”едор ”едорович Љнорре. Ћдна жизнь

Ћцените этот текст:
”едор ”едорович Љнорре. Ћдна жизнь

-----------------------------------------------------------------------
Љнорре ”.”. €збранные произведениЯ. ‚ 2-х т. ’.1.
Њ.: •удож. лит., 1984.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 1 маЯ 2003 года
-----------------------------------------------------------------------

Ћна давно сидела не двигаЯсь в плетеном кресле посреди непросохшей
лужайки, закутаннаЯ туго, до ощущениЯ какой-то детской беспомощности, в
одеЯла и теплые платки.
Ћт насквозь промерзшего за зиму, опустелого особнЯка, как-то
уцелевшего после всех бомбежек и пожаров, садоваЯ дорожка спускалась к
реке, через заросли мечущихсЯ на ветру голых кустов.
…ще вчера запоздалые, обтаЯвшие льдины все шли и шли по течению
бесконечной, редеющей вереницей, а сегоднЯ вода уже совсем очистилась и
теперь, странно напоминаЯ своим звуком о лете, потихоньку плескалась о
черные берега.
Ќа той стороне реки, где до войны в Џарке культуры по вечерам играла
музыка, скользили белые паруса около Яхт-клуба и пестрели среди зелени
разноцветные зонтики летних кафе, теперь все было безобразно изрыто,
обожжено, и ветер раскачивал голые ветки деревьев в пустых аллеЯх.
‚се было безлюдно, бесприютно, продуто пронзительным ветром, и
все-таки какаЯ-то давно застывшаЯ в ней самой надежда начинала теперь
оттаивать.
‚сю эту страшную зиму она пролежала больнаЯ, в чужой, случайной
комнате. ‘колько раз она совсем переставала надеЯтьсЯ и бесконечными
ночами, не отрываЯ глаз от крошечного синего огонька лампочки-коптилки,
думала о том, как страшно несправедливо и жестоко, что именно этот, сам еле
живой и жалкий, огонек с ноготок, наверное, и есть тот последний свет,
какой суждено еще видеть ее глазам. € вот все-таки сегоднЯ она впервые
переступила порог своей комнаты; пошатываЯсь от слабости, прошла через
терраску, с хрустЯщими под ногами цветными стеклами, и вот опЯть увидела
эту полноводную реку, высокое небо и услышала плеск воды.
’еперь ей надо только очень долго отдыхать, побольше молчать, научитсЯ
снова ходить, и тогда можно будет улететь далеко отсюда, на юг, где нет
войны, к теплу и солнцу, поправитьсЯ, вылечитьсЯ... € потом (еще и еще раз
- потом) она сможет наконец вернутьсЯ к работе. Џодумать только: к работе,
к жизни!..
ђабота вовсе не была, как любЯт говорить, "главным" в ее жизни. Ќет,
работа была ее жизнью... ќти бесконечные утренние репетиции у роЯлЯ, на
пустой, полутемной сцене, среди вчерашних декораций. ‚нимательно
вслушивающийсЯ с полузакрытыми глазами концертмейстер. ‡апах пыли и мочала
от водорослей еще не убранного "подводного царства", и она сама, от
стеснительности кутаЯсь до подбородка в серый вЯзаный платок, робко пробует
первые ноты новой партии, о которой она мечтала, которой она добивалась и
которой теперь смертельно боитсЯ.
—ем дальше, тем сильнее ее охватывает чувство сомнениЯ и слабости
своих сил по сравнению с неприступной громадой задачи.
’учный партнер самодовольно распевает, помахиваЯ рукой с вылезающей из
рукава манжетой: "Ћ, блажэ-эн-ство! Ћ, томлэнье! Ћ, восторг! Ћ, упоенье!.."
Ђ она одна из всех не может справитьсЯ, голос у нее не звучит, оркестр
нарочно заглушает лучшее место в ее арии второго акта.
Ћна просыпаетсЯ по утрам и засыпает с одной мыслью - о спектакле. ‚о
сне она видит, что ее заставлЯют петь на перекрестке улицы, среди грохота
трамваев, и просыпаетсЯ в слезах.
Ћна начинает ненавидеть себЯ, работа превращаетсЯ в мучение, она ждет
спектаклЯ, как казни, у нее только одно желание - отказатьсЯ, исчезнуть, но
она ничего не может остановить. ‹ихорадочно стрекочут швейные машинки в
костюмерной, помреж, закинув голову, машет рукой, подаваЯ сигнал рабочим на
колосниках, и ползут вверх, качаЯсь на блоках, небесно-голубые холсты с
облаками. Ќаперебой стучат молотки, ползают вдоль рампы на коленЯх
электрики, и полутемнаЯ сцена мало-помалу заливаетсЯ теплым многоцветным
светом; уже толпЯтсЯ статисты, разбираЯ железные шлемы из Ящика, - и надо
всем этим несетсЯ нестройный, разноголосый гул готового заиграть оркестра.
‚ день спектаклЯ ее трЯсет с утра нервнаЯ дрожь, она почти уверена,
что потерЯла голос. ‚сматриваЯсь в лица товарищей, она Ясно видит, что
друзьЯ ее смущены, а недоброжелатели едва скрывают предвкушение своего
торжества. Ћна начинает мечтать оттЯнуть начало хоть на один час, хоть на
несколько минут. ‘ опущенной головой она торопливо проходит из своей
уборной по коридору и спускаетсЯ по лестнице. ЋтступлениЯ нет. ‘цена залита
светом, последние такты увертюры гремЯт в оркестре, и с тихим шуршанием,
похожим на вздох, занавес взлетает вверх.
Ћна стоит в боковой кулисе, прижимаЯ руку к сердцу, стараЯсь выровнЯть
дыхание.
‚олна согретого воздуха доноситсЯ из темного зрительного зала - это
дыхание тысЯчи людей, которые ждут ее выхода, а ей кажетсЯ, что она не
посмеет даже поднЯть голову и показать этим людЯм свое лицо.
ЉакаЯ-то сила отрывает ее от места и толкает вперед, и вот она уже на
сцене, радужный туман рампы у нее перед глазами, и она слышит первый звук
своего голоса. Џочти с удивлением, точно со стороны, слышит она, что голос
льетсЯ свободно и легко. Џритихший зал начинает замирать. Ћна физически
чувствует, как постепенно берет его в руки... нет, еще не совсем... вот
теперь, кажетсЯ... да, вот теперь она его держит, и голос слушаетсЯ так,
что петь делаетсЯ наслаждением, и она поет, поет, и вот оказываетсЯ, что
все уже кончено - откуда-то издалека обрушиваетсЯ грохот аплодисментов,
сверху летит волнующаЯсЯ стена занавеса, она бежит стремглав по крутой
лестнице, хватаЯсь за железные перила, и за ней несетсЯ все разрастающийсЯ
грохот.
Ћдин момент короткого, почти невыносимого счастьЯ, чувства полного,
безраздельного братства со всеми этими людьми. Ћдин момент.
Ђ утром она, кутаЯсь в свой серый платок и сосредоточенно хмурЯсь,
снова стоит, облокотившись о роЯль, заглЯдываЯ в незнакомые строки нот...
‚се это было, было... Ђ теперь не осталось ничего - ни волнениЯ, ни
счастьЯ работы, ни сил, ни близких людей. Ћдни состарились и стали
равнодушны. „ругие умерли. €ли остались где-то далеко.
ЉакаЯ-то душевнаЯ застенчивость, чуткаЯ непримиримость к малейшей
фальши мешали ей близко сходитьсЯ с людьми. Ћна никогда не умела поверЯть
своих душевных тайн подругам, делитьсЯ с ними восторгами и горестЯми, как
другие. Ћткровенной она смела быть только на сцене, перед тысЯчью людей,
длЯ которых пела.
€ вот теперь совсем одна. ‚округ никого... Ћдин этот Љастровский,
нелепый старик, осталсЯ с ней рЯдом. ‚ течение долгих лет - ее шаткаЯ опора
и тЯжкаЯ обуза. Ќе то ее нЯнька, не то приживальщик. “жасный человек...
…два вспомнив о нем, она невольно тихонько вздыхает... Ћн не пропустил ни
одного ее спектаклЯ, переезжаЯ за ней из города в город. ’очно пестрый
оруженосец, надменный и шумливый, за своим сереньким, застенчивым рыцарем,
следовал он за ней с потертым чемоданчиком, где позвЯкивали перепачканные
баночки с гримом и бутафорские драгоценности. Ћн непомерно гордилсЯ, просто
упивалсЯ ее успехом, ревниво охранЯл ее от несуществующих опасностей и
вечно портил ей отношениЯ с людьми. ‚ремЯ от времени он вдруг обнаруживал,
что в общем ей вовсе не нужен и очень надоел. ’огда он принимал отчаЯнное
решение "подписать контракт" куда-нибудь на периферию, где тоже никому не
был нужен. „рожащими пальцами он долго вывЯзывал парадный галстук цвета
перламутра, надевал черный костюм и уходил разыскивать старых приЯтелей,
которые его еще помнили по сцене. …й очень хотелось отдохнуть от его
суетливой опеки, но делалось жалко, и в последнюю минуту она суховато
просила его не затевать глупостей и никуда не уезжать. Ћна считала, что
приносит жертву этому одинокому, бесприютному и бестолковому старику.
Џосле этого она терпеливо выслушивала его многочисленные объЯснениЯ в
форме монолога с патетическими репликами из любимых пьес, и он, вполне
счастливый, оставалсЯ, окончательно решив принести ей в жертву остаток
своей жизни.
Џолучилось так, что жить ему приходилось главным образом на ее счет,
потому что своих денег у него почти не бывало. Ќо, будучи человеком
совершенно бескорыстным, он этого совсем не замечал.
Љогда внезапно началась война и вскоре после того она тЯжело и опасно
заболела, Љастровский, с возмущением отбросив все предложениЯ и предписаниЯ
уехать из города, уже окружаемого надвигающейсЯ блокадой со всеми ее
бедствиЯми и голодом, осталсЯ с ней. ‚сю страшную зиму блокады он за ней
ухаживал, выпрашивал длЯ нее дополнительное питание, сам перевез ее из
района интенсивного артиллерийского обстрела сюда, на окраину города, в
тихий, обезлюдевший дом, где доживали век, держась на последней грани
жизни, несколько стариков и старух - актеров, ветеранов сцены.
„ва часа назад он вытащил в сад кресло. ‘ам ослабевший и исхудалый,
бережно поддерживаЯ ее под руку, привел и усадил здесь, в саду, укутав ноги
одеЯлом...
ѓде-то вдалеке, за деревьЯми парка, начали стрелЯть пушки, скоро тугие
удары послышались совсем рЯдом, за рекой, и она увидела двух солдат в серых
шинелЯх, бегом тащивших тЯжелый плоский Ящик.
Џушки били не переставаЯ, с ожесточенной торопливостью. Ѓольшой столб
воды поднЯлсЯ посреди реки, точно замер на мгновение, и рухнул. ‡емлЯ
дрогнула от тЯжелого удара бомбы.
€стомина рванулась, хотела вскочить, побежать, но даже привстать не
смогла, так туго была закутана одеЯлом, подоткнутым со всех сторон. ђуки,
упершиесЯ в подлокотники, бессильно подогнулись... „а и куда бежать?
Ћна откинулась обратно на спинку кресла и глубоко вздохнула, расслабЯ
мускулы. Ќечего тебе трусить, глупаЯ, сказала она себе. Ќичего страшного.
Џугает только грохот, и противно это ожидание нового удара, вот и все. —его
тебе боЯтьсЯ? „аже если это смерть. Љак будто ты ее никогда не видела.
ђазве ты не знаешь, как умирают люди? ђазве ты не закалывалась в склепе
кинжалом своего ђомео? ђазве, когда ты была ‹изой, ты не пела предсмертную
арию у ‡имней канавки?.. Ќу вот, теперь тебе дали новую роль, и скоро ты
узнаешь, чем она кончитсЯ. Ќечего дрожать. ‚се равно в последнем акте все
кончаетсЯ так, как сочинили либреттист с композитором!..
‘нова ударило с каким-то хрустом. ‡емлЯ, точно ожив от боли, дернулась
под креслом. ‘ сухим нарастающим треском громадный черный дуб медленно стал
клонитьсЯ и рухнул вершиной в воду.
‡енитки, стрелЯвшие в разных местах, разом все замолчали. ‡начит, это
солдаты с той стороны реки отогнали самолеты, и, может быть, поэтому она
осталась жива. € не погибли другие деревьЯ.
Љогда убивают солдата, он умирает за ђодину. Ђ если убьют менЯ? џ
просто перестану жить, как то дерево, рухнувшее в воду, - кому Я нужна?
Љому нужна сейчас беднаЯ ’равиата, угасающаЯ на мЯгкой кушетке, под плавные
взмахи дирижерской палочки, сдерживающей оркестр, чтобы он не заглушал ее
последние трогательные слова?
Љругом в промерзших домах без воды и хлеба умирают каждую минуту люди.
„лЯ кого теперь петь, играть, сочинЯть оперы? ’еперь нужно только стрелЯть,
как эти солдаты.
Ќе нужна! ‚от самое страшное, что может случитьсЯ с человеком. Љ чему
себЯ обманывать? Ќикогда она больше не будет петь, никогда больше не
услышит шелестеньЯ притихшего переполненного зрительного зала. Ќе нужна!..
‚переди только болезнь и надвигающаЯсЯ старость. „линные, без надежды,
дни и бесконечные ненужные вечера, и долгие ночи, в ожидании нового, никому
не нужного утра... Ќичего, кроме каких-нибудь жалких страстишек, что
поЯвлЯютсЯ у стариков, прЯчущих украдкой под подушку пакетики с любимыми
прЯниками.
Ћна вспоминала дрЯхлого трагика ‘амарского, его комнату со стенами,
заклеенными афишами давно позабытых театров, с альбомами вырезок из давно
прекративших существование газет. ‚спомнила его бесконечно однообразные
рассказы все о самом себе, о каких-то допотопных антрепренерах, о театрах,
давным-давно сгоревших или снесенных за ветхостью... Ћн совсем позабыл и
кем он был, и что с ним было. Ћн помнил уже только собственные свои
рассказы и повторЯл их без конца...
…е охватывает полное изнеможение. ‘ердце не болит, оно только слабо и
торопливо бьетсЯ, точно куда-то спеша и все не поспеваЯ. Ћт слабости она
начинает задремывать. Ђ может быть, это не сон? Њожет быть, сердце уже так
устало, что на этот раз не успеет?
—ерез минуту, почувствовав сквозь сон озноб, она проснулась.
Њашинальным движением поспешила натЯнуть воротник, чтобы прикрыть горло, и
растерЯнно открыла глаза.
‚ доме задребезжала стеклЯннаЯ дверь, послышались приближающиесЯ по
дорожке шаги. ‘ наигранной бодростью, торопливо и нетвердо ступаЯ своими
длинными журавлиными ногами, приближаетсЯ Љастровский, улыбаЯсь и помахиваЯ
рукой.
€здали кажетсЯ, что кто-то несет, покачиваЯ, надетое на вешалку
широкое пальто, - так он высок и худ.
ЏодойдЯ вплотную, он тЯжело опираетсЯ о спинку кресла и тЯнетсЯ к ее
руке. Ћн нагибаетсЯ все ниже, ниже и вдруг, от слабости потерЯв равновесие,
садитсЯ на землю и довольно долго сидит, растерЯнно улыбаЯсь. ‘ усилием
поднЯвшись, он притрагиваетсЯ губами к суховатой коже ее холодных пальцев и
бестолково принимаетсЯ раскутывать одеЯло у нее на коленЯх.
Ћн помогает ей встать и, поддерживаЯ под руку, очень медленно ведет по
дорожке к дому, огибаЯ мраморную чашу фонтана, в центре которого голенький
мальчик стоит, обхватив руками дельфина. Љогда-то в незапамЯтные времена,
когда было жаркое лето и в мире не было войны, изо рта дельфина била, играЯ
на солнце, тугаЯ струйка воды...
Ћни опЯть проходЯт через террасу, опЯть под ногами хрустЯт осколки
разноцветных стекол, выдавленных толчком взрывной волны. ‚ доме пахнет
затхлой сыростью. ’олько в комнате, где чуть слышно потрескивает крошечнаЯ
железнаЯ печурка с трубой, выведенной в холодную кафельную печь,
чувствуетсЯ слабое веЯние жилого тепла.
Ќе раздеваЯсь, только расстегнув воротник, €стомина присаживаетсЯ в
кресло около круглого столика. Ќа плюшевой скатерти лежат старые журналы и
альбомы. ’очно в комнате у врача, где тебЯ посадили дожидатьсЯ приема. „а в
этой чужой комнате, куда ее загнала судьба, она и чувствует себЯ как в зале
ожиданиЯ. ’олько не знаешь, чего и сколько времени придетсЯ ждать?
Љастровский с благоговейной осторожностью плавно помешивает в
кастрюлечке, из которой идет пар. ѓлотаЯ голодную слюну, он зачерпывает
ложкой немного мутной жидкости, в которой плавают крупинки, пробует,
обжигаЯсь, и от удовольствиЯ прикрывает на мгновение глаза.
Џотом, не оборачиваЯсь, он небрежно спрашивает:
- ‚ы не обратили вниманиЯ? ’ам вон газетка лежит на столе. ‘лучайно
как-то досталась!..
Ћна замечает на столике около себЯ серый листок военной газеты. ’акие
наклеивают теперь на стены домов, во дворах заводов и посылают в окопы на
передовую длЯ солдат, которые оборонЯют окраины города.
Ћна берет газету без особого интереса. ‘водку сегоднЯ уже слушали по
радио, а газета всегда отстает.
- ‘права, в самом низу, читайте внимательно. - Ћн оборачиваетсЯ,
торжествующе улыбаЯсь. - Ќичего особенного, но все-таки приЯтно.
Ћна отводит глаза от сообщениЯ о количестве сбитых за день самолетов и
в самом низу, под словами "•роника искусства", читает:
"‚ июне этого года исполнЯетсЯ 25-летие артистической деЯтельности
замечательной советской певицы, артистки оперного театра …лены ”едоровны
€стоминой".
- Ќелепо! - нервно откладываЯ в сторону газету, говорит она. - „аже
смешное что-то в этом есть: люди самолеты сбивают - и вдруг, здравствуйте,
ЯвлЯетсЯ …лена ”едоровна со своим юбилеем!
- Ђ Я вас не понимаю, - запальчиво восклицает Љастровский. - Џо-моему,
это трогательно. ‘реди шума битв... и все такое!..
Ћна смотрит на него с подозрением:
- …ще, не дай бог, вы куда-нибудь напоминать ходили!
‚ этом есть некотораЯ долЯ истины, и поэтому Љастровский вспыхивает. ‘
оскорбленным видом он вытаскивает лезвие безопасной бритвы, вырезает
заметку и раскрывает пухлый от множества вырезок альбом. Љлей в баночке
сверху засох, и он упрЯмо проковыривает корочку палкой кисточки, чтобы
добратьсЯ до дна.
- Љакой чепухой вы занимаетесь, Ђлеша, - страдальчески морщась,
говорит она. - ‚округ все рухнуло, сломано, идет ужаснаЯ война. Ђ вы, как
маленький, забавлЯетесь, вырезаете заметочки и клеите в альбом.
ђазмазываЯ добытый со дна клей, он тщательно приглаживает вырезанный
из газеты квадратик к страничке альбома.
- ‚се будет отлично, сокровище мое! џ как-никак на двадцать два года
старше вас, и Я вам заЯвлЯю: самое плохое уже позади. ’еперь вам нужно
только отдыхать и крепнуть. Ћкрепнет сердечко, и в один прекрасный день мы
снова пойдем к роЯлю и попробуем потихоньку первую нотку, и старый ваш
прохиндей ‘анчо Џанса опЯть услышит серебрЯный колокольчик голоса, каким
поют только ангелы в своих беленьких балахончиках, среди мЯгоньких пушистых
облачков, брЯцаЯ на арфочках. ‚от увидите! Њы отдохнем, и еще услышим
ангелов, и увидим все небо в алмазах, мое сокровище!..
- ут!..
- “гу!.. џ шут судьбы!.. - соглашаетсЯ Љастровский. - ‘ейчас ‘амарский
учует запах супа и придет спросить, нет ли у менЯ шестнадцатого тома
експира.
- …сли он придет, мы должны дать ему супа, - со вздохом говорит …лена
”едоровна.
- ЉонЯ? Џожалуйста! Џолцарства? Ѓудьте любезны... Ќо супа? Ќе дам! џ
даже не имею права. ‚ам нужно набиратьсЯ сил. ђади вас Я должен быть
жесток. € буду.
’Яжело сопЯ от возмущениЯ, он осторожно разливает суп в две мисочки.
„остает вилкой и разрезает пополам единственный сушеный грибок.
Ћни принимаютсЯ за еду, стараЯсь не торопитьсЯ, откусываЯ от крошечных
кусочков заранее поделенного хлеба. €м кажетсЯ, что жизнь разливаетсЯ по
всему телу от этого жидкого горЯчего супа. „оев первым свою миску,
Љастровский с блестЯщими глазами и порозовевшими щеками мечтательно
начинает:
- Ђ Я, дорогаЯ, последние дни все вспоминаю одного гусЯ. „ругие гуси
как-то изгладились из моей памЯти, но этот почему-то запечатлелсЯ глубоко.
ќто в Љиеве было, после ваших гастролей. џ уходил с банкета, сыт и пьЯн. €
среди безумной роскоши сокровищ, которых не умели мы ценить, - котлет и
колбас - вдруг вижу: сидит на столе нетронутый гусь. Ћн как бы весь целый,
сохранил все формы, но тончайше нарезан, только тронь - и сейчас отделитсЯ
ломтик. џ ткнул его вилкой и равнодушно ушел! Ђ ведь Я мог взЯть, завернуть
в газету и унести? Ђ?.. € вот сейчас бы нам по кусочку!.. Ќу хоть бы ломтик
съел, дурак, а то он так и осталсЯ целиком на блюде... Џростить себе не
могу.
ЏокачиваЯ головой и все еще мечтательно улыбаЯсь, Љастровский
начинает, отсчитываЯ ложки, разливать остаток супа.
- Ќет, Ђлеша, Я не стану есть. Ћтнеси ему мою долю, вот с этим
кусочком хлеба.
‚спыхивает спор, уже возникавший много раз, особенно ожесточенный
оттого, что им обоим до смерти хочетсЯ доесть суп.
- Ћн не пришел! - умолЯЯ и убеждаЯ, стискивает на груди руки
Љастровский. - ‡начит, он не желает! џ не понимаю вашей слабости к этому
выжившему из ума старику с бильЯрдным шаром вместо головы. Ћн же глуп и
бездарен! “ менЯ нет жалости к бездарностЯм! ђазве это актер? ‚ы-то его не
видели никогда на сцене, а Я видел! ‚о всех ролЯх он подвывал, как осенний
ветер в печной трубе, и только. Ћн славилсЯ одним: у него были стройные
лЯжки в лосинах, и этими лЯжками он кружил головы купчих.
- Ћн так беспомощен и стар. ‘уп остывает, Ђлеша...
Љастровский минуту молчит. ‘ лицом замкнутым и ожесточенным, стараЯсь
не смотреть на кастрюльку, держа ее в вытЯнутых руках, как можно дальше от
себЯ, он молча строптиво толкает ногой дверь и выходит в коридор.
—ерез две минуты он возвращаетсЯ, успокоенный и притихший, и ставит
кастрюльку на прежнее место.
- Ћн не будет есть. Ћн не хочет... —то вы так смотрите на менЯ?
- ќто странно, - говорит …лена ”едоровна, пожимаЯ плечами, но больше
не спорит и молча дожидаетсЯ, пока Љастровский разольет суп по мисочкам. ‚
молчании они доедают остатки хлеба и супа. ‚друг она слышит, как каплЯ
звонко ударЯетсЯ в металлический край миски, к замечает на щеке
Љастровского новую, готовую упасть слезу. Ћн быстро стирает ее пальцем,
зачерпывает ложку и громко глотает.
- —ерствеет сердце!.. - горестно отвечает он на ее вопросительный
взглЯд. - ‘пасибо, что вы заставили менЯ пойти. „а, он все-таки был
несчастный, жалкий человек...
- —то вы говорите, Ђлеша?.. ђазве он умер?
- Љак-то вовсе незаметно, тихо... еще сегоднЯ утром он все говорил,
говорил... Љакой-то "червь сомнениЯ в груди"... € вот он умер. ’ы прожил
длинную и в общем бесполезную жизнь, бедный товарищ!..
- Ђлеша, только без монологов!
- Ђх, сокровище мое!.. ‚едь больше некому! „а, он был довольно плохой
актер. € глупый и хвастливый. Ђ все-таки уже пЯтьдесЯт лет тому назад он
каждый вечер во весь голос декламировал со сцены то, что велели ему сказать
Ћстровский, ѓоголь, иллер, експир... џ слышал, как он декламировал: "Ќа
мне, сеньор, лакейскаЯ ливреЯ! “ вас, сеньор, лакейскаЯ душа!.." ‘ейчас
это, может быть, смешно, а тогда публика на галерке и студенты отбивали
себе ладоши и орали "браво", а театральный пристав вскакивал с места и
грозилсЯ прекратить спектакль... „а... потом все это было сметено, и
пристав, и лакейские ливреи, и сеньоры... но кто знает, может быть, и его
тут меда каплЯ есть?.. Ќу, самаЯ крошечнаЯ такаЯ капелька. ЊалюсенькаЯ, а?
- Ѓудем надеЯтьсЯ. …сли не надеЯтьсЯ на эту крошечную капельку, то
ведь и наша жизнь всЯ была, зрЯ... Њне надо лечь, помогите, Ђлеша...
Љастровский берет ее под руку, ведет и укладывает на кровать,
расшнуровывает теплые ботинки, приговариваЯ тонким голосом, как ребенку:
"—то? џ и рад бы поплЯсать, да уж больно Я устал. Ђ?" - и укрывает ее
одеЯлом.
‘нова перед ее глазами знакомый, наизусть выученный, покрытый
трещинами потолок с гирлЯндами и закопченными амурами по углам.
Џечка начинает остывать. Љастровский стучит посудой, наливает теплой
воды в кастрюльку от супа, долго болтает ложкой, солит и выпивает,
причмокиваЯ.
ѓолос из черного диска картонного репродуктора что-то объЯвил, роЯль
проиграл вступление, и вдруг запела скрипка с такой радостной, нетерпеливой
рвущейсЯ силой, что она всЯ встрепенулась, потрЯсеннаЯ, испуганнаЯ.
Њузыка была знакомаЯ, но почему-то ее глубоко поразило то, что звук
скрипки вовсе не переменилсЯ, не постарел - был так же свеж и полон
нетерпеливой надежды, как в дни ее молодости.
„а, и сейчас где-то есть музыка, опЯть с отчаЯнием подумала она,
жизнь, работа, она одна отстала, осталась за закрытыми дверьми. …е никогда
не пустЯт обратно. Ђх, если бы на одну минуту обратно в ее прежнюю жизнь. Ђ
там хоть умереть.
‡вук радио обрываетсЯ, и наступает мгновение зловещей тишины. Ћна
слышит сопение Љастровского, когда он стоит не шевелЯсь, затаив дыхание,
тоже прислушиваЯсь.
„а, конечно, объЯвлЯют воздушную тревогу.
‡акопченный потолок, черные амуры, сторожившие ее болезнь, тишина
ожиданиЯ. Ћна поднимает руки, подносит их к лицу, разглЯдывает. Њаленькие
грЯзные руки выглЯдывают из толстых рукавов с засаленными обшлагами. € тут
ей приходит в голову, что эти вот руки могут через несколько минут
похолодеть, умереть, и ей невыносимо жалко делаетсЯ не себЯ, а этих грЯзных
рук, так часто и больно коченевших зимой, точно это два ее верных зверька,
перед которыми она виновата, что плохо за ними ухаживала... Ћна смутно
понимает, что эти мысли от слабости, от болезни, от голода, но так страшно,
так томительно смотреть в потолок и ждать, ждать, не рухнет ли он
безобразными глыбами, раздавливаЯ комнату, постель, дрожащий светлЯчок
коптилки со стеклышком от пробирки, один-единственный ее свет во всем
громадном, окружающем ее темном мире...

‚ысоко над городской площадью, на крыше ’еатра оперы и балета, стоит,
держась за железные перильца, человек в брезентовой куртке пожарного. Џод
молодецки широкоплечей курткой на нем скромнаЯ, потертаЯ форменнаЯ
тужурочка театрального контролера с отложным бархатным воротничком.
€дут последние минуты дежурства ночной смены на крыше. Ќочь прошла
спокойно, воздушную тревогу объЯвлЯли всего два раза, ненадолго, взрывы
бомб слышны были откуда-то издалека, с окраины, и вот уже наступило утро.
‡има с ее морозами и лютыми ветрами, со сплошными тревогами, когда кажетсЯ,
что отбоЯ никогда не будет, и утром не будет, - все осталось позади, - а
вот теперь и весна пришла. Џоэтому ‚асилий Љузьмич спокойно отдыхает,
опершись на тонкие перильца ограждениЯ крыши, устало помаргиваЯ на свет
после бессонной ночи.
Џеред его глазами возвышаетсЯ над краем крыши шлем и плечо греческой
богини на фронтоне театра. Ћна стоит лицом к пустынной площади,
отвернувшись от ‚асилиЯ Љузьмича так, что кроме шлема виден только один ее
глаз и уголок рта. Љусок круглого белого плеча и складка туники отколоты
осколком бомбы, но она стоит, как сто лет стоЯла, торжественно-спокойнаЯ,
свободно опираЯсь о копье со сверкающим наконечником, и невозмутимо смотрит
вдаль, туда, где за нагромождением крыш и куполов, в туманной дымке, над
городом всходит солнце.
ђЯдом с черными провалами обожженных огнем, разрушенных кварталов
зеленеет нежнаЯ листва притихших, немых бульваров, где давно уже не видно
играющих детей и голуби перестали ворковать на дорожках. ѓранитные каналы,
доверху налитые весенней водой, отсвечивают бледной голубизной чистого
неба.
‚асилий Љузьмич любит весь этот город, любит свой театр, где прошла
всЯ его жизнь. „аже к богине он по-своему привЯзан. ‚о времЯ смЯтениЯ
бомбежек, когда осколки стучали по крыше, при свете медленно сползающих с
неба осветительных ракет, ему всегда как-то утешительно было взглЯнуть
сбоку на ее невозмутимо-спокойное лицо с плЯшущими на нем отсветами пожара.
Ћднако сейчас его слегка раздражает, что она выглЯдит такой безмЯтежной и
самоуверенной. ‘мотрит, точно хочет сказать: "‚се это уже было. ‚се это Я
уже видела, все опЯть пройдет, а Я останусь..."
"•орошо тебе теперь так рассуждать, матушка! - думает ‚асилий Љузьмич.
- Ђ где бы ты была, если бы мы не тушили зажигалок?"
€з нижнего слухового окна, один за другим, пригибаЯсь, вылезают бойцы
ЊЏ‚Ћ - дневнаЯ смена. ѓромыхаЯ сапогами по железным листам крыши, они идут
принимать посты.
„ежурство у ‚асилиЯ Љузьмича должен принимать Ђнохин, престарелый
рабочий сцены. Ћставив на крыше всего одного наблюдателЯ, они через
слуховое окно пролезают на чердак, мельком проверЯют щиты с пожарным
инструментом и, спотыкаЯсь в полутьме об Ящики и мешки с песком, выбираютсЯ
на лестницу. ЋтставаЯ, за ними все времЯ старательно поспевает Џичугин, по
сцене Ђльбатросов, старый мимист, игравший в балетах главным образом
пожилых волшебников и королей, которые величественным жестом подают знак
поселЯнам или нимфам начинать танцы, но сами никогда не танцуют.
‚троем они спускаютсЯ, переходЯ с одной лестницы на другую, мимо
стрел, нарисованных на стенах, и надписей: "4-й Ярус", "Ѓуфет 3-го Яруса".
‚ремЯ от времени они останавливаютсЯ, прислушиваютсЯ, нет ли какого-нибудь
беспорЯдка, не слышно ли запаха гари.
‘пуск утомителен, все они немолоды и истощены. „ойдЯ до удобных кресел
партера, не сговариваЯсь, присаживаютсЯ отдохнуть.
‚ зале темно, только в концах громадного зала горЯт две слабые
лампочки. ‡а высоким порталом сцепы с поднЯтым занавесом черно и просторно,
как безлунной ночью на городской площади. ‚ густом сумраке потолка иногда
на мгновение вспыхивает цветным огоньком хрустальный подвесок люстры.
‚асилий Љузьмич откидываетсЯ на спинку мЯгкого кресла и кладет руки на
подлокотники. ‹адони ощущают знакомое прикосновение бархата. ‡накомого,
слегка потертого театрального голубого бархата. „аже на ощупь, в темноте он
чувствует его голубым. Ћсторожно подносит руку к лицу и слышит еле уловимый
лапах тонкой пыли и надушенной кожи множества женских рук, лежавших на этих
бархатных ручках. € вдруг на мгновение видит все.
...’олько что, медленно тускнеЯ, угасла люстра под потолком,
засветились красные огоньки у входных дверей, и свет рампы праздничным
сиЯнием подсветил снизу тЯжелую бахрому уже волнующегосЯ, готового
поднЯтьсЯ занавеса, за которым чувствуетсЯ затаенное движение последних
приготовлений. ‘реди быстро стихающего говора, шелеста афиш и платьев
слышитсЯ сухой стук дирижерской палочки. € сам ‚асилий Љузьмич, гладко
выбритый, официально подтЯнутый и корректный в своей тужурке с бархатным
воротником, с пачкой программок в руке, неслышно и торопливо проводив
последних запоздавших, возвращаетсЯ на свое место у дверей центрального
входа партера.
Ћн здесь хозЯин, один из многих работников, чьими трудами слажено
сейчас начинающеесЯ действие.
ЊЯгко потираЯ руки, по-хозЯйски оглЯдываЯ зал, он с наслаждением
ощущает знакомую, любимую атмосферу порЯдка, благоговейной тишины,
сосредоточенности и общей стройной налаженности громадного сложного дела.
…му кажетсЯ, что эти минуты похожи на последние мгновениЯ перед отплытием
большого кораблЯ.
€ вот корабль ожил, двинулсЯ с места и начал плавание: зазвучала
музыка, всколыхнулсЯ и плавно взлетел занавес, пахнув ветром в лица, и в
зале стало светло от солнца, заливающего кусты и колонны усадьбы ‹ариных...
ЏереглЯнувшись, старики со вздохом поднимаютсЯ и продолжают обход.
‚асилий Љузьмич находит в свЯзке нужный ключ и отпирает железную дверь
склада бутафории. „линными рЯдами теснЯтсЯ на полках золотые ковши,
греческие амфоры и блюда с виноградными кистЯми и Ярко раскрашенными
Яблоками, окороками и жареными картонными кабанами. ‘веркают фальшивыми
камнЯми рукоЯтки мечей, шлемы с золотыми орлами, алебарды, чеканные медные
щиты. ’ут хранитсЯ все, начинаЯ от пистолета ѓерманна и чернильницы ’атьЯны
до лебедЯ ‹оэнгрина и ‡олотого Џетушка...
’ишина. ‘ырой холод. ’емнота. Ќо все в порЯдке. Ћни запирают двери и
идут в костюмерный склад.
‘ундуки, длинные рЯды вешалок, где хранЯтсЯ боЯрские шубы, черные
плащи волшебников, царские одежды и хитоны фей, лохмотьЯ санкюлотов,
стрелецкие кафтаны и мундиры фантастических балетных государств.
Ќаконец осмотр окончен, имущество принЯто в целости, и кольцо с
ключами передано Ђнохину. ‚асилий Љузьмич возвращаетсЯ в комнату коменданта
театра.
Ѓлизоруко подносЯ к глазам, он раскладывает отсырелые бумаги и письма.
‚от еще два новых письма: опЯть €стоминой в адрес театра.
‚асилий Љузьмич собирает в пачку все письма €стоминой, их семь штук.
Ћни начали приходить после заметки в газете "„вадцать пЯть лет
деЯтельности". Ќеужто двадцать пЯть? Ћн отлично помнит €стомину. ’очно
вчера он видел ее совсем молоденькой. € вот - двадцать пЯть.
‚се стены комнаты завешаны фотографиЯми. Њефистофели с дьЯвольским
изломом бровей, беленькие ‘негурочки, „емоны с черными провалами глаз,
„жульетты в шапочках, вышитых жемчугом, емаханские царицы, Ћлоферны со
смолЯными курчавыми бородами, ‹оэнгрины и уйские, Ћнегины, ‹юбаши и
ђадамесы...
"Ѓедные вы мои арапчики, русалочки и чертики, - печально думает
‚асилий Љузьмич. - ѓде-то вы все теперь? ѓде ваше сказочное царство?
‚олшебные ваши голоса? Ћсталось ли от вас хоть что-нибудь? €ли и вы погибли
под развалинами после взрыва фугаски, замерзли, умерли от голода?.. ‡ачем
же тогда все это было? ‡ачем и Я был? Ќеужели все это можно уничтожить?"
Ђ где же тут …лена €стомина?.. Ђга, вон то молодое, такое
внимательно-радостное лицо между Ѓорисом ѓодуновым и ’равиатой - это она...
Џодумать только. € он может захватить эти письма, добратьсЯ как-нибудь до
окраины города и увидеть ее живое, знакомое лицо, хоть одно из этих
бесконечно милых его сердцу лиц!
...Њелкими, пошаркивающими шажками ‚асилий Љузьмич не спеша подвигалсЯ
вперед вдоль длинных улиц, переходил площади и несколько раз, добравшись до
какого-нибудь тихого переулка, присаживалсЯ отдохнуть. Ќаконец высокие
городские дома остались позади, потЯнулсЯ пригород, и в конце улицы
блеснула солнечнаЯ рЯбь реки.
‘тупаЯ по грудам битого кирпича, он прошел под воротами и остановилсЯ.
Џеред ним была обожженнаЯ кирпичнаЯ пустынЯ. Џечные трубы стоЯли, как
памЯтники над прахом убитых домов. Ћн ничего не узнавал вокруг. …сли б не
река, он подумал бы, что попал в совсем незнакомое место. ЋступаЯсь на
кирпичных обломках, он обошел громадную Яму, залитую желтой водой, в
которой купались ржавые витки колючей проволоки.
"Ќеужели дома больше нет? - подумал он, осматриваЯсь с тоской. - Ђ что
удивительного? ђазве бомбежки кончились? ђазве и сегоднЯ не продолжают
гибнуть люди с надеждой в сердце, едва ожившей от весеннего света и тепла,
как гибли без надежды в зимнюю стужу и темень?.."
‹учше всего выйти к самой реке и оттуда осмотретьсЯ. •оть река-то
осталась на своем старом месте!
ЏродираЯсь через кусты, он двинулсЯ прЯмо к воде, и наконец ему
встретилсЯ живой человек. ЉакаЯ-то девочка, закутаннаЯ в большой платок,
медленно шла, опустив голову, глЯдЯ себе под ноги, ему навстречу.
Ћн спросил у нее, цел ли дом, где раньше жили актеры. „евочка сказала,
что цел.
- Ђ как туда пройти, ты не знаешь?
„евочка поднЯла голову, улыбнулась и сказала:
- Џойдемте, Я покажу.
Ћна повела его по дорожке, они вместе вышли на полЯнку, и он увидел
дом. ‘ реки его сразу было видно.
- ‚ы кого там ищете? - спросила девочка. ѓолос у нее был чем-то похож
на детский, но все-таки не детский. ‚асилий Љузьмич посмотрел ей в лицо,
закутанное платком, и ему показалось, что она взрослаЯ, может, даже не
совсем молодаЯ.
- Ђ вы что? ’оже в этом доме живете? Њне бы нужно €стомину. Ђртистка
была... Я говорю. „о войны, говорю, была артистка.
- Ђх, она вам нужна? ‚ы ее знали тогда... Ќу, когда она... была?
‚асилий Љузьмич, не отвечаЯ, только значительно усмехнулсЯ, немного
свысока.
- ‡аходите, - сказала она. Ћни подошли к веранде с выбитыми стеклами.
- Ђ кем вы работали - билетером? џ по куртке вашей вижу. „а? џ так и
подумала. Ђ как фамилиЯ ваша?
- ЊенЯ почему-то по фамилии мало знают. ‚ы ей скажите: ‚асилий Љузьмич
пришел.
Ћни как раз подымались по ступенькам, и она быстро обернулась, будто
споткнулась, при его словах.
‚ большой прихожей, куда она его ввела, стоЯл роЯль, без крышки и без
ножек, вместо которых были подложены кирпичные столбики. Ќа пюпитре стоЯли
развернутые ноты.
‚асилий Љузьмич подошел к роЯлю, нагнулсЯ и, напрЯженно моргаЯ,
близоруко заглЯнул в ноты. Љогда он снова выпрЯмилсЯ, его серое от
усталости и слабости лицо просиЯло и разгладилось.
- €хние? џ вижу, что ихние!
- „а, - сказала она странным голосом.
- Џоет?
- Џлохо.
- Ќу, это вы, видно, сильно много понимаете, - злобно огрызнулсЯ
‚асилий Љузьмич и враждебно отвернулсЯ.
- ‘адитесь вот сюда, - сказала она, показываЯ на плетеное кресло. ‘ама
она села прЯмо напротив и снЯла платок, отбросив его на плечи.
‚асилий Љузьмич нехотЯ сел, искоса посматриваЯ на нее, все более
удивлЯЯсь ее пристальному взглЯду. Џотом он увидел ее глаза, устремленные
прЯмо на него, быстро наливавшиесЯ слезами. Ћна улыбалась и точно все ждала
от него чего-то. € тут, всплеснув руками, он вдруг закричал своим слабым
голосом:
- —то это со мной? …лена ”едоровна! ђазум помутилсЯ в старом дураке.
ѓлаза заслонило...
- —то там заслонило, ‚асилий Љузьмич! Џостарела...
- „а ну вас!.. „а ну вас!.. - прикрикивал, ожесточенно отмахиваЯсь от
ее слов, как от мух, ‚асилий Љузьмич, хватаЯ обеими руками ее руку и мокро
целуЯ, мотаЯ сокрушенно головой и опЯть целуЯ, пока она насильно не поднЯла
ему голову, чтобы поцеловать в лоб.
Ћни долго сидели в креслах друг против друга, оба расстроенные, с
красными глазами, взволнованные и обрадованные, точно встретившиесЯ
нечаЯнно после долгой разлуки родные, без конца говорили о театре,
вспоминали людей, даже размечтались о том, как бы было замечательно взЯть
да и организовать какой-нибудь небольшой концерт, а то вдруг и спектакль в
старом голубом зале, назло войне, фашистам и всем чертЯм. Ћба воодушевились
и прощались радостно, сговариваЯсь теперь обЯзательно не терЯть друг друга
из вида.
Џосле ухода ‚асилиЯ Љузьмича …лена ”едоровна долго в нерешительности
перебирала письма, читаЯ с волнением свое имЯ на конвертах.
Ќеужели, правда, есть где-то на свете люди, которые помнЯт еще ее имЯ?
Ћна нерешительно стала распечатывать и медленно читать неровно
исписанные листки разного размера, сложенные треугольником.
—етверо солдат, недавних школьников-одноклассников, поздравлЯли ее,
прочтЯ заметку в газете, и, оказываетсЯ, с благодарной радостью вспоминали
в своем блиндаже, как слушали ее в опере...
ЉакаЯ-то женщина в ту минуту, когда, похоронив ребенка, плакала у
обледенелой проруби, вдруг вспомнила ее голос, и ей показалось, что еще не
все потерЯно в ее жизни...
‘таршина-подводник слово за слово припоминал и раз двадцать повторЯл
про себЯ одну ее арию, когда кончалсЯ кислород, а лодка лежала на дне и не
могла всплыть. Љакой-то водитель, день за днем гонЯвший груженную хлебом
машину по проваливающемусЯ льду; какой-то сапер... все они писали разными
словами, просто потому, что хотели, чтобы она знала: они помнЯт...
—итаЯ, она несколько раз принималась всхлипывать от слабости и от
переполнЯвшей сердце любви. € тут же нетерпеливо вытирала глаза, чтоб
читать дальше. ’олько все дочитав, она встала и начала ходить, не находЯ
себе места от радостного беспокойства.
‚се окна на террасе были выбиты, ветер, гулЯЯ по комнате, зашелестел
бумагой, и она вдруг страшно испугалась, что сильным порывом письма унесет
в сад, к реке. Ћна собрала их, аккуратно сложила все вместе и, прижимаЯ к
груди, бережно отнесла в свою комнату...
‘реди ночи во сне она услышала свой смех и проснулась. ‚есь сон она
позабыла, только смех, молодой и радостный, все еще звенел в ушах.
ЃелаЯ ночь своим бессонным светом заливала комнату через открытое
окно.
Ћна осторожно приподнЯлась и села, поджав ноги, на постели,
прислонилась спиной к стене.
Њинуту она тревожно прислушивалась к тому, что делаетсЯ внутри. Ќет,
радость не ускользала, не рассеивалась, как бывает после пробуждениЯ от
хорошего сна. ђадость оставалась с ней, она чувствовала ее так же Ясно, как
человек чувствует свет солнца сквозь плотно прикрытые веки. „авно ли ей
казалось, что она обокрадена, осталась с пустыми руками, брошеннаЯ всеми,
одна, никому не нужнаЯ. € вот несколько листочков писем, нацарапанных
второпЯх, - точно далекий зов, который донессЯ до тебЯ, - и твоЯ жизнь
возвращаетсЯ к тебе, и ты сидишь теперь, прижавшись спиной к стене,
стискиваЯ руки на груди, с сердцем, переполненным благодарностью.
Ќу что ж, она прошла, твоЯ жизнь, с ее шумом, удивительными надеждами,
с ослеплЯющим светом твоей молодости, и теперь осталсЯ вот этот потолок с
чумазыми амурами, торопливый стук спешащего и все запаздывающего сердца; и
растерЯнность и такое одиночество, как будто глухой ночью случайно отстала
на пустынной чужой платформе от поезда и стоишь, дрожа, на пронизывающем
ветру, глЯдЯ вслед своему поезду, где осталась твоЯ теплаЯ постель,
раскрытаЯ книжка под зеленой лампочкой, твой недопитый стакан чаЯ с
позвЯкивающей ложечкой...
‘колько раз она думала так, лежа в этой самой комнате, и сейчас с
удивлением замечает, что страх перестает быть настоЯщим страхом и горечь
настоЯщей горечью, они сами уже становЯтсЯ воспоминанием о прожитых в этой
комнате тЯжелых месЯцах. ѓорьким воспоминанием, о котором говоришь:
"горькое", но уже не чувствуешь прежней горечи.
Ќет, жизнь вовсе не похожа на кусок пирога - доел до конца и вдруг
остаешьсЯ с пустыми руками. ќто неустанный долгий труд, и все твои ошибки,
неудачи, и непростительно упущенное времЯ, и снова труд, удачи и горе, и
снова труд, твоЯ долЯ общего труда людей, вечнаЯ эстафета, которую ты
пронес, сколько хватило сил и таланта, и, уже падаЯ, выбившись из сил,
протЯгиваешь тем, кто понесет ее дальше.
‚се лучшее и худшее, что было твоей жизнью, все навсегда остаетсЯ с
тобой. ‚се настоЯщее остаетсЯ. ‚се настоЯщее, что бывает только раз в
жизни. ‚стречаешь много рассветов, но в сердце остаетсЯ только один. €
потом, когда тебе говорЯт "рассвет", ты вспоминаешь об этом своем
единственном... € когда говорЯт: "теплые руки" - длЯ тебЯ это только
одни-единственные руки.
€ памЯть возвращает то, что люди называют "прошлое". ‘транное слово.
Џостроенный человеком дом - это его прошлое. Џускай это так называют, но
длЯ тебЯ это просто твоЯ жизнь, которую ты сам построил, и вот открываешь
дверь и входишь, и всЯ она перед тобой, такаЯ, какой ты ее сумел сделать...
…ще мгновениЯ мелькающего цветного тумана, и все успокаиваетсЯ,
проЯснЯетсЯ, точно наведенное на фокус. Џроступает равномерное постукивание
бегущих колес и покачивание товарного вагона. ‚етер врываетсЯ в высокое
маленькое окошко с откинутой железной заслонкой.
‚агон-теплушка завален тюками и Ящиками с театральными костюмами и
реквизитом. €, забравшись в углубление между Ящиков, подстелив под себЯ
фланелевую боЯрскую шубу с облезлым собачьим воротником, лежит она сама -
‹елЯ €стомина, самаЯ молодаЯ и самаЯ незначительнаЯ актриса
политпросветской труппы. ЏЯтый день "ЏередвижнаЯ фронтоваЯ труппа" тащитсЯ
по направлению к ћжному фронту, и пЯтый день ‹елЯ лежит за Ящиками на шубе
в своем закутке и читает експира. Ћна беззвучно шепчет по нескольку раз
подрЯд одну и ту же реплику. €ногда лицо ее выражает высокомерие, презрение
или наглую заносчивость, придурковатое добродушие и лукавство - она играет
сама длЯ себЯ всех героев, шутов, кормилиц, монахов, часовых, злодеев и
любовников...
- ...’ы хочешь уходить? Ќо день не скоро: то соловей - не жаворонок
был...
- ’о жаворонок был - предвестник утра, не соловей... —то ж, пусть менЯ
застанут, пусть убьют! Ћстанусь Я, коль этого ты хочешь... Џривет, о
смерть. „жульетта хочет так. Ќу что ж, поговорим с тобой, мой ангел: день
не настал...
Ћт волнениЯ пальцы ног у ‹ели начинают шевелитьсЯ в черных грубых
чулках, напрЯженно сгибаЯсь и разгибаЯсь, - ужаснаЯ, постыднаЯ привычка,
которой она стеснЯетсЯ. Ћпомнившись, она быстро поджимает ноги, прикрывает
их полой боЯрской шубы и подозрительно осматриваетсЯ, не подглЯдел ли
кто-нибудь?
ѓлотаЯ подступающие слезы, покусываЯ нижнюю губу, она надолго опускает
книгу, чтобы успокоитьсЯ.
Џоезд замедлил ход, подползаЯ к станции, и, как всегда, издалека
делаетсЯ слышен неЯсный гул ожидающей на платформе растрепанной,
взбудораженной толпы. Ћжесточенные и испуганные люди, не дождавшись полной
остановки, бросаютсЯ к поезду, сгибаЯсь и пошатываЯсь под тЯжестью мешков.
‚ стенку с криком начинают стучать, угрожаЯ и упрашиваЯ открыть.
‘олдаты без царских погон и без красноармейских звезд, беженцы, мешочники,
бабы с детьми - все куда-то рвутсЯ ехать и, кажетсЯ, никуда не могут
уехать, а только накатывают волной и окружают каждый проходЯщий и без того
забитый до последней ступеньки поезд, теснЯтсЯ с руганью и плачем,
карабкаЯсь и срываЯсь, терЯЯ мешки и детей. Џлачущие женские и злые мужские
голоса, надрываЯсь, перекликаютсЯ, зовут, ругаютсЯ до тех пор, пока не
заревет паровоз, рывками сдвигаЯ с места вагоны...
‚ густых фиолетовых сумерках проплывают назад далекие огоньки в
окошках хат и двойнаЯ цепочка темных тополей.
ѓромыхаЯ, откатилась в сторону тЯжелаЯ дверь, и в вагон пахнуло
душистым воздухом с вечерних лугов.
Ќа чугунной печурке зашипела вскипевшаЯ в громадном чайнике вода,
начали звЯкать кружки. ‡авЯзывались вечерние разговоры.
Џо утрам актеры просыпались разбитые от долгого лежаниЯ, немытые,
молчаливые и хмурые. Ђ вечерами за чаем, сидЯ около открытой двери, за
которой медленно уходили в сумерках волнистые линии незнакомых полей, все
оживлЯлись, чувствовали потребность в общении.
- ‚от они - просторы скифских степей!.. ѓде вы видели еще такое?
M-м?.. - густым голосом протЯнул Љастровский и презрительно оглЯдел кусок
колотого сахара, от которого собиралсЯ откусить. Џлавным жестом он
приблизил кружку ко рту и снисходительно начал прихлебывать.
ЏожилаЯ гранд-дама „агмарова, выскребаЯ костЯным ножичком топленое
масло из жестЯной коробочки, отозвалась:
- Љак они менЯ истерзали, эти просторы!.. ќти вечные переезды... Ѓог
мой! ’о ‚ладивосток, то ‚ладикавказ, то Љинешма, то Љишинев. ‚сю жизнь:
переезды, антрепренеры, гостиница "Ѓельвю" с клопами, открытие сезона,
закрытие сезона и опЯть новый город, опЯть гостиница... - Џередав мужу
бутерброд, она закрыла коробочку и спрЯтала ее в ридикюль. „агмаров с
рассеЯнным видом, позволЯвший ему не замечать, что масло досталось ему
одному, взЯл бутерброд и стал задумчиво с аппетитом жевать.
- †енскаЯ логика. Ђ успех?
- Ќу конечно, успех... - покладисто согласилась с мужем „агмарова.
- ‚ ђыбинске. Ђ? —то бы-ыло! - „агмаров, широко раздуваЯ ноздри,
прикрыл веки и так многозначительно усмехнулсЯ, что все понЯли: и в
ђыбинске ничего такого особенного не было у плохого актера „агмарова,
главным талантом которого было умение трепетать ноздрЯми на сцене.
ЌекрасиваЯ сухонькаЯ „агмарова была хорошей актрисой, и театры менЯть
ей приходилось чаще всего ради того, чтобы пристроить в труппу своего
смазливого, но довольно потрепанного мужа, в которого она много лет была
верно и ревниво влюблена.
- —то в гостинице! - втиснулсЯ в разговор своим наглым голосом
администратор труппы Њаврикий ђоманович. - ѓде клопам быть, как не в
гостинице! Ђ вот у нас в Ѓобруйске на сцене завелись клопы! Ќу повсюду!
Ќапример, Љлеопатра возлежит на ложе, тут, понимаете, кругом Њарк Ђнтоний,
римлЯне, центурионы, а ее клопы припекают. Џодохнуть можно!
„агмаров засмеЯлсЯ. Ћн всегда поддерживал хорошие отношениЯ с
администрацией.
- € все ты врешь. € ничего этого не было, - неторопливо прихлебываЯ,
проронил Љастровский.
- Џочему это Я обЯзательно вру?
- Ђ правда, задумайсЯ, друг мой. Џочему? ‘тараЯ антрепренерскаЯ
привычка, что ли?
- ‚спо-омнил... „а что Я за антрепренер был?
- Њелкий, а все-таки мошенник.
- Ђ ну тебЯ, - нисколько не обижаЯсь, развЯзно хохотнул Њаврикий. -
Џочему мошенник?.. ‚едь какое времЯ было? ЏроклЯтый старый режим. ’емное
царство и всЯкаЯ такаЯ петрушка.
- Ђ при новом строе ты, стало быть, и мошенничать больше не станешь? -
участливо спросил Љастровский.
- „аже смешно! џ теперь администратор, на государственной службе! Љак
же Я теперь, к примеру, недоплачу жалованье актеру? ЊенЯ тут же выгонЯт и
еще заклеймЯт позором. Љак же мне теперь мошенничать?
- Ќу, это ты еще сообразишь, голубчик. ђазберешьсЯ!
‚се засмеЯлись, а сам Њаврикий громче всех, показываЯ, что умеет
ценить безобидную шутку.
- Ђ где же €стомина? - вдруг вспомнила „агмарова, когда ее муж, кончив
пить, встал со своего Ящика. - ‹елЯ, где вы? —то же вы не идете чай пить,
детка?
“тром все проснулись от странной тишины. ’ихонько посвистывал ветер.
Ћтцепленный вагон, на стенке которого Ярко-красный красноармеец, весь из
кубов и треугольников, колол штыком вЯлого зеленого змеЯ с человечьей
головой в генеральской фуражке, одиноко стоЯл среди громадного пустырЯ,
заросшего бурьЯном, на далеком запасном пути.
‘танции даже видно не было. Џо дну песчаного карьера красные от
ржавчины рельсы узкоколейки вели в заросшее болотце, где квакали лЯгушки.
- Ѓоже мой! - страдальчески воскликнула „агмарова. - …сли они не хотЯт
везти нас дальше, пускай они отправЯт нас обратно.
ђежиссер Џавлушин сумрачно молчал, ожесточенно приглаживаЯ свои
жесткие белобрысые волосы. …два успевала по ним проехать щетка, они упрЯмо
поднимались стоймЯ. Ќаконец он нервно отвернулсЯ от зеркала и швырнул щетку
на свою скомканную, запыленную постель.
- Џрошу всех сохранЯть дисциплину и спокойствие. џ иду!
Њаврикий его уже давно дожидалсЯ. Ћни слезли по железной лесенке на
рельсы и по шпалам зашагали к станции.
Ќа переполненной солдатами станции их жалкий "штатский" мандат
показалсЯ почти комичным, совершенно ничтожным рЯдом с грозными военными
чрезвычайными мандатами всЯких особоуполномоченных.
€х даже толком слушать не стали, да еще обругали и высмеЯли за то, что
они позволили себЯ отцепить.
- Џозвольте, но ведь мы не сами себЯ отцепили! - оправдывалсЯ
Њаврикий.
- Ђх ты сиротка, - с гадливостью оглЯдываЯ жалкую фигуру ЊаврикиЯ,
сказал громадный матрос с казачьей шашкой. - ’ы менЯ вот попробуй-ка
отцепить! - и похлопал себЯ по животу, где, как гири, оттЯгиваЯ ремень, у
него висели чугунные гранаты.
Њаврикий, питавший врожденное и непреодолимое отвращение ко всему, что
могло колоть, рубить, стрелЯть, а тем более взрыватьсЯ, попЯтилсЯ от
матроса, прЯча назад руки, как от Ядовитой змеи, и необыкновенно ловко,
даже опередив Џавлушина, нырнув за дверь, вернулсЯ на пустырь к актерскому
вагону.
€ тут режиссер Џавлушин, сам перепугавшийсЯ до легкого заиканиЯ во
времЯ переговоров на станции, вдруг почувствовал себЯ глубоко оскорбленным
и униженным, пришел в бешенство и обрушилсЯ на ЊаврикиЯ.
„ав полную волю своей Ярости, он, топаЯ ногами, истерическим голосом
выкрикивал, как бывает в таких случаЯх, полную бессмыслицу насчет того, что
он чего-то не позволит, еще покажет, не допустит!
- ќто вы отвечаете, что нас отцепили!.. ‚ы ответите! ‚ы бесстыдный
человек.
Њаврикий, с полным равнодушием относившийсЯ к оскорблениЯм своей
личности, шмыгал носом и бубнил в паузах:
- •орошо, ну бесстыдный, ну ладно... Ќу отвечаю... ‚от Я стою перед
вами и отвечаю. Џожалуйста. ‚ам легче?
€стерические выкрики Џавлушина взбудоражили всех актеров. „агмарова
всхлипывала, повторЯЯ: "џ ничего больше не хочу! Џусть нас оставЯт в
покое!" Љастровский довольно спокойно, но с нарастающим возмущением
повторЯл: "Ѓезобразие! Ѓезобразие!.."
‚се наступали на ЊаврикиЯ, требуЯ, чтоб он немедленно шел обратно на
станцию и добилсЯ отправки.
Њаврикию ужасно не хотелось идти, но и оставатьсЯ на месте было не
лучше. Ћн повернулсЯ и поплелсЯ к станции.
Џо пути он случайно заметил ‹елю €стомину. Ћна сидела за опрокинутой
вагонеткой с книгой на коленЯх.
- ‚ы слышали крик? - усмехнулсЯ Њаврикий. - ‘умасшедшаЯ будка на
колесах. €з-за чего? Ќу, нам отказали. „аже, пожалуй, немножко обругали и
слегка выгнали. Ѓольшое дело! ‡ачем эти истерики!.. ‡наете что, €стомина?
Џойдемте сходим вместе!
- —ем же Я вам помогу? ‘мешно!
- Њне не надо помогать. Џросто они с мужиками там очень грубиЯнЯт. Ђ
при вас они поаккуратнее будут, а?
- Ќе знаю... - сказала ‹елЯ. - Ќо, пожалуйста, мне не трудно...
агаЯ через рельсы сбегавшихсЯ к станции путей, пролезаЯ под вагонами
и перебираЯсь через тормозные площадки теплушек, они добрались до краЯ
длинной платформы.
Ќа солнцепеке у стены пакгауза мертвым сном спал на боку бородатый
солдат, припав щекой к замусоренному полу платформы. ‘оломинки и
подсолнечнаЯ шелуха шевелились от его шумного, тЯжелого дыханиЯ.
„ругой солдат, валЯвшийсЯ с ним рЯдом, вдруг вскинулсЯ, приподнЯлсЯ на
локте и уставилсЯ на ‹елю и ЊаврикиЯ мутными, пьЯными глазами. Љазалось,
все, что только можно расстегнуть, развЯзать или размотать в его одежде:
тесемки, крючки, пуговицы, шнурки, обмотки, - все было расстегнуто,
развЯзано и болталось, а сам он, казалось, еле удерживалсЯ, чтобы не
развалитьсЯ на части.
“видев ‹елю, он сначала выпучил глаза, потом прищурил их, точно
вглЯдываЯсь в какую-то отдаленную точку на горизонте, и вдруг угрожающе
заорал натужным, рыгающим голосом, каким орут спьЯну на скотину:
- Ѓрысь отсюлева, „унька! Љому Я говорю, поди сюда! Љому это Я
приказываю!..
ЊаврикиЯ как ветром сдуло, он сразу так припустил, что она осталась
одна с солдатом на этом пустынном краю платформы.
‘олдат сделал попытку вскочить, но ноги его не держали, и, всунув два
пальца в рот, он засвистел и, сидЯ, затопал ногами по платформе.
Њаврикий вежливо поджидал ‹елю около паровоза, где кучами стоЯли
красноармейцы эшелона, недавно подошедшего к платформе.
Ћн неопределенно ободрЯюще помахал ‹еле рукой:
- ќ, пустЯки, ничего страшного! ЏьЯнаЯ скотина... „унька!.. - Ћн
усмехнулсЯ и искоса оглЯдел ‹елю. - € все-таки досадно. Ќа актрису вы
чтой-то действительно ни капельки не похожи!
Њаврикий оставил ‹елю на платформе у медного колокола, велев никуда не
отходить, чтобы не потерЯтьсЯ.
Ћна села на пустой Ящик, валЯвшийсЯ под колоколом, стала ждать.
Ќа дальнем пути закричал паровоз, послышалсЯ нестройный лЯзг
перекликающихсЯ вдоль всего поезда буферов и медленно нарастающий гром
множества покатившихсЯ колес.
‚ремЯ шло, а Њаврикий все не поЯвлЯлсЯ. ‹елЯ вдруг испугалась, что он
не вернетсЯ вовсе и она останетсЯ на этой чужой платформе одна, а тем
временем, может быть, вагон уже куда-нибудь прицепили и все уехали.
Ћна вернулась бы к вагону, но туда нужно было идти мимо пьЯных,
которых она боЯлась. € тут услышала голос, кого-то окликавший:
- ќй, девчушка!
Ћна не сразу обернулась. “ нее за спиной стоЯл высокий командир в
смЯтой фуражке, хмуро надвинутой на глаза.
- ‚ы менЯ? - спросила она.
- Њы тебЯ, - грубо сказал командир. - Џокажешь, где ваш вагон стоит.
- Ђ где же Њаврикий... администратор наш? - настороженно спросила
‹елЯ.
- –ел. Џошли, пошли, показывай... Џоменьше болтай.
Ћни пошли, ‹елЯ рада была, что хоть не одной возвращатьсЯ к вагону
мимо пьЯных, и все-таки не без страха ожидала неизбежной встречи.
ЏьЯные были на своем месте. ђасстегнутый и размотанный, тот, что
свистел ей вслед, твердо стоЯл на ногах и тЯнул, поднимаЯ с полу, товарища.
“видев ‹елю с командиром, он выпустил товарища, который сейчас же
кулем рухнул обратно, и, широко расставив руки, загородил им дорогу.
- Ќу что? - круто останавливаЯсь, спросил командир.
- Ђ вот чего... - с игривой угрозой сказал пьЯный и вдруг цепко
ухватил ‹елю за руку своей шершавой грЯзной ручищей. Љомандир даже не
шевельнулсЯ ей помочь, только покосилсЯ на нее, негромко угрюмо сказал:
- ’ы что пропиваешь, солдат? ’ы что празднуешь? —то белогвардейцы
наступление ведут?
‘олдат с торжеством в голосе закричал:
- ‚ыкуси! ќто ты солдат! ‘ам ты солдат, а Я полностью, вчистую
демобилизованный!
- ‡а пьЯнство в прифронтовой полосе - расстрел. ‘дыхал? - так же тихо
и терпеливо спросил командир, не отводЯ глаз от лица пьЯного. Ћно было
такого цвета, будто налито не кровью, а фиолетовыми чернилами.
‘лова, какие говорил командир, были самые обыкновенные, какие многие
повторЯли множество раз, но почему-то даже упившийсЯ до фиалкового цвета
пьЯный вдруг поверил, что тут не одни слова, а вот этот-то тихий может так
же, не повышаЯ голоса... Ћн вдруг отшатнулсЯ, точно его толкнули в плечо,
отбросил от себЯ ‹елину руку, споткнулсЯ и, плюхнувшись прЯмо на голову
валЯвшегосЯ на земле товарища, в голос закричал:
- ќто что это? ЏалочнаЯ дисциплина?.. Ђ?.. Ќет, ты скажи, а... ЋпЯть
начинаетсЯ эта палочнаЯ?.. Ђ-а?..
Ћни пролезли под вагоном состава, загородившего путь, и пошли поневоле
медленнее, коротко шагаЯ по шпалам.
- ‚ы что, нас проверЯть, что ли, будете? - спросила ‹елЯ. - Љрасота!
Њы едем добровольно на фронт, какие-то саботажники нас отцепили как
последних дураков, а теперь нас же за это проверЯть будут. ‡дорово
получаетсЯ!
- ‘ловами бросаешьсЯ. Ќе бросайсЯ зрЯ.
Ћни снова нырнули под вагон, и ‹елЯ, легко выскочив на ту сторону,
пошла не оглЯдываЯсь. —ерез несколько шагов командир ее догнал и спросил:
- ’ы сама петербургскаЯ?
- Ќет, петроградскаЯ.
- Ђ как ты в эту труппу попала? ’ам у вас что? Ђртисты?
‹елЯ быстро шла, не отвечаЯ. ‡абор уже кончалсЯ, за поворотом должен
был вот-вот показатьсЯ вагон.
- ’ы что не отвечаешь? - спросил командир с легким удивлением.
- Ђ чего словами бросатьсЯ... ‚он наш вагон.
Љ этому времени в труппе почти все успели друг друга обидеть,
нагрубить и перессоритьсЯ. Џавлушин стоЯл, отвернувшись от всех, и,
скрестив руки, упрЯмо и злобно смотрел вдаль. „агмарова тихонько
всхлипывала, осторожно прикладываЯ платок к красным глазам. Љомик ѓусынин,
отозвав в сторону баЯниста, потихоньку уговаривал его бросить все к черту,
уйти и "работать" вдвоем эстрадный номер.
- ‚от, товарищ пришел нас проверЯть! - вызывающе крикнула издали ‹елЯ.
Љомандир, даже не посмотрев в ее сторону, подошел к вагону, спросил,
кто тут начальник, попросил приготовить документы и пошел осматривать
вагон. Љостюмерша открыла ему два-три Ящика с костюмами, он бегло оглЯдел
чудные предметы реквизита, не выразив ни малейшего удивлениЯ, хоть видел
все это в первый раз в жизни. Џотом он проглЯдел документы, спросил, нет ли
в вагоне кого посторонних, и, только убедившись, видимо, что все правильно,
нашел нужным наконец сказать:
- ‘ами понимаете, воинский эшелон. Ќадо знать, кого прицеплЯешь.
„агмарова воскликнула, что это очень правильно, никто не в претензии,
наоборот, все вышло хорошо, даже приЯтно видеть, когда такой порЯдок...
‚се стали, ободрившись, расспрашивать, когда их прицепЯт и скоро ли
пойдет поезд.
‹елЯ в это времЯ стоЯла в стороне от всех, держа наготове узенькую
бумажку с фиолетовым штампом и печатью, какие были у каждого актера.
- џ еще осталась непровереннаЯ! - насмешливо проговорила она,
остановив командира, собравшегосЯ было уходить.
- Ќу давай, - нехотЯ сказал командир и взЯл бумажку.
‹елЯ заметила, что его глаза вдруг точно запнулись, остановившись на
каком-то слове. Њолча он протЯнул бумажку обратно и быстро отвернулсЯ. ‘
удивлением глЯдЯ ему в спину, она увидела, что уши у него слегка
покраснели. "‘ чего он?" - подумала ‹елЯ и невольно перевела взглЯд на
собственное удостоверение. Ђга, вот оно что! Џрочел: "актриса"... Ќу что ж,
так ему и надо!
—ерез полчаса к вагону быстрым шагом, весело переговариваЯсь, подошла
команда красноармейцев во главе со стариком стрелочником. ‘олдаты облепили
вагон со всех сторон, с криком и смехом сдвинули его с места и покатили по
направлению к станции, куда им показывал стрелочник.
‚агон был прицеплен самым последним, в конце состава, и на ходу его
бросало и трЯсло вдвое больше обычного.
‘нова мирно потрескивали щепки в чугунной печурке, и все, собравшись
вокруг нее, долго пили чай.
‹елЯ выползла к чаю из своего закутка, как всегда, последней, с трудом
оторвавшись от книжки. “же был заколот свирепый ’ибальт и изгнан ђомео, уже
сама „жульетта, ужасаЯсь проснутьсЯ в склепе среди мертвых предков, после
всех колебаний и метаний принЯла снотворный напиток и наутро около ее ложа
зарыдали родные, когда поезд со все замедлЯющимсЯ стуком колес подошел к
станции и остановилсЯ. ‹елЯ поскорей отложила книжку, чтоб успеть
успокоитьсЯ, прежде чем показатьсЯ на глаза людЯм.
Ќеожиданно администратор труппы Њаврикий вскочил с места, зашипел и
замахал руками: "Џопрошу всех!.. ’оварищи!.. €дет самый главный военком" -
и, бросившись к двери, самоотверженно выпал из вагона на землю, минуЯ
лесенку.
Ќепринужденно сочетаЯ воинскую четкость с штатской развЯзностью, он
щелкнул каблуками, кинул руку под козырек и вслед за тем сорвал с головы
шлЯпу, поклонилсЯ широким жестом хлебосольного боЯрина.
‡накомый ‹еле угрюмый молодой командир довел до вагона военкома и
отошел в сторону.
‚оенком поздоровалсЯ со всеми и с любопытством заглЯнул в вагон.
- ‡начит, вы театр? - сказал он, продолжаЯ с любопытством
осматриватьсЯ. - Ћчень удачно, что нам по дороге. Љакие пьесы вы
собираетесь играть?
- ’руппа сформирована под моим руководством, - торопливо спускаЯсь на
платформу по лесенке, заговорил режиссер Џавлушин. - Њы считаемсЯ при
ѓлавполитпросвете, а там, вы знаете, засели консервативные элементы... у
нас есть обычные пьески, но мы хотели бы отказатьсЯ от них. ‚ы же
понимаете! ‘вершаетсЯ революциЯ во всех решительно областЯх жизни. Ќовое
искусство приходит на смену каноническому буржуазному театру с его
пЯтиактными спектаклЯми всЯких этих Љоршей и Њалых. Ћт ‹еонидов Ђндреевых,
—еховых и Ђрцыбашевых мы оставим только чучела в музеЯх! Њы вернем театр к
его народным истокам, к площадному действу, к культу „иониса, мы возродим
скоморохов, народных игрецов и дудошников. Њы вернем театр к импровизации
балагана, к раешнику в скоморошьим игрищам!.. Љонечно, это только... в
общих чертах. Ђ? - Џавлушин вдруг запнулсЯ и с тревогой посмотрел на
военкома.
- ‚от оно, значит, как? - благодушно проговорил военком. - Ќу что ж,
пошли к нам в штабной вагон. ђешим практические вопросы.
—ерез минуту от головы до хвоста состава прокатилсЯ знакомый лЯзг и
перезвон буферов, и поезд медленно двинулсЯ дальше.
- Ѓолтун и щенок! - с презрением произнес Љастровский. - „удошника Я
ему стану играть!
- Ќе принимайте этого к сердцу, дорогой Ђлексей ѓеоргиевич, - сказала
„агмарова. - ‚се очень просто... Џавлушин добивалсЯ постановки у Љорша. …го
не пустили, и вот теперь он готов всех и все решительно отменить. “строитсЯ
в приличном театре и будет ставить, как все.
Љастровский все кипел и никак не мог успокоитьсЯ.
- џ же не против новаторства! ђазве что-нибудь говорю против
‘таниславского? Ћн ведь актеров спиной к зрителЯм посадил! ќто же чушь,
нелепость, а у него получилось!
„агмаров, подзадориваЯ, засмеЯлсЯ и сказал:
- „а, зато у него актеры играют кто Љота, кто •леб, кто Њолоко. ’ы бы
согласилсЯ?
Љастровский окинул „агмарова, как он умел, уничтожающим, презрительным
взглЯдом свысока, так, точно собеседник стоЯл под ним, на улице, а он
смотрел на него сверху, с балкона второго этажа.
- “ ‘таниславского, милый юноша, Я соглашусь играть хоть сосиску,
потому что у него в сосиске будет больше души, чем у другого в короле ‹ире!
„а-с!..
‡авЯзалсЯ беспорЯдочный актерский спор о душе, таланте, вдохновении и
перевоплощении, о Њочалове и ‘альвини, которых никто из них в глаза не
видел. Ќа разъезде поезд опЯть остановилсЯ, и в вагон вернулись Њаврикий с
Џавлушиным. “ ЊаврикиЯ был вид кавалериста, вырвавшегосЯ после лихой рубки
из удачной атаки.
- ЏорЯдок! - провозгласил он, вскарабкиваЯсь по лесенке. - “же
зачислили на довольствие. Ѓудем получать боевой паек.
- Ђ теперь попрошу всех ко мне, - хмурЯсь с сосредоточенным видом,
сказал Џавлушин, хотЯ все и без того стоЯли вокруг него. - Њы с военкомом
обо всем договорились. Ќе будем забывать, товарищи, враг у ворот. ‚се силы
надо бросить на разгром белЯков!.. ‚ общем, пока будем играть "Ѓедность не
порок", а готовить "Ѓаррикаду Џарижской коммуны"... ќто, конечно, рутина,
театральщина, но приходитсЯ делать уступку политическому моменту. Џритом Я
уже кое-что придумал. ‡наете, кто у нас будет играть палача французской
революции генерала ѓалифе?
- ѓусынин... - саркастически пробормотал Љастровский.
- „а, ѓусынин! “ вас кривые ноги, ѓусынин? Њне нужны кривые ноги!
- Ќу уж, не то чтобы так уж... - обидчиво начал мЯмлить ѓусынин. -
•отЯ, конечно, если надо...
- ќто отлично! Џонимаете, мы решим образ в плане клоунады, даже
буффонады! ќто полный кретин. Ћн отдает приказ о расстреле рабочих и после
этого начинает напевать арию из оперетки. ‚друг падает со стуком стул, и у
него схватывает живот от страха, и он убегает, держась за штаны...
„оставайте роли, будем сейчас же репетировать!
- ’э-экс!.. - гнусавым голосом процедил ѓусынин. - ‡начит, Я генерал
ѓалифе? Џрэлэстно! - € придал лицу идиотски-расслабленное выражение, какое
он на себЯ напускал, когда пел куплеты про сластолюбивых старикашек и
модисток.
- Љакое перевоплощение! Ќу •удожественный театр, - с издевательским
восхищением вздохнул Љастровский. - Ђй да ‚асЯ!
- •удожественный!.. - машинально отозвалсЯ Џавлушин, почесываЯ
взъерошенный затылок. - Ѓросьте вы про •удожественный. ќто все уже позади.
Ћтмерло! Ћтмерло!.. Ќачинайте, „агмарова! ‡а окном слышна стрельба, вы
отодвигаете занавеску, отпрЯдываете назад, и тут ваша реплика: "ЉлЯнусь
небом, эта низкаЯ чернь снова поднимает голову!.." Ќачинайте!..
ђепетициЯ кончилась, когда совсем стемнело. € после нее ‹елЯ, лежа в
темноте на своем месте, долго не могла заснуть от волнениЯ радости и
ожиданиЯ еще большей, неизведанной радости.
Џоезд медленно полз, но вагон бросало и раскачивало так, что казалось,
будто он мчалсЯ, прицепленный к бешеному экспрессу.
“носЯ с собой длинный торжествующий гудок, с грохотом промчалсЯ
встречный поезд. Џаровозные гудки среди ночи! Љакой далекий тревожный зов
слышалсЯ ей в этих прощальных гудках поездов, уносЯщихсЯ сквозь вьюжные
полЯ в неведомые страны, где не нужно, дрожа от холода, вскакивать в
полутьме зимнего рассвета, с головой, еще туманной от пестрых неЯсных снов,
еще не разлепив глаза, закоченевшими пальцами застегивать платье, торопливо
глотать холодную, с вечера сваренную кашу, трЯстись в промерзшем трамвае на
швейную фабрику и там строчить все одну и ту же бесконечную солдатскую
рубаху, которую какой-то злой волшебник снова распарывает, едва она
закончит последний шов, и надо опЯть ее сшивать с первого шва.
„а бывает ли какаЯ-нибудь другаЯ жизнь? Ћна иногда совсем переставала
верить, и только далекие паровозные гудки в глухой ночи кричали длЯ нее
грубыми прекрасными голосами надежды. Ђ вот теперь наконец, лежа в темноте
мчащегосЯ вагона, в ночной тишине она слышит гудок встречного поезда!..
—то будет дальше? Ѓудет хорошо, неизвестно как, но все будет хорошо.
ЊилаЯ, беднаЯ „жульетта, почему ты со своей прекрасной любовью сейчас не у
нас? “ вас с ђомео все было бы так хорошо!.. ђодоваЯ месть? Ѓрак по воле
родителей? ‡олото? "џд худший длЯ души"? ’еперь все это... отмерло!..
Ћтмерло!..

‘ледом за обозной повозкой, груженной актерским багажом, ‹елЯ шла по
длинному шоссе, обсаженному тополЯми. ‘тарый губернский город где-то
вдалеке поблескивал золотыми куполами соборов сквозь степное пыльное
марево. Џтички с хохолками перебегали дорогу, знойный воздух был пропитан
запахами полыни и пыли, мЯгким ковром устилавшей дорогу.
Џонемногу навстречу стали попадатьсЯ редкие домики с палисадниками,
постепенно они слились в сплошную неровную цепочку заборов, тропинки
сменились выбитыми тротуарами, стали попадатьсЯ трактиры, шорные лавки,
скобЯные, фуражные и булочные с золотыми кренделЯми на вывесках - все
закрытые ставнЯми, с косыми железными полосами запоров.
Ќа просторной площади и в прилегающих к ней переулках шумел и пылил
безалаберный базар, где торговки, солдаты, мужики, чиновники без кокард и
оборванцы торговали караваЯми белого хлеба, пригоршнЯми колотого крупного
сахара, колесной мазью, махоркой, переводными картинками, самогоном,
портЯнками и лорнетами с перламутровыми ручками.
Џрибавив шагу, ‹елЯ догнала обозного солдата, шагавшего рЯдом с
повозкой, подергиваЯ вожжами, и спросила, далеко ли еще до театра.
- ’а ни... - равнодушно сказал солдат, даже не обернувшись.
‹елЯ поплелась дальше по жаре, наблюдаЯ, как пушистое облачко пыли
взлетает при каждом шаге у нее из-под подошв.
Ќемного погодЯ она поднЯла голову. Џеред ней была площадь с пышным
пьедесталом посредине. ЏамЯтник был убран, от него не осталось следа.
’олько на барельефах постамента бронзовые женские фигуры в развевающихсЯ
одеждах куда-то летели, трубЯ в длинные трубы и протЯгиваЯ лавровые венки
тому, кто теперь, наверное, лежал на свалке... € тут же она забыла обо
всем: на другом конце площади она увидела здание с колоннами - театр.
Џовозка остановилась у ступеней парадного подъезда. Ќа белых колоннах
желтели шершавые листовки, начинавшиесЯ словами: "’оварищи! ‚раг у
ворот!.."
‹елЯ потЯнула за медную ручку тЯжелую входную дверь и вошла в
прохладный сумрак высокого вестибюлЯ. ‚дали у маленькой двери служебного
входа еле светила желтаЯ электрическаЯ лампочка, освещаЯ дно мраморные
статуи - „иану с луком и собакой у ног и Ђфродиту.
„линнаЯ растрепаннаЯ фигура человека поднЯлась с деревЯнного царского
трона, стоЯвшего около столика с телефоном, и нерешительно вышла к ней
навстречу.
- Ђх, это вещи привезли?.. •орошо, хорошо, Я знаю, - сказал
растрепанный человек. Џотоптавшись в нерешительности, он с внезапно
проснувшейсЯ вежливостью вдруг поздоровалсЯ, предложил ‹еле сесть и
вызвалсЯ пойти к повозке.
Ћставшись одна, ‹елЯ глубоко вдохнула запах клеЯ и старых холстов и
еще чего-то, чем пахнет в опустевших театральных зданиЯх, вспомнила, что
она теперь будет играть в этом настоЯщем, так таинственно и манЯще пахнущем
театре, сделала плавный пируэт на одной ноге и с размаху села на трон. Џод
вытертым бархатом сиденьЯ оказались голые доски вместо подушки, она
ушиблась и засмеЯлась.
Џовозочный одну за другой принес и свалил в угол все вещи, сказал:
"Љажись, усе..." - и ушел, не попрощавшись.
- Ђ куда мне теперь идти? - спросила ‹елЯ у лохматого. ’от беспомощно
пожал плечами:
- Ќачальника, знаете, сейчас нет. Ћн мне сказал только принЯть вещи.
- „а ведь актеры приехали? Људа же они-то ушли?
- Ђктеры? „а... Ћни ушли. ЉажетсЯ, ушли обедать... „а, да, обедать,
вспомнил. Ћни говорили, что очень проголодались.
"‘виньи, - подумала ‹елЯ. - Љакие свиньи... Ћставили с вещами, а сами
ушли обедать". € сказала:
- ‘адитесь, а то Я ваш трон занЯла... - и, не слушаЯ приглашений
остатьсЯ, прошла через боковую дверь в зрительный зал.
‡ал был высокий, трехъЯрусный. ѓде-то высоко под потолком были открыты
маленькие окошечки, и оттуда лилсЯ солнечный свет и неслось воркование
голубей.
…сть очень хотелось, в особенности от мысли, что другие сейчас едЯт,
да не просто, а обедают, в первый раз за всю дорогу. ‹елЯ села в кресле
первого рЯда и расплакалась от обиды, решив, что не скажет ни слова и,
сколько бы ее ни уговаривали, не пойдет обедать, ни за что не пойдет, пусть
почувствуют, какие они товарищи... „евочки у них на швейной фабрике в жизни
бы так никогда не сделали.

ЃаЯниста ‘емечкина, пожилую костюмершу Ђнну €гнатьевну и ‹елю
поместили в служебных помещениЯх под самой крышей театра.
‹еле досталась узенькаЯ клетушка с косым мансардным потолком и окном,
из которого видна была только покатаЯ крыша да верхушки тополей, полные
чирикающих воробьев.
Ћна не успела даже умытьсЯ с дороги, как в дверь постучали. ‚ечно
чего-то робеющаЯ Ђнна €гнатьевна заглЯнула в комнату и пугливо объЯвила,
что всех скорей требуют на репетицию.
‹енивые и благодушные после обеда актеры шутили и болтали. ‚се были
необыкновенно ласковы и доброжелательны друг к другу. ’о и дело слышалось:
"„ушенька...", "ѓолубчик...", "„орогаЯ!..".
ђепетициЯ "Ѓедности не порок" - вЯлаЯ и соннаЯ - кое-как началась и
пошла. ђоли у всех были игранные-переигранные и поднадоевшие...
…два дождавшись конца, ‹елЯ подошла к Џавлушину и смиренно попросила
что-нибудь ей указать по ее роли мальчика-барабанщика в "Џарижской
коммуне".
- Ђ это очень просто, - лениво промЯмлил Џавлушин. - ‚ам надо играть
этакого ѓавроша. ‚от и все.
- Ђх, вот оно что? - сказала ‹елЯ так разочарованно, что он глЯнул на
нее подозрительным глазом.
- Ђ вы отдаете себе отчет, что такое ѓаврош? ‚ы вообще-то знаете, что
такое ѓаврош?
•олодеЯ от стыда, ‹елЯ отчаЯнно посмотрела ему прЯмо в глаза и
сказала:
- Ќу, не знаю.
„аже Џавлушину стало слегка неловко.
- ‚ы что, ‚иктора ѓюго не читали?
- —итала. "’руженики морЯ".
- Ќу и ладно. ‚ общем, играйте уличного мальчишку, сорванца и босЯка,
и хватит с вас...
Њаврикий после репетиции, разложив на пустой стойке закрытого
театрального буфета в фойе кулечки, выдавал своей труппе продукты. ‹елЯ, по
привычке переждав всех, подошла последней и получила за три днЯ вперед по
полтора фунта хлеба и кулечек сахарного песка - боевой красноармейский
паек.
Њаврикий поставил в ведомости против ее фамилии птичку и, не глЯдЯ,
пробурчал:
- Ћбедать будем в той же комендантской столовой.
- џ сегоднЯ не обедала и поэтому не знаю, где столоваЯ, - наконец
выложила свою давно приготовленную убийственно Язвительную фразу ‹елЯ.
- Џочему же не обедали? - не отрываЯсь от ведомости, насмешливо сказал
Њаврикий. - Ђх-ах!.. ‚се вот обедали, одна €стомина, ах, не обедала. “ нас
никому особых приглашений не будет.
‹елЯ с ненавистью посмотрела на его наглую, лоснЯщуюсЯ от какой-то
внутренней сытости физиономию, на его ведомость, разрисованную с чрезмерной
щеголеватостью липового документа, и, молча повернувшись, ушла, прижимаЯ к
груди кулечек и почти целый хлеб, белый и круглый, как тот, о котором она
мечтала, проходЯ мимо рынка. ‚ернувшись к себе в комнату, она развернула
тоненькую брошюрку, где была напечатана пьеса, поставила перед собой графин
с водой и разложила на бумаге хлеб и сахарный песок. Ќе отрываЯсь от
книжки, она отламывала кусочки сыроватого свежего хлеба, вдавливала в кучу
песка и с наслаждением набивала себе полный рот.
Џолушепотом она перечла финальную сцену своей маленькой рольки, где
мальчик-барабанщик умирал на последней баррикаде Љоммуны, и, представив
себе все происходЯщее, начала всхлипывать от восторга и гордости, не
переставаЯ жевать и торопливо вытираЯ мокрый нос...
‚ечером из зрительного зала стали доноситьсЯ голоса, и ‹елЯ, ощупью
пробравшись по неосвещенному коридору, спустилась этажом ниже и, толкнув
неплотно прикрытую дверь, вошла в ложу второго Яруса.
Ѓалконы были пусты, но в партере все первые рЯды были занЯты
солдатами. Ќа сцене стоЯла чернаЯ класснаЯ доска с таблицей "‘троение кожи
человека", и солдаты внимательно слушали то, что им с пафосом рассказывал
про эпителий маленький человечек в пенсне и сюртучке.
‘начала ‹еле показалось просто смешно, что человек может распинатьсЯ о
таких пустЯках, но оказалось, что кожа устроена не как-нибудь, а
удивительно толково, слушать стало интересно, и она просидела до конца
лекции.
Џотом на сцену вышел однорукий солдат, заведующий красноармейским
клубом, и объЯвил, что будет дивертисмент силами приезжих артистов.
‘емечкин хорошо сыграл на баЯне три народные песни, и ему охотно и
много хлопали. Џотом очень зычно и величественно прочел "‘акьЯ-Њуни"
Љастровский. …му равнодушно похлопали.
ѓлЯдЯ сверху на сидЯщих, ‹елЯ узнала неприЯтно-угрюмого командира
Љолзакова, который приходил проверЯть в пути их вагон. Ћна волновалась за
Љастровского, и сочувствовала ему из-за его малого успеха, и с досадой
отметила, что Љолзаков ему совсем не хлопал.
‡атем в костюме босЯка вышел ѓусынин, хрюкнул, утираЯ нос пальцем,
подмигнул и, подтЯнув сваливающиесЯ рваные штаны, сразу вызвал смех.
Љолзаков тоже засмеЯлсЯ, вытЯгиваЯ шею, чтоб лучше видеть. "Ќу и дурак", -
подумала ‹елЯ.
‡аиграл баЯн, и ѓусынин гнусавым голосом, вскрикиваЯ и слегка
подпеваЯ, исполнил куплеты с двусмысленным припевом: "Ђх, как трудно, ах,
как трудно без привычки, в первый раз!" - и, перейдЯ на репертуар,
считавшийсЯ года два назад в киношках Џетроградской стороны самым
злободневным, спел про женский ударный батальон Љеренского.
“ ‹ели была отличнаЯ памЯть, и она чувствовала, как против воли и даже
именно от отвращениЯ запоминает слова.
"„евицы-душки, вдовы, старушки решились смело взЯтьсЯ за дело!
‘формировать из женщин рать и отступать! € наступать!.."
Ѓесконечно повторЯющийсЯ припев: "Џришла пехота, тут всем работа, где
было двое, там стало трое!.." - каждый раз вызывал гогот в зрительном зале.
‹елЯ видела Љастровского, который с уныло-оскорбленным лицом стоЯл за
кулисами, и ей было до боли его жалко.
Љогда ѓусынин кончил под топанье и одобрительные выкрики зала, она еще
раз с презрением посмотрела на Љолзакова и увидела, что тот угрюмо сидит,
сложив руки на груди, и не хлопает...
ЏробираЯсь наверх к себе в каморку, она думала о том, какаЯ, в
сущности, страннаЯ вещь аплодисменты, как похожи они иногда на
оскорбительную награду за унижение актера...
‹ампы у нее в комнате не было, но над городом стоЯла ЯснаЯ луна, и
было светло так, что можно было читать у окна. Ћна, не удержавшись,
отщипнула еще несколько кусочков хлеба. Џосидела, глЯдЯ в окно, и ей не
захотелось ложитьсЯ в постель и засыпать, так просто кончить этот день,
когда она еще досыта не наглЯделась на театр. ‘тараЯсь ступать тихо, она
еще раз спустилась вниз.
„ежурнаЯ лампочка еще светила в дальнем конце коридора. ирокаЯ
лестница длЯ публики вела в черную пустоту безлюдного фойе. Ћттуда слышалсЯ
равномерный плеск воды. ‹елЯ прислушалась, неслышно спустилась еще на
несколько ступеней и заглЯнула за колонну.
Ћднорукий солдат, окунаЯ трЯпку в ведро, бережно обмывал обнаженный
торс Ђфродиты, непристойно разрисованный углем. ’олько что отмытое,
прекрасное тело „ианы еще сиЯло влажным блеском.
Љогда он, прижимаЯ к краю ведра, неуклюже отжимал своей единственной
рукой трЯпку, ‹елЯ видела его нахмуренное лицо с напрЯженно сжатыми губами,
как у человека, который промывает рану, причинЯЯ неизбежную боль.
‘тараЯсь, чтобы он ее не заметил, ‹елЯ отступила за колонну и
потихоньку поднЯлась к себе наверх.
“тром она встретила однорукого солдата, когда тот шел отпирать
библиотеку, и спросила его насчет книги про ѓавроша.
- …сть, - с каким-то удовольствием ответил солдат. - …сть такаЯ.
Џойдемте со мной... “ нас тут все на свете есть, даже "…пархиальные
ведомости" в комплектах.
ЏрижимаЯ боком висЯчий амбарный замок, он отпер одной рукой нарЯдную
белую дверь с литыми бронзовыми ручками, и они вошли в пустую читальню. Ќа
длинном столе были разложены брошюры о борьбе о вошью рЯдом о "џрмаркой на
площади" ђомена ђоллана, "Љоммунистический манифест" и футуристические
стихи, напечатанные вкривь и вкось разными шрифтами.
- Ћтдельным изданием ѓавроша нет, - говорил солдат, помахиваЯ на ходу
громадным замком в оглЯдываЯ рЯды высоких, до потолка, книжных полок. - Ќо
этот ѓаврош фигурирует в произведении ‚иктора ѓюго "Ћтверженные"... ‚от,
пожалуйста.
Ћн ловко вытащил сверху книжку, но не отдал ее ‹еле, а, прижав к груди
своей единственной рукой, сначала бережно стер рукавом пыль с переплета.
- Ќайти вам, где начинаетсЯ про ѓавроша, или вы все подрЯд будете
читать?
- ЏодрЯд.
‘олдат бережно положил книжку перед ней на стол и улыбнулсЯ:
- ‚от вам, ѓюго, ‚иктор... ЊенЯ и самого тоже ‚иктором зовут. ‡абавное
совпадение.
‹елЯ села к столу и поскорей отвернула первую страницу. —ерез минуту,
забывшись за чтением, она нахмурила брови и прикусила губу. ‘мутно, точно
сквозь сон слышала, как, скрипЯ сапогами, входЯт, рассаживаютсЯ у стола,
шелестЯт страничками солдаты, покашливают, переговариваютсЯ шепотом и на
цыпочках выходЯт в коридор покурить.
‚ разгаре чтениЯ она заметила, что шевелит губами и делает
горделиво-горькое лицо, повторЯЯ про себЯ благородные слова †ана ‚альжана,
что, наверное, очень глупо выглЯдит со стороны, поскорее равнодушно
зевнула, лениво поднЯла глаза и встретилась взглЯдом с Љолзаковым.
Ћн хмуро, коротко ей кивнул и наклонилсЯ над книгой. Ћна ответила еле
заметным кивком и, немного погодЯ искоса опЯть взглЯнув, увидела, что он
выписывает что-то в тетрадку крупными, медленными буквами.
Џосле Љолзаков каждый день приходил в библиотеку и садилсЯ всегда на
то же место - наискосок, напротив нее, за один стол и упорно, терпеливо
ждал удобного момента, чтобы ей кивнуть, всегда одинаково коротко и хмуро,
без тени улыбки.
Љончив читать и выписывать в тетрадку, он молча уходил, не прощаЯсь.
"Ќеужели тебе хотелось бы, чтоб он с тобой заговорил?" - насмешливо
спрашивала себЯ ‹елЯ. "Ќи капельки!" - "’огда чего же ты злишьсЯ?"
ђаздумываЯ, она приходила к выводу, что разговаривать с ним она вовсе не
желает, но ей почему-то приЯтно было бы, чтоб ему хотелось, очень хотелось
с ней заговорить, но чтоб он не осмеливалсЯ! ’ак ее вполне устраивало.
€ все-таки он заговорил. Ћднажды, выходЯ из библиотеки, она заметила,
что Љолзаков стоит в коридоре один, старательно курит и смотрит в окно.
Ћна поравнЯлась с ним, неторопливо прошла мимо и вдруг услышала у себЯ
за спиной:
- Ђ вы что?.. ‚от, к примеру, городской парк. ‚ы в него... не гулЯете?
ќто было уж до того нескладно, что даже и обидетьсЯ было нельзЯ.
‚идно, он все выжидал момента, когда можно будет это ввернуть непринужденно
и невзначай, да упустил момент и выпалил все залпом ей в спину.
- ‚ парк? - удивленно спросила ‹елЯ, запнувшись на ходу и
оборачиваЯсь. - џ? Ђ что мне там делать?
„альше у него, видно, и вовсе ничего не было приготовлено, и он
неуверенно пробурчал:
- „а вот чудаки, ходЯт же! ‚оздух там, что ли... ‚ообще гулЯнье!
- Ќе понимаю этого удовольствиЯ. ’оптатьсЯ в толпе взад-вперед!
Љолзаков помолчал, с какой-то угрюмой натугой пытаЯсь придумать
что-нибудь поубедительней, и вдруг вполне неожиданно улыбнулсЯ, сдаваЯсь:
- ќто вы, конечно, верно. ‡анЯтие самое пустое: по выли подошвами
шаркать!
‹елЯ рассмеЯлась:
- ‚от так здравствуйте, а сам чуть менЯ не уговорил!
- Људа там! - махнул рукой Љолзаков. - Џлохо Я это умею...
- Ќичего не скажешь, плоховато... Ђ ведь по правде дурацкое занЯтие!
—то, нет?
- Љонечно, глуповатое.
- Ђ потом, ведь туда, наверное, все парочки ходЯт?
- Ђ мы ‚иктора с собой позовем.
- Ќу позовем... Ќу что же? Џобудем разочек и мы дураками!
Љ себе на верхний этаж ‹елЯ почему-то бежала по лестнице бегом,
повторЯЯ про себЯ: "Ђ что тут такого? „ействительно, там, наверное, воздух,
зелень и музыка играет! Ђ чего Я, как старый сыч, в комнате сижу, слова не
с кем сказать?.."
€ странное дело, сколько важных, серьезных разговоров потом забылось,
сколько голосов навсегда умолкло с тех пор в ее памЯти, а этот пустЯковый
разговор на ходу в коридоре - осталсЯ.
‚ городе было неспокойно. Џо ночам вдруг вспыхивала на улицах ружейнаЯ
стрельба, и где-то за городом разливалось по небу малиновое дымное зарево
пожара. Ђ в театре каждый день играли "Ѓедность не порок" при полном зале.
€ в городском парке по вечерам было полно гулЯющих. ‚ темных аллеЯх под
фонарЯми качались черные лапчатые тени листвы каштанов, хрустел под ногами
гравий на дорожках, и где-то за деревьЯми с грубой тоской пели трубы
военного оркестра, патетически всплескивали медные тарелки, бухал большой
барабан.
‹елЯ стоЯла у громадной, запущенной цветочной клумбы с каменной вазой
посредине и ждала Љолзакова. …ще издали она заметила, что его нет на
условленном месте, и сразу почувствовала облегчение. ’еперь ей даже
хотелось, чтобы он не приходил. Ќо, к сожалению, она была совершенно
уверена, что он придет. —тоб не стоЯть на месте, она медленно пошла вокруг
клумбы, глЯдЯ себе под ноги, неслышно напеваЯ про себЯ, и рассеЯнно
усмехалась, так, чтобы каждому дураку видно было, что она никого не ждет,
что ей очень весело и приЯтно вот так, одной, пошаркиваЯ подошвами,
прохаживатьсЯ вокруг клумбы.
Љак-то неожиданно она обнаружила, что давно уже ходит и ходит по
кругу, и вдруг понЯла, что он не придет. ‘ удивлением ощутила в себе
какую-то обидную пустоту потери и в тот же момент увидела Љолзакова. Ћн
торопливо, с озабоченным видом прокладывал себе дорогу среди гулЯющих.
”уражка с артиллерийским кантом была хмуро, низко надвинута на лоб, немного
набок, он был в походных ремнЯх, с тЯжелой кобурой на туго затЯнутом ремне.
Ћн быстро, чуть не бегом, догнал ее в самом конце аллеи и пошел рЯдом.
- ’олько вырвалсЯ, - сказал он, сдерживаЯ дыхание.
- “дачно, Я тоже только-только вырвалась. „умаю, на всЯкий случай
пройду вокруг клумбы, вдруг вы там давно ходите, дожидаетесь.
Ћни замедлили шаг, вмешавшись в неторопливый поток гулЯющих.
- Ђ где же ‚иктор? - вдруг вспомнила ‹елЯ.
- „а вот не поспел же за ним зайти, думал - опаздываю.
‚идно было, что он говорил правду.
Ћни медленно шли среди гулЯющих в густой тени деревьев, котораЯ
начинала рассеиватьсЯ от света приближающегосЯ фонарЯ. ‚ходили в круг
Яркого света и снова с каждым шагом все глубже погружались в лесную темноту
до нового фонарЯ.
- Ќочь... - сказала ‹елЯ. - € вот начинаетсЯ рассвет. ‚от опЯть и
солнце... € опЯть надвигаютсЯ сумерки, ночь наступает.
Љолзаков посмотрел на нее с туповатым изумлением и промолчал.
- Ђ вы к нам в театр не ходите? - спросила ‹елЯ, когда они опЯть шли в
темноте.
- ‚се некогда. „а и... показываетсЯ у вас в пЯти действиЯх, что
бедность это не порок... ‘амый актуальный вопрос текущего момента. Ђ в это
самое времЯ белые генералы прЯмо напирают на город... Љак-то смешно, нет?
- Ќу, конечно, это отмерло, или, может, отомрет все старое искусство.
“ нас будут настоЯщие революционные постановки, но сразу так тоже нельзЯ.
- Ђ какие это у вас будут - новые?
- ’еатр должен быть народным, вернутьсЯ к истокам. Ќу, например, выйти
на площади, создавать массовые зрелища, так, чтобы все зрители участвовали.
Ђ актеры будут как все, и не будут гримироватьсЯ, и одеты просто в рабочую
одежду, а не как теперь - в мантильЯх и тому подобное.
Ћна убеждала его с горЯчностью человека, который сам не очень-то
убежден, и он это чувствовал.
- ќто Я плохо разбираюсь, - сказал он наконец. - ‚ нашем массовом
действии с белыми нам требуетсЯ, главное дело, снарЯдов побольше,
остальное, по-моему, обойдетсЯ как-нибудь.
- Ђ вдруг белые город возьмут? - быстро спросила ‹елЯ,
приостанавливаЯсь.
- —его ж? Ћни бы взЯли даже с ихним удовольствием, да ведь мы,
пожалуй, не дадим, - усмехнулсЯ Љолзаков.
- Ђ все-таки могут?
- Ќе возьмут.
- „а вы серьезно отвечайте: могут?
- Ђ взЯть все можно. ѓорЯчий утюг голой рукой тоже схватить можно. Ђ
уж как его после держать, это другой вопрос... …сли мы дурака валЯть будем,
они вполне могут схватить... Ћтчего ж - война! Ђ они воевать умеют.
- Ђ мы?
- Ђ мы учимсЯ. “ них даже целые полки есть сплошь офицерские. ‚
артиллерийских дивизионах капитаны орудиЯми командуют, полковники -
батареЯми... Ђ у нас все в точности наоборот: например, Я в
империалистическую на фронте был наводчиком. Ђ теперь командую батареей.
Њного совсем слабо обученной пехоты.
- —то ж они? Џлохо стрелЯть умеют, что ли?
- ‘трелЯют неважно, это еще ладно. ‚о чистом поле, как говоритсЯ,
стенка на стенку, они другой раз пойдут ломить напролом, в штыки, очень
аккуратно! Ђ случитсЯ отступление с боем, охват флангов, внезапный налет
кавалерии... тут он хочет, он стараетсЯ, а начинает путатьсЯ, метатьсЯ...
’ерЯет голову. ѓлавное, унтеров до смерти не хватает!
- ‡начит, все-таки могут город взЯть. Ђ ваш комиссар на митинге
клЯлсЯ: "“мрем, но не отдадим".
- Ђ-а, вы того тоже слушали?.. „а это разве наш комиссар? ’ак,
прислали длЯ ободрениЯ нашего духа... ‡аладил все только одно: "“мрем" да
"умрем", тьфу ты черт, а солдат как раз вот этого и не любит: умирать. Ћн,
другой раз, две версты на пузе по грЯзи ползет, головы не поднимаЯ, только
бы живу остатьсЯ...
Џоследний фонарь осталсЯ позади, они подошли к самому обрыву, где
кончалсЯ парк и где на лавочках сидели застывшие в обнимку пары, молча
глЯдЯ на реку, поблескивавшую в темноте далеко у них под ногами. Њузыка
военного оркестра была тут не слышна, только равномерное буханье большого
барабана тревожно отдавалось в темных полЯх за рекой.
‘мутно различаЯ друг друга в темноте, они с Љолзаковым остановились,
со снисходительной усмешкой глЯдЯ на парочки, и повернули назад.
Џрислонившись к дереву, маленький ростом красноармеец в нескладном,
чересчур высоком шлеме обнимал девушку и что-то торопливо, умолЯюще ей
нашептывал, а она непримиримо отворачивалась от него, безутешно мотаЯ
головой в всхлипываЯ, и тотчас же зажимала себе ладонью рот, прислушиваЯсь,
чтоб не пропустить какого-нибудь словечка.
- Ќу, вот видите, - сказал Љолзаков, когда они отошли на несколько
шагов. - ‚от оно какое бывает, гулЯнье. ‚ремЯ у всех в обрез. ‚от и спешат
завести себе второпЯх что-нибудь вот этакое. —тоб было по ком потом всю
жизнь тосковать да жалобные песни петь про злую мачеху-судьбу! - Љолзаков
тихонько засмеЯлсЯ и помолчал. - „умают, наверно: авось в пЯтницу кто хоть
платочком помахает.
- Џочему в пЯтницу?
- ‚оеннаЯ тайна. •отЯ на базаре все знают. “ходим мы в пЯтницу. ‚
загадочном направлении, к фронту.
- Џлаточком?.. „а, Я понимаю... Ђ вам помахает кто-нибудь?
- Њне? - Ћн вдруг опЯть засмеЯлсЯ, с каким-то самодовольством. -
Њне-то помахают! ‚ обЯзательном порЯдке!
‹елЯ вдруг разом со стороны увидела себЯ на дорожке сырого парка в
темноте и чужого неприЯтного человека рЯдом. ‡ачем она здесь? Љак сюда
попала? ‚се это очень противно, глупо. € он еще хвастаетсЯ, кажетсЯ!
Ћна резко ускорила шаг и еще ускорила, чуть не бежала, не слушаЯ того,
что он говорил дальше. Ћна рада была бы и вовсе от него убежать и уши
заткнуть, да это было бы уж совсем позорно. Ћтдельные слова она поневоле
все-таки слышала.
- ...хозЯйка моЯ квартирнаЯ... - с неторопливым удовольствием,
усмехаЯсь, продолжал Љолзаков.
"Ђ мне-то какое до тебЯ дело? Ћтстал бы от менЯ к черту, - грубо
говорила про себЯ ‹елЯ, стискиваЯ зубы от ожесточениЯ. - •оть бы только
поскорей кончилось все - и разговор, и прогулка эта дурацкаЯ!"
- ...Ђ куда это мы так припустились?.. ‘перва мы, знаете, все
враждовали, а потом спорить начали. Џеревоспитываем друг другу сознание,
другой раз до последнего бьемсЯ... ’еперь объЯвила, что пойдет менЯ
провожать даже с цветком... ‘мех, ей-богу!.. Ќет, верно, что это мы бежать
взЯлись, как от волков? Ќу ничего, бежать так бежать... € как это
удивительно, они с мужем люди ученые, можно сказать, старые люди, мне,
может, десЯть лет читать не перечитать всЯкие книги, чтоб половину того
узнать, что они-то уже и позабыть успели, а в текущих вопросах - как дети,
другой раз путаютсЯ хуже моего ‚аськина - наводчика... Ћн у нас такой,
‚аськин этот... неглупый, а с чудачинкой...
Ќавстречу, сквозь покачивающиесЯ ветки каштанов, уже мигал огонек
первого фонарЯ на аллее. Ћни, не сговариваЯсь, пошли медленнее.
- Ђ-а, понЯл!.. - вдруг воскликнул Љолзаков.
‹елЯ так и обомлела от испуга: что он такое понЯл?
- ‚от уже чуть светать начинает. ‚ерно? ‘коро вторые петухи
закричат...
Ћни прошли под фонарем, и он продолжал:
- Ђ вот уже и сумерки пошли. Ќочь наступает. ‚ерно?
- Ѓыстро догадались, - сказала ‹елЯ, с облегчением чувствуЯ, что опЯть
может легко говорить. - ‚от и еще день прошел. Њы знаете сколько с вами
идем? „ва месЯца! џ сосчитала, тут больше тридцати фонарей...
Ћни вышли из парка на площадь, и ‹елЯ вдруг неожиданно длЯ себЯ
спросила:
- Ђ хотите, Я вам свое окно покажу?
- Ќу конечно, - серьезно сказал Љолзаков.
- ’огда стойте вот тут и смотрите на самый верх. ‚о-он Я оттуда
высунусь.
Џеред тем как закрыть за собой дверь театра, ‹елЯ мельком оглЯнулась.
Љолзаков стоЯл, дожидаЯсь, на тротуаре. Ђртиллерийский козырек фуражки
с какой-то мрачной лихостью надвинут на правую бровь. ‚се на нем
выгоревшее, старое: гимнастерка, галифе, сапоги. ‚есь какой-то
обтрепанно-подтЯнутый...
‚збегаЯ одним духом по лестницам, она опЯть заметила, уже не в первый
раз, что, бросив один взглЯд, мельком, на человека, она продолжает потом
его видеть некоторое времЯ, может рассматривать, улавливать новые
подробности. ’еперь она заметила-вспомнила, что ниже кармана брюк у
Љолзакова шел крепко зашитый шов после какого-то разреза. Ђ еще минутой
позже вспомнила, что он прихрамывал.
„обежав до своей комнаты, она вылезла на подоконник и высунулась из
окна как можно дальше.
Љолзаков стоЯл и серьезно, без улыбки смотрел, закинув голову, на ее
окно. Ћна помахала ему обеими руками. Ћн постоЯл, точно в раздумье, кинул
руку к козырьку, сделал движение уходить, остановилсЯ и тоже помахал
рукой...
Ќаконец была назначена и началась перваЯ настоЯщаЯ репетициЯ
"Ѓаррикады Џарижской коммуны", которую ‹елЯ ждала с замиранием сердца,
волнением и трепетом. ђолей в пьесе было почти в два раза больше, чем
актеров в труппе. Њногим приходилось играть по две, а то и три роли.
Љастровский вначале играЯ развратного версальского аристократа,
министра, а начинаЯ с середины второго действиЯ - старого
рабочего-коммунара, которого расстрелЯли по приказу этого самого министра.
ќто обстоЯтельство очень забавлЯло Љастровского и служило неистощимой
темой длЯ шуток. ‹елЯ играла противную длЯ нее рольку камеристки графини, а
потом любимую - мальчишку-барабанщика, героически погибающего на баррикаде.
ђепетиции шли вЯло, роли путались, и актерам то и дело приходилось
вымарывать или вписывать в свои тетрадка чужие реплики, чтоб заполнить
пустоты.
ѓрафинЯ - „агмарова, в изнеженной позе облокотившись о пыльные
ступеньки, изображавшие козетку, и томно обмахиваЯсь веером, обернулась на
стук. Ќа сцену вышла ‹елЯ - камеристка и доложила:
- Њаркиза де Њонплезир, мадам!
- Џросите... - проворковала „агмарова, изЯщно щурЯсь.
Ќаступила недоуменнаЯ пауза. ‚ыходить было некому. ђоль маркизы в
первом действии читала сама „агмарова...
- …рундистика, однако, получаетсЯ... - досадливо сморщилсЯ Џавлушин,
нетерпеливо оглЯнулсЯ и вдруг схватил за руку смиренную костюмершу: - Ђнна
€гнатьевна!.. ‚ыручайте! ’ут же всего три фразы у маркизы, вы прекрасно
справитесь!
Љостюмерша обомлела, попЯтилась и замахала руками, но в глубине души
была польщена.
„агмаров притащил шлЯпу с перьЯми, уверЯЯ, что она очень поможет войти
в роль, и, ободрЯюще похлопав Ђнну €гнатьевну по плечу, подтолкнул на
сцену. Ћна вдруг все забыла, испугалась до столбнЯка и самозабвениЯ и
вместо реплики, которую во весь голос ей подавал суфлер: "Џозвольте к вам
войти, дорогаЯ?" - после долгого молчаниЯ, одичавшим от страха голосом,
просипела: "‚зойтить мне можна?.."
‘ластолюбивый министр - Љастровский, оторвавшись от галантных поцелуев
ручек своей фаворитки, невозмутимо ответил ей в тон:
- —его ж там! ‚сходи уж, кума!..
„агмарова, согнувшись пополам, со стоном упала на ступеньку. ѓусынин
визгливо заржал, дрыгаЯ ногами, сама ‹елЯ с размаху села на пол, закрыв
лицо руками, повизгиваЯ от хохота. •охотал даже мрачный рабочий сцены
‹отырейников, оскалив желтые зубы, и желчный суфлер, ронЯЯ и подхватываЯ
спадающее с носа пенсне.
Ђнна €гнатьевна обиделась до слез, и ее долго пришлось успокаивать и
уговаривать подготовитьсЯ получше к следующему разу. ђепетициЯ кое-как
продолжалась.
„агмаров, как многие плохие актеры, любил сразу в полный тон
репетировать новые, едва знакомые роли. ‚ финальной сцене расстрела
коммунаров он героически распахнул пиджак, подставлЯЯ грудь под пули,
выкрикнул проклЯтье палачам и, мастерски раздуваЯ ноздри, приготовилсЯ
упасть на пол.
‚ыстрела, которого он требовал даже на репетициЯх, не последовало.
„агмаров повторил игру ноздрЯми, рухнул на пол, издал предсмертный хрип и,
раскинув руки, закрыл глаза. ‚ этот момент запоздавший ‹отырейников дал
из-за кулис выстрел. „агмаров вскочил возмущенный, отрЯхиваЯ пыль с брюк.
Ќапрасно „агмарова, помогаЯ ему чиститьсЯ, торопливо шептала, что он сыграл
изумительно, у нее просто дрожь пробежала по спине, - „агмаров вырывалсЯ и
отворачивалсЯ, раскапризничалсЯ, как мальчишка, и его пришлось долго
успокаивать и хвалить, прежде чем к нему вернулось его обычное,
непоколебимое самодовольство бездарности.
Џосле этого случаЯ, хотЯ ‹отырейников своевременно подавал в нужные
моменты выстрелы, никто из убитых уже не падал. “слышав выстрел,
Љастровский спокойно спрашивал: "ќто кого, менЯ?.." - и, убедившись, что
убили именно его, а не кого другого, делал небрежный жест, точно показываЯ
на распростертого у его ног человека: "’ак, значит, Я тут падаю! џ
рухнул!.."
Џоследним погибал на баррикаде мальчишка-барабанщик, ‹елЯ, но перед
смертью она должна была спеть песенку. Љ ее ужасу, Џавлушин объЯвил
репетицию законченной и, сдерживаЯ сытый зевок, пошел со сцены.
- Ђ как же песенка?.. - в отчаЯнии крикнула ему вслед ‹елЯ.
- Џесенка? - удивилсЯ Џавлушин. - Ђх да, песенка... Ђ у вас слух-то
есть, €стомина?
- …сть, - храбро сказала ‹елЯ.
- Ђ песенка?.. ‘обственно, какаЯ тут может быть песенка! ’ут нужна
"Њарсельеза"... Џо слова вы посмотрите там из сборников Џролеткульта,
какие-нибудь стихи... ‚ общем, займитесь сами. Ђ в свободное времЯ все-таки
ѓюго почитайте...
‹елЯ не успела даже сказать, что уже два раза перечла "Ћтверженных"...
"—то же это такое?.. —то же это? - спрашивала она себЯ, оставшись в
своей комнате под крышей после репетиции. - ‚дохновение! ‹епка образа!
ђеволюционное искусство, зовущее на борьбу!.. Ђ на деле бормотанье под нос,
шутовские выходки, работа спустЯ рукава. Њожет быть, мы только обманываем
народ, что занЯты каким-то нужным делом?.."
‚друг она увидела свою рольку барабанщика, какаЯ она маленькаЯ и
тощаЯ. Љакой незаметный винтик в общей громоздкой, неуклюжей машине
готовЯщегосЯ ненужного спектаклЯ.
Ћна все вспоминала колдовскую тишину ночного театра, высокий портал и
тЯжелый запах - все приготовленное длЯ великих дел, и вот вместо этого:
"‚сходи уж, кума!.." - и она сама, покатывающаЯсЯ со смеху...
Ќе находЯ себе места, она спустилась опЯть в фойе.
‚округ Љастровского толпились встревоженные актеры, слушаЯ новости,
которые он только что принес из города.
Ћн сидел, поставив между ног толстую суковатую палку, обмахиваЯ потное
красное лицо помЯтой панамкой, и с рассчитанной медлительностью
рассказывал:
- ...и переправу оборонЯл некий полк с весьма таким помпезным
названием... вроде имени... запамЯтовал... что-то такое железное и
революционное. Ќу, да наименование тут не суть важно, потому что он бросил
свои позиции и разбежалсЯ, этот пышный полк. € по этому случаю белые
находЯтсЯ уже на этой стороне реки и двигаютсЯ прЯмо на город...
- ќто предательство! - неуверенно сказал Џавлушин и озабоченно
задумалсЯ.
- Ќ-да-с, и в городе не то чтобы паника, а, наоборот, как-то все
притихло. Љак птички перед грозой. ‘ловом, ситуациЯ чреватаЯ и наводЯщаЯ на
размышлениЯ.
- Џтички! •ороши мы будем птички, если белые возьмут город! - кисло
заметил ѓусынин.
- Ђ па-азвольте спросить, при чем тут мы? - с истерической
надменностью продекламировал „агмаров. - Ќам-то чего боЯтьсЯ? €скусство,
оно!..
- „етонька ты моЯ! - ласково сюсюкаЯ, обернулсЯ к нему Љастровский. -
Ќу конечно ж! џвитсЯ к нам вот сюда в фойе какой-нибудь бурбон,
конногвардейский ротмистр со стеком, гаркнет: "Ђ где тут фронтоваЯ труппа
ѓлавполитпросвета?.. Ђ подать сюда ’Япкина-‹Япкина". Ђ ты ему, котенька,
сейчас и объЯснишь, что, дескать, "искусство, оно!.." - и он тотчас
разрыдаетсЯ у тебЯ на груди и раскаетсЯ в своих заблуждениЯх.
- Ђлексей ѓеоргиевич, это невыносимо! Џрекратите! Љто-нибудь же обЯзан
нас защитить, увезти в безопасное место. ‚ы должны пойти к тому комиссару!
- стонала „агмарова.
Џослышалось спокойное позвЯкивание свЯзки ключей. ЏомахиваЯ
единственной рукой, через фойе неторопливо шел ‚иктор.
‚се бросились его расспрашивать. Ћн пожал плечами, удивленно оглЯдываЯ
взволнованные лица.
- „а что вы, товарищи? „ействительно, белые, оказываетсЯ, получили
французские танки. Ќеожиданным образом пустили их против наших. Џо этому
случаю сейчас с ‘оборной площади будут выступать рабочие отрЯды на фронт.
ќто ничего, товарищи, это бывает...

Ќад толпой перед зданием исполкома покачивались выгоревшие красные
знамена. ЉрасноармейскаЯ часть в походном снарЯжении стоЯла без строЯ,
смешавшись со штатскими; люди курили, переговаривались с провожающими. Љак
водитсЯ, чего-то ждали, и никто толком не знал, чего...
‹елЯ, шаг за шагом, пробралась к самым ступенЯм подъезда исполкома,
прислонилась к колонне и стала наблюдать за красноармейцем, сидевшим на
ступеньке с надкусанным Яблоком в руке. ’есно к нему прижавшись, рЯдом
сидела молоденькаЯ жена (это уж сразу видно было, что жена) и, не отрываЯсь
от широкого веселого лица мужа, любовалась им неотрывно, ненаглЯдно.
ЏриоткрывшиесЯ, точно в полузабытьи, ее губы то и дело начинали жалобно
кривитьсЯ, и она совсем уже готова была запричитать в голос, но муж сейчас
же властно притЯгивал ее к себе и насильно совал в рот Яблоко. Ћна,
сердЯсь, отворачивала лицо, но он не отставал, и в конце концов она против
воли все-таки откусывала и, сдерживаЯ всхлипываниЯ, жевала и начинала
смеЯтьсЯ сквозь слезы.
‘тарательно и неровно шагаЯ, на площадь вышел рабочий коммунистический
отрЯд в штатских костюмах, подпоЯсанных ремнЯми.
‘олдат повернули лицом к исполкому, и на балкончик о железной витой
решеткой вышел человек с винтовкой в руке. Ќа нем, как и на других, был
ремень с тЯжелыми от патронов подсумками и черные брюки, заправленные в
носки. Ћн сказал коротко о положении на фронте, о внезапно поЯвившихсЯ
французских танках, о бежавшем попке и о том, что надо добитьсЯ перелома на
фронте. Љончив речь, он спустилсЯ вниз, вышел через крыльцо и встал в
строй, рЯдовым. ќто был председатель исполкома Ђколышев.
Џосле него, поправлЯЯ низко повЯзанный платок, на балкон вышла высокаЯ
стараЯ женщина и схватилась за перила. Ћна тихо сказала какое-то слово,
откашлЯлась и, опЯть торопливо поправлЯЯ и только все больше сбиваЯ на
сторону головной платок, протЯжно крикнула:
- ’оварищи! —то ж это у нас делаетсЯ? Ђ, сыночки!..
Ћна протЯжно кричала, поворачиваЯсь на все стороны. ‚етер то
подхватывал, то уносил в сторону ее голос, тоскливый и угрожающий, гневный
и требовательный. ‹елЯ плохо слышала, а потом и позабыла слова, которые она
говорила, запомнила только этот будоражащий душу звук голоса, запомнила,
как женщина ударила кулаком по железной перекладине перил, платок у нее
совсем съехал набок, и тогда она сорвала его с головы, и ветер подхватил и
растрепал седые волосы; запомнила, что, когда она кончила, стоЯвший у нее
за спиной военный махнул рукой, показываЯ, что говорить не будет, хотЯ
видно было, что он ждал своей очереди. Ћркестр заиграл "€нтернационал", а
потом сразу впереди запела команда "аа-агом!..".
Љакие-то женщины, выбравшись из толпы, подбежали и пошли рЯдом с
солдатским строем.
‚месте с редеющей толпой провожающих ‹елЯ пошла за уходЯщей колонной,
постепенно отставаЯ. Ќа углу она совсем остановилась. Њимо потЯнулись
патронные двуколки, длинные повозки с Ящиками, полевые кухни и в самом
конце крытые защитным брезентом повозки Љрасного Љреста, за которыми шли
девушки с нарукавными повЯзками.
Ћни прошли, улица опустела, а ‹елЯ так и осталась стоЯть на углу с
опущенными руками. "Ћни ушли, - думала она, - а Я осталась. џ пропускаю,
может быть, самое важное, самое решающее мгновение моей жизни. Њое участие
в борьбе, где решаетсЯ судьба революции... Ѓоже мой, как это смешно и жалко
изображать, как тебЯ убивают на сцене, и падать, правильно подогнув ногу, и
произносить заученные красивые слова под звуки "Њарсельезы", когда в это
времЯ люди уходЯт туда, где сражаютсЯ и умирают по-настоЯщему, и все так
просто и буднично: много пыли, выгоревшие знамена, и потные от жары лица, и
оркестр, тот самый, что играет по вечерам в городском парке. Ћни ушли, и
пыль уже улеглась, а Я должна возвращатьсЯ в театр и буду себе мазать щеки
и подводить глаза, приклеивать парик, а они в это времЯ, наверное, будут
идти в атаку у переправы..."
Ћна услыхала быстро нараставший грохот тЯжелых колес по булыжнику и
дробный цокот копыт, обернулась и поскорей отошла на тротуар, пропускаЯ
артиллерийскую упрЯжку, рысью догонЯвшую колонну.
‘отрЯсаЯ мостовую, с оглушительным громом, заставлЯЯ дребезжать стекла
в окнах, прокатилась пушка, за ней втораЯ, и ‹елЯ увидела Љолзакова верхом
на рослой гнедой лошади.
Ћна ужаснулась, что он может проехать мимо, даже не заметив ее. Ќо он
сдержал лошадь, пережидаЯ, пока прогромыхает пушка и зарЯдный Ящик, и
подъехал к ней.
- Ќу вот и пЯтница, да? - неуверенно улыбаЯсь, сказала ‹елЯ.
‘держиваЯ одной рукой лошадь, котораЯ дергала повод, пританцовываЯ на
месте и мотаЯ головой с белой звездочкой на лбу, он низко нагнулсЯ с седла
и переспросил, что она сказала. “зкаЯ улица всЯ еще трЯслась и гремела так,
что слов не было слышно.
Ћн что-то ей тоже кричал, и она, тоже не разобрав ни слова, беспомощно
развела руками. ’огда Љолзаков нетерпеливо ткнул рукой в воздух, куда-то
показываЯ: она посмотрела, сначала ничего не увидела и не понЯла. ЉакаЯ-то
старушка помахала ей зонтиком и сухо кивнула.
Љолзаков усмехнулсЯ, утвердительно кивнул и отпустил повод все времЯ
рвавшегосЯ вдогонку за своими конЯ.
"‚от и все, - думала ‹елЯ, - вот и все. “лЯжетсЯ пыль - и все. Ђ мне
идти домой - они ушли, а мне тащитьсЯ обратно..."
‘тарушка, махавшаЯ ей зонтиком, незаметно подошла и бесцеремонно
потормошила ее за рукав кофточки.
- ‚ы что задумались? ќто мой муж, „енис... ‚ы сейчас зайдете за
книжками? ‚ы что, не понЯли? Ћн просил вас отнести в библиотеку книжки. Ћн
не успел вернуть. „енис, познакомьсЯ, это знакомаЯ Љолзакова, ‹елЯ.
‹елЯ заметила, что „енис был в русской рубашке, вышитой необыкновенно
кривыми, кособокими петушками. Ћни поздоровались, и ‹елЯ догадалась
спросить:
- Ђ это вы собирались его провожать с цветами?
- Ќу, в шутку. ‘ цветами встречают победителей. ‚от когда они вернутсЯ
- пожалуйста! €демте, Я вам отдам его книжки.
- Ђ вы уверены, что победЯт? - спросила ‹елЯ, на ходу присматриваЯсь к
старикам.
- —то они победЯт?.. Ќу конечно... „енис ведь историк, милаЯ. „лЯ
того, кто знает историю, это Ясно - революциЯ в ђоссии должна победить. џ
не уверена, что это будет длЯ нас лично так уж хорошо... право, не знаю, не
могу сказать. Ќо они победЯт, правда, „енис?
- Ќесомненно... Ќесомненно...
- ‚от видите?.. Ђ ты покормил “лю? Љонечно, позабыл. €демте, идемте.
Ћн опЯть забыл покормить утенка. Њне приЯтно с вами поговорить, ведь он нам
рассказывал про вас.
Ћни поднЯлись на горку и вошли во дворик с единственным деревом и
очень маленькими огородными грЯдками. €з большого деревЯнного ушата с
водой, до половины врытого в землю, вывалилась толстаЯ утка и с крЯканьем
заковылЯла по дорожке им навстречу.
- Ќесчастное создание, беднаЯ малютка, тебЯ забросили, тебЯ не кормЯт,
это жестоко, но не будь такой назойливой, скотина, не лезь под ноги, - на
ходу говорила старушка, отталкиваЯ утку острым носком сморщенной туфли. -
‚ы знаете, как это происходит? ‘тараЯ культура приходит в упадок,
костенеет, вырождаетсЯ, и тогда на смену ЯвлЯютсЯ варвары, не обижайтесь,
это не обидно, люди с новой кровью и идеЯми, сильные, жизнеспособные. € они
побеждают, всегда, в любом учебнике истории это написано. € тогда наступает
период легкого варварства, все зарастает лопухами. ЉажетсЯ, что стараЯ
культура погибла безвозвратно, но оказываетсЯ - ничего подобного, наоборот,
культура получает новый толчок к развитию и поднимаетсЯ на новую ступень...
’ак и теперь будет. ЊенЯ огорчает этот период лопухов, так не хотелось бы,
чтобы все зарастало. Ќо лопухи неизбежны, через них надо пройти, и тогда
будет все хорошо... ‚от входите сюда, в переднюю... - € пропустила ‹елю
впереди себЯ в дверь, откуда пахнуло сырыми после мытьЯ крашеными полами.
‚ тесной столовой стоЯло пианино, а над круглым столом висела
керосиноваЯ лампа с зеленым абажуром. ‚ дешевой раме на стене ‚езувий
дымил, как паровоз, даже старые обои вокруг рамы, казалось, были закопчены
этим дымом.
‡анавески были спущены, и в квартирке стоЯл безветренный, прохладный
сумрак, приЯтный после уличной жары, пыльного ветра и слепЯщего южного
солнца.
- “жасно хлопотно держать утку. „енис ее выменЯл на базаре на шесть
крахмальных воротничков и пепельницу с фигурой ЊефистофелЯ. Ќо она была
такой маленькой и жалкой, что нам пришлось ее выкармливать, а теперь она
уже стала своЯ, у нее есть имЯ - “лЯ, она к нам привЯзалась, и этому нет
конца, она очень прожорлива, а проживет десЯть лет, и нет никакого
выхода... Ђ вот в этой комнатке у нас обитал Љолзаков. ‚от и его книги, вы
знаете, без него как-то тут опустело. Њне даже жаль, что Я ему делала так
много замечаний. ‡наете, Я очень рада за Љолзакова, что у него такаЯ
знакомаЯ. Ћн нам очень-очень много про вас говорил.
- “ж это просто смешно, - неловко поежилась ‹елЯ, - вы шутите,
наверное? Њы совсем друг друга мало знаем. —то он мог про менЯ говорить!
- —то именно? - ‘тарушка наклонила голову набок, точно прислушиваЯсь к
тому, что кто-то ей шептал на ухо. - ‚ы хотите знать, что именно? •орошо...
Ћн говорил... ‡наете? Џожалуй, он немного говорил. - Ћна удивленно поднЯла
брови и пожала плечами. - Ќет, знаете? ‘корее даже мало. Ќо объЯсните мне,
почему же тогда у менЯ создалось такое впечатление? ќто действительно
странно.
‚ернувшийсЯ со двора „енис загремел на кухне пустым тазиком, в котором
носил корм, и, отрЯхиваЯ крошки с ладоней, заглЯнул в столовую.
- „енис, - сказала старушка, - ты помнишь, мы с тобой говорили, что у
нас по его словам, - она показала на открытую дверь в комнату Љолзакова, -
у нас создалось какое-то приЯтное расположение к ‹еле. Џравда? Ђ ведь,
собственно, он, оказываетсЯ, почти ничего не говорил?
- Ќу как же! ђассказывал, например, как вас прицеплЯли к поезду, -
припомнил „енис, обращаЯсь к ‹еле.
- Ќо он часто упоминал ваше имЯ в разговоре. € кажетсЯ, всЯкий раз
как-нибудь невпопад... ‚полне вероЯтно, что нам запомнилось именно потому,
что это всегда было как-то невпопад!.. ‚полне возможно!
‹елЯ засмеЯлась со смутным чувством удовольствиЯ.
- Ќу спасибо, значит, Я вам запомнилась как человек, о котором брЯкают
невпопад?
- „а. Ќо не забудьте, что это как-то вызывало к вам расположение!.. Ќу
вот, ко мне ЯвилсЯ ученик... ќто из вечерней рабочей музыкальной школы при
железнодорожном депо. €з ночной смены ко мне ходЯт на дом... ђуки вымыл? -
ќто относилось к поЯвившемусЯ на пороге узкоплечему долговЯзому парню в
кепке, засаленной до того, что она казалась кожаной.
- Ђ как мне? Њожно? - спросил второй парень, заглЯдывавший вслед за
долговЯзым.
- ЋпЯть сидеть? - спросила стараЯ учительница. - ѓлупо. Ќу иди сиди,
что с тобой делать.
- ‚ семи водах мыты, всеми чертЯми терты, - со вздохом разглЯдываЯ
свои черные руки, сказал ученик.
- “видим! - “чительница подала ему в руки чистую белую трЯпочку. Ћн
вытер ею, как полотенцем после мытьЯ, руки, развернул и показал. ’рЯпочка
была чистаЯ.
‘тарушка кивнула удовлетворенно и сделала знак, чтобы он садилсЯ к
пианино.
- „а Я и не знаю, тетЯ ЉатЯ, - сказал парень. - Љакие теперь занЯтиЯ?
- ЋпЯть "тетЯ ЉатЯ"?
- Ќу ладно. Љатериниванна. ‚се на фронт уходЯт. Ѓелые к городу прутсЯ.
Ћзабоченно роЯсь в нотных тетрадЯх, старушка поучительно бормотала:
- Ѓелые очень нехорошие люди, но все-таки они не прутсЯ, а
приближаютсЯ, наступают или подходЯт. Њузыкант должен быть культурным
человеком. - ‹истаЯ тетрадку, она машинально продолжала. - Љаждый должен
заниматьсЯ своим делом... Ѓелые пускай "прутсЯ", а мы будем разучивать
новую пьесу... ‚от новаЯ: "‚еселый крестьЯнин", давай внимательно!
Џарень сел на вертЯщийсЯ табурет, напрЯгсЯ, сперва испуганно уставилсЯ
в ноты, потом нацелилсЯ пальцами и вдруг медленно заиграл с испуганно
приоткрытым ртом.
- Ќе барабань! ЊЯгче, певучей!.. ЉрестьЯнин ведь радуетсЯ! Ћн
веселитсЯ! ’акой веселенький, прилежный немецкий мужичок.
…два успела сложитьсЯ мелодиЯ, второй парень, пробормотав "от
чертище!", с недоверчивым восхищением откинулсЯ на спинку стула, криво
усмехаЯсь, и с силой дернул себЯ за ухо, точно длЯ того, чтобы привести
себЯ в чувство...
‹елЯ шепотом попрощалась с „енисом, взЯла две книги, оставленные
Љолзаковым, - это были "Ћтверженные" - и вышла.

Ќерасседланные кавалерийские кони у чугунной решетки желтого казенного
зданиЯ штаба на площади. ирокие ступени подъезда, веером расходЯщиесЯ
книзу. „ва маленьких льва по бокам. Ќа одном из них сидит
красноармеец-часовой, у его ног станковый пулемет с продернутой лентой.
‚се это ‹еле давно хорошо знакомо - театр стоит на другой стороне той
же площади. ’еперь она, как задумала, - не останавливаЯсь и не торопЯсь, не
глЯдЯ на часового, ожидаЯ каждую минуту, что ее окликнут, остановЯт, -
начала подниматьсЯ по лестнице.
Ќикто ее не остановил, и она оказалась в длинном коридоре с маленькими
сводчатыми окнами, проделанными в толстых стенах. Ћкна эти не открывались,
должно быть, много лет, и подоконники были усеЯны мертвыми мухами. Џахло
казармой и плавленым сургучом.
‡а открытой дверью она увидела большую комнату, где, склонившись над
испачканными чернилами столами, писали переписчик и девушка в гимнастерке,
оттопыривающейсЯ на груди, одним пальцем тыкала в клавиши пишущей машинки.
ђасспрашиваЯ встречных солдат, она добралась до двери комнаты военкома
Ќевского. „альше ее не пустили. Ќемного погодЯ к ней подлетел какой-то
щеголеватый военный, мальчишка, и представилсЯ: "„ежурный Ќисветаев".
‹еле почему-то казалось, что ей нужно говорить только с тем самым
военкомом Ќевским, который приходил знакомитьсЯ с их труппой. Ћна так и
сказала. Ќисветаев снисходительно начал объЯснЯть, что военком занЯт, как
вдруг, приЯтно улыбнувшись, сказал: "Ђ-а, что-то знакомое. €з театра?
‘ейчас попробуем!"
Љакие-то военные, сердито переговариваЯсь, вышли в коридор. Ќисветаев,
приоткрыв дверь, нырнул в кабинет и через минуту, выглЯнув оттуда, кивнул,
приглашаЯ ее входить.
‚оенком, сидЯ боком у стола, как он сидел, вероЯтно, ко времЯ только
что кончившегосЯ совещаниЯ, что-то очень быстро писал, прикусив губу.
Ћн на минутку поднЯл глаза на ‹елю, кивнул и, проговорив: "Ќу, ну,
говорите, говорите, слушаю!", продолжал быстро писать.
- “ менЯ к вам просьба, - сказала ‹елЯ. - Њожно менЯ куда-нибудь
устроить на фронт?.. Ќу, не обЯзательно сразу, но вообще в Љрасную Ђрмию...
…сли можно, то пожалуйста...
- Џожалуйста... - сквозь зубы повторил комиссар, продолжаЯ писать. -
Џожалуйста... Ђ что ж театр? Ќадоело?
- „олго рассказывать. € Я сама не гожусь длЯ этого дела.
- Ќадоело... - опЯть рассеЯнно повторил военком. - ќто хорошо...
значит, надоело... - Ћн небрежно поставил подпись и протЯнул бумагу
Ќисветаеву. - ‘ ординарцем, аллюр три креста, пЯть кавалеристов в охрану. ‚
случае чего - уничтожить.
- ђазрешите мне самому? - весь загоревшись, умолЯюще сказал Ќисветаев.
- ‘иди, - сказал Ќевский, и Ќисветаев с надутым видом ушел.
- Ђ почему вдруг надоело? - как ни в чем не бывало обратилсЯ к ‹еле
военком, подтЯгиваЯ к себе новый лист бумаги. - ‚ы что, против скоморошьего
действа или как?
- „а нет. Џускай. Ђ Я не хочу! - отчаЯнно выпалила ‹елЯ. - Ќе хочу
ничего. Ќи скоморохов, ни "Ѓедность не порок"... џ вас очень прошу.
- “чились, работали?
- ’ри года на швейной фабрике. Ќу не три, почти три года.
- „а ну, на какой?
- ”оронин и Љох. ‚ Џетрограде.
- ‘лышал. Ђ кто у вас там новый директор?
- „иректор старый осталсЯ. Њы не против были. „а теперь и фабрику
закрыли.
- Ђ кто там у вас в фабкоме председатель?
- „а вы что, не верите? - усмехнулась ‹елЯ. - Ќу, ЉсениЯ ЉасьЯновна.
- Ђ часы как? •одЯт еще?
- ‚ы про какие? “ табельной? ‘ветЯщиесЯ, с керосиновой лампочкой?
- €менно, с керосиновой. ’аких вторых не найдешь. „о чего экономный
мужчина был этот Љох. Ќате вам бумагу, пишите заЯвление, что просите
принЯть вас вольнонаемной на работу в штаб.
‚оенком опЯть начал писать. ‹елЯ, стараЯсь как можно лучше, написала и
подчеркнула слово "убедительно" в конце.
- ѓрамотно пишете, - сказал военком. - ќто оставьте, а Џономарев вам
покажет, как сочинЯют канцелЯрские поэмы в прозе по всей форме...
Ќисветаев! Љо мне Џономарева.
—ерез минуту, обдергиваЯ на себе гимнастерку, втЯнув от усердиЯ живот,
ЯвилсЯ и замер перед военкомом усатый, с промасленными волосами
делопроизводитель Џономарев.
- Љак дела у ‘аши? - спросил Ќевский.
Џономарев злобно встопорщил усы, собираЯсь выругатьсЯ, и запнулсЯ.
- „авай - одним словом!
- •уже некуда.
- ‹адно. ‚от товарищ €стомина. •орошо грамотнаЯ. „авать ей машинку и
бумагу, когда спросит. ЏодучитсЯ, мы ее зачислим.
Љогда ‹елЯ вышла снова на солнцепек пыльной площади, она оглЯнулась на
львов и часового у лестницы с новым, радостным чувством. Ћна теперь уже не
совсем чужаЯ в этом доме. Ђ на машинке она выучитсЯ так, что они только
ахнут!..
Џоздним вечером, после спектаклЯ, на мансарде в комнате баЯниста
‘емечкина густой бас пропел: "Њилей родного бра-а-а-а-та блоха ему была!.."
‹елЯ узнала приЯтный надтреснутый голос Љастровского.
Ќемного погодЯ ‘емечкин стукнул в дверь ‹елиной комнаты:
- …сли желательно репетировать песенку барабанщика - пожалуйста, готов
соответствовать!
Љогда ‹елЯ нерешительно вошла, Љастровский встал и низко поклонилсЯ
ей, помахав рукой, точно стрЯхиваЯ полЯми шлЯпы пыль со своих сапог. Ћбычно
он с ней еле здоровалсЯ, и она сразу понЯла, что он порЯдочно выпил.
‚ероЯтно, у ‹ели было очень недоуменное лицо, потому что он извинЯющимсЯ
тоном поспешил поЯснить:
- Ќемножко бургундского. Љельк-шоз пур буар! ќто ничего. Ќе покидайте,
побудьте с нами немного.
‘емечкин все повторЯл, что, пожалуйста, он может соответствовать в
любой момент, и хваталсЯ за баЯн.
- Ќе можешь ты соответствовать, - властно останавливал его
Љастровский. - ЏошлЯку ѓусынину ты можешь, a ей - нет. ЏонЯл? ‘иди...
Ћн пододвинул ‹еле стул, и она нехотЯ присела.
- Ќе брезгуйте нашим обществом, юное существо. Њы, может быть,
погибшие, но мы безвредные созданьЯ! џ просто человек, которого господь бог
сотворил во вред самому себе. ’ак любил, бывало, говаривать обо мне
експир...
- ‘пой еще, Я саккомпанирую, - молитвенно складываЯ руки, просил
‘емечкин. - ѓолос-то у тебЯ, а?
- Ѓыл в свое времЯ голос. Ќо пропит. Ќалей.
- џ лучше пойду! - сказала ‹елЯ.
- Ќе будем! - испугалсЯ Љастровский. - •ватит бургундского! Љстати,
ужасно разит денатуратом.
‘емечкин, горестно прищурЯсь, взболтал остаток мутной жидкости в
бутылке и поставил ее на место.
- „а, ублюдок Џавлушин прав! - безутешно вздохнул Љастровский, оперсЯ
локтем о стол и с размаху упал щекой на подставленный кулак. - Џрав,
собака! Ќужен балаган, и больше ничего!.. ’оржествующий ѓусынин,
приплЯсываЯ, входит в храм искусства... € даже не спрашивает: "‚зойтить
можна али нет?" Ћн знает, что ему можна!! € великие тени ‘альвини и
Њочалова, горестно закрываЯ руками лица, сходЯт в небытие со сцены, где
будет вертетьсЯ на пупе прохвост искусства ѓусынин... Љому повем тоску
мою?..
- Ђлеша, презирай! - умолЯл ‘емечкин. - ’ы все это презирай!
- Ќу, Я пойду, спокойной ночи, - вставаЯ, сказала ‹елЯ.
- Ќе надо, - попросил Љастровский вдруг так печально, что у ‹ели
недостало духа уйти.
- “ нее нежнаЯ душа Ѓеатриче, - по секрету сообщил Љастровский
баЯнисту. - ‚идишь, не ушла. Ћсталась. Ћна видит, что мы пьЯнчужки, но не
презирает! —то ж! џ горжусь, что принадлежу к кочевому, высмеиму... нет,
высмеимому!.. тьфу!.. высмеиваемому... ну, черт с ним, в общем, к великому
и жалкому племени артистов!.. - Ћн громко перевел дух, уронил голову на
руки и устало добавил: - Ќе очень горжусь... но все-таки горжусь. —то может
быть несчастней одинокого актера? —то жальче и беспомощней? Љакой-нибудь
художник или писатель может заперетьсЯ в одиночестве в своей башне из
моржовой кости и там предаватьсЯ восторгам самообольщениЯ, создаваЯ свои
творениЯ. € умереть счастливым в грезах о памЯтнике, который и не подумают
ему воздвигнуть потомки. Ђ актер живет, как мотылек, - до вечера! …му нужен
зрительный зал со стульЯми, и крашеные трЯпки декораций, и разноцветные
лампочки в рампе, и краски длЯ лица, и еще десЯток других актеров... ’огда
он может потрЯсать сердца, поднЯтьсЯ во весь рост, вызвать восторг, любовь,
благодарность - и все это только до двенадцати часов ночи. ‚ двенадцать
кончаютсЯ все спектакли, рушитсЯ колдовство, и волшебные замки снова
превращаютсЯ в трЯпки, и властитель чувств Њакбет, Љаварадосси, „емон
оборачиваетсЯ вдруг мещанином с просроченным паспортом. € тогда в отчаЯнии
и страхе перед этим ужасным превращением, по слабости и незащищенности от
унижений и подлости окружающей жизни, он тЯнет дрожащую руку, только что
твердо державшую меч Њакбета, к стакану на трактирной стойке... € голос,
обещавший час назад царице мира надзвездные краЯ, просит налить...
- Ќеправда! ‚ы так больше не говорите, а то Я реветь буду!! ‡ачем вы
так, нарочно? - ‹елЯ вцепилась ему в рукав и изо всех сил трЯсла и дергала,
чтобы заставить замолчать.
- Ћт неправды не плачут. ‡ачем же ты плачешь, дитЯ?
- Ќе плачу, а потому что вы нарочно жалобите... ‡ачем вам теперь-то
пить? ‚ы теперь не мещанин, и никакой подлости больше не будет, вы же
знаете!
- Ђх, девочка со светлыми слезинками! ‚ы думаете: вот отсталый
старорежимный актер расхныкалсЯ по пьЯной лавочке.
Ћн ударил себЯ в грудь кулаком и вдруг с подъемом продекламировал:

Ћт ликующих, праздно болтающих,
ЋбагрЯющих руки в крови
“веди менЯ в стан погибающих
‡а великое дело любви!

Џеревел дух и хрипло и мрачно сказал:
- ‚от что Я читал под музыку... € верил всем сердцем... и студенты
менЯ вынесли на руках... Ќедалеко, но вынесли. џ свЯто верил. € вот Я читаю
"‘акьЯ-Њуни", и менЯ еле слушают, а ѓусынин пожинает свои гнусные лавры. €
этим людЯм мы должны будем теперь играть! Ќет, это не те, кто погибали за
великое дело, не свЯтые интеллигенты, не рабочие с Џресненских баррикад.
ќто - ђасеЯ, темнаЯ, окопнаЯ, крестьЯнскаЯ - на кой ей черт експиры и
—айковские... Ђ впрочем, идите спать, милаЯ, не детское дело слушать такие
вещи... ‚се обойдетсЯ. Њы отработаем паек и уедем в другое место, где тоже
будем никому не нужны...
- ‚ы тот раз так хорошо читали, на концерте, - сказала ‹елЯ. - Ђ
ѓусынин - это просто пакость!
- ’ем более, тем хуже, тем страшней... - продекламировал Љастровский
уже с некоторым оттенком самодовольства.
"Ѓедный! - подумала ‹елЯ. - € он, как губка, готов впитать каждую
похвалу, даже ничтожной девчонки, какой он считает менЯ..."
Ћна сделала над собой небольшое усилие и приврала:
- ‚ы замечательно декламировали, Я даже слышала, как многие говорили,
что просто... замечательно!
- „а? - с приЯтным удивлением небрежно переспросил Љастровский. -
‚озможно... Ќе знаю... —то ж, поднимем тост за тех, кто это говорил.
‹елЯ подождала, пока они чокнулись, церемонно поклонившись в ее
сторону, и ушла к себе.
’ам она вылезла из окна и села на подоконник, спустив ноги на покатую
крышу. Ћблитые луной верхушки тополей были у нее перед самыми глазами.
Ќочной город, казалось, лежал у подножиЯ гигантской стены неподвижных
облаков, похожих на грЯду снеговых гор.
•орошо, что длЯ нее все теперь кончилось. Ќе беда, что немножко
хочетсЯ плакать и сердце похныкивает. Џохнычет и перестанет. ‹учше вовремЯ
взЯтьсЯ за ум. ‚се равно она ничего не понимает в новом искусстве, и ее
почему-то угнетает мысль, что старый театр умер, стал ненужен, и теперь
надо будет только хором декламировать театрализованные лозунги днЯ, в
раскрашенных квадратами и треугольниками костюмах, среди голых досок сцены
без декораций.
Ќу что ж, она отсталаЯ и не понимает задач революционного искусства.
…й нравЯтсЯ самые обыкновенные старые спектакли, нравитсЯ обыкновеннаЯ
музыка. „аже под уличную шарманку она может зареветь от глупого восторга и
сладкой тоски. € почему-то пьесы —ехова из старой жизни, про таких чуждых
длЯ нее людей, ее берут за сердце. € так грустно, что —ехов, милый ее
сердцу, оказываетсЯ, сам отсталый, потому что не сумел в своих пьесах все
так правильно написать, как это умеют теперь авторы пролеткультовских
одноактных пьес...
Ќо теперь это все уже не страшно. Љакое кому дело, что нравитсЯ в
театре штабной машинистке?..
‚ комнате у ‘емечкина давно угомонились, и стало слышно, как где-то
глухо поет скрипка. ‹елЯ соскочила на пол, приоткрыла дверь. ‡вук стал
слышней. Ћна на цыпочках вышла и стала спускатьсЯ, прислушиваЯсь.
‘ балкона третьего Яруса она заглЯнула в пустой и темный зрительный
зал.
‚ оркестровой Яме горела лампочка, и по стене металась длиннаЯ тень
человека с взлохмаченными волосами. Ћн играл один в оркестре, стоЯ перед
пюпитром.
‹елЯ села в кресло, облокотЯсь о перила, обитые плюшем, и долго
слушала. Џотом, стараЯсь ступать неслышно, обошла весь Ярус, заглЯдываЯ в
ложи и все времЯ слушаЯ скрипку.
Ћна поглаживала мЯгкие барьеры, трогала занавеси и говорила:
"Џрощайте... прощайте... ‘коро, скоро Я буду здесь уже чужаЯ. ЊенЯ здесь не
будет. Џрощай, театр, прощай! Ђ Я могла бы тебЯ любить..."
„вери актерских уборных были приоткрыты, почти все они были заброшены:
пустые клетушки с мутными зеркалами и засаленными диванчиками.
‚ одной из уборных стоЯла кадка с засохшим деревцем. ‹уна светила
Ярко, было видно почти как днем. ‹елЯ придвинула себе обитое ситцем кресло
и села перед исцарапанным зеркалом. ’ут пахло пудрой и выдохшимисЯ дешевыми
духами.
Ќа зеркале было нацарапано алмазом: "„ормедон-Љупедон!..", немного
ниже, мелким почерком: "”ирс грыз крыс"... и вкось, неровными буквами:
"ЋфелиЯ, о нимфа, помЯни менЯ в своих свЯтых молитвах!"
‹елЯ потЯнула к себе Ящик подзеркального столика. ‡вЯкнули погнутаЯ
шпилька и баночки из-под вазелина. Ќесколько круглых золотых чешуек с
дырочками посредине - блесток с платьЯ - поблескивали на дне. Ћна надавила
кончиком пальца так, чтоб чешуйка пристала, и рассмотрела ее у себЯ на
ладони.
Ћна представила себе актрису, котораЯ гримировалась перед этим
зеркалом. ‚от здесь отражалось ее оживленное лицо. ‡десь она надевала
блестЯщие платьЯ, с которых осыпались блестки. Ђ сейчас она, наверное, уже
стараЯ, и вот какаЯ-то девчонка сидит и смотритсЯ в ее зеркало. Ђ от нее
остались вот эти несколько блесток и запах выдохшихсЯ духов...
‹елЯ долго пристально всматривалась в свое лицо, и, как всегда бывает,
ей начало казатьсЯ, что она перестает себЯ узнавать в отражении. ѓлаза
стали темнее и больше и так пристально смотрели в ее глаза из глубины
зеркала.
ЋфелиЯ, о нимфа... в своих свЯтых молитвах... что было на душе у
человека, который это нацарапал? ЋтчаЯние? €ли это просто актерское
шутовство?..
Ђ вдруг Я тоже стану когда-нибудь старой?..
…й уже трудно было оторватьсЯ от зеркала, она говорила себе: пускай,
ничего, ведь это в последний раз: теперь прощай, театр, прощайте, смешные
мечты.
Ћна все не решалась встать и не отрываЯ глаз смотрела, не знаЯ, что
запоминает все на всю жизнь. Ќе знаЯ, что через двадцать долгих лет она
будет помнить и косую железную крышу, и облитые луной верхушки тополей, и
белые горы облаков над крышами спЯщего города, и одинокого скрипача в
оркестре, и зеркало с отражением своего лица, и все нацарапанные слова, и
все свои мысли в этот вечер.
€, лежа в постели после тЯжелой болезни, в разгаре новой войны, белой
ночью, долгие часы глЯдЯ в потолок чужой комнаты с закопченными амурами по
углам, все это вспоминать, помнить, заново видеть все - до пылинки, до
крошечной золотой блестки с дырочкой посредине...

ђепетиции "Ѓаррикады" продолжались. Џавлушин не обращал на ‹елю
никакого вниманиЯ, озабоченный больше всего тем, чтоб удалсЯ задуманный им
главный эффект постановки - пушка, стрелЯющаЯ на сцене с грохотом, дымом и
искрами.
Љаждый вечер ‹елЯ делала гримом себе круглые румЯные щеки, надевала
старый сарафан и выходила на сцену, играла рольки второй и третьей подружек
купеческой дочки, а после спектаклЯ торопливо стирала вазелином грим,
бежала через площадь, в штаб, и садилась за машинку.
Ћна уже недурно печатала, и ее часто вызывали к военкому в кабинет,
где она до утра выстукивала под его диктовку бумажки с надписью "секретно"
или "оперативнаЯ".
Џод утро в кабинете поЯвлЯлсЯ адъютант Ќевского €люша Ќисветаев с
котелком и чайником, и они втроем "обедали", прежде чем разойтись спать.
’еатр и его актеры все дальше уходили из ее жизни. Ћна становилась там
совсем чужой, все знали, что она скоро уйдет, и окончательно перестали ею
интересоватьсЯ.
€зредка она заходила к своим новым знакомым. ‘тараЯ учительница
радушно угощала ее жидким чаем и с удовольствием рассказывала о своей
жизни, неизменно в самом жизнерадостном и легкомысленном тоне.
- ...„а, милаЯ девочка, - говорила она, откинувшись на спинку кресла,
усмехаЯсь и барабанЯ пальцами по столу. - ‚сего каких-нибудь сорок лет
назад мы с „енисом были молоды, даже слишком, и мы поженились. € мы до сих
пор не можем решить, правильно ли мы поступили. „ениса назначили учителем в
казенное училище. Ћн ведь историк. ‚ы заметили, какой он скромный? ‡наете
почему? ‚сю жизнь ему приходитсЯ вращатьсЯ среди всЯких великих
полководцев, вождей, цезарей и фараонов. Ћн всегда говорит, что, если бы
все эти великие люди получше знали историю, они вели бы себЯ поскромней.
- Ќаверное, это ужасно интересно - историЯ, - вздыхала ‹елЯ. - ’олько
Я почти ничего не разбираю, даже какаЯ там ЂссириЯ, какой ‚авилон.
- Ђх, до чего это забавно! - вдруг прорывалсЯ молчаливый „енис. -
Џочему это людЯм не приходит в голову, что историЯ это не только ЂссириЯ и
‚авилон! —то сегоднЯшний день - это такаЯ же историЯ. „аже день нашего
богоспасаемого губернского града так же по-своему значителен и интересен,
как день Џомпеи... - Ћн зажмурилсЯ от удовольствиЯ, посмеиваЯсь своим
мыслЯм. - €мейте в виду, что вот эта комната и одежда, в которую мы одеты,
эта утварь на столе и книги уже через сто лет будут весьма интересными
памЯтниками старины. Ђ через пЯтьсот им цены не будет - вот этой коробке
спичек, пианино, печке с изразцами... ‘о всего этого снимали бы слепки,
фотографии, сюда приводили бы экскурсии, и люди разговаривали бы вполголоса
и ступали на цыпочках, осматриваЯ вот эту картину ‚езувиЯ и эти стульЯ... €
знаете, что люди будущего говорили бы, проходЯ по этому музею? "‚ какой
дикости и убожество жили эти бедные люди пЯтьсот лет назад, - говорили бы
они. - Љак безобразно и неудобно они одевались, бедные! Љак грЯзно и
некрасиво жили и как некрасивы были они сами, обезображенные непосильным
трудом или еще более отвратительным бездельем! Џодумайте же, какие они были
все-таки молодцы, эти прошлые люди! Љакие великие мысли, идеи они нам
завещали, как они боролись, какие книги оставили, какую божественную музыку
они сумели создать, карабкаЯсь в грЯзи и неустроенности своей жизни!.."
- ...€ к тому же у него были светлые, кудрЯвые волосы. Ђ уж говорить
он всегда умел! - ‘тарушка нежно погладила лысоватую голову мужа и
повернулась опЯть к ‹еле. - Њожно было в него не влюбитьсЯ?
- Ќу никак!
- Ќикак! ‚от видите!.. Њожно еще чашечку? ђассказывайте теперь
что-нибудь о себе. —то там происходит у вас в театре?
‹елЯ вздыхала, прихлебываЯ чай.
- —то-то непонЯтное происходит. €ли, может быть, Я дура. ‚ театре
полно народу. ‚ фойе разговоры только о наступлении белых, о французских
танках "ђикардо" и как с ними трудно боротьсЯ. Ћ том, что объЯвлена
мобилизациЯ бывших унтер-офицеров... Ќу, словом, как всюду в городе. Ђ
потом открываетсЯ занавес, и публика зачем-то смотрит актеров, переодетых
купцами и приказчиками. ‘меетсЯ, даже волнуетсЯ: удастсЯ ли бедной девушке
счастливо выйти за честного приказчика? € так каждый день. Ђ кому это нужно
и какаЯ от нас польза, - по-моему, никто даже и знать не желает. „а ну их
совсем, Я теперь об этом и думать больше не хочу...
- € действительно не думаете? - вкрадчиво спросила старушка.
- Ќемножко думаю. Ќе хочу, а думаю. ‹адно, скоро премьера "Ѓаррикады"
- отбарабаню своего барабанщика - и крышка!.. Џослезавтра опЯть на концерт
в деревню, и то хорошо, а то на месте сидеть надоело.
- ‚ы, кажетсЯ, поете?
‹елЯ отмахнулась.
- „а вы не думайте, что Я как-нибудь пою. Џросто как все поют. ђусские
песни, всЯкое, что где услышала. ‚ рабочей студии нас учили пению, да не
выучили, только разве ноты и как на голоса петь.
- ‚се-таки ноты вы знаете?
‹елЯ поднЯла чайную ложечку и легонько ударила по стеклЯнной вазе,
издавшей дребезжащий тонкий звук.
- ‹Я-бемоль!
‘тарушка выпрЯмилась и посмотрела на ‹елю колючим, подозрительным
взглЯдом. Џотом молча подошла к пианино и тронула клавишу.
- Џредположим. Ђ это?
‹елЯ, смеЯсь, правильно назвала ноту, потом вторую, третью.
- ‡абавно, - строго сказала старушка. ‡а роЯлем она себЯ чувствовала
учительницей. - Ђ это? - Ћна взЯла аккорд, и ‹елЯ, подумав, назвала все три
ноты.
‘тарушка вытащила из груды нот одну тетрадь и поставила на пюпитр.
‚скользь спросила:
- ‚ам кто-нибудь говорил, какой у вас слух?
- ѓоворили, что есть слух, - с удовольствием подтвердила ‹елЯ. - Ѓудто
хороший даже. Ђ нет?
- Ќичего себе хороший, - сказал „енис.
†ена его оборвала, как на уроке:
- Ќе мешай!.. ‹елЯ, вы знаете этот романс - "„лЯ берегов отчизны
дальной..."? Ќет? Џослушайте. џ люблю романсы длЯ мужского голоса.
Ћна заиграла и запела тихим надтреснутым голосом. ’олько когда она
замолчала и снЯла руки с клавиатуры, ‹елЯ опомнилась, точно медленно
возвращаЯсь к сознанию, и перевела дыхание.
- Ћй, - сказала она и помотала головой, как после легкого
головокружениЯ. - Њожно, Я у вас слова спишу на бумажку? Љак там
начинаетсЯ? - ђечитативом она проговорила первые слова.
- ќто вам высоковато, - сказала старушка и взЯла два аккорда
вступлениЯ в другой тональности. - Ќачинайте так. Ќу!
‹елЯ вполголоса запела, потом, позабыв слова, допела до конца без
слов, без аккомпанемента и виновато сказала:
- Ќу вот, Я говорила, что слова не запомнила.
- Ќе запомнила, вы только подумайте! - сурово хмурЯ брови, качал
головой „енис Љириллович.
‘тараЯ учительница сухо обратилась к ‹еле:
- ЊилаЯ, вы что, дурочка или как? “ вас незаурЯдный голос.
Ќеобработанный, но удивительного тембра. ’еплого, волнующего... ну
удивительного... € абсолютный слух. € вы это не понимаете?
- Џравда? - ‹елЯ слегка покраснела и почувствовала себЯ очень неловко.
- џ очень рада.
- ђадоватьсЯ тут совершенно нечему. Ђбсолютно! - еще строже сказала
учительница. - Ќе говорите мне пошлостей! “ вас есть талант, а это значит,
что вас ожидает тЯжелаЯ жизнь. ‚ам придетсЯ работать ровно в пЯть раз
больше, чем любой посредственной певичке. ‘ вас это спроситсЯ. ‚ечно вам
будет чего-то не хватать, вы вечно будете рватьсЯ к еще лучшему и вечно
будете недовольны собой и тем, что вы сделали, в то времЯ как те, которые
сделают в десЯть раз меньше вашего, будут ходить, выпЯтив грудь, сиЯЯ,
очень довольные собой... Ђ сейчас поменьше воображайте и давайте условимсЯ,
когда вы будете приходить ко мне на уроки?
‹елЯ слушала улыбаЯсь, не очень-то убежденнаЯ, что всему надо верить,
но сердце билось радостно и чуть замирало, как от хорошей музыки.
- Ђ если Я все-таки не буду петь? Ќе буду учитьсЯ? ђазве это не может
быть?
- ‡амолчите, мне противно вас слушать! - ‘тарушка громко постучала
косточками пальцев по звонкой крышке пианино. - „а! ‚ы можете украсть у
людей свой голос. ‘прЯтать его и никому не показывать, как делали богатые
купцы с картинами больших мастеров. Ќо вы этого не смеете сделать. €
поэтому скажите, в какие часы вам удобнее будет ко мне приходить...
ђазговоров об ее голосе больше не было в этот вечер. „енис Љириллович,
придЯ в приподнЯтое состоЯние духа, пошел во второй раз ставить самовар, и
они втроем долго еще разговаривали о музыке, о прошлой жизни, о "принципе"
жизни обоих стариков.
- „а, моЯ милаЯ, у нас всегда был принцип: все, что можно, делать
самим. Ћгород! „енис умеет столЯрничать, клеить обои, паЯть кастрюли.
‚езувий сам он написал маслом! џ всегда шила сама, и все его рубашки, и вот
эти салфеточки - все, все вышито моими руками. ќто был наш принцип. - Ћна
выговаривала "принцип", со старомодным ударением на последнем слоге. € ‹елЯ
почтительно разглЯдывала косомордых петушков и кривые крестики на рубашке
„ениса, сидЯ в хлипких скрипучих креслицах его изделиЯ, и ей хотелось не то
смеЯтьсЯ, не то погладить его лысоватую, некогда такую кудрЯвую голову...

‚ыездной концерт в деревне шел к концу. Ћн началсЯ часа три тому
назад, когда на улице светило Яркое солнце и мучнаЯ пыль танцевала в лучах
солнечных прожекторов, светивших сквозь щели в темную глубину хлебного
амбара, переполненного ребЯтишками, мужиками и бабами. ’еперь уже вечерело,
и дождик шуршал по соломенной крыше, а актеров все еще никак не соглашались
отпустить.
‹еле пришлось петь без конца и опЯть повторЯть сначала, но теперь она
наконец освободилась, вышла и стала под навесом. ‚ первый раз в жизни она
видела дождь в деревне.
‘оломеннаЯ крыша шуршала под дождем, тЯжелые капли громко барабанили
по широким листьЯм лопухов. —ерный квадрат двери в сарай был заштрихован
косыми полосками. ‚се запахи точно оживали под дождем. ‘ильно стали пахнуть
огуречные листьЯ на грЯдах, прибитаЯ уличнаЯ пыль, даже растрескавшиесЯ
сухие доске крыльца.
‚ городе дождь - это лужи, калоши, промокшаЯ кофточка, подъезд, куда
вбегаешь, чтоб спрЯтатьсЯ, думала она, а здесь в дождь происходит что-то
очень важное: деревьЯ, ласточки, с писком нырЯющие в воздухе, трава и утки,
крЯкающие в лужах, - все сейчас занЯты каким-то общим и важным делом -
жадно пьют, омываютсЯ под дождем, набираютсЯ сил...
Љто-то подошел сбоку и тоже стал рЯдом с ней под навес, немного погодЯ
‹елЯ услышала, как он чиркает спичкой, закуриваЯ. Џотом ей показалось, что
она слышит легкий смешок, она обернулась и, от изумлениЯ не сразу узнаваЯ,
понЯла, что рЯдом стоит Љолзаков. Ћн, радуЯсь ее удивлению, искоса
посмотрел на нее, улыбаЯсь все шире, и наконец рассмеЯлсЯ вслух.
- Љак вы сюда попали? ‚едь вы же на фронте!.. ‚ы что, вернулись?
- „а нет, так, убежал! - смеЯсь, ответил Љолзаков.
- ‚от так герой! €спугались, что ли?
- Ђ что там хорошего-то? ум, стрельба, убьют еще! Ђ тут вон как. “тки
крЯкают!
•мелеЯ от радости, они болтали чепуху, потому что слова не имели
никакого значениЯ - так было радостно смотреть, говорить, смеЯтьсЯ.
лепаЯ по лужам, Љолзаков побежал куда-то за дом и вернулсЯ, ведЯ в
поводу конЯ. ђасстегнув хлЯстик своей длинной кавалерийской шинели, он
накинул ее себе на плечи и сразу, одним толчком, очутилсЯ в седле. ‹елЯ еще
не успела решить, садитьсЯ ей или нет, как он подхватил ее одной рукой и
усадил боком впереди себЯ на лошадь. инели хватило, чтобы накрыть их
обоих. Џравой рукой он подобрал повод, а левой слегка придерживал ‹елю. …й
показалось очень высоко и страшно, когда спина лошади вдруг закачалась и
заходила под ней.
ђовной рысью они проехали мимо длинного рЯда хат, затЯнутых пеленой
дождЯ, выехали на зеленый просторный выгон, и тут Љолзаков, толкнув
шпорами, пустил конЯ в галоп.
‹елЯ вскрикнула, ей казалось, что ей ни за что не усидеть, но Љолзаков
только смеЯлсЯ, и скоро она заметила, что теперь сделалось даже удобнее, и
успокоилась.
‚етерок посвистывал в ушах, и сердце начало весело замирать от все
убыстрЯющейсЯ скачки. Џод шинелью было тепло и сухо, только мокрое лицо
горело на ветру...
Љолзаков потихоньку шпорит лошадь, ветер с дождем кидаетсЯ в лицо,
копыта, точно в барабанном галопе, глухо и мЯгко отбивают такт,
поскрипывает пахнущее кожей седло, и вокруг ничего не видно, все застлано
дождем, и кажетсЯ, несешьсЯ как птица по какой-то пустыне, где и земли под
тобой нет, только влажнаЯ муть опутывает со всех сторон.
"Ќу как?" - кричит ей Љолзаков, и она, не оборачиваЯсь, кричит в
ответ: "•орошо!" € ей, правда, хорошо. Ћна сейчас ни о чем не думает,
только вбирает неизведанное, новое. ‘качка, простор, пустынЯ, и сквозь все
это вдруг проступает торжествующаЯ, мчащаЯсЯ мелодиЯ из "ђозамунды",
которую она слышала на днЯх у старой учительницы. ‘лышала единственный раз
и позабыла эту мелодию, а сейчас та вдруг вернулась и ожила в ней, запела,
переполненнаЯ радостью, молодаЯ, точно ликующий, пьЯнЯщий зов издалека, и в
самом разгаре она с каким-то досадным, тупым недоумением вдруг начинает
понимать, что рука Љолзакова с ее талии подвинулась вверх и мЯгко легла ей
на грудь и теперь крепко сжимает, и все-таки все сейчас так хорошо и мысли
так далеко, что она, стараЯсь понЯть, что это значит, оборачиваетсЯ с
непростительно глупой, рассеЯнной улыбкой. € он, понимающе-снисходительно
улыбаЯсь в ответ, сдерживает конЯ, властно поворачивает ‹елю к себе лицом и
с уверенной неторопливостью целует ее прЯмо в губы, раз и другой, прежде
чем она, дура такаЯ, наконец опомнившись, отшатываетсЯ, закрываЯсь ладонью.
‹ицо Љолзакова, вдруг ставшее серьезным, кажетсЯ ей нестерпимо
противным, хотЯ больше всего она ненавидит себЯ - за эту непростительную
улыбку. Ћна ненавидит и себЯ и его...
‚ыгнув спину, рванувшись несколько раз, она сползла с седла и чуть не
попала под копыта лошади, которую он едва успел придержать. Ћна спрыгнула
на землю, поскользнулась и села в грЯзь прЯмо посреди дороги.
‚ытираЯ испачканную по локоть руку, встала. Љолзаков, стиснув зубы,
молча смотрел на нее сверху.
‚се, все теперь испорчено, говорила себе ‹елЯ, и пусть. ‚се. € не надо
больше ничего.
‘кользЯ по грЯзи, она дошла до заросшей мокрой травкой обочины и пошла
к городу. €дти, наверное, не меньше часа. Ќу и тем лучше. Џусть.
Љолзаков шагом тронул лошадь и поехал рЯдом. Ќемного погодЯ он шутливо
громко вздохнул и, как уговаривают маленьких помиритьсЯ, сказал:
- Ќу ладно уж. ‘адитесь в седло, доедем как-нибудь миром!..
‚ода уже начинала чавкать в ее худых туфлЯх, и платье на плечах
потемнело от воды. Ћна не пропускала ни одного его слова, утешаЯсь
мстительным удовольствием - не отвечать.
- ѓрЯзища же! Ќу что мокнуть зрЯ!
Ћна не отвечала, не оборачивалась.
’огда он спрыгнул на землю и накинул ей на плечи свою шинель.
- Љончим это дело. ‘адитесь, а Я пешком поведу конЯ в поводу!
„ернув плечами, она сбросила с себЯ шинель, так что он едва успел
подхватить ее. Њинут десЯть они оба шлепали рЯдом по грЯзи.
- Ќу вот что, - вдруг решительно сказал Љолзаков. - Љончим эти
представлениЯ, все равно никто не смотрит. ѓоворю в последний раз -
садитесь, довезу до города в два счета. †елаете, позади себЯ посажу, сами
держитесь... Ђ нет, Я ускачу сию минуту. ’огда топайте как хотите по грЯзи
до ночи.
Џо его голосу ‹елЯ слышала, что он вот-вот готов взорватьсЯ. ‚друг он
еще схватит и усадит ее в седло насильно. Ћна ускорила шаг и слышала у себЯ
за спиной ироническое хмыканье, за которым чувствовалась остраЯ обида.
- Џо-онЯтно!.. Ђртистки!.. Ђх, ужасы, такой серый солдат докоснулсЯ до
барышни! ‘делал навек ей потрЯсение жизни!
Џрезрительно скривив губы, глЯдЯ прЯмо перед собой, ‹елЯ четко
проговорила:
- „уррак!
- Џравильно! - повеселевшим от злости голосом воскликнул Љолзаков,
останавливаЯсь.
‚скочив в седло, он разбирал повод, поправлЯл шинель и, криво
усмехаЯсь, все времЯ разговаривал с конем:
- „ураки мы с тобой, Њишка... ‘лыхал? Њахнем-ка в город да посушимсЯ.
‘ умными равнЯтьсЯ не станем. Њордами не вышли! Ђ тут сама интеллигенциЯ и
образованность! Ђ ты даже ихнее презрение хорошо не можешь понимать по
своей серости. Ќу, тронулись! ‘частливо оставатьсЯ!..
ЏригибаЯсь к седлу, он пустил конЯ сразу в карьер. ЉомьЯ грЯзи
брызнули из-под копыт. ‹елЯ видела, как всадник на всем скаку огибал
поворот дороги, слышала топот копыт по деревЯнному настилу моста через
балку.
‡а маленькой дубовой рощицей его мутный силуэт совсем расплылсЯ в
струЯх дождЯ.
Љак-то сразу стало одиноко и неуютно. „ождливые серые сумерки на
безлюдной дороге. Њожет быть, если бы он еще раз попросил, она согласилась
бы сесть? Џожалуй, если бы только она заранее знала, что он действительно
ускачет...
Ћна перешла через балку и долгое времЯ спустЯ обогнула поворот. €
опЯть шла и шла, скользЯ и шлепаЯ по лужам, уже не разбираЯ, где посуше. ‡а
первыми деревьЯми рощи она сразу увидела Љолзакова. Ћн сидел под деревом и
курил, поджидаЯ ее.
…й сразу легче сделалось идти, прибавилось сил, и она опЯть твердо
решила, что не поедет с ним, сколько бы он ни уговаривал. ЏоравнЯвшись, она
прошла мимо с каменным лицом.
- Ќу вот что, - Љолзаков отшвырнул самокрутку и быстро ее догнал. -
‘адитесь по-хорошему, а нет - Я вас все равно до города довезу. •оть в
драку - посажу и довезу. Ђ дальше там как хотите.
- Ќе смеете! - крикнула ‹елЯ, останавливаЯсь, чувствуЯ, что еще минута
- и он ее схватит в охапку и действительно усадит.
Ћба они одновременно услышали глухой дробный перестук копыт лошадей
позади на мосту. „линнаЯ, до половины крытаЯ брезентом парнаЯ повозка, на
которой актеров возили на концерт, ленивой рысцой приближалась к роще.
‹елЯ выбежала на середину дороги и замахала руками. €здали было видно,
как кто-то, приподнЯв край брезента, замахал ей в ответ...
‚ечером после спектаклЯ ‹елЯ, сидЯ в общей комната канцелЯрии штаба,
отстукивала на машинке скучнейшую отчетную ведомость, что-то о "состоЯнии
на такое-то число" "шанцевого инструмента носимого", "шанцевого инструмента
возимого", лопат саперных и каких-то киркомотыг.
- ‡дорово ты насобачилась, - с уважением заметила ‘аша, широкоплечаЯ
девушка, пытавшаЯсЯ до ‹ели освоить машинку. - Ђ Я на это дело тупа!
‚ыпрошусь в действующую часть, а то эта зараза мне хуже белого пулемета.
Ћна ткнула пальцем в машинку и передернула плечами от отвращениЯ.
- Ђ что это такое: "спирали Ѓруно"? - спросила ‹елЯ, выдергиваЯ лист.
- Ђ черт их знает! ‡нать не желаю этой канцелЯрщины поганой. „рЯнь
какаЯ-нибудь колючаЯ... ’ы Љолзакова знаешь?
- Ђ где он сейчас? - не поднимаЯ головы, спросила ‹елЯ.
- Ќу, где? Ћни с военкомом Ќевским куда-то по уездам уехали, унтеров
мобилизовать... „а ты что знаешь? ‚идела его?
- ‚идела, - нехотЯ выговорила ‹елЯ.
- Ќет, ты бы как следует поглЯдела, а не то что "видела"! Ћн какую
штуку отгрохал? Ќе знаешь? Ћн же белый танк поджег. ЏонЯла: первый танк
взЯл да и подпалил!.. Љак это ты сидишь, ничего не слышишь? …го с фронта
вызывали из-за этого. Ќаверно, товарищ Ќевский его с собой взЯл - унтерам
показывать, какие такие бывают, что танки умеют палить! ќто знаешь какое
дело!
‘тарый делопроизводитель Џономарев, длЯ которого ротные и полковые
канцелЯрии давно стали домом родным, вырисовал на бумаге свою подпись,
сделал росчерк, убедилсЯ, что он получилсЯ хорош, кашлЯнул, делаЯ знак, что
он желает вступить в разговор. ‹елЯ еще раз отметила с удивлением, до чего
он весь лоснЯщийсЯ, точно его всего, от волос до сапог, каждый день с утра
протирают жирной трЯпкой.
- ‘амое малое - именные часы дадут, - сказал Џономарев. - ‚
обЯзательном порЯдке.
- Ђ тебе завидно? - спросила ‘аша.
- Љому часов неохота, - солидно согласилсЯ Џономарев. - Ђ в целом ты
не в курсе вопроса, а болтаешь.
- —то ж, неправда, что он танк поджег? Ќеправда?
- Џочему неправда! Ђ только длЯ Љолзакова подобный эпизод не играет
значениЯ. Ќа каком вопросе человек собаку съел, тот, значит, ему в руки и
даетсЯ.
- Љто тут у вас собак ест? - весело спросил, входЯ в комнату,
Ќисветаев.
- ќто мы про Љолзакова, - сказала ‘аша.
- Ћни рассуждают, - снисходительно поЯснил Џономарев, - а Я его знаю.
…ще с фронта империалистической, когда он наводчиком в третьей батарее сто
шестого конно-артиллерийского дивизиона служил. ‚ те поры на Љолзакове
офицерами много хорошего коньЯку было пропито. ‚ы-то не знаете, а Я знаю.
Ћн, может, в целой армии лучший был наводчик. € на него эти золотопогонники
держали паре.
- Ќу-ну-ну? - весело потираЯ руки, выспрашивал Ќисветаев. - Љак это -
паре?
- Ћчень просто. Ќапример, обнаружен у немцев наблюдательный пункт.
ЉакаЯ-нибудь колокольнЯ или вышка, и они, приспособившись, с ней -
корректировать огонь. ‚ообще какаЯ-нибудь оригинальнаЯ цель. € вот сейчас
держат паре: со скольких снарЯдов он отшибет данной колокольне башку. €
сейчас вызывают туда Љолзакова с его орудием. Ћн там оглЯдитсЯ, выберет
местечко, ночью туда орудие доставЯт, а утром - ему это дело привычное:
перелет, недолет, цель в вилке, бац, бац, только кирпич брызнет, кумпола
нет. Ќу, фокус как фокус. Љто на что насобачилсЯ. Ђ то еще у нас ефрейтор
стаканы жрал. ‚одку выпьет, сперва откусит с краешку, так по кусочку и весь
слопает и не поцарапаетсЯ. Ћн, может, этих стаканов целый шкаф слопал и
привык. Ђ Љолзаков с четырнадцатого года только из пушки и бьет. Ќабил
руку.
- ќ-э, зрЯ говоришь, Џономарев. ѓерой Љолзаков, так и говори: герой!
Џономарев снисходительно хмыкнул:
- Љакое же тут может быть геройство? Љабы человек, скажем, стрелЯл
плохо, а взЯл бы да вылетел на открытую позицию и давай палить, это
действительно геройство.
- „урак и был бы твой человек!
- Џравильно. „урак. Ђ все ж таки герой! Џотому что шел бы на погибель.
Ђ Љолзаков, Я тебе объЯсню, он же за версту третьим снарЯдом любую цель
накрывает, это ему как все равно тебе папироску с одной спички закурить.
Ќикакого значениЯ ему не играет, что танк, что черт, он свое знает:
вколотит ему прЯмое попадание, и будь здоров!
- Ќет, не люблю, - краснеЯ от досады, сказал Ќисветаев. - ‚от не люблю
Я таких рассуждений, ну тебЯ совсем! - € повернулсЯ к девушкам: - Ѓелые
шесть танков пустили с пехотой. Ђ танк, знаете, какаЯ штука, от пуль он как
бугай от мух хвостом отмахиваетсЯ, только щекотно. “ нашей пехоты такое
скучное сделалось настроение, прЯмо тоска. ‚друг, глЯдЯт, наша пушка по
полю во весь карьер скачет им навстречу. ‚ылетели они на какой-то холмик,
снЯлись с передка, бегом выкатили на огневую, все это, конечно, счет по
секундам, как на ученье. Љолзаков сам за наводчика... и вот как дал прЯмое
попадание и сейчас на картечь, потому что белаЯ пехота уже наваливаетсЯ.
Ќу, тут и наши до того повеселели, заорали и пошли, и пошли... ’анки-то и
завернули обратно. €х ведь тоже берегут, они у них считанные!.. Ќет, лихо,
что говорить!
- Ќу и что? ЋтчаЯнность! - зевнул Џономарев. - Ћн и всегда был
озорной. Ѓывают такие, себЯ не жалко. €стомина, вот это срочно
перепечатать. ‚от тут большими буквами и тут отступи и до конца строки не
дописывать, чтоб был простор длЯ подписи с росчерком. ‡апомни, у
командующего, товарища ЃелЯева, росчерк очень требует простора, потому -
вокруг всей подписи обводитсЯ такой петелькой и хвостик вверх.

Љастровский, постукиваЯ своей толстенной палкой, прохаживалсЯ по фойе,
поджидаЯ ‹елю. “видев, что она спускаетсЯ с лестницы, он сделал шаг к ней
навстречу, плавным жестом снЯл панамку.
- Ќа правах старшего... и более опытного... Џозвольте вам задать
вопрос.
- Ќу, давайте на правах, - сказала ‹елЯ. - ’олько Я спешу.
- џ и хочу вас спросить: куда вы спешите?
- Љ знакомым.
- Џредположим... Ђ тот гусар, с которым вы ускакали верхом? ‘
концерта? —то это было?
- Ђ это уж на каких правах?
- •отЯ бы вашего отца.
- ‚ы отец только на баррикаде... Ќу поехала и промокла. Ќу дура, и
все, если вам очень интересно.
- „а, интересно. ‚ особенности, когда Я опЯть вижу сейчас гусара,
который ходит перед подъездом театра и поджидает вас. € это уже другой
гусар. ќто начинает менЯ беспокоить. ‚ы очень молоды и неопытны... џ
чувствую за вас ответственность перед... перед...
‹елЯ засмеЯлась:
- „а ведь это €люша Ќисветаев!.. Ђ перед кем вы чувствуете
ответственность?
- Џеред вашими родителЯми, если они у вас есть. Ќет? Ќу хотЯ бы перед
вашими родными...
- ‡начит, перед теткой ‹ушей, она у менЯ одна.
- Џеред теткой ‹ушей. € вообще безразлично, почему человек чувствует
ответственность! џ чувствую - и все. Ћн пойдет вас провожать?
- Ќаверное, потащитсЯ.
- џ пойду с вами. Џознакомьте менЯ с ним.
- Ќу и чудак вы все-таки, - сказала ‹елЯ. - џ же вам говорю, что это
просто €люшка. …ще знакомить! ‘мех!
ђозовощекий адъютантик командующего, Ќисветаев, с девичьей талией, с
его мальчишеской страстью к пистолетам, нашивкам и значкам, славилсЯ
безрассудной храбростью при выполнении боевых поручений, постыдной
слабостью к сладкому и в особенности к меланхоличным провинциальным
девицам, в которых он влюблЯлсЯ при самых неподходЯщих обстоЯтельствах с
поразительной быстротой и переменным успехом.
‚ ‹елю он влюбилсЯ сразу же и, остановив в коридоре штаба, деловито
сказал:
- ’ы подумай, такое суровое, грозное времЯ, совсем неподходЯщее длЯ
нежных чувств, а Я в тебЯ влюбилсЯ, как какой-нибудь безумец. ‚от ирониЯ
судьбы, верно?
- Ѓывают же такие случаи, - с неопределенным выражением сочувствиЯ,
серьезно вздохнула ‹елЯ.
- Ќасмешка! ‚едь жизнь наша коротка. –веты надо срывать, пока они еще
свежи!.. Ђ что Я, неправду говорю? ”акт. †ивем мы один только раз. Њы
занЯты всЯкой прозой жизни и не обращаем вниманиЯ, что благоухают цветы и
каждаЯ былинка в природе, все зовет нас к любви. —его нам ждать? Џойдем
вечером в парк.
- ‡дорово. € действует?
- Ќе понимаю этого вопроса.
- Ќу, спрашиваю, действуют эти былинки и всЯкое садоводство?
†еребЯтина-то эта?
- Ќа нежных девичьих устах и такие фельдфебельские приговорки! -
печально сказал Ќисветаев.
- —то же не отвечаешь? „ействуют на твоих барышень?
- Ќу, как когда... ђаз на раз не приходитсЯ, - нехотЯ созналсЯ
Ќисветаев. - •отЯ в общем жаловатьсЯ нельзЯ... Ќо тебе-то Я говорю от всей
искренности моих нерастраченных чувств.
- €люша, - сказала ‹елЯ, - ты же неглупый малый. Ќе представлЯй из
себЯ Џетрушку.
Ќисветаев почернел как туча. …ле выдавливаЯ слова, обидчиво сказал:
- Ђ что, Я их сам придумываю, что ли? ‚иноват Я, раз им нравитсЯ? Ђ
нравитсЯ, так мне что? Џожалуйста! џ еще много знаю... - Ћн криво улыбнулсЯ
и с робкой надеждой спросил: - Ђ тебе как нравитсЯ?
‹елЯ протЯнула руку, легонько и дружелюбно потрепала его по плечу.
- Ђх, вот как? ’ы мне предлагаешь дружбу? - Ћн рассмеЯлсЯ
саркастическим смехом. - „ружба между мужчиной и женщиной! Ќу, Я не
мальчик! - Ћн чопорно козырнул и ушел твердым шагом, не оглЯнувшись.
Ќа другой день в том же коридоре он опЯть остановил ‹елю и бодро
сказал:
- ’ы не обращай вниманиЯ, что там Я тебе говорил. —епуха! „а и ты дала
мне прикурить! Ќо ведь вон как интересно получаетсЯ, теперь-то Я в тебЯ
правда влюбилсЯ! „а нет, ты на менЯ не махай руками, Я тебе только к тому,
как другой раз интересно получаетсЯ... - „обродушно и недоуменно улыбаЯсь,
он пожал плечами и ушел, покачиваЯ головой.
Џотом как-то он вдруг принес и разложил молча перед ней восемь
фотографий своих девиц: барышнЯ, облокотившаЯсЯ на обломок античной колонны
у провинциального фотографа; длиннолицаЯ девица с челкой, вырезаннаЯ из
семейной фотографии так, что сбоку виднелось чье-то плечо и торчал острый
конец уса; несколько бледно-желтых фотографий, отклеенных от старых
удостоверений; и одна на картоне: пухленькаЯ девушка с обнаженным плечом и
раскрашенной розой в зубах.
- € все это Я могу сию минуту сжечь! - сказал Ќисветаев. - •очешь?
- ‚от эта мне нравитсЯ, - показала ‹елЯ на маленькую, бледно-желтую
девчоночку в шапочке.
Ќисветаев просиЯл:
- ’ы считаешь?.. „а, верно, самаЯ лучшаЯ. Ђ эти что! Ќу, как решаешь?
†ечь?
- „а жалко, сколько хлопот собирать было? Џодумай!
- Ќу... не то чтобы уж очень... Ђ конечно все-таки. Ќу, пусть лежат!
€, собрав их в одну пачку, бережно спрЯтал в боковой карман.
‘ тех пор у них сделались простые отношениЯ, легкие и шутливые. Ћни
обедали вместе в штабе, а иногда он провожал ‹елю через весь город к старой
учительнице.
’ак и теперь он пришел к театру, чтобы пройтись вместе с ‹елей, и
увидел, как она выходит из подъезда в сопровождении величественно
опирающегосЯ на свою дубину Љастровского.
Ћни пошли втроем. ‹елЯ сразу спросила:
- Ќу, как жизнь, €люша? Љоротка?
- Љоротковата! - охотно отозвалсЯ он на привычную шутку. - †ивем-то
небось один раз!
- €рониЯ судьбы! - вздохнула ‹елЯ, и они оба с Ќисветаевым
расхохотались.
- —то? Ћ чем вы говорите? - подозрительно допытывалсЯ Љастровский.
- Ѓыл у нас один знакомый, это мы про него! - смеЯлась ‹елЯ.
„енис Љириллович встретил их в палисаднике. ЏовЯзанный женским
передником, он, сидЯ на низенькой скамеечке, полол грЯдку моркови.
- Џожалуйста, заходите все, не стеснЯйтесь, - радушно сказал он. - Њы
привыкли, что к нам заходЯт незнакомые, это ничего, мы очень рады. џ сейчас
поставлю самовар!
‘тараЯ учительница согласилась поиграть на пианино. ‚се слушали:
Љастровский, полузакрыв глаза, иногда дирижируЯ двумЯ пальцами, Ќисветаев,
терпеливо борЯсь со скукой, а ‹елЯ, поглощеннаЯ слушанием, чувствовала себЯ
так, точно вплывала в необозримый океан звуков, изумлЯЯсь и почти пугаЯсь
его волнующей, властной силы.
‡а чаем, среди общей болтовни, Ќисветаев, с удивлением узнав, что
Љолзаков квартировал в этом доме, сейчас же бросилсЯ с жаром рассказывать
всю историю с танком. ’олько досказав все до конца, он заметил, что старики
ее давно знают.
- ќто Я рассказала, - объЯснила ‹елЯ.
- Џравда, замечательно? - добавила учительница. - Њы уже обсуждали это
с ‹елей. ‚ы знаете, ведь это Љолзаков нас и познакомил.
"Ђх, вот оно что!" - подумал Ќисветаев. Ћн понимающе и горько
усмехнулсЯ, опустив глаза.
- ’ы что? - спросила его ‹елЯ, когда они уходили.
Ќе отвечаЯ, Ќисветаев положил руку ей на плечо и на минуту тихонько
сжал.

Ќочи, дни, опЯть ночи. —асто трудно вспомнить, что было вчера, что
неделю назад, что произошло раньше, что позже.
‚ парке перестала по вечерам играть музыка - оркестр ушел на фронт.
“шла инженернаЯ рота, армейский эскадрон конной разведки, разношерстнаЯ
хозкоманда.
‚се штабные работники занимались военной подготовкой на пустыре,
учились делать перебежки, и ‹елЯ, поборов ужас, к собственному удивлению,
научилась стрелЯть из тЯжелого французского пулемета "ош", палившего
крупными патронами с оглушительным грохотом.
ѓород пустел. “частились поджоги. ’очно сами собой на стенах возникали
белогвардейские листовки, написанные отрывистыми командными фразами
приказов, с подписью: генерал-лейтенант ‘ластенин.
Љаждое утро на полутемной сцене ‹елЯ произносила заученные слова,
запоминала, когда надо повернутьсЯ, перейти на другое место или упасть с
Ящика, изображавшего баррикаду. Ђ ночью лоснЯщийсЯ Џономарев вызывал ее в
кабинет командующего армией, где стоЯла койка с серым одеЯлом, - все
работники штаба были теперь на казарменном положении.
’рудно было поверить, что только сейчас вокруг нее были „агмаровы,
Њаврикий, Џавлушин - и вот она уже в кабинете ЃелЯева, и он сидит перед ней
- сутулый, вытЯнув длинные ноги в защитных галифе, начисто лысый, - ‹еле
казалось, что он совсем не похож на военного, хотЯ знала, что он военспец,
кадровый царский офицер в прошлом.
Ћчень часто тут же в кабинете собиралась на заседаниЯ ЋсобаЯ тройка
ђевтрибунала фронта, недавно присланнаЯ в город длЯ борьбы с
контрреволюцией. Џредседатель - Њеловой, красивый, с тонкими губами,
властный и самоуверенный, с точеным профилем красавца, знающего свою
красоту и презирающего ее. Ћн хорошо говорил и диктовал без единой ошибки
самые сложные постановлениЯ и донесениЯ.
‚торым был татарин Ѓаймбетов, круглолицый, с карими женственными
глазами, с лицом, изрытым оспой. Ћн все больше молчал, может быть, потому,
что с некоторым затруднением говорил по-русски.
’ретьей была ‘азонова - женщина со странно смуглым лицом, каким-то
по-домашнему невозмутимо спокойным, даже на заседаниЯх тройки. ‚ ней Ясно
была видна какаЯ-то внутреннЯЯ опрЯтность, прибранность. ‹елЯ думала: вот
бывают такие хозЯйки, которым все удаетсЯ: хлеб испечен хорошо, все убрано,
вымыто, и муж смирный, и дети веселы и ласковы, и дом весь в порЯдке до
самого дальнего угла. ’ак же вот у ‘азоновой в ее жизни, все на своем
месте, никакой путаницы и никакой паутины по углам. € каждому это как
сквозь чистое окошко видно.
ќтой ночью они все трое пришли в кабинет ЃелЯева. Љак всегда, Њеловой
первым, за ним Ѓаймбетов, а позади всех - неторопливаЯ, спокойно
озабоченнаЯ, в своем домашнем платье - ‘азонова.
- ЉакаЯ свЯзь с центром? - спросил, входЯ, Њеловой.
- ‘вЯзи больше нет. ’елеграфист с ‹узовой последним передал, что
казаки ворвались на платформу.
Њеловой расстегнул карман френча, достал и развернул сложенную
бумажку.
- “ вас, значит, эти последние новости по телеграфу. Ђ у них уже
листовки расклеены по городу. Џослушайте: "“нтер-офицеры ђусской армии!
Ќашими частЯми занЯта станциЯ ‹узоваЯ. „о менЯ дошло: большевики-коммунисты
собираютсЯ вас мобилизовать. ђазрешаю: оружие у комиссаров брать - и
приказываю: немедленно переходить на нашу сторону. ’ех, кто забудет долг
присЯги, - повешу! ѓенерал-лейтенант ‘ластенин". ‚от как они работают,
товарищ командарм, а мы не можем до сих пор кончить дело с разбежавшимсЯ
‘аргородским полком.
- €м назначен последний срок Явки на сборный пункт. ЌеЯвившихсЯ будем
ловить, как дезертиров.
- Ђ где ловить? - спросил Њеловой. - Џо окрестным хуторам, по
пустырЯм, по базарам? Џоштучно будем ловить, когда фронту позарез сейчас
каждаЯ рота! “пустили, потерЯли управление, а теперь - ловить.
- —то же делать? - развел руками ЃелЯев.
- ‹овить! Ѓудем ловить. ’еперь уж нечего делать! ‘ позором расстрелЯем
длЯ острастки первых десЯтка два, образумЯтсЯ, когда почувствуют твердую
руку. Ћт товарища Ќевского никаких сведений?
- Ћн, видимо, не считает нужным поддерживать постоЯнный контакт.
‘ообщил, что проводит митинги по уездам, началась мобилизациЯ. ЌадеетсЯ на
успех. Њы с ним не сходимсЯ во мнениЯх. џ считал, что мобилизовать унтеров
в такой обстановке рискованно, а может быть, и пагубно. Ђ теперь вот
видите, что получаетсЯ.
‘азонова, поправлЯЯ у себЯ на шее воротничок платьЯ, тихо сказала:
- Џриказ о мобилизации в Љрасную Ђрмию бывших унтер-офицеров не от
Ќевского, а из Њосквы.
- Њы не обсуждаем приказов. ‚ спокойных тыловых губерниЯх все пройдет
нормально. Ђ здесь, в условиЯх отступлениЯ, а может быть окружениЯ, в
условиЯх готовЯщегосЯ в городе мЯтежа, мы на свою ответственность соберем в
городе несколько сотен царских унтер-офицеров с оружием. ‡десь нам самим
нужно принимать решение по обстановке.
- € все-таки мы обсуждаем? - раздраженно спросил Њеловой. -
ЊобилизациЯ уже идет на полный ход? ‡начит, нечего о ней и говорить. џ
допрашивал сегоднЯ перебежчиков из разных уездов, они в один голос твердЯт,
что у белых сильнаЯ агентура среди мобилизованных унтеров. Ѓольшие группы
готовы примкнуть к мЯтежу. € мЯтеж Якобы должен начатьсЯ, когда унтера
будут в городе с оружием.
- Ђй, темный человек, - сказал Ѓаймбетов. - Ђй, темный!
- ‚се перебежчики темные люди, - согласилсЯ Њеловой. - џ ни одному не
верю. Њы все сопоставлЯем, чтобы прийти к выводу.
- ќто верно говоришь, - поспешил согласитьсЯ Ѓаймбетов.
- ‘начала мы должны так или иначе покончить с вопросом о старгородцах,
- жестко сказал Њеловой. - Ђ пока они тут бродЯт вокруг да около, подсылают
делегатов и митингуют, никаких унтеров в город вводить нельзЯ.
- Џравильно, - дважды резко мотнул головой ЃелЯев. - Џравильно!
- Њы срочно должны предупредить товарища Ќевского об обстановке в
городе. ‘ообщить: мы категорически настаиваем, чтоб он не направлЯл унтеров
в город, разве небольшими партиЯми, человек по пЯтьдесЯт, и, конечно, без
оружиЯ, чтобы мы могли их проверить.
- Ђ что значит: унтера? ‚черашние фронтовые солдаты. Ћни прошли через
революцию. …сть у нас основаниЯ им так не доверЯть?
- ’оварищ ‘азонова, - не оборачиваЯсь, сказал Њеловой, - так ставить
вопрос нельзЯ. “ нас есть основаниЯ им доверЯть? ‚от что ты спроси! -
‘азонова молчала, а он добавил: - ’оварищ ЃелЯев прав: в нормальной,
спокойной обстановке мы бы их проверили, организовали, отсеЯли враждебные
элементы, и они пошли бы с нами. Ђ сейчас пусти сюда батальон унтеров, и
город в их руках окажетсЯ. € один черт знает, что у них на душе. ‘колько
унтеров сейчас у белых в армии исправно воюют против нас? Њашинистка
готова?.. Џродиктуем сейчас письмо товарищу Ќевскому, одновременно доложим
о положении в центр.
- ‘вЯзи нет, - напомнил Ѓаймбетов.
- ЉоннаЯ свЯзь сработает, - сказал ЃелЯев.
Њеловой начал первую фразу. Њашинка застучала, поспеваЯ следом за
словами; каретка побежала, торопливо постукиваЯ... „лЯ ‹ели пошла еще одна
из многих путающихсЯ в памЯти ночей.
Ѓыли еще дни, и были ночи, неотличимые, не оставившие памЯтного следа,
и еще одна ночь, котораЯ уже совсем кончилась, когда на рассвете в штабе
поднЯлась тревога. „ежурный взвод с топотом пробежал коридорами. ‚ окнах
устанавливали пулеметы, кричали, надрываЯсь, телефонисты, вызываЯ
пригородные посты охранениЯ. Ќисветаев, радостно оживленный, носилсЯ,
распорЯжаЯсь, а Џономарев один в пустой канцелЯрии, шмыгаЯ носом, аккуратно
строчил, обнЯв левой рукой винтовку.
Џотом все затихло, как будто успокоилось, только по тому, что конные
ординарцы из штаба и к штабу скакали через площадь бешеным карьером,
чувствовалось, что происходит что-то тревожное.
‹елЯ печатала под диктовку Ѓаймбетова. ‚ кабинете было шумно, а
Ѓаймбетов диктовал вполголоса, наклонЯЯсь к самой машинке, и то и дело
говорил ‹еле: "Љогда Я говорю неправильный, ты пиши правильный,
понимаешь?.."
‚ дверЯх поЯвилсЯ испуганно-радостный Ќисветаев и почему-то
необыкновенно громко выкрикнул:
- Љомбатр Љолзаков прибыл. Џрикажете?
‚се разом замолчали. Ќесколько человек поспешно вышли из кабинета,
вошел Љолзаков, и ‹елЯ встретилась на минуту с ним глазами:
весело-торжествующими, как ей показалось.
- ђазрешите докладывать? - спросил он, козырнув ЃелЯеву. ‚ комнате,
ему казалось, много посторонних.
- Ќу, - нетерпеливо сказал ЃелЯев.
Љолзаков, ожидавший, видно, другого, чуть запнулсЯ, с удивлением
вглЯдываЯсь в лицо командарма.
- ЏерваЯ мобилизованнаЯ рота унтеров... рота мобилизованных бывших
унтер-офицеров прибыла... - Ћн недоуменно смотрел на выражение лица ЃелЯева
и еще раз сбилсЯ. - Џо приказанию военкомарма товарища Ќевского... в
составе трехсот шести штыков. ђазмещена в казармах, по приказанию...
- ’оварищ Љолзаков, - перебиваЯ и морщась от раздражениЯ, отмахнулсЯ
ЃелЯев, - вы это бросьте! Њы и так знаем, что вы бывший унтер-офицер, и
нечего перед нами щеголЯть этой унтерской рапортовкой. Ћтвечайте на
вопросы. Џри входе в город вас охранение остановило?
- Ћстановило, - медленно, точно постепенно приходЯ в себЯ, ответил
Љолзаков. - џ начальнику объЯснил, что веду колонну по приказанию
военкомарма, и он нас пропустил.
- “говорил, значит! - обращаЯсь к ЃелЯеву, вставил Њеловой.
- •орошо. џ вам послал навстречу командира, Я он вам передал мой
приказ. Џочему вы его не выполнили?
- ’оварищ командующий армией, Я объЯсню. ‡авернуть колонну и отвести
ее на Ћгородную улицу у менЯ не имелось никакой возможности. ’оварищ
Ќевский от имени советской власти дал слово прЯмо на митинге, при всем
народе, что сборный пункт никак не будет на Ћгородной. € мне приказал -
прЯмо в казармы. Ћпозорить слово товарища Ќевского мне невозможно. Ђ если
бы Я и решилсЯ, то, полагаю, мобилизованные за мной бы не пошли.
- ‡начит, взбунтовались бы? - небрежно спросил Њеловой. - ’акие у них
настроениЯ?
Љолзаков, не глЯдЯ в его сторону, стиснул зубы так, что побелели
скулы.
- џ ничего про них не говорю. џ говорю за себЯ. џ их вел семьдесЯт
верст форсированным маршем с обещанием и приказом - в казармы! € Я обмануть
их не мог. Њожете с менЯ и взыскивать!
- ’ак... дискуссиЯ в боевой обстановке, - констатировал Њеловой и
закурил.
- Њобилизованные готовы хоть завтра на фронт, - сказал Љолзаков.
- ‡начит, - громко и властно вступаЯ в разговор, сказал Њеловой, - он
хочет нас уверить, что все эти унтера этакие стопроцентные сознательные
революционеры без страха и колебаний. ’ак?
Љолзаков медленно повернулсЯ к нему и даже вроде поискал глазами: кто
это там к нему обращаетсЯ, и, будто никого не обнаружив, снова повернулсЯ
лицом к командующему.
- Љ вам обращаетсЯ председатель Ћсобой тройки ђевтрибунала, отвечайте!
- нервно сказал ЃелЯев.
Њеловой продолжал:
- Џочему же эти самые унтера до сих пор сидели у себЯ по избам, если
они так хотЯт сражатьсЯ за революцию?
Љолзаков слегка пожал плечами:
- ‘просите сами... џ думаю, не звали их, вот и сидели. Ђ позвала
советскаЯ власть - пошли... Ђ может, белые были далеко, они еще над собой
опасности не чуЯли.
- Ђх, вот оно? Ѓелые были далеко - не чуЯли. Ђ теперь почуЯли.
ЏонЯтно. Ђ скажите, товарищ, скрытые белогвардейцы, кулаки,
контрреволюционеры среди ваших унтеров есть? Ђга, вы согласны, что есть.
Љак же вы хотите нас уверить, что они жаждут идти на фронт против
белогвардейщины?
- Ћни не жаждут, - с брезгливым презрением сказал Љолзаков. - Ђ
дратьсЯ будут, раз приходитсЯ. ђога будет. Ђ всЯкому в душу не влезешь.
- Ћни вам доверЯют?
- Џока Я не обманывал, доверЯют. —ерез товарища Ќевского они и мне
доверЯют.
- Ќу, вот вы это нам и докажите. Љак вы считаете, товарищ командующий?
- „а, - сказал ЃелЯев. - Џопробуйте исправить свою ошибку. ‡автра
приведите роту на площадь. Ѓудет митинг.
- ‘лушаю.
- Ѓез оружиЯ.
- Ђ где же оружие останетсЯ?
- ‚ казармах. ‘ дневальными. € чтоб дневальных было как можно меньше.
- „а ведь они сразу подумают, что их хотЯт разоружать. Ќе бросЯт
солдаты оружиЯ в такой обстановке. ’оварищ военком им выдал это оружие, а
они на площадь митинговать пойдут? Ќе пойдут.
- Ђ может, он и прав? - вдруг покладисто заметил Њеловой. - Џускай он
просто выведет всю роту на гимнастические занЯтиЯ. Ѓегом! агом! Ћдного
часа довольно. ’ут уж нечего возражать. ‚ы, Љолзаков, многого не знаете,
что известно командованию, и за то, что будет дальше, не отвечаете.
‹елЯ с ужасом видела, что плотно сжатые, побелевшие губы Љолзакова еле
заметно улыбаютсЯ. ‹ицо окаменевшее, стойка "смирно", глаза какие-то
невидЯщие, будто слепнущие от бешенства.
- ’оварищ Ќевский, - звонко и четко проговорил он чистым от сдержанной
ненависти голосом, - наш политический руководитель - не учил нас брать
народ на подлость!
Њеловой в упор посмотрел на ЃелЯева.
’от встал.
- ’оварищ Љолзаков, приказываю завтра в семь ноль-ноль вывести роту на
гимнастические занЯтиЯ на один час. ‚ы знаете, что такое невыполнение
приказа в боевой обстановке?
- ‡наю.
- ЏовторЯю: будете выполнЯть?
- ’оварищ командующий, поверьте мне, - вдруг умолЯюще, почти униженно
заговорил Љолзаков, - так может подорватьсЯ по всей губернии мобилизациЯ...
- Ќе обсуждать приказа! ‚ыполнЯйте без обсуждений!
- ‘лушаю!.. Џриказ военкомарма выполнил без обсуждений.
Љонтрреволюционных приказов не имею права выполнЯть.
- Џри такой дисциплине воевать нельзЯ. ‚от вам налицо причины ваших
неуспехов в борьбе с белогвардейщиной. Њитинговщину мы прикончим. ђазговор
простой - трибунал в двадцать четыре часа. Њы наведем порЯдок, хотЯ бы нам
сотню таких к стенке пришлось поставить.
- ’оварищ Љолзаков!.. - вдруг поспешно заговорил ЃелЯев, но Њеловой
уже окончательно взЯл разговор в свои руки. Ћн встал и холодно приказал:
- ‘дать личное оружие. ‚ы арестованы военным трибуналом. Љонвой, сюда!
Ћн протЯнул руку, Љолзаков, не двигаЯсь, смотрел ему в глаза, в упор:
- Џокажи документ!
- —то?.. ‚от сюда, на стол кладите! - повторил Њеловой.
- „ай документ, так не отдам.
Њеловой нервно дернул пуговицу бокового кармана, вытащил что-то не то,
отыскал мандат, развернул и положил на стол перед Љолзаковым.
Љонвойные солдаты уже жались в дверЯх, дожидаЯсь. Ќисветаев, который
их привел, смотрел с ужасом. „очитав мандат, Љолзаков медленно отстегнул
шашку и бережно уложил ее на край стола. ђЯдом небрежно бросил пистолет в
кобуре со всей портупеей и ремнем, оставшись распоЯсанным, как положено
арестованному. Џотом вынул из кармана серебрЯные часы с крышкой, положил и
толкнул по столу так, что они скользнули и упали на колени Њелового.
- ќто тоже себе возьми. …ще один танк подобьешь, тебе вторые дадут.
Њеловой бросил небрежный взглЯд на блестЯщую крышку часов, где была
выгравирована благодарность ђеввоенсовета республики.
- Ќас своими прежними заслугами не разжалобишь, - презрительно сказал
он и отложил часы.
Ќи на кого не поглЯдев, Љолзаков повернулсЯ и пошел к двери. ‘овсем
другой человек, чем вошел сюда, распоЯсанный, по виду уже не солдат.
- Џриказ об аресте по обычной форме сами сумеете напечатать? - спросил
Њеловой, подходЯ к ‹еле. Ћна сидела, держась обеими руками за машинку,
потому что пол уходил у нее из-под ног. - ‡начит, так: должность - командир
батареи, фамилиЯ, имЯ, отчество... - Ћн взЯл именные часы, повернул их к
свету и стал диктовать фамилию и имЯ по наградной надписи на крышке.

‹елЯ сидела в маленькой столовой за круглым столиком и слушала
Љатерину €вановну. „ом был полон запаха жирного жаркого. Ќисветаев ходил
под окнами во дворе, выплескивал воду, гремел железом, что-то выкапывал
лопатой из земли.
- ...Љ нам пришли делать обыск, и Я сказала: пожалуйста, заходите,
сколько угодно, нам скрывать нечего. Ћни прочитали его тетрадки.
ЋказываетсЯ, он выписывал все трудные незнакомые слова и по словарю
отыскивал объЯснение... Ђ сегоднЯ утром Я пошла и добилась разговора с
какой-то женщиной из этой тройки... џ ей сказала: "Ќе смотрите, пожалуйста,
что у менЯ шлЯпка и такаЯ кофточка и Я кажусь вам несовременной. Њы сорок
два года... нас каждый знает в этом городе, и мы себЯ ничем не запЯтнали
недостойным. Ќекоторые сейчас этого не ценЯт, и совершенно напрасно!" Ћна
снисходительно улыбалась, и Я ей сказала: "‡наете, десЯть лет назад нам с
мужем длЯ того, чтобы подписать протест против исключениЯ с волчьим билетом
ученика за революционные брошюры, нужно было больше мужества, чем сегоднЯ
требуетсЯ длЯ того, чтобы написать Ядовитый стишок против английских
капиталистов или ЌиколаЯ ‚торого!.. “верЯю вас - больше!.. Ђ мы это делали.
€ вот Я вам говорю про этого Љолзакова. …сли вы не понимаете, что сажать в
тюрьму таких людей - это или недоразумение, или трагедиЯ, то, значит, это
именно трагедиЯ. ќто вам говорит стараЯ женщина, котораЯ видела много
подлости и несправедливости в жизни". € еще сказала: "Љак раз у вас не
должно быть несправедливости! €менно вы должны быть безупречны!.." € она,
надо признать, терпеливо выслушала, хотЯ Я ей надоела и она была очень
усталаЯ.
- Љогда вернетсЯ военком Ќевский, все как-нибудь уладитсЯ. Ќе может
быть, чтоб не уладилось, - уже в который раз повторЯла ‹елЯ. ќто длЯ нее
уже вроде заклЯтиЯ сделалось: "Љогда вернетсЯ Ќевский..."
‚ернулсЯ со двора Ќисветаев, снимаЯ на ходу фартук.
- —то ты там возилсЯ? - спросила ‹елЯ.
- ’ак, убирал все последствиЯ с глаз долой, - неохотно пробормотал
€люша.
„енис Љириллович вышел из кухни, откуда доносилось скворчание жира и
запах жареной утки, и, присев бочком к столу, сказал:
- ‚ конце концов, ее существование было необыкновенно гармонично. Ћна
прожила жизнь, полную довольства и тихих радостей, не причинила вреда
никому, кроме дождевых червей, а перестав существовать, стала великолепным
жарким и скрасит тЯжелые минуты обиженного человека.
- ’олько без лишних сентиментальностей! - предупредила,
настораживаЯсь, Љатерина €вановна.
- џ говорю только о гармонии!.. Љогда Я начинаю в ней сомневатьсЯ, Я
всегда вспоминаю треску. ђазве не высший пример гармонии всего сущего, что
в тресковой печени заключено ровно столько жира, сколько нужно, чтобы ее
поджарить?
Љатерина €вановна шепнула ‹еле:
- Ћн шутит, потому что грустит, вспоминаЯ о нашей “ле!.. Ќам хотелось
послать Љолзакову что-нибудь вкусное, но у нас только пшено... € мы
подумали об “ле, но у нас не хватало мужества. €люша взЯл все на себЯ,
сейчас вот даже выкопал ее тазик, чтобы ничего нам не напоминало. Љонечно,
первое времЯ нам будет ее недоставать, но это будет недопустимаЯ
сентиментальность, граничащаЯ с ребЯчеством... ‡автра €люша отнесет жаркое
в тюрьму, он уже там свой человек. Џодумать все-таки, какаЯ это ужаснаЯ
ошибка! Љак они могли именно его арестовать?..
- €сториЯ, - утомленно сказал „енис Љириллович, - в конце концов, это
список ошибок, совершенных разными людьми. Њаленькие люди совершают
несколько небольших ошибок, достаточных, чтобы испортить жизнь себе и своим
близким. ‚еликие люди делают такие ошибки, от которых гибнут жизни великого
множества людей... ‚се мы страдаем от ошибок, совершенных другими людьми. €
единственное и весьма сомнительное утешение можно найти в том, что другие
страдают от наших ошибок...
- ‚ы когда-нибудь слышали, чтоб учитель историЯ так говорил о своем
предмете? - спросила Љатерина €вановна. - …го называли нигилистом и прощали
только как чудаку.
- Њы с тобой и есть чудаки, - сказал „енис Љириллович. - Љогда очень
долго притворЯешьсЯ заикой, начинаешь заикатьсЯ в самом деле.
‚ начинающихсЯ сумерках ‹елЯ с Ќисветаевым, боЯсь опоздать, почти
бегом возвращались в штаб. Џод мышкой €люша осторожно, оттопыриваЯ локоть,
чтоб не замаслитьсЯ, тащил горЯчую утку, обернутую в несколько бумаг.
- Њожет, он и прав, не знаю, - торопливо на ходу говорил Ќисветаев про
Љолзакова. - Ќо ведь приказ-то выполнЯть нельзЯ отказыватьсЯ? Ђ? …му бы
согласитьсЯ, а потом видно бы было... как-нибудь и обошлось, а он ведь
прЯмо в лоб, как бешеный, Я, честное слово, думал - он сейчас рванет шашку
из ножен да как полоснет этого Њелового... Ћдно слово, что Њеловой,
неживой, черт какой-то... ’олько бы Ќевский поскорей вернулсЯ. Њитинг
сегоднЯ был, слыхали?
- Ѓыл митинг? - безучастно спросила ‹елЯ. - ‡начит, собрались
старгородцы?
- ‚от туда бы Ќевского!.. ‘обрались немного, кучками, с опаской!
•ромов речь говорил. •орошо говорил, мне понравилось. Ћбрисовал, как наши
братьЯ в порабощенных странах с надеждой следЯт за каждым нашим успехом. Ђ
у нас есть такие, что покрыли себЯ позором. Људа они глаза будут девать,
когда мы все равно победим? € про международное положение все так Ясно
высказал, мне вообще нравитсЯ, как •ромов говорит... Ђ они, собаки, вроде и
слушали, вроде и не слушали. ‚ыкрики были подлые, хотЯ немного, так, вничью
сыграли, ничем кончили.
- Ђ что же теперь мобилизованные унтера? - спросила ‹елЯ.
- џ к ним заглЯдывал, - с удовольствием прищелкнул Языком Ќисветаев. -
“ них порЯдок: караул сменЯетсЯ по часам, дневальство, все как надо. ’олько
одно - спЯт с винтовками, на обед идут с винтовками. Ћткуда-то узнали, что
их разоружать хотели. € откуда узнают? ‘идЯт, в общем, в казармах, и их не
трогают... ’олько бы товарищ Ќевский поЯвилсЯ...
- Њне он тоже очень нравитсЯ, - сказала ‹елЯ. - € все почему-то на
него надеютсЯ. Ђ уж Љолзаков просто... как сумасшедший за него.
- Ќе знаешь?.. Љонечно, это официально не называетсЯ, а солдаты
хитрованы, они же все разнюхают... - Ќисветаев понизил голос. - Ќевский -
это, конечно, фамилиЯ не настоЯщаЯ, а только партийнаЯ, Ясно тебе? Ђ был он
офицером. € настолько было все предусмотрительно, что он по поручению
партии окончил Ђкадемию ѓенерального штаба, получил полное образование.
Љакой-нибудь там ихний белый полковник-пьЯнчужка перед ним все одно как
серый фельдфебель, только шагать да орать! Ђ Ќевский изучил стратегию и
тактику, и... и фортификацию, и все. ЏонЯла? Ћн может армией командовать,
если понадобитсЯ. ’олько пока он военком. ќто тоже длЯ тактики, чтобы пока
не обнаруживать. „а солдат-то ведь не обманешь! Ћни просто смеютсЯ: экой,
говорЯт, какой штатский комиссар, а посадка-то конногвардейскаЯ! ќскадрон
конной разведки сам два раза в конном строю в атаку водил, когда казаки на
штаб налетали. ’ут-то все и всплыло наружу... Њного кое-чего примечали за
ним, как он боем руководит, как дело у него идет весело, потому - военное
образование!.. Ђ какой он комиссар - это ты сама видела... ’акие люди нам
сейчас вот как ценные. Љрупный специалист военного дела и сам комиссар!..
‡начит, ты менЯ дожидайсЯ! - Ћни уже подходили к штабу. - Љак посвободнее
станет, мы с тобой пойдем, Я тебЯ отведу.
- Ђ пустЯт?
- ‹опну, сдохну, а как-нибудь сделаем!..
€ опЯть, как всегда, ‹елЯ сидела поздним вечером в маленькой
комнатушке за своей пишущей машинкой и работала при подрагивающем свете
керосиновой лампы, поставленной на металлическую коробку от пулеметной
ленты. Љак всегда, толчками бежала каретка, стучали буквы, ударЯЯсь о
валик, звЯкал звонок, предупреждаЯ, что строчка кончаетсЯ; она толкала
рычаг, и снова бежала каретка, и буквы ударЯли отскакиваЯ, и снова били по
серой бумаге.
‚ коридоре, то удалЯЯсь, то приближаЯсь, слышались шаги
часового-коммунара. ‚ошел Њеловой, уже не в первый раз за вечер, и
нетерпеливо сделал знак кистью руки, точно отбрасываЯ, смахиваЯ со стола
мелкий мусор:
- Љончайте это все! „авайте новый лист!.. ’ак, теперь пишите: протокол
заседаниЯ Ћсобой тройки ђевтрибунала армии от числа... тут точка, Я сам
проставлю число... ‘лушали: об отказе командира батареи Љолзакова выполнить
приказ командованиЯ в особо сложной обстановке, запЯтаЯ, повлекшем за собой
тЯжелые последствиЯ, двоеточие... Џостановили: командира батареи Љолзакова
расстрелЯть, точка. ’ри подписи, как всегда.
Њеловой приоткрыл дверь и крикнул в коридор:
- ‘азонову и Ѓаймбетова сюда срочно!
Њашинка все это напечатала, кажетсЯ, без всЯкого участиЯ ‹ели. Њеловой
сам выдернул бумажку из машинки, обмакнул перо и подписал. ‚ошли Ѓаймбетов
и ‘азонова.
Њеловой протЯнул ‘азоновой ручку. Ћна взЯла и, наклонившись над
столом, стала читать.
- Ђх, это тот? - сказала она.
- ’от самый.
- „а, конечно, - сказала ‘азонова, - он отказалсЯ. Ћдного Я не пойму.
ЋгороднаЯ, восемьдесЯт восемь, оказываетсЯ, тюремный замок. ‡ачем же было
назначать такой сборный пункт?
- Ђ что? Љомандующий по-своему прав. Ѓез оружиЯ, в стенах замка они не
представлЯли бы опасности. Њы бы разобрались, провели чистку. ‚полне
обоснованно. Ђ теперь это дело прошлое. ’еперь, когда Ќевского застрелили,
все стало окончательно Ясно. ‚се эти его ссылки на приказаниЯ Ќевского,
вернее всего, ловкаЯ отговорка, придуманнаЯ, должно быть, именно в
предвидении того, что Ќевского ликвидируют. ‘овершенно Ясно, что он
действовал заодно с унтерами, вел их линию. Ќикаких таких приказаний ему
Ќевский не давал, Ясно.
- ЌельзЯ сказать, что Ясно, - с трудом выговорила ‘азонова. - Њне
все-таки странно: всЯ губерниЯ знает, что ЋгороднаЯ, восемьдесЯт восемь -
тюрьма. ‡ачем же назначать людЯм сборный пункт в тюрьме? …сли мы мобилизуем
людей, мы им верим. Ђ если не верим, почему они нам должны верить?
- Ђ почему Я никого не прошу мне верить и никому не верю? -
раздражаЯсь, крикнул Њеловой. - —то это за разговоры о вере? ’ут не
молебен! ‚опрос так стоит: мы расстреливаем тех, кто отказываетсЯ выполнЯть
боевые приказы, или мы их по головке гладим?
- Ђ если приказ был неверный? …сли он правда был ошибочный? € он это
понимал, а мы не понимали. ‚едь он отвечал головой и знал это.
- Ѓешеный человек, - укоризненно и грустно сказал Ѓаймбетов.
Њеловой вырвал ручку у ‘азоновой и подал Ѓаймбетову:
- Џиши. ‘огласен?
- •орошо, - так же печально сказал Ѓаймбетов. - џ так напишу:
воздерживаюсь. ‚друг Ќевский ему дал приказ? ‘ того света телефон нету. Љак
проверим?
- Џиши, - успокаиваЯсь, согласилсЯ Њеловой. - ‚опрос решен. …сли
голоса разделились поровну, голос председателЯ решает.
- ’огда знаешь... Ќнн-ет, - со страшной натугой выдавил Ѓаймбетов. -
’огда Я немножко против. ЌельзЯ так быстро стрелЯть. Љакой-никакой путаница
получилсЯ. Ћн танк стрелил? ‘валил танк! ’еперь мы так быстро его валить
будем. —то такой? Џутаница. ’ак свой своЯ начнет стрелить. „о завтра
подождать можно, а?
- Љанитель, - сказал Њеловой и, недовольно обернувшись на ‹елю, махнул
рукой: - ‚ы что тут сидите? €дите, идите!
‹елЯ вышла в коридор и осталась стоЯть, держась за ручку двери. ‚ ушах
у нее стоЯл стук машинки, отбивающей ужасные слова, и зловещий короткий
звоночек в конце строчки - ей казалось, машинка продолжает там работать без
нее, сама, выстукиваЯ что-то еще более страшное. Ћна стиснула кулаки, чтобы
пальцы не могли двигатьсЯ, Я прижала руки к груди.
—асовой-коммунар посмотрел на нее с равнодушным удивлением и медленно
прошел мимо.
Ћна пошла вдоль длинного коридора, вымощенного квадратными каменными
плитами. Њашинка продолжала стрекотать у нее в ушах не отставаЯ. ‹елЯ
слышала, как бежит короткими толчками тЯжелаЯ каретка штабного "ундервуда"
и из-под пальцев выскакивают буквы, складываЯсь в невозможные,
отвратительные слова. ‚се в ней восстает против этих слов, но она знает,
что ничто не может помочь - ни слезы, ни крики, ни просьбы. ‚се, на что
может пойти, обезумев, доведенный до отчаЯниЯ человек, не остановит эту
бегущую строчку. •оть сбрось машинку со стола или отруби себе эти пальцы,
которые сейчас впиваютсЯ в ладони стиснутых рук...
Ќисветаев, как было условлено, поджидает у лестницы.
- Џошли скорее! ‘лыхала про Ќевского? ‚от это несчастье. ‚ Ѓелой
Џолыни, говорЯт, какаЯ-то сволочь прЯмо из толпы в него - на митинге. Ђт
гады!
Ћни идут рЯдом к выходу. ‡апах остывшего утиного жира от пакета,
который несет €люша, кажетсЯ ‹еле тошнотворным. ‡астойный воздух коридора,
махорочный дым над писарскими столами, вокруг голубых огоньков керосиновых
лампочек, запах потной кожи и плавленого сургуча казенных печатей - и сразу
после этого вдруг просторнаЯ площадь, доверху налитаЯ теплым синим воздухом
звездной южной ночи.
Ћни долго идут молча по темным улицам, сворачивают в переулки, мимо
заросших палисадничков с их сильным ночным запахом цветов табака и влажной
травы. ‹ениво тЯвкает собачонка спросоньЯ. ‚ одном окошке еще светитсЯ
занавешенный огонек. ‹юди спЯт или готовЯтсЯ ко сну, и жарко светЯт,
разгораЯсь, южные звезды над городом, над тюремным замком на Ћгородной, 88,
где тоже все спокойно сейчас, пока не получен приказ... "’иха украинскаЯ
ночь. Џрозрачно небо. ‡везды блещут..." € только одному человеку нечем
дышать и невозможно жить. Ћна идет рЯдом с Ќисветаевым быстрыми шагами,
кажетсЯ, что-то отвечает иногда ему точно сквозь сон, послушно и не по
своей воле, как печатала на машинке.
€ в то же времЯ она видит каждую тень от колышка забора, каждую
полоску света за решеткой ставен и запоминает это на всю жизнь - ненужное,
мучительное, - и где-то звЯкает звонок - сигнал остановки строчки -
гремЯщей пишущей машинки, и ей вдруг кажетсЯ, что она опЯть в своей комнате
и пЯтитсЯ в угол от машинки, прЯча за спину руки, замираЯ от боли,
отвращениЯ, унижениЯ и страха, что руки опЯть сами начнут печатать.
Ќисветаев встревоженно переспрашивает ее, кажетсЯ уже не в первый раз, и
она с трудом догадываетсЯ, что надо что-то отвечать.
- —то ты, ‹елЯ, что ты? —то ты говоришь?
- џ говорю?.. "’иха украинскаЯ ночь. Џрозрачно небо... ‡везды блещут.
‘воей дремоты превозмочь не хочет воздух. —уть трепещут..."
€з-за будки выходит ночной патруль.
- ‘той! „окументы!
‹елЯ и Ќисветаев останавливаютсЯ. ‘олдаты нервничают, держат винтовки
наизготовку.
- "‹уна спокойно с высоты..." - вполголоса продолжает ‹елЯ, задумчиво
глЯдЯ на солдат.
Ќачальник патрулЯ уже узнал Ќисветаева, они спокойно заговорили.
- ќто точно, что Ќевского в Ѓелой Џолыни унтера застрелили?
- ѓоворЯт, на митинге? Ђ, сволочь! ‘ука! ’акого человека!
Ћни идут дальше. ‚етки деревьев, переваливаЯсь через заборы, все времЯ
касаютсЯ, соскальзывают, щекочут лицо.
Ќеожиданно ‹елЯ слышит, как произнесла вслух:
- Ћни ему... хотЯт... расстрел...
Ќисветаев, споткнувшись, останавливаетсЯ. ‘квозь стиснутые зубы
выплевывает такое остервенелое матерное ругательство, каким никогда не
ругалсЯ. Ћни молча идут дальше, и вдруг ‹елЯ громко икает. …ще раз, еще.
Ћна зажимает рот рукой и икает все сильнее. Ќапрасно Ќисветаев стучит ей по
спине, советует набрать побольше воздуха и не дышать, икота не проходит.
Ћна уже ни о чем не думает, только о том, как унЯть мучительную, глупую
судорогу. Ћна стоит, прислонившись к забору, слышит отчаЯнный собачий лай,
это Ќисветаев залез в чей-то двор, сбив калитку, и гремит ведром у колодца.
Џотом ‹елЯ пьет ледЯную воду из ведра, икает и опЯть насильно, через силу,
пьет, обливаЯсь водой...
Џонемногу икота слабеет, затихает, и они снова идут.
Љругом пустыри, огороды. Џотом большое уродливое здание заслонЯет
собой все. —асовой, разглЯдев их в окошко ворот, открывает тЯжелую калитку,
пропускаЯ под низкий каменный свод.
Ћни идут через обширный, поросший травой двор. ’юремный замок пустует,
теперь сюда никого не сажают. Њелкие проступки прощают. ‡а тЯжелые -
расстреливают. —аще прощают.
‹елЯ долго ждет на площадке лестницы, где сидит под фонарем на
табуретке скучающий караульный красноармеец.
Ќаконец поЯвлЯетсЯ Ќисветаев в сопровождении мертвецки заспанного
младшего командира в расстегнутой гимнастерке. Ћн страдальчески морщитсЯ на
свет "летучей мыши", зевает и, засовываЯ руку в разрез гимнастерки,
почесывает грудь.
- Ќу вот, глЯди, - говорит ему Ќисветаев. - ‚идишь, человек пришел, а
ты вдруг на попЯтный. ђазве так поступают? ‘трусил?
- ’ебе бы отвечать, сам бы струсил.
- „а что тут такого? Ќикто тебе за это слова не скажет. Љакой тут
ответ? Џоговорит человек с женой. ‘ам-то ты кто, человек или нет?
- Љакой Я человек? џ начальник караульной команды. “ходите-ка отсюда
оба. ЌеприЯтность от вас может выйти.
- Ќет, ты обещал, - еле сдерживаЯ Ярость, мирно понижает голос
Ќисветаев. - ѓлавное, ты пойми, никто и узнать не может.
- Љонечно, никто! ‚сЯ караульнаЯ команда, а больше никто! ‘казал!
Љараульный с самого начала разговора оживает, прислушиваЯсь с
возрастающим вниманием. ’еперь он внезапно Ядовитым голосом кричит:
- Ђ что ты, начальник, за команду хоронишьсЯ? —его тебе караульнаЯ
команда? “ тебЯ своЯ решеньЯ есть? Ќету твоего решеньЯ, хоть ты будь
переначальник. Ђ нету, ты иди у бойцов спроси. Ћни тебе скажут... †ена
все-таки!.. Ќе старый режим!..
- ‚от и пойдем, - с отчаЯниЯ решает Ќисветаев.
- ‚се равно не полагаетсЯ, - сонно бормочет начальник, но идет за ним
следом в караульное помещение.
‡десь стоит дух казармы и караулки, где вот уже сто двадцать пЯть лет
днем и ночью посменно отдыхают и спЯт не раздеваЯсь солдаты.
€ сейчас четверо валЯютсЯ на нарах, а четверо неторопливо подтЯгивают
ремни и застегивают воротники, собираЯсь на смену.
- ’оварищи бойцы Љрасной Ђрмии, - звонко обращаетсЯ к ним Ќисветаев, -
вот тут жена арестованного командира батареи Љолзакова пришла повидать
мужа. Ђ ваш начальник не может решить вопроса. Џо царскому уставу это не
полагаетсЯ. Ђ вы решите по революционной совести - можно ли поговорить или
как?
ЏротираЯ глаза, лохматый солдат, похожий на лешего, приподнимаетсЯ с
нар и оглЯдывает ‹елю.
- †ена?.. Ђ чего она ночью пришла?
- Ђ чего. ќто, значит, в самое времЯ!.. - озорно подмигивает
длинноносый рыжий солдат.
„вое или трое лениво усмехаютсЯ.
- ’оварищ - военнослужащаЯ, работает у нас в штабе. - сурово
одергивает Ќисветаев. - Ћтпустили ненадолго. Ђ завтра могут отправить
куда-нибудь. ‘олдаты должны, кажетсЯ, понимать?
- Ђ бумажка имеетсЯ? - спрашивает еще один.
- ‘ бумажкой мы бы без вашей совести обошлись! Ќету бумажки.
- Њы сочувствуем, а все-таки бумажку ба! - слышитсЯ вздох.
- ’оварищи, дорогие, ну пустите... ‚друг мы с ним даже и не увидимсЯ
больше. Ђ вы не пускаете...
- †изнь действительно проклЯтаЯ! - сказал похожий на лешего, повалилсЯ
обратно на нары лицом вниз и оттуда глухо договорил: - Џущай идет.
- Ћбщее должно быть решение, - сказал начальник команды.
- ’ут не застенок царизма! - страстно сверкаЯ глазами, заговорил рыжий
солдат. - Њы не за бумажки кровь проливаем! Љто это такой тут может быть
против?
- Џускай, пускай, - густым голосом повторил лежащий.
Ќачальник караула нехотЯ снЯл с гвоздЯ запасной фонарь и пошел
впереди, показываЯ дорогу.
„линный каменный коридор с открытыми железными дверьми. Њногие из них
покорежены в первые дни революции, когда выпускали заключенных. Ќи на одной
нет замка, только тЯжелые железные засовы.
“ единственной запертой двери начальник останавливаетсЯ и с грохотом
отодвигает засов.
- Љолзаков, к тебе тут со свиданием, - равнодушно выкликает он и
отворЯет дверь.
‚ желтом свете фонарЯ ‹елЯ видит Љолзакова. Ќебритый, распоЯсанный,
закрываЯсь рукой от света, он пЯтитсЯ от двери.
- ђазбудили? - весело говорит Ќисветаев. - Џосле выспишьсЯ! - Ћн
раскладывает на маленьком столике сверток с жарким, две пачки махорки,
газету и зажигалку, сделанную из винтовочного патрона. - ѓостинцы тебе Я
вот сюда кладу... ‚ общем, вы тут посидите, поговорите, а мы с командующим
пойдем к нему посидим. - Ћтодвинув утку, он пристраивает на столике фонарь.
ѓремЯт засовы. Ћни с ‹елей остаютсЯ вдвоем.
- ‡ачем вы сюда? - косЯ глазами и отворачиваЯсь, отрывисто говорит
Љолзаков. - Џочему вас пустили?
“дивлЯЯсь своему спокойному голосу, ‹елЯ отвечает:
- „а мы с Ќисветаевым все сговаривались вас сходить навестить. ‚от и
пришли.
- Њесто уж больно поганое, не стоило бы... Људа вас посадить, не знаю.
- Ћн быстро провел пальцами по щетинистому подбородку. - ‘ам тоже хорош.
- Ђ что ж не бреетесь?
- Њне бритву не разрешаетсЯ давать. Ђ то вдруг Я зарежусь от сильного
переживаниЯ. ’олько раньше он пЯть раз повеситсЯ на гнилой осине, чем от
менЯ такого дождетсЯ.
- ‚ы о нем не думайте сейчас, - быстро заговорила ‹елЯ. - ‚ы лучше
напишите объЯснение, почему вы так поступили. Ќе надо ссылатьсЯ на товарища
Ќевского, просто попросите, чтобы вам позволили доказать в бою... Ќу, что
вы любые приказы выполните. ‚ письменном виде это имеет большое значение.
- ќто все давно написано. € начисто переписано. Ђ все-таки не пойму,
как это вы сюда пришли? Џочему это?
- ’огда нужно как можно скорее передать. џ отнесу сама, хотите?
- Људа спешить? Џускай товарищ Ќевский свое слово скажет. Ќе долго
теперь ждать. „а лучше вы расскажите: "Ѓедность не порок" играете? „урак же
Я был, что не сходил посмотреть. ’еперь бы сидел тут - вспоминал.
€нтересно, что такое человек мог написать про эту бедность, все стараюсь
представить, а ничего не могу. Љак они менЯ выпустЯт, сразу пойду, сЯду
впереди всех и стану глЯдеть: как вы там представлЯете?
”онарь еле мерцает у него за спиной, освещаЯ грЯзную известку стены.
‹елЯ сидит, опустив голову, стискиваЯ коленЯми свои сложенные вместе
ладони. ‘ама ужасаЯсь своих слов, всЯ напрЯгшись, она глухо произносит:
- Ђ если не выпустЯт?
- Ќе век же будут держать? ‚ солдаты разжалуют? …ще лучше... Ђ
невыполнение боевого приказа они мне не могут подсунуть никак, потому
что... Ќет, слушайте, вы говорите лучше: как это вдруг вы с €люшкой сюда
прорвались? —то-то не так. Ђ? ѓоворите, не бойтесь, Я ведь все знаю.
"Ќеужели все? - с ужасом вглЯдываЯсь ему в лицо, думает ‹елЯ. -
Ќеужели он про себЯ уже знает?" - и вслух говорит:
- € знаете, что Ќевского застрелили?.. Ќа митинге унтеров... в этой...
Ѓелой Џолыни?
- Ќевского? ‚ы что? Ќевского?.. - не верЯ, повторЯет Љолзаков и вдруг
быстрыми шагами начинает метатьсЯ по камере, на поворотах наталкиваЯсь
плечом на стену. - Ќевского? - точно с укором повторЯет он и долгое времЯ
спустЯ еще раз круто останавливаетсЯ. - Ќевского! “ж это всего хуже! Ђх,
женка его беднаЯ теперь как останетсЯ? - ‹елЯ и не думала, что Ќевский
женат. - ”ранцуженочка. Ћн до революции за границей скрывалсЯ. Ћна не
нашего подданства, вот ее и не выпустили с ним в ђоссию. € сейчас она все
хлопочет. ‚ письмах она ему пишет: "‚озлюбленный мой", а женаты девЯть лет.
…е письма читать он всегда уходил подальше от людей и до того потом делалсЯ
счастливый, как маленький...
- Њне рассказывали. џ знаю про него, и про заграницу, и про все.
- € про ѓенеральный штаб небось?
- „а, про все.
- Ќевский ты, Ќевский... - стиснув зубы, с болью повторЯет Љолзаков. -
Њы с ним встретились на германском фронте в революцию. Џриехал такой в
кургузом пиджачке, и воротничок стоймЯ - твердый. ‚ аккурат мы
проголосовали расходитьсЯ всем по домам. Ћн с нами всего два днЯ прожил в
землЯнке и как-то немыслимо убедил целый артиллерийский дивизион перейти в
Љрасную гвардию. ЊоЯ батареЯ и сейчас осталась с того дивизиона. € осталсЯ
нашим комиссаром. Џозвал менЯ к себе, запер дверь и сказал: "’оварищ
Љолзаков, говорит, мне приходилось заниматьсЯ все больше кабинетной
работой. ’еперь мне, сам видишь, необходимо срочно выучитьсЯ
артиллерийскому делу. ’ы мне поможешь?"
€ вот Я каждое утро в четыре часа утра с двумЯ конЯми выезжал в поле,
а он менЯ там дожидалсЯ в условленном месте, чтоб никто не видел, как
военком с седла набок съезжает и за гриву обеими руками цеплЯетсЯ. € коней
Я ему старалсЯ поспокойней приводить, а он скандалил и требовал самых
норовистых. Џотом Я его учил портЯнки наматывать, портупею носить.
Ѓоевые уставы, расчеты, приборы - это он, конечно, все сам осилил.
’еперь вот другой раз услышишь, что говорЯт солдаты: "‚от это военком, сам
командир, а не при командире! ‘тараЯ-то закваска пригодилась военнаЯ!" Њы с
ним хохочем, вспоминаем, как он в первый раз в пиджачке на коне
громоздилсЯ, тот несет боком, брючки кверху сучатсЯ, а там носочки на
подвЯзочках выступают, сам еле держитсЯ, а на менЯ кричит: "Ќе
миндальничать! Ќе сметь мне вежливые замечаниЯ делать, призываю орать, как
на новобранца!.." Ђх, люблю Я этого человека... - Ћн ожесточенно растирает
лицо ладонЯми. - Ѓез него эти наломают дров... Ћжесточат теперь унтеров,
ух, ожесточат!..
"Ћ чем он говорит, неужели он не понимает про себЯ?" - с тоской думает
‹елЯ и вдруг слышит звук бумаги, которую рвут с ожесточением, раз за разом,
мельче и мельче.
- ‚се! - Љолзаков скомкал изорванную в клочьЯ бумагу, стискивает ее в
комок и швырЯет на пол. - Ѓесполезное дело. Ќа приказы покойника ссылатьсЯ!
’олько еще людЯм повредишь.
€ все-таки он не знает. Ћн не знает, а может быть, идут последние часы
его жизни. Ќевского уже нет на свете. € его тоже не будет, а он не знает. Ђ
Я знаю, повторЯю себе, но все равно что не знаю, потому что просто не умею
поверить, как это: сильный, молодой, здоровый - и вдруг "не будет". Ђ Я
ничего не успею, просто не умею сказать. ‚ремЯ уходит, времЯ идет. Џочему
мы всегда живем, разговариваем, как будто нам жить сто лет? ‚стретишь
человека и все приглЯдываешьсЯ и прЯчешьсЯ, прикрываЯсь словами, говоришь
не так, как думаешь, а свое важное боишьсЯ высказать, держишь при себе. Ђ
времЯ бежит, уходит, стучит, как машинка, и вдруг звоночек - строчка
кончилась, и пошла уже другаЯ, и сколько ни прЯчь руки, она бежит и стучит
сама... —то же Я молчу, чего жду, прЯчусь? €, продолжаЯ мысль, она
торопливо произносит:
- џ все про вас думала, вот почему пришла. Ќе сейчас, а раньше, даже
не вспомню, когда начала. ЏрЯмо надоело: все думаю про вас, все думаю...
- Ђ если б менЯ сюда не посадили, тоже думали бы?
- „умала бы... ’олько не сказала бы.
- „умали небось, какие бывают эти мужики скотины.
- Ќе надо, - просит она. - џ ведь сейчас ничего от вас не прЯчу. ќто
мы так раньше могли разговаривать, а сейчас так нельзЯ, надо все говорить,
как есть на самом деле.
- ‚ы что ж, простить менЯ решили?
‹елЯ, морщась от досады, нетерпеливо отмахиваетсЯ:
- Љакое мне дело. ќто вы себе прощайте, что можете, что хотите. ќто
все прошло, этого не было. ‘амое главное, вы же видите: Я пришла!
- Џожалели.
- Џожалеть Я дома могла. Ђ мне нужно было прийти. „о смерти нужно,
сама не пойму зачем, а вам и вовсе не понЯть. ‚ам не понЯть, а €люша и тот
откуда-то знает, что мне необходимо было к вам.
Ћна говорит это, уже слыша в коридоре легкое посвистыванье и
приближающиесЯ шаги. ѓромыхнуло железо, приотворилась дверь, и в камеру
заглЯнул Ќисветаев.
- Љак у вас дела? ќ-эх, хоть утки бы поели. ‚ремени еще чуточка
осталась. Ќачальник храпит, аж пол трЯсетсЯ... „а и караульные не хуже.
‹адно, Я пока пойду. Џолчасика есть. ’ы, Љолзаков, в общем, не терЯйсЯ.
“нтера, знаешь, Я у них был, про тебЯ все спрашивают, интересуютсЯ,
дожидаютсЯ!.. Ђ конь твой у менЯ стоит, на втором дворе, знаешь, маленькое
стойло, Я поставил. ’вой да мой, рЯдом там находЯтсЯ. € седло там твое. ’ак
что, в общем, глЯди... „а утку-то, утку-то, а?
ЏродолжаЯ потихоньку насвистывать, Ќисветаев уходит.
‚друг Љолзаков подходит к двери и толкает ее плечом. „верь, дрогнув,
свободно приоткрываетсЯ.
- Ђх, дуралей малый... - Љолзаков прикрывает дверь и, покачав головой,
садитсЯ обратно на нары. - “шел и дверь на засовы не запер, ну не дуралей?
- ‚друг он, хмурЯсь, быстро поворачиваетсЯ к ‹еле и, взЯв ее за плечо,
строго спрашивает: - Џостойте-ка! ‚ы, может, боитесь сказать? Њожет быть,
там... у этих, про менЯ уже какаЯ-нибудь резолюциЯ подписана? Џо-простому:
к стенке?
- Ќе подписана, не все согласны.
- ’ак, значит, есть!.. ’о-то он: конЯ! Ђх ты парень шалый: конЯ!..
Љонь есть, да дороги нет. Људа надо, пешком дойду... ‚от сколько раз думал:
ни за что до рассвета не дожить. Ќу, а уж так-то подло не предполагал.
Љонечно, выбирать себе пулю по вкусу не приходитсЯ. Џринимай, какую
дадут...
‚друг она слышит его голос, новый, точно оживший, такой странный, что
она вздрагивает от неожиданности.
- —то Я тут бормочу, как стараЯ ведьма над чугунком, а вы еще
слушаете! ‘тукнули бы чем по башке, чтоб опамЯтовалсЯ. - Ћн говорит
свободно, быстро, точно с него тЯжесть свалилась. - ‚ы тут, а Я до сих пор
понЯть не могу, что это правда... џ вас и не увидел еще. ‚ы хоть встаньте,
Я на вас поглЯжу и запомню. ЉакаЯ была ‹елЯ... - Ћн не может удержать
улыбку. - —то там дальше ни будет, а вот была ‹елЯ... ‹елЯ пришла... ‚ы
стойте так, мне вас хорошо видно... џ, знаете, читаю медленно, все училсЯ
быстрей, потому что за год тогда можно десЯть лишних книжек прочитать. € Я
все высчитывал, сколько успею за десЯть лет, и все мне мало получалось...
Њало Я в жизни успел, сейчас вот вспомнишь, что у менЯ тут в этом помещении
есть своего, - все тут на ладони умещаетсЯ. Ќевский менЯ любил и верил. ќто
было. ќто со мной. Ћдин-единственный танк Я подбил, а дело было, правда, на
отчаЯнность. Ѓудь что будет, а танк все-таки мой. …ще - что в книжках
прочел... € вот вы тут у менЯ помещаетесь, - он похлопал темной большой
ладонью по распоЯсанной гимнастерке на груди. - ’ут все сокровища моей
жизни при мне, и тут никто ничего не убавит.
- Ќеужели сокровище? - кусаЯ губы, ‹елЯ тЯжело переводит дыхание.
- Ќе смейтесь. ќто книжки какой-то название, мне сперва даже смешно
показалось, а когда Я на вас смотрю, мне ничего не смешно... Я... Я... - Ћн
запинаетсЯ, точно борЯсь со словом, которое проситсЯ на волю, теснитсЯ в
горле. - џ знаете что?! џ могу сейчас у вас руку поцеловать.
Ћн молчит, смотрит широко открытыми глазами ей в глаза, кажетсЯ, сам
изумленный тем, что сказал.
- ’огда скорее... ‘корее... - повторЯет ‹елЯ, но его точно свЯзало, и
она сама протЯгивает к нему руки.
Љолзаков осторожно нагибаетсЯ, берет обеими руками в пригоршню, точно
собираЯсь напитьсЯ, ‹елину руку, целует и бережно прижимает себе к груди.
’ак они стоЯт не двигаЯсь, оба чувствуЯ такую близость, больше которой
не бывает.
‘квозь решетку в затхлую духоту камеры втекает живое дуновение
проснувшегосЯ на рассвете ветра. ‚ окошко становЯтсЯ видны остренькие
травинки, пробившиесЯ на камне из щелей возле решетки, и плывущие мимо
легкие витки утреннего тумана.
“же Ќисветаев, опередив начальника караула, длЯ вида погромыхав
незапертым засовом, отворил дверь, и сам начальник, стоЯ в дверЯх,
поторапливал, чтоб уходили поскорей, и все зевал, когда они поцеловались на
прощанье, как целуютсЯ близкие при посторонних, - торопливо и коротко...
Ќа обратном пути было совсем светло. Џели петухи, встречаЯ утро. ‹елЯ
смотрела под ноги. Љончились дощатые тротуары, пошли каменные плиты, потом
булыжник, она поднЯла голову и увидела, что они переходЯт черед площадь к
театру.
“видев лицо Ќисветаева, она равнодушно спросила:
- —то это ты какой серый?
- Њысли, - сказал Ќисветаев.
- Ђ засов-то не запер. ‘умасшедший человек.
- ќ-э... - махнул рукой €люша. - ќто что - засов! Њои ужасные мысли
если бы выписать на бумагу да представить председателю, - менЯ бы мало
рЯдом с Љолзаковым поставить!

‡адолго до пЯти часов, когда громадным рукописным плакатом была
объЯвлена наконец все не ладившаЯсЯ премьера спектаклЯ "Ѓаррикада Џарижской
коммуны", в театр повалили солдаты.
Ћднорукий начклуба пробовал, стоЯ в дверЯх, уговаривать подождать, его
не слушали и проходили в фойе, размещались в зрительном зале и
рассаживались с винтовками между колен.
‘ообщили в штаб, но, когда прибыл встревоженный ЃелЯев, театр был уже
переполнен, партер, Ярусы, проходы, даже фойе - все было забито бестолковой
толпой солдат в шинелЯх, с винтовками. Џрошел слух, и все непоколебимо в
него поверили, что в театре специально длЯ них будет представление и
митинг, назначенный не кем иным, как военкомом армии Ќевским. ‚се были
убеждены, что на самом деле он не убит - просто кто-то хотел его убрать,
потому что в городе замышлЯетсЯ что-то недоброе, какаЯ-то измена.
ЃелЯев прошел через служебный ход на сцену и сквозь дырочку в занавесе
осмотрел зрительный зал.
’ам было тревожно и шумно. ‘олдаты с верхнего Яруса во весь голос
перекликались с сидЯщими в партере, дымили самокрутками и времЯ от времени
принимались топать и стучать прикладами по полу. Џри этом в разных местах
поднимались крики, что господ теперь нету, дожидатьсЯ некого, пора
начинать!
Ћднорукий начклуба повел командующего в пустующую актерскую уборную на
втором этаже, по пути докладываЯ обстановку. ’еатр занЯли, по-видимому,
главным образом мобилизованные унтер-офицеры, но среди них оказалось немало
солдат разбитого у переправы на прошлой неделе, бежавшего от танков
‘таргородского полка. Ћпозоренного, бросившего окопы полка, оставшегосЯ без
коммунистов, до последнего человека изрубленных казаками у полковых пушек.
‹елЯ через тонкую перегородку слышала, как в соседней комнате
переговаривались вполголоса. „оносились только отдельные обрывки фраз:
- ‘амочинный митинг... Џровокационные слухи... Ћткуда они выдумали,
что Ќевский не убит?..
Џотом хлопнула дверь, и ЃелЯев сказал громко:
- Ђ, товарищ •ромов, наконец-то!
•ромов был военкомом одной из дивизий, он уже пробовал провести митинг
и без заметного успеха выступал перед солдатами с речью.
- ‚от черти, что натворили! - сокрушенно сказал он, входЯ. - Љомендант
предлагает выставить пулеметы. џ его послал подальше. Ќу что тут дадут
пулеметы? ’ут все смешалось. Њобилизованные, старгородцы и пес его знает
кто. ЌастоЯщей сволочи тут, может быть, несколько десЯтков, а остальные
люди не хуже нас. Џулеметами тут не разберешьсЯ.
- ‚от и поговорите с ними! - раздраженно сказал ЃелЯев.
- ‘лушаю! - сказал военком •ромов. - …сли прикажете, Я сейчас к ним
выйду.
Ќачклуба горестно крЯкнул и сказал:
- ‚ данный момент они никого на свете не могут слушать, ни царЯ, ни
бога, ни Љарла Њаркса. ’ам же каша, и все кипит! Ђ если сейчас начать речь,
скорей всего в вас кто-нибудь пальнет из заднего рЯда, только и всего.
- ќто не довод. Џальнет! - нетерпеливо произнес военком.
- ‡начит, допустим самочинный митинг? - ЃелЯев иронически фыркнул. -
’ак?
Ќо отвечаЯ, •ромов вдруг решительно приказывает:
- ‘лушай-ка, начклуба, беги лучше скажи актерам, чтоб как можно скорей
начинали. ‘кажи, когда будут готовы!..
ђавнодушно прислушиваЯсь к их голосам, ‹елЯ сидит в своей уборной,
загримированнаЯ и одетаЯ, и холодно смотрит на себЯ в зеркало.
€так, вот он, ее великий день. …е перваЯ в жизни премьера с настоЯщей
ролью! ‡ал, полный каких-то дезертиров. ‘борные, обтрепанные костюмы,
кое-как выученные роли и она сама в выцветшем платье камеристки, и скорее
надо выходить и говорить скучные слова, а в голове бежит, бежит,
приближаЯсь к зловещему удару контрольного звоночка, каретка тЯжелой
штабной машинки, которую не остановить, даже если взорвать под ней ручную
гранату. € где-то лежит заготовленное решение тройки, которое могут
подписать каждую минуту или, может быть, подписывают сейчас. € эти большие,
теплые руки, и все, о чем нельзЯ сейчас давать себе думать...
Ђ кругом беспорЯдочнаЯ суета последних минут перед началом
неслаженного спектаклЯ.
Ќа ходу заглЯдываЯ во все двери, по коридору промчалсЯ Џавлушин,
умолЯЯ всех скорее кончать гримироватьсЯ. Ќа сцене в это времЯ рабочие,
переругиваЯсь, закреплЯют задники, блоки заедают, и стена
аристократического салона висит сморщеннаЯ, с расплющенными дверьми и
колоннами в гармошку. Џерепуганные актеры кричат на костюмершу, уже кем-то
разобиженную до слез, и она, бестолково со спеху тыча иглой, ушивает одному
талию, другому выпускает на камзоле шов и перешивает застежку на слишком
широком поЯсе.
„агмарова со слезами у кого-то требует, чтобы "они" установили по
крайней мере порЯдок, если хотЯт, чтобы длЯ "них" играли. ‚друг она видит в
зеркале канавки, прорытые слезами на пудреных щеках, и, ужаснувшись,
нетерпеливо зовет парикмахера. ‘держиваЯ слезы, прикрывает глаза и, когда
он начинает ее заново пудрить, вздрагивает со страдальческим всхлипыванием
от легкого прикосновениЯ пуховки, точно от горЯчего утюга.
Љастровский успел где-то хватить стаканчик, и ему все кажетсЯ очень
забавным. ‚ коротких панталонах и чулках, в нижней рубашке, он сидит перед
зеркалом и, выводЯ гримировальным карандашом крутые дуги
"аристократических" бровей, прислушиваетсЯ к нестройному гулу голосов,
несущемусЯ из зрительного зала, напевает: "умЯт народные витии!.. Ѓушуют
шумные витии!.. умуют буйные ЊитЯи!.."
- Ќа выход, €стомина, „агмарова, на выход! - кричит, пробегаЯ мимо,
Џавлушин.
Љолонны задника еще волновались легкой рЯбью, бледные актеры теснились
в кулисах. Џавлушин трижды ударил в маленький гонг. ‚ зале прислушались и
притихли. Њимо ‹ели с каменным лицом прошел военком •ромов и, раздвинув
полы занавеса, вышел на авансцену.
‹елЯ услышала его повелительный голос с командирской интонацией:
"’оварищи!.. ‚нимание!.. ЋбъЯвлЯю спектакль "Ѓаррикада Џарижской коммуны"
открытым!"
ЏриготовившиесЯ заглушать его криком, горланы растерЯнно загалдели
вразброд, но кричать было уже ни к чему, военком уходил четкой,
неторопливой походкой. ‚ зало погас свет.
ђаздвинулсЯ занавес. Ќа сцене была одна „агмарова. Ќезаметно
покосившись, она увидела переполненный зал, забитые проходы и солдат,
сидевших развалЯсь, в фуражках, сбитых набок козырьками на ухо, с
винтовками между колен. ѓлЯдЯ в пустой вырез окна, она дрожащим голосом
произнесла первую реплику насчет презренной черни, поднЯвшей голову.
‚ышла ‹елЯ - камеристка с докладом, в зале возник и быстро стал
нарастать шум, послышались крики: "”уражки, фуражки!" - поднЯлась вознЯ,
весь зал зашевелилсЯ, стаскиваЯ с голов фуражки и шлемы. ђаздались дружные
крики: "„авай сначала! Џогромче!"
‹елЯ постоЯла перед „агмаровой, подумала и ушла обратно за кулисы.
„агмарова злобно звонким голосом без всЯкого выражениЯ, точно вывеску
читала, опЯть проговорила первую фразу про презренную чернь, и спектакль
наконец сдвинулсЯ с места.
Љ удивлению, дальше все пошло сравнительно мирно. ’олько когда на
сцене раздавались возгласы коммунаров, призывавших до последней капли крови
защищать революцию, или слышались проклЯтиЯ иностранным интервентам -
пруссакам, - насмешливые голоса из зрительною зала кричали: "Ѓрось
агитировать!" ‚ ответ слышалсЯ сочувственный смех и шиканье, но все быстро
затихало.
‹елЯ, окончив ненавистную роль камеристки графини, переоделась в
костюм мальчика-барабанщика. Ќа душе было скверно, еще хуже, чем перед
началом спектаклЯ. ђемесло актрисы казалось ей постыдным. Ћна теперь не
боЯлась, но презирала и ненавидела всех этих людей в зале. „езертиры,
трусы, убежали с фронта. „ругие ходЯт в штыковые атаки, жгут танки, а эти
развалились в креслах, точно пьЯные купцы сидЯт, а мы, как шуты, должны их
увеселЯть. ќх ты, артистка швейного цеха! Љончай-ка поскорей с этим
балаганом! •ватит!..
Ћна вспомнила высокого матроса-солдата, которого видела в первом рЯду,
наглую ухмылку, не сходившую у него с рожи. ‚ид такой, что он приготовилсЯ
позабавитьсЯ над тем, как его будут старатьсЯ тут обмануть. Ђ с ним рЯдом
сидел другой, противный солдат, не старый, но какой-то сморщенный, с тонким
пронзительным голосом, который был хорошо слышен, когда он радостно
хохотал, слушаЯ крики: "Љончай агитацию!.."
€ все-таки надо было опЯть выходить, тЯнуть лЯмку. ЌачиналсЯ второй
акт.
Ћн прошел благополучно. ’олько в сцене, где в гостиной у графини -
„агмаровой - плелись нити заговора и прусский офицер обещал помочь утопить
в крови Љоммуну, из зала опЯть послышались было иронические выкрики:
"ѓлЯди, ключ подбирает, агитациЯ!" Ќо они тут же потонули в нетерпеливом
шиканье.
‚ самом конце акта переодетый национальным гвардейцем версальский
шпион коварно выпытывал у беспечного мальчишки-барабанщика, как можно
обойти с тыла баррикаду. Њальчишка доверчиво отвечал на хитро поставленные
вопросы и вот-вот, казалось, готов был проговоритьсЯ и назвать роковой
переулок. Џриставив палец ко лбу, ‹елЯ, как бы припоминаЯ, запинаЯсь
повторЯла: "Ћн называетсЯ... называетсЯ!.." € тут в тишине из зала чей-то
тонкий голос завопил захлебывающейсЯ скороговоркой, как кричат с перепугу
во сне:
- Ћн, гад рЯженый, омманывает!..
‡ал охнул от хохота. ‘мех был дружелюбный, сочувственный и так же
разом оборвалсЯ, как вспыхнул. Љричавший, бородатый солдат, опомнившись,
конфузливо втЯнул голову в плечи, сам не понимаЯ, как это с ним произошло.
‹еле пришлось еще несколько раз повторЯть: "Џереулок называетсЯ!.." -
прежде чем наконец выкрикнуть следующие слова: "Џредательство! Љ оружию!"
ђазъЯренный неудачей шпион выхватывает пистолет. Ѓарабанщик, взмахнув
жестЯной сабелькой, с размаху коснулсЯ его руки, и шпион с проклЯтием
выронил пистолет. Џодоспели из-за кулис коммунары. Љастровский, отец
барабанщика, с гордостью его обнЯл и, осторожно прижимаЯ к груди, чтобы не
размазать грим, произнес заключительную патетическую реплику акта.
Љак неожиданный, невероЯтный дар, в разных местах вспыхнули
аплодисменты, неумелые и шумные, хотЯ недолгие.
‚о времЯ второго антракта из зала никто не выходил, опасаЯсь потерЯть
место. ’е, кто оставались в фойе, теперь все сильнее напирали в проходах,
стараЯсь втиснутьсЯ в двери.
‚скоре над верхним Ярусом, с треском и звоном лопающихсЯ стекол,
покачнулась и чуть не рухнула на головы сидЯщих рама верхнего окна,
выходившего прЯмо на крышу. „ве или три другие рамы тоже звенели от
толчков. ‡рители, на чьи головы они неминуемо должны были упасть, ругаЯсь,
кинулись их поддерживать и помогать открывать. Ќаконец рамы были вынуты, и
полсотни обездоленных, ничего еще не видевших солдат, забравшихсЯ по
пожарной лестнице, в три рЯда вповалку улеглись на крыше у открытых окон.
Ћчень довольные, они приготовились посмотреть в свое удовольствие и тут же
начали свистеть, чтоб скорей начинали. ’е, кто остались позади, продолжали
топтатьсЯ по крыше, прилаживаЯсь, чтоб найти какую-нибудь щелку, и только
моментами видели далеко внизу свет огней и освещенную бахрому занавеса.
‚озвращалась по лестнице в уборную ‹елЯ взволнованнаЯ и растерЯннаЯ.
Ѓыло немножко приЯтно и немного стыдно. ‚едь они так неважно играли, и
пьеса слабаЯ, и вот все-таки им похлопали и слушали довольно хорошо,
внимательно. Ќо кому они хлопали? Џарижским коммунарам или актерам?
Ќаконец, махнув рукой, она перестала думать, будь что будет, скоро
последний акт и конец.

Ћпустив голову, она шла на выход, когда на нее налетел в коридоре
Њаврикий ђоманович:
- €стомина, не расходитьсЯ! ‘разу после конца гримироватьсЯ на первый
акт.
Ћна удивленно посмотрела ему вслед и стала спускатьсЯ по лестнице.
ЋбгонЯЯ ее, через две ступеньки бежал вниз взволнованный Џавлушин:
- €мейте в виду, будем играть второй спектакль! Џриказание
военкомарма! - € не успела она спросить, в чем дело, он уже кричал: - Љто
на пушке! Ќа месте?.. Ќа занавесе!.. ‚ерсальцы, ко мне!
ЌачиналсЯ последний акт. ‹елЯ стала в кулисе, ожидаЯ, пока дадут
занавес. ‚округ нее что-то говорили, но она не слушала. Ѓарабанщику было не
до актерских разговоров. ’олько одно какое-то слово ее тревожило и
пробивалось к сознанию сквозь общий шум и приглушенную болтовню.
‡анавес пошел, и зал затих. ќто был хороший признак. …й нужно было
выходить не сразу, и она внимательно слушала реплики. € тут слово
пробилось, против воли она его разобрала: "Ќевский". "Ќевский". Џочему-то
вдруг несколько раз повторЯлось это слово. Џочему?
‘ отчужденным удивлением она заметила в противоположной кулисе €люшку
Ќисветаева. ђастолкав версальских солдат, он пробилсЯ вперед и замахал
рукой ‹еле. ‘читанные мгновениЯ оставались до выхода. Ћна непонимающе
строго смотрела на €люшу и чуть не отвела глаза. Њежду ними лежала всЯ
большаЯ сцена с баррикадой, с играющими свои роли актерами. Ќисветаев
сделал из четырех пальцев решетку у себЯ перед глазами, потом показал
пальцами, что она разлетелась в разные стороны, исчезла, и радостно
засмеЯлсЯ, сверкаЯ зубами, и утвердительно закивал головой, становЯсь на
цыпочки, отпихиваЯ заслонЯвших его загримированных версальцев, чтоб увидеть
ее лицо, насладитьсЯ ее радостью.
Ћна, кажетсЯ, все понЯла в эту минуту, даже его радость за нее, но не
двинулась, не улыбнулась, не пропустила реплики. —то-то огромное
происходило в ней; может быть, всЯ жизнь менЯлась, но об этом нельзЯ было
сейчас думать, даже понимать до конца, сейчас было другое, самое важное:
выйти на сцену и вскрикнуть: "Ћтец, ты здесь? џ пришел, чтобы умереть рЯдом
с тобой!.."
Џруссаки уже привели в исполнение свой сговор с версальцами. ЏарижскаЯ
коммуна погибала. Ќа баррикаде один за другим с предсмертными героическими
возгласами падали мертвыми ее последние защитники. ‚ерсальцы уже дважды с
криком врывались из-за кулис с винтовками наперевес. Ѓухала с громом и
искрами на баррикаде пушка, и версальцы беспорЯдочно отступали и падали,
стараЯсь не ронЯть винтовок, выданных из комендатуры.
Ќа крыше, около окон, стонали от нетерпениЯ оставшиесЯ позади других,
кому только краешком глаза удавалось заглЯнуть на сцену.
- „а говори, чего там делаетсЯ! - молили они передних, которым все
было видно, как с горы. - ѓовори, не то за ноги прочь оттащим!
- Ќу, усмирЯют, мать их, понЯли?
- Љого усмирЯют-то?
- Љого-кого! Ќаших. Ќу, коммунаров!
- Ђ усмирЯет кто?
- Ќу, ихнЯЯ белаЯ гвардиЯ, собаки, кто ж еще!
Њинуту стоит тишина, и вдруг, уже без понуканий, чей-то голос тревожно
и горестно восклицает:
- …й-богу, возьмут баррикаду!
…го сурово одергивают:
- Ѓрось паниковать! Ѓой! —его ты под руку гавкаешь!
‘лышно безнадежное крЯхтенье:
- Ќет, все!.. ‚сех перебили, гады. Ћдин пацанчик в живых! ‚о! Џоперли
всей оравой, обрадовались! •орошо им, сволочам, с маленьким воевать!
’Яжелое дыхание навалившихсЯ друг на друга в тесноте людей. “павшим
голосом кто-то хрипло бормочет:
- ‡намЯ срубили. ‚се. € глЯдеть-то неохота.
‘о сцены понессЯ рокот барабана. …го слышно было даже на крыше.
- ќто знаете кто? ’от пацанчик в барабаны ударил. Ќе сдаетсЯ,
дьЯволенок, значит... Ђ может, это он на выручку зовет?.. „а кому тут
выручать? Ђга! ‚от слыхали? ќто он-таки из пушки напоследок дернул,
белогвардейцев навалил кучу!.. Ђ сам теперь тоже упал. Њертвый. Љонечно,
где ж одному-то?
‚ это времЯ на сцене ‹елЯ медленно приподнЯлась на локте, встала на
одно колено. Љровавое пЯтно алело у нее на виске. Ћна осторожно приподнЯла
голову убитого отца и прикрыла ему лицо изорванным красным знаменем. Ћна
никогда в жизни не переживала ничего подобного. ‚ зале стоЯла живаЯ,
чуткаЯ, беззвучнаЯ, пульсирующаЯ тишина. Ћна чувствовала, что ей не нужно
сейчас торопитьсЯ. ќто было похоже на счастье, такое сильное, что выдержать
его долго она сама бы не могла. Ћна помедлила секунду, две, три, пЯть,
точно искушаЯ судьбу, желаЯ почувствовать границу власти над людьми.
‘пектакль кончилсЯ, все это понимали и не ждали больше ничего.
€ вдруг - теперь уже совсем не ‹елЯ - мальчик у изорванного знамени
над телом убитого отца, на мертвой баррикаде, выпрЯмилсЯ и закинул голову.
’угой и сильный звук, как будто рванули громадную струну, взлетел над
залом. ѓолос торжествующе и страстно-торопливо запел слова: "ЉлЯнусь быть
честным, доблестным и Ярым, всю жизнь к насильникам питать вражду!.."
ќто было так неожиданно, даже странно, точно было уже вне спектаклЯ.
‡ал беззвучно колыхнулсЯ от удивлениЯ и замер. ѓолос летел и нетерпеливо
рвалсЯ, выливаЯсь ликующим звоном металла: "Ћтец мой был
солдатом-коммунаром в великом девЯтнадцатом году!.."
€спуганными глазами не отрываЯсь от ‹ели, ‘емечкин с ожесточением рвал
мехи баЯна, и со второго такта к нему неожиданно присоединилась скрипка,
выпеваЯ бессмертную мелодию "Њарсельезы".
Џосле третьего куплета ‹елЯ в последний раз во всю силу допела припев:
"Ћтец мой был солдатом-коммунаром в великом девЯтнадцатом году!" - и, с
наслаждением вложив все дыхание в заключительную ноту, не шевелЯсь ждала
занавеса, боЯсь посмотреть и проснутьсЯ.
Ќаконец она почувствовала на лице пахнувший теплой пылью ветерок от
нагретых лампочек рампы. ‡анавес сомкнулсЯ. ‹елЯ приоткрыла глаза. Џублики,
зала не было. ’олько разгромленнаЯ баррикада, и статисты, отрЯхиваЯ пыль с
колен, вставали, подбираЯ ружьЯ.
Љастровский откинул с лица знамЯ, опершись о пушку, встал и протЯнул
руку ‹еле.
Ћна вскочила сама. Ћн что-то ей кричал, но она почему-то не слышала
слов и только тут понЯла, что вокруг стоит грохот, топот и крик, из-за
которого невозможно ничего расслышать. Љазалось, весь зрительный зал
рушитсЯ, такой нессЯ оттуда рев и аплодисменты.
Ђктеры, статисты, рабочие сцены, стоЯ за занавесом с растерЯнными и
счастливыми лицами, слушали, переглЯдываЯсь. „олгие минуты грохот
перекатывалсЯ сверху донизу и вдруг почти разом оборвалсЯ.
‚ тишине заговорил спокойный, повелительный голос •ромова. Ћн сурово
напомнил о тЯжелом международном положении. Ћ братьЯх в порабощенных
странах, которые жадно следЯт за каждым нашим шагом - успехом и неудачей. Ћ
неизбежности нашей победы. Ћ том, что те, кто себЯ опозорил, еще могут
искупить свою вину в бою и завоевать славу и благодарность трудЯщихсЯ всего
мира.
ђечь была хорошаЯ и короткаЯ. Џочти точно та самаЯ, которую он
произнес на прошлом неудачном митинге. ’олько в самом конце, неожиданно длЯ
самого себЯ, он выкрикнул о знамени Џарижской коммуны, которое мы
подхватили из рук последнего павшего на баррикаде коммунара и несем теперь
к победе!
‘олдаты не узнавали эту речь, слышанную ими раньше. €м казалось, что с
ними никогда еще так не говорили, что каждое слово отвечало тому, чего они
ждали, хотели слышать сейчас.
‘лова, тонувшие в толкучке уличного митинга, казавшиесЯ им сухими,
казенными, скользившими мимо сознаниЯ, теперь звали, волновали душу и
наполнЯли жаждой действиЯ. Ћни были бы готовы сию минуту по первому знаку
пойти в штыковую атаку на белых, на версальцев, на невиданные французские
танки, на что угодно. Ќо так как они находились всего-навсего в театральном
здании, их жажда перейти к действию вылилась в другое. …два военком успел
кончить, как в разных местах нестройно, торопливо, не в лад запели
"€нтернационал". ‚есь зал с коротким шумом, стукнув прикладами, встал, как
один человек, и голоса слились. ђаздвинулсЯ занавес, открываЯ сцену, где
стоЯли и пели актеры в костюмах и рабочие. ђЯдом с ‹елей низкий голос
Љастровского с воодушевлением подхватывал каждый раз припев. ‘лов дальше
первого куплета он не знал...
Ќемного погодЯ ‹елЯ сидела у себЯ в уборной, стираЯ с лица грим,
чувствуЯ счастливую опустошенность во всем теле. ‚се окружающее казалось ей
каким-то смЯгченным, не вполне реальным, точно в легком тумане.
Ќа ней была белаЯ мужскаЯ рубашка, собраннаЯ на шнурке у ворота,
расстегнутый мундир со стоЯчим воротником и узкие брючки, заправленные в
короткие сапоги. ‹ицо блестело от вазелина.
Џостучавшись, вошла „агмарова, с улыбкой, которую надела на лицо
только в ту минуту, когда взЯлась за ручку двери. Ћчень громко, чтобы было
слышно всем в коридоре, фальшивым голосом пропела:
- ЏоздравлЯю вас, милочка, с дебютом!.. ќто, конечно, не... Ќо
все-таки... Ћт души!
…е вытеснил Џавлушин. Ћн строго потребовал, чтоб ‹елЯ зафиксировала
паузу перед началом песенки. "‚се дело в этой паузе! Џомните, Я говорил!" €
хотЯ он решительно ничего не говорил, но присущаЯ ему способность, почти
талант - примазыватьсЯ ко всЯкому чужому успеху - была так убедительна, что
‹елЯ благодарно обещала "зафиксировать".
„агмаров прохаживалсЯ по коридору, красуЯсь в военном мундире, и
самодовольно посмеивалсЯ... "Љакой успех, а? Џодумайте!" Љастровский в
ответ с возмущением гудел густым басом:
- Ћтойди ты от менЯ! ЏошлЯк! “спех имеют водевильчики с трулЯлЯшками!
ќто совсем другое. Ќечто неизмеримо большее. џ чувствую, но что - Я не
знаю.
- Ќу, фурор!
Љастровский, с отвращением крЯкнув, отошел от него и постучал к ‹еле.
‚ойдЯ, он оглЯдел ее, и пожал плечами, и развел в изумлении руками:
- € откуда это?.. “дивительно! ‡наете, когда Я лежал на баррикаде,
прикрытый знаменем, и слушал, Я что-то понЯл. —то-то изумительное постиг...
Ђ что? џ совершенно не понимаю. Ќо постиг!
Ћн торжественно наклонилсЯ к ‹еле.
- џ в вазелине, - сказала она растроганно, но он взЯл ее голову в руки
и поцеловал, вернее, запечатлел у нее на лбу поцелуй патриарха, жреца или
королЯ ‹ира, полный, видимо, величайшего, хотЯ и не совсем определенного
значениЯ.

ѓлубокое небо в горЯчих звездах синело над старой булыжной площадью.
‹елЯ остановилась на полдороге и оглЯнулась на здание театра, откуда только
что вышла, и довольно долго смотрела на колонны, белевшие в темноте. —то
это было? - думала она. - ‘лучайный час счастьЯ, которое никогда не
повторитсЯ, или только первый день среди многих, все более счастливых,
прекрасных дней? —то мне этот дом с колоннами? Ћтчего так сердце щемит,
когда на него оглЯдываешьсЯ? Њожет быть, это мой родной дом? Ћдин из родных
домов моей будущей, необыкновенной жизни? €ли случайный полустанок, куда
забросила судьба?..
Њимо знакомых часовых она подошла к ступенькам штаба. “ подъезда было
людно и шумно, точно была не ночь, а разгар рабочего днЯ.
—ей-то голос крикнул, задыхаЯсь, на бегу: "„вух конных свЯзных к
военкому, бегом!" - и двое солдат, дежуривших у оседланных коней, - звенЯ
шпорами, побежали, обгонЯЯ ее, по лестнице.
…два она вошла в коридор, Џономарев ее окликнул:
- Њашинистка, скорей же к военкому... ’оварищ Ќевский давно требует!
ЏрижимаЯ к груди машинку, она вошла в кабинет военкома и, обойдЯ
вокруг стола, из-за спины окружавших его людей увидела Ќевского. Ѓледный, с
забинтованным горлом, он сидел с потухшей папироской в зубах и тихим,
сипловатым голосом что-то говорил столпившимсЯ вокруг него политрукам и
командирам, одетым по-походному.
Ћн показал рукой, чтоб она поставила машинку к нему поближе. Ћтодвинув
тарелку, полную окурков, она поставила машинку прЯмо против того места, где
сидел военком, села и стала ждать.
Љомандиры из деликатности тоже старались говорить вполголоса и, только
попрощавшись, затопали по коридору, переговариваЯсь здоровыми, громкими
голосами.
Ќевский сейчас же начал диктовать, и ‹елЯ торопливо работала, в то же
времЯ стараЯсь привыкнуть к мысли, что это действительно диктует Ќевский,
тот самый, в смерть которого так и не поверили почему-то солдаты и,
кажетсЯ, до конца не верила и она сама. € все времЯ ей хотелось хоть
немного заплакать от этой мысли, но она не смела.
Ќаконец она машинально отстукала: "Љомандиру 59-го стрелкового
товарищу Љолзакову. ‘ получением сего немедленно..."
- Ќемедленно, - повторил Ќевский. - Ќаписали?.. Ђ военнослужащим
реветь при исполнении служебных обЯзанностей не положено. ђазве уж очень
потребуетсЯ и никак не утерпеть. —его это вы?
- ‘ейчас... - сказала ‹елЯ, беспомощно хлюпаЯ носом и шарЯ по карманам
за носовым платком.
- Ќу что же? - нетерпеливо сказал военком, сунул руку в карман брюк,
пошарил, хмыкнул и вынул руку обратно. - “ менЯ, черт его знает, почему-то
тоже нет. —то ж нам теперь делать?
- Ќичего. - ‹елЯ вытерла нос и глаза рукавом кофточки и шумно шмыгнула
носом, втЯгиваЯ в себЯ воздух. - Џросто Я радуюсь... ‚от вы тут опЯть
сидите и диктуете.
- ‘идеть-то Я сижу, а мечтаю, как бы прилечь. Ќаверное, он мне,
скотина, что-то нужное прострелил в организме, дышать трудно.
- Ђ вы ложитесь и диктуйте.
- џ пробовал уже, совсем голос пропадает.
- Ђ вы знаете, что он хотел с ним сделать? Њеловой?
- „авайте пишите, - сказал Ќевский. - “ него это быстро. Џоэтому у нас
весьма мудро и не даетсЯ одновременно человеку в руки власть следователЯ,
обвинителЯ и судьи. Џишите...
Ќе чувствуЯ усталости, не сознаваЯ времени, всю ночь ‹елЯ писала,
отдыхаЯ в редкие минуты, когда военкома отвлекали запыленные до бровей
ординарцы с пакетами.
Њашинка со стрекотом бежала, и в конце строчки звЯкал веселый звонок:
"…ще одна кончилась, скорей дальше!.."
Љ концу ночи штаб обезлюдел, наступило затишье, люди перестали бегать,
ходили неторопливо.
‚ошел Ќисветаев с двумЯ котелками и хлебом под мышкой.
- Ћбед! - повелительно объЯвил он. - ‚торой батальон уже выступил, на
марше... - Ћн вынул из кармана банку мЯсных консервов, вскрыл ее ножом и
нарезал толстыми ломтЯми светлый, горЯчий, только что из пекарни хлеб.
Џотом притащил громадный чайник с заваренным чаем и стал разливать его в
кружки.
‹елЯ ела и не могла остановитьсЯ. ЊЯгкий хлеб таЯл во рту, когда она
запивала его сладчайшим чаем. ‘оленое мЯсо они по очереди доставали из
банки перочинным ножом и накладывали на хлеб. Ћна слегка опьЯнела от еды,
выпила уже три стакана и все не могла удержатьсЯ, чтобы не взЯть еще
кусочек разваливающегосЯ на большие мЯгкие крошки пшеничного ломтЯ.
Ћкно на посветлевшую городскую площадь было открыто, и теперь €люша
отдернул штору. “же начали сонно чирикать под крышей проснувшиесЯ воробьи.
ђавномерный, дробный звук возник в одном из переулков, выходЯщих на
площадь, и, казалось, стоЯл на месте, не приближаЯсь, только делаЯсь все
Явственней, сильней.
- ‚от они идут, - сказал Ќисветаев. - ‘коро покажутсЯ.
‚се подошли к окну и стали ждать. ’еперь уже Явственно слышен был
маршевый шаг приближающейсЯ колонны.
‘ветлело очень быстро, хотЯ предутренний туман еще висел над деревьЯми
садов.
Ќа площадь вышла голова колонны с идущими впереди командиром и
комиссаром, потом первые рЯды.
- ‚от это идут! - с восхищением сказал Ќисветаев. - ђавнение как на
параде.
- “нтера все-таки!
‚ утренней тишине неожиданно ударили барабаны сухим, рокочущим,
будоражащим треском, и шаг колонны сразу перешел в один слитный удар ног о
мостовую. € вдруг в такт барабанам пронзительно засвистели пикколо -
военные свистульки. ђокотали барабаны, а пикколо отчаЯнно высвистывали на
нескольких нотах все повторЯющуюсЯ однообразную мелодию.
- Ћни весь город подымут, - сказал военком. - Ђ в общем пускай, так и
надо.
Љолонна медленно вытЯгивалась на площадь под настырный пронзительный
свист и нарастающее грохотание тЯжелого удара сотен ног о мостовую.
ќта молчаливаЯ, неспешно уходЯщаЯ колонна в рассветном сумраке и
отчаЯнные крики пикколо били по нервам и будоражили душу. ‚от они идут,
волнуЯсь думала ‹елЯ, они уходЯт молча, и только свистульки кричат изо всех
сил на прощанье: "‘лышите! Њы уходим! Њы уходим!.. Њожет быть, мы не
вернемсЯ, но мы идем в серой мгле, все в ногу, молча и только в последний
раз высвистываем среди спЯщего города: "Њы уходим! “ходим!.. “ходим!" - и
звуки выплЯсывают на площади, взлетают к крышам и снова с торжеством
начинают сначала, точно длЯ того, чтобы их запомнили навсегда, навсегда,
навсегда!..
’олько когда колонна прошла и пикколо заглохли где-то вдалеке, Ќевский
заговорил своим сипловатым, надорванным голосом:
- ‡наете, о чем Я думал, когда они шли? †или на свете ’олстые,
‹еонардо да ‚инчи, —айковские, експиры и ѓоголи. Ќаписаны целые версты
великолепных книг, а они вот ушли, и многие, многие так ничего этого и не
узнают. Њало они увидЯт в жизни радости, а ведь идут-то они именно за то,
чтобы люди наконец стали жить достойно людей. —тобы люди вступили бы
наконец во владение наследством всего человечества. ‚сего... от афинского
ЂкрополЯ и древних русских кремлей. Ћт полотен великих мастеров и древних
олимпиад, которые мы еще возродим, как самим грекам не снилось...
- Ђ —ехов? - робко высказала ‹елЯ свою затаенную мысль.
- Џочему —ехов?.. Ђ, ну и —ехов, конечно... Љонечно, нам сейчас не до
фресок и не до фонтанов! Ќам пока что приходитсЯ расчищать площадку и
класть глыбы фундамента. Ђ от него требуетсЯ, чтоб он был, знаете,
попрочней, и только... € все равно мысль эта менЯ бесит как сатану. Ѓыл
Џушкин, а миллионы людей живут долгую жизнь и умирают, как будто бы его и
не было. „а за одно это надо бы было сделать революцию.
- џ только два стиха Џушкина знаю. •орошие! - печально созналсЯ
Ќисветаев. - Ђ он, наверное, много еще написал. ‚ерно?
Ќевский вдруг, обернувшись к ‹еле, засмеЯлсЯ:
- Ђ что вы за —ехова волнуетесь? ‚едь у вас в моде эти, скоморохи!
ђазве они вам не по душе?
- џ отсталаЯ, - сказала ‹елЯ. - Ќе по душе.
- ‘очувствую. €дите-ка теперь спать, вон воробьи как разорались.
- „о свиданьЯ, - сказала ‹елЯ, колеблЯсь, и вдруг решилась: - Ђ это вы
помните? Њожно?.. "Њузыка играет так весело, бодро, и так хочетсЯ жить. Ћ,
боже мой! Џройдет времЯ, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица,
голоса, но страданьЯ наши перейдут в радость длЯ тех, кто будет жить после
нас, счастье и мир настанут на земле, и помЯнут добрым словом и благословЯт
тех, кто живет теперь".
ѓлЯдЯ на нее с удивлением, Ќевский слушал, улыбаЯсь чуть заметной
улыбкой.
- •орошо, - сказал он, когда ‹елЯ замолчала. - џ тоже, черт менЯ дери,
наверное, отсталый. „аже не могу себе представить, как это ђоссиЯ без него.
ЋбЯзательно должен быть —ехов.
- ‚от только насчет благословениЯ Я бы откинул, - сурово заметил
Ќисветаев.
- Ђ Я бы нет, - сказал Ќевский. - Џускай благословлЯют, было бы за
что. ’олько это еще нам надо заработать... Ђ вообще-то мы еще с вами сами
постараемсЯ поглЯдеть, какое оно бывает, небо в алмазах!
Ќа площади светило солнце, было светло как днем, только безлюдно, и
много воробьев и голубей свободно прогуливалось по земле. „алеко где-то
тарахтела перваЯ телега, когда ‹елЯ, с трудом волоча ноги, шла через
площадь в свою комнатушку под крышей дома с колоннами...
—ерез две недели, когда труппа уже собиралась уезжать в другой город,
раненый артиллерист, вернувшийсЯ с фронта, принес ей письмо от Љолзакова.
’ам были такие слова: "Џоверь, длЯ нас взойдет она, луна пленительного
счастьЯ", но ей они не показались смешными, она знала, что он хотел
сказать.
Џосле подписи была приписка, где было сказано: "„ва батальона нашего
полка на прошлой неделе провели исключительно красивую контратаку, в третий
раз отбивали переправу и отбили. Ћсобенно хорошо шел второй батальон, между
прочим с криком: "„аешь баррикаду!", а также: "„а здравствует Љоммуна!"
Ђдреса в письме не было. Ћна ответила наобум.
Џосле этого были другие письма. ‘ неточными адресами. Ћпоздавшие,
затерЯнные. Ќаписанные и неотосланные. Ћблитые слезами и ненаписанные,
наконец...
Ћни не увиделись много лет.

...’еперь по утрам, когда она опЯть спускалась в сад, голенький
мальчик с дельфином в охапке уже не выглЯдел таким несчастным. ‘олнце его
пригрело, и вокруг фонтана из земли пробились тоненькие травинки с острыми
кончиками.
‘олдаты зенитных батарей, расположенных на том берегу в парке, бледные
после тЯжелой зимы, в закопченных, прожженных шинелЯх и ватниках,
переправлЯлись через реку на неуклюжем понтонном плоту и, работаЯ веслами,
смеЯлись, пьЯнеЯ от солнца.
Џричалив к берегу, они проходили по садовой дорожке мимо дома и часто
видели, всегда на том же месте, женщину в плетеном кресле, закутанную в
одеЯло, и скоро начали с ней здороватьсЯ, как знакомые.
‚стречаЯсь с Љастровским, они иногда задерживались ненадолго и
перекуривали. Ћ чем они разговаривали, …лена ”едоровна не знала, но однажды
увидела, как солдаты принесли на плечах обрезок бревна, добытого из
разрушенного бомбой дома, и начали его пилить.
Ќа звук пилы Љастровский, спеша и спотыкаЯсь, выскочил из дому и все
времЯ, пока солдаты работали, суетилсЯ вокруг, восхищалсЯ и что-то с
воодушевлением им рассказывал.
‚ следующий раз, проходЯ мимо …лены ”едоровны, солдаты поздоровались с
ней не так, как раньше: лениво и вразброд, а все дружно, разом.
- џ прекрасно вижу: вы все разболтали этим солдатам! - с ожесточением
говорила …лена ”едоровна. - ЌевыносимаЯ привычка лезть с откровенностЯми к
посторонним людЯм.
- џ еще никогда никому не навЯзывалсЯ! - оскорбленно восклицал
Љастровский, трагически прижимаЯ к груди мелко наколотые полешки. - Ќо если
люди сами прочитали в газете! …сли люди спрашивают менЯ! ‘пра-ши-ивают!.. џ
должен был солгать?
- Ђ вы и обрадовались, что вас спросили. Џустились расписывать! …ще и
с жестикулЯцией? Ќу вас совсем!..
Ћни поссорились, как ссорились часто и подолгу не разговаривали, но
когда Љастровский уходил в город - хлопотать места на самолете, а она
оставалась надолго одна и наступали сумерки, - от реки начинало веЯть
холодом, и доносились через равные промежутки отдаленные разрывы
артиллерийских снарЯдов, и надо было одной плестись в старый, заброшенный
дом, где всю зиму умирали люди, - тогда тоска пустынного одиночества
становилась едва выносимой.
Љаждый раз Љастровский возвращалсЯ полный уверенности и надежд, падаЯ
с ног от усталости. ‘тонал и охал, расписываЯ, как измучилсЯ и каких
опасностей чудом избежал, и, хотЯ был действительно измучен и подвергалсЯ
опасностЯм, умел все так приукрасить и преувеличить, что все начинало
казатьсЯ выдумкой.
Љак многие робкие и неумелые и, главное, неудачливые люди, он развил в
себе дар: убеждать самого себЯ задним числом, что все произошло не так, как
было на самом деле, а как ему мечталось. Џосле своих походов в город он
вдруг во всех подробностЯх припоминал, как находчивыми ответами заставлЯл
краснеть бездушных начальников, бесстрашно припирал их к стенке и конфузил
смелыми и остроумными доводами.
‘реди всех этих фантазий был один реальный образ - ‘мирнов. Ћ нем
Љастровский всегда говорил с уважением, почти с восхищением, каждый раз
находЯ в нем все новые великолепные человеческие черты: доступность,
доброту, решительность, железное умение держать слово!
Ћднажды она особенно долго ждала его в сумерках, греЯ холодные руки у
слабого огонька печурки, ни о чем не думаЯ, только чувствуЯ себЯ одинокой
посреди необозримой пустыни и прислушиваЯсь, прислушиваЯсь, не раздадутсЯ
ли наконец его шаги.
€ вот она услышала, как он, медленно и тЯжело топаЯ от усталости,
поднЯлсЯ по ступенькам террасы. Џрошел по коридору. ‘ тревогой она слушала,
как он долго стоЯл у самой двери, прежде чем войти, - собиралсЯ с силами.
Ќаконец вошел.
“глы его большого рта неуверенно подрагивали в наигранной улыбке и
устало опускались...
- ‚се идет отлично... Ћтлично!.. Ќе понимаю, чего это вы вдруг
встревожились, дорогаЯ... •а... ‚аша вечнаЯ мнительность!..
Џочти свалившись в кресло, он протЯнул руки к огню и начал их
потирать, слабо покрЯкиваЯ от удовольствиЯ, с полузакрытыми глазами, не
замечаЯ, что печурка стоит совсем в стороне.
…лена ”едоровна смотрела на него с жалостью: он, видно, так измучилсЯ
и устал, что даже не мог, как обычно, красочно описывать свои мучениЯ и
подвиги.
- Ќу, как сегоднЯ наш симпатичный ‘мирнов?
Љастровский помолчал, собираЯсь с силами, кашлЯнул и сказал:
- „а, ‘мирнов - это человек с большой буквы... ќто умница!.. ќто
чистаЯ душа, подобнаЯ...
- Ћн все такой же хороший?
- „а, такой же... џ не ошибсЯ в нем. Ќи на минуту. Ќет.
- € он опЯть передавал мне привет? ќто верно? €ли на этот раз позабыл?
‘кажите правду, Я на него не обижусь, это так легко - позабыть такую
мелочь. ’олько правду. ‚ы ведь не выдумывали его приветы?
- Ќикогда.
- Џочему-то Я вам верю. Ђ сегоднЯ?
- ‚ы подумайте, дорогаЯ... - сказал он, низко опускаЯ голову, - этот
умница, этот человек... и вот его больше нет.
Ћни долго молчали.
- Ѓедный ‘мирнов, - сказала €стомина. - Ѓедный, хороший ‘мирнов.
Џочему-то в ‘мирнова Я верила. џ даже как-то привЯзалась к нему. Ћн умер?
- ‘ телефонной трубкой в руках. “ себЯ в кабинете... Џросто
остановилось сердце, и баста...
- ‘егоднЯ?
- Ђх, еще в прошлый вторник Я это узнал! Њне не хотелось вас
тревожить... ‘о вторника на его место воссел некий ‘едельников. ќтот не из
тех, что умирают от истощениЯ. Ћн оформил первым самого себЯ и улетел, все
бросив. „аже документы неизвестно где искать.
- —то же теперь будет? —то теперь с нами будет?
- Ћ-о, ничего страшного... Ќадо начинать все сначала, вот и все.
‚се сначала. € он еще пытаетсЯ бодритьсЯ, этот нелепый, легкомысленный
старик. "‚се сначала" - это значит "никогда". ‚от что это значит.
- Ќикогда!
- —то вы сказали! —то - никогда?
- Ќикогда Я отсюда не выберусь, никуда не улечу, и не смейте больше
никуда ходить и никого просить, Я знаю, Я умру в этом проклЯтом доме, Я
никогда отсюда не выйду!..
Ћна сжимает руками голову, раскачиваЯсь из стороны в сторону, и
громко, на весь дом, плачет, все сильнее, по-детски горестно вскрикиваЯ,
ожесточенно отталкиваЯ Љастровского, когда он топчетсЯ вокруг нее в
беспомощной тревоге, пытаЯсь взЯть за руку.
- “йдите... Ћставьте... - долго, бессвЯзно и безутешно повторЯет она
кому-то, вкладываЯ в эти слова всю усталость, отчаЯние и горечь.
‘овсем выбившись из сил, она лежит ничком на постели, потихоньку
всхлипываЯ.
Џечурка чуть слышно потрескивает, и скоро начинает булькать в
кастрюльке суп. ‘иние огоньки перебегают по маленьким обугленным поленцам в
полутемной комнатке. ‚се это создает какое-то жалкое подобие домашнего
уюта.
Џосле долгого молчаниЯ €стомина вздыхает с усталой, успокоенной
усмешкой:
- Љакой же все-таки бездарный конец у этой пьесы.
Љастровский сразу оживает:
- Љто говорит о конце? Ћн не написан. “ композитора еще хватит
времени, чтобы придумать что-нибудь неожиданное под занавес!.. € спектакль
был великолепный!.. Џодумаешь, ‘едельников! ќто просто маленькаЯ отсрочка!
‘коро, скоро мы вдохнем живительный и мЯгкий воздух хлебного города
’ашкента! ‚ы помните? ќти горы! ѓоры винограда, наваленные на лотках
старого базара! Ђ эти приветливые, величественные старцы на деревЯнных
помостах чайханы и около них - душистые сладкие дыни, нарезанные сочными
толстыми ломтЯми, и пухлые белые лепешки... € изюмчик... € теплынь! ’акаЯ
теплынь... и нежнаЯ белаЯ пыль на дороге около маленьких арыков... ЋтличнаЯ
будет пьеска!
Ќемного погодЯ она, почти не слушаЯ, закидывает руки за голову и вдруг
едва слышно чистым мальчишеским голосом выпевает фразу: "Ћтец мой был
солдатом!.." - и обрывает. Љастровский так и хватаетсЯ за эту возможность:
- ќто незабываемо! ќтот мальчонка... џ жизнь был готов за него!.. џ
сразу понЯл, что это начало такого взлета!.. ’акого...
- Ђ потом, как ласково менЯ забраковали на конкурсе в оперный театр?
Љак приветливо выпроводили!.. Џомните? Ћчень, очень, ну просто очень мило,
но ведь "голос на наполнЯет зал", он никогда не прорежет оркестр.
- Џошлые авгуры старой оперной рутины!..
- € после: шесть лет в драматическом театре. ест" лет мечты о рольке
хоть с маленькой песенкой... € если Я ее пела получше и публика хлопала -
как мне не прощали этого.
- Ќ-да, когда жена худрука любит играть все сама, да еще у нее не
слишком-то хорошо получаетсЯ!.. •а, Я помню эту мерзость!.. Ќо ведь было
потом, потом! Љак Я вас умолЯл, просил, заклинал пойти еще на один конкурс,
а ведь Я даже не знал, когда вы вдруг взЯли и пошли... ‚ сущности, вы
никогда не рассказывали, как это произошло. џ знаю только, что было потом.
џ вас умолЯю, неужели вы никогда, никогда не расскажете как следует?
- „а что? Ђфиша просто висела на стене дома на углу: "Љонкурс в
оперную труппу". Љаждый день Я проходила и видела ее. Џотом вдруг афишу
снЯли, Я испугалась и тогда решилась. Њне сказали, что уже поздно, но
записали.
џ даже не помню сейчас, как Я ждала. —то-то много народу было в фойе.
’ишина. ‡а закрытыми дверьми кто-то поет. Џомню только, прохаживаютсЯ мимо
моего угла солидные дЯди, у одного даже бакенбарды!..
ЊенЯ позвали в зал. ’ам полутемно, а Я от волнениЯ даже и вовсе ничего
не вижу, как во сне, иду, куда мне показали. Џо приставной лесенке вылезла
на сцену, на самую середину, и стала лицом к залу и тут вдруг все Ясно
увидела: погашенную рампу, лампочки за пыльной сеткой, черную дыру
суфлерской будки, а внизу, в темном зале, столик и на нем зеленаЯ лампа,
обыкновеннаЯ, комнатнаЯ, горит и освещает холеную белую бороду ЏредседателЯ
комиссии. џ эту бороду знала только по портретам в книгах или на
театральных выставках. ‚едь он до того был знаменит, что мне он даже не
представлЯлсЯ тогда живым, реальным человеком, а одним из тех... ну, не
знаю, все равно как ђубинштейн, —айковский или Џаганини... € только один из
всех случайно задержалсЯ и вот сидит, поглаживаЯ великолепную бороду, и
ждет. џ сразу понЯла, что пропала, осрамлюсь, опозорюсь, и стала петь.
‘пела русскую песню, спела арию, менЯ все не останавливают, ничего не
говорЯт, и он смотрит на менЯ насмешливыми глазами, такими острыми, и
поглаживает бороду, и Я вижу, терЯть уже нечего, поставила ноты перед
аккомпаниаторшей, та даже глаза выпучила и стала заикатьсЯ, Я только рукой
махнула, и, просто на отчаЯнность, спела ту самую настоЯщую мужскую, из
"‘казок ѓофмана"... "Ќа свете много всЯкой чепухи! ’о песни, сказки
ѓофмана, стихи!.." - очень мне это нравилось, дуре такой. ‘пела, кажетсЯ,
лихо, зло, с затаенной болью и насмешкой над собой. Љончила. ‚ комиссии
тишина жуткаЯ, нестерпимаЯ, и тут сам ‚еликий Џредседатель кладет руки на
подлокотник кресла, и все на него смотрЯт, и он медленно поднимаетсЯ и
встает во весь свой рост, протЯгивает руки и три раза тоже медленно ударЯет
в ладоши, таким необыкновенно торжественным, пластическим и картинным
жестом, и вдруг Я понимаю, что это он мне аплодирует...
- Ђх, проклЯтие, почему, почему менЯ там не было! ‚ этот величайший
момент! - € сейчас, через полтора десЯтка лет после этого "момента",
давным-давно ему известного, Љастровский не может удержать слезы умилениЯ и
восторга. - Ќу дальше. џ умолЯю, дальше, поподробнее! Њне наслаждение
слушать.
- „альше был цветной туман и ощущение какого-то жара, и Я иду к нему,
а он стоит, менЯ поджидаЯ, и все-все понимает, и улыбаетсЯ снисходительно,
и своим удивительным бархатным голосом произносит: "Ѓлагодарю вас,
благодарю" - и делает вид, что галантно нагибаетсЯ, хотЯ только мою руку
поднимает, понимаете? € целует мне руку!.. ‚се.
- „а больше ничего и не надо! —то может быть после?
- ’о, что было. ‚еликий Џредседатель уехал на полгода за границу, а
директор театра менЯ принЯл надменно и очень удивилсЯ, откуда Я взЯла, что
менЯ собираютсЯ принЯть в труппу!
- „а, пошлый бюрократ! Ќо ведь было дальше! „альше!.. Ѓыло другое!..
„а, конечно, было, было и "дальше". Ћна-то все помнила. ‚сЯкое было...
Ћна тогда рано вернулась домой из театра, и остаток вечера тЯнулсЯ
бесконечно. „верь из ее комнаты в общий коридор была полуоткрыта, соседка
стирала на кухне, и корыто там непрерывно стучало, и мокро чавкало и
жвакало белье, и весь коридор был полон запаха мыльной ионы, а ‹елЯ сидела,
опустив руки, без всЯкого дела. Ќесколько раз принималсЯ звонить общий
телефон, и соседка кричала: "‹елЯ, подойдите, у менЯ руки в мыле!" ‹елЯ
подбегала к телефону, и спрашивали каждый раз соседку, и ‹елЯ ждала с
трубкой в руке, пока та вытрет о передник руки, возьмет трубку и скажет: "џ
слушаю, только у менЯ руки в мыле".
‹елЯ бродила по комнате, не находЯ себе места, трогала вещи, бралась
за книги и не могла читать, точно чего-то ждала, а ждать было нечего.
Џадала на диван, закрывала глаза. ‚се заполнЯл запах мыльной пены, она с
чавканьем ползла, заполнЯла всю комнату, подступала к горлу... ЋпЯть
зазвонил телефон. ‘оседка, проходЯ мимо, сразу же снЯла трубку и позвала
‹елю. ‹елЯ подошла и принЯла трубку, скользкую от мыла.
„ва раза ‹елЯ повторила: "џ у телефона", сперва равнодушно, потом
удивленно, а в трубке только шуршало и потрескивало, точно кто-то молчал,
не выпускаЯ трубки. Џочему-то ей ни на минуту не пришло в голову, что тут
ошибка, шутка, недоразумение. ‘лух ее обострилсЯ, и ей стало казатьсЯ, что
она слышит чье-то дыхание на другом конце провода. "Ќу Я же слушаю, слушаю,
кто это?" - умолЯюще говорила ‹елЯ, сама поражаЯсь тому, что говорит, а в
это времЯ ее голова работала с вихревой скоростью, отбрасываЯ одно
предположение за другим, и вдруг остановилась на самом невозможном,
нелепом, сумасбродном. ‡апинаЯсь от перехватившего горло волнениЯ, она с
изумлением и в то же времЯ почти с уверенностью ахнула.
- ќто вы?.. Ћтвечайте, вы?..
Џровод жил, шуршал, дышал, прозвучал далекий, еле слышный гудок
паровоза. —то-то позвЯкивало, шумело и утихало.
- Ћтвечайте же, ну!.. - Ћна бессмысленно повторЯла все нетерпеливее,
требовательней: - Ћтвечайте! ќто вы?.. ‚ы?..
Ќаверное, нельзЯ было устоЯть перед ее напором, и дыхание стало
внЯтным, перешло в звук голоса:
- „а... „а!
Џо первому звуку она безошибочно узнала. ќтот угрюмый, незабытый,
невозможный, проклЯтый голос! ‘ далекого, другого конца ее жизни, ушедший
навсегда, вдруг ее окликнул этот голос, точно с другого берега реки,
откуда-то издалека и совсем рЯдом... …ще какое-то мгновение они стоЯли,
соединенные проводом, слышали дыхание друг друга, и потом все разом
оборвалось, стихло шуршание, шумы. ЋсталсЯ мертвый провод, мертваЯ трубка.
‘ердце билось так, что трудно было дышать. Њедленно возвращалсЯ запах
мыльной пены, стена, исписаннаЯ телефонными номерами. Њертвый телефон...

’огда, наверное, один из всех пассажиров этого жесткого душного,
битком набитого людьми вагона, Љолзаков, не спал, сидЯ с закрытыми глазами
у окна.
‘ закрытыми глазами он выглЯдел как все, никто на него не обращал
вниманиЯ, не было заметно, что у него что-то неладно, и не нужно было
выслушивать доводившей его до бешенства болтовни ‘аши, охотно и со всеми
подробностЯми, в ответ на расспросы случайных попутчиков, пускавшейсЯ в
рассказы о том, как его контузило и сперва все ничего, потом все хуже и
хуже и почти совсем ослеп, да она очень за ним ухаживала, и вот теперь ему
вроде чуть получше.
‚ эти минуты она вдруг глупела, говорила при нем, как при глухом, как
при ребенке. ЉупаЯсь в наслаждениЯх бабьей болтовни, начав с того, что "он
у менЯ теперь поспокойней стал", она могла договоритьсЯ и до того, что "он
у менЯ полком командовал", так что в нем все переворачивалось от злости.
’еперь, когда все в вагоне угомонились и заснули и за окном было так
темно, что он сидел с закрытыми глазами, - все равно нечего было видеть,
даже тех неЯсных теней и световых пЯтен, которые ему еще оставались днем.
‚переди, запыхавшись, торопливо дышит паровоз, скрипЯт стенки вагона,
погромыхивает железо, все покачиваетсЯ, куда-то несетсЯ, и это приЯтно
после стольких бессонных ночей в комнатушке, где летом душно от запаха
перезрелых огурцов и укропа на грЯдках под низким окошком, а зимой духота
от натопленной русской печи, и кажетсЯ, что ты тут навсегда, никогда не
выберешьсЯ, ничего длЯ тебЯ не изменитсЯ, даже ветерка не дождешьсЯ.
Џотихоньку высвободив плечо, к которому ‘аша привалилась во сне, он
дотЯнулсЯ и, несколько раз дернув, сдвинул книзу оконную раму. ‘ейчас же
тугой ветер прижал ему к лицу свои сырые, вздрагивающие ладони, похолодил
щеки, растрепал волосы.
‚етер пахнет сырой осенней чащей вЯнущего в ночной темноте леса,
высоким и холодным небом с осенними звездами, отраженными в черной воде,
затопившей низкие полЯ.
‚се это он видит сейчас гораздо Ярче, чем если бы смотрел в окно. €
никогда бы у него не щемило так сердце, если бы он мог видеть все это.
‚ерней всего, он спал бы сейчас, как спит весь вагон, и не поглЯдел бы в
окошко. Ќеужели обЯзательно надо терЯть что-нибудь, чтоб понЯть, дорого оно
тебе или нет?
‚ вагоне зашевелились, закашлЯли спросоньЯ, заговорили. ‘аша
потЯнулась, расправлЯЯ затекшие плечи, и села прЯмо. ЏозевываЯ и легонько
пошлепываЯ себЯ ладонью по губам, она нагнулась, близко заглЯдываЯ ему в
лицо, и он почувствовал знакомый запах ее дыханьЯ.
•отЯ глаза у Љолзакова были по-прежнему закрыты, она понЯла, что он
проснулсЯ, и, ласково хмыкнув с закрытым ртом, на мгновение прижалась,
скользнув щекой по его щеке.
Џоезд с пыхтением подходил к Њоскве, все замедлЯЯ ход, вразнобой стуча
и пошатываЯсь на стрелках.
‚ общей толкотне они долго и медленно шли по платформе, потом мимо
тЯжело дышащего паровоза, от него шло тепло, как от печи, потом под ногами
он ощутил скользкие плиты вокзального пола, пахнуло кухонным духом из
ресторана, где стучали и шаркали щетки. ‘аша все времЯ вела его под руку,
слегка подталкиваЯ на поворотах. ‚ другой руке он нес их общий чемодан.
Џо ступенькам она вывела его на площадь. ’ут звенели трамваи, цокали
копыта извозчиков, где-то рЯдом пофыркивал шланг и струЯ воды с треском
разбивалась о мостовую; свежо пахло, точно после дождЯ, прибитой мокрой
пылью, кругом говорили, перекликались и кричали люди, чирикали воробьи, и
вода журчала, ручейками сбегаЯ по желобку.
Љолзаков стоЯл безучастно, сжимаЯ ручку чемодана, пока ‘аша суетливо и
бестолково расспрашивала, на каком трамвае им ехать, где сходить, и в какую
сторону идти, и когда поворачивать. ‚есь день они садились и ехали, сходили
не там и тащились с чемоданом пешком, им выписывали пропуска, они
поднимались по лестницам, сидели в ожидании, и потом их впускали, и
Љолзаков стоЯл, опустив руки, и молчал, а ‘аша раскладывала на столе его
уже затрепанные, протершиесЯ на сгибах удостоверениЯ и справки, еще
отдававшие тоскливым госпитальным запахом.
Ќе мытые с утра, запыленные и нотные, они присели на скамейке
какого-то бульвара, где было немножко тени, и поели обсыпанных пудрой
сладких плюшек, от которых сразу облипли пальцы. Љолзаков сидел,
придерживаЯ ногой чемодан. €ногда перед глазами проплывали тени прохожих.
Ѓольшое дерево принималось шуршать ветками, и его он смутно видел:
колышущаЯсЯ темнаЯ масса, за которой все залито солнечным светом.
Џо привычке он не слушал того, что говорила ‘аша. Ђ говорила она, как
всегда, так: съела плюшку, сказала, что плюшка сладкаЯ, вкуснаЯ, чем-то
пахнет, наверное что-то кладут длЯ запаху. Џотом сказала, что пить хочетсЯ,
это потому, что сегоднЯ жарко. Џотом заметила, что у него лоб потный,
достала платок и стала вытирать ему лоб, как ребенку, будто он сам не умел
стереть. ‘тискиваЯ зубы, он промолчал, не шелохнулсЯ, не отнЯл платка. Ћна
послюнила кончик платка, взЯла его руку и стала старательно оттирать липкие
пальцы один за другим, изредка снова поплевываЯ на кончик.
ЉакаЯ она теперь, Њосква? - думал Љолзаков. Ћн помнил ее морозной, с
закрытыми ставнЯми магазинов, где ни соринки съедобной не осталось, ни пары
сапог, ничего. ђазве какие-то барские жесткие шлЯпы, крахмальные
воротнички, которые никто и даром не брал. Ђ сейчас ‘аша то и дело по пути
докладывала сама себе: "“битьсЯ можно, что тут одной колбасищи! Њатериалы
так просто раскиданы, будто нечаЯнно, в витрине... вот как рекламу делают
нэпманы!.. Ђ это специально магазин - одно только белье, и кто это все
покупает?.. Ќэпманы, Ясно... —то ж это за торговлЯ, если нэпманы у нэпманов
только и покупают?" € сама смеЯлась своей мысли и то тащила его за руку, то
придерживала у самых интересных витрин. ‚итрины этих магазинов были длЯ нее
как музей. ’ак же как в музее она не сказала бы - хочу это боЯрское платье
или эту золотую тарелку, так и тут она просто веселилась, разглЯдываЯ
дорогие вещи без зависти, без желаниЯ завладеть чем-нибудь. ‚ ней жило
общее длЯ того времени искреннее чувство презрениЯ к роскоши, богатству,
излишеству. ЏрезрениЯ чистого и искреннего, без зависти...
‘аша все еще тЯнула и поворачивала ему ладонь, оттираЯ липкие пальцы,
когда издалека послышалсЯ новый, приближающийсЯ звук, тревоживший душу.
‘коро он стал главным звуком улицы. Ќе стало слышно общего гула движениЯ и
голосов, замолчали и остановились трамваи. €з-за закруглениЯ бульвара в
узкую улицу втЯгивалась длиннаЯ колонна кавалерийского полка.
‘отни копыт стучали, цокали, звонко щелкали, перебиваЯ друг друга.
‚ременами по звуку казалось, что они не идут шагом, а скачут карьером.
Љолзаков увидел какие-то вспышки, блестЯщие пЯтна - это, медленно
покачиваЯсь на ходу, двигалсЯ молчащий кавалерийский оркестр. € вдруг от
этой представившейсЯ ему искры он не то что увидел, а гораздо больше -
ощутил самого себЯ в этой двигающейсЯ шагом колонне, охватил ее всю, с
конными красноармейцами, гибко покачивающимисЯ в седле, с
пританцовывающими, закидывающими морды конЯми...
Џолк прошел, и звук стал затихать вдали. ЋпЯть двинулись, зазвонили
трамваи.
“же где-то, очень вдалеке, закричали трубы, ударил барабан и заиграл
едва слышно оркестр. „ва пальца еще оставались липкими, и ‘аша снова
принЯлась их тереть. Ћна все времЯ что-то говорила, и теперь он расслышал.
Ћна говорила весело, с удовольствием:
- Ђ ты помнишь, как мы воевали... џ помню, как тебЯ на коне тогда в
первый раз увидела, - вот, думаю, этот уж на менЯ и не поглЯдит. ’ы
помнишь, как ты на коне ездил?.. Ќу вот теперь чисто, больше не прилипает.
- Ќет, не помню, - сказал Љолзаков, не разжимаЯ зубы.
- Ќеправда... - недоверчиво полуспросила ‘аша и засмеЯлась. - Џомнишь,
конечно...
Ћни снова ходили по учреждениЯм, пока не кончилсЯ рабочий день, а
потом дожидались, пока освободитсЯ койка в „оме крестьЯнина, чтобы
переночевать, а с утра опЯть все ходить. Љолзаков прошел
переосвидетельствование в военном госпитале, и ему велели ЯвитьсЯ снова
через год. Ћни уже узнали и запомнили десЯтки фамилий, имен и отчеств
людей, которых надо было добиватьсЯ, и названиЯ разных учреждений, куда их
отсылали и где часто очень удивлЯлись, зачем они пришли. Ќаконец стало
казатьсЯ, что все безнадежно запуталось и кругом одни беспросветные
бюрократы и волокитчики. Ќе только им документы не оформЯт, но и ночевать,
того и глЯди, придетсЯ на улице. € вдруг совершенно незаметно как-то все
начало почему-то устраиватьсЯ. „окументы приготовили, и даже письма местным
властЯм в Љрыму, куда решили направить Љолзакова, были написаны, им дали
талончик на получение бронированного номера в гостинице и другой талончик,
на получение билетов на вокзале, потом их спросили, не желают ли они
бесплатно пойти в какой-нибудь театр.
- —удно как-то!.. - с усмешкой говорил Љолзаков. - ‚ыходит так, что в
этих учреждениЯх на менЯ сперва посердились, строго выговорили за то, что
во времЯ боев с белыми так неаккуратно собирал все нужные справки, а после
как-то привыкли ко мне, что ли, познакомились и даже помогать стали.
’ак, среди днЯ, однажды у них все хлопоты кончились, и они оказались в
собственном номере гостиницы в самом центре Њосквы.
- “знай-ка, где тут кран есть в коридоре, - попросил Љолзаков, едва
успев поставить чемодан на пол. - •оть лицо сполоснуть!
- Ћй... ой... ой-ой!.. - приговаривала ‘аша, обходЯ комнату, трогаЯ
занавески, щупаЯ матрасы, и снова радовалась еще пуще.
- „а посмотри ты кран! - раздраженно повторил Љолзаков, расстегиваЯ
потный, грЯзный ворот.
- Ђ тебе сколько надо? - торжествующе спросил ‘ашин голос из другой
комнаты. - —етыре хватит? …й-богу, тут четыре! - Ћна с хохотом потащила его
показывать ванную, открывала все краны по очереди, обнаружила вдруг теплую
воду и, пугаЯсь и торопЯсь, вымыла ноги, а потом, убедившись, что вода все
идет и идет, влезла в ванну, постанываЯ от наслаждениЯ, и все тревожилась:
"Ђ они не заругаютсЯ, что мы им всю теплую воду выпустили?.." Џотом
затихла, лежа в горЯчей воде, придирчиво разглЯдываЯ себЯ. •мыкнула и
задумчиво сказала после довольно долгого размышлениЯ:
- Ђ плохо тем бабам, у кого ноги кривые.
- •орошо, - сказал Љолзаков, он стоЯл в другой комнате у открытого
окна и слушал шум улицы.
- ’ебе бы такую... Ђ у кого пузо вперед торчит, нравитсЯ?
- ЌравитсЯ.
- —тоб прЯмо арбузом?
- Ђрбузом.
Ћна засмеЯлась и лениво поднЯлась, заплескав водой, продолжаЯ довольно
улыбатьсЯ, с удовольствием растираЯсь мохнатым полотенцем.
Ќемного погодЯ, накинув платье, она подошла и стала за спиной у
Љолзакова, расчесываЯ мокрые волосы.
- “дивительно кожа от мытьЯ нежнаЯ делаетсЯ. Џосмотри.
- ‘ейчас очки надену, - зло ответил он, не оборачиваЯсь.
- Ђ ты руками. „ай сюда!.. - Ћна взЯла его руку и положила на открытое
плечо, около шеи. - —увствуешь?
‚ самый день отъезда они вечером были в театре. ‘аша, наклонЯЯсь ему к
самому уху, торопливо шептала, объЯснЯЯ, что происходит на сцене, смеЯлась,
повторЯЯ:
- Ђ забавно, верно? ЉакаЯ она теперь стала. ’ы ее помнишь, как она у
нас в штабе на машинке стукотала?.. ‚от теперь комната открылась... ‚идно,
в богатом доме... Њебель стариннаЯ... ‚се тут в форме, чиновники царские,
это прежние времена...
- Џомолчи... - шепотом попросил Љолзаков. - Њне и так все понЯтно.
Ћн сидел, стискиваЯ ручки кресла, оцепенев, с каменным лицом. …го
мутило от волнениЯ. ‚округ дышала, шевелилась темнаЯ масса людей,
заполнивших все Ярусы. ЏрЯмо перед глазами мерцало и светилось громадное
сиЯющее пЯтно сцены, по которой передвигались неЯсные, расплывчатые тени.
‚ременами ему удавалось сделать какое-то усилие, и пЯтна уплотнЯлись, почти
принимали форму человеческого тела, потом фокус ускользал, он прикрывал
глаза и опЯть томилсЯ мучительным ожиданием.
Ћн давно уже смирилсЯ: что прошло, то прошло, и когда его все-таки
потЯнуло взЯть да пойти в театр, где играла ‹елЯ, он тихонько улыбалсЯ про
себЯ, вспоминаЯ, какой знал ее когда-то, и думал: а что ж не пойти?
Ќаверное, второго такого случаЯ в жизни не будет. ЌавернЯка не будет!
„а и черт его знает, что он думал, когда шел! ’Януло, вот и пошел. —то
было, то прошло! Ћн себЯ убедил, он поверил в это. € вот теперь одно
сознание, что она может войти туда, в это мерцающее световое пЯтно, и
зазвучит оттуда ее голос, от одного этого сознаниЯ уже перехватывало
дыхание.
Ђктеры давно уже разговаривали, кричали друг на друга, вбегаЯ с
новостЯми, пугались. ’олстыми голосами командовали, а пискливыми пугались и
оправдывались.
Ђ ‹ели среди них все еще не было. Ћн подумал, что, может быть, это
ошибка и она сегоднЯ не поЯвитсЯ на сцене, но и это теперь ничего бы не
изменило. ‚се равно эти минуты ожиданиЯ, когда он поверил, что она вот-вот
поЯвитсЯ, все уже длЯ него изменили. —то? ’ут и раздумывать-то долго
нечего. Џросто вот так: думал, что человека нет в живых, а он идет
навстречу тебе и смеетсЯ. †ив - и все! Ђ ты уже как хочешь - хоть стой,
хоть падай, хоть радуйсЯ, хоть волком вой...
Ќаконец и она заговорила. Љолзакову даже немного полегче стало:
случилось, а он все-таки не задохнулсЯ и не покачнулсЯ, а сидит и даже
немножко руки отпустил, замлевшие на ручках кресла.
‘аша, конечно, не удержалась, спросила с глупой радостью: "“знал?" Ћн
молча отодвинул ее локтем.
‹елЯ болтала, ахала и смеЯлась, примерЯла какую-то шлЯпку, голос был
ее, но говорила будто не она. Ќемного погодЯ он с трудом сообразил, что это
она играет. Ћн-то ждал, что она просто выйдет и заговорит, как в жизни,
дурак...
Ќемного погодЯ он заметил, что улыбаетсЯ. •отЯ она играла уж такую
глупенькую, но ему эта глупенькаЯ вдруг до боли стала мила... Ћна поспорила
с мамашей, та тоже не умней дочки, дуреха такаЯ; ‹елЯ расстроилась и
заплакала, прЯмо разревелась, и вокруг все зашумело, загрохотало - весь
народ хохотал, одни сдержанно, другие во весь голос, на тысЯчу ладов - все
потешались, а Љолзаков сидел стиснув зубы, так ему было ее жалко, пускай
она и дурочка, хотелось успокоить, погладить как-нибудь - и вдруг все, что
происходило сейчас, как прозрачнаЯ картинка, наложилось на прежнее, он
разом увидел, как он ее когда-то обидел, и ему показалось, что теперь она
плачет из-за той старой обиды, и когда зажегсЯ свет и очень довольнаЯ ‘аша
стала к нему приставать с расспросами и впечатлениЯми, он даже сгрубить
ничего ей не мог. ’олько хотел, чтоб ее тут вдруг не стало, чтоб он осталсЯ
один со всей сумЯтицей, какаЯ в нем поднЯлась и все спутала...
‘аша все подговаривала Љолзакова пойти поговорить с ‹елей, интересно
все-таки, какаЯ она теперь. Љолзаков не посмел ее удержать за руку, она,
смеЯсь, улизнула в антракте, добралась до служебного входа за кулисы и
спросила ‹елю. Ћказалось, что та уже ушла домой, но ‘аше записали на
бумажке номер ее телефона.
‘аша вернулась на свое место рЯдом с Љолзаковым и сказала: "Ђ что тут
такого, подумаешь? ‚зЯли да позвонили! ђади любопытства!"
Љолзаков на ощупь нашел ее руку, с силой разжал, отнЯл и скомкал
бумажку, чтоб она не вздумала звонить. ‘нова началось действие, и можно
было сидеть и делать вид, что слушаешь, хотЯ тебе никакого дела нет до
того, что там болтают эти люди на сцене. Ђ потом наступил конец, и они
заторопились и вот впопыхах просуетились с вещами в толпе по громадному
вокзалу из конца в конец, и оказалось, что до отхода поезда еще почти два
часа, а делать совершенно нечего, только сидеть и ждать, пока пустЯт на
платформу. ‘аша простить себе не могла, что не помылась на дорогу, -
сколько горЯчей воды осталось там в кране, хоть залейсЯ! ‚спомнила театр.
‘просила Љолзакова, хорошо ли он помнит ‹елю, а потом стала ему объЯснЯть,
как это хорошо, что его посылают на поправку в теплые краЯ, в Љрым, и им не
надо возвращатьсЯ на старую квартиру. ‚се это было давно переговорено и
известно, и она ему все это пересказывала просто по привычке думать вслух.
‘перва ее не очень-то удивлЯло, что Љолзаков сидит молча, туча тучей,
только сопит, стиснув губы. Ћн и всегда-то был длЯ нее не очень прозрачен и
- уже бывало - делалсЯ вот такой, как сейчас, будто каменнаЯ стенка.
Ќаконец даже ей показалось, что он очень уж пасмурен. Ћна перестала
болтать, присмирела и притихла.
Ќемного погодЯ Љолзаков, пропустивший всю ее болтовню мимо ушей,
обратил внимание, что она давно молчит, и догадалсЯ, что она обижена. …му
самому было очень плохо в эту минуту, и в нем шевельнулось что-то теплое к
этой ‘аше, которой тоже, наверное, нехорошо. Ћн протЯнул руку, тронул ‘ашу
пониже плеча, буркнул что-то ласковое.
Ђга, почувствовал, первый заговорил, с удовлетворением решила ‘аша.
Њинуту назад она только робела перед Љолзаковым, побаивалась его молчаниЯ,
а теперь сразу почувствовала себЯ обиженной.
- џ с тобой "делюсь", - поджимаЯ губы, поучительно сказала она тем
противным голосом, каким, по ее мнению, можно было его припугнуть. - џ вот
всем с тобой, всем "делюсь", а ты со мной не считаешьсЯ!..
- —то? - удивленно и громко переспросил Љолзаков. - —то?.. - и
отвернулсЯ, замолчал, будто на ключ заперсЯ.
‘аша тут же вспомнила, что Љолзаков всегда почему-то высмеивал эти
самые слова в бабьих разговорах, где перемывали косточки мужей или подруг:
кто "делитсЯ", кто "не делитсЯ", кто "считаетсЯ", кто "не считаетсЯ". ‘аше
все равно эти слова правились. Ћчень правильные слова...
Ќаконец их пустили на платформу, они занЯли свои места в вагоне - у
каждого своЯ отдельнаЯ полка, и до отхода поезда оставалсЯ еще почти час.
‚окзал шумел, где-то отходили поезда, кричали паровозы, по коридору,
толкаЯсь вещами об углы, почему-то всегда впопыхах, пробирались новые
пассажиры, на платформе смеЯлись и перекликались люди.
Љолзаков все не разжимал кулака, где у него была скомканнаЯ записочка
с телефонным номером. "‚от сейчас разожму кулак и брошу", - решал он уже
несколько раз и тут же чувствовал ток испуга, который пробегал по всему
телу в то мгновение, когда, чуть не переступив краЯ обрыва, уже представил
себе, как сорвалсЯ и летишь в пустоту.
€ он сжимал в потном кулаке скомканную записку, сидЯ у окошка готового
к отправлению вагона, отсчитываЯ времЯ до отхода, которое теперь пошло
скачками, очень быстро. Љругом все спрашивали и повторЯли: сорок минут
осталось... ‘ейчас точно двадцать восемь минут двенадцатого... ‘емнадцать
минут до отхода!..
Ћдиннадцать минут... ђазговорчивый сосед, взЯвший их под свое
покровительство, кавалерски вежливый с ‘ашей, уговорил ее пройти с ним в
буфет, купить что-нибудь на дорогу.
‘аша, боЯвшаЯсЯ одна пойти за водой, когда оставалось сорок минут,
теперь, вместе с кавалером, расхрабрилась, и они убежали.
Љолзаков быстро встал и, ощупываЯ стенки, уверенно направилсЯ к выходу
из вагона. Ћн все запомнил, когда еще входил, и теперь без труда вышел на
площадку, отодвинул стоЯщих там людей, нащупал поручни, неуклюже соскочил
на платформу, сильно кого-то толкнув плечом.
Ћн быстро пошел вдоль поезда, через каждые два-три шага легонько
трогаЯ на ходу стенки вагонов, натыкаЯсь и поспешно обходЯ толпившихсЯ у
ступенек людей и снова нащупываЯ гладкую, покрытую слоем пыли стенку
вагона.
Ќаконец вагоны кончились, но направление он все-таки твердо помнил. Ћн
оттолкнулсЯ от последней стенки, как от берега, и двинулсЯ к входу. …го
подталкивали в толпе, и, увлекаемый общим движением, он протиснулсЯ прЯмо к
двери, но на втором повороте сбилсЯ, потерЯл ориентацию, остановилсЯ, не
знаЯ, куда идти, и нерешительно повернул обратно.
Љакой-то человек наткнулсЯ на него, и он, ухватив его за рукав,
спросил, как пройти к телефону-автомату.
- „а вон же будка стоит! - ответил человек и нетерпеливо выдернул
рукав.
Љолзаков медленно пошел, все больше терЯЯ направление, чувствуЯ, что
минуты уходЯт и его охватывает какое-то бессилие и безразличие к тому, что
будет дальше.
- Ѓратишка, а ну, окажи сочувствие инвалиду империалистической бойни!
- где-то недалеко произнес сипатый нахальный голос.
Љолзаков подошел поближе. ‚ какой-то апатии, отчаЯнии он пыталсЯ себе
представить, в какой стороне осталсЯ поезд, сколько раз он повернул вправо,
и понЯл, что и обратно ему не найти дороги.
- Ќу где? - спросил голос деловито, сперва деловито, потом
раздраженно, зло. - Ќу чего стоишь? Ќе видел слепого инвалида? †алко
вшивого гривенника? Ђйда, проваливай, нэпманскаЯ морда!.. …ще что? ђжать?
Љолзаков действительно, кажетсЯ, угрюмо хмыкнул и тут же почувствовал,
как грубаЯ рука нервно и торопливо зашарила по его груди, ухватила за
плечо.
- ђжать?.. - с быстро нарастающей ненавистью повторЯл голос. - Ђх, ты
ржать?..
- ’ы слепой? - спокойно сказал Љолзаков.
- Ђ ты, гад, не видишь? ‘тоит и не понимает!.. ‘ам не видишь?
- Ќе вижу, - сказал Љолзаков и опЯть усмехнулсЯ. - ‚ерно.
†есткие толстые пальцы бесцеремонно прошлись по лбу, по глазам.
- Ђ не смеешьсЯ? —его ж ты тут стал?
- ‡аблудилсЯ, - сказал Љолзаков.
- €нтересно. Ђ тебе куда надо?
- ’елефон пошел разыскивать.
- ‚от черт! ‹адно, посмотрим, сказал слепой! - Ћн потЯнул его за руку.
- Ђ ты что в шинели? ‘олдат? ‘ поезда? ‡аблудилсЯ? Ќепривычный еще?
Џривыкнешь, ничего.
Ћн перехватил Љолзакова под руку, как водЯт слепых, и уверенно вел,
лучше даже, чем ‘аша.
- ‚от тут автомат. Њонетка есть?
- Ђх ты черт, - вспомнил Љолзаков. „еньги все были у ‘аши.
- Ќу ты и раззЯва, солдат. Ќа тебе. Ќомер-то знаешь?
- ‚от, на бумажке, - Љолзаков разжал кулак и расправил записку.
- Ќу, мы подходЯщаЯ компаниЯ собравши, нам с тобой только записки
читать! - засмеЯлсЯ слепой. - Џогоди, сейчас.
Ћн кого-то грубо задержал, остановил, заспорил, прЯмо заставил читать
номер, да еще стыдил при этом.
- Њало что помЯто, мало что неЯсно, а ты читай. Ќа то тебе глаза
дадены. •орошенько читай.
Љолзаков вошел в будку и повторил номер телефонистке. Ћтветила
женщина, и он сказал: попросите к телефону ‹елю, хотЯ понимал, что ничего
такого не может быть, это все равно что попросить, чтоб сейчас стало пЯть
лет тому назад. €ли чтоб у него в тот же миг глаза сделались здоровыми. Ћн
стоЯл, ничего хорошего не ожидаЯ, и вдруг услышал голос самой ‹ели. Ћна
ответила, спрашивала, упрЯмо допытывалась и, хотЯ он молчал, каким-то чудом
узнала его и позвала, заставлЯла и заставила ответить "да", когда не хотел,
не смел с ней заговорить. —то мог он ей сказать - никчемный, слепой,
запущенный, беспомощный на руках у бабы-поводырЯ?
Ћн бережно опустил трубку на крючок и, не сразу нащупав дверь,
тихонько вышел из будки.
- “ладил дело? - спросил слепой. - Џошли! Џошли!.. Људа тебе идти-то
теперь? ’ебЯ как зовут?
- Ќадо бы к поезду... ђодионом зовут, - глухо пробормотал Љолзаков.
- Ђ ты, ђодион, похоже, не купоросу ли хлебнул там в будке? Џошли.
Ћни выбрались на платформу, где металась, разыскиваЯ его, ‘аша. Ћна
подхватила Љолзакова под руку и заставила бежать. ‘лепой побежал, держась
за Љолзакова, вместе с ними.
‡апыхавшись, они добрались до вагона, и слепой ужасно обрадовалсЯ, что
они поспели, и стал хохотать и весело ругать ‘ашу и даже вслед уже
тронувшемусЯ поезду кричал:
- ќх, бабье, куриный народ! ‘овсем было свово мужика упустила! Ћн ведь
уж на другой поезд к молоденькой мостилсЯ!
‘ платформы смех был слышен, пока все не покрыл шум уходЯщего поезда.

...€ все эти слова, и этот поезд, уходЯщий под смех столпившихсЯ на
платформе провожающих, и мечущаЯсЯ по перрону ‘аша, и обшарпаннаЯ
телефоннаЯ будка, приткнутаЯ в углу громадного, переполненного людьми
гулкого вокзала, и эта потерЯнность, и темнота перед глазами, и сиплый
нахальный голос слепого - все это, чего она не видела и не могла видеть,
потому что стоЯла с трубкой в руке у другого конца провода, - все, до
мельчайших подробностей, ‹елЯ знала, помнила, чувствовала, как если б была
с ним все времЯ рЯдом, даже не рЯдом, а как будто была им самим.
‘нова ‹елины письма все уходили по разным адресам, наугад, наобум и
все возвращались с пометками: "не числитсЯ", "не проживает", "выбыл". €
вдруг письма перестали приходить обратно. Ћтвета не было, но письма куда-то
приходили, кто-то их получал по этому странному адресу: ѓорка, переулок
‹евый.
Љогда четвертое письмо осталось без ответа, ‹елЯ послала еще одно,
последнее, где написала, что решила приехать сама, даже если не получит
ответа.
“ж потом она узнала, что все последние письма получала ‘аша, прЯтала,
Яростно рвала и жгла в печке. Ћна готова была еще хоть десЯть лет
перехватывать почтальона, его сверху издалека было видно, едва он начинал
взбиратьсЯ по пыльной, извилистой дороге на ѓорку.
‘аша уже знала ‹елин почерк и перечитывала письма по нескольку раз со
злым наслаждением, стараЯсь себЯ уверить, что она коварно обманута. “знав,
что ‹елЯ вдобавок еще собираетсЯ приехать, она уже не могла молчать и
сдерживать желание сорвать злость. Џритворно благодушно разговариваЯ с
Љолзаковым, она за его спиной замахивалась кулаком и делала ненавистные
гримасы, чтоб не задохнутьсЯ от злобы. ’ак промучившись сутки, она наконец
решилась. ‘овершенно не знаЯ и уже не раздумываЯ, чем все это кончитсЯ,
дала себе волю.
“садив его лицом к окну, чтоб лучше было видно, она сладким голосом
сказала:
- Ђ вот, миленький, тут еще от кого-то письмо пришло. Џочитать тебе?
Џочтальона в этот день не было, и он это помнил.
- —итай.
Љонверта она не вскрывала, - значит, распечатала раньше. Ќу и пусть,
наплевать.
- ’ак вот, значит, тут написано: "ЏроклЯтый, проклЯтый человек!.."
Ћй-ой-ой, что же это такое? ќто кто же тебЯ так смеет обзывать? Ђ? ’ы не
знаешь, миленький?..
Ћна начала медленно, с мстительным удовольствием, но теперь уж сама
заторопилась и заволновалась.
- „ай сюда письмо, - тихо сказал Љолзаков голосом, которого она в
другое времЯ бы испугалась. ’еперь же она только отодвинулась, загородилась
столом, чтоб он не достал до нее. Ќараспев, с издевательским выражением она
стала выкрикивать то, что знала из письма почти наизусть:
- "Љогда к вам стучатсЯ так долго в дверь, бессовестно не
откликнутьсЯ, ни слова не сказать в ответ: хоть "уходите прочь!". •оть
что-нибудь. ‚едь это, наверное, мое сотое к вам письмо. Ќаверное, Я бросила
бы вам писать, если бы не было того "да". Ќеужели Я ошиблась?.." Ђй-ай,
беднЯженька, как она ошиблась?.. ’ы ее пожалей уж!.. Џотеха! Ђ?
- „ай письмо!
- Ќет, ты слушай! ’ебе ведь пишут! "Њожет быть, Я ничего не понЯла?
Њожет, Я сумасшедшаЯ? ’огда мне лучше поскорее в этом убедитьсЯ!.."
- ‚ последний раз говорю, дай! Џожалеешь!
- Ђх, узнал, от кого письмо?.. ЋказываетсЯ, у вас старые дела с
‹елькой! Ђ Я-то дура, мне все невдомек было! ’о-то на тебЯ напала
интереснаЯ задумчивость такаЯ! Ђх, ах!.. Ђ это он все по своей шлюшке
мечтал таково задумчиво!.. ’аково...
Љолзаков вскочил и наобум кинулсЯ к ‘аше с протЯнутыми руками,
наткнулсЯ на стол посреди комнаты и, падаЯ на него, рванулсЯ всем телом
вперед, так что достал и ухватил ‘ашу за рукав. Ћна шарахнулась назад,
рукав треснул и разорвалсЯ, так что клок осталсЯ у него в руке. ‘аша,
задыхаЯсь от обиды и страха, еле выскочила за дверь, съехала по лестнице,
Љолзаков на ощупь скатилсЯ, скользЯ рукой по перилам, следом за ней и
отстал, только наткнувшись на подпорную стену, окружавшую каменный дворик.
Љалитку он сразу не сумел найти, и ‘аша отбежала, издали выкрикиваЯ не
помнЯ себЯ:
- Ђга, убить менЯ готов! ‡а свою любовницу! Ђ? “йду, к черту брошу.
•ватит, понЯнчилась. Џодыхай тут один, слепой черт! - и всЯкое такое, что
полагалось бабам кричать на улице при самом отчаЯнном семейном скандале. Ќо
при этом полагалось, чтобы муж был пьЯн, гналсЯ за ней с палкой, чтоб
соседи сбегались к ней на выручку, а тут ничего этого не было. ‚ доме была
тишина. •озЯек, начавших было выскакивать из-за каменных парапетов
двориков, прилепившихсЯ на горе один над другим, ‘аша сама послала к черту
и посоветовала не лезть в чужие дела.
Ћна разорвала письмо и вернулась в дом. Њысль, что она не дочитала до
того места, где ‹елЯ обещала приехать, одна была ей приЯтна. Ћна надеЯлась,
что он одумаетсЯ и начнет у нее просить прощениЯ после того, как она
припугнет его отъездом. Ќо он точно умер, - молчал, не ел, лежал, заложив
руки под голову, на своей койке. ќто выражение у него на лице она знала.
•оть каленым утюгом жги, не повернетсЯ, не разожмет зубы.
Ќа другой день ‘аша начала шумно, хлопотливо собиратьсЯ к отъезду.
“кладывалась, крЯхтела, придавливаЯ крышку корзинки, приговаривала вслух:
"„а ну, закрывайсЯ... вот так, теперь хорошо", сновала по комнате,
складывала мелочи и по временам начинала даже напевать.
Љолзаков промолчал и когда она объЯвила, что идет брать билет на
пароход.
’олько когда билет был у нее в кармане и она в последний раз стала
подниматьсЯ в гору, оставлЯЯ за собой одну за другой все знакомые петли
дороги, она вдруг почувствовала, что действительно может уехать, и
испугалась, сама не знаЯ, что лучше: уехать или остатьсЯ. Љонечно, она
любила Љолзакова, ухаживала за ним, но тЯнулось все это что-то слишком
долго. Ћна думала о том, что она молода, пожилые, солидные мужчины
приосаниваютсЯ, начинают говорить громче, когда видЯт ее, а молодые
начинают пошучивать, и, наверно, ее ждет впереди много хорошего и
интересного, и она устроит свою жизнь получше, чем при каком-то бывшем
командире, который был на своем месте и в свое времЯ ее мечтой, а теперь на
него вроде никто и глЯдеть не хочет. € другого случаЯ рассердитьсЯ,
поссоритьсЯ и, значит, решитьсЯ на разрыв у нее может и не представитьсЯ, -
значит, надо решатьсЯ сейчас, под горЯчую руку, пока обида еще не остыла...
Љолзаков, видно, не верил, что она уезжает. ’олько когда ЯвилсЯ
горбоносый, черный Љапитоша, сосед, чтоб помочь нести вещи в порт, - он
медленно поднЯлсЯ и сел на койке, точно почувствовал беспокойство.
- Ќе поминай лихом, ђодЯ, прощай, - сдержанно сказала ‘аша и взЯла его
за руку.
Ћн сжал ее руку.
- ‹адно, - сказал он. - ’ы не поминай. …сли Я встану на ноги, Я тебе
всегда помеху. џ в долгу... ’ы уж прости.
- Ќет, - наслаждаЯсь его неожиданно ласковыми словами и тем, что она
может наконец сказать "нет", воскликнула ‘аша. - € не проси. “еду и уеду!
Ќет, нет!..
Ќаверное, она еще десЯть раз крикнула бы "нет", если бы он и вправду
стал ее просить. Ќо он не думал, оказываетсЯ, просить, это она понЯла по
тому, как смЯгчилось, даже подобрело его лицо. …ще немножко, и он
усмехнулсЯ бы. Ћн просто прощал ее глупость перед расставанием.
Ћна закусила губу, покраснела, сбежала вниз, помогла Љапитоше взвалить
корзину на спину, сказала: "€ди, Я догоню", опЯть, задыхаЯсь, взбежала по
лестнице, бросилась Љолзакову на шею, прижалась щекой к его щеке, намочила
ее мгновенно хлынувшими слезами, мокрыми губами поцеловала его и опрометью
кинулась на улицу. •люпаЯ носом и поправлЯЯ сползавший сверток с одеЯлом,
которое несла на плече, спускаЯсь следом за Љапитошей по дороге к
видневшемусЯ далеко внизу порту, она думала, что ни за что бы не бросила
Љолзакова даже теперь, когда знала, что все эти годы у него на сердце была
другаЯ, что он молчал, терпел свою темную жизнь и молча в темноте с ума
сходил по другой, да, да, все времЯ с ума сходил по другой, - она все равно
бы его не бросила, если бы не это последнее письмо. Ќо теперь дожидатьсЯ,
пока ее выгонЯт, она не станет... Ќемного погодЯ ей стало казатьсЯ опЯть,
что ее обидели, оскорбили, не оценили, надсмеЯлись над ней, и она перестала
плакать и подумала, что, возможно, все к лучшему...

ќто имЯ, ‘аша... ‘аша!.. ‚ те годы €стомина не могла произнести его,
не испытав резкого чувства отвращениЯ и горечи. ‘о всей проницательностью
ненависти она безошибочно разгадывала и понимала все побуждениЯ и поступки
‘аши. Љогда ей рассказывали про ‘ашу, она даже голос и выражение лица ее
совершенно Ясно себе представлЯла, помнила все подробности, все, касающеесЯ
‘аши.
ѓоды и годы прошли, прежде чем ‘аша потускнела в ее памЯти, куда-то
отодвинулась, стала, вот как сегоднЯ, просто чем-то ненужным, полузабытым,
чужим, просто неприЯтным, мимо чего проходишь по улице, стараЯсь ею
глЯдеть, и забываешь, завернув за угол...
Ќочь пришла спокойнаЯ, даже слишком какаЯ-то спокойнаЯ, похожаЯ на
забытые ночи мирного времени. Ћна непривычно крепко заснула и очень скоро
проснулась. ѓде-то внутри, перемещаЯсь с места на место, то разрастаЯсь, то
затихаЯ, бродила неЯснаЯ боль, скорее даже тревожное предчувствие боли. Ћна
знала, что это такое, поскорей принЯла лекарство и лежала неподвижно,
вытЯнувшись на спине, стараЯсь ни о чем не думать.
Ћна стала надеЯтьсЯ, что все обойдетсЯ благополучно, снова заснула и
только под утро проснулась от быстро нараставшего чувства тревоги. Ѓоли не
было, и голова была совсем ЯснаЯ, только казалось, что что-то приближаетсЯ.
Џохоже на едва слышные раскаты грома, когда откуда-то издалека надвигаетсЯ
гроза.
Ћна ждала, настороженно прислушиваЯсь. Ќичего не происходило. ѓде-то
вдалеке мирно ворчал, перекатываЯсь и не приближаЯсь, гром. ‡начит, правда,
скоро будет гроза, успокоенно подумала она и вдруг понЯла, что это стрелЯют
пушки за городом.
Џриближалось совсем другое, то, чего она ждала и боЯлась. ‘тараЯсь не
волноватьсЯ, не делать резких движений, она опЯть принЯла лекарство,
лежавшее наготове около нее в коробочке. Џотом она легла поудобнее, на
спину, и постаралась дышать как можно ровнее. € тут ее охватил малодушный
страх. …й хотелось заплакать, пожаловатьсЯ, попросить кого-то, чтоб
избавили ее от надвигающегосЯ приступа. ‘трах одиночества сдавил ей горло,
она стукнула два раза в стенку, за которой спал Љастровский. Ќикто не
откликнулсЯ. ЌачинаЯ волноватьсЯ, она стукнула еще, стиснув зубы, торопливо
застучала изо всех сил, терЯЯ самообладание от сознаниЯ бессилиЯ и досады
на мирно храпЯщего сейчас за стеной Љастровского. Ћна стучала, всхлипываЯ,
повторЯЯ шепотом: "„урак... ѓлухаЯ скотина!.." Џотом уронила руку,
примирившись, что еще раз ей придетсЯ встретить и перенести все одной.
Ќаступила короткаЯ пауза. "Ќет, настоЯщей боли еще нет..." - едва успела
подумать она, как боль оказалась уже тут, на месте, вцепилась, стиснула
сердце, обручем сдавила грудь, перехватила дыхание.
—ерез какое-то времЯ, когда сделалось совсем невыносимо терпеть, она
на ощупь нашла еще раз коробочку, рассыпаЯ мелкие зернышки лекарства себе
на грудь, на простыню, поднесла их ко рту, ловила похолодевшими губами с
ладони и глотала...
„олгое времЯ спустЯ она заметила, что боль стала чуть меньше. ’олько
чуть. Ћна прислушалась, боЯсь поверить, хотЯ было все еще очень больно и
страшно. ‘нова уже слышнее стал рокот пушек, и вдруг грохнуло совсем
близко, и комната осветилась на мгновение, и ударило снова и снова, с
глубоким могучим раскатом, и хлынул ливень - это была гроза, настоЯщаЯ,
благодатнаЯ, грознаЯ и беззлобнаЯ. € боль стала уходить, оставив после себЯ
только усталость и блаженное спокойствие. ‹егкий толчок мЯгко качнул под
ней постель, и она смутно понимает, что это переход в сон. Ќеожиданно она
видит себЯ в комнате, кругом обклеенной выцветшими афишами каких-то старых
театров, и вдруг понимает, что она заперта в комнате ‘амарского. Ћна ищет
выхода, но двери нельзЯ найти, - оказываетсЯ, она тоже заклеена афишами, и
даже все окна наглухо заклеены. …е охватывает страх. ѓлупости, дверь не
может быть заклеена афишей, говорит она, напрЯгаЯ всю волю, и тогда дверь
ей уступает и вдруг оказываетсЯ открытой. Ћна в коридоре, у вешалки. ’еперь
она знает, что надо делать. Ћна тихонько выйдет в сад. Ћбойдет вокруг дома
и очутитсЯ одна на улице... ‚от она и на улице... Ћна очень давно не ездила
в трамвае... Ћна садитсЯ в уголок и смотрит в окно на улицы, которых она
так давно не видела, и вот справа побежала знакомаЯ чугуннаЯ решетка вдоль
набережной канала. € тут сердце начинает битьсЯ у нее сильнее. ‘ейчас нужно
будет встать и сойти. Ќа углу она останавливаетсЯ. Ћттуда видна всЯ
просторнаЯ площадь и высокое здание Ћперного театра, тЯжелым полутемным
массивом возвышающеесЯ посредине. ”онари у подъезда еще не зажжены, -
значит, она не опоздала. Ћна хорошо знает, что через час все фонари у
подъездов разом вспыхнут и старики капельдинеры в парадной форме займут
свои места. ‚есь сложный механизм театра готовитсЯ к действию: истопники в
глубоких подвалах котельных, билетеры, гардеробщики, рабочие сцены,
столЯры, бутафоры, электрики, машинисты, парикмахеры, костюмеры, музыканты,
статисты и певцы. ‚се многоэтажное здание с лестницами, устланными коврами,
Ярусами лож, обитых бархатом, сотнЯми кресел партера, и занавес с тЯжелой
золотой бахромой, и сцена, высокаЯ как собор, - все это сейчас готовитсЯ
ожить.
€ она, усталаЯ, и маленькаЯ, и невзрачно одетаЯ, только что не
интереснаЯ никому в трамвае, входит через низенькую заднюю дверь в здание и
начинает подниматьсЯ по узкой крутой лестнице бокового хода... Ћна идет и
знает, что она душа всего этого огромного механизма, который вместе с ней
оживает, зажигаетсЯ светом, наполнЯетсЯ громом оркестра, чтобы заставить
тысЯчи человеческих сердец вновь пережить то, что великие композиторы в
моменты величайшего взлета своего гениЯ сумели создать длЯ людей.
Љакое счастье знать, что ты нужен людЯм, что тебЯ ждут! Љак далеко
сейчас смутное воспоминание о какой-то больной женщине в кресле, имевшей
еще недавно к ней какое-то отношение!.. Ћна идет вперед, как будто с
закрытыми глазами. ’ак хорошо она знает здесь каждую дверь, и каждую
ступеньку, и каждое лицо. € вот выбегает женщина с приветливым, полным
лицом, протЯгиваЯ ей руки. Љонечно, это Љатюша, костюмерша, неизменнаЯ
милаЯ Љатюша. Љонечно, она, как всегда, перваЯ встречает ее и, конечно,
сейчас начнет ее торопить одеватьсЯ, хотЯ времени еще более чем достаточно.
Љатюша стремглав несетсЯ ей навстречу, радостно всплескиваЯ руками:
"ѓолубушка …лена ”едоровна, голубушка моЯ!" - и ее круглое милое лицо
сиЯет, все приближаЯсь сквозь туман, а она поднимаетсЯ по лестнице все
быстрее и выше...

“тром Љастровский постучалсЯ, не получив ответа, тихонько приоткрыл
дверь и, просунув в щель свое оживленное, только что умытое лицо,
шаловливо-изумленно поднЯл брови, увидев, что она еще не вставала.
Њинуту он глЯдел, ничего не соображаЯ, одинаково готовый крикнуть
"ку-ку" или бесшумно скрытьсЯ, если она еще не проснулась. Џотом вдруг
разом он заметил и валЯющуюсЯ на полу коробку с рассыпанным лекарством, и
странную неподвижность век, и руки, как-то оцепенело лежащие на груди.
- Ќет!.. Ќет... - залепетал он в страхе. ‘мерти этот старый, большой
человек боЯлсЯ совершенно так же панически безрассудно, как ребенок боитсЯ
темной комнаты.
Ћн стоЯл, испытываЯ пока что один только безотчетный страх перед
надвигающимсЯ на него горем, машинально повторЯЯ: "Ќет!.. Ќет!.." “ него
подкашивались ноги, он схватилсЯ за голову и тут увидел, что лежащаЯ
смотрит на него усталыми, обведенными синими тенЯми, но несомненно живыми
глазами.
- Ђлеша, - суховато проговорила она, - прекратите это...
Ћн подбежал спотыкаЯсь, тЯжело рухнул на колени у постели, закусываЯ
губы, чтобы не расплакатьсЯ от радости, поправлЯЯ простыню, ползал по полу,
подбираЯ рассыпанное лекарство, повторЯЯ с горестной укоризной:
- ’ак Я и знал!.. Ѓыл приступ?.. Ќо боже мой, почему же вы мне не
постучали? Џочему?
Ќаконец он зацепилсЯ за спасительную мысль: она виновата, что не
постучала!.. …му сделалось сразу легче на душе, и он повторЯл с горестным
возмущением:
- „ушенька, ведь вам достаточно было один раз стукнуть! ЊучитьсЯ тут
одной!.. Љак вы могли, ну как вы могли, как вам не совестно!..
ЋпЯть ей нельзЯ было вставать с постели. ‘нова перед глазами, точно
географическаЯ карта материка, с заливами, извилистыми линиЯми берегов и
цепочкой островов, - покрытый знакомыми трещинами потолок. ‘нова те же
стены.
Ќо дом, в который стали заходить люди, уже перестал ей казатьсЯ
позабытым островком жизни среди мертвых развалин. „вое солдат с ближайшей
батареи зашли узнать, как здоровье, и попросили устроить концерт длЯ
солдат. ‘ собой они принесли две банки сгущенного молока, поставили их на
стол и во все времЯ разговора с удовольствием на них посматривали. Ћни
сказали: "Џожалуйста, вам это от всего нашего личного состава". Ћни не
сказали: "Џримите этот пустЯк", потому что это была бы грубаЯ ложь. Ћни-то
знали, что это не пустЯк, и просто любовались на свои банки и на ее
радость, как могут только очень щедрые люди.
‘ того берега реки - из госпиталЯ, которому давно уже был обещан
концерт, как только здоровье позволит, - часто наведывались то сестры, то
какие-то солдаты. Ћни разочарованно вздыхали и соглашались еще подождать.
…й стало казатьсЯ, что она поправлЯетсЯ удивительно быстро. Њожет
быть, оттого, что теперь были люди, так нетерпеливо ожидавшие ее
выздоровлениЯ?
Љак только она смогла снова вставать и добиратьсЯ до своего кресла в
саду, Љастровский опЯть стал пропадать в городе, хлопотать.
Џроделав утомительный длинный путь от Ћперного театра, стали приходить
старики Љузьмич и Ђльбатросов. €ногда приносили запоздавшие новые письма.
ЋбстоЯтельно каждый раз докладывали, как с каждым днем все лучше
налаживаетсЯ затеЯнное, недавно казавшеесЯ им самим несбыточным дело. “же
приходили в театр из прожекторной части. Љомандующий приказал
откомандировать электриков, сколько нужно, длЯ того, чтобы организовать уже
не простой какой-нибудь "сборный" концерт, а настоЯщий оперный спектакль...
выговорить и то дух захватывает от радости: "…вгений Ћнегин"!
Ћни втроем с €стоминой сидЯт подолгу вместе, увлеченные,
взволнованные, с наслаждением повторЯЯ недавно такие немыслимые, дорогие их
сердцам слова: репетициЯ, партитура, декорациЯ первого акта, партиЯ
‹енского, начало спектаклЯ...
‚асилий Љузьмич, загибаЯ пальцы, перечислЯет:
- Ћнегин у нас намечен - Њигунов, он лейтенант-минометчик в данный
момент, однако нам его предоставлЯют, пожалуйста, ни в чем отказу нам
нет!.. ‘тарушку ‹арину - мы подготовили Ќовицкую из оперетты, она сойдет,
как-никак главное-то ведь не старушка, а ’атьЯна! Ђ у вас за спиной эта
старушка как-нибудь да прошмыгнет!.. Ђ ведь, главное, знаете, наши
заштатные старички откуда-то повыползали, как мышки, можете ли себе
представить, из своих норок, где перезимовали. џвлЯютсЯ к нам в театр.
ЏрЯмо на старые свои места. Њашинисты, знаете, рабочие, сотрудники... €
ведь Я-то сильно выдвинулсЯ по своей линии. Љомендант! Њне от военного
начальства звонки! Џолучаю задание. …сть! € сейчас шагом марш, надеваю
баретки помЯгче и, шлеп-шлеп, плетусь, куда велели. ‚ыполнЯю... € знаете, в
воскресенье назначаетсЯ перваЯ оркестроваЯ репетициЯ. ‡а вами приедет
военнаЯ машина и отвезет в театр к одиннадцати часам...
Ђльбатросов не может удержатьсЯ:
- Љ одиннадцати! Љак всегда... Ђ? Љак всегда!
Џолные великого значениЯ слова: "Љак всегда, к одиннадцати".
Џростые, волшебные, будничные слова: "Љак всегда!"
Џосле ухода стариков она перебирала принесенные письма. ђаспечатала
одно, самое плотное, прочла: "‚ы менЯ не знаете, а Я ‚ас знаю хорошо..." “
самого обреза последней странички едва уместилась подпись: "‚аша ћлиЯ".
‘овершенно незнакомое имЯ. Ђ письмо довольно длинное. Ћна отложила его и
стала было читать коротенькие солдатские угольнички, с поздравлениЯми, с
фронтовыми приветами и пожеланиЯми успехов, но тут точно, как всегда,
ЯвилсЯ ‘аша - откомандированный из зенитной части дипломированный баЯнист,
и они, закрывшись на разбитой терраске, начали вполголоса проходить партию
’атьЯны.
Џоздно вернувшийсЯ из города Љастровский, тЯжело топаЯ по ступенькам,
поднЯлсЯ на терраску и, нетерпеливо переминаЯсь с ноги на ногу, застрЯл в
дверЯх, дожидаЯсь, когда она допоет итальЯнскую песню. Џосле работы над
’атьЯной она "длЯ отдыха" всегда пела под баЯн легкие эстрадные арии и
романсы.
‚сегда он слушал ее с наслаждением, но на этот раз еле дождалсЯ
перерыва и, рассеЯнно похвалив, начал умолЯть поскорее кончить и отдохнуть!
Ћживленно потираЯ руки, он с неприличной поспешностью выпроваживал
‘ашу, дружески похлопываЯ и слегка подталкиваЯ в спину, и развЯзно помахал
ему вслед.
- —то с вами творитсЯ? - сухо спросила €стомина. - ‚ы чуть не
вытолкали ‘ашу.
- Ќичего, ничего решительно! џ спокоен и холоден, как скала.
- „а посмотрите на себЯ в зеркало. ‚ас вот-вот хватит удар, вы стали
как свекла!
- Џустое! Џлевал Я теперь на все удары!
- Ќу, рассказывайте, что вас так распирает! ‘корей, не то вас
разорвет!
- џ спокоен, как никогда, и даже равнодушен! - € вдруг закричал,
взмахнув руками: - ‡апомните эту минуту! ‚се кончено, все беды позади!
’ашкент! Ќебо в алмазах! ‚се у менЯ вот тут, в кармане!
…ле сдерживаЯ дрожание рук, он нащупал у себЯ во внутреннем кармане
пиджака что-то, что страшно было помЯть. ’очно там спрЯтан был нежный
цветок или живой птенчик.
Ћна смотрела, не понимаЯ, нетерпеливо хмурЯсь.
- „а, две бумажки. ‚сего две маленькие великие, волшебные бумажки. ‘
ними мы можем сойти со ступенек вот этого крыльца и уйти, не оглЯдываЯсь,
навсегда из этого ужасного дома... Џотом взлет... облака... и мы уже там,
перед нами знакомые деревЯнные ступеньки, и мы по ним входим в тень
заросшей зеленью терраски, где налитые виноградные гроздьЯ просвечивают на
солнце, и на пороге нас радостными возгласами встречают друзьЯ, протЯгиваЯ
руки! ђазве это не чудо?.. ехерезада с ее присказками просто унылаЯ бабища
без капли воображениЯ!
- Џравда? Њы теперь можем улететь? Џравда?
- Џравда! џ так счастлив, что дожил до этого мгновениЯ. Ћ, не зрЯ в
дымные, морозные ночи Я молилсЯ среди грохота в темноте у вашей постели,
чтоб Я подох на месте тут же на коврике, только бы вас чудом перенесло
отсюда в какой-нибудь оазис тишины и мира.
’Яжело дыша, сиЯЯ, он медленно металсЯ по террасе, волоча длинные ноги
и всплескиваЯ руками.
- ‘олнышко мое, - стонал он. - ’ам же розы! € громадные звезды в тихом
небе, и мирный дым очагов!.. ‚ы воскреснете там! ‡апомните этот день, когда
ваш верный пес Ђлешка приволок клочок волшебного пергамента в зубах! Ђ и
пригодилсЯ-таки он все-таки, стараЯ собака.
- ‘умасшедший!.. - радостно говорила она. - ‘овсем сумасшедший
человек!.. ќто не сон? Ќе ваша фантазиЯ? Ќичего не может изменитьсЯ? ‚друг
там кто-нибудь передумает и...
- Џодписано! ‚от тут, в кармане! - Ћн еще раз торопливо нащупал, сидит
ли птенчик в боковом кармане, и снова схватил ее за руки.
- Ќет, все еще не могу поверить!.. ’олько чуть-чуть начинаю, и уже
сердце замирает. Ќеужели все: эта мертваЯ комната, эта окаЯннаЯ постель -
останетсЯ где-то позади и начнетсЯ новаЯ жизнь, без болезни и страха...
Ћни стоЯли друг против друга, схватились за руки, точно приготовЯсь к
танцу.
- Џодписано же!.. Џроштемпелевано же! ‘рок проставлен! Ќас отвезут
прЯмо на аэродром - и фью!
- Ђ какой там срок?
- ‘ послезавтрашнего днЯ мы должны быть готовы, душенька. ‚ероЯтно,
даже именно послезавтра мы и полетим!.. —то с вами? - почти со страхом
воскликнул он, всматриваЯсь в ее лицо.
Ћна высвободила руки, растерЯнно покусываЯ губу.
- Џодождите, ведь это чепуха получаетсЯ!.. Ђ "…вгений Ћнегин"?.. Љак
же мы можем сейчас улететь?.. ‚ воскресенье в одиннадцать оркестроваЯ
назначена. ‚ы забыли?
- Ќо, дорогаЯ! - возмущенно и испуганно грозЯ пальцем, наступал на нее
Љастровский. - Ќе Я назначаю сроки! ’ут так написано. ќто, собственно,
приказ, а не какое-то разрешение. ‚ы обЯзаны! ’еперь все подчинЯютсЯ.
‚ойна! ’ут не рассуждают!..
- ќто, право, ужасно! Ќо сорвать репетицию? ‚ы же знаете, что Я за всю
жизнь ни разу... Ќу попросите их, чтобы через неделю хотЯ бы, после
спектаклЯ... тогда... не кричите!
Ќо Љастровский уже ничего не слышит. Ћн бушует, воздевает руки,
созываЯ в свидетели невидимые толпы согласных с ним людей.
- ‚ы слыхали?.. ќто чудовищно!.. ‚ конце концов, как вы смеете!.. ‚ы
еще девчонка передо мной! Љакой …вгений? ѓде Ћнегин?.. ќто миф, фантазиЯ. џ
сорок два года на сцене!.. ‚ы пожилаЯ женщина, а не сержант и не лейтенант!
‚ам тут нечего делать, в этом аду!
…й приходит в голову еще один довод.
- Џослезавтра? ‚ы забыли, что послезавтра концерт в госпитале! ‡абыли.
‚ы же понимаете, что их-то мы не обманем! ‚ы не можете мне предлагать
обмануть солдат. Ћни ждут в госпитале.
Ѓыстро сдаваЯсь, терЯЯ надежду и всЯкое мужество, уже готовый
заплакать, Љастровский хрипло бормочет:
- ѓоспиталь?.. „а, госпиталь, ну это послезавтра? Њожет быть, еще
можно... …хать на аэродром ведь надо ночью. Ќу пусть госпиталь, но вы не
можете... ведь Я тут тоже погибну. ‘олнышко, Я так устал, так изнурен, а
там терраска... друзьЯ... - Ћн пытаетсЯ стать на колени, но она его не
пускает.
…й самой хочетсЯ плакать от разочарованиЯ, от обиды и от страха.
—ерез час, лежа в постели у открытого окна, она вспоминает о письмах:
"‚аша ћлиЯ". ЉакаЯ еще ћлиЯ?.. Ќе дай бог, какаЯ-нибудь "поклонница
таланта", мечтающаЯ стать артисткой. "‚ы менЯ не знаете, а Я ‚ас знаю
хорошо..." Џримерно триста писем, полученных ею в жизни, начинались этими
словами. Ќу, дальше... "ЊенЯ зовут ћлиЯ. џ дочь ђодиона Љолзакова" - это
так страшно и неожиданно, точно тебЯ вдруг ударили, и она зажмуриваетсЯ.
Џотом открывает глаза и видит строчки, много строчек, но ни одной буквы
разобрать не может. ‘тиснув губы, твердо нахмурЯсь, она напрЯгает всю волю,
и наконец расплывающиесЯ строчки сжимаютсЯ, делаютсЯ Ярче, темнее, и она
может опЯть прочесть:
"...дочь ђодиона Љолзакова. џ прочитала про ‚ас во фронтовой газете,
узнала, где ‚ы, и сейчас же послала письмо отцу в госпиталь. ’ак что ждите
от него письма, только не очень скоро, он на другом фронте. Ћтец
поправлЯетсЯ после ранениЯ. Ќомер его почты Я ‚ам пишу. ‚от все, что Я ‚ам
хотела сообщить, и тут могла бы кончить письмо. Ќо мне вдруг захотелось
один раз в жизни написать ‚ам от себЯ, хоть ‚ы менЯ не знаете. ћлиЯ менЯ
зовут в ‚ашу честь. Љонечно, это только мы с отцом знаем, что в ‚ашу честь.
ќто потому, что вы пели „жульетту - ћлию. ‘ отцом мы близкие друзьЯ, и от
менЯ он ничего не скрывал. Ћн бы менЯ ‹елей назвал, но это было нельзЯ,
потому что всем было бы понЯтно.
Џочему Я ‚ам это все выкладываю, точно близкому человеку? Ќе думайте,
что это мальчишество или, как там говорЯт про девушку, одним словом,
телЯчьи нежности. џ никак не телЯчьей породы, и всЯкие нежности мне только
противны.
Ќадо смотреть правде в глаза. Њожет так получитьсЯ, что с отцом ‚ы
никогда не встретитесь. џ и сама на фронте. € в случае чего некому будет
сказать ‚ам то, что знаем только он да Я. € ради него Я хочу, чтобы ‚ы
знали. Њожет быть, ‚ам это будет интересно... хотЯ нет, Я уверена, что ‚ам
это важно, иначе и слова бы не написала.
‚се те долгие годы после того, как вы расстались с моим отцом, он
никогда не переставал ‚ас любить. Њожет быть, ‚ы этого не знали? €ли
знаете? Њожет быть, смешно покажетсЯ: он и менЯ заставил ‚ас полюбить. ‚ам
это понЯтно? Љак это человек своей любовью может и другого заставить
полюбить? Њне не совсем понЯтно. Ќо Я давно уже ‚ас полюбила.
Њаму Я не любила. ЌеприЯтно в этом признаватьсЯ, тем более теперь,
когда ее уже нет в живых, однако нужно быть честной. ќто так.
‚ообще-то мы жили всегда мирно, у нас никаких драм и объЯснений не
происходило, хотЯ мама часто цеплЯлась к отцу, что-то толкало ее как-нибудь
его разбередить, вызвать на громкую, некрасивую ссору. Ќо с его характером
у нее из этого ничего не получалось. Ћн никогда не сердилсЯ на нее и даже
менЯ оттаскивал прЯмо за уши, когда Я, как моська, кидалась в драку на его
защиту.
Џотом он менЯ успокаивал и объЯснЯл, что не надо сердитьсЯ на маму,
потому что она нас обоих любит. Џозже Я понЯла, что это значит: она его
любит, а он ее нет, поэтому ему легче быть к ней добрым.
“ отца были большие неприЯтности в жизни. ‘перва его все понижали в
должности. Ђ потом других повышали, а его никогда, и он одно времЯ стал
самым старым командиром батальона в округе, а потом, ‚ы, наверное, слышали,
было и того хуже, и только перед самой войной его восстановили, и он
вернулсЯ в армию. Ћн опЯть стал по-своему боротьсЯ за улучшение боевой
подготовки, и это опЯть некоторым стало не нравитьсЯ. ЋпЯть уже стало
получатьсЯ, что он часто оказываетсЯ не прав в спорах и на бумаге. Ђ когда
дело с карты перешло на поле боЯ, и проверка пошла не по процентным
показателЯм и флажкам на булавочках, и вместо чистеньких посредников
проверку повела тЯжелым боем и большой кровью сама война, и решать все надо
было на месте самому, а не по инструкции, где предусмотрено все на свете,
даже как должен вести себЯ правильный противник, - он оказалсЯ в очень
тЯжелых условиЯх окружениЯ со своим новым полком.
’ам некоторые командовали дивизиЯми и выходили с ротой, а он из
окружениЯ вывел тысЯчи бойцов, своих и чужих, с оружием. ’аких людей,
которые в тот момент были ђодине на вес чистого золота: измученных как
черти, все повидавших и злых как черти, хоть сейчас обратно в бой. џ про
все это спокойно не могу писать. џ думаю, что длЯ командира такой момент -
отчет ђодине за всю прожитую жизнь, и горжусь, что мой отец скидок не
просил и объЯснений, почему вышло плохо, не писал...
‚аши письма, которые ‚ы когда-то ему писали, толстаЯ пачка, все целы и
сохранны. …сли отца убьют, а Я останусь жива, тогда Я имею право их
прочесть. ‚аша любовь, не знаю, как ее назвать - несчастнаЯ или счастливаЯ,
- сыграла в моей жизни большую роль. џ многое понЯла и даже думаю, что
немножко лучше стала, когда убедилась, какаЯ это бывает любовь, чтобы шла
сквозь всю жизнь...
•оть бы мне увидеть ‚ас вместе на минуточку! џ не знаю, что за это бы
отдала. ‡наете, какаЯ у менЯ самаЯ главнаЯ песенка всей моей жизни? Њне ее
передал отец. ќто ‚аша, которую ‚ы так удивительно пели когда-то совсем
молоденькой:

Ћтец мой был солдатом-коммунаром
‚ великом девЯтнадцатом году!..

Џомните? Љонечно, помните. ‚едь это про моего отца. € пели это ‚ы. €
‚ы мне ее передали, и Я клЯнусь не изменить ей до конца жизни - осталсЯ мне
один день или пЯтьдесЯт лет.
‚аша, ‚аша
ћлиЯ".

ЋдетаЯ, как всегда, задолго до назначенного времени, она вышла в сад,
прислушиваЯсь к сердцу. Џоходила по дорожке, стараЯсь дышать глубоко и
ровно, не делать резких движений, и все-таки где-то в глубине возникало
глухое предчувствие боли.
Ќаблюдавший из окна Љастровский вышел за ней следом и молча подал
рюмку с лекарством. Ћна не глЯдЯ выпила и села на берегу, поджидаЯ лодку,
хотЯ все еще было очень рано.
‚ернувшись в дом, Љастровский заметалсЯ по комнатам. ’оропливо собирал
вещи в дорогу, стаскивал все в один угол и то и дело тревожно выглЯдывал из
окна. “бедившись, что она все сидит на своем месте в саду, он опЯть
бросалсЯ торопливо собирать вещи, впихивал их в чемодан, путал, вытаскивал,
откладываЯ одно и хватаЯсь за другое, стараЯсь всунуть еще и еще, когда уже
не было места, и снова испуганно кидалсЯ к окну, посмотреть, не вздумалось
ли ей вдруг вернутьсЯ и заглЯнуть в свою комнату. „ва саквоЯжа, тючок,
свЯзанный из шерстЯной занавески, и чемодан были судорожно, торопливо
набиты битком, когда он спохватилсЯ, что толстые альбомы с вырезками из
газет и фотографиЯми остались на столе. ‘о стоном он пыталсЯ их вдавить в
переполненный чемодан и не смог. ’огда он выхватил из чемодана лежавший
сверху свой собственный потертый фрак и швырнул его на кровать.
Ќо и после этого альбомы не давали закрыть крышку. Ћн, подцеплЯЯ
ногтЯми защелки, с перекошенным от отчаЯниЯ лицом толкал и давил крышку.
Ќаконец последний замочек щелкнул, закрываЯсь.
‘ трудом разогнувшись, он выпрЯмилсЯ, потираЯ поЯсницу. ”рак лежал на
постели ничком, как обессилевший человек, в изнеможении рухнувший на
постель. Љастровский снова поспешно опасливо выглЯнул из окна, вернулсЯ к
чемодану, оттащил его в угол, где были сложены все остальные вещи, и
прикрыл все своим старым пальто.
Ѓольше спешить было незачем. Ћн ровно разложил брюки и расправил на
одеЯле фрак, чтобы тому было спокойно лежать, и тихонько погладил его по
плечу и по скользкому отвороту. Ќемного погодЯ он в перламутровом галстуке,
повЯзанном поверх широкого, хомутом повисшего на тощей шее воротничка,
спустилсЯ в сад и, потираЯ руки, стал прохаживатьсЯ вдоль берега. Џлавно
вскинув руку, он замахал ею в воздухе, издали приветствуЯ приближающуюсЯ с
того берега лодку.
- ’очно какаЯ-то ‚енециЯ, а? Ќе правда ли? Ќа гондоле - в концерт! -
любезным тоном обратилсЯ он к €стоминой, потом озабоченно пожевал губами и
задумчиво добавил: - ’олько чтой-то она очень уж того... маленькаЯ!
‹егкаЯ прогулочнаЯ лодка, из тех, что до войны выдавались здесь
напрокат отдыхающим, стремительно подлетела к набережной. ‘тоЯвший наготове
на носу солдат уперсЯ обеими руками в поперечное бревно креплениЯ свай и
подтЯнул ее бортом к удобному спуску.
€стомина в коротеньком сером пальто, надетом поверх длинного голубого
концертного платьЯ, опасливо подошла к самому краю и протЯнула руки. ‘олдат
бережно принЯл ее и осторожно усадил на кормовую скамеечку, где уже заранее
была разостлана шинель.
Љастровский, пересиливаЯ страх, самонадеЯнно приговаривал: "Ќичего,
ничего, голубчик... “ж Я-то как-нибудь сам!" - и то протЯгивал солдату
руку, то вырывал ее обратно. Ќаконец он вцепилсЯ солдату в плечо, замер в
неустойчивом равновесии, порывисто шагнул, еле устоЯв на своих плохо
гнущихсЯ длинных ногах, и, побагровев от усилиЯ, рухнул на скамейку.
‘олдаты потихоньку оттолкнулись и осторожно стали выгребать наперерез
течению.
ЋглЯнувшись назад, €стомина увидела дорожку, спускающуюсЯ к реке, свое
опустевшее кресло, дом, уже едва проглЯдывавший сквозь зелень деревьев, и
ей вдруг захотелось громко засмеЯтьсЯ от радости - наконец-то она
вырвалась!
‚есла с равномерным всплеском опускались и взлетали, оставлЯЯ на воде
винтом завивающиесЯ воронки, точно маленькие водоворотики.
Ћна опустила пальцы в воду. ‚се было знакомо: тугое нажатие
забурлившей вокруг пальцев холодной воды, ощущение глубины под дном лодки,
запах речного ветра, порывами сеющего прохладные брызги в лицо...
‹одка с разгона выскочила носом на пологий берег и остановилась.
‘олдаты подтЯнули ее еще подальше. …лена ”едоровна, перешагнув через низкий
борт, ступила на влажный песок, и они все вместе пошли вдоль спускавшегосЯ
в воду заграждениЯ из спиралей колючей проволоки к зеленому грузовику,
ждавшему под деревьЯми.
‚ парке синели сумерки. ЋжидавшаЯ их машина, громко захрустев шинами
по сырому песку, медленно тронулась, осторожно огибаЯ крутые повороты
парковых аллей, где прежде запрещалось ездить. ’еперь все было можно, все
было пусто, безлюдно, и на песке дорожек, как тЯжкаЯ печать войны, глубоко
оттиснуты следы гусениц.
“нылаЯ цепочка намертво погашенных войной фонарей, сгорбившись,
выстроилась по бокам длинной сумрачной аллеи. ‘права побежали чугунные
копьЯ ограды, и машина свернула к дому.
Џросторный двухэтажный вестибюль с широкой белой мраморной лестницей
был полон людей. €х было так много, что она никого не могла разглЯдеть,
только чувствовала на себе множество взглЯдов и видела смутно, не знаЯ,
куда девать глаза, чьи-то толсто забинтованные руки, подогнутые ноги,
стриженные под машинку головы, белые повЯзки и бледные лица.
€м навстречу уже шел с приветливым достоинством маленький военврач в
развевающемсЯ на ходу белом халате. ‡дороваЯсь, он слегка набок наклонил и
тотчас вздернул голову, точно хотел сказать: немножко поклонилсЯ - и
хватит, большего от менЯ не дождетесь. €стомина заметила только большие
выпуклые глаза за сильными стеклами очков и что-то уж очень большой и очень
розовый нос.
‚оенврач проводил их в свой голый, белый и холодный кабинет.
Љастровский с обычной общительной болтливостью, едва успел сесть,
осведомилсЯ насчет имени-отчества маленького (хотЯ, как оказалось,
главного) врача и тотчас завЯзал тактичный разговор на "медицинские" темы,
начинаЯ каждую фразу: "‚от вы говорите, Ћсип …всеевич..." - хотЯ Ћсип
…всеевич сам решительно ничего не говорил, а только устало морщилсЯ и
неохотно, но обстоЯтельно отвечал на вопросы.
€стомина несколько минут молчала, радуЯсь, что на нее не обращают
вниманиЯ. ‘ сочувствием подумала о том, как, вероЯтно, трудно маленькому
человеку с таким выдающимсЯ, унылым, точно подмороженным носом держатьсЯ с
гордым достоинством и что все-таки, кажетсЯ, ему это каким-то образом
удаетсЯ.
Ќаконец Љастровский наткнулсЯ глазами на ее строгий, предостерегающий
взглЯд, скомкал фразу и замолчал.
Ћна спросила, где ей придетсЯ петь.
- ‚ы проходили через вестибюль? ’ам очень просторно. Ћчень высокий
потолок и нечто вроде купола, так что, насколько Я понимаю, там недурной...
резонанс. - ‘ каким-то удовольствием произнесЯ это слово, он покраснел,
точно проговорилсЯ, и сейчас же строго и настороженно оглЯделсЯ, как
сердитаЯ носатаЯ птица.
‡а закрытыми дверьми плавно заиграл баЯн ‘аши, начинавшего концерт.
- Џрекрасный резонанс, - сказала €стомина. - ‚ы не ошиблись,
действительно прекрасный.
Џодошла девушка в белом халате и косынке, помогла ей снЯть пальто и
подержала перед ней небольшое круглое, очень Ясное зеркальце, пока она
поправлЯла волосы и подкрашивала губы. Џотом она вдруг спросила:
- Ђ можно Я вам поЯсок поправлю? - Ћна нагнулась и с видимым
удовольствием расправила поЯс и складки на платье; отодвинувшись, осмотрела
издали, так, точно оправила куклу или ребенка, и мечтательно призналась,
что просто ужасно любит все голубое.
‘аша играл уже вторую вещь - певучий вальс с раскатами и замираниЯми.
‚от-вот уже нужно было выходить. ‚олнуЯсь с каждой минутой сильней, она
перестала отвечать на вопросы, стоЯла, опустив глаза, и хмурилась.
‚оенврач вышел в вестибюль, через минуту вернулсЯ и что-то ей сказал,
чего она почти не расслышала, понЯла только, что уже больше нельзЯ стоЯть
на месте, надо собрать все силы и выйти в открывшуюсЯ перед ней дверь.
ЃорЯсь с желанием опЯть опустить голову, чтоб ничего не видеть, она
быстрыми шагами пошла по узкому проходу через толпу.
‹ица, лица, спокойные, усталые, безразличные, любопытные, угрюмые.
Љостыли, кресла на колесах, забинтованные головы, гипсовые повЯзки. ‚
стороне, у дверей боковых коридоров, несколько носилок, и на них недвижные,
какие-то странно плоские под серыми одеЯлами тела людей с недоверчиво и
строго ждущими глазами.
Ћсип …всеевич, показываЯ дорогу, довел ее до подножьЯ мраморной
лестницы, запруженной ранеными. ‚ том месте, где лестница с площадки
начинала широкий поворот ко второму этажу, стоЯл в ожидании ‘аша,
придерживаЯ на груди баЯн. Ћни встретились глазами на мгновение. "Ћн тоже
волнуетсЯ, боитсЯ за менЯ, - подумала она с отчаЯнием. - ‡ачем Я так рано
согласилась петь, ведь Я еще не поправилась, Я не могу, Я их обману! €
оттЯгивать больше нельзЯ, кругом тишина, все ждут, а у менЯ нет сил, нет
голоса, вот сейчас все увидЯт, что нет!" Ћна сделала ‘аше знак начинать,
прикрыв на мгновение глаза, и ‘аша заиграл уверенно и смело. ‘частливый
‘аша с его всегда послушным инструментом.
Ћна нашла точку, куда смотреть, - маленькое стрельчатое окошко с витой
чугунной решеткой. "’олько бы голос. Џусть в последний раз в жизни, только
бы вернулось свободное дыхание и звучал бы голос - и ничего мне в жизни
больше не надо..."
Њомент вступлениЯ надвигалсЯ грозно и неотвратимо, как фонари ночного
поезда. € вот уже что-то ей жарко дохнуло в лицо, момент наступил, она
услышала звук своего голоса, неуверенный и слабый; он поплыл где-то
невысоко над столпившимисЯ людьми, не взлетаЯ вверх, как нужно. ЏоднЯв
глаза, она уцепилась взглЯдом за высоко, под куполом прорезанное окошко,
физически чувствуЯ, что голосом не достает до него. Џусть в последний раз,
пусть хоть в последний раз! ’олько нельзЯ форсировать сразу. …ще рано...
‚от сейчас нужно будет усиливать... ‚от уже... € что-то ликующее дрогнуло в
сердце, голос, точно расправив наконец крыльЯ, взлетел под купол, она
уловила его отголосок оттуда, сверху, откуда-то выше окна... ‡начит, она
поет. ЋпЯть поет! ’еперь ничего не страшно, все хорошо!..
Љогда она начинала петь, раненые, стоЯвшие и сидевшие на ступеньках
лестницы, сестры, санитары, врачи, столпившиесЯ в дверЯх, все видели одно и
то же: очень утомленное, исхудалое лицо немолодой женщины в голубом платье,
так странно выглЯдевшем среди шершавых, рыжих, мЯтых халатов и коротко
стриженных голов. Ќо после того, как она спела вторую вещь, никто уже не
помнил ее такой, какой она представлЯлась им до начала пениЯ. ‘лова,
которые в другое времЯ никого бы не тронули, вместе с чудом музыки и
теплого, такого полного жизни голоса, как будто знакомого, где-то давно
слышанного, позабытого и вспомненного, радостно, с силой прорвались прЯмо к
сердцу людей. ’очно падали замки и тЯжелые засовы темных кладовых
человеческих душ, где в скрытности и разъединенности прЯчетсЯ у всЯкого
своЯ боль, и отчаЯние, и горе, и заглохшаЯ, забытаЯ радость, и незажившаЯ
тоска, и надежда. ’угие, тЯжелые замки, которые не поддаютсЯ под ударами
железа, неслышно падали от певучего прикосновениЯ музыки, и многие со
смутным чувством освобождениЯ с удивлением думали: откуда же это она знает
про то, мое? ‡начит и у других как у менЯ? џ не один? € знают эту мою
тоску?
‚се видели ее теперь точно другими глазами - всЯ музыка, все слова и
все, что они сами чувствовали во времЯ пениЯ, стало неразрывно свЯзано с
ней самой, с ее голосом.
Ћна спела несколько арий из опер и романсов и стала петь обыкновенные
песни, которые все знали и слышали по радио и сами пели в те годы войны.
„альше было условлено, что опЯть сыграет на баЯне ‘аша, и она споет
после короткого отдыха снова, и на этом концерт закончитсЯ. Ќо когда,
подобрав длинное платье, она двинулась к проходу, чтоб уйти на перерыв,
кругом загудело, точно в лесу от ветра, и шум все разрасталсЯ, так что она
в недоумении, почти испуганнаЯ, остановилась.
Ќад головами, из рук в руки, проплыл стул, и кто-то поставил его рЯдом
с ней. Ћна покорно села, и гудение прекратилось.
‘аша сделал строгое лицо и, объЯвив попурри из русских песен, потЯнул
мехи, щегольски оттопыриваЯ локти.
Ћсип …всеевич слушал стоЯ в раскрытых дверЯх своего кабинета.
Љастровский втЯнул его за руку обратно в комнату и прикрыл дверь.
- Ќу что? Љакое у вас впечатление? - как всегда бестактно и жадно,
спросил Љастровский.
- Љакое впечатление? „а. ‚печатление?.. - рассеЯнно повторил военврач.
- џ не умею выражать такие впечатлениЯ.
- Ќо все-таки как голос? ѓолос?
- Ќе знаю. Ќичего не знаю... ‚печатление!.. “ менЯ такое впечатление,
что Я первый раз был где-то далеко... на отдыхе. ‘ тех пор как началась
война - в первый раз. Џервые тридцать минут отдыха. Ђ может быть, это были
первые тридцать часов, право, не берусь утверждать, но не было войны, не
было операций, ампутаций, трепанаций, была жизнь такаЯ, какой она будет,
наверное, после победы.
Ћн стал похож на добрую, усталую красноносую птицу, когда говорил все
это.
Љастровский растроганно схватил и встрЯхнул его за обе руки.
- “ вас чуткаЯ душа, доктор.
- Ќе думаю. Џросто несколько устаешь от этой однообразно-безобразной
жизни. ‹егкаЯ депрессиЯ на почве...
- „октор, ничего не на почве, - не слушаЯ, перебил Љастровский. -
„айте мне слово, обещайте! “ вас душа, и вы должны помочь мне ее спасти.
Ћна ужасно больна. Ћна почти умирает. Ћна умирала, и Я один был зимой около
нее. џ ухаживал за ней, как нЯнька, как мамка, как убитый горем отец!..
„октор, Я молилсЯ на коврике у ее постели!
- Ђх вот оно что? - вдумчиво отметил Ћсип …всеевич, внимательно
слушаЯ.
- Ќе смейтесь! ЊолилсЯ! Љому Я молилсЯ, спросите вы? Ќе знаю, но
молилсЯ, чтоб она осталась жива, а вот теперь она поет, а ей совсем нельзЯ
петь, но это ничего. Ќо у нас пропуск, у нас место на самолет завтра утром,
а она сопротивлЯетсЯ! Ћна сама мечтала о тишине среди друзей, а теперь не
хочет, она ожесточаетсЯ, не желает менЯ слушать, а ей необходимо... “ вас
есть машина? —тоб на аэродром?
- “спокойтесь... ‚ы говорите, завтра утром?.. …сть, есть машина. „аже
не надо никакой машины. Ћт нас пойдут машины к утренним самолетам. Њы
отправлЯем раненых. ’ак что все уладитсЯ.
- Ќичего не уладитсЯ, пока вы не убедите. ‚ы, как врач, должны ее
заставить, приказать... напугать, в конце концов! Џослушайте ей сердце или
пульс, убедитесь сами - и вы увидите!
- џ и так вижу - она в плохом состоЯнии. •орошо, Я все сделаю.
- ‚ы понимаете, ведь Я не ради себЯ. џ готов тут остатьсЯ и погибнуть,
если понадобитсЯ. ‘ радостной улыбкой помахаю вслед ее самолету и умру
здесь с улыбкой...
- Ќу, это же ни к чему! - дружелюбно и рассудительно заметил Ћсип
…всеевич.
- Џравда? Њне тоже кажетсЯ... Ќо еще, доктор... еще, дорогой Ћсип
…всеевич, ведь там остались вещи. џ их собрал украдкой, потихоньку, чтоб
она не видела. Ћни остались в доме. “ менЯ в комнате, в уголке, под моим
пальто. „ва жалких саквоЯжика, чемоданчик! ’олько самое необходимое! ђазве
мы думаем о вещах!

‡а несколько часов до того, как началсЯ в госпитале концерт, в Ћперном
театре шла монтировочнаЯ репетициЯ. ќлектрические моторы бездействовали, и
громадные раскрашенные холсты задников, изображавших снежное поле,
запущенный сад или бальный зал, старикам приходилось поднимать вручную,
наматываЯ трос на барабан лебедки.
Ћни работали вчетвером там, где полагалось быть двум рабочим, работали
медленно, часто отдыхаЯ, наваливаЯсь на ручку грудью, когда недоставало
силы.
Ќаконец комната ’атьЯны стоЯла на месте, все было проверено, приведено
в порЯдок, приготовлено так, чтобы на спектакле было в точно назначенном
месте и не задерживало действиЯ при перестановках между картинами. Ћт
смертельной усталости им не хочетсЯ говорить, но, выпив по три кружки
горЯчего крапивного чаЯ, они немножко оживают. Ћсторожно, один за другим,
спускаютсЯ они по приставной лесенке в зрительный зал, все, кроме одного -
старшего электрика. Ѓывший билетер, рабочий сцены, балетный мимист,
знаменитый некогда мастер-бутафор, из мЯтой бумаги с клеем шутЯ делавший
старое серебро и сверкающий полированный мрамор, - все они стоЯт и ждут,
глЯдЯ на полутемную сцену.
‘тарик электрик медленными шлепающими шажками добираетсЯ до пульта
управлениЯ. Ћн беретсЯ за рукоЯтку, щелкает первый рубильник, и комната
’атьЯны слабо возникает из тьмы. ™елкает второй, и синий луч ложитсЯ из
окна и отпечатывает его переплет на полу. €счезает декорациЯ, которую они
сами ставили, - возникает освещеннаЯ луной ночнаЯ, притаившаЯсЯ в ожидании
комната. ќта страннаЯ, никогда не существовавшаЯ, сто лет назад
приснившаЯсЯ поэту комната, где ’атьЯна будет писать: "...рассудок мой
изнемогает, и молча гибнуть Я должна". € вот сто лет спустЯ люди другого,
незнакомого Џушкину мира снова наполнЯт этот зал, вырвавшись на нас из
огнЯ, из кабин боевых самолетов, из танков и дотов, прикрывших от гибели
город Њедного всадника, павший городом "Ђвроры". € снова, затаив дыхание,
увидЯт луч, и полку книг, и смЯтую постель...
—ерез минуту свет на мгновение гаснет, остаетсЯ еще синий луч и
переплет окна, вытЯнутый на полу, потом исчезает и он.
‘тарики расходЯтсЯ. ‚асилий Љузьмич возвращаетсЯ в комендантскую
комнату. ’ам на столе лежат два конверта. Ћни уже четвертый день лежат
тЯжелым камнем на сердце у ‚асилиЯ Љузьмича. Љастровский все не заходит, а
сейчас ‚асилию Љузьмичу страшно подумать о длинном путешествии за город.
‘колько тысЯч его мелких коротеньких шажков уложатсЯ в эти километры? Ђ
каждый шаг стоит такого усилиЯ.
€ все-таки он прЯчет письма за пазуху и выходит на площадь, со смутной
надеждой, что попадетсЯ попутнаЯ машина с добрым водителем.
Ќо попутной машины нет - те, что проносЯтсЯ мимо, не обращают на него
вниманиЯ. Ћн идет и удивлЯетсЯ тому, что может идти. Џо временам он
забывает, что идет, и, опомнившись, опЯть удивлЯетсЯ, что он уже на другом
конце длиннейшего проспекта, казавшегосЯ ему непреодолимым.
—ерез два с половиной часа он деликатно стучит у дверей дома.
Ќерешительно входит в темный коридор, опЯть стучит, кашлЯет, окликает,
отворЯет одну за другой незапертые двери. ‚се будто на своем месте, но
что-то изменилось, он не может сразу понЯть - что. Ќа постели Љастровского
лежит аккуратно разложенный фрак, в углу какаЯ-то кучка вещей, прикрытаЯ
наброшенным сверху пальто. Ћн приподнимает краешек, видит сложенные
чемоданы, и у него подкашиваютсЯ ноги. —то же будет с "…вгением
Ћнегиным"?.. Ћн присаживаетсЯ на стул, решившись дождатьсЯ. Ќо сидеть ему
трудно, и, переложив фрачные брюки на стул, он садитсЯ на кровать и
приваливаетсЯ спиной к стене. Ћн даже не замечает, как отдых переходит в
глубокий, долгий сон, и начинает просыпатьсЯ, только когда чувствует, что
его кто-то трЯсет. Ћн открывает глаза. “же поздний вечер, в полутемной
комнате он слабо различает двух солдат. Ћдин из них, приподнЯв его с
постели, придерживает за талию, боЯсь, чтоб он не повалилсЯ и не заснул
опЯть. Ћни что-то говорЯт оба, и наконец ‚асилий Љузьмич понимает: они
думают, что он тут живет, и расспрашивают, где лежат собранные в дорогу
вещи.
- ‚от тут лежат, - говорит он и показывает рукой.
‘олдаты сбрасывают пальто, берут чемоданы за ручки, свертки под мышку,
прощаютсЯ и неторопливо уходЯт, неловко наталкиваЯсь на углы в темном
коридоре. ‚асилий Љузьмич равнодушно смотрит, как закрылась за ними дверь,
прислушиваетсЯ к их удалЯющимсЯ шагам, и вдруг его точно горЯчей иглой
пронзает: позабыл про письма!
Ћн вскакивает, насколько может вскочить, вернее, сваливаетсЯ с
постели, падает на колени, с усилием поднимаетсЯ и бежит, то есть,
спотыкаЯсь, быстро идет на согнутых ногах, спеша и волнуЯсь.
Ћн пробует окликнуть солдат, но голос срываетсЯ, его не слышат,
солдаты уходЯт все дальше, где-то впереди трещат ветки кустов, за которые
они задевают вещами.
Ћн слышит, как они садЯтсЯ в лодку, слышит плеск воды, когда они
берутсЯ за весла, и тогда он во все горло кричит: "Џодождите!.."
‚есла плеснули в воду, и удивленный голос неуверенно: "ќто кто там?
Љто там скрипит?.."
‚асилий Љузьмич кое-как выбралсЯ из кустов на берег и, стараЯсь
отдышатьсЯ, помахал в воздухе конвертом.
‘олдаты притормозили веслами и подтолкнули лодку обратно, кормой к
набережной.
‚асилий Љузьмич глотал воздух, пытаЯсь что-то объЯснить, но голоса не
было.
- „а ты дыши, дыши... - сочувственно сказал солдат. - „авай, главное,
дыши!.. Ќе спеши.
Ќемного погодЯ ‚асилий Љузьмич глубоко перевел дух и виновато
улыбнулсЯ, еле выговорив: "Љонцерт?.." - и опЯть несколько раз прерывисто
вздохнул.
- Ќу, правильно, концерт. ‚ госпитале. Џисьмо, что ли, передать?
- Ђ вы менЯ не возьмете?
- —его ж, садись, - сказал солдат. - Ђ то мы бы передали, - и протЯнул
руку.
‚асилий Љузьмич торопливо перебралсЯ через борт, уселсЯ на скамеечке
и, отобрав у солдата письма, спрЯтал себе опЯть за пазуху.
‚ это самое времЯ €стомина допела последнюю песенку и еще раз услышала
самые странные в мире аплодисменты - хлопки и глухой гул костылей и палок,
стучащих об пол.
Ћсип …всеевич с непреклонным видом подошел, стал рЯдом с ней на
ступеньку и повелительно поднЯл руку. Љругом все стихло, точно на его
ладони, обращенной в зал, был наклеен строгий приказ. ‚ наступившей тишине
только в одном углу палка продолжала стучать, с силой ударЯЯ в пол.
- Џоблагодарим за концерт товарища €стомину и дадим ей отдых! - строго
сказал Ћсип …всеевич. Ћн подал ей руку, чтобы помочь сойти со ступенек.
Џалка в углу непреклонно долбила пол, и теперь …лена ”едоровна
вспомнила, что и прежде, сквозь шум, слышала именно этот неустанный,
исступленно-упрЯмый стук. ‘тараЯсь заглЯнуть через плечи стоЯвших в первых
рЯдах, она шагнула в ту сторону. Ќесколько человек сразу же расступились,
открыв перед ней проход, и она увидела полулежащего в кресле на колесиках
громадного человека. ѓолова и все лицо у него были замотаны бинтами так,
что оставались только узкие щелки длЯ плотно стиснутого, напрЯженного рта и
глаз, смотревших горЯчо и упрЯмо.
Ћдна рука у него тоже была забинтована и привЯзана, но другой,
здоровой он с силой, ухватив громадной пЯтерней, сжимал костыль, вероЯтно
отобранный у товарища.
Ћн бухнул еще раз в пол и, только увидев, что она прЯмо на него
смотрит, удержал руку и, с трудом шевелЯ кругом забинтованным ртом,
проговорил:
- "„лЯ берегов..."
- Љонцерт окончен, товарищи, - непреклонно оповестил врач.
- "„лЯ берегов...", - едва шевелЯ губами, с ненавистью повторил
раненый. - "„лЯ берегов..."!
Ћна не сразу понЯла, что он просит. Ћсип …всеевич загородил ее,
подошел к раненому, наклонилсЯ и что-то стал ему говорить, но тот даже
глазами не повел в его сторону, и как раз тут она все понЯла и,
обернувшись, махнула рукой ‘аше, чтоб он поскорей подошел поближе.
Ћн нехотЯ двинулсЯ вперед, нерешительно глЯдЯ на врача.
"ђазве Я могу еще петь? - думала она. ‘ердце билось частыми и слабыми,
иногда почти сливающимисЯ вместе ударами. - Ќо ведь Я уже давно, кажетсЯ,
не могу, а все еще пою. € разве это подходЯщее длЯ них? ђазве это можно
петь сейчас? Ќу что ж, пускай!.."
"„лЯ берегов отчизны дальной ты покидала край чужой; в час
незабвенный, в час печальный Я долго плакал пред тобой. Њои хладеющие руки
тебЯ старались удержать; томленье страшное разлуки мой стон молил не
прерывать. Ќо ты от горького лобзаньЯ..."
Ћна допела, низко поклонилась в ту сторону, где полулежал
забинтованный громадный человек, и, выпрЯмлЯЯсь, на мгновение опЯть увидела
бинты его головы, замкнуто стиснутый рот, ожесточенно и бесстрашно
блестЯщие глаза и большую, спокойную, недвижно лежащую на костыле руку...
‘нова она в кабинете у главврача. Ћн церемонно пожал ей руку, сказал
что-то "от имени всех благодарных слушателей!", кивнул своим большим носом,
покраснел. € сейчас же строго сказал:
- ’еперь вам нужно полежать!
Ћна безвольно согласилась и со вздохом откинулась на клеенчатую
кушетку. „октор сел рЯдом, не отпускаЯ ее руку, и она понЯла, что он
слушает пульс.
- Љастровский уже успел вам наболтать!
ЏродолжаЯ внимательно прислушиватьсЯ, как работает сердце, военврач
рассеЯнно проговорил:
- Ћн вообще, кажетсЯ, любит медицинские темы.
- Ћ том, что любишь, болтать не станешь... ќто только в оперетках
морЯки все времЯ поют куплеты о море, а врачи о клистирах.
Ћсип …всеевич мЯгко отложил и выпустил ее руку.
- Ќе только в оперетках, - сказал он и, повысив голос, позвал: - ‡оЯ!
„евушка в белой косынке поЯвилась в дверЯх, и он что-то вполголоса
коротко ей приказал.
- Џозвольте мне, как врачу, сказать вам несколько слов.
- Ќе волноватьсЯ. Ћтдыхать. „ышать. Ќе петь. Џринимать три раза в
день... Џравильно?
- ‚ общем, да. € тогда все будет хорошо, только не очень скоро.
„евушка вошла в комнату и поднесла €стоминой на маленьком подносике,
покрытом чистой салфеткой, стаканчик с делениЯми, на треть наполненный
темной жидкостью. Ћна послушно поднесла стаканчик к губам и выпила, узнав
запах знакомого лекарства.
- Ѓольше медицина ничего не придумала?
- Њедицина все-таки хитраЯ, - сказал Ћсип …всеевич. - Ћна нет-нет да
что-нибудь придумает. џ вам еще кое-что с собой дам, получше.
- Џорошочки? - спросила она, улыбаЯсь.
- ’аблеточки.
- Ѓедные вы люди, врачи, - сказала она. - ‚ыбиваетесь из сил, чтобы
спасти людей, которых калечит война. Ђ причины этой болезни вы лечить не
умеете... Џрописали бы какое-нибудь лекарство против войны. Џорошочки или
таблетки.
- ЋпЯть думали, думали и опЯть недодумали, - сердито произнес в дверЯх
густой женский голос, и в кабинет, оттолкнув дверь, стремительно вошла
высокаЯ женщина-врач в белом халате и шапочке. - џ сейчас обошла весь
второй этаж, - конечно, там ни черта не было слышно... - “видев …лену
”едоровну, она замолчала, внимательно ее оглЯдела, потом как-то странно
покачала головой не то укоризненно, не то с сожалением.
- —то еще опЯть недодумали? - недовольно спросил Ћсип …всеевич. - Љто?
- Њы с вами. - Ћна еще раз вроде как бы с сожалением посмотрела на
…лену ”едоровну, покачиваЯ головой.
…лене ”едоровне стало наконец смешно. Ћна тоже смотрела, еле сдерживаЯ
улыбку.
- ЌепонЯтно! - сказала женщина. - Џевицы обыкновенно бывают такие... с
хорошо развитым бюстом, упитанные. Ђ вы... в чем только голос держитсЯ.
•уденькаЯ да маленькаЯ... Џохожа Я, по-вашему, на чувствительную даму?
€стомина посмотрела на ее симпатичное, скуластое, совсем мужское лицо
с квадратным подбородком и мохнатыми бровЯми и сказала, что нет, не очень.
- Ќадеюсь. ЊенЯ раненые знаете как зовут? Џетр Џервый. Џравильно, Ћсип
…всеевич?
- ‡овут, - неохотно согласилсЯ Ћсип …всеевич, которому не нравилсЯ
весь этот разговор.
- Ќаверное, за мой грубый Язык. ‚озможно, и за красоту мою тоже... -
Ћна усмехнулась так, что дрогнули ее широкие толстые плечи. - ‚ам тут
объЯснили уже, как вы пели? - Ћна оглЯнулась на Ћсипа …всеевича и махнула
рукой: - Љонечно нет. Њужики стеснЯютсЯ. Ђ Я скажу. ќто черт знает, как вы
поете. Ћт такого пениЯ затЯгиваютсЯ раны. ‚едь у многих самые больные раны
вовсе не под повЯзками, а вот где! - она ткнула себЯ в грудь. - Ђ вы все
равно что промыли их сейчас и свежие повЯзки наложили. Њужики этого не
понимают, а Я вам точно говорю, поверьте.
- Њужики понимают, - сдержанно заметил Ћсип …всеевич.
Џетр Џервый раздраженно обернулась к нему:
- Њы все с вами понимаем, а концерт устроили в первом этаже, во втором
лучше бы уж вовсе ничего не слыхали, а то им кое-что доносилось, они
волновались, вслушивались и толком ничего не слышали. Ђ теперь,
естественно, бесЯтсЯ. ’олько раздразнили. „огадатьсЯ бы разбить концерт на
две части, чтобы каждому этажу досталось понемножку одинаково... „ушенька,
вы не могли бы спеть еще чуточку длЯ второго этажа, там у нас много самых
тЯжелых, которые не встают. ‚ы полежите, отдохните полчасика, это ничего.
- Ќу конечно, - испуганно бормотала €стомина. - џ постараюсь,
попробую...
- Ќет, - сказал Ћсип …всеевич. - ЌельзЯ.
- ќто почему же?
- ЌельзЯ. …лене ”едоровне петь больше нельзЯ. ЏонЯтно?
- Ќеужели правда? ќто ужасно, - сказала Џетр Џервый. - Љонечно, Я
понимаю... •ватило бы у нас, дураков, сообразительности с самого начала.
- —то вы на менЯ смотрите? - вдруг в первый раз за все времЯ, терЯЯ
терпение, крикнул Ћсип …всеевич. - ‚ы-то понимаете, что если Я говорю
нельзЯ, то Я все понимаю про второй этаж не хуже вас, и все-таки Я
повторЯю: не-льзЯ!
- „а, - сказала Џетр Џервый. - ђаз он говорит, - значит, правда
нельзЯ. Ќу что ж, бывает.
- „адим человеку отдохнуть, - сказал Ћсип …всеевич, и они вдвоем с
Џетром Џервым вышли.
€стомина с облегчением закрыла глаза. ‚ тишине опЯть стал слышен
далекий гул и ворчание со стороны фронта. Љто-то, мЯгко ступаЯ, ходил по
комнате.
Ћна почувствовала, что ее осторожно укрывают одеЯлом, и, чуть
приподнЯв слипающиесЯ ресницы, увидела наклонившуюсЯ к ней ‡ою.
- ‚ы спите, спите, Я тихонько. - Ћна расправила у нее в ногах одеЯло
и, застенчиво отворачиваЯсь, проговорила: - Љак вы так поете, а? € слова
хорошие. „евушки просЯт их списать.
- ‘лова?
- ’е вот, что летчик наш все просил. ‚анЯ-летчик Ѓарсуков.
- "„лЯ берегов..."?
- ‚от-вот... Ђ вы поспите, врач сказал, вам нельзЯ двигатьсЯ.
Ћна отошла от диванчика и остановилась посреди комнаты, прислушиваЯсь.
ѓде-то вдалеке, глухо, точно под землей, бухнуло раз, другой, в третий
ударило поближе и вдруг так сильно, что будто ожили, тревожно задребезжали
стекла, потом еще ударило, уже послабей, и только торопливо били и били
зенитки и тоже оборвались разом, как отрезали.

‚ парке, окружавшем госпиталь, стоЯли легкие сумерки, и прЯмо над
головой, между деревьев, белесо светлело летнее небо.
€знываЯ от волнениЯ ожиданиЯ, Љастровский, не находЯ себе места,
топталсЯ под навесом колоннады у подъезда, не спускаЯ глаз с дверей. Ћн уже
умолил Ћсипа …всеевича поговорить, он пыталсЯ запугать Џетра Џервого
ответственностью перед ‚еликим €скусством и председателем исполкома, и
теперь не то что ждал, а сгорал, обмирал, задыхаЯсь от ожиданиЯ.
‚ещи - чемодан и саквоЯжи - лежали у колонны, и, проходЯ мимо, он
каждый раз нервно притрагивалсЯ к ним влажной от лихорадки ожиданиЯ рукой,
точно уговариваЯ их спокойно подождать.
‚ нескольких шагах от вещей, сгорбившись на приступочке, сидит ‚асилий
Љузьмич и тоже все смотрит на дверь, ожидаЯ, когда выйдет €стомина. Џисьма
все еще у него за пазухой. ‚ вестибюль Љастровский его просто не пустил,
умолил подождать, шипел, пугал, что он "все испортит". …сли бы ‚асилию
Љузьмичу сейчас немножко побольше сил, он, конечно, настоЯл бы на своем,
вошел бы и передал письма. € без осуждениЯ, так, между прочим, как будто
даже равнодушно спросил бы: "Ђ как же "…вгений Ћнегин"?.." ’ак спросил бы,
чтоб не обидеть и чтобы все-таки чувствовалась горечь, какаЯ переполнЯет
сейчас его сердце, отупевшее от усталости...
Љастровский, проходЯ мимо него, что-то бормочет, окидываЯ его
рассеЯнным, недобрым взглЯдом. …му мешает ‚асилий Љузьмич, он еле
сдерживает раздражение, но тут же забывает и опЯть думает о своем.
Ћни же врачи. Ћни умеют как-то там воздействовать и уговорить. ‚от-вот
подадут машины, они проедут парком, очутЯтсЯ на аэродроме, и потом взлетит
самолет, это всегда немножко страшно, но потом привыкаешь, хотЯ, правда,
совершенно непонЯтно, почему он висит в воздухе и не падает, когда он весь
железный и тЯжелый, - и потом, через считанное число часов, эти же колеса
самолета вдруг покатЯтсЯ по сухой горЯчей траве другого полЯ, в ’ашкенте. €
когда она ступит на эту добрую землю, где веет блаженным зноем, миром и
тишиной, она скажет: "‚се это сделали вы, Ђлеша, Я никогда не забуду! ‚ы
менЯ спасли!.."
Ћни все не идут. ’олько две женщины в белом вышли и стали неподалеку,
поглЯдываЯ на дорогу. ’оже, наверное, ждут.
€ когда осторожно, точно обнюхиваЯ перед собой в темноте дорогу,
тЯжелаЯ машина сворачивает и въезжает в ворота, - он все еще ждет и не
сразу понимает, что это такое. †енщина, показываЯ рукой, кричит водителю
тонким голосом: "‚от сюда, сюда ставь!.."
‚се пропало, ее не уговорили. ЃезумнаЯ. ќто ее проклЯтое упрЯмство!
‚ вестибюле, где недавно был концерт, лежат и ждут приготовленные длЯ
отправки на самолет раненые. Ћни волнуютсЯ, глаза блестЯт и настороженно
следЯт за каждым движением приготовлений. Љогда их поднимают с земли, у них
делаютсЯ торжественные лица и они растерЯнно смотрЯт на остающихсЯ,
провожающих и исчезают, беспомощно покачиваЯсь на чужих руках, в темных
дверЯх подъезда.
Џробравшись через вестибюль, Љастровский решительно распахивает дверь
комнаты главного врача. €стомина сидит на клеенчатой кушетке, опустив
голову, устало поправлЯЯ волосы. ђЯдом с ней сбитое в складки казенное
одеЯло. ‚ыражение лица до ужаса знакомое: нетерпеливо-упрЯмое.
- Њашина пришла, она не может ждать! - Љастровский стискивает кулаки и
с натугой, со стоном прижимает их к груди. - ‚оеннаЯ машина стоит и ждет
вас у подъезда! Џоймите вы!
- ЉакаЯ машина? Ћ чем вы? Љак мы можем? „а ведь у нас и вещей нет,
подумайте, как это без единой вещи, в концертном платье Я возьму и унесусь!
ѓлупо, просто глупо, Я вам говорю.
- ‚ещи тут... „а, вещи собраны и находЯтсЯ здесь. Њы должны ехать.
Ќе отвечаЯ Љастровскому, она молча переводит вопросительный взглЯд на
Ћсипа …всеевича. ’от поворачивает к ней нос, только что такой унылый,
поникший и теперь точно подбодрившийсЯ, насторожившийсЯ.
- „а, вещи ваши доставлены. €... отъезд ваш диктуетсЯ необходимостью.
ќто разумно и необходимо. Ќадо ехать.
- „октор, - умолЯюще говорит она, жалобно улыбаЯсь уголком рта, - мне
же вредно волноватьсЯ, а вы что делаете? ‚ы что, думаете - Я
бесчувственнаЯ? Њне же очень страшно оставатьсЯ. џ так боюсь, и так улететь
хочетсЯ. Ќо ведь Я все равно останусь, вы же понимаете. ‡ачем менЯ мучить
зрЯ?
- Ќе слушайте, что она говорит! - вдруг с помутившимсЯ взглЯдом кричит
Љастровский. - …сли так, мы ее заставим! Ѓерите! - Џочти в беспамЯтстве он
хватает ее за руку и тащит. Ћсип …всеевич подхватывает ее под другую руку,
чтоб она не упала, и оба они растерЯнно смотрЯт в помертвевшее лицо
Љастровского, а он тащит с исступленной силой их всех через вестибюль,
втаскивает в подъезд. ’олько у самой машины он, обессилев, хватаетсЯ двумЯ
руками за борт грузовика и, хрипло, прерывисто дыша, почти повисает на нем.
…го потихоньку отрывают, поддерживают, отводЯт в сторону и усаживают
на чемодан. Ћн слышит голоса, звук хлопающей дверцы и звук заработавшего
мотора, дребезжание кузова и хруст гравиЯ под колесами отъезжающей машины.
‚се кончено.
‚асилий Љузьмич с каким-то нереальным, как во сне, чувством тихого
ужаса наблюдает эту сцену, совершенно не понимаЯ, что происходит.
Ћпомнившись, он вытаскивает письма, замечает, что они слегка помЯлись в
кармане, и, торопливо разглаживаЯ у себЯ на груди, подходит к €стоминой, из
деликатности стараЯсь глЯдеть в сторону.
‚ сумЯтице и волнении она даже не очень удивлЯетсЯ поЯвлению ‚асилиЯ
Љузьмича. ђассеЯнно-приветливо здороваетсЯ, благодарит и, взЯв письма, так
и забывает их зажатыми в руке.
Ћна присаживаетсЯ на краешек чемодана рЯдом с Љастровским, тихонько
тЯнет его за рукав и начинает уговаривать полушепотом, точно ребенка,
осрамившегосЯ в гостЯх:
- Ќу бросьте, Ђлеша, придите в себЯ. ‚от они уже уехали. ‚ставайте. ‚ы
же сами так наглупили. ЏридетсЯ все узлы обратно домой тащить...
...Ќа втором этаже госпиталЯ, там, где длинный закругленный коридор
старого дома кончаетсЯ тупиком, тесно одна к другой стоЯт койки. ‡десь все
лежат неподвижно, никто не встает, не прохаживаетсЯ, опираЯсь на палки или
постукиваЯ костылем.
Ћтсюда никто не ушел, когда объЯвили, что будет концерт. ‡десь все
лежат тихо, многие насильно затаив боль, как задерживают дыхание, чтоб
расслышать хоть что-нибудь.
Џо временам гудение баЯна совсем замирает, уходит, и голос певицы
пропадает вдали. ‹ежащие слышат только невнЯтное бормотание, отдельные
разрозненные ноты. € все-таки они лежат молча, дышат неслышно и ждут.
€ вдруг поющий голос точно на свободу вырвалсЯ вдалеке, еле слышно, но
чисто и радостно пропел, что-то обещаЯ, несЯ какую-то радостную весть, и
баЯн загудел и зарокотал, подтверждаЯ: "„а, это правда, это так!" - и опЯть
отодвинулсЯ, уступаЯ дорогу поющему голосу, и тут же все кончилось, и внизу
зашумели. Љонцерт кончилсЯ.
‚се кончилось, и солдат на последней койке у стены тупика, открыв
глаза, с отвращением в тысЯчу первый раз снова увидел белую оштукатуренную
стену, неразрывно свЯзанную длЯ него с мучением ожиданиЯ боли и с самой
болью. Ћн капризно-слаб, как больной ребенок, у него часто нет сил даже
свЯзно думать, а ведь ему нужно боротьсЯ против всего того враждебного,
мучительного, что подстерегает его в ночном одиночестве, что оторвало его
от других людей, загородило весь остальной, здоровый мир.
‚ госпитале наступила обычнаЯ вечернЯЯ полутишина, когда делать
нечего, ждать нечего, только ночной полной тишины с бессонницей. „ень
прожит, а радоватьсЯ этому или жалеть - неизвестно. „ень прошел -
мучительный, тЯжкий. Ђ может быть, тебе и таких-то дней осталось немного, -
не знаешь, радоватьсЯ, что он прошел, или жалеть...
ђаскаленные угольЯ боли, тлевшие в нем не угасаЯ много дней, только
чуть-чуть остыли было с утра, и теперь он со страхом думал, что к ночи они
опЯть начнут раскалЯтьсЯ. € он весь замер, напрЯгсЯ, сосредоточившись на
этом ожидании, и ждал, ждал, и уже перваЯ волна жара прихлынула, наполнив
его смЯтением и тревогой, и опЯть отхлынула, и опЯть он ждал, подавленный
страхом ожиданиЯ, торопливо облизываЯ черствые, пересохшие губы, стараЯсь
не взглЯнуть на проклЯтую стену, где точками, трещинками, тенЯми и пЯтнами
была записана, нарисована, как на мерзкой картине, всЯ его прежнЯЯ боль...
…му стало снитьсЯ, что играет какаЯ-то музыка, и он постаралсЯ
удержать сон, дышать ровно, не открывать глаз, и вдруг сквозь музыку
услышал звук голоса, живой и гибкий, полный такой силы, что он вздрогнул и
открыл глаза, будто его схватили за руку. ‘тепа с записью всех прошедших
дней и болей была опЯть перед глазами, но там ничего не было написано.
Џросто стена. € вокруг все было заполнено музыкой где-то рЯдом поющего,
волнующего, что-то верно, безобманно обещающего голоса...
€стомина опЯть поет, теперь уже на широкой площадке второго этажа,
там, где белаЯ мраморнаЯ лестница упираетсЯ в балкон антресолей.
“ самых дверей, за спинами столпившихсЯ в вестибюле раненых, стоит
‚асилий Љузьмич. Ћн опЯть на своем месте, точно стал на пост: снова он
стоит позади всех у дверей, а все пространство перед ним заполнено
слушающей публикой. ‘нова все затихло, и звучит музыка, и голос поет, и
происходит чудо искусства, в которое он верил и ради которого жил.
‘нова перед ним декорациЯ на сцене - балкон и белаЯ лестница,
запруженнаЯ коричнево-желтыми и белыми халатами, коротко остриженными
головами, косынками, пЯтнами тугих бинтов.
€ на каком-то Ящике стоит певица €стомина в длинном голубом платье и
поет. Ќа грубых досках так странно выглЯдЯт ее маленькие тонкие туфли на
высоких каблуках. ‚олнистые светлые волосы падают на исхудалые плечи.
„линные, темные ресницы и легкий румЯнец грима. Ћна оделась и
загримировалась, как длЯ самого торжественного концерта, и это вызывает в
нем гордость. Ћн думает:
"‚от стоит она сейчас, как одинокий солдатик, очень маленький,
конечно, и хрупкий до ужаса солдатик в своей полной парадной голубенькой
форме, и смотреть на эти трЯпочки, и туфельки, и расчесанные волосики не
странно и не смешно - а так великолепно, точно видишь торжество слабого,
беспомощного, чистого над всей грЯзью, и кровью, и грубой силой мира. ’очно
видишь победу нашей пестрой, нестройной и славной армий, общего дела нашей
жизни, того, что называетсЯ словами: искусство, музыка, театр..."
Ћна опЯть допела, и из публики ее просЯт еще что-то спеть, и она
улыбаетсЯ, кивает, соглашаЯсь. ‚асилий Љузьмич удивленно поднимает брови,
встревоженно прислушиваетсЯ. ќто что-то очень уж неподходЯщее длЯ солдат в
такой момент... Ћн искоса с тревогой стараетсЯ заглЯнуть в лица стоЯщих
рЯдом...
...‘олдат на последней койке похож сейчас на радиста, позабывшего все
окружающее, все на свете, ловЯщего сигнал, когда всЯ жизнь, и не одна его
жизнь, сосредоточилась в шуршании и потрескивании наушников.
Џочему один какой-то голос, как радиопередатчик, работающий точно на
длине волны твоего сердца, сразу пробиваетсЯ к тебе и ты все в нем
понимаешь? ‚еришь этому голосу, его каждому звуку и слову?.. ‚от он поет:
"„лЯ берегов отчизны дальной ты покидала край чужой; в час незабвенный, в
час печальный Я долго плакал пред тобой..." Џотом идут слова про страшную
разлуку и горькое лобзанье. Љакому солдату на войне это чужое? € дальше: "‚
день свиданьЯ под небом вечно голубым, в тени олив, любви лобзаньЯ мы
вновь, мой друг, соединим", - и это все как самаЯ душевнаЯ солдатскаЯ
песнЯ-мечта. € ничего, что в песне поетсЯ: "‡аснула ты последним сном", в
песнЯх так часто поетсЯ: "заснула вечным сном", зато ведь конец хоть и
печальный, а торжествующий, не какой-нибудь жалкий, плаксивый: "...поцелуй
свиданьЯ... Ќо жду его; он за тобой..."
Њучительно переполнившие сознание понЯтиЯ, образы, вызываемые словами:
"полостнаЯ операциЯ, осколок, резекциЯ, шок, ампутациЯ, гангрена..." - все
уходило, бледнело, исчезало, ведь "неба своды сиЯют в блеске голубом"!..
‚едь сиЯют же где-то и будут еще сиЯть в блеске голубом, - значит, стоит
боротьсЯ за жизнь на этом свете!
Џотом она поет еще и еще, вдруг голос ее менЯетсЯ так, что по
вестибюлю проходит шелест удивлениЯ - все хотЯт получше взглЯнуть на нее, -
чуть погрубевший, неистово звонкий, не женский и не мужской голос... Ђга,
бывают такие отчаЯнные звонкие мальчишеские голоса! ‚друг запевает после
всего странную песню, похожую на гимн и "Њарсельезу" на марше под
барабанный бой! Ћна начинаетсЯ словом: "ЉлЯнусь!.." - и в припеве
повторЯет, все повторЯет:

Ћтец мой был солдатом-коммунаром
‚ великом девЯтнадцатом году...

€ солдат на последней койке в эту минуту, стиснув зубы, говорит своей
боли: "Ќу, приходи, сволочь, черт с тобой, вытерплю. ‹учше бы ты прошла
поскорей, но, коли надо, потерплю еще. Ѓоль есть боль, а мир все-таки стоит
на месте и полон людей, как этот мальчонка, который может петь такую клЯтву
солдату-отцу. € ради этих людей все надо, все можно вытерпеть, раз уж
приходитсЯ..."

Њашины все ушли на аэродром, и до реки, где их ожидала лодка после
концерта, пришлось белой ночью добиратьсЯ пешком через парк.
’е же два солдата, тащившие обратно саквоЯжи и чемодан, шли впереди,
показываЯ дорогу, и на поворотах аллей останавливались, поджидаЯ, пока
остальные их догонЯт. €стомина никому не позволила вести себЯ под руку,
весело шла легкой походкой, необычно легко и много говорила.
Љастровский взЯлсЯ тащить легонький тючок, все перекладывал его со
вздохом с одного плеча на другое и стоически отказывалсЯ от помощи ‚асилиЯ
Љузьмича.
Ћни медленно шли по безлюдным дорожкам Џарка культуры и отдыха, по его
старым аллеЯм, освещенным, точно заревом фейерверка какого-то мрачного
праздника, огнЯми осветительных ракет.
- Ќу и что же он вам пишет в этом письме? џ ведь сразу догадалсЯ, это
от Љолзакова! - Љастровский с легким стоном переложил тючок на другое
плечо.
- Ќе все ли равно, Ђлеша, что он написал? Ћн написал... и письмо
пришло! „а будет благословенна юбилейнаЯ заметочка. ќто она помогла ему
менЯ найти!
- „олго же он вас искал на этот раз. € прежде всегда тоже... как-то
очень уж долго. “ж вы простите менЯ, дорогаЯ.
- Ћ, сейчас Я все могу простить, говорите что хотите! „а... - Ћна
вдруг засмеЯлась. - Љонечно, долго. ЉажетсЯ, всю жизнь мы искали друг
друга, но ведь теперь это все позади.
- ‚едь это было ужасно, как можете вы так вспоминать.
Ћна оттолкнула его ласково, слегка.
- ‚се хорошо!.. ЏамЯть зализывает свои самые страшные воспоминаниЯ,
как какой-нибудь звереныш свою рану... € сейчас уже и страшное не
страшно... ’ак сколько лет прошло? Ђх, ‚асилий Љузьмич, идите рЯдом, тут
нет секретов... Њерить прошлые годы по календарю все равно что дорогу
мерить резиновой лентой. Ћна тЯнетсЯ, тЯнетсЯ, тЯнетсЯ без конца, а
отпустишь: она маленький кусочек - вот такой!.. € годы бывают коротенькие,
никому не нужные, и вдруг настанет какой-нибудь час - твой великий —ас
часов! - Ћна опЯть легко и весело рассмеЯлась. - € вот такой громадой так и
останетсЯ в твоей жизни...
- Љак, например, сегоднЯ? - сдерживаЯ волнение, подсказал ‚асилий
Љузьмич.
- „а, как сегоднЯ... Ђ у вас чуткаЯ душа, ‚асилий Љузьмич, как любит
не к месту восклицать один мой знакомый!
- ’ак что же он пишет?
- Ћ, так много всего. Љогда Я прочту еще триста тридцать два раза и
все выучу наизусть, Я все пойму до конца... ’ам каждое слово важно.
Ќапример, о журавлЯх. Ћн, оказываетсЯ, и сейчас рад за них, что у них все
обошлось благополучно! ‚ы не представлЯете, как важно, что он мне именно
это написал.
‘олдаты прошли по горбатому мостику через канавку, соединЯвшую два
маленьких пруда, и дожидались их, сложив вещи на пол заброшенного садового
павильона. Љастровский пристроил свой тючок на ступеньку, чтоб было удобнее
присесть отдохнуть. ‘олдаты закурили, пошел общий разговор о наступлении, в
которое все почему-то верили, хотЯ никто ничего не знал наверное.
€стомина наклонилась к ‚асилию Љузьмичу и тихо спросила:
- ’ак как вы полагаете, ‚асилий Љузьмич? Ќеужели будет?
ќто была такаЯ игра, котораЯ у них давно уже шла. € он ответил, так,
как ему и полагалось:
- Љак же это может не быть! Ќазначено!
€ она, точно в первый раз это услышала, изумленно и радостно
воскликнула:
- Ќазначено? ‡начит, будет. Ќу, раз назначено, - все! - Ћни оба
рассмеЯлись, довольные шуткой, и она крепко сжала худую, морщинистую руку
‚асилиЯ Љузьмича.
‘олдаты курили, деликатно отмахиваЯ дым ладонЯми в сторонку, и
улыбались. Ќаконец один из них спросил:
- ќто насчет чего вы все пошучиваете?
- Ќасчет "…вгениЯ Ћнегина". ѓотовимсЯ к спектаклю... Џросто самим не
веритсЯ. ‚от все загадываем. € получаетсЯ, что будет!
Ћни опЯть встали.
Ћх, как далеко еще идти, думала она, глЯдЯ в конец длинной аллеи,
освещенной мертвенным светом ракет. ‘ердце билось, как-то запинаЯсь, легко
и весело, но бессильно, и она знала, что это не обещает ничего хорошего на
сегоднЯшнюю ночь.
Ћни долго шли по аллее, потом по большой полЯне, которой тоже конца не
было видно. ‡енитки снова ожили, и она подумала, что это на той батарее, с
которой приходили солдаты, и надо будет длЯ них тоже петь.
Ќевдалеке что-то грохнуло так, что землЯ дернулась под ногами. ‘олдат
с силой потЯнул ее за руку, все было сказочно освещено театральной луной.
Љто-то кричал: "‹ожись!" Ћна подумала: "Љак же ложитьсЯ, когда на мне
концертное платье?" Ћни пробежали несколько шагов вместе с солдатом,
тащившим ее за руку, и упали на траву. Љругом все гремело, содрогалось. ‘
быстро нарастающим шуршанием рухнуло и мЯгко ударилось о землю дерево, и
вдруг все утихло, точно навсегда успокоилось. Ћни встали, и солдат стал
осторожно отрЯхивать мелкий сор, приставший к ее коротенькому пальто и
длинному платью, и тут что-то произошло, какаЯ-то неимоверно грубаЯ сила ее
подхватила и встрЯхнула.
Ћна не чувствовала, как ее ударило о дерево, около которого она
стоЯла, но чувствовала, как упала, и как Љастровский без шапки, всплескиваЯ
руками, кричал над ней, и как солдаты ее понесли, уложив на шинель, обратно
к госпиталю...
Ћщущение тишины и глубокого покоЯ было первое, что она снова
почувствовала долгое времЯ спустЯ. ѓде-то рЯдом горел затемненный свет,
бросавший странные большие тени на белую голую стену и потолок незнакомой
комнаты. Ћна долго смотрела на эти тени, вспоминаЯ, кто она и где она.
…ще покачиваЯсь на смутных волнах полусознаниЯ, она неЯсно припомнила:
"Љонцерт... Я пела, и была радость... машины уходили в темноте на
аэродром... и была радость... Ђх да, Я ведь пела почему-то "„лЯ берегов..."
Џочему они просили? Ђх да, этот летчик, это он... € еще какаЯ-то
радость..." € вдруг разом сверкнуло в сознании: "Џисьмо!.." Ћна медленно
потЯнулась рукой к груди. ЏлатьЯ на ней не было. †есткаЯ рубашка, чужаЯ,
жесткаЯ простынЯ на груди и одеЯло, тоже не свое, чужое. Џисьма нет.
- ‚ы что? - полушепотом спросил ее голос. ђЯдом скрипнула кровать, и
стриженаЯ девушка в белой рубашке, шагнув босой ногой на пол, пересела на
ее кровать. - Џроснулись? Ђ вы спите дальше. ‚ам хороший укол сделали, и
спите.
- Џисьмо, - сказала €стомина и, глЯдЯ на девушку, с испугом понЯла,
что та не слышит ее голоса. Ћна повторила еще раз: "Џисьмо где?" - и опЯть,
оказываетсЯ, только думала, что сказала, а вслух ничего не произнесла.
„евушка зевнула и улыбнулась, догадываЯсь:
- Џлатье, что ли?.. –ело ваше платье, не бойтесь... Ђ-а, письма,
наверно? ‡десь вот сложены, под лампочкой. „ать? ‚ам же нельзЯ сейчас
читать. Ђ? - Ћна пытливо вглЯдывалась в лицо €стоминой и вдруг сказала: -
Ќу ладно, хочетсЯ самой подержать?
Ћна проследила за тем, как €стомина взЯла распечатанные письма, и,
шлепаЯ большими туфлЯми, пошла в коридор.
Џисьмо было теперь опЯть с ней, и у нее даже хватило силы слегка
пошуршать его листками, сжимаЯ тихонько рукой.
„евушка, соседка по палате, вернулась в сопровождении сестры, а через
минуту пришла Џетр Џервый. Ћна послушала ей сердце, потом слушала пульс,
держа своей толстой рукой ее тонкое запЯстье. Џогладила ей руку и сказала:
- ‚се будет хорошо, маленькаЯ. ‚ас немножко трЯхнуло волной. ќто
ничего. ’олько слушатьсЯ: лежать, совсем не двигатьсЯ... - Ћна поглЯдела на
ее руку: - •орошо, хорошо, никто у вас не отнимет. Ђ руками тоже нельзЯ
двигать. ‘ейчас боли нет?
…й и не хотелось двигатьсЯ нисколько. •отелось побыть одной в тишине,
такое глубокое спокойствие она чувствовала.
…е перестало покачивать. “величенные тони на потолке ничему не мешали,
вокруг было тихо, теперь надо просто подождать, когда возникнут отдельные
слова, запахи, люди или горы, - все это нельзЯ сразу произвольно вызвать,
нужно только их позвать и ждать, не отвлекаЯсь, изо всех сил ждать, быть
готовой их встретить, и где-то в глубине памЯти произойдет какаЯ-то работа,
и вдруг все оживет. "Љак это было?.. Љак это было?.." - повторила она про
себЯ.
‘ чего началось?..
Ђх да, после всех писем она уехала. Љак? ќтого даже смутно она не
могла припомнить. Џросто уехала, все бросив. Љто ее провожал на вокзале,
как она очутилась потом на пароходе? ‚се стерлось, точно сон... Љто-то
вошел в темноватую каюту и сказал: "“же виден город". Ћна поднЯлась на
палубу, и вдруг ее ослепило солнце, и ветер кинулсЯ из-за угла ей
навстречу, и вот тут она точно проснулась.
‚ Њоскве, когда она уезжала, было пасмурное небо, туфли промокли в
ледЯных черных лужах на тротуарах, и из длинных пластов снега, никак не
таЯвших под заборами, вылезала всЯ копоть и грЯзь прошедшей зимы, а здесь
синее, хотЯ, наверное, еще холодное море уже знойно сверкало, плавилось и
слепило глаза. „алеко впереди - залив, шершавый от волн, прорезанный
зеленоватыми реками течений, с каймой белой пены у берега, и вокруг залива
зеленые холмы с пЯтнышками белых домиков, а выше каменные уступы, жесткие
скалистые обрывы среди зелени лесов и еще выше ломанаЯ линиЯ скалистой
дальней горной цепи, четкаЯ, точно на чертеже, по синему полотну неба.
‚ шуме ветра и плеске воды медленно надвигалсЯ неведомый берег, где ее
ждало что-то такое неведомое, точно она сейчас вот медленно спускалась на
землю с чужой планеты и впервые со страхом и надеждой, с замиранием сердца
вглЯдываЯсь, старалась понЯть - какаЯ она, эта новаЯ землЯ, где ей суждено
теперь быть счастливой и гордой или униженной и несчастной... ‘амо будущее
медленно надвигалось на нее вместе с берегом, и она жадно всматривалась,
притихнув от изумлениЯ, ненасытно вдыхала незнакомый воздух этой новой,
незнакомой земли.
Џочему-то ее не оставлЯла нелепаЯ мысль, что Љолзаков прЯмо будет
стоЯть где-то на пристани, она его увидит издалека, поймет, что все хорошо,
он ждет ее, и броситсЯ к нему.
‚место этого пароход неуклюже долго притиралсЯ боком к каменному молу,
потом редкаЯ толпа пассажиров сошла по сходнЯм, и ‹елю стали спрашивать,
куда ей нести вещи.
—ерно загорелый человек в сандалиЯх на босу ногу отобрал у нее чемодан
и повел по каменистой дороге в белой пыли, по тропинкам среди жестких,
странно пахучих кустов, все в гору и в гору. ЋглЯнувшись, она увидела
гавань с прижавшимсЯ к молу маленьким пароходиком где-то далеко внизу.
’огда носильщик на ходу стал ее расспрашивать, к кому именно она
приехала.
- Љ Љолзакову? ќто к инвалиду Љолзакову? Ќу, его сейчас на квартире не
застанем!.. ‘корей всего он сейчас как раз у причала сидит.
- ’ак куда же мы идем? - в отчаЯнии пыталась остановить его ‹елЯ,
загораживаЯ ему дорогу, но носильщик спокойно шагал дальше.
- Ђ вот вещи положим, тогда зараз на причал сходим. Ћн обЯзательно к
пароходу на причал выползает, он это любит: слушает, что ли, как пароход
швартуетсЯ. Ђ может, и видит чего помалу...
€ они опЯть шли в гору, поднимались по каким-то ступенЯм, оставлЯли
кому-то вещи и вместе шли обратно по слепЯщей на солнце, белой от пыли
дороге, петлЯми спускавшейсЯ к пристани.
Џотом она, уже одна, медленно шла вдоль длинного рЯда рыболовов,
удивших, свесив ноги с краЯ каменного мола.
Љолзаков сидел среди рыболовов, как все, сутулЯсь и, сильно прищурЯсь,
смотрел на воду, хотЯ удочки у него не было. Ћн был давно не стрижен. ‘иний
когда-то пиджак добела выгорел у него на спине и плечах.
‹елЯ остановилась в двух шагах от него, не знаЯ, как лучше подойти,
что сказать. Њинуту он сидел, бессмысленно глЯдЯ на воду, потом нахмурилсЯ,
поднЯл голову и вдруг, опершись руками о камень, вскочил на ноги.
- ќто кто?.. Љто?.. - Ћн отрывисто тревожно спрашивал, глЯдЯ прЯмо на
нее, и она не могла сразу ответить, так ужасны показались ей его глаза,
обыкновенные, здоровые, серые и невидЯщие.
Џравда, он почти тотчас же как-то узнал или догадалсЯ, они
поздоровались, неловко столкнувшись руками, и пошли рЯдом.
Љто-то крикнул: "ќй, рыбку позабыл!" Љолзакова догнал мальчик и не то
что подал, а сунул в самую руку свЯзку некрупной рыбы.
Ћн шел, слабо и виновато улыбаЯсь, отворачиваЯ от ‹ели лицо, помахиваЯ
свЯзкой рыбы. Ђ она боЯлась взглЯнуть и не глЯдеть боЯлась.
Ћни шли и разговаривали о чем-то, но слова были чужие, да и губы
чужие, и едва ли слышали они друг друга как следует, потому что в это времЯ
в них происходило и решалось что-то более важное, чем могли сказать любые
слова.
ѓубы у него все времЯ кривились в чуть приметной виноватой улыбке (это
самое ужасное длЯ нее было, что виноватой).
- ЋказываетсЯ, все-таки это вас Я видел, когда вы с парохода сходили.
- ‚идели?
- Ќу да, с парохода... - Ћн коротко обернулсЯ на минутку и улыбнулсЯ
застенчиво и неуверенно. - Љонечно, вот это самое платье видел. ‚едь видал,
а думаю: нет, не она. ‘ветлое платье... Ћсла такого вы встречали
когда-нибудь? ‚едь Я прЯмо так и ожидал черного платьЯ. ’ак и ждал: черное
будет. Љак тогда! ѓлавное: стою как пень, там вон, за мешками, и ведь вижу,
проходит по сходнЯм кто-то в светлом, мне бы подойти только чуть ближе.
Ќет. ‘тою как пень! —ерное Я сразу бы узнал. џ черное ничего, различаю. „а
ведь не потому, а вот вообразил, что должно быть именно то самое. Ќу вот
прЯмо то самое. Ќе осел? Ћсел!
- „а вы разве то помните? - ‚ ней все разрасталось чувство
освобождениЯ от гнетущей тЯжести, как бывает в страшном сне, когда в
подземной темноте и отчаЯнии ты не можешь бежать от зловещих
преследователей и вдруг совершаетсЯ благодатный перелом, каменные стены
начинают таЯть, ножи злодеев делаютсЯ мЯгкими, тебЯ охватывает ни с чем не
сравнимое чувство радостного освобождениЯ. - „а неужели вы это можете
помнить? ’акие глупости! ’акие глупости... - радостно повторЯла ‹елЯ. Ћни
шли рЯдом, быстро, не замечаЯ, что почти бегут... - неправду говорите,
ничего вы не можете помнить!
Ћни уже вышли на набережную и поднимались в гору. Љолзаков, мучительно
запинаЯсь, выговорил:
- Ђ вы как это... приехали?.. Људа?..
Ћна беспечно, закинув голову, смотрела на вершину дальней горы.
- ’ак. Ќикуда... Љ вам.
ЃесприютнаЯ жизнь началась у них с этого днЯ. ‚стречаЯсь с утра, они
до ночи торопливо шли, держась за руки, куда-то по тропинкам, по булыжным
улицам, круто спадавшим с гор, точно застывшие каменные водопады. ‚олны
пушечными ударами бухали в каменную стену набережной, взлетали белыми
водЯными взрывами. ‚се кипело, металось, ежеминутно менЯлось - в природе
шла какаЯ-то гигантскаЯ работа, так и чувствовалось, что готовитсЯ что-то,
вот-вот должно произойти, и они сами не находили себе места, шли и шли,
спешили и, сделав громадный круг, возвращались на прежнее место, и снова у
них перед глазами мотались, раскачиваЯсь на ветру, гибкие хлысты кипарисов,
и ветки больших деревьев в смЯтении кидались из стороны в сторону, точно
испуганные животные, прижимаЯ зеленые уши, и опЯть внизу море било пушками
в камень, и облака, цеплЯЯсь за горы, мчались спеша, путаЯсь и расползаЯсь
на бегу...
€ потом тут, на горе, был первый в их жизни общий дом. ЏерваЯ крыша,
первое окно и дверь с крючком из согнутого гвоздика. Џервый общий стол с
керосиновой лампой, общее тепло от печки и от общего одеЯла и общий хлеб...
‘коро дорожки, спускавшиесЯ к городским улицам, размокли, стали почти
непроходимыми. „аже за хлебом они спускались не всЯкий день, жили
отрезанные ото всего мира, счастливые всем: прикосновениЯми, запахом дыма,
каплЯми воды, шлепавшими на землЯной пол с крыши, совсем новым запахом
ветра после утихших дождей, счастливые открывшейсЯ им способностью все
чувствовать так, точно они - первые люди на земле - встречают первую земную
весну.
Ѓушевал штормовой ветер, сбиваЯ косые полосы дождЯ, швырЯл их об стену
дома, и дождеваЯ вода гремела в трубе всю ночь и весь день напролет, и
только к вечеру все утихло.
€ уже поздним вечером, когда в горах наступала ночь и зажигались
огоньки, журавлинаЯ стаЯ, весь день изнемогаЯ боровшаЯсЯ с ветром над
морем, увидела знакомые очертаниЯ берегов, куда ее вел, тЯжело махаЯ
большими крыльЯми, вожак, и громко закричала в вышине от радости.
‹елЯ торопливым шепотом рассказывала Љолзакову все, что, ей казалось,
она видела: "’ы понимаешь, какаЯ радость. Џодумай, как долго, как страшно
им было лететь под дождем против ветра, не видЯ берега, над темными
волнами. € как они, бедные, закричали!.."
...‚ремЯ длЯ них совершенно перестало двигатьсЯ: рассвет медленно
раскалЯл полоску неба над морем, она разгоралась все пламеннее, и наступал
и проходил день, длинный, солнечный, дожди кончились, кажетсЯ, навсегда - и
солнце уходило, коснувшись скалы, похожей на постамент памЯтника; затихали
птицы, сходившие с ума целый день; поднималсЯ теплый ветерок, сильнее пахли
сады и целые полЯны цветущих кустов, и в темноте все только дожидалось
рассвета, чтобы проснутьсЯ, громко закричать, запеть, распустить лепестки,
распахнуть окна, закурить сизые дымки над бедным человеческим жильем среди
роскошных магнолий и каштанов. € казалось, что это вовсе не новый день
пришел, а опЯть вернулсЯ радостный вчерашний.
Џотом однажды, окольными путЯми, пришло письмо от Љастровского. Ћна
уехала из Њосквы, не получив даже зарплаты, теперь он спрашивал, куда ей
выслать деньги. „еньги были очень нужны, и она послала подтверждение
адреса. ’огда на нее обрушилсЯ поток отчаЯнных Язвительных укоров, зловещих
предсказаний с множеством восклицательных знаков. Ћна губит себЯ! „важды не
повторитсЯ такой случай в жизни! Љак она может себЯ запереть где-то в
провинции, когда ее принЯли! ЏринЯли в Ћперный театр, об этом было даже
напечатано в театральном журнале, а ее теперь ищут! ‘ам руководитель, едва
вернувшись из-за границы, сразу спросил о ней, и разразились гром и бурЯ!
ќто письмо, от которого прежде она на крыльЯх бы взлетела, она прочла
с досадой. Ћна сама удивилась. ЏерваЯ мысль была: чтоб не узнал Љолзаков.
‡ачем ему знать, что она чем-то "жертвует". Ќичем она не жертвует. Ћна
хочет быть счастлива и останетсЯ счастливой, чего бы это ни стоило.
‚ конце концов ее голос стал представлЯтьсЯ ей врагом, подавленным и
все-таки опасным, который таитсЯ в ней самой и может вырватьсЯ и разрушить
ее счастье.
„аже когда соседи, которые иногда приглашали их на праздники в гости,
пели за столом хором, она сидела и только улыбалась. ‘уеверный страх
заставлЯл ее молчать.
ЌазваниЯ газет Љолзаков давно уже мог различать, и вдруг однажды он
без запинки прочел вслух и заголовок статьи, крепко провел ладонью по лбу,
медленно начал читать дальше, сбилсЯ, заморгал, снова, вглЯдевшись, верно
прочел несколько мелких строчек и, отбросив газету, обернулсЯ к ‹еле. Ћна
бросилась его обнимать, еле дыша от пережитого волнениЯ и чуть не плача от
радости, благодарно целовала его глаза.
’аким чудом было то, что зрение к нему возвращалось, что в ту минуту
они, кажетсЯ, совсем не понимали смысла прочитанных строк.
Џотом однажды утром ‹елЯ шла, спускаЯсь с горы, в город за хлебом.
‘лепило утреннее солнце, гравий хрустел под ногами, сильно пахло
какими-то душистыми листьЯми, и желобки по краЯм дороги были полны
осыпавшихсЯ цветочных лепестков. € по этой дороге мимо двориков, где на
клумбах, обложенных белыми камушками, целыми снопами стоЯли высокие ирисы,
шла навстречу ‹еле старушка с двумЯ тугими кислородными подушками. Ќизко
согнувшись, глЯдЯ себе под ноги, она очень медленно поднималась в гору. €
то, что она нисколько не спешила, потому что и не могла спешить на своих
старых ногах, обутых в домашние мЯгкие туфли, и то, что подушек было две, и
то, что кругом все так цвело и прЯно пахло, щебетало и жужжало на лету и
далеко внизу сквозь густую зелень просвечивало белесо-синее от зноЯ море, -
все это вдруг показалось ‹еле ужасным: стараЯ женщина знала, что одной
подушки будет мало, и сразу несла из города вторую, повинуЯсь долгу
верности, или любви, или состраданиЯ. “порно и слабо шагала, не пытаЯсь
спешить, знаЯ, что все равно будет что будет, только надо сделать до конца
все, что она в силах сделать...
‹елЯ услышала, как, тревожно и любопытно глЯдЯ старушке вслед,
какие-то женщины, выглЯдывавшие из калитки, говорили: "‘енофонтова!.."
Ћна об этом тут же позабыла, и только спустЯ некоторое времЯ, когда
сосед-грузчик зашел к Љолзакову и сказал: "’ут в переулке у старухи одной
сын помер. ‘ горки на руках нужно донести до шоссе, поможем, что ли?" -
Љолзаков стал собиратьсЯ и спросил, кто помер, и тут ‹елЯ опЯть услышала:
Љсенофонтов...
Ћни пошли все втроем. “ домика Љсенофонтовых с крыльца свешивались
пышные гроздьЯ глициний. ‘оседские восковые старушки теснились, заглЯдываЯ
в двери с неудержимым детским любопытством, с каким малыши заглЯдывают в
двери школы, куда им скоро предстоит пойти.
Џеред ними отворили дверь, и они вошли, стараЯсь ступать потише, в
душную комнату с закрытыми ставнЯми. ‚ головах человека, лежащего на столе,
горели желтые огоньки свечей, и узкие полоски солнечного света били сквозь
щели в темноту. ЋдурЯюще пахли вЯнущие цветы, исступленно жужжали мухи,
гудели осы, и старушка, та самаЯ, сидела и негнущейсЯ ладонью тихонько
отмахивала в сторонку мух от лба лежащего.
‘о страхом ‹елЯ прошла у нее за спиной и увидела старое лицо ее сына
со сжатыми на лбу грубыми морщинами, так что казалось, он хмуритсЯ.
‘тарушка принималась озабоченно бормотать про себЯ, отмахиваЯ со лба
мух, тихонько касаЯсь его нахмуренного лба. ‚идно, ей казалось, что она
делает очень важное дело, требующее неусыпного вниманиЯ. Ћна поправила
рассыпанные охапки цветов в ногах, зашла с другой стороны, отвернув край
толстого покрывала, которым почему-то были прикрыты, против правил, руки.
Ќагнулась и перецеловала по очереди все пальцы. ќто мгновение осталось у
‹ели как выжженное на живом теле: пахучаЯ одурь вЯнущих цветов, жужжание
мух, желтизна огоньков и эти руки, которые с нежностью целовала мать:
большие рабочие, очень загрубелые руки, мирно, навсегда сложенные на груди.
Ќа другой день было воскресенье, и оно тЯнулось очень долго из-за
того, что они оба много молчали и ждали все понедельника.
‚ понедельник Љолзаков сказал:
- —то ж, пора пойти поговорить.
- € Я с тобой, - сказала ‹елЯ, и они, разговариваЯ, как всегда, - ей
даже легче стало, что кончилось ожидание, - спустились в город, и она,
прохаживаЯсь под каштанами на Џриморской улице, ждала, пока он ходил к
комиссару в военкомат.
€ после этого жизнь опЯть потекла как будто по-прежнему. ѓде-то шли
своими путЯми посланные бумаги, потом Љолзакова вызвали на врачебную
комиссию, проверЯли зрение.
‚ разговорах они теперь допускали, что им придетсЯ уехать, может быть
очень ненадолго даже расстатьсЯ, но потом, "когда все опЯть станет хорошо",
они опЯть вернутсЯ сюда и будут именно тут, у морЯ, жить всю жизнь вместе.
‚ечерами они по-прежнему вслух читали "€сторию архитектуры",
необходимую книгу, если бы Љолзаков окончательно решил идти учитьсЯ в
архитектурный. ЋстанавливаЯ чтение, они подолгу рассматривали иллюстрации.
…гипетские или греческие храмы, стадионы, колонны, портики и своды. € море
за окном так же синело в Ясные дни и било волнами в берег, и горы стоЯли на
своих местах, но все уже как бы сдвинулось, перестало быть падежным,
неизменным. ‚се кончилось в их жизни так неотвратимо, как будто их несло
быстрым течением по реке к далекому водопаду и им не оставалось ничего,
кроме как ждать, когда они увидЯт впереди белую пену над водоворотами.
Ѓесшумно, как дома на немом экране в кино, рушилась, здание за
зданием, их жизнь, задуманнаЯ, загаданнаЯ навсегда.
Ќе было смысла договаривать до конца то, что все равно сама жизнь
завтра договорит и сделает. “же все вокруг переставало им принадлежать: и
море, и самый их дом, и, кажетсЯ, даже завтрашний день. ‡автрашний день еще
принадлежал. Ђ ближайший понедельник?.. Ћни уже начали считать дни...
"’елеграфно срочно подтвердите выезд тчк начало сезона театре пЯтого
сентЯбрЯ..."
Ќичего еще не сдвинулось с места, все стоЯло на своих местах: дом,
терраска; керосиноваЯ лампа, попыхиваЯ от ветра, освещала стол у окна и
прижатую чугунной подставкой лампы узкую полоску телеграммы. “же темнело, и
птицы молчали, кроме одной, котораЯ пищала в гуще зелени тоскливо, как
потерЯвшийсЯ цыпленок, и в свете, падавшем из окна, мохнатые медвежьи лапы
раскидистого кипариса вдруг начинали раскачиватьсЯ, точно тЯнулись куда-то
и не могли достать. Ќа душе у ‹ели была тЯжесть, точно в телеграмме было
сообщение о чьей-то смерти. Ћна думала о странной власти этой бумажки. Ћна
пришла и лежит теперь под лампой, и вот горы и море и всЯ твоЯ теперешнЯЯ
жизнь уже исчезают, уходЯт из твоей жизни.
’ак рухнул их последний план: уехать вместе, в один город. ‘ отчаЯнным
мужеством они решили даже не прощатьсЯ. ќто длЯ жалких, слабовольных
хныкальщиков и нытиков - старомодные прощаниЯ, торопливые поцелуи у
подножки отходЯщего вагона. Ћни и так знали, что будут всегда вместе,
они-то держат судьбу в своих руках, уверены в себе, и все у них Ясно и
решено.
Ћни не будут тЯнуть жалкие минутки расставаниЯ. ‘ гордо поднЯтой
головой они пойдут навстречу испытанию. Џравда, Љолзаков поддалсЯ не сразу,
он не прочь был бы попрощатьсЯ, как все. Ќо и он не устоЯл перед ‹елиным
напором. Ћни поцеловались крепко, коротко, улыбнулись, и она ушла, не
оборачиваЯсь, только у первого поворота дороги остановилась и весело
помахала рукой и почти побежала вниз к набережной, стискиваЯ зубы, стараЯсь
не глЯдеть по сторонам, с отчаЯнием чувствуЯ, как ужасно любит всю эту
пыльную дорогу, готова обнЯть каменные столбы старых ворот с арабскими
письменами, кривые деревьЯ, нависавшие над дорогой, и самый воздух, и
ручеек, который чуть шевелилсЯ на дне оврага, шурша камешками.
Ќа море ходили большие волны, ветер носилсЯ по пристани, все, держась
за шапки, кричали задыхающимисЯ голосами, отворачиваЯсь от ветра. € ‹елЯ
стоЯла, прЯча лицо в воротник пальто, чтоб легче было дышать, а бодрости и
гордости у нее осталось только чтоб не завыть в голос при посторонних людЯх
от тоски и страха перед будущим. € вдруг она понЯла, что кругом говорЯт:
пароход прошел мимо, не заходЯ в порт из-за шторма, а следующий будет
только завтра, если улЯжетсЯ ветер. € она, задыхаЯсь от счастьЯ, точно ее
прЯмо с места казни отпустили домой, снЯли с шеи жесткую веревку и сказали:
"‹адно уж, не будем тебЯ казнить, беги куда хочешь!" - мчалась в гору,
домой, к своей жизни, которую ей вдруг возвратили, отдали обратно в самую
последнюю минуту...
€ снова у них было утро, и был долгий день, и длинный вечер, и всЯ
ночь, когда они без сна лежали, держась за руки, как брат и сестра, боЯсь
слово проронить, широко открытыми глазами вглЯдываЯсь, стараЯсь в темноте
увидеть свое будущее, спаЯнные теперь чем-то большим, чем любовь мужчины и
женщины, соединенные каким-то братством любви, когда уже все равно, мужчина
ты или женщина, - просто два человека, которые знают друг о друге больше,
чем все другие, очень жалеют и способны страдать один за другого гораздо
больше, чем за самого себЯ. …ще неожиданней было чувство глубокого братства
со многими другими людьми, которых научаешьсЯ чувствовать и любить, полюбив
одного, - когда вдруг понимаешь, что люди вокруг тебЯ это не "соседи", не
"товарищи по работе", а наши товарищи по жизни, которые тоже когда-нибудь
лежали вот так же в темноте, держась за руки, и тосковали, и жалели, и
надеЯлись, и приходили в отчаЯние, и любили, и так же старались увидеть
свое будущее, угадать, что их ждет.
Џароход пришел наутро, и они простились, поцеловавшись у трапа, как
все. € были почему-то удивительно спокойны, и ‹елЯ долго видела его с
уходЯщего парохода, и город, так недавно надвигавшийсЯ на нее со своей
незнакомой, непонЯтной жизнью, теперь самый родной город, уходил назад, за
высокий мыс. €, уже потерЯв друг друга из виду, они все еще улыбались: ведь
так ненадолго они расставались, на недели, пусть даже на месЯцы... Љто мог
тогда знать, что на долгие, долгие годы. € вот теперь все возвращаетсЯ,
надо только пристально смотреть вперед, все огромное море уже остаетсЯ
позади, и скоро возникнет вдали белаЯ кромка прибоЯ в заливе у подножиЯ
зеленеющих гор...
“тро еще не наступило, а в белой палате госпиталЯ светло, как Ясным
днем. ‘ердце, кажетсЯ, совсем перестало битьсЯ. ’олько тем и живо, что ноет
легкой тревожной болью. ‘ейчас это совсем почему-то не беспокоит, на душе
спокойно, и голова Ясна... ‡начит, теперь опЯть придетсЯ долго лежать,
терпеливо ждать и не двигатьсЯ, и тогда... неизвестно, что будет тогда.
—то-то хорошее, только думать сейчас об этом нет сил.
"Ђ может быть, Я умираю?" - вдруг спокойно возникает страннаЯ мысль.
Ћна прислушиваетсЯ. ђазве так умирают?.. Ќет, наверное, нет.
Џисьмо тихонько шуршит в ответ на легкое пожатие ее пальцев.
- ‚едь это называют счастливой любовью... когда всю жизнь... ‚сегда
вместе... Џочти всю жизнь вместе. ‚ разных городах? €ногда это было так
тЯжко, но не это главное... Ђ может, все-таки это уже смерть?.. Ќет. Ђ
почему тогда Я о ней думаю? ‚сю жизнь Я очень ее боЯлась, а теперь не
страшно... „а ведь Я же и не думаю умирать, чего же боЯтьсЯ! ‹юди умирают в
одиночестве среди шумных городов, в домах, переполненных людьми, в тоске и
угрюмом отъединении от всех, точно больные животные, брошенные своей стаей
в пустыне. € люди в каменных одиночках умирают, чувствуЯ на руках
прощальные пожатиЯ теплых ладоней, слыша печальные, полные любви голоса...
Ќо это герои, а Я-то ведь слабаЯ и так боюсь... € все-таки почему-то мне не
страшно... хотЯ кажетсЯ, что-то кончаетсЯ во мне.
"Џрошла жизнь"? Ќеужели это про менЯ сказано? ‘траннаЯ жизнь у нас,
актеров... ‘обираетсЯ много людей в зрительный зал. ‡вучит музыка. Њы поем,
играем. € уходим. € что же остаетсЯ? Љ чему все это?.. Ђх, если б можно
было проследить, как люди расходЯтсЯ из театров, во все стороны растекаютсЯ
их пути, как невидимые ручейки. ‚о все стороны текут неисчислимые струйки,
прокладываЯ свою дорогу. € может быть, через десЯток лет где-то очень-очень
далеко - в каком-то городе или стране, которой мы и не видали, - окажетсЯ,
что маленькаЯ „жульетта научила кого-то любить, и, может быть, мы, сами
слабые, часто ошибающиесЯ, все-таки научили других быть сильными, научили,
как умирать за ђодину, научили верности и как отвечать врагу на допросе,
как ненавидеть подлость и насилие, ложь, научили, где нужно прощать и где
ненавидеть.
Ћна часто и прежде представлЯла себе эти растекающиесЯ ручейки. Ќо
сейчас мысль о них казалась особенно отрадной...
€ вдруг предчувствие надвигающегосЯ страха охватило ее. Ћна
напрЯглась, стиснула руки так, что смЯлось письмо. "ѓде вы? - в смЯтении
спросила она молча, не знаЯ, как назвать то, что спрашивает. - ѓде?" €
вдруг понЯла, что ей пора на выход, перед ней необозримый зрительный зал, и
она Ясно слышала отрывистые колокольчики ожившего в палате репродуктора -
позывные радио, начинавшего утреннюю передачу, - продолжала идти навстречу
необозримому, переполненному, в ожидании затихающему зрительному залу, и
разноцветный, как радуга, свет рампы горЯчо плеснулсЯ к ее ногам...
Џозывные, точно переполнЯвшиесЯ музыкой капельки росы, срываЯсь с
ветки, все падали и падали на звонкую землю, повторЯЯсь. ’ретьего
повторениЯ она уже не услышала. Ћна долго лежала, не вскрикнув, с прежним
выражением нетерпеливого ожиданиЯ.
„евушка с соседней конки, прослушав сводку, хотела расправить смЯтое в
ее руке письмо - заботливо прикоснулась к ее руке, замерла, пристально
вглЯдываЯсь, и, прихрамываЯ, подбежала к двери и позвала: "ЌЯнЯ! €ди-ка
сюда!.."
—ерез несколько минут Џетр Џервый, поддерживаЯ под руку едва
передвигавшего ноги Љастровского, вошла в палату. ‚ дверЯх он ее оттолкнул,
выпрЯмилсЯ, оглЯдел два рЯда коек, с одинаковыми серыми одеЯлами, с
лежавшими под ними бледными, светловолосыми и темными, одинаково коротко
стриженными девушками, порывистыми шагами подошел и упал, громко
стукнувшись коленЯми, в ногах ее койки.
- Ќу, ну, голубчик, этого не надо, - морщась, неодобрительно сказала
Џетр Џервый. - ќто лишнее.
Љастровский двумЯ руками приподнЯл ее голову, опустил обратно и,
всплеснув руками, по-детски всхлипнул, но только на одну минуту, и вдруг
торопливо стал шарить по карманам.
Ќаконец он нашел гребень - большой, немужской гребень - и с
бесконечной нежностью, едва касаЯсь, стал расчесывать лежащей волосы,
останавливаЯсь каждый раз, когда гребешок зацеплЯлсЯ в спутанных прЯдЯх ее
мЯгких светлых волос.
Џри этом он безутешно, как старуха, мелко качал головой и, потихоньку
всхлипываЯ, приговаривал, наклонЯЯсь к самому ее лицу:
- Ќу вот, зацепил. Ђх, никогда Я хорошо не умею... ‘окровище мое...
теперь уж Я тебЯ не покормлю, не укрою... Ќо жизнь твоЯ была прекрасна.
Ќекоторые девушки начали потихоньку всхлипывать, слушаЯ, и Џетр Џервый
сурово взЯла Љастровского за плечо:
- Џойдемте отсюда, хватит вам...
„евушки в один голос с разных сторон закричали: "Ќе трогайте его! Ќе
нужно, оставьте! Џускай, он хорошо говорит".
Џетр Џервый махнула на них рукой и вышла из палаты, а Љастровский,
продолжаЯ неумело, но очень нежно водить гребнем по ее волосам, все
приговаривал:
- „а, да, поверь мне, жизнь твоЯ была длинна, и часто горька, и так
неблагополучна... но люди видели небо в алмазах, когда ты пела длЯ них...
сокровище мое, одна-единственнаЯ!..
Ћн так ослаб, что не сопротивлЯлсЯ, когда девушки поднЯли его под
руки, усадили на койку и стали утешать. Ћн покорно позволЯл им вытирать
свое заплаканное лицо и, бессильно ронЯЯ голову им на руки, с тоской
повторЯл:
- Ђх, если бы Я хоть умел вам все объЯснить. …сли бы вы все, все
понЯли!..

1963
Last-modified: Fri, 02 May 2003 05:12:16 GMT
Ћцените этот текст: