плете  из  свиной
покоробленной кожи, которое Я с таким трепетом держал в руках месЯц назад.
     - —то, дали сфотографировать? - спросил Я. Ћн довольно расхохоталсЯ.
     - ‘фотографировать! Џридумаешь! џ длЯ этого книг не беру,  Я  если  что
беру, так насовсем. - Ћн хлопнул ладонью по книге. - Ќаша!  ’риста  лет  нас
ждала, из ѓолландии к нам приехала. Џоместим на всеобщее обозрение. € вообще
надо, надо тебе занЯтьсЯ вводным отделом. Њы же музей!  „олжны  воспитывать.
Ќа одних камнЯх далеко не уедешь, товарищ археолог!
     € снова засмеЯвшись и снисходительно похлопав менЯ по плечу, он ушел. Ђ
Я осталсЯ и начал о нем думать.
     Љак он попал к нам?  Џочему  его  не  послали,  скажем,  инспектором  в
Ћсоавиахим или не сделали директором физкультурного  института?  Љак  вообще
его можно было запрЯтать в музей? Ќадо сказать, что Я и до сих пор не уЯснил
потаенный смысл этого назначениЯ. Ќо, вернее всего,  и  никакого  смысла  не
было. Џросто надо было сунуть куда-то человека, вот и сунули. ‘ошлись  мы  с
ним совершенно неожиданно. Ћказалось, что мы интересуемсЯ  одной  и  той  же
областью, но с  разных  сторон.  џ  вплотную  лет  пЯть  занималсЯ  кризисом
античной мысли I века, а следовательно, зарождением христианства. Ђ  он  лет
двадцать как читал лекции  на  антирелигиозные  темы,  разоблачал  поповские
чудеса, обновлЯл иконы, превращал воду в кровь. Џоэтому у нас нашлось  много
общих интересов. ‹ектором он был  превосходным.  Ђудиторию  чувствовал,  так
сказать, кожей,  прЯжкой  своего  красноармейского  ремнЯ,  сбить  его  было
невозможно. € поэтому попы его боЯлись по-настоЯщему. Ђ к тому же опЯть-таки
та же несокрушимаЯ красноармейскаЯ памЯть. Ћн помнил  наизусть  и  тексты  и
критику их.
     ’ексты знал и Я, но совершенно с другой стороны, а  в  рЯде  случаев  и
совершенно по-иному. Џоэтому мы чаще спорили, чем соглашались. Ќо и это было
тоже хорошо. Љак все антирелигиозники того времени, он вопросы понимал прЯмо
и лобово и так  же  лобово  отвечал  на  них.  —ертил,  например,  на  доске
родословную •риста (все это наизусть, наизусть!) - у ЊатфеЯ так,  у  ‹уки  -
этак. ’ак как же, товарищи красноармейцы, на самом деле?
     „лЯ менЯ, понЯтно, все это никакого значениЯ не имело. џ говорил ему  о
той вулканической почве,  на  которой  возникло  это  молодое,  поразительно
сильное и живучее течение, о том, что, когда в начале нашей  эры  республика
превратилась в монархию, а вождь ее - сначала в  императора,  а  потом  -  в
Ѓога, длЯ обнаженной, мЯтущейсЯ человеческой мысли не осталось ничего иного,
как отвернутьсЯ от такого Ѓога и провозгласить единственным  носителем  всех
ценностей мира человека. Ќо тогда пришлось перенести царство его за  пределы
жизни, ибо на земле места длЯ человека уже не оказалось.  „иректор  все  это
отлично  понимал,  но  вместе  с  тем  это  никак  его  не  интересовало.  ‚
красноармейскую аудиторию с такими разговорами не сунешьсЯ.  €  конечно,  он
был прав. Њои ученые построениЯ только вконец запутали дело. Џопы  (а  их  у
нас поЯвилось немало, директор задумал провести инвентаризацию музеЯ, и  ему
потребовались грамотные люди; не шутка ведь - описать и занести в  картотеки
двести тысЯч экспонатов) , так вот, попы, слушаЯ менЯ, только поддакивали  и
кивали головой ("‚от как теперь, оказываетсЯ, студентов учат: очень  хорошо,
молодой человек, очень хорошо! —то перед этим наше семинарское  образование?
„а разве нас, дураков, когда-нибудь так учили? Џоэтому так и получилось все,
что мы дураками были!"). „иректор же  их  клал  с  ходу.  Ћни  только  слабо
барахтались под его железными аргументами. Ќужно сказать,  что  теперь  этот
тип пропагандиста-беседчика  вымер  почти  начисто.  Ќо  мое  поколение  его
помнит. ‚ двадцатые годы в рабочие клубы, школы взрослых, просто  библиотеки
и  столовки  пришло  целое  поколение  этаких-разэтаких  молодых,  задорных,
красивых, голосистых командиров. ‚  течение  нескольких  часов  они  начисто
разделывались  с   Ѓогом,   попами,   церковью,   самогонщиками,   кулаками,
спекулЯнтами и кончали свою лекцию показом какой-нибудь  картины,  такой  же
залихватской, отчаЯнной и веселой, как и они сами. (Ќу,  например,  "Љомбриг
€ванов" - 1924  года.  Љомбриг  пленЯет  своей  громоносной  антирелигиозной
лекцией в клубе дочку попа и увозит ее на кавалерийском седле.  €  вот  ведь
великаЯ культура гражданского стиха двадцатых годов!  ‚се  титры  в  картине
были написаны стихами!)
     ‘тараЯ  интеллигенциЯ  не  любила  таких  лекторов.  Ћна   честила   их
архаровцами и хулиганами, называла их лекции похабщиной, то ли  дело  нарком
‹уначарский! Ќо из эпохи этих людей уже не выкинуть.
     Ћни вошли в нашу жизнь так же плотно, как входили расписные  агитпоезда
с зелеными драконами и мускулистыми  рабочими  кумачового  цвета,  как  Ћкна
ђЋ‘’Ђ, карикатуры Њоора, красочные плакаты ЊаЯковского.
     ‚от на этой красочности мы и сошлись  с  директором  вторично.  Ћба  мы
понимали и любили художника •лудова, выставка которого впервые  открылась  в
залах нашего музеЯ летом 37-го года.


        ѓлава четвертаЯ

     †ил   в   городе   ‚ерном   такой   художник,   автор    многочисленных
этнографических картин, кажетсЯ,  по  выслуге  лет  еще  статский  советник,
учитель рисованиЯ верненской мужской  гимназии  Ќиколай  ѓаврилович  •лудов.
{‚от какие сведениЯ содержатсЯ в единственной известной мне  статье  о  нем:
"ѓодилсЯ в 1850 году в Ћрловской губернии.
     Ћтец  -  фейерверкер  ЃрЯнского  арсенала.  “чилсЯ  в  Ћдесской   школе
рисованию. ‚ 1876 году училсЯ в  мастерской  ѓоголинского.  ‚  1877  году  с
художником ѓлушковым очутилсЯ в ‚ерном учителем рисованиЯ. ‘оставил вместе с
ѓлушковым этнографический альбом (казахи, уйгуры,  дунгане,  узбеки),  потом
работает на межеванье земли в ‘емиреченской  и  ‘ыр-„арьинской  областЯх.  ‚
1887 году привлекаетсЯ Њушкетовым и путешествует с ним по местам разрушениЯ.
Ќагражден серебрЯной медалью. ‘ 1910 по 1917 - учитель рисованиЯ и  черчениЯ
в ‚ерненском высшем  начальном  училище,  учительской  семинарии  и  женской
гимназии. ‘ 1910 - участвует в выставках Џетербурга и Њосквы. ‘ 1918 по 1919
преподает рисование и черчение в ‚ерненском сельскохозЯйственном техникуме".
„обавлю сюда еще последнюю черту его биографии: "ЏедагогическаЯ деЯтельность
•лудова имела большое значение длЯ советского казахского искусства.  ‘  1921
года он возглавлЯл студию, где занималсЯ с  группой  начинающих  художников"
(…. ЊикульскаЯ). ќта школа просуществовала десЯть  лет,  до  1931  года,  но
значение работы •лудова далеко выходит за эти узкие временные рамки,  потому
что в этой студии получили первые профессиональные знаниЯ многие  художники,
которые работают и сейчас в Ђлма-Ђте.}
     ‚ молодости  он  был  строг  и  педантичен,  а  под  старость  сделалсЯ
чудаковатым и смешным. “гощал гостЯ в половине  тридцатых  годов  папиросами
"ћ-ю". Ћчень хотел получить государственный заказ, но никак не  мог  понЯть,
зачем ему заключать договор с государством. ‘прашивал,  как  можно  за  пЯть
дней написать плакат метров в десЯть, когда он, •лудов, и на картину в  один
метр тратит больше месЯца. "џ вижу - все  вы  сошли  с  ума",  -  сказал  он
скорбно и отмахнулсЯ. (’ак заказ и не состоЯлсЯ.)
     ‘удьба послала этому  чудаку  при  редком  долголетии  еще  и  завидную
плодовитость. „обраЯ сотнЯ картин и этюдов до сих пор хранитсЯ в  запасниках
–ентрального музеЯ. ЉартиннаЯ галереЯ взЯть их отказалась. "—то за художник?
- сказали искусствоведы. - Ќи стилЯ, ни цвета, ни настроениЯ. Џросто  бродил
человек по степи, да и заносил в свой альбом  все,  что  ему  попадалось  на
глаза, - казаха, казашку, казачат с луком, еще  всЯкое".  ’ак  ничего  и  не
взЯли. € когда Я, готовЯсь к юбилейной выставке, попросил кое-кого из  ‘оюза
художников показать, где и что повесить, на менЯ поглЯдели, как на блажного.
"ѓосподи, да валЯйте их всех подрЯд, - сказал мне самый известный, - из чего
тут выбирать? ќто же все •лудов". € Я повесил все подрЯд - казаха с ковром в
руках, и девушек в реке, и ребЯтишек с луками, и ночную грозу, и расчудесных
казаков-семиреков на конЯх и с шашками  наотмашь,  и  еще  множество  всЯкой
всЯчины, и все они висели и сиЯли, и вокруг них всегда останавливались. ‚едь
это был •лудов!
     ‚скоре после этого мне предложили написать о нем  небольшую  популЯрную
статейку длЯ журнала. џ ухватилсЯ за это предложение - перерыл все  музейные
архивы, собрал целую папку фотографий, а потом написал с  великим  трудом  с
десЯток мучительно вЯлых страниц и бросил  все.  Ќичего  не  получилось.  Ќе
нашлось ни слов, ни образов. ‚ редакции менЯ выругали, а  статью  через  год
написал другой, уже настоЯщий искусствовед. Ћдин кусок из его статьи  Я  уже
цитировал. ‚от еще два о мастерстве художника.
     "…динственное  влиЯние,  которое  испытал   •лудов,   -   это   влиЯние
верещагинского   натурализма.   •лудов   достигал   временами   значительных
результатов, соединЯЯ скупую, выдержанную гамму с четким рисунком".
     Ђ рисунки эти описываютсЯ так. "“йгурскаЯ  школа"  -  восемь  мальчиков
сидЯт на полу во времЯ  урока  по  чтению  корана,  позади  учитель-мулла  с
длинной палкой-указкой; "†атва" - семьЯ  казаха  жнет  пшеницу  на  переднем
плане, одна из женщин  наливает  другой  в  чашку  кумыс;  "ЌочнаЯ  баранта"
(грабеж) - горный пейзаж, ночью в  грозу  несколько  казахов  угонЯют  косЯк
лошадей; "Џохищение невесты" - молодой казах переносит через  реку  девушку,
на другом берегу поджидает его товарищ с лошадьми".
     ‚от и все. „есЯток раскрашенных фотографий, этнографические документы о
быте казахской степи начала века - восемь  мальчиков,  четыре  казаха,  одна
девушка, один мулла. ќтим исчерпана жизнь художника.
     џ не хочу ни оскорблЯть этого искусствоведа, ни тем более спорить с ним
прежде всего потому, что, вероЯтно, в чем-то он прав,  но,  вероЯтно,  также
прав и Я, когда говорю, что он ничегошеньки не  понЯл  в  •лудове  {‚прочем,
дело не в нем. ’акой подход к  работам  •лудова  был  в  то  времЯ  обычным.
•удожника в нем даже  не  угадывали.  "Џолотна  •лудова  ЯвлЯютсЯ  маленькой
энциклопедией Љазахстана, передающей своеобразие  этого  краЯ  в  красках  и
линиЯх", - писала  "‹итературнаЯ  газета"  в  дни  первой  декады  искусства
Љазахстана (15 маЯ 1936 года).}. € та моЯ давнЯЯ статьЯ об этом художнике не
удалась мне, конечно, только потому, что Я тоже пыталсЯ что-то анализировать
и обобщать, а о •лудове надо разговаривать. € начинать статью о нем надо  со
слов "Я люблю". ќто очень точные слова, и  они  сразу  ставЯт  все  на  свое
место. ’ак вот - Я люблю...
     џ люблю •лудова за свежесть, за радость, за полноту жизни,  за  красоту
событий, которые он увидел и перенес на холст.
     џ люблю его за солнце, которое так и бьет на менЯ со всех  его  картин.
€ли Яснее и проще: Я люблю и понимаю его так,  как  дети  любЯт  и  понимают
огромные литографии на стене, чудесные поздравительные  открытки,  блестЯщие
переводные картинки, детские книги с Яркими лакированными обложками.  ‚се  в
них чудесно, все горит. € солнце над морем (солнце красное, море  синее),  и
царский пурпур над золотым ложем, и наливные Яблочки на серебрЯном  блюдечке
- один бок у Яблочка красный, другой (с Ядом)  зеленый,  и  темные  леса,  и
голубейшее небо, и луга нежно-лЯгушачьего цвета, и роскошные кочаны лилий  в
синем,  как  небо,  пруду.  ‚от  и  •лудов  точно  такой.  ’олько,  пожалуй,
гениальный таможенник ђуссо не боЯлсЯ рисовать такими Ясными, Я  бы  сказал,
лобовыми красками, как он. €менно красками, а не тонами - тонов у него  нет,
как и нет у него иных настроений,  кроме  радости  и  любованиЯ  жизнью.  Ћн
заставлЯл луга пестреть цветами, коней  подыматьсЯ  на  дыбы,  мужчин  гордо
подбочениватьсЯ, красавиц распускать волосы. Ћн  вытаскивал  узорную  парчу,
ковры, ткани и все это вываливал грудами перед зрителем.  "‘мотрите,  Я  все
могу!" ђисовальщиком он был великолепным, даже не рисовальщиком, а  мастером
рисунка. €ногда он просто кокетничал своей техникой, тем, что он все  может.
‚друг возьмет и вычеканит ни с того ни с сего на уродливом, тЯжелом браслете
из черного серебра старинный казахский узор или вдруг  распишет  кошму  так,
что рисунок ее сделаетсЯ рельефным, - прЯмо хочетсЯ потрогать! €ли пропустит
солнечный луч через воду - и вода вспыхнет и засветитсЯ. ‚се, что он  видел,
он видел с точностью призматического биноклЯ. Ђ  ведь  в  такой  бинокль  не
уловишь ни тонов, ни  переходов.  Ћдни  цвета  да  жесткий,  четкий  контур:
дерево, холм, человек на холме. Ќечто похожее, но только еще резче и  жестче
можно найти в рисунках, приложенных к научным отчетам и описаниЯм  старинных
экспедиций (все старинные  естествоиспытатели  отлично  рисовали).  ’очность
этих рисунков равнЯлась  только  той  латыни,  которой  она  сопровождалась.
†ивотные в таких рисунках были  видом,  человек  -  типом  или  народностью.
“ченый, стоЯщий над художником, начисто лишал  его  творческой  свободы,  но
зато он учил  его  конкретности,  точности,  бережному  обращению  с  вещью,
заставлЯл не только изображать мир, но и разнимать его на части. ќто и  была
наука. „о души такие художники через платьЯ, тюрбаны и побрЯкушки  дорватьсЯ
не  могли,  зато  плоть  они  любили  и  передавали  ее   отлично.   €сториЯ
несправедливо отнеслась к этим великолепным рисовальщикам, она не  сохранила
нам имен. Ђ об этом стоит пожалеть. ‚се эти фактографы и  протоколисты  были
романтиками и фантазерами.
     Џопробую поЯснить это примером.  ‹ет  четыреста  пЯтьдесЯт  тому  назад
какой-то предприниматель или капитан кораблЯ привез в славный город Ќюрнберг
носорога и выставил его в балагане, а художник „юрер протискалсЯ через толпу
зевак, открыл альбом и  начал  рисовать.  ђисунок  у  него  получилсЯ  очень
точный. Ќосорог как носорог. Њожно  определить  все:  и  породу,  и  возраст
зверЯ. € все-таки повторЯю (Я даже не полностью понимаю, как это выходит):
     это не только реальный носорог - это еще  чудовищный  и  фантастический
зверь "Ђпокалипсиса".  …го  панцирь  распростерт,  как  крыльЯ  дракона  или
гигантской летучей мыши. “ птеродактилей, как  их  рисуют  в  фантастических
романах, точно такие крыльЯ. џсно видны сочленениЯ, сухие  пальцы  и  когти,
какие-то скрепки и шлЯпки гвоздей. ‚сЯ фигура его словно выкована в  кузнице
оружейника. ‚ ней куют мечи,  щиты,  шлемы,  нагрудники,  вот  выковали  длЯ
украшениЯ арсенала и этого зверЯ. ќто то самое чудовище, о котором  в  книге
€ова написано: "Ћн поворачивает хвостом, как кедром, ноги у него, как медные
трубы, кости, как железные прутьЯ". ’аким „юрер его увидел и  зарисовал.  Ќо
мы-то с детства  знаем  совершенно  другого  носорога.  ќто  просто-напросто
громоздкаЯ,  неповоротливаЯ  скотина,  толстокожаЯ   и   нечистоплотнаЯ,   с
узенькими свиными глазками  и  тЯжелым  задом.  Ћн  громоздко  ворочаетсЯ  в
загоне, сопит, фыркает, грузно шмЯкает  по  соломенной  подстилке  так,  что
летЯт навозные брызги.  ’аким  мы  его  узнали  в  детстве  по  зоопаркам  и
учебникам зоологии, и иным нам его уже не увидеть,  даже  после  „юрера.  Ќо
посмотрите на его рисунок - и вы поймете, что приходило  в  голову  мастера,
когда он впервые открывал свой альбом перед клеткой зверЯ.
     Ђ раскрашенные гравюры Ѓюффона! ќто был преудивительный  человек,  этот
Ѓюффон  -  натуралист,  путешественник,  придворный  остроумец,   гениальный
стилист и кавалер многих орденов. €  это  был  еще  человек,  который  вдруг
захотел принЯть на себЯ обЯзанность ЌоЯ. Ћн проинвентаризовал  все  живое  -
всех чистых и нечистых, и сделал это со всем блеском в томах,  переплетенных
в бурую кожу и залитых золотом.
     Љонечно, современным зоологам нечего делать с этой горой книг, но  зато
какие там гравюры! ђазве можно равнЯть с ними рисунки иллюстраторов Ѓрема? €
те были мастерами первого класса. Љаких павлинов они, например,  рисовали  -
великолепных, блестЯщих, распахнутых, как гигантский  веер!  Љак  умели  они
передать мЯгкость пуха райской птицы, мельчайшие чешуйки на крыльЯх колибри,
светоносность, изумруд и бронзу оперениЯ зимородка! Ћни вырисовывали  каждое
перышко, схватывали свечение раковины,  блеск  пера,  лоск  шерсти,  тусклый
желтый огонь глаз зверЯ. Ќо поздно, слишком  поздно  они  пришли  со  своими
кисточками. ‡а сто лет прошло удивление, выдохсЯ восторг первооткрывателей и
остались на их долю только верность рисунка, твердость руки, зоркость глаза.
€  сразу  же  их  великолепные  картинки  превратились  в  олеографии.   ‚се
удивительное, неповторимое, сказочное ушло из их рисунков безвозвратно.
     Љто хочет вступить вместе с ђобинзоном на его необитаемый  остров,  кто
хочет полюбить ЏЯтницу, пусть отыскивает в музеЯх  и  библиотеках  старинные
альбомы, листает их голубоватые страницы, всматриваетсЯ в  точные  и  четкие
зарисовки! ’олько там найдешь портреты невиданных  людей,  зарисовки  с  еще
неизвестных животных. € не в мастерстве, конечно, дело. “ рисовальщика  была
одна задача - дать точный документ, не нарисовать, а  запротоколировать.  Ќо
разве не чувствуетсЯ, когда смотришь на  эти  необычайные  линии,  изгибы  и
формы, дрожь, котораЯ вот-вот охватит  карандаш  художника?  ‚от,  например,
гравюра в одном из томов Ѓюффона - птица-носорог.  Ћна  чудовищна,  огромна,
зловеща - этакий тропический черный рогатый ворон. •удожник был скрупулезен,
он ничего не  упустил.  …го  карандаш  и  резец  доходили  только-только  до
определенного предела и останавливались на нем; но чувствуетсЯ, как хотелось
ему пририсовать этому дьЯволу еще второй рог, сделать его клюв  крючковатым,
как нос у ведьмы, а ногти когтистыми, вообще намекнуть как-нибудь, что тут и
до черта не так уже далеко. € другаЯ гравюра - гриф. ‘мотришь  и  понимаешь,
что художник рисовал птицу, а вспоминал-то  дракона.  €  размах  дьЯвольских
крыльев, и  перьЯ,  похожие  на  чешую,  и  стальные  когти,  и  змеевиднаЯ,
морщинистаЯ шеЯ гада - все, все Ясно выдает мысль художника. Ћн понимал, что
гриф вышел из рук создателЯ не совсем таким, каким был задуман, что  не  все
намеки в нем расшифрованы,  не  все  дожато,  додумано  до  конца.  €  будь,
например, ѓосподом-Ѓогом он,  художник,  все  брошенное  мимоходом  было  бы
доведено до полной Ясности. „ракон был бы драконом, а черт - чертом. Ќо  над
художником стоит ученый, и мысль о всей этой  дьЯвольщине  только  чуть-чуть
сквозит в точных, уверенных линиЯх его карандаша.
     ’аковы были старинные рисовальщики. € •лудов тоже мог бы на  всю  жизнь
остатьсЯ только одним из них. Ќо его окружали  горы,  пески,  морЯ,  зелень,
голубейшее небо, цветастаЯ землЯ - и он бросил карандаш и взЯлсЯ за кисть. €
недаром,  конечно,  взЯлсЯ.  Њир  заблистал,  задвигалсЯ,  замерцал  в   его
полотнах. Ћн так и не рассталсЯ - старый  учитель  рисованиЯ  провинциальной
гимназии - со своей почти фотографической сухостью и жесткостью рисунка, так
и не узнал иных цветов и красок, кроме тех, которые выдавливаютсЯ  на  холст
из тюбика.
     џ уже писал: ему были  недоступны  ни  полутона,  ни  переливы.  Ћн  не
признавал ненастье и серое небо. ‚се, что он видел, он видел либо при  свете
солнца, либо при полной луне. Ќо тут ему уже не  было  соперников.  ‚едь  он
рисовал не только степи и горы,  но  и  ту  степень  изумлениЯ  и  восторга,
которые ощущает каждый, кто первый раз попадает в этот необычайный  край.  €
именно поэтому каждое его полотно ликует  и  смеетсЯ  от  радости.  Љонечно,
радость эта грубовата.  •лубов  был  начисто  лишен  того  чувства,  которое
заставлЯет художника вдруг останавливатьсЯ в сумерках  перед  кустом  сирени
или перекатывать в руках светЯщуюсЯ раковину.  Ќо  зато  какие  великолепные
кисти винограда - сочного, спелого, тЯжелого, пронизанного насквозь  зеленым
солнышком, - несет на лотке разносчик фруктов! Ћн  стоит  в  древесной  тени
темной и светлой аллеи - рослый, сильный красавец,  солнце  жгуче  пробивает
сквозь листву и рассыпает на песке желтые медали и браслеты.  Ќа  разносчике
белаЯ, сверкающаЯ рубаха, высоко засученные брюки, крепкие, босые, бронзовые
ноги, и сам он - бронзовый, молодой, крепконогий, с полновесной тЯжестью  на
голове. ’олько взглЯнешь - и сразу станет легко  на  душе.  ‚от  все  это  -
жаркий полдень, зеленоватые потемки, тени и свет на песке, груда виноградных
кистей, рослый улыбающийсЯ  красавец  -  и  есть  мир  •лудова.  €  вот  что
интересно. ‘емиреченскаЯ степь, как всЯкаЯ  древнЯЯ  страна,  просто  набита
памЯтниками. Ћгромные мазары, развалины великолепных мечетей -  пышные,  как
взбитые подушки, - надгробьЯ с узорчатыми надписЯми и полумесЯцем,  каменные
бабы - целые мертвые города, населенные каменными людьми... Ќо  ведь  •лудов
все это попросту не заметил.  Ќи  одной  такой  его  зарисовки  Я  не  знаю.
‚ероЯтно, где-то в каких-то альбомах что-то подобное и есть, но  картины  на
эти темы он определенно не рисовал. Ћн жил только  настоЯщим,  интересовалсЯ
только сегоднЯшним, проходЯщим, живым.
     џсно, какой храм они построили с ‡енковым. Ћднажды Я это понЯл с полной
отчетливостью. „олгое времЯ на чердаке  валЯлось  несколько  длинных  черных
досок, никто на них не обращал вниманиЯ, но как-то Я перевернул их  и  через
пыль и лампадную копоть увидел проступающую живопись.  „осок  было  много  -
наверно, десЯтка полтора, Я их все обтер мокрой  трЯпкой  и  выставил  вдоль
стены. € они все стоЯли  в  рЯд  -  воины,  цари  и  мужи.  Ћдни  суровые  и
решительные, другие - затуманенные раздумьем предстоЯщего  подвига;  на  них
сверкали панцири, латы и мечи, над ними  парили  нимбы  и  небесные  короны.
Џотом был какой-то старец  с  детски  розовым  лицом  и  длинной  благостной
бородой. Ћн истово заводил глаза горе, а под ним лежали разбитые скрижали  -
осколки синеватого мрамора. Љрасавицы с нежным  овалом  лица,  голубоглазые,
тонколЯдые, пышноволосые, держали в  длинных  прохладных  пальцах  пальмовые
ветви и лилии. Ѓыли видны все мерцающие лепестки, маркие, желтые, похожие на
гусениц тычинки. Ѓыли еще и детские личики с крылышками (зачем  их  оторвали
от земли и сделали ангелами?). Ѓыли быки и львы, змеи и голуби. Ќаверное,  Я
наткнулсЯ на остаток того самого большого иконостаса, о  котором  верненский
батюшка Њарков, грешивший стишками, писал в "‘емиреченских ведомостЯх" так:

                       €коностас здесь резной и прекрасный,
                       ‡олотом чисто, искусно покрыт,
                       Ћн грандиозный, высокий, трехчастный,
                       ’очно охвачен огнем и горит.

     € он действительно горел со всех сторон и со всех досок. ѓорел даже  на
чердаке. „аже через пыль  и  копоть.  „аже  через  десЯтки  лет  забвениЯ  и
пренебрежениЯ.
     € когда Я ушел от этих досок и спустилсЯ вниз под белый купол музеЯ,  к
высоким  окнам,  под  целые  столбы  и  туннели  света,  к  своим  каменным,
бронзовым, медным и железным векам, Я понЯл, почему ‡енков поручил  украшать
храм именно •лудову.
     € мне стало очень радостно за них обоих.


        ѓлава пЯтаЯ

     Ќедели через две после этой выставки директор забралсЯ ко мне наверх  и
спросил, не знаю ли Я такого - ЌиколаЯ ‘еменовича Љорнилова. џ ответил,  что
если  он  говорит  о  том  молодом  человеке,  который  служит  в  публичной
библиотеке, то знаю. ђаза два мне  пришлось  обращатьсЯ  к  нему  по  разным
личным нуждам. Ћдин раз Я его просил доставить мне две очень важные длЯ менЯ
книги, другой раз, когда менЯ послала в библиотеку  редакциЯ  "Љазахстанской
правды", он водил менЯ по отделам и показывал книжные редкости.  ‚едь  речь,
наверно, идет о том самом индексаторе Љорнилове,  что  показал  мне  изданиЯ
ѓалилеЯ.
     - Ћ том самом, о том самом, - обрадовалсЯ директор. - ’ам этой  завали,
по его словам, осталось еще Ящиков двести, и никто не знает, что в них, - то
ли старые газеты, то ли арабские рукописи. ‚от  он  сидит  и  пишет  на  них
карточки. ѓод сидит и еще два года,  говорЯт,  просидит.  ‚от  порЯдочек!  -
„иректор засмеЯлсЯ. - „есЯть лет гниют у них эти Ящики, и никому до них  нет
никакого дела. Љак привезли их в двадцатых годах заколоченными,  так  они  и
стоЯт, а все нас ругают за беспорЯдок! ’ак что ж, достал он тебе книги?
     џ сказал, что нет, - наверно, не нашел или позабыл.
     - Ќе нашел! - махнул рукой директор. - Љонечно, не нашел.  Ђ  то  б  он
принес.
     - Ќет, нет, он не трепач.
     - ‘лушай, так вот он к нам в музей проситсЯ.  —то-то  не  нравитсЯ  ему
там, никак с начальством сладитьсЯ не может. ‘ Ђюповой, с Ђюповой! - крикнул
он смеЯсь. - Љак ты на это смотришь?
     џ сказал, что буду очень рад такому начальнику, археологу.
     - ‚от именно, - подхватил директор, - вот именно, что он  археолог.  Ќо
только почему ты говоришь "рад начальнику"? ‘отруднику рад, а не начальнику.
     - Љак же не начальник, - сказал Я. - Ћн специалист и будет как  раз  на
месте, а менЯ вы переведите куда-нибудь к тиграм. ’ак  мне  уж  надоели  эти
черепки да камни...
     - Ќу, ну, - махнул рукой директор, - ты тоже выдумаешь. ’игры! ’ак  вот
Я пришлю его к тебе завтра же - потолкуйте.
     Ќазавтра Љорнилов не пришел, и на этом разговоре все пока и кончилось.
     € вот однажды Я повстречал „обрыню в парке. Њедленно и важно  шагал  он
по аллее. ‘о всех  сторон  с  ним  здоровались.  Ћн  отвечал  чуть  заметным
наклоном лысины, розоватой,  как  кусок  мыла.  Џоблескивало  пенсне,  мЯгко
лоснилась эта самаЯ лысина, руки с бескостными кистЯми висели, как ласты,  и
весь  он,  круглоголовый,  грузный,  с  перетЯнутым  животом,   походил   на
дрессированного динозавра средней величины. “дивительно  много  в  нем  было
чего-то от большой желтой вЯлой Ящерицы. “видев менЯ,  „обрынЯ  остановилсЯ,
нахмурилсЯ и сделал мне знак пальцами подойти. џ подошел, мы поздоровались.
     - ‚ы что? - спросил он, подходЯ. - •отите оформить Љорнилова?
     џ ответил, что да: хотим, был такой разговор.
     - „а Ѓоже мой, - махнул на менЯ „обрынЯ мЯгкой розовой  ладонью.  -  „а
что вы? ‚ы не знаете, почему он уходит из библиотеки?
     - Ќет! „обрынЯ сделал испуганные глаза.
     - „а он с Ђюповой так поссорилсЯ, что она его выгнала. „а нет,  как  же
вы этого не слышали?
     Ќичего Я не слышал про это, но Ђюпову,  ученого  секретарЯ  библиотеки,
знал хорошо. Њне несколько раз приходилось обращатьсЯ  к  ней  с  просьбами.
Ќадо сказать - то были  пренеприЯтнейшие  минуты  моей  жизни.  Ђюпова  была
высокой, сухой, черноволосой женщиной с резкими, мужскими  жестами,  острыми
глазами орехового цвета и жестЯным голосом. Ћна носила черный костюм с узкой
юбкой, похожей на брюки - так она плотно облегала колени,  и  почти  мужские
ботинки с очень высокой шнуровкой. ‹ицо у нее было узкое,  длинное,  желтое,
цвета промасленной бумаги. ‚олосы она  подрубала  скобкой  и  много  курила.
‘мотрит на тебЯ, молчит, хмуритсЯ, думает что-то  свое  и  грызет  папиросу.
‚ечно она была занЯта, вечно ей было не до посетителей, и принимала она менЯ
наспех: или расхаживала по кабинету, или держала телефонную трубку  в  руке.
ѓоворить с ней было не только неприЯтно, но и нелегко. ‚ середине  разговора
она вдруг что-то вспоминала и говорила скороговоркой: "Ћдну минуточку!" -  и
хватала трубку. ђазговоры по телефону у нее  были  короткие  и  резкие.  ‚се
кончалось тем, что, не договорив и не  дослушав,  она  кому-то  приказывала:
"‘делайте!", "‚озьмите!", "‡айдите!" - со звоном бросала  трубку  на  рычаг,
хватала ручку и что-то быстро записывала в  настольный  блокнот.  ‘  десЯток
секунд губы ее еще шевелились, а потом она  вздыхала  и  поднимала  на  менЯ
тЯжелые, холодные глаза с  постоЯнным  выражением  скуки  и  рассеЯнности  и
говорила: "„а, Я слушаю вас, слушаю". € слушала, хмурЯсь и играЯ  ручкой  до
тех пор,  пока  опЯть,  что-то  вспомнив,  снова  не  хваталась  за  трубку.
‚ероЯтно, все это было пустЯками, мелочью, на которые не следовало  обращать
вниманиЯ. Ќо, выходЯ из кабинета, Я каждый раз давал себе твердый зарок: ну,
хватит! Ѓольше ни ногой! Ћднако нужда была сильней менЯ, и  через  неделю  Я
снова уныло и робко стучалсЯ в белую дверь с черно-золотой дощечкой: "“ченый
секретарь. Џрием посетителей ежедневно от 3 до 4.30". “лыбалась Ђюпова очень
редко и длЯ менЯ всегда  совершенно  неожиданно.  ’ы  ее  просишь  дать  длЯ
выставки такую-то  редкую  книгу,  разрешить  сделать  такие-то  и  такие-то
фотографии с такого-то изданиЯ, она долго слушает тебЯ, молчит,  смотрит  на
крышку стола да грызет папиросу, а потом вдруг поднимет голову, улыбнетсЯ  и
скажет: "Ќу, хорошо, берите".
     —ерез минуту, идЯ по улице, Я ломал себе голову, что  же  Я  бахнул  ей
такого смешного или нелепого? ‘ чего это вдруг она улыбнулась? € ничего при-
думать не мог. Ђ потом вдруг раз понЯл: "ѓосподи! „а  ведь  она  рассмеЯлась
просто потому, что ответила "хорошо". Ћтказывала же она без  улыбки,  смотрЯ
прЯмо в глаза и никогда не смЯгчаЯ короткий отказ никакими  извинениЯми  или
объЯснениЯми. ЌельзЯ - и все. ‚от что Я знал об ученом секретаре библиотеки,
и если времЯ от времени при встречах с ней менЯ смущала  и  раздражала  одна
мысль, или, вернее, один вопрос, то только такой: "„а кого же, черт  возьми,
какую  кожаную  куртку,  какого  стального  комиссаpa  играет  эта  пожилаЯ,
издерганнаЯ и, видимо, достаточно  несчастнаЯ  женщина?"  €  все-таки  в  ее
личной порЯдочности Я не усомнилсЯ ни разу. € не потому  не  усомнилсЯ,  что
верил в ее сверхскучную  пресную  добродетель,  а  просто  оттого,  что  мне
никогда не хотелось думать о ней больше пЯти минут, то есть как раз  столько
времени, сколько мне  требовалось,  чтобы  дойти  до  библиотеки  музеЯ.  Ќо
сейчас, когда „обрынЯ мне сказал, что у Љорнилова вышло что-то с  Ђюповой  и
Ђюпова его уволила, мне вдруг стало по-настоЯщему неприЯтно. џ как-то  очень
Ясно и четко почувствовал, что значит поссоритьсЯ с  Ђюповой.  џ  представил
себе, как она стучит маленьким желтым  кулаком  по  стеклу  стола,  так  что
дребезжат ручки в бронзовом стакане, как она кричит, как все времЯ хватаетсЯ
за телефонную трубку, прерывает разговор, а ты стоишь ждешь, гадаешь, что же
последует  за  этим.  џ,  наверное,  даже  поморщилсЯ,  потому  что  „обрынЯ
обрадованно воскликнул:
     - „а как же вы этого не согласовали! Ќет, нет, ничего вы себе на шею не
берите, зачем вам все это нужно?
     џ поблагодарил „обрыню и пошел к директору. „иректор задумчиво ходил по
кабинету, увидев менЯ, обрадовалсЯ и крикнул:
     - ‘лушай, а там у тебЯ...
     Ќо Я не дал ему досказать и выложил  все,  что  услышал.  Ћн  сразу  же
нахмурилсЯ, подошел к дивану, сел, дослушал менЯ до конца, а потом спросил:
     - Ќу а что этот „обрынЯ так беспокоитсЯ? …му-то какое дело?
     џ пожал плечами.
     - €нформирует, предостерегает, - покачал головой директор и усмехнулсЯ.
- ќкий, прости ѓосподи, банный лист. Љ каждому заду  обЯзательно  прилипает.
Ќу, что ему это, а? - Ћн вопросительно  посмотрел  на  менЯ  и  опЯть  пожал
плечами. - € ведь талантливый человек, вот что  обидно,  -  продолжал  он  с
горечью. - ’акой отличный исторический писатель, а... - €, махнув рукой,  он
встал и опЯть заходил.
     - —то? - Ћт изумлениЯ Я даже сел на диван. - —то вы сказали? „обрынЯ  -
отличный писатель?
     „иректор остановилсЯ и тоже удивленно посмотрел на менЯ.
     - Ђ ты разве не читаешь его статьи? -  спросил  он.  -  Ћтлично  пишет,
живо, красочно, с огоньком. ’акие картины  иногда  рисует!  ’ы  что  же,  не
согласен?
     џ ничего не ответил, только рукой  махнул,  и  тогда  директор,  ехидно
улыбнулсЯ и мелко закачал головой.
     -  ќх,  брат,  какие  же,  однако,  вы  все  завистники,  -  сказал  он
укоризненно. - Џишите, а нет в вас широты душевной.  ’ого  великодушиЯ  нет,
что было у классиков. Ќикак нельзЯ у вас при одном похвалить другого.  ‘разу
же и обида. ‚от и ты! ’ы тоже очень неплохо пишешь, Я твои статьи  всегда  с
большим  удовольствием  читаю,  даже  жене  всегда  показывал:  "‚он,  ‚алЯ,
посмотри, что наш хранитель написал". € та статьЯ, например, про библиотеку,
из-за которой все произошло с Љорниловым, совсем, совсем  неплохо  написана.
Ћчень много интересных данных. Ќо все это не то, не то... Џонимаешь,  картин
у тебЯ тех нет. Ћгонька не  хватает,  души  мало.  Џишешь  складно,  свЯзно,
логично, читать интересно, а вот не  зажигаешь  ты,  как  „обрынЯ.  Ќет,  не
зажигаешь... Ђ ведь зажечь - это главное. Љак это мы еще в  школе-то  учили?
"‘ейте великое, доброе, вечное".
     Ћн был в ударе и проговорил бы еще час. Ќо Я его перебил.
     - ‘лушайте, - сказал Я, - вы говорите - что все вышло из-за моей статьи
о библиотеке. —то же тут могло выйти? € при чем тут Љорнилов?
     „иректор недовольно посмотрел на менЯ. Ћх уж эти завистники, разве  они
что-нибудь понимают, когда затронули их самолюбие!
     - Ќу, обиделась на тебЯ эта Ђюпова, - сказал он с легким  раздражением.
- —то ты там пишешь о недостатках библиотеки? ’о  тебе  нехорошо,  это  тебе
нехорошо,  потом  какую-то  сотрудницу,  котораЯ  тебе  все  эти  недостатки
показывает, выдумал. Ђ там такой никогда и не  было.  Ќу  а  водил  тебЯ  по
библиотеке Љорнилов. ’ак Ђюпова на него и налетела: "Љак вы смели?"  Ћн  ей:
"„а вы ведь сами менЯ к нему приставили!" - "Љак Я вас приставила? —то вы на
менЯ как на мертвую валите!" Ћн ей  тоже  чего-то  хорошее  сказал...  Ќу  и
пошло! Љороче говорЯ, он уже подал заЯвление об уходе.
     - ‡дорово! - сказал Я ошалело. - Ћткуда вы все это знаете?
     - „а от него и знаю. џ же с самого начала сказал: он  у  тебЯ  сидит  в
комнате и ждет. Ђ  ты  тут  о  „обрыне  со  мной  споришь.  Љто  как  пишет,
разбираешь! €ди скорей, а то уйдет. ‚едь целый час человек дожидаетсЯ.
     Љорнилов  сидел  за  столом  и  смотрел  стереоскоп.  ‘тереоскоп,  надо
сказать, был у менЯ замечательный. Ћгромный Ящик из  полированного  красного
дерева, блестЯщий, вместительный, с большими  светлыми  стеклами  и  богатым
набором диапозитивов. „иапозитивы были  чудесные,  раскрашенные.  ‘зади  они
освещались электрической лампочкой так, что на них горело  и  играло  все  -
павлины, фонтаны, фейерверки, потешные огни, радуги, северное сиЯние, салюты
из пушек, веера в ‚ерсале. Ђ сзади панорамы был еще потайной Ящичек, и в нем
лежали другие диапозитивы, тоже раскрашенные и тоже на стекле, но секретные.
‚ этом же Ящике Я  нашел  желтую,  сложенную  вчетверо  листовку.  Ћна  была
набрана крупными кудрЯвыми буквами и  обведена  черной  узорчатой  рамкой  с
парЯщей ласточкой и улыбающимисЯ карликами. ’екст внизу листовки был такой:

                    —удо XX века! Џервый раз в городе ‚ерном!
                          ‚ казенном саду показываетсЯ:
                              ќлектростереопанорама!
                       ЋбширнаЯ программа в двух отделениЯх
                                   I отделение
           ‚олшебное путешествие за пЯтачок во все концы земного шара.
           ‘нимки  сделаны специальными нашими корреспондентами и раскрашены
      в ‹ейпциге от руки в аристократическом заведении Ѓрокгауза.
           ‚ы увидите -
           слонов в девственном лесу –ейлона,
           удава, душащего буйвола,
           охоту негуса на львов,
           тигра, терзающего свою несчастную жертву,
           пещеру скелетов,
           охоту на китов,
           русалку, изловленную арабами в Љрасном море.

                                     Ђ также
                                 Њногое другое!!!
                                 ‚нимание мужчин!
                                   II отделение

                       ‡а дополнительную плату в гривенник
                     (с включением благотворительного сбора)
           ‘орок видов пикантных женщин.
           Њир женской красоты!
           Љрасотки Џарижа, Ѓерлина, ‹ондона и Њадрида в натуральном виде.
           ђазоблачение чудес света и полусвета.
           Њадам …вропа в объЯтиЯх негра.
           Ђвстрийские гусары берут приступом крепости любви.
           "’ак  вот, моЯ ‘имона, где твоЯ корона". ЏикантнаЯ повесть в трех
      частЯх (в красках).
           ѓоспод офицеров просим проглЯдеть наше зрелище бесплатно.
           Ќижние чины платЯт половину. †енщины и дети до 16 лет к просмотру
      второй  части программы не допускаютсЯ. Џанорама работает беспрерывно,
      до 12 часов ночи.
                           ‘пешите, спешите, спешите!!!
           ’олько несколько дней! Џеред отъездом в Њоскву и Џетербург!

     ЉажетсЯ, Я ничего не переврал в этой пышной и многообещающей программе.
•отЯ  что-то  пропустил  уж  наверное.  ќто  ведь  был  большой  развернутый
тетрадный лист, густо заполненный текстом.
     Џанораму эту Я нашел на чердаке  среди  Ящиков  и  черепков.  Ћна  была
зальщеннаЯ, грЯзнаЯ и залЯпаннаЯ штукатуркой. џ ее вычистил,  отмыл  горЯчей
водой, а потом снес в столЯрку  к  деду,  и  он  через  два  днЯ  принес  ее
завернутую в чистую простыню и торжественно  поставил  на  стол  -  крепкую,
новенькую, пахнущую клеем и грушей.
     - Ќу, теперь верти опЯть хоть до утра, - сказал он. -  ‚ключи-ка  свет,
поставь баб.
     џ поставил, и дед так и прилип к стеклу.
     - ‚от ведь собаки, - говорил он, покрЯхтываЯ от  удовольствиЯ  и  вертЯ
ручку. - —то только не придумают, а?.. ‚от ученые люди, а?.. Ђх ты черт!  ’ы
смотри, смотри! - € хохотал до слез.
     Ћн досмотрел всех баб до конца, а потом спросил:
     - Ђ пол-литра где?
     џ вытащил из-под стола бутылку зубровки, и мы ее распили тут же,  перед
панорамой. „ед охмелел, развалилсЯ и стал рассказывать.
     - Њне эта панорама, можно сказать, стараЯ знакомаЯ. ’ы знаешь,  сколько
Я ее лет помню? - спросил он вдруг сурово. - „а лет, наверное, сорок,  никак
не меньше! –ирк "€нтернационал" был, и она тут же  рЯдом  стоЯла  в  зеленой
будке. ’ак жены мужиков из нее, ровно из гадючника, за шиворот таскали:
     "’ы чего там не видел?" ‘колько тут крику было! Ќо ты вот что,  однако,
- он сделал обеспокоенное лицо, - ты эту музыку с  бабами  спрЯчь  подальше.
Џоставь опЯть львов или слонов, а то знаешь как попасть может? ’ут и менЯ не
пощадЯт, музей все-таки.
     € Я опЯть поставил львов, слонов и русалок, а  красавиц  убрал.  ’еперь
Љорнилов сидел перед Ящиком и крутил ручку. Љогда Я вошел, он поднЯл  голову
и сказал просто и весело - так, как будто мы расстались с ним всего два часа
тому назад:
     - ‚ы знаете, ведь точно такие же картины Я смотрел  лет  двадцать  пЯть
тому назад в Њоскве, на —истых прудах.
     џ поглЯдел на стол.  Ќа  панораме  лежело  два  больших  тома  в  серых
переплетах: "Љаменный период" “варова. ‡начит, все-таки  не  забыл,  принес,
молодец!
     - ‚от за книги вам большое спасибо, - сказал Я. - ќто как раз  то,  что
мне нужно.
     - „а, да, - ответил он невнЯтно, - очень рад, - и весь  словно  ушел  в
Ящик.
     џ прошелсЯ два раза по  комнате,  открыл  окно,  включил  вентилЯтор  и
остановилсЯ около него.
     - ‘лушайте, - сказал Я. - —то ж там у вас произошло в библиотеке?
     Ћн досадливо поморщилсЯ.
     - џ сейчас посмотрю и расскажу, - сказал он. "—то за чудак", -  подумал
Я. џ хотел что-то сказать, но вдруг словно ветер подул на менЯ и  прорвалась
какаЯ-то пелена. џ совершенно Ясно вспомнил и  будку  на  —истых  прудах,  о
которой он говорил, и точно такой же Ящик с видами …гипта и €ндии, и  другой
Ящик в углу, запретный и таинственный,  от  которого  менЯ  постоЯнно  гнали
(теперь-то Я знаю почему), и жестЯной силомер  с  русским  богатырем  €ваном
Џоддубным (румЯные бицепсы и лихо закрученные усы), и  электрический  прибор
со шнурами и блестЯщим металлическим цилиндром ("Џрошу попробовать.  Џолезно
длЯ здоровьЯ"), и другой Ящик - не то шарманку, не то музыкальную  шкатулку.
Љогда в боковой прорез его опускали монетку, он играл  несколько  вальсов  -
это иголки цеплЯлись за иголки.
     Ђ еще Я помнил  военный  оркестр.  Џосередине  бульвара,  на  небольшой
площадке, усыпанной темно-желтым  влажным  песком,  стоЯла  высокаЯ  круглаЯ
беседка. ‚ ней сидели солдаты и трубили.  Ѓыл  тут  и  турецкий  барабан,  и
тромбоны, и тарелки, и флейты. Ќо самое главное были все-таки  трубы.  —ерез
каждые десЯть минут оркестр играл новый  вальс  или  мазурку.  Љогда  первый
круглый звук вдруг, словно ком, вылетал из трубы и, подпрыгиваЯ,  скакал  по
газонам или вдруг остро и тонко  прорезала  воздух,  как  будто  пропиливала
лобзиком, труба, все мамки,  нЯньки  и  бонны,  неподвижные  и  важные,  как
бронзовые божки, вставали с лавок, брали нас  за  руки  и  вели  к  беседке.
Њузыканты играли, вытаращиваЯ глаза,  надуваЯ  щеки,  краснеЯ  от  натуги  и
солдатской бравости. €грать на весь бульвар  в  жару  было  тЯжело,  но  они
старались, во времЯ игры  часто  вынимали  платки  и  прикладывали  ко  лбу>
гимнастерки их на спине  всегда  были  черные.  Њаленький  сухой  человечек,
крылатый, всеведущий и грозный, парил над ними.  Њузыканты  глЯдели  на  его
палочку, на маленькие цепкие руки,  его  свирепое  лицо  и  били,  свистели,
трубили. € белые строганые пюпитры вспомнил Я,  и  ноты  на  этих  пюпитрах,
писанные лиловыми чернилами, и самую музыку -  торжественную,  громогласную,
нелепую и пышную, какую-то очень уверенную в себе.
     Ђ затем, посмотрев и послушав все, Я сошел по лесенке из беседки, пошел
по утоптанному песку, прошел меж зеленых  и  красных  ведерочек,  золотистых
об