, и они превратились в толстомордых инвалидов.
     Ќаташа  гулЯла  с  мужем по аллейкам. € Џлатонов, точно приговоренный к
этому  гулЯнью,  шел отбывать наказание каждый вечер, хотЯ это было длЯ него
сущим  мучением;  и  когда  они  шли  друг другу навстречу, они здоровались,
улыбаЯсь,  и  проходили  мимо  -  она под руку с мужем, а он - как утопающий
цеплЯЯсь  за  руку ‚али ‹укашиной, и беднаЯ ‚алЯ все понимала, сочувствовала
и рада была, что ему зачем-то нужна.
     Љаждый  день  был  длЯ  него  ожиданием  вечера, каждый день он говорил
себе,  что  довольно, хватит, он больше не пойдет, и опЯть еле мог дождатьсЯ
того  часа,  когда можно будет опЯть идти в парк, и начинал спешить, чтоб не
опоздать, и все начиналось сначала.
     Ќаконец  он  так  возненавидел  себЯ  за  слабость,  что  сказал  себе:
"•ватит!"  Ћн  вышел заранее из дому и быстрым шагом пошел вдоль берега реки
и  в  обычное  времЯ  начала гулЯньЯ оказалсЯ уже в семнадцати километрах от
города.
     Ќа  другой  день  Ќаташа  вдруг робко окликнула его, встретив на улице,
быстро  подошла вплотную и дерзко и зло спросила, почему его не было вчера в
парке  на гулЯнье. ќто было нелепо, настолько нелепо, что он даже не нашелсЯ
что  ответить,  а  только стоЯл и молчал и смотрел на нее - в первый раз так
близко.
     - Ќашли   себе  с  ‚алькой  поудобнее  местечко  длЯ  свиданий?  -  Ћна
улыбалась  презрительно  и  насмешливо,  но губы у нее вздрагивали, она сама
это  заметила,  крепко  их  сжала  и сквозь зубы процедила: - •хорош! Ќечего
сказать!
     ’акаЯ  страстнаЯ  и  интимнаЯ  ненависть  была в ее голосе, и глазах, и
вздрагивающих  губах,  что,  если  бы она вместо нелепых слов вдруг обнЯла и
стала  бы  его  целовать,  -  это  его  ошеломило  бы гораздо меньше и он не
испытал бы такого чувства мгновенной близости.
     Ќаташа, вздернув подбородок, круто повернулась и ушла не оглЯдываЯсь.
     Ќа  другой  день  Ќаташа  уже уехала, к его отчаЯнию и облегчению, и он
видел  только издали дымок старенького паровозика, отходившего от станции. €
когда  немногочисленные  провожающие  стали  выходить из вокзала, он отыскал
бабушку  глазами  и  подошел  к ней. Ћна ничуть не удивилась, когда он молча
взЯл  ее  под  руку  и повел к той самой скамейке, где они когда-то сидели и
ели  мороженое,  проводив  Ќаташу  в  клетчатом  пальто с длинными рукавами.
’еперь ларек был закрыт, и они, сидЯ рЯдом, молча выкурили по папироске.
     —ерез  две  недели  началась  война,  уличное  радио  кричало  на ветру
последние  известиЯ  и  сводки,  и  гремела музыка, а вечером быстрым шагом,
почти  бегом,  шли  военным  строем  кучки  одетых еще в штатское людей, а с
Џлатоновым  военком  Џономаренко  и  разговаривать не стал, только объЯснил,
что  все  должны быть на своих местах, когда надо, он сам его позовет, и ему
удивительно,  что  такие  азбучные  истины  нужно  разъЯснЯть  учителю, а не
только  девчонкам  и  парнишкам  из  его  школы,  которые ходЯт к нему целой
толпой...
     Ћсенью,  когда  двинулась  новаЯ  волна  немецкого наступлениЯ, в город
неожиданно  приехала  Ќаташа. Џлатонов со своей бригадой в это времЯ работал
по   четырнадцать  часов  в  сутки:  копали  противотанковые  рвы  и  окопы,
называвшиесЯ  "предмостным  укреплением",  в  четырех  километрах от города.
Ќочевать  у моста было негде, и все городские жители по вечерам возвращались
на  ночь  в  город,  а  утром, на холодном рассвете, опЯть скользЯ по мокрой
глине  и  кашлЯЯ,  молча  тЯнулись  длинной вереницей на работу, с кирками и
огородными лопатами на плечах.
     Џлатонов  часто  заходил  проведать по дороге бабушку, и однажды, когда
он  постучал  в  дверь,  ему  ответил  Ќаташин голос, он вошел и увидел, что
Ќаташа,  стоЯ  на  коленЯх на полу, держит в руках концы плюшевой бабушкиной
скатерти, готовЯсь вЯзать большой узел.
     - ‚от,  ЉолЯ, поглЯди, увозит менЯ, и все! Ђ кому Я там нужна? Ќе желаю
Я уезжать никуда! ѓосподи, а голубой сервиз? ’ак и бросить?
     ѓолубой   сервиз   -  это  были  четыре  большие  тарелки  и  несколько
разрозненных  маленьких и большаЯ, никому не нужнаЯ суповаЯ миска с голубыми
каемочками.
     Ќаташа,  не  отвечаЯ,  торопливо,  рывками стЯгивала бугристый узел, из
которого  уже  торчали валенки, туфли и ручка кастрюльки, а бабушка семенила
из  угла  в угол, и сердце у нее разрывалось, и она поочередно то ужасалась,
что  приходитсЯ бросать старую мЯсорубку, и пыталась ее как-нибудь всунуть в
узел,  то  впадала  в  отчаЯние,  потому  что  таких  узлов  никто не сможет
поднЯть, и умолЯла все бросить и ничего с собой не брать.
     Џлатонов  выкопал тогда на огороде Яму и предложил зарыть в ней голубой
сервиз,  и бабушка обрадовалась, принесла и подстелила соломки, должно быть,
длЯ  того,  чтоб  вещам там было помЯгче лежать, и пошла таскать туда всЯкую
всЯчину и даже кочергу всунула: пускай проклЯтым не достаетсЯ!
     ‘  убитым  видом  она  смотрела,  как Џлатонов заваливает Яму землей, и
вздыхала:  "’очно на похоронах, правда, ЉолЯ? Ќе увижу Я больше ни тарелочек
этих,  ни  котелка, ничего!.." € так потом оно и оказалось: ничего этого она
не увидела.
     Џотом  все  оделись,  присели на минуту перед дорогой Я вышли и заперли
дверь  на  висЯчий  замок.  Ѓабушка  со  слезами  целовалась  на  прощание с
соседкой,  а  Џлатонов,  пошатываЯсь  под  неудобной тЯжестью узлов, потащил
вещи  на  станцию  и там все сложил в уголке за печкой, и все трое они сели,
стали ждать поезда, который мог прийти, но мог и не прийти больше никогда.
     Ѓабушка  скоро  уснула  на узлах, а Ќаташа в своем синем лыжном костюме
сидела  рЯдом, уложив голову бабушки себе на колени, и когда та вздыхала или
тихонько  стонала  во  сне,  она  гладила  ее,  шептала,  как ребенку: "‘пи,
спи..."  -  и,  поднЯв  глаза,  встречалась взглЯдом с Џлатоновым, и они оба
почему-то улыбались.
     “  Џлатонова  ломило  плечи  и  поЯсницу  после  работы,  и он давно не
высыпалсЯ,  и  теперь  минутами  сознание  заволакивала соннаЯ дымка, радуги
играли   перед  глазами,  и  по  временам  его  как  будто  слегка  начинало
покачивать,  и  ему  вдруг  представлЯлось,  что кругом уже нет ни войны, ни
вокзала,  ни  бабушки, а это Ќаташа на коленЯх баюкает их спЯщего ребеночка;
и  может  быть,  и  Ќаташе что-то казалось похожее, потому что она улыбалась
каждый раз, встречаЯсь с ним взглЯдом.
     ’ак  они не двигаЯсь провели всю ночь, и подступило утро, поезда все не
было,  но  Џлатонову  пора  было  идти  на работу. ‚се попрощались, думаЯ об
одном  и  том же: что видЯтсЯ они, вероЯтно, в последний раз в жизни, потому
что в те дни так многое происходило с людьми в последний раз...
     —ерез  час  он уже был на своем месте, на дне противотанкового рва, а к
полудню,  когда  фашистский  самолет-разведчик  начал кружить над мостом, он
уже  настолько  отупел  от  усталости  и  бессонной ночи, что даже головы не
поднЯл,  чтобы  на  него  взглЯнуть, а вечером еле тащил ноги, возвращаЯсь в
город последним.
     Ћн   прошел  мимо  дома  бабушки,  мельком  отметил,  что  замок  висит
по-прежнему  на двери, но где-то в его усталом мозгу, точно заноза, засела и
беспокоила  его  какаЯ-то  мысль,  но  он  никак не мог понЯть, что это было
такое.  Џочти  засыпаЯ  на  ходу,  он все думал, вспоминал: что бы это могло
быть  такое?  €  вдруг  Ясно  вспомнил: из трубы шел дым!.. Ћт неожиданности
даже  сон  слетел  с  него,  он  повернул  обратно, и еще издали в густеющих
сумерках увидел, что не ошибсЯ.
     Ћн  вытащил  из  кармана  ключ,  внимательно осматриваЯсь, прошел через
палисадник  и,  потихоньку  повернув  ключ  в  замке, вытащил дужку замка из
петель,  стараЯсь  не  стукнуть  железом.  Џотом  он  отворил дверь и увидел
Ќаташу.
     - ‚ходи, - сказала она и посторонилась. - ’ы заметил дым?
     Ћни  вошли  в  кухню,  где  было  тепло натоплено, потрескивали дрова в
плите и клокотала кипЯщаЯ в большом чугуне вода.
     - џ   через  чердачное  окошко  влезла,  Я  умею,  -  говорила  Ќаташа,
передвигаЯ  на  плите кастрюлю так, что вода с громким шипением, обращаЯсь в
пар,   взлетала  облачком,  заставлЯЯ  ее,  отворачиваЯсь,  жмуритьсЯ.  -  ‘
бабушкой  мы  доехали  до  Ѓольшой станции, и там Я ее посадила в московский
поезд.  ‚  Њоскве  ее  встретЯт. џ ее посадила и вдруг понЯла, что теперь Я,
собственно,  совершенно  свободна.  ‚от  Я  и  вернулась... ’ы когда мылсЯ в
последний раз?
     - „авно,  -  сказал Џлатонов и хотел сесть на табуретку, потому что ему
трудно  было  стоЯть, но Ќаташа потЯнула его к кухонному столу, и он почти в
полусне   опустил   руки   в  приготовленный  ему  таз,  зачерпнул  воды  и,
нагнувшись,  без  конца начал окунать в очень теплую воду свое обветренное и
давно  застывшее  от холода лицо до тех пор, пока Ќаташа не сказала "хватит"
и  не  оттолкнула  от  таза.  Џосле этого она дала ему полотенце и позволила
сесть,  и  он,  прислонившись к стенке, задремал на несколько минут, а когда
очнулсЯ,  увидел,  что  Ќаташа  уносит,  поднЯв  с  пола, лоханку. Ћна ногой
толкнула дверь и с размаху выплеснула горЯчую воду с черного крыльца.
     Џлатонов  заметил,  что  от  его  ступней  идет  пар, и они удивительно
чистые,  розовые,  и видно, что они очень довольны, что их выкупали, но, так
как  все  это,  по-видимому,  снилось,  он  нисколько  не  удивилсЯ.  Ќаташа
поставила  перед  ним большую чашку чаю, очень сладкого, и нарезала хлеб. Ћт
чаЯ  он  совсем  проснулсЯ,  и  силы к нему вернулись так, что он даже хотел
встать  и  обутьсЯ,  но  Ќаташа принесла в охапке свернутый тюфЯк и подушку,
раскатала  его  и  заставила  лечь  на  полу,  против топки, где было теплее
всего.  Џри  этом она говорила: "€ди сюда, вот так, а теперь ложись! ’олько,
пожалуйста,  ничего  не  говори:  во-первых,  Я  не желаю ничего слушать, и,
во-вторых, ты еле живой".
     Ќаташа  села  на  бабушкину  низенькую  скамеечку  длЯ  ног  и времЯ от
времени  открывала  дверцу, чтобы помешать угли, а когда закрывала дверцу, в
ней  раскаленно  светились  четыре круглых отверстиЯ. Ѓыло удивительно тихо,
улица  точно  замерла, и самым громким звуком было потрескивание прогоравших
в  плите  дров.  Ѓольшие  старые  башмаки  Џлатонова,  свЯзанные  за шнурки,
покачивались над плитой.
     Љартонный  бабушкин  репродуктор  захрипел, зашуршал и начал передавать
бодрым   голосом  нестерпимо  ужасную,  полную  недоговоренности  и  тревоги
сводку,  и  как  раз  посредине в комнате погасла лампочка - выключили свет.
Ћни дослушали сводку в темноте и долго молчали.
     - ‚се-таки  не  пойму, зачем ты сюда вернулась? ‚се, кто могут, уезжают
и уходЯт. ‘лыхала сводку?
     Ќаташа  все  сидела  на  низенькой  скамейке,  облитаЯ мерцающим светом
раскаленных горЯщих углей.
     - ’ы  совсем  не то хотел спросить, - усмехнулась Ќаташа. - ’ы закрывай
глаза  и  слушай,  а Я буду говорить... џ даже не знаю, что тебе ответить на
то,  о  чем  ты  хотел  менЯ  спросить.  Њожет  быть,  Я  тогда с ума сошла?
Ќаверное,  бывают  такие  сумасшедшие, которые отшвыривают от себЯ все самое
главное  и  драгоценное  в  жизни, а носЯтсЯ, как дураки с писаной торбой, с
каким-нибудь  обломком  кирпича или мешком сухих листьев, уверенные, что это
и  есть  все  сокровища  мира?.. Ђ что заставлЯло менЯ проходить по аллейкам
парка  и, улыбаЯсь, небрежно кивать на ходу тебе?.. “х, как бы Я сейчас дала
по  морде  этой  гадине  за  одну  только  эту улыбочку!.. Ђ ты понЯл, что Я
приехала  тогда  в город только ради того, чтобы тебЯ увидеть? € каждый день
ходила в парк, чтоб увидеть тебЯ. „а, длЯ этого, только длЯ этого...
     €  ты  еще спрашиваешь, почему Я вернулась? „а как же мне не вернутьсЯ?
џ  же  здешнЯЯ. ’ут мое все. ‚се мое, и ты тут. ’очно Я шла-шла куда-то и на
стену   наткнулась.   ЉажетсЯ,   во  мне  давно  уже  что-то  накапливалось,
накапливалось  и  перелилось.  ‡десь  мой родной городок, всеми переулочками
мною  обеганный.  ’ысЯчи ниточек ко мне тЯнутсЯ от домов, деревьев, людей, и
все  ниточки  оказались живыми, они не оборвались, как Я думала. € городок -
уж  такой  он  заштатный  и  маленький,  а вот он копает изо всех сил окопы,
готовитсЯ  до  последнего боротьсЯ за свою жизнь, и мои девчонки, с которыми
Я  росла,  копают,  и матери их, бросив детей одних, копают, и мальчишки уже
солдаты...  €  оказываетсЯ, Я всех вас люблю, никого, кроме вас, не люблю на
свете,  а  почему-то  только  вас, ну вас всех к черту, буду и Я тоже с вами
копать, окаЯнные. € Я больше ничего не знаю и не желаю слушать - спи!
     Ќаутро  спавший  без памЯти Џлатонов проснулсЯ со свежей, Ясной головой
и  минуту  лежал,  боЯсь  пошевелитьсЯ,  потом  осторожно начал поворачивать
голову,  но сеннаЯ подушка все-таки хрустнула, и тут его глаза встретились с
Ќаташиными  -  он  успел  увидеть тот самый момент, когда взлетели ресницы и
широко открылись глаза.
     …е  лицо  было  совсем  рЯдом,  на той же подушке, и они долго смотрели
друг  на  друга  не отрываЯсь. Ќаташа вздохнула, улыбнулась сонной улыбкой и
легко  вскочила,  стрЯхиваЯ  стебельки  сена  со  своего  лыжного костюма, в
котором  спала.  Ћна подошла к окну, поднЯла маскировочную штору, и за окном
открылсЯ мутный серый туман начинающегосЯ пасмурного днЯ.
     ’ак  началась  их  новаЯ жизнь, полнаЯ изнурительной, неистовой работы,
никогда  не  покидавшего  их  ощущениЯ надвигающейсЯ смертельной опасности и
полного  освобождениЯ  от всех обычных дел, отношений и интересов. Њножество
домов  стоЯли брошенные, с незапертыми калитками, можно было заходить, брать
что  хочешь,  рвать  чуть  тронутые первыми морозами цветы, но никто не рвал
цветов  и  ничего  не  брал. †изнь в городке как бы застыла на переломе - не
имело  смысла  рассчитывать  ничего дальше сегоднЯшнего днЯ, не говорЯ уже о
будущей  неделе,  - и от этого все как-то стало легко и просто, и они на все
смотрели  бодро  и  совершенно бесстрашно. †изнь упростилась, мир раскололсЯ
пополам.  Ѓыли  враги,  и  были свои, и посредине не оставалось места ни длЯ
каких колебаний.
     Џосле  тЯжелой  работы  они  медленно  шли  в  большой  веренице других
возвращающихсЯ, мылись на кухне и варили картошку и спешили выйти на улицу.
     ‚  кино  никто не проверЯл билетов, было непонЯтно, почему еще работает
кино, - вероЯтно, просто его позабыли закрыть.
     Ћни  прошли  по  знакомому  с  детства  узенькому проходу и забрались в
самый  последний  рЯд,  как  делали всегда в своей прежней жизни. ’рижды они
забирались  в  этот  последний  рЯд  и,  держась  за руки, сидели, дожидаЯсь
момента,   когда   на  экране  поЯвЯтсЯ  вечерние  сцены  или  герои  начнут
пробиратьсЯ  по  подземному  ходу и в зале станет темно так, что можно будет
поцеловатьсЯ.
     €  когда  теперь  они,  такие  взрослые и, кажетсЯ, чужие, сели на свои
старые  места  на  последнем  сеансе,  у  Џлатонова так билось сердце, точно
решалась  его  жизнь.  „а,  может  быть,  так  оно  и  было? ‘ экрана лилась
зловещаЯ  музыка,  предупреждаЯ  заранее,  как  во всех плохих картинах, что
сейчас  с  героЯми  начнут  случатьсЯ  всЯкие неприЯтности. € действительно,
какой-то  злодей схватил и потащил героиню с удивительными ресницами, прыгаЯ
по  скалам,  воровски  оглЯдываЯсь и скрежеща зубами. Ќаконец он пробралсЯ в
пещеру,  и  экран  совсем  потемнел, и теплые Ќаташины губы - он их знал так
хорошо,  как  будто  видел  их  в темноте, - горЯчо и влажно прижались к его
щеке,  он  обернулсЯ,  и  они  торопливо  целовали друг друга, точно это был
последний  момент  их жизни, и когда оба, изнеможенно, чуть не задохнувшись,
откинулись  на  свои сиденьЯ, героиню уже вытащили обратно из пещеры на свет
божий,  и  она  уже  невинно  моргала  своими  спасенными ресницами, обнимаЯ
героЯ.
     Ђ  вернувшись  домой,  хотЯ  там никто им не мешал, они долго вели себЯ
так,  будто  ничего  не  случилось,  понимаЯ,  что просто не бывает на свете
большей  близости,  чем  та,  что  они  испытали  на  своих  старых откидных
креслицах в кино.
     Џо  вечерам,  когда  они  оставались одни и лежали, обнЯвшись, борЯсь с
истомой усталости, на тюфЯчке у плиты, Ќаташа говорила:
     - Ќе  знаю,  отчего  это.  —то-то во мне молчит при других людЯх. Ђ при
тебе  оно  проситсЯ  наружу, только при тебе. џ тебе могу сказать то, что ни
одному  человеку  не  сказала  бы,  даже  самой  себе. —то-то оживает во мне
твердое и радостное...
     €  действительно,  она  говорила  как-то  очень  легко  и  иногда вдруг
начинала смеЯтьсЯ от радости и спрашивала:
     - џ  тебе все говорю, говорю, а ты слушаешь и молчишь. ’ак ничего мне и
не сказал. ’ы-то менЯ любишь? ѓовори!
     Џлатонов напрЯгсЯ, чтоб не выдавать волнениЯ, и хрипло ответил:
     - Ќет.
     - ...сказал  Џетрушка,  да  и  соврал!  -  радостно  смеЯсь, договорила
Ќаташа  их  старую  приговорку.  -  ‡наешь, почему Я столько болтаю? џ долго
молчала.  Ђ теперь Я, знаешь, как почтовый рожок у барона Њюнхгаузена, в нем
на  морозе  все  мелодии  замерзали, не издаваЯ ни звука. Ђ потом, когда его
принесли  в  тепло  и повесили на гвоздик у печки, он вдруг оттаЯл и заиграл
все, что в нем накопилось!
     ‚скоре  землЯные  работы  закончились,  всех  отпустили  по домам, и на
грузовике  с  угольно-черным,  обгоревший кузовом приехали саперы, выгрузили
мины,  и  машина  тут же умчалась обратно, оставив только трех человек: двух
узбеков  и  старшину  очень  маленького  роста.  “збеки стали боротьсЯ, чтоб
согретьсЯ,  похлопываЯ друг друга по плечам, а старшина вежливо поздоровалсЯ
за  руку  с  Џлатоновым,  сказал,  что его фамилиЯ Ѓелкин, и они пошли с ним
осматривать работу его бригады.
     Ћн  сказал  Џлатонову,  что ему поручено минировать подступы. Ќесколько
девушек,  не торопившихсЯ уйти домой, предложили помочь, и Ѓелкин согласилсЯ
-  мины  нужно  было  далеко перетаскивать от того места, где их сгрузили, а
времени  было мало. € целый день после этого Ѓелкин с узбеками устанавливали
мины,  разгребаЯ подмерзшую землю, а девушки таскали издалека мины, прижимаЯ
к  груди,  с почтением и ужасом косЯсь и осторожно ступаЯ, точно несли миски
с кипЯтком, которым можно обваритьсЯ, если расплескаешь.
     Ќа  другой  день,  когда работа была кончена, Ѓелкин сказал, что теперь
все  в  порЯдке,  нужно  только  дождатьсЯ приезда капитана, а пока охранЯть
заминированное  поле  до  тех  пор,  пока  не  подойдет  пехота, чтоб занЯть
заготовленные позиции.
     „евушки   ушли  в  город,  а  Џлатонов  осталсЯ  со  старшиной,  и  они
смастерили  на опушке у шоссе шалаш, чтоб защититьсЯ от дождЯ, и сидели там,
курили  и  смотрели,  как  мимо  них  проходЯт подводы с ранеными, проезжают
редкие  автомобили,  санитарные  и  штабные,  и,  проехав через мост, уходЯт
куда-то в тыл.
     Џехота  все  не  шла,  и  Ѓелкин  тосковал,  что  его  капитан  все  не
показываетсЯ.  Џод  конец  он  уже ни о чем, кроме капитана, не мог думать и
говорить,  не  спал  ночью,  выскакиваЯ  из шалаша к каждой пробегавшей мимо
машине.  € им все времЯ думалось о том, что эта машина была последней нашей,
и вслед за ней поЯвитсЯ немецкаЯ машина или танк.
     оссе  опустело,  и  когда  они всматривались в сумерках далеко вперед,
оно  им  начинало  казатьсЯ  жерлом  бесконечно  длинной,  нацеленной на них
трубы.  Џродукты  кончились,  и  Џлатонов пошел обратно в город за хлебом, а
старшина  с  неутешным лицом осталсЯ стоЯть под дождем, мечтаЯ, тоскуЯ и уже
почти  не  верЯ  в  поЯвление  своего капитана. “ходЯ, Џлатонов обернулсЯ, и
узбеки  помахали ему на прощание, продрогшие, голодные, они улыбались ему на
прощание,  и больше он их никогда не видел - на другое утро у моста уже были
фашистские  танки.  Ђ Џлатонова при входе в город сразу же задержал патруль,
и  его  отвели  в помещение кинотеатра, где разбиралсЯ во всЯких таких делах
какой-то майор.
     Њайор  решил  с  самого  начала  не  верить ни одному слову Џлатонова и
принЯл  его  за дезертира, переодевшегосЯ в штатское, но, услыхав про минные
полЯ,  сразу решил, что тут кроетсЯ что-то похуже, и стал задавать сбивающие
вопросы.  ЋбъЯснить,  почему  он,  штатский, принимал участие в минировании,
было  трудно.  ‚ыходило  неубедительно.  ’огда  Џлатонов,  начинаЯ  злитьсЯ,
сказал,  что в городе его знает сотнЯ людей, может, две сотни, и сослалсЯ на
военкома...  и  это  оказалось  хуже всего, потому что майору было известно,
что  военком  сбежал.  Ђ  то, что Џлатонова могут хорошо знать "какие-нибудь
базарные  бабы  или  школьники", - это ничего не доказывает: "ваши" и не так
умеют маскироватьсЯ!
     Џлатонову  все  времЯ  казалось,  что это легкое недоразумение, которое
вот-вот  разъЯснитсЯ,  и  он  не успел опомнитьсЯ, как его увели и заперли в
кинобудке,  -  там была железнаЯ дверь. € только там он понЯл, что с майором
совершенно  бессмысленно разговаривать, ничего невозможно доказать человеку,
который  боитсЯ  малейшей  ошибки  только  в  одну  сторону и ни капельки не
боитсЯ  любой  ошибки в другую сторону. Џоэтому он бросил стучать в дверь и,
прислушиваЯсь  к голосам и шуму шагов, только старалсЯ уловить - уж не ходЯт
ли по кинотеатру фашисты!
     Ћн  сидел  в темноте, замечаЯ, что времЯ, которое текло быстро, пока он
был свободен, теперь замедлилось и почти остановилось.
     —ерез  двое  суток,  или  через  два года, он не мог определить, кто-то
стал  возитьсЯ  с  замком  двери. ѓоворили по-русски. Џотом в дверь легонько
стукнули и часовой - он уже знал его голос - спросил:
     - Ќу что? ‘идишь?.. ‘ейчас тебЯ выпустЯт, ключи потерЯли.
     Љогда  нашелсЯ  ключ,  его  действительно выпустили и привели обратно к
тому  же  майору,  но  майор  был  уже  не тот. …му Џлатонов стал совершенно
неинтересен.
     - ‚от  что  получаетсЯ,  когда  в военное времЯ бродЯт как у себЯ дома,
без документов!
     - “  менЯ  есть  документы, - сказал Џлатонов, жмурЯсь после темноты от
света.
     - ‚от  и зарубите себе на носу, - сказал майор, а Џлатонов заметил, что
рЯдом стоит военком, которого майор почему-то в тот вечер считал сбежавшим.
     - ќто  совершенно  точно!  -  сказал военком майору, взЯл Џлатонова под
руку  и  вывел  на улицу. ’ам он добавил: - ‘ кем в споры задираешьсЯ? “ходи
отсюда  и не оборачивайсЯ! Џошли-пошли! “ менЯ на тебЯ документы выписаны, а
поезд уходит через сорок минут.
     - Ђ разве ходЯт поезда?
     - Џойдут. Ќаши наступают. ‚он они, сибирЯки подошли.
     Ђ  "дальше  было  все обыкновенно", как написал в сочинении один ученик
Џлатонова.  Ќа  фронте его ранили в первом же бою, потом снова ранили, когда
он  вернулсЯ из госпиталЯ, тут он, правда, продержалсЯ шесть недель. Ђ после
четвертого  ранениЯ,  когда  он  уже был капитаном, его демобилизовали, и он
вернулсЯ  в  родной  город.  ”ронт, подкатившись к городу, только лизнул его
своим  огненным  Языком  и  попЯтилсЯ  назад, а сейчас пЯтилсЯ уже далеко за
границей и война шла к концу.
     ѓород  был  пуст,  заброшен,  гол,  темен по ночам и голоден. Џлатонов,
похрамываЯ,  с  палочкой,  прошел  по  знакомым улицам. Љто-то за его спиной
сказал:  "“читель вернулсЯ!" Ћн обернулсЯ и увидел незнакомое лицо немолодой
женщины.  ѓород обезлюдел, и каждый новый человек был на виду, и пока он шел
к  своему  пустому  дому,  он  еще  не  раз  слышал: "‘мотри-ка, уже учитель
вернулсЯ!",  "“читель  вернулсЯ",  -  и  когда  он  добралсЯ до дому, он уже
понЯл,  что  ему  не  удастсЯ уехать в Њоскву, что он вернулсЯ как раз туда,
где  его ждали и, видимо, радовались его поЯвлению и где, значит, и ему надо
быть.
     Њного,  очень  много  времени  прошло,  прежде чем его разыскало первое
письмо  от  Ќаташи. Ћна писала, что жизнь у нее идет хорошо, она вышла снова
замуж,  и,  если  бы  не  водоворот каких-то дел и событий, она бы исполнила
свою  мечту  побывать в родном городе и повидать Џлатонова, и непременно это
когда-нибудь  сделает! Ћна так счастлива, что Џлатонов жив! ’еперь он должен
ей писать каждую неделю!
     Џлатонову  стыдно  было  писать  ей  про  любовь,  и каждый раз, относЯ
письма  на  почту (ему почему-то не хотелось опускать их в обыкновенный Ящик
на  углу),  прихрамываЯ  и  прислушиваЯсь  к  плохо  работающему  сердцу, он
поглаживал  свои  коротко  остриженные  волосы  и  думал, как хорошо, что он
удержал  себЯ  и  не  написал ничего о любви, и вздрагивал, вдруг представив
себе,  что  в  минуту  слабости он мог все-таки это сделать. € он никогда не
писал  первым  -  только  отвечал  на ее письма, и поэтому переписка их была
очень редкой, с большими промежутками.
     ѓоды  спустЯ,  когда  он  был  уже  директором школы, к нему зашла мать
учившейсЯ  у  него  девочки  Њайки  Љалошиной, той самой, что потом вышла за
‹ешку.
     Ћни  побеседовали о безобразных выходках буйной Њайки, потом поговорили
о  старшей  дочери  Љалошиной  -  „усе,  погибшей  в  первый  год войны, и в
разговоре  Љалошина  достала  из  сумочки  листок фронтовой газеты, где была
описана гибель „уси.
     ‚  небольшой  заметке,  написанной  точным  уставным Языком с указанием
часа  и  минут,  должности  и  званиЯ  каждого  участника,  куда трогательно
вмешивались   робкие   попытки   таких   поэтических  украшений  слога,  как
"золотистые  волны  локонов"  и  "гибкие,  но  крепкие  девичьи  фигуры",  -
рассказывалось,  как  две городские девушки вызвались под обстрелом провести
нашу  наступающую часть через минное поле у предмостной укрепленной полосы и
тем  помогли  выполнить  бойцам  поставленную  задачу почти без потерь. Ћдна
девушка  была  в  розовом  берете,  а  другаЯ  в синем лыжном костюме. Ѓойцы
запомнили,  что  звали  они  друг  друга  так:  „усЯ и Ќаташа. € одна из них
погибла, подорвавшись на мине. ”амилии их остались неизвестными.
     ...Џоезд  бежал  к Њоскве, вагон покачивало, тонко дребезжала ложечка в
пустом  стакане,  и  дремота  уже  размывала  возникающие  в  мозгу  картины
воспоминаний,  и  Џлатонов  чувствовал  себЯ  точно  лежа на морском берегу,
когда  прибывающаЯ  волна  подмывает  и покачивает тебЯ и уже приподнимает и
сносит  куда-то  в  глубокий  сон.  ‘овсем  уже  засыпаЯ,  он вспомнил слова
Љалошиной.  Ћна говорила: "€ ведь представьте себе, почему „усЯ свою фамилию
не  назвала?  Ћна  из-за  нашей  фамилии  всегда  конфузилась,  так  уж  ей,
беднЯжке, хотелось, чтоб все покрасивее было..."
     Џлатонов  заснул  легко  и  крепко, а когда проснулсЯ, на желтой стенке
вагона  сиЯло  мигающее  солнечное  пЯтно,  было  шумно  от  говора,  плакал
ребенок, шуршала бумага, позвЯкивали ложечки, размешиваЯ в стаканах чай.
     „авным-давно  он не засыпал так беспамЯтно-крепко, "медным сном", как у
ѓомера,  и  когда  проснулсЯ,  не  сразу  вспомнил,  куда  это он попал, что
случилось,  почему  он не у себЯ дома. Ќа душе у него было празднично-легко,
но  в  первую  минуту  он совсем позабыл: отчего? € похолодел от страха, что
сейчас  вот-вот  проснетсЯ  совсем и потерЯет эту радость, она тоже окажетсЯ
сном.  Ћн  рванулсЯ  и  быстро сел на своей верхней койке, стиснув кулаки, и
тут  разом  все  проЯснилось;  он  вспомнил:  чудо  осталось  с  ним, ему не
приснилось,  он  действительно  едет,  она  позвала  его,  он увидит Ќаташу,
теперь  он  может ей что-нибудь сказать и услышать сразу ее ответ, ее голос,
увидеть,  как  двигаютсЯ ее губы. ќто чудо с ним и никуда не уйдет, и сердце
от  его  близости  билось сильно, свежо и радостно, от нарастающего волнениЯ
приближениЯ чуда.
     Ћн  стал смотреть в окно, лежа на боку, со своей верхней полки и думать
о  чудесах.  Љакие  странные  вещи  люди  считали чудесами. Љакие голодные и
очень  бедные  люди  могли придумать прославлЯть чудо, когда громадную толпу
народа  удалось  накормить  несколькими  хлебами,  да  так,  что еще кое-что
осталось  и  на  завтра...  ‘ытые люди не могли придумать такого чуда! Ђ то,
что  вот  эти  деревца  за  окном,  промерзшие,  с мертвыми черными ветками,
мотавшимисЯ  на  ветру,  сейчас уже купают в солнечном свете свои маленькие,
точно  игрушечные,  листочки  и  по  ним  пробегает  рЯбь  от ветерка, - это
почему-то  никому  не кажетсЯ чудом, ни в ком не вызывает даже обыкновенного
удивлениЯ...   Ћн   с  усмешкой  припомнил  слова  вчерашних  попутчиков  за
бутылкой: "’акаЯ аппаратура, и нечего удивлЯтьсЯ!"
     ‡а  окном  уже бежали подмосковные мокрые лесочки, пустые дачи, толстые
провода,  уходЯщие  к горизонту, провисаЯ от опоры к опоре; заводские трубы,
захламленные  пустыри,  шоссе,  по  которому,  отставаЯ  от  поезда,  бежали
автомобили,  нырЯЯ  под  арку  путепроводов,  опЯть  рЯд сарайчиков, и вдруг
широкаЯ сераЯ лента геометрически точной дуги автострады.
     Џоказались  автобусы с московскими номерами, городские улицы и вывески,
и  тут  Џлатонов  подумал:  даже  если  сейчас  что-нибудь сломаетсЯ и поезд
совсем  не  пойдет дальше вот этого перекрестка, пешком можно дойти до дома,
где  живет  Ќаташа, - ведь это уже Ќаташины улицы, Ќаташин город, ее Њосква,
и все автобусы идут к ней. €ли от нее...
     ‘  вокзала  он  вышел  со  всей толпой пассажиров, нашел вход в метро и
доехал до остановки, где была гостиница.
     ’етЯ  ‹юсЯ  и Љазимира ‚ойцеховна перед отъездом, волнуЯсь, умолЯли его
махнуть  рукой  на  расходы  и  остановитьсЯ  в  хорошей,  даже самой лучшей
гостинице.  Ћн  так  и  сделал:  вежливо,  но  уверенно,  стараЯсь выглЯдеть
бывалым  гостиничным  завсегдатаем,  он  попросил  у  женщины-администратора
номерок,  неважно  какой,  только  получше!  Ќе поднимаЯ глаз, она ответила:
"‘вободных  номеров  нет"  -  и  продолжала прерванный оживленный разговор с
другой  женщиной.  Џохоже  было,  что  он  задал бестактный вопрос: кажетсЯ,
почти  обидел  ее,  предположив,  что тут такаЯ обыкновеннаЯ, общедоступнаЯ,
плохаЯ  гостиница,  что  даже  так  и  валЯютсЯ  свободные  номера  длЯ всех
приезжающих.
     Џлатонов  в  нерешительности  прошелсЯ по мраморному вестибюлю, оглЯдел
витрины   ларьков,   где   выставлены  были  сувениры,  дворцовую  лестницу,
устланную  малиновым ковром, уходЯщую куда-то в недосЯгаемые длЯ него места,
лифты  с  мигающими  огоньками,  улетавшие  ввысь  и выпускавшие в вестибюль
довольных,  неторопливых, точно у себЯ дома, людей, приехавших сверху. ‚идно
было,  что  они хорошо позавтракали, удобно выспались и по-хозЯйски уверенно
направлЯлись   теперь  к  газетному  киоску  мимо  целой  картинной  галереи
глЯнцевитых   красочных   плакатов,   где   так   и   пестрело:  "к  услугам
посетителей", "в большом ассортименте!"... "комфортабельные!".
     Џлатонов  вышел через сверкающую зеркальными стеклами вертЯщуюсЯ дверь,
снова очутилсЯ на мокром тротуаре и вернулсЯ ко входу в метро.
     …два  войдЯ  в  следующую  гостиницу,  он сразу понЯл, что тут длЯ него
свободными  номерами  не  пахнет,  это  просто  в воздухе чувствуетсЯ, как в
хозЯйственном  магазине,  где  продают  кастрюли  и  шпингалеты,  не  пахнет
колбасой - сразу понимаешь: здесь этим не торгуют, и все.
     „евушка  в  роскошной  прическе  вроде  небольшого стога сена на голове
подтвердила его предположение.
     вейцар   в  утешение  показал  ему  на  плакатик,  где  был  напечатан
длиннейший список гостиниц, и посоветовал начать искать с самой дальней.
     Џлатонов  посмотрел  на часы и увидел, что он уже больше часа в Њоскве,
и  испугалсЯ.  Ћн  вернулсЯ  к окошечку и попросил телефонную книгу. „евушка
посмотрела   на   него  с  отвращением,  точно  он  попросил  у  нее  что-то
неприличное,  например  носовой  платок,  чтобы разочек высморкатьсЯ, или ее
зубную  щетку,  чтоб  немножко  почистить зубы. Ћна объЯвила, что книжка эта
длЯ  служебного  пользованиЯ.  ‚ крайнем случае длЯ проживающих в гостинице.
‚идно  было,  что ей доставлЯет удовольствие, что она может кому-то в чем-то
отказать,  и  ничего  ей  за  это  не  будет,  но разговор ей в конце концов
надоел,  видимо,  отвращение  пересилило, и когда он предложил оставить ей в
залог  паспорт, она молча положила перед ним книгу и отвернулась, потому что
с самого начала не сомневалась, что он ее никуда не унесет.
     Џлатонов  вернул  ей  книгу  через минуту и поблагодарил, но девушка не
обратила  ни  на него, ни на книгу ни малейшего вниманиЯ, и он вошел в будку
автомата  и,  чувствуЯ,  что  сердце  начинает  стучать  с  каждым  оборотом
жужжащего  диска все сильнее, набрал номер, а к тому моменту, когда в трубке
сперва  щелкнуло и потЯнулись длинные гудки, он почувствовал, что глохнет от
волнениЯ, и едва расслышал голос Ќаташи. Ђ она нетерпеливо кричала:
     - Ќу, где же ты? Џриехал? ѓде же ты? ѓде?.. Ѓоже мой, ЉолЯ приехал!
     …му  не  хотелось  признаватьсЯ,  что  он  говорит  из телефонной будки
гостиницы,  куда  его  не  пускают,  но она с двух слов все сама сообразила,
засмеЯлась и крикнула:
     - ‘лушай  внимательно:  никуда  не  двигайсЯ,  ничего не говори, молчи.
Њожешь  выйти  на улицу и стой у входа. †ди менЯ!.. Ќеужели ты приехал? †ди!
Ќикуда не двигайсЯ!
     Ћн  вышел  на  улицу и потихоньку стал прохаживатьсЯ до угла и обратно,
то и дело оборачиваЯсь, чтоб не пропустить Ќаташу.
     Ќемного  погодЯ  кто-то  помахал кому-то из серой "‚олги", промчавшейсЯ
мимо.  Њашина  скрылась  за  углом, очень быстро развернулась и помчалась по
другой  стороне  обратно,  подлетела и, взвизгнув, присела на рессорах, став
как  вкопаннаЯ;  из  распахнувшейсЯ дверцы кто-то выскочил, пригибаЯ голову,
стремительно  налетел  на  него и обнЯл. Ќаташа крепко и коротко обнЯла его,
он  увидел  у  самого  своего  лица  ее глаза - они, казалось, стали гораздо
больше,  чем раньше, - узнал безошибочно ее губы по прикосновению к его щеке
и уловил незнакомый легкий и нежный запах ее волос.
     Ћна  втащила  его  в кабину, где сидела за рулем, и усадила его рЯдом с
собой, повернула к себе лицом и всплеснула руками:
     - Ѓоже  мой  миленький!..  Ћтчего  же ты худущий такой, не кормЯт тебЯ,
что  ли?..  Џочему  ты  не  стареешь? ђуки только постарели у тебЯ! Ђ Я уже,
видишь, какаЯ стала?!
     - ’ы  еще  красивее  стала,  -  серьезно  сказал Џлатонов, и она слегка
покраснела от удовольствиЯ.
     - ‘казал Џетрушка...
     - Ќет, не Џетрушка. Џравда.
     Ћна  и  вправду  казалась  ему  красивее  прежнего, хотЯ уже наметились
жесткие,  смотревшие  вниз  черточки  в  уголках  губ, но щеки и скулы, туго
обтЯнутые  розово-смуглой от загара кожей, и удивительнаЯ ее быстраЯ улыбка,
не  как  у  других постепенно возникавшаЯ на лице, а вспыхивавшаЯ мгновенно,
точно  от удара тока, - все было прежнее, все было ему по-прежнему знакомо и
мило.
     Ќаташа  трогала  его  плечи, улыбаЯсь, всматривалась в лицо, поправлЯла
на  нем  тоненький  узелок  галстука  и,  точно  не верЯ глазам и все больше
удивлЯЯсь, опЯть всплескивала руками.
     - „авай  посидим  минутку, чтоб Я успокоилась, а то Я разобью машину...
Џомолчим.
     —ерез минуту она сказала:
     - Ќу  вот,  теперь  поехали, - тронула машину, очень ловко втиснулась в
шумный  поток  движениЯ,  потом  они  куда-то сворачивали, обгонЯли кого-то,
объехали  площадь и остановились у подъезда той самой первой гостиницы, куда
сунулсЯ Џлатонов прЯмо с вокзала.
     - „авай  мне  твой  паспорт!  -  сказала  Ќаташа,  когда они пересекали
мраморный  вестибюль,  и  усмехнулась его удивлению. - „авай, давай, там уже
все  в порЯдке! - € действительно, не прошло пЯти минут, как они уже вошли в
бесшумный  лифт  и  их вознесло с легким жужжанием до бесконечного коридора,
устланного мЯгкой дорожкой, и горничнаЯ открыла им дверь номера.
     Ћни  вошли,  попробовали, как течет из крана горЯчаЯ вода, открыли окно
и  посмотрели  с  высоты  девЯтого  этажа  на  шумно  текущий поток уличного
движениЯ, и Ќаташа сказала:
     - Ќу,   все  в  порЯдке,  ты  устроен,  поедем,  Я  тебЯ  буду  кормить
завтраком.
     ‘нова  они  рывками  от  светофора  к  светофору помчались по улицам, и
Џлатонову  несколько  раз становилось страшно, что они налетЯт на пешеходов,
но   Ќаташа   великолепно   вела  машину  и  чувствовала  себЯ  как  дома  в
невообразимой  сутолоке среди маленьких и больших машин, светофоров, уличных
знаков и милиционеров-регулировщиков.
     …ще  из  писем Џлатонов знал, что теперешний муж Ќаташи крупный ученый,
занимающий  крупную  должность,  и  не  удивилсЯ,  что  дом,  к которому его
подвезла  Ќаташа,  был  не  совсем  похож  на  остальные: как-то солиднее, с
окнами  без  переплетов,  большими  балконами, лоджиЯми и крытыми переходами
между этажами.
     ‚  квартире  было  очень  светло,  мЯгко  под  ногами, пустынно и пахло
приЯтной  чистотой. Џлатонов, пока Ќаташа приготовлЯла где-то далеко в конце
коридора  на  кухне  завтрак,  присел  под какой-то изогнутой лебединой шеей
лампой  на  Ярко-синий,  упруго  покачивавшийсЯ стул, но долго сидеть ему не
пришлось:  Ќаташа прибежала из кухни с фарфоровым кофейником и позвала его в
столовую, где был уже заранее накрыт стол.
     - ’ы любишь крепкий?.. €ли у тебЯ все сердце? - спросила Ќаташа.
     - ‹юблю  крепкий.  „а,  все  сердце.  ‡наешь, все поверить не могу: вот
сижу с тобой и могу разговаривать. ‚се не веритсЯ.
     …му  хотелось бы сказать ей, как он рад ее увидеть еще и потому, что он
очень  болен  и  уже почти примирилсЯ с мыслью, что не увидит ее никогда, но
сказать  об  этом  прЯмо  было  неловко  -  это  значило  потребовать к себе
особенного вниманиЯ, вышло бы похожим на жалобу.
     - Ђ  ты  удивилсЯ,  когда на тебЯ посыпались мои телеграммы из Ђфин, из
Џарижа  и  ЌеаполЯ?  -  прихлебываЯ из чашки, торопливо говорила Ќаташа. …е,
видимо,  радовала  мысль  о  том,  какое  удивление  должны были вызвать эти
телеграммы.  -  ’ы  знаешь,  Я  как-то  не  совсем верила в реальность всего
этого:  что  есть  где-то Ђфины, Џирей, Ђкрополь, и когда Я увидела, что все
это  правда:  шум ветра на палубе и пЯтна ослепительного солнца, отраженного
от  воды, и холмы древней ќллады, которой ты никогда не видел, а рассказывал
мне  так,  будто ездишь туда каждый год в отпуск, - Я почувствовала, что мне
одной  этого  слишком  много,  у  менЯ  просто  через край переливаетсЯ, мне
необходимо  стало  поделитьсЯ  с  кем-нибудь,  и Я стала неотступно думать о
тебе,  вспоминать.  ’ы,  оказываетсЯ,  единственный  человек,  с которым мне
хотелось  всем  этим  поделитьсЯ...  Њне  хотелось уступить тебе половину, Я
согласилась  бы  сойти  с  парохода  и  пойти  домой пешком, только чтобы ты
вместо  менЯ  поплыл  дальше!  Ќу,  это  все лирика, вот ты приехал, и Я так
рада,  что  даже не могу понЯть, как это Я не сумела тебЯ вытащить раньше!..
’ы  о себе рассказывай. Љак ты живешь? ’ы все еще директор и ни о чем больше
не мечтаешь?
     - џ уже не директор, Я просто преподаватель.
     - Љак  же  так?  -  испуганно воскликнула Ќаташа. - ‚едь ты столько лет
был директором? ЌеприЯтности?
     - „а  нет,  видишь ли, быть директором никогда не было моей мечтой, так
просто  получилось,  а  сейчас  мне гораздо лучше и... нагрузка меньше, а то
мне трудно стало. ‡доровье... ‚се к лучшему.
     - „а?  - с сомнением, неуверенно спросила Ќаташа, - видно было, что это
известие ее расстроило из-за него.
     Џосле  завтрака  Ќаташа  отвезла его к центру города, а сама поехала на
работу,  в  свой Ќ€€. Џлатонов прошелсЯ по улицам, бегло оглЯдываЯ витрины и
кварталы  домов, в любом из них мог бы уместитьсЯ весь их городок, в котором
прошла его жизнь, и еще осталось бы порЯдочно свободной площади.
     ‚ернувшись  в  гостиницу,  он  долго  смотрел  из окна на улицу, полную
автомобильных  крыш  и непрерывно текущих толп народа, быстро скоплЯвшихсЯ в
ожидании  зеленого  света  на  перекрестке,  чтобы  торопливо  перебежать  к
другому  тротуару,  и  тотчас  же начинавших снова скоплЯтьсЯ с обеих сторон
перехода.
     Ћн  тщательно  побрилсЯ, помылсЯ и даже попробовал немножко по-другому,
чем  обычно,  причесать  волосы,  но  ничего  хорошего из этого не вышло, он
махнул  рукой  и  засмеЯлсЯ,  глЯдЯ  в  очень Ясное зеркало на свое усталое,
осунувшеесЯ лицо.
     Љровать  была  так красиво застелена, что он не решилсЯ на нее прилечь,
а  примостилсЯ  на  коротеньком  диванчике,  подложив  под  голову подушку и
пододвинув к себе поближе телефон, и стал ожидать ее звонка.
     ‚ечером  она  позвонила,  они  встретились  на  углу и поехали смотреть
представление  на  льду,  и  он  познакомилсЯ  с  ее  мужем. Џлатонову очень
хотелось  бы,  чтоб тот оказалсЯ противным типом, и он готовилсЯ к тому, что
тот  ему не понравитсЯ, очень не понравитсЯ, но после минутного разговора он
с  разочарованием  убедилсЯ,  что тот ему скорей нравитсЯ. ќто был человек с
крупной  лысой  головой, и весь крупный, не толстый, а какой-то объемистый и
с маленькими кабаньими глазками, очень веселыми и хитрыми.
     Ћн  скучал  на  ледЯном  представлении,  но  добросовестно  каждый  раз
хлопал,  только  несколько  раз  тихо  сказал  Ќаташе:  "‡ачем  ты  нас сюда
притащила?"  - и то, что говорил "нас", а не "менЯ", - тоже было симпатично.
Џотом  Ќаташа  сказала,  что дома ничего не приготовлено, есть нечего, и они
поехали  в  ресторан,  где  все  было "к услугам", подкрахмаленные скатерти,
играл  оркестр и несколько человек толклись в тесном проходе, уверенные, что
они  танцуют.  Љругом  возвышались колонны, подпиравшие расписной потолок, и
за  аркой  была  дверь  в  коктейль-холл,  и Џлатонову казалось все каким-то
ненастоЯщим;  тут  же  выЯснилось,  что Ќаташин муж сам в рестораны попадает
только   на  торжественные  приемы  иностранных  гостей,  и  ему  совершенно
наплевать на торжеств