЯ сошла с рельсов, и пара колес врезалась в гравий, другой парой как бы
на последнем  издыхании удерживалась  на нуги.  Њы все  осмотрели  и  начали
ругатьсЯ. ЊоЯ бригада  материла бригаду экскаваторщика за то, что на  машине
не  светилась  сигнальнаЯ лампочка. ќкскаваторщики крыли нас за незаделанный
тупик,  затем  все вместе мы  крыли  Љузьму.  Ћн  все так  же  без  фуражки,
косматый, мЯтый, дрожмЯ дрожал и не защищалсЯ. Љто-то нашел  фуражку,  сунул
ее козырем на лицо Љузьмы.
     Џаровозным  домкратом, ломами мы  поднЯли  и  вкатили  на  рельсы  одну
платформу,  пододвинули  экскаватор,   опрокинули   на   колеса  и   вторую,
подсоединили ее к вертушке. ќкскаватор густо задымил, зарычал, забренчал  --
пытаЯсь  спасти нас, экскаваторщики  спешно бросали на платформы вертушки по
ковшу-друтому балласта  -- авось не  заметЯт. Ќо  вот совсем  рассвело, и мы
понЯли: аварию не "замазать" -- у одной  платформы лопнула  рессора, погнуло
тормозные  рычаги,   оборвались  воздушные  свЯзи,  да  и  втораЯ  платформа
изуродована, побита.
     Ќа планерке Я доложил о случившемсЯ и заЯвил, что всю вину беру на себЯ
-- был на хвосте, недосмотрел.
     -- Ђ сцепщик где был?
     -- Ќа середней платформе.
     -- Ђ где ему быть полагаетсЯ?
     -- „ак то ж в работе, да еще ночью?..
     Љузьма сидел в углу все в том же плаще глинЯного цвета, утЯнув голову в
горбом  взнЯвшийсЯ  брезент,  и,  что было самое  возмутительное,  продолжал
дремать, лишь  иногда  встрЯхивалсЯ, приподнимал голову, утирал мокро с губ.
"“-у,  запердыш  несчастный!  Ќаплодил ребЯтишек, Я их спасай! ЊенЯ  вот кто
спасет?" Ћбессиленный тЯжелой, лихорадочной  работой, ночным страхом, плел Я
чего-то совсем уж несусветное и скоро был изобличен целиком и полностью. "„а
будь  что  будет,  дальше фронта  не  сошлют, больше  смерти не  присудЯт...
ђебЯтишки-то, ребЯтишки-то у хмырЯ этого -- богатырЯ -- по детдомам мыкатьсЯ
пойдут. ‚от горе-то..."
     ‚елено было писать объЯснительную, Я сказал, что  не могу. "Љак  это не
можешь?" -- начал было начальник станции, но, видЯ, что Я едва стою на ногах
и ничего соображать не могу, отослал поспать, после чего честно и объективно
все  изложить.  џ  побрел  из  комнаты  дежурного.  ‚переди менЯ,  продолжаЯ
подремывать па ходу,  тащилсЯ  Љузьма. Џолы  его плаща волочились по порогу,
мели  окурки, и мне хотелось пнуть своего помощника  что  есть силы,  да вот
силы-то и не было.


     <b>***</b>


     Ќемало, видать, попыхтел Џорченый, много с кем переговорил и  поспорил,
может, кого и умаслил,  чтоб "в опшэм и целом" дело обошлось без  трибунала.
ЊенЯ лишили  премиальных и дополнительного  талона и еще поставили "на вид",
Љузьму  было  решение понизить  в  должности -- но  ниже некуда, разве что в
"помазки", к девкам, так Я и продолжал маЯтьсЯ с ним. ’еперь уж чего хотели,
то  с нами  и делали! ђаботали  мы по  двенадцать  часов, через  сутки, один
выходной  в неделю,  война  не  война,  вынь  да положь  -- труд составителЯ
требует   много   сил,   сообразительности,   ловкости,   чуть   притупилась
осторожность,  сдали силенки  --  и  ты кандидат в  покойники  либо в вечные
инвалиды.
     Њои  выходные  "испеклись".  џ  все  кого-то  подменЯл, менЯ  постоЯнно
просили  провожать  вертушку на  завод  вместо кондуктора  либо какой-нибудь
приблудный сборный  составишко  до  ЉрасноЯрска. “ всех  семьи, дети,  беды,
горе, годы, болезни.  “ менЯ  ничего этого нет, и  виноват Я,  выслуживатьсЯ
надо, вот и вертелсЯ волчком и  довертелсЯ-таки до беды,  которую не сразу и
почувствовал.
     Џроводив вагоны на ‡лобинский комбинат, Я припозднилсЯ и смену принимал
с ходу -- как ездил теплым  сентЯбрьским днем в сатиновой рубахе-косоворотке
по  ветерку, с  форсом,  так в рубахе  и  в  ночь работать  вступил, надеЯсь
вырватьсЯ с маневрушкой на первый путь, заскочить в свое жилище, пододетьсЯ.
‘мена  выпала  горЯчаЯ,  суетнаЯ, работы было много. ѓде-то  о полночь пошел
дождичек. Ѓеззвучный  такой, мелконький,  детский,  он постепенно  загустел,
разошелсЯ,  набрал  силу.  џ  залез в  паровоз, повернулсЯ к  топке  спиной,
мелко-мелко и нехорошо как-то все во  мне  подрагивало, и  Я с ужасом  начал
вспоминать болезнь детских лет -- лихорадку.
     Ќалетел дежурный по станции, заорал, замахал руками. Џавлик сунул ручку
реверса вперед, вроде бы нечаЯнно сбросил  горластого дежурного  с  подножки
паровоза. Њы замотались по станции, быстренько сделали срочную работу, после
чего Я наконец-то смог переодетьсЯ в сухое.
     „нем  заболела  голова,  морозило  менЯ,  трЯсло  изнутри,  Я  ушел  на
блок-пост, к посказителю Ђбросимову --  прежде он работал на этой же станции
оператором, но  по старости  "сошел с дороги", однако нужда заставила  найти
его  и упросить  помочь транспорту. Ѓыл Ђбросимов немножко уже  не  в  себе,
орудуЯ рычагами на  блок-посту, непрерывно "орудовал" он и  Языком. ‹ежа  на
его нехитрой постеленке возле отопительной батареи, Я наблюдал, как лысый, в
нимбе  седых, архангеловых  вихров,  металсЯ  Ђбросимов  по просторному залу
блок-поста и, не  стеснЯЯсь своей помощницы,  -- женщины из  эвакуированных,
складно плел охальную нечисть.
     Љ  вечеру стало мне хуже, сделалось больно глотать, кружилась голова, и
тот же балабол Ђбросимов проводил  менЯ на здравпункт. ђазмещалсЯ здравпункт
в  одном  помещении  со  столовой:  одна  половина  --  столоваЯ,  другаЯ --
здравпункт.  ‚едал  лечебным  заведением молодой  белобрысый парень с такими
челюстЯми, что лицо его напоминало чугунный утюг, заканчивающийсЯ остреньким
и так далеко вынесенным подбородком, что  он полностью оттеснил все предметы
лица вверх, расширив почти до ушей скобу рта, вдавив в плоскую губу висюльку
недоразвитого носа. ‡ав. медпунктом все времЯ щурил косенькие глазки и важно
сдвигал брови, отчего кисельно морщилась дрЯблаЯ кожа лба.
     -- ’емпература? -- с ходу задал он вопрос и сунул мне градусник.
     ‡дравпункт организовали наспех, в свЯзи с восстановлением эвакуационной
промышленности, чтоб мы не мотались в ЉрасноЯрск, нас тоже приписали к этому
заведению, к столовке и к магазину. € везде-то на нас фыркали, выходило, что
мы только перегружаем собой "точки", мешаем планово и усердно вести дела.
     --  Њм-мах!  Max!  Max!  --  пошлепал губами  фельдшер  и  с  серьезной
значительностью сдвинул  дужки  бровей: -- ’емпературы нет, молодой человек,
стало быть...
     "‘тало быть, вы -- симулЯнт!" -- прочел  Я на его лице и, пока  пЯтилсЯ
из  медпункта,  видел,  как  уничтожительно  лыбитсЯ  медицинское  светило и
поправлЯет,  все времЯ поправлЯет узелок атласного галстука, Ярко сиЯющего в
глуби  бортиков халата, -- первый это  признак: хватаетсЯ за  галстук, стало
быть, непривычен к нему, завЯзывать не умеет -- выменЯл у эвакуированных.
     ‚ыскочив  из  медпункта, Я  храбро ругнулсЯ  и  подумал, что, наверное,
правду говорЯт  путейские бабы,  будто фельдшер  этот  снимает по три раза в
день пробы в столовке, не пропустит и бабенок,  тем паче девок без  пробы на
кухню  работать,  да  и  "помазков",  которые  обитают  за моей  стеной,  не
забывает,  постоЯнно  проверЯет санитарное состоЯние их общежитиЯ, от  девок
клопы тучей прут -- навезли  из  сел клопа тощего, жадного, на  деревенского
мужика задом смахивающего.  „евкам что?  €х  много. Љоторую  и  съедЯт -- не
горе, а Я вот один осталсЯ, должен стеречь  сундуки Њиши  ‚олодькина  и Џети
†елезкина --  кинули  имущество на менЯ, уверЯЯ, что быстренько управЯтсЯ  с
фюрером и вернутсЯ.
     ќх, ребЯта, ребЯта -- шутники!


     Ќочную смену  Я едва дотЯнул и, когда пришел в вагончик, не раздеваЯсь,
замертво упал  на кровать.  "’ы,  машина, ты железна, --  тЯнули  за  стеной
"помазки",  --  куда  милова   завезла-а,   о-о-ох,   о-о-хо-хо-хо,   куда-а
ми-ыло-о-о-ова  завезла-а-а? ’ы, маши-ы-ына, ты-ы,  свисто-о-о-очек,  подай,
ми-ы-ылы-ый, голосочек, о-о-х, ох-хо-хо..".
     Џод эту песню, жалостно думаЯ о  девках и о себе,  Я и уснул. ђазбудила
менЯ вокзальнаЯ уборщица, котораЯ по совместительству обихаживала общежитиЯ.
‹ицо старой женщины было напугано.
     -- ’ы ч…, захворал?
     -- ЉажетсЯ. -- џ еще мог говорить.
     “борщица  поставила к кровати таз  и  собралась  бежать в  медпункт.  џ
запротестовал: "ѓниду видеть не хочу!" -- и попросил купить молока.
     Ћт горЯчего молока, которое Я проталкивал в горло, точно каленый  шлак,
сделалось полегче,  и Я  задремал, а  старушка  бренчала посудой, отыскивала
поваренку, которую, говорила  она,  надо лизать  и  глотать слюну,  глЯдЯ на
утреннюю зарю --  как рукой снимет "болесь". Џоваренки в  моем хозЯйстве  не
было, уборщица постукала  кулаком в  стенку,  спрашиваЯ у девок, но и  у тех
поваренки  не оказалось, может, и  была, да они послали  уборщицу и менЯ  ко
всем  чертЯм, пропади, мол, он пропадом,  раз такой гордый и никого замечать
не хочет.
     џ  и  заметил бы, да стеснЯлсЯ,  а  девки,  будь  одна  или две,  так и
поощрили бы менЯ чем, выманили,  но когда их много, они ж выдрючиваютсЯ друг
перед дружкой, решетЯт насмешками. „а и уставали девки на работе.
     Њне наконец-то "вырешили"  выходной. ‡аходил Љузьма, спрашивал: "Њожет,
ч… надо?" -- "Ќичего не надо".  Љто-то натопил у менЯ печку -- жарко, душно.
Ќа табуретке стоЯло горЯчее молоко в кружке, но Я уже не мог его глотать.
     Џоздно вечером  в мое  жилище, как бы по своей воле, завернул фельдшер,
глЯнул, пошлепал губами: "Њ-махЊах! Њак!", взЯл мою руку, нащупал пульс, и Я
увидел, как отваливаетсЯ тракторнаЯ челюсть, раздвигаютсЯ бровки и провисает
меж  них кожа  его  лба. •ватаЯсь  за  галстук, фельдшер черкнул на  бумажке
закорючку, послал куда-то уборщицу, а мне сказал укоризненно:
     -- —то же вы, молодой человек, не ЯвлЯетесь на здравпункт?
     Ћбложить  бы  его  звонким желдорматом, но повернешь Язык --  и в горле
угли шевелЯтсЯ, рассыпаЯсь горЯчими искрами по всей утробе.
     -- ‹адно уж, не оправдывайтесь!
     ‚ вагончик забежал дежурный по станции, встревоженно глЯнул на менЯ, на
фельдшера. Њедик важно взЯл его под ручку, склонилсЯ доброжелательно головою
-- ведь выучилась обезьЯна где-то и у кого-то "виду".
     -- Ќемедленно! -- услышал Я из-за печки. -- Ќемедленно, понимаете?!
     -- ѓде же вы раньше-то были? ‘ейчас только на товарнЯке...
     -- ЌельзЯ!.. Љатегорически!.. € до  менЯ дошло: Я опасно заболел. Ђ так
все  пустЯково началось:  дождичек, на спине  рубашка  намокла, покаталсЯ на
маневрушке "с ветерком". ‚ войну болеть нельзЯ.  ‚ войну  больные никому  не
нужны -- пропасть можно.
     џ впал в забытье и очнулсЯ от быстрого, заполошного шепота:
     -- ЋдевайсЯ! ЋдевайсЯ! ЋдевайсЯ, скоренько!
     атаЯсь, не  попадаЯ ногой  в штанины, Я  надел железнодорожную  форму,
обулсЯ в ботинки. Џередо мной шаталась уборщица,  плавало в тумане ее лицо с
шевелЯщимсЯ ртом.  ‘теснЯЯсь непривычной беспомощности  и того, что не  спит
из-за  менЯ изработанный  человек,  Я  пыталсЯ  вымучить  благодарствие,  ко
старушка приказала молчать, забрЯкала кулаком в заборку.
     --  „евки! џзвило бы вас! ‹юди вы иль не люди? Џроводите парнЯ в город.
Њне на смену.
     -- Џодменись!
     ђугаЯ  девок, уборщица  набросила  мне на плечи  телогрейку и,  бережно
обнЯв,  повела. Ќа  перроне с развернутым красным флажком стоЯл  дежурный по
станции. џ глЯнул на  станционные  часы  -- четверть пЯтого, из ‚ладивостока
шел скорый, нашу станцию он обычно пробрЯкивал напроход.
     Њне захотелось протестовать и плакать.
     ‚дали  Яростно  рЯвкнул  "€.  ‘."  и  сжал ребра  колодок.  ‚есь  поезд
содрогнулсЯ, громыхнул вагонами,  задымил колесами и  придержал бег.  "—то у
вас?" -- знаком спрашивал помощник  машиниста с грЯзным и недовольным лицом.
‘ворачиваЯ флажок,  дежурный по станции указал на менЯ,  помощник растопырил
пЯть пальцев  -- и  менЯ тут  же втолкнули  в  медленно  катЯщийсЯ  вагон  с
единственным во всем поезде открытым тамбуром.
     ќто был  мЯгкий вагон. ‚се  двери купе  в нем плотно закрыты, ворсистаЯ
дорожка, расстеленнаЯ в коридоре, глушила шаги.
     -- ‚от  здесь садись, --  участливо  прошептала  проводница и  откинула
мЯгкую  скамейку  от  стены. -- —…, заболел?  --  џ кивнул, и она шепотом же
продолжала: -- Ќа ‡аозерную по селектору сообщили...
     "Ќаши, -- расслабленно  и  жалостно  подумал Я. -- •орошие  у  нас люди
работают, а Я все от них в стороне, все с книжечками..."


     <b>***</b>


     —то три станции  длЯ скорого! џ  и оглЯнутьсЯ не успел в мЯгком вагоне,
как  загрохотал  он  по  мосту,  пронессЯ  мимо  кирпичной  больницы,  уютно
приткнувшейсЯ под высокой насыпью и под огромными тополЯми на берегу …нисеЯ.
‚ эту больницу у менЯ  и лежало направление в кармане черной железнодорожной
гимнастерки,  и идти-то до нее от вокзала пустЯк бы... џ вышел из  вагона на
сырой осенний перрон, менЯ зашатало. "ќ-э, парень!  ’ы ч… это? -- подхватила
менЯ под  локоть проводница и подождала,  пока Я  устоюсь. -- Ќе  вздумай по
путЯм!"
     „а, по путЯм нельзЯ,  хотЯ и  близко. Ќа путЯх стрелки задержат  -- они
ловЯт всех крЯду, да с таким лютым видом, будто станциЯ кишмЯ кишит шпионами
и  диверсантами. Ђ  если  не  напорешьсЯ на стрелков --  раннее утро все  ж,
дрыхнут небось, что, как закружитсЯ голова? Ѓыть под колесами.
     € Я двинулсЯ в обход. „урацкий тот обход не забыть мне вовеки. Љакие-то
ларьки,  забегаловки, мастерские, и все  это соединено заплотами, заборками,
переборками -- богата ‘ибирь древесиной. €зводи -- не изведешь!
     ‡акоулки,  дыры,  перепутьЯ,  повороты.  ‚роде  бы вот он,  тупик, идти
дальше  некуда, но  вправо какаЯ-то лениваЯ, полуслепаЯ, тропинка, западаЯ в
лебеду, исчезает  в  дебрЯх  избушек, будок, железа, досок, обрези.  Њиновал
лебеду,   уперсЯ   в  ржавую   железнодорожную   ветку,  увенчанную  пестрым
шлагбаумом,  дремно свесившим хобот. ”онарик на нем не светилсЯ,  по  хоботу
слой  пыли. †изнь  угасла и  остановилась. Ќо теперь  уже по левую  руку,  в
тополЯ, видны  ворота,  и сквозь  прорезь  листов  просматриваютсЯ  лоскутьЯ
давнего  плаката: "пере... летку..." -- винный завод!  Ћт него мне вперед  и
дальше. ‚илЯЯ по каким-то натоптанным плешинкам, Я обхожу грЯзные колдобины,
вдавленные  в  землю  рельсы,  скоропостижный  огород,  забранный  отходами,
подлажу под старые вагоны и -- ѓосподи, спаси и помилуй! -- впереди вроде бы
засеребрилсЯ …нисей, выстуженный холодным утром.
     Ђн, радость  преждевременнаЯ! ЋпЯть менЯ повело, повело, вроде бы  уж в
обратную  сторону,  но через дыру  меж  хибарой, вросшей по  брови в  землю,
солидным, по  случаю  военного времени  упочиненным  заплотом,  выбросило на
улицу, к железнодорожному предприЯтию, на котором белым по ржавому написано:
"‚агонное депо".
     Ќу как тут не порадоватьсЯ и от радости не послабеть!
     ѓлЯнул вперед  -- мосты видно и  вершинку мелькомбината;  обвел глазами
вокруг   --  трубы  вдали  дымЯтсЯ,  гудки  где-то   поблизости   раздаютсЯ,
электросварка за забором трещит, отбрасываЯ сиЯние; на реке пароход колесами
хлопает.
     …сть, есть  жизнь  на планете,  движетсЯ она, и больница, чую Я, где-то
рЯдом.
     ‚от и улица ‹омоносова! ’ут уж Я не пропаду, больница-то фасадом к реке
выходит, на улицу  „убровинского, задом на ‹омоносова. €ли наоборот? „а черт
с ней! „ойти бы. Ќайти бы. ‘кажу  Я: "Ѓольница, больница! Џовернись к городу
задом, а ко мне передом!" --  €  готово дело! ’олько  отдохну малость. Њалую
малость. Ћтдышусь, силенок накоплю и пойду. Ћх, пойду!
     ‚от и  скамейка,  завалинка  ль  уютнаЯ  такаЯ.  ЏривалилсЯ  к  чему-то
холодному, поймалсЯ  руками --  круглое  и  твердое,  и  вроде бы дребезжит.
ЋтдышалсЯ, открыл  глаза  -- змей! ‡а  змеЯ  держусь, за железного  -- такой
формы дождеваЯ труба.  Џасть  зубастаЯ, расхабареннаЯ, в пасти Язык белый --
ледышка  намерзла.  џ  осмотрелсЯ  и  с  тупым изумлением  открыл:  сижу  на
завалинке  старого-старого  деревЯнного  магазина и  держусь за  водосточную
трубу,  памЯть  подсовывает фактик  -- это  первое  в  моей  жизни  торговое
заведение, посещенное мною еще в младенчестве.
     ‡ачем? Џочему Я был в городе? ‘ бабушкой был -- это точно. € вроде бы в
другом веке, на другой  планете  --  тогда еще люди ходили пешком, ездили на
лошадЯх под красноЯрские железнодорожные  мосты. ‚озле  узенького пролета по
ту и  по другую сторону лежали клубки  колючей  проволоки -- это если  шпион
объЯвитсЯ  и полезет мосты взрывать, так чтобы запуталсЯ. Ќе знаю, напоролсЯ
ли  на  колючку  хоть  один  шпион,   но  деревенские  дураковатые  конишки,
застигнутые  в  подмостной  дыре  автомобилЯми,  храпЯ,  вставали  на  дыбы,
бросались на проволоку. Ќе одна крестьЯнскаЯ конЯга запуталась в проволоках,
изорвала  себЯ, поуродовала. Љогда  ситуациЯ обострилась  еще пуще  и кругом
объЯвились  враги народа, лаз под мостом закрыли, мужики  сотворили  далекий
объезд мимо мелькомбината, к речке ѓремЯчей.
     ‘корее всего мы с бабушкой шли тогда к мосту, чтобы перенЯть возле него
подводу и выпроситьсЯ подвезти нас.  ‘мутно  помнитсЯ, что до этого Я  был в
белой комнате и менЯ больно тискали,  заставлЯли широко  отворЯть рот  белые
люди  --  вытаскивали рыбью кость  из горла. џ подавилсЯ сорогой, самим же и
наловленной  на  “сть-Њане.  Џо случаю  избавлениЯ  от  беды и  во исцеление
младенца на последнем городском рубеже дрогнуло сердце бабушки, и она завела
менЯ в магазин, который  совершенно менЯ ошеломил  своим изобилием -- в  нем
столько было конфет! Ќичего больше не помню. ЉажетсЯ, пахло селедкой, икрой,
постным маслом, мЯсом, кажетсЯ, все витрины и прилавки ломились от хлебного,
мЯсного,  рыбного,  овощного  изобилиЯ,  но Я  смотрел на  Ящик  с "раковыми
шейками", который как бы в изнеможении высовывалсЯ из стены собачьим красным
Языком и клонилсЯ к полу. ’ам были еще  и еще Ящики с конфетами, дорогущими,
красивыми, защипанными уголком  или завернутыми  узелком, но менЯ  отчего-то
заворожили "раковые шейки", Я  вроде бы даже ощущал на Языке их рассыпчатую,
чуть приторную, ореховую сладость. Ќо бабушка купила мне горстку подушечек и
два прЯника, велела  завЯзать их в  чистый носовой платок, который был выдан
по случаю поездки в город с тем условием, чтоб в него не сморкатьсЯ.
     ‘  узелком в  правой  руке, держась левой за бабушкину  руку,  брел  Я,
усталый,   к  мосту,   такой  маленький-маленький,  с   таким  бедным-бедным
гостинчиком, из такого  захудалого-захудалого  магазинишки.  „а что  же  это
такое? „а почему же все так в моей жизни паскудно-то? Џочему? € в магазин-то
угодил  в крайний,  убогий.  €  обутчонки-то  жали.  € бабушка-то  кланЯлась
подводам, на  менЯ  показывала,  взываЯ  к  состраданию. € конфетки-то самые
дешевенькие. € прЯники, кем-то уже облизанные...
     € надо ж было мне именно теперь, в  такую крайнюю минуту,  оказатьсЯ  у
задрипанного  того  магазинишки,  чтоб дрогнуть, разреветьсЯ,  израсходовать
последние силы.
     „альше Я брел почти уже в темноте, на ощупь, шарЯ  руками по штакетинам
палисадников,  по  занозистым  сколышам  заплотов, по  черствым  и  щелЯстым
бревн