сЯ их трудно, ох как трудно, ѓеоргий Ќиколаевич! “ них же
все в руках, а у вас ничегошеньки, только одно  "нет!".  Ђ  "нет"  и  есть
"нет" - пустое место. Љак бы  вы  ни  держались,  они  все  равно  вас  на
чем-нибудь да проведут, надо только, чтоб это было не самое главное,  чтоб
они вам черное в белое не превратили.  •м,  -  он  чему-то  усмехнулсЯ,  -
насчет черного и белого у менЯ  есть  хорошее  воспоминание.  Љак-то  менЯ
допрашивал мой коллега, мы одного с ним выпуска, даже на  фотографии  наши
медальоны стоЯли рЯдом, Я на "Љ", он на "Њ", и потом как-то раза два с ним
встречались. Ћн, когда  приезжал  на  Љавказ  по  делам,  заходил  ко  мне
советоватьсЯ, Я ему одно дело еще помог выиграть, кроме  того,  он  писал,
правда,  не  больно  охотно  его  печатали,  все  больше  в  безгонорарных
альманахах, но ведь важен сам факт  -  писатель!  ’огда  это  очень  много
стоило, ну а после ЋктЯбрЯ он сразу же пришел в органы и  сделалсЯ  важной
шишкой! …ще бы! ‚ысшее образование, опыт, хитер, начитан, и Язык  подвешен
хорошо, там таких сейчас  совсем  нет.  ‚ы  видели,  кто  вас  допрашивал?
‚аньки! ’ак вот, когда менЯ арестовали в Њоскве второй раз, вызвал он менЯ
к себе. ’юрьма была переполненной, Я же очень  кашлЯл,  так  что  засунули
менЯ в одиночку - такой каменный чуланчик без  окон:  все  времЯ  лампочка
горела. Ђ привели к нему - так тоже  люстра  горит.  Ђ  на  окнах  плотные
шторы. ‚стретились по-дружески: он менЯ усадил, чаем с  печеньем  угостил.
Љурили. ‚спомнили тех и этих. Ќу, конечно, одних уже нет, а те  далече.  Ђ
потом начали спорить. Џро мое дело не  говорили,  потому  что,  собственно
говорЯ, и дела-то не было, одна принадлежность. ’ак что мы с высшей  точки
зрениЯ спорили, скорее даже не о политике, а об историософии.
   - —то, и такие у них были времена? - удивилсЯ ‡ыбин.
   - „а, были в самом начале. Љогда в этом  милом  учреждении  еще  сидели
люди, а не ваньки-встаньки с большими кулаками. џ ему и говорю под  конец:
беда в том, дорогой имЯрек, что наш спор нескончаем, это  старый  как  мир
вопрос - что есть истина? •ристос,  как  вы  помните,  Џилату  на  это  не
ответил. Ђ он мне: "Ќу а вы, дорогой ѓеоргий Њатвеевич, ответили  бы?  „лЯ
вас тут, по совести, все Ясно?" - "„а вот если именно по совести,  то  все
Ясно". - "’о есть?.." - "Ѓелое есть белое, а черное - черное". - "ЏонЯтно!
Ќу а как же различить-то, где черное, где белое?" -  "Ћчень  просто:  надо
смотреть". - "„а, тогда действительно все просто. Ќу хорошо, -  подошел  к
окну. - ‚от тут между двумЯ нашими корпусами есть прогулочный  дворик.  ‚ы
там, Я видел, как-то гулЯли. ’ак вот не помните ли,  какие  стены  у  этих
корпусов: черные или белые?" - "Ѓелые, штукатуренные". -  "ќто  точно?"  -
"’очно!" - "‘мотрите! - Ћтдернул занавеску, а там ночь, ночь! -  Ќу  какие
же они белые, если, смотрите, они черные?"  -  "Ќу,  ночью  они,  конечно,
черные..." - "Ќу какие же они черные, если они белые.  ‚он  фонарь  горит,
подойдите, посмотрите, белые?" - "’ам, - говорю, - белые". -  "’ак  черные
или белые? ‚идите, оказываетсЯ,  не  так-то  легко  ответить  на  это,  по
природе-то оно, может, и белое, а по сиюсекундной сущности  своей  черное.
‚ы, либералы, работали среди бела днЯ, а потом вышли из игры, а мы  пришли
черной ночью, вот цвета-то у нас с вами и оказались разные. ‚от  так".  Ќу
что, глупо, скажете?
   - „а не особенно умно,  -  ответил  ‡ыбин.  -  ‘ловеснаЯ  игра,  фокусы
какие-то.
   - „а, согласен, не умно, но вместе с тем и совершенно неопровержимо.  €
беда в том, что с этими глупыми, но  неопровержимыми  вещами  и  порЯдками
приходитсЯ встречатьсЯ теперь каждый день.
   Ћн снова взЯл книгу и стал ее листать.
   - —то это у вас? - спросил ‡ыбин. - ‹атинский молитвенник?
   -  „а  нет,  не  молитвенник,  посмотрите,  посмотрите,   -   улыбнулсЯ
Љаландарашвили. - ‹юбопытнаЯ книжица. ‚ тюрьме особенно. ’ацит. Ђмстердам,
1672 год. ’аскаю ее с собой вот уже четверть века.
   - € у вас не отобрали? - удивилсЯ ‡ыбин.
   Ћн взЯл томик и стал его перелистывать. ѓеометрически четкаЯ планировка
страниц, полЯ, шрифт,  похожий  на  мелкие  выпавшие  кристаллики,  -  это
успокаивало, как глоток ледЯной воды. ’акие книги длЯ  него  были  как  бы
сама вечность. Ќи в чем другом XVII  век  так  независимо,  как  равный  к
равному, не обращалсЯ к XVIII, XIX, XX, XXI, XXII векам, как тут. € была в
них еще какаЯ-то высшаЯ корректность истины, то  вечное,  что  никогда  не
дрЯхлеет.
   - ѓоворЯт, эти шрифты отливали из серебра, - сказал ‡ыбин.
   - Њожет быть, хотЯ Я не знаю, длЯ чего это было бы нужно,  -  улыбнулсЯ
Љаландарашвили. - „а, все тюрьмы и ссылки прошла со мной эта книжица. Ћтец
подарил мне ее, когда Я защитил магистерскую. ‚идите, на  первой  странице
разрешение на вынос. ‘тарое, а действует. ‚ы по-латыни-то читаете?
   - Љогда-то читал довольно  бойко.  Ќо  не  ’ацита.  ’ацита  мне  трудно
читать. “ж слишком сжат и своеволен.
   - „а, это есть. Ђ Я его очень  люблю.  Ќи  один  историк  менЯ  так  не
интересует, как он. ‚от все думаю и думаю и понЯть не могу  -  кто  ж  он,
обделенный и  разочаровавшийсЯ  соучастник  злодеЯний  или  смирившийсЯ  и
уцелевший свидетель их? Ќикак Я его не пойму.
   - €нтересно будет поговорить, - сказал  ‡ыбин,  глЯдЯ  на  старика.  Ћн
сидел легко и непринужденно, поставив локти  на  стол,  прЯмой,  стройный,
задумчиво улыбающийсЯ.
   - —то ж, будет времЯ - обо всем поговорим, - пообещал он. - ’олько врЯд
ли они менЯ тут долго продержат. ‘ такими делами копатьсЯ не любЯт.
   - ‘ какими такими?
   - ‘овершенно Ясными. ‚едь расследовать  нечего.  Џисьмо  написано  моей
рукой. џ не отрекаюсь! Ќу и все! ‘лушайте, а что если  Я,  глЯдЯ  на  вас,
тоже прилЯгу? Љак это будет?
   - „а конечно, ложитесь. Ќикто вас не потревожит.
   - ‚ карцер могут посадить. Ќу, хорошо, попробую.
   Ћн снЯл ботинки и лег. Џолежал так с минуту с закрытыми глазами и вдруг
засмеЯлсЯ и сел.
   - Ќет, не усну. Џривычки нет. Ђ вот Я лежал и думал. ‘ детства Я мечтал
о полете, раза два в юности  даже  билеты  брал  на  круговые  полеты  над
городом. Ћдин раз еще в гимназии, другой - в  университете.  Ћба  раза  не
вышло. Џервый раз инспектор увидел, отругал и  за  ручку  к  отцу  привел,
другой раз  ливень  пошел.  ‚  26-м  году  уж  совсем  собралсЯ  лететь  в
Љенигсберг к кузине, так арестовали! € вот уж всЯкую надежду потерЯл - что
ж, лагерь восемь лет, Я - старик, и вдруг вызывают менЯ вчера и  прЯмо  на
самолет. ‹ечу и думаю: ну, теперь мне и  умирать  не  страшно  -  все  уже
видел. Љак землЯ из-за туч  выглЯдит,  и  то  видел.  Ђ  больше  человеку,
наверно, и видеть не положено. Џрилип к стеклу, смотрю,  а  часовой  рЯдом
глЯдит и улыбаетсЯ: смотри, дед, смотри. Ћн, конечно,  уже  знал,  на  что
менЯ везет. €м ведь намекают об этом. ‚ы никогда не летали?
   - Ќет.
   - ’ак вы обЯзательно, обЯзательно полетайте! ќто ж  такое  впечатление!
Љогда над тучами летишь, кажетсЯ, что на другую планету попал  -  на  “ран
или ‘атурн, и они все в снегу, во  льдах,  в  айсбергах  каких-то.  Ќичего
живого не осталось, все там окоченело, одни глыбины мерзлой углекислоты. €
вдруг  мелькнуло  чистое,  Ясное  окошечко  с  разноцветными   прозрачными
стеклами: желтые, синие, зеленые!  ќто  уж  наша  землЯ  -  города,  полЯ,
пустыни, леса. ‚ них птицы поют, дети по грибы  и  Ягоды  ходЯт.  „о  чего
хорошо! „а!  Ђ  историЯ-то  моЯ  простаЯ,  очень  простаЯ  -  слушайте,  Я
расскажу.


   €сториЯ и верно оказалась очень простой, но в то же времЯ и  совершенно
необычайной.
   ђаннЯЯ весна 1937  года  была  очень  тЯжелой  и  злой  длЯ  зека  того
засушливого степного лагерЯ, где находилсЯ Љаландарашвили.  ‡лой  по  всем
статьЯм. ‘начала прокатилась волна  совершенно  непонЯтных  увозов.  “тром
заходили в барак нарЯдчик с надзирателем. ‚ руках у нарЯдчика была обычнаЯ
фанернаЯ дощечка (все списки в лагере пишут на фанере - она не мнетсЯ,  не
рветсЯ,  хорошо  соскабливаетсЯ  стеклышком  и  поэтому  всегда  чистаЯ  и
свежаЯ). ЌарЯдчик смотрел на нее  и  вызывал  пЯть  или  шесть  человек  с
вещами. Ќадзиратель их спешно обыскивал, выводил  за  ворота  и  передавал
военному спецконвою. ’ут их всех снова выкликали  по  фамилии  -  в  руках
старшего  был  формулЯр,  -  считали,  затем  погружали  (лицом  назад)  в
грузовичок и увозили на станцию. ‚от, собственно, и все. ќтап как этап. €з
одного барака вызвали пЯтерых,  из  другого  тройку,  из  третьего  десЯть
человек. ‚ основном брали работЯг, но пару раз  заходили  и  в  инвалидные
бараки. Ђ один раз выкликнули оттуда такого  дремучего  параличного  деда,
что его пришлось  тащить  на  носилках.  ќто  сбило  все  догадки.  ђаньше
говорили  о  новом  лагере  и  спецработах,  теперь  стали   толковать   о
переследствиЯх. ’аких разговоров в лагере всегда хватает. Џишут  в  лагере
все. Џишут генеральному прокурору, в ‚ерхсуд, в –Љ  партии  -  и  в  ответ
получают одинаковые красиво отстуканные узкие бумажки: "‚аше  заЯвление  о
пересмотре получено, проверено и отклонено ввиду отсутствиЯ оснований".  €
внизу подпись  -  эдакаЯ  стремительнаЯ  фиолетоваЯ,  зеленаЯ  или  чернаЯ
молниЯ. Џравда, все эти отказы тоже много не  стоили  -  после  них  порой
получали иногда и такое: "‚аше дело вытребовано  длЯ  проверки".  €  опЯть
молниЯ. ’олько тогда уж что-то в слишком многие  лагерные  головы  ударЯли
эти анилиновые молнии, но может быть, говорили еще,  полоса  такаЯ  нашла?
Њожет,  нарком  новый  назначен?  Ќо  в  кабинете  начальника  над  столом
по-прежнему висела та же хрупкаЯ хорьковаЯ мордочка с острыми глазками.
   Ђ брать все продолжали. Џрошел еще один смутный месЯц,  и  тут  наконец
поступило первое в чем-то  вполне  достоверное  известие.  Ћдного  вернули
обратно. ЋказываетсЯ, забрали  не  того  Џрокофьева.  ‚ернулсЯ  он  сильно
поддавший, хмурый, раздражительный и днЯ три спал. Ђ потом поползли слухи.
Ћказалось, всех везут в один и тот  же  Ћ‹Џ  (отдельный  лагерный  пункт).
‘тоит этот Ћ‹Џ в стороне от железной дороги в степи,  и  никакого  объекта
рЯдом с ним нет, так что  и  работать  там  негде.  Џо  словам  плотников,
строивших его, это огромнаЯ голаЯ зона и  пЯтнадцать  новеньких,  пахнущих
смолой пустых бараков. ‚от и все. Џотом кто-то из строителей вспомнил, что
однажды ночью туда привезли решетки и сгрузили их в каптерку. •орошего  во
все этом, конечно, было мало.  ‚озвращенный  рассказал:  теперь  в  каждом
бараке человек по двести. ‘пЯт на полу. Ќа окнах решетки, на дверЯх замки.
Џрогулок нет. †арища, дышать нечем.  ЉормЯт  так:  утром  пЯтьсот  граммов
хлеба  и  кружка  кипЯтка;  в  обед  черпак  "байкала"  (рыбной   баланды,
прозрачной, как  вода)  и  полчерпака  жидкого  могара;  на  ужин  тот  же
"байкал". ‘ахар не положен, на работу не  водЯт  -  просто  сидЯт  и  ждут
чего-то, а чего именно? Ќикто не знает. €  Џрокофьев  тоже  не  знал.  „нЯ
через три у него опухли ноги и открылсЯ  безудержный  лагерный  понос,  от
которого спасеньЯ нет. …го спешно отправили  в  больницу,  и  надзиратель,
провожаЯ его до ворот, сказал: "Ђ Я ведь думал, что он после этого сто лет
обЯзан жить". € опЯть никто ничего  не  понимал,  потому  что  главного-то
Џрокофьев так и не сказал. ‚се выЯснилось только через неделю.
   “тром собрали всех на линейку. ’ам возле клуба и  щита  длЯ  объЯвлений
стоЯл уже стол под кумачом, висела  стенгазета  "Џерековка"  -  экстренный
выпуск - и прохаживалось несколько  надзирателей.  „ве  тысЯчи  человек  в
течение доброго часа стоЯли на солнцепеке по команде "смирно"  перед  этим
пустым столом (надзиратели похаживали и покрикивали: "Љак стоите!  †ивоты!
ђазговорчики!"). Џотом раздалось: "‚нимание!" - дверь  клуба  открылась  и
оттуда вывалилось сразу несколько  человек:  сержант,  лейтенант,  старший
лейтенант, капитан и под конец вышел кто-то очень толстый и косолапый  без
всЯких знаков различиЯ. “ него были  квадратные  плечи  и  огромное  серое
ноздреватое лицо, похожее на сырой  кирпич.  ‚  руках  он  держал  афишку,
скатанную трубкой. …му принесли стул. Ћн сел и скомандовал:
   - ‡дравствуйте, заключенные!
   …му бодро ответили. Ћн раскатал трубку и встал.
   - ’ак вот, зачитываетсЯ вам приказ ѓ“‹Ђѓа за номером 500. Џриказ ѓ“‹Ђѓа
номер 500. "‡а злостный саботаж и вредительство,  а  также  за  попытку  к
побегам  с  целью  нанесениЯ  убытка  ѓ“‹Ђѓу,  то   есть   за   совершение
преступлений, предусмотренных статьей пЯтьдесЯт восемь “Љ ђ‘”‘ђ,  пунктами
семь (вредительство), восемь (террор), девЯть (диверсиЯ). ‚ыезднаЯ  сессиЯ
военного трибунала, рассмотрев в  своем  закрытом  заседании  без  участиЯ
сторон дела заключенных (следовало сорок  фамилий  с  именами-отчествами),
приговорила (восторженно и грозно поглЯдев на колонны) заключенных  (далее
следовали те же сорок фамилий, их он пролетел бегом, бормотом) - к  высшей
мере  наказаниЯ.  ђасстрелу!"  (‘тукнул  кулаком.)  Џриговор  приведен   в
исполнение, - произнес удовлетворенно и сел.
   Џо рЯдам раздалсЯ вздох, или толпа словно разом простонала.
   Ћн тоже перевел дыхание.
   - ‚от, заключенные, - сказал он и  кивнул  надзирателЯм  на  афишу,  те
сразу ее прикололи на щит "Џерековка". - ‚от, заключенные,  Я  прочел  вам
приказ  ѓ“‹Ђѓа  за  номером  пЯтьсот.  “бедительный  приказ,  заключенные,
правда? € так будет со всеми, кто  думает  продолжать  свою  вредительскую
деЯтельность. € правильно! ’ебе дали  полную  возможность  перековыватьсЯ,
да? †илье, белье, трехразовое  горЯчее  питание,  клуб,  стенгазета,  дали
тебе, так? ‡начит, трудись! ‡начит - осознавай!  Ќе  осознал?  Ќу  и  все!
‘оветский народ панькатьсЯ с тобой и все такое  не  согласен.  ‡аслужил  -
получай! ‚от так, заключенные! ‚опросы есть? Њожете расходитьсЯ.
   €з сорока человек расстрелЯнных пЯтеро были из этого Ћ‹Џа. Ћднако никто
возле этой афишки не останавливалсЯ. Ќо скоро на доске поЯвилсЯ  второй  и
третий приказ. Љ ним привыкли, стали читать и разыскивать своих.
   Ђ людей все выдергивали  и  выдергивали,  и  поначалу  еще  можно  было
нащупать если не логику,  то  какую-то  свою  сумасшедшую  систему:  брали
троцкистов; повторников; вернувшихсЯ из-за границы;  отказчиков  от  работ
(то  есть  тех,  кого  местный  фельдшер  -  начальник  санчасти  -   счел
симулЯнтами), но потом  начали  таскать  и  бытовиков,  и  колхозников,  и
работЯг, а под  конец  дошла  очередь  до  самых  истовых  лагерных  псов:
нарЯдчиков, старост, бригадиров  -  и  ох  как  они  выли,  как  ругались,
божились, размазываЯ слезы кулаками по лицу, когда их выводили за  ворота.
‚зЯли  даже  одного  старого  врача,  латыша  „иле  -  мрачного   негодЯЯ,
известного любовью к латинским цитатам,  угодливостью  и  безжалостностью.
‚идимо, какие-то люди с маслом в голове уже понЯли что к  чему  и  успешно
подключились к кампании.
   € вдруг все разом прекратилось. ‘нЯли афиши, вернули последний этап.  €
эти вернувшиесЯ рассказали то, о чем смолчал Џрокофьев. ђасстреливали  там
утром около глинистого оврага - под звуки танго,  то  есть  под  шум  двух
заведенных тракторов - это чтоб не слышно было криков (хотЯ кому  они  там
помешали бы?). Џриходили и вызывали по списку. Ѓыло ли очень страшно? Ќет,
очень страшно, пожалуй, не было. Љое-кто  даже  радовалсЯ:  "ќх,  дайте-ка
доем последнюю пайку и пойду! € шли бы вы все к едрене-фене!  џ  уже  свое
отмучилсЯ!" ‡абирали всегда после раздачи хлеба. €менно после, а не до.  €
может быть, в этом порЯдке (сначала хлеб, потом пулЯ) отразилсЯ  слышанный
кем-то рассказ о последнем завтраке осужденного.
   Ќедели через две в лагерь пожаловала комиссиЯ; они прошелестели - белые
ангелы - по стационару, заглЯнули в бараки, побывали в столовой, проверили
в кухне закладку в котел, спросили, часто ли менЯют белье, хороша ли банЯ,
и исчезли, как светлые виденьЯ. Џосле этого  уже  громко  заговорили,  что
красномордого снЯли, разжаловали и расстрелЯли. ’о,  что  его  снЯли,  это
было бесспорно, а вот во все остальное верили мало. Ќо все равно слушать о
конце негодЯЯ было приЯтно, и все слушали.
   ’аково было первое несчастье, постигшее лагерь весной 1937 года.
   ‘тарик рассказывал о нем сухо, жестко, четко, без всЯких  отклонений  и
объЯснений. Ћ втором несчастье он в этот день  рассказать-таки  не  успел.
Џробил отбой, а порЯдок в этом отношении был очень строг. ‡а  разговоры  в
ночное времЯ сразу уводили в карцер.


   - ’ак что же это все-таки было? - спросил на другое утро ‡ыбин. …го всю
ночь мутило от этого рассказа, а тон старика так даже и раздражал. —то он,
в самом деле, из себЯ строит? Љому нужна эта дурацкаЯ  бравада?  Ђ  старик
был опЯть в хорошем и Ясном настроении. Џо коридору уже двигались чайники,
и он хлопотал за столом, готовЯ завтрак.
   - —то было-то? - ‘тарик вынул папиросу и слегка размочалил ее конец.  -
Ќе возражаете? „а кто же  это  знает,  ѓеоргий  Ќиколаевич.  ђазное  тогда
говорили на начальство, например, через бригадиров пустили слух,  что  это
была ЯпонскаЯ диверсиЯ.
   - ‡дравствуйте! ќто как же?
   - Ђ  очень  просто.  …хал  из  Њагадана  на  океанском  пароходе  вновь
назначенный начальник лагерЯ. Ќу, конечно, патриот, гуманист и все  такое.
Ђ к нему в каюту забралсЯ Японский диверсант; ну и дальше - как по фильму:
свернул ему шею, выбросил в окно, а сам переоделсЯ  в  его  форму,  забрал
документы и приехал на место назначениЯ. ‘тал выполнЯть  заданье.  ‚се.  Ђ
разоблачили его случайно: жена приехала и увидела, что  это  не  тот.  ‚от
такаЯ была версиЯ.
   - € верили? - спросил ‡ыбин злобно.
   - Ќу это кто как. џ-то, например, не очень.
   - Ќу, ѓосподи, что за чепуха! - тоскливо воскликнул ‡ыбин.
   - ќ, нет, дорогой ѓеоргий Ќиколаевич, это  не  чепуха!  ќто  далеко  не
чепуха! ‚ы подумайте: диверсант два месЯца уничтожал людей, и все считали,
что это в порЯдке вещей.  ќто  значит,  что  вы  Японского  диверсанта  от
сталинского  сокола  по  его  поступкам  никак  уж  не  отличите.  ‡начит,
правового чувства нет ни у кого, ни у того, кто врет, ни у того,  кто  его
слушает. ‚от в чем страшный смысл этой Японской легенды. Ђ вы - чепуха!
   - „а, да, - вздохнул ‡ыбин, -  совершенно  правильно!  ‘лышал,  слышал!
”акультет ненужных вещей. Џраво - это факультет  ненужных  вещей.  ‚  мире
существует  только  социалистическаЯ   целесообразность!   ќто   мне   моЯ
следовательница внушала.
   - „а-а? - слегка удивилсЯ старик. - Ќу, значит, вам очень эрудированнаЯ
следовательница попалась! Ћчень! „ама с Ясным философским умом! Ќо  только
знаете, она самую-самую чуточку  запоздала.  Џришел  товарищ  ‚ышинский  и
снова все поставил на место. Ќе  бойтесь,  сказал  он,  права,  мы  с  ним
отлично уживемсЯ. ‚от только кое-что ему  вырежем.  €  вырезал,  к  общему
удовольствию. Ђ ведь десЯть лет тому назад,  в  двадцатые  годы,  -  тогда
профессора  вот  это  самое  "долой  право!"  заЯвили   прЯмо   с   высоты
университетских кафедр. „а какие еще профессора! ‘веточи! Њыслители!  Њозг
и совесть революционной интеллигенции! ’ак и говорили: право - это одна из
цепей, которой буржуазиЯ оковала пролетариат! Ќо мы освободим его от этого
бремени. € освободили. €х была целаЯ стаЯ таких славных.
   - Џослушайте! - воскликнул ‡ыбин. - Ќо ведь из этой стаи славных,  если
не ошибаюсь, один оказалсЯ агентом охранки.
   ‘тарик засмеЯлсЯ и замахал руками. Ћн был, кажетсЯ, очень доволен.
   - Ќе доказано, не доказано! € потом это, как говоритсЯ,  уж  совсем  из
другой оперы. ’ак вот вам перваЯ версиЯ - Японский диверсант. ‘уществовала
и втораЯ - это была мера предупредительнаЯ. Њол,  выЯснилось  на  процессе
’ухачевского, что  этот  заЯдлый  враг  народа  считал  лагерников  своими
кадрами. ‚от эти кадры-то  и  уничтожались.  Ќу  это  что-то  уже  гораздо
реальнее. Џод этим, пожалуй, и товарищ ‚ышинский  подписалсЯ  бы.  Ќо  мне
кажетсЯ, что дело было еще проще. ‘остоЯлось генеральное  решение  о  том,
как окончательно разрешить вопрос о врагах народа. Њы идем к коммунизму  -
это доказано. Џри коммунизме преступников не будет - это тоже доказано, но
идти к нему нам мешают враги - это совершенно бесспорно. ’ак  вот,  врагов
уничтожить, а бытовиков, то есть заблуждающихсЯ, разогнать: иди  и  больше
не греши! Џомните, у ЊаЯковского: "ЌужнаЯ вещь - хорошо, годитсЯ, ненужнаЯ
- к черту, черный крест"?
   - Ђ вы любите ЊаЯковского? - спросил ‡ыбин.
   - ђаннего? Ћчень любил. Ќу а этого  позднего  мне  в  начале  тридцатых
годов прочел мой следователь и сказал: "Ђ вы, уважаемый имЯрек, - в  нашем
социалистическом хозЯйстве  вещь  не  только  совершенно  ненужнаЯ,  но  и
объективно вреднаЯ. Џоэтому мы  на  вас  поставим  крест.  €  что  вы  мне
толкуете о праве? Џраво помогало вам боротьсЯ с нами - вот вы  за  него  и
уцепились. Ќо мы давно понЯли, что это за штучка. “ нас много  ‘перанских,
чтоб построить право, но где нам найти хоть одного ђазина, чтоб  разрушить
его?" ‡наете, кто это сказал? “вы, Я-то знал!
   - ќто тот охранник?
   - Ќет,  нет.  ’олько  его  преданный  ученик  и  поклонник.  —естнейший
коммунист. ’еперь тоже, кажетсЯ, сгорел или близок к этому. ‘лишком они уж
открыто обо всем этом трубили: "“ничтожить! “ничтожить!" Ќе надо было так.
Џотише, похитрее надо было.  ‚ышинский  это  правильно  понЯл.  Ђ  вот  на
охранника вы зрЯ нападаете. Ћн человек убежденный. ‚едь  по  любому  праву
его надо было бы засадить по  крайней  мере  на  пЯть  лет.  Ћн,  конечно,
послабее ‘кладского, это тому дали десЯть, а этот по закону вот этой самой
социалистической целесообразности имел и кафедру, и почет, и призвание,  и
учеников. € все это было правильно, ибо целесообразно.
   - Ђ совесть?
   - Ќу а что совесть, ѓеоргий Ќиколаевич? „а что это за  понЯтие  вообще?
’ут ведь почти пилатовский вопрос: "—то есть истина?" ќто что? "‚едьма, от
коей меркнет месЯц, и могилы смущаютсЯ, и мертвых высылают"? Ќу если  так,
то, конечно, она страшнаЯ вещь, но то же пушкинскаЯ совесть.

   € с отвращением читаЯ жизнь мою,
   џ трепещу и проклинаю.

   Ђ есть и другаЯ. "Ђ совесть у тебЯ есть?" - спросил карась  у  щуки.  Ђ
щука разинула пасть да и проглотила карасЯ. ‚от и  сказочка  всЯ.  ќто  уж
другаЯ совесть, щучьЯ. —итайте, ѓеоргий Ќиколаевич,  ™едрина,  обЯзательно
читайте. ќто многое вам в мире объЯснит. ‚ы  знаете,  как  его  наш  вождь
уважает?
   - ’ак у этого светоча какаЯ же совесть? ™учьЯ?
   - ќ, нет. Ћна у него профессорскаЯ! Ћн бы вам популЯрно  объЯснил,  что
совесть понЯтие строго классовое, исторически детерминированное, и поэтому
просто-напросто совести как таковой вообще-то и нет! ќто раз. Ђ  затем  он
бы вам сказал и вот что: "Њолодой мой друг! ЌастоЯщих ценных  людей  Я  не
трогал: Я знал, кто они, и работал в  тесном  контакте  с  историей  средь
субъектов объективно вредных  -  эсеров,  эсдеков,  кадетов,  меньшевиков,
анархистов, бундовцев и прочей гнили, нечисти и накипи истории - это  два.
‚-третьих, благодарЯ  этому  мелкому,  в  сущности,  моему  компромиссу  Я
сохранил длЯ социализма такую великую ценность, как моЯ жизнь, а она нужна
пролетариату в сто раз больше тех хлюпиков, которых потом  все  равно  нам
пришлось бы  сгноить  в  лагерЯх.  Ђ  посмотрите,  какую  молодежь  Я  вам
вырастил! Љрасивую, сильную, передовую. ‚ы же сами на них молитесь, как на
свЯтых". ‚от и все! € он был бы со своей точки зрениЯ безусловно прав. Ђх,
ѓеоргий Ќиколаевич, ѓеоргий Ќиколаевич! ‘овесть-то совестью, конечно, но у
каждого  есть  своЯ  собственнаЯ  модель,  и  он  в  нее  верит  свЯто.  ‚
особенности если он негодЯй!
   - € даже свЯто?
   - Ѓезусловно! Џотому что он не  верит,  а  верует!  Ќо  "верую,  верую,
ѓосподи, помоги моему неверию" - это одно. Ѓог возьмет да  и  не  поможет.
…сть другое - демаркационнаЯ линиЯ в нашем  лукавом  и  хитреньком  мозгу.
Ћна, как при роже, не пропускает через себЯ  Яды  разложеньЯ.  —еловек  не
притворЯетсЯ, а действительно иммунен к правде. Ќу не ко всей, конечно,  а
к некоторым ее сторонам. ‚се опасное остаетсЯ по ту сторону линии.  €  это
не от лукавого - нет, нет! ќто сознание не  хочет  умирать  и  ставит  щит
перед смертью: "“ходи! ‚се правильно! ‚се хорошо!  ‚се  разумно!  Ќе  верю
клеветникам и паникерам! Ћни слепы как кроты. ‚се правильно,  все  хорошо,
все разумно!"
   - Ђ приказ номер пЯтьсот?
   - Ђ вот он-то и есть свЯтаЯ истина! ђаз по нему расстреливают,  значит,
он, сударь мой, и есть сама правда!  ‹адно,  кончаем!  ќто  такаЯ  древнЯЯ
сказка, что о ней и говорить скучно. ‹учше теперь Я расскажу вам о  второй
нашей беде. Ћна в конце концов и привела менЯ сюда. „а, подвела  менЯ  моЯ
демаркационнаЯ линиЯ.
   Ѓеда - это был голод. Ћн давно подкрадывалсЯ к  лагерю.  ‚есной  лагерь
почему-то всегда голодает, начинаютсЯ  непонЯтные  перебои:  то  хлеба  не
выдали (печь развалилась), то мЯсо заменили тюлькой, то  крупы  нет,  один
сухой картофель, баланда от него горькаЯ и чернаЯ, а  то  и  вовсе  вместо
баланды раздают "байкал". ’о есть спасали посылки, а теперь вдруг и их как
обрезало. ’о ли, верно, дорогу размыло, не  подвезешь,  то  ли  экспедитор
сошел с ума от водки и лежит в больнице (это бывало уже  неоднократно).  Ђ
унизительнее голода в лагере нет ничего.
   - ‚едь тут, ѓеоргий Ќиколаевич,  ведь  что  страшно:  не  совесть  люди
терЯют, а голову. Њы, пЯтьдесЯт восьмаЯ, красть не умеем, а крадем. Ќас за
это бьют смертным боем, а мы отлежимсЯ и опЯть за свое. € еще раз, и еще -
пока не сдохнем. ќто раз. ‡атем на компромиссы,  на  всЯкое  унижение,  на
любую расплюевщину - падче нас нет. € понЯтно: у воров все, у нас  ничего.
’ак мы им за сто грамм хлеба или черпак баланды готовы всю  ночь  "тискать
романа". Њарочки (платки носовые) мы  им  стираем,  пЯтки  чешем,  еще  на
всЯкое непотребство идем - так как же им нас-то, скажите, не презирать?  џ
голову склоню перед этим презрением, правы они, сто раз правы! Ђ потом, мы
еще ведь и ученые, сидим по-научному и вычислЯем: двести грамм  сахара  на
килограмм хлеба - как это? ‚ыгодно это или нет?  ‘колько  калорий?  ‚от  и
сидим, высчитываем калории! Ѓлатари от смеха давЯтсЯ. € от презрениЯ тоже.
Ћт самого заслуженного справедливого презрениЯ.  Љ  тому  же  эти  ужасные
помойки! Ђх! - Ќа его лице поЯвилось выражение гнева и  омерзениЯ.  -  ‚се
собираем! ‘еледочные головки, картофельные очистки,  кости  всЯкие,  любую
гнусность!  Ћт  некоторых  несет  на  версту!  •одЯт  обвешанные  банками,
склЯнками, вонючими мешочками и вот такими карманищами! –елый  брезентовый
мешок подшит под бушлат и  доверху  набит  разной  дрЯнью.  €ли  вот  еще.
Џолучает какой-нибудь интеллигент пайку хлеба, это, значит, грамм 400-500,
кладет их в полведерную банку из-под огурцов и варит, варит,  варит,  пока
не получитсЯ какаЯ-то бураЯ  эмульсиЯ,  потом  чинно  садитсЯ  на  нары  и
начинает ее хлебать ложкой. ЏредставлЯете? ќто значит, литров пЯть соленой
воды он в себЯ влил.  Ќу,  конечно,  результаты  буквально  сразу  налицо.
Ћпухает, как клоп, под глазами вот такие водЯные мозоли, ноги  слоновые  -
подавишь - Ямина - идет, шатаетсЯ. Ђ  ведь  профессор,  а  может,  даже  и
академик. Ђ в лагере ему одно названье  -  "водохлеб"!  Џо  любому  пункту
бродЯт всегда два или три таких милых призрака. Ђ  одного  вот  профессора
так в помойном Ящике заперли. Ћн туда залез  за  "калориЯми",  вот  его  и
подкараулили. •орошо, что летом было, а то бы сдох. Ќо все  равно  достали
еле живого. ‚от смеху-то было!
   - ‘меху? - спросил ‡ыбин. …го пугал и смущал беспощадно  злорадный  тон
старика, и было  странно  и  страшновато;  можно  ли  так  издеватьсЯ  над
человеческой нуждой и слабостью? Ќу хорошо, если ты такой огнеупорный,  но
другие-то чем виноваты, если они не такие? Ћни-то за что страдают?
   - „а,  смеха,  -  жестоко  подтвердил  старик.  -  €  потому,  что  это
действительно смешно. ‚ы что думаете, что человек недостаточно силен?  —то
он  не  может  не  затаптывать  себЯ  в  грЯзь?  Ќе   делатьсЯ   предметом
издевательства? ќдакой жестЯнкой  на  собачьем  хвосте.  —епуха,  дорогой!
Њожет, сто раз может! €  что  самое,  пожалуй,  гнусное:  ведь  культурнаЯ
оболочка - этакие словечки, притЯзаниЯ, эрудициЯ, гордый вид - это  все  у
нас сохранЯетсЯ. Љак же - венец творениЯ, "будьте любезны... не могу ли  Я
вас попросить?.. не будете ли вы столь добры",  все,  все,  как  в  лучших
домах ”иладельфии. - Ћн коротко хохотнул. -  ‚ы  никогда  не  слышали  про
‘идора Џоликарповича и ”ан ”аныча? Ќу в лагере вам и расскажут и  покажут.
ќто мы с вами - культуртрегеры и интеллектуэли! ’е, что по помойкам лазают
и о рыцарЯх духа говорЯт. Ђх ты... - Ћн что-то  сглотнул  про  себЯ.  -  “
блатных даже есть замечательнаЯ сценка об этих самых господах. Ќо это надо
уметь рассказывать! џ не умею. Ђ среди блатных  попадаютсЯ  такие  актеры!
’аких и в Њ•Ђ’е сейчас не найдешь. ‚от они бы вам изобразили!
   - ’ак вы хоть перескажите, - попросил ‡ыбин. - ‚едь это, наверно, очень
интересно.
   - ’о есть это страшно интересно! †ивотики надорвешь, как интересно!  Ќо
на это надо особый талант. - Ћн подумал.  -  ‚  общем  так.  ”ан  ”аныч  -
значит, вы - уходит на работу и просит ‘идора Џоликарповича - значит, менЯ
-  сохранить  до  его  прихода  па-ечку!  -  ‘тарик  произнес  это   слово
размЯгченным, дрогнувшим от нежности голосом. - Џриношу  Я  ее  и  говорю:
"‘идор Џоликарпыч, разрешите, будьте добры,  оставить  у  вас  паечку".  -
"Џожалуйста, пожалуйста, ”ан  ”аныч".  Џрихожу  с  работы:  "‡дравствуйте,
‘идор Џоликарпыч, как вы себЯ чувствуете?" - "Ѓлагодарю  вас,  ”ан  ”аныч,
прекрасно, прекрасно..." - "Ќу и слава Ѓогу, разрешите-ка мою  паечку".  -
"‚ы знаете, ”ан ”аныч, Я вдруг ощутил такой голод, что съел ее". - "Љак же
так,  ‘идор  Џоликарпыч,  пайка-то  моЯ".  -  "џ  убедительно  прошу  менЯ
простить". - "„а на кой хрен мне ваша просьба, что Я ее  себе  в  задницу,
что ли, засуну? (ѓоворЯт, конечно, крепче.) „авайте пайку - вот и все".  -
"Ќе кричите на менЯ, будьте любезны, ”ан ”аныч". - "„а Я вас сейчас в  рот
употреблю (крепче, крепче, конечно), ‘идор Џоликарпыч!" - "џ вас сам  туда
же, ”ан ”аныч". - "‘осали бы вы, ‘идор Џоликарпыч..." - "‘ами сосите, если
голодны, ”ан ”анич". Ќу и драка, и волосы летЯт, - старик опЯть зло и даже
как-то мстительно захохотал. “ двери  что-то  звЯкнуло  -  это  коридорный
подошел и поглЯдел в глазок, поднЯвши его железное веко.
   - „а, не полагаетсЯ! ‘меемсЯ! - сказал старик. - •орошо, не будем.  ’ак
вот в это милое времЯ сидит ваш покорнейший слуга  с  одним  своим  старым
другом на лавочке после баланды из тухлой  капусты  и  тюльки  и  говорит:
"…сть,  собственно  говорЯ,  один  должок,  только  не   знаю,   как   его
востребовать". Ђ должок вот какой. Љогда-то, еще при  царе  ѓорохе,  когда
€осиф ‚иссарионович отправлЯлсЯ в …нисейск, Я и одолжил ему  50  рублей  -
как сейчас помню, - а кроме того, медвежью шубу и  прекрасные  валенки  из
тонкой белой шерсти с красным узором на бортах. Ђ то  одет  он  был  очень
легко, а должны были ударить морозы. џ знал его  еще  до  этого,  мне  его
поручали встретить, когда он выходил в ссылку из Џетербургского  арестного
дома. ‚от тогда мы - несколько товарищей-кавказцев -  провели  целый  день
вместе. „аже в цирке были. € знаете?  Ћн  мне  тогда  очень  понравилсЯ  -
рассказывал много интересного, ничего не преувеличивал,  не  хвастал,  был
такой живой, простой, общительный и даже  -  вот  Я  знаю,  в  это  трудно
поверить - по-настоЯщему остроумным был. ‚о всЯком  случае,  мы  смеЯлись.
’аким он мне и запомнилсЯ.  €  вот  через  несколько  лет  Я  узнал  через
двоюродную сестру - она ходила на свиданьЯ к арестованным, - что он  опЯть
арестован и сидит совершенно без денег. …хать ему не в чем. џ тогда жил  в
Њоскве, уже женилсЯ, практика была богатаЯ: провел несколько крупных дел в
Ѓаку и ’ифлисе - одно даже банковое, - так что деньги были. ‚от Я с верной
оказией и  послал  ему  денег  и  эти  вещи.  €  написал,  что,  если  что
потребуетсЯ еще, пусть не стеснЯетсЯ,  а  сразу  даст  знать.  €  в  ответ
получил телеграмму, вот как сейчас помню:  "Ѓлагодарю.  Ѓольше  ничего  не
надо.  Ћчень  тронут  предложением.  ‚аш..."  €  вскоре  после  этого  его
отправили по этапу.
   ‡ыбин сидел и слушал, забыв про все. ќтот рассказ был чудесен  так  же,
как его постоЯнные мучительные сны об этом человеке или  страшнаЯ  сказка.
Ћн знал, что все оно так и было, но все-таки представить, что ‘талин ходит
с этим стариком (впрочем, тогда они были молоды, молоды), сидит с  ним  за
одним столом, занимает у него деньги, благодарит, пишет "ваш"  -  все  это
выглЯдело совсем как чудо. •отЯ это и было, конечно, чудо. "‚ремЯ  -  отец
чудес", - говорЯт арабы.
   - € больше вы его не видели? - спросил он.
   - „а нет, видел.  ђаз  он  даже  собиралсЯ  отдать  мне  что-то,  но  Я
засмеЯлсЯ и сказал: "Ћтдадите после революции или когда  Я  буду  в  таком
положении, как вы были тогда". Ќу, конечно,  рассмеЯлись  и  заговорили  о
чем-то другом. ‚от это Я и рассказал товарищу. "„а, - говорит  товарищ,  -
точно, этот должок стребовать было бы неплохо, только как это  сделать-то?
‚едь письмо  не  дойдет,  вернут  и  в  карцер  еще  посадЯт,  надо,  чтоб
кто-нибудь бросил конверт в Ящик в самом здании –Љ на ‘тарой площади. „а и
то гарантии нет". Ђ что за это письмо могут голову снЯть - об  этом  никто
из нас и не подумал. Ќа этом разговор и кончилсЯ.  €  вот  примерно  через
месЯц приезжает мой сын. Ђ надо сказать, что  за  этот  месЯц  у  нас  все
переменилось.  ‚се!  ’ак  только  в  лагерЯх  бывает.  ‘начала  начальника
посадили, затем вот эта самаЯ комиссиЯ наскочила. ‘разу всю  задолженность
погасили. ‘ахару каждому досталось  около  килограмма.  ќто  же  в  лагере
богатство! ‘тарого пьЯницу-фельдшера - в шею! Ќазначили молодого врача  из
только что кончивших. Ћн сразу всех больных отправил в  больничку.  Ќас  с
Ђшотом - он был армЯнин - в первую очередь. € вот тут в больницу приезжает
сын. „о этого Я от него полгода не только посылок, но  и  писем  не  имел,
все, оказываетсЯ, шло обратно. ЌесмотрЯ на это, он все  времЯ  хлопотал  о
свидании, но ему на заЯвлениЯ даже не отвечали, а тут случай  подвернулсЯ.
“ него друг вышел вдруг в большие люди  -  стал  заведующим  секретариатом
одного воротилы. ‘ын ему и пожаловалсЯ: вот женюсь, мол, хочу,  по  обычаю
предков, привести невесту к отцу, так сколько ни пишу,  так,  сволочи,  ни
разу не ответили. "Ќу, это мы быстро устроим", - сказал друг, и через  три
днЯ пришло разрешение. ‚от они и приехали. € навезли мне,  навезли  всего!
Љомандованье на это уж сквозь пальцы смотрело. ‚ лагере  всегда  так:  или
жить не дают, либо ничего не видЯт и не  знают.  •орошо.  ‚стречаюсь  Я  с
сыном, приглЯдываюсь, прислушиваюсь к нему, все думаю:  надо  попробовать!
Ќадо, надо! —ем черт не шутит. ’ут ведь никакой политики нет. ‹ичный  долг
- вот и все! € вот перед самым отъездом, уже после отбоЯ,  Я  и  спрашиваю
товарища - а мы все времЯ в бараке устраивались рЯдом: "Ђшот,  ты  помнишь
наш разговор о должке?"  "Џомню,  -  говорит,  -  да  ведь  ты,  по-моему,
раздумал". "Ќаоборот, - отвечаю, - только думаю". "Ђ, так!  -  говорит.  -
Ќу, думай, думай". € отвернулсЯ к стене. •орошо! ’еперь, значит, никак  уж
нельзЯ отступать. € вот утром после завтрака пошел Я в  красный  уголок  и
написал цидулю. Џомню наизусть:
   "ѓр-ну  „жугашвили   (‘талину).   €осиф   ‚иссарионович,   находЯсь   в
затруднительном материальном положении, напоминаю ‚ам, что в 1904 году  на
станции …нисей мною ‚ам, в  порЯдке  помощи,  в  столыпинский  вагон  были
переданы: 50 рублей деньгами, шуба на меху стоимостью в 120  руб.  и  пимы
сибирские стоимостью 5 руб. ‚сего 175 руб. Џрошу вернуть  долг  по  курсу.
Ќапоминаю, что вышеуказанные вещи принадлежали мне и не имели отношениЯ  к
партийной кассе". Џодпись. —исло. ЊесЯц. ѓод.
   ‚от такое, значит, письмецо.  Ќаписал  Я,  склеил  конверт  из  толстой
ватманской бумаги, выпросил у культурника сургуча от чернильных пузырьков,
запечатал, написал: "—лену –Љ такому-то. ‹ично, длЯ передачи..."  и  отдал
сыну. "‚от  очень  важное  дело".  ‘ын  как  прочел  адрес,  даже  в  лице
изменилсЯ. "Џапа, что? ЋпЯть жалоба? Ќо почему же ему? € зачем  лично?"  -
"Џотому, сын, и лично, - отвечаю, - что в этом конверте важнейшаЯ тайна, и
если ее посторонний прочтет - Я погиб".  -  "Ђ  какаЯ  тайна,  сказать  не
можешь?" - "Ќет, прости, не могу". - "Ќу а как же Я передам?  ‚едь  Я  его
(того воротилу) совсем не знаю". - "‚от через своего друга и  передай".  -
"Ђ если не возьмет?" - "‚озьмет! ’ы только поклЯнись  ему,  что  это  дело
государственной важности. Ђ вскрывать не давай. Ќу а если что - уничтожь".
Џобледнел слегка. "•орошо. ‘делаю". Ќу попрощались мы, даже  прослезились,
а невеста его, та даже навзрыд расплакалась у менЯ на плече. Ћчень,  скажу
вам, ѓеоргий  Ќиколаевич,  она  мне  понравилась.  Ћчень!  ’акаЯ  высокаЯ,
стройнаЯ,  красиваЯ  блондинка.  ‚ы  хорошо  помните  "ђождение   красоты"
Ѓоттичелли? ‚идите ее сейчас?  Ќу  вот  она  точно  такого  же  типа.  Њне
кажетсЯ, что даже совершенно такаЯ же. Ќо это,  конечно,  только  кажетсЯ.
ЋбнЯлись мы. ‘ын говорит: "Ќу, терпи  еще,  папа,  ты  у  менЯ  железный".
"’ерплю, сынок, терплю, - отвечаю. - Ќо доколе же еще терпеть?" ‚спомнил Я
тогда, конечно, из Ђввакума "до самыЯ смерти, Њарковна", оба мы,  наверно,
вспомнили,  потому  что  он  улыбнулсЯ.  “шел  сын.  Џришел  Я   в   барак
выздоравливающих, Ђшот спрашивает: "Ќу  как?"  "Џростились,  -  говорю.  -
Ћтдал!" - "Ћтдал? Ќу, теперь жди - либо пулю, либо  свободу".  -  "‡а  что
свободу-то? - "‡а то, что не забыл своего добра". - "Ђ пулю тогда за что?"
- "Ђ чтобы больше не вспоминал про свеч добро".  "„а,  -  отвечаю,  -  это
логично".  "’олько  боюсь,  -  говорит  Ђшот,  -  пожалеет  сын  тебЯ,  не
передаст". "€ это может быть", - отвечаю, хотЯ знаю: мы не из жалостливых.
Ќу, ждем-пождем, нет ничего. Љ тому времени нас из больнички  перевезли  в
зону  тоже  выздоравливающих  -  это  что-то  вроде  лагерного  санаториЯ.
ђаботать только в зоне на самообслуживании  -  ну  там  клумбы  разбивать,
солнечные часы из кирпичиков  выкладывать,  бараки  подметать.  Џитание  у
половины больничное  -  диетное,  у  половины  полное  рабочее,  это  тоже
неплохо. ’ак что голодных  нет.  џ  вам  так  скажу,  ѓеоргий  Ќиколаевич,
отвлекусь немного от темы, - лагерь  перемалывает  только  самых  крепких,
самых сильных, категории ’”’ и ‘”’ - тЯжелый и средний физический труд,  -
вот те идут на  лесоповал,  в  забой,  тачки  возить,  топь  мостить.  ќто
нечеловеческий труд. ‚ условиЯх лагерЯ его никак не  выдержишь,  какой  бы
тебе паек ни давали. „венадцать часов на такой  работе,  считаЯ  дорогу  и
развод, с семи до семи - нет, это  никогда  не  выдержишь!  ‚едь  выходных
фактически нет, жилье плохое, одежонка гнилаЯ, доктора  освобожденье  дают
только умирающим. ‡начит, работай, работай, работай, пока не упадешь. Ќу а
там уж очень быстро все пойдет. џ вам скажу, что сильный мужчина  куда  уж
скорее доплывет, чем какой-нибудь доходЯга,  скелет  в  бинтах.  ‚  лагере
действительно скрипучее дерево два века живет. Ќу а  совсем  негодные  длЯ
эксплуатации, тем и помирать  не  надо.  ‘лепые,  глухонемые,  помешанные,
безрукие, безногие,  волчаночные,  сифилисные  -  те  живут  и  живут.  €з
амбулатории  в  стационар,  из  стационара  в  больницу,  из  больницы   в
больничную зону, из больничной зоны в инвалидный лагпункт,  и  опЯть  весь
круг по новой. € таких много! Ћчень много таких!  „а  при  самой  жестокой
дисциплине в лагере половина не работает. ‚едь по существу-то весь  лагерь
- это фабрика уродов, огромный агрегат, работающий  на  самоперевариванье.
Ќе подбрось  ему  вовремЯ  свежей  человечины,  он  сразу  задохнетсЯ.  Ќо
подбрасывают и подбрасывают. Ђ он перемалывает  и  перемалывает,  и  снова
просит. ‚от так, дорогой. ‚прочем, это Я опЯть в сторону. ’ак вот,  месЯца
через два  попали  с  Ђшотом  мы  в  лагерь  выздоравливающих.  џ  старшим
дневальным, то есть старостой барака, старик Ђшот садовником. €  как  взЯл
он Ящик с рассадой, так и рассмеЯлсЯ: "Ќу,  наконец  Я  работаю  опЯть  по
специальности". Ћн был профессором  Џетровской  академии.  Ђ  посылки  мне
поступают регулЯрно, в начале месЯца и в конце. € в каждой  посылке  видна
она - то надушенный  лавандой  платочек,  то  рубаха  с  моими  инициалами
шелком, то опись ее  рукой  сделана.  ’ак  прошло  еще  два  месЯца.  Ђшот
говорит: "Ќу теперь живи,  ждать  уж  нечего.  Џорвал  твой  ѓеоргий  твое
письмо. € хорошо сделал. ‚идишь ведь, какое времЯ..."
   € через два днЯ после этих его слов менЯ и выдернули.  „а  как!  Ќочью!
Џришел сам начальник отделениЯ вместе с начальником лагпункта  -  так  еще
никого не забирали. „аже и на  расстрел  так  не  забирали.  Џроверили  по
формулЯру и велели собиратьсЯ с вещами.  “ж  по  дороге  начальник  лагерЯ
спросил тихо: "Џисал ты?" -  "Џисал".  -  "Ќу  вот  и  дописалсЯ  на  свою
голову". Љогда Я шел мимо нар, весь барак молчал. Ђшот лежал  около  менЯ,
спал. Љогда пришли, даже глаз не  открыл,  только  когда  Я,  уже  выходЯ,
наклонилсЯ над ним, он так же, не открываЯ  глаз,  сказал  тихо:  "Џрощай,
ѓеоргий! Џрости. ЏонадеЯлсЯ Я на скота. Ќу ничего, скоро все там будем.  џ
тоже теперь уже и постараюсь, не задержусь". ‚от так Я и очутилсЯ в  одной
камере с вами. ‚от и все.
   Ћн вздохнул, лег на койку и вытЯнулсЯ.
   ...‚зЯли старика на другой день после обеда. ‚ызвали на доп