о-волчьи, катилась дорогами, а кое-кто
из  старательных  охотников  до  крови  забегал  во  дворы,  вынюхивал следы
попрЯтавшихсЯ  евреев  или  брошенные  ими  квартиры,  и  толпа  кидалась на
обнаруженную  добычу  и  крушила  подрЯд - человеческие кости, оконные рамы,
кричащих  детей,  этажерки  с  посудой,  оставлЯЯ позади себЯ ползущий смрад
пожаров.   ‚друг   из-за  угла  выбежали  несколько  человек,  развертываЯсь
цепочкой  поперек  дороги.  "Ѓей  в упор", - негромко приказал чей-то голос.
Љсана  не  заметила,  как  Џетр  Џетрович,  стоЯвший все времЯ рЯдом с ней у
ворот,  зашел в дом. Ћна увидела его, когда он неожиданно поЯвилсЯ крайним в
цепи  и  быстро пошел с людьми, ни разу не оглЯнувшись. Љсана сунула кому-то
икону  и  бросилась  за  ним.  Ћна  схватила его, но он продолжал шагать, не
вынимаЯ  рук  из карманов, не оборачиваЯсь, маЯтниковой своей развалкой. Ћна
вцепилась  в  его пиджак. Ћн шагал дальше. Ћна повисла на нем, крича: "ЏетЯ,
Џетенька!  ђодненький!"  Ћн  волочил  ее,  как будто не замечал тЯжести. Ћна
взвизгнула:  "Џодумай  о  ребеночке  нашем, Џетр!" Ћн оборотилсЯ, отодрал ее
пальцы  от  пиджака,  с  озлоблением  толкнул  ее на тротуар и ушел. ‹ежа на
земле,  она  расслышала щелканье револьверной стрельбы и, уткнувшись лицом в
ладони, заплакала.
     Џетр   Џетрович  не  вернулсЯ  домой.  „лЯ  Љсаны  это  было,  конечно,
неожиданностью,  но  она  понЯла ее как неизбежность, подготовленную другими
неожиданностЯми,  -  тем, что он ушел от нее, не сказав ни слова, тем, что с
необъЯснимой   жестокостью  оттолкнул  ее,  тем,  что  стрелЯл  в  людей  из
револьвера,  тем, что никогда ей не обмолвилсЯ об этом револьвере. –елый год
по  праздникам  она  ходила  в  острог, к воротам, обитым железными листами,
крашенными   в   бездушный  зеленый  цвет,  как  острожнаЯ  крыша,  и  через
квадратное   оконце   с   решеткой  боЯзливо  просовывала  стражнику  узелки
гостинцев  длЯ передачи подследственному Џетру ђагозину. ‹окотки ее делались
все  острее,  пальцы  -  тоньше,  но  она  удивлЯлась  своей  выносливости и
говорила  про  себЯ,  что  стала  двужильной.  ЌанЯвшись работать в чулочную
мастерскую,  она  переехала на новую квартиру - крошечный надворный флигелек
мешковского  дома,  и  когда  узнала,  что  мужа  ссылают, словно еще больше
ожесточилась в упорном стремлении пересилить судьбу.
     ђанней  свинцовой  осенью после томительной болезни умер ребенок. Ќочью
он умер, а поутру она пошла провожать мужа.
     ќтап  уходил  с  товарной  станции,  и  Џетр  Џетрович  еще  раз увидел
задымленное  депо  и  свой  цех,  в  котором  слесарничал до ареста. ‚ысокий
старик,  рабочий  из  цеха,  пришел  проститьсЯ и передал Џетру Џетровичу на
дорогу  табачку.  Љ  товарному поезду прицепили два тюремных вагона. Ћдин из
них  занЯли  уголовными, уходившими в каторгу. Ћни Явились в цепЯх, и, когда
перебирались  через  пути,  тЯжело  поднимаЯ  ноги над рельсами, звон железа
стал  слышнее  всех  звуков  станции,  но  не  мог заглушить их: по-прежнему
вскрикивал  маневровый  паровоз-кукушка,  стучали  буфера, по-охотничьи пели
рожки  сцепщиков,  устрашающе  шипел  в  депо  отработанный  пар.  € это был
странный  спор:  жизнь  прошла, прошла, - твердило железо цепей, жизнь идет,
идет,  -  кричало  и пело железо станции. € спор терзал, терзал Љсану, и она
думала  только  об одном: устоЯть, удержатьсЯ на ногах, не рухнуть на землю,
как в то несчастное утро погрома.
     - Ћн уже, наверно, хорошо говорит? - спрашивал Џетр Џетрович о сыне.
     - „а, он хорошо говорит, - отвечала жена.
     - Ђ про менЯ спрашивает?
     - ‘прашивает.
     - Ћзорной?
     - „а, он озорной.
     - Ђ как спит? ‘покойно?
     - ‘пит очень спокойно.
     - Ќе мешает тебе, как прежде?
     - Ќет, не мешает.
     - ’ы поцелуй его от менЯ.
     - Џоцелую.
     - ‡убы у него все вышли, да? ’ы покрепче поцелуй-то его.
     - Џоцелую покрепче.
     ’ак  они  расстались.  Џоезд  с  тюремными вагонами незаметно затерЯлсЯ
между  других  поездов,  неподвижно  стоЯвших  или  медленно  передвигаемых.
’оварищ  Џетра,  старик, перед тем как распрощатьсЯ с Љсенией Ђфанасьевной и
уйти  к  себе  в  цех, заглЯнул ей в сухие глаза и оторопел: показалось, что
это  она  отсидела  год  в  тюрьме,  а  не  Џетр  ђагозин.  €  вдруг  ЉсениЯ
Ђфанасьевна  обратилась  к нему с неожиданной просьбой: помочь ей похоронить
ребеночка.
     - Љакого ребеночка?
     - ‘ынка моего покойного.
     - Љак  сынка?  ђазве  ты не о нем сейчас с Џетром толковала, поцеловать
обещалась?
     - Џриду домой - поцелую. Ћн у менЯ дома на столе лежит.
     ’ут у старика Язык присох к гортани.
     Ќашлись  добрые  души,  которые  помогли  ей  в горе. Ќо в горе-то ее и
узнали,  и  слава  о  ней  не лежала - в нарушение поговорки, - а потихоньку
катилась из уст в уста и дошла, наверно, до умных людей.
     “ж  на  третью  зиму,  как  ЉсениЯ  Ђфанасьевна  жила  бобылкой,  к ней
заЯвилсЯ  тот самый высокий старик, который провожал Џетра Џетровича и потом
помог  хоронить  ребенка.  Ќачав с дальнего разговора, он привел к тому, что
есть у него дело, требующее верного человека.
     - ‚ чем же надобна верность?
     - Ђ чтобы молчать.
     - Њолчать Я умею.
     - ‚идал. ‡наю. Џотому и пришел.
     Ќа  другой  день  Љсении  Ђфанасьевне привезли на салазках две кадушки,
замотанные  старыми одеЯлами, и спустили их в погреб, установив на березовые
поленца,  как  полагаетсЯ  длЯ  зимних  солений.  ’ак  эти  кадушки и стоЯли
завернутыми  в  одеЯла,  и  ЉсениЯ  Ђфанасьевна  вспоминала  о  них,  только
спускаЯсь  в погреб, за квашеной капустой. •од на погреб был закрытый, прЯмо
из сеней.
     Ѓлиже  к  весне,  как-то  в  сумерки,  к  ней  подошел  на улице ученик
технического  училища  и  спросил,  когда  к  ней  удобнее  заглЯнуть, - ему
поручили  передать  пакетик.  —то  за пакетик, он будто бы толком не знал, -
просили  занести,  потому  что  он недалеко живет. ЉсениЯ Ђфанасьевна успела
только  заметить,  что  у  техника  пресекалсЯ  голос и он все откашливалсЯ,
точно  подбодрЯЯсь.  Џоздно вечером он принес что-то вроде почтовой посылки.
ђасстегнувшись  и  снЯв  фуражку,  он  туго  протирал  мокрый лоб скомканным
платочком и молчал.
     - Џакетик-то,  видно,  не  легок,  что  вы  так  умаЯлись? - улыбнулась
ЉсениЯ Ђфанасьевна.
     - …сли вам тЯжело будет убрать, Я помогу, - ответил гость.
     ЉсениЯ  Ђфанасьевна  попробовала  поднЯть пакет и насилу оторвала его с
пола.
     - —то же это? ‚едь больше, наверно, пуда?
     - Ќе  знаю,  -  ответил  гость.  -  Џросили  только  сказать,  что  вам
известно, куда надо пакет поместить.
     Ћн  начал  застегивать  шинель,  сосредоточенный, каждой черточкой лица
нелюдимо отвергающий всЯкие расспросы. ЉсениЯ Ђфанасьевна опЯть улыбнулась.
     - „авно этим занимаетесь?
     - —ем?
     - ѓимнастикой, - сказала она, кивнув на пакет.
     - ѓимнастику Я люблю с детства.
     - ‘ детства разносите таинственные посылки?
     - —то  же  тут таинственного? Њне поручили, Я вас знаю, принес, передал
- и все.
     - Ќу а если Я не приму? џ-то ведь не знаю, от кого это.
     ‚место  ответа  он  протЯнул  руку,  прощаЯсь и этим как будто отклонЯЯ
шутки  там,  где  все  было  слишком  серьезно.  ‚ дверЯх он приостановилсЯ,
подумал, спросил вполголоса:
     - Џравда, что ваш муж к будущей зиме вернетсЯ?
     - „олжен вернутьсЯ. Ћсенью - срок.
     Ќа  этом  кончилось первое знакомство Љсении Ђфанасьевны с Љириллом. Ћн
доставил  ей  еще  такой  же  пакет,  и  потом  она  не видала его несколько
месЯцев.  ‚ эти посещениЯ он по-прежнему уклонЯлсЯ от доверчивого разговора,
и  она подумала, что он, может быть, действительно не посвЯщен, что за кладь
ей  передает.  Ќо  она  принимала  эту  кладь  спокойно,  потому что ей было
сказано, чтобы она принимала и берегла ее вместе с кадушками в погребе.
     Љогда   Џетр   Џетрович   возвратилсЯ,  началсЯ  тот  особенный  период
взаимного   узнаваниЯ,   какой   обычен  длЯ  близких  людей,  насильственно
разлученных  и  долго  живших  вдалеке  друг  от друга. ‘войства характеров,
житейские  навыки  и  даже  телесные  черты  и  приметы, когда-то казавшиесЯ
важными,  за времЯ разлуки превратились в незначительные, а те, которые были
маловажны,  занЯли  существенное  место.  Љ  угадыванию перемен, к тому, что
давалось  глазу,  осЯзанию, чутью, присоединились целые повести о пережитом,
в  самых  неожиданных,  мелких  и - на чужой взглЯд - ненужных подробностЯх.
Џостепенно  становилось  понЯтно,  почему  уже нельзЯ было бы принЯть Љсению
Ђфанасьевну  за  дочь  ђагозина,  почему она утратила хрупкость, а сделалась
гибкой,  словно увертливой, и почему как будто преобразилась всЯ стать Џетра
Џетровича:  наклон  его  туловища  стал  меньше,  поступь  отвердела,  почти
утратив раскачку.
     Ћни  понЯли,  что  любовь  их не прошла, а точно обогатилась временем и
что  в чувстве, с каким они ожидали друг друга, излишней была только боЯзнь,
что  оно  померкнет. Ћни признались и страшно обрадовались, что в своем горе
матери  и  отца  видели не только потерЯнного сына, но еще и того ребеночка,
которого  обоим  хотелось  иметь и грусть о котором теперь вдруг переплелась
со  страстью,  дождавшейсЯ  полной  воли. Љ этой радости чувства прибавилось
то,  что  оба они приобрели особое понимание происшедшего с ними как чего-то
крайне  ценного.  ЉсениЯ Ђфанасьевна ни разу не сказала мужу, что если бы он
не  принадлежал  к  боевой  дружине или не вышел бы с дружиной на улицу и не
стрелЯл  бы,  то  не было бы ни острога, ни ссылки, а возможно, не было бы и
смерти  сына,  и  они жили бы спокойно. Ђ Џетр Џетрович не попрекнул ни разу
жену  тем,  что  она так долго утаивала от него смерть ребенка. …е нисколько
не  устрашило, что мужу предстоЯло жить под надзором полиции, и она сочла за
должное,  что  он  вернулсЯ из ссылки членом рабочей партии. Љогда он сказал
ей это, она ответила: "Ќу и правильно".
     Ћ  партиЯх  у  нее  не  было  Ясного  представлениЯ,  но она испытывала
неутихавшую  личную  вражду  к  зеленым  воротам,  к окошечку, через которое
передавала  в острог узелки длЯ мужа. Ћна с тоской вспоминала часовню у этих
зеленых  ворот,  где  ставились свечи перед иконой •риста в терновом венце и
где  висела  железнаЯ кружка, опоЯсаннаЯ скобой и запертаЯ увесистым, как на
цейхгаузе,  замком.  Ќад  кружкой  церковнославЯнской  вЯзью  начертана была
надпись:  "Ќа  улучшение  довольствиЯ  заключенных".  „ожидаЯсь  однажды  на
ступенЯх  часовни,  когда  откроют  окошечко  в  воротах  и начнут принимать
узелки,  ЉсениЯ  Ђфанасьевна  подумала, что вот если бы не было заключенных,
то  не  было бы и нужды собирать на их довольствие. Ќо, глЯдЯ в часовню, она
заметила  на  иконе,  в  покорном  мерцании  свечей,  руки •риста, свЯзанные
вервием,  и  неожиданно  раскопала  в  сумке какие-то медЯки и опустила их в
кружку,  и  после  этого  целый  день  не  проходила  у  нее обида, - ей все
хотелось  заплакать,  а  слез не было и не было, как все годы, пока она жила
одна.  ‚место слез в ней проЯснилось и стало отчетливо-внЯтным ощущение, что
ее  муж  хотел  сделать  добро,  что  он  человек  справедливый и за это его
мучают.  ‚се  больше  она  привыкала  думать,  что ему свойственно поступать
только  правильно, только справедливо. Ћна тревожилась, не повредила ли мужу
тем,  что  согласилась  без него хранить опасные вещи, но он одобрил ее. ќто
взаимное  одобрение открыло перед ними новое существование на земле, которое
в  то  же времЯ продолжало прежнее, старое существование и было таким, какое
они длЯ себЯ желали.
     ‚семи  мелочами  жизни,  похожей  на  общепринЯтую,  ЉсениЯ Ђфанасьевна
прикрывала  ту  вторую  жизнь, которую урывками, от одного удобного случаЯ к
другому, начал вести Џетр Џетрович.
     ‚  эту  вторую  жизнь скоро получил доступ Љирилл €звеков. Њечтательные
ожиданиЯ,    приведшие    его    сюда,    нашли   здесь   перевоплощение   в
действительность,  превратились в задачи, и самой важной из всех задач стала
необходимость  ото  всего  мира  утаивать скрытую, вторую жизнь. Њожет быть,
это  была  не  втораЯ,  а  какаЯ-то четвертаЯ, даже пЯтаЯ жизнь. Ќо она была
совсем  особеннаЯ,  и  с поЯвлением ее Љирилл почувствовал, что другие жизни
пошли  от  нее  поодаль, точно побаиваЯсь ее и уступаЯ дорогу. ’руднее всего
было  таитьсЯ от ‹изы, потому что ‹иза сама была тайной, возникшей из мечты.
Ћбе   тайны  обладали  чем-то  родственным  друг  другу,  и  Љириллу  иногда
казалось,  что они готовы слитьсЯ в одну. Ћн был поражен, что ‹иза напала на
след  его  общениЯ  с  ђагозиным, понемногу успокоилсЯ, увидев в этом первый
шаг  к  будущему,  когда все сольетсЯ длЯ них в одно целое и ‹иза непременно
придет к тому, к чему пришел он.
     ’ак  как  труднее  всего  было  таитьсЯ  от  ‹изы и потом от матери, то
невольно  складывалась  видимость,  что  утаенное  от  них  утаено ото всех.
Ѓлизкие  знали  Љирилла  слишком хорошо, они могли прочесть его мысли. Ђ кто
из   посторонних   обратит   свое  занЯтое  внимание  на  какого-то  ученика
технического  училища,  с его золотыми пуговками на воротнике рубашки, с его
синими  кантиками,  с  его  нехитрым  значком  на  околыше  -  крест-накрест
молоточек  и  французский  ключ?  —ем  мог  бы привлечь к себе такой молодой
человек,   скажем,   ЊеркуриЯ   Ђвдеевича  Њешкова?  ‚прочем,  длЯ  ЊеркуриЯ
Ђвдеевича,  после  того  как  он  увидел Љирилла на улице с ‹изой, молоточек
крест-накрест  с французским ключом перестал быть просто школьным значком, и
синЯЯ выпушка на петлицах и фуражке получила притЯгательное содержание.
     ‚   тот  день,  когда  ‹иза  ходила  на  карусели,  Њеркурий  Ђвдеевич,
возвращаЯсь  из  лавки,  мигом  различил в вечерней темноте запомнившуюсЯ по
посадке  квадратную  фигуру  в  коротенькой  тужурке, с белым, выглЯдывающим
воротом  рубашки.  Љирилл  €звеков подошел к дому Њешкова, не озираЯсь, тихо
открыл калитку и быстро исчез во дворе, неслышно опустив за собой щеколду.
     Њеркурий  Ђвдеевич  приостановилсЯ.  Ќеужели  так  далеко  зашло  дело?
Ќеужели   вчерашнее   внушение  ‚алерии  €вановне  не  возымело  действиЯ  и
потворство  продолжаетсЯ?  Ћн бросилсЯ к калитке. „вор был пуст. Ћн осмотрел
углы  и закоулки. Ќигде не было никого. € он вошел к себе в дом на цыпочках,
подавлЯЯ дыханье и слыша, как перепуганно работает сердце.
     Ћн  прЯмо направилсЯ в комнату дочери. ‹иза лежала на кровати, опираЯсь
на  локти, в домашнем платье с голубыми полосками по синему полю. Љругом нее
были  разложены  книги,  она  покусывала  кончик карандаша и ждала, когда на
стуле,  рЯдом  с  изголовьем,  разгоритсЯ  только  что  зажженнаЯ  лампа под
цветистым бумажным козырьком.
     - ’ы дома, дочка? - спросил Њеркурий Ђвдеевич.
     - „ома. —то ты так дышишь?
     - Ѓыстро шел. Љогда у тебЯ первый экзамен?
     - —ерез два днЯ.
     Ћн легко погладил ее по плечу и улыбнулсЯ.
     - Ќу, приходи чай пить.
     ‡атворив  дверь,  он  выдохнул: "‘лава богу". Ќо ведь не причудилось же
ему  сослепу? Ћн вышел в коридор и, прогуливаЯсь по стеклЯнной галерее, стал
поглЯдывать во двор.
     ‚  окошечках  ЊефодиЯ  было  темно.  “  ђагозиных  затеплилсЯ  несмелый
огонек,   и   тотчас  ЉсениЯ  Ђфанасьевна  затЯнула  окно  коричневой,  чуть
просвечивающей  занавеской. ‚се было тихо. Ќочь понемногу уравнивала землю с
крышами,  крыши  с  небом.  Људа  мог  деватьсЯ  Љирилл  €звеков?  ’олько во
флигелЯ.  ‡ачем Њеркурию Ђвдеевичу нужны были эти флигелЯ - тесовые хибарки,
от  которых  дохода  -  грош, а забот полон рот? Ћдин квартирант пьет водку,
неизвестно  зачем,  другой  не  пьет водки, неизвестно почему. ‘нести бы эти
флигелЯ  и  построить  на  их  месте доходный лабаз. €ли еще лучше - сломать
флигелЯ  и  на  их  месте не строить ничего. Ђ только обнести участок добрым
забором  и держать ворота на замке круглые сутки. Људа спокойнее, чем думать
и заботитьсЯ о квартирантах.
     ’ак  размышлЯл  Њеркурий  Ђвдеевич  на  своей галерее в темный весенний
вечер.   —то   же   касаетсЯ  Љирилла  €звекова,  то  ведь  и  правда  могло
померещитьсЯ,  будто  молодой человек зашел во двор. ‚се было тихо, все было
благопристойно на дворе мешковского дома. Ѓог миловал.


        12

     ‚  праздник  Љрасной  горки народ шел гулЯть за город. ђассаживались по
рощицам,  овражкам,  на  пригорочках, полЯнках семьЯми, с детьми и родней, с
кумовьЯми  и  товарищами  вокруг  самоваров,  котелков,  сковородок.  ‚арили
галушки,  жарили  баранину.  „ымки  костров  завивали  склоны окрестных гор,
ветер  носил  запахи  листвЯной  гари,  притушенного водой углЯ, подгорелого
сала. Џили казенное вино, голосили песни, играли на гармошках, гитарах.
     ђагозины  отправились  на  гулЯнье рано утром. ЉсениЯ Ђфанасьевна несла
самовар,  Џетр Џетрович - корзину с посудой. Џо пути соединились со знакомым
семейством,  нагруженным  провизией.  Џошли на гору прЯмой улицей деревЯнных
флигельков,  заползавших  чуть  не  до  самой  вершины и все уменьшавшихсЯ в
размере,  точно  у больших не хватало сил взбиратьсЯ наверх и они отставали,
а  маленькие карабкались выше. ‚ конце улицы торчали домишки об одно оконце,
потом  землЯнки  ниже  человеческого  роста,  и  на  этих норах улица совсем
прекращалась.  „альше  глинистаЯ  лысина горы опоЯсывалась вырытыми уступами
длЯ  удержаниЯ  влаги,  на  уступах  были насаждены благовоспитанными рЯдами
молодые   деревца.   Ћни   прочно  укоренились,  потЯнулись  вверх,  одни  -
долговЯзыми   стволиками,  другие  -  мохнатыми  кустами.  ‡а  вершиной,  на
просторе   пологих  склонов,  насаждениЯ  разрослись  пышнее  и  уже  шумели
листвой,  человек в них терЯлсЯ, отдельные деревьЯ высоко вымахивали кронами
над   кудрЯвой   порослью,  словно  предсказываЯ,  каким  будет  лес.  ‡десь
попадались  овраги  с  оползающими  обрывами почвы и с родниками на песчаном
дне.
     Њесто  длЯ  лагерЯ  выбрал Џетр Џетрович. Ћн сказал: "Ћтсель грозить мы
будем  шведу",  -  и  уселсЯ  на  краю  самого крутого обрыва, свесив ноги в
овраг.  ‚о  все стороны отсюда видна была раскачиваемаЯ ветром чаща зеленого
молоднЯка.  Џринесли  воды,  раздули  самовар, всей компанией начали чистить
картошку длЯ похлебки.
     Љогда  закипела  в котелке вода, пришел Љирилл. Ћн посвистел из кустов.
ђагозин  отозвалсЯ  и,  как только лицо Љирилла показалось между раздвинутой
листвы, спросил:
     - ‹егко нашел?
     - Џо самовару.
     - ‘амоваров много.
     - ’вой со свистом.
     Ћни улыбнулись.
     - Џохлебку есть будешь, кавалер?
     - Ѓуду.
     - Ќу, вот тебе ножик, чисти картошку.
     Ћн  говорил  покровительственно, но с добротой, и Љирилл подражал ему в
этой  манере  так  же,  как  подражал  в тЯжеловатой, качкой поступи, и было
похоже, что они посмеивались друг над другом.
     - Љто  так  чистит?  ‘ловно  карандаш  точишь. ‚ ссылку попадешь - тебЯ
засмеют.
     - Ђ зачем мне в ссылку попадать?
     - ‡ачем?  Љартошку чистить учитьсЯ. ‘мотри, как у менЯ получаетсЯ: одна
ленточка  с  целой  картошки. Ђ тоненькаЯ какаЯ кожурка - на свет все видно,
смотри. ‘мотри, через нее видать, как Љсана нам водочки наливает, видишь?
     Ћн  учил  Љирилла крошить картошку в котелок, и затирать подболточку из
муки  с  подсолнечным  маслом,  и  перчить,  и  солить, и заправлЯть молодым
луком.  Ќа  приволье всЯкаЯ еда радует сердце, и нет вкуснее пищи, сваренной
на   таганке   и   пахнущей  дымком  хвороста.  ‚се  чувства  усиливаютсЯ  и
открываютсЯ  в  человеке,  стоит  ему  присесть  на корточки перед костром и
потЯнуть  носом  парок закипевшего варева. € воздух становитсЯ слаще, и дали
приветливее, и люди милее, и жизнь легче. Ђ всего только и надо - котелок.
     Џосле  завтрака,  развалившись  на  спине  и глЯдЯ в небо сквозь зелень
танцующих на ветру веток, Љирилл припоминал вслух:
     - Ќам  всем  выдали  по  ведерку, маленькие заступы и деревЯнные кольЯ,
заточенные  на  одном  конце и с перекладинкой на другом. ‚ ведра нам ткнули
по  пучку  саженцев  - коротенькие такие прутики. € всей школой мы двинулись
на  горы.  ’ут  все  было  размечено, и когда мы пришли, везде стоЯли другие
школы,  без  конца.  ‘ажать  было  просто.  Њы  буравили колом в земле Ямку,
втыкали  в  Ямку  прутик и закапывали заступом. Џотом шли за водой, и каждый
поливал  то,  что  посадил.  Џрутики  мне  были  по колено. —ахлые, сухие, в
городе  не  верили,  что они примутсЯ. Ђ над тем, что лес будет, - смеЯлись.
Љогда  мы  вернулись  в  школу,  нас  фотографировали,  как  мы  были,  -  с
ведерками,  кольЯми,  заступами.  “  менЯ  до  сих  пор  цел  снимок. џ сижу
по-татарски  на  земле,  в  ногах у учителЯ рисованиЯ, а внизу на фотографии
надпись:  "Џраздник древонасаждениЯ". —удно, что уже девЯть лет прошло, и не
веритсЯ,  что  вот  это  шумЯт,  колышутсЯ  те самые прутики. €нтересно, что
будет  тут еще через девЯть лет. Љак ты думаешь, Џетрович? Ђ? ’ы знаешь, что
будет через девЯть лет?
     - ‡наю.
     - Ќу, что?
     - Њне стукнет сорок четыре года.
     - ќто и Я знаю. Ђ ты скажи - хорошо будет?
     - •орошо.
     - Ђ что хорошо? - спросил Љирилл, понижаЯ голос. - ђеволюциЯ будет?
     - Љакой  хитрый,  - засмеЯлсЯ ђагозин, - если Я скажу - не будет, то ты
сейчас в кусты, да?
     Љирилл   долго  не  отзывалсЯ,  пожевываЯ  сорванную  веточку  неклена.
—елюсти  выступали  острыми  углами  на  запрокинутом  его  лице. ‚зглЯд его
остановилсЯ,  в  желтизне зрачков отражались плавающие зеленые пЯтна листвы.
‘двинутые  брови медленно расправлЯлись, собираЯ молодые морщинки на лбу. Ћн
сказал совсем тихо:
     - џ  выбрал дорогу и не сверну никуда. ‚се равно, сколько придетсЯ идти
- девЯть лет или двадцать девЯть.
     ђагозин  приподнЯлсЯ  на  локоть.  Ћттого,  что нос и щеки Љирилла были
чуть-чуть  посыпаны веснушками, он показалсЯ ђагозину моложе, чем всегда. Ћн
взЯл его руку, сжимаЯ ее в своих жестких бугорчатых пальцах.
     - Ѓрось, - сказал Љирилл, стараЯсь высвободить руку.
     ђагозин не отпустил.
     - Ћставь. џ знаю, ты сильнее.
     ђагозин  продолжал  сжимать  крепкую,  сопротивлЯющуюсЯ  кисть Љирилла,
чувствуЯ, как уменьшаетсЯ ее стойкость, и улыбаЯсь.
     - Ќу, больно. Ѓрось. —то ты хочешь?
     Ћн вырвал руку, потрЯс ее и размЯл пальцы.
     - ‚ремЯ,  -  проговорил  ђагозин,  -  времЯ, дорогой мой, большое дело.
Љогда  больно  один день - одно. Ѓольно сто дней - другое. Ќарод терпит. …му
не все равно - девЯть или двадцать девЯть.
     Ћн повернулсЯ, не поднимаЯсь с земли, к костру и сказал громко:
     - Љсана, вы бы погулЯли.
     ЉсениЯ  Ђфанасьевна повела своих друзей к роднику, их перекличка и смех
долго слышались, когда они скатывались в овраг по оползающей глине.
     Ќаедине ђагозин спросил:
     - Џринес?
     Љирилл  вытЯнул из брючного кармана сверток прокламаций. …го разгладили
и соединили с пачкой, которую ђагозин достал из корзины с посудой.
     - Ћтсчитывай по десЯтку.
     ‹истки  тонкой  розовой  афишной  бумаги  складывались  в  четвертку  и
прЯтались  назад  в  корзину,  под полотенце. ђабота шла легко, беззвучно, и
скоро  последнЯЯ  тетрадочка в пол-ладони величиной лежала на месте. ђагозин
отставил корзину под куст и опЯть лег.
     - Џрежние  годы  на  такой маевочке всегда удавалось сходку провести, -
сказал  он. - Ќынче живи улиткой - таскай на спине весь свой дом, и кухню, и
этажерку.  Џей чай, играй на гармошке, а чтобы собратьсЯ поговорить - ни-ни:
завалишь всю работу.
     - ќтак,  конечно,  и  двадцать  девЯть  лет прождешь, за самоваром да с
гармошкой, - сказал Љирилл.
     - ‚едь  тебе  мой  самовар  понравилсЯ,  как  он  свистит,  - улыбнулсЯ
ђагозин и отчетливо повторил свист, которым встретил Љирилла.
     Џослушали.  Ќикто  не  отозвалсЯ.  умела, разгуливала волнами пахучаЯ,
лоснившаЯсЯ  на  солнце поросль, и Ястреб чертил над нею бесконечные кривые,
изредка  разрезаЯ  пространство своим острым зовом, точно проводЯ алмазом по
стеклу.
     - џ на днЯх познакомилсЯ с –ветухиным, - сказал Љирилл. - ‡наешь?
     - ‘лышал. ‚он ты куда махнул.
     - џ не махал. Џросто - случай.
     - Ђ ты не сердись.
     - џ не сержусь. ‘ ним еще был Џастухов. „раматург такой. €звестный.
     - ’ак, так.
     - €нтересно, какой у них образ мыслей.
     - ’ы говорил?
     - Ќемного.  Ћб  искусстве.  ‘обственно,  о  балаганах.  Њы на балаганах
встретились.
     - Ќу?
     - Ќичего  особенного.  Ћни  слабо  отдают  себе отчет, на каких научных
основаниЯх   построены  иллюзии.  Ќу,  там  женщина-паук  и  другие  фокусы.
Ќекоторую путаницу Я заметил.
     - Ќеобразованные? - подсказал ђагозин усмешливо.
     - џ думаю, к вопросам физики равнодушны.
     - Ђ-а...
     - €нтересно дать им прокламацию...
     ђагозин  привскочил  и,  откинув  с  лица  волосы,  прижал их ладонью к
голове, чтобы они не мешали получше смотреть на Љирилла.
     - ’ы дал им прокламацию?
     - Ќет. ќто мне сейчас в голову пришло.
     - Њожет,  они  порЯдочные  люди, - сказал ђагозин, успокаиваЯсь, - Я не
знаю.  Ќо уж тут - семь раз отмерь, один отрежь. Љакой может интерес толкать
их  к  нам?  ‹юбопытство?  ђабочий  к  революции  приходит,  как  к  себе на
квартиру, - больше деватьсЯ некуда. Ђ они могут подумать.
     - “  менЯ  именно  мысль  мелькнула,  как  они  отнеслись  бы? - сказал
Љирилл.
     - ЋглЯдочка  нужна.  Њатери  своей  ты  разве не можешь доверитьсЯ, - а
помалкиваешь и с ней, верно?
     ‹егкий свист послышалсЯ неподалеку, и ђагозин кивнул:
     - ‚от он, мой самовар-то!
     Ћн  повторил  свист. Њинуту спустЯ на край оврага вышел из чащи высокий
худой  старик  с  бородкой клином, в черной праздничной паре и глЯнул окрест
себЯ.
     - ‡аблудилсЯ? - громко кликнул ђагозин.
     ‘тарик  не  спеша  подошел,  поздоровалсЯ,  приподнЯв черный поношенный
картузик с узкой тульей.
     - •орошее местечко выбрал, Џетр Џетрович, длЯ чаепитиЯ.
     - Њилости просим.
     - Ѓлагодарим. Ћткушали.
     - Ќа свежем воздухе весело пьетсЯ. ‘адись.
     - Џосидели.
     - Ќу, постой, коли ноги держат.
     - Ќоги привыкшие. „вадцать лет в цеху стоЯт, шестьдесЯт землю мериют.
     Ћн снова оглЯделсЯ. Љусты были вровень с его картузиком.
     - Ђ  тут  с  каждым годом зеленее становитсЯ. ‹ес наступает, - произнес
он с одобрением.
     - ‚от молодежь старалась, садила да поливала, - сказал ђагозин.
     - ’ак,  -  вымолвил  старик,  прищуриваЯсь  на  Љирилла. - ђаньше, чай,
старики длЯ молодых садили, теперь, что же, обратно получаетсЯ?
     - …сть  молодые,  которые  не  только  о  себе  думают, - вдруг ответил
Љирилл, глЯдЯ прЯмо в прищуренные глаза старика.
     - ’ак... ‡аодно с нами садить желают?
     - ‡аодно, - сказал Љирилл.
     - ’ак,  -  опЯть  поддакнул  старик и перевел глаза на ђагозина. - —его
это  мы  с  ними,  с  молодыми,  будем  садить,  Џетр  Џетрович,  какие сады
малиновые?
     - „ай-ка корзинку, - попросил ђагозин Љирилла.
     Ћн  вынул  из-под  полотенца  тетрадку,  подал  ее  старику.  ’от взЯл,
покрутил  в  пальцах,  словно  прикидываЯ  прочность и вес бумаги, нагнулсЯ,
подтЯнул  до  колена  одну  штанину,  аккуратно  запихал  листки за голенище
рыжего шершавого сапога и так же аккуратно поправил брюки.
     - Ќе маловато будет? - спросил ђагозин.
     ‘тарик помолчал, потом качнул головой набок.
     - Џожалуй, как бы на одну ногу не захромал.
     - Ќа  вот,  чтобы  тебЯ  за пьЯного не сочли, - сказал ђагозин, подаваЯ
ему еще тетрадку.
     ‘тарик спрЯтал ее в другой сапог.
     - ‘пасибо  за  хлеб, за соль. Ѓог напитал - никто не видал, - подмигнул
он  Љириллу и неожиданно ласково усмехнулсЯ. - Ѓудем, значит, знакомы. Ђ как
нас величать, про то вам скажет Џетр Џетрович. ‚ерно?
     - ‚ерно, - согласилсЯ ђагозин. - Џоговорить есть о чем?
     - ђазговор сам собой найдетсЯ.
     - Ќу  подсаживайсЯ.  Ђ ты, Љирилл, ступай потихоньку ко дворам. „а умно
иди.
     - џ на ‚олгу пойду, - сказал Љирилл и протЯнул старику руку.
     - „о  свиданьЯ,  товарищ дорогой, - проговорил старик опЯть с внезапной
ласковой усмешкой.
     - „о  свиданьЯ,  товарищ,  - буркнул Љирилл, чувствуЯ, как жар поднЯлсЯ
из груди, мгновенно захватываЯ и поджигаЯ щеки, виски, уши, всю голову.
     Ћн  бросилсЯ  в  чащу  широким шагом, распахиваЯ перед собою спутанную,
цепкую   поросль,  точно  плывЯ  по  зеленому  гомонЯщему  морю  и  слыша  в
буйствующих  переливах  повторЯющеесЯ  шумЯщее  слово: товарищ, товарищ! ќто
его,  Љирилла  €звекова,  впервые  назвали  таким словом - товарищ, и он сам
впервые  назвал таким словом - товарищ - старика, из тех людей, с какими ему
предстоЯло  жить  в  будущем.  Ћн  шагал  и  шагал,  или  плыл  и плыл, пока
прохладные  шелестЯщие  волны  зелени  не  вынесли  его к острову - на лысую
макушку  горы  -  и  отсюда  не увидел он - в дуге возвышенностей - огромный
город,  деревЯнный  по  краЯм,  каменный  в  центре, точно пирог, на кусочки
нарезанный   улицами   на   ровные  кварталы.  ‚низу  лежал  этот  непочатый
деревЯнный  пирог  с каменной начинкой, вверху колесили по синеве нащипанные
ветром  хлопьЯ  облаков,  а  под  самыми  ногами  Љирилла  гривой изгибались
вершины холмов, и по этой гриве он пошел к ‚олге.
     Ћн  сбегал  по спаду одного холма и взбиралсЯ по взгорью другого, чтобы
снова  бежать вниз и опЯть подниматьсЯ. € это было такое же плаванье, как по
молодой  зеленой  чаще,  только волны холмов были больше, и вместо листвы он
рассекал  горько-сладостный  дух  свежей  полыни, объЯвшей горы своим прЯным
дурманом.  ’ак  он прибежал к обрыву, который падал в ‚олгу, и сел на обрыв,
расстегнув воротник рубахи, скинув фуражку, сбросив поЯс.
     ‘ердце  било  ему  в  грудь  требовательными  ударами,  и он смеЯлсЯ, и
потому,  что  не  знал,  чему  смеетсЯ,  не  мог  остановить смеха, а сидел,
спустив  ноги  с  обрыва,  покачиваЯсь,  и  смеЯлсЯ,  и  смех  казалсЯ ему и
разговором  и  песней, какаЯ поетсЯ на ‚остоке, песней о том, что он видел и
слышал.
     Ћн  видел неохватную долину, по которой шла тЯжелаЯ река. ‚идел ‡еленый
остров,  покрытый  тальником,  в половину роста затопленным водой и послушно
клонившим  свои белесые верхушки под накатами ветра. ‚идел оранжевую белЯну,
почти  омертвевшую  посредине  реки,  похожую  на спичечный домик, да где-то
далеко-далеко,  один за другим, - два каравана барж, точно стежки распоротой
строчки.  Џолзучие тени облаков пЯтнали рЯбившую барашками поверхность реки,
разгулЯй-поле  тальника  на  острове,  скученную  толпу  судов  у городского
берега.  ‚се  двигалось  и  полнилось  отдаленным  говором  работы,  езды, -
говором,  который  доносилсЯ  ветром  и  нисколько не мешал все объединЯвшей
тишине.
     Ћтдохнув,   Љирилл   подобрал  ноги,  обнЯл  колени  и,  крепко  уткнув
подбородок  между  тугих чашечек, стал приводить мысли в порЯдок. Ћн задавал
себе  строгие  вопросы: чего Я хочу? - кем Я буду? - что главное в жизни? Ќо
как  только  он  намеревалсЯ уложить в слова хорошо угадываемый ответ, слова
ускользали  из  Яви  в  какой-то  полусон  и  превращались  в  расплывчатые,
приЯтно-красочные    разводьЯ.    …му    чудилось,   что   он   передвигает,
перестанавливает  необыкновенно  большие массы веществ: река поднималась его
рукою  вверх  и текла в небо; снежные сугробы облаков направлЯлись в коридор
бездонного  опустевшего  русла;  черные  дубы  устанавливались  по берегам в
аллею;  по  аллее  катилась  белЯна,  с  громом разматываЯсь, как невиданных
размеров  клубок, и оставлЯЯ позади себЯ ровно вымощенную Янтарными бревнами
дорогу.  Љирилл стоЯл перед классной доской и делал расчет своей разросшейсЯ
руки,  и  преподаватель  черчениЯ  одобрительно мотал головой и сбрасывал со
своего  мЯсистого  носа пенсне - одно, другое, третье, все быстрее, быстрее,
и  тысЯчи  пенсне  устилали  мерцающей  рЯбью  стекол  далекую-далекую воду.
"•орошо,  - говорил чертежник, - но, чтобы сдать экзамен, ты должен показать
в  разрезе  город, в котором хочешь жить". ’огда чертеж Љирилла начал расти,
расти,  выходЯ  за  пределы доски, и доска бесконечно наращивалась, и на ней
поЯвлЯлись  одинаковые,  как  соты,  комнатки,  над  которыми  мчались  тени
облаков,  и  в одной комнатке стоЯла ‹иза. € Љирилл вошел в эту комнатку. "џ
сдала  все  экзамены,  -  сказала  ‹иза.  - Ћтвернись". - "‡ачем?" - спросил
Љирилл.  "Ћтвернись,  Я  тебе  говорю". - "‚едь ты - моЯ жена", - сказал он.
"‚се  равно,  отвернись",  -  повторила она и отвернулась сама. Џлатье ее на
спине  было застегнуто множеством крючочков, и когда она, поднЯв над головой
руки,  начала  расстегивать  их,  ее длиннаЯ коса запуталась в крючках, и он
подошел  и  стал  выпутывать из крючков волосы и расплетать косу. Љоса пахла
полынью,  и  запах  был  удушающей  силы  и  все  сгущалсЯ  и  теплел.  ‹иза
поворачивалась  медленно, медленно, и когда повернулась, Љирилл увидел милое
лицо  мамы,  - с оспинками над верхней губой и на лбу, - и мама проговорила:
"„ай  мне  только  слово,  что  ты  никогда  не поедешь на ‡еленый остров на
лодке.  Џомни, что твой отец погиб на лодке, Љирилл!" ‘транно переменилсЯ ее
голос, и его имЯ - Љирилл - она произнесла грубо, как мужчина.
     - ‡аснул?  -  так  же  грубо  сказал кто-то недалеко от него. - ‡аснул,
Љирилл?
     Ћн  открыл глаза и, не поднимаЯсь с земли, держа голову на руке, увидел
шагах в десЯти ђагозина на краю обрыва, лицом к ‚олге.
     - Ќе  вставай, не подходи ко мне, - проговорил ђагозин. - Џойдешь домой
-  не  притащи  за  собой хвост. ’ут, по горкам, прогуливаетсЯ парень, штаны
взаправку. ќто рЯженый. ‘мотри.
     ђагозин  лениво  повел  взглЯдом по небосклону и пошел прочь, сказав на
прощанье:
     - „ождичек собираетсЯ. Ќе застудись.
     ’ут  только  заметил  Љирилл, как все кругом помрачнело. Ћн приподнЯлсЯ
на   локте.   “   подгорного   берега  и  на  острове  еще  сверкали  теплые
желто-зеленые  краски,  но  чем  дальше к луговой стороне, тем холоднее были
тона,  река  синела,  гребни  белЯков на ней стали сизыми, и у самого берега
протЯнулась   лаковаЯ   исчерна-лиловаЯ  полоса,  точно  на  дне  взболтнули
китайскую  тушь и она всплыла на поверхность. Ќад заречьем шла низкаЯ туча с
посеребренными  краЯми.  ЃелЯну перенесло течением далеко вниз, из оранжевой
она  сделалась  серой,  будто  закоптев  в  дыму.  Љараваны баржей, словно в
испуге,  торопились  приблизитьсЯ  к  городу. ђаздалось первое, чуть внЯтное
ворчание   весенней   грозы,  и  Љириллу  послышалось  в  нем  угрожающее  и
торжественное ликованье.
     Ћн  оглЯнулсЯ.  Љ  обрыву  вышагивал  независимой  походочкой  молодец,
одетый  в  красную  рубашку  и  короткий  рЯбенький  разглаженный  пиджачок.
Љасторовые  шаровары его были заправлены в сапоги и выпущены над голенищами,
насандаленными   ваксой   и   сбегавшими  узенькими  гармошками  на  союзки.
†елтоватаЯ  шевелюра  молодца  была  аккуратно  подстрижена,  на  вздернутом
припухлом  носу  сидело  пенсне  мутного  стекла  со шнурочком. Ћн был похож
одновременно  на  приказчика  и на слушателЯ вечерних курсов. Ћн остановилсЯ
на обрыве и залюбовалсЯ природой через пенсне.
     "Ђга,  голубок!"  - сказал про себЯ Љирилл, чувствуЯ волнующую гордость
оттого,  что  за  ним  следили,  и  что  он  знал  это, и что насквозь видел
противного молодца в сапожках и пенсне.
     Љирилл  лег  на спину, изо всех сил потЯнулсЯ, закрыл фуражкой лицо и с
удовольствием выговорил в пахучую, душную атласную подкладку тульи:
     - —ерт  с  тобой.  Њне  дождик  нипочем.  Ђ  вот как тебе, разглаженный
болван?..


        13

     ѓотовитьсЯ  к  экзаменам - не так просто. Ћсобенно когда сдано девЯть и
осталось  еще три, целых три! - неужели когда-нибудь останетсЯ один, а потом
- не останетсЯ ни одного? Ќет, еще целых три, целых три!..
     Ћбкусан  третий  карандаш,  а сколько исписано тетрадок, сколько птичек
поставлено  на  программах,  сколько  раз  ‚алериЯ  €вановна сказала: "‹иза,
кончай, надо спать, лучше пораньше встанешь!"
     ‚друг  мысль  останавливаетсЯ - и ни с места. ѓолова набита плотно, как
мешок  муки,  -  не  пробитьсЯ.  € где-то глубоко в муке застрЯл неподвижный
обломок  фразы  -  "три  элемента". Љакие три элемента, почему три элемента,
зачем  три  элемента  -  ничего  не  понЯть! Њожет быть, три экзамена? Њожет
быть,  три обкусанных карандаша? Њожет быть, три билета на программе, еще не
отчеркнутые  птичкой?  Ќет.  Џросто  - три элемента, хоть плачь! Њожет быть,
три  мира?  Ќет,  всего  один мир, один и тот же мир перед глазами, насквозь
понЯтный  мир:  стеклЯннаЯ  галереЯ  коридора,  за ней внизу - двор с синими
флигелЯми,  погребицей,  сушилками.  …два начавшеесЯ лето, недвижное солнце,
безмолвие.  Џотом  -  балалайка.  ќто  молодые  приказчики, перебравшиесЯ на
сушилки,  налаживают  свой  дачный  репертуар:  "‘ветит  месЯц Ясный", потом
вальс "Ќа сопках Њаньчжурии", потом рыдающаЯ песнЯ:

                ‚ городе Љузнецке - гостиница "Љитай",
                Љричу половому - полбутылки дай!
                „айте мне пива, дайте мне вина,
                „айте мне милого, в которого влюблена.

     •лопает  калитка,  нищий  болгарин  в  рыжем  дырЯвом армЯке подходит к
флигелю  ђагозина.  Ћн  стучит  в  окно  воздетой  костлЯвой  рукой.  ЉсениЯ
Ђфанасьевна  выносит  ему ломоть хлеба. Ћн распахивает армЯк. Џод лохмотьЯми
-  голое  медно-коричневое  тело.  Ћн  жалко мычит, разевает рот, показывает
пальцем  на  изувеченный Язык. ‚сЯ улица знает, что ему вырезали Язык турки,
что  это  относитсЯ  к  неЯсно  давним годам, которые все называют временами
турецких  зверств,  знают,  что этот болгарин - не один, что все они ходЯт в
неподпоЯсанных  армЯках  и  выпрашивают  белье. ‹иза слышит, как он мычит на
дворе  у  одной  двери, затем у другой, затем калитка докладывает, что нищий
ушел,  и,  точно  на  смену  его мычанию, разливаетсЯ над улицей трехголосаЯ
хриповатаЯ  шарманка.  ЏамЯть  расставлЯет по ступенькам тоскливого напева с
детства знакомые слова:

                ‹юбила менЯ мать, уважала,
                ЊенЯ, ненаглЯдную дочь,
                Ђ дочь ее с милым убежала
                ‚ осеннюю темную ночь.

     €з  крайнего окна галереи виден угол школы, каменнаЯ беленаЯ ограда, за
ней  - три тополЯ, остриЯми пирамид указывающие в неподвижное небо. арманка
с  треском, похожим на щелканье ружейного затвора, менЯет песню за песней, а
‹иза  глЯдит  на тополЯ. ‡елень резко отделЯетсЯ от обнимающей ее синевы, но
если  смотреть  не мигаЯ, то синева начинает зеленеть, а листва окрашиваетсЯ
синькой,  и  мир  становитсЯ  иссинЯ-зеленым,  и  белаЯ  школа, белаЯ ограда
медленно  окунаютсЯ  в  этот  мир,  и  ‹иза  начинает  видеть  в нем то, что
заслонено от глаз ближними крышами и деревцами улицы.
     Ћна  видит подвальные окна школы с тЯжелыми решетками, видит комнаты, -
как  их  описывал  Љирилл,  -  его  комнату  с синим чертежом над кроватью и
портретами  великих людей. Ћн сказал однажды: "Љогда Я думаю и глЯжу на них,
мне  представлЯетсЯ,  что  они  могут  со  мной  заговорить, особенно - если
засыпаешь.  ’ы  любишь великих людей?" Ћна ответила, что, наверно, все любЯт
великих  людей, но что эта любовь - только в голове, потому что великие люди
недоступны.  "Џочему  недоступны?  -  не  согласилсЯ  он. - …здЯт же в џсную
ЏолЯну  к  ’олстому,  и  он разговаривает с кем хочешь". - "Ђ ты поехал бы к
нему?"  - "Ќет. џ с ним расхожусь. Ћн считает, что в человеке надо насаждать
хорошее,  а  Я  считаю, что надо боротьсЯ с плохим". - "ќто одно и то же". -
"Ќет.  ‚ажно,  в каком порЯдке. ‘начала надо уничтожить плохое". - "Ђ у тебЯ
висит портрет ’олстого?" - "Џрежде висел, теперь Я его перевесил к маме".
     ‹иза  видит  его  маму  под  портретом  ’олстого, рассматривает ее лицо
близко-близко,  как  тогда, на балаганах, и оно кажетсЯ ей добрым, а оспинки
над  верхней  губой  и  на  лбу  - необыкновенно приЯтными. ‹иза думает, что
могла  бы  полюбить  маму Љирилла, и непременно полюбит ее, как только будет
вместе  с  Љириллом.  Љонечно,  свою  маму  она будет по-старому любить, как
никого на свете.
     Њама  ‹изы  - простой человек. ЌельзЯ вообразить, чтобы над ее кроватью
висел  портрет  ’олстого. ‹иза даже улыбаетсЯ - так это несовместимо: мама и
бородатый,  с  мохнатыми бровЯми, морщинистый ’олстой. •отЯ, наверно, у мамы
на  душе как раз лежит то, к чему призывает ’олстой: она, конечно, насаждала
бы  везде  только  хорошее.  “  нее  один  закон, который она не высказывала
никогда  и  который  не  нуждаетсЯ в словах, но ‹иза могла бы с уверенностью
его  выразить:  любовь  красива, злоба безобразна - вот какой чувствует ‹иза
свою мать.
     ЋпЯть   вспомнилсЯ   пересказ  ее  разговора  с  Њеркурием  Ђвдеевичем,
прочитавшим ей нотацию, как он сам называл свои бесконечные выговоры.
     - ’ы  отвечаешь  за ‹изавету, ты - мать, - говорил Њеркурий Ђвдеевич. -
‚  каком  духе  ты  ее  воспитала?  Ќынче  она  в  ‘обачьих  ‹ипках  с одним
стрекулистом, завтра - с другим, с третьим?
     - ‡ачем  же  ты  ее хочешь обидеть, - с другим, с третьим?! - возражала
‚алериЯ €вановна.
     - Ђ ты хочешь сказать - с одним? ќто что же означает, у нее - роман?
     - ’ак сейчас уж и роман!
     - Ђ  как ты думаешь, если она нынче - с ним, завтра - с ним, что же это
такое?
     - Ќу, поговори с ней самой, что это такое.
     - Њне совестно говорить с дочерью о романах.
     - Ђх,  Њеркуша, что же ты будешь делать, если девушка полюбит? ђазве ей
закажешь?
     - Ќикто  не  собираетсЯ заказывать. Џри