совершенно  ошалевшаЯ,  бродила  с  ним,  узнаваЯ  с   детства  знакомые  по
репродукциЯм места...
     Ћн  изредка бывал  у них  в  доме и  всЯкий  раз  за чаем с  бубликами,
уверенно положив сухую  кисть  с удивительно длинными сильными  пальцами  на
такую же  сухую  от  постоЯнного  хирургического мытьЯ руку Ђнны, деликатным
шепотом предлагал деньги, вынимаЯ из кармана пиджака заготовленный конверт и
всЯкий раз с сожалением клал обратно... Ћднако деньги и достаточно большие в
доме  были  всегда: из каких-то  полулегальных дворЯнских фондов,  союзов  и
родственников  за рубежом...  …лена не знала  отказов  в одежде  и карманных
расходах,  удивлЯЯ однокурсников то щедрым заказом ресторанной еды  длЯ всей
компании, то дорогой выпивкой...
     Ћн  никогда   не   был   с   ней  фамильЯрным,   не  покровительствовал
демонстративно и не пыталсЯ легкомысленно заигрывать, никогда не подчеркивал
ни дистанции, ни  социальных  раличий  между  ними, и  не  старалсЯ казатьсЯ
однокурсником... Ћн  был самим собой  и ни разу не сделал ошибки,  хотЯ  она
догадывалась,  как  трудно  ему  это  давалось.  €  даже преподносЯ  дорогие
подарки,  от  которых душа  ее  взлетала в небеса, он  вел себЯ сдержанно  и
просто, будто вместо последней модели "†игулей" дарил ручку Parker с золотым
пером...  …е смущало лишь, что  мать была  сдержанна  и сурова с  ним,  даже
враждебна и всЯчески противилась дружбе...
     …лена первой сооблазнила его. Џо крайней мере, себе она внушила  именно
это и жила долгие годы с примирЯющей и успокаивающей мыслью,  что инициатива
принадлежала ей,  а он просто подчинилсЯ обстоЯтельствам.  Ћна была  слишком
хорошо  воспитана, хотЯ  старшаЯ  ‹опухина говорила, что здесь -  слишком не
бывает, красива,  умна  и  имела  редкостную  родословную,  которой если  не
кичилась,  то помнила постоЯнно и  не уставала напоминать другим  молчаливо,
сдержанностью   своей,  даже  высокомерием,  осанкой  и  полным  отсутствием
суетливости, свойственным  подругам  той поры, чтобы позволить  ему овладеть
собой в  номере дорогой  гостиницы с двумЯ большими кроватЯми,  разделенными
массивной тумбочкой, после  ужина с обильной выпивкой  или на близкой даче в
Њалаховке  под  любимого  им  ѓенделЯ  и  кофе  с  миндальным ликером...,  и
предпочла осуществить эпатажную  выходку  свою в такси, на задних  сиденьЯх,
хотЯ по-началу собиралась занЯтьсЯ любовью с ним  в лифте..., заранее  знаЯ,
что он не сильно бы удивилсЯ...
     …лена  не  была пьЯна...  Ќесколько  глотков  шампанского  лишь приЯтно
кружили голову, когда  она требовательно  повернулась  к  нему  и посмотрела
желтыми с  зеленым  ободом глазами в интеллигентное,  чуть строгое  лицо без
возраста,  которое  никогда не  воспринималось  самостоЯтельно,  но  с телом
всегда, в хороших одеждах  из тщательноь выделанной  кожи, такой тонкой, что
походила  на ткань...,  шерстЯную  или  из  хлопка,  клиникой  его, а  позже
институтом по прозванью  –ех, званиЯми, хирургическим мастерством, о котором
даже среди студентов ходили легенды, и  особенно руками, восхищавшими  своей
артистичностью или аристократичностью..., она не знала толком, чем именно, и
просто  замирала от восторга и сексуального предожиданиЯ, воображаЯ, как эти
руки  станут  притрагиватьсЯ, наконец, к  ее  телу и делать  с  ним то,  что
сделали с душой, только разнузданно, вседозволенно и вдохновенно.
     Ћна  приблизила  распухшие  вдруг губы к  лицу  Љовбой-’рофима,  втЯнув
ноздрЯми  привычный аромат  горького одеколона и  слабый запаха  грузинского
коньЯка "ѓреми", вечных его спутников, и тут же коснулась узких длинных губ,
умираЯ от страха и собственного безрассудства, и втЯнула верхнюю в рот..., и
уже не  выпускала,  хоть стала задыхатьсЯ... € сразу все  исчезло: траченнаЯ
временем "‚олга", пустынные слабоосвещенные улицы почти без машин, с редкими
магазинами и прохожими...,  страх,  стыд, предожидание  будущего позора  или
расплаты...  Ќа  заднем сиденьи  старенького  такси,  кружившего  по  ночной
Њоскве,  мужчина  и  женщина  исступленно  ласкали  друг  друга,  обжигаЯ то
стыдливыми    прикосновениЯми   губ,   то   бесстыдно    требовательными   и
всепроникающими руками, терЯЯ разум...
     Ћна не помнила,  как сдирала с  него  галстук, а  потом с себЯ  осеннюю
одежду, сапоги, чулки  и  долго  мучилась  с трусиками, пока  не  догадалась
сдвинуть  их  насторону..., и  немного пришла в себЯ, сидЯ  на корточках  на
мужских  бедрах  в  дорогих  штанах  с раздернутой  молнией, уперев  спину в
переднее сиденье, чувствуЯ  под  собой движение волшебных руки и что-то еще:
огромное,  трепещущее и обжигающе горЯчее,  не  сопоставимое  по размерам  с
принЯтыми анатомическими  представлениЯми,  что подрагивало  у входа в  нее,
словно  поджидаЯ  команды, а  потом,  недождавшись, стало медленно проникать
внутрь... Ћт  мучительного наслаждениЯ она впала в беспамЯтство,  потому что
пришла в  себЯ, когда уже изнемогаЯ,  но, по-прежнему, настойчиво продолжала
двигатьсЯ вверх-вниз, вверх-вниз, сминаЯ  юбку  и брюки, и не находЯ занЯтиЯ
губам... Џотом она почувствовала, что  прЯжка брючного ремнЯ царапает нежную
кожу  бедер, потом  вдруг  увидела  в  зеркале  заднего вида  широкие  глаза
пожилого таксиста, уставшие пЯлитьсЯ на нее за почти двухчасовое круженье по
‘адовому кольцу, заметно  прибывшее  число автомобилей за  окнами,  спешащих
пешеходов..., но остановитьсЯ не могла...
     Ћна долго стоЯла под душем в большой  ванной комнате чужой квартиры,  с
ужасом  ожидаЯ  утрешней  реакции матери  за ночь, впервые  проведенную  вне
дома... Ђ Ђнна только спросила негромко:
     - ‘ кем ты была?
     …лена  топталась в прихожей,  отворачивала распухшие губы, ощущаЯ  себЯ
уличной  девкой и молчала,  а потом вдруг неожиданно длЯ себЯ  повернулась к
матери и сказала:
     - Ќадувала  паруса... умело!  - € сразу захотелось  провалитьсЯ  сквозь
землю...
     - ‘ кем ты была? - повторила вопрос Ђнна, не замечаЯ грубости. - ‘ ним?
- и не дождавшись ответа, отвернулась от дочери и прошла на кухню.
     ‘ той ли поры, чуть раньше или позже, старшаЯ ‹опухина  стала затухать,
болеть странно,  прекратила приемы гостей  и хождениЯ на посиделки таких же,
как сама, бывших детей репрессированных родителей-дворЯн, и спустЯ месЯц или
два  внезапно умерла  в корридоре поликлиники, куда пришла на прием, избавив
дочь от множества обременительных хлопот... —ерез год умер отец. Ћна поехала
в  незнакомый  Љаунас, не испытываЯ, впрочем, никаких чувств... ‡аплатила за
похороны,  за  поминки, за что-то еще... Љ ней подходили и  подходили, и она
безропотно  отдавала деньги,  которые  успел ей  сунуть Љовбой-’рофим  перед
отходом пезда, пока они не кончились совсем...

     ”рэта не было в ту  пору, но сегоднЯшнЯЯ  …лена ‹опухина могла задавать
ему вопросы из той своей прошлой жизни, безрассудно прекрасной и счастливой,
и периодически делала это.
     - ђазница в сорок  лет, •еленочка, даже если в постели он не расстаетсЯ
с орденами и званиЯми, и доводит тебЯ до оргазма сексуальными упражниЯми, не
укладываетсЯ  в  рамки  общепринЯтой  морали, позволЯющей сохранить лицо,  -
сказал  ”рэт,  переминаЯсь на задних  лапах, чтоб  поудобнее  уложить зад на
постоЯнно  мокрый  пол  ‚ивариЯ.  -  €   все  его  остальные  достоинства  и
недостатки, включаЯ пенис-гигант, волшебные руки и хирургическое мастерство,
умение сидеть в седле, вести себЯ  в любой обстановке,  званиЯ, должности  и
награды,  никогда  не уменьшат  хронологический дисбаланс. ‚се  будут искать
корысть  в  его и  твоих  действиЯх,  и  будут  находить.  Џриличный человек
вытерпит недолго.
     - Љовбой-’рофиму  помогает  интеллект, - бросила себе спасательный круг
…лена, понимаЯ, что не доплывет.
     -  …сли бы  интеллект был выгоден, естественный отбор по „арвину сделал
так,  чтоб  кругом ошивались одни  умники... ЋглЯнись  окрест, сколько их по
лавкам, тех что состоЯлись... и не только по службе, как он.
     ”рэт  помолчал,  перевариваЯ  картины  первого  любовного  опыта  …лены
‹опухиной в ночном московском такси,  поглЯдЯл на свой, вылезший в подбрюшьи
влажный пенис, и сказал раздумчиво:
     - …сли  ты  однако  под  интеллектом понимаешь необыкновенную  длЯ  его
возраста половую потенцию...
     -  …го пенис  поболе  твово в семь раз будет, - с вызовом перебила она,
копируЯ  ‘таниславу  и  пристально  разглЯдываЯ  светЯщийсЯ  розовым  ”рэтов
член..., и помедлив, и  порывшись  в карманах  халата, достала  пустую пачку
сигарет, смЯла резким  движением кисти и не глЯдЯ  бросила почти за спину  в
ведро с опилками,  стоЯщее в дальнем углу, и уже  знаЯ, что попала,  победно
поглЯдела на ”рэта, ожидаЯ похвалы...

     Ђ ”рэт не видел и слышал, потому как уже в который раз очутилсЯ вдруг в
одном  из замков  сэра  „жонатана  Љоккета, выстроенного  в  XVII  веке  его
знаменитыми  предками на  обрывистом берегу, где перед  огромным мрачноватым
домом  с  узкими  зарешеченными окнами  дышал необычайно глубоко  и ритмично
океан,  без мЯгкого шелеста гальки и шума волн: просто тЯжелые глухие удары,
похожие на гром или отдаленную  артилерийскую  пальбу,  к которой  незаметно
привыкаешь,  как  привыкаешь к  грохоту электрички  под окном  развалюхи  на
окраине  Њосквы...  Ђ  за  замком  начинались  заросли  дрока, и дальше,  до
горизонта  -  море  зеленых  пологих  лугов с  редкими  вкраплениЯми  темных
островков   длинноствольных  деревьев,   что  шуршат  постоЯнно  незнакомыми
остроконечными  листьЯми. „о  ‹иверпулЯ, в котором,  как  во всем  остальном
мире, люди  громко сходили с  ума от  землЯков Beatles, ќлвиса,  нестареющих
ќллы и ‘ачмо, и, поддав, гонЯли в огромных автомобилЯх, было миль пЯтьдесЯт,
которые дорогущий "Bently" Љлэренс, племЯницы сэра „жонатана, преодолевал за
полчаса.
     „евка была  чудо,  как хороша: жесткие,  как у  собаки,  рыжие  волосы,
большие  лЯгушачьи  глаза,  такой же  рот,  всегда  мокрый, чуть  полноватаЯ
высокаЯ фигура и необыкновеннаЯ  сексуальность,  длЯ  характеристики которой
распущенность, казалась самым мЯгким определением...
     Љлэренс  слыла body and soul* стареющего  дЯди, задолго до  европейских
бунтарей, еще не помышлЯвших о  сексуальной  революции, любившего щеголЯть в
красно-сине-зеленом килте без исподнего,
     ---------------
     * любовница
     дополнЯЯ нарЯд смокингом и красным галстуком-бабочкой на голое тело...,
и  ей  приходилось  сильно старатьсЯ на  все  лады,  чтоб  расшевелить его в
постели,   и   даже   расшевелив,  чрезвычайно   редко   добивалась  успеха,
позволЯвшего дЯде-шотландцу  испытать  сексуальный восторг, не  говорЯ о ней
самой...,  и  традиционно обращала взглЯды на „жонатановых  шоферов, которые
исторически,  она  доподлинно знала, делали эту работу лучше  всех остальных
мужчин в доме...
     Љлэренс  впервые посмотрела на ”рэта, как на шофера, затЯнутого в рыжую
униформу, когда после часа возни с „жонатаном, так  ничего  и не  добившись,
она выпроводила его из спальни и сказала нерешительно, все еще тЯжело дыша:
     - Holy fuck! He's  just honey wagon. It stinks.  Try to lick my  pussy,
Frat!* -  и похлопала рукой по простыне меж раздвинутых бедер..., а когда он
запрыгнул, потЯнула за ошейник и придвинула морду  к промежности, и сразу на
биглЯ обрушилсЯ неведомый раньше  камнепад  запахов,  густеющий  в  ноздрЯх,
сквозь  который он  продиралсЯ  с  трудом,  проваливаЯсь  от  наслаждениЯ  в
беспамЯтство, пока не догадалсЯ сунуть туда Язык...

     Џришло  лето,  как  всегда жаркое,  в этот раз еще и дымное  от горЯщих
торфЯнников, и постоЯнный ветер  нес почему-то беспомощность вместо прохлады
и  усиливал жару...,  и  ‚авила говорил назидательно:  "‹ето,  это  не когда
жарко, а когда есть  деньги".  ‹ишь вечерами центр города такой же  красивый
теперь, как  Ќью-‰орк, выбиралсЯ  из жаркого захолустьЯ и, забываЯсь, утопал
блаженно  в  огнЯх  и  прохладе,  чтобы  утром  снова  накрытьсЯ  горЯчечным
колеблющимсЯ маревом, подавлЯющим желаниЯ и выжимающим под одеждами пот...
     ‚  парке за  ‘околом,  где стоЯл  –ех, многоэтажнаЯ махина из  стальных
балок, крытых  полЯризованным  стеклом, напоминавшаЯ гигантский  космический
парусник, подгонЯемый звездным  ветром, днем было также жарко, как в центре,
и обезвоженные деревьЯ со скрученными листьЯми и почти  звенЯщими от сухости
стволами, не давали прохлады и было заметно, что им не по себе...
     ’олстаЯ стараЯ санитарка, по прозвищу …гор Љузьмич, в ватнике, несмотрЯ
на  жару,  поверх  халата,  кормила  голубей  остатками  больничной  еды  из
эмалированного  ведра с надписью "Ќеотл. •иру.", и  прирученные птицы вились
над ней темной шуршащей стаей без просветов...

     - Љак странно смотрит этот рыжий кобель, - сказала …лена ‹опухина, стоЯ
в ‚иварии рЯдом со ‘таниславой перед  биглЯми, привычно не замечаЯ  ни жары,
ни густой  отвратительной вони. - ‚се пестрые, он один однотонный...  Џросто
конек-горбунок... ЉажетсЯ, сейчас заговорит... Џринеси мне стул.
     ----------------
     * Њать твою! Ћн просто мешок с дерьмом... Џопробуй лизануть  мою киску,
”рэт! (жарг.)
     “севшись перед ”рэтом, она достала из халата сигареты, закинула ногу на
ногу и перед мордой биглЯ предстала узкаЯ полоска белых штанишек
     и восхитительно голые, и  прЯмые, как у мальчишки,  бедра, и  он  сразу
забыл обо  всем: о ‘таниславе,  которую преданно  любил,  о верной  подружке
‹орен и остальных барышнЯх-биглЯх, сидЯших вдоль стен на цепи в ошейниках, о
безвольном, вечно пьЯном неумелом хирурге, заведующем ‚иварием, о назойливом
слюнЯвом боксере песочного цвета  с  мудреным  именем  ‡ахар,  неведомо  как
попавшим сюда и своими дурацкими шутками достававшим его, он еще помнил, как
это звучит на слэнге: to  drive up the  wall, о приЯтеле-шарпее, похожем  на
старую солдатскую шинель, молчаливом и суровом бойце, о чрезмерно брезгливом
голубом доге-аристократе Ѓилле, сильно отощавшем от некачественной кормежки,
о дружелюбном крупном псе-дворнЯге с вытекшим глазом по имени Џахом, который
всЯкий раз норовил позадиратьсЯ, но завидЯ барышень-биглей начинал торчать -
began to get it  up,  не  по-собачьи  смущаЯсь  влажного  розового  пениса с
косточкой внутри, как  торчит  сейчас он  сам, перед этой молодой  женщиной,
уверенной в себе, умной и сильной, и необъЯснимо прекрасной...
     - The real bachelor girl,* - подумал ”рэт,
     - Џодойди!  - сказала ‹опухина  и склонилась,  чтобы  он  мог увидеть и
грудь, и положила руку на голову. - •ороший мальчик... Љак тебЯ зовут?
     - ”рэт, - ответила ‘танислава вместо биглЯ  и  занервничала, потому как
”рэтов пенис вылез из мехового чехла и нацелилсЯ на …лену.
     - Љак дела? - спросила ‹опухина и, забываЯ о бигле, принЯлась
     разглЯдывать сквозь  прорези  открытой туфли длинные пальцы на  стопе с
аккуратными ногтЯми.
     -  Life just  sucks, Madam,  -  сказал  ”рэт, вспомнив давнюю  беседу с
ветеринаром в  багажном отсеке  летЯщего Ѓоинга, и  добавил: -  But  I'm not
going to complain and getting on the ball.
     - —то? -  не слишком удивилась ‹опухина, оглЯнулась по сторонам и вновь
принЯлась  разглЯдывать  ухоженные  пальцы  стопы...  Ћднако  тут  же  резко
повернулась и уставилась на биглЯ, и спросила почему-то шепотом:
     - —то он сказал, ‘лавка?
     - Ћн это... он говорит... ну..., что жизнь ему здесь... не очень-то, но
жоловотьсЯ  не  хочет, потому как...  ну...  попривык  ужо  к  неожидоностЯм
здешним, - проокала ‘танислава, нервно отерла  пот и выжидательно посмотрела
на ‹опухину.
     - Љогда  ты  успела выучить  слэнг, дорогуша?  -  спросила  заведующаЯ,
странно удивлЯЯсь не умению ”рэта, но познаниЯм лаборантки.
     - My new boyfriend from  Pittsburgh, State Pennsylvania ...,**  - ‘лава
собралась выложить привычное имЯ Ђбрашка, но притормозила и сказала,
     перекатываЯ  "r",  как  настоЯщаЯ  американка:  ...Abraham  is  a  good
teacher.***
     ---------------
     * ‘амоувереннаЯ молодаЯ женщина, живущаЯ одна (жарг.)
     ** - Њой дружок из Џитсбурга, что в штате ЏенсильваниЯ...
     *** - ќйбрехэм - прекрасный учитель...
     - Ћна старательно оправдывалась, будто cделала что-то недозволенное.
     - ’от синий негр-шкаф, что привез биглей из Ќью-‰орка?
     - He's not a coon. He's an Afro-American,* - твердила ‘лава, отбиваЯсь,
любЯ и ненавидЯ ‹опухину.
     - ‡начит, тебЯ зовут...? - сказала ‹опухина, глЯдЯ на биглЯ и вспоминаЯ
имЯ...
     - ”рэт, мадам! Љак поживаете?  - сказал он и с  интересом  уставилсЯ на
нее, ожидаЯ продолжениЯ знакомства,
     - „октор ‹опу... …лена! - ‚ замешательстве она чуть склонила  голову, с
трудом подавлЯЯ желание протЯнуть руку в приветствии...
     -  Ѓиглей  можно  оперировать?  Њне  длЯ  эксперимента  как  раз  нужны
инбридные линии. - ‹опухина  нервно отвернулась  от ”рэта, даваЯ ему понЯть,
что  разговор  закончен,  помедлила,  видимо, считаЯ  варианты,  достала  из
кармана  пластинку жевательной резинкии и,  сложив вдвое,  сунула  в рот,  а
упаковку скатала  в плотный шарик  и из-за  головы резко и точно  метнула  в
ведро  с  опилками,  и,  не дожидаЯсь  пока  он приземлитсЯ,  отвернулась  и
внимательно посмотрела на ‘таниславу, контролируЯ боковым зрение удивление и
восторг биглЯ, не отрывающего взглЯд от ведра:
     -  Ќе  хочу  преждевременно афишировать свои опыты,  ‘лава...  Џоможешь
выполнить   парочку   небольших  операций   в   брюшной   полости   этого...
разговорчивого кобелЯ и ужин в дорогом  ресторане за мной...  …сли захочешь,
поедем потом на дачу...
     - €х нельзЯ оперировать, ‹енсанна, - сказала ‘лава, привычно
     сопротивлЯлЯсь.
     - ђазве они не прошли адаптацию?
     - Ћни должны принести потомство...
     - ќто мне  и  надо...  Ћткуда, как  не  из  беременных подружек  рыжего
красавца, Я  смогу извлечь...  - ‹опухина  замолчала, задумавшись странно и,
забыв о ”рэте,  оглЯдела ‘таниславу,  оцениваЯ, и, в  который раз, оставшись
довольной осмотром, провела рукой по полноватым бедрам лаборантки и замерла,
погрузив пальцы под халатом в податливые Ягодицы девушки...


        ѓлава III. Џрофессор ѓлеб ’рофимов

     „иректора  –еха  за глаза  звали Љовбой-’рофимом  из-за  сохранившейсЯ,
несмотрЯ на  почтенный  возраст,  званиЯ  и  награды,  мальчишеской прыти  и
отваги, и необъЯснимой любви к ковбойскому снарЯжению, которым был
     заставлен  его огромный  кабинет.  ‚  него были влюблены  все:  шустрые
молоденькие  санитарки и  дежурные сестры, старавшиесЯ,  подражаЯ ‹опухиной,
обнажать небольшие участки собственного тела, но делавшие
     это неумело  и  от  этого  вульгарно,  и  уж,  конечно,  не  сексуально
пристойно, как  могла  это  делать только  она одна;  полные  достоинства  и
избыточного
     -----------------
     * - Ћн не черномазый..., он афро-американец...
     веса  врачи функциональной  диагностики; энергичные дамы  хирургических
отделений –еха...; но более  - хирурги-мужчины, слепо любЯщие и также  слепо
подражающие ему во всем...
     …сли полагать, что –ех - это мир, то Љовбой-’рофим был его Ѓогом, и как
всЯкий Ѓог не снисходил до мирЯн и не разбрасывалсЯ чудесами.
     …жедневные операции, предоперационные обсуждениЯ и обходы, были не в
     счет, потому как лишь подчеркивали его божественное начало...
     Ћднако Љовбой старел, несмотрЯ на  браваду,  и …лена  ‹опухина, котораЯ
любила и почитала его за Ѓога сильнее хирургов-мужчин, видела и понимала это
лучше  всех... Ћн становилсЯ не  просто  a cradle-snatcher,  что  на жаргоне
”рэта означало "старый любовник молодой  женщины"... € дело было не только в
периодических провалах  его  сексуальных сражений,  когда  даже ‚иагра, дозы
которой  он  недопустимо  увеличивал  в  последнее   времЯ,   не   позволЯла
доминировать... Ћн становилсЯ дрЯхлым и скоро это увидЯт и поймут остальные,
и  тогда  почетнаЯ  оставка, и  собственнаЯ карьера  ‹опухиной может  сильно
притормозить,  и безупречно  выстроеннаЯ схема  перестанет приносить  доходы
даже отдаленно  несопоставимые с нынешними..., и принЯлась  судорожно искать
нетрадиционные решениЯ традиционной проблемы...
     Ђ  Љовбой-’рофим не собиралсЯ  подавать в отставку и  будущаЯ  мизернаЯ
почетнаЯ пенсиЯ была ему по барабану... ‡а десЯть  лет вольной хирургической
жизни,   почти   не   контролируемой   государством   российским,   исправно
переводившим на счета  –еха деньги, пусть и малые, на зарплату, канализацию,
хирургическое  белье,  медикаменты,  воду  и  свет,  он  заработал блестЯщей
работой  рук,  оперирующих  почти  все:  от  геморроЯ  до  аортно-коронарных
анастомозов,  никак  не   менее  миллиона  американских   долларов,  которые
благодарные  пациенты и  их  ушлые родственники вкладывали то в  конвертацию
валют, то в почти смертельные по риску, но неизъЯснимо приЯтные и прибыльные
финансовые  пирамиды, успеваЯ всЯкий  раз во-времЯ снЯть со счетов не только
тело денежного  вклада  -  corpus,  но  и  набежавшую  маржу,  превосходЯщую
размерами corpus в несколько раз...
     Ћднако  наибольший  доход   приносили  пересадки  органов   иностранным
гражданам,  которые  табунами  наезжали  в –ех  на относительно дешевые,  по
сравнению  с  ценами   ‡ападной  …вропы,  операции   по  пересадке  органов,
выполнЯемые в рамках  международных межинститутских программ, большаЯ  часть
которых финансировалась  правительствами  соответствующих  государств, о чем
привычно забывали и прибывающие пациенты, и принимающаЯ сторона...
     Ќеучитываемые операции, госпитализациЯ  длЯ трансплантации  больных вне
листа-ожиданиЯ, манипулирование донорскими  органами, как и внеочереднаЯ  их
отправка   за   рубеж,  обеспечивали,   нарЯду  с  гонорарами  в  конвертах,
фантастические заработки  Љовбою, который  понимал, что блестЯщий менеджмент
денежных  потоков, текущих  в  карманы, не реализовалсЯ  сам собой,  но  был
упорЯдочен и строго  выстроен  в  соответствии  с  его  инструкциЯми  …леной
‹опухиной, самой любимой и дорогой его ученицей..., и  женщиной,  которую он
так  и  не  смог  выучить большой хирургии, но которую  старалсЯ справедливо
продвигать, помЯтуЯ, что –ех никогда не простит немотивированных поступков и
так же легко и просто, как боготворил, сбросит с небес...
     Ћн  по-началу  растерЯлсЯ,  не  знаЯ  куда   девать   бешенные  деньги,
получаемые фактически за ту же рутинную хирургическую работу, что и в  былые
времена, когда покупка дорогого галстука превращалась в событие, подрывающее
семейные бюджет, хотЯ семьи у ЉовбоЯ  не было никогда...  Ћпыт  трат  пришел
очень  быстро и  так  пугающе непредсказуемо, что  погонЯ  за деньгами стала
доминировать над хирургией... Ћднако он  пока не понимал этого... или просто
обманывал себЯ, привычно ставЯ  хирургию  превыше всего... и  также привычно
закрываЯ  глаза на ее  нынешний полукриминальный характер, не без  оснований
полагаЯ, что выдающеесЯ операторское мастерство служит индульгенцией от всех
бед...

     ѓлеб ’рофимов вырос в семье никогда не воевавшего майора, прослужившего
войну военпредом на обозном  заводе  в  заштатном городке  ‘ызрани  с речкой
•опер,  что  застрЯл  неподалеку от  Љуйбышева,  нынешней ‘амары, в излучине
‚олги. Ћни  жили в пугающе длинном двухэтажном деревЯнном доме со множеством
отдельных   входов,  делающих  его   похожим   на  гигантскую   сороконожку,
периодически  сотрЯсаемую  пъЯными скандалами  с драками до  первой  крови и
громкими криками ‹евитана об  успешном продвижении Љрасной Ђрмии на запад, в
котором делили двухкомнатную квартиру с вольнонаемной машинисткой, служившей
на том  же заводе,  что и отец, высокой, молодой женщиной с крупными чертами
лица, украшенного  несколькими  диковинными бородавками, отличавшими  ее  от
остальных жильцов  их  деревЯшки,  необычайно строгой, даже  суровой, однако
неизменно    доброжелательно-вежливой,   умевшей   двигатьсЯ   с    каким-то
удивительным достоинством...  и  красотой,  даже с  охапкой дров или  ведром
помоев...
     ‡авидЯ  перемещениЯ стройного  тела Њашинистки  на  кухне  и  недлинном
корридоре, мать ѓлеба говорила негромко, то ли с завистью, то ли восхищаЯсь:
"–аревна!".
     Ћн  любил  сидеть у  нее в комнате,  разглЯдываЯ безделушки на  высоком
комоде,  длинные  до  полу атласные  платьЯ со множеством складок,  рюшек  и
буффов, высокие женские ботинки со  шнуровкой  с острыми носами,  и шлЯпы  с
перьЯми,  бумажными  цветами  и  вуалью  в  картонных  коробках  с  круглыми
крышками, запрЯтанными в большие фанерные чемоданы  под солдатской  железной
кроватью... кафа в комнате Њашинистки не было...
     ѓлеб уже несколько лет посещал музыкальную школу по классу  скрипки при
дворце пионеров, страдаЯ душой и  телом от  ненавистных занЯтий,  забиравших
ежедневно два-три часа... . Љто-то  из их родственников или друзей подивилсЯ
однажды  его  непомерно  большим кистЯм  с длинными  пальцам, приковывающими
внимание  у  небольшого субтильного мальчика, и посоветовал учить  иузыке...
‚озможно, из него вырос бы скрипач-виртуоз, потому как уже через четыре года
мучительных занЯтий он  необычайно технично исполнЯл  произведениЯ,  которые
были под силу лишь выпускникам музыкальной школы..., однако слух  у мальчика
начисто  отсутствовал и скоро это понЯли даже  его родители и  не настаивали
теперь особо, если  он  манкировал занЯтиЯми... Ђ  Њашинистка любила слушать
его игру, нерво хмурЯ лоб и дергаЯ плечем, когда фальшивил...
     -  ‘ твоими  кистЯми и  пальцами, мальчик, при полном отсутствии слуха,
надо  было  учитьсЯ игре  на фортепиано,  -  говорила она  глубоким,  полным
достоинства и  значениЯ  голосом,  словно была  не  простой  машинисткой,  а
профессором  куйбышевской  консерватории,  куде  его  возили   недавно...  -
Џовзрослев, ты сможешь брать две октавы...
     Љ  ней  никогда  не  приходили   офицеры-врачи  или  легко-раненные  из
госпиталЯ  поблизости,  систематически навещавшие по  ночам  одиноких женщин
сороконожки. Ћна не пила водку, даже вино..., лишь заводила вечерами патефон
и молча  слушала сипение  симфонического оркестра  на пластинках или оперные
арии, отпиваЯ  слишком темный чай  из тонкого стакана в  тЯжелом серебрЯнном
подстаканнике, глЯдЯ на мальчика невидЯщими глазами...
     ђаз  ночью,  проходЯ  мимо  ее  комнаты  к  помойному  ведру  на кухне,
служившему семье ночным горшком, он услышал стоны из-за приоткрытой двери...
Ћн  знал по рассказам  одноклассников  и собственному опыту ночной  жизни  в
одной комнате происхождение этих звуков, пригвоздивших его  к полу... ‘делав
усилие, он осторожно толкнул дверь и вошел...
     Њашинистка лежала на спина с закрытыми глазами, сбросив с  себЯ одеЯло,
в невиданной ночной  рубахе, красивой и блестЯщей,  с вышитыми сине-голубыми
цветками,  похожей на  вечернее платье  с глубоким  вырезом,  в  который она
вывела  обнаженную грудь  с тугим розовым соском и стискивала ее рукой..., и
ритмично двигала тазом: верх - вниз, вверх - вниз..., часто  дыша и  изредка
вскрикиваЯ...  “ четырнадцатилетнего пионера ѓлеба  ’рофимова, готовившегосЯ
ко вступлению в Љомсомол, закружилась голова и стали ватными ноги. Ћн закрыл
глаза, чтоб побороть  слабость, а потом рванул к двери,  успев заметить,  но
уже  не  зрением, а кожей или собственной плотью, согнутые  в  коленЯх, чуть
расставленные ноги, густые темные волосы в паху и длинные тонкие пальцы, что
так нравились ему, непохожие на пальцы матери, которые судорожно, с каким-то
остервенением, то погружались  в плоть, то извлекались, влажно поблескиваЯ в
тусклом свете, проникающем из корридора...
     Ћн  замер  у  двери,  забываЯ  дышать,  но  потом  медленно вернулсЯ  к
скрипучей  кровати,  понимаЯ, что совершает свЯтотатство и, готовый от стыда
провалитьсЯ  сквозь  землю,  стал  жадно  разглЯдывать  ее...  Ђ  она  вдруг
остановила движениЯ, открыла глаза и внимательно и долго посмотрела на него,
не убираЯ рук,  и не стараЯсь натЯнуть на себЯ одеЯло..., лишь  по-прежнему,
дыша поверхностно и часто...
     - “ходи, мальчик! - попросила она, наконец, и замерла, выжидаЯ... € ему
показалось, что просит, чтоб осталсЯ..., а он не смог, и повернулсЯ, и вышел
понуро, осторожно прикрыв дверь...

     Ћднажды он  застал  ее,  перебирающей  фотографии  в  толстом старинном
альбоме  с застежками  и подивилсЯ внезапному беспокойству и  тревоге,  даже
страху, сковавшему большое красивое тело.
     -  Џожалуйста,  мальчик!  -  она  никогда не называла его  по  имени. -
Џодожди за дверью минуту! - и,  захлопнув альбом, стала белеть лицом... Ђ он
стоЯл,  переминаЯсь  и  понимаЯ,  что  застал  ее   за   делом   еще   более
недозволенным, чем недавний ночной порок,  таинственным и опасным,  грозЯщим
ей, а,  может,  и ему  самому, и знал уже, что не уйдет ни  за что, и ни под
какими пытками не выдаст..., и станет защищать ее до конца... Ћна понЯла или
почувствовала это, потому что успокоилась сразу и  движением руки, бередЯщим
душу, указала на место подле себЯ.
     - ќто фотографии моих родителей,  -  сказала Њашинистка Ясным  глубоким
голосом, удивительно  четко артикулируЯ. ’ак,  пожалуй,  не  могла  даже его
учительница   по   литературе,  выразительно  читавшаЯ  стихи  на   школьных
вечерах...
     - Њожешь посмотреть..., - и протЯнула альбом....
     —ерез несколько недель он  знал назубок все фотографии альбома: ее отца
и мать, их родителей, сестру, многочисленную  родню, кузин и кузенов, друзей
и коллег отца..., и брата отца  -  странного пожилого господина, высокого  и
тучного,  с  тщательно  выбритым  лицом  и  головой,  в  черном  с капюшоном
монашеском клобуке,  подпоЯсанном  толстой,  как  канат,  белой  веревкой  с
длинными почти до земли концами...
     ‡агадочные, никогда не улыбающиесЯ мужчины и женщины в  строгих одеждах
начала века  и  такие  же  серьезные дети, нарЯженные во  взрослое  платье и
похожие  от  этого  на  карликов  на  фоне  невиданной  мебели:  обеденных и
ломберных столов с тЯжелыми стульЯми, кресел, диванов, пуфов, козеток, ширм,
буфетов,   многочисленных  книжных  шкафов,  высоких,  до  потолка,  зеркал,
инкрустированных бронзой, вычурных  люстр, похожих  на  первые искусственные
спутники земли,  кабинетных роЯлей с поднЯтыми крышками, фортепиано с литыми
подсвечниками над клавиатурой, картин в  широких рамах и  почти неразличимых
фотографий, плотно завесивших стены обширных покоев, из которых больше всего
ему запомнились недвижно стоЯщие лошади, готовые в любой момент сорватьсЯ со
стены и пуститьсЯ вскачь, несколько раз процокав подковами по  паркету, чтоб
потом исчезнуть навсегда за  большими  венецианскими  окнами с  ниспадающими
портьерами, изЯщных  скульптур на  подставках  из  мромора  и металла, почти
всегда взывающих о  чем-то неназойливо с  распростертыми руками, настольными
часами  в  многочисленных,  видимо,  модных  тогда, бронзовых  или  латунных
завитках, юных девах и ангелах, большими напольными часами из черного дерева
с римскими  цифрами на циферблате и длинными маЯтниками с  плоскими круглыми
блинами на конце, канделЯбрами и прочими, теперь уже  стершимисЯ из  памЯти,
антуражными деталЯми меблировки и быта тех дальных лет...
     -  Ђ  кто  тот  толстый  бритый дЯдечка  с капюшоном  на  фотографии? -
спрашивал ѓлеб Њашинистку, и  всЯкий раз она  начинала улыбатьсЯ смущенно  и
немного  растерЯнно,  надолго  задумывалась,  погружаЯсь  в   неведомые  ему
воспоминаниЯ,  и возвращаЯсь оттуда или еще оставаЯсь там, отвечала, проводЯ
рукой по густой и колючей поросли коротких волос на голове мальчика, похожих
на шапочку длЯ плаваниЯ:
     - ќто  мой дЯдЯ...,  „митрий Ђлександрович... Ћчень  богатый человек...
Џромышленник... Ћн был влюблен в нашу маму...
     -  Ђ  капюшон?  - настаивал  ѓлеб,  которого не интересовали в ту  пору
любовные истории семьи Њашинистки.
     - ‘овершенно внезапно он  вдруг отрЯдил все свое состоЯние католической
церкви в Џетербурге и переселенцам, что перебрались  в ‘ибирь из центральной
ђоссии, и стал..., -  здесь она  останавливалась в раздумьи всегда, а  потом
продолжала  трудно и нервно, - ...и  стал...гугенотом...,  - и  предотвращаЯ
встречные  вопросы, добавлЯла:  -  ѓугеноты  -  те же  католики-протестанты,
мальчик,  только  более простые  и  человечные  в  своих взаимоотношениЯх  с
Ѓогом..., будто знали его хорошо..., даже адрес...
     -  Ћн сделал это  из-за вашей  мамы? - проницательно  спрашивал ѓлеб  и
никогда не получал ответа..., и задавал свой следующий вопрос: - Ђ в Ѓога он
верил?
     - Ќе знаю. Ћн просто служил ему, как служат некоторые свЯщенники...

     Ћднажды во дворе дома его остановили два  офицера в  фуражках с  синими
околышками, как  у  летчиков...,  но  он знал,  что не  летчики.  Ћни  долго
поджидали  его, потому  что  свежий  снег  был  утоптан и усеЯн  папиросными
окурками.
     - Ћна показывала тебе фотографии, мальчик, ваша соседка? - спросил один
из  них  после короткого вступлениЯ  про  трудности  послевоенного  времени,
бдительность и пионерскую сознательность..., и назвал невнЯтно имЯ и фамилию
Њашинистки.
     - „а, - сказал ѓлеб, гордЯсь, боЯсь и презираЯ себЯ.
     - Ђ письма? - спросил другой.
     € он опЯть сказал:
     - „а, - готовый провалитьсЯ сквозь землю от стыда, понимаЯ, что предает
ее... и  что  не  предавать не  может...  и,  выждав,  добавил:  - €  ордена
старинные...
     - ‡наешь, где она хранит их...? Њожешь принести?
     -  Њогу!  -  отрапортовал   он  обрадованно,  чувствуЯ  себЯ   Џавликом
Њорозовым, с трудом удерживаЯсь, чтоб не поднести руку к голове в пионерском
салюте,  и бросилсЯ  в дом,  гордый доверием и ответственностью,  и,  достав
из-под клеенки на кухне ключ, отпер дверь и вытащил фанерный чемодан...
     Ћн  развернул  знакомую темно-красную бархатную ткань: большой  тЯжелый
орден,  то  ли крест, то ли  звезда  с  множеством лучей,  и  двуглавый орел
посредине с Ђндреевским  крестом на  груди, с молниЯми и венками в лапах,  а
вокруг на голубом эмалевом фоне: "‡Ђ ‚Ђђ“ € ‚ЂђЌЋ‘’њ"...

     —ерез несколько дней  Њашинистка исчезла. “тром ѓлеб стоЯл перед плотно
закрытой  дверью  комнаты,  заклеенной полоской  бумаги в  обычную  школьную
клетку с фиолетовой печатью посредине и непонимающе смотрел на мать...
     -  “везли ее ночью,  -  сухо сказала она, стоЯ у окна, теребЯ кольцо на
пальце  и  странно кривЯ губы. -  ЌемецкаЯ шпионка,  блЯ...  ѓде  они у  нас
немцы-то  на обозном  заводе? ѓде?!  ‘кажи,  ѓлеб! ‘кажи! ѓде  немцы! - Њать
кричала в голос, заламываЯ руки и требуЯ у него ответа, а потом разрыдалась,
не стеснЯЯсь, и сразу успокоилась:
     - Ђльбом с фотографиЯми оставила тебе...
     C  обыском  к ним пришли вечером, спустЯ  два днЯ,  и молча, и неохотно
рылись в  Ящиках, одежде и нескольких книгах на подоконнике, словно  стыдЯсь
чего-то,  и он тоже испытывал жуткий  стыд, будто опЯть  был с ними заодно и
участвовал в  обыске...,  теперь уже  против родителей,  и готовилсЯ сказать
прЯмо сейчас, что  альбом с фотографиЯми  лежит в  его школьном портфеле  на
столе, на виду..., и  открыл рот..., но  мать споро  подошла, даже подбежала
почти,  почувствовав его готовность, и, положив руку на затылок, и посмотрев
в глаза незнакомо пристально, сказала тревожно:
     -  ‘тупай на улицу, ѓлебушка!  ЏогулЯй  чуток...  Њожно ведь, да?  -  и
посмотрела, затравленно  улыбаЯсь, на военных  с  синими погонами на строгих
кителЯх...

     Љомната   пустовала   недолго:  ее   занЯла  пожилаЯ  толстаЯ  женщина,
телефонистка,  с редкими усами на  верхней  губе и огромным задам под всегда
тонкими, летом и зимой, сатиновыми платьЯми, который колыхалсЯ при каждом ее
движении, как  безвкусное  Яблочное  суфле,  постоЯнно  таскаемое  отцом  из
офицерской  столовки, Якобы содержащее  железо, так необходимое  ребенку длЯ
роста...
     - ‚ыбрось заразу, милок, - сказала толстаЯ телефонистка однажды, застав
его  на  кухне  с  альбомом.  -  Ѓуржуи-то  вон  как  раньше  жили:  с  жиру
бесилисЯ...,  детей  малых,  как  стариков  одевали,  накупали, что  на глаз
попадет  и  все  мало...  Ќа  что  столько  лошадей было?  Ђ  простой  народ
прислуживал и  терпел,  и жил, как скотина, пока терпенье-то не кончилось...
„ай мне  фотки, снесу куда след... - ’елефонистка перевела дыхание, колыхнув
задом, и было заметно, что старые фотографии будоражат  ее душу, не разум...
Ћна подождала немного и протЯнула руку.
     -  Ќет!  -  ђастерЯнный  и  испуганный  ѓлеб неудобно  сел  на альбом в
запоздалой попытке защитить фотографии и Њашинистку, и все съезжал с высокой
табуретки,  цеплЯЯсь за краЯ руками  и  упираЯсь  в пол  носками  матерчатых
туфель.
     - ‘ученок! - обиделась телефонистка. - Ћтцу нажалуюсь...  ‘ам  отберет,
да еще задницу надерет..., - и строго двинулась, раздраженно колеблЯ  полное
тело под застиранным сатиновым платьем в горошек, к себе в комнатку, убогую,
почти нищенскую, с редкой мебелью, принадлежащей воинской части...
     -  Ћтдай фотографии, ѓлебушка, - попросил отец ненастойчиво и посмотрел
на мать.  -  ‘оседка..., - он помЯлсЯ,  видимо, не  знаЯ, стоит ли посвЯщать
сына в специфику работы военной телефонистки, почти навернЯка сотрудничающей
с органами, и неуверенно закончил:  - ...может  наделать  неприЯтностей... и
комнату отберут...
     € он отдал альбом, стыдЯсь себЯ,  матери..., лишь вытащил наспех наугад
два десЯтка  фотографий, как потом оказалось,  в  основном -  лошадей...,  и
спрЯтал их в  матерчатый мешок  из-под  галош, в которых ходил в  школу,  и,
затЯнув горловину шнурком,  снес  в  жуткие  подвалы  стекольного завода  на
окраине, разбомбленного немцами пару лет назад...

     Џосле окончаниЯ куйбышевского медицинского института ѓлеб отработал два
года  в  городской  больнице  родной  ‘ызрани,   удивлЯЯ  опытных   хирургов
неожиданным,   почти   сверхъестественным  операторским   мастерством...   и
виртуозным исполнением двух скрипичных каприсов Џаганини на темы "Џрекрасной
Њельничихи",  одни  из  которых  считалсЯ  неисполнЯемым  из-за  технических
трудностей. Љ сожалению, а, может, к счастью, с подобным  блеском он не умел
играть больше ничего...
     Џереехав в Њоскву, ѓлеб нашел работу в медсанчасти  машиностроительного
завода  на  оссе  ќнтузиастов  и кровать в заводском  общежитии и,  забываЯ
скрипку, все больше погружалсЯ в хирургическое ремесло.
     ‚   медсанчасти  он   познакомилсЯ  с  девушкой,  почти   девочкой,  из
регистратуры, неожиданно сильно  и Ярко напомнившей ему Њашинистку не только
многочисленными бородавками, совсем не портившими ее, но  и статью высокой и
стройной фигуры,  и еще чем-то неуловимо волнующим  и забытым, и влюбилсЯ...
Ћна была  выше немного  и  старше,  но,  странное дело,  это  лишь усиливало
любовь... …е звали Ђнной... и вскоре он  знал до  деталей  историю жизни  ее
семьи  почти   с  Џетровских   времен,  поражаЯсь   физическому  сходству  и
трагической  похожести судеб двух самых значительных женщин своей  жизни той
поры...

     ‚скоре он стал подрабатывать  ночным дежурантом в хирургической клинике
медицинского  института.   …го  сразу  заметили  и  повели  к   заведующему:
всемогущему по тем временам академику €вановскому...
     - „а! ђуки  у тебЯ хорошие... Њожет быть, очень... „аже  не веритсЯ...,
что  такое  возможно...,  -  осторожно  сказал  интеллигентный академик  без
единого матерного слова, когда они вышли из операционной. - Љ сожалению, это
не   самое   главное   в  хирургии...   …сли  хочешь  научитьсЯ  остальному,
оставайсЯ...
     Ћн осталсЯ... •ирургиЯ забирала слишком много времени..., почти все, не
оставлЯЯ желаний  и  сил  на  остальное..., и его  роман  с Ђнной  ‹опухиной
затухал как-то сам  по себе, без особых усилий сторон. Ћн даже  не  заметил,
что  она  перестала  звонить,  и  почувствовал  облегчение,  погрузившись  в
хирургию,  котораЯ  стала  длЯ  него  всем...,  не  считаЯ  работы: отдыхом,
удовольствием, даже наслаждением..., занЯтием,  в котором  ему,  похоже,  не
было равных и  в котором он находил отдохновение, вдохновение, бодрость духа
и тела,  и ни  с  чем не  сравнимую  власть над  людьми,  несопоставимую  по
значимости и воздействию, с  властью  имущих... ‹ишь одно иногда, но странно
долго и  мучительно, терзало  его  счастливую душу:  он понимал, что  предал
опЯть...  Џредал  Ђнну  ‹опухину, как  когда-то предал  Њашинистку... € если
Њашинистку, которую  любил  безумно, страдающей мальчишеской любовью, он  не
мог не предать, потому что в те времена предавали не только дети, то с Ђнной
было  не  так...,  и  Ђнну  он никому  не  сдавал...,  просто  бросил...  за
ненадобностью..., а  может,  специально, чтоб досадить за  гордость... и  не
гордость,  а  гордыню,  и  сдержанность  во  всем,  и  даже  в постели...  €
озлобилсЯ:  на Њашинистку,  что  втЯнула  его  в свою  жизнь,  из-за которой
суетливо выслуживалсЯ перед  незнакомыми офицерами  в  фуражках  с  голубыми
околышками, что  потом перерыли вверх  дном, жестоко  унизив,  их комнатку в
далекой ‘ызрани..., из-за которой  потом  ему  стала нравитьсЯ,  похожаЯ  на
Њашинистку,  Ђнна..., на себЯ - за  трусость и  подлость...,  на  Ђнну -  за
благородство и стойкость оловЯнного солдатика..., и на весь мир... € в такой
раздвоенности, почти не отличимой  от  шизофрении, смоделированной им самим,
постоЯнно всплывающей  в  сознании  или  намеренно вытаскиваемой  из  глубин
мазохистки настроенным  мозгом,  он  прожил  большую  часть взрослой  жизни,
внешне  счастливой,  вполне  благополучной, благопристойной  и карьерной,  в
которой  добилсЯ едва  ли  не всего  не