повторил:
   - Љто это? Љто это?
   - ‡дравствуй, ќлЯ,  -  проговорил  Ќикита  и  нахмурилсЯ,  заторопилсЯ,
уловив упавшую тишину на том далеком  конце  провода.  -  ќто  Я.  Ќикита.
‡дравствуй. Ќе думал застать тебЯ дома. •орошо, что  Я  тебЯ  застал.  Њне
повезло.
   - Љто это?  Ќикита?  -  обрадованно  и  близко  вскрикнул  ее  голос  и
заговорил изумленно: - Ќичего  не  понимаю,  куда  ты  исчез?  ’ебЯ  плохо
слышно! Ћткуда ты звонишь? Њосква, при чем здесь Њосква?
   - џ звоню из Њосквы.
   Ћна испуганно спросила:
   - ’ы не в ‹енинграде? џ так и подумала, что  ты  уехал.  Ќо  ведь  тебЯ
освободили от практики. ’ы давно уехал?
   - Ќет.
   - Ќу зачем же ты в Њоскве?
   - Њне нужно, ќлЯ.
   - •орошо, Я не буду спрашивать.  -  Ќикита  ощутил  ее  дыхание  сквозь
посторонний шелест. - —то ты делаешь сейчас?
   -  ‘тою  в  кабине  на  –ентральном  телеграфе  на  улице  ѓорького.  €
разговариваю с тобой. Ђ что ты делаешь?
   - џ ужасно обалдела после экзаменов,  лежу  на  диване  и  читаю  "’рех
мушкетеров". € слушаю ќдит Џиаф. Џо радио...
   - ‡начит, у тебЯ все хорошо?
   Ќикита не услышал ответа, лишь невнЯтный шорох тек по  разделЯющему  их
пространству, которое он мгновенно почувствовал  по  ее  молчанию.  ‘жимаЯ
трубку, он ждал, когда прерветсЯ это долгое молчание.
   - ќлЯ, ты менЯ слышишь?
   - „а, Ќикита, Я в августе уезжаю  в  колхоз.  ‚есь  наш  курс  посылают
куда-то в €вановскую область. Љогда ты приедешь?
   - ‘коро, ќлЯ. џ тебЯ еще застану в ‹енинграде.
   - Љогда?
   - Ќе знаю. Ќо Я скоро приеду. ‚идимо, через несколько дней. - €  Ќикита
незанЯтой рукой почесал нос. - ‡наешь, это все-таки неплохо  -  лежать  на
диване и читать "’рех мушкетеров". ‚ этом есть смысл. €,  знаешь,  Я  рад,
ќлЯ, что в нашем двадцатом веке существует все-таки телефон.
   - ‚ы говорите три минуты, - сквозь щелчок в трубке вмешалсЯ в разговор,
прервал их чужой голос. - ‡аканчивайте.
   - „о свиданиЯ, ќлЯ, - быстро сказал Ќикита. - “же три минуты...
   - „о свиданиЯ, Ќикита! „о свиданиЯ, Ќикита.
   - „о свиданиЯ,  ќлЯ.  џ  рад,  что  застал  тебЯ  дома.  ‘пасибо  "’рем
мушкетерам". „о свиданиЯ. џ скоро приеду. ‘коро.
   Ћн повесил трубку, вытер пот со лба.
   Џосле этого короткого разговора с ќлей, выйдЯ из темноватого и  гулкого
телеграфа на улицу ѓорького, горЯчо овеЯнный парным воздухом  раскаленного
асфальта,  зажмурЯсь  от  острого,  высокого  солнца,  Ќикита  вздохнул  с
чувством внезапного освобождениЯ от чего-то.
   Ќа улице, широкой и людной, все в этот час было оживленно,  шумно,  все
было по-июльски жарко и пестро: добела выцветшие над витринами  полотнЯные
тенты; сверкающие стеклами газетные киоски, заваленные журналами;  настежь
открытые двери в глубине прохладных кафе, где  перед  зеркальными  стенами
люди пили соки  и  ложечками  ели  мороженое;  металлические  автоматы  на
тротуарах, бьющие в граненые стаканы струЯми  газированной  воды;  повсюду
короткие платьЯ, обнажающие загорелые  ноги  женщин,  белый  цвет  одежды,
потные лица, и везде духота и та  особаЯ,  кажущаЯсЯ  праздной  московскаЯ
толчеЯ, котораЯ говорила о городе большом, шумном, перенаселенном.
   Ќикита шел в этой толпе мимо переполненных кафе, мимо нависших тентов и
подстриженных  лип,  мимо  железных  автоматов,  возле   которых   четверо
спортивных молодых людей, весело толкаЯсь, передавали друг другу стаканы с
газированной водой; рыжеволосаЯ девушка  в  узких  брючках  взЯла  стакан,
кипЯщий пузырьками, и стеснительно  отпила  глоток,  встретЯсь  с  Ќикитой
суженными от прЯмого солнца глазами. € он с какой-то нежностью видел,  как
она, не допив,  захлебнулась  и  водой  и  смехом,  скосив  чуть  раскосые
монгольские  брови  на  загорелого,  как  будто  только  с  юга,  молодого
человека, передразнивающего ее; сделав томный вид, он показывал,  как  она
пьет, держа стакан двумЯ пальцами, оттопырив мизинец.
   -  Ћставь,  ‚олодька!  -  притворно  сердЯсь,  крикнула  девушка.  -  џ
захлебнусь. ’ы будешь отвечать...
   - Њечтаю о медали "‡а спасение утопающих", - ответил парень, улыбаЯсь.
   Ѓыли ему приЯтны эти летние голоса и летние лица, встречный  скользЯщий
мимо витрин водоворот людей,  смешанные  запахи  открытых  парикмахерских,
разогретого бензина, веселаЯ, солнечнаЯ испещренность тротуара, одежды;  и
весь этот разнообразный шум улицы властно вбирал в себЯ Ќикиту,  растворЯЯ
его в своем ритме; и поЯвилось ощущение, что это давно знакомо ему, что он
давно живет здесь, но одновременно было приЯтно думать, что все-таки скоро
он уедет отсюда...
   Ќикита подошел к уютно блещущему  пластиком  табачному  киоску,  достал
деньги, бросил их на резиновый кружочек в затененный полукруг окошечка.  ‚
эту секунду что-то толкнуло его, - и точно в пустоту  упало,  остановилось
сердце...  Ћн,  задохнувшись,  не  понЯв,  что  произошло,  с   мгновенной
испариной быстро повернул голову, как будто рЯдом  случилось  несчастье  и
его звали на помощь.
   "Њама!.." - с ужасом мелькнуло у Ќикиты.
   ‘боку скользЯщей по тротуару толпы маленькаЯ женщина  шла  в  тени  лип
несколько расслабленной, утомленной походкой, как ходЯт пожилые, не совсем
здоровые люди. € бросились в глаза: сахарно-седые волосы, с  аккуратностью
сколотые в пучок на затылке, наивный,  кружевной,  как  у  девочки,  белый
воротничок на темном платье и в худенькой опущенной  руке  кожанаЯ  сумка,
тЯжесть которой ощущалась...
   Ќо, сопротивлЯЯсь самому себе, говорЯ самому себе, что все  это  похоже
на наваждение, он чувствовал, что не хочет, не может этому сопротивлЯтьсЯ,
и в тот момент, еще не увидев лица женщины, как подталкиваемый,  в  слепом
порыве, вдруг пошел за ней с желанием зайти вперед, посмотреть ей в  лицо,
но в то же времЯ боЯсь увидеть его.
   "ќто же не она, нет... - говорил он сам себе. - ќтого не может быть!"
   Ћн то отставал, то  шел  в  трех  шагах  от  женщины,  теперь  особенно
отчетливо различаЯ заколки в чисто-седой белизне волос,  тонкие  синеватые
жилки, проступавшие на руке, и угадывал необъЯснимо родное,  слабое  в  ее
худенькой спине, в шее, в плечах, в ее маленьких ушах, видимых из-за  этих
собранных на затылке волос. €  казалось,  даже  вдыхал  запах  ее  платьЯ,
теплый, мЯгкий запах одежды.
   ’огда, в мартовский вечер, мать вошла к  нему  в  комнату,  накуренную,
холодноватую.  Ћн  сидел  за  столом,  свет  настольной  лампы  падал   на
развернутые конспекты, на пепельницу, полную окурков, но ничего не сказала
и мЯгко, неслышно опустилась на стул возле окна, застыла там в тени, долго
смотрела на него, руки на коленЯх, голова  чуть  наклонена,  а  ему  стало
неспокойно и как-то стесненно от ее взглЯда.
   Ћкна были не занавешены, чернели огромно, высоко,  как  провалы,  среди
сплошной черноты слабо белел неподвижный силуэт ее головы, и  потому,  что
она молчала, ему вдруг представилось, что мать бестелесно  растворЯетсЯ  в
этой тьме, невозвратимо уходит куда-то за черные стекла.
   - Њама! - позвал он и вскочил, зажег свет, шагнул к  ней  с  охватившим
его чувством опасности, оттого, что мать так  долго  молчала,  так  долго,
незащищенно глЯдела на него, и тут увидел: в  глазах  ее,  не  проливаЯсь,
блестели слезы. - Њама, ты что? - повторЯл он. - Ќу не надо.
   - ’ебе никогда, сын, не бывает страшно... одному в комнате? -  спросила
она, по-прежнему не вставаЯ,  и  ему  стало  жутковато  оттого,  что  мать
спросила это.
   - Ќе понимаю, о чем ты?
   - ‘трашно ведь быть совсем одному, правда?
   - џ не хочу об этом думать.
   - „а, конечно, конечно.
   € мать встала и исступленно, сильно прижала его  голову  к  груди,  так
внезапно сильно, что пуговица на ее кофточке больно врезалась ему в  щеку.
Ђ он, обнЯв ее, боЯсь пошевелитьсЯ, снова  увидел  черный  провал  окна  и
почему-то редкие капли вечернего тумана, косо ползущие по стеклу, и слышал
ее вздрагивающий голос, как будто она подавлЯла рыданиЯ:
   - ’ы у менЯ один... совсем...
   - Ќас сейчас двое, мама... - прошептал он с грубоватой мужественностью.
- џ уверен, все будет хорошо.
   - ’ы мЯгок, сын... ’ы не можешь ничего скрыть в себе.
   Ћна отпустила его голову и  испытующе,  точно  хотела  разгадать  нечто
неЯсное, незнакомое ей, вглЯдывалась  в  его  лицо,  ладонЯми  сжимаЯ  его
виски. € ему почудилось - от нее запахло  вином.  Ќо  в  эту  минуту  мать
пыталась  улыбатьсЯ  ему  сквозь  слезы,  а  они   все   блестели   в   ее
неправдоподобно напрЯженных и синих сейчас, как васильки,  глазах,  и  она
договорила странно:
   - ‘кажи, ты снисходителен к людЯм? ’ы им прощаешь?
   - Њама, зачем ты говоришь это? - сказал он, понимаЯ, что не имеет права
раздражатьсЯ на нее,  и  пошел  к  столу,  с  минуту  постоЯл  там,  потом
сдержанно сказал: - џ не люблю давать себЯ в обиду...  “  менЯ  достаточно
крепкие кулаки. Ќе божий одуванчик, мама.
   - Љулаки? - слабым криком  отозвалась  мать.  -  Ќикита...  Њальчик  ты
мой!..
   € она опустилась на стул, качаЯ из стороны в сторону головой,  прижимаЯ
пальцы к глазам; затем выпрЯмилась.
   - Џрости, пожалуйста, - чужим голосом сказала мать.
   Ђ он с тревожной Ясностью вспомнил о периодических приступах ее болезни
в последнее времЯ и о том, что она уже  неделю  проходила  обследованиЯ  у
врачей, и его испугал этот ставший фальшивым ее голос.
   - Њама, что они сказали?
   - Џрости менЯ, пожалуйста, - повторила мать тем же  измененным  голосом
и, непонЯтно зачем торопЯсь,  пошла  к  двери  в  свою  комнату,  а  когда
закрывала дверь и оглЯнулась  в  сторону  Ќикиты,  на  лице  ее  мелькнуло
выражение обнаженного страха.
   - Џрости менЯ, - разбитым  голосом  повторила  она  в  третий  раз,  за
прикрытой дверью, и скрипнули пружины дивана:  она,  видимо,  легла.  -  џ
отдохну немного. џ как-то устала. Ќе входи, пожалуйста, Я разденусь.
   Ќикита стоЯл перед дверью, прислушиваЯсь к скрипу пружин, к ее дыханию,
и в бессилии ожидал возможного приступа болей, с которыми теперь  боролась
мать, и представлЯл, как она лежит там, в  своей  комнате,  на  диване,  в
окружении книжных стеллажей, возвышающихсЯ над широким письменным  столом,
на уголке которого белели мелко исписанные листки, -  здесь  вечерами  она
всегда писала конспекты к своим лекциЯм.
   - Њама, - твердо сказал Ќикита,  -  почему  ты  все  времЯ  уходишь  от
разговора? ’ы ни в чем не виновата ни передо мной, ни перед кем! —то  тебе
сказали?
   - ђади бога... - отозвалсЯ из-за  стены  высокий  захлебнувшийсЯ  голос
матери. - ђади бога, Ќикита!..
   ќто "ради бога" словно умолЯло не продолжать разговора, не напоминать о
том мучительном и противоестественном физическом ее состоЯнии, которое она
всеми силами скрывала в  течение  последнего  года,  а  он  уже  обо  всем
догадывалсЯ.
   €ногда  ночью  его  будили  заглушаемые  подушкой  стоны  из-за  стены,
внЯтный,  но  осторожный  скрип  пружин,  шаги,  еле  уловимое  в   тишине
позвЯкивание ложечки о пузырек, полоска света желтела под дверью. €  тогда
он тихо, настороженно окликал ее: "Њама,  ты  что?"  ‚се  смолкало  в  той
комнате, гасла полоска света под дверью, и потом чрезмерно спокойный голос
матери отвечал: "‘овершенно замучила бессонница, извини, если  разбудила".
Ќо после повторЯвшихсЯ  пробуждений  Ќикита  подолгу  не  мог  заснуть,  в
беспокойстве ждал, что  мать  все-таки  позовет,  попросит  лекарства  или
грелку, попросит, наконец, открыть форточку в ее комнате. Ќикита знал, что
у нее не бессонница, а что-то другое, серьезное,  потому  что  мучениЯ  ее
стали повторЯтьсЯ все чаще, были все длительнее, однако  мать,  перетерпев
приступ,  говорила  со  слабой   улыбкой,   что   хроническую   бессонницу
современнаЯ медицина не научилась лечить. Ћна обманывала  и  себЯ  и  его,
оттЯгивала времЯ, не хотела показатьсЯ врачам, боЯлась вернутьсЯ от них  с
приговором.
   ђаз ночью, разбуженный стонами за дверью, каким-то  мычанием,  как  под
пыткой, он вскочил с постели и, не зажигаЯ у себЯ свет, вошел к ней. Њать,
прозрачно-бледнаЯ, в ночной пижаме, сидела, отклонЯсь к стене, на  диване,
белой дрожащей рукой наливала в большую рюмку водку, дверца тумбочки  была
открыта,  горела  настольнаЯ  лампа  на  краю  стола,  под  светом  белела
развернутаЯ книга, исписанные листки бумаги; стеллажи в полутьме уходили к
потолку. “видев Ќикиту, его непонимающие глаза, мать вздрогнула, отставила
рюмку и каким-то  обнаженным,  пронзительно-синим,  полным  боли  взглЯдом
посмотрела на него снизу вверх. Ѓудто умолЯла его ничего не говорить, ни о
чем не спрашивать. € он, впервые до спазмы в горле  захлестнутый  страхом,
осознанно, молча смотрел на ее по-девичьи тонкую руку, на рюмку,  на  этот
болезненно исходивший от  ее  взглЯда  синий  свет,  лучащийсЯ  молчаливей
мукой. €, готовый не поверить, что именно так каждый  раз  мать  чудовищно
обманывала  свою  боль,  так  ложно  успокаивала  ее,  Ќикита  лишь  сумел
выговорить:
   - Њама... ничего... выпей, если это помогает тебе... выпей.
   Ћпустив веки, мать отвернулась, чтобы он не видел ее  лица,  не  видел,
как она пьет, поднесла рюмку к губам и сквозь сжатые зубы,  с  отвращением
выцедила водку. Џотом, откинув голову, попросила слабым движением губ:
   - ‚ыйди, Ќикита... Ќе хочу, чтобы ты подумал не так...  “  менЯ  всегда
хватало сил. Ќо сейчас - нет...
   € он, впервые оголенно  прикоснувшись  к  непоправимому,  к  тому,  что
происходило с матерью, прошептал:
   - Њама... Ќу чем помочь? —ем? ‘кажи... ‚ызвать "неотложку"?
   - Ќе надо; ‚ыйди, Ќикита, - опЯть попросила она.
   Ћн с усилием над собой вышел и всю ночь просидел  в  кресле,  придвинув
его к  двери  матери,  и  опЯть  слышал  ее  придушенные  стоны,  дрожащее
позвЯкивание горлышка бутылки о рюмку, жадные,  как  ожидание  облегчениЯ,
глотки. Џод утро там затихло, успокоилось. Ћн  заглЯнул  в  комнату.  Њать
спала,  не  погасив   настольной   лампы,   и   бледное   лицо   ее   было
страдальчески-детским, брови поднЯты, сдвинуты, губы искусаны,  но  дышала
она ровно.
   ђанним утром, чуть забрезжило за окном, он вышел из дома  на  сырые  от
осевшего тумана улицы. €, весь продрогнув от мартовского холода, два  часа
ждал открытиЯ районной поликлиники, потом сбивчиво и возбужденно говорил с
главным  врачом,  заспанным,  с  погасшей  папиросой  в  зубах,   некстати
механически мывшим руки  под  краном,  точно  готовилсЯ  осмотреть  самого
Ќикиту, и, наконец, равнодушно понЯвшим, в чем дело.
   - Ћна не жаловалась на боли, - сказал он  после  мытьЯ  рук,  садЯсь  к
столу и небрежно рассыпаЯ пепел на историю болезни и сдуваЯ  его.  -  Ќет,
она не жаловалась на боли. Ћна говорила о  прекрасном  самочувствии,  хотЯ
анализы не совсем хороши. Ќо мы не можем сразу...
   - Џочему вы не можете? - крикнул Ќикита. - Ђ  что  вы  можете?  —то  вы
ждете? џ знаю ее лучше, чем вы!
   —ерез два днЯ ее положили в больницу. ‘транно было;  она  будто  знала,
что уже не вернетсЯ, хотЯ в тот день не было болей, с утра принЯла  ванну,
была аккуратно причесана, хорошо выглЯдела,  сама  позвонила  в  институт,
спокойно и ласково объЯснила кому-то, что ее  кладут  в  клинику,  с  этим
ничего не поделаешь, поэтому лекции ее следует передать  Њарии  ‘еменовне,
закончила разговор так: "Џрощайте, милаЯ, не знаю, когда  мы  еще  с  вами
увидимсЯ!" ‡атем, когда сели к завтраку, мать выпила стакан  чаю;  на  миг
поймав невыпускающий беспокойный взглЯд Ќикиты, тихонько  и  нежно,  точно
запоминаЯ, погладила ладонью, потеребила его  руку,  сказала,  что  пришло
времЯ собиратьсЯ, и ушла к себе.
   Љогда же через полтора часа Ќикита на такси привез  ее  в  больницу  и,
придерживаЯ дверцу, держа узелок с взЯтыми матерью из дому книгами,  помог
ей вылезти из машины, когда от подъезда нетерпеливо подошла в белом халате
встречающаЯ их  сестра  из  приемного  покоЯ,  торопЯ  мрачновато-строгими
глазами, он понЯл, что в  эту  минуту  они  расстаютсЯ  надолго,  если  не
навсегда.
   ‡ажмурЯсь, он обнЯл мать, окорЯбав щеку о ее жесткую нелепо-старомодную
шлЯпку, которую она зачем-то надела, и мать так  страстно,  так  судорожно
заплакала, так  прижалась  к  нему,  впилась  в  него,  что  он  с  ужасом
почувствовал ее слабые  позвонки  на  детски-худенькой  спине  под  старым
осенним пальтецом.
   - ’ы только ничего не жалей. Џродай все... продай мою библиотеку.  ’ам,
в столике, мои часы... Љак же ты будешь жить теперь без менЯ, Ќикита?
   - Њама, ничего... Њама, ничего, ты не беспокойсЯ, - повторЯл он,  прЯча
лицо. - Њы еще с тобой... …ще все хорошо будет...
   - Џрости, Я чувствовала это давно...
   Џотом дома, не находЯ места, он долго ходил по комнате матери. ‡а окном
по-мартовски  моросило,  отовсюду   веЯло   холодом,   пустотой,   стылой,
непроницаемой тишиной, и веЯло страшным сиротством от  прибранного  дивана
возле широкой,  мертво  блещущей  кафелем  голландки,  от  сумрачно-темных
стеллажей, и порой чудилось: откуда-то пробиралсЯ  в  комнату  ветер,  как
бумагой шуршал в углах,  тайно  полз  под  дверью,  шелестел  в  поддувале
голландки, и Ќикита Явственно ощущал ногами этот сырой ползущий  холод.  “
матери было мало своих вещей: почти не было одежды,  домашних  безделушек,
все деньги тратила она на книги;  и  только  на  туалетном  столике  перед
зеркальцем давно забыто валЯлась французскаЯ  губнаЯ  помада,  привезеннаЯ
два года назад из Џарижа и подареннаЯ каким-то доктором наук, знавшим мать
молодой, красивой в тридцатые годы. Ќо лишь два раза мать  притронулась  к
ней (что было  странно  Ќиките):  в  первый  раз,  когда  этот  же  доктор
пригласил ее на защиту диссертации своего ученика.
   ‚ Ящике туалетного столика, откуда пахло сладковатым и  давним,  лежали
ее часы. Ћни тикали одиноко и тоненько, с какой-то механической нежностью,
шли, показываЯ половину второго,  и,  суеверно  не  притронувшись  к  ним,
оттЯгиваЯ воротник свитера, чтобы  дышать  было  легче,  Ќикита  отодвигал
Ящики письменного стола, где всегда пачкой  лежали  мелко  и  неразборчиво
исписанные матерью листки, заметки, письма. џщики были пусты.
   ’огда он открыл чугунную, тЯжелую дверцу голландки. Ћттуда черной пылью
посыпалсЯ пепел, горько и траурно запахло сгоревшей бумагой, и он  отыскал
среди пепла несколько скрученных огнем  страниц  из  разорванной  записной
книжки, но прочитать что-либо было невозможно.


   —уть откинув назад голову с пучком снежно-белых волос, женщина, разбито
передвигаЯ ноги, шла медленно в жидкой тени под липами;  и  Ќикита  шел  в
трех шагах от нее, все сильнее, отчаЯннее испытываЯ  какой-то  мучительный
порыв близости и узнаваниЯ, то ощущение, какое бывает у человека, когда он
улавливает  отблески  недавнего  сна.  Ћн  не  мог  объЯснить  себе,   что
происходит с ним.
   …му неудержимо хотелось взЯть из ее руки сумку, пойти с ней  рЯдом,  со
сладкой мукой увидеть бы на ней ту нелепую старомодную шлЯпку,  то  старое
осеннее пальтецо, которое мать зачем-то  надела  в  больницу,  ощутить  то
судорожное объЯтие возле такси и  опЯть  почувствовать  под  рукой  слабые
позвонки, которые как бы просили о помощи.
   "џ сейчас подойду к ней, Я сейчас подойду..." -  мелькнуло  в  сознании
Ќикиты.
   Ћн  увидел:  женщина  приблизилась  к  низенькой,  покрашенной  зеленой
скамейке на троллейбусной  остановке;  устало  поставила  сумку  и  вынула
платочек; с перерывами вздыхаЯ, обтерла лоб, влажное лицо. € внезапно, как
на голос, оглЯнулась, замирающе опустила руку с платочком, приоткрыла рот.
   ‘тоЯ вблизи, он натолкнулсЯ в ее светлых выцветших, как  ситец,  глазах
на  мгновенный  испуг,  на  изумление,  затем  мЯгкий  рот  подобралсЯ   в
настороженную складку, она с подозрительностью переставила сумку  вплотную
к спинам сидЯщих на скамье людей и заслонила ее.
   - ‚ы чего это, гражданин? Ђ? —его это?
   “ нее было плоское, багровое от жары лицо с толстоватым подбородком,  с
поджатыми, недобрыми губами.


        4

   - Ќаселение земного шара катастрофически растет. €  науке,  знаете  ли,
стоит задуматьсЯ над этой новейшей проблемой. —ерез сто  двадцать  лет  на
земле уже будет, позвольте вам назвать цифру, пЯтьдесЯт миллиардов людей.
   - Ћткуда у вас эта цифра? ”антастика какаЯ-то...
   - Ђрифметика. ќлементарнаЯ арифметика. Ќа каждом  квадратном  километре
будет жить семьЯ из четырех человек. ‚от так-то.
   - Ђ? „а, да, да. Ћднако...
   - Ќет, уход от реальности - это не странность интеллектуала, это вместо
черного хлеба в протЯнутую руку положена пустота.
   - Џростите, почему вы не пьете?  ‘ердце?  …рунда.  Љак  говорЯт  врачи,
коньЯк расширЯет сосуды.
   - ‚ам положить селедочку в собственном, так  сказать,  соку?  Џрошу.  ‚
этом доме чувствуетсЯ  свЯзь  с  "Ђрагви".  Ќе  подумал  бы,  что  ѓеоргий
‹аврентьевич в некотором роде гурман, гастроном.
   - Ћ, это его жена! Ќе  брЯкните  вслух:  старик  слишком  серьезен  длЯ
подобного юмора.
   -  „а,  после  этих  испытаний  цепь  разрушений  в   физическом   мире
началась!..
   - Ќу что вы мне, господи боже мой,  одно  и  то  же  талдычите,  именно
талдычите! Љто вам сказал? „вадцатый век - это еще и переоценка  ценностей
нравственного порЯдка! €  век  небывалой  ответственности  перед  будущими
поколениЯми.
   - ЂтомнаЯ бомба, профессор?
   - Ќе только, не только.
   - ‚аша статьЯ? ‚ каком журнале? Ќет,  Я  же  ответил:  Я  не  занимаюсь
рыбной ловлей. Ќе занимаюсь. Њне некогда, коллега, удить рыбок. Ћ чем  вы,
право? Љакие там еще спиннинги? ЏонЯтиЯ не имею!
   - Џростите, как вы сказали, - наш институт должен  помнить  о  реальной
истории? —то значит "реальной"? € что значит "помнить"?
   - Ќаука, лишеннаЯ правды, - вдова. џ это хотел вам напомнить.
   - Ќо вдова тоже надеетсЯ выйти замуж. Ќе всегда. Ђ все-таки...
   - Ћт этого брака часто не бывает детей.
   - Џослушайте, вы опЯть? Џри чем тут спиннинги?
   - Њинуточку, вы, кажетсЯ, погрузили свой  рукав  в  мой  салат.  •а-ха!
Џожалуйста. ‚от салфетка, коллега.
   - Ќатуралисты утверждали, что знают о человеке все, мы должны говорить:
когда-нибудь узнаем все! ’еориЯ наследственности - второе великое открытие
после открытиЯ энергии, а мы эту теорию считали чепухой, лженаукой.
   - ...€ академик ‚олобуев ищет не науку в себе, а себЯ в науке.
   - „а, да, на каждом квадратном километре будет жить  семьЯ  из  четырех
человек. ЏЯтьдесЯт миллиардов людей заселЯт землю!
   - ‡наете, слушаЯ вас, Я вспомнил пресловутого Њальтуса.
   - Ђ вы, профессор, занимаетесь рыбной ловлей? €ли и вам спиннинги ни  к
чему? ђыбнаЯ ловлЯ  -  невеста  на  выданье!  ‚се  остальное  ни  к  чему,
поверьте!
   - Љритерий истины - мораль, вы говорите? Ђ что же критерий морали?
   - €стина.
   - Ќе понимаю. ‘колько же  ѓеоргию  ‹аврентьевичу  стукнуло?  естьдесЯт
пЯть? Ќе  круглаЯ  дата.  Ђ,  тридцать  лет  преподавательской  и  научной
деЯтельности! ’огда Я хочу сказать тост.
   - “же говорили. Њного говорили. Џодождите несколько.
   ‡вуки смешанного разговора, смех с разных концов стола, все эти обрывки
фраз,  серьезных  и  несерьезных  умозаключений,  голоса  гостей  хаотично
жужжали, колыхались в столовой. Џосле первых  же  рюмок  потЯнулись  дымки
папирос, задвигались над столом покрасневшие  лица,  стали  расстегиватьсЯ
пуговицы,  незаметно  распускались  узлы  галстуков,  и   теперь   исчезла
натЯнутость,  заметнаЯ  при  съезде   гостей,   при   пожатии   рук,   при
пустопорожних вопросах о  здоровье,  о  жаре,  о  детЯх,  при  необходимых
замечаниЯх о том,  что  Ћльга  ‘ергеевна  и  "наш"  выглЯдЯт  великолепно,
исчезла  та  обЯзательность  и   необЯзательность   ничего   не   значащей
вежливости, когда воспитанному человеку надо выказывать  принЯтое  в  этих
случаЯх внимание.
   ѓолоса гостей уже возбужденнее, уже громче звучали за  столом,  сначала
разговор был общим, как были  вначале  общими  и  тосты,  но  теперь  стол
разделилсЯ, и все, занЯтые своими разговорами, казалось, забыли про только
что читанные из папок уважительные адреса разных факультетов,  профессуры,
редакций академических  журналов,  про  телеграммы,  горой  наваленные  на
тумбочке за спиной ѓеоргиЯ ‹аврентьевича.
   Џрофессор ѓреков сидел во главе стола между Ћльгой ‘ергеевной, заметной
своей  красивой  белой  шеей,  своими   оголенными   полными   руками,   и
сдержанно-серьезным  молодым  белокурым  человеком,  одетым  в  безупречно
сшитый костюм;  молодой  человек  этот  один  из  первых,  глубокомысленно
поиграв в пальцах бокалом, немногословно  произнес  тост  "за  нестареющий
талант виновника торжества" и был внимательно выслушан всеми.
   - Љто это? - тихо спросил Ќикита. - ”изик какой-нибудь?
   - —уть выше. ‘овременный малый и  ловкий  зЯть,  -  ответил  ‚алерий  и
возвел глаза к потолку. - “же членкор. ’ы посмотри,  Ќикитушка,  по-моему,
наш старик ожидает орден. „оволен, как все юбилЯры.
   Ќикита  бегло   покосилсЯ   на   лица   гостей,   раздались   возгласы,
аплодисменты: ѓеоргий ‹аврентьевич, растроганный, встал, кланЯЯсь  большой
седой головой, весь торжественно черно-белый - в вечернем костюме и  белой
рубашке с бабочкой под короткой шеей, - обнЯл  молодого  человека,  и  они
расцеловались.
   - ‘пасибо, спасибо... Њне дорого от талантливой  молодежи.  ‘пасибо  от
всей души.
   Ћн, взволнованно  покашливаЯ,  усадил  молодого  человека  возле  себЯ,
выказываЯ незамедлительное желание  поговорить  с  ним,  и  тотчас  Ќикита
заметил: на лицах некоторых гостей, обращенных к этому молодому  человеку,
поЯвилось вроде бы ироническое выражение, какое было  во  времЯ  тоста  на
лице  ‚алериЯ,  а  незнакомый,  тучный,  профессорского  вида  сосед  его,
сопевший над тарелкой, крупнолицый, бритоголовый, с салфеткой  на  животе,
заговорил игривым баском человека, любЯщего пошутить:
   - …сли переиначить высказываниЯ Њенандра, то как это  звучит,  а?  ’от,
кого любЯт боги, делает сокрушительные успехи молодым. “чтите, мой дорогой
студент, и делайте зарубки на носу. ћные академики  всегда  претендуют  на
окончательное и безапеллЯционное знание истины. ‘мотрите  и  учитесь,  как
этот молодой человек носит в себе это самосознание истины. Ђ? Њ-м? Ћн даже
не пьет. Џитие разрушает четкую гармонию мирозданиЯ.  -  €,  не  дожидаЯсь
ответа,  выпил,  пыхтЯ,  наклонилсЯ  над  тарелкой,  все  более   багровеЯ
гладковыбритой головой.
   ли разговоры.
   - Ќет, Я  за  науку,  котораЯ  безумна,  но  не  настолько,  чтоб  быть
правильной.
   - Љакое отношение, позвольте, имеет историЯ к физике?
   -  ‚ы  говорите:   историЯ,   наука,   правдивое   исследование   жизни
человеческого общества? €сториЯ - помощь и предупреждение потомкам? ѓде  у
нас в исторической науке Ќильс Ѓор? ќтот ђембрандт физики.  ѓде,  ответьте
мне!
   -  Џозвольте,  позвольте,  коллега!  ‚о-первых,  не  кивайте   уж   так
старательно на ‡апад, у нас в отечественной науке достаточно и своих  имен
и ђембрандтов. ‚о-вторых, конкретнее...
   - Ђх, оставьте, профессор, эти упреки в низкопоклонстве  -  устарело  в
шестьдесЯт втором-то году! Ќу хорошо. ѓде  наш  Ђндрей  ђублев?  ‘оловьев?
Љлючевский даже. „ело не в этом же. „ух современной физики  -  бесконечное
обновление.  ‚озьмите  новейшую  теорию  элементарных   частиц,   свойства
вакуума. ђазум физиков ищет и постигает такую  глубину  материи,  которую,
казалось бы, не в силах постичь человеческий разум. Ђ  что  постигаем  мы,
историки? Џодчас мы не только не ищем истину, но  опрощаем,  подтасовываем
исторические  факты  под  готовую  схему,  которую,  извините   уж   менЯ,
профессор, можно назвать прокрустовым ложем. Ђ  потом  удивлЯемсЯ:  почему
это часть нашей молодежи так равнодушна к  нашей  науке?  Џорок  некоторых
наших ученых - пьедестальное мышление в истории!
   - ‚ы уж только на апеллируйте к молодежи,  коллега,  убедительно  прошу
вас! џ тоже некоторым образом имею к ней отношение. „а,  в  работе  нашего
института, в наших  исторических  работах,  разумеетсЯ,  есть  недостатки,
но...
   - ЌачинаетсЯ! Ћт этого ортодокса  у  менЯ  диспепсиЯ,  -  сказал  своим
простуженным голосом ‚алерий и, толкнув Ќикиту, скучающе поправил бинт  на
горле. - "…сть недостатки, но..." ‘кажите, ‚асилий €ванович, а нельзЯ  без
"но"? - спросил он громко  с  гримасой  наивного  удивлениЯ,  обращаЯсь  к
спорЯщим, как равный.
   ќта  нестеснительнаЯ  самоуверенность  ‚алериЯ   неприЯтно   покоробила
Ќикиту, но в это времЯ  сидевший  напротив  него  пожилой,  узкоплечий,  с
глубоко посаженными глазами профессор, холодно возражавший своему  соседу,
замолчал, и сосед его, без пиджака,  лысеющий  ото  лба,  румЯный  доцент,
задиристый, вызывающе взъерошенный, призывно улыбнулсЯ ‚алерию; узкоплечий
профессор спросил тоном сдержанного раздражениЯ:
   - Љак вас прикажете понимать, ‚алерий? Њожет быть, объЯсните?..
   - Џо-моему, все Ясно, если вы говорили не о теннисе, - сказал  ‚алерий,
чиркаЯ спичкой и глЯдЯ на сигарету Яркими, насмешливыми глазами. - €  если
вы, профессор, говорили об  этом  "но",  которое,  простите,  осточертело!
Ђбсолютно!
   ‘обрав губы в вежливую улыбку, профессор сжал и разжал на  столе  худые
подвижные пальцы, тихонько постучал ими.
   - Ђ можно ли не так грубо, без этого студенческого арго?
   - Њожно, - с веселой Ядовитостью согласилсЯ  ‚алерий.  -  ђазрешите,  Я
буду вас цитировать. џ ведь ваш студент... ‚ы не обидитесь?
   - Ќет, почему же, пожалуйста...
   - Џростите, профессор, почему вы так неизменно любите это "но"? "Ќо"  и
"еще"? …сли вы говорите о недостатках или там ошибках и прочее, то за этим
обЯзательно "но". "“ нас есть недостатки, но..." …сли уж  об  успехах,  то
всегда прибавлЯете  "еще".  "…ще  больший  подъем".  €  тэде  и  тэпе.  Ќе
замечали? „а сколько же можно, батюшки?
   - „алее, далее. џ вас слушаю... - сказал  профессор,  неподвижно  глЯдЯ
тЯжелыми глазами.
   - Џодождите, - поднЯв руку, продолжал ‚алерий. -  „лЯ  чего,  простите,
стоЯть на цыпочках, восклицать и хвастатьсЯ? Ќет, это уже не  арго!  -  Ћн
засмеЯлсЯ. - Џочему нельзЯ нормальным  голосом,  без  "но"  и  "еще"?  Ѓез
эпитетов? Њожет быть, вы думаете, что студенты не оценЯт каких-то успехов,
не поймут каких-то ошибок? Џочему все времЯ восклицательные знаки?
   ‡а столом между тем постепенно угасал разобщенный на группки  разговор,
и Ћльга ‘ергеевна,  сидевшаЯ  в  дальнем  конце  стола  напротив  молодого
белокурого человека,  всем  одинаково  ласково  улыбаЯсь,  уже  беспокойно
поглЯдывала в сторону ‚алериЯ.  Њолодой  человек,  по-прежнему  никого  не
замечаЯ, заложив одну руку за спинку стула, занЯт был беседой с ѓрековым и
глубокомысленно взглЯдывал на свою руку,  на  дымЯщуюсЯ  папиросу,  плавно
подносЯ ее к пепельнице. ѓреков с серьезным лицом слушал его -  щеки  были
розовы от выпитого вина - в утвердительном наклоне  его  белой  головы,  в
терпеливо опущенных веках выражалось почтительное уважение к собеседнику и
вместе некаЯ извинительнаЯ занЯтость перед остальными.
   - ‚алерий! - неожиданно поднЯв голубые глаза, мЯгко произнес  ѓреков  и
дружеским нажатием на колено молодого человека попросил у него  извинениЯ.
- ЉажетсЯ, в передней, голубчик, звонок. “ менЯ гости  все.  ‚стречай  уж,
дружок! Љ тебе, к тебе!..
   - Џростите, ‚асилий €ванович, Я не договорил... Ќадеюсь,  вы  не  очень
обиделись?
   ‚алерий удивленно поднЯл брови на отца,  затем  с  иронически-галантным
поклоном встал перед ничего не ответившим ему профессором, отодвинул стул,
вышел из комнаты.
   - ’ак... - произнес ‚асилий €ванович. - ‚есьма интересно.
   - ‚ы так уж удивлены? -  спросил  румЯный  доцент.  -  ‚ы  это  впервые
слышите?
   Ќаступило молчание,  будто  что-то  незаметно  нарушилось  после  ухода
‚алериЯ, гости рассеЯнно играли вилками, пожимали плечами или  значительно
переглЯдывались. ‚асилий €ванович как бы в нетерпении сжимал и разжимал на
столе сухие пальцы, затем брезгливо оттолкнул  от  себЯ  недопитую  рюмку,
произнес вполголоса:
   - ‚от вам студенты! Џросто мышление питекантропа.
   - ‚ы в этом... вполне уверены? -  не  без  невинного  ехидства  выкатил
веселые рыжие глаза бритоголовый профессор и огромной волосатой рукой взЯл
бутылку коньЯку; и,  посопев,  живо  толкнул  локтем  молчаливо  сидевшего
Ќикиту. - Ќу а вы как полагаете на этот счет,  товарищ  студент?  Љак  вам
точка зрениЯ однокашника?
   - џ?.. - отрывисто спросил Ќикита, краснеЯ от неожиданности вопроса.  -
„а. Ђ что?
   ‚асилий €ванович  вскинул  подбородок,  забарабанил  пальцами  по  краю
стола, недоверчиво поинтересовалсЯ:
   - Ђ вы, позвольте узнать, из какого института? —то-то Я вас в коридорах
не видывал.
   - €з ‹енинграда.
   - —удесно.  ‡начит,  и  там  процветает  подобное?  ‘овсем  обрадовали,
пре-екрасно! - ‚асилий €ванович откинулсЯ на стуле. - ‡начит, и там?
   - Љакое же "подобное"? - сказал Ќикита, испытываЯ вдруг  раздражение  и
против своей скованности и против профессора, его тЯжелого и  самолюбивого
взглЯда. - ‚едь надо знать,  чтобы  утверждать  это.  Џочему  вы  говорите
"подобное"?..
   - ‚от, вот, - шумно засопел бритоголовый, локтем подталкиваЯ Ќикиту.  -
†мите, жмите. Ќе стеснЯйтесь!
   ‚ это времЯ  возникло  какое-то  движение  за  дверью,  оттуда  донессЯ
простуженный  голос  ‚алериЯ:  "Џроходите,  проходите!"  -   и   затем   в
сопровождении его длинной фигуры - без  пиджака,  горло  повЯзано  бинтом,
галстук распущен - в столовую вошли двое запоздалых гостей,  возле  порога
остановились с тем беспокойно-привыкающим выражением, какое бывает,  когда
входЯт из потемок на Яркий свет.
   - Ђлешенька! „ина... Ља-акие  же  вы  молодцы,  голубчики!  -  раздалсЯ
громкий, почти режущий радостью  возглас  ѓрекова.  -  Ќет,  нет!  Ќас  не
забывает молодежь, не забывает!.. ‘пасибо, спасибо! Љакие же вы молодцы! -
ѓреков вскочил как-то чересчур возбужденно, суетливо,  и  при  каждом  его
возгласе растерЯнность, даже испуг проступали на белом полном  лице  Ћльги
‘ергеевны.
   - Џрошу, проходите, дорогие, занимайте же  места!  ‚от,  знакомьтесь...
это Ђлексей. …го милаЯ, как видите, прелестнаЯ жена „ина! - громко говорил
ѓреков, простираЯ к ним руки, пытаЯсь по-стариковки шутить, и в  этой  его
суетливости, в жестах его чувствовалсЯ неестественный восторг. -  ‘адитесь
же, садитесь!
   "ќто тот Ђлексей, в комнате которого Я живу? - подумал Ќикита. - ’от, о
котором говорил ‚алерий? Ћн, кажетсЯ, мой двоюродный брат?"
   - ‘адитесь, родные, обрадовали, обрадовали нас!..
   ’емноволосый парень, плотный, в  неловко  сидевшем  на  нем  спортивном
костюме, туго распираемом квадратными плечами, с грубовато  загорелым,  до
цыганской смуглости лицом, коротко-вежливо  пожал  протЯнутую  руку  Ћльги
‘ергеевны, мельком глЯнул на  гостей,  со  сдержанностью  поздоровалсЯ  со
всеми:
   - ‡дравствуйте.
   „ина, жена его, тоненькаЯ, длинноногаЯ, взволнованно  и  Ярко  сиЯЯ  на
удлиненном  лице  большими  кошачьими  глазами,  быстро  поцеловала  Ћльгу
‘ергеевну  в  щеку,  тут  же  простучала  каблучками  к  столу  и,  махнув
распущенными по плечам волосами, по-родственному чмокнула в висок ѓрекова,
погладившего ее по плечу, прощебетала звучным голоском:
   - ЏоздравлЯю! - € с детской улыбкой  закивала  всем.  -  „обрый  вечер,
добрый вечер! ‚алерий, Я здесь сЯду. Њожно, Я с вами, Ћльга  ‘ергеевна?  џ
хочу с вами, - сказала она полувопросительно, и смущение это сразу прощало
ее милую требовательность.
   - Љонечно, золотце, конечно! - ответила радушно Ћльга  ‘ергеевна.  -  џ
так давно не говорила с тобой.
   - „ело с дамами  решилось,  -  облегченно  вздохнул  ‚алерий.  -  Џрошу
прощениЯ, „иночка, не успел. Ђлеша, ты  не  откажешьсЯ,  думаю,  рЯдом  со
мной? Ѓез голосованиЯ и дискуссий?
   €, не стеснЯЯсь того, что говорит,  подмигнул  намекающе,  подтащил  из
угла комнаты свободный стул, усадил ЂлексеЯ рЯдом, спросил, что  он  будет
пить, не желает ли отведать этого  произведениЯ  искусства  -  лирического
паштета, привезенного из "Љулинарии", и Ќикита расслышал  негромкий  ответ
ЂлексеЯ:
   - ‚о-первых, не ухаживай за  мной.  ‚о-вторых,  поставь-ка  лучше  сюда
боржом. € все.
   - Џознакомьтесь, братцы, - сказал ‚алерий. - ќто  неприлично.  Ђлексей.
Ќикита.
   Ђлексей сидел слева от Ќикиты и после этих слов  взглЯнул  внимательно,
темно-карие глаза слегка прищурились, и он протЯнул руку, а Ќикита, ощутив
силу его ладони и  словно  бы  жесткость  мозолей  при  пожатии,  подумал:
"Ћтчего у него мозоли? Ћн боксер? € у него уже седые виски..."
   - џ  тебе  сочувствую,  брат,  -  сказал,  нахмурив  брови,  Ђлексей  и
пододвинул к себе пепельницу. - ‡наю, после  чего  ты  приехал.  ‚  общем,
прими мое соболезнование, хотЯ это врЯд ли помогает.
   - ‘пасибо, - ответил Ќикита.
   - —то такое? Џочему никто не пьет и не ест? -  Ћльга  ‘ергеевна  обвела
улыбкой лица гостей. - Њужчины, Я обижена! —то это такое?
   - Ћдну минуту, ЋлЯ, - сказал ѓреков и встал, чуть  порозовев,  постучал
вилкой о край рюмки, весь, как и в начале вечера, празднично черно-белый -
седаЯ голова, белаЯ  сорочка,  черный  костюм,  -  заговорил  серьезно:  -
„рузьЯ! „остаточно сегоднЯ мы пили  и,  так  сказать,  в  ажиотаже  горЯчо
произносили тосты за здравие юбилЯров. џ предлагаю  чрезвычайно  короткий,
но неоспоримый тост за молодость. „а, уважаемые мои седые коллеги, за нашу
молодежь!
   - “ра и да здравствует!.. - крикнул ‚алерий. - Ќо только за передовую и
сознательную молодежь. € конечно, за футбол, отец...
   - Ќо почему, собственно, за футбол? - сухо улыбнулсЯ ‚асилий  €ванович,
тот самый профессор, что давеча спорил с ‚алерием. -  —то  за  футбол?  Ќе
понимаю корректуру...
   - Ђ это, профессор, длЯ равновесиЯ, -  ответил  ‚алерий,  наливаЯ  себе
коньЯк. - „лЯ равновесиЯ тех же "но" и "еще".
   -  —то  ж...  Џусть  и  за  футбол,  если  уж  так  хочетсЯ   некоторым
представителЯм молодежи! - полушутливо  согласилсЯ  ѓреков  и  чокнулсЯ  с
„иной, кокетливо  трЯхнувшей  спадающими  на  плечи  темными  волосами,  с
молодым белокурым человеком и символически повел бокал в сторону  ЂлексеЯ,
но тот, разминаЯ  над  пепельницей  дешевую  сигарету,  точно  не  услышал
ѓрекова, думал о чем-то, искоса  глЯдЯ  на  Ќикиту,  и  Ќикита  чувствовал
взглЯд его.
   - “же два днЯ здесь? - спросил Ђлексей. - †аль, поздно узнал.  Ђ  Я  не
таким тебЯ представлЯл, брат.
   "Љаким он мог менЯ представлЯть? - подумал Ќикита. - Ћн знал что-нибудь
обо мне раньше? ‚алерий ничего не знал..."
   ѓреков отпил из бокала и сел, оживленный, промокнул рот салфеткой и тут
на мгновение опЯть поднЯл взглЯд  в  направлении  ЂлексеЯ  -  и  в  глазах
мелькнуло  какое-то  мучительное,   не   соответствующее   его   оживлению
беспокойство, и это же неспокойное  выражение  поЯвлЯлось  на  лице  Ћльги
‘ергеевны, котораЯ, тихо переговариваЯсь с „иной, поминутно взглЯдывала на
ЂлексеЯ и Ќикиту, как бы с попыткой услышать короткий их разговор.
   - „а, ѓеоргий ‹аврентьевич, совершенно  верно.  Њы  говорим:  молодежь,
молодежь, пишем о ней  каждодневно,  учим,  вкладываем  в  нее  светлое  и
доброе, - с едкой горечью заговорил после тоста ‚асилий  €ванович,  темные
пальцы его сжимались и двигались на столе. - Ђ молодежь...  Ќет,  не  всЯ,
‚алерий. - Ћн интонацией выделил это. - „а, не всЯ! Ђ незначительнаЯ часть
молодежи, к сожалению...
   - Џодвержена... - невинно подсказал ‚алерий, - чему, ‚асилий €ванович?
   - „а, вы угадали, - подтвердил, повысив голос, профессор. -  „а,  этому
отвратительному цинизму, этой заемной иронии! Ћткуда это? € Я уже не  могу
понЯть своего  студента,  способного  к  тому  же  студента.  Њы  что  же,
устарели? - произнес он тоном человека,  отчаЯвшегосЯ  доказать  очевидную
свою правоту, повторил громче:  -  Љакими  же  методами  убеждать?  Љакими
словами? Њожет быть, что-нибудь объЯснит наш уважаемый член-корреспондент?
   - Ќа экзаменах он любит спрашивать даты, - сказал ‚алерий шепотом. -  ‚
каком году, какого числа...
   - Ђ в датах ты не силен, - усмехнулсЯ Ђлексей.
   ‘держиваЯ раздражение, профессор говорил отчетливо, округлЯЯ слова, все
за столом услышали его  вопрос,  и  молодой  белокурый  человек,  вдруг  с
неудовольствием   соединив   над   тонкой   переносицей   светлые   брови,
рассчитанно-медленно обернулсЯ к профессору. Ќо сейчас же  ѓреков,  ерзнув
на стуле, задержал обеспокоенные глаза на потном, готовом  опЯть  к  спору
лице ‚алериЯ, непринужденно улыбаЯсь, спросил:
   - —то там случилось с моим сыном? Љого он там обидел? - € спросил  это,
соразмерЯЯ в интонации ту меру, котораЯ никого не могла обидеть. - ‚ы ему,
вероЯтно, ‚асилий €ванович, либерально ставите четверки за красноречие,  а
он мало готовитсЯ к семинарам, ленив, читает, знаете ли, на диване  эти...
как их... фантастические романы.
   - џ не понЯл смысла вашего вопроса, - сказал молодой белокурый  человек
с видом государственной усталости. - €звините, не понЯл.
   - ђазреши уж, отец, мне ответить проще, -  ангинным  голосом  выговорил
‚алерий и, потрогав бинт на горле, обратилсЯ к  профессору.  -  „аете  мне
слово длЯ справки, ‚асилий €ванович?
   - Ќет, голубчик, - снова мЯгко, но  настойчиво  ответил  за  профессора
ѓреков. - ’ы, вероЯтно, слишком много говорил. ’ы даже охрип,  дорогой.  Ђ
тебе это вредно. ђазреши поговорить и другим!
   - ’о, что вы хотите объЯснить, - утомленно произнес ‚асилий €ванович, -
Я предполагаю... ‚ы лучше о футболе.
   - џ как раз о футболе, профессор, - насмешливо сказал ‚алерий, навалЯсь
грудью на стол. - ’ам все Ясно: влепил Џонедельник гол или не влепил? - Ћн
с вызовом засмеЯлсЯ.
   - ‚алерий!.. —то за тон!  -  испуганно  вскрикнула  Ћльга  ‘ергеевна  и
всплеснула