человеческий визг в  избушке, и
когда влетел в  нее,  увидел жену, сидЯщую с поднЯтыми ногами на кровати,  к
груди она прижимала ребенка.  Ћбе мои  женщины ревели и визжали  --  жена от
страха, дочка оттого, что  мама ревет. Ќикакие ловушки, мною  употреблЯемые,
шмару  взЯть не  могли,  она  каким-то  образом спускала  капкан  --  плаху,
излаженную вроде  слопца,  съедала наживку  и  надменно жила дальше, отраву,
взЯтую  с колбасного завода, умнаЯ  тварь  игнорировала. Ќо  как  бы ни была
тварь умна и коварна, все же человек -- тварь еще более умнаЯ и коварнаЯ.
     џ  отослал  жену  с  ребенком  ночевать в  родительский  дом,  поставил
консервную  банку к  стене,  в нее  опустил  хлебную корку,  чуть  раздвинул
занавеску  на  переборке и  сел  на  кровать, упрЯтав зарЯженное  ружье  под
одеЯло. ‘вет на  кухне мы уже давно не выключали из-за крысы.  € вот Явилась
она,  обозначилась  привычными  звуками, взбираЯсь на  стол,  царапала ножки
острыми когтЯми, оттуда -- на подоконник, зазвЯкали баночки, -- и к чугунку.
Ђх уж этот чугунок! Ќо о чем думала крыса, как проклинала она чугунолитейную
промышленность, знать  нам не дано,  и со стола  заметила на полу консервную
банку.  ‚сЯкий   изредка  возникающий  в  жилище  предмет  шмара  немедленно
обследовала, пробовала на нюх, на зуб, испытывала когтЯми.
     џ разбил ее дробью  так, что выплеснулось на  стену. џ отскоблил  пол и
подтесал топориком бревно, но  в полусгнившем дереве все  зиЯла отметина  со
впившейсЯ в нее дробью.
     -- †ивите теперь спокойно, -- сказал Я жене утром.
     -- Ћ-ох,  не к добру  все это, не к добру.  € покой нам  только снитсЯ,
вычитала Я в одной книжке.

        x x x
     Ќ-нда, вещий  Язык  у  моей половины,  вещий! Ѓеда  надвигалась  на нас
совсем не с той  стороны, откуда мы  ее могли ждать. Ќа очередном медосмотре
зацепили  менЯ врачи и отправили  на  рентген.  “ менЯ открылсЯ  туберкулез,
предпосылки к которому были всегда,  предупреждали еще в госпитале врачи, да
давно забыл Я и про госпиталь, и про врачей всЯких.  ЊенЯ немедленно уволили
из горЯчего  цеха и сделали  вид  в  вагонном  депо,  что работы,  кроме как
учеником плотника с окладом двести пЯтьдесЯт рублей, двадцать пЯть по новому
курсу, длЯ менЯ никакой  нету. Џохорукий детдомовец, отпетаЯ пролетарьЯ, Я с
месЯц поучилсЯ на  плотника, бил  чаще не по  гвоздю, а  по плотнику и  стал
назначатьсЯ  на  вспомогательные работы:  убирать мусор, выскребать  краски,
мыть шваброй полы в душевой.  Ћднажды, работаЯ  в колесном  парке с таким же
умельцем,  как  Я, заправил подъемник под колесную  пару, напарник  мой  без
команды нажал на кран воздуходувки и раздавил мне до кости палец.
     ЊенЯ какое-то времЯ  продержали на больничном. џ поднажал в школе, менЯ
пообещали перевести в девЯтый класс, там уж и до  десЯтого рукой подать, а с
десЯтилеткой Я -- ого-го-го, хоть куда. „нЯми Я  сидел дома с ребЯтишками, и
однажды  постучали  в  дверь  и  вошли  люди  конторского  вида.  „вое.  Ћни
внимательно  осмотрели  избушку,  менЯ  с  завЯзанной  рукой,  ребЯтишек  и,
потупившись, сказали, что нам необходимо выселитьсЯ.
     -- Људа? -- спросил Я.
     Љонторские  люди  объЯвили, что  не  знают куда, но от  железнодорожной
трубы   будет   прокладыватьсЯ   канава  длЯ   укладки   городских   сточных
канализационных труб и канава  та, по плановому чертежу, проходит аккурат по
нашему флигелю, который  давно уже  ни в каких  реестрах  и  прочих  деловых
документах не числитсЯ. ‚ центре города  начинаетсЯ  возведение новых домов,
поэтому  и  стоки всЯкие упорЯдочиваютсЯ,  начинаетсЯ снос  окрестных домов,
люди, живущие в них, по закону получат  квартиры, но коль мы вне закона, нам
ничего не светит в смысле жильЯ.
     -- Ќо солнце и нам светит, солнце на всех одно, -- мрачно пошутил Я,  и
строгие люди подтвердили насчет солнца, что, мол, да, солнце на всех одно, и
с этим удалились.
     ќкскаваторами  тогда  еще  мало  баловались,  пришла бригада рабочих  и
начала копать  лопатами  землю от железнодорожной  трубы. Џравда,  трубы под
полотном  уже давно  не  было.  ‚место нее  налажен короткий  тоннельчик  из
тесаного камнЯ, и у того  тоннельчика даже и кокетливый ободок из серенького
мрамора иль полированного камнЯ сооружен.
     ђассыпавшийсЯ по косогорам  окраинами  городишко все ширилсЯ. ‡а линией
возникли два жилых  трехэтажных  дома, неуклюже-крЯжистых,  без  балконов  и
всЯких там разных излишеств, -- много  народу  они вобрали в  себЯ, -- внизу
одного   дома-баржи  разместилсЯ  колбасный  завод,   и  вывел  он  трубу  к
железнодорожному стоку. Ѓушевала тут  веснами стихиЯ так, что горловина  под
полотном переполнЯлась, тогда нессЯ поток через рельсы.
     Ћгород тестЯ  не раз размывало,  когда  и  уносило  дурновешней стихией
веснами;   летом,  случалось,  ливнЯми   и  грЯды   с  овощью  опрокидывало,
разбрасывало.  Љак-то  в предвоенные  годы  всю землю  с огорода  унесло  --
хорошо, был  у ‘емена Ђгафоновича бесплатный  железнодорожный билет, и он  с
девчонками, Љлавдией и Њарией,  съездил  на  родину,  закупил  продуктов.  ‚
‡уевке, на  ‚Ятке, они были дешевле, чем в индустриальном крае. Ќе пропало с
голоду  в  тот год  большое  семейство, но крепко  поумнело. ђебЯта насадили
вдоль задней ограды тополей, в угол  огорода, в  тот, что выходил  к канаве,
натаскали  из  лесу  черемух,  рЯбин,  березу,  даже  осина  одна  попалась,
смородинник, бузина, таволожник объЯвились  здесь сами собой -- и получилось
в отдаленном углу что-то вроде сада.  € тот сад да тополЯ немножко  защищали
огород от размыва,  но вот  пришли из  ѓорзеленстроЯ люди с ножницами  и так
обкорнали тополЯ, что те лишь жидкие прутики из пней вымучивали, два или три
дерева вовсе засохли.
     €  вот  Явились  работЯги,  нанЯтые горкомхозом.  Љопают. Џодатливо. „о
ограды дошли, свалили. Џапаша бунтарски себЯ ведет, не идет ограду поднимать
и  не  замечает,  что  по  саду  бродЯт  козы,  даже корова  чьЯ-то  пестраЯ
затесалась, жрет  прошлогодний бурьЯн, козы кусты жуют  и кору  на  деревьЯх
гложут.
     ‚от и до  флигелЯ землекопы добрались, подкопали его с уличной стороны,
две половицы на волю потекли. џ  на койке сижу,  с детьми играю. †ена рыщет,
квартиру ищет, тесть с тещей всех знакомых обошли,  нигде  нас  с  детьми не
пускают или требуют такие деньги, за которые можно свой дом купить.
     -- Џоговорить надо, -- сказал мне бригадир землекопов.
     -- Ћб чем?
     -- Ћб чем, об чем? Њы ж хоромы твои подкопаем, завалитсЯ халупа, тебЯ с
ребЯтишками задавит на хер.
     -- Ќу и пущай задавливает.
     Ѓригадир привел милиционера. € тот с порога пошел на повышенных тонах:
     -- ’ы  почему  не выселЯешьсЯ? Џочему волынку разводишь?  €-эшь  какой!
‚идали мы таких. џ нарЯд приведу, вышвырнем тебЯ без церемоний.
     џ  узнал его.  ќто был тот самый сержант ѓлушков, что спал  беспросыпно
под военкоматской скамейкой. Ќа нем шинель сохранилась, только петлички были
спороты,  заношенное обмундирование,  исшорканные на  щиколотках  до белесых
дыр, рваньем означенные сапоги. ‹ишь картуз новый, милицейский, как-то вроде
бы случайно и счужа провисал до ушей на его куцей голове.
     ‚  военкомате  он, пьЯный, спал под скамейкой до тех пор,  пока его  за
ногу на свет не вытащили и  сказали, чтоб он следовал в милицию. "‡ачем? —то
Я наделал?" -- ошарашенно вытаращил белесые глаза заспанный сержант. "Ќабор,
дура". -- "Ђ-а,  набор, тады ладно, тады  Я готов".  € в милиции всегда  был
пьЯн или уж от природы  глЯделсЯ пьЯным,  говорил утробно, непонЯтно, как бы
не договариваЯ слова, но  материлсЯ  и  командовал разборчиво.  †ил он через
четыре  от  нас  дома в пЯтом,  подженившись на  детной вдове,  но ни  с кем
соседства не водил, никого из близлежащих домов не знал и не помнил.
     Џрошлой  весной ‘емен Ђгафонович с  моей супругой посадили картошку  на
своЯком, €ваном Ђбрамовичем, отведенном участке  и, чтоб коровы не вытоптали
посадки -- это уже  случалось не раз,  -- загораживали землю  жердЯми, зимой
еще  заготовленными  на  —усовой  и  приплавленными после  ледохода к  месту
назначениЯ.  †ена, хоть  и в  положении, таскала из-под горы  жерди,  папаша
городил городьбу, парнишки €вана Ђбрамовича играли на полЯне, старший прЯмил
гвозди  на камне  и подавал деду из речки размоченные таловые и  черемуховые
перевЯзи.
     „ело  двигалось к  концу,  день  клонилсЯ  к вечеру,  когда налетел  на
старика  конный   милиционер,  едва   державшийсЯ   в   седле,   и  приказал
разгораживать огород.
     -- „ак эть объехать-то на коне  --  всего  ничего, -- тихо сказал ‘емен
Ђгафонович.
     --  џ  кому сказал,  растак  тебЯ  и  этак!  -- заорал  милиционер.  --
Џр-риказываю! -- и вытащил из кобуры черный пистолет "’’".
     ќто был ѓлушков. Ћн ездил на сплавной участок кого-то усмирЯть. “смирил
не усмирил, но набралсЯ до бровей и впал вот в пьЯный кураж.
     -- ђазгораживай, папа, -- попросила помощница, и старик разбросал жерди
в сторону.
     ‚садник  аллюром промчалсЯ по  посаженной картошке до  второго прЯсла и
заорал, пальнув в воздух:
     -- Ђ эту преграду хто убирать будет?!
     “брал старик и второе прЯсло. € долго стоЯл опустив голову.
     -- ЊокраЯ  от пота рубаха  провисла  меж лопаток, --  рассказывала  мне
жена,  -- он весь сник, ослабел. џ подошла, погладила папу по плечу, думала,
он заплачет, но он  лишь попросил старшего парнишку, внука своего,  свернуть
ему цигарку и, проморгавшись  от первой густой затЯжки, молвил: "•орошо, что
того   варнака,  --   менЯ,  значит,  --  тутотка  нет,   смертоубийство  бы
получилось". € на обратном пути наказал: "’ы уж ему не сказывай ничего..."
     Ќо велико было унижение и без того униженных людей, жена не удержалась,
рассказала мне о происшествии на огороде. "Ќу,  падла, встретишьсЯ ты мне на
узкой дорожке!"  -- взъЯрилсЯ  Я, и  хотЯ, оставшись  живым, дал себе  после
кровавого фронта на госпитальной  койке  слово или клЯтву не поднимать ни на
кого  больше  руку и  кровь  никакую не  проливать, длЯ ѓлушкова  сделал  бы
исключение.
     €  вот  она,  узкаЯ  дорожка, вот  оно, перекрестье,  на  котором  нам,
кажетсЯ, не разойтись.
     џ  поманил милиционера ѓлушкова  пальцем в комнату  и показал на ружье,
висЯщее над кроватью.
     --  ‚ патронташе,  -- сохранЯЯ напрЯженное  спокойствие,  сказал  Я, --
двадцать патронов.  ‚се они  будут ваши. ’ебЯ, в  порЯдке  исключениЯ, уложу
первым. џ давно это обЯзан был сделать.
     -- —его-чего? „а ты...
     …ще мгновение  -- и  Я бы  взорвалсЯ: звон  в  голове разламывал череп,
внутри  у менЯ все клокотало, рассудок мой  темнел. Ѓригадир, как оказалось,
тоже  бывший  фронтовик, уловил ситуацию и грудью,  брюхом вытеснил  в сенки
милиционера, что-то бубнившего, пытающегосЯ высказатьсЯ, пристращать менЯ.

        x x x
     Ѓригадир попросил менЯ сварить картошек.
     ‚ечером  всЯ  своднаЯ  бригада землекопов сидела  за кухонным  столом в
нашей  избушке  и  обмывала  первую  получку.  €з  горлба тогда  не пили  ни
работЯги, ни даже бродЯги. †елаЯ гулЯть обстоЯтельно, не по-скотски, пить из
посуды,  работЯги  расположились на  кухне  тесно  и дружно. Ќалили  мне,  Я
отказалсЯ, показавши  на грудь --  немощен, дескать. Ѓригадир, выпив  водки,
"заедал ее", как выразилсЯ, холодной  водой  из ковша. ђаботЯги говорили обо
всем и все  громче.  Ѓольшинство оказалось фронтовиками, не обретшими до сих
пор приюта, остальные были из тюрем и лагерей. Ћдин фронтовичок после пЯтого
приема начал привЯзыватьсЯ ко мне:
     -- —е-то мне твое лицо навроде знакомо? Њы где видались-то?
     -- џ месЯц назад с каторги бежал, может, там?
     -- ’ы эту мудню брось городить! -- начал сердитьсЯ работЯга. -- џ сроду
в тюрьмах не бывал...
     -- Џобудешь еще, кто  не был -- тот побудет, кто был -- тот не забудет,
гласит народнаЯ мудрость, -- съЯзвил бывший зек интеллигентного склада телом
и лицом.
     -- ‚ военкомате, в военкомате Я тЯ видел, ковды на учет становились, --
заликовал вдруг работЯга.
     Љонфликт,  начавший  зарождатьсЯ,  угас,  один   из  бывших  зеков  без
колебаний и лишних слов свалилсЯ на пол.
     -- Џусть тут и спит. Ѓольше ему негде. Ђ вы, ребЯта, по домам. Ђ ты, --
поднЯвшись  с  табуретки, сказал  бригадир, -- на тюрьму не нарывайсЯ. ’ам и
без тебЯ тесно. ‡автра мы подошьем тесом нижние венцы твоей избушки и больше
пока подкапыватьсЯ  не  будем. Ћбойдем.  € по-стахановски  двинем дальше. Ќо
тебе все равно надо что-то смекать. Љанаву из-за тебЯ не остановЯт. •оромина
эта  подгнила снизу и сверху иструпела, но  из нее,  если подрубить  два-три
венца,  собрать еще кое-что можно. ‚ели бабе ставить  лагуху браги, Я, так и
быть, приведу тебе стервЯтников из бэтэи горсовета, ты их напоишь, они  тебе
место под застройку  отведут. ‚се! -- хлопнул менЯ по  плечу бригадир. -- Ќе
раскисай. € не воюй. Ќаша война кончилась.
     -- Ќ-нет, не совсем еще. џ  эту тварь в  милицейском  картузе все равно
достану.
     --  Ќу  и  сгниешь  в  тюрьме,  а  ребЯтишки  твои  и  баба твоЯ  здесь
передохнут.
     Ќ-нет, не будет мне покоЯ, пока эта тварь ползает по земле!..
     Ќо всемилостивейший  ѓосподь всегда был моим  заступником и спасителем,
не оставлЯет Ћн менЯ без доглЯда до сих пор.
     ‚ декабре того же года пошел дождь на мерзлую, снегом убранную землю. €
склон “рала оледенел, а улицы и переулки, заулки, бугры и склоны в городишке
превратились в катушку.  € что менЯ в такую-то дурнопогодь понесло на  рынок
-- не вспомню.  Ќароду  на рынке почти нету, лишь  в павильонах, под крышею,
где еще местами сохранилсЯ тес, маЯчили неустанные продавцы табака, семечек,
краденого барахла и подозрительно розового свиного мЯса, со скотомогильника,
не  иначе,  увезенного. Џо  деревЯнным  рЯдам, свесив  ноги, сидели  здешние
завсегдатаи: картежники, щипачи,  наперсточники и просто  блатари и воры.  Љ
ним  вЯзалсЯ,   грозил  пальцем   милиционер  ѓлушков,  как  всегда  пьЯный,
распоЯсанный. „олжно быть, он в тот день дежурил по рынку и вот устанавливал
здесь порЯдок. Ѓыл  он  при  оружии,  хваталсЯ за кобуру, из которой торчала
наружу  ручка  пистолета  "’’",  того самого,  которым стращал он мирнейшего
человека, моего тестЯ, и мою жену.
     -- •илЯй-хилЯй, мусорило, а то докорЯчишьсЯ,  мы у тЯ пистоль отберем и
положим тут баиньки, -- услышал Я, следуЯ по павильону мимоходом, и никакого
значениЯ  тому  не придал. ѓород рабочий, буйный, тут  и пьют,  и бьют  друг
дружку трудЯщиесЯ давно и непрерывно.
     ‚озвращалсЯ Я с рынка задними, с петель сорванными воротцами, вмерзшими
в лед, и вдруг услышал: "‘той! ‘той, твою мать. ‘той, стрелЯть буду!.."
     џ  обернулсЯ  -- по грЯзному  льду, скользЯ,  бежал,  но больше катилсЯ
парень в распахнутой суконной куртке, с закинувшимсЯ с шеи на спину нарЯдном
кашне. Ћбут  он  был  в новенькие  блестЯщие сапоги-джимми,  должно быть,  с
необкатанными еще  кожаными подметками, и ход по льду  у  него не получалсЯ,
скользЯщего же,  его настигал товарищ ѓлушков,  топаЯ  милицейскими коваными
сапогами,  с обнаженным пистолетом, с мерзло сверкающими  тюленьими глазами,
грозно раззЯвленным  ртом. ‡а задней калиткой  стекленел небольшой спуск, по
нему-то и катнулсЯ вниз парень и, не сумев пойматьсЯ за створку ворот, упал,
пробовал  взнЯтьсЯ, да фасонистые  сапоги  скользили.  € тут  настиг беглеца
ѓлушков, рыча  и  матерЯсь, он засунул пистолет в кобуру,  навис над парнем,
схватил его за горло  и начал душить. Џарень был верток, ловок,  милиционеру
не давалсЯ, все глубже закатываЯсь под распахнутую старую шинель.
     € вдруг грохнуло. ѓлушкова подбросило вверх, он еще продолжал сжимать и
разжимать  пальцы,  еще недоуменно смотрел  расширенными  глазами  и шевелил
ртом, ругаЯсь, но рот уже вело в  зевоту  -- выстрел  был смертелен, прЯмо в
сердце.
     Џарень  отбросил упавшего на него милиционера, вскочил и, видимо сам от
себЯ не  ожидавший того, что  сотворил, тыкал  перед собой пистолетом "’’" и
панически визжал: "Ќ-не подходите! Ќ-не подходите! “бью-у! “бью-у-у-у!"
     Ќо в  эту  минуту  никого, кроме  менЯ,  у задних  ворот  не  было,  из
павильона  на выстрел мчалась  гулеваЯ братва. "“бегай, парень!  “ходи!"  --
негромко сказал Я, и с пистолетом в  руке убийца побежал в одну сторону, а Я
неторопливо почапал в другую.
     Ѓыл некролог в газете со словами: "героически на посту", "достойный сын
ђодины", "верный закаленный дзержинец".
     Џарень-убийца был татарин, кажетсЯ, •абибулин по  фамилии, и он  ночной
порой на бакальском поезде  уехал в ’атарию, сумел  там  затерЯтьсЯ, но года
через два попалсЯ на каком-то  очередном  деле,  и тогда всплыло и чусовское
убийство милиционера.
     Ќи того, ни другого на земле уже никто не помнит.

        x x x
     ЏьЯницы  из горсоветского  иль пэтэи отвели нам  место под застройку  в
устье оврага, возле дороги на Љрасную горку, на стихийной свалке.
     Џо угощенью и угодьЯ.
     џ говорил и говорю, что Ѓог был  за нас, все еще бросал всевидЯщий взор
и  на нашу нескладную семью, но уже начинал уставать,  потому как много нас,
жаждущих …го милостей, накопилось на русской земле.
     Ќаследник  ростовского  капитана   рос   на  руках  бабушки  и  дедушки
крепеньким, капризным и драчливым парнем. Ќаша боеваЯ девица играла с ним и,
ни  в чем не желаЯ ему  уступать,  ввЯзывалась  с братцем в  драку,  он  ее,
конечно, одолевал, она  ревела  и,  чувствовал  Я, копила силенки,  чтобы со
временем во что  бы  то  ни  стало  побеждать этого папой брошенного  бойца.
Џришла парню пора идти в детский садик, и первое, что он сделал, занес в дом
конъюнктивит и заразил  свою  сестрицу. Ћ-о,  какаЯ это  дикаЯ,  мучительнаЯ
болезнь. „евчушка криком кричала дни и ночи, озорные глаза ее склеило гноем,
лишь  прижатаЯ  к  груди моей или  матери,  она,  измученнаЯ, всЯ  завЯдшаЯ,
горЯчаЯ, засыпала  на  минутку-другую, и  снова взвивалсЯ  ее уже  слабеющий
крик, к утру становившийсЯ цыпушечьим писком.
     ’ем  временем менЯ  выдавили  все же  из вагонного депо,  выписавши  на
прощанье в награду машину горбылей и два кубометра тесу.  Њужики, узнав, что
Я начинаю строительство, под горбыль засунули с десЯток бракованных плах. Ќа
деньги,  полученные при расчете,  и на  декретное  пособие  жены Я выписал в
лесничестве шесть бревен. ‚озглавлЯл лесничество вернувшийсЯ с теплого места
старший  брат жены. Џривыкший обирать и объедать военнопленных,  содрал он с
менЯ такую плату, что впору было попускатьсЯ замыслом о строительстве своего
жильЯ, но ‘емен Ђгафонович сказал: "Ќадо, парень, надо, иначе пропадете", --
и помог мне  огородить "нашу землю" вместе  с мусором, стеклом: потом,  мол,
уберете, а сейчас главное, чтобы горбыль не растащили и бревна не увезли.
     Ќапротив нас с размахом строилсЯ его старший сын. ‹есничий. нырЯли там
машины,  тЯнули бревна лошади, отец едва кивал сыну, мне говорил: "Ћн еще во
школе эким был, в пионеры  поступил, дак иконы хотел выбросить, старуха ему:
"‚от те Ѓог -- во те порог". Ќа войне в чинах был, шибко поранетый вернулсЯ,
ну,  думаю,  теперЯ  человеком станет,  да,  видать,  горбатого и  война  не
исправит..."
     ‡абегаЯ  вперед, скажу:  всеми  брошенный, больной, он  только у  своей
средней сестры  и  найдет отзыв, только  она  ему  и  поможет,  чем может, и
схоронит его, алкоголика, туберкулезника, чудовищно в одиночестве кончившего
жизнь, опЯть же она, сестра. Ќу, да это к слову.
     €менно в эти дни, когда Я крутилсЯ  на стройке и вокруг нее, жена с уже
подсекающимисЯ ногами тетешкала дочку  и  всеми способами и силами сохранЯла
малого сынишку  от конъюнктивита, к нам в избушку зашла  женщина не женщина,
девушка не девушка, одетаЯ в парусиновую юбку, старую стЯженную кофту, низко
завЯзаннаЯ  клетчатым  полушалком,  и  не  то  спросила,  не  то  утвердила,
прикрываЯ ладошкой рот:
     -- ‚ам нЯньку ната.
     „а  как же  не  надо, во  как надо, но мы сейчас платить  нисколько  не
сможем,  и девочка у  нас болеет, мальчик слишком еще малой,  так едва ли ты
согласишьсЯ на такие условиЯ, объЯснили мы гостье.
     -- Љокта теньки путут, саплатите скоко-нибудь.
     Ћна открыла лицо, и мы, повидавшие  виды, не охнули,  не ахнули, увидев
два  клыка,  кончиками выступающие  из-под  вынесенной  вперед верхней губы,
желтое сморщенное лицо -- в складках скорбных морщин, низкий лоб, сплющенный
в  переносице, и широкими ноздрЯми  вздернутый нос, широкий рот с  синюшными
мЯгкими  губами. …е  можно было  бы принЯть за ведьму,  если б на ее лице не
светились виновато и запуганно большие прекрасные  глаза  почти  неуловимого
цвета,  что-то  между  голубизной  и фарфоровой  синью, лучистое,  выпуклыми
белками резко оттененное.
     Њы ее приветили, покормили чем было. Ћна была голодна, но ела не жадно,
опрЯтно. ‘остоЯла она в нЯньках с раннего  детства у многих людей, последнее
времЯ  нЯнчила племЯнника,  и,  как довела  его  до детсадовского  возраста,
братец согнал эту домашнюю рабу со двора.
     —ерез час она  уже включилась в  дела, нагрела воды, выкупала мальца  в
корыте,  попутно  что-то  состирнула,  забрала  из  рук  изнемогшей  хозЯйки
девчушку, начавшую расклеивать глаза и жалко  улыбнувшуюсЯ тетеньке, котораЯ
назвалась нЯней. ‡асыпаЯ на добрых руках, девочка с радостным успокоением, в
лад шагов, повторЯла, пока не уснула: "ЌЯ-на, нЯ-на, нЯ-на..."
     Ћни подросли, дети-то, на  ее  руках, при ее доглЯде и никогда, никогда
не замечали  уродства своей  нЯни, любили ее не меньше, чем маму, помнили  и
будут помнить всю жизнь.
     ‡а  два  или три  выходных  днЯ  Я,  тесть  и  Ђзарий обожгли,  вкопали
деревЯнные  стойки под углы избушки,  срубили  и в углах скрепили два нижних
новых  венца  --   и   стройка  остановилась:  у   строителЯ   не  оказалось
вспомогательных материалов --  моху, пакли, рубероида; гвозди, что  притащил
из вагонного депо, израсходовали на  ограду, и молотка путного нет,  и топор
тупой, и пила не разведена, ножовки так и вовсе нету.
     -- ђуберойду-то клок  и  надо, застелить стойки,  моху  Я  на  подловке
поглЯжу.  ‘ходи к брату,  -- кивнул  головой тесть в  сторону стройки  через
дорогу,  где  не  по  днЯм,  а  по  часам  рос  сруб  с  обтесанными,  ровно
подобранными бревнами.  Ђзарий на предложение отца  ответил,  что  он скорее
пойдет  к  херу   собачьему,  чем  к  этому   начальствующему  хвату,  вдруг
обматерилсЯ  и пошел, пошел  валить,  все громче и громче,  чтоб  на усадьбе
братца слышно было.
     -- Ќе надо бы начинать со скандала, -- почти отцовскими словами, с  его
точной интонацией попросила ЂзариЯ сестра,  убиравшаЯ  мусор  на размеченной
колышками площадке под дом.
     Џапаша обрадовал менЯ, сказав, что на подловке, на чердаке дома,  стало
быть,  в сарае мешка три  моху насобирает, но надо мне прогулЯтьсЯ в лес,  с
ружьем, раз оно есть, надрать там моху, посушить его оставить.
     -- Џотом сносим в мешках на себе, а это -- вот, -- кивнул он головой на
штабелем выложенные  вагонные доски и  на гвозди,  вынутые из них,  которыми
были  наполнены  деревЯнные  Ящики  и  старые  ведра,  --  Я как  знал,  что
пригодЯтсЯ.
     Ћх, старый крестьЯнин, русский мужик, всегда-то он себе на уме,  всегда
живет с  заглЯдом вперед, Я-то,  пролетарский  ветродуй, еще и негодовал про
себЯ, что папаша мой крохоборничает, собираЯ старые гвозди, и доски, которые
получше, присваивает, а они, крашенные, сухие, так хорошо горЯт.

        x x x
     Ќа  колбасном заводике лицом  к желдорлинии  возвели  дощаной  ларек  и
начали  в  нем  продавать  жилку  --  мЯсную обрезь  и  кости.  Ћчереди  там
выстраивались с раннего часа, торговлЯ шла дотемна. Љ вечеру из цехов  прЯмо
на  улицу  выставлЯлись  лари-носилки, и  в них уж были самые дешевые кости,
можно их было самим набирать в мешок и взвешивать в ларьке.
     устрЯк мужик  с белыми вихрами, торчащими  из-под клетчатой  кепчонки,
набрал уже две сумки костей, норовил и третью набрать.  Џри этом пиратничал,
ловко, с хрустом отламывал, где и отвертывал ребра от сизой хребтины и ребра
отбрасывал обратно в ларь, позвонки, из которых еще что-то может наваритьсЯ,
к себе в сумку заталкивал.
     -- ќй, ты! -- прикрикнул Я на ловкого мужика. -- —е делаешь-то?
     -- —е надо, то и делаю, -- окрысилсЯ он.
     -- ‘овсем обнаглел, падла, -- гаркнул Я на него, ослепленный  внезапным
гневом, ударил его иль толкнул, вспомнить потом не мог.
     Њужичонка  упал в  носилки вместе  с матерчатой,  засохшей от сукровицы
сумкой --  давно сюда ходит, опытный стервЯтник. Ћн возилсЯ в костЯх и никак
не  мог взнЯтьсЯ из Ящика, мне же пришлось и  помогать ему выбратьсЯ наружу.
Ќашарив  кепку в костЯх, мужичонка  насунул  ее  на  голову  и взЯл менЯ  за
грудки. ђука у него была крепкаЯ, но на ногах стоЯл  плохо, праваЯ  нога его
коротка, и он  провисал на правую  сторону  всем своим некрупным,  костлЯвым
телишком.  џ понЯл,  что  имею дело  с фронтовиком, и  как  можно  спокойнее
сказал:
     -- Љончай.
     Ђ очередь  уже  завелась,  заволновалась,  и кто-то был за менЯ, кто-то
сострадал  мужичонке.  ѓромила  с  обликом  древнего каторжника, только  что
вернувшегосЯ к отчему порогу, в красном, не иначе  как  бабьем,  колпаке и в
опорках  от  резиновых  сапог, выше которых  неумело  намотаны обмотки,  длЯ
тепла, видать, презрительно сказал:
     -- Ћглоеды!
     Ђ  пожилой товарищ в плисовой толстовке, в круглых очках, треснутых  на
обоих  стеклах,  излаженный  грубо и топорно под ‹енина,  разноглазо глЯдЯ в
найденную щель и картавЯ, как ‹енин, начал речь:
     -- ЏозорЯт честь советского человека.
     -- —е-эсть! -- вдруг  взъелсЯ на очкарика мой супротивник. -- ѓде  была
честь, там выросла шерсть.
     Ћчкарик поджал губы и отвернулсЯ, хранЯ на лице несокрушимое величие. €
всЯ  очередь  унЯлась,  присмирела.  Ћчередь   моЯ  подошла  раньше,  чем  у
вихрастого мужичонки. Џрежде чем перевалить  через  линию с мешком, Я сказал
ему, киваЯ на набитый рюкзак и сумки:
     -- Ќе донесешь ведь? „алеко идти?
     -- Ќа ’рудовую. Љак-нибудь, -- непримиримо буркнул мужичонка.
     Ќадо было искупать  вину, всю-то ее когда искупишь,  вечно перед всем и
всеми виноват, вечно всем должен, но хоть частицу можно ликвидировать. Љогда
Я вернулсЯ  к  ларьку,  мужичонка уже приблизилсЯ к весам, очередь,  в конце
которой  он приклеилсЯ, почти рассосалась.  Ќадвигались сумерки,  продавщица
торопилась и нецензурно выражала свое недовольство.
     -- Џосле смены? -- спросил Я новознакомца, чтобы хоть о чем-то говорить
и размЯгчить разгневанное сердце человека,  он и размЯгчилсЯ, давно уж забыл
обиду, потому как много принЯл их в жизни, и спросил  в  свою очередь, глЯдЯ
на мою грЯзно завЯзанную руку:
     -- ѓде покалечилсЯ?
     -- „а ханурик один раздавил подъемником палец.
     -- Ќа больничном? -- что-то Явно смекаЯ, спросил мужичонка.
     -- ‚ытурили уже и с больничного, и с работы.
     -- ‡агораешь?
     -- ‡агораю.
     џ  нес  на спине  дырЯвый  рюкзак, набитый костЯми, новознакомец -- две
тЯжелые сумки.  Ћн  часто останавливалсЯ отдыхать из-за  ноги,  и в  пути  Я
узнал,  что  зовут  его  ‘ана,  фамилиЯ у  него  довольно распространеннаЯ в
здешних местах -- иринкин, воевал он  на Ѓелорусском фронте, был в пехоте и
навоевал  недолго, подбили, вернулсЯ домой  еще задолго до „нЯ Џобеды,  ныне
работает в артели инвалидов "Њеталлист" жестЯнщиком, клепает хлебные формы и
нештатно --  пока -- слесарит на хлебозаводе.  …сть уже парнишка на  третьем
году,  баба донашивает второго. Ќакопил немного денег,  начал строить жилье,
дело движетсЯ туго, в помощниках всего лишь один отец -- довольно дрЯхлый, в
горЯчем цехе поизносилсЯ, да и пил горЯчо и дралсЯ пьЯный, вот силу-то всю и
израсходовал. џ понЯл  так: узнавши, что Я  свободен  от  работы, ‘ана хочет
привлечь менЯ на стройку в качестве помогайлы, но, узнав, что Я тоже начинаю
возведение жильЯ, сказал откровенно:
     -- ‘ паршивой овцы хоть шерсти клок, окрести тогда мне парнЯ.
     ’ак у менЯ поЯвилсЯ кум и  на  долгие годы друг  и верный  помощник. Ћн
тоже  сначала  сделал ребЯтишек, уж  потом догадалсЯ, что  их надо  кормить,
обувать, одевать, но самое главное -- не на улице держать, а в тепле.
     Ћтец  у  иринкина был хоть  и неказистым плотником,  но многому научил
парнЯ  в детстве,  всему  остальному этого удальца  научила  жизнь.  Ѓыл  он
необыкновенно во всем  ловок,  ко  всему уже приспособлен,  тащил  из артели
"Њеталлист" и с хлебозавода все,  что можно утащить. Љупил  вот  по  дешевке
сарай на  улице ’рудовой, раскатал  его и почти собрал избу на горе,  по-над
“сьвой-рекой. „омик, весело глЯдЯщий с высоты двумЯ окнами на закат, был уже
под  железной крышей.  ‚ тесно застроенном дворе скулемана кухонька  об одно
окно, где и  обреталось пока  что семейство иринкиных, в стайке топталась и
звучно шлепала лепехи на пол корова, велись тут куры, хрюкал поросенок подле
огорода, мелкозубаЯ, злаЯ собачонка катала цепь на проволоке.
     Љостей, и  как  можно больше, будущий  мой кум  добывал  длЯ  обмена на
зеленые  корма  скоту,  зерно  же, отруби  и прочее  довольствие сгребал  на
хлебозаводе:  выпишет  пуд  --  увезет   воз.  Ќегодовать,  презирать  моего
новознакомца  иль  восхищатьсЯ им? ‚  моем  положении  ничего мне  иного  не
оставалось, как восхищатьсЯ.
     Џосле  крестин кум мой посетил мою новостройку, благо располагалась она
неподалеку от единственной действующей бедной  церковки, насупилсЯ, узнавши,
с  кем  и чем Я начинаю строитьсЯ, обложил менЯ крутым матом и поковылЯл  на
†елезнодорожную  улицу,  чтоб  осмотреть  флигель. Ћсмотревши хоромину  мою,
совсем  помрачнел мой  кум,  однако  на  крестинах,  где  крепкущаЯ брага  с
водочным колобком лилась рекою, полюбив, как  он говорил, с ходу менЯ и жену
мою, кричал, что советские бойцы нигде не  сдаютсЯ, настоЯщие советские люди
в беде друг друга не оставлЯют.
     Ѓедный, бедный  мой  кум,  как и все  прочие фронтовики, развеЯвшись по
земле,  был так  же, как и  Я,  как и все воЯки, одинок, в одиночку и билсЯ,
выплывал  к жилому берегу, но, истинно  русский  человек, он  хотел  кого-то
пустить в сердце, любить, жалеть, и тут подвернулись ему мы с женою, вовремЯ
и кстати подвернулись. Њы пели песни  военной поры, старый иринкин пускалсЯ
в  плЯс,  младший  тоже истово стукал об пол  ногой, но  скоро понЯл, что на
одной ноге плЯсать -- все же  дело неподходЯщее. €зрЯдно захмелев,  иначе бы
не решилсЯ, от обильной еды и крепкой выпивки, Я исполнил соло свою заветную
и вечную песню, сделавшуюсЯ во мне  молитвой,  -- "‚низ по ‚олге-реке",  кум
мой, целуЯсь и обливаЯсь слезами, кричал:
     -- Ќе было  у менЯ брата,  не  было, ты мне брат, ты, хоть и  по  морде
менЯ...

        x x x
     Љум  мой вообще  не  давал  проникать  в себЯ  унынию, Явившись  на мою
стройку, встрЯхнулсЯ и произнес: "€ не  таки крепости одолевали большевики",
-- хотЯ сам был беспартийным  и  в доме  его никаких партийцев  не водилось,
книг он не читал, а  вот поди ж ты, партийной идеологией прониксЯ; кум велел
разбрасывать и свозить то, что  называлось флигелем, что и  было  сделано  с
толковой его  помощью  в  ближайшее  воскресенье  мной, тестем и  Ђзарием. ‚
разборке Я показывал удаль,  как-то будет в  сборке.  Љум подвез на  стройку
моху,  лоскуток толЯ, мешок пакли,  ведро  гвоздей, каких-то  железЯк полный
Ящик.  џ не  понимал, зачем все это,  потому  как из  железЯк  знал полезное
назначение лишь шарниров, шпингалетов и дверного крючка. …ще подарил мне кум
острущий  плотницкий топор и умело  насаженный фигурный молоток. џ радовалсЯ
этим вещам, как моЯ девчонка редкостным в ее судьбе магазинным игрушкам.
     ‚ следующее воскресенье трое мужиков и Я на подхвате скатали и посадили
на мох два срубленных новых звена, и кум, который никогда не курил -- Ђзарий
тоже не курил, -- следЯ за дымом, пускаемым мной и тестем, заметил:
     -- ‹егкими маешьсЯ, а смолишь!
     Ћтпустивши тестЯ и ЂзариЯ домой, кум еще поколотилсЯ на стройке, и, как
Я понЯл, с умыслом, да не с простым.
     --  ’ебе край надо до осени влезть в свое жилище. Ќикому мы с детьми не
нужны, кроме самих себЯ да баб наших. ‘руб собрать, окна  вставить Я помогу,
но дальше будешь  колотитьсЯ один.  “ менЯ  тоже работы с домом еще дополна,
тоже надо до холодов в свою нору заползти.

        x x x
     џ училсЯ строить и жить в процессе жизни и стройки. Ѓил Я молотком, как
и прежде, чаще по плотнику, чем  по гвоздю,  рука моЯ была разбита до кости.
Џорешив,  что мешает  плотничать раздавленный палец, Я попросил снЯть с него
напалок, сооруженный женою из лоскута сапожной кожи.  Ћна состригла напалок.
Џод ним  оказалсЯ  криво  обросший розоватым мЯсом палец,  из недр  которого
робким  лепестком  восходил  ноготь.  "Љакова  жизнь,  таков  и  палец",  --
глубокомысленно рассудил Я.
     ‚  начале  осени,  в сентЯбре, мы произвели  "влазины"  в недостроенную
избушку  с недокрытой крышей. ѓлавной ценностью  в избе  была русскаЯ  печь,
которую  сложил  дЯдЯ  ѓриша,  печник  из  заводского ЋЉ‘а. Ћн  был  большой
затейник и рассказчик, или баскобайник,  по выражению тестЯ, этот знаменитый
на весь  город  печник.  €грал  на скрипке,  ну, это  ему  так казалось,  на
самом-то деле  он  пилил смычком по струнам, плакал от  жалости  к себе и от
сочувствиЯ к музыке. Џечник приказал,  чтоб бабы  и Я вместе  с ними собрали
все битое стекло со свалки, избегаЯ при этом аптечных флакончиков, стекло то
измельчить кувалдой  в жестЯном корыте, да еще прикупить хотЯ бы сотню новых
кирпичей, да еще сделать бак с "крантом" ведра на четыре, да запаЯть его.
     Ѓак нам изготовил  все тот  же  незаменимый наш кум,  стекло Я, надевши
очки  ЂзариЯ,  измолотил в  крошку.  Љирпич, купленный в ЋЉ‘е,  окончательно
подорвал наши  капиталы, но Я все же выставил на разогрев печи  полагающуюсЯ
печнику бутылку водки и получил от него неожиданную похвалу:
     --  Ђ ты  хоть молодой, но умный  хозЯин. ‚от попросил Я у тебЯ пЯтьсот
рублей,  ты  пЯтьсот  и  дал.  Ќо если  б стал рЯдитьсЯ,  Я тебе б  полсотни
уступил, но, етит твою ети, на четыреста пЯтьдесЯт и печку бы сложил, а эдак
ты ту  полсотскую за зиму  оправдашь  --  на дровах. --  Ћн сходил  к  печи,
пощупал и погладил ее сзади, будто бабу, по  пути отвернул кран у вделанного
в  дымоходы бака  --  вода текла,  хозЯйски  оглЯдел  свое  сооружение,  оно
работало ровно и глубоко дыша, начинало обсыхать от чела и пестреть спереду.
     Љрупный, с виду неповоротливый  мужик, за которым мы, две бабы и мужик,
едва поспевали на  подхвате, любовалсЯ своим  творением.  Њы  любовались им,
поэтом своего дела, под печи начинал  малиноветь  --  это  под слоем кирпича
расплавлЯлось в  горЯчую  массу  стекло,  бак,  нагреваЯсь,  сперва заскулил
по-щенЯчьи, потом  зашумел паровую горЯчую песню, и  мы поверили, что  щи  в
загнете печи будут три днЯ горЯчие, бак не остынет и за четыре днЯ.
     ђассказав историю своей жизни, очень путаную и романтичную, наполовину,
как  Я теперь  понимаю,  им сочиненную, он на  прощанье присоветовал, чтоб Я
заглЯнул  на  —унжинское болото, где ремонтируютсЯ  бараки  и валЯетсЯ много
всЯкого добра. Ќочью, отдыхаЯ через каждые сто  метров, отхаркиваЯ мокроту с
кровью, Я принес с болот половину бухты рубероида и сам закрыл крышу, за что
получил  втык от кума,  так как крыша у избушки  получилась пологой: экономЯ
материал, Я не  запустил с запасом краЯ рубероида, в большие дожди  и ливни,
которые  тут,  на склоне “рала,  на  исходе  гольфстрима  часты и дурны,  мы
волокли на чердак корыта, тазы, всЯкую посуду,  потому что  в экономно  мной
заделанные краЯ и прогибы захлестывало.
     Ќа сени и на кладовку не  хватило  материалу,  Я отправлЯлсЯ по старому
адресу в вагонное депо, выбирал в отходах две-три доски, мужики совали мне в
карман  горсть  гвоздей,  и,  протопав  три  километра  по  линии,  прибивал
принесенные доски.  Ќа этом работы замирали. ‡ато уж моЯ архитектурнаЯ мысль
не знала предела, работала  не только  напрЯженно, но и с выдумкой. ’уалет Я
разместил под крышей сенок, уличную лестницу встроил внутрь тех же сенок,  в
кладовке пропилил окошко в досках  с буквами, знаками, цифрами,  означающими
железнодорожную казуистику, вставил  в  дырку  стеклышко  и  еще  соорудил в
кладовке топчан, что позволило называть сие сооружение верандой. ‡най наших,
поминай своих!

        x x x
     Ќезаметно  надвинулась зима. Џодспорье  наше --  походы мои  в  лес  за
рЯбчиками -- кончилось.  Љапиталы наши и здоровье оказались надорванными. Ќо
мы  еще как-то волокли жизнь, вытЯгиваЯсь в балалаечную струну. ѓлавное, все
выдержала и не ушла от нас наша нЯнЯ ѓалина. „евочку  нашу принЯли в детский
садик,  в  тот же,  куда  ходил  внук  тещи.  ‚идимо,  она, теща,  в  округе
почитаемаЯ женщина, замолвила словечко и за наше полуголодное дите.
     “  жены заболела нога. ЃегучаЯ, стремительнаЯ,  порой до  бестолковости
прыткаЯ, она  с трудом ходила на работу. ‘троившаЯсЯ по соседству заведующаЯ
тубдиспансером,  к  территории  своего  заведениЯ  усадьбой  примкнувшаЯ,  в
отличие  от  старшего  брата  жены,  расположившегосЯ  чуть  выше  по  улице
Џартизанской, нас по-соседски навещала и уволокла жену на рентген.
     €  удар, страшнее  не  придумать:  туберкулез  кости,  коленный  сустав
поражен  болезнью. ‘ледом за женою соседка заставила  и менЯ "проверитьсЯ на
рентгене". Ќервотрепка,  бесхлебица,  тЯжелаЯ  работа на  стройке не  прошли
даром -- туберкулез мой успешно развивалсЯ, легкие гнили напропалую.
     †ену завалили в тубдиспансер. џ осталсЯ один с двумЯ детьми, потому как
братец ѓалины  вновь женилсЯ, сотворил свежей, молодой жене свежего ребенка,
ему снова понадобилась нЯнька, и он затребовал домой сестру.
     Њы  начали  погибать.  €  кабы  мы  одни.  Њое вновь  возделанное жилье
расположилось  на пути  к  Љрасному  поселку, стало  быть -- к кладбищу,  и,
поднимаЯсь  в гору,  духовой оркестр  делал последний  до  кладбища проигрыш
похоронного  марша  аккурат  под  окнами  нашей  хоромины, в  конце  огорода
духовики брали под  мышку умолкнувшие трубы и следовали дальше. Ќо с музыкой
хоронили мало кого, гроб за гробом  на подводах, на грузовых машинах,  когда
на  домашних  тележках, детей  под мышкой  с  деловой поспешностью волокли в
гору. € чем дальше шла жизнь, тем чаще везли женщин. Њолодых.
     ‘амоаборты, подпольные  аборты  косили и  валили  советских  женщин  --
партиЯ   и   правительство   боролись   за   восстановление   и   увеличение
народонаселениЯ ђоссии, выбитого на войне. Џо приблизительным  подсчетам, за
первые   послевоенные  годы  погибли   три  миллиона  женщин  и  столько  же
отправились в  тюрьму за подпольные дела, сколько  погибло детей -- никто не
составил себе труда сосчитать и уже не сочтет никогда.
     Ћ-о, русскаЯ долЯ, которую в  старину называли точнее -- юдолью, где же
тот, кто  наслал ее  нам? €  за что  он ее  нам  наслал и насылает? ‚едь без
причины ничего на этом свете не происходит.
     Ќаша  соседка, начальница тубдиспансера,  спасаЯ нас, прикрепила менЯ к
столовой на бесплатное одноразовое питание. †ена лежала в палате, менЯ к ней
не пускали.  ‡араза ж  кругом. “жинал  Я вместе с тубиками и много  встретил
знакомцев  по  военкомату в столовой, самаЯ ошеломлЯющаЯ  встреча -- ђындин,
лейтенант,  который  менЯ узнал,  а Я его  нет. Ћн  недотЯнул  до  весны  --
дошбаЯл, будто слабаЯ головешка во всепожирающей страшной печи социализма. €
сколько моих знакомцев, фронтовиков, дошаЯло в  том небольшом тубдиспансере,
знает только Ѓог  и коновозчик  тубдиспансера  дЯдЯ  Џаша, крадучись  ночной
порой свозивший  в  казенных гробах  иссохших тубиков  в  казенные могилы на
участок, специально длЯ них  выделенный, за кладбищем.  Ћт посторонних  глаз
подальше.
     ‘ъевши кашу или омлет, винегрет либо запеканку  из картошки, Я разминал
кубик масла на  ломте  хлеба,  клал  в карман  полагающеесЯ на  ужин  Яичко,
кусочек сахару,  когда и Яблоко, уносил все это детЯм. Ћднажды туберкулезные
бабы, заметившие мои действиЯ, поднЯли крик, заскандалили, что Я не  ем, где
положено, таскаю  пайки с  собой и, поди-ко, продаю  их  иль менЯю на  вино.
‘оседка-начальница подавила бунт окриком  и велела мне больше не приходить в
столовую, а получать на всю неделю положенные мне продукты.
     ‘делалось чуть полегче мне с ребЯтишками. ЏоЯвилась в одно  воскресенье
у нас кума. Џосадив на салазки своих ребЯтишек, привезла их к нам, свалила в
комнате на пол, и наш квелый, худенький мальчик охотно играл и спал вместе с
ними,  кума стирала,  мыла,  прибиралась в  избушке, напеваЯ при этом всЯкие
разные песни,  просила  менЯ  подпевать, но  мне отчего-то  не  хотелось это
делать, хотЯ, сколько помню себЯ, рот мой не закрывалсЯ от хохота и песен.
     “ хозЯйки нашей  снЯли гипс  с ноги,  сделали тугую  повЯзку на колено.
ЋпираЯсь на  палку,  она, словно старуха, волоклась домой после обеда. Џогас
веселый  румЯнец на ее лице, она  сделалась  молчалива  и сердита. џ  ставил
корыто  на  две табуретки, наливал в  него  горЯчей  воды,  пристраивал жену
рЯдом.  ‚ыкинув больную ногу на подставку, она  принималась за стирку, потом
мыла детей, ползком подтирала пол и отправлЯлась "к себе", в тубдиспансер. џ
смотрел в кухонное  окно и по вздрагивающим плечам жены догадывалсЯ, что она
плачет.  Џри детЯх,  дома,  она  себе этого не могла позволить. Ќаша старшаЯ
дщерь  в  детсаде  сделалась  говорливой,  прыгучей,  выучила стишки  и  в