--  ђазве  Я  спешу?  Ќоги  сами  спешат. Џока в  метро  едешь, пока  в
автобусе... Ђ уж от  автобуса... ’акой он  долгий, путь этот, кажетсЯ!..  Ќу
вот,  отдышалась.--  €  начала  выгружать  кошелки.--Љто  сегоднЯ  на  кухне
дежурит? Џойду разогрею. ‘ цветной капустой сварила, ты любишь. џ сегоднЯ  и
ѓлебу ‘ергеевичу тоже принесла, на вас двоих.  …му как-то сказать надо, чтоб
не разволновать: у ”аины …всеевны  давление подскочило,  просила менЯ.  Њы с
ней телефонами обменЯлись. ‡наешь, когда беда общаЯ...
     -- Џосиди,-- сказал он.
     Џолина взглЯнула  на него несмело. Џоследнее времЯ он все хмурилсЯ, как
чужой.
     -- џ лучше разогрею, а когда ты будешь есть, Я и посижу.
     -- “спеешь. Ќе спеши.
     ђука ее лежала на столе. € подчинЯЯсь внезапному чувству, он положил на
нее свою  ладонь.  “  Џолины благодарно  повлажнели  глаза  ’ак  они  сидели
некоторое  времЯ. ѓордый сокол  воспарЯл над ними на  стене.  …го держал  на
ватном рукаве халата охотник в рыжьей лисьей шапке. „авно он так его держал:
кто-то  из  больных в благодарность за  исцеление написал маслом  на  холсте
скуластого охотника в полосатом халате и сокола на рукаве, и теперь все это,
снабженное жестЯным инвентарным номером, числилось как больничное имущество.
     -- Џойду,-- сказала Џолина и улыбнулась ему. € понесла на кухню банку с
супом и ковшик эмалированный, а он смотрел ей вслед.
     Љогда получен был анализ после  операции  -- посылали куда-то,  дол  го
ждали  ответа,-- Џолина пришла в палату, села на краешек кровати, сидела так
и гладила его по небритому лицу. "Ћдну менЯ хотел оставить? “йти думал один?
--  €, наклонЯсь, крепко поцеловала в губы.-- ќто чтоб ты мне верил: хороший
анализ". Ђ  глаза из самой души светились. ‡а  эту  его болезнь всЯ ее жизнь
сюда перешла: сидит рЯдом с ним, вЯжет допоздна.
     ‚ечером  в палате голо блестели  вымытые  стекла окон, голо стало после
уборки:  пыльные занавеси  снЯли,  чистые повесить не  успели. € всЯ  палата
отражалась  в  этих  черных зеркалах: те  же  два  рЯда  коек,  желтый  свет
электричества с потолка, белые двери  -- все это  там, за  окном.  ’о и дело
резко  раскрывались  двери  --  дежурила  ѓалЯ,  ЯркаЯ,  гвардейского  роста
сутуловатаЯ девица, с широким  кольцом на безымЯнном  пальце. Ѓыло известно,
что она уже  приискала  себе  место лаборантки  где-то в солидном институте,
подала заЯвление об уходе, но  полагалось две недели  отработать,  и вот она
швырЯла  дверьми,  вымещала на  больных.  Љасвинов  после ее  укола лежал  с
грелкой, ворчал старушечьим голосом:
     -- Ђ вот на ту бы на  работу ее сообщить... Ќаписать... ђаньше за такое
судили. Љак это -- захотела и ушла? Ђ если она здесь нужна!.. ’ак это каждый
захочет.
     -- ‘овесть судом воспитывать? €нтересно!
     ѓлеб  ‘ергеевич лежал  во  весь  свой огромный рост,  до губ  натЯгивал
одеЯло. Ћбычно он в разговоры не вступал, слушал пренебрежительно: ничего от
разговоров никогда не  менЯетсЯ. ‘кажет только: "Ђ может, так надо?" €ли: "Ђ
может, человеку  так хочетсЯ?" Ќо сегоднЯ  он  чувствовал себЯ плохо,  после
нескольких дней улучшениЯ и засветившей было надежды у него опЯть по вечерам
подымалась  температура. € то, что  жена сегоднЯ не  могла прийти  -- Џолина
сказала об этом робко, всЯчески смЯгчаЯ,-- принЯл спокойно: "„опрыгалась".
     --  Ќет, совесть  судом не воспитаешь,-- сказал он.-- ЌадЯ  работает, а
эта швырЯет. Ђ честь одна. € зарплата одинаковаЯ.
     -- Љак это  -- захотела и ушла? -- не мог  успокоитьсЯ Љасвинов.--  Љак
это? ‚от прежде...
     -- Ћт прежде-то все и пошло. ’аких воспитали,--  не повышал голоса ѓлеб
‘ергеевич, но слушали его.  -- Ќет, лишнЯЯ это  обуза длЯ человека, ‘овесть,
по  нынешним временам.  ‚от  Я  к такому выводу пришел. ‘колько было  у менЯ
начальников -- один только за  все времЯ не  требовал себе неположенного.  Ђ
остальные -- как личное оскорбление, знать ничего не желают. —его  стыдились
всегда, тем гордЯтсЯ. € уж дошли до того, что хвалимсЯ: не  ворую -- значит,
честный человек.
     ‘олдатов закивал с сердцем. Ќо тут с крайней койки, и про грелку забыв,
поднЯлсЯ Љасвинов, не попадаЯ,  нервно  продевал руки  в рукава халата. ‘вой
протест он только этим и мог выразить -- не присутствовать. € вышел.
     -- Њне что,--вслед ему сказал ѓлеб ‘ергеевич,-- Я пенсионер. „ва месЯца
в  году  имею право работать,  а больше мне и не надо. Ќе Я набиваюсь,  менЯ
зовут.
     Љак  многие  фронтовики, Ќиколай €ванович  делил людей  просто:  что ты
делал во времЯ войны,  где  был? Ђ если на фронте, так  тоже  --  где? †изнь
солдата на передовой и где-нибудь при тыловом штабе -- это две разные войны.
Љогда его ранило первый  раз и ночью вытащили  с полЯ боЯ -- только  ночью и
удалось вытащить из-под  пулеметного огнЯ, а уже шинель вмерзла  в лед,  уже
обессилел, не  надеЯлсЯ  -- и  потом трЯсли по лежневке с бревна  на бревно,
вытрЯсаЯ сознание,  а в медсанбате,  в теплой  избе (после  холода окопного,
кромешной  тьмы) --  свет  электрический  от аккумулЯторной  батареи,  и  за
дощатой переборкой лаютсЯ писарЯ, старший писарь грозит: "‚се вам  рис жрать
с мЯсными консервами да гречку! ‚от посажу вас на  пшенку, как на передовой,
и  сам  сЯду на нее длЯ примера..." --и  все это, пока  его резали на столе,
осколки доставали.
     ѓлеб ‘ергеевич во времЯ войны был начфином дивизии. …го фронт -- деньги
выдавать  и  обратно  принимать  их  в  фонд  обороны.  ђассказывал он  вещи
диковинные, какие Ќиколай  €ванович и  представить себе не мог: как с фронта
отправил в  посылке бутылку  водки отцу  в  Њоскву (он своих  положенных ста
граммов не пил) и бутылка  эта дошла; как отец, хорошо упаковав, прислал ему
на фронт стекло длЯ керосиновой лампы, чтобы светлей было  писать ведомости,
и стекло дошло целое... ‚от  такаЯ  неслыханнаЯ длЯ солдата война. Ќо сейчас
близок ему по душе этот человек и интересен, ближе всех в палате.
     ‚ дверь с мокрой трЯпкой на щетке влезла ”оминична, санитарка, повозила
трЯпкой у порога, что-то подтираЯ. Ћдна рука ее в резиновой перчатке, сквозь
желтую резину виден окровавленный  бинт. ‘егоднЯ  во времЯ этой  генеральной
уборки ”оминична так глубоко рассадила руку  стеклом, что самой страшно было
глЯнуть. …й  обработали рану, засыпали  чем-то,  завЯзали,  и  она  осталась
дежурить, топчетсЯ на кривых старых ногах, обутых в бумазейные тапочки.
     -- —его домой не ушла? -- громко со своей койки крикнул ѓлеб ‘ергеевич.
     ѓлуховатаЯ ”оминична -- расслышала,  не  расслышала -- махнула  на него
мокрой рукой:
     -- Њолчи!
     --  ‚от  оно,  вымирающее  племЯ,--с  дрожью  от  озноба  говорил  ѓлеб
‘ергеевич: у  него  температура шла вверх.-- …й уже лет сто небось,  она так
привыкла, по-другому не может. ќти перемрут -- вовсе работать станет некому.
џ двух сынов своих учил жить по совести. ‚от и хлебают за это через край.
     -- Ђ все же учили,-- сказал Ќиколай €ванович.
     -- “чил.
     -- Џочему?
     -- „урак потому что.
     -- € опЯть бы учили.
     ѓлеб  ‘ергеевич  не  ответил.  „а и не словами  на  это  отвечают, всей
жизнью. € всЯкий раз -- заново. Ќо вот самаЯ поразительнаЯ  загадка: из века
в век, из  поколениЯ  в поколение находЯтсЯ люди,  которые обрекают себЯ  на
жизнь трудную, не почетную. …сли бы себЯ только, а то и детей своих. Џочему?
‡ачем? "Џотому что дурак".  Ќо мир стоит на них, на тех,  кто поддерживает в
душах этот огонь  негасимый,  не дает  ему угаснуть.  ‚ одни  времена, когда
гибель грозит  всем, вспыхивает он  Ярко, в другие тлеет, едва теплитсЯ,  но
угасни совсем -- и окунетсЯ жизнь в холод и мрак.

        V

     ’еперь ”едоровский  один  прохаживалсЯ по вечерам в  обвисшем полосатом
халате, из-под  него мелькали белые худые ноги в  шлепанцах.  Ѓредет,  уныло
уставЯсь  в  свои  очки  на   кончике  носа,  увидит  ЌиколаЯ  €вановича  --
набрасываетсЯ всЯкий раз с жадностью. Ќапарник его совсем  не показывалсЯ из
палаты.
     --   Џлохи  его  дела,--   качал   головой   ”едоровский  с   невольным
превосходством   человека,  сумевшего  выйти   из  беды.--Њолодой   мужчина,
пЯтьдесЯт с небольшим. Њне -- восьмой десЯток.
     ‚ конце  коридора горела  на посту  настольнаЯ лампа,  медсестра, как в
соты,  раскладывала лекарства  в  отделениЯ  белого  Ящичка,  приготовлЯлась
разносить  больным.  Њолодой  негр  в  подпоЯсанном  коротком  алом атласном
халате,  как боксер с ринга, говорил  ей что-то, открываЯ светлый  в глубине
рот,  и  улыбалсЯ, и  она  улыбалась, клонила  к настольному  стеклу светлую
челочку и оттуда, от своего отражениЯ, взглЯдывала на него. ЋбходЯ вытЯнутые
из  кресла  глЯнцевые  черные  ноги в спортивных белых  туфлЯх,  ”едоровский
покосилсЯ, молчал, пока отошли достаточно.
     -- ‘реднЯЯ дочь у  менЯ в —аде.  ‡а дипломатом замужем. Ќе лучшее место
на земле.-- Ћн прихмурилсЯ официально.--  Њы себе лучших мест не выбираем. €
детей воспитал так.
     ‡а то времЯ, что Ќиколай €ванович лежал в палате после операции, сильно
сменилсЯ состав  больных в отделении, все больше попадались незнакомые лица.
Ќо так же, как  и тогда,  у  дверей  на площадку, у стеклЯнных  этих дверей,
сквозь  которые в  часы свиданий радостно устремлЯютсЯ  родственники, стоЯла
женщина  пожилаЯ  с  горестным лицом,  упрашивала  врача, наверное,  просила
разрешениЯ  остатьсЯ  на   ночь.  Ћн  непреклонно   качал   белой  шапочкой,
загораживал дверь собой, лицо женщины было за стеклом, а на  стекле, на лице
ее  --  отражение  голубого  экрана  телевизора,  быстро  сменЯющиесЯ  кадры
милицейской  погони.  ќто  больные  в холле  досматривали  детектив,  кто-то
глуховатый,  не   поспеваЯ  мыслью,  переспрашивал   громко,   и  врач  тоже
отвлекалсЯ, оборачивалсЯ на частые выстрелы.
     ’ем временем  ”едоровский, опустив отЯгченный очками худой  нос, бубнил
свое:
     --  ‘таршаЯ  дочь  тоже на  ответственной  работе.  ‚  министерстве. …й
доверЯют.  ‘амые положительные отзывы.  ЊладшаЯ  --  аспирантка.  Џрекрасные
отзывы. Њогу сказать, жизнь мы  прожили недаром. Ќе зрЯ. …сть что вспомнить.
Љ тебе на днЯх что, внучонка приводили?
     Ќиколаю €вановичу в виски ударило.
     --  ‘импатун! “ менЯ пЯтеро. „а вот все девчонки. †ена девок  рожала, и
зЯтьЯ попались бракоделы. Ќо ничего, есть и в этом своЯ приЯтность.
     ‚ холле народу было уже много, за спинками стульев  -- сплошь стриженые
затылки  призывников. Љогда  прошли мимо,  ”едоровский сказал,  презрительно
поджимаЯ дрЯблые губы:
     -- Њы в армию шли добровольно. ђодину защищать.  Ђ эти...  Ќет, уходить
из жизни -- Я всегда говорил и сейчас это скажу, -- уходить из жизни надо со
своим  поколением. „ожили  до  того,  что  здоровые  парни  на  обследование
ложатсЯ,  чтобы  не исполнить свой гражданский  долг.  Ќет, с такими бы Я  в
разведку не пошел.
     -- ’ы -- в разведку? --не сдержалсЯ Ќиколай €ванович.
     -- ”игурально выражаЯсь...
     -- ’ы  в кино видел,  как  люди в разведку ходЯт. € само прорвалось то,
что давно копилось:
     -- ‘кажи,  только  не ври, правду  скажи:  ты тогда  забыл предупредить
’аню? Ќичего уже не изменишь, но скажи: забыл? не мог?
     -- ЋпЯть ты за свое! ‚едь объЯснено  было внЯтно. “дивительный все-таки
у  нас  народ, когда  столкнешьсЯ вот так, всЯкий раз поражаюсь. ‚ойна была,
каждый  что-то терЯл.  Ќет такой семьи...  Ќе  понимаю,  как  можно  столько
времени копить зло? “же население планеты сменилось, люди мечтают забыть.
     Ќе хотел Ќиколай €ванович  этого разговора, но каждый день нос к носу в
коридоре, все  времЯ чувствовать -- этот  человек рЯдом.  € проговаривалось,
проговаривалось в себе самом.
     -- €з-за тебЯ они погибли, можешь ты это понЯть? €з-за тебЯ.
     -- Ќе вешай на менЯ, пожалуйста. џ не гвоздь, чтоб вешать что попало.
     -- ’анЯ чувствовала, ее страх гнал: детей спасти.  Ђ  Я еще уговаривал:
"’ы  видела беженцев? Људа  ты  пойдешь  с  детьми на руках?  Ћн  обещал..."
Џоверил, дурак, на  фронт  шел с  легкой  душой.  ’ебе  стоило всего  только
пальцем шевельнуть, слово сказать.
     ”едоровский взЯлсЯ руками за печень.
     --  Ќет,  это  становитсЯ  невозможно.  ’ут  боль  такаЯ,   хожу,  боль
выхаживаю, а тут еще приходитсЯ выслушивать.  Ќе имел Я права разглашать, не
имел!
     -- Ќо ты мне руку жал: "€ди спокойно, ни о чем не думай..."
     -- Љак вы все не хотите  понЯть: есть долг, который превыше нас. “ менЯ
сестра осталась в оккупации. „воюроднаЯ. “красило это мою автобиографию? Џри
тех  анкетах,  которые  Я заполнЯл...  „а,  приходилось  жертвовать,  каждый
жертвовал. ‘удьба страны решалась.
     -- Ќо тебЯ машина ждала внизу!  ‘лушай...-- Ќиколай €ванович смотрел на
него. --Ќет, это не старость сделала его ничтожным, ничтожным он всегда был.
Ќо властные манеры, магиЯ должности.-- Џосмотри на себЯ, у тебЯ вон уже губы
черные. ‘коро нам умирать...
     --  Џочему  это  мне скоро  умирать? џ еще пока ничего такого в себе не
чувствую. €ли ты что-то слышал от врачей? ’ебе известно стало?
     -- Ќеужели за всю жизнь совесть не сказала  тебе? €ли много таких было,
как ’анЯ? Ќочами не снЯтсЯ, через кого ты в жизни переступал?
     -- ќй,  старичье!  --  раздалось  от  телевизора, и несколько стриженых
голов обернулось.--ђазбухтелись  пенсионеры, как две бабки,  не слышно из-за
вас ни черта.
     -- „октор! -- простонал ”едоровский, увидев врача и устремлЯЯсь за ним.
--„октор, час назад мне должны  были сделать  укол.  —то ж это такое? Џочему
больной сам напоминает? “ менЯ боли. џ вновь чувствую боль.

        V I

     Ќочь была беспокойной. Ћн засыпал, просыпалсЯ, слышал беготню, голоса в
коридоре. € даже во сне продолжал бесконечный этот разговор. ѓосподи, с кем!
—то,  он  достучатьсЯ  хотел? Ќе во  что стучать там, отмерло  давно, если и
было. € не с кого спросить. Ќо зачем, кому нужны были еще и эти  жертвы? —то
они, приблизили конец войны? ‚ том-то и дело -- никому  и не за чем. €  ни в
какой счет это не заноситсЯ.
     …сли бы мог верить он,  что где-то в неведомом  мире встречаютсЯ вновь,
если бы в  это верилось, несколько легче с таким сознанием и жить и умирать.
Ќо он прошел фронт. Ќет, не встают из той крови, в которую втаптывала война.
Ќе встают и не возрождаютсЯ.
     -- ‘естра!  ‘естра-а! --  давно  уже  неслось  из-за дверей, и стонущий
голос этот был голосом ”едоровского.
     Ќиколай  €ванович лег  головой на  простыню,  плоскую  перовую  подушку
положил на ухо, чтобы не слышать. •отелось заснуть.
     ‚  последнее  времЯ он  стал забывать  имена,  фамилии  --  смотрит  на
человека,  знает, кто  он,  а как  зовут,  не может вспомнить,  выскочило из
памЯти. Ќо стихи,  давно забытые, сами возникали и говорили за него. "‹егкой
жизни Я  просил  у бога,  легкой смерти  надо бы  просить..."  ‡нать бы, что
смерть их была легкой.
     ‘тоны то стихали, то раздавались громче:
     -- ‘естра! ‘естра-а!
     •оть бы  в палате услышал кто-нибудь, пошел позвать. Ќо  все спали  или
притихли, будто спЯт.
     -- ‘естра-а-а!
     Ќиколай €ванович  спустил ноги  с кровати, долго сидел так. Џотом надел
халат, вышел  в  коридор. „ежурный  врач  спешил мимо  в шлепающих на  ногах
сандалиЯх.
     -- ‚алентин Ђлексеевич, из того бокса сестру зовут. „авно уже.
     ‚рач блеснул круглыми очками, в  них  --  увеличенные  стеклами,  будто
испуганные глаза. € побежал дальше, в восемьдесЯт третью.
     ‘ам  себе не мог бы  объЯснить Ќиколай €ванович, зачем стоит здесь.  Ћн
ненавидел этого человека, а знал, что такие люди никогда не менЯютсЯ, но вот
стоит ради него просителем в коридоре.
     --  ЌадЯ,-- виновато позвал он  медсестру.  Ћн всегда  любовалсЯ милым,
строгим  ее лицом.-- Ќадюша,  там этот... ”едоровский...  „авно  уж  кричит.
Ќаверное, боли сильные.
     ‘о шприцем в руке ЌадЯ глЯнула на него досадливо.
     -- Љому  плохо,  тот  не кричит на всю  больницу. ќто кто сильно жалеть
себЯ привык.
     €  пробежала  в восемьдесЯт третью палату, откуда уже выглЯдывал врач в
очках.
     “тром ѓлеб ‘ергеевич, раньше всех ходивший  умыватьсЯ, принес известие:
из восемьдесЯт третьей выставили кровать в коридор.
     -- Њожет,  новенького поместили? --  забеспокоилсЯ Љасвинов. ќтот сразу
впадал  в  панику, если  видел из окна, что  сестры --  одна спереди, другаЯ
сзади -- провозЯт  каталку через парк  всегда одной и той же  дорогой, а  на
каталке,  укрытое  простыней  или  серым  одеЯлом,   вытЯнутое  тело.--Ќочью
поступил кто-нибудь по "скорой", спит...
     ѓлеб  ‘ергеевич расправил полотенце на  спинке кровати,  взбил подушку,
лег.
     -- Љогда с головой накрывают, это уже не спит.
     € все больные в  это утро, проходЯ, опасливо  косились на  вынесенную в
коридор кровать, стихали разговоры вблизи нее.  ’ам плоско лежало  одеЯло до
середины подушки,  словно под  ним  ничего не было, и  только чуть провисала
сетка  внизу. €  из  двух  резиновых трубок,  с  ребра  кровати спущенных  в
целлофановый мешок с кровавой жидкостью, уже не капало.
     Њаленький и легкий, иссушенный болезнью, тихо умер этой ночью тот самый
молодой старичок, что ходил  здесь с палочкой,  засматривал больным в глаза,
однажды осмелилсЯ увЯзатьсЯ за ”едоровским, но был отогнан.
     Ќиколай  €ванович видел вернувшихсЯ со двора Ќадю и другую медсестру, с
челочкой,  они  быстро  прокатили  пустую каталку.  ЌадЯ,  словно став  выше
ростом, стЯгивала,  как кожу с рук, прозрачные щелкающие резиновые перчатки,
а на кровати в коридоре было уже откинуто одеЯло. Џочему-то так: за живым до
последней минуты ухаживала не брезгуЯ, мертвого касалась уже в перчатках.
     Џеред самым обедом -- это все сразу увидели -- пришла в отделение мать.
‚рач,  уже другой,  не тот,  кого она упрашивала  вечером  из-за  стеклЯнных
дверей, но  в  такой же белой  шапочке, что-то  говорил  ей, руки  опустив в
карманы  халата. ‘овершалсЯ горестный обрЯд. ‘естра подала справку, узелок с
вещами,  палку  с  резиновым  наконечником  и  стертой  его  рукою,  дочерна
отполированной рукоЯткой. †енщина  взЯла все это,  постоЯла в растерЯнности,
словно еще чего-то  ждала, но все было кончено. Ћна ушла, а сын ее оставалсЯ
еще здесь, в холоде, в морге.
     ‚ пЯтницу выписывали  ”едоровского. „лЯ выписки это самый  лучший день:
впереди два  выходных, семьЯ дома; а в больнице суббота и воскресенье пустые
дни.
     ‹ежа в палате, Ќиколай €ванович слышал громкие, четкие ответы врачу.
     -- Ќе жалуюсь... Ѓолей не ощущаю... ‘плю хорошо...
     ѓромко раздавалсЯ на  этаже голос ”едоровскего. Џотом,  одетый, зашел в
палату  проститьсЯ.  “слышав  за  дверью  его шаги,  Ќиколай €ванович закрыл
глаза.
     -- —то, спит?
     -- ‘пит,-- сказал ѓлеб ‘ергеевич.  …му ничего объЯснЯть не требовалось,
и сам он никогда не любопытствовал. Ќо это он сказал  про ”едоровского: "‚от
человек, у кого нет камнЯ на душе. Љамни у него из мочевого пузырЯ выходЯт".
     --  †аль,  что спит. †аль.  Ќу что ж, передайте --  заходил. Ќепременно
передайте: хотел  проститьсЯ. Ќу  что  же, товарищи,  желаю  выздоравливать.
Ќадеюсь,  так  и  будет. Њне восьмой десЯток, а ухожу, как видите, на  своих
ногах.

        VII

     ‘транный  сон  приснилсЯ  Ќиколаю €вановичу.  Ѓудто  они  поменЯли свою
квартирку  на  три огромные комнаты  в общей квартире. € какое-то  все здесь
нелепое,  лифт,  который медленно  тЯнул  вверх, разломан,  вместо  стен  --
фанерные листы до половины, они упирались краЯми в спину под лопатки, а  над
головой  -- открытаЯ тьма шахты, в  ней терЯютсЯ подрагивающие от напрЯжениЯ
маслЯные стальные тросы.
     ‚двоем  с  Џолиной  они  ходЯт  по  этим  комнатам  в  гулкой  пустоте.
‡акопченные потолки,  вздутые в углах,  отставшие  обои. Ђ Џолина счастлива.
"‡ачем ей? -- думает он.--  „лЯ чего одной эти  комнаты?" Ћн опЯть чувствует
боль, настойчивую, ту самую знакомую боль, котораЯ жила в нем до операции. €
с этой болью проснулсЯ. ‹ежал, прислушивалсЯ к себе. Ѓоли не было.  Ќо какой
странный сон.
     Ђ  среди днЯ, когда забылось,  вдруг снова в том  же месте почувствовал
боль, тревожную, тЯнущую. € день померк. ‚новь это стало  содержанием жизни:
что  бы ни  делал,  с  кем  бы  ни  разговаривал,  он прислушивалсЯ  к себе.
‚ременами боль  исчезала, и светлело, поЯвлЯлась надежда,  а потом -- вновь,
-- уже больней, резче. € он постоЯнно ощущал ее во сне.
     Џо войне еще, по госпиталЯм он знал: и болезнь, и близкаЯ смерть раньше
всего о себе во сне скажут, когда человек ничем не отвлечен.
     -- —то ты  опЯть такой  мрачный?  -- спрашивала Џолина и вглЯдывалась в
него тревожно.
     Ћн решил  поговорить с лечащим врачом.  ’огда, после операции, сказали,
что  втораЯ почка не затронута, многое  еще  говорилось, а главным было  то,
чего ему не сказали. Ћн  выбрал день,  когда тот  дежурил.  Џосле  вечернего
обхода  заглЯнул в  ординаторскую  (врач пил  чай с  домашним  бутербродом),
извинившись,  попросил  разрешениЯ позвонить  по телефону и, набираЯ  номер,
спросил как бы между прочим:
     -- Ќаверное, менЯ пора уже  выписывать? Ђ то лежу здесь, место занимаю.
‘ам помню, сколько этого места  ждал. Џо  правде сказать,  когда ложилсЯ, не
надеЯлсЯ,  а сейчас,--  он  вздернул  плечи,  худы  они были,  он  знал,  но
показывал, что сила прибыла, есть,-- вы мне жизнь вернули.
     ‚рач, приподнЯв стекло на столе, начал перекладывать бумажки, менЯть их
местами, нашел занЯтие рукам. € глазам дело нашлось, мог не смотреть.
     --  ‚ыписывать? „а, мы как  раз тоже говорили об этом  с вашей женой...
‚от сделаем еще несколько анализов...
     ЃреЯсь на другой день, Ќиколай €ванович внимательно вглЯдывалсЯ в себЯ.
Ћщупал пальцами худые  скулы. ‚первые увидел Ясно: серое, мертвое лицо. €  в
пальцах, которыми  он трогал скулы, не было жизни. ’олько глаза одни живы на
лице.
     Ћн  смотрел на себЯ без жалости. „олгаЯ втораЯ жизнь  была подарена ему
после войны, он это всегда сознавал. Ђ столько его сверстников этой жизни не
увидали!
     Ћни уходили просто. ‚ Ђвстрии вызвал комбат к себе в  землЯнку троих, а
потом они вышли оттуда и каждому, кто стоЯл в траншее, молча и строго пожали
руку.  “ самого младшего -- он  последним  шел --  застыла на губах  бледнаЯ
отрешеннаЯ  улыбка. Џриказано им было уничтожить  дот, подползти и забросать
гранатами, а  перед ним  --  выметенное пулеметным огнем  ровное поле,  и из
амбразуры, из тьмы глЯдит оттуда пулемет, и уже лежат на поле те, кто раньше
пыталсЯ подползти. € вот запомнились не лица даже, а эта отрешеннаЯ улыбка и
то, как, уходЯ,  они всем подрЯд пожали  руки, знакомым и незнакомым -- тем,
кто оставалсЯ жить. „олго еще его рука чувствовала это.
     Ћн и  себЯ вспоминал молодым, той поры. ‚друг возникало  Ясно: бетонный
взорванный мост над рекой, торчащие из бетона прутьЯ арматуры. € как по этим
мокрым  прутьЯм, повиснув на  руках  и  перехватываЯсь,  они с автоматами за
спинами перебрались на тот берег в сплошном  тумане,  бесшумно. € бой на том
берегу. Ѓыло  это  гордое чувство, не  мог, не должен был он перед ребЯтами,
перед  своим взводом  оплошать, быть хуже  других ни  в жизни  своей,  ни  в
смерти. €  как бы  ни складывалось дальше,  главное дело свое они сделали. €
оставили завет.
     Ѓыл  ранний вечер. Џо  телевизору  показывали давнишнюю комедию, но все
потЯнулись смотреть, и  в  палате один Љасвинов  ворочалсЯ  в  углу на своей
койке, сеткой скрипел. Џотом и он встал, надел халат, отворачиваЯсь, а когда
шел к  двери, сзади  отвисала седаЯ сальнаЯ косица.  ђедкие  свои  волосы он
зачесывал от уха  на лысину, и эта слипшаЯсЯ косица вечно болталась  на шее.
‚от и  дети у него есть и  внуки, а  что-то никто  его  не навещает, жалкаЯ,
одинокаЯ старость, если вот  так  посмотреть. €  в палате он  не прижилсЯ, и
жена от силы раз в  неделю принесет чего-нибудь магазинного -- баночку сока,
лимонов пару,-- не от души. Ќа нем единственном все больничное, даже тапочки
больничные,  растоптанные,  сплющенные многими ногами,  он их  вечно терЯет:
шагнул, а она летит с ноги вперед, и хромает за ней в одном носке.
     Љасвинов  вышел,  они остались  с  Џолиной вдвоем. ’ихо  разговаривали,
подолгу  молчали. Ћн лежал  поверх одеЯла,  она сидела на стуле рЯдом с  его
кроватью,  когда  задумывалась, грустные  тени ложились  на ее лицо.  ‚се ей
известно, все она знает, держит в себе, и ложь  ее  свЯтаЯ, и поцелуй в губы
("•отел оставить менЯ одну...") -- это чтобы он поверил, дарила ему надежду.
     -- Џрости,-- сказал он.
     -- ‡а что?
     Ћн не ответил. Ћн думал о том, что  предстоит ей  вытерпеть около него.
ќта беспомощность, котораЯ  наступит  неизбежно, унижениЯ, когда  перестаешь
быть самим  собой.  “нижений он  всю жизнь старалсЯ  избегнуть, --  от этого
берег себЯ. Ќаверное, потому и не достиг чего-то, чего  достигают люди, кому
стыд не дым, но душа не позволЯла себЯ променЯть. „а и стоит ли дело того?
     -- ’ы такой сердечный стал  последнее времЯ,--  Џолина смотрела на него
сквозь пелену слез,-- прЯмо пугаешь менЯ.
     Ќет, она не  была с ним счастлива. € главных радостей, которые даруютсЯ
человеку, он  ее  лишил.  Ѓыли бы дети, были  бы теперь  внуки,  новый смысл
обрела бы ее жизнь. Ќо ЊитЯ трехлетний все годы стоЯл перед глазами.
     Љто-то  рассказал,  как  совсем маленький мальчик с  божеской мудростью
пожалел мать, ночи просиживавшую около него: "Њам, ты поспи. џ умирать буду,
разбужу тебЯ..." € словно это  про  Њитю рассказали. ‚се боЯлсЯ, другие дети
заслонЯт его, заместЯт в сердце. Ќо Џолина за что несла этот вечный крест?
     -- Џрости менЯ, если можешь.
     -- ‡а что простить? €ли ты что-то почувствовал? ‘кажи мне.
     Ћн разглЯдел ее не сразу среди множества народу,  съехавшегосЯ тогда на
стройку Љаховской ѓќ‘. Џолина говорила ему после: "џ-то тебЯ давно  увидала,
ты менЯ  не  замечал". ‘ ее  тихой профессией могла бы она сидеть в  Њоскве,
держатьсЯ  за  родительскую квартиру. Ћна  поехала на  стройку  судьбу  свою
искать. †енихи  ее  поколениЯ  остались в  полЯх от  ЏодмосковьЯ до ‚ены, до
Ѓерлина.  Ђ ему на стройках сразу после войны то было нужно, что жизнь здесь
временнаЯ, вроде бы все еще не кончено.
     ‚ернутьсЯ в свой город,  где погибла у него семьЯ, и там начинать жизнь
заново он не мог, на огромной нашей земле не было такого места, куда бы душа
потЯнулась.  Ќа стройке  же,  как  на  фронте, -- все главное  впереди. Ћн и
шофером был, и бетонщиком,  и прорабом, и начальником  участка -- кем только
не был. Џоколесили  они с Џолиной по стране. Ќа такой вечно авральной работе
люди сгорают быстрей, но по нему была эта жизнь.
     Ђ заметил он Џолину, как ему казалось, случайно.  ‚ обеденный перерыв в
столовой  известный  на стройке экскаваторщик, красивый здоровый парень, шел
между столиками, победно обнЯв  за  плечи  какую-то новенькую девчушку,  она
послушнаЯ шла  под  его  рукой.  Ћт  выхода,  от дверей обернулсЯ, подмигнул
официантке, та с буфетчицей тут же  перемигнулась,  обе бывалые, лоснЯщиесЯ:
мол, повел дурочку.  Ќе первую он  уже  вот  так уводил. €  вот тут  Ќиколай
€ванович встретилсЯ глазами с Џолиной -- она сидела недалеко -- ив глазах ее
прочел то же, что сам в  этот момент думал. Ђ она в его глазах себЯ увидала.
Џотом еще  вслед ей посмотрел, когда  они с  подругой встали и пошли.  ’огда
женщины только  на  стройках носили брюки,  и было это непривычно, придавало
особую  мужскую вольность всему облику. Ћна  знала, что он смотрит ей вслед,
он почувствовал  это. Љакое чудное было лето,  какие  дни стоЯли, какис ночи
над „непром -- целую жизнь назад.
     -- Ћ чем ты думаешь? -- спросила Џолина.
     Ћн молча погладил ее руку  своей  исхудавшей  рукой. ‚ ней он и ребенка
держал  когда-то, и  людей убивал,  и  баранку крутил, много  за  жизнь  дел
переделал.
     ‹ицо Џолины было мокро от слез,  она не замечала, не вытирала их. Џусть
поплачет, облегчит сердце.  ’ихо было, хорошо вдвоем. Њного ли в своей жизни
они вот так сидели?
     Џредвечернее закатное  солнце Ярко светило в палату, и такой он щемЯщий
был, это свет, целой жизни не хватило на него наглЯдетьсЯ.
     <i>1985</i>

     ‚…™€… ‘Ќ›

     Ѓыл сон,  который часто снилсЯ в детстве; другие сны  Я забыл,  а  этот
помню. ЌачиналсЯ он так: вдруг возникала паника, все куда-то бежали, бросали
все,  и тут  поЯвлЯлись  о  н и.  ‚  глубоких касках  до  плеч,  без  лиц, с
маленькими пистолетами в руках, они тЯжко топали по коридорам, комнатам, шли
за мной, и  хлопали,  хлопали вслед мне тихие выстрелы. ‡адыхаЯсь, слабеЯ от
ужаса, Я просыпалсЯ и не верил еще, что это -- сон.
     Ќемецкую каску времен первой мировой войны мы нашли во дворе под крышей
сараЯ.  Љто-то  увидел,  как с дерева, из гнезда,  вывалилсЯ птенец. ’ут же,
разумеетсЯ, мы полезли смотреть. Ќа раскаленной солнцем железной крыше лежал
совершенно голый птенец, несоразмерно длинны были вытЯнутые его ноги, каждаЯ
толщиной в соломинку, но уже с  готовыми крохотными коготками, глаз задернут
пленкой, на  клюве вздулсЯ пузырек крови. ‚от в этот день на  чердаке сараЯ,
где столько раз мы  играли в  войну,  обнаружена была каска и нож,  длинный,
заржавленный  кухонный нож, мы очень жалели, что это не ножевой штык,  а так
бы -- немецкаЯ каска и штык... Ћна была лакированнаЯ, с острым шпилем, а те,
во сне --  серые, стальные, и крошечные дула пушек торчали из них вверх, как
рога.
     Џотом было времЯ, когда никакие сны мне вообще не снились, и не болел Я
в  окопах ни разу, но в  госпитале, когда все в тебе отпускалось, оттаивало,
снилсЯ дом, мирное довоенное времЯ. Ђ  теперь все вместе это далекий-далекий
сон. €ногда он  поразительно Ярок, и вновь светит  солнце  тех дней, как оно
тогда светило.
     ‚  конце августа сорок  четвертого года, спешно погрузившись в эшелоны,
мы ехали по ђумынии под стук  колес. Ѓлеснула морем и солнцем Љонстанца,  но
там --  другаЯ  армиЯ, а мы --  северней. Љогда на повороте дугой изгибались
рельсы,  бывал  виден  весь  состав, спешащие за паровозом пыльные,  красные
товарные  вагоны,  платформы  с  пушками, платформы  с  тракторами,  вагоны,
вагоны,  в  каждом, откатив  двери,  сидЯт,  стоЯт солдаты,  грудью, локтЯми
опершись  на  поперечный брус, как стоЯли в дверЯх мчащихсЯ товарных вагонов
солдаты прежних войн, когда нас еще  не было на свете, а войны прокатывались
по земле.
     Џозади џссо-ЉишиневскаЯ операциЯ, как будут ее называть отныне, долгое,
бесконечно  долгое  сидение  на  заднестровских  плацдармах,  где воронка  к
воронке,  где  днем все  живое скрывалось под  землю, и  столько  раз  немцы
пытались  сбросить нас  с  плацдармов  в  „нестр.  Ђ  после всего  этого  --
стремительный  прорыв  двух наших  фронтов,  двадцать  с  лишним  окруженных
немецких  дивизий,  вначале они еще пробивались к своим, а  потом была ночь,
малЯрийнаЯ  бредоваЯ ночь,  когда  среди трофеев, брошенных пушек, снарЯдов,
повозок, каких-то Ящиков (один Ящик оказалсЯ с изюмом, мы ели его  горстЯми)
бродили, как серые  тени, и мы,  и немцы, и никто ни  в кого не  стрелЯл,  а
утром, никем не охранЯемые, они  шли  в плен --  "Wo ist plen?",--  Я своими
глазами  видел эти  колонны,  им только  указывали направление, но их уже не
увидели те, кто осталсЯ  на  плацдарме, зарытый  в песок: победы  и  награды
достаютсЯ живым. € вот мы мчимсЯ в  эшелонах, что ждет впереди, знать никому
не  дано, война  учит солдата далеко вперед  не  загадывать, а пока -- жизни
миг.
     Њелькают  под  августовским солнцем белые, словно только что побеленные
стены хат,  свЯзки  красно-багрового  перца  сушатсЯ  на  них,  синие ставни
раскрыты, соломенные островерхие крыши подстрижены в кружок; на огородах, на
рыхлой  земле -- огромные желтые тыквы; медлительные волы в Ярмах на пыльных
дорогах, крестьЯне в высоких бараньих шапках, в соломенных шлЯпах -- странно
все это,  отвыкли  мы от мирного вида людей. ’ам, в  Њолдавии, пока шли бои,
жители были отселены на двадцать пЯть километров от „нестра: брошенные дома,
виноград  поспевал  на  виноградниках, полЯ кукурузы, шелковица отрЯсалась с
деревьев   при  каждом  взрыве  снарЯда.  ‘лучалось,  старик  или  подросток
проберутсЯ наломать кукурузных початков со своего полЯ и то ночью, тайком, с
великой опаской. Ќесколько раз во двор, где стоЯли  мои разведчики,  вот так
пробиралась хозЯйка проведать хозЯйство и прижилась в своем доме из милости,
варила  на  всех  мамалыгу,  чудные  борщи. ‡абеременела  она  от  командира
отделениЯ разведки,  он в том же году был убит в ‚енгрии, но живет  на свете
то ли сын его, то ли дочь, возможно, уже их дети живут...
     Ђ здесь, в ђумынии, война закончилась. Њелькнула у  закрытого шлагбаума
повозка  странного вида, каруца,  так, кажетсЯ, их здесь  называют, старик в
белой  рубашке, в меховой жилетке  держал вола за длинный  рог;  вдруг  снЯл
шапку,   поклонилсЯ  лысой  головой  вслед  проносЯщимсЯ  вагонам.  ‡а  себЯ
поклонилсЯ или  судьбе нашей? Њожет, сам -- бывший солдат.  Џаровозный гудок
режет синий  простор  впереди эшелона, стучат, спешат  колеса, плотный сухой
ветер в лицо; бесконечно можно смотреть вот так из мчащегосЯ поезда вдаль.
     ‚  ’емишоарах, когда наш эшелон стоЯл, вдруг вижу: бежит вдоль  вагонов
командир взвода шестой батареи ‹еша Љраснов, машет мне издали: "’ебЯ зовут!"
‚от  так бегут и машут, когда случилось  что-то  или начальство требует, а к
начальству  идти,  сразу  все  грехи   припоминаешь.  Ћни  есть,  за  каждым
что-нибудь числитсЯ,  безгрешны только  мертвые.  Џри  погрузке  пушек  наша
батареЯ  замешкалась, трактор никак не разворачивалсЯ на платформе, и тут --
командир  полка, красное от Ярости лицо,  будто улыбающеесЯ во  весь широкий
рот. ’акаЯ была  у него особенность:  чем  Яростней накалЯлсЯ, тем ощеренней
улыбка. Ќаш  капитан  от  одного  вида  этой  его  улыбки  сразу  становилсЯ
маленьким,  терЯл  себЯ целиком:  "‘лушаюсь!  ‘лушаюсь!.."  Ѓледный  кинулсЯ
помогать. Љак раз накатывали бегом повозку, налетел с  криком,  схватилсЯ за
ребро  подпихнуть и ожегсЯ:  из-под брезента торчала свинаЯ нога, за нее, за
холодное ее копыто и ухватилсЯ в спешке, не увидев. "ќто что? ќто откуда?" €
на менЯ: "ѓлЯди-и!.." Љто же  на войне спрашивает "откуда"? Ќе ради порЯдка,
а чтоб ему не досталось, кричит он и назад оглЯдываетсЯ, а менЯ смех шатает,
как он за копыто  схватилсЯ, еле сдерживаюсь, чтобы стоЯть навытЯжку. ‚ обед
ему первому,  капитану  нашему, командиру  дивизиона, принесли котелок супа,
сверху снЯв  пожирней и снизу  зачерпнув погуще, и  свинины  там  кусок, той
самой, он ел и не интересовалсЯ, откуда что, но грозное "ѓлЯди-и!" осталось,
как заведенное на тебЯ дело, в любой момент ему может быть дан ход.
     -- Љто зовет, кому потребовалсЯ?
     -- „евчонки!
     -- Љакие девчонки?
     ‹еша подбежал, не отдышитсЯ:
     -- ‘анитарный поезд стоит...
     ‚месте нырнули под  вагоны,  ‹еша не отстает,  сопровождает  менЯ.  …ще
эшелон. Џронырнули между  колес. Ђ  уже тронулсЯ санитарный  поезд,  зеленые
пассажирские вагоны, что-то  белое на  окнах, красные нарисованные кресты на
крышах, покров и защита  раненых,  беспомощных  людей. ‘только  раз  на  эти
кресты, видные издалека, безнаказанно пикировали "мессершмитты". Ђ в дверЯх,
на подножках  --  медсестры. € наши  палатные тоже  -- ‹юсЯ, ѓалЯ, Њашенька,
тихо  постукивают  под  ними  колеса,  подрагивают  ступеньки, и  проезжают,
проезжают они мимо. ќто эвакогоспиталь  1688 передислоцируетсЯ за фронтом, Я
в нем лежал в  „непропетровке. Њилые вы наши девочки,  как  же вы догадались
спросить  про   менЯ?  ЋказываетсЯ,   пушки  увидали   на  платформах.   ‚от
действительно чудо  на войне: пушки! €  мало  ли артиллеристов  перележало у
них?  Ќо спросили же, спросили! ‚ сапожках по ноге, в юбках, в гимнастерках,
затЯнутые  в  талии  ремнЯми,  стоЯт  на подножках  вагонов, на  нижней,  на
средней,  в  тамбуре, как на фотографии,  и  проезжают  мимо.  Љакие  же  вы
хорошие, какие  все --  красавицы на  наши, стосковавшиесЯ по  вас глаза. €з
всех товарных  вагонов, с путей,  со  щебенки смотрит  повысыпавший  военный
народ,  от одного присутствиЯ вашего  все --  бравые, машут,  кричат, улыбки
шире лиц. € Я кричу вослед, из всего, что надо спросить, кричу вдруг это:
     --  ‘тарший лейтенант  в  палате  лежал  третий  от  двери...  —ерепное
ранение... †ив?
     -- †ив! -- донеслось.-- „омой уехал!
     -- Ђ капитан...
     Ћни уже перевешиваютсЯ, держась за поручни, уже и другой  вагон обогнал
менЯ, и еще, и еще --  пустые на просвет в окнах вагоны, пустые заправленные
полки,  быть может, длЯ кого-то из  нас.  €  вот последний вагон отстукивает
прощально. ќто  же надо, чтобы  так совпало,  так  встретитьсЯ.  €  ни о чем
расспросить не успел, три месЯца лежал у них, целаЯ жизнь.  ’олько про этого
старшего лейтенанта...
     џ возвращалсЯ вдоль состава, как знаменитость: целый полк,  два эшелона
стоЯт,  Я  один  отмечен  вниманием.  „а  еще  чьим вниманием!  ‘амо  собой,
подразумевались тут и  некие подвиги, которых не было. € ‹еша в отсвете моей
негаданной  славы сопровождал  менЯ, вновь  рассказывал,  как  он идет,  как
окликают  его: лейтенанта такого-то  нет  тут  у  вас  случайно?  ‚месте  мы
впрыгнули  в наш товарный  вагон: ‹еша  тоже полежал  в госпиталЯх, есть что
вспомнить, не  хочет и  расставатьсЯ.  ‚ мирное времЯ в  таких вагонах возЯт
преимущественно неодушевленные грузы, на войне -- лошадей и солдат.
     ЋпЯть мелькали  кукурузные полЯ, сады, деревеньки,  а  мы --мимо, мимо,
только опрокинутые косо тени вагонов, вытЯнутый состав из теней скользит под
насыпью,  не отставаЯ. Ќа  станциЯх  уже прогуливались  румынские офицеры  в
высоких начищенных сапогах, голенища -- бутылками, нарЯдные  офицеры мирного
времени. „лЯ них война кончилась, нас она ждала впереди.
     €  вот когда  мы стоЯли с  ‹ешей  локоть к локтю, опершись о поперечный
брус, жмурЯсь от встречного ветра, он рассказал, что получил письмо из дома,
первое  за  всю войну письмо, рассказывал и словно бы сам смущалсЯ выпавшего
ему  счастьЯ. Ќа такой войне счастьем не бахвалЯтсЯ, как не станут хвалитьсЯ
хлебом при  голодном  человеке. Ќо хлебом можно поделитьсЯ, а как поделишьсЯ
счастьем, если оно выпало на одного? ‘ тех самых  пор, как отступили  мы  от
границы и все его родные остались под немцем, ничего не знал он ни о  ком из
них. € вот разыскали его через дальних родственников, живы.  € он  послал им
письмо: жив.
     Ѓыла примета на фронте: если перед боем человек начинает рассказывать о
себе сокровенное,  значит, почувствовал что-то, бой этот длЯ него последний.
„ело, конечно, не в приметах. Џеред боем о многом думаетсЯ, человек не волен
в жизни своей и смерти, и никому не хочетсЯ исчезнуть бесследно, не  оставив
о себе никакой памЯти. ‚от и рассказывают.
     џ  еще  посмотрел  на  ‹ешу.  Љрасивый  парень. Ќе  какой-то  особенной
красотой,  а тем,  что  отличало  и  выделЯло  человека в  ту  пору:  ранним
мужеством.  Ћн  и воевал хорошо, за  чужую  жизнь не прЯталсЯ. ‹еша как  раз
высунулсЯ из вагона, что-то разглЯдывал впереди, рукой придерживаЯ на сердце
медали и орден. Ђ две желтые полоски над карманом -- обе за тЯжелые ранениЯ.
‘  середины войны,  с тех  пор,  как  мы наступали, поЯвились и  кубанки  на
головах, и  сапоги у нас в артиллерии начали перешивать на манер хромовых --
все  это  обрело  значение  и  смысл. ‚от и у  ‹еши на голове чернаЯ кубанка
придавила светлый чуб  над бровью, он  ее поглубже  надел, чтобы  ветром  не
сорвало.
     ќшелон наш то мчалсЯ, то  полз  по взорванным и наспех  восстановленным
путЯм. ЏоравнЯлсЯ  с нами  очередной столб, ‹еша спрыгнул, дождалсЯ теплушки
своего взвода, его за руки втЯнули  в вагон. Ђ Я  взобралсЯ на верхние нары,
лег. ’оже думалось о своих: как они там? —ужое счастье заразительно.
     ‚ госпитале у нас, в „непропетровске, в том самом госпитале, который мы
только что повстречали  на колесах, был  солдат из оккупированной местности,
его  мобилизовали, когда мы пришли. Џовоевал он  недолго, тут же и ранило, и
был он, в  общем, доволен. ќтот солдат умел гадать по руке,  не раз  Я видел
издали: стоЯт  в уголке двое  в  халатах,  один  слушает с доверием,  другой
говорит ему,  говорит. ‚ гаданиЯ Я не верил,  но все  же решилсЯ испытать. €
вот  странно: совершенно точно он сказал, куда Я ранен. ђука на  перевЯзи --
это видно, но он перечислил и те  раны, которые зажили, про которые знать он
не мог. ‚от тут Я и спросил его о моих  братьЯх. Џо моей ладони, читаЯ линии
судьбы, он предсказал,  что  каждого  из  них  ждет впереди.  Ђ  они уже оба
погибли:  один -- под  Њосквой в сорок первом, другой -- под  •арьковом в то
наше майское наступление сорок  второго года.  € солдат  призналсЯ,  что всю
оккупацию он кормилсЯ  этим: гадал бабам на базаре, они верили  и надеЯлись.
‘о школы мы  усвоили твердо:  утешители вредны. Ќо  кто  знает,  может быть,
лучше не ведать иной раз, какое-то еще времЯ жить надеждой.
     џ  задремал под стук  колес  на  верхних  нарах,  а проснулсЯ на  полу.
‚скочил,  как после  разрыва:  над  нарами,  в проломленной стене -- дульный
тормоз  пушки. €  медленно он  выдвигаетсЯ  оттуда, из пролома. Ђ  уже бежит
народ  внизу  вдоль  путей,  кричат  что-то.  Њы  тоже спрыгнули на  насыпь,
побежали, куда бегут все, на ходу ощупываЯ ушибы. ‚переди, в голове состава,
столкнулись  паровозы  двух  наших  эшелонов:  кто-то  перевел  стрелку или,
наоборот, забыл  перевести нужным  образом,  и с  двух разных  путей эшелоны
устремились на один путь.
     Љогда  мы  подбежали,  паровозы,  врезавшиесЯ  друг  в  друга,