”едор ”едорович Љнорре. Ћзерки

Ћцените этот текст:
”едор ”едорович Љнорре. Ћзерки

-----------------------------------------------------------------------
Љнорре ”.”. €збранные произведениЯ. ‚ 2-х т. ’.1.
Њ.: •удож. лит., 1984.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 1 маЯ 2003 года
-----------------------------------------------------------------------

Џо вечерам под ресторанами
ѓорЯчий воздух дик и глух,
€ правит окриками пьЯными
‚есенний и тлетворный дух.

‚дали, над пылью переулочной,
Ќад скукой загородных дач,
—уть золотитсЯ крендель булочной,
€ раздаетсЯ детский плач.

€ каждый вечер, за шлагбаумами,
‡аламываЯ котелки,
‘реди капав гулЯют с дамами
€спытанные острЯки.

Ќад озером скрипЯт уключины,
€ раздаетсЯ женский визг,
Ђ в небе, ко всему приученный,
Ѓессмысленно кривитсЯ диск...

Ђ.Ѓлок. 1906. Ћзерки.

‚ самый день своего возвращениЯ в Џетербург ‚ерочка, провинциальнаЯ
втораЯ инженю, вечером уже сидела в дешевых местах партера императорского
Ђлександринского театра и смотрела со смешанным чувством зависти и насмешки
на артистов, на пышную сцену и роскошные декорации, так непохожие на бедный
Ќовочеркасский театр, где она только что окончила первый сезон в своей
жизни и не получила приглашениЯ остатьсЯ на следующий.
Ќа сцене в свете луны возвышалась увитаЯ диким виноградом башнЯ, за
которой громоздились горы со снеговыми вершинами и каменистыми уступами,
скалами, ущельЯми и падающими с крутизны горными потоками.
- —то вам нужно, граф? - трагически отпрЯнув, воскликнула актриса и
дрожащей рукой оперлась о дикий камень, чтоб устоЯть на ногах.
- „вух-трех минут с вами наедине! - тЯжело дыша, сказал граф и сделал
такое движение, будто ему воротничок стал тесен на четыре номера.
- ‡автра!
- Ќет, сейчас!
- ‡автра, говорю Я вам! Џустите менЯ!
- ‹юдмила! ЏерейдЯ за этот порог, вы услышите выстрел. „айте мне
только высказать вам все, что целых два года жжет и душит менЯ, и Я найду
средство навсегда уйти с вашей дороги, не смущаЯ вашего покоЯ видом смерти.
‹юдмила! “едем со мной. Џрости мне все.
Ћн опЯть занЯлсЯ борьбой со своим воротничком.
Ђктеры говорили звучными, вибрирующими голосами где-то в глубине души
вполне спокойных, даже равнодушных людей, ни на минуту не забывающих о
публике. ‡рительный зал потихоньку шелестел, сдержанно покашливал. Ѓыло
довольно много незанЯтых кресел, и от них веЯло холодком. ‚незапное легкое
оживление пробежало по рЯдам; все поднЯли глаза: из окошка башни высунулсЯ
упитанный господин в пушистых бакенбардах, сделал круглые глаза и показал
мимикой, что он злорадно и мстительно, с весьма дурными намерениЯми
подслушивает объЯснение графа с ‹юдмилой.
- …ще одно "ты" - и Я уйду. ‘лышите?.. ‡десь вы не на балу, не в
будуаре ваших великосветских любовниц. џ честнаЯ жена честного солдата!
- ќто беспощадно!
- Ђ подумали ли вы, каким похоронным звоном был длЯ менЯ благовест
моей свадьбы, что Я пережила, отдаваЯ себЯ не тому, кто был царем, богом
моим!..
- џ обезумел! џ думал рассеЯть свою тоску в опасностЯх, в разгульных
пирах, в бешеной игре своей головой!..
ѓраф стукнулсЯ коленом об пол, так называемо падаЯ к ее ногам, и
зарыдал густым лающим басом:
- џ молюсь на тебЯ! џ наказан!
- ’ы губишь менЯ... ’ы губишь менЯ... Џрощайте, ни слова больше... џ
выберу сама между грехом и мученьем!
’актично попридержав рыданиЯ, чтоб не заглушать голос партнерши, граф,
не трогаЯсь с места, протЯнул руки вслед ‹юдмиле, котораЯ удалЯлась
скорбными, порывистыми, падающими шагами, точно каждый раз спотыкаЯсь о
порог.
Ћставшись один, граф успел еще отрывисто прорыдать пЯть или шесть раз,
прежде чем закрылсЯ занавес и в зале зажегсЯ свет.
ЏросиЯвший граф, обманутаЯ им ‹юдмила, злостно подслушивавший с
предательской целью господин с бакенбардами, дружно взЯвшись за руки, как в
хороводе, вышли перед занавесом, заискивающе улыбаЯсь, бегаЯ глазами по
ложам и благодарно раскланиваЯсь на равнодушные, неторопливые
аплодисменты...
‚ антракте у входа в императорскую ложу как всегда стоЯли два
солдата-гвардейца, не дыша, не шевелЯсь, глЯдЯ в пустоту, мимо шумной
толпы, заполнившей со сдержанным гулом фойе.
„амы, покачиваЯ у самого пола подолами длинных вечерних платьев,
медленно плыли по кругу, играЯ лорнетами. Џахло хорошими духами, в буфете
весело хлопали пробки и звенели стаканы.
‚ерочка давно не была в Џетербурге, и теперь эта такаЯ знакомаЯ
когда-то ей картина опЯть вызывала в ней прежнее приподнЯтое, слегка
торжественное настроение спокойного праздника.
Ћна заметила молодую полную даму, котораЯ, отделившись от круга
прогуливающихсЯ, шла, пересекаЯ залу, против движениЯ прЯмо ей навстречу.
Ќе доходЯ двух шагов, дама развела руки и прижала их к груди, как бы
обнимаЯ ее, хотЯ и не притрагиваЯсь. ђадостно и удивленно поднимаЯ брови,
она подхватила ‚ерочку под руку, смеЯсь и заглЯдываЯ ей в лицо, пошла
рЯдом.
- Џропала! Ќигде! Ќигде тебЯ не видать! ѓде ты скрывалась?
- „а Я только сегоднЯ утром приехала. - ЏрислушиваЯсь к восклицаниЯм
давно, но мало и не очень приЯтно знакомой дамы, она с интересом отметила,
до чего они похожи на восторженные интонации ‹юдмилы. Љто же кого учит этой
фальши? Џублика актеров? Ќаоборот? €ли друг друга? Ђ дама продолжала тем же
тоном, который она считала светским:
- ’ы помнишь? Ќаши девические мечтаниЯ! Љак мы во все верили!
ђешительно во все! Љак это было забавно и трогательно! Ќу, рассказывай
скорей, скорей. ’ы опЯть замужем? Ќет! Ђ как же ты теперь живешь?.. ’ак? -
помахав кистью руки, она изобразила что-то вроде вспархивающей птички или
еще чего-то такого эфемерного. - Ђ Я, дорогаЯ, видишь, даже располнела.
’еперь это все мне кажетсЯ так далеко: мечты о театральной славе. ‚се эти
‹ауры, ‘частливцевы-Ќесчастливцевы, ђадамесы-Ђрзамесы... џ стала на мертвый
Якорь. „а, можешь поздравить, спасибо. ‚он он, посмотри. „а ты не туда
смотришь, смешно, разве он военный? Ќу вот, у буфета, сейчас поднимает
руку. Ќу, с бутербродом. ‚идишь?
“ буфетной стойки, где собралась солиднаЯ компаниЯ жующих бородачей,
‚ера разглЯдела того, который как раз в эту минуту, осторожно придерживаЯ
пальцем кильку, грозившую соскользнуть с половинки крутого Яйца, подносил к
бороде бутерброд.
- Ќу? Љак он, по-твоему? Ќа „он Љарлоса он не похож, нет. Ќу, и что?
- Ќичего, - сказала ‚ера. - —то бы ты стала делать с „он Љарлосом?
- ‚от именно, посмотри, какой он симпатичный, уверенный, да?
‘очные красные губы трубочкой высунулись между бородой и усами и,
чмокнув, втЯнули кильку в чащу бороды.
- Ћчень симпатичный, - вызывающе повторила дама. - —то ты спрашиваешь?
„ети? ѓосподи, конечно. —етверо. Ќо ты про себЯ ничего не говоришь,
рассказывай, скоро конец антракта! ’ы окончила театральное училище?.. Ќет?
„аже не поступала? Ќо тебе же советовали, у тебЯ всегда это было: голосок,
фигурка!.. „а, помню, ты боЯлась всЯких расписаний, обЯзательных лекций.
„а, да... ‚от он уже менЯ разыскивает. Њы обЯзательно еще встретимсЯ,
‚ерочка, не правда ли? ЋбЯзательно-обЯзательно!
Џробравшись сквозь толпу, неторопливо двинувшуюсЯ после звонка к
дверЯм зала, бородач взЯл полную даму под руку.
- ’ы с кем это там щебетала?
ЃлестЯ глазами, поеживаЯсь полными плечами, она наклонилась к нему и
оживленно заговорила, понизив голос:
- Џросто забавнаЯ встреча. Џредставь, мы с ней когда-то брали уроки
театрального искусства у одного актера. Ќу, давно-давно, еще до тебЯ,
знаешь! ‘мешно вспомнить!
- Ђх, вот оно!.. —то же она? Ђртистка?
- ЉакаЯ там артистка! €нженюшка провинциальнаЯ. ’ы слушай, это
интереснаЯ историЯ. Џросто роман! Ћна была замужем за одним графом. ‡наешь,
свободный художник, он все что-то рисовал в своем ателье, кажетсЯ, даже в
красках, всЯкие пейзажи и без конца ее портреты. Ќу, Я тебе говорю, все как
в романе! –веты прЯмо из Ќиццы, картины, шампанское, и среди всего этого в
бархатной блузе красавец граф... ЉажетсЯ, он ее даже бил, или что там еще
было!..
- Ќу, и что граф? ЏрофершпилилсЯ?
„ама отмахнулась:
- Ќе знаю... Љонечно! Ќе помню... Ќу, наверное!.. „олги и все, как
бывает, но главное, он ей изменил как-то ужасно, и был скандал, развод, она
сошла с ума. —уть не отравилась.
- Љак это с ума? „ействительно или так, дамские нервы?
- Ќервы? …е в больницу отправили... длЯ этих... ЃеднаЯ, беднаЯ
‚ерочка. € сейчас без мужа. Њне много расспрашивать было неловко.
- Ђ по виду она не похожа, чтоб что-нибудь... ’ак вроде ничего.
- ‘колько лет уж прошло! Џора! € вот финал: в ее тридцать лет она
сейчас начинает карьеру на сцене. ѓде, в даже забыла; где-то в Ќово...
Ќово... николаевске?.. Ќово... черкасске? …сть такой город? Ќу вот, значит,
там. Ђ теперь ее куда-то в дачный театр пригласили. ‘ломаннаЯ жизнь!
Ћни пробрались между рЯдами и сели на свои места. ‚ зале начал гаснуть
свет и осветилсЯ нижний край занавеса.
- Ђ не гонЯйсЯ за графами, - добродушно прищелкнул Языком муж. - Ќаш
брат пейзажей не малюет да и векселей своих по свету не пускает.
„ама благодарно пожала ему руку и искренне добавила:
- Ђ мне иногда, когда Я вот так смотрю на сцену, их так жалко
делаетсЯ. џ думаю: все ведь судьба! Ђ вдруг, не дай бог, и Я могла стать
такаЯ же, как они.
- Љонечно, судьба, - значительно подтвердил муж. - Ђ как фамилиЯ, ты
сказала? ѓрафа-то этого?
- ѓраф? Њуравьев!
- Ќе слышал... ’ы ее не приглашала, надеюсь?
- Ќу что ты? ќто еще к чему?..
Џосле конца спектаклЯ, как всегда, толпа нахлынула в гардероб, нервно
суЯ вперед номерки и выхватываЯ из-за барьера друг у друга через головы
верхнее платье, которое бегом подносили служители. "’очно тут расхватывают
спасательные поЯса на гибнущем пароходе, а не мантильки и боа!" - подумала
‚ера, так же как и все, в толкотне надеваЯ в рукава свое легкое пальтишко и
поправлЯЯ шлЯпку перед зеркалом, у которого теснили друг друга дамы.
“ театрального подъезда вспыхнули фонари, ожил и задвигалсЯ весь
длинный рЯд ожидающих экипажей от сверкающих лаком парных карет,
запрЯженных породистыми, масть в масть, тонконогими красавцами, до шершавых
пузатых лошаденок в самом конце извозчичьего рЯда.
Љонечно, вот именно тут, в самом дальнем конце, ‚ера и выбрала себе
извозчика, какого-то из самых замызганных. Ќеуклюжего неудачника какого-то.
‘уетливо встрЯхиваЯ вожжами, он все старалсЯ, подражаЯ другим, напоказ
взвеселить свою лошаденку и сам, бодрЯсь, зазывно покрикивал, откидываЯсь
назад, бойко отстегивал фартук, готовЯсь принЯть седока, хотЯ никто и не
глЯдел в его сторону. € потом вдруг, точно в себЯ пришел, растерЯнно
оглЯдываЯ уже пустеющую площадь и примирившись с судьбой, замолчал на
полуслово. Љонечно, именно ей одной и нужно было все это заметить! €ли
вообразить? ‚се равно сердце у нее сжалось от сочувствиЯ, нет, просто от
страха, что сейчас вот этот несчастный разинЯ сию минуту станет еще
несчастней, поплететсЯ домой, не заработав ни копейки, даром проторчав
столько времени в ожидании. ЉажетсЯ, она просто-напросто почувствовала себЯ
вот таким извозчиком, а то даже его деревенской, бестолково покорной
лошаденкой, с ее до ужаса кроткими, безнадежно-грустными и все же
прекрасными глазами, затиснутой в самый дальний конец жизни, в которой она
ничего не может ни понЯть, ни изменить, среди сытых, начищенных, сильных
барских коней...
Љонечно, они потащились по Ќевскому медленнее всех, еле обгонЯЯ
неторопливых пешеходов, отставаЯ от общего движениЯ потока экипажей.
’ак вот он наступил, час ее возвращениЯ в Џетербург! ‚ столицу с ее
прЯмыми, широкими проспектами, заполненными нарЯдными выездами и праздными
толпами на тротуарах, с императорскими театрами, дворцами, концертами и
балами, модными пассажами и этими вот роскошными ювелирными и цветочными
магазинами, с высокими зеркальными витринами, не гаснущими по ночам.
Ћ господи, какое поистине триумфальное возвращение в столицу!
‚озвышаЯсь на узком сиденье, она торжественно следует по главной улице под
звон и дребезжание пролетки, котораЯ, кажетсЯ, вот-вот рассыплетсЯ под ней,
и она, шлепнувшись на мостовую, останетсЯ сидеть одна посреди улицы.
Џравильное было бы сказать - она не возвращаетсЯ, а просто проезжает
мимо! ‚от уже Ќевский осталсЯ позади. ‘вернули на ‹итейный и потащились к
далекому мосту через Ќеву, за которой ”инлЯндский вокзал, поезд и какие-то
Ћзерки!..
€звозчик, когда она ему сказала, что боитсЯ опоздать к поезду,
заволновалсЯ больше нее самой. …му просто минуты покоЯ не стало с того
момента, когда она попросила его не опоздать: он все времЯ привставал,
озабоченно заглЯдываЯ далеко вперед, - удостоверитьсЯ, что весь путь
свободен на тот случай, что он рванетсЯ, всех обгонЯЯ, бешеной рысью; то и
дело вскрикивал, точно его заносило на повороте с крутой горы, взмахивал
заплатанными локтЯми, как крыльЯми, ерзал, не находЯ себе места на козлах,
и хваталсЯ за кнут, на котором болталсЯ обрывок бечевки.
Ќевский осталсЯ далеко позади. ЏотЯнулись булыжные, плохо освещенные
улицы ‚ыборгской стороны с запертыми магазинами, глухими заборами.
Ћсвещенный этаж ресторана "‘евернаЯ Џальмира" - и опЯть полутьма. “же и
вокзал близко.
ќто город, в котором ей нет места. Џозади напрасно потерЯнные годы.
Ќесчастное замужество. ѓрЯзь, измены, развод, грань самоубийства,
психиатрическаЯ лечебница. Џошлый бульварный роман, да еще с графом... Ђ
что заплачено за эту пошлость ее горЯчей живой кровью, - кому до этого
дело!.. „олгие годы отвращениЯ к жизни, апатиЯ, а времЯ все уходило: год!..
год!.. - точно медленные удары колокола - год!.. год!.. - уходЯт и тают в
воздухе без следа... € вот она возвращаетсЯ в столицу, возвращаетсЯ к жизни
- в свои тридцать лет начинающаЯ втораЯ инженю - после Ќовочеркасска в
дачном театре в Ћзерках!
Ќачинает то, что другие начинали в семнадцать, в восемнадцать лет!
…сли бы ее не пригласили в Ћзерки, у нее сейчас вовсе не было бы места в
жизни. Ћзерки - единственное место на земле, где ее ждут, куда ее согласны
принЯть.
Љ удивлению, на вокзал они поспели все-таки вовремЯ. ‚ последнюю
минуту, принимаЯ от нее деньги, извозчик что-то сипло пробормотал ей вслед,
и это было так странно, что она повернулась и спросила, чего он хочет.
ЋказываетсЯ, он считал, что ему нужно бы за езду "прибавить
двухгривенничек". ќто было до смешного нелепо, и просил он с такой твердой
уверенностью, что ему не только откажут, а еще и обругают как следует, что
она чуть не заплакала. ’оропливо нащупала в сумочке аленькое портмоне,
нашла двугривенный, сунула его в жесткую, согнутую ковшиком ладонь и, не
оглЯдываЯсь, торопливо ушла, безуспешно стараЯсь застегнуть ослабевшую
кнопку сумочки.
‚ позднем дачном поезде она занЯла пустую скамейку у окна и стала
томитьсЯ в ожидании, пока тронетсЯ поезд, чувствуЯ на своем лице, точно
прикосновение чужих пальцев, любопытные взглЯды сонных пассажиров.
Ќаконец поезд тронулсЯ, свечи в фонарЯх затрепетали, едва освещаЯ
желтые скамейки. ‡а стуком колес не стало слышно разговоров. †елтые
городские фонари уходили назад, пропадали, а новые возникали все реже, и
наконец поплыли за окном в синих поздних сумерках большие темные деревьЯ,
сливаЯсь в сплошную массу и вдруг расступаЯсь, открываЯ неЯсный, сумеречный
простор.
Ћна поднЯлась с места и подставила лицо встречному ветру. ђадость,
кажетсЯ, совсем беспричиннаЯ, налетела на нее вместе с этим ветром, запахом
дыма от бегущего паровоза, знакомым робким веЯнием северной пригородной
весны.
Њожет быть, жизнь еще только начинаетсЯ, и страннаЯ, запоздалаЯ ее
театральнаЯ молодость тоже еще только начинаетсЯ? Њожет быть, в Ћзерках ее
ждет что-то чудесное? —то? “спех? Ћна стремитсЯ к этому "успеху", но никто
не поверит, как она к нему равнодушна. Ѓез "успеха" ее просто никто не
услышит, ее голос потонет в общем шуме. …е никто не различит и не заметит в
общей толпе униженных пошлостью, сломанных уродством окружающей жизни людей
с их неудавшимисЯ судьбами.
„а, он ей необходим, этот пошловатый, обыкновенный успех, с
распроданными билетами, цветами, статьЯми в газетах, овациЯми зрителей,
иначе ее затопчут в толпе, и несвершенным окажетсЯ какой-то смутно, но так
неустанно снЯщийсЯ подвиг ее жизни. ‚стрЯхнуть, заставить людей проснутьсЯ
и отшатнутьсЯ от жестокости и несправедливости их жизни, заставить поверить
во что-то прекрасное, что она сама не видит Ясно, но во что свЯто верит.
Њожет быть, у нее станет сил на подвиг, и люди ее полюбЯт. Ќастанет
день, когда они увидЯт не ее потертое пальто и сумочку со сломанным замком,
не усталое, уже не молодое лицо и стоптанные ботинки, а то прекрасное в
ней, что тЯнетсЯ навстречу всем людЯм, им на помощь и радость - страстно и
робко, как тЯнутсЯ друг к другу руки слепых.
ђазве мы все не похожи на заколдованные чудовища из театральной сказки
ѓоцци? Љаким невзрачным и хмурым ты кажешьсЯ всем, кто не знает, что ты
заколдованный красавец принц, которому нужно только, чтоб ему поверили и
полюбили, и все увидЯт тогда, как грубаЯ, шершаваЯ шкура чудовища спадет с
него на землю... Љак сделать, чтобы тысЯчи людей ей поверили, полюбили ее,
увидели ее протЯнутые к ним руки - с любовью, жалостью, с жаждой нежно
дотронутьсЯ до их сердец?
Ђ может, это все пустое? Ћбман неопытной души? € суждено совсем
иное?.. Ћна торопливо вытирает уголки глаз скомканным носовым платком и
садитсЯ на место. ‚осторженнаЯ инженю с высокопарными мечтаниЯми, - вот она
кто! ‘колько таких сейчас по всей ђоссии так же расплывчато мечтают,
надеютсЯ, декламируют?.. € что их ждет?.. —то ждет ее? Љаким чудом ей
удастсЯ в этих Ћзерках словами пошловатых, серых пьесок передать зрителЯм
то, что переполнЯет ее душу!
Џаровоз, торопливо и шумно пыхтЯ, тЯнул, раскачиваЯ на бегу
дребезжащие маленькие вагончики. ‚доль насыпи тЯнулись черные канавы, дым
от паровоза, медленно клубЯсь, оседал над гладью залитого водой болотца с
отраженными огнЯми семафора. Џобежали навстречу огоньки, медленно подплыли
Ярко освещенные окна вокзального ресторана: станциЯ Ћзерки.
Ћна сошла на платформу среди гулЯющей публики, встречающей от нечего
делать вечерние поезда. ‡а вокзалом сразу стало тихо. Ќад озером висел
легкий туман. ’еплый свет керосиновых ламп с абажурами освещал задернутые
занавески, на которые падали движущиесЯ тени. –ветные стекла террас, точно
волшебный фонарь, светились сквозь сиреневые кусты дачного палисадника, а
на втором этаже богатой дачи с островерхой башенкой за распахнутыми
освещенными окнами гремел роЯль, и в темноте под деревьЯми женский голос,
заливаЯсь, смеЯлсЯ на бегу.
‚есна была еще в самом начале, прохладнаЯ, светлаЯ и сыраЯ, впереди у
всех было еще целое лето.
"ќто лучшее времЯ - еще не лето, но только обещание лета, - думала
‚ера, - ожидание его. € все, в который раз уже, ждут чего-то необыкновенно
радостного, чего не было в прошлые годы, когда они тоже ждали
необыкновенного, а было все тоже, что всегда: суматошные сборы к переезду
на дачу, купание, сидение с удочкой, букеты полевых цветов на столе,
катание на лодках, собирание черники в плетеные корзиночки, прогулки в
сосновую рощу, по вечерам преферанс на свежем воздухе и опЯть сборы к
переезду обратно в город.
€ Я чего-то жду от наступающего лета, надеюсь на что-то, а осенью надо
будет собиратьсЯ куда-нибудь в провинцию, если, дай бог, сезон пройдет с
"успехом" и куда-нибудь пригласЯт".
Ћтворив калитку, она обошла по дорожке клумбу с анютиными глазками и
резедой и поднЯлась на четыре ступеньки террасы. ‘иреневые кусты по обе
стороны крыльца своими ветками загораживали дверь, и, отводЯ их рукой от
лица, чтобы войти, ‚ера подумала, что надо бы попросить хозЯйку их
подрезать.
Ќа террасе потухший, сонно ворчавший самовар ждал ее на столе.
ѓоршочек с простоквашей, прикрытый блюдечком, стоЯл около сахарницы. Ќа
полочке у печки горел мамин голубой ночник. Џостель была узкаЯ и скрипучаЯ,
настоЯщаЯ дачнаЯ, и простыни сыроватые. € когда она легла, ей стали видны
неЯркие в светлом небе звезды над темной крышей сараЯ. ѓде-то вдалеке
собака лаЯла, на минуту замолкала и снова принималась лаЯть, и ‚ере стало
казатьсЯ, что кругом пустынЯ, нет ни живой души, только она и эта тоскливо
кого-то зовущаЯ, бесцельно лающаЯ собака, которой никто не откликаетсЯ, и
она заплакала от одиночества и знакомого страха перед этой пустыней,
представившейсЯ ей.
Ќа другое утро она, выйдЯ из калитки, прошла весело освещенным косыми
прожекторами солнца редким леском до железнодорожной насыпи, перешла через
рельсы. ‚далеке, за огородами, на лугах трава серебрилась, седаЯ от
утренней росы. Џо извилистой, пересеченной узловатыми корнЯми тропинке,
протоптанной в зарослЯх брусничных кустиков, она вышла на широкую аллею, в
конце которой во всем своем щелЯстом, дощатом убожестве, похожий на
гигантский сарай длЯ слонов, возвышалсЯ театр.
Љрупными танцующими буквами, украшенными гигантскими восклицательными
знаками, сообщалось публике, что будут представлены пьесы "”лирт", "€ ночь,
и луна, и любовь", "Џод душистою веткой сирени".
‚ списке актеров во второй строке она прочла свою фамилию. …й уже
готовы тут роли влюбленных гимназисток с куплетцами. ќти роли так и
пристали к ней сразу, уже с Ќовочеркасска.
„о начала репетиции было еще больше получаса. Ћна простоЯла в смутной
тревоге у порога театра, прежде чем войти. ‚от, значит, как она начинает
свой путь к звездам, к вершинам искусства! ‚ щелЯстом сарае, набитом
дачниками, под душистой веткой сирени она осуществит свои мечты, будет
звать людей к подвигам правды, справедливости и красоты?..
Ћна толкнула дверь, на нее пахнуло вареным клеем и сыростью
непросохшего сараЯ, и, ослепнув после солнечного света, шагнула через порог
в полутьму коридора...
Џосле нескольких торопливых репетиций театр был открыт; одна за
другой, быстро сменЯЯсь, прошли премьеры недолговечных пьесок. € так все
лето: ‚ера играла, репетировала, разучивала новые роли и часто за час до
начала спектаклЯ, наспех наметав последний шов кое-как перешитого к вечеру
платьЯ, откусив последнюю нитку, бежала по знакомой тропинке, напрЯмик
через лесок в театр.
ЉажетсЯ, она имела так называемый "успех". …й тепло аплодировали,
выкрикивали ее фамилию, когда она вместе с другими актерами выходила
кланЯтьсЯ перед занавесом, бросали из зала букеты дешевых летних цветов.
‚ вечной спешке, суете и сутолоке мелькнуло, прошумело лето, так что
некогда было остановитьсЯ и подумать. € только иногда по вечерам, когда она
оставалась одна в своей крошечной уборной, оклеенной старыми афишами,
усталаЯ до изнеможениЯ, а уставала всегда как-то чрезмерно, не так, как
другие, медленно смываЯ вазелином ставший ненужным грим с усталой кожи
лица, она вдруг ронЯла руки и надолго задумывалась. ‘квозь щели дули
маленькие злые сквознЯчки. ѓулко отдавались в пустом театре шаги пожарного,
обходившего на ночь пустынный зрительный зал, а за стенкой, в парке,
смеЯлись веселые голоса: там гулЯла празднаЯ публика, по дорожкам
прохаживались дамы в больших шлЯпах и офицеры с усиками, в белых летних
кителЯх, воровски покуривали долговЯзые гимназисты, провожаЯ смешливых
барышень. Ќа озере сновали лодки, вдалеке играла музыка и стучала посуда на
открытых верандах, где усаживались ужинать с гостЯми.
ќто и была "публика", длЯ которой она играла, смеЯлась и плакала
настоЯщими слезами на сцене. ‘ыграла - и теперь никому не нужна. "‡ачем же
все это было?" - спрашивала она себЯ. “жасное волнение, напрЯжение всех
сил, поиски, ошибки, удача - и вот усталость, изнеможение. Љто она сама?
Ћдно из развлечений дачной жизни? ‡ачем тогда все?
‹ето кончалось бесповоротно, а обещанный ‚ере бенефис все
откладывалсЯ. Џублики с каждым днем становилось все меньше, шли дожди, и
началось уже повальное бегство измокших и продрогших дачников обратно в
город.
‚о времЯ спектаклей в рано наступавшей темноте, в паузах на сцене
часто Явственно слышалсЯ тревожный шум леса и унылый шелест дождЯ. € каждое
утро оказывались опустевшими и заколоченными все новые дачи в поселке. €
каждый день можно было видеть, как еще из одних ворот шагом выезжают
подводы с мебелью, с пожитками, с мужиками-извозчиками, которые,
сгорбившись под рогожным кулем, накинутым капюшоном на голову, выезжали из
ворот и сворачивали под моросЯщим дождем на шоссе к Џетербургу.
€ каждый вечер все меньше окон зажигалось в дачных переулках с
наступлением темноты, и давно уже замолчал и был увезен на возу роЯль из
веселой большой дачи с остроконечной башенкой. € среди размытых клумб за
почерневшими заборами дачных садиков с осенними поздними цветами откуда-то
поЯвились одичалые желтоглазые собаки, шарахающиесЯ от людей.
‚ плохую погоду жутковато стало возвращатьсЯ вечерами домой по
скользким дорожкам, на которых разъезжались ноги, и перед тем как поднЯтьсЯ
на ступеньки террасы, нужно было осторожно отводить в сторону разросшиесЯ
ветки мокрого сиреневого куста. ‚се лето она собиралась попросить их
подрезать и все забывала, а теперь уже не стоило и просить: скоро надо было
съезжать с дачи.
“тра были еще прозрачны и чисты, но, когда начинало темнеть, она с
тоской прислушивалась к бодрому стуку поездов, убегавших от мокрого перрона
в Џетербург, где в это времЯ зажигались на людных улицах цепочки фонарей,
где в квартирах сухо и не дует из окон и уже готовЯтсЯ к открытию театры.
Ќаконец однажды антрепренерша после долгого созерцаниЯ сквозь дырочку
занавеса полупустого зрительного зала, под однообразное шлепанье капель
объЯвила, что назначает ‚ере бенефис.
‚ день бенефиса перед подъездом театра стоЯла большаЯ лужа. „ве афиши
с подтекшими от дождЯ буквами казались позабытыми, прошлогодними. ‘реди
мокрого осеннего леса они выглЯдели как-то удивительно нелепо; сосны
потихоньку шумели, ронЯЯ капли, в небе бежали серые тучи, открываЯ и снова
затЯгиваЯ голубые просветы, и пузырилась мокраЯ бумага афиш. Ѓенефис в
лесу, в сарае, в луже, под дождем! ‹ето прошло безвозвратно, и вот этим
мокрым деревьЯм, кустам и траве, готовившимсЯ к наступающей зиме, мокраЯ
бумага торжественно объЯвлЯла о бенефисе. Ћ ее великом бенефисе, на который
мама возлагала столько надежд. Љаждый рубль возможного, воображаемого,
мечтаемого сбора был распределен, расписан, разложен на кучки специального
назначениЯ: долги, квартира, туфли, на дорогу... если сбор будет "хороший".
Ќо ведь сбор мог быть "очень хороший"! ’огда список удлинЯлсЯ, поЯвлЯлось
повое пальто длЯ мамы... Ќо ведь сбор мог быть изумительный, волшебный:
"аншлаг", когда все места до единого проданы, "аншлаг", что снитсЯ в
райских снах антрепренерам и бенефициантам, получающим "со сбора"!.. Ћб
этом вслух нельзЯ было говорить, чтоб не сглазить.
‚се еще надеЯлись на то, что распогодитсЯ, но с утра опЯть заморосил
дождь. Џод его шелестение, как под похоронный марш, вЯлые актеры с
поднЯтыми воротниками кое-как проговаривали полузабытые роли на последней
репетиции.
Ђдминистратор металсЯ из угла в угол, не находЯ себе места, точно от
зубной боли, бессмысленно выскакивал каждые пЯть минут на крыльцо
посмотреть, не перестал ли дождь. ‚ыглЯнув в двадцатый раз, он погрозил
кулаком в небо.
- ‘волочь, - свистЯщим шепотом прошипел он сквозь зубы и с таким
ожесточением закинул длинное кашне, что оно, обернувшись вокруг шеи, снова
повисло, точно полотенце, свешиваЯсь двумЯ концами с плеч.
- Ђ Џоплавский, когда держал "Ђркадию", - сказал сморщенный, маленький
актер, - все перед образом ЌиколаЯ-угодника молилсЯ. ’рогательно, даже со
слезами, бывало!.. Ђ как пойдет дождь, он образ со стены стащит в в бочку с
дождевой водой его! Љунает и приговаривает: "•орошо тебе там? Ђга, вот и
мне так же!.."
- ‘лыхали, тыщу раз слыхали... „авайте скорей репетировать, господа,
надо же хоть пообедать успеть, - страдальчески морщилсЯ герой-любовник,
порывисто листаЯ тетрадочку с невыученной ролью.
Ђдминистратор, опЯть не находЯ себе места, поплелсЯ к выходу, заглЯнул
в каморку с окошечком, где толстаЯ кассирша мирно читала пухлый роман.
- ‘колько билетов продали?
Ћна заметила ногтем строку и поднЯла глаза:
- ‘емь.
- ЏроклЯтое число. ‚се семь?.. ’ьфу!..

Љ вечеру дождь прекратилсЯ. ‚ера вышла из дому слишком рано: все равно
где томитьсЯ в ожидании. ‚ парке бонны и нЯньки прогуливали детей в
матросских курточках, старательно обходЯ лужи на дорожках. ЉудрЯвый,
светловолосый мальчик катил ей навстречу деревЯнный обруч, хохоча и
разбрызгиваЯ воду. “ входа в театр афиши высыхали пЯтнами. ‚нутри было еще
пустынно, только двое-трое подвыпивших актеров, видимо так и не уходивших с
утра, кашлЯли и разговаривали где-то за дощатой перегородкой.
Ћна прошла к себе и тихонько притворила дверь, чтоб никого не видеть.
- ‚италик, да ты никак гримироватьсЯ собираешьсЯ?
- Ќу и что?
- Ђ отменЯт?
- Ќу и пусть. ’ы поглЯди в окошко. ‚он, видишь, идет?
- Ќу, на пуделЯ похож.
- Ћн сейчас к кассе подходил, билет взЯл, Я видел.
- Ђй да пудель!.. Ќу, бенефицык!.. †аль ‚ерочку.
- Ђ что такое ‚ерочка?
- Ћставь, пожалуйста. Њне жаль. Њила.
- Њила. Ќо ведь не ‘авина.
- Ќе ‘авина. Ђ все равно жаль...
Ћна еле слушала привычную актерскую болтовню, потом глубоко задумалась
и совсем перестала слышать.
Ћчень долго она сидела, выпрЯмившись, давным-давно одетаЯ и затЯнутаЯ
в костюме первого действиЯ, загримированнаЯ, одна в своей дощатой клетушке.
€ оттого, что она давно уже, не отрываЯ глаз, смотрела прЯмо перед собой в
зеркало, точно во времЯ крещенского гаданиЯ, начинало казатьсЯ, что в
темной глубине отражениЯ мерцает и открываетсЯ какой-то неЯсный простор,
точно взглЯдом проникаешь куда-то далеко за стенку, за дачный лес, за
петербургские улицы и площади, в бескрайние полЯ, которых она никогда не
видела, а только сердцем чувствовала всю их необъЯтность, когда поезд
долгими днЯми и ночами бежит, а кругом все те же полЯ, перелески и степь,
такаЯ же сегоднЯ, как была тысЯчу и три тысЯчи лет назад...
ђоссиЯ с ее тысЯчелетней судьбой, ее великий народ. € она сама, такаЯ
слабаЯ, недолговечнаЯ, пугливаЯ и неувереннаЯ, она могла мечтать чем-то
послужить, отдать свое сердце, голос и талант, которого, может быть, и нет
вовсе, отдать этому необъЯтному народу и заслужить минуты его любви. € вот
вместо этого она ждет дачников, которые не желают покупать билеты на ее
спектакль!
ЃеднаЯ ты, ничтожнаЯ инженю! Њечтала о судьбе художника, который
отдает свою жизнь, чтоб спасти свое творение, ее всегда преследовала эта
мечта: отдать жизнь за лучшее свое творение; мечтала о зажженных факелах, о
красоте и взлете, а ждет тебЯ то же, что тысЯчу других. Ћни ведь так же
мечтают, говорЯт и надеютсЯ, играют нежных Љлотильд, и пламенных Ђгнесс, и
очаровательных гимназисток, а после рады до смерти, когда удаетсЯ
рассмешить публику, прихлебываЯ погромче чай из блюдечка в роли старой
приживалки. € вот так же точно ты будешь через двадцать лет сидеть перед
зеркалом, глЯдЯ на свое состарившеесЯ лицо, ожидаЯ выхода в роли ‘идоровны,
и выйдешь, и все увидЯт толстую, старую приживалку, и будут смеЯтьсЯ и
хлопать, когда ты сиплым голосом будешь вспоминать, как ты была молода и
хороша. € никому в голову не придет, что ты и вправду была молода, и голос
твой волновал и пел так, что люди влюблЯлись в его звук, что когда-то в
театр ты бросилась, как на подвиг, и что-то в тебе рвалось, горело,
перегорело и безвозвратно угасло прежде, чем ты завЯзала чепчик двумЯ
смешными ушками на затылке и села, хлюпаЯ губами, хлебать с блюдечка чай.
Ђ за тонкой перегородкой актеры, сидЯ на подоконнике, курили, зевали,
лениво перебрасываЯсь словами от скуки.
- ‚италик! ЋпЯть пудришьсЯ? ’ы после каждой рюмки?
- Ќу и что?
- Љ выходу будешь весь белый. Љак Џьеро. €ли как мельник.
„онессЯ смех, перешедший в зевок, потом в тЯжелый вздох:
- ѓосподи! Џоезд подходит. Њахнуть бы хоть в город. ‚ Џетербург бы. Љ
тетеньке бы! ‚ уют!
- Ђ тетенька у тебЯ есть?
- ’етеньки нету. Ђ уюта хочетсЯ все равно. ‚от сигану сейчас из
окошка. € в город.
- ‘иганешь, и в ‘естрорецк. Џоезд-то из города пришел.
- ‘мотри, двое к кассе пошли. Љажись, за билетами. „о чего отчаЯнный
этот русский народ! Љто мою пудреницу убрал?
- Џогоди, успеешь еще. ‘ейчас отменЯт, вот тогда пудрись.
Љ двери подошел администратор и, тихонько стукнув, сухо спросил, как
она решает. ‘бора нет ничего. Ќо все-таки, может, подождать отменЯть? Ћна
сегоднЯ хозЯйка, ей решать.
- Љак знаете, - сказала она. - џ согласна.
- ’ак как же: отменЯть? Џодождать?
- „а, да, да, - отчаЯнно проговорила она, морщась и зажмуриваЯсь, как
от боли. - џ согласна, хорошо, отменЯйте, ждите, делайте, что хотите.
- ‹адно, ладно, - сказал администратор. - Ђх, ах, нервы! Ќервы,
нервы!.. - и насмешливо-нервически передернул плечами.
Ѓольше она сидеть, глЯдЯ в зеркало, уже не могла. ‘тискиваЯ пальцами
виски, вскочила, пригнув голову, прижалась плечом к перегородке и, тихонько
раскачиваЯсь, неслышно застонала про себЯ со сжатыми зубами. ‘корее бы
только все кончилось, прошел бы этот вечер, кончилось это унижение. ’еперь
ей уже было все равно. Ћна презирала самое себЯ.
Џора кончать все это, скорей разгримироватьсЯ, переодетьсЯ в свое
серое платье и уйти. “йти и молчать, не проговоритьсЯ никому, чтобы не
высмеЯли еще раз твоих наивных порывов, непомерных несбывшихсЯ надежд.
Ќичего не сбудетсЯ в твоей жизни. ќх, ты! Љак сотни других, высмеЯнных в
рассказиках и фельетонах - любительниц, дилетанток, - ты обманулась
мишурным "успехом". —то тебе вскружило голову? ’ы декламировала на
концертах твои любимые, звонкие, такие неопределенно зовущие стихи:

...Ѓегут и блещут и гласЯт...
Ћни гласЯт во все концы:
"‚есна идет, весна идет!
Њы молодой весны гонцы,
Ћна нас выслала вперед!" -

и тебе казалось, что ты сама передовой гонец какой-то грЯдущей весны,
котораЯ преобразит всю безобразную, несправедливую жизнь и добрых и
униженных сделает счастливыми и сильными...
Ќе приснились же тебе молодые лица со слезами на глазах, теснившиесЯ у
рампы, когда они после твоих стихов, надрываЯсь от крика, отбивали себе
ладони, махали платками? ‚едь это бывало?.. ‚ эти минуты тебе казалось, что
рЯдом с тобой на сцене они видЯт какой-то тобою поднЯтый флаг, и, сама
неЯсно понимаЯ, что на нем написано, ты знала, что это что-то прекрасное,
необходимое этим людЯм... ѓде же все они теперь? €х нет, все было только
минутным самообманом, все ушло...
‚се силы, весь твой огонь сгорит впустую, как лампа в маЯке, закрытом
глухими ставнЯми. „а и на что ты надеЯлась? ‚ какие жалкие, бледные рольки
летнего репертуара ты пыталась вплетать свои мечты и чувства!..
Ћна опоминаетсЯ и торопливо бросаетсЯ стирать следы слез с грима,
начинает стирать и самый грим. Ќе хватало еще показатьсЯ всем с заплаканной
физиономией.
…два стукнув на ходу, в дверь врываетсЯ администратор и всплескивает
руками:
- Ђх, бог мой! Ќе готовы?
ЋтворачиваЯ от него лицо в наполовину смазанном гриме, готоваЯ
ответить грубостью, она слушает молча.
- ‚ремЯ! ‚ремЯ! Џора! Ќачинаем!
‚ера полуоборачиваетсЯ, подозрительно прислушиваЯсь, недоуменно
молчит.
Ђдминистратор все это видит, и понимает, и мЯгко, любовно-укоризненно
качает головой, плечи у него трЯсутсЯ от снисходительного, слабого смешка:
- „а неужели же вы ничего не слышите? „ушенька? - Ћн поднимает кверху
палец и замирает с полуоткрытым ртом. € она действительно начинает слышать
какое-то жужжание, гул и шарканье. - „а, да, да!.. Њожно сказать: все
погибло, кроме чести, и вдруг поезд из Џетербурга. € всей толпой! ‚се
пассажиры к нам! ‚ дождь и слЯкоть прЯмо в парк! Ѓерем сбор! Ђ Я что
говорил?.. Ђ?.. Љто бы мог подумать? - ‚схлипнув от смеха, он бросаетсЯ
вон, помахав ей рукой, как добрый, преданный друг. Ћн уже и есть ее
преданный друг. ‘ этой самой минуты.
Ћставшись одна, она начинает снова гримироватьсЯ, неторопливо и вЯло.
Џровала не будет. Њама отдаст долги. Ќашлись какие-то люди, не дачники,
которые ради нее приехали в мокрый лес. •орошо, что никто не слышал ее
хныканьЯ.
Ћна чувствует, как в ней что-то оттаивает, оживает по море того, как
все кругом заполнЯетсЯ гулом голосов, беготней рабочих, шумом и нарастающим
волнением ожиданиЯ... ‡венит, отдаваЯсь под деревьЯми парка, первый звонок.
- Ѓоже мой, это все-таки жизнь! - прислушиваЯсь, говорит она себе.
’ончайшим, почти жалобным от крайнего изумлениЯ голосом кто-то
протЯнул за перегородкой:
- Љо-остик! ‘корей сюда. ѓлЯнь! ’ы что-нибудь там видишь? - ќто голос
того, кто все пудрилсЯ. € очень робко: - Љостик, это только мне так... м-м?
Џосле минутного раздумьЯ другой голос отвечает:
- Ќ-нет, пожалуй, и мне. —то-то там есть.
- Љостик, а зачем они бегают? - жалобно, недоуменно допрашивает
первый.
€ тут третий, жирный актерский голос громко крЯкает:
- Ѓратцы! Ќу, всЯкого Я повидал: и взЯтие Љазани, и Ђстрахани плен! Ќо
чтоб такое?.. ќгей, холопы! Љ ручке!
‡а перегородкой падает опрокинутый в спешке стул, и через минуту
актеры, с топотом промчавшись по коридору, барабанЯт в дверь и вваливаютсЯ
все разом, толкаЯсь и теснЯ друг друга, с сиЯющими лицами кидаютсЯ целовать
ей руки с сильно преувеличенным, шутовским, но, как ни странно, искренним
восторгом.
Ќе обращаЯ никакого вниманиЯ на ее сердитые протесты, почти поднЯв на
руки, увлекают ее в коридор и дальше в комнату, к открытому в парк окну.
- ‚ы что, взбесились? „ураки! €зомнете! Ћставьте менЯ в покое! - чуть
не плача, отталкивает ‚ера напудренного ‚италика, который в пЯтый раз ловит
ее руку и тЯнетсЯ чмокнуть.
- ‘мотрите и запоминайте! - торжественно рокочет своим глубоким
рычащим голосом актер, похожий в профиль на Ќерона, широким жестом, плавно
взмахиваЯ рукой и отступаЯ в сторону, точно гид, открывающий панораму
ЌеаполЯ с ‚езувием. - „остойно запечатлениЯ! ‚ анналах! € на всевозможных
скрижалЯх! ‘мотрите все!
€ она смотрит. € действительно запоминает. ‚ лесу безветренные
сумерки. ‚далеке, замираЯ, стучит уходЯщий поезд. ’еатральный фонарь вместе
с плЯшущими вокруг него мошками Ясно отражаетсЯ в спокойной луже. ђедкаЯ
цепочка желтых, окруженных влажным нимбом фонарей, тускнеЯ, уходит и совсем
пропадает в тумане аллеи, ведущей к станции. ЉакаЯ-то неЯснаЯ, темнаЯ масса
шевелитсЯ, приближаЯсь, движетсЯ по аллее. Ћна различает отдельные фигуры
людей, идущих, быстро обгонЯЯ друг друга. ‚от несколько человек побежали,
прыгаЯ через лужи, кто-то крикнул им вслед молодым, веселым голосом и
засмеЯлсЯ. Ћни уже совсем близко, и можно различить на бегущих студенческие
фуражки. ’олпа, двигающаЯсЯ по аллее, все больше растЯгиваетсЯ, передние
все больше спешат, чтобы первыми подойти к кассе. € вот самые первые уже
подбежали, столпились, заглЯдываЯ в маленькое прорезное окошечко,
образовали очередь.
- џ первый увидал! - капризно-ревниво кричит ‚италик. - Џервый! џ даже
перепугалсЯ! „умаю: ну, допудрилсЯ. ‚идениЯ вижу!
‚ера, оборачиваЯсь ко всем по очереди, все прижимаЯ пальцы к вискам,
недоуменно спрашивает, что же это случилось.
- „а вот, второй поезд пришел из Џетербурга. € больше ничего!
Њимо проноситсЯ, как на пожаре, администратор, не обращаЯ ни на кого
вниманиЯ.
- Ђншлаг? - кричит ему вслед, безуспешно попытавшись поймать его за
кашне, ‚италик.
- Ђншлаг? ЏошлЯк ты! Љатастрофа! Њолите бога, чтоб не сломали двери! -
‘о стоном ужаса и ликованиЯ администратор умчалсЯ навстречу гудЯщей у входа
толпе...
€ вот все это уже позади: бенефис в Ћзерках, овации, радужный туман
рампы и летЯщие из зала к ее ногам букеты; пьЯные, разнеженные поцелуи
товарищей при прощании, их легкомысленно-щедрые пророчества - все осталось
позади, и снова стучит на ходу и покачиваетсЯ вагон ночного поезда, и
оплывает свеча в фонаре с задернутой шторой, и ‚ера без сна сидит в купе,
наполненном постоЯнно сопровождающим отныне все ее отъезды запахом вЯнущих
букетов.
Џоезд несетсЯ в темноту, уже глухаЯ ночь, а она все вглЯдываетсЯ
вперед, все надеЯсь увидеть, угадать ожидающую там судьбу. ‘читают, что в
эти дни уже начала сбыватьсЯ ее страннаЯ, такаЯ недолгаЯ мучительнаЯ, такаЯ
удивительнаЯ жизнь. Ќачались ее бесконечные скитаниЯ, началсЯ ее
стремительный взлет к славе. Ќе к той казенной славе, что оцениваетсЯ на
вес и на ощупь повышенными окладами, почетными званиЯми, медалЯми и ценными
подарками, не к шумной славе, что гремит, пока бьют в большой барабан в
балагане, и затихает вместе с ним, вЯнет вместе с вчерашней газетой, нет, к
той, другой славе, почти неуловимый путь которой в тишине глубоким следом
проходит через человеческие сердца, живет в них и умирает только вместе с
ними, оставлЯЯ после себЯ легенду.
‚глЯдываЯсь пытливо и жадно в свое будущее, она в те дни своего начала
в Ћзерках не знала, что через столицы и заштатные городки, через всю
ђоссию, через старые города Ђзии, через Ђмерику пройдет ее путь, что
бессчетное число раз суждено ей видеть исступленных девушек и студентов, в
слезах врывавшихсЯ на сцену, чтобы ее благодарить, что она сама напишет
потом в торопливом письме: "Ѓоже мой, до чего это было хорошо! Ћн говорил,
и слезы лились у него из глаз, а потом Я ничего не видела, никого. џ только
думала: за что же это, за что?.. € не знаю, что было со мной. ‡наю только,
что если из таких чувств не вырастет что-нибудь очень большое, значит, Я не
должна жить..."
ќто именно длЯ нее великий ‘таниславский, такой суровый и скупой на
каждое слово похвалы, неподкупно беспощадный ко всЯкой посредственности,
увидев ее на сцене, не найдет другого слова выразить свои чувства, кроме
слова: "‚осторг"...
€сполнилось сто лет с тех пор, как поЯвилась на свет та, что когда-то
была маленькой инженю Ћзерковского летнего театра. € теперь еще жива
легенда о ней, переданнаЯ нам теми, кто слышал ее голос, видел ее лицо и
движениЯ, слышал, как она смеЯлась и пела; теми, кто поголовно был влюблен
в ее образ, неистовствовал, плакал и кричал нелепые слова восторга, видЯ ее
на сцене. Љогда целые батальоны горделивых, тЯжеловесных монументов -
бронзовых и медных - давно уже, точно соломенные чучела, смешно растрепаны
и унесены ветром времени, легенда о ней жива и по-прежнему прекрасна.
ќто именно о ней написано было знаменитое стихотворение, начинавшеесЯ
словами о весне:

Џришла порою полуночной
Ќа крайний полюс, в мертвый край.
Ќе верили. Ќо ждали. ’очно
Ќе таЯл снег, не веЯл май,

Ќе верили. Ђ голос юный
Ќам пел и плакал о весне,
Љак будто ветер тронул струны
’ам, в незнакомой вышине...

—то в ней рыдало? —то боролось?
—его она ждала от нас?
Ќе знаем. “мер вешний голос,
Џогасли звезды синих глаз...

Ќо этого посвЯщенного ей стихотворениЯ она не знала. Ћна его не
видела, не прочла и не могла его знать. Ђлександр Ѓлок так и назвал его:
"Ќа смерть Љоммиссаржевской". Ћно кончаетсЯ так:

...’ак спи, измученнаЯ славой,
‹юбовью, жизнью, клеветой...
’еперь ты с нею - с величавой,
‘ несбыточной твоей мечтой...

Џускай хоть в небе - ‚ера с нами.
‘мотри сквозь тучи: там она -
ђазвернутое ветром знамЯ,
ЋбетованнаЯ весна.

1965
Last-modified: Fri, 02 May 2003 05:12:16 GMT
Ћцените этот текст: