й и длЯ самого себЯ  ничего  не  ждал  от  истории.  €наче  не
разбрасывал бы он, не раздаривал бы так  свои  рукописи.  Ќет,  он  думал  о
другом.
     "ЌеобъЯтное, отвечай - пусть Я умру, но  останетсЯ  ли  жить  потомство
мое? ‚зошла ли юнаЯ поросль от семЯн моих, которые  ежегодно  уносил  ветер?
•оть одно из них прорастает ли на дне оврага... € когда придет срок,  отдаст
ли земле семена свои?"  ќто  спрашивает  не  Ђбай,  спрашивает  поверженное,
сухое, оголенное дерево, притчу о  котором  поэт  рассказал  перед  смертью.
ђосло это дерево в  бездорожной  пустыне,  зеленело  оно  с  каждой  весной,
наливалось звонким и буйным соком, плодоносило, но кругом были пески,  цветы
опадали и невесть куда уносил ветер семена. € так шло много десЯтилетий,  из
лета в лето, из года в год. Ђ потом ударила молниЯ,  и  дерево  погибло.  Ќо
погибло ли оно одиноко, ничего не  оставив  после  себЯ,  или,  может  быть,
зеленеет уже по окраинам и ложбинам пустыни его молодаЯ поросль  -  об  этом
поверженное дерево никогда не узнает. Ќо в  этом-то  и  заключаетсЯ  великое
бескорыстие жизни, что  она  рассеивает  вокруг  себЯ  такую  же  жизнь,  не
задаваЯсь вопросом о награде и даже не знаЯ, есть ли за что  ее  награждать.
Ђбай мог существовать, только творЯ, только  преображаЯ  действительность  и
порождаЯ вокруг себЯ новое. ќто  было  его  назначением,  его  всеобъемлющей
сущностью, и благодарности он не требовал.
 
                   —ужим Я чувствую себЯ средь стариков, 
                   Ќе нахожу с детьми своими общих слов, 
                   Ћт сверстников, хотЯ б они родными были, 
                   ‡а тридевЯть земель Я убежать готов. 
                   ’ому, кто юн, страшны угрозы клеветы, 
                   Ђ ты, утративший все юные мечты, 
                   ‘тарик-ворчун, двора чужого дрЯхлый сторож, 
                   ’ы выжил из ума, кому же нужен ты?  
                                                 (Џеревод Ћ. ђумера) 
 
     ‘лышите? Ћн ничем не грозит ни  этим  неблагодарным  детЯм,  ни  глухим
сверстникам. ‡десь нет камнЯ за пазухой, нет ничего, вроде  "Ќу,  подождите,
вы еще обо мне услышите!" Ќет и знаменитого "‘очтемсЯ славою"  -  не  с  кем
было с ней считатьсЯ. Џодвиг совершалсЯ без мысли о славе. ‡десь было  иное:
"Џусть Я умру, но останетсЯ ли жить потомство мое?" Ќо ведь ответ  на  такие
вопросы дает только историЯ.
     ”игуры, подобные Ђбаю, возникают на стыке  двух  эпох.  Ћб  этом  очень
хорошо написал в свое времЯ ѓерцен:
     "Џоследнее  времЯ  перед  вступлением  в  новую  фазу  жизни   тЯгостно
невыносимо  длЯ  всЯкого  мыслЯщего.  ‚се  вопросы  становЯтсЯ  скорбными...
Ѓезумные надежды идут рука об  руку  с  отчаЯнием;  предчувствие  томит,  а,
по-видимому,  ничто  не   свершаетсЯ.   ќто   глухаЯ   подземнаЯ   работа...
пробивающаЯсЯ на свет. ‚ремЯ тЯгости и страданий, оно похоже на  переход  по
степи безотрадной, изнурЯющей  -  ни  тени  длЯ  отдыха,  ни  источника  длЯ
оживлениЯ. Џлоды, взЯтые с собой, гнилы,  плоды,  встречающиесЯ  по  дороге,
кислы... ‘частливы те, которые  закроют  глаза,  видЯ  хоть  издали  деревьЯ
обетованного краЯ. ЃольшаЯ часть умирает или в безумном бреду, или устремлЯЯ
глаза на давЯщее небо, лежа на жестком каленом песке."
     Ќо и это еще не все.
     “ странников, умирающих на каленом песке в пустыне, - об этом ѓерцен не
пишет, - есть свои враги. ќто те,  которым  никуда  не  надо  идти,  которые
ничего не ждут, ни к чему не стремЯтсЯ, которым не нужны ни Џушкин, ни Ђбай,
ни песнЯ ’атьЯны. …динственно, что они хотЯт от жизни, - чтобы она  осталась
такой, какаЯ она есть, чтобы оставались их личные феодальные права на  жизнь
и  смерть  своих  подданных,  тысЯчи  голов  скота   в   бескрайней   степи,
принадлежащие лично им, адат и шариат и русский  чиновник,  длЯ  того  чтобы
сохранЯть неприкосновенность и незыблемость  всего  сущего.  ќтот  косный  и
жестокий мир по-своему хорошо обжит, и существовать в нем им довольно удобно
и просто. Ђ тех, кто куда-то зовет и надеетсЯ на что-то новое, они ненавидЯт
деЯтельной, изобретательной ненавистью. “ этих  хищников  есть  своЯ  волчьЯ
диалектика и своЯ теориЯ моральной относительности мира. ‚от как излагает ее
Ђбай:
     "…сли вам выгодно, вы будете называть белое черным, а  черное  белым  и
ложь выдавать за  правду.  ‚ы  любите  говорить:  "ЉлЯтва  не  устоит  перед
занесенным мечом", "Ќет такого греха, который бы не был прощен Ђллахом".  ‚ы
идете к русскому чиновнику, падаете на колени и лжете ему, а потом бежите  к
торговцу войлоком, проводите ладонью  по  лицу,  молитесь  и  поносите  того
самого русского чиновника, перед которым только что унижались."
     ЏонЯтно, какую жизненную устойчивость и гибкость дает врагам ЂбаЯ такаЯ
философиЯ. Ќо, помимо философии и гибкости, у врагов есть и крепкаЯ зверинаЯ
хватка. …сли угодно - сила. ‚ первой книге  "Џути  ЂбаЯ"  есть  великолепнаЯ
сцена. Ћдин из степных хищников, Ћспан, хитростью захватил другого  -  волки
ведь тоже грызутсЯ, - свЯзал, примчал к себе  и  бросил  в  юрту.  €  вот  к
пленнику приходит брат его обидчика, который не на шутку перепуган смелостью
и бесшабашностью своего брата и всЯчески хочет от него отгородитьсЯ:
     "“разбай лежал в гостиной юрте, отвернувшись к стене... Ћн  отказывалсЯ
от пищи и даже от воды.
     Љогда ему приносили что-нибудь,  он  отталкивал  это  от  себЯ,  крича:
"“бери свой Яд!" ’акежан подсел к нему, повернул к себе его лицо, искаженное
злобой, и крикнул своим людЯм,  чтобы  принесли  кумыс.  Џочти  насильно  он
заставил его сделать несколько глотков. ‹ишь теперь “разбай злобно  взглЯнул
на него своими косыми глазами и сказал негромко:
     - ‘ыновьЯ ЉунанбаЯ! ‹ибо вы убьете менЯ здесь и выпьете всю мою  кровь,
либо Я до самого судного днЯ буду вас трЯсти обеими руками за шиворот! ‘амые
большие враги мои - Ћспан и Ђбай. ’ебЯ, ’акежан, Я не стану называть главным
врагом, раз сегоднЯ ты пришел мне помочь, но враждовать с  тобой  все  равно
буду. €ди, Я больше ничего не скажу! ’о, что вы задумали  со  мной  сделать,
делайте скорее, - с этими словами он снова отвернулсЯ к стене и замолчал".
     Ђ вот умирает Ћспан, и Ђбай над  свежей  могилой  подводит  итог  жизни
брата.
     "…ще в юности о нем говорили: "‘хватит - не отпустит, пока когти его не
вырвешь. ‘цепитсЯ - не  разомкнешь  пасти,  пока  зубы  держат"...  Ћ  каких
деЯниЯх Ћспана мог вспомнить с  благодарностью  народ?  ‹ишь  однажды  Ћспан
выступил против злодеев, но и тут он осталсЯ подлинным отпрыском ЉунанбаЯ  -
сильным, жестоким, неумолимым врагом своих личных соперников.  Ќе  за  народ
мстил он “разбаю, а как его личный враг боролсЯ с ним за власть. € точно так
же, как задолго до него все степные заправилы оставлЯли в наследство  распри
и смуты, так и Ћспан оставил после своей смерти злобную, лютую вражду."
     Љак видите, если даже отдавать все должное этим хищникам - их цепкости,
цельности, стойкости, страстности, - все равно придешь к одному  и  тому  же
выводу: с жизнью они несовместимы. ‚стречатьсЯ с ними в  голой  степи  можно
только с оружием в руках. ‡ато и просты они, как волки, и так же, как волки,
твердо знают, что им нужно.
     ‚ противоположность их миру,  мир  ЂбаЯ  лишен  этой  древней  звериной
простоты  и  устойчивости.  ‘ложность  его  мира  -  источник   нескончаемых
страданий поэта. Ќо в ней, в этой сложности, и его великаЯ сила.
     ’акова другаЯ сторона этой трагедии.
     “ ЂбаЯ были минуты, когда он мог написать, например, такие стихи:
 
                  Џусть бессмертна душа, но тело умрет, - 
                  ’ак терпи же, крепись и не прекословь. 
 
     Љонечно, это  вырвалось  не  у  борца,  это  уговаривает  себЯ  старик,
смертельно уставший от жизни, от  борьбы  и  от  того  непониманиЯ,  которое
окружает его со всех  сторон.  Ћн  хочет  хоть  последние  дни  своей  жизни
провести без ссор и споров. € это в конце концов его право.  €,  как  всегда
бываете таких случаЯх, он сразу же находит, куда бежать. ќто  очень  древнее
убежище, испокон веков принимающее в себЯ  всех  усталых,  разочарованных  и
обремененных:
 
                  ‡аглЯни в свое сердце и там, в глубине, 
                  Ћтыскав жемчуга, береги, не бросай... 
 
     Љое-кто на этом и кончает, но ни сердце, ни башнЯ из слоновой кости, ни
белаЯ юрта в степи не спасение длЯ ЂбаЯ.  Ћн  сам  отлично  понимает  это  и
тогда, совсем не в  лад  с  этими  настроениЯми,  вырываютсЯ  у  него  такие
строчки:
 
                         „овольно, не вобьете клин. 
                         Ћставьте ложный суд! 
                         Ќе мерЯйте на свой аршин. 
                         € так мне трудно тут! 
                         ‚аш клеветнический Язык 
                         …ще гнуснее дел. 
                         ’аил Я возмущенный крик, 
                         Ќо есть всему предел! 
                                     (Џеревод Џ. Љарабака) 
 
     Ћн уже и не пытаетсЯ уверить себЯ, что может уйти от всего этого в свое
"Я".
     Ќо бывают и другие столкновениЯ.  Ћни  врываютсЯ  извне,  из  реальной,
волчьей действительности.
     ‚ романе есть сцена - враги, собравшись скопом,  решают  разделатьсЯ  с
поэтом, ночью они приходЯт в его юрту.
     "ђазмеренным шагом подойдЯ к молча  смотревшему  на  него  Ђбаю,  ‘амен
громко произнес гнусное ругательство и добавил:
     - ’еперь ты наконец отстанешь от менЯ, черный пес! - €,  высоко  занесЯ
нагайку, ударил ЂбаЯ по голове".
     ќто послужило сигналом.  Џоэт  был  забит  до  полусмерти  и  брошен  в
бессознательном состоЯнии. „рузьЯ привели его в себЯ, но  за  эти  несколько
минут Ђбай постарел на десЯть лет: быть избитым нагайкой, именно нагайкой, а
не чем другим, - ведь это значит безвозвратно лишитьсЯ  чести.  ’ак  испокон
веков  считает  всЯ  степь.  Ќо  ведь  Ђбай-то   понимает:   его   приходили
просто-напросто убить. ‡нает они другое: ночнаЯ расправа десЯтерых  с  одним
может опозорить только убийц, а не  их  жертву.  ‚се  это  так.  Ќо  вот  на
какое-то, пусть  ничтожно  короткое,  времЯ  человек,  выросший  в  степи  и
впитавший  с  молоком  матери  древнее  представление  о  чести   свободного
человека, свободного именно в том феодальном смысле,  в  каком  понимал  эту
свободу отец ЂбаЯ Љунанбай, взЯл верх над философом,  мыслителем  и  борцом.
ЏовторЯю: так и не только могло быть, так неизбежно должно  было  случитьсЯ.
Љонечно, эта победа феодала над поэтом не могла быть стойкой, и однако же...
     "Ђбай быстро поднЯлсЯ и дрожащим голосом сказал:
     - ...‡ачем Я остаюсь здесь, на этой земле, с  этими  людьми?  Ќет  менЯ
больше длЯ вас!"
     ...Ћн вышел из юрты, сам отвЯзал конЯ и сел в седло... "“йдем  с  этого
места, от этой проклЯтой жизни!"
     Љонечно, он никуда не уехал, потому что не было у  него  ничего  дороже
этой проклЯтой жизни, как и не  было  любви  сильнее  этой,  даже  когда  он
отрекалсЯ от нее. Ќо это была труднаЯ борьба с самим собой, и победа  далась
ему далеко не сразу.
     Ќо самый большой, самый острый конфликт заключалсЯ не в  двух  сторонах
личности и деЯтельности ЂбаЯ, а в другом - в страшном и  неизбежном  разрыве
между  тем,  что  Ђбай  хотел  достигнуть,  и  тем,  чего  он  достигает   в
действительности. Џоэтому жизнь и деЯтельность ЂбаЯ - это  цепь  непрерывных
размышлений. Ђ самаЯ главнаЯ беда в том, что деЯтельность ЂбаЯ, такаЯ прЯмаЯ
и ЯснаЯ, если глЯдеть  на  нее  глазами  постороннего  или,  например,  того
беднЯка, которому Ђбай возвращает его добро, отнЯтое у него  противозаконно,
- станет страшно запутанной и противоречивой,  если  ЂбаЯ  судит  сам  Ђбай.
Ћн-то ведь понимает, что феодальный строй - зловонный мертвец, и  не  лечить
его нужно, как это делает он, а поскорее столкнуть в Яму. Ќо где могильщики,
которые в силах это сделать, и кто они? ‚ романе есть такой эпизод. Ћдин  из
сильнейших баев, брат ЂбаЯ ’акежан,  ограбил  беднЯков.  ‘начала  скосил  их
сено, а потом  стравил  их  пастбища.  „оводы  ЂбаЯ  оказались  бессильными,
’акежан ответил: что Я сделал, то сделал, - и  прекратил  всЯкие  разговоры.
Ђбаю пришлось замолчать. Ќи средств убеждениЯ, ни  мер  принуждениЯ  у  него
нет. „лЯ него, опытного администратора, отличного знатока шариата  и  адата,
понЯтно, что  помочь  беднЯкам  невозможно.  Џротив  них  разбойничий  закон
большой дороги, против них феодальные права баЯ. Ќо один из  молодых  друзей
ЂбаЯ, Ѓазаралы, решил восстановить  справедливость.  Ћн  -  горЯчаЯ  голова,
каторжник,  только  недавно  бежавший  из  ‘ибири.  …му  ли  дорожить  такой
малостью, как собственнаЯ жизнь? Ћн решает по-своему: ночью с группой  таких
же удальцов, как и сам, он  уводит  байские  табуны.  €  вот  все  восемьсот
угнанных лошадей розданы по рукам с одним непримиримым условием  -  всех  их
немедленно пустить под нож.  ђасчет  опЯть-таки  простой:  что  сделано,  то
сделано. Ѓазаралы предусмотрел и другое: дело возглавлЯл он один, значит, он
один в ответе, а что можно сделать со сбежавшим каторжником? ’олько сдать на
руки русским властЯм, как казенную собственность,  -  вот  и  все.  ‚  степи
начинаетсЯ  невиданный  переполох.  ’акого  не  видели  даже  старики.  „ело
передают на разрешение старшин. ‚иновный сам ЯвлЯетсЯ на суд. Ћн сидит среди
своих  обвинителей,  гордый,  невозмутимый,  а  когда  приходит  его  черед,
обращаетсЯ к присутствующим с такой речью:
     "џ доказал вам, что сыновьЯ ЉунанбаЯ  такие  же  люди,  как  Я  сам.  џ
доказал вам, что их можно схватить за ворот и начисто оторвать  его.  Ѓольше
того, Я доказал вам, что если бить их крепко,  по-настоЯщему,  то  их  можно
избить до смерти... Ѓольше мне говорить нечего.  џ  в  ваших  руках,  можете
изрубить менЯ на куски".
     €, добавлЯет автор, "засмеЯлсЯ весело, зло, торжествующе". „а и как ему
не смеЯтьсЯ? Ѓай действительно посрамлен. Џорок наказан.
     Ќо вот встает поверенный ’акежана.
     "‡ачем мне его голова, с которой не срежешь куска мЯса? - говорит он, -
Ћтвечать должны все жигитеки своими табунами. Ќужно наказать их  так,  чтобы
они не смогли больше встать на ноги. †алости быть  не  может,  ущерб  должен
быть взыскан с лихвой. Ћни уничтожили восемьсот коней ’акежана -  так  пусть
за  каждого  конЯ  ’акежана,  невзираЯ  на  возраст,  жигитеки  вернут  двух
полноценных пЯтилетних коней...
     ђод жигитек был целиком признан ответчиком".
     ’акова  втораЯ  сторона  дела.  ‘мельчак,  решительно  пошедший   путем
действиЯ, только того и добилсЯ, что разорил  вконец  тех,  за  благополучие
которых он собиралсЯ пожертвовать жизнью, а с его собственной головы не упал
даже волос. ЋказываетсЯ, Ђбай поступил очень  благоразумно,  когда  отступил
перед баем. Љроме горшего разорениЯ, он ничего не мог принести  доверившимсЯ
ему беднЯкам. Ќадо уметь выжидать и хитрить. Ќадо  иметь  не  только  сердце
борца, но и ум волостного судьи  и  увертливость  степного  дипломата.  ќто,
конечно, все так, но Ђбай не был бы  Ђбаем,  если  бы  он  не  видел  третью
сторону  вопроса  -  ту  великую  правду,  котораЯ  не  помещаетсЯ  в  рамки
узко-практического  разума,  которую  видеть  могут  только  очень  и  очень
немногие. ‚от как сам Ђбай говорит об этом:
     "„а, эта вспышка народного гнева не дала видимого успеха. Ќо значит  ли
это, что она бесполезна? Њало ли знает историЯ прекрасных  действий  народа,
не увенчавшихсЯ немедленным успехом? € разве справедливаЯ историческаЯ мысль
осуждалась за это? Ќеужели  действиЯ  Ѓазаралы  надо  расценивать  по  числу
прибавившихсЯ или убавившихсЯ у жигитеков коней?.. —то было бы, если  бы  на
действиЯ ђазина и Џугачева русский народ смотрел бы глазами отцов, матерей и
сирот, лишившихсЯ своей опоры после восстаниЯ?.. ЃольшаЯ историческаЯ правда
заставлЯет смотреть на такие событиЯ  иначе.  Ћни  сотрЯсают  основы  старой
жизни".
     ‘ознаюсь, мне очень трудно поверить, чтобы Ђбай говорил именно так. Њне
так и слышитсЯ голос моего современника. ќто он,  познавший  все  прошедшее,
говорит мне о большой исторической правде, котораЯ  заставлЯет  смотреть  на
восстаниЯ Џугачева и ђазина иными глазами, чем смотрели современники. ќто он
называет пугачевское восстание  народной  войной  и  предлагает  новую  меру
измерениЯ страданий народа - считать не его немедленные, сегоднЯшние потери,
а отдаленные, грЯдущие результаты этих потерь. Њне кажетсЯ, что автор  здесь
не вполне  продумал,  как  бы  сам  Ђбай  выразил  эту  мысль.  Ќе  сумел  в
исторически достоверных формах показать не  только  то,  что  убивало  ЂбаЯ,
гнало его на самый край ночи, но и то,  что  давало  ему  возможность  жить,
творить и даже оставатьсЯ волостным. ќто была великаЯ вера в будущее, в  то,
что "зарЯ пленительного счастьЯ" обЯзательно взойдет. Ђбай любил  эти  стихи
молодого Џушкина и часто повторЯл их.
     „а, зарЯ-то взойдет, но ведь недаром говорЯт, что  пока  зарЯ  взойдет,
роса глаза выест. ‹юди, слепо верующие в близость восхода и не  знающие,  на
каком делении стоит стрелка часов мировой истории,  всегда  склонны  ожидать
его слишком рано, и когда проходЯт назначенные ими сроки, они, проклЯв  все,
превращаютсЯ в озлобленных отступников. €сторический процесс  не  химическаЯ
реакциЯ, он не идет равномерно. ’олько  огромный  политический  ум  и  чутье
политического борца, живущего одной жизнью с народом, может предвидеть сроки
наступлениЯ нового, а великие законы диалектики объЯснЯют  ему,  что  гибель
самых лучших, предательство друзей, разгромы революций, усталость и  разброд
в  стане  борющихсЯ,  торжество  усмирителей  -  все  это  только  кажущеесЯ
поражение, на самом-то деле историЯ непрерывно работает только на будущее, -
порождает новое, хоронит старое и неуклонно идет вперед.  Ќо  кто  не  знает
этого, кто верит только в гневную, стихийную силу народа,  тот  так  же  под
конец жизни устанет ждать и разочаруетсЯ во всем, как и тот, кто верит,  что
только одна светлаЯ сила науки и разума сама по себе, без всЯких  революцией
и войн, без крови и грЯзи, может переделать мир. ’олько один разочаруетсЯ  в
народе, другой же проклЯнет лукавую  силу  разума,  а  результат  у  того  и
другого будет примерно один и тот же - отчаЯние, сознание тупика, в  который
зашел его народ или все человечество целиком. Љогда Ђбай  колеблетсЯ,  когда
его, пусть всего на несколько часов,  одолевает  сомнение,  то  истоки  этих
сомнений имеют именно такой источник.
     Ќо у таких людей, как Ђбай, отчаЯние не только приходит, но  и  уходит,
не только захлестывает с головой, но и отступает. ѓлавное в образе ЂбаЯ - не
столкновение чувств, не борьба тьмы и света, а  неутомимаЯ  жажда  действиЯ,
преобразований, вера во все лучшее, в прекрасную природу  человека.  €  если
иногда донимают вопросы: "ѓде плоды перенесенных мук, нашел ли  Я  пути  длЯ
своего народа?" - то, когда приходит пора не спрашивать, а действовать, Ђбай
говорит о своем народе совершенно иначе:
     "‚ы видите этих людей? Ћни готовы умереть,  но  никогда  не  покорЯтсЯ.
Џопробуйте кинутьсЯ на них, и будете опозорены. ’ак угостит вас разгневанный
народ".
     € дальше уже лично о себе:
     "„аже из гроба поднЯл бы менЯ нынче гнев, если бы Я услышал,  до  каких
гнусностей вы дошли. „а лучше б мне умереть раньше, чтоб  не  видеть  такого
позора. Ќо раз Я жив, не уймусь".
     € уж как вывод из всего (вспомните опЯть-таки ѓерцена и его караван):
     "…сли Я сумею быть проводником каравана... труд мой не будет  напрасен,
даже мытарства будут моими успехами. Ѓыть может, по ним другие  поймут,  что
добро отыскать нелегко, что путь к нему - это путь  мучений  и  страданий...
…сли Я сумею положить хоть один кирпичик будущего зданиЯ, которое Я уже вижу
в мыслЯх, мечта моЯ будет исполнена... Џусть наши мусульманские проповедники
сотни лет твердЯт, что наступает конец мира... Ќет, близок не конец мира,  а
конец зла".
     ќто прекрасные слова чистой, мудрой души. Ќо  что  закрывать  глаза,  -
незаметно, как всегда, подступила старость, личнаЯ жизнь уже окончена, имен-
но об этом и говорит последнЯЯ, четвертаЯ книжка. ‡десь все  обострено,  все
противоречиЯ доведены до крайней степени. ЉончаетсЯ  книга  смертью  близких
Ђбаю людей и картиной страшного народного бедствиЯ - бескормицы, джута.
     …сть в этой книге и еще одно. ќто та мудраЯ и печальнаЯ  успокоенность,
котораЯ опустилась на душу ЂбаЯ.  Ћна,  собственно,  ничему  не  мешает,  не
делает ЂбаЯ более терпимым к злу. Ћн просто устал -  и  все.  †изнь  идет  к
концу,  поэту  пора  подводить  итоги,  разрубать  гордиевы  узлы  и  решать
неразрешенные вопросы. €менно это и делает событиЯ, происходЯщие в последней
части эпопеи, наиболее драматичными, трагичными и напрЯженными.
     …сть вопрос, на который должен непременно уметь ответить  всЯкий  автор
многотомного исторического романа или всЯкий критик, пишущий о таком романе.
Џочему  автор,  написав,  скажем,  три  тома,  беретсЯ  за  четвертый?   —то
принципиально нового внесет в уже знакомый  нам  образ  этот  новый  том?  џ
подчеркиваю: н_е п_р_о_с_т_о н_о_в_о_г_о, а именно п_р_и_н_ц_и_п_и_а_л_ь_н_о
нового, ибо биографический роман - такаЯ вместительнаЯ форма, что  ее  можно
продолжать до бесконечности. ‚спомним хотЯ бы поистине  нескончаемые  томики
автобиографии Џруста или, еще лучше, - десЯтки  томов  монографий  о  Њ.  Ќ.
Џогодине, выпущенные Њ. Ѓарсуковым. …сли бы темой эпопеи Ђуэзова была только
жизнь и личность ЂбаЯ, то не так бы легко было объЯснить  довольно  обширные
размеры книги, Ќо в том-то и дело, что тема эпопеи много шире. ќто книга  не
только об Ђбае, но и о всей казахской степи, породившей его, с ее совершенно
незнакомым нам бытом, о страшных, кровавых  обрЯдах  и  обычаЯх,  о  волчьей
вражде родов, о ночных набегах, о темных казнЯх, о похищении женщин и о том,
как пробилсЯ свет и дрогнула тьма, висЯщаЯ над  этой  степью.  —етыре  части
эпопеи, четыре эпохи пробуждениЯ сознаниЯ  казахского  народа  от  стихийной
покорности до мЯтежа и дальше, до самого преддвериЯ первой революции,  когда
уже бушует и ищет выхода  народный  гнев.  ’аким  образом,  последнЯЯ  часть
романа  и  самаЯ  революционнаЯ.  ‚едь  именно  в  ней  мы  находим   главы,
посвЯщенные сначала, стихийному, а потом уже вполне сознательному  восстанию
беднЯков. € в то же времЯ  трагедиЯ  ЂбаЯ  все  нарастает.  Ћно  и  понЯтно.
—еловек не бессмертен. …сть предел и длЯ его выносливости.  “же  нет  сил  и
возможностей идти обходным путем. ‚се наглеет враг, проигрывающий ставку  за
ставкой, а у великого гуманиста осталось времЯ только на то, чтобы  говорить
прЯмо.  ќта  бросающаЯсЯ  в  глаза  прЯмолинейность  -  не  формалистическое
обнажение приема, а логическое завершение образа человека, который до смерти
осталсЯ на своих позициЯх.
     ‚ заключение хочетсЯ сказать о  некоторых  недостатках  последних  книг
эпопеи.  Ђуэзов  -  великолепный  художник,  когда   он   описывает   ночную
заснеженную степь, дикие табуны коней,  в  ужасе  несущихсЯ  неведомо  куда,
единоборство человека с волком, когда пишет, как пахнет и  звенит  степь,  -
это чувствуешь, видишь воочию. Ќо есть страницы,  где  автор  вдруг,  словно
утомЯсь, не находЯ нужных  слов,  бросает  кисть  художника  и  переходит  к
скороговорке хроникера. Њы уже говорили  об  одном  из  самых  драматических
моментов жизни ЂбаЯ, когда враги решили убить поэта.  Џродолжаем  прерванную
цитату.
     "...ѓрузный Ђбай не успел поднЯтьсЯ,  как  на  него  градом  посыпались
удары. Ќо среди злодеев нашлось несколько человек, которые, увидев, что ЂбаЯ
хотЯт забить насмерть, ужаснулись и пожалели поэта - они нарочно  падали  на
него, стараЯсь прикрыть от ударов своим телом. € таких  оказалось  несколько
человек.
     ...Ћкруженный коварными врагами, способными на  любое  злодеЯние,  Ђбай
ждал  от  них  всЯкой  мерзости  и  полагалсЯ  только  на  свою  судьбу.  „о
сегоднЯшнего днЯ она его еще миловала, а вот сегоднЯ случилось  нечто  более
страшное, нежели сама смерть. “дары, нанесенные поэту  по  голове,  кровавые
раны, иссеченное нагайкой лицо - эти следы волчьих зубов были  оскорбительны
не только длЯ честного сына казахского народа, родившегосЯ  раньше  времени,
но и длЯ чести и совести всех казахов".
     Љак хотите, здесь все неточно. Љартина избиениЯ ЂбаЯ дана чисто внешне.
Љто эти злодеи, которые вдруг своим телом стали прикрывать  того,  кого  они
пришли убивать? Џочему они это сделали? € что это  за  Ярлык:  "честный  сын
казахского народа, родившийсЯ раньше своего времени"? Ќужно ли  эту  глубоко
трагическую  сцену  воспроизводить  с  помощью  характеристик,   взЯтых   из
произведений совершенно иного литературного рЯда?
     Ќо дальше. Ђбай оскорблен, растоптан.  Ћн  хочет  бросить  родной  аул,
седлает конЯ и мчитсЯ неизвестно куда. € вот что происходит:
     "€схак и убар, понукаЯ своих коней... с двух сторон подлетели к Ђбаю.
     - Ђгатай, Ђба-ага, куда едешь? - умолЯюще завопил убар,  соскакиваЯ  с
конЯ и хватаЯ поводьЯ серого иноходца.
     - Ћтпусти, отойди! - крикнул Ђбай, с отвращением  глЯдЯ  на  смертельно
бледное лицо убара.
     ...’еперь и €схак взЯл под уздцы лошадь ЂбаЯ.
     - “спокойсЯ, Ђбай, - сказал он  тихо  без  всЯкого  притворства,  и  по
голосу можно было почувствовать, как он по-настоЯщему мучаетсЯ, -  Я  только
перед отъездом узнал, что вдова Ђбиша, несчастнаЯ Њагиш, гаснет от горЯ, она
просит тебЯ принЯть ее последний вздох. Ќеужели ты уедешь, не попрощавшись с
ней? ‚едь она тоже твое дитЯ.
     “слышав эти слова, Ђбай растерЯлсЯ.
     - ‚от кто страдает еще больше менЯ! - воскликнул он.  -  ЃеднЯжка  моЯ,
как Я тебЯ забыл! - € Ђбай повернул конЯ".
     Џисать так - значит не показывать, а декларировать. ‘лишком поспешен  и
прост отъезд, поэтому и возвращение даетсЯ чрезмерно легко. Ќо  ведь  Ђуэзов
знает, что это не так, что не ради умирающей невестки вернулсЯ Ђбай, что  он
не мог не  вернутьсЯ.  ‚ообще  всЯ  эта  сцена  скорее  беллетристична,  чем
художественна, в ней довольно заметен налет сентиментальности. Ћна как будто
вырвана из какой-то мелодраматической  повести  и  ощущаетсЯ  в  романе  как
совершенно инороднаЯ,
     Њы приводили рассуждениЯ ЂбаЯ о движущих силах истории и, каемсЯ,  тоже
считаем, что здесь автор изменил себе, сделав своего героЯ  непосредственным
рупором своих социально-политических представлений. ’аких  страниц  немного,
но корень их, по-моему,  один  и  тот  же.  Ѓольшой  художник  Ђуэзов  вдруг
непонЯтно  почему  начинает  сомневатьсЯ   в   своих   способностЯх   прЯмо,
ненавЯзчиво и правдиво раскрыть всю сложность  трагедии  своего  героЯ.  …му
кажетсЯ что он что-то недорисовал, что он недостаточно высоко  поднЯл  ЂбаЯ,
не  растолковал  по-настоЯщему  его  значение  и  величие,  -  и  тогда   он
отклонЯетсЯ от художественной правды в сторону правды моралистической,  дает
плоскостное, одностороннее,  однокрасочное  толкование  поступков  и  чувств
своего героЯ.
     Њожет быть, наиболее важным недостатком всего произведениЯ ЯвлЯетсЯ то,
что Ђуэзов так и не создал в эпопее хотЯ бы  один  полнокровный  и  жизненно
достоверный образ кого-то из русских друзей ЂбаЯ. Ѓледные тени, похожие друг
на друга, с одной и той же психологией, речами  и  поступками,  проходЯт  по
страницам романа и тихо рассеиваютсЯ, не оставлЯЯ и следа в памЯти читателЯ.
€  остаетсЯ  непонЯтным,  что  же  именно   потЯнуло   страстного,   умного,
свободолюбивого ЂбаЯ к этим скучнейшим людЯм с их штампованной речью и вЯлой
мыслью?
     "Ђбай жадно расспрашивал друга... “знав о том, что убийство  царЯ  было
следствием широкого общественного движениЯ против самодержавиЯ, он пришел  к
твердому убеждению, что русское общество, вслед за  своими  лучшими  людьми,
неудержимо стремитсЯ к революции. Њихайлов еще больше вырос в глазах ЂбаЯ  и
казалсЯ  ему  теперь  особенно  близким  и  дорогим.  Ђбай  забрасывал   его
вопросами, стараЯсь лучше уЯснить  себе  то,  что  уже  слышал  от  него,  и
разрешить новые недоумениЯ".
     Џрошло несколько дней...
     "Ђбай жадно расспрашивал Њихайлова, как и  когда  зародилась  в  ђоссии
революционнаЯ мысль. Њихайлов  рассказывал  ему  об  истоках  борьбы  против
самодержавиЯ,  говорил  о  Џушкине,  Ѓелинском,  ѓерцене,  о  новом  подъеме
революционного движениЯ, вызванном —ернышевским. Ћ нем он отзывалсЯ с особой
теплотой и уважением, и Ђбай решил, что именно —ернышевский был учителем его
друга".
     Ђвтор пишет, что "разговоры день ото днЯ становились  все  интереснее".
Љак хотите, Я в это не могу поверить.
     Ќо  это  все  авторский  пересказ.  Ђ  вот  как  говорит   сам   герой,
революционер Њихайлов:
     "ђазвитие народного сознаниЯ, просвещение - это путь к той  же  великой
цели, иначе народное восстание превратитсЯ в мЯтеж, а не в революцию".
     Џерелистаем  почти  тысЯчу  страниц,  откроем  второй  том  -  и  опЯть
раздастсЯ тот же самый голос, также монотонно и дидактически  будет  поучать
ЂбаЯ.
     "…сли этот коварный и сильный враг получит оглушительный удар, потерпит
военное  поражение,  он  растерЯетсЯ,  будет  ослаблен,  Ђ  силы   революции
вследствие этого возрастут, получат реальную возможность  действовать.  …сли
же царизм выиграет войну, окрепнет, тогда наступит  полный  разгул  реакции.
’огда революции уже не поднЯть головы, она будет отброшена на много лет".
     ’олько говорит это уж не Њихайлов, а Џавлов.
     Ђ вот вывод:
     "ђадостнаЯ весть, принесеннаЯ Џавловым,  предстала  в  сердце  поэта  в
образе юной, золотой зари, забрезжившей у краЯ ночи.
     ‘ живой признательностью к другу ощутил Ђбаи, как молодо  встрепенулось
его омраченное сердце. Џосланцем будущего  пришел  к  нему  Џавлов,  и  Ђбаю
казалось, что он уже слышит шаги идущего к нему навстречу  нового  человека,
хозЯина неведомых могучих сил".
     Ћчень красиво и вполне правильно! Ќо ведь изображать  ЂбаЯ  так  -  это
тоже идти по линии наименьшего сопротивлениЯ. € не то, что таких  разговоров
не могло быть, нет! Ћни, конечно,  были  -  такие,  когда  оба  собеседника,
горЯчась и перебиваЯ друг друга, делЯтсЯ отнюдь не литературными цитатами, а
всем увиденным и пережитым. Ќо именно это увиденное и отсутствует  здесь.  Ђ
то, что есть, никак не дает основаниЯ  поверить,  что  эти  самые  беседы  и
сформировали мировоззрение ЂбаЯ.
     ‡акрываЯ  второй  том  эпопеи,  хочетсЯ  пожелать  большому   художнику
Ђуэзову, чтобы он больше верил своему таланту  и  не  прибегал  к  пересказу
того, что он обЯзан показать воочию.
     €менно тогда исчезнут в его романе  бледные  страницы,  и  фигура  ЂбаЯ
предстанет перед  читателем  во  всей  полноте  жизненной  и  художественной
достоверности.
  
  
        Ћ ѓђ€Ќ… 
 
     ‚ 1930 году после угарного закрытиЯ тех курсов, где  Я  училсЯ  (‚ысшие
государственные литературные курсы - сокращенно ‚ѓ‹Љ),  нас,  оставшихсЯ  за
бортом, послали  в  профсоюз  печатников.  Ђ  профсоюзные  деЯтели,  в  свою
очередь, послали нас в издательства, на предмет  не  то  стажировки,  не  то
производственной экспертизы: если, мол, не выгонЯт - значит годен. џ попал в
такое акционерное издательство "Ѓезбожник". ’ам у кого-то возникла блестЯщаЯ
мысль:  надо  издать  литературный  сборник  рассказов  видных   современных
писателей на антирелигиозную  тему.  ‚ыбор  участников  этого  сборника  был
предоставлен моей инициативе. ’ак Я сначала очутилсЯ у ‚. Љина,  а  потом  у
Ђлександра ‘тепановича. Љто-то - уж не помню кто - дал  мне  его  телефон  в
гостинице. џ позвонил, поговорил с Ќиной Ќиколаевной и  от  нее  узнал,  что
ѓрин будет сегоднЯ во столько-то в доме ѓерцена. ‘толоваЯ располагалась в ту
пору -  дело  летнее  -  на  дворе  под  брезентовыми  тентами.  Љормили  по
карточкам. ’ам, под этим тентом, Я и увидел Ђлександра ‘тепановича.  џ  знал
его  по  портретам  в  библиотечке  "Ћгонька"  и   сборника   автобиографий,
выпущенных издательством "‘овременные проблемы". Ћн оказалсЯ  очень  похожим
на эти портреты, но желтизна, худоба и резкаЯ, прЯмаЯ морщинистость его лица
вносила в этот знакомый  образ  что-то  совершенно  новое.  ‚ыражение  "лицо
помЯтое, как бумажный рубль", употребленное где-то Ђлександром ‘тепановичем,
очень хорошо схватывает эту черту его внешности. Ђ вообще он мне напомнил не
то уездного учителЯ, не то землемера. џ подошел, назвалсЯ. Џервый вопрос его
был: "“ вас нет папирос?" - папирос в то времЯ в Њоскве  не  было,  их  тоже
давали по спискам. Џапирос не оказалось, мы приступили к разговору. џ сказал
ему, что мне нужно от него. Ћн менЯ выслушал и сказал, что рассказа  у  него
сейчас  такого  нет,  но  вот  он  пишет  "Ђвтобиографическую  повесть",  ее
предложить он  может.  џ  ему  стал  объЯснЯть,  что  нужна  не  повесть,  а
антирелигиозное  произведение,  которое  бы   показывало   во   всей   своей
неприглЯдности... Ћн опЯть менЯ выслушал до конца и сказал, что  рассказа  у
него нет, но  вот  если  издательство  пожелает  повесть,  то  он  ее  может
быстренько представить. џ  возразил  ему,  что  сборник  имеет  определенную
целевую установку и вот очень было бы хорошо,  если  бы  он  дал  что-нибудь
похожее на рассказы из последнего сборника "Ћгонь и вода". Ћн спросил  менЯ,
а понравилсЯ ли мне этот  сборник,  -  Я  ответил,  что  очень  -  сжатость,
четкость, драматичность этих рассказов мне напоминает новеллы ќдгара Џо  или
Ђмбруаза Ѓирса. ’ут он слегка вышел из себЯ и даже повысил голос.  "ѓосподи,
- сказал он горестно,  -  и  что  это  за  манера  у  молодых  все  со  всем
сравнивать. †анр там иной, в этом вы правы, но ќдгар тут совсем ни при чем".
Ћн очень горЯчо произнес эти слова, - видно было,  что  этот  ќдгар  изрЯдно
перегрыз ему горло. ЋпЯть заговорили об антирелигиозном сборнике, и тут  ему
вдруг это надоело. Ћн сказал: "‚от что, молодой человек, - Я верю в Ѓога". џ
страшно замешалсЯ, зашелсЯ и стал извинЯтьсЯ. "Ќу вот, - сказал  ѓрин  очень
добродушно, - это-то зачем? ‹учше извинитесь  перед  собой  за  то,  что  вы
неверующий.  •отЯ  это  пройдет,  конечно.  ‘коро  пройдет".  Џодошла   Ќина
Ќиколаевна, и ѓрин сказал так же добро душно  и  насмешливо:  "‚от  посмотри
юного  безбожника".  €  Ќина  Ќиколаевна  ответила:  "„а,  мы  с   ним   уже
разговаривали утром". ’ут Я нашел какой-то удобный  момент  и  смылсЯ.  "’ак
слушайте, - сказал мне ѓрин на прощанье. - Џовесть у менЯ есть, и если нужен
небольшой отрывок, то, пожалуйста, Я сделаю! - и  еще  прибавил:  -  ’олько,
пожалуйста, небольшой".
   
   
        ’Ђ‰ЌЂ Џђ…‚ђЂ™…Ќ€‰ 
              (€з выступлениЯ на обсуждении романа Ѓ. Ћкуджавы) 
 
     џ  не  буду  давать  оценочных  характеристик  романа  Ѓулата  Ћкуджавы
"Џутешествие дилетантов", а  просто  скажу,  что  менЯ  роман  удовлетворЯет
вполне. џ даже не ожидал, что он так менЯ удовлетворит.  џ  немного  боЯлсЯ,
потому что историю ‹авинии и ЊЯтлева-’рубецкого Я знаю.
     —то менЯ в этом романе больше  всего  привлекает  и  дает  мне  чувство
исторической достоверности?
     Ћднажды мне пришлось рецензировать работу одного  исследователЯ  насчет
маленького писателЯ XIX века, которого врЯд ли кто-нибудь здесь знает,  -  Я
имею в виду ‚оскресенского. “ него есть роман "†енщина". Ћн начинаетсЯ вот с
чего.  Ћднажды  на  балу   он   встречает   прекрасную   женщину,   усеЯнную
бриллиантами. ќта женщина представлЯетсЯ ему каким-то чудом  (как  декорации
ѓонзаго). Ћн не может приблизитьсЯ к ней, потому что ее окружает невероЯтный
круг обаЯниЯ, отвержениЯ, люди, стоЯщие около нее, как бы отгораживают ее, а
она всЯ радирует.
     Џроходит некоторое времЯ. Ћднажды  он  возвращаетсЯ  ночью  с  попойки.
“стал, недоволен, мрачен. Џо улице идут  прачки.  Ћни  везут  бочку  воды  и
белье. Ђ впереди он видит женщину, несколько похожую на  ту,  которую  видел
раньше на балу, в том окружении. …го поражает сходство. Ћн  идет  за  ней  и
вдруг по родинке узнает, что это та же самаЯ  женщина,  но  в  лохмотьЯх,  с
тазом. ќто чудо превращениЯ просто невозможно, но оно существует.
     Џроходит некоторое времЯ, однако он не может  разрешить  длЯ  себЯ  эту
загадку.
     € вот однажды он приходит к испанскому  посланнику  и  видит,  что  она
сидит в ложе с каким-то аргентинским послом. ’ут  она  уже  другаЯ:  она  не
русскаЯ красавица, она - испанка, но это одна и та же женщина.
     € вот дальше проходит несколько превращений. ‚ чем  дело?  ЋказываетсЯ,
эта женщина - крепостнаЯ, ее то любЯт, то бросают, то  опЯть  ее  поднимают.
Ћна - человек играющей  судьбы.  €  вокруг  нее  заворачиваетсЯ  необычайный
круговорот других жизней, где и острог и избушка колдовскаЯ. Ћна  поЯвлЯетсЯ
то в одном, то в другом качестве.
     ‚от  эта  фантасмагориЯ  николаевской  эпохи,  это  окружение  женщины,
котораЯ становитсЯ виной каких-то фантасмагорических, но вполне исторических
судеб, - это сделано гениально. (Њожет  быть,  не  следовало  бы  это  слово
говорить, может быть, это нетактично говорить в  присутствии  автора,  но  Я
говорю об этом, как Я считаю, имеЯ на это  право.)  Ћна  изображена  в  этой
глубокой историчности, в фантасмагории той эпохи. € когда женщина становитсЯ
тем или этим, вокруг  нее  закручиваютсЯ  вихри,  и  Ѓермутский  треугольник
возникает... (‚ зале смех.)
     ђасскажу случай, который был вчера. ЊенЯ попросили, чтобы  Я  прослушал
одну студийку из театрального вуза. Ћна читает Љафку, и она читает  Љафку  в
"превращении". џ прослушал ее. Ђ новаторство было в  том,  что  эту  мужскую
вещь - о человеке, превращенном в таракана, читает женщина,  котораЯ  жалеет
того, с кем это происходит. € она рассказывает об этом  недоуменно:  что  же
произошло? почему этот человек стал таракашкой? что это такое?!
     џ прослушал и сказал:  -  ‚се  это  очень  хорошо,  все  это  ново.  Ќо
посмотрите - вы же эту роль перевели в „остоевского, в Ќеточку Ќезванову,  в
"Љроткую", и все исчезло, исчезла ѓерманиЯ. Џолучилась другаЯ фантасмагориЯ,
которую нельзЯ наложить на эту.
     € вот когда читаешь Ћкуджаву, то  ощущаешь  фантасмагорию  николаевской
эпохи, никакой другой. € аналогий не найдете. ‡десь виден материал,  который
неповторим.  џ  не  нашел  здесь  исторических  ошибок   (Я   не   историк).
‚еликолепный прием. ‘тилизациЯ достигаетсЯ не внешними формами, а мышлением,
ощущением, тем внутренним монологом,  который  говорил  бы  человек.  €  эта
фантасмагориЯ, эти невероЯтные происшествиЯ со шпионом, с  гибелью  -  погиб
неизвестно как - вспомните все эти штуки, которые происходили, - это была та
самаЯ реальнаЯ мистика. Ћна ждала каких-то перемен, она  ждала  48-го  года,
потому что 1825 год прошел и был неповторим. ‚ этом отношении  мне  кажетсЯ,
роман Ћкуджавы неповторим.
 
        Џђ€Њ…—ЂЌ€… 
 
     Ћбсуждение романа Ѓулата Ћкуджавы "Џутешествие  дилетантов"  состоЯлось
на  заседании  творческого  объединениЯ  прозаиков  Њосковской  писательской
организации 14 декабрЯ 1976 года. Џроисходило оно после публикации в журнале
"„ружба народов" первой книги романа. Џредседательствовал на  обсуждении  ѓ.
Ѓерезко. Љроме ћ. „омбровского выступили: ‹. †ак, ‚. ‘околов, ”. ’аурин,  ‚.
Ћсипов, Ђ. Љоган, Ќ. ђабкина, Ѓ. •отимский, ‚. ‚оронов.
     Џубликуемые в настоЯщем томе выдержки из выступлениЯ ћриЯ  „омбровского
интересны ассоциациЯми, которые вызвал у него роман Ѓулата  Ћкуджавы.  ’акие
далекие, казалось бы,  от  переживаний  и  приключений  героев  "ЏутешествиЯ
дилетантов", они с неожиданной стороны приоткрывают мировосприЯтие писателЯ,
его способ мышлениЯ, строгий и образный одновременно.
     €менно этим руководствовались  мы,  помещаЯ  фрагменты  выступлениЯ  ћ.
„омбровского на обсуждении произведениЯ коллеги  рЯдом  с  его  критическими
статьЯми и этюдами о писателЯх.
     Џопутно хочетсЯ сказать еще вот о  чем:  архивы  не  только  Њосковской
писательской  организации,  но  и  российского  ‘оюза   писателей,   и   так
называемого "большого" ‘оюза хранЯт немало "скучных" документов  (стенограмм
всЯких заседаний, обсуждений,  совещаний  и  т.  д.),  которые  ныне  обрели
историческую важность.  Ѓудет  печально  и  постыдно,  если  мы  не  обратим
пристального  вниманиЯ  на  них  и  не   обнародуем.   Ћбъективную   историю
отечественной  словесности  последних  десЯтилетий   трудно   написать   без
привлечениЯ этого огромного архивного пласта.
 
        Њ.‹. 
  
 
        ‘’…ЏЂЌ ЏЂ‚‹Ћ‚€— 
 
     ќто было осенью или зимой 1959 года. ’олько что вышла моЯ, по существу,
перваЯ книга. Џроходила  она  трудно  очень,  несмотрЯ  на  хорошие  отзывы,
подолгу застревала в разных редакционных инстанциЯх, ее снова и снова читали
и перекидывали из квартала в  квартал,  и  когда  она,  наконец,  выбралась,
вырвалась, вышла в свет, Я весь превратилсЯ в одно сплошное ожидание. џ ждал
рецензий, отзывов,  на  плохой  конец  просто  упоминаний  в  общих  обзорах
литературы за этот месЯц или полугодие. Ќо ничего не было. Љниги  как  будто
не существовало. Њимо нее проходили, не замечаЯ, - ну хоть бы выругали,  что
ли!
     € вот тогда Я получил одно очень странное и страстное письмо. Њне писал
читатель, фамилию которого Я  сначала  даже  не  разобрал  -  так  она  была
невнЯтно написана на конверте. —итатель этот разбирал самую идею моей книги,
и она ему нравилась. Ћн считал, что, хотЯ книга написана о расовой теории  и
на материале минувшей войны, еще даже не перешедшей в Ћтечественную (Я  брал
захват …вропы), но она не устарела, да и не может устареть до тех пор,  пока
фашизм, остави