- специалиста дэ узЯти?..
     Ќаселение •асюринской с немцами жило дружно, боЯлось фашистов, потому и
почитало,  родЯньских  же  червоноармейцев  воно  презирае  за  бедность   и
слабохарактерность -- при случае досаждае, даже мстыть, чаще усего трыпером,
по выбору портЯ бойцов,  совращаЯ  молоденьких,  ще  не  знающих, куда  вона
комлем лежить...
     Ѓыло несколько самоубийств,  три хлопца утопились в реке, одын на гори,
на чердаке, значит, бинтом задушивсь. „ругий, молодой охвицер з центрального
территориЯ, спиймав  того трыперу, из утаенного пистолета забив тремЯ пулЯми
заразну блЯдь, сам пийшов до саду и тэж пустыв соби пулу у рот...
     --  ’акэ молодехонько,  такэ нэжно  ж  хлопчико було.  ђоманы  читал та
стишки в  самодеЯтельности декламировал,  --  вздохнул кто-то  из помощников
—еревченко. -- Љолы хоронЯлы того охвицера-хлопца, уси плакали.
     —еревченко скорбно подождал, не перебиваЯ помощника,  и продолжал в том
духе,  что  "сыхвилису"  в  станице, слава Ѓогу, нет и колы хто завиз его со
‹ьвова,  або  з закордону, вид тых  блЯдей-паненок, хай  сразу  сознаетьсЯ и
лечитьсЯ, бо  приговор  один:  того "генерала з  червоной  голивкою"  раптом
сказнить и його блЯдь сифилисную спалить у хати  и  разом  з хатою, щоб  пид
корень,  щоб ниЯкой  заразы  нэ було,  щоб  нэ косила вона людэй,  потрибных
хронту...
     „алее  —еревченко рассказал, как и какими методами  здесь  от  триппера
лечатсЯ,  "бо  його так  багато  оставили  фашисты, що потрибна  бэзпощадна,
бэзкомпромисна боротьба". ‡начит,  поставлено  так:  "џкщо у  Якой  бабы  чи
дивчины хлопэць з госпиталю побував  та добыв  ту заразу, то до тои хаты, до
тои бабы,  або дивчины идэ бригада хлопцив и вимагае контрибуцию!" Ќет денег
-- конфискует имущество или живность какую продает населению и на вырученные
деньги  покупает сульфидин и стрептоцид у тех  же  работников медицины , "бо
вны ще при нимцЯх, да поки наши не прийшлы, уси мэдпрепараты пораз...дили".
     Ќикакой партизанщины,  никакой  самостийности более не  допускаетсЯ  --
самоубийства  прекратились и  порЯдок в  станице наведен.  ‚о всЯком случае,
когда к трипперной бабе или дивчине  приходит бригада хлопцев, она голосить,
но гроши,  "колы нэма  грошей,  имущецтво виддае" без  сопротивлениЯ,  почти
добровольно.
     --  —то бывает с  теми,  кто  нарушает  законы  коллектива  и действует
по-партизански, самостоЯтельно?  --  примерно  так, с  четкостью  законника,
сформулировал вопрос будущий юрист Ѓорька ђепЯхин.
     —еревченко  поглЯдел в его сторону, выдержал значительную паузу,  как и
полагаетсЯ на широком общественном собрании:
     --  ђобыло  в  "хвилиале"  такэ  молодэсэнько,  такэ румъЯнэнько,  такэ
жопастэнько существо,  пид назвою ‚октЯбрыночка. ‚оно помогало санитарке  --
мами •веодосье, що допиру сыдыть ничъю пид  двиръю  та голосыть, щоб уси  мы
подохлы.  —ому  •веодосьЯ так голосыть?  Џочекайте. ‚оно, то румъЯнэнько, то
жопастэнько вэртытьсЯ по  госпиталю,  кашу раздае та  кружки, та  тарилкы  з
ложкамы  по палатам носыть  -- до  судна й  до  утоки мамо  ‚октЯбрыночку нэ
допускае, чисту ей работу шукае. ‚она, та ‚октЯбриночка,  ще при нимцЯх мами
безплатно зпомогала  зарплату и паек  вже  наши ей далы  и у штат зачислылы.
Ќимци ‚октЯбрыночку в ќмму перейменовалы, бо им тЯжко, а  може и не хотилось
вымолвлЯть революцийно имъЯ. Ќимци ж ту ќммочку за колечки та  за шоколадки,
та  за трЯпки  и усЯки цацки драли  у сараи, за сараем и  дэ тильки можно. Ђ
мама усе  порхае,  Як  курочка квохче:  "ЊоЯ  донЯ!  ЊоЯ крапонька! ЊоЯ мыла
дытыночку! Њой билый мотылечечку..."
     Ќимци втиклы. ’ой мотылечечек запорхав перед червоною армиею, но никому
ж,  курва,  нэ  дае,  хронту нэ помагае.  “ хлопцив  вид мотылечку  кальсоны
рвутьсЯ, воны плохо сплЯть,  бэз аппетиту кушають.  ™о  таке? ™о за крипость
така, що нэ здаетьсЯ? Њабуть, ий гроши, колечко золотэ, бусы, авторучку? Ђ у
кого вни  е? •то мог, ще дорогою реализував. „а ничего нэ  берэ мотылечечек,
никому  нэ дае!  ‚о блЯдь  так блЯдь! Ќо дэ  е  та  сила, щоб пэрэд червоною
армиею устоЯла? “  …вропи такои силы нэмае! Њабуть, у Ђмэрици, або у џпонии?
Џридэ час, провирымо.  …ю, тою  крипостью,  заволодив сибирака  по  хвамилии
Ѓэзматэрных. ’акий  сэрьезный хлопець,  мовчун,  танком пид Љурском на таран
ходыв. "’игру" пидмЯв. ’а нэ  просту "тигру", а Якусь особого,  небаченно --
страшенного панцырю -- усього  чотыри таких було пид Љурском! ’ак що йому та
‚октЯбрыночка?!  Џротаранив!  € мовчить. „энь  мовчить. „ва мовчить.  Ќэдилю
мовчить и  усе  до  сортиру  сигае.  Џотим спать  сибирака  перестав,  потим
матэритысЯ  почав, скризь зубы: "Ќу ж  Я им  устрою Љурску  дугу! ’аку мисть
знайду -- усЯ Љубань содрогнетьсЯ!"
     ‘ибирака  слов  на  витер  нэ  кидае!  Ћт, бачьте  гам,  содом!  Ѓушует
•веодосьЯ,  мамо ‚октЯбрыночки. ‚ытрибуе Ѓэзматэрных на  суд. ‚ин и  ухом нэ
вэдэ, лэжить,  кныжку читае пид назвою "Љак закалЯлась  сталь".  Ђ •веодосьЯ
шумыть: "‡араза кругом! Њэни тим трепаком знагорадыв  той герой -- сибирака,
щоб ему грэць! џ баба честна! Џервший раз за войну дала -- и збараз лезуртат
маю".
     ЏоднЯвсь  той сибирака  Ѓэзматэрных з матрасу, потЯнувсь, зивнув, у бой
зибравсЯ... ‚о вытримка! ‚о стийкисть!  ‚ыходить у  коридор, та Як рЯвкнэ на
•веодосью: "Ќэ гомоны!" -- вона и заткнулась! Ђ вин так з расстановкою, Як у
суду,  каже: "Џиды до  своей дочки,  до  мотылька того, и поблагодары  ии за
нагороду:  вона --  мэни, Я -- тоби,  --  у  нас же  ж держава братська, усе
пополам..."
     Ќу, такого гэроЯ швыдко у строй звэрнулы, нэдавно у газэти було, шо вин
ще когось  протараныв, йому  ‡олоту ‡ирку далбы!.. ‰ому б  ии раниш далы, та
вин начальства нэ слухае, пье, собака. “став нэ почитае...
     Ќа этом  информациЯ  и  собрание  закончились -- началсЯ обед. Ќо после
обеда,  когда  —еревченко отлучилсЯ  из  госпиталЯ по  делам, его  помощники
сообщили много любопытных вещей и про него, и про дела, им  творимые.  ’а же
бригада, что  наказывает грешниц баб,  состоЯщаЯ  из  отлынивающих от фронта
бойцов,  начала  ходить в  полЯ  и из бункеров  комбайнов или  прЯмо  из куч
уносить, а то и с помощью станичников "исполу" увозить зерно, забрасываЯ его
в известные им  хаты. ‡аквашиваетсЯ самогонка и ночью же где-нибудь ломаетсЯ
забор, тын, сваливаютсЯ старые телеграфные  столбы на дрова,  "бо  з дровамы
здись цила проблэма", и начинаетсЯ производство самогонки.
     Џотом,  опЯть  же в определенных хатах, собираютсЯ  бабы, ранбольные на
бал, начинаютсЯ песни, танцы и все, что дальше, после гулЯнки, полагаетсЯ.
     Ќовички  чему-то  верили, чему-то нет --  уж больно райское житье  было
обрисовано.  Ќо  ЯвилсЯ —еревченко, поставил  средь  пола кухонный  немецкий
термос, полный свежайшего, еще  с теплинкой самогона, дал всем попробовать и
оценить  качество, после чего  началась "художественнаЯ часть", главную роль
снова на себЯ взЯл —еревченко.
     Ћн  поставил стул,  на стул  -- кружку  с самогоном, взЯлсЯ  за  спинку
стула, откинул длинно отросшие черные волосы  пЯтерней назад. ‘тарики  хохлы
ерзали  от нетерпениЯ и, заранее радуЯсь потехе, голосили: "™о щас будэ! Ћй,
хлопци, що щас будэ!"
     -- ‚элыкий вкраиньский поэт ЉотлЯривський! ќпохальна и бэзсмертна поэма
"‚и-с-сна!", --  объЯвил —еревченко и смолк, пережидаЯ треск  аплодисментов,
которыми его наградили старожилы, уже не раз и не два слушавшие "бессмертное
произведение".  --  ќпиг-раф!  --  продолжал  —еревченко. --  "“сЯке дыханнЯ
любить   попыханнЯ",   --  и   снова  вежливо  переждал   аплодисменты   уже
наэлектризованной публики:
     ‚исна прийшла, вороны крЯчуть,
     ™о насэлЯли тыхий гай.
     ‚ид вутому кругом все стогнэть, скачэть,
     € увЯзь рвэ в хлеву бугай...
     Ќа  этом  вступительном  четверостишье   все   "приличное"   в  "‚есне"
кончалось, далее шла поэма на тему, примерно означенную в озорной и короткой
русской  поговорке: "‚есною щепка  на щепку лезет". “ "вэлыкого вкраиньского
поэта ЉотлЯривського" это звучит почти так же: "€ тризка лизе на сучок".
     Ѓудучи  молодым  и  востроухим,  Я ту довольно длинную  поэму  запомнил
наизусть, немало  потешил ею в свое времЯ разный служивый народ, но, занЯтый
послевоенной битвой за жизнь, за давностью лет, также в  отсутствие практики
почти  забыл  "безсмертно-эпохальное  произведение"  --  поэтическое  детище
солдатских  казарм,  тюремных  камер и  разных  тесных  мест, где  "массоваЯ
культура" так любит процветать.


        x x x
     € хотЯ погода по-прежнему стоЯла золотаЯ, все умеющие ходить и  ползать
ранбольные дни напролет проводили во дворе, в саду, кто и подле речки -- все
равно времЯ тЯнулось нудно и по-прежнему почти никакого лечениЯ не велось.
     ђопот,  конечно, ругань, нежелательные разговорчики. ‡аводил их  обычно
—еревченко или его подручные,  напираЯ на то,  что как  раз немецкий порЯдок
нам не нравитсЯ и мы его не только  не принЯли, но и порушили, гоним немца в
хвост  и  в гриву,  "до  дому,  до  хаты",  значит, нам  ничего  другого  не
останетсЯ,  как   жить  при  советском  бардаке,  терпеть  его  и  умело  им
пользоватьсЯ.   Љак   бы  между  прочим  штатные   госпитальные  "браты"   и
кубанцы-молодцы  со  смешками  и  ужимками  поведали,  какой  в  •асюринской
странице был молодой, однако мозговитый немецкий комендант. Џрибегала к нему
девка, бух в  ноги, жалуетсЯ: местный удалец  обрюхатил ее,  но  женитьсЯ не
хочет. Љомендант вызвал прелюбодеЯ,  поставил на колени подле  комендатуры и
порол его  плетью до тех пор, пока тот не дал добровольное согласие женитьсЯ
на любимой невесте.  Ђ  то  еще было: за Љубанью есть широченнаЯ, необъЯтнаЯ
бахча и кто только не пользовалсЯ ею при ‘оветах, кто только  с нее не тащил
и не вез!  Ќемецкий комендант  содержал при себе  небольшой штат из  местных
казаков:  он-де  не  может   отрывать  солдат  фюрера,  нужных  фронту,  это
большевики  могут себе позволить иметь в тылу тучи  бездельников и  воров, у
них  в  стране  население  сто  восемьдесЯт  миллионов  против  восьмидесЯти
германских!  ’ак  вот,  немецкий  комендант  велел  по  всем  четырем  углам
бахчевого полЯ  поставить по виселице  и заЯвил,  что  каждого,  кто украдет
арбуз, он вздернет самолично!
     €  ни  одного  плода  не  пропало. Љ  полю-то  близко подходить боЯлись
громодЯне, не только что красть. –енный опыт того  смышленого коменданта был
распространен по всем  бывшим социалистическим полЯм, о чем Я уже  сообщал в
одной из своих повестей.
     "€  правильно!  Џусть орднунг  этот будет, мать  его так,  вещь  у  нас
необходимаЯ.  Ђ  то вон пшеницу  гребут  с  полей,  кукурузу пообломали  еще
неспелую,  сады  обтрЯсли, помидоры  на  кустах  обобрали,  картошку в  поле
которую  вырыли, на  которую  чушек напустили. ‚се пьют, блЯдуют,  госпиталь
этот расхристанный какой пример подает?!" -- роптали и ругались станичники.
     ђазвлекали ранбольные друг дружку, как могли. Ћдин гренадер с  насквозь
пробитыми легкими курил, и дым валил у него со  спины из-под гипса -- это ли
не потеха!  Љто ушами шевелил, кто выпердывал целый куплет  здешней  любимой
песни "ђаспрЯгайте, хлопцы,  коней",  но рекордсменом  потех был  редкостный
человек и неслыханный боец, умеющий носить полный котелок воды на совершенно
озверевшем,   огнедышащем   члене,  --  толпы  собирал   этот  фокусник,  по
национальности грек,  заверЯвший,  что длЯ  греков  этакаЯ штука  -- рЯдовое
Явление.

        x x x
     Ќо  все же основные развлечениЯ  среди горемык, изнывающих от бездельЯ,
были разговоры про фронт, про баб, особенным успехом пользовались анекдоты и
рассказы женатиков про женитьбу и про то,  как немилосердно, наповал сражали
"ихого брата" смелые, находчивые и хитрые истребители женского пола.
     Ѓольшинство   тех   баек   окажетсЯ   пустой  болтовней,   брехологией,
сочинениЯми  людей  не особо  гораздых  на  выдумку, но кто  не хочет --  не
слушай, другим слушать не мешай.  € не мешали,  слушали, давили  горе и боль
изгальным  смехом,  потехами и  юмором,  нисколько,  впрочем, по качеству не
уступающим тем развлечениЯм, что показывают ныне трудЯщимсЯ по телевизору во
всем мире и у нас  в  ђоссии тоже  никому в потехе тюремного и  казарменного
свойства не уступЯт.
     Ћх уж эти потешки солдатские!
     Ќе то  молодой, не то  старый танкист с одной бровью, с  одним  ухом, с
одним глазом и с половиной носа -- втораЯ половина лица залеплена лоскутьЯми
чьей-то  кожи,  оголенный  глаз,  без  ресниц,  жил,  смотрел как  бы совсем
отдельно   от   другой  половины  лица,  словно  бы  слЯпанной  из  розового
пластилина.  Ѓыл на восстановленной половине лица  кусочек кожи, на  котором
резво кучерЯвились черные волосы.  Ћрлы боевые,  веселЯсь, внушали танкисту,
что заплата, мол, прилеплена с причинного бабьего места; и как только в бане
мужик  путевый  к танкисту  приблизитсЯ --  щека у него начинает  дергатьсЯ,
волосы на  заплате  потеют. ’анкист этот,  страдающий еще  и припадками,  не
только потешал хлопцев смешной щекой, он еще, заикаЯсь, высказывалсЯ: в этом
госпитале, дескать, жить еще можно,  тепло  здесь пока, жратвы досыта,  волЯ
вольнаЯ, вон они,  танкисты  с третьей гвардейской  танковой  армии, жженые,
битые,  мотались-мотались  в санколонне,  их  нигде не  берут  --  госпиталЯ
переполнены,  но санколонне-то надо быть в определенный час  на определенном
месте, иначе  начальника колонны  на передовой  застрелЯт -- там свой  суд и
порЯдки свои! Ћн придумал  "ход", не раз, видать,  испытанный:  взЯл и возле
одного  госпиталЯ  во   дворе  выгрузил  раненых,  аж  сто  пЯтьдесЯт  штук,
подорожные под них подсунув.
     ‚се раненые мужики -- горелые, разбитые дальней дорогой, -- как колонна
машин смоталась, в голос плакали. ‚ госпитале сжалились над ними, растолкали
по  коридорам, перевЯзочным,  санпропускникам, изолЯторам. €,  конечно, пока
дополнительно  выхлопотали под новых раненых  паек,  медикаменты, имущество,
сто пЯтьдесЯт  тех штук  существовали  за счет  других раненых, при  том  же
медперсонале, при  тех  же объемах помещениЯ и  средств  оплаты труда.  Љому
такое  понравитсЯ?  ђугали,  крыли,  долго   "чужими"  считали  танкистов  и
обращались с подкинутыми соответственно.
     ‡а танкистом сапер  в разговор вступил, сперва долго мосты и  переправы
материл, затем тех, кто его в саперы определил. Ћбезножел он еще  на „непре,
бродЯ осенью в холодной воде дни и ночи, кормЯт же  при такой тЯжелой работе
-- по скудной норме жиров и мЯса дают,  как тыловикам. "‚се вон, послушаешь,
бабушкиным аттестатом  удачно пользовались,  и мы пользовались, когда  времЯ
поспособствует,  да  какое у  сапера  времЯ?  Ќа одной  картошке  поработай,
потаскай бревна,  железо и всЯкие тЯжести... Џоносом замаЯлись  саперы.  ‚се
эти хваленые переправы задристаны, заблеваны саперами да ихой кровью залиты.
•валенаЯ водка не греет -- ее, милую, пока до сапера довезут, поразбавлЯют в
бочонках так, что она керосином, ссакой, чем угодно пахнет, но градусов в ей
уже нету"...
     -- ‚он, то ли дело летчики! €м и чеколады, и водка, и мЯсо -- все!
     ЌашелсЯ человек из авиации. Ќе завидуйте, сказал, нашей жизни. “ всех у
вас есть главное  -- землЯ под ногами. Ђ  там? ’ам бывали такие моменты, что
согласилсЯ бы  все бревна перетаскать, середь льдин плавать и бродить, одной
картошкой  питатьсЯ, только чтоб она, землЯ родимаЯ,  под ногами была, но не
гибельнаЯ пустота...
     Џривыкшие на  передовой,  в своих  частЯх, при своей  братве  к свободе
слова,  калЯкали бывшие  воЯки о том  да о сем,  и начинали их в центральное
помещение "на процедуры" вызывать.
     Љ начальнику  особого отдела, который "на  свет"  не показывалсЯ, жил в
Љраснодаре  и в •асюринскую наезжал  раз  в неделю -- длЯ  "профилактической
работы". ‚идимо,  танкист, которому уже нечего было терЯть: никуда он уже не
годилсЯ, надерзил надзорному начальнику -- и в несколько дней был комиссован
домой, в  Џензенскую область.  Ћстальные говоруны  попримолкли,  косились на
—еревченко, на  его  сподручных,  сулились,  как  поправЯтсЯ  и сил накопЯт,
выковырЯть ему вилкой глаз или Язык выдернуть. Ћн удивленно, панибратски лип
ко всем: "’а що вы, хлопцы?! ’а Я . .. ’а тому начальнику!.."
     Ђнкудина  Ђнкудинова  никуда  не  вызывали и  вообще  больше  ничем  не
тревожили. ‡ато  он вызвал —еревченко за  сарай  и  зачем-то прихватил менЯ.
’ам,  за сараем, он вынул  из-за пазухи  финку с  фасонной  наборной ручкой,
просквоженной двумЯ позолоченными полосками, и с позолотой  на торце лезвиЯ.
”инку  эту на  виду  у всех Ђнкудин точил об  кирпич несколько дней и, когда
вынул, предложил —еревченко попробовать острие.
     -- Ќет, не пальцем! --  сказал он —еревченко, охотно дернувшемусЯ рукой
к ножу. -- џзыком! -- и повторил с обыденной интонацией: -- „линен он у тебЯ
больно, другой раз ополовиню.

        x x x
     Џосле  того,  как  мы узнали,  что Ђнкудин с  Џетей ‘ысоевым  дюзганули
немецкого  полковника,  пристали с расспросами, как да  что было. € Ђнкудин,
сперва неохотно, затем разойдЯсь, рассказал,  что на фронт ушел добровольцем
в  сорок еще  первом,  с горноалтайских  серебрЯных разработок, где трудилсЯ
после окончаниЯ техникума  мастером. ’ам и свела судьба их с Џетей ‘ысоевым.
‚месте они и в военкомат ходили, вместе на десантников учились, вместе  и  в
тыл  врага  были  брошены,  вместе  из  окружениЯ  уходили,  какое-то  времЯ
партизанили.   Џотом  их  на  этого  разнесчастного   полковника   охотитьсЯ
заставили,  и  неделю они  его, суку,  взЯть  не могли,  целым разведотрЯдом
ползали  на брюхе -- не подступитьсЯ было. Љомандованию же  нашему надо было
знать точно о начале контрнаступлениЯ противника на ‚Яземском направлении. €
вот дождались того, что  из немецкого штаба группы  армий поступили бумаги и
планы. Џолковник тот, мать  бы  его  растуды, выехал  на  передовые позиции,
причем не в  село  либо в город, неподалеку от фронта которые, а прЯмиком  в
окопы,  чтобы  из рук  в  руки передать  схемы дислокации и приказы  полевым
командирам.
     ’ут-то, выполнив  задание,  проведЯ оперативное совещание с командирами
передовых  подразделений,  полковник позволил себе расслабитьсЯ,  выпил, ему
поиграли на мандолине, он попел и осталсЯ  спать в одном  из блиндажей штаба
полка. „вое часовых у входа в блиндаж. Ќаверху  --  патруль, в  траншеЯх  --
сторожевые, за  траншеЯми,  ближе к нейтральной полосе, -- боевые  охранениЯ
ракетами пулЯют -- не очень-то разгулЯешьсЯ.
     Ќо зима, холод  -- союзники разведчика! ‡а полночь  вызвездило,  звонко
стало  от  мороза,  задымили  все блиндажи,  землЯнки и траншеи у немцев  на
передовой.
     ‚от и  удача:  побег  один  часовой  за  дровами,  начал  в  минометном
"дворике" Ящики ломать, винтовку, конечно, в  сторону  отложил.  ’ут  его  и
пристукнули, тут  с  него каску  снЯли,  шинеленку  и все  это  на  Ђнкудина
напЯлили.  Ќабрал  он  беремЯ  дров,  спешит   дорогого  полковника-тыловика
обогреть. ‚торой  часовой  и  охнуть  не успел,  как  ему  пасть  заткнули и
прикололи его,  чтоб не дрыгалсЯ.  ‘ полковником тоже все обошлось. ‘пал  он
уже крепко на  топчане,  укрывшись  одеЯлом.  ЏетЯ  ‘ысоев  разбудил  его  и
говорит: "ѓутен морген!" -- к горлу ему финку, теперь уже по-русски: "’олько
пикни, сволота!" -- и вот  ведь  что делает власть над человеком, кураж этот
проклЯтый, вЯжут они полковника, снарЯжают в путь-дорогу  и  того  не видЯт,
что в темном углу блиндажа, зажавшись в землю, затаилсЯ немчик-холуй с ножом
своего  господина,  имеющим  фамильный  знак. Ћн лучинки щепал и  в  печурку
подкладывал, чтоб господину  хорошо в  тепле спалось.  Ђ тут эти тени вместо
болвана  часового,  которому  он, холуй, приказал принести  дров, и тот  еще
ворчал  что-то,  не хотел идти.  Ќо  холуй  пообещал  ему  дать  возможность
погретьсЯ в штабном блиндаже, возле печурки, часовой и пошел за дровами...
     •олуй не то чтобы очухалсЯ в углу, за печуркой, холую просто страшно за
своего  господина,  которого  валЯли, давили  на топчане  жуткие привидениЯ,
господин  хрипел, выкашливал что-то. ’онко взвизгнув,  почти не глЯдЯ, холуй
сунул  обеими  руками  нож в  мелькавшее  перед ним привидение, бросилсЯ  из
блиндажа, но  уже в проходе  был уронен ребЯтами из группы захвата, тут же и
придушен. ирока спина у Ђнкудина Ђнкудинова -- не промажешь, нож торчал под
лопаткой.  Џока разведчики смывались с фашистской  передовой,  пока миновали
боевые  охранениЯ,  потом и  зону  заграждениЯ,  у Ђнкудина  натекли  полные
валенки  крови, замокрело и  клеилось  в штанах, он  упал на снег: "Ќе могу!
Ѓратва-а-а... не могу..."
     Џолковника   волокли  на  саперных   салазках,  грубо  сколоченных   из
неструганых досок. Ќа салазках немцы подвозили  мотки  колючей  проволоки  и
кольЯ. ЏетЯ ‘ысоев сдернул полковника с  салазок, бросил на них свою шинель,
опрокинул  на  салазки  друга  Ђнкудина Ђнкудинова,  сверху на него  навалил
полковника,   прихватив   раненого  чьей-то  обмоткой  и  ремнем,   прошипел
полковнику: "ѓрей, сука!"  -- и разведчики снова  рванули  к своим траншеЯм,
подальше от света ракет, от  густеющего немецкого огнЯ, от слабеющего треска
ручного пулемета и автоматов группы прикрытиЯ.
     ЏетЯ ‘ысоев  не велел вынимать из  спины  Ђнкудина  нож, так  поступают
охотники,  и  наваленный на него  сверху  полковник  своей тЯжестью пропорол
русского  разведчика  насквозь.  Ђнкудин  Ђнкудинов  уже  не  помнил,  когда
оказалсЯ в траншее, затем в медсанбате.
     Ђнкудину Ђнкудинову и Џете ‘ысоеву сулили звание ѓероЯ ‘оветского ‘оюза
за  того  полковника,  но взЯли его  все  же  поздновато:  за  оставшиесЯ до
наступлениЯ часы  командование  фронта успело подбросить на  передовую  лишь
кое-что и малость укрепитьсЯ, немцы скоро прорвали оборону первой линии,  на
второй противник нарвалсЯ на более или менее организованную оборону, упорное
сопротивление. Љонтрудар,  так секретно готовившийсЯ  немцами, был сорван, и
за  это  дали  звание  ѓероЯ  начальнику  разведотдела  дивизии  и замполиту
пехотного полка,  который будто  бы  самыми умными советами обеспечил  выход
разведчиков с Языком.
     ‘амо собою, ни того,  ни другого  ѓероЯ разведчики в  глаза не видели и
узнали о  их подвигах  из газет.  ЋставшихсЯ в  живых  разведчиков наградили
орденами  и  медалЯми,  наиболее  же отличившихсЯ Џетю  ‘ысоева  и  Ђнкудина
Ђнкудинова  -- вторыми орденами ‘лавы, затем и третьими, однако ж и еще одну
награду  получил  Ђнкудин  -- эмфизему  левого легкого  и  времЯ от  времени
открывающеесЯ  внутреннее  кровотечение.  ’аежное  поверье,  усвоенное Џетей
‘ысоевым от  алтайских  охотников, что  не надо вынимать нож из свежей раны,
коли  вынул, рану  чем-нибудь затыкай  и перевЯзывай,  иначе кровь через нее
утечет, -- поверье это дорого стоило Ђнкудину Ђнкудинову: он послабел силой,
кашлЯл кровью, "маЯлсЯ нутром", но был еще несгибаем духом.
     Ћн  заставил  лизнуть  лезвие ножа госпитального  сексота, ножа,  как Я
догадалсЯ,  вынутого  из  тела  своего,  с  тем  самым  старинным  фамильным
германским  знаком  какого-то   знатного,  древнего  рода  вестфальцев   или
пруссаков,  на протЯжении всего своего  воинственного пути  украшающих себЯ,
дворцы  свои  и  древние замки  оружием и  от  веку брЯцающих оружием  перед
ошарашенно-трусливой …вропой.
     ђот —еревченко наполнилсЯ кровью. ЏоглЯдев на желтоватое скуластое лицо
Ђнкудина, брезгливо вытирающего лезвие ножа листом подорожника,  он  сплюнул
кровь, зажал рот левой рукой, правую поднЯл до "горы", что  означало: "џ все
понЯл!"
     -- €ди!  -- сказал Ђнкудин Ђнкудинов  тихо, увесисто.  -- € засыпь свою
поганую  пасть  стрептоцидом!..  €ль попроси  парней  нассать в нее --  моча
всЯкую заразу обезвреживает.

        x x x
     „нЯ через три мужики пили "отвальную". Ђнкудина Ђнкудинова направлЯли в
Њоскву,   в  какой-то  специальный   пульманологический  госпиталь.   ђебЯта
подумали,  что  под  таким мудреным названием скрываетсЯ тюрьма  или  лагерь
какой,  но  Ђнкудин  успокоил  ранбольных,  сказав,  что это  в  самом  деле
госпиталь, и госпиталь непременно хороший, в плохой его более не пошлют...
     € все  же печален  был Ђнкудин Ђнкудинов, печален  и трезв. ‚ыпивка  не
брала его, да  и  почти не пил он, только  прикладывалсЯ  к  стопке.  ѓулЯли
мужики  в избе  госпитальной лаборантки. Ђнкудин Ђнкудинов ходил  сдавать ей
кровь на  анализ и "разговорилсЯ".  ‹аборантка ‹иза уже входила в серьезное,
кубанское  тело, но еще вовсе не  растолстела, еще швы  не расходились на ее
платье, белые волосы, закрученные в валы на шее и подле висков, придавали ей
моложавости,  она  казалась  чуть  перезрелой,  но  все  еще  легкомысленной
аппетитной пышечкой, хотЯ и проскальзывало в  ней порою  отчуждение,  взглЯд
делалсЯ холодновато-тоскливым, сдавалось тогда, что смешливаЯ бабенка эта --
себе на уме.
     ‹иза мимоходом,  будто  вскользь,  взглЯдывала  на Ђнкудина Ђнкудинова,
подкладывала ему в  тарелку что повкуснее  и  подливала  в  рюмашку.  Ѓывший
разведчик  вел  степенный  разговор,  но  успевал  поблагодарить подругу  за
внимание. …ще в вагоне Я заметил, что  пил он мало и аккуратно. Ќо как-то уж
так получалось, что он вроде бы все времЯ активно участвовал в застолье, был
его  центром и  главой.  “ж  не  старообрЯдка  ли  ”екла  научила его  этому
ненавЯзчивому,  исподволь происходЯщему  чувству собственного достоинства? Ћ
”екле своей Ђнкудин Ђнкудинов  рассказывал охотней, чем о подвигах на войне.
Ќемало  мы  посмеЯлись, слушаЯ о том, как, еще будучи студентом-дипломником,
на практике,  где-то на  границе  ЂлтаЯ  с  Њонголией, он  откопал  утаенное
старообрЯдческое  село   и   увел   из  него  синеглазую,  белоликую  девку,
крестившуюсЯ двуперстием, знавшую грамоту по раскольничьим книгам.
     Џринесла она с собой в дом Ђнкудиновых медный складень, прибила его над
кроватью, молилась по три раза на дню, пока дети не пошли. Ќорму молениЯ она
сбавлЯла по ребЯтам: родилсЯ первенец -- по два раза молитьсЯ стала; родилсЯ
второй   --   по   утрам   или  вечером,   да  еще  по   свЯтым  праздникам.
Ђнкудиновы-старшие,  державшие  на  стене портреты  ‘талина,  ‹енина и Љарла
Њаркса, терпеливо и настойчиво перевоспитывали невестку, но успеха не имели.
Ѓолее того, начали задумыватьсЯ над передовыми теориЯми, и выходило, что как
Љарл Њаркс  с  ”ридрихом  ќнгельсом, как  и  старообрЯдка-невестка стоЯт  за
честную, справедливую и чистую жизнь, без воровства, прелюбодейства и всЯкой
наглости, только -- по передовой теории -- властвовать и  царить могла  лишь
диктатура  пролетариата,  и  эта диктатура должна вырубить под  корень,  "до
основаниЯ"  всех,  кто с  нею не согласен ,  потом уж: "Њы наш, мы новый мир
построим..." ‘тало быть, здание нового мира, как и тысЯчу лет назад, счастье
народное,  опЯть-таки, как ни  крути,  создавалось с помощью насилиЯ. Ђ  вот
невестка в молитвах призывала к терпению, покорности судьбе, согласию  людей
во всем, кроме "чистой" веры. „а кабы только призывала?! Џризывать-то и сами
Ђнкудиновы  горазды  были,  подрали  в молодости  глотки, чаще  всего  орали
неизвестно зачем и призывали, не понимаЯ, к чему.
     Ќевестка делала  добро  и работу  не торопЯсь, без крика и все же везде
поспеваЯ и  постепенно  овладела  домом  Ђнкудиновых,  стала  его  главой  и
предводителем. Ѓывшие горлопаны-партизаны  и партийцы --  старшие Ђнкудиновы
охотно свалили на ”еклу все хозЯйство, сами подались  было  в общественники,
чтобы  выступать  на  собраниЯх и во  времЯ  выборов не  только  с пламенным
словом, но и с  концертами. „ед Ђнкудинов рокотал  непримиримо: "Џод  тЯжким
разрывом  гремучих  гранат  отрЯд коммунаров сражалсЯ!.."  € когда  наступал
черед хору сомкнуть рты и только однотонно мычать, в действие вступала бабка
Ђнкудиниха.  "Њы на горе  всем буржуЯм мировой пожар раздуем!"  --  верещала
она, и аж горло у людей стискивало -- вот как здорово у них получалось!
     Ќо как война началась, стало не до  хора и не до декламаций. Ћтец снова
спустилсЯ  в  рудник, чтобы  золотом  крепить  оборону  страны.  Ђнкудиниха,
маЯвшаЯсЯ   грудью,  засела  дома,  с  ребЯтами.   Ќевестка   же  ломила  на
социалистических полЯх колхоза "Њарат", вышла в бригадиры, мать жаловалась в
письме: научила  всю  бригаду  не  только  честно и ударно  работать,  но  и
молитьсЯ за упокой убиенных на войне, за здравие живых, ee, Ђнкудиниху, тоже
допекла,  понуждает  кланЯтьсЯ,  каЯтьсЯ  в грехах,  окрестила ребЯтишек  --
недопустимый  срам! -- заставлЯет носить на шее крестики и  в вере своей как
была несгибаема,  такой  и  осталась, пожалуй  что даже и неистовей с годами
сделалась, и она,  Ђнкудиниха,  уж думает иногда, что некоторым коммунистам,
окопавшимсЯ  по тыловым колхозам, приискам  и лесам, не мешало бы у невестки
”еклы кой-чего и в пример взЯть.
     ‹иза  нависла  на  плечо  Ђнкудина, он ее  не  сгонЯл,  но,  усмехаЯсь,
говорил:
     --  Ћх,  будет  мне  от  моей  ”еклы банЯ.  Ѓудет!..  --  сморщилсЯ: --
ЏокаЯтьсЯ ведь заставит!.. „а  не хмурьтесь вы,  хлопцы,  не  переживайте за
менЯ. Ѓыло б за че ухватитьсЯ, они б менЯ тут же схарчили!  € вы живите так,
чтоб не за что  ухватитьсЯ, не  потому что извилисты, скользки, а потому что
прЯмы.  Ќадо  жить  так, чтобы  спалось  всегда спокойно.  ќто  главное.  Ќо
мандавошка  та,  с  белыми  непорочными погонами, все  ж  кой-какую  разруху
произвела  в моей  душе. „а и не она  одна... ’ысЯчи  вернула  в строй!.. --
Ђнкудин Ђнкудинов вдруг взвилсЯ, брЯкнул кулаком по столу: -- "†изнь наша не
краденаЯ,  а богоданнаЯ", -- бает  моЯ ”екла.  Ћни,  эти  курвы, после войны
хвастатьсЯ будут. Ќо это мы, мы сами, сами  возвращались в строй, рвались на
передовую, со свищами, с дырЯвыми легкими, в гною, припадочные, малокровные,
-- потому что без нас войско не то. Џотому что без нас ему не добыть победу.
Ќо вот  после четвертого ранениЯ Я начал задумыватьсЯ: а может, лучше домой?
ЊенЯ один раз комиссовали -- Я  не поехал. џ под Љурск  рванул -- как же там
без менЯ?.. џ  заработал право ехать домой. ЋтпустЯт. “ менЯ легкое не скоро
заживет... ќто  Я,  сын  отца, строившего ‘талинск.  ‘ын матери --  сплошной
комсомолки -- начал думать:  где мне лучше, а?! ќто  ж так пойдет -- честные
люди  кусочниками сделаютсЯ,  у корыт  с  кормом  хрюкать  будут... Ђ что  с
державой будет? •олуй державу удоржит?
     -- „а успокойсЯ ты, успокойсЯ, миленький! -- трЯсла ‹иза за гимнастерку
Ђнкудина Ђнкудинова. -- џ про нее,  про эту  полковницу, знаю такое, що  мы,
гулЯщие бабенки, по сравнению с нею ангелами глЯдимсЯ!..
     -- ‘топ, ‹изавета! „ержаве нашей много веков уже! €  совести нашей срок
не  малый...  Ђ  они --  косоглазых,  глухих, хромых, с  гнилыми брюхами  на
передовую, чтобы себЯ и своих холуев да деток около себЯ...
     -- ѓоворишь же, сами, сами, а ей, —ернЯвской, только того и надо. Ќемцы
говорили, сын  ‘талина, џков,  поднЯл руки до горы. ‘талин за это не себЯ  в
тюрьму, родителей жены џкова... --  сощурилась  ‹иза на Ђнкудина Ђнкудинова.
-- ‹овко, правда?
     Ђнкудин нахмурилсЯ, потер рукою лоб, окрапленный мелкими каплЯми:
     -- Џостой, ‹изавета! ’ы к чему про ‘талина-то?
     -- „а просто  так,  к слову пришлось. “ж больно ты правильный, и ‘талин
твой  правильный,  а немцу пол-ђоссии  отдал, немец Љубань  ржой поразил, до
Љавказа добралсЯ, народу тьма погибла, да еще  спогибнет сколько! „руг друга
со  свету сживаете. Џодполковница —ернЯвскаЯ,  блЯдь отпетаЯ и воровка, тебЯ
готова сырым слопать, а ты за спину  своей ”еклы спрЯчешьсЯ, в  свЯтом углу.
‘овести ”еклы на всех хватит, ее совести тыща лет. ‘пасе-о-о-отесь!
     -- ’ы че, ‹изавета, на скандал прешь? ’ак не ко времени  и не к  месту.
•лопцы вон  молодехонькие, рты  пооткрывали. Љорму ждем или страшно слушать,
хлопцы?
     -- Љо-орму!
     --  Ђ-а, роднюшеньки мои хлопчики! Ђ-а, воробьишки с тонкими шейками! “
пуху!.. Ќе слухайте вы нас, старых дураков! Џейте! Љушайте! џ вас в обиду не
дам, не да-а-ам... Ђнкудин, Я знаю, зачем ты их целый табор... ‡на-а-аю...
     -- Ђ знаешь, так побереги!
     -- Џоберегу-у-у... поберегу-у-у...
     Џоздней  ночью  с  поездом  Љраснодар -- Њосква мы  проводили  Ђнкудина
Ђнкудинова в  Њоскву. ‹иза  все времЯ  крепилась,  шутила, совала  кошелек с
харчами  и бутылку Ђнкудину Ђнкудинову, что-то и проводнице  сунула, чтоб та
хорошо устроила пассажира.
     Ќо  как поезд ушел, навалилась ‹изавета на мой гипс, растрескавшийсЯ на
плече,  горько, без голосу, расплакалась.  € у  провожающих  солдат  замокли
глаза. џ  гладил ‹изу по волосам, говорил:  "Ќе  плачь... не плачь..." Ђ сам
мучилсЯ, что не спросил  у Ђнкудина Ђнкудинова про Љоломну -- не бывал ли он
в ней весной сорок третьего года, не ел ли  с доходным  молоденьким солдатом
из одного котелка суп  с макаронами,  точнее, с единственной, зато уваристой
длинной американской макарониной...
     Ќа  перекрестках  военных  дорог,  в  маленьком  городке,   в  каком-то
очередном  учебно-распределительном,  точнее  сказать,  военной  бюрократией
созданном подразделении, в  туче народа, сортируемого по частЯм, готовЯщимсЯ
к  отправке  на  фронт, кормили  военных людей обедом  и завтраком спаренно.
‚ыданы были котелки, похожие на автомобильные цилиндры, уемистые, ухлебистые
-- словом, вместительные,  и  бойцы временного, пестрого военного соединениЯ
таили в своей  смекалистой мужицкой  душе догадку:  такаЯ посудина дадена не
зрЯ, мало в нее  не нальют, будет  видно дно и голаЯ пустота котелка устыдит
тыловые службы снабжениЯ.
     Ќо были  люди повыше  нас  и посообразительней  -- котелок выдавалсЯ на
двоих и в паре выбору  не полагалось: кто рЯдом с правой руки в строю, с тем
и  получай  хлебово  на колесной  кухне  и, держась  с  двух сторон за дужку
посудины, отходи в сторону, располагайсЯ на земле и питайсЯ.
     ‚ пару на котелок со мной угодил пожилой боец во всем сером. Љонечно, и
пилотка, и гимнастерка, и штаны, и обмотки  когда-то были полевого защитного
цвета, но запомнилсЯ мне напарник по котелку серым, и только. Ѓывает такое.
     Љотелок от кухни в сторону  нес Я, и напарник мой за дужку не держалсЯ,
как другие,  боЯвшиесЯ, что свЯзчик  рванет с хлебовом куда-нибудь и  выпьет
через край долгожданную двойную порцию супа.
     ‘уп был сварен  с макаронами, в мутной глубине котелка  невнЯтно что-то
белело.
     ел май сорок третьего года. ‚округ зеленела трава, зацветали сады. Ѓез
конца  и  краЯ  золотились, желто горели  радостные  одуванчики, возле речки
старательно   паслись  коровы,   кто-то  стирал   в   речке   белье,  и  еще
недоразрушенные церкви и соборы поблескивали в голубом небесном пространстве
остатками стекол, недосгоревшей позолотой куполов.
     Ќо нам было не до весенних  пейзажей,  не до красот древнего города. Њы
готовились похлебать горЯчей еды, которую по пути  из ‘ибири получали редко,
затем, в перебросках,  сортировках,  построениЯх, маршах, и вовсе обходились
где сухарЯми, где концентратом, грызЯ его, соленый  и каменно спрессованный,
зубами, у кого были зубы.
     Њой серый напарник вынул из тощего  и тоже серого вещмешка ложку. ‘разу
Я  упал  духом:  такую  ложку  мог  иметь только опытный  и  активный  едок.
„еревЯннаЯ, разрисованнаЯ когда-то лаковыми цветочками не только  по черенку
и прихвату, но и в глуби своей,  стараЯ, заслуженнаЯ  ложка была уже выедена
по краю,  даже  трещинками  ее начало  прошибать по  губастым  закруглениЯм,
обнажаЯ какое-то стойкое, красноватое дерево,  должно  быть,  корень березы.
‚есной  резана   ложка,  и  весенний  березовый  сок  остановилсЯ  и  застыл
сахаристой плотью в недрax ложки.
     “  менЯ  ложка  была  обыкновеннаЯ,  алюминиеваЯ,  на  ходу,  на  скаку
приобретеннаЯ  где-то  в военной  сутолоке  иль  вроде бы еще из  ”‡Ћ. Љак и
всЯкий  современный человек, за  которого  думает дЯдЯ  и  заботитсЯ  о  нем
постоЯнно государство, Я не заглЯдывал в тревожное будущее и не раз и не два
был уже объедаем на боевых военных путЯх,  потому  что, кроме всего прочего,
не научилсЯ хватать еще с пылу, с жару. ’епленькое мне подавай!.. ‚от сейчас
возьметсЯ этот серый метать  своей  боевой ложкой, котораЯ  мне  уж объемнее
половника  начинала  представлЯтьсЯ,  --  и  до   теплого  дело  не  дойдет,
горЯченькие две порции красноармейского супа окажутсЯ в брюхе. ‚ чужом!
     Њы начали.
     ‘уп был уже не впрогорЯч, и Я засуетилсЯ было, затаскал свою  узкорылую
ложку  туда да  обратно, как вдруг  заметил,  что напарник  мой не спешит  и
заслуженной своей ложкой не злоупотреблЯет.  ‡ачерпывать-то он зачерпывал во
весь  мах,  во  всю глубину  ложки,  но  потом как  бы ненароком,  вроде  от
неловкости задевал  за котелок, из ложки выплескивалась половина  обратно, и
оставалось в ней столько же мутной жижицы, сколько и  в  моей  ложке, может,
даже и поменьше.
     ‚ котелке  оказалась одна макаронина. Ћдна  на двоих!  „линнаЯ, правда,
дебелаЯ,  из довоенного  теста,  может,  и  из  самой Ђмерики,  со  "второго
фронта",  --  точно живое создание, она перекатывалась по котелку  от одного
бока  к другому,  потому  что, когда  дело подошло  к  концу и ложки  начали
скрести дно,  мы наклонЯли  котелок:  напарник  мне --  Я черпну,  наклон  к
напарнику -- он черпнет.
     € вот  насуху осталась  только  макаронина, мутную  жижицу  мы перелили
ложками в  себЯ, она  не утолила,  а  лишь сильнее возбудила голод. Ђх,  как
хотелось  мне  сцапать  ту  макаронину,  не ложкой,  нет!  --  с  ложки  она
соскользнет  обратно,  шлепнетсЯ в котелок, в  клочки  разорветсЯ ее  слабое
белое тело, -- нет, рукою мне хотелось ее сцапать -- и в рот, в рот!
     …сли  бы  до  войны  жизнь  не  научила  менЯ сдерживать  свои порывы и
вожделениЯ,  Я бы, может, так  и сделал -- схватил, заглотил,  и  чего ты со
мной  сделаешь? Ќу,  звезданешь по  лбу ложкой, ну, может,  пнешь и скажешь:
"акал!" ќка невидаль! € пинали менЯ, и обзывали еще и похлестче.
     џ  отвернулсЯ  и  застланными  великим напрЯжением  глазами смотрел  на
окраины  древнего  городка,  на  тихие  российские пейзажи, ничего, впрочем,
перед собой не  видЯ. ‚ моих глазах  жило  одно  лишь трагическое видение --
белаЯ  макаронина  с  прорванным,  как  у  беспризорной,  может,  и  позорно
брошенной пушки-сорокапЯтки, жерлом.
     ђаздалсЯ тихий звук. џ вздрогнул и обернулсЯ, уверенный, что макаронины
давно уж нет на свете, что унес ее, нежную, сладкую, этот серый, молчаливый,
нет,  не  человек,  а  волк или еще  кто-то хищный, мне  на донышке  котелка
снисходительно оставив дохлебывать ложечку самого жоркого, самого соленого и
вкусного варева. „а что оно, варево, по сравнению с макарониной?!
     Ќо... Ќо макаронина  покоилась  на  месте. ‚  тонком  беловатом облачке
жижицы, высоченной из себЯ, лежала она, развареннаЯ, загнутаЯ вопросительным
знаком,  и,  казалось мне, сделалась  еще дородней  и  привлекательней своим
царственным телом.
     Њой напарник первый  раз  пристально глЯнул на  менЯ, и  в глуби не его
усталых глаз, на  которые из-под век, вместе с глицеринно светЯщейсЯ пленкой
наплывали  красненькие  потеки,  Я   заметил  не  улыбку,  нет,  а  какое-то
всепонимание   и  усталую  мудрость,  что  готова  и   к  всепрощению,  и  к
снисходительности. Ћн молча же своей заслуженной ложкой раздвоил макаронину,
но не  на  равные  части --  и...  и,  молодехонький  салага, превращенный в
запасном  полку в мелкотравчатого кусочника, Я затрЯссЯ внутри от бессилиЯ и
гнева: Ясное дело -- конец макаронины, который подлиньше, он загребет себе.
     Ќо  деревЯннаЯ ложка коротким толчком, почти сердито  подсунула к моему
краю именно ту часть макаронины, котораЯ была длиньше.
     Ќапарник мой безо всЯкого интереса, почти небрежно забросил  в обросший
седоватый рот  беленькую ленточку  макаронины,  облизал ложку,  сунул  ее  в
вещмешок,  поднЯлсЯ  и,  бросив  на ходу первые и последние  слова: "Љотелок
сдашь!" -- ушел  куда-то,  и  в спине его серой, в  давно небритой, дегтЯрно
чернеющей шее,  в кругло и серо обозначенном стриженом затылке,  до которого
не  доставала  малаЯ,   сморщеннаЯ   и  тоже  сераЯ  пилотка,  чудилось  мне
всесокрушающее презрение.
     џ тихо вздохнул, зачерпнул  завиток макаронины ложкой, допил через край
круто соленную жижицу и поспешил сдавать на склад  котелок, за который взЯта
была у менЯ красноармейскаЯ книжка.
     „о отправки во фронтовую часть Я все времЯ не то чтобы боЯлсЯ, а вот не
хотел, и все, встречатьсЯ со своим серым напарником по котелку.
     € никогда нигде его более не  встретил, потому что всюду тучею клубилсЯ
военный   люд,   а   в   туче   поди-ка   отыщи,   по-современному   говорЯ,
человеко-единицу.
     Ђнкудин Ђнкудинов так много  видел  людей на войне  и  подле войны,  со
многими едал  из  одного  котелка,  спал в одном окопе --  где ему всех  нас
упомнить?!
     Ќо Я  помнил и помню его  всегда, и когда  мне  стало плохо, одиноко на
“рале,  по пути  в  ЉрасноЯрск, проезжаЯ по  Ђлтайскому краю в  сорок шестом
году, Я подумал: "Њожет, сойти с поезда, поискать Ђнкудина Ђнкудинова  -- он
поможет, он утешит и ободрит..." -- да не решилсЯ Я тогда сойти с поезда, и,
поди-ка, понапрасну не решилсЯ.
     Ќо  был случай, мне  показалось, что в одном алтайском  мужике  Я узнал
Ђнкудина  Ђнкудинова. Њы были на  "чтениЯх укшина",  проще,  без выпендрежа
сказать  --  на   поминках  по  укшину.  €з  ‘росток  бригадою  приехали  в
зверосовхоз, где  смотрели мы на  зверьков,  беспокойно м