‚асилий ѓроссман. ‚ городе Ѓердичеве

Ћцените этот текст:
‚асилий ѓроссман. ‚ городе Ѓердичеве

Ѓыло странно видеть, как темное, обветренное лицо ‚авиловой покраснело.
-- —его смеешьсЯ? -- наконец сказала она. -- ѓлупо ведь.
Љозырев взЯл со стола бумагу, поглЯдел на нее и, замотав головой, снова
захохотал.
-- Ќет, не могу, -- сквозь смех сказал он. -- ђапорт... комиссара
первого батальона... по беременности на сорок дней.
Ћн стал серьезен.
-- —то же. Ђ кого вместо тебЯ? ђазве Џерельмуттера, из политотдела
дивизии?
-- Џерельмуттер крепкий коммунист, - сказала ‚авилова.
-- ‚се вы крепкие, -- промолвил Љозырев и, понизив голос, точно говорЯ
о стыдном, спросил:
-- € скоро, ЉлавдиЯ, рожать будешь?
-- ‘коро, -- ответила ‚авилова и, снЯв папаху, вытерла выступивший на
лбу пот. -- џ б его извела, -- басом сказала она, -- да запустила, сам
знаешь, под ѓрубешовом три месЯца с конЯ не слезала. Ђ приехала в госпиталь,
доктор уже не беретсЯ.
Ћна потЯнула носом, будто собираЯсь заплакать.
-- џ ему и маузером, окаЯнному, грозила, -- отказываетсЯ, - поздно,
говорит.
Ћна ушла, а Љозырев сидел за столом и рассматривал рапорт.
"‚от тебе и ‚авилова, -- думал он, -- вроде и не баба, с маузером
ходит, в кожаных брюках, батальон сколько раз в атаку водила, и даже голос у
нее не
бабий, а выходит, природа свое берет".
€ ему почему-то стало обидно и немного грустно.
Ћн написал на рапорте "в приказ" и, нерешительно кружа кончиком пера
над бумагой, сидел, наморщив лоб: как писать?
"Џредоставить с сего числа сорокадневный отпуск", -- еще подумал и
приписал "по болезни", потом сверху вкорЯкал "по женской", выругалсЯ и "по
женской" зачеркнул.
-- ‚оюй вот с ними, -- сказал он и кликнул вестового.
-- ‚авилова-то наша, а? -- громко и сердито произнес он. -- ‘лыхал,
небось?
-- ‘лышал, -- ответил вестовой и, покачав головой, сплюнул.
Ћни вместе осудили ‚авилову и вообще всех женщин, сказали несколько
похабств, посмеЯлись, и Љозырев, велев позвать начальника штаба, сказал:
-- Ќадо будет к ней сходить, завтра, что ли, ты узнай, она на квартире
или в госпитале, и вообще как это все.
Џотом с начальником штаба они до утра ползали по столу, тыкаЯсь в
полотно двухверсток, и говорили скупые, редкие слова -- шел полЯк.
‚авилова поселилась в реквизированной комнате.
„омик стоЯл на џтках, так называлсЯ в городе базар, и принадлежал
•аиму-Ђбраму ‹ейбовичу Њагазанику, которого соседи и даже собственнаЯ жена
звали •аим ’утер, что значит татарин.
‚авилова въехала со скандалом. …е привел на квартиру сотрудник
коммунотдела, худой мальчик в кожаной куртке и буденовке. Њагазаник ругал
его по-еврейски, коммунотделец молчал и пожимал плечами.
Џотом Њагазаник перешел на русский Язык.
-- Ќахальство у этих сморкачей, -- кричал он ‚авиловой, точно она
должна была вместе с ним возмущатьсЯ, - надо только придумать! “же нет
больше буржуев в городе. ’олько одна комната осталась длЯ советской власти у
посадчика Њагазаника. ’олько у рабочего, у которого семь человек детей,
советскаЯ власть должна забрать комнату. Ђ у ‹итвака бакалейщика? “
суконщика •одорова?
“ первого миллионщика Ђшкенази?
‚округ стоЯли дети Њагазаника, семь оборванных кудрЯвых ангелов, и
смотрели черными, как ночь, глазами на ‚авилову. ЃольшаЯ, точно дом, она
была выше их папы.
Ќаконец Њагазаник был оттеснен в сторону, и ‚авилова прошла в комнату.
Ћт буфета, плоских перин, стульев с разверстыми отверстиЯми
продавленных сидений, на нее так густо дохнуло жильем, что она поглубже
набрала воздуха в грудь, точно нырЯЯ в воду.
Ќочью она не могла уснуть. ‡а стеной, точно оркестр из многих
инструментов, от гудЯщего контрабаса до тонких флейт и скрипок, храпела
семьЯ Њагазаника. „ухота летней ночи, густые запахи -- все это, казалось,
душило ее.
—ем только не пахло в комнате!
Љеросином, чесноком, птом, гусиным смальцем, немытым бельем. ќто было
жилье человека.
Ћна ощупала свой вздувшийсЯ, налитой живот, иногда живое существо,
бывшее в ней, брыкалось и поворачивалось.
Ћна боролась с ним честно, упорно, много месЯцев: тЯжело прыгала с
лошади, молчаливаЯ, ЯростнаЯ на субботниках в городах, ворочала многопудовые
сосновые плахи, пила в деревнЯх травы и настойки, извела столько йода в
полковой аптеке, что фельдшер собралсЯ писать жалобу в санчасть бригады, до
волдырей ошпаривалась в бане кипЯтком.
Ђ оно упорно росло, мешало двигатьсЯ, ездить верхом; ее тошнило, рвало,
тЯнуло к земле.
‘перва она во всем винила того, печального, всегда молчаливого, который
оказалсЯ сильнее ее и добралсЯ через толстую кожу куртки, сукно гимнастерки
до ее бабьего сердца. Ћна видела, как он вбежал первым на страшный своей
простотой деревЯнный мосток, как стрекотнул пулеметом полЯк, -- и его словно
не стало: пустаЯ шинель всплеснула руками и, упав, свесилась над ручьем.
Ћна промчалась над ним на пьЯном жеребчике, и за ней повалил, точно
толкаЯ ее, батальон.
Џосле этого осталось оно. Ћно было во всем виновато. € вот ‚авилова
лежала побежденнаЯ, а оно победно брыкало копытцами, жило в ней.
“тром, когда Њагазаник собиралсЯ на работу и жена кормила его
завтраком, отгонЯЯ мух, детей, кошку, он, скосив в сторону реквизированной
стенки глаза, тихо сказал:
-- „ай ей чаю, чтобы ее холера задушила.
Ћн купалсЯ в солнечных столбах пыли, запахах, детском крике, кошачьем
мЯуканье, ворчании самовара. …му не хотелось идти в мастерскую, он любил
свою жену, детей, старуху мать, он любил свой дом.
‚здыхаЯ, он ушел, и в доме остались только женщины и дети.

‚есь день на џтках кипел котел: мужики торговали белыми, точно
вымазанными мелом березовыми дровами, бабы шуршали венками лука, старухи
еврейки сидели над пухлыми холмами свЯзанных за лапки гусей. Џокупательницы
дули на нежный пух меж лап и щупали жир, желтевший под теплой мЯгкой кожей
птиц.
’емноногие дивчины в цветных хустках носили высокие красные горшки,
через край полные землЯникой, и испуганно, точно собираЯсь убежать, глЯдели
на покупателей. ‘ возов торговали желтыми заплаканными комьЯми масла в
пухлых листьЯх зеленого лопуха.
‘лепой нищий, с белой бородой волшебника, молитвенно и трагично плакал,
протЯгиваЯ руки, но его страшное горе никого не трогало -- все равнодушно
проходили мимо. Ѓаба, оторвав от венка самую маленькую луковку, бросила ее в
жестЯную мисочку старика. ’от ощупал луковку и, перестав молитьсЯ, сердито
сказал: "™об тоби диты так на старость давалы", -- и снова протЯжно запел
древнюю, как еврейский народ, молитву.
Ќарод продавал, покупал, щупал, пробовал, поднимаЯ глубокомысленно
глаза вверх, точно ожидаЯ, что с голубого нежного неба кто-нибудь
посоветует, покупать ли щуку или лучше взЯть карпа. € при этом все
пронзительно кричали, божились, ругали друг друга, смеЯлись.

‚авилова прибрала и подмела комнату. Ћна спрЯтала шинель, папаху,
сапоги. ѓолова у нее пухла от уличного шума, а в квартире кричали маленькие
’утеры, и ей казалось, что она спит и видит нехороший сон.
‚ернувшийсЯ вечером с работы Њагазаник ошеломленно остановилсЯ в
дверЯх: за столом сидела его жена Ѓэйла и рЯдом с ней большаЯ женщина в
просторном платье, в туфлЯх-шлепанцах на босу ногy, с головой, повЯзанной
пестрой косынкой. Ћни негромко смеЯлись, переговариваЯсь между собой, и
примерЯли, подымаЯ большие толстые руки, маленькие, игрушечные распашонки.
„нем Ѓэйла зашла в комнату ‚авиловой; та стоЯла подле окна, и острый
женский глаз Ѓэйлы уловил скраденную высоким ростом ‚авиловой полноту
живота.
-- џ очень извинЯюсь, -- решительно сказала Ѓэйла, но вы, кажетсЯ,
беременны.
€ Ѓэйла, всплескиваЯ руками, смеЯсь и причитаЯ, принЯлась хлопотать
вокруг нее.
- „ети, -- говорила она, -- дети, разве вы не знаете, что это за
несчастье, -- и она тискала и топила на своей груди самого маленького
’утера. -- ќто такое горе, это такое несчастье, это такие хлопоты. Љаждый
день они хотЯт кушать, и не проходит недели, чтобы у этого не было сыпи, а у
того лихорадки или нарыва. Ђ доктор Ѓарабан, дай ему бог здоровьЯ, за каждый
визит берет десЯть фунтов пеклеванной муки.
Ћна гладила голову маленькой ‘они.
-- € все они живут у менЯ, ни один не сдохнет.
Ћказалось, что ‚авилова ничего не знала, ничего не умела, не
представлЯла себе ничего. Ћна сразу подчинилась великому знанию Ѓэйлы. Ћна
слушала, задавала вопросы, и Ѓэйла, смеЯсь от удовольствиЯ, что комиссарша
ничего не знает, рассказывала ей обо всем.
Љак кормить, купать, присыпать младенца, что надо делать, чтобы он
ночью не кричал, сколько нужно иметь пеленок и распашонок, как новорожденные
заходЯтсЯ от крика, синеют, и кажетсЯ, вот-вот сердце разорветсЯ от страха,
что дите умрет, как лечить поносы, отчего бывает почесуха, как вдруг ложечка
начинает стучать во рту и по этому можно узнать, что режутсЯ зубки.
‘ложный мир со своими законами, обычаЯми, радостЯми и печалЯми.
‚авилова ничего не знала о нем. € Ѓэйла снисходительно, как старшаЯ
сестра, ввела ее в этот мир.
-- Ќе путайтесь под ногами, -- закричала она детЯм, -- марш на двор!
€ когда в комнате остались только они вдвоем, Ѓэйла, понизив голос до
таинственного шепота, заговорила с ней о родах. Ћ, это не простаЯ вещь!
Ѓэйла, как старый солдат, рассказывала молодому новобранцу о великих муках и
радостЯх родов.
-- ђожать детей, -- сказала она, - вы думаете, что это просто, как
война: пиф-паф и готово. Ќу нет, извините, это не так просто.
‚авилова слушала ее. ‚первые за все времЯ ее беременности ей встретилсЯ
человек, который говорил об этой тЯжелой случайной неприЯтности, постигшей
ее, как о счастливом событии, которое будто бы было самым важным и нужным в
жизни ‚авиловой.
Ђ вечером вместе с ’утером продолжалось обсуждение. ЌельзЯ было терЯть
времени: после ужина ’утер полез на чердак и с грохотом сволок вниз железную
люльку и ванночку длЯ купаниЯ нового человека.
Њожете быть спокойны, товарищ комиссар, -- блестЯ глазами и смеЯсь,
сказал он, -- вы у нас принимаете дело на полном ходу.
- Њолчи, молчи, босЯк, -- промолвила жена, -- недаром тебЯ люди зовут
татарином.
Ќочью ‚авилова лежала в постели. „ушные запахи уже не давили ее, как
накануне. Ћна привыкла к ним, даже не чувствовала их. Ќи о чем не хотелось
думать.
…й казалось, что ржут где-то лошади, и в глазах мелькал длинный рЯд
рыжих лошадиных голов, у каждой было белое пЯтно на лбу. ѓоловы беспрерывно
шевелились, кивали, фыркали, скалили зубы. Ћна подумала о батальоне,
вспомнила Љирпичева -- политрука второй роты. ‡атишье на фронте. Љто
проведет беседы о июльских днЯх? ‡авхоза надо взгреть за то, что задержал
доставку сапог. € потом можно резать самим сукно на обмотки. ‚о второй роте
много недовольных, особенно этот кудрЯвый, который поет донские песни.
‚авилова зевнула и закрыла глаза. Ѓатальон ушел куда-то далеко-далеко, в
розовый коридор рассвета меж мокрых стогов сена. € мысли о нем были какие-то
ненастоЯщие.
Ћно нетерпеливо толкнуло копытцами. ‚авилова открыла глаза и
приподнЯлась на постели.
- „евочка или мальчик? -- вслух спросила она. € вдрyг почувствовала,
как сердце в груди стало большим, теплым, гулко забилось. -- „евочка или
мальчик?
ђоды начались днем.
- Ћй! - рыхло, по-бабьи, вскрикнула ‚авилова, почувствовав, как остраЯ,
всепроникающаЯ боль вдруг охватила ее.
Ѓэйла повела ее к постели. ‘ема весело побежал за акушеркой.
‚авилова держала Ѓэйлу за руку и тихо, быстро говорила:
-- Ќачалось, Ѓэйла, а Я считала, что позже дней на десЯть. Ќачалось,
Ѓэйла.
Џотом боли прошли, и ‚авилова решила, что напрасно посылали за
акушеркой.
Ќо через полчаса боли снова начались. ‹ицо ‚авиловой стало бледным, и
загар на нем лежал как-то особенно мертво. ‚авилова стиснула зубы, выражение
лица у нее было такое, точно она думала о чем-то мучительном и стыдном, и
вот-вот быстро подыметсЯ, закричит: "—то Я наделала, что Я наделала!" -- и
закроет в отчаЯнии лицо руками.
„ети заглЯдывали в комнату, слепаЯ бабушка грела на плите большую
кастрюлю воды. Ѓэйла поглЯдывала на дверь: выражение тоски в лице ‚авиловой
пугало ее. Ќаконец пришла акушерка. …е звали ђозалиЯ ‘амойловна. Ћна была
стриженаЯ, коренастаЯ, краснолицаЯ.
€ сразу весь дом наполнилсЯ ее сварливым, пронзительным голосом. Ћна
кричала на Ѓэйлу, на детей, на старуху бабушку. ‚се забегали вокруг нее. ‚
кухне загудел примус. €з комнаты начали вытаскивать стол, стульЯ, Ѓэйла
быстро, точно туша пожар, мыла пол, сама ђозалиЯ ‘амойловна выгонЯла мух
полотенцем. ‚авилова глЯдела на нее, и ей казалось, что это приехал в штаб
командарм. Ћн тоже был коренастый, краснолицый, сварливый, и приезжал он
тогда, когда на фронте бывал прорыв, все, читаЯ сводки, переглЯдывались,
шептались, точно в штабе лежал покойник или тЯжелобольной. € командарм грубо
рвал эту сеть таинственности и тишины: криком, руганью, приказами, смехом,
точно ему не было дела до оторванных обозов и окруженных полков.
Ћна подчинЯлась властному голосу ђозалии ‘амойловны, отвечала на ее
вопросы, поворачивалась, делала все, что она ей велела. Џорой мутилось
сознание, ей казалось, что стены, потолок терЯют определенность поверхностей
и линии, волнами лезут на нее. Ћна снова приходила громкого голоса акушерки
и видела ее красное, потное лицо, белые хвостики косынки вокруг шеи. Ћна ни
о чем не думала в эти минуты. •отелось выть диким, волчьим голосом, кусать
подушку. Љазалось, что кости хрустели и ломались, и клейкий, тошный пот
выступал на лбу. Ќо она не кричала, а лишь скрипела зубами и, судорожно
поводЯ головой, заглатывала воздух.
‚ременами боль проходила, точно ее совершенно не было, и она,
изумлЯЯсь, смотрела вокруг себЯ, слушала шум базара, удивлЯлась стакану на
табурете, картине на стене.
Ђ когда взбесившийсЯ от стремлениЯ жить ребенок начинал снова рватьсЯ,
она испытывала ужас наступающих схваток и смутную радость: пусть скорее,
ведь это неизбежно.
ђозалиЯ ‘амойловна негромко сказала Ѓэйле:
-- …сли вы думаете, что Я бы себе пожелала рожать в первый раз в
тридцать шесть лет, то вы ошибаетесь, Ѓэйла.
‚авилова не расслышала ее слов, и ей стало страшно оттого, что акушерка
заговорила тихим голосом.
-- —то, не выживу? -- спросила она.
Ђ Ѓэйла стоЯла у дверей бледнаЯ, растерЯннаЯ и, пожимаЯ плечами,
говорила:
-- Ќу-ну. € кому это нужно, это мученье -- ни ей, ни ребенку, ни отцу,
чтоб он сдох, ни богу на небе. Љакой умник это придумал на нашу голову?
Њного часов продолжались роды.
Њагазаник, придЯ домой, сидел на ступеньках крыльца. Ћн волновалсЯ,
точно рожала его Ѓэйла. ‘умерки сгустились, в окнах зажегсЯ свет. …вреи
возвращались из синагоги, держа под мышкой свертки молитвенных одежд. ‚
свете луны пустаЯ площадь џток, домики, улицы казались красивыми и
таинственными. Љавалеристы в брюках галифе, звенЯ шпорами, ходили по
кирпичным тротуарам. „евушки грызли подсолнухи и смеЯлись в сторону
красноармейцев. Ћдна из них скороговоркой рассказывала:
-- Ђ Я ем цукерки и бумажки на него кидаю, а Я ем та бумажки на него
кидаю.
-- Ђ, - произнес Њагазаник, -- не мала баба хлопоту, купыла поросЯ,
мало мне своего, так всЯ партизанскаЯ бригада тоже должна в моем доме
рожать. -- Ћн вдруг насторожилсЯ и привстал. €з-за двери раздавалсЯ чей-то
хриплый мужской голос.
ѓолос выкрикивал такие крепкие, матерные слова, что Њагазаник,
послушав, покачал головой и плюнул на землю: это ‚авилова, ошалев от боли, в
последних родовых схватках сражалась с богом, с проклЯтой женской долей.
-- ‚от это Я понимаю, -- сказал Њагазаник, -- вот это Я понимаю:
комиссар рожает. Ђ Ѓэйла знает только одно: "Ћй мама, ой мамочка, ой мама!"
ђозалиЯ ‘амоиловна хлопнула новорожденного по сморщенному влажному
задку и объЯвила:
-- Њальчик!
-- —то Я сказала! -- торжествующе произнесла Ѓэйла и, открыв дверь,
победно крикнула:
-- •аим, дети -- мальчик!
€ всЯ семьЯ собралась у дверей, взволнованно переговариваЯсь с Ѓэйлой.
„аже слепаЯ бабушка ощупью подошла к сыну и улыбалась великому чуду. Ћна
улыбалась и неслышно шептала. „ети отталкивали ее от двери, и она, вытЯгиваЯ
шею, тЯнулась вперед: она хотела услышать голос всегда побеждающей жизни.
‚авилова глЯдела на новорожденного. Ћна удивлЯлась тому, что ничтожный
комок красно-синего мЯса был причиной этих страшных страданий.
…й представлЯлось, что ребенок у нее должен родитьсЯ большим,
веснушчатым, курносым, с вихрастой рыжей головой, что он сразу начнет
озоровать, пронзительно кричать, рватьсЯ куда-то. Ђ он был слабенький, точно
стебель овса, выросший в погребе, головка у него не держалась, кривые ножки
шевелились, точно высохшие,
бело-голубые глаза были слепы, и пищал он чуть слышно. Љазалось,
откройсЯ резко дверь, и он потухнет, как тоненькаЯ, согнувшаЯсЯ свечка,
прикрепленнаЯ Ѓэйлой над краем шкафа.
€ хотЯ в комнате было жарко, как в бане, протЯнула руки и сказала:
-- •олодно ведь ему, дайте его сюда.
—еловечек верещал, мотаЯ головой. ‚авилова, скосив глаза, боЯсь
шевельнутьсЯ, следила за ним.
-- …шь, ешь, сынок, -- сказала она и начала плакать. -- ‘ынок, сынок, -
бормотала она, и слезы одна за другой набегали на глаза и прозрачными
каплЯми текли по щекам, расплываЯсь по подушке.
Ћна вспомнила того, молчаливого, и ей стало жаль их обоих острой
материнской болью. ‚первые она плакала о том, убитом в бою под Љоростенем:
он никогда не увидит своего сына.
"Ђ этот, маленький, беспомощный, родилсЯ без отца", -- и она прикрыла
его одеЯлом, чтобы он не смерз.
Ђ может быть, она плакала совсем по другой причине. Џо крайней мере,
ђозалиЯ ‘амойловна, закурив папироску и выпускаЯ дым в форточку, говорила:
-- Џусть, пусть плачет. ќто успокаивает нервы лучше брома. Ћни у менЯ
после родов всегда плачут.
Ќа третий день после родов ‚авилова встала с постели. Ћна чувствовала,
как быстро возвращаютсЯ к ней силы, она много ходила, помогала Ѓэйле по
хозЯйству. Љогда дома никого не было, она тихонько напевала человечку песни,
человечка назвали Ђлеша, Ђлешенька, Ђлеша.
-- ’ы бы посмотрел, - говорила Ѓэйла мужу, -эта кацапка с ума сошла.
’ри раза она уже бегала с ним к доктору. ‚ доме нельзЯ дверь открыть: то оно
простудитсЯ, то его разбудЯт, то у него жар. Љак хорошаЯ еврейскаЯ мать,
одним словом.
-- —то ты думаешь, - отвечал Њагазаник, -- если женщина одевает кожаные
штаны, она от этого становитсЯ мужчиной?
€ он пожимал плечами и закрывал глаза.
—ерез неделю к ‚авиловой приехали Љозырев и начальник штаба. Ћт них
пахло кожей, табаком, лошадиным потом. Ђлешка спал в люльке, закрытый от мух
куском марли. Ћглушительно скрипЯ, точно два новых сапога, они подошли к
люльке и смотрели на худенькое личико спЯщего. ‹ицо подергивалось во сне,
это были просто движениЯ кожи, но из-за этих движений лицо принимало
различные выражениЯ -- то печали, то гнева, то улыбки.
‚оенные переглЯнулись.
-- „а, -- сказал Љозырев.
-- „а, действительно, - сказал начальник штаба.
€ они сели на стульЯ и начали рассказывать. ЏолЯки перешли в
наступление. Ќаши части отходЯт. ќто, конечно, временно. —етырнадцатаЯ армиЯ
стЯгиваетсЯ под †меринкой. €дут девизии с “рала. “краина будет нашей. Ќадо
думать, через месЯц наступит перелом. Ќо пока полЯк прет густо.
Љозырев выругалсЯ.
-- ’ише, -- сказала ‚авилова, -- не ори, разбудишь.
-- „а, у нас мордочка в крови, - промолвил начальник штаба и
рассмеЯлсЯ.
-- Ђ ты все со своей прибауткой, - сказала ‚авилова и страдающе
добавила: - „а ты бы не курил, дуешь, как паровоз.
‚оенным вдруг стало скучно. Љозырев зевнул. Ќачальник штаба посмотрел
на часы и сказал:
-- Ќа ‹ысую ѓору бы не опоздать.
"—асики-то золотые", - с раздражением подумала ‚авилова.
-- Ќу, давай прощатьсЯ, ЉлавдиЯ, - произнес Љозырев и встал. -- џ велел
тебе муки мешок, сахару да сала доставить, сегоднЯ на двуколке привезут.
Ћни вышли на улицу. ‚округ лошадей стоЯли маленькие Њагазаники. Љозырев
крЯхтЯ полез в седло. Ќачальник штаба щелкнул Языком и с лету вскочил на
лошадь.
„оехав до угла, они неожиданно, точно условившись, натЯнули поводьЯ и
остановились.
-- „а, -- сказал Љозырев.
-- „а, действительно, -- ответил начальник штаба.
Ћни рассмеЯлись, ударили по лошадЯм и поскакали на ‹ысую ѓору.
‚ечером приехала двуколка. Џеретащив в дом мешки с продуктами,
Њагазаник зашел в комнату ‚авиловой и таинственным шепотом произнес:
-- Љак вам понравитсЯ новость, товарищ ‚авилова? Џриехал к нам в
мастерскую швагер посадчика –ессарского.
Ћн оглЯнулсЯ и, точно извинЯЯсь перед ‚авиловой, удивленно сказал:
-- ‚ —уднове полЯки, а —уднов -- сорок верст отсюда.
Џришла Ѓэйла. Ћна немного послушала и решительно сказала:
-- Ћ чем говорить. ЏолЯки завтра придут сюда. ’ак Я хочу вам сказать.
ЏолЯки, не полЯки, а австриЯки, галичане, но вы можете остатьсЯ у нас.
Љушать вам, слава богу, привезли столько, что хватит на три месЯца.
‚авилова молчала. Џервый раз в жизни она не знала, что делать, как
поступить.
-- Ѓэйла, -- промолвила она и умолкла.
-- џ не боюсь, -- сказала Ѓэйла. - ‚ы думаете, Я боюсь? „айте мне пЯть
таких, Я не испугаюсь. Ќо где вы видели мать, котораЯ оставлЯет ребенка,
когда ему полторы недели?
‚сю ночь под окнами раздавалось ржание лошадей, стук колес,
возбужденные сердитые голоса. Ћт епетовки на Љазатин шли обозы.
‚авилова сидела возле люльки. ђебенок спал. Ћна смотрела на желтое
личико: в конце концов, ничего особенного не произойдет. Љозырев говорил,
что через месЯц они вернутсЯ. Љак раз столько времени, сколько она
рассчитывала быть в отпуску. Ђ если отрежут надолго? —то же, и это ее не
пугает.
Љогда Ђлеша окрепнет, они проберутсЯ через линию фронта.
Љто их тронет: деревенскую бабу с грудным ребенком? € ‚авилова
представила себе, как она ранним летним утром идет полем, -- голова у ней
повЯзана цветным платком, а Ђлеша смотрит вокруг и протЯгивает ручки.
•орошо! Ћна запела тоненьким голосом:
-- ‘пи, сыночек, спи, -- и, покачиваЯ люльку, задремала.
“тром базар кипел, как всегда. ‹юди были как-то особенно возбуждены.
Ќекоторые, поглЯдываЯ на беспрерывную цепь военных повозок, радостно
смеЯлись. Ќо вот проехали обозы. “лицы были полны людей. “ ворот стоЯли
обыватели, "население", как называли их в приказах коменданты. ‚се
возбужденным шепотом переговаривались между собой, оглЯдывались. ѓоворили,
что полЯки уже занЯли местечко ЏЯтку в пЯтнадцати верстах от города.
Њагазаник не пошел на работу. Ћн сидел в комнате ‚авиловой и философствовал
вовсю.
‘ грохотом проехал в сторону вокзала броневой автомобиль; он был покрыт
густым слоем пыли, и казалось, что сталь посерела от усталости и многих
бессонных ночей.
-- ‘казать вам правду, -- говорил Њагазаник, -- так это самое лучшее
времЯ длЯ людей: одна власть ушла, другаЯ не пришла. Ќи тебе реквизиций, ни
тебе контрибуций, ни тебе погромов.
-- ќто днем он такой умный, -- сказала Ѓэйла, -- когда ночью весь город
кричит гвалт от бандитов, он сидит, как смерть, и труситсЯ от страха.
-- „ай поговорить с человеком, -- рассердилсЯ Њагазаник.
Ћн то и дело выбегал на улицу и возвращалсЯ с новостЯми. ђевком
эвакуировалсЯ еще ночью, упартком уехал вслед за ним, штаб ушел утром. Ќа
вокзале уже пусто. “ехал последний эшелон.
‚друг на улице послышались крики. ‹етел аэроплан. ‚авилова подошла к
окну. Ђэроплан летел высоко, но можно было Ясно различить бело-красные круги
на крыльЯх. ќто была польскаЯ воздушнаЯ разведка. Ђэроплан сделал круг над
городом и полетел к вокзалу. € тогда со стороны ‹ысой ѓоры начали стрелЯть
пушки, снарЯды пролетали над городом и откуда-то, издали, за железнодорожным
переездом, раздавались звуки разрывов.
‘перва вьюгой выли снарЯды, потом тЯжело вздыхали орудиЯ и спустЯ
несколько секунд радостно звенели разрывы. ќто большевики задерживали
движение полЯков к городку. ‚скоре полЯки начали отвечать: снарЯды ложились
в разных местах города.
"‚аам!" -- оглушительно ломалсЯ воздух, сыпались кирпичи, дым и пыль
плЯсали над развороченной стеной дома. “лицы стали тихими, строгими,
пустынными, точно нарисованными. Џосле каждого разрыва снарЯда наступала
такаЯ тишина, что делалось страшно. Ђ солнце стоЯло в безоблачном небе и,
точно распростертого мертвеца, радостно освещало город.
‚есь город лежал в подвалах, погребах, охал и стонал от страха,
закрывал глаза, сдерживал в беспамЯтстве дыхание.
‚се, даже дети, знали, что бомбардировка эта называетсЯ артиллерийской
подготовкой и что, прежде чем занЯть город, войска выпустЯт еще несколько
десЯтков снарЯдов. Ђ потом, все знали это, станет неимоверно тихо, и вдруг,
звонко цокаЯ копытами по широкой улице, со стороны переезда промчитсЯ коннаЯ
разведка. € млеЯ от страха и любопытства, все будут выглЯдывать из-за ворот,
занавесок, покрываЯсь испариной, выползать во двор.
ЋтрЯд выедет на площадь. ‹ошади будут приседать и хрипеть, всадники
возбужденно перекликатьсЯ на изумительном, простом, человечьем Языке, и
начальник, радуЯсь смирению навзничь лежащего, побежденного города, пьЯно
закричит, бахнет из револьвера в жерло тишины, подымет лошадь на дыбы.
€ тогда со всех сторон польютсЯ пехотные и конные части, по домам
забегают пыльные, уставшие люди, добродушные, но способные к убийству,
хозЯйственные мужики в синих шинелЯх, жадные до обывательских кур, полотенец
и сапог.
‚се знали это, так как город четырнадцать раз переходил из рук в руки и
его занимали петлюровцы, деникинцы, большевики, галичане, полЯки, банды
’ютюника и Њаруси, шальной "ничей" девЯтый полк. € каждый раз это было, как
в предыдущий.
-- Џоют! -- закричал Њагазаник. - Џоют!
€, забыв о страхе, он выбежал на крыльцо. ‚авилова вышла вслед за ним.
Џосле духоты темной комнаты ‚авилова с особенным наслаждением вдохнула свет
и тепло летнего днЯ. Ћна (с тем же чувством, как и во времЯ родов) ждала
полЯков: скорее бы. ђазрывы пугали ее, ей казалось, что они разбудЯт Ђлешу,
и она отмахивалась от свиста снарЯдов, как от мух.
-- Ќу вас, ну вас, -- пела она над люлькой, -- вы разбудите Ђлешу.
Ћна старалась ни о чем не думать в это времЯ. ‚едь было решено: через
месЯц либо придут большевики, либо они пойдут к ним через фронт.
-- Ќичего не понимаю, -- сказал Њагазаник, -посмотрите-ка.
Џо широкой пустой улице, в сторону переезда, откуда должны были прийти
полЯки, шел отрЯд курсантов. Ћни были одеты в белые холщовые брюки и
гимнастерки.
"Џусть красное знамЯ собой означает идею рабочего люда", - протЯжно и
как будто печально пели они.
Ћни шли в сторону полЯков.
Џочему? ‡ачем?
‚авилова смотрела на них. € вдруг ей вспомнилось: громаднаЯ московскаЯ
площадь, несколько тысЯч рабочих-добровольцев, идущих на фронт, сгрудились
вокруг наскоро сколоченного деревЯнного помоста. ‹ысый человек, размахиваЯ
кепкой, говорил им речь. ‚авилова стоЯла совсем близко от него.
Ћна так волновалась, что не могла разобрать половины тех слов, которые
говорил человек Ясным, слегка картавым голосом. ‘тоЯвшие рЯдом с ней люди
слушали, тЯжело дыша. ‘тарик в ватнике отчего-то плакал.
—то с ней происходило на площади в Њоскве, она не знала. Љогда-то ночью
она хотела рассказать об этом тому, молчаливому. …й казалось, что он поймет.
Ќо у нее ничего не вышло. Ђ когда они шли с ’еатральной площади на ЃрЯнский
вокзал, они пели вот эту песню.
€ глЯдЯ на лица поющих курсантов, она снова испытала то. что пережила
два года назад.
Њагазаники видели, как по улице вслед курсантам бежала женщина в папахе
и шинели, на ходу закладываЯ обойму в большой тусклый маузер.
Њагазаник, глЯдЯ ей вслед, произнес:
-- ‚от такие люди были когда-то в Ѓунде. ќто настоЯщие люди, Ѓэйла. Ђ
мы разве люди? Њы навоз.
ЏроснувшийсЯ Ђлеша плакал и бил ножками, стараЯсь развернуть пеленки. €
придЯ в себЯ, Ѓэйла сказала мужу:
-- ‘лышишь, дите проснулось. ђазведи лучше примус, надо нагреть молоко.
ЋтрЯд скрылсЯ за поворотом улицы.
1934
Last-modified: Sun, 14 Nov 2004 15:57:43 GMT
Ћцените этот текст: