им   огненно-режущим,   что
захотелось сделать еще глоток крепкой водки - успокоить ею помидорный огонь.
’ак и пьют в Ђрмении - огнем перца тушат  огонь  водки,  огнем  водки  тушат
огонь перца.
  Њое восприЯтие мира  совершило  дивный  скачок  вверх  -  Я  увидел  лица,
освещенные  не только светом солнца,  но и внутренним собственным свечением.
•арактеры людей стали Ясны мне.  ЊоЯ любовь и доверие  к  людЯм  колоссально
возросли.  џ  словно бы из зрительного зала жизни перешел на сцену.  —увство
привычки,  обычности покинуло менЯ. џ был полон волнениЯ, удивлениЯ, - какое
синее небо над головой,  какой чистый, прохладный воздух, как сиЯют снега на
вершинах гор,  какаЯ радость и печаль в свадебной музыке. ‹юди, столпившиесЯ
у дома родителей жениха, свободно, легко входили в самую сокровенную глубину
моей души,  Я чувствовал их великий  тЯжелый  труд,  их  морщины,  их  седые
волосы,  молодое  насмешливое  любопытство  красивых  и  некрасивых девушек,
могучие души и чудную простоту тружеников. џ ощущал, Я понимал их честность,
их доброту,  их хорошее чувство ко мне.  џ был дома, среди своих. Њы вошли в
каменную комнату.  ‘тены,  потолок,  пол были  сложены  из  большого  камнЯ.
„ревней,  тысЯчелетней утвари едва коснулось дыхание железного века: сосуды,
хранилища зерна, масла, вина, очаг ЯвлЯли картины века каменного.
  Њы снова вышли во двор.  ЏрЯмо передо мной сиЯла на солнце снежнаЯ вершина
Ѓольшого Ђрарата.  Ќе только чувства, но и мысли мои необычайно обострились.
Њножество  ассоциаций,  способных  возникнуть  вокруг Ђрарата,  главной горы
человечества,  горы веры, вдруг прЯнули в моем мозгу. џ видел черные быстрые
воды  всемирного  потопа,  Я видел тонущих овец,  ишаков,  тЯжелый тупоносый
баркас, грузно плывущий по воде. џ увидел спасенных Ќоем животных и кровавые
скотобойни,  на которых потомки ЌоЯ убивали потомков этих животных.  Ќо Я не
только думал о библейской горе.  џ наслаждалсЯ  ее  красотой  бездумно,  она
сиЯла во весь свой рост,  ее не прикрывали дома …ревана, дым заводских труб,
облака и туман Ђраратской долины.  Ћт каменной подошвы своей до белой головы
стоЯла  она,  освещеннаЯ  утренним солнцем.  Ћна соучаствовала в сегоднЯшней
жизни,  она соучаствовала  в  жизни  прошедших  тысЯчелетий.  Ћна  свЯзывала
сегоднЯшнюю свадьбу с флейтами,  звучавшими здесь три тысЯчи лет назад.  ‚се
проходит, ничто не проходит...
  Ќас торопили  -  надо  было  поехать  за  невестой,  до  ее  деревни  было
восемнадцать километров. ‘вадебный поезд состоЯл из двух грузовиков и нашего
стеклЯнного автобуса.  Њолодежь,  стоЯ в кузовах грузовиков,  плЯсала, пела,
бешено размахивала жареными курами,  круглыми пшеничными хлебами, шампурами,
на  которые  был  насажен шашлык,  у некоторых танцоров в руках поблескивали
трофейные немецкие кортики и кинжалы - на острие их были насажены Яблоки,  а
на сверкающих лезвиЯх были выгравированы слова: "Alles fur Deutschland!"
  Џронзительно звучали флейты,  долдонили барабаны,  но вокруг  некому  было
восхищатьсЯ  богатством  свадебного  поезда,  всюду лежал плоский,  слепой и
глухой камень.  •мурое каменное  безлюдье  придавало  какую-то  особую  силу
веселью  - это был вызов.  —еловеческий род продолжалсЯ - свадебные флейты и
барабаны смеЯлись над камнем.
  € вот мы въезжаем в деревню невесты.  Њальчишки,  покинув полотна Њурильо,
черноокие и чернокудрые,  бегут за нашими машинами. “ заборов стоЯт зрители.
‘ двойной силой бушует приехавшаЯ молодежь, в кузовах машин. ќто - обрЯдовое
свадебное веселье, такое же, как обрЯдовые слезы на похоронах. Њинутами лица
весельчаков становЯтсЯ хмуры и озабоченны.  Ћни веселЯтсЯ,  как работают,  -
чрезмерно.
  €здали видна  толпа,  запрудившаЯ  улицу;  мы  подъезжаем  к дому невесты.
€грает музыка, нет только кинооператоров и фотокоров - наш выход из автобуса
напоминает  прибытие  во  ‚нуково  на мощном лайнере правительства дружеской
страны.  ‘тарики сердечно здороваютсЯ с нами,  двумЯ руками  пожимают  руку.
Ѓьют тамтамы.
  € вот мы входим в  дом  невесты.  „еревенскаЯ,  горнаЯ,  чистаЯ  армЯнскаЯ
бедность проинвентаризировала в доме стены,  окна,  все предметы.  € на фоне
этой  бедности  с  какой-то  необычайной  праздничностью   выглЯдЯт   столы,
вытЯнувшиесЯ  поперек  и  вдоль просторной комнаты.  Ќа столах стоЯт десЯтки
бутылок и графинов,  полных мутного белого  вина  и  желтоватой  виноградной
водки. Ќа столах зелень, рыба, жаренаЯ баранина, прЯники, орехи.
  †ених и невеста сидЯт рЯдом,  при каждом тосте они встают.  †ених в  новом
клетчатом  пальто  и  клетчатой  кепке.  “  него красное,  обветренное лицо,
грубоватое,  носатое.  Ќа рукаве у него краснаЯ повЯзка,  как у  дружинника,
содействующего милиции.
  Ќевеста очень миловидна,  длинные ресницы прикрывают ее опущенные в  землю
глаза.  Љогда к ней обращаютсЯ,  она молчит,  не подымает глаз. Ќа голове ее
венок с белой вуалью. Ћна, как и жених, одета в пальто. Џальто на ней новое,
светло-голубое, в руках она держит светло-голубую сумочку.
  Џосле каждого тоста гости небрежно бросали  рублевые  бумажки  в  тарелку,
стоЯщую возле музыкантов.  Ќекоторые бросали зеленые, синие бумажки; раз или
два на тарелку легли  красные  десЯтки.  Ђ  ведь  все  это  происходит,  как
говоритсЯ, в новом масштабе цен. ќто соревнование в щедрости при заказывании
музыки  дает  музыкантам  тысЯчные  заработки.  „аже  в  ереванских  газетах
писалось,  что  этот  музыкальный  аукцион  на  деревенских свадьбах надолго
вышибает народ из бюджета.  Њузыканты  стараютсЯ  не  смотреть  на  бумажки,
скользЯщие в тарелку.  Ќо не смотреть немыслимо, и времЯ от времени флейты и
барабан быстро  поглЯдывают  на  дорогую  тарелку,  поглЯдывают  удивительно
живыми глазами.
  ‘вадебные столы  Ясно  показывают  человеческие   отношениЯ,   расслоение,
профессии, родовые и родственные свЯзи.
  ‡а столом девЯностолетние сельские старики,  они по-молодому пьют, смеютсЯ
-  ведь  они  из деревни ‘асун,  знаменитой своими плЯсунами и певцами,  они
потомки „авида  ‘асунского.  ‡а  столом  крестьЯне  в  бедных  пиджачках,  в
солдатских гимнастерках,  кительках, их жены в темном, старушечьем ситце. ‡а
столом  два  районных  начальника,  краснолицые  и  уверенные  в   себе,   в
москвошвеевских костюмах,  их полногрудые жены одеты в одинаковые Ярко-синие
платьЯ.  ‡а столом ереванские щеголи в брюках дудкой и ереванские  тоненькие
девицы-модницы   в   нейлонах   -   они   студенты,   аспиранты,  сотрудники
научно-исследовательских институтов.  ‡а столом работник –Љ партии  в  синем
пиджаке   и  красном  галстуке.  ‡а  столом  знаменитый  армЯнский  писатель
ЊартиросЯн,  его жена.  ‡а столом совхозные механики,  шоферы,  трактористы,
каменщики  и плотники,  по большей части молодые,  могучего сложениЯ ребЯта.
‚се эти люди прочно свЯзаны родством и  землЯчеством.  ‘вЯзь  эта  навсегда.
Џрочность ее проверена тысЯчелетиЯми.
  Џир у родителей невесты проходит нервно,  каждый раз встает главный  шафер
жениха  -  его  называют "кум" - и раздраженно,  почти грубо требует,  чтобы
невесту отпустили в деревню жениха - ей давно пора быть там. Ќа кума сердито
набрасываютсЯ родственники невесты.  ‘пор этот лишь наполовину всамделишный,
частично он обрЯдовый.  Ќо свадьба действительно вышла из графика, и поэтому
кум злитсЯ очень естественно, без игры.
  Љум - это главнокомандующий свадьбы,  у него на рукаве,  как и  у  жениха,
широкаЯ  краснаЯ  перевЯзь.  Ќа нем такое количество трудных,  сложных дел и
обЯзанностей, что лицо его выглЯдит не по-свадебному озабоченно, нахмуренно,
как у директора завода,  не выполнЯющего план. …му не до шуток. ‹ишь изредка
он спохватываетсЯ и торопливо,  деланно улыбаЯсь,  выпивает стаканчик, вновь
погружаетсЯ в заботы.
  - Ќадо ехать,  надо ехать! - кричит он и показывает на часы. Њне говорили,
что  кум  купил  длЯ  свадебного  стола на свои деньги семьдесЯт килограммов
шоколадных конфет.  …го толстое смуглое лицо полно решимости.  ‚идно, что он
не отступит, пока не доведет дело до конца.
  ‘вадьба так сложна,  многолюдна и  многоголоса,  что  о  молодых  людЯх  в
пальто, решивших поженитьсЯ, почти начисто забывают.
  Ћднако, когда  требование  кума,  его  заместителей,  единомышленников   и
сторонников  было  наконец  удовлетворено  и невеста стала прощатьсЯ с отчим
домом, трогательнаЯ печаль этих минут захватила всех участников пира.
  Ќевеста плакала - это уже не был обрЯд, это были человеческие слезы.
  € правда,  как значительно, как трогательно было все происходЯщее. „евушка
уходила из дома своих родителей,  она шла в дом жениха. џ видел ее новый дом
- каменнаЯ теснаЯ комнатка с низким  потолком,  с  маленьким  окошечком,  на
склоне горы.  Љамень, камень, и по буднЯм там нет дождЯ, и по праздникам нет
дождЯ.
  Ђ затем  человеческаЯ  душа,  ее  волнение  и  печаль были вновь заслонены
обрЯдом.
  Ќевесту не  выпускали  из  дому.  Џредставители  и  агенты  кума подкупали
деньгами мальчишек,  окруживших девушку в голубом пальто, с голубой сумочкой
в  руках,  в белых атласных туфельках.  Џацаны-взЯточники,  зажимаЯ в кулаки
троЯки и пЯтерки - у одного Я видел десЯтку,  -  расступились,  дали  дорогу
невесте.  Љак не подходил голубой облик невесты,  голубаЯ сумочка, туфельки,
шагавшие к нашему  стеклЯнному  автобусу,  к  той  жизни,  что  ожидала  эту
девушку.
  Њать дала ей,  прощаЯсь,  белую курочку,  белую тарелку,  красное  румЯное
Яблочко...
  Ђ в это  времЯ  под  гром  барабанов,  под  пронзительные  звуки  свирелей
началась  погрузка  приданого  на  грузовик.  ѓрузовик нарочно не подъехал к
самому дому: пусть народ получше разглЯдит предметы.
  Џервыми шли  девЯностолетние  пьЯные старцы,  они несли на голове чемоданы
невесты,  они пели и приплЯсывали.  ‡а ними двигались могучие  люди,  высоко
держа на поднЯтых руках новый зеркальный шкаф, стол, швейную машину. †енщины
и дети несли стульЯ.  ‡агремел сводный оркестр,  дружки несли никелированную
кровать  с  пружинным  матрацем.  ‚идимо,  шутки колхозников были солеными -
зрители, смеЯсь, покачивали головами, девушки и женщины опускали глаза.
  Љогда невеста,  окруженнаЯ толпой женщин, представлЯвших жениха, подходила
к автобусу,  мальчишка лет пЯтнадцати подбежал к одной из женщин, облапил ее
и поцеловал.  ђазъЯренные мужчины набросились на него,  через мгновенье лицо
парнЯ было залито кровью.  џ  сразу  сообразил,  что  мальчишка  напилсЯ  до
безумиЯ,  и мне показалась чрезмерно жестокой расправа с ним.  Ќо тут же мне
объЯснили,  что это совершалсЯ свадебный обрЯд - мальчик был братом невесты,
он  хотел  поцеловать одну из женщин,  приехавших из деревни жениха,  как бы
мстЯ за свою сестричку.  ќто был обрЯд, условность, но какой жестокий обрЯд,
какой грубый.
  € вдруг Я увидел:  невеста поднЯла заплаканные глаза на брата,  мальчик  с
окровавленным  лицом  и  мокрыми  от  слез  глазами посмотрел на сестру.  €х
заплаканные глаза улыбнулись друг другу - это была  улыбка  любви.  €  сразу
стало на душе так радостно, так тепло, так грустно.
  Њы снова сели в стеклЯнный автобус.  †ених и  невеста  сидели  рЯдом.  Ћни
сидели,  как  незнакомые,  с  застывшими  лицами,  ни  разу за всю дорогу не
перемолвившись словом, ни разу не поглЯдев друг на друга.
  Ќад каменными костЯми гор заходило солнце.  Љакой-то геологической бездной
времен дохнуло от огромного мутного светила,  полного тусклым огнем. „ымный,
красный свет стоЯл над красными камнЯми.
  Њы вернулись в деревню жениха в темноте.  ‡везды стоЯли над нашей головой,
южные,  армЯнские  звезды,  те,  что стоЯли над Ђраратом,  когда еще не была
написана библиЯ, те, что стоЯли над высокими снеговыми горами, ныне лежащими
бессильной скелетной россыпью,  те,  что будут стоЯть, когда Ђрарат и Ђрагац
лЯгут мертвыми костьми,  рассыплютсЯ в прах. Њне очень запомнилась эта ночь.
‚  темноте  мы  медленно шли по деревне;  посреди улицы белел накрытый стол.
Љогда мы подошли к нему,  ослепительно вспыхнули автомобильные фары на крыше
халупы - здесь жил дЯдЯ жениха,  и мы должны были принЯть его угощение.  …го
сыновьЯ  -  шоферы  -  установили  автомобильные  фары  на  крыше.  ‚  белом
прожекторном  свете  мы  смеЯлись,  желали  счастьЯ  молодым.  Џотом,  вновь
захлебнувшись в  синей  тьме,  мы  шли  по  деревенской  улице  к  белевшему
накрытому столу - это кум приготовил угощенье длЯ свадебного кортежа.
  € вот наконец мы вошли в сельский клуб,  ничем не похожий на блистательные
дворцы культуры из розового туфа, воздвигнутые в сельских районах Ђраратской
долины, ‘евана, ђаздана.
  Љаменный барак с темным бревенчатым потолком.  ‚доль стен стоЯли столы, за
столами сидели гости - их было двести человек.  ‡десь не было той  городской
райцентровской  и сельской пестроты,  какаЯ была в доме невесты.  ‡десь были
лишь сельские люди - крестьЯнство.
  Њне шепотом называли людей, присутствовавших в клубе: плотников, пастухов,
каменщиков,  матерей,  родивших десЯть-двенадцать детей,  - так на приеме  в
посольствах  объЯснЯют  вполголоса,  кто  там  в  малиновом  берете с послом
испанским говорит.
  †ениха и невесту посадили на стульЯ, гости сидели на досках, положенных на
пустые Ящики.  Ќо жениху и невесте сидеть пришлось мало, во времЯ тостов они
вставали,  тосты же были длинные, не тосты, а речи. Њолодые стоЯли рЯдом, он
- в своем клетчатом пальто,  клетчатой кепке,  с красной перевЯзкой на руке,
она  - в голубом пальто,  с голубой сумочкой в руке.  Ћн хмуро смотрел перед
собой, она - опустив заплаканные глаза, прикрытые длинными ресницами.
  Џили и ели много, табачный дым и горЯчий пар стоЯли в воздухе, гул голосов
становилсЯ все громче. ќто было народное крестьЯнское веселье.
  Ќо каждый  раз,  когда  поднималсЯ  седобородый  или  черноусый  человек и
начинал произносить речь,  в просторном  каменном  сарае  становилось  тихо.
“дивительно  хорошо  умели  слушать здесь люди.  ЊартиросЯн шепотом объЯснЯл
мне:
  - ѓоворит бригадир птицеводческой фермы... старику девЯносто второй год...
это бывший заведующий  земотделом,  старый  коммунист,  он  живет  теперь  в
деревне на покое...
  ‚ речах почти не говорилось о молодоженах, об их будущей счастливой жизни.
‹юди  говорил  о  добре и зле,  о честном и трудном труде,  о горькой судьбе
народа, об его прошлом, о надеждах на будущее, о плодородных землЯх ’урецкой
Ђрмении,   которые   были  залиты  невинной  кровью,  об  армЯнском  пароде,
рассеЯнном по всем странам света,  о вере в то,  что труд,  доброта  сильней
любой неправды.
  ‚ какой молитвенной тишине слушали люди эти речи: никто не звенел посудой,
не жевал, не пил - все, затаив дыхание, слушали.
  Џотом заговорил худой седой мужик в старой солдатской гимнастерке. ђедко Я
видел лица суровее этого темного, каменного лица. ЊартиросЯн шепнул мне:
  - Љолхозный плотник, он обращаетсЯ к вам.
  ЉакаЯ-то чуднаЯ тишина стоЯла в сарае. „есЯтки глаз смотрели на менЯ. џ не
понимал  слов  говорившего,  но  выражение многих глаз,  внимательно,  мЯгко
глЯдевших мне в лицо,  почему-то сильно взволновало менЯ. ЊартиросЯн перевел
мне  речь плотника.  Ћн говорил о евреЯх.  Ћн говорил,  что в немецком плену
видел,  как жандармы вылавливали евреев-военнопленных. Ћн рассказал мне, как
были  убиты  его  товарищи - евреи.  Ћн говорил о своем сочувствии и любви к
еврейским женщинам и детЯм, которые погибли в газовнЯх Ћсвенцима. Ћн сказал,
что читал мои военные статьи,  где Я описываю армЯн,  и подумал,  что вот об
армЯнах написал человек,  чей народ испытал много  жестоких  страданий.  …му
хотелось,  чтобы  об евреЯх написал сын многострадального армЯнского народа.
‡а это он и пьет стакан водки.
  џ низко кланЯюсь армЯнским крестьЯнам,  что в горной  деревушке  во  времЯ
свадебного  весельЯ всенародно заговорили о муках еврейского народа в период
фашистского гитлеровского разгула,  о лагерЯх смерти,  где немецкие  фашисты
убивали еврейских женщин и детей, кланЯюсь всем, кто торжественно, печально,
в молчании слушал эти речи. €х лица, их глаза о многом сказали мне. ЉланЯюсь
за горестное слово о погибших в глинЯных рвах,  газовнЯх и землЯных Ямах, за
тех живых,  в чьи  глаза  бросали  человеконенавистники  слова  презрениЯ  и
ненависти: "†алко, что ѓитлер всех вас не прикончил".
  „о конца жизни Я буду помнить речи крестьЯн,  услышанные мной  в  сельском
клубе.
  Ђ свадьба шла своим чередом.
  ѓостЯм были розданы тоненькие восковые  свечи,  люди,  взЯвшись  за  руки,
повели медленный и торжественный свадебный хоровод. „вести человек, старики,
старухи,  девушки  и  парни,  держа  в  руках   зажженные   свечи,   плавно,
торжественно  двигались  вдоль каменных шершавых стен сараЯ,  сотни огоньков
колыхались при их движении.  џ смотрел на сплетенные пальцы, на нержавеющую,
неразрывную  цепь  коричневых,  темных  трудовых  рук,  на  светлые огоньки.
‚еликое наслаждение было смотреть на человеческие лица;  казалось, не свечи,
а  глаза  людей светились мЯгким,  милым огнем.  ‘колько в них было доброты,
чистоты,  весельЯ,  печали! ‘тарики провожали уходившую жизнь. ‹укавые глаза
старух глЯдели задорно и весело.  ‹ица молодых женщин были полны застенчивой
прелести. ‘тепенно глЯдели девушки и пареньки.
  Ђ цепь,  жизнь народа,  была неразрывна,  в ней соединились и молодость, и
зрелые годы,  и печаль уходивших. ќта цепь казалась неразрывной и вечной, ее
не могли порвать горести, смерть, нашествиЯ, рабство.
  †ених и невеста танцевали.  …го невеселое большеносое лицо было устремлено
вперед, как будто он вел машину, - он не оглЯдывалсЯ на молодую. ђаз или два
она приподнимала ресницы,  и Я увидел при свете восковых свечей ее глаза.  џ
видел, что она боЯлась, как бы воск не капнул на ее голубое пальто. џ понЯл,
что все мудрые речи,  которые,  казалось,  не  имели  отношениЯ  к  свадьбе,
относились к молодым.
  Џусть обратЯтсЯ в скелеты бессмертные горы, а человек пусть длитсЯ вечно.
  Ќаверное, многое Я сказал нескладно и не так.  ‚се складное и нескладное Я
сказал любЯ.
  Ѓаревдзес - добро вам, армЯне и не армЯне!

  1962-1963