ль  и наискосок перепоЯсанные
бледно-голубыми жилами,  выглЯдели сиротливо,  жалко. Ѓородатый прЯмо  средь
избушки сел на пол и с пыхтением обувалсЯ. ЏоднЯвшись, он пробно потопталсЯ,
как  дитЯ, радуЯсь обнове, притопнул, оскалилсЯ, и снова сверкнуло в бороде,
зубы  у  него были молодые, еще  не разрушенные,  значит, на ‘евере недавно,
оцинжать не успел.
     -- Ќу, че? ‚се? Ѓоле у нас брать нечего. Ќам на сети надо.
     --  Ќе гомони, мужик, сЯдь!  -- взЯв ружье  и  устроив  его на  колени,
спокойно приказал щербатый парень ‚ысотину. -- ‚елите одному малому принести
рыбы, другомy -- дров,  третьему -- раскочегарить печку. ‘амим  сидеть и  не
рыпатьсЯ! џ не конвоир, предупредительных выстрелов не даю.
     --  Џечка  топитсЯ.  €  пуганого не пугай,  не  зайцы тута,  --  рыкнул
‚ысотин.
     -- •э, посказитель какой!
     -- € храбрец... …го бы в Ќорильск, в забой.
     Џетька-олух выбрал из бочки, вкопанной  в берег, самую отборную, желтым
соком исходЯщую стерлЯдь, чем привел в неописуемое бешенство бородатого.
     -- —то за рыба?! Љто такую падлу жрет! ‚сЯ вон в каких колючках!
     --  “ймись! --  вскинул  руку  его сопутник.  -- Ќет ли, мужики,  щуки,
налима?

     -- ќтого добра навалом!
     Џетька  примчал  соленого  налимища и  острорылую,  величиной  с полено
щучину, с трЯпично болтающимсЯ выпоротым брюхом.
     -- ‚от это жарево! -- потирали довольно руки норильцы. -- ќто привычно.
†иру бы в нее?
     -- Ѓудет и жир, только рыбий.
     -- ќто еще лучше. ‘лепнуть от мошки уже начал. „оходим.
     -- € дойдете. Људы-нибудь...
     Ћни едва дождались,  чтоб прокипело в противне. …ли  рыбу полусырую, не
отмоченную от соли. …ли, да  что там ели -- жадно глотали куски рыбы, парень
держал ружье  со взведенным  курком меж колен,  и дуло,  когда он клонилсЯ к
столу,  утыкалось ему в подбородок, Я, да, поди-ко не один Я, все наши ждали
и  боЯлись: вот-вот жахнет  и разнесет  башку парню  вместе  с непрожеванной
рыбой. Ќу, тогда бородатому не жить. ‚ысотин одной рукой его задушит.
     Ѓрызнул на печке  чайник, наш ведерный закопченный  работЯга,  радостно
посикал рожком.
     -- „авайте и мы чай пить, раз такое дело! -- произнес ‚ысотин. Ќадернув
опорки, в которых ходили мы после сетей по  избе и до ветру, снЯл с  гвоздей
кружки и хозЯйничал возле стола, словно бы и не замечаЯ никого рЯдом.
     -- Ђ ну-ка подвиньтесь, гости дорогие!
     -- ‚одочки  б  к  такой-то  жарехе!  --  промычал  осоловевший  от  еды
бородатый норилец.
     -- € бабу наверхосытку! --  хитро сощурЯсь, подхватил мой папа, большой
специалист в этом вопросе, и решительно налил полную кружку чаю.
     --  Ђ че...  Ђ  че... --  не  в  силах  выговорить ни слова  от хохота,
обрадовались норильцы, но кашель  перешел  в грудной  хрип, и  гости  начали
сморкатьсЯ и харкать на пол.
     ‚ысотин сморщилсЯ -- в избушке у нас всегда было чисто.
     -- ‚ Џолое, -- кивнул на окно папа. Ќорильцы вопроситель- но уставились
на него.
     --  € бабы, и  вино в Џолое, говорю,  если  озадитьсЯ, осадить  назад в
Љарасино, тоже найдете.
     -- ’ам еще есть сельсовет,  энкавэдэшники. €шь ты, гадюка!  -- погрозил
папе пальцем бородатый норилец.
     -- Ќе в Љарасино, не в Џолое, так  в другом месте все равно  нарветесь,
--  угрюмо и  уже спокойно заключил ‚ысотин и как  бы ненароком  внимательно
посмотрел в окно.
     -- —е? -- вскочил норилец с ружьем. -- —е там?
     -- „а пока ничего...
     -- Ђ-а, в рот и в... -- заругались норильцы, торопЯсь уходить.
     ‘бросав  недоеденную  рыбу  в  мЯтый  жестЯной  котел,  остатки  хлеба,
спросив,  где  соль, насыпали  ее и,  наказав  нам  два часа не  выходить из
избушки  --  у  них тут товарищи  по кустам сидЯт,  -- торопливо заспешили в
поход...
     Њы  побросали  вшивое  трЯпье и разбитые бродни  норильцев в  печку. €з
трубы повалил  жирный  дым,  в избушке сделалось душно. ‚ большой кружок и в
щели печки выбрасывало чадный запах.
     Џетька  нашел в траве, все еще ломкой от инеЯ, замок и ключ. Њы заперли
избушку  и  спустились  к лодке. ‚ысотин  в опорках был  похож  на  какую-то
нелепую, начатую с ног, но недощипанную птаху.  Њужики прЯтали от нас и друг
от дружки глаза, молча  спихнули нашу  ходкую и легкую лодку, на бортах и на
дне  которой  уже  отмЯк  и потемнел  иней.  Ќавесили  лопашни,  подколотили
уключины. Џроверив, все ли взЯли, молча же, не глЯдЯ друг на друга, по реке,
с  ночи усмирелой  и какой-то отчужденной, холодной, с вроде бы отдалившейсЯ
от воды белесой землей, медленно плыли мы от берега.
     Ћтплыли  мы  далеко,  когда сделалось  видно:  по вдавшемусЯ  в  …нисей
песчаному мысу двигаютсЯ две человеческие фигурки, медленно удалЯЯсь. Ќо вот
на  горизонте замаЯчил катерок или пароходишко, фигурки  людей замерли и тут
же исчезли в прибрежных тальниках.
     ...ЏоЯвилсЯ у нас крючок на двери избушки, кованый, зацепистый.
     „ождливой  сентЯбрьской  ночью,  когда  все  вокруг  лежало  в  тЯжелой
бездонной  тьме  и  только печка в нашей избушке  разухабисто  ухала,  будто
играючи одолевала подъем в гору,  дверь  нашей избушки дернулась  и  в петле
шевельнулсЯ железный крючок.
     Њужики рассказывали всЯкую всЯчину. ‚ысотин много знал сказок. € что-то
как  раз  жуткое  да  чудовищное повествовал  нам, парнишкам,  -- мы и орехи
перестали щелкать со страху.
     ‚се  разом мы уставились  на дверь, против которой мелькало огнем устье
за лето изгорелой железной  печки. € не только крючок, но  и темные росчерки
щелей было отчетливо видно.
     Љрючок еще  раз слабо дернулсЯ, подпрыгнул  в петле,  но был  он словно
загнут -- из петли не выскочил.
     --  Љто?  --  вполголоса  спросили  мужики, вытаскиваЯ из-под изголовий
топоры, парнишки схватились за ножи -- так уж у нас уговорено было: если еще
раз сунутсЯ  норильцы,  мужики становЯтсЯ  по  бокам дверей, мы приседаем на
пол,  и  пусть они входЯт в  темную избушку, сколько бы их  ни было  -- мЯсо
сделаем!
     ‡а дверью не отвечали и не шевелились.
     --  Љто? --  уже  громче повторил ‚ысотин и  помаЯчил нам,  чтоб мы  не
швыркали носами. Љонечно  же, мы и без того не дышали, и мне, да и  Џетьке с
Њишкой,  наверное,  от задержанного в груди  дыханиЯ  нестерпимо  захотелось
закашлЯть, кашель поднималсЯ все выше, подходил к самому горлу.
     -- Џустите,  пожалуйста,  люди  добрые!  -- послышалсЯ за  дверью тихий
голос,  в глуби  которого  угадывались  напрЯженность и тревога, а  по верху
скользило вековечное страдание бездомной души.
     -- Љто ты?
     -- Ѓеглый Я.
     -- —ас от часу не легче!
     ‚   печке  ворохнулись,   рассыпались,   затрещали   головни.   €збушка
погрузилась  в полутьму, сделалось  слышно  дождь  за  стенами,  дребезжание
составного стеколка в окне.
     "Ћкно! Ќас застрелЯт в окно!"
     Џечка  оживала, начинала  махать желтеньким платком из дырЯвой  дверцы,
обрастать горЯщими травинками по бокам и трубе.
     --  Ќадо  печку  залить! -- прошептал Њишка и  стал подкра- дыватьсЯ  к
чайнику,  стоЯщему  на краю  печки,  распространЯю- щему горьковатый  прелый
запах типичных  корней,  смородинника  и  зверобоЯ.  Ќа  пути  к печке Њишку
перехватил отец, засунув  его себе за  спину, в  темень, и, как бы ненароком
задев о сухую лиственничную стену топором, грубо и в то же времЯ просительно
бросил:
     -- “ходи давай! “ходи!..
     --  Џустите,  добрые  люди.  Џропадаю,  -- отчетливо  и  совсем  близко
произнес беглый  с тем спокойствием,  с той горечью  в  голосе, какаЯ даетсЯ
лишь  людЯм, и  на  самом деле  пребывающим на  краю  гибели,  либо  великим
артистам. Њожет, беглый и есть артист? —ерт его знает -- их там в Ќорильске,
сказывают, всЯкой твари по паре.
     -- Ќе открывай!  --  прошелестело разом  из трех  ребЯчьих одеревенелых
ртов.
     Ќо кто же слушает ребЯт, тем более в таком крайнем положении!

     -- “ нас уже  побывали  гости,  обчистили, обснЯли. Ќечего  брать... --
подал голос мой папа, и в голосе послышалось мне колебание и неуверенность.
     -- •одите тут! -- поддержал его еще более  неуверенным голосом ‚ысотин.
-- ‘колько вас там?
     -- Ћдин Я. Ћдин! -- голос беглого слышалсЯ где-то внизу, и не сразу, но
мы  сообразили, что он от дверной скобы сполз на доски  крыльца и лежит  под
дверью. -- Ќе граб...  Ќе граблю Я... не мародерничаю... -- голос рвалсЯ. --
Њиром и Ѓогом спасаюсь...
     -- Њ-мм-иром,  --  слабо  буркнул ‚ысотин, -- знаем  мы  теперь,  каким
миром-то!.. -- ‚ысотину казалось, должно быть, что говорит он тихо, себе под
нос.  Ќо тот, за дверью, был чуток,  расслышал все и что-то хотел возразить,
да вдруг разразилсЯ долгим,  затЯжным кашлем, и  колени, сапоги ли, может, и
голова бились,  стучали об  дверь. Љашель перешел  в хрип, сиплое  удушение.
‘тараЯсь  наладить  дыхание,  сделать  уверенным голос, беглый посулилсЯ  за
дверью:
     -- џ не х-хэ... их-хэ... ух-д... кх-харр... -- он отхаркнулсЯ и все еще
хрипло, но  уже  отчетливей сказал,  преодолеваЯ  одышку: -- Ќе уйду,  Я  на
чердак, подожгу. Ќет другого выхода...
     Ќа чердак! Ђ на  чердаке-то мешок с хлебом,  кедровый орех насыпью  и в
бочках. Љрыша сухаЯ,  слеги сухие, береста ворохами запасена,  корьЯ  полно.
Ћкошко в избушке  узкое. „верь подопрет злодей, не выскочить. Њы,  парнишки,
может, и... Ђ мужики...
     Ѓеглый не торопил нас, давал времЯ  обдумать его  угрозу, взвесить все.
‚ысотин мотнул головой, отец подвинулсЯ к двери, взЯлсЯ  за крючок. ‚ысотин,
распластавшись по стене за косЯком, поднЯл топор.

     ‚от тогда Я до глубины души осознал часто встречающиесЯ в книгах слова:
"‘екунды показались вечностью...". Џока отец вынимал крючок из петли, во мне
до того все  напрЯгалось, что где-то в ушах  или выше ушей  тонко зазвенело,
звон  становилсЯ  все  гуще,  все  пронзительней,  будто  погружалсЯ  Я  без
сопротивлениЯ и  воли в водЯную  беспробудную глубь.  ‚ынув крючок из петли,
отец,  как драгоценность, без стука и звЯка опустил его  на косЯк, вдруг изо
всей  силы пнул дверь и  отпрЯнул  в  сторону,  тоже приподнЯв блеснувший  в
темноте топор.
     ‘  улицы  дохнуло дождливой  холодной  мутью,  устойчивым духом  мокрой
кедровой хвои и запревающего палого листа.
     ‚ проеме двери никто не  поЯвлЯлсЯ. Ѓыло пусто,  безгласно, недвижно во
дворе,  и  только,  воедино  соединеннаЯ,  шепталась  беспокойнаЯ  тайга под
ветром, полосами хлестало  в  стены,  дождь лилсЯ с желобков тесовой крыши в
выбитые и уже  полные от  капель  канавки  вдоль завалины  избушки. Ќо звуки
струй,  слитный шум  леса,  шорох  затЯжного  дождЯ,  смывающего с  деревьев
листьЯ, стук капели, падающей с крыши,  нам  привычны,  как  привычна бывает
тишина в своей обжитой избе,  они не  мешали  нам  слышать и узнавать всЯкое
другое движение, даже малейший треск и шорох в ночи.
     -- Ќе дурите, мужики, -- раздалось под дверью, -- уберите топоры...
     џ крепче сжал деревЯнную круглую ручку ножа, хотЯ не знал еще,  как это
Я  могу  им пластануть человека, если он  нападет на менЯ, почувствовал, что
остальные обитатели избушки сжали оружие свое, хотЯ, как и Я, тоже не ведали
-- посмеют ли  рубануть  или  ткнуть человека, надеЯлись,  что это получитсЯ
как-то само собой.
     Ќа пороге избушки возникло что-то лохматое,  темное, перевалилось через
преграду,  поползло к печи, упало  со стоном, с подвыванием возле нее и лишь
какое-то времЯ спустЯ выдало звук.
     -- ‡а... за... закройте!
     Ѓеглый  просил закрыть дверь, значит, и в самом деле был  один. ‡акрыли
двери, зажгли лампу, подбросили дров в печь.
     ‚озле  печки  хохлилсЯ  серой,  полуощипанной  вороной  человек,  почти
обнЯвший железную  коробку, почти упавший  грудью  на  плоский  ее  верх. Ќа
лиходеЯ  он не  походил  совсем. Џод беглецом скопилась  и  потекла к порогу
избушки  лужа.  Ћт  ремков  беглеца,  от  серой  матерчатой  шапки,  даже от
волосьев,  затЯнувших  лицо,  валил  пар.  ђеже,  реже,  но  все  еще звучно
выстукивали  зубы. Ќе сразу,  не вдруг  приходил в себЯ гость; и первое, что
увидел и услышал,  -- чайник, сипЯщий на печке. Ћн прижал  к чайнику ладони,
но  кипЯтку  попросить не  смел.  Ќе  знаю  от  чего  --  от жеста  ли этого
просительного  и  жалкого,  от рваньЯ  ли  нищенского,  от жалости  ли  моей
природной -- пропали во мне страх  и злость. џ сунул ножик под постель, взЯл
кружку  со стола и, сторонЯсь беглеца, стал цедить чай из  рожка  обгорелого
чайника.
     € пока лилась горЯчаЯ струЯ в кружку, беглец не сводил с посудины глаз,
а Я  с него, но разглЯдеть особенно ничего  не мог, лишь большой мокрый нос,
как  бы отделившийсЯ  голым  утесом  от загустелого  чернолесьЯ, крупные,  в
кистЯх худые руки да  мертвецки усталые, то и дело смежающиесЯ, воспаленные,
иссеченные ветрами зеницы, не глаза, а  именно зеницы,  как на старой иконе,
глубоко завалившиесЯ в копотную темь.
     џ думал, он выхватит у менЯ кружку, расплескает чай. Ќо беглец обхватил
посудину,  будто цыпушку,  ладонЯми и, что-то угадав  во  мне или поощренный
моим поступком, поскреб друг об  дружку губами, сплошь покрытыми трещинами и
болЯчками.
     -- •лебца!
     џ взЯл со стола краюшку хлеба, заглЯнул  в прикрытый берестой противень
-- в нем еще оставались хрЯщи от стерлЯжьей головы, крыльЯ,  рыбье  крошево,
да и жижа не была  вымакана кусками  -- из-за  дождЯ и  ветра на сети мы  не
выплывали уже два днЯ, и аппетит наш поубавилсЯ.
     "‚езет дЯденьке!" -- отметил Я про себЯ и отнес еду к порогу, сунул под
нос беглому как бы недовольно и  в то же  времЯ думаЯ:  так ведь у порога-то
нищим  подают.  Њне отчего-то  сделалось  неловко,  но беглому  было  не  до
чувствий и не до условностей.
     --  •рани тебЯ Ѓог,  дитЯ,  --  молвил он  и, рванув зубами  кус хлеба,
шатнулсЯ, застонал. Љоркой поранило ему губы,  окровенило десны, догадалсЯ Я
и подал гостю деревЯнную ложку. Ћн бережно заприхлебывал жижицу из противнЯ,
покрошил туда хлебца, запохрустывал стерлЯжьими хрЯщиками.
     Ќи взглЯдом, ни словом не осуждали менЯ мои соартельщики. Ћни сидели по
нарам молча и праздно.
     Џришелец быстро  справилсЯ с едой, сделалсЯ совсем недвижим; сидел  все
так же на кукорках, горбЯсь у печи, он казалсЯ безногим.
     -- ‘пасибо, добрые люди! -- наконец послышалось от печки.
     Њы вздрогнули и пошевелились. Ќам казалось, что беглец уснул.
     -- Ќе бойтесь менЯ. џ мирный человек, хотЯ и был военным.
     -- € ты  нас не  бойсЯ.  ‹ожись  где-нибудь  и  спи.  ђебЯтишки в печку
подбрасывать будут. Џотом ступай с Ѓогом, -- отозвалсЯ за всех ‚ысотин. -- Ђ
что сторожились, дак не без причины. Ћбобрали нас тут недавно, двое...
     --  „вое?! -- беглец  неожиданно резко повернулсЯ от  печи и сморщилсЯ,
должно быть, свет  лампы резанул его воспаленные глаза.  -- Ћдин  с  оспЯным
лицом,  молодой,  вооруженный?  „ругой  бородат, вроде менЯ, замызган? ‡лой?
•ваткий?
     -- Oнe.
     -- †ивы,  значит.  €дут. „вигаютсЯ... -- беглец помолчал,  покачалсЯ на
кукорках, затем, по-стариковски, опираЯсь о  колени руками, поднЯлсЯ. -- Ћй,
хорошо, мужики,  что  не затеЯли  вы  противоборства! ‹ихие это  головорезы.
‘трашные люди. Ћни б их,  -- кивнул  он на  нас, парнишек, сидЯщих рЯдком на
нарах, -- они б и детей не пощадили...
     Ѓеглец   уже   осмысленно,   с  чувством  даже  какого-то   отдаленного
достоинства попросил закурить, затем, если можно, попросил затопить баню.
     -- џ ведь понимаю, все понимаю, -- поЯснил он. -- “лЯгусь тут. ‚ы из-за
менЯ  бодрствовать станете... Ђ Я  в баньке... ‚ы менЯ  подопрете  --  и вам
спокойней, и мне безопасней... ‘неси дров, милый мальчик, -- обратилсЯ он ко
мне.  ЏошевелилсЯ,  поворочалсЯ  на  месте,  будто  отаптывал   себе  место,
повременил, подумал и глухо, пространственно уронил:
     --  Џока банЯ греетсЯ, Я расскажу  вам о себе и о  тех двух... Љак  уже
имел честь сообщить  вам,  в прошлом  Я военный.  ‡вание  мое полковник,  --
спустЯ времЯ начал рассказ беглец, нетороп- ливо и раздумчиво, в  расчете на
длинный разговор,  --  хотЯ смолоду пророчили  мне сан свЯщеннослужителЯ, но
так  повернулась  судьба: вместо семинарии военное  училище...  Џохлопочите,
похлопочите,  ребЯтки,  --  сказал он  мне  и Џетьке, -- Я подожду,  не буду
рассказывать. ‚ам на будущее следует знать то, что Я поведаю...
     Џока  мы с Џетькой таскали дрова  в  баню  и  затоплЯли каменку, беглец
успел вздремнуть и совсем уже ободрилсЯ, лишь  кашлЯл затЯжно, надрывно, но,
судЯ по всему, здоровый был человек, тренированный и стойкий.
     --  Ќе случись революции, быть бы мне попом, приход бы получил,  скорее
всего сельский,  как  мой покойный батюшка. Ћднако же,  не одна моЯ  жизнь и
судьба  принЯли  тогда  немыслимо  крутой  поворот,  не  Я один  взорлил  из
кандидата  в  тихого,  прилежного  семинариста,  обратилсЯ   вдруг  рубакой-
кавалеристом.  ‘амим  ‘еменом Њихайловичем замечен был, орденом награжден  и
определен в военное училище. ‡атем направлен на „альний ‚осток, однажды  был
ранен  в схватке с перебежчиками. ђанение с виду неопасное, однако сухожилие
на ноге перебито. ‚ госпитале  Я получил второй  орден Љрасного ‡намени,  но
вышел оттуда хромым, ни  к какой  полезной  деЯтельности непригодным, потому
как всю молодость провел в седле и обучен был только военному делу.
     Љакое-то  времЯ Я  болталсЯ без дела,  подумывал уж махнуть на одну  из
новостроек, обучитьсЯ там какой-либо профессии и начинать жизнь заново. Ќо в
это времЯ затеЯлось укомплектова-  ние военных  округов, и Я был направлен в
Љиевский военный округ, получил там  должность в одном  из отделов, ведающих
военной тактикой кавалерийских подразделений.
     “вы,  тактика  эта, как скоро  обнаружилось,  со времен  гражданской не
менЯлась, ни у кого не ЯвлЯлось пока желаниЯ менЯть ее. •олили коней, рубили
лозу, лихо скакали с саблЯми наголо и пели песни: "Ќикто пути  пройденного у
нас не отберет, конница Ѓуденного -- дивизиЯ вперед!"
     ‚ странах Ђнтанты тем временем строились авиационные и танковые заводы,
в ѓермании  фашисты взЯли  власть в свои руки.  ’ревожно кругом, у  нас же в
частЯх все еще идет праздник, песенки да победные речи...
     ‘ловом, после инспектированиЯ кавалерийских и взаимодействующих  с ними
частей Я выступил на военном совете с критикой. ЊенЯ попросили изложить свое
особое  мнение  письменно,  что Я  и  сделал  незамедлительно. ’ем  временем
начались летние маневры. ‚  качестве военного советника Я был представителем
в одном  конном корпусе, которому надлежало проделать  глубокий рейд  в тылы
"врага".
     Љомкор,  бывший  царский  офицер,  был  человеком  с  военной  выучкой,
подкован  на все четыре,  как  говоритсЯ,  и тактически,  и  практически,  в
гражданскую войну доказал  честность свою  и  храбрость. Ќо среди помощников
его,  особенно  среди командиров  эскадронов,  все  еще было  много  народу,
умеющего  лихо  рубить  шашкой  и кричать "ура", но  не  привыкшего шевелить
мозгами.
     Ќеразберихи, разброда было уже много и  в начале рейда,  карты, да и те
допотопные,  перекалькированные  еще  с карт империалистической  войны, были
лишь у командиров соединений  и полков, эскадронным карт не  досталось.  Ћни
особо и не  горевали, заверЯЯ, что и по нюху все "зробЯт Як трэба". Ќо "нюх"
у  многих  уже  притупилсЯ,  да и  заданнаЯ  скорость  маневра  была уже  не
дедовскаЯ. ‚  первые  же  сутки  мы  потерЯли уже  несколько эскадронов,  но
времена мирные, война "игрушечнаЯ" -- не пропадут, решили мы, забыв, однако,
что  люди  всюду  навострены  насчет  шпионов, врагов внутренних  и внешних,
насчет  внезапного  нападениЯ.  Ќаши,  "бродЯчие" эскадроны, а количество их
возрастало с каждым днем, вместо выхода в "тыл врага" угодили на минные полЯ
-- маневры были  приближены  к  боевым,  мины ставились  с  запалами. Њногие
старые рубаки мин и в глаза не  видели. Ќачалась паника,  потерЯнные лошади,
несколько  человек  погибло,  раненые   были,  но   главное  --  мы  сорвали
"операцию". ‚заимодействиЯ  никакого  с танковыми  соединениЯми не наладили,
внезапным поЯвлением  кавалеристы  перепугали  танкистов, и  те  уж  кое-где
боевыми снарЯдами палить по ним принЯлись...
     Љомандир корпуса, начальник штаба корпуса, начальник политотдела, как и
представитель ‚оенного  совета округа,  были разжалованы  и  отданы под суд.
’роих  приговорили к  пЯти годам,  менЯ за мое  письменное "особое"  мнение,
сеющее безверие  в рЯдах Љрасной Ђрмии, удостоили десЯти. ‚о всем округе, во
всей армии  вдруг  пошла  "чистка" и  не остановилась, слышно,  по сию пору.
Њного  военного  люду, затем  и гражданского пошло и  поехало  по этапам  --
насыпью в вагонах, навалом в баржах.
     ‚  ‘ибирь зимой  в вагонах везли, раз в  сутки воды давали,  об  еде  и
говорить  не  приходилось.  Џо  очереди  ржавые вагонные болты лизали  --  в
куржаке они были, обмерзлые, кожа с Языков обрывалась.
     ‚есной в ЉрасноЯрске погрузили нас на баржи, без нар, на  голом дощатом
настиле,  под  которым плескалась вода, и  повезли  на ‘евер. €з  "десЯтки",
знаменитой старой баржи, в которой  поочередно возили на север то  картошку,
то людей,  шкипер  и охрана  лениво откачивали воду, настил  заливало, и  мы
спали тогда стоЯ, "обнЯвшись как родные братьЯ".  Љормили раз в сутки мутной
баландой и подмороженным картофелем. Ќа палубу нас не пускали, и оправлЯлись
мы в бочки,  которые  погружены были вместе  с нами, под  рыбу.  ѓде-то,  на
какие-то  уж  сутки, не помню,  началсЯ  шторм, нас било бочками, катало  по
утробе баржи,  выворачивало наизнанку. Њертвецов изломало, изорвало в клочьЯ
и смыло месиво под настил.
     Џочти месЯц  шли  мы до „удинки. Ќаконец  прибыли, по колено в крови, в
блевотине, в  мЯсной каше,  и  голый берег  ‡аполЯрьЯ  показалсЯ нам  землей
обетованной,   поселок  и   пристань   „удинка   с   вихлЯстыми,   мерзлотой
искореженными деревЯнными домишками -- чуть ли не раем ѓосподним.
     Ќас погнали в глубь тундры пешком. Ќа пути  мы стали  встречать бараки,
будки,  людей, пестро  одетых,  которые  делали полотно длЯ  железнодорожной
линии. "Ќу, брат,  --  сказал Я себе, -- отмахалсЯ сабелькой! Ќе все ломать,
надо когда-то и строить..."
     ‚ тундре высилась большаЯ гора с белой заплаткой вечных снегов на боку,
ниже еще горы и горушки, вот  тут, на  берегу небольшой  речки,  меж  озер и
болот,  стоЯли бараки,  много  бараков, стоЯли дома, несколько  двухэтажныx,
один даже  с красным флагом на коньке! -- это и было началом будущего города
Ќорильска.
     “видел Я красный  флаг, жилье увидел, людей,  огни  и,  знаете,  как-то
успокоилсЯ даже. ђаз так судьбе угодно, буду строить, буду хорошо  работать,
мне  это  зачтетсЯ,  и  Я  освобожусь  досрочно.  ’ак  было  -- рассказывали
заключенные  --  на  Ѓеломорканале. ‚место  пЯти  лет  строили  канал  два с
половиной года, и все оставшиесЯ в живых были освобождены...
     -- „а вот маловато их осталось, живых-то, -- неожиданно подал голос мой
папа -- герой-строитель великого канала. -- •отЯ и построили туфту.
     -- —то вы сказали? -- приостановил рассказ норилец.
     --  Њало, говорю, живых-то осталось.  ’ам, в камнЯх и в глине, лежат...
„авай, давай...
     ѓость помолчал, подумал, подлил в кружку чаю, отглотнул.
     -- Њ-да. ‘ловом, надо нести  свой крест,  тем паче,  крест мой не такой
тЯжкий, как у людей семейных, пожилых.
     Џервый и второй  год на стройке было терпимо.  ‡оны общей  еще не было.
‡аключенные будто на выселении находились  в  бескрайних холодных просторах.
Ћбходились  и  с  топливом -- сами  его  запасали. ЌельзЯ  было и на питание
жаловатьсЯ, но  разрасталась стройка, наплывало  все  больше и больше людей,
тесно  им  становилось  и  в просторной  тундре. “ркаганы,  бандюги,  жулье,
рецидивисты  начали объединЯтьсЯ и  подминать под себЯ  всю  здешнюю  жизнь,
терроризировать население, которое худо-бедно сколотило городок,  перекинуло
из тундры к берегу самую северную железную дорогу.
     Љонечно же, цинга, простуды,  обвалы в карьерах, метели, морозы уносили
людей, но повального падежа  все же  еще  не было.  „а где-то  и кого-то  не
устраивали  темпы нашего  строительства, жизнь наша  не устраивала,  точнее,
обострЯлась и обострЯетсЯ международнаЯ обстановка,  нужна наша  руда, нужен
металл. ђуководство стройки перешло в одни руки. Ћдин свободный человек, как
император всеЯ тундры, скотов и людей, в ней обитающих, всем правил. —еловек
он не  простой, а  золотой,  достойный выкормыш  тех,  кто  его  взлелеЯл  и
воспитал по принципу: "‹ес рубЯт -- щепки летЯт".
     Ќормы выработки, и без того высокие,  подскочили вдвое. …да -- согласно
выработке, отдых -- согласно выработке. Ќикаких активированных дней, никаких
болезней и жалоб. Ќа работу! Ќа работу! Ќа работу! Љубики! ’олько кубики! --
больше  никаких  разговоров.  ‘троительство  жильЯ  было  заторможено. ЌоваЯ
больница, уже  наполовину  построеннаЯ, заброшена.  ‚ бараках  народу  -- не
продохнуть. Љашель,  стоны, драки, резнЯ,  воровство  и  лютый  конвой:  при
малейшем неповиновении -- прикладом в зубы,  за сопротивление -- пулЯ. Ћтчет
один: "за попытку к бегству!"
     Људа? Љакое бегство? ђазве можно оттуда убежать?  „о „удинки больше ста
километров,  до  магистрали  две с  лишним тысЯчи, а начальник строительства
требует  продукции, на каждой оперативке  брЯкает  по  столу:  "Ќам  завезли
достаточно человеческого материала, но добыча  руды тормозитсЯ. „оставленный
на  всю зиму человеческий  материал  несоразмерно убывает, и если так  будет
продолжатьсЯ, Я из вас  самих, итээровцев, вохры и  всЯких других придурков,
сделаю человеческий материал!"
     Њного людей пало в ту  зиму. Ќо с  весны караван за караваном тащили по
…нисею  вместо убывших на тот  свет свежий человеческий  материал. Џо стране
катилась  волна  арестов  и  выселений,  массовых   арестов  врагов  народа,
вредителей, кулацких и других вредных элементов.
     Ќе знаю что, но  что-то мне  подсказывало:  будет на нашей стройке  еще
хуже и тЯжелее. Џредчувствие менЯ не обмануло. Ќорильским рудникам поступило
указание увеличить  добычу  руды, следовательно,  расширить  и строительство
рудников,  довести трудовой энтузиазм до наивысших пределов. "‘лышите: песнь
о металле льетсЯ по  нашей стране! ‘тали, побольше бы стали! Њеди, железа --
вдвойне!" -- взывало радио.
     €мператор всеЯ  тундры, Я уже говорил,  человек непростой,  а  золотой,
умен, изворотлив,  да ум у него  дьЯвольский! Љак бывший  геолог, он  хорошо
знал палеонтологию, понимал, что  "щепки", которые  летЯт в его владениЯх  и
падают на землю, не  гниют  в  вечной мерзлоте, бальзамируютсЯ, как мамонты,
могут  пролежать  в  ней  века.  …сли  их найдут  потомки? —то  о нем, таком
знаменитом, орденоносном руководителе, станет историЯ говорить? Ќу, может, и
нe  этот,  может, более простой мотив  им  руководил  -- хоронить в мерзлоте
трупы трудно, много людей отвлекаетсЯ на пустЯковое дело с основных работ.
     € создал он похоронную команду из людей, крепких еще телом и умом.
     Ќочью, а ночь  у нас всю  зиму, подлинней, чем  здесь, под  €гаркой, мы
грузили  трупы,  вытащенные из  бараков,  шахт  и  рудников,  на  балластные
платформы, присыпали их  снегом или  тем же балластом,  отвозили в  „удинку,
здесь перегружали на подводы и  лошадьми  переправлЯли на острова-осередыши.
Џростой, но и иезуитский расчет:  вешним разливом острова покрываютсЯ водой,
и все  с них смываетсЯ до белого  песка.  ЌаселениЯ в низовьЯх …нисеЯ  почти
нет, то, что есть, из инородцев, переселенцев, зимовщиков, приучены всему не
удивлЯтьсЯ,  помалкивать. Џросторы енисейские  в  низовьЯх  так  широки, так
разливисты, что растащит батюшка …нисей покойников но бесчисленным  низинам,
впадинам, по  кустам и тундрам,  там  кого рыбы в воде иссосут,  кого  птицы
расклюют, кого зверьки догложут.
     ‹етом начались побеги. Џробные. Џервые. ‘лучалось их мало, и почти  все
бежавшие погибли в тундре, но часть, хоть и малаЯ, к зиме была переловлена и
возвращена, беженцам добавлЯли пЯть лет и  направлЯли в мокрые забои. Ћднако
они, эти первые, самые безумные и храбрые беглецы, рассказывали, как бегали,
куда бегали, и своим опытом, ошибками учили, как не надо бегать.
     …ще зимой Я задумал побег, начал к нему готовитьсЯ -- и это спасло менЯ
от помешательства. ‚ы помните, какаЯ нынче была весна, длиннаЯ, нуднаЯ, рано
началась -- на позднее навела, то  польет, то заморозит. ’рупы -- количество
их за эту зиму неизмеримо выросло -- смерзлись,  ледЯнаЯ спайка не распалась
под  напором воды,  и, когда острова объЯвились на свет Ѓожий,  горы трупов,
только уже замытые тиной, мусором, издолбленные льдинами, бревнами, остались
лежать на месте.
     Џо  „удинке  и  дальше от  рыбаков на катера, с катеров на  пароходы, с
пароходов по реке пополз и начал распространЯть- сЯ ропот. Џоговаривали, что
вот-вот нагрЯнет высокаЯ, чуть ли не правительственнаЯ, комиссиЯ.
     €  она в  самом  деле  нагрЯнула.  Ќо  к  этой поре  уже все трупы были
изрублены топорами, издолблены ломами, кайлами, острова  от  них  очищены. Ђ
дальше уж поработал  …нисей-батюшка --  залил, унес, замыл, заилил все следы
преступлениЯ.
     џ к  той поре из  похоронной  команды был  переведен  с  помощью одного
знакомого  зэка на пекарню  рабочим. ѓоворили, что несколько человек сошли с
ума,   но  Я   в  это  как-то  уж  и  не  верю.  Џохоронной  команде  давали
дополнительный паек за "вредную работу",  по булке  хлеба  давали и осьмушке
табаку. џ сам видел, как, усевшись на кучу мертвецов, отупевшие люди ели тот
хлеб,  курили  махру  и  не  морщились. „а и  что  им  страдать,  когда  они
перевидали  такое,  что  страшнее  кошмарных  снов  и  всЯкого, даже  самого
больного, воображениЯ.
     Ќаш ученый император хоть не довел дело до людоедства, очень нужна была
стране  норильскаЯ руда,  и снабжение, если б  его  упорЯдочить -- не давать
распорЯжатьсЯ  продуктами уркам, вполне  бы сносное было, но "бывалые  люди"
рассказывали,  будто на  Љолыме,  на  Ђтке, покойников сплошь закапывали без
Ягодиц.  џгодицы  обрезались  на  строганину потерЯвшими облик  человеческий
заключенными.
     “  нас  похитрее  и  половчее  все было. Ћпыт ‘оловков,  Ѓеломорканала,
Љолымы, “хты, €ндигирки  успешно  перенималсЯ и применЯлсЯ здесь новаторски.
Ћсенью,  уже по  первым заморозкам, из всех бараков, санчастей, из  больницы
разом  были  вычищены все  доходЯги, придурки, больные,  истощенные  зэки --
тысЯчи полторы набралось. €м было  объЯвлено -- они  переводЯтсЯ на  ’алнах,
где условиЯ  более щадЯщие, нет пока  рудников и шахт, строитсЯ новаЯ зона и
посильный труд  там, почти без конвоЯ, почти на воле, осуществлЯетсЯ, как  в
первые годы здесь, в Ќорильске.
     €х  вели  через  тундры,  по  хрустЯщим  лишайникам,  сквозь  спутанную
проволоку  карликовых берез и ползучего  тальника. ‡а  ними  тЯнулсЯ красный
след растоптанных Ягод -- брусники, клюквы, голубичника...
     ‚оспитанные на доверии к  человеку и вечном почитании властей, больные,
выдохшиесЯ  люди  не  сразу  заметили,  что  малочисленный   конвой  куда-то
испарЯетсЯ, куда-то исчезает, и  когда  несчастные люди  спохватились --  ни
стрелков, ни собак с ними не было. ќтот ценный опыт потом не раз повторЯлсЯ.
€ никто  никогда  уже не узнает,  как ушли в тундру и исчезли в ней тысЯчи и
тысЯчи человек, навсегда, бесследно.
     -- Љакой изощренный  ум,  какое твердое сердце надо  иметь, чтобы таким
вот образом избавитьсЯ от  нахлебников, не  долбить зимою Ямы под эти тысЯчи
тысЯч будущих покойников.
     -- џ иногда радуюсь  тому,  что не  стал  свЯщеннослужителем.  Љак бы Я
молилсЯ Ѓогу, который  насылает на нас  такое? ‡а что? ђазве мы более других
народов  виноваты в  земной  смуте  или  нас Ѓог  карает  за  покорность, за
слепоту, за неразумный  бунт, за  братоубийство?  Њожет,  ѓосподь хочет  нас
наглЯдно истерзать, измучить, озверить, чтобы другие народы забоЯлись нашего
безвериЯ,  нашей  беспутности,  разброда. Њы  жертвы?  Њы  на  заклании? Ќо,
ѓосподь, не слишком ли велика ’воЯ кара!..
     —то-то забилось, заклокотало в груди беглого. Ћтвернув- шись в угол, за
печку, он  разразилсЯ кашлем или рыданием.  ЏриподнЯв пихтовый веник,  долго
отхаркивалсЯ,  сморкалсЯ  в  мусор, за печку и,  отдышавшись,  перехваченным
голосом просипел:
     -- Џростите! Њожет быть, и не следовало при  детЯх... Ќо  им расти,  им
жить. Љто-то  ж должен  знать, что здесь  происходило, что мы сотворили. Љак
героически   осваивали   ‘евер.   ‘прЯчут   ведь,   спрЯчут   мерзавцы  свои
преступлениЯ. ‡аметут  свои  следы. ‡амолчат. •отЯ  нет! Ќе-ет, не-э-эт!  Ќе
спрЯтать, не замолчать!..  €мператор римский Ќерон вон в какие времена жил и
творил, но дошел до нашего времени с нашлепкой "Љровавый!". Љро-ва-вый! •отЯ
за  душой его  триста,  что  ли,  погубленных  душ.  Џо сравнению  с тем  же
начальником нашей  стройки, современным императором всеЯ тундры,  Ќерон этот
--  дошкольник,  октЯбренок!   Љ-ха-ка-ха!..  Џозвольте  мне   еще  табачку,
дыхание...
     Ѓеглый норилец закурил, покачалсЯ возле печки. џ подбросил в  нее дров.
Ћкно уже начало  сереть  от небесного света, восходЯщего над тайгой,  но все
чикали по окну капли, будто гвоздики  по шлЯпку в стекла  входили,  оставлЯЯ
светлые, тут же затекающие царапины на окне.
     -- “томил Я вас. ‹ожитесь-ка спать и менЯ спроваживайте в баньку.
     -- „а нет,  -- шевельнулсЯ  на нарах  ‚ысотин.  -- Љакой  уж  тут сон?!
ѓовори дальше. Ќа сети нам сегоднЯ не попасть. ‚етрено.
     € как бы  удостовериваЯсь  в этом,  он  глЯнул в сырое  окно, и  все мы
услышали, как  гуднул на крыше ветер, хлестанул замокшей  кориной  по слеге,
сыпко  полоснул   в  стену  пригоршней  мелкой  дроби.  Џо-шаманьи  зловеще,
пространственно-жутко гудела вокруг  нас тайга, соединеннаЯ с небом, набитым
низкими текущими тучами.  ’рудно, почти  невозможно  было  представить,  что
где-то в этом океане,  непробудно-темном, в  бездонности его и безбрежности,
прЯчутсЯ маленькие, одинокие люди.
     Џочти  без надежды на  волю и спасение бредут они и бредут  к цели, ими
намеченной.
     --  Њы  вышли  из  Ќорильска втроем --  люди  все  свои,  телом и духом
крепкие.  ‚ышли  с единственной целью и  надеждой  -- добратьсЯ  до  Њосквы,
добитьсЯ  приема у ‘талина  или Љалинина, рассказать о том произволе,  какой
творитсЯ на  нашей новостройке.  “ходили  ночью, по одному в глубь тундры, к
тайникам,  сделанным  еще  с  зимы. Њесто  сбора  мы  назначили на одном  из
притоков …нисеЯ. —ерез несколько дней мы благополучно встретились. “ нас был
порЯдочный запас  продуктов, что-то  похожее на  палатку, сшитую  из  мучных
кулей и куска брезента, три топора, ножи и даже половинка пилы. Љроме  того,
у нас была, хоть и худо скопированнаЯ, карта тех мест. Њы  должны были выйти
на магистраль и  вышли бы, Я думаю,  да беда  подстерегала  нас на первом же
отрезке пути.
     ѓлавной задачей  нашей было пока что выйти к …нисею и  продолжить  путь
вверх по его течению. „ве с лишним тысЯчи километров! Њы были взрослые люди,
понимали, что это такое. „огадывались -- не все дойдем, но, может, хоть один
дойдет, и то ладно, и то победа.  Ќо предположить то,  что стрЯслось  с нами
сразу  же, никто из нас даже в  самые тЯжелые минуты раздумиЯ, даже в жутком
сне не мог...
     Ѓеглый докурил цигарку, смЯл  ее о порожек печки и задумалсЯ, глЯдЯ  на
огонек, -- он очень любил смотреть на огонь. Џривычка  уже давнЯЯ,  самим им
не замечаемаЯ.
     --  Ќа речке мы сколотили плотик и, спокойно  погрузившись,  поплыли по
большой воде,  радуЯсь тому,  что  порЯдочное расстоЯние  нам  не топать  по
мокрой и глухой  еще  тундре, да и  находитьсЯ будем мы  в стороне от всЯких
патрульных и сторожевых служб.
     Џлыли  день, где погребЯсь веслами, где шестами  подпихиваЯсь, впрочем,
по вздутой весенней реке нас и без того несло бойко. Ќо нам хотелось скорее,
скорее,   вперед!  €   когда  понесло  нас  совсем   хорошо,  и  под  плотом
заплескалось, забурлило, мы  никакого значениЯ  тому не  придали -- по нашей
примитивной  карте эта почти еще не изученнаЯ местность была голой, ровной и
безопасной во всех отношениЯх.  Ќо к реке отклонЯлсЯ один из отрогов горного
хребта Џуторана, о котором мы слышали, что он есть где-то, но что так далеко
отклонЯетсЯ, предположить не могли. ‘ловом,  на ровной этой, вертлЯвой речке
оказались  пороги, и заметили мы их -- люди сухопутные -- уже тогда, когда и
сделать ничего было  невозможно. Џлот наш закружило, понесло в пороги. ум и
гул стоЯл  вокруг, вода  втЯгивалась  в каменное  промежье  и падала куда-то
вниз. џ велел товарищам  лечь, схватитьсЯ за бревна,  и сам сделал то же. Ќо
мы не удержались за бревна,  плот наш развалилсЯ, рухнул по стене громадной,
дымЯщейсЯ белой пеной, в кипЯщий котлован. ‚ менЯ ткнулось бревно, Я за него
уцепилсЯ, и менЯ  закружило  по  этому глубокому котловану, берега  которого
отвесной  стеной стоЯли  над  рекою.  Џоказалось,  что  под  скалою  пробкой
выпрыгнул  наверх  окровавленный  человек,  вскрикнул  и исчез.  „ержась  за
бревно, Я подгребсЯ к тому месту, но ничего там не увидел и сам уже был плох
-- ледЯнаЯ вода пронзала до костей.
     ’ут Я вспомнил про Ѓога -- если Ћн не забыл совсем про нас, грешных его
рабов, пусть обернетсЯ  лицом к одному из них и поможет  ему. Њолитва ЃожьЯ,
судьба  ли  продлили  мою жизнь. ЊенЯ  выволокло  на свет белый. ЋчнулсЯ  на
каменном  приплеске  и  глаза  в  глаза  встретилсЯ  с  чьим-то  пристальным
взглЯдом. џ  застонал  и  сел,  от  менЯ отпрыгнул  песец, тощий, в  клочьЯх
линЯлой шерсти.  Џрикормились на  человечине  здешние зверьки. ќтот  нюхал и
ждал, когда менЯ можно будет начать.
     џ околел бы в ту ночь, если б один  из нас не догадалсЯ  залить  варом,
залепить древесной смолой по спичечному коробку. Њне удалось развести костер
уже в  потемках,  и не костер  -- огонек  из  берестинок,  ломаных  палочек,
ободранных сучьев, собранных в камешнике. Ќемного  обогревшись, Я бродил  по
приплеску  берега и в расщелинах меж  камней насобирал плавника, еще сырого,
но  гореть с  подсушкой  способного. “  костра  Я обмыслил  свое  положение,
посмотрел, в чем и с чем осталсЯ -- сапоги, тюремнаЯ куртка и штаны, рубаха,
белье, вот какаЯ со мной и на мне осталась одежда, даже шапки нет. ‚ кармане
куртки пара удочек, иголка с  ниткой,  воткнутаЯ в отворот карманчика, кусок
полуразмокшего  сухарЯ,  горсть  мокрого  табаку и  клок  раскисшей  газеты,
которую Я тут же принЯлсЯ сушить.
     ‚сю  ночь Я  напрЯженно ждал крика, шагов по камнЯм  к костру,  мне  не
хотелось  верить,  что друзьЯ мои погибли. •оть один должен уцелеть. “тром Я
двинулсЯ по берегу  и обнаружил одного  из  моих  товарищей по несчастью. Ћн
лежал возле воды с перебитыми ногами, проломленной головой и был еще теплый.
‚  кармане его  было  две удочки,  коробок спичек, складной ножик,  иголка с
ниткой, банка  с  табаком  и  кусочек  размытого  сахара  в  уголке брючного
кармана. џ похоронил товарища в камнЯх, плотно завалил его плитами, чтобы не
съели труп  песцы,  попросил прощениЯ  за то, что оставил  его в  одном лишь
белье, и еще ночь просидел возле порога, ожидаЯ второго товарища.
     ‡а это времЯ  Я соорудил из  рубахи товарища  мешок,  из  портЯнок сшил
что-то  вроде  шапки, лЯмки  к  мешку приделал  и, сложив в  него  сапоги  и
костюмчик покойного, который Я надевал лишь к ночи, двинул сначала по берегу
реки, затем на солнце, все Ярче с каждым днем разгорающеесЯ. ‚доль реки менЯ
не  пустили идти  глыбы  натолканных  льдов,  вздувшиесЯ  ручьи  и  глубокие
старицы; остановило вольно сиЯющей, куда попало бегущей снежной водой.
     —ерез  два днЯ Я снова вышел к той же реке, к тому же  порогу. џ кружил
по тундре, по редким ее островкам, однако не напугалсЯ, не приуныл -- что-то
уже  обжитое, притЯгательное было длЯ менЯ на  этой реке,  в этих  бездушных
камнЯх, да дрова здесь были, да и находки, так  менЯ  радующие,  попадались.
‹егши на холодный камень, Я глЯдел со скалы вниз и сначала увидел надетый на
каменьЯ  дождевик, затем  косЯки рыб и под ними зеркально сверкающий предмет
--  это либо флЯга со  спиртом,  либо котелок, столь  мне необходимый. џ мог
разбитьсЯ,  утонуть, схваченный  судорогами,  но  предмет  этот  должен  был
достать.
     €  нырнул. €  достал! €  что бы  вы  думали достал?  ’опор! џ  так  ему
обрадовалсЯ,  что даже  расплакалсЯ  и сказал себе,  что с  топором-то Я  не
пропаду, но больше ‚семилостивейшему Ѓогу докучать не стану, буду вспоминать
забытые уже молитвы и с молитвой да Ѓожьей помощью выйду к …нисею.
     џ еще раз попыталсЯ углубитьсЯ в тундру и еще раз убедилсЯ, что  весной
в  тундре  не  только прЯмых, но и никаких путей нет  -- озера, реки,  речки
заставлЯют петлЯть, кружитьсЯ.
     ‚прочем, что это  Я?  ‚ы  ведь  лучше менЯ  знаете  ‡аполЯрье.  Ћпытный
человек сидел бы там, где его  настигла  беда, ловил бы рыбу, сохранЯл силы,
пережидал половодье. Ђ Я все шел, все билсЯ и через неделю пути увидел вдали
щетинку леса.  Ќе  хотелось  верить; подумал:  вижу  тундровые лиственничные
лесочки  или останцы  каменных  отрогов  --  это  значило  бы, что Я  сильно
отклонилсЯ  на  север и  мне уж не достанет сил вернутьсЯ даже на стройку, в
Ќорильск. Ќа бессолой рыбе, на прошлогодних Ягодах и горьком орехе кедрового
стланика долго не протЯнешь.
     ‚ера моЯ и помощь ЃожьЯ укрепили менЯ -- и Я вышел  к лесотундре, затем
зашел  в загустелые  леса.  „а  радовалсЯ-то  Я  напрасно. ‡десь уж  оттаЯл,
взнЯлсЯ в воздух комар. Ѓыл  он еще квелый,