  люди,  понимаешь,
уходЯт... ‘коро один рецидив останетсЯ. ‘ кем только работать будем! Ќу да
ладно! „о свиданьица, значит, вам...
   - —то вы! - в ужасе восклицаю Я. - —то вы, разве можно так говорить! Ќе
до свиданьЯ, а прощайте! Џрощайте навсегда!
   - Љажись, не обижали, - оскорбленно  ворчит  он  и  нехотЯ  отдергивает
большой железный болт.
   џ выхожу за вахту. Ђнемичный синюшный рассвет смешиваетсЯ с  поблекшими
лучами прожекторов. Ћткуда-то издалека доноситсЯ лай  овчарок.  Џо  дороге
плететсЯ возчик воды на бычке.
   - ќй, давай сюда, с  вещами-то!  „овезу  хоть  до  бани,  -  добродушно
предлагает он.
   Ќет, нет! ђазве мыслимо так тащитьсЯ, как этот дурацкий бычок!
   € Я припускаю, перегонЯЯ бычка намного. џ почти бегу,  не  чувствуЯ  ни
тЯжести вещей, ни стужи, спирающей дыхание.
   ‚сему на свете приходит конец. „аже ќльгену.


        —Ђ‘’њ ’ђ…’њџ


        1. •‚Ћ‘’ †Ђђ-Џ’€–›

   ‚ сорок седьмом году освобождениЯ из лагерЯ вовсе  не  были  массовыми,
как, казалось бы, должно быть. ‚едь это было десЯтилетие тридцать седьмого
года, и у тысЯч людей кончалсЯ календарный  срок  заключениЯ,  назначенный
‚оенной коллегией, ’рибуналом, Ћсобым совещанием и многими другими судами.
€ тем не менее...
   Џравда, щелочка, через  которую  можно  было  протолкнутьсЯ  за  ворота
лагерной зоны, немного расширилась, но  все  же  количество  освобождаемых
составлЯло  лишь  ничтожный  процент  тех,  кто  с  трепетом  ждал  своего
"звонка", все еще уповаЯ на незыблемость ‡акона.
   ‚ысшие  соображениЯ,  которыми   руководствовалось   начальство,   были
абсолютно  непостижимы  даже  длЯ  наиболее   "подкованных"   теоретически
заключенных-марксистов, сохранивших, так сказать,  навыки  диалектического
мышлениЯ. Џочему одни попадали  в  списки  на  освобождение,  а  другим  -
большинству  -  предлагалось   расписатьсЯ   "до   особого   распорЯжениЯ"
оставатьсЯ в лагере теперь уже лишенными даже такого иллюзорного утешениЯ,
как  подсчитывание  месЯцев  и  недель,  оставшихсЯ  до  конца  законного,
назначенного судом срока? ќто оставалось  загадкой,  недоступной  простому
человеческому рассудку.
   Љазалось  бы,  в  этой  атмосфере  произвола,  чинимого  над  нами,   у
остающихсЯ   в   лагере   могло   возникать   недружелюбное   чувство    к
освобождающимсЯ. Ђ между тем Я с полной  ответственностью  свидетельствую:
освобождавшимсЯ _никто не  завидовал!_  џ  не  хочу  никакой  идеализации.
‘мешно было бы, если бы Я стала уверЯть, что заключенные  были  человечнее
вольных. ‘колько раз Я наблюдала, как искажались злобой лица тех,  кто  не
прощал своим товарищам по несчастью лишних десЯти граммов хлеба или  менее
изнурительных условий труда. џ видела самую черную зависть к  каким-нибудь
чунЯм первого срока или к месту на  нижних  нарах...  €  все  эти  чувства
отражались на лицах. ‚едь лица здесь были голые, не  защищенные  условными
масками.
   Ђ вот освобождавшимсЯ не завидовали! ‚се темное, кромешное исчезало как
по волшебству, когда дело заходило о ‚Ћ‹…, пусть даже о куцей,  худосочной
колымской "вольнонаемности"  (ведь  и  на  тех,  кто  выходил  из  лагерЯ,
распространЯлись высшие соображениЯ: одним разрешалсЯ  выезд  на  материк,
другие оставлЯлись в тайге).
   „а,  именно  здесь,  в  заключении,  Я  встретилась  с  этим   талантом
‘ЋђЂ„Ћ‘’€,  гораздо  более  редким  и  трудным,  чем  талант  ‘Ћ‘’ђЂ„ЂЌ€џ.
Џарадокс? Ђ может,  не  такой  уж  парадокс?  џ  всегда,  еще  с  детства,
обращала, например, внимание на то,  какими  прекрасными  становЯтсЯ  лица
людей, когда они наблюдают за каким-нибудь лесным  зверьком,  затесавшимсЯ
случайно в город. Ќу, скажем, еж или белка... Љак преображаютсЯ лица!  Љак
сквозь  раздраженную  городскую  угрюмость  проступает  какаЯ-то   детскаЯ
чистота! “дивительный поЯвлЯетсЯ отсвет на лицах.  Ћн  просвечивает  через
маску зла.
   ‚от  такими  становились   и   лица   заключенных,   когда   кто-нибудь
освобождалсЯ, складывал вещи в последний раз. Ќе в этап, а  за  зону!  ќто
было  выражение   бескорыстной   радости.   Ќаверно,   людЯм   свойственно
просветлЯтьсЯ, когда они соприкасаютсЯ с естественным состоЯнием человека.
“видели белку или ежа, чудом  затесавшихсЯ  в  пыльный  городской  сад,  -
прикоснулись  к  природе.  “видели  человека,  выходЯщего  из-за   колючей
проволоки, - прикоснулись к свободе. € перед  ее  поЯвлением  стихали  все
низменные страсти. —еловеку, который в  данный  момент  воплощал  ‘‚ЋЃЋ„“,
нельзЯ было завидовать. …го надо было  благоговейно  проводить  до  ворот,
чтобы он не расплескал вновь обретенного великого дара.
   ‘туденым  утром  15  февралЯ  1947  года  этим  драгоценным  сосудом  -
вместилищем ‘‚ЋЃЋ„› - была Я.
   Ќе успела Я показатьсЯ  на  пороге  эльгенской  вольной  больницы,  где
проработала свои два последних зэковских месЯца, как  менЯ  обступили  все
заключенные, обслуживающие эту больницу. € Я увидела на их лицах то  самое
выражение. Ћни любили менЯ сейчас за одно только то, что Я  воплощала  длЯ
них сегоднЯ мысль: все-таки ЊЋ†ЌЋ выйти!
   ‚се   хотели   оказать   мне   какую-нибудь   услугу.   ’етЯ   Њарфуша,
шестидесЯтилетнЯЯ  санитарка,   сектантка,   адвентистка   седьмого   днЯ,
вытаскивала из-под полы халата мисочку с овсЯной кашей. Ћна совала мне  ее
в руки и требовала, чтобы Я ела кашу тут же, на ее глазах.  ‘  интонациЯми
сказительницы она причитала при этом, что вот, мол, и дожила Я до великого
преображениЯ, до двунадесЯтого днЯ, до какого дай Ѓоже и всем дожить.
   ‹аборантка Њатильда †урнакова критически  осматривала  мою  телогрейку,
пожимала плечами, находЯ  такой  вид  абсолютно  невозможным  длЯ  вольной
жизни, и вела разговор к тому, чтобы Я без всЯких  предрассудков  взЯла  у
нее платье и чулки. Ћ пальто подумаем после... ѓардероб Њатильды  славилсЯ
по всему ќльгену, потому что у Њатильды каким-то чудом сохранилсЯ на  воле
муж и она постоЯнно получала из дома посылки. ‘  той  же  одержимостью,  с
какой Њарфуша вещала  о  двунадесЯтом  дне,  Њатильда  твердила  теперь  о
возвращении к научной работе. ќто был ее пунктик. ‚се годы заключениЯ  она
мучилась по своей диссертации, котораЯ к моменту ареста была совсем готова
и даже день защиты был назначен.
   €стопник ’ариф, сидЯщий по статье 59-3  -  бандитизм,  стал  настойчиво
требовать, чтобы Я, как получу паспорт, сразу ехала в  Ђзербайджан  к  его
кунакам. Ђ уж они, узнав, что Я делила горе с  их  братом,  достопочтенным
ѓарифуллой-оглы ѓусейном, будут кормить и холить менЯ до конца моей жизни.
   ‚се были настолько наэлектризованы, что  даже  фельдшер  ЉолЯ,  тЯжелый
заика, без малейшей запинки выкрикнул несколько фраз подрЯд.
   - Ѓыстро! Љ телефону! ’аскан на проводе! ’ретий раз уже звонит... ‘ ума
сходит... €кру мечет...
   ’рубка вибрировала,  трепетала,  захлебывалась  тревогой,  не  решалась
выговорить роковой вопрос. ’олько твердила с вопросительной интонацией:
   - ќто ты? ќто ты?
   - „а, да, да! „а, освободилась! „а, расписалась, что мне  объЯвлено  об
освобождении...
   Ћт волнениЯ трубка вдруг переходит на немецкий. Ђ Я - тоже от  волнениЯ
- вдруг утрачиваю способность свЯзать в смысловое целое все  эти  ум,  аб,
нах, геворден верден...
   - ѓовори по-русски! ‘егоднЯ Я забыла все слова, кроме  русских.  ‘кажи,
когда ты выезжаешь за мной?
   “ нас уже давно было сговорено: сразу после освобождениЯ  и  выхода  за
зону лагерЯ Я иду  в  вольную  больницу,  жду  здесь  звонка  из  ’аскана,
подтверждаю свое освобождение (до последней минуты мы в  нем  сомневались,
ведь бывали и такие случаи, что отменЯли  в  последний  момент),  и  тогда
Ђнтон выезжает за мной.  ‹ошадь  и  санки  обещал  расстаратьсЯ  начальник
тасканского лагерЯ ’имошкин.
   Ђнтон переходит на русский, но Я все равно почему-то не понимаю, что он
хочет сказать. —то-то все о погоде...
   - „есЯть баллов... Џри температуре... Џрогноз на ближайшие  три  днЯ...
ЏридетсЯ...
   - Ќичего не понимаю! Њетеосводка какаЯ-то... Ћчень плохо слышно! ѓовори
скорей, когда выезжаешь! ѓромче!
   ’рубка воет и ухает, трещит и булькает. Ќаконец затихает совсем.
   Ѓитых полчаса мучаюсь с деревЯнным допотопным аппаратом.  Љручу  ручку,
отчаЯнно взываю к станции... Ќо вот в дежурку входит главный врач  вольной
больницы  Џерцуленко.  Ћн  из  тех  вольнЯшек,   что   всегда   пристально
присматривались к жизни заключенных. €з тех, кто не  побоЯлсЯ  вступить  в
отношениЯ личной дружбы с заключенным немецким доктором. Ћн жмет мне руку,
поздравлЯет, сулит какие-то немыслимые успехи в новой жизни. Ђ главное, он
предлагает мне гостеприимство на три днЯ.
   - ‘ погодой вам не повезло. „октор  ‚альтер  только  что  прорвалсЯ  по
моему домашнему телефону. Џросит  передать  вам:  начинаетсЯ  буран,  южак
идет. Џрогноз на ближайшие три днЯ  ужасен.  ‹ошади  не  проехать.  Џешком
опасно. Њы с женой предлагаем вам пожить эти  три  днЯ  у  нас.  ’ак  и  с
доктором ‚альтером договорились. Ђ как только стихнет непогода, он за вами
приедет...
   ‘лова главврача, эти любезные слова, не имеющие  никакого  отношениЯ  к
моему душевному состоЯнию, доходЯт до менЯ как сквозь толщу воды. €з всего
сказанного Я усвоила только одно: Ђнтон советует мне пробыть в ќльгене еще
три днЯ. „ЋЃђЋ‚Ћ‹њЌЋ остатьсЯ еще на три днЯ в ќльгене!
   Ќестерпимость оскорблениЯ жгла менЯ. ѓосподи, как Я  несчастна!  ‚торой
час, всего только второй час длитсЯ моЯ новаЯ, моЯ вольнаЯ жизнь -  и  уже
такой удар. € кто его наносит! ‘амый близкий человек! „а как у  него  Язык
повернулсЯ сказать такое! —тобы Я по своей воле осталась в ќльгене! Ќа три
днЯ! Ќа три часа! Ќа три минуты!
   Џерцуленко делает еще раз попытку воззвать  к  моему  здравому  смыслу.
‚сего три днЯ. —его они стоЯт сравнительно с десЯтью годами! € ведь  не  в
лагере ждать, а в вольной квартире... ‚едь это смешно: пережить все, чтобы
потом замерзнуть на трассе. Љолымские бураны - не шутка.  “ж  Я-то  должна
это знать.
   џ, конечно, знала. Њне ли не знать... ‘колько историй  о  гибели  целых
этапов и отдельных людей наслышалась Я за  свой  срок!  Ќо  ведь  всего-то
двадцать два километра. —то мне, таежному волку, эти  несчастные  двадцать
два, да еще  по  прЯмой  трассе,  не  сворачиваЯ  в  сторону!  Ђ  потом  -
неизвестно, когда именно разыграетсЯ  этот  буран...  Ћшибки  в  прогнозах
могут измерЯтьсЯ сутками. ‡наем мы точность наших метеорологов!
   Ќакинув телогрейку, Я выбежала на больничный дворик. Ќу так  и  есть  -
все выдумки. „ень как день.  ‚от  и  градусник.  ‚сего-то  тридцать  пЯть.
Ћтличный просто день. „аже солнце пробиваетсЯ.
   ђешение созревает сразу. ’олько надо уйти так, чтобы никто не  заметил.
€стопник ѓарифулла колет  дрова  у  крыльца.  Ћн  ничего  не  знает  ни  о
предсказании бюро погоды, ни о моем разговоре с Џерцуленко.
   - ѓарифулла, будь другом, вытащи из тамбура мое барахло. Џойду Я.
   - Људа?
   - „а на ’аскан иду. ’ам менЯ  берут  в  детсад  работать.  Џо  вольному
найму.
   Ћт моих собственных слов менЯ охватывает острый  приступ  тоски.  Љакой
серостью обернулсЯ сразу этот взлелеЯнный в  мечтах,  годами  вымаливаемый
первый день свободы! ’орчать в ќльгене еще три днЯ? ЏугатьсЯ какого-то там
бурана, еще неизвестно  кем  предсказанного?  ЋстанавливатьсЯ  в  бессилии
перед двадцатью  двумЯ  километрами  после  того,  как  Я  отмахала  такие
расстоЯниЯ через вьюги, через злобу, через ќльген, Њылгу и  €звестковую...
€ это совет Ђнтона!
   ‚ этот момент раздражение мое против него не знает границ. ѓде же  наше
пресловутое взаимопонимание? ѓде  те  вечера,  когда  он  отвечал  мне  на
невысказанные вопросы, на мысли, только что пронесшиесЯ в моем сознании?
   €так, Я иду на ’аскан только длЯ того, чтобы там работать? Ќу, конечно.
‚едь работать надо. Ќадо посылать деньги ‚асе и  маме.  €  буду  работать.
’олько бы не в ќльгене. ‡десь слишком много менЯ растаптывали. ‡десь самый
воздух пропитан зловонным дыханием тюремщиков.  ‚  течение  семи  лет  все
человеконенавистническое, все сатанинское,  все  смертоносное  воплощалось
длЯ менЯ в этом слове - ќльген. € пускай, пускай буран сметет с  менЯ  его
следы, пускай Я очищусь в потоках ветра и снегопада...
   ’ариф ничуть не удивлЯетсЯ, что Я потащу одна свой чемодан и узел целых
двадцать два километра. Ћн приглЯделсЯ за свой срок к женщинам,  таскающим
трехметровые баланы, валЯщим строевой лес. Ћн совсем запросто помогает мне
вскинуть узел на плечи.
   - Ќу, айда, с Ѓогом! ђаботай мало-мало до навигации, а весна придет - в
Ђзербайджан езжай! Џисьмо дам - как  сестру  встретЯт.  Ќу,  ни  пухам  ни
перам!
   ’ариф любит русские поговорки с тюркскими суффиксами.
   € вот Я на трассе. Џозади остались эльгенские строениЯ. ‘ каждым  шагом
все дальше от зонных вышек. џ иду. ‘нег скрипит под ногами  очень  сухо  и
категорично. Џод этот скрип хорошо  выговаривать  по  слогам:  "Ќи-ког-да,
ни-ког-да..." џ полна решимости забыть, что  существует  под  луной  такаЯ
землЯ - ќльген. ‚споминаю, как одна из маминых вещевых посылок,  посланных
мне в войну, потерЯлась. Ђ мама,  беднаЯ,  все  спрашивала  менЯ  потом  в
письмах: "Њожет быть, Я  перепутала  адрес?  Њожет  быть,  есть  еще  один
ќльген?" Ђ Я отвечала ей:  "Ќет,  мамочка,  к  счастью  длЯ  человечества,
ќльген у нас только один..."
   ‘ полчаса Я иду очень хорошо и легко. ЏривычнаЯ. ‘колько  их  оттопано,
этих  таежных  километров!   ‘ударь.   ’еплаЯ   долина.   ‡мейка.   Њылга.
€звестковаЯ. Џо нехоженой тайге ходила. Ђ здесь что! ‡десь трасса...
   •одьба успокаивает. Њысль, что  Я  все-таки  _вольнаЯ_,  иду  куда  мне
заблагорассудилось, никого не послушалась, необычайно мне льстит. „вадцать
два. _‚сего_ двадцать два километра. …сли таким темпом, то засветло буду в
’аскане. € Я торжествую,  представлЯЯ  себе,  как  ахнет  _это  чудовище_,
увидев менЯ. "Ќу, как тут  у  вас  с  метеослужбой?"  -  спрошу  Я  и,  не
дождавшись ответа, гордо направлюсь к месту своей службы. Џусть  бежит  за
мной и просит прощениЯ по-русски и по-немецки.
   ‚от только вещи... Џальцы,  сжимающие  грубую  железЯку  -  самодельную
ручку деревЯнного чемодана, затекли, одеревенели.  Џочему  бы  не  сделать
привал? ’ем более что самой-то мне пока совсем не холодно. ’олько руки,  а
их Я сейчас разотру снегом.
   џ  присела  на  чемодан,  оттерла  пальцы  рук,  вытащила  из   кармана
промерзшую горбушку - прощальный дар истопника  ѓарифуллы  -  и  принЯлась
было за нее, как вдруг...
   ‚друг что-то просвистело у менЯ в  ушах  пронзительным  захлебывающимсЯ
свистом, и Я всем телом,  всем  натренированным  чутьем  таежника  понЯла:
начинаетсЯ. Ќет, эту мысль надо гнать. Њало ли что могло свистнуть! Њожет,
от  резкого   поворота   головы?   ‚едь   вот   небо-то   совсем   чистое,
серовато-голубое. € ветер не сильнее обычного.
   ’ак Я успокаивала себЯ, но внутри уже все напрЯглось. ‘нова вглЯдываюсь
в небо. ЉакаЯ-то свинцовость в очертаниЯх пока еще  небольших  тучек  уже,
несомненно, поЯвилась. € снежнаЯ пыль, обдувающаЯ лицо, с  каждой  минутой
становитсЯ все более колкой. Ђ главное  -  на  трассе  абсолютнаЯ  тишь  и
безлюдье. Ќеужели все, кроме менЯ, поверили в прогноз погоды?
   „а, рассиживатьсЯ тут на чемодане, конечно, не стоит. Ќадо жать и жать,
чтобы  как  можно  скорее,  засветло,  дойти   хотЯ   бы   до   ’асканской
электростанции. ’ам уж в крайнем случае можно и заночевать.
   џ  решительно  зашагала  дальше.  ’олько  теперь  мои  валенки  уже  не
выскрипывали "ни-ког-да, ни-ког-да". ’еперь получалось что-то другое. "‚се
было мрак и вихорь... ‚се было мрак и вихорь..." ’олько почему "вихорь", а
не "вихрь"? „а потому, что это из "Љапитанской дочки"... Њрак и  вихорь...
Њрак и вихорь... Ђ ведь и вправду потемнело.
   Џоземка мела уже вовсю, да и снегопад усиливалсЯ.  ‚се  мое  лицо  было
теперь залЯпано снежными колючками. Ћни становились все  более  острыми  и
въедливыми.
   ЉолымскаЯ  вьюга  отличаетсЯ   от   других   вьюг   не   только   своей
интенсивностью. ѓлавное ее отличие в том, что она несет с  собой  ощущение
первобытной незащищенности человека. ‚от уж поистине разные бесы  кружатсЯ
в  ней.  Љак  будто  крутит,  воет  и  норовит  сбить  тебЯ  с  ног  почти
одушевленнаЯ дьЯвольскаЯ  сила.  Ћна  будит  в  тебе  какую-то  прапамЯть,
какую-то неандертальскую тоску. ’ы  -  воистину  голый  человек  на  голой
земле.
   џ знала это давно. …ще  в  сорок  первом,  шагаЯ  в  одном  из  местных
коротких этапов, сочинила  стихи  "Џодражание  ‹онгфелло",  где  ставились
риторические вопросы. "—то вы знаете о снеге?", "—то вы знаете о ветре?"

   ...Ћн несетсЯ, злопыхаЯ, разрушитель первозданный,
   € трепещут адской рЯбью все морЯ и океаны,
   € в тоске дрожат вершины от ’Янь-анЯ до Ђй-Џетри...
   ђазве вы слыхали это? —то ж вы знаете о ветре!

   € дальше:

   ...‚ы не шли сквозь стон и ужас, дикие, как печенеги,
   ‚ы не знали этой стужи... —то ж вы знаете о снеге!

   ‘ейчас Я вспомнила эти стихи и задохнулась от усилиЯ, от принЯтого мной
решениЯ выстоЯть,  обЯзательно  выстоЯть  под  напором  ледЯного  ветра  и
растущей внутренней тревоги.
   ’рудно сказать, сколько  времени  прошло  с  момента  моего  выхода  из
ќльгена. —асов у менЯ, конечно, не было.  ‘колько  же  километров  позади?
‘колько еще осталось? …сли бы не этот проклЯтый чемодан? “ж не бросить  ли
его? ‚ нем,  в  общем-то,  одна  рвань.  Ќет.  ќту  рвань  прислала  мама.
ѓолоднаЯ, несчастнаЯ, героическаЯ моЯ мама. ‘идела там где-то в эвакуации,
в рыбинской убогой  каморке,  и  штопала  эти  старые  варежки,  пришивала
суровыми нитками пуговицы к этой доисторической  жакетке.  ЌельзЯ  бросить
чемодан!
   ‘ветлые островки в разрывах туч уменьшались  с  трагической  быстротой.
‚се с большей Яростью нагнеталась скорость ветра. —ем дальше  Я  шла,  тем
больше менЯ охватывало ощущение враждебности стихий и полного одиночества.
џ отчаЯнно цеплЯлась за спасительную мысль: ведь с каждым шагом Я удалЯюсь
от ќльгена. Ќо тем не менее Я начинала выбиватьсЯ из сил.
   ‚перед, вперед... Ђх, если бы знать, сколько еще осталось!  Џожалуй,  Я
сейчас на половине пути. џ  снова  поставила  чемодан  на  землю  и  стала
растирать окоченелые пальцы. € тут-то...
   ‘начала мне  показалось,  что  это  мираж  в  снежной  пустыне.  ‘илуэт
человека, идущего навстречу мне. €здалека откуда-то. Ћн то исчезал  совсем
из полЯ моего зрениЯ, то снова вырисовывалсЯ в белой мгле.
   ‘ложное чувство испытывает путник, идущий по колымской  трассе,  увидав
человека, идущего навстречу. Џервый импульс - радость. ’ы больше  не  один
на  один  с  враждебной  природой.  ђЯдом  существо  твоего  вида,  и   ты
испытываешь облегчающее чувство локтЯ.
   Ќо это лишь в первую секунду. Ќе успеешь обрадоватьсЯ, как тебЯ  с  ног
до головы обдает унизительным страхом. —еловек... Ќе простой, а колымский.
Њужчина. ќто может быть беглец-уголовник, который зарежет тебЯ и возьмет в
дальнейшую дорогу _на мЯсо_. Њожет быть, это солдат, вохровец,  осатанелый
от мужских командировок, от таежной  глухомани,  от  однополой  жизни.  Ћн
броситсЯ диким зверем и изнасилует. Њожет быть,  наконец,  шакал-доходЯга.
ќтот ограничитсЯ тем, что отнимет хлеб и теплые вещи.
   Ћднако - думай что угодно, а выхода нет. ‘вернуть с трассы - это значит
захлебнутьсЯ в снежном океане, сбитьсЯ с пути. Ќазад? Ќо он  догонит...  Љ
тому же позади ќльген. €так, вперед,  и,  может  статьсЯ,  прЯмо  в  пасть
волку.
   ’еперь уже не было ни малейшего сомнениЯ: навстречу  мне  шел  человек.
€ногда он кренилсЯ набок под ударами метели,  иногда  резко  поворачивалсЯ
спиной ко мне и к ветру - делал передышку. …му трудней, чем мне. Њне ветер
в спину.
   € только совсем уже вблизи, за несколько метров, мне впервые почудилось
что-то знакомое в походке одинокого путника. ѓосподи! „а неужели?
   „а, это был он! „октор ‚альтер собственной  персоной,  в  бушлате  и  в
бурках. „аже варежки Я узнала. Ћтличные кожаные варежки. ќто ему начальник
’имошкин пожаловал с собственной руки.
   - ’ак Я и знал! ’ак и знал! ‚от что значит  девочка  в  свое  времЯ  не
получила немецкого воспитаниЯ! ‘пособна на любое сумасбродство!
   Ћн вырывал у менЯ из рук злосчастный чемодан и одновременно вытирал мне
слезы прЯмо своей роскошной кожаной варежкой. ‘лезы примерзали  к  ней  на
ходу.
   - Џокажи руки! Ќу, конечно, поморожены... ‘той!
   Ћн поставил чемодан и, набрав в руки снега, принЯлсЯ отчаЯнно тереть им
мои пальцы. ќто было адски больно,  и  теперь  у  менЯ  была  уважительнаЯ
причина реветь во весь голос, причитаЯ:
   - Ќеужели трудно понЯть, что ќльген не то место, где  можно  оставатьсЯ
добровольно! „а  пусть  хоть  и  на  три  днЯ!  Џодумаешь,  плохой  погоды
испугались!
   ќто было  упоительно  сладко:  после  такого  космического  одиночества
сознавать, что теперь есть кому  менЯ  жалеть,  бранить,  разоблачать  мои
необдуманные поступки. „а и мне есть на кого кричать и возводить обвинениЯ
- одно другого несправедливее.
   - Љонечно, тебе не к спеху, - повторЯла Я тоном домашней хозЯйки,  -  Я
должна сидеть на  ќльгене,  а  ты  боишьсЯ  выйти  из  барака  в  неважную
погоду...
   - Џогода действительно неважнаЯ, - юмористически  воскликнул  он,  и  Я
вдруг как бы впервые увидела его обындевевшую фигуру. Џротив ветра шел...
   - Ђ ведь это наша  перваЯ  супружескаЯ  сцена!  „аже  приЯтно.  ‡апахло
устойчивостью домашнего очага. Ђбер беруиген зи зихь, гнедиге фрау...
   € тут же, на этом дьЯвольском ветру, под свист всех  стихий  он  читает
шуточные немецкие куплеты, каждый из которых  завершаетсЯ  рефреном:  "€хь
хабе цу филь ангст фор майне фрау..."
   € вот мы уже хохочем. Ђх, как нам легко стало идти!
   - ‘овсем другое дело, когда ветер в спину! - говорит он.
   - Ѓез этого чемодана Я чувствую себЯ просто как на прогулке,  -  говорю
Я.
   Њы идем рЯдом. Џо направлению к свободе. “ходим все дальше от  ќльгена.
€ вдруг Я  всем  своим  существом  ощущаю  острый  пароксизм  счастьЯ.  Ќе
радости, не удовольствиЯ, а именно  счастьЯ.  ’акого  безудержного  полета
души, когда все, даже самые глубинные, тревоги, опасениЯ, страхи  покидают
тебЯ и ты  несешьсЯ,  несешьсЯ,  точно  прицепившись  к  хвосту  неведомой
†ар-птицы. Ќаконец-то тебе  удалось  уцепитьсЯ  за  него!  €  этот  момент
остаетсЯ в памЯти на всю твою дальнейшую жизнь.
   ‚ моей судьбе, как и в любой другой, были, конечно,  радости.  ђождение
сыновей. “дачи в работе. “влечениЯ, романы. —тение.
   Ќо то были именно радости, всегда сдобренные  изрЯдной  дозой  ожиданиЯ
предстоЯщих  огорчений.  Ђ  вот  когда  Я  прикидываю,  встречалась  ли  Я
когда-нибудь с настоЯщим безумным счастьем, то только и могу вспомнить два
коротких эпизода. Ћдин раз это было в ‘очи. ‘овсем беспричинно. Џросто мне
было двадцать два, и Я танцевала вальс на  открытой  террасе  санаториЯ  с
профессором по диамату, который был старше менЯ лет на двадцать пЯть  и  в
которого весь наш курс был влюблен. Ђ вот вторично мне удалось  ухватитьсЯ
за  хвост  †ар-птицы  именно  в  тот  день,  который  Я  сейчас   описала.
ЏЯтнадцатого февралЯ 1947 года, на трассе ќльген - ’аскан во времЯ бурана.
   Њы  почти  летели,  уносимые  ветром.  €ногда  мы   останавливались   и
целовались обледенелыми губами. Њы  цепко  держались,  и  она,  †ар-птица,
преданно несла нас по своему удивительному маршруту.
   ђассвет еще не брезжил, и вьюга все еще не унималась,  когда  мы  вошли
наконец в покосившийсЯ деревЯнный барак, где почти  всегда  находили  себе
приют зэка, только что вышедшие из лагерЯ.
   - ‚от, - сказал Ђнтон, ставЯ чемодан прЯмо в сугроб, - вот здесь Я снЯл
длЯ тебЯ комнату. “ тети Њаруси.
   Ѓарак был двухэтажный. ‘ейчас казалось, что его верхний этаж шатаетсЯ и
того глЯди рухнет под напором  ветра.  ‹охматаЯ,  ободраннаЯ  дверь  долго
сопротивлЯлась, как  живаЯ,  не  поддаваЯсь  нашим  усилиЯм.  €сторический
момент моей жизни. ‚хожу в первую собственную  _вольную  квартиру_.  Џосле
десЯти лет, проведенных в _казенных домах_.
   -  †ивые?  -  хрипло  осведомлЯетсЯ  тетЯ  ЊарусЯ,  тоже  бывшаЯ  зэка,
отсидевшаЯ десЯтку за убийство из ревности.
   - Ќу, кум „ео! - торжественно произносит Ђнтон.
   ’ак он говорит всегда перед началом операции, которые  ему,  терапевту,
приходитсЯ здесь делать, поскольку он работает в  лагерной  больнице,  что
называетсЯ, "одной прислугой".


        2. ‘ЌЋ‚Ђ Ђ“Љ–€ЋЌ

   Ќаш  друг  по  ссылке  Ђлексей  Ђстахов,  инженер,  в  котором   пропал
незаурЯдный писатель, иногда баловал  нас  сочными  устными  новеллами  из
колымского быта. Њежду прочим, в его репертуаре был  рассказ  о  том,  как
ведет себЯ, смакуЯ свободу, только что  вышедший  из  лагерЯ  какой-нибудь
приисковый Љолька Љарзубый (он же ђучка, Њосква, ‡олотой).
   ‡а две пайки он заказывает себе фанерный чемодан с железной ручкой (так
называемый "гроб"), обзаводитсЯ _вольной_ подушкой, сделанной  из  четырех
цветных накомарников и старой  телогрейки.  Џотом  он  одеваетсЯ  во  _все
вольное_, то есть в новый лагерный бушлат, обшитый  по  горлу  бурундучьим
мехом, и кубанку, сделанную из полы старого вохровского  полушубка.  ‡атем
Љарзубый блаженно и бесцельно гулЯет  по  тропинке  между  _вольнонаемной_
столовой и _вольнонаемным_ ларьком, неизменно при встречах здороваЯсь  (за
руку!) с самим комендантом лагерной вахты.
   ‘мешно сказать, но,  видимо,  в  этом  уникальном  положении  действуют
какие-то общие психологические законы. •оть и с иронической  оглЯдкой,  но
почти все приметы карзубовского _вольнонаемного_ поведениЯ Я  обнаруживала
в первые дни внелагерной жизни и у себЯ. —емодан мой как  две  капли  воды
был похож на его "гроб". Џодушка моЯ, вернее наволочка на нее, была  сшита
именно из четырех цветных накомарников. Ќа  лагерную  телогрейку  _первого
срока_ Я приспособила если не  бурундучий,  то  какой-то  кошачий  меховой
воротничок. € главное, так же как Љарзубый, Я испытывала блаженное чувство
при каждом посещении так называемого магазина (ларек, насквозь провонЯвший
керосином), столовой, а особенно почты.
   ‚ магазине торговала моЯ квартирнаЯ хозЯйка  тетЯ  ЊарусЯ,  добродушнаЯ
толстуха с хриплым голосом. ѓлЯдЯ  на  нее,  почти  невозможно  было  себе
представить, что она убила своего мужа из ревности.
   ЊарусЯ ужасно смеЯлась, видЯ, что Я совсем не ориентируюсь  в  ценах  и
вообще ничего не смыслю в торговом деле.
   - ‘лушай сюда, -  снисходительно  разъЯснЯла  она,  -  слушай,  Я  тебе
плохого не желаю. Ѓери вот эти мужские брюки. Ѓез ордера тебе  устрою,  по
блату. ђаспорешь их, перекрасишь в черный цвет, и выйдет тебе такаЯ  юбка,
что на все твои пЯть поражениЯ хватит. „о материка в ней  дотЯнешь.  ‚ерно
говорю, Я тебе плохого не желаю.
   Ћказалось, что продукты  выдают  по  карточкам.  ’етЯ  ЊарусЯ  чуть  не
лопнула со смеха, когда выЯснилось, что Я не понимаю значениЯ  популЯрного
среди вольного населениЯ глагола "отоварить".
   - ѓоре ты мое! - говорила она сквозь приступы хриплого  хохота.  -  Ќу,
слушай сюда! ‚от, к примеру, у тебЯ здесь талон сорок три-бе. —то  он  сам
из себЯ, к примеру, стоит? ѓрош ему цена в базарный день! € вдруг Я  вешаю
на двери магазина объЯвление: "’алон сорок три-бе  отовариваетсЯ  полкилом
сечки Ячневой или там макаронных изделий". ‚от  тут-то  этот  самый  сорок
три-бе становитсЯ ценный. …го тут и сменить и продать можно,  а  то  самой
все полкила получить и сжевать. ЏонЯла?
   ЊенЯ вдохновлЯли такие детали вольнонаемного  быта.  ‚едь  и  они  были
атрибутами свободного  существованиЯ,  включали  в  себЯ  элемент  личного
волеизъЯвлениЯ. •очу - сменЯю сорок три-бе, хочу - _отоварю_  его  и  буду
варить на своей печке-железке эти самые макаронные изделиЯ.
   Ћсобенно  нравилось  мне  ходить  на  почту.  ‚  нашем  ’аскане  своего
почтового отделениЯ не было, надо было идти за  четыре  километра  на  так
называемый второй ’аскан. € Я шла туда, чтобы приценитьсЯ,  сколько  будет
стоить, если перевести в Љазань столько-то рублей длЯ ‚аськи и в  ђыбинск,
где осталась после эвакуации из  ‹енинграда  моЯ  мама.  „еньги  -  первую
зарплату - Я должна была получить только через месЯц. Ќо  ведь  надо  было
подготовитьсЯ к этому великому дню,  когда  Я  смогу  открыто  и  свободно
послать моим родным свои собственные заработанные деньги.
   Ђ пока Я сдавала заказные письма на материк, с наслаждением вписываЯ на
конверте обратный адрес. Ќе почтовый Ящик  с  дробью,  а  просто  -  улица
такаЯ-то, дом такой-то... ‘дав письма, Я  еще  долго  стоЯла  у  конторки,
делаЯ вид, что жду кого-то или чего-то, а на  самом  деле  просто  радуЯсь
запаху чернил и жженого сургуча. ‘ почты  было  вроде  ближе  к  материку,
меньше ощущалось наше острожное одиночество. (‚се  знали,  что  Љолыма  не
остров, но все упорно называли ее островом, а Ѓольшую землю - материком. €
не только называли - убежденно считали, что так оно и есть.)
   ђабота в детском саду ничем не отличалась от той, какую  Я  вела  здесь
раньше в качестве заключенной. Ќо была несказаннаЯ радость  в  том,  чтобы
идти на работу без вертухаЯ или бежать в обеденный перерыв _домой_, в свою
комнату, заставать там уже пришедшего Ђнтона, а потом вместе  есть  суп  и
кашу, сваренные с вечера. ќто давало  иллюзию  семьи,  и  Я  стала  как-то
забывать, что вольнаЯ-то, собственно, только Я, а Ђнтон все еще зэка, а до
конца его срока (третьего по счету!) все еще оставалось больше шести  лет.
Ћн и сам как-то отвлекалсЯ от этой мысли, тем более что его  положение  на
’аскане было исключительным: он свободно  ходил  по  поселку  без  конвоЯ,
посещал вольных больных. „аже в Њарусин магазин заходил.  ’олько  ночевать
обЯзан был в зоне.
   ‚ общем, Я переживала тот  удивительный  период,  когда  каждаЯ  мелочь
обыденной жизни - даже такой убогой, как тасканскаЯ! -  радует  и  рождает
благодарность. ’олько месЯца через два Я впервые обратила внимание на  то,
что моЯ комната совсем не держит тепла, дров на нее уходит чертова прорва,
а по утрам - мороз. Џотом заметила, что довольно трудно  таскать  воду  на
второй этаж и, главное, что  здесь  как-то  страшновато  по  ночам,  когда
остаешьсЯ одна. ЊоЯ дверь совсем особнЯком от тети Њарусиной, а между  тем
уголовники, которые освободились и ждут начала  навигации  длЯ  выезда  на
материк, стали пошаливать. ‚прочем, что у менЯ воровать-то!
   €з этих освободившихсЯ уголовников у менЯ бывали  двое.  Ћдин  из  них,
старик сибирЯк,  похожий  на  ђаспутина,  слыл  гадальщиком.  ‚первые  его
привела ко мне тетЯ ЊарусЯ, и с тех пор он времЯ от времени заходил  один.
€ Я привечала его. Џочему? „а потому,  что  он,  нацепив  на  нос  очки  в
железной оправе, долго и пристально вглЯдывалсЯ в линии моей левой руки  и
затем говорил:
   - ‚от как хоть, а не вижу Я на твоей руке смертности твоих  детей.  ‚от
помЯни мое слово, затерЯлсЯ где-то твой старший сынок... Ђ жив... Ќе  вижу
его смерти... Ќет, не вижу...
   ќтого  бормотаниЯ  было  достаточно,  чтобы   перевесить   все   точные
телеграммы,  сообщениЯ  и  справки,  которые  Я  к  тому  времени  уже,  к
несчастью, имела. ”антастические отчаЯнные варианты Ђлешиной судьбы и  его
чудесного спасениЯ посещали менЯ по ночам. „аже Ђнтону Я ничего об этом не
говорила. ќто была наша тайна. ЊоЯ и этого полубезумного старика, похожего
на портреты ђаспутина. € Я подкармливала старика, презрев все  старательно
проконспектированные  в  юности  университетские  премудрости  и  сдавшись
невозможной мечте.
   —то ж, пусть осудЯт мои суевериЯ те, кого Ѓог миловал, кто  никогда  не
терЯл своих детей.
   ‚торой мой визитер-уголовник был "поставщиком двора"  -  он  носил  мне
дрова, и эта  вЯзанка  была  самым  крупным  расходом  в  моем  ежедневном
бюджете. Ќо Я была довольна аккуратностью поставщика и  не  торговалась  с
ним. Ќаоборот, еще делала ему ценные подарки, например подарила деревЯнную
ложку и  жестЯную  миску.  Ћн  прослезилсЯ  от  умилениЯ,  оттого,  что  Я
догадалась:  ведь  и  впрЯмь  не  из  чего  ему  похлебать  варева,  ежели
попадетсЯ. Ќередко Я даже угощала его супом и кашей. Ћн садилсЯ  прЯмо  на
порог, хлебал алчно, забываЯ про ложку, прЯмо через край, и уходил, осыпаЯ
менЯ благодарностЯми. €ногда глЯдЯ на его доверчиво устремленные  на  менЯ
глаза, Я даже ощущала какие-то смутные угрызениЯ  совести  за  то,  что  в
течение всего своего долгого лагерного пути всегда испытывала к  уголовным
только отвращение. ‚едь вот разные же есть и среди  них.  ђазве  вот  этот
может сделать мне что-нибудь злое?
   Ќо вот  однажды  в  детском  саду  срочно  потребовалсЯ  сульфидин  длЯ
заболевшего ребенка. Ќа медпункте сульфидина не было, но  он  был  у  менЯ
дома. € Я срочно побежала  за  лекарством  домой  в  необычное,  неурочное
времЯ.
   Љлюч почему-то застрЯл в скважине и не поворачивалсЯ ни туда, ни  сюда.
„осадливо мучаЯсь около двери, Я  вдруг  неожиданно  спиной  почувствовала
подстерегающую менЯ опасность. ЋглЯнулась - и застыла от  ужаса.  ‡а  моей
спиной стоЯл с поднЯтой рукой с занесенным  над  моей  головой  тЯжеленным
поленом мой поставщик двора, мой дровЯной доходЯга.  …ще  секунда  -  и  Я
упала бы, оглушеннаЯ ударом.
   џ с криком оттолкнула его и пустилась вниз по лестнице, зовЯ на помощь.
Ќо прежде чем прибежали люди, мой доверчивый приЯтель успел скрытьсЯ.
   - Љак его фамилиЯ? €ли хоть имЯ? - допытывалсЯ Ђнтон этим вечером.
   Ќо Я не знала. ’олько  живописала  особые  приметы.  ’онкий  синий  нос
чайничком. Џрихрамывает.
   - ќто Љиселев, - безапеллЯционно решил Ђнтон. ‚едь он постоЯнно лечил и
"комиссовал" всех уголовных. - €ду чинить суд и расправу.
   Ќапрасно Я его просила пренебречь этим делом.  ‚торой  раз  он  уже  не
полезет, этот Љиселев...  Ќо  Ђнтон  твердо  держалсЯ  своего  принципа  в
общении с уголовниками. Ђ принцип был  такой:  по  начальству  никогда  не
жаловатьсЯ, но не пропускать безнаказанно ни одной наглой выходки.
   - Ћтлуплю самолично, - пообещал Ђнтон. €  это  были  не  пустые  слова.
Љулаки у доктора были пудовые. ‚идно, эти железные лапы  достались  ему  в
наследство  от  нескольких  поколений  гроссбауэров.  Ђ   интеллигентность
профилЯ - от единственного затесавшегосЯ в  родню  не  то  химика,  не  то
алхимика.
   Ќа другой день доктор шумно ввалилсЯ  в  прихожую  детсада,  волоча  за
собой избитого доходЯгу.
   - ќтот? - громовым  голосом  вопрошал  доктор,  держа  свою  жертву  за
шиворот.
   -  Ќ-н-нет,  -  сказала  Я  сперва  нерешительно,   а   услыхав   голос
подсудимого, уже с ужасом: - Ћпределенно не тот!
   - „ы ѓосподи! - зарыдал невинно наказанный, сморкаЯсь в меховую ушанку.
- ‡а что лупите, Ђнтон џковлич? Џодлец буду - не Я! ‘вободы не видать! ќто
’опорков...
   - —то ж ты говорила "нос чайником"? - раздражалсЯ  Ђнтон,  перекладываЯ
свою судебную ошибку на менЯ. -  Ќу  ладно,  не  беда!  ђассчитаемсЯ  и  с
’опорковым... Ђ тебЯ, Љиселев, зато сактируем, и поплывешь на материк...
   Ћн сдержал свое обещание. Џосле расправы  с  ’опорковым  оба  голубчика
были "актированы". ќто  были  типичные  представители  колымского  племени
"шакалов". Ћни уже еле держались  на  ногах  от  истощениЯ,  но  неуклонно
воровали, а при случае не зарекались и от мокрого дела. ’еперь исполнЯлась
заветнаЯ мечта обоих: по состоЯнию  здоровьЯ  оба  подлежали  отправке  из
тайги сначала в Њагадан, а затем и на вожделенный материк. Џеред  отъездом
оба заходили прощатьсЯ и очень благодарили доктора  за  науку,  а  главным
образом, за актировку.
   €з чистосердечного признаниЯ ’опоркова выЯснилось, что  в  соблазн  его
ввела моЯ ватнаЯ подушка в наволочке, сшитой из четырех  накомарников.  “ж
больно ему захотелось поспать на мЯгоньком.
   Џосле этого происшествиЯ Ђнтон задалсЯ целью сменить квартиру. € вскоре
он перевез менЯ в благоустроенный домик, где жил  экономист  пищекомбината
џроцкий. Ћн  отбыл  свои  восемь  лет  и  теперь  жил  как  вольнонаемный,
по-семейному, выписал с материка жену с дочкой.
   “ менЯ просто дух захватило при виде этой  квартиры,  а  главное,  моей
новой комнаты. „авно Я не сталкивалась с таким уровнем  цивилизации:  даже
уборнаЯ была  здесь  не  на  улице.  Ќо  главное  -  џроцкие  дали  мне  в
пользование письменный столик и кучу книг. € теперь, возвращаЯсь с работы,
Я входила в комнату и подолгу стоЯла  на  пороге,  зачарованнаЯ  волшебным
видением - стопкой книг на письменном столе.
   € совсем, совсем мы забыли, что Ђнтон все еще заключенный. Џока в  один
несчастный день...
   - ’имошкина снимают! - объЯвил, входЯ к нам в комнату, џроцкий.
   ќто был удар с неожиданной стороны.  Ќе  ждал  этого  и  сам  ’имошкин,
начальник ’асканского лагерЯ, который так хорошо относилсЯ  к  заключенным
вообще и к нам с Ђнтоном в частности. ‚прочем, его увольнение с ’аскана не
было формальным снЯтием с работы. Џросто его вдруг решили  откомандировать
на какие-то  годичные  курсы  повышениЯ  квалификации  в  Њагадан.  Ќо  от
директора пищекомбината Љаменновой шли слухи, что  это  не  случайно,  что
кто-то, видимо, все-таки уведомил магаданское начальство о тасканском  рае
и о гнилом либерализме ’имошкина.
   Џрощание  было  трогательным.  Ѓольше  всего  наш  разорившийсЯ  добрый
помещик тревожилсЯ о том, в какие  руки  попадут  его  приближенные  люди,
которым он, в отличие от помещиков прошлого века,  не  в  силах  был  дать
вольную.
   - Ќам-то что! - говорил  он  преувеличенно  бодрым  голосом,  огорченно
оглЯдываЯ свою обжитую квартирку. - Ќам-то что! Њы-то не пропадем,  верно,
‚алюха? Ќам год в Њагадане прокантоватьсЯ - милое  дело...  Љак-никак  дом
культуры, банЯ, два кино... Ђ вот за доктора сердце болит. Ќе  обидели  бы
без менЯ...
   Џотом он жал мне руку и высказывал надежду, что Я буду  "верным  другом
жизни", а не какой-нибудь там  трали-вали,  что  менЯет  мужей  на  каждой
командировке... € что ежели, не к  ночи  будь  сказано,  новое  начальство
наладит доктора  на  прииск,  то  и  Я  поеду  с  ним.  ‹адно,  хоть  Я-то
освободитьсЯ успела...
   ‚ день отъезда он перепил с расстройства, и Ђнтону пришлось в последний
раз отхаживать его.
   - Љак только без  тебЯ  жить  будем,  -  бормотал  он,  трЯсЯ  кудрЯвой
головой, в которой столько было забубенности, кутерьмы, неразберихи и в то
же времЯ столько благородных, размашистых, чисто русских добрых порывов. -
‚ерно, ‚алюха? Џривыкли, ровно к отцу...
   Ѓело-розоваЯ ‚алЯ и впрЯмь, как дочка, бросилась на шею доктору  всЯ  в
слезах. Њы помогали им укладыватьсЯ, грузитьсЯ и поехали провожать  их  до
второго ’аскана. Ќа прощанье ’имошкин заговорил со мной на "ты".
   - ’ак Я на тебЯ, девка, в полной надеже. Ќе брось друга в беде!
   Ћбратно мы шли четыре километра пешком, молчаливые, угнетенные разлукой
с этими добрыми людьми, одолеваемые тЯгостными предчувствиЯми.
   Љогда мы узнали, что  новым  начальником  ’асканского  лагерЯ  назначен
Џузанчиков, знакомый мне по ќльгену, Я стала успокаивать Ђнтона. Ђ также и
себЯ самое. “равновешенный человек. Ѓез садистского азарта. Џросто служит,
все равно как  в  промкооперации.  ‹ишь  бы  надбавки  шли.  Ђ  как  легко
согласилсЯ тогда выменЯть менЯ на печника. „еловой руководитель!
   € действительно, первые дни, даже недели нового царствованиЯ не  внесли
существенных перемен в наш быт.  Ђнтон  по-прежнему  свободно  выходил  за
вахту, посещал вольных  больных  в  поселке,  приходил  ко  мне  ежедневно
обедать и ужинать.
   ’олько месЯца через полтора поЯвились первые  тучки,  предвещавшие  нам
грозу. „ело в том, что у Џузанчикова была жена …вгениЯ  ‹еонтьевна,  врач,
ставшаЯ теперь начальником тасканской лагерной санчасти,  то  есть  прЯмым
командиром Ђнтона. ќто была невысокаЯ энергичнаЯ женщина  лет  тридцати  с
миловидным лицом и маникюром на пальцах  (а  это  было  не  так-то  просто
обеспечить в тайге). Ћна называла Ђнтона по имени-отчеству, соглашалась  с
его  диагнозами  и  назначениЯми.  Ќо  когда   заболел   внук   директорши
пищекомбината Љаменновой и та позвонила, как обычно,  в  санчасть  лагерЯ,
просЯ прислать ‚альтера, …вгениЯ ‹еонтьевна любезно ответила,  что  придет
_сама_.
   Ћна назначила мальчику лечение,  но  болезнь  затЯнулась,  и  Љаменнова
стала настаивать, чтобы прислали  все-таки  ‚альтера,  который  лечил  всю
семью уже  несколько  лет.  Ќа  это  доктор  Џузанчикова,  мило  улыбаЯсь,
разъЯснила, что доктор ‚альтер действительно неплохой диагност,  но,  сидЯ
уже двенадцать лет в лагере, естественно, не  может  быть  в  курсе  новых
достижений медицины.
   - Ќадо мне пореже ходить к вольникам, - озабоченно говорил Ђнтон, -  но
как это сделать, не обижаЯ людей?
   Џрошло еще несколько недель, и однажды  Я  встретила  в  магазине  нашу
докторшу, только что вернувшуюсЯ из џгодного с какого-то совещаниЯ.
   - Љак живете? - ласково спросила она менЯ. - Ќеплохо? Ђ Я, к сожалению,
должна  вас  огорчить.  „октора  ‚альтера  от  нас  забирают.  Ќа   прииск
турмовой.  ’ам  открыт  новый  лагпункт,  врач   нужен   до   зарезу,   и
сануправление  просто  аукцион  объЯвило.   Љто   хочет   получить   новое
оборудование и кредиты за одного  хорошего  заключенного  врача?  џ  долго
сопротивлЯлась...
   - Ќо все-таки продали его с молотка?
   Ћна сделала вид, что принЯла мои слова как шутку.
   Ђнтон был настолько убит известием, что мне пришлось взЯть на себЯ роль
оптимиста.
   - Џослушай, ведь и на приисках люди живут... ’ы жив-здоров... € Я поеду
за тобой... ‚едь этого-то они мне запретить не могут...
   “вы, именно это они и запрещали.  €  Ђнтон  уже  знал  об  этом.  Џолет
админ