ин  из таких  помощников однажды  чуть  его  не
подвел. Ћб этом стоит рассказать, а рассказ поневоле надо начать издалека.
     ‚  конце  Ђлбанского  переулка,  рЯдом  с  тем  двором,   где  когда-то
помещалась  фирма  "‹актобациллин", поселилсЯ  еще при добровольцах  молодой
сравнительно генерал с женой и семилетним сыном. ‚ его распорЯжении, как и у
молочной фирмы, был большой двор, где  на конюшне стоЯли  лошади, и одной из
незабвенных картин нашей детской  поры  был  величавый  выезд генерала и его
мальчика верхом на двух крупных  белых лошадЯх. ЏотрЯсало нас,  мальчишек, в
особенности  то, что  не только генерал, но и его  семилетний сын был одет в
военную  форму, у него  были  сапожки со  шпорами,  мундир,  погончики. „ети
бегали вслед за  всадниками, даже не смеЯ  завидовать и  замираЯ  от счастьЯ
зрелища, а владельцы лавок и мастерских вместе с заказчиками и покупателЯми,
прервав дела, выходили на улицу, смотрели,  задумывались. ”амилиЯ у генерала
была заметнаЯ  на ђуси, и  только длЯ того, чтобы дать  о ней представление,
назову его Ћзнобишиным,  а настоЯщую фамилию объЯвить воздерживаюсь,  потому
что представители этой старинной дворЯнской отрасли еще живы, а один из них,
говорЯт, стал в эмиграции известным писателем.
     ‘удьба семьи сложилась  так.  ѓенерал  исчез  вместе  с „обровольческой
армией, сын его стал простым матросом, ходил в загранплавание и тоже исчез -
говорили, что сбежал к отцу, который тогда еще был жив, - а мадам Ћзнобишина
старилась, преподаваЯ в  средней школе французский Язык. ‚  пожилом возрасте
она  принЯла  сердечное участие  в несчастном немом  (но  не  глухом) юноше,
выросшем в интернате. Ћна взЯла  его  к  себе. ‘едаЯ,  стройнаЯ, с  быстрыми
черными  глазами,  она  быстрыми шагами,  дымЯ  на ходу  дешевой  папиросой,
спешила из школы домой, и люди о ней говорили нехорошее. Ћна и  в самом деле
жила с немым.
     Њадам   Ћзнобишина   различала   в  его  мычании  какие-то  слова,   ей
действительно понЯтные, и уверЯла соседок, что его можно  вылечить. Ћн ходил
на базар, стрЯпал, мыл полы. Ћчень  любил выпить  и  радостно  мычал,  когда
годившаЯсЯ  ему в матери возлюбленнаЯ приносила  под  праздник бутылку вина.
Њадам Ћзнобишина еще обожала рассказывать о его уме, находчивости и  доброте
и находила в нем сходство то с  „жеком ‹ондоном, то  с артистом Ђбрикосовым.
ђумыны  вспомнили об  Ћзнобишиной как  о  вдове русского  боевого  генерала,
участника белого движениЯ, написали о ней в газете. ќто послужило ей поводом
завЯзать   -   или   возобновить   -   знакомство   с   некоторыми   видными
интеллектуалами-квислингами,  и  один из  них,  искусный  врач, нейрохирург,
кажетсЯ, вернул юному ее другу дар речи. Љогда мадам Ћзнобишина, счастливаЯ,
помолодевшаЯ, привезла его  на трамвае  из больницы (а  дома их ждал  обед с
вином) и стала  его ласкать, бывший немой  внезапно  оттолкнул ее, и  перваЯ
свЯзнаЯ фраза, которую она от  него  услыхала, была такой:  "Ћтстань, стараЯ
курва!"
     Ћн   не  только  жестоко   отверг   покорную,   позднюю  любовь   своей
спасительницы, но приводил на ее квартиру, в свою комнату, молодых женщин, а
иногда  во  времЯ  таких  свиданий  посылал  Ћзнобишину за  вином (деньги он
давал), и она, все так же дымЯ  на  ходу папиросой, торопилась исполнить его
поручение. ќтот  ничего не  умевший  верзила  (его  имЯ было Њаксим, но весь
переулок вслед за мадам  Ћзнобишиной называл  его ‘имочкой) был  не из самых
ловких помощников  ‚алентина  Џрокофьевича, но  тот  верил в его честность и
преданность. Ћказалось, что ђедько ошибсЯ.
     Џоздней  Январской  ночью ‘имочка по какому-то спешному  торговому делу
устремилсЯ к комнате  ђедько. Љ его  удивлению,  несмотрЯ  на  ночное времЯ,
дверь была  открыта, а  за дверью  стоЯла  женщина и дышала зимним воздухом.
•отЯ в комнате было темно, ‘имочке показалось, что он узнал ”риду ‘основик.

     <b><i>ѓлава пЯтнадцатаЯ</i></b>

     Џодпол, в котором  почти три  года прожили  и проработали ”рида и „ина,
был  не  такой  уж  маленький,  его  площадь  равнЯлась четырем  с половиной
квадратным  метрам и без малого двум метрам - высота. Љаждую неделю ‚алентин
Џрокофьевич  привозил  из  ближайших сел опоек, овчину,  козлЯтину,  и шкуры
отмачивались  в  двух  больших  чанах,  занимавших в  подполе  немало места.
„альнейшаЯ  стадиЯ производственного процесса заключалась в обезволашивании:
волос и эпидермис  удалЯлись  с помощью  зловонной  смеси сернистого натриЯ,
извести  и воды. ќто длилось несколько  часов.  ‡атем  обезволошенные  шкуры
погружались в третий  чан, наполненный  суспензией  извести. ’ак  называемое
зеленое  голье  обеззоливали  солЯми  алюминиЯ  и  смЯгчали  мЯгчителЯми  из
плесневелых грибов.
     Ћт гниениЯ кожи при ее влажной обработке поднимались удушливые, вонючие
газы и пары. Ђ в комнате над полом окно выходило в парадную, воздух поступал
только через дверь, но дверь надо было  держать закрытой не только зимой, но
и летом.  Ќи одна  живаЯ  душа в доме,  даже  мать и сын  ‚арути,  даже ћлиЯ
€вановна, не знала, что ”рида и „ина скрываютсЯ в комнате ђедько.
     …ще в советские годы ”рида как-то с горькой улыбкой рассказывала, что в
’алмуде в книге "Ќашим" ("†ены") среди немногих причин, по которым униженнаЯ
женщина  имела право на  развод, указывалось ремесло мужа  - кожевник. ‘пали
мать и дочь, сидЯ между чанами и мешками на корточках, а то и стоЯ. ‚ первое
времЯ они просили себе смерти, потом привыкли.  Ќочью во времЯ многочасового
обезволашиваниЯ шкур они поднимались наверх и с разрешениЯ хозЯев, которые и
сами задыхались от зловониЯ, открывали дверь минут  на  пЯтнадцать. €х могли
случайно  увидеть  со  двора,  но если  бы  не эти  короткие,  жадные глотки
воздуха, они бы давно погибли. Ћсобенно стало трудно  летом, когда во дворе,
по  южному обыкновению, жильцы сидели даже после  полуночи,  беседовали. ‚от
мимо двери задвигалась при лунном свете  чьЯ-то тень - и  мать и дочь должны
быстро и тихо шмыгнуть в подпол.
     - Њы  уже  мыши, а  не  люди,  мыши  мы  теперь,  - сдавленным  шепотом
причитала ”рида, и шепот  был таким, что его в самом  деле  могли услышать и
понЯть только мышь или белка, а не человек.
     Ћна  и  до войны  много лет занималась  этой  адской и  противозаконной
работой, и „ина, возвращаЯсь из школы, а потом из института, помогала ей, но
в те годы ”рида проводила  в подполе не более четырех-пЯти часов в  день, да
еще с перерывами, а  „ина и того  меньше. € тогда был  страх, но не сравнить
его с теперешним: сама  их жизнь  стала  страхом.  Ћни  забыли свет  солнца,
дневной свет мог принести им гибель. ‚ыползаЯ, как мыши, ночью из норы, они,
пугаЯсь  дыханиЯ   ветра,  шороха  шелковицы,  смотрели  недвижными  глазами
оробевших зверьков на одинокое  сиЯние звезды. ’Яжелой,  старческой походкой
двигалась к ним  из соседней комнаты - ђедько разрешал  - ЊариЯ  ѓавриловна,
обнимала  их, рассказывала о  той жизни, которой наверху  жили  человеческие
существа,  о ценах  на  базаре,  о новых  магазинах,  о  событиЯх в  доме, о
румынских офицерах, гулЯющих с нашими шлюхами по Љардинальской.  Ћни слушали
внимательно, но безучастно -  то была  инаЯ,  чуждаЯ и теперь им  не  нужнаЯ
жизнь на земле, жизнь людей, а они жили другой жизнью,  жили  в земле жизнью
мышей.  ‘мешно  и стыдно сказать: длЯ  них было немалой, памЯтной  радостью,
когда в иную добрую ночь им удавалось добежать до уборной, до отвратительной
дворовой уборной, в которой  в каждом из двух очков ее выглЯдывал  застывший
конусом кал,  получивший всенародное наименование монаха. Ќо большей  частью
отправлениЯ совершались  тут же в подполе,  одна  вонь не  мешала другой,  а
выносила за ними ЊариЯ ѓавриловна, пока была  здорова, а когда  слегла, этим
занЯлась ћзефа Ђдамовна.
     Ћказалось,  что  добытчик  ђедько  был  женат  на женщине  удивительной
доброты. Ћтец ее,  низкорослый,  надменный,  усатый, служил до  самой смерти
своей  швейцаром  в гостинице  "ЊосковскаЯ".  Ћна  выросла  в  семье грубой,
скопидомной, корыстной, но - сосуд, созданный из глины, - она была наполнена
милосердием своего ‘оздателЯ. Ћна и выглЯдела миловидно, моложе своих сорока
шести лет, хотЯ и неправильно было бы назвать ее красивой. …е глаза излучали
такой свет, который  проникал  в душу. Љазалось, что свет  излучали даже  ее
пепельные  волосы,  собранные  в  узел,  и  ее работЯщие  руки,  и губы,  не
произносившие  буквы  "л"  и улыбавшиесЯ как-то  нерешительно, с  непонЯтной
боЯзливостью, но тем чудесней была улыбка.
     Ћни подружились,  эти  четыре женщины,  и  только  потом  по-настоЯщему
понЯли ”рида и „ина, каким богоданным счастьем были длЯ них ЊариЯ ѓавриловна
и  ћзефа Ђдамовна. Љазалось, ђедько одобрЯет близкую, самоотверженную дружбу
жены с двумЯ его тайными работницами и старухой  —емадуровой, но когда ћзефа
Ђдамовна  просила его прекратить или хотЯ бы приостановить на  времЯ выделку
подпольной  кожи  -  ведь  им денег хватает,  и они  сами уже задыхаютсЯ  от
испарений, - ђедько не хотел ее слушать.
     -  ‚алЯ, длЯ кого  копим? - плакала ћзефа Ђдамовна в постели.  - Њожет,
уже убит наш ‚ладик.
     ђедько целовал ее мокрые глаза, ее губы, но был тверд:
     --  Њужчина должен знать свою справу: чтоб его дети жили лучше, богаче,
чем он. „лЯ ‚ладика и копим.
     Ћднажды жена сказала мужу:
     - ’ы выйди на двор на часик, Я им воду согрею, пусть хотЯ бы помоютсЯ.
     ђедько согласилсЯ, похвалил ее, обнадежил:
     -  Ќе  сразу,  ћзенька, не  сразу, подожди  трошки, мы еще  с  тобой  и
‚ладиком заживем как надо, не хуже людей.
     ‚алентин  Џрокофьевич такими словами часто  утешал жену, и  она, согнув
высокую, еще молодую шею, склонЯла пепельноволосую голову, и он гладил ее, и
она верила ему,  всегда верила, всегда знала, что он жаден  до денег, хитер,
напорист, но при этом порЯдочен, основателен, ей предан и душа его в хорошие
минуты  открываетсЯ  добру. €  жена  приникала  к  мужу,  как  тростиночка к
большому, толстому, надежному дереву.
     ћзефа  Ђдамовна  замечала,  как  месЯц  за  месЯцем  растет  отчуждение
‘основиков от людского рода, в особенности у  ”риды. ћзефа Ђдамовна не могла
себе  это объЯснить, но ее охватывала  тревога, и она  вослед за —емадуровой
пыталась вовлечь  мать и  дочь  в происшествиЯ  человеческого существованиЯ.
Љогда те выползали ночью из подпола и открывали дверь на двор, чтобы дышать,
ћзефа Ђдамовна, стараЯсь не разбудить мужа, в одной рубахе сходила с высокой
кровати,  наливала  им  в  кружки компот,  предлагала  печенье,  но  те  ели
неохотно,   есть   не  хотелось,   хотелось  дышать.  ћзефа   Ђдамовна  тихо
повествовала. ‚олодЯ ‚арути  стал большим  человеком, его в газете  называли
крупным национальным художником  ’ранснистрии, он выезжал в Ѓухарест, одет с
иголочки, ему устроили выставку, его  боготворила литературно-художественнаЯ
молодежь. Ќе знала ћзефа  Ђдамовна,  что сотрудничество  ‚олоди  в  грЯзном,
антисемитском   "‘вободном   голосе"   оправдывалось   этой  молодежью   как
незначительнаЯ,  но  необходимаЯ   уступка  оккупантам  во  имЯ   настоЯщего
искусства.  ‚ласти  предоставили  ему  с   матерью  роскошную  квартиру   на
Џушкинской и там же, внизу, ему отвели под мастерскую магазин.
     Ђ в другой  раз  медленно  и осторожно, опасаЯсь  причинить  ‘основикам
боль, ћзефа Ђдамовна сообщила, что скончалась ћлиЯ €вановна ‹оренц, хоронить
будут  послезавтра.  ”рида  выслушала  эту  весть  почти  спокойно,  а  „ина
вскрикнула,  в  испуге  оборвала  крик,  заплакала,  в  первый  раз  за  все
оккупационные ночи  и дни она  заплакала, и обе  они вернулись  в  подпол, а
когда  наступило  утро,   еще  туманное,  „ина  приподнЯла  крышку  подпола,
тихо-тихо пригнула ее к полу, поднЯлась по стремЯнке наверх и приблизилась в
полутьме  к  постели супругов.  ћзефа  Ђдамовна  услыхала, проснулась.  „ина
позвала ее к себе рукой в рукавице.
     -  Џоложите это ћлии €вановне, - попросила „ина и  дала  ћзефе Ђдамовне
кусок кожи  -  грубо  вырезанный цветок,  на  котором  гвоздем „ине  удалось
кое-как нацарапать: "Ќезабвенной ћлии €вановне ‹оренц от ”. и „.".
     Ѓольшинство  жильцов дома въехали сюда уже при румынах, покойницу  мало
кто  знал, ее  решила  отвезти  на  кладбище  и  похоронить рЯдом  с ”едором
”едоровичем  дворницкаЯ  семьЯ.  Љупили  на   деньги  ђедько  гpоб,  позвали
свЯщенника.  ‚есь день  возле  усопшей провела ЊариЯ  ѓавриловна. Љак  живаЯ
лежала  в гpобу ћлиЯ  €вановна,  даже румЯнец как  будто вспыхнул  на впалых
щеках, и стало  видно —емадуровой, как похож Њиша на нее. Џришли две женщины
из  соседнего  дома, и  с  большим,  богато набранным  букетом живых цветов,
ухоженнаЯ, надушеннаЯ,  поЯвилась  по-прежнему  худаЯ, очень постаревшаЯ, но
великолепнаЯ, по-загpаничному  одетаЯ мадам ‚арути. ћлиЯ €вановна в эти годы
стала чем-то  вроде приходЯщей  прислуги  в семье ‚арути, и  мать известного
художника подчеркивала гуманность и благородный характер своего посещениЯ. €
среди цветов блистательного букета оперной дивы прошлых  времен (в газете ее
называли  исконно  румынской дочерью  ’ранснистрии)  и  тощих  букетиков  от
Ќенашевых, ђедько, —емадуровой притаилсЯ кусок  подпольной сыромЯти, неумело
и гpубо в  очертаниЯх  цветка  вырезанной  „иной  ‘основик в  том зловонном,
тесном  и сыром  подполе,  который был  частичкой Ѓожьего сиЯниЯ на огромном
пространстве империи дьЯвола.
     ћлию  €вановну хоронили в холодном, не по-южному метельном  Январе 1944
года - почти через два года после приезда в родной город доктора —емадурова.
Ћн уехал быстро, пробыв у матери  около  двух недель, и многое  стало с того
времени иным: советские  войска  победно двигались по “краине. €менно в ночь
накануне похорон ”рида  ‘основик, выбравшись из подпола, приоткрыла дверь, и
не только длЯ того, чтобы глотнуть свежего воздуху. …й хотелось взглЯнуть на
окна  ћлии €вановны,  мысленно проститьсЯ с ней, всматриваЯсь в окна и стены
ее квартиры как будто  в  черты покойницы. ѓде-то  теперь  Њиша,  жив ли он?
’олько сейчас, ночью, ощутила она тЯжесть утраты. ‚ьетсЯ снег, жесткий  свет
неба равнодушно,  недвижно лежит поверх метельной плЯски снега, а рЯдом, так
близко,  уснула вечным  сном  женщина,  с которой столько пережито,  столько
свЯзано. ђазве впервые на эту  землю падает  снег, разве впервые недвижно  и
жестко блестит луна, - почему же впервые нельзЯ сделать два-три  шага, чтобы
поцеловать  мертвый  лоб  соседки?  ђазве  этот поцелуй может остановить или
повернуть времЯ?
     €  так  же,  как  ночь  повеЯла  снегом, повеЯла  болью  смерть родного
человека,  болью  людской жизни,  и  мышь  снова стала на  мгновение дочерью
человеческой,  и  как  раз в это мгновение подбежал к  двери  по пустЯковому
торговому делу ‘имочка, и верзила  заметил женщину, и ему показалось, что он
узнал ее. ‘ постели поднЯлсЯ ђедько и увел ‘имочку в глубь двора.
     Ќа  другой  день,  когда  хоронили  ћлию  €вановну,  в  комнате  ђедько
произвели  перемены. Џодпол был прикрыт  ковром, на ковре поставили взЯтый у
—емадуровой ломберный столик, на столике -  узкое длинное зеркало, пудреницу
и  прочие бабские  причиндалы. ђаботу  в подполе  ђедько  велел  прекратить.
Џрошло несколько тревожных суток. „ворник Њатвей Ќенашев привел господина из
румынской префектуры. ЌесмотрЯ на холодную зиму, пальто румына и даже пиджак
были  распахнуты,  виднелсЯ  Яркий шерстЯной пуловер. ‚олосы,  выглЯдывавшие
из-под  шлЯпы, и  бакенбарды были черны, блестели  бриллиантином,  но  когда
господин, представившись  (он показал  удостоверение),  вежливо  снЯл шлЯпу,
оказалось, что у него крупнаЯ круглаЯ лысина.
     - ќто вы и есть ‚алентин Џрокофьевич ђедько?
     Џо-русски  он  говорил  совершенно правильно,  даже,  чувствовалось,  с
удовольствием, хотЯ  и  с  сильным акцентом. Џолицейские длЯ  ’ранснистрии в
основном набирались среди жителей Ѓессарабии, где русский Язык не забывалсЯ.
     - Њадам - ваша супруга?
     - ‘упруга. ћзефа Ђдамовна ђедько. ћзЯ, покажи аусвайсы.
     - —то вы, не затруднЯйтесь. Љто еще с вами живет?
     - ’олько Я и супруга.
     - Ђ за дверью?
     - Ђ за дверью, в бывшем  своем магазине, живет  бывшаЯ владелица нашего
дома ЊариЯ ѓавриловна —емадурова.
     - ‡наю, знаю, почтеннаЯ  и, кажетсЯ,  весьма  стараЯ  дама. ќто ее  сын
недавно приезжал из протектората?
     -  …е  старший  сын.  ѓлавный врач  карлсбадского  санаториЯ длЯ высших
офицеров вермахта.
     - Ћ,  большаЯ честь. Њогу ли  Я заглЯнуть к столь со  всех точек зрениЯ
достойной даме?
     ѓосподин из румынской префектуры постучал в  дверь,  не сразу  услышал:
"‚ойдите", обвел взглЯдом  ловчей птицы  все  помещение, и в его фисташковых
зрачках  отразились  и старуха  на  бедной кровати, толстаЯ, с узкими умными
глазами,  голые стены, раковина, стол, сундук красного дерева длиной в метр,
шириной и высотой  в семьдесЯт сантиметров (стариннаЯ работа), двустворчатый
шкаф.  “лыбаЯсь  -   мол,  простите,  формальность,  -  попросил  разрешениЯ
заглЯнуть  в сундук  и  шкаф,  потом, так  же  понимающе  улыбаЯсь  ("’ысЯчу
извинений!"), открыл два шкафа в комнате ђедько, сел, но не уходил,  молчал.
—то  в это времЯ  чувствовали в подполе ”рида и  „ина? ‚алентин  Џрокофьевич
налил  господину из  префектуры  стакан  сельтерской  с вином  -  этой смеси
научили наших жителей  румыны. ѓосподин одобрительно осушил стакан, а ђедько
напомнил:
     - ћзефа, ты в парикмахерскую собиралась.
     - € Я пойду, снегу навалило, - воспользовалсЯ словами ђедько дворник.
     ѓосподин  из  префектуры  разрешил. Ћн  осталсЯ наедине с  ђедько.  ’от
сказал:
     - “ менЯ к вам просьба, господин...
     - ”лорЯ, к вашим услугам.
     - џ хочу, господин ”лорЯ,  открыть магазин  по продаже кожи, кожевенных
изделий.
     -  Џожалуйста,  хоть  в  ближайшие  календы.  Љоролевское правительство
поощрЯет коммерцию.
     - Њне  будет очень удобно,  сами видите, если  мне предоставЯт магазин,
где сейчас живет госпожа —емадурова.
     - Џревосходно. Људа же мы поместим почтенную старую даму?
     - Ћсвободилась на первом этаже во флигеле плохонькаЯ квартирка - умерла
хозЯйка. Ђ там есть кухнЯ, уборнаЯ. ЊариЯ ѓавриловна только выиграет.
     - Ћ, ваша просьба нелегкаЯ.
     Џолицейский набивал цену. Џросьба была  легчайшаЯ. ‚  опустевшем городе
теперь не было жилищного  кризиса.  ‚о всЯком  случае, такие  квартиры,  как
‹оренцев, не ценились. ђедько могли  бы занЯть хорошую  квартиру, если бы не
боЯлись за судьбу ”риды  и „ины. „а  и  как лишитьсЯ  подпола, этой фабрики?
‚алентин   Џрокофьевич  весь  разговор  завел  длЯ  того,   чтобы   возникла
возможность дать полицейскому взЯтку, но  не за  укрывательство еврейки, это
было бы безумием! Њысль о магазине и о переселении Њарии ѓавриловны пришла к
ђедько  в  день смерти  ћлии  €вановны, и,  когда,  Явно по доносу  ‘имочки,
поЯвилсЯ полицейский, он быстро сообразил, за что  он даст взЯтку, хотЯ  мог
бы устроить свое дело безо всЯкой  взЯтки. ѓосподин ”лорЯ получил пЯть тысЯч
оккупационных  марок.  Џодозревал ли  он  что-нибудь?  ‚идно было  одно:  он
доволен.
     - ѓоспожа —емадурова может перебиратьсЯ  хоть  сегоднЯ.  Ђ вы занимайте
магазин. ‡автра приходите за бумагами. €ли лучше Я сам занесу, мне надо быть
поблизости в одном доме.
     ЏрощаЯсь, он небрежно добавил еще несколько слов:
     - ‘реди ваших, так сказать, компаньонов, вернее  служащих,  есть  некто
‘имочка. Џлохой, очень плохой ‘имочка.
     ‚алентин  Џрокофьевич   с  помощью   своих  парней  благоустроил  Њарию
ѓавриловну  в квартире ‹оренцев. ‡акипела работа и в  магазине. Ќад дверЯми,
как  в  безоблачные  годы,  вытЯнулась  вывеска  "Љожа  ‚.ђедько".   ‘толЯры
соорудили стойку,  шкафы, кассу.  Ќа  полках поЯвилсЯ всЯкий сапожный товар,
хромовые головки, подметки, халЯвки, заготовки, просто отрезы кожи. Ќакануне
открытиЯ, как водитсЯ,  магазин омыли. ‘имочка едва снова не  онемел, увидев
среди  приглашенных  господина  ”лорю,  который  много  пил не  пьЯнеЯ,  пел
крестьЯнские  румынские песни, провозгласил тост:  "Џусть те, кто  в могиле,
пожалеют, что  они  не  с нами  в такой веселый  день". Ћн долго рассказывал
скучные анекдоты и почему-то сообщил:
     - “  нас  в  городе „орохоe  евреев не тронули, даже  цадик  там поныне
здравствует.
     “частников  торжества рассмешило слово "„орохой", решили, что в нем всЯ
соль.   Љогда  пиршество  кончилось   и  остались  только  парни   ‚алентина
Џрокофьевича, они  стали  бить  ‘имочку. ‚алентин Џрокофьевич не бил, только
напоминал:
     - ЊЯсо ваше, а кости не трогайте.
     Ћкровавленного, потерЯвшего сознание ‘имочку отнесли домой. Ќос  у него
был переломан,  как  у боксера, все остальное  в порЯдке. Њадам  Ћзнобишина,
забыв свою боль, свою ревность, кинулась к нему со слезами, нервнаЯ, тонкаЯ,
седаЯ,  выхаживала  его  целую  неделю.  €  что  же? ‚се кончилось  длЯ  нее
неожиданно  счастливо, ‘имочка снова принадлежал ей, снова стал  мыть  полы,
готовить   обед,  при  этом  он   продолжал  выполнЯть  поручениЯ  ‚алентина
Џрокофьевича, да еще с  рабской преданностью. “ него были осторожные, ловкие
руки  ("шелк и  железо",  - гордилась  мадам Ћзнобишина),  и  он  по приказу
‚алентина  Џрокофьевича  повесил в  комнате —емадуровой хрустальную  люстру,
которую привез  в подарок матери  ее старший сын.  „октор  уехал, так  и  не
добившись возвращениЯ дома. Ћба сына, †еничка и †орж, теперь не реже чем раз
в два месЯца  писали матери. Џисьма их были деловые, сыновьЯ инструктировали
старуху, но ‚алентин Џрокофьевич считал, что румыны дом никогда не вернут:
     -  “  румын, как у  большевиков,  если нельзЯ дать  хабар,  то дело  не
выгорит.  Ђ  хабар  дать  нельзЯ,  они не  возьмут, потому  что дом большой,
чересчур большой. ђумыны  и сами еще не знают, как быть  с таким имуществом.
Џодождем.
     Ђ  ждать уже  не  было времени: все  ближе  и ближе слышалось горЯчее и
громкое  дыхание  ‘оветской Ђрмии.  "‘вободный  голос"  еще  печатал  всЯкую
ерунду, радио оккупантов либо лживо кричало, либо лживо молчало,  но жители,
выросшие и  созревшие во лжи, хорошо понимали:  скоро немцы и румыны  уйдут.
‘тало заметно, что увеличиваетсЯ в городе число немцев и сильно  уменьшаетсЯ
число  румын:  когда  землЯ  горит  под  ногами,  не  играют в ’ранснистрию.
Ќаконец-то дали о себе знать  партизаны из катакомб:  в самом центре города,
на ‘оборной, рЯдом с нашей главной аптекой, на стене большого красивого дома
(кстати, он  сохранилсЯ в великолепной  эмигрантской памЯти Ѓунина, точно им
описан) поЯвилась надпись: "„олой  фашистов!" ’уг же на улице были рассыпаны
сотни, а то и тысЯчи пЯтиугольных звездочек из красной бумаги. „а, партизаны
не дремали.
     ЏравобережнаЯ “краина была очищена от чужеземцев. •одили слухи, что бои
гремЯт близко, чуть ли не возле ‚ознесенска. “же некоторые хозЯева магазинов
намекали в частных разговорах, что они здесь были оставлены по списку обкома
партии.  Ћккупационные власти расклеили по всему городу воззваниЯ, в которых
достаточно  красноречиво,  но малоубедительно уговаривали жителей не  верить
вздорной болтовне о  приближении советских войск. "Њы сильны как никогда!" -
утверждали авторы воззваниЯ, и это Ясно означало, что им приходит конец.
     ‚алентин Џрокофьевич  разобралсЯ  в  ситуации не  позже, а даже  раньше
других. …го надежда  на  безбедную, нормальную,  спокойную  жизнь  рушилась.
„еньги, которые он получал за свой товар, быстро терЯли всЯкую ценность. Љак
быть дальше?
     Ћднажды он задал ћзефе Ђдамовне вопрос, не этот,  а более простой, хотЯ
и неожиданный:
     -- “ тебЯ в Џольше есть родственники?
     ћзефа Ђдамовна задумалась.
     - Џапа говорил, что в Љракове живет его двоюродный брат.
     - Џереписывались?
     - Ќе знаю. Њама и Я не переписывались. Ђ вот как папа...
     - “ тебЯ есть там троюродные братьЯ, сестры?
     - Џо словам папы, должны быть.
     - ”амилиЯ - как у тебЯ?
     - „а, Џшерадские. Џочему ты вдруг спрашиваешь о них?
     - „умаю, ћзенька, думаю. Ќе оформить ли нам в городской управе отъезд в
Љраков  к  твоим  родственникам? Џосылают  же немцы  молодежь  на  работу  в
ѓерманию, а вот  мы сами,  добровольно, хотим отсюда уехать. Џольские мы, не
советские. Њожет, что и выйдет.
     - ‚алЯ, большевики вернутсЯ?
     Ћна не  спросила "наши"  или "ЉраснаЯ ЂрмиЯ", а  - "большевики". Њало в
каком из городов ђоссии так долго продолжалось отчуждение жителей от власти,
как у нас.
     - ‚ернутсЯ. Ћчень скоро вернутсЯ.
     - ’ы боишьсЯ, что тебЯ посадЯт за частную торговлю, за магазин? Ќо ведь
ты рисковал жизнью, укрывал двух евреек.
     - “  большевиков предвидеть ничего нельзЯ, кроме  плохого. Ќо дело не в
этом. Ќадоело мне жить в духоте:
     ‘ил больше нет. •очу на волю.
     - Ђ в Љракове будет волЯ?
     - ‘начала поедем в Љраков, а там увидим. Њы с тобой  не больные, еще не
старые, есть голова  на плечах, устроимсЯ. Њожет,  удастсЯ из Љракова дальше
двинутьсЯ, на ‡апад.
     - Џро мальчика нашего забыл?
     - Ќе забыл, ћзЯ, день и ночь думаю о ‚ладике, потому и трудно мне.
     €, предчувствуЯ катастрофу, он  продолжал торговать, был,  как  всегда,
прижимист,  и  хотЯ не  требовал теперь  от  ‘основиков  ежедневной  работы,
выделка подпольной кожи не прекращалась. ‚се же легче стало обеим женщинам -
большую часть времени они  проводили  последние  три месЯца не в подполе,  а
наверху, в комнате. Љаждый  день приходила к ним ЊариЯ ѓавриловна, подолгу с
ними сидела.  Ћна  была два  года назад при смерти,  но  после  отъезда сына
быстро пошла  на поправку. Ќа девЯтом десЯтке она почувствовала,  что корень
ее жизни еще крепко держитсЯ в  земле.  ѓибель Ђнтона ‚асильевича постепенно
отходила от нее в дальнее былое, и пусть неЯсно, неЯрко, а зажглись какие-то
радости  -  возникли сыновьЯ,  внуки, правнук „имочка.  Ћна  теперь не одна,
хорошие  ли, плохие, а есть на земле —емадуровы.  Љак знать, может  быть, не
грабителЯм,  не  безбожникам  дом достанетсЯ, а своей крови. ‘ладко  было ей
молитьсЯ  в  Џокровской  церкви,  похорошевшей,  как  невеста,  и  все  реже
вспоминала она долголетнего  старосту церкви Ђнтона ‚асильевича,  все чаще в
ее душе утверждались покой,  свет, тишина.  Ћна кормилась благодеЯниЯми четы
ђедько,  но старалась,  несмотрЯ на преклонные годы, отплатить им посильными
хлопотами  по  дому. Љроме  того, она получала,  хотЯ  и скупо,  продуктовые
посылочки от сыновей и  делилась  всегда с ђедько и несчастными ‘основиками.
†изнь ее облегчилась,  когда  она  занЯла с  помощью  ‚алентина Џрокофьевича
квартиру ‹оренцев, где были вода, уборнаЯ, комфорт, как говорил †еничка. Ћна
не  верила в  то, что  вернутсЯ  большевики,  потому  что ее  обманывали  ее
душевнаЯ  тишина, покой,  потому что  боЯлась прихода  тех,  кого ненавидела
давней, бессильной,  пылающей  ненавистью.  Ћна знала, что  ненавидеть людей
нельзЯ, но разве, думала она, ненависть к исчадиЯм дьЯвола - грех?
     ‘ продуктами  в городе становилось все хуже и хуже. ЉрестьЯне перестали
приезжать  на базар.  ќто было  опасно.  ѓоворили, что большевики уже совсем
близко, в Ѓерезовке.
     Ќе знали жители,  что только  распутица мартовскаЯ, дожди,  мокрый снег
затруднЯют продвижение советских танков и мотопехоты к городу.
     ‚  начале  апрелЯ  землЯ немного  подсохла.  Ѓольшевики  занЯли станцию
„вухдорожную. Њежду морем и лиманами не затихали бои. ѓолоса орудий долетали
до северных окраин города. ‚  порту  немцы уже грузились на пароходы, барки,
катера,  рыбачьи лодки  и  просто на  плоты. ђумыны, обезумев  от  понЯтного
страха, бежали  из  ’ранснистрии  к „нестру,  домой,  но  их  вылавливали то
русские,  то немецкие  солдаты,  убивали.  ‘оветскаЯ авиациЯ  бомбила город.
Џовсюду пылали  пожары - на  товарной  станции, в  порту, на  Љардинальской.
ђушились  зданиЯ.  “пала перваЯ бомба и  на Ђлбанский  переулок -  загорелсЯ
Ќемецкий  клуб. ќто  произошло тихим  апрельским  солнечным утром.  ‚алентин
Џрокофьевич почувствовал, что стены магазина задрожали. Ћн открыл двери - по
Ќиколаевскому  проспекту  бежали  в смЯтении  жители.  ‚алентин  Џрокофьевич
увидел среди бегущих Ћзнобишину и ‘имочку - она впереди с  папиросой во рту,
он позади. ‹юди кричали, и,  прислушавшись,  ‚алентин Џрокофьевич понЯл, что
они бегут в катакомбы. Ћн вызвал из подпола ”риду и „ину.
     - ‚озьмите  с собой хлеб, еще что-нибудь. Џостойте, Я вам дам чемодан с
товаром. †дите нас в саду около фонтана. ’ам бомба не опасна. Ќе так опасна.
Ђф гихер. ‘корее.
     - Ќемцы нас не схватЯт? - спросила ”рида. - ‹учше бомба, чем немцы.
     - Ќемцы бегут, им не до вас. Ќаверно, их уже нет в городе.
     ”рида и „ина в первый раз за всю свою подпольную жизнь вышли  на улицу.
“ одной в руке чемодан с  кожей, у другой - мешок с  продуктами.  Ћни шли, с
непривычки цеплЯЯсь за выступы  известковых стен.  ‘вет больно  резал глаза.
ѓорело  апрельское  небо, горел  вдали  город - может  быть,  ЏрисутственнаЯ
улица, может быть, ѓерцогский сад. ‹юди бежали, не обращаЯ вниманиЯ на ”риду
и „ину. Њать и дочь пересекли неширокую мостовую и подошли к парапету вокруг
фонтана. ‚ода не била из искусственной скалы. ‡десь, вспомнила ”рида, любили
сидеть  ровесники -  Њиша  ‹оренц,  ‚олодЯ ‚арути и ее …личка. Џахло  морем,
ветром, порохом, гарью. Ћни стали ждать.
     ‚ это времЯ ђедько, набив карманы купюрами и драгоценностЯми, укладывал
в  два больших чемодана куски кожи. ћзефа Ђдамовна собирала  кое-какие вещи,
продукты. Ћн приказал:
     -  ‚озьми  один  чемодан и свой мешок и иди  к  ‘основикам.  Ћни  возле
фонтана. џ быстро к вам присоединюсь.
     - ‚алЯ, а что будет ‘ —емадуровой?
     - џ не забыл о  ней. (Ђ он забыл на минуту о ней.) €ди в сад, Я приведу
ее.
     - Ќе пойду никуда без тебЯ.
     - ћзефа,  делай, как Я  говорю. ’ам  женщины  одни, отвыкли  от свежего
воздуха, помочь им надо.
     - ’олько ты у менЯ один. џ не уйду без тебЯ, не уйду.
     - ћзЯ, Я ударю тебЯ.
     - “дарь.
     Ћни  пошли  через  двор  вдвоем.  Ќад  двором  низко  летели  советские
бомбардировщики.  —то  им  здесь  надо?  ‚оенных  объектов  поблизости  нет.
Ќемецкий  клуб опЯть стал клубом длЯ немцев, но только  и всего. ‚ квартирах
дома —емадуровой  не  осталось ни одного жильца, все убежали, а по  двору  в
шерстЯном чехословацком костюме двигалась  им навстречу стараЯ —емадурова. ‚
руке у нее была плетенаЯ корзина с крышкой.
     - Ѓросьте,  бросьте! - крикнул ђедько и поднЯл  ее, толстую, старую, на
руки и быстро пошел со своей тЯжелой живой ношей.
     ћзефа  Ђдамовна,  подхватив  чемадуровскую корзинку,  побежала  вперед.
‚незапно откуда-то из земных недр  вырвалсЯ объемной полосой огонь, и  когда
все  трое были уже в  комнате ђедько, стены  упали. “пали  стены  Ђлбанского
переулка, упали стены  Ќиколаевского проспекта, они упали,  но не  горели, а
горело то, что было  внутри,  и сгорели под обломками дома и  сама владелица
дома, и ћзефа Ђдамовна,  и  ‚алентин Џрокофьевич. ‚идно,  им на роду суждено
было погибнуть от советской бомбы.
     ”рида  и „ина остались одни в пустом Ќиколаевском саду. ‚округ фонтана,
имеЯ какую-то  свою цель, кружились по камушкам  голубь и  голубка. Ѓыло так
тихо, как, наверно, в  первый  миг  после потопа.  Љто же  выпустил пернатую
чету,  чтобы  узнать,  кончилась  ли беда?  Ђ разве  после потопа  кончилась
людскаЯ беда? ‚друг показалось,  будто загремел гром,  будто хлынул  сильный
дождь. ќто было  непонЯтно, ведь сиЯло апрельское солнце, день разгорЯчалсЯ.
‚  конце Ќиколаевского проспекта  между кленами  и каштанами  поЯвилсЯ танк,
первый советский танк. Ћн, как дождь, двигалсЯ темно и неспешно.
     - Њама, пойдем, - сказала „ина.
     - Људа мы пойдем?
     - Ќе знаю, мама, пойдем.

     <b><i>ѓлава шестнадцатаЯ</i></b>

     Љогда после окончаниЯ  войны  ‹оренца  заставили прослужить  в ѓермании
целый год, он в первые месЯцы казарменной тЯгомотины в Љаменце несколько раз
делал  попытки описать  свой путь от родного города  до харьковской земли по
захваченным  немцами пространствам.  Ќо как  только  его слова  ложились  на
бумагу,  они  переставали выражать то, что пережил, перечувствовал  беженец,
нет, беглец,  когда он, голодный,  обовшивевший, обессиленный, пробиралсЯ от
степной балки к мазанкам на  горе, от разрушенного  хлева  к  полусгоревшему
навесу полевого стана  или клуни, когда, таЯсь в  ночах от чужих,  он упорно
шел к своим, не верЯ своим, опасаЯсь своих.
     €сследователь  слов,  ‹оренц  не  обладал  даром  слова,  чтобы оживить
пережитое, и вскоре прекратил безуспешные попытки, оборвал записи на третьей
или четвертой странице тетрадки, хотЯ и не терЯл надежды, что когда-нибудь к
ним вернетсЯ. Ќичего у него не получалось, когда он хотел рассказать о живом
свете звезды,  проникавшем через  продольный разрез  в глинЯной  стене в тот
сарай в селе под ‡наменкой, где он нашел, без спросу, разумеетсЯ, пристанище
на одну  короткую, обрывистую ночь, - он лег, и его голова уткнулась в нечто
теплое, и  он не сразу  понЯл, что то кобыла и что  она беременна. Ћн вообще
впервые  понЯл,  что живет единой, слитной жизнью с  животными,  растениЯми,
болотами,  с  камнЯми  и  речками, но  беспомощен был  выразить это  грифель
репарационного карандаша, как не дано было ему изобразить и воронки от бомб,
и  трупы  на  дорогах,  изъеденные временем, птицами и  животными,  и снопы,
лежавшие на полЯх как трупы, и станки, которые, видимо, намеревались вывезти
и не успели, а захватчикам, стало быть, они были не очень нужны, если дичали
среди  бесконечного полЯ под ветром, дождем  и снегом,  облепленные глиной и
черноземом.
     ‡а тридцать два  года своей жизни ‹оренц только один раз покинул родной
город,  когда по  приглашению редакции "‚естника ЯзыкознаниЯ"  (на  гонорар,
полученный оттуда за статью) поехал в плацкартном вагоне во  времЯ отпуска в
Њоскву,  где  провел две  незабываемые  недели.  ’еперь  он  впервые  увидел
сельскую, полевую землю “краины, два месЯца он скиталсЯ по ней, и эта землЯ,
в веках  потерЯвшаЯ  цель  свою и ныне  сама  потерЯннаЯ,  даже в  позоре  и
порабощении, в дождЯх и туманах была  прекрасна,  как  милаЯ сердцу женщина,
когда она улыбаетсЯ сквозь слезы.
     ЏытаЯсь в крохотной  комнатке,  под  низкими  сводами старинного зданиЯ
немецких казарм  одушевить чистую скрижаль тетради своими буквами, ‹оренц не
мог преодолеть непреложность последовательности событий. Ђ нужно  ли было ее
преодолевать? —то раньше и что сильнее обожгло его сердце -  горелое дыхание
глины,  поваленные в испуганных садах  Яворы, рев  покинутого скота, мерзлый
бурЯк, который он с жадностью  и отвращением грыз в каком-то погребе, убитаЯ
миной  корова, которую свежевали  бездомные дети, нежный, еще  таивший  свой
трепет лист березы в следу лошадиного копыта или человек, повешенный немцами
в петле на шесте колодезного журавлЯ?
     Ќемцев  он  долго не встречал,  потому  что прЯталсЯ от них, но они все
времЯ неотступно были с ним, он думал о них, боЯлсЯ. Ћднажды он заночевал не
в кукурузе, не среди черных, мокрых  и смЯтых нив, не в  сарае, а в хате. Ћн
попросилсЯ,  хозЯйка  его  впустила,  налила  ему  полный  стакан молока  из
глечика, дала  кусок хлеба,  молча  уселась против него, смотрела  угрюмо  и
пытливо, как он ест. Џотом сказала:
     - Ќаш голова до  мене зайшов вчора, Як  повечерЯла. Љаже, крейду Я тоби
дам,  треба хату  побилыты, нимци люблЯть, щоб  чисто  було.  Ђ чи в хате не
чисто?
     …е  сорокалетнее лицо было в частых резких морщинах,  более белых,  чем
само  лицо,  пальцы тЯжелые и ржавые, как железо, - непонЯтно  было, как они
держались на таких тонких, слабых кистЯх,  - а  глаза тусклые,  жалостливые.
‚сю  жизнь она  трудилась от зари до зари, чтобы  в хате было чисто,  сытно,
тепло, как у людей,  а люди были соседЯми, на том стоЯл мир. ‹оренц провел у
нее  весь  день, и весь  день она молчала, ни  о  чем у него  не спрашивала,
например,  когда  вернутсЯ  наши,  и только  когда он  собралсЯ исчезнуть  в
темноте  мира, сказала: "“ лыпни узЯлы мого чоловика на  фронт, потим и сына
узЯлы, жодного лыста не маю",  - и дала на дорогу  ‹оренцу несколько вкрутую
сваренных Яиц в трЯпочке...
     ‘ветало, когда он дошел до речки. Ћн не знал, как она звалась, но и она
тоже не знала его  имени. „екабрь еще не  сковал воду, зЯбко  поеживалсЯ над
нею  очерет,  и  ‹оренцу тоже было не  тепло в старом отцовском демисезонном
пальто,  немного  его согревала полушерстЯнаЯ  фуфайка, ее вложила в  рюкзак
ћлиЯ €вановна. ‡а речкой, бессильные побежать  дальше, чернели два недлинных
порЯдка села,  а  за ними опЯть  степь, опЯть степь.  Љроме  речки,  молчало
вокруг все, что было способно двигатьсЯ - жители, собаки,
     петухи, - и  ‹оренц  почувствовал благодарность к речке,  к  ее влажным
гласным,  ибо если бы не она, то могло бы показатьсЯ, что во всем  мире  нет
больше  звуков,  что  “краина   онемела,  потому   что  по-немецки  говорить
отказывалась, а на  своем Языке боЯлась. Џривычным взглЯдом присматривал длЯ
себЯ ‹оренц  дневное безопасное пристанище до  наступлениЯ ночи, когда можно
будет  снова  пуститьсЯ  в  путь к  своим.  …му почудилось, будто очерет ему
сказал:  "‹евее, левее" (ведь он начинал понимать Язык произраставшего) -  и
он двинулсЯ в  камышах вдоль  речки влево, увидел  утоптанный  спуск к воде,
понЯл, что здесь брод. ‚ самом деле,  вода едва доходила  ему  до  колен, но
остер, колюч был ее холод.  ‹оренц вышел на противоположный берег, по  ногам
больно пробежало предвестие судороги, но, слава Ѓогу, обошлось. Ќа краю села
он увидел нечто вроде  барака, по  запаху понЯл  (он теперь  научилсЯ многое
понимать),  что здание предназначено под свинарник. Ћн осторожно заглЯнул  в
слегка  приоткрытую дверь и услышал хруст и дыхание. Ћн тихо  толкнул  дверь
внутрь.  ‘  лебеды,  которой здесь  кормЯт  свиней, поднЯлсЯ  высокий,  его,
Њишиного, роста, бородатый красноармеец - так просыпаютсЯ люди, которые спЯт
непрочным  сном.  ђЯдом  с  его  большими  ногами стоЯли, похожие  на  куски
водосточных  труб, сапоги, обмотанные ремнем и портЯнками, и всЯ эта обмотка
была  закручена  за крюк  в стене и  сверху прикрыта пилоткой. †елтее соломы
были  его волосы,  они золотились  на  висках,  прежде чем влитьсЯ  в темную
рыжеватость бороды. Ћн  начал  смотреть  на  ‹оренца и  смотрел долго -  так
смотрит  игрок-тЯжелодум  в  решительный момент на  свои  карты.  Ќаконец он
произнес, придаваЯ особый смысл незначащему приветствию:
     - ‡дравствуйте.
     - ‡дравствуйте.
     - ѓражданскаЯ одежда ваша, или вы переоделись?
     - ЊоЯ.
     - ‡начит, не военный. —еловек эпохи "ЊосквошвеЯ".
     "Ћго, - подумал ‹оренц, - какие стихи знает!" € решил, что надо кое-что
сообщить о себе, назвать родной город.
     - €ду от самого —ерного морЯ.
     - € Я оттуда иду, - повеселел бородатый красноармеец. - „авно идете?
     - Њогу  ответить  точно: Я вышел из  города утром  двадцать  четвертого
октЯбрЯ. Ђ вы?
     - џ немного раньше... ‘Ядем, закурим, чтобы умЯк быть.
     - ‘пасибо, не курю.
     - ’оже неглупо.
     Ћни уселись рЯдом на давно лишенной природной мЯгкости, как бы вбитой в
цемент грЯзной  лебеде.  Љрасноармеец  достал  прЯмо из  кармана  махорочную
труху,   оттуда  же  вытащил  огниво  и   несколько  тщательно   разорванных
прЯмоугольничков газеты, из одного листочка умело свернул самокрутку, зажег,
затЯнулсЯ, сказал:
     - Џищи, конечно, никакой?
     - Џочему никакой, - загордилсЯ Њиша и вытащил из кармана пальто подарок
колхозницы.
     - џйца! „ар небес! Џир Џлатона! ‚се сразу съедим?
     - Љак пожелаете.
     - Џожелаю, очень пожелаю. Ђ вы на менЯ не обидитесь?
     Џоев, красноармеец предложил:
     - Ћтплачу родниковой водой. - €  подставил  ко  рту  ‹оренца солдатскую
флЯгу.
     ‚ода была холоднаЯ, вкуснаЯ. Љрасноармеец отпил после ‹оренца и сказал:
     - ’радиционный вопрос наших землЯков. Ќа какой улице вы жили?
     - ‚ доме —емадуровой со стороны Ђлбанского переулка. Ђ вы?
     -  ‚  студенческом  общежитии  на  ‘таросельской.  Ђ  потом   в  другом
общежитии. Џо правде  говорЯ, Я вам  набиваюсь  в  землЯки, Я сам  из  села.
’олько училсЯ в вашем городе.
     - ѓде вы учились?
     Љрасноармеец ответил почему-то не сразу, как-то задумчиво:
     - ‚ университете. Ќа филфаке.
     - ‚от неожиданность! Ќаверно, Я вас не узнаю, бородой обросли. Љак ваша
фамилиЯ?
     -  ‹итвинец  ѓригорий  €осифович, -  все так  же  задумчиво  и медленно
ответил  красноармеец. -  Ќе помню  вас, а  Я  ведь  знал в лицо почти  всех
студентов филфака. џ работал лаборантом.
     Љрасноармеец, как  близорукий,  придвинул свое бородатое молодое лицо к
лицу ‹оренца.
     - Ѓоже ж мой, неужели... Џослушайте, вы не ‹оренц?
     - ‹оренц. ‚ы менЯ знаете?
     - ’ак вас весь факультет знает. ‹егендарнаЯ личность.  Ђвтор знаменитой
статьи об  алано-сакской топонимике  южноевропейского региона. Џравда?  Ѓыли
несогласные, поддержал академик Ћрбели.
     ‹оренц был польщен.
     - ‘татьЯ-то моЯ, но врЯд  ли она знаменитаЯ. ‘обственно говорЯ,  к моим
основным научным интересам она не имеет прЯмого отношениЯ. Ћтдых пера.
     -  Џодумать   только,  какаЯ   встреча,  и  где   -  в  свинарнике   на
оккупированной  территории!  ‘туденты  о  вас  говорили:   "—еловек-загадка.
Ћпубликовал несколько превосходных работ в Њоскве, а у нас в университете не
то что ассистенты, кандидаты наук,  да и не  все  профессора  до такой чести
доросли, - и вот р