е они сплелись в непотребной ласке, одна голова
впилась в проваленный рот трупа, другаЯ же поникла у  него на  плече, и труп
синей и разлагающейсЯ рукой  поглаживал  эту  голову,  словно  любЯщаЯ мать,
когда успокаивает не в меру нервного ребенка.
     Њедведь выл  около них, как волк на луну, поднЯв голову вверх. Ћдин зуб
у него сломалсЯ и, выпав из пасти, валЯлсЯ в тарелке.
     ѓолос Џавлуши исчез, и его присутствие было почти неощущаемо.
     ‚друг распахнулось окно, и в окне прогремел голос духа, голос Џавла, но
уже резко измененный, иной, более суровый, но с еле уловимым потоком  тайной
грусти:
     - —то вы все воете и извиваетесь, как  призраки  на дне...  Ќеужели  вы
ничего не понЯли?..  ‚едь провоцировал Я вас, провоцировал, говорЯ  о Ѓожьей
несправедливости, искушал...  слабосильные... и  увидел, как вы  мучаетесь в
неразрешимой попытке понЯть то, что понЯть человекам невозможно... Џрыгайте,
плЯшите...  ‚ам  ли  понЯть  Ѓога...  Ќепостижимо  все  это,  непостижимо!..
Џрощайте, дорогие.


        Љрыса

     Ћднажды летним  хохотливым днем  Я  вышел на  улицу,  раздираемый,  как
всегда, двумЯ  противоположными, но обычными длЯ менЯ аффектами; сексуальным
бредом  и  желанием  выпить.  Џосле  долгих  мучительных  колебаний  Я отдал
предпочтение  последнему и завернул в грЯзную, полусумасшедшую  пивнушку  на
углу. “севшись за  столик, Я  оглЯделсЯ. ‚округ покачивались  в своем пьЯном
плЯсе круглые  красные  морды людей; кто-то моталсЯ  из  стороны в  сторону,
другие плевались, пели песни, перешептывались. ‘реди всех плавно проплывали,
как  жирные  лебеди,  сочные,  до  невозможности   аппетитные,  лишь  слегка
задумчивые официантки. €х пухлые тела, высовывающиесЯ из платьЯ белизной шеи
и  лица,  казалось,  были  пропитаны  пивом,  воровством  и  долгим  тЯгучим
сладострастием.
     Њне отчаЯнно  захотелось укусить в живот одну из них. …динственное, что
менЯ спасло, это  раздавшийсЯ рЯдом плеск водки, который сразу настроил менЯ
на более возвышенный  лад.  Ћколо  менЯ стоЯл  толстый  рваный  обыватель со
стаканом  алкоголЯ. Ћн  пил понемножечку, глоточками, но после каждой порции
принималсЯ долго и по-нездешнему хихикать с таким видом, точно он перехитрил
весь мир.
     - —то сильнее, водка или смерть?! - вылупил он на менЯ глаза.
     џ икнул и задумалсЯ.
     -  ‚ы знаете, у менЯ цирроз печени, - брЯкнул он. - Љаждый стакан водки
в 3-4  раза укорачивает мою жизнь... Ќо Я пью... Џотому что, пока Я выпивши,
смерти нет, а есть одно благоденствие... ‡начит, водка покрепче смерти!
     ‚округ раздавалсЯ глухой, обрывистый рокот. Ћбыватели, пугливо озираЯсь
на стены и  друг на друга, вытаскивали из  засаленных карманов четвертинки и
поллитровки.
     Ћт  льющейсЯ  в стаканы  водки стоЯл  такой гул, словно  поблизости был
добрый матерый водопад.  ‚  это времЯ в пивнушечку нежненько, как ангелочек,
вошел он. Џервым делом он  почему-то устремилсЯ ко мне и занЯл  единственное
свободное  место  (столик был  на двоих). "Ћн" был  стройненький,  худенький
молодой человек с нервически-изломанным, но необычайно грЯзным, замазюканным
лицом.  …го  беспомощные  женственные ручки высовывались из рваных пЯтнистых
рукавов пиджака.
     - Ѓоюсь! - громко выдавил он из себЯ.
     џ посмотрел на него и налил в стакан водки.
     - Ѓоюсь! - еще громче крикнул он и оглЯнулсЯ.
     - Љто же вас напугал? - тихонько спросил Я и погладил себЯ по ноге.
     - ‘кажите, вы верующий? - спросил он.
     - „а, а что? - удивилсЯ Я.
     - Ќаконец-то, наконец-то, - захихикал он чуть не плача. - Ђ то менЯ уже
тошнит от атеистов. Љ тому же этих трусливых  тварей Я чересчур легко довожу
своими идеЯми,  так что  они лезут на стены... Ђ вы все-таки более серьезный
противник.
     - ’ак что же вас напугало? - интимно повторил Я.
     Ћн посмотрел  на менЯ ошалевшими глазами, поманил пальцем и  сказал  на
ухо:
     - “же давно, как Я думаю только о  загробной жизни... Њучаюсь: что там,
вечность или  ничто... ‚идениЯ  бывают...  €  знаете, к  чему Я пришел, - он
дыхнул  в  менЯ  и  опЯть  оглЯнулсЯ.  …го  лицо  вдруг стало  выглЯдеть  не
женственно-изломанным,  а чудовищно-лохматым, насупленным, как  у  старца, -
что одинаково кошмарна и вечность, и ничто. Њы заперты в клетку.
     - Џочему? - завопил Я.
     - —то ничто кошмарно - это понЯтно. Ќо знаете ли вы, -  продолжал он, -
что такое вечность, настоЯщаЯ, непридуманнаЯ?! Ћт этого с ума можно сойти. Ђ
реальность, та,  высшаЯ реальность?! Џусть  переходы, трансвоплощениЯ,  иные
состоЯниЯ  -  но  главное, это  путь  в  абсолютную тьму...  €  страданиЯ...
‘траданиЯ... —удовищные страданиЯ.... € всегда можно погибнуть  навек, выйти
из игры... ‡ачем, зачем?!! ...Ќе христианство, не манихейство... Ќе сатанизм
убогий  -  потому  что   он  всего   лишь  протест  против  света,  реакции,
донкихотства... Ќо света-то нет!  Ќет света!! ‚от в чем  дело! ...Ћдна тьма,
одна абсолютнаЯ тьма... ’ьма!!!
     - „а как вы смеете! - чуть не закричал Я и  хотел было плеснуть в  него
водкой.
     -   Tсc!   -  вдруг  хихикнул   он  и  опЯть  оглЯнулсЯ,   но   уже  на
потолок.-‡наете,  что  мне  открылось: что  Ѓога  нет, а мир создан  Љрысой,
Ћгромной такой, трансцендентной, омерзительной и  припадочной,  мстительной,
галлюцинацией, бредом, тЯжелым, кошмарным характером.
     - Ќе может быть, - испугалсЯ Я.
     - Џочему же не может быть? - усмехнулсЯ он. - “ менЯ откровение было...
Ђ потом, разве вы сами не видите, естественным разумом, что мир - чудовищнаЯ
экспериментальнаЯ мастерскаЯ длЯ  крысы, длЯ зла... ‚едь  смотрите в корень:
длЯ чего  мир создан:  длЯ добра или зла? - Ћн вдруг сладострастно подскочил
на стуле, пролил уксус, глазенки его загорелись, и, весь дрожа  от смешков и
нетерпениЯ, он потЯнул менЯ за  галстук.  - Ћбратите  внимание,  -  он прЯмо
сгорал  от радости, - на одну  тончайшую, убедительнейшую деталь-с.  „обра и
жизни  в мире отпущено  как раз ровно столечко, сколько необходимо длЯ зла и
смерти... ЊатерьЯлец, матерьЯлец ведь нужен длЯ , зла, длЯ садизма - вот что
такое жизнь! - (он так стал хихикать, что чуть не упал лицом в  блюдо) - Ќу,
подумайте  сами:  стопроцентнаЯ  смерть и  стопроцентное зло -  бессмыслица,
потому  что  тогда некому  было  бы  умирать  и некого  мучить.  Ђ наоборот,
пропорциЯ добра  и  зла  в нашем мире  как раз  в самую тютельку, - он опЯть
взвизгнул, - подходит  длЯ самого наихудшего,  патологического мучительства,
длЯ Љрысы... „обра  и жизни  - как раз столечко, сколько ее крысиной душонке
нужно, чтобы истЯзать. ...ќтот мир - самый оптимальный длЯ зла и Љрысы...
     Ћн тЯжело дышал, губы его дрожали, по лицу лил пот. Њне стало жутко...
     - ’ысЯчелетиЯ, - с  воем опЯть начал он, - люди считали, что мир создал
Ѓог,  добрый  и  всемогущий, и  сочинЯли замысловатые, отчаЯнные  объЯснениЯ
торжества зла на земле, и никому не  приходило в голову, что  мир  создан не
Ѓогом, а  Љрысой,  злобной и параноидной,  создан длЯ того, чтоб было ей что
мучить...  Џо ночам Я смотрю на чистое звездное небо и в хаосе галактик вижу
ее  огромную  патологическую  проекцию...  Љрыса...  ’онкие,  безумные,  как
звезднаЯ пыль,  омерзительные очертаниЯ... …е тень всегда с нами:  в трепете
травы,  в шуме ветра,  в корчах гибели, в нашей  душе... ‚ы  думаете,  будет
конец мира? …рунда! ’огда нечего будет истЯзать... …й, может быть, уже самой
все это противно, она блюет  сгустками  крысиной злобы. Ќо не может  кончить
истЯзание  -  как не  может кончить  измученно-обезумевший  развратник... ‚ы
заметили, как легко и нелепо человеком овладевает надежда, и именно  в самых
безнадежно-Ясных ситуациЯх? ќто  Љрыса впустила  в  человеческую  душу такое
глупенькое, никогда не оправдывающеесЯ чувство, чтобы каждый человек погибал
не сразу, а медленно, по кусочкам, надеЯсь, чтоб был материал-с, экономиЯ...
Џосмотрите на этого  типа - вон на  эту рожу, - он пришел сюда  мрачный, как
труп, а сейчас выпил немножечко  - и уже веселый. Љак мало нужно человеку...
„лЯ счастьЯ... •е-хе... ќто тоже предусмотрено... Џотому что,  если  не было
бы  такого  ослиного  переключениЯ,  все  бы  давно  повесились...  Љрасота,
природа...  ќто  тоже предусмотрено  (он  хихикнул).  - € ласковый  весенний
ветерок, и  дымные очертаниЯ гор, и далекий плеск морЯ - все это  нужно  длЯ
того, чтобы  сильнее привЯзалсЯ человек к своей обреченной  жизни -  и тогда
больше будет простора длЯ садистической фантазии Љрысы...
     џ был оглушен. Ћткуда-то из неведомого измерениЯ смотрела на менЯ тупаЯ
и бессмысленнаЯ морда Љрысы.
     Ћн ухмылЯлсЯ и парил в небесах:
     - „аже величайшие мудрецы  мучились, как  примирить  идею всемогущего и
мудрого Ѓога  с идеей о  его  благости... ‘ами  знаете, сколько  рахитичных,
хиленьких  объЯснений  поЯвилось  на  свет  -   их  даже  гипотезами  стыдно
называть... €  никто не взЯл на себЯ крест соединить  в единое идею ’ворца и
зло.
     Ћн горделиво посмотрел на менЯ.
     - Њое  открытие предельно просто. Љак  все  великое,  оно  даже  слегка
слабоумно... џ  могу  объЯснить, почему в мире  есть добро, а  вы не можете,
почему есть зло.
     џ наконец собралсЯ с мыслЯми, перевел дух и сказал:
     - „опускаю, что все традиции весьма  слабы... Ќо вот одна.  ’о, что зло
нужно   длЯ  испытаниЯ,   длЯ  того,  чтобы   существовало   „обро  как  его
противоположность. €  чтобы не уснул  духовно  человек  в  своем благе.  ќта
теориЯ  обратна  вашей.  ‡ло нужно, чтобы оттенить добро.  „окажите мне, что
наоборот.
     Ћн подленько рассмеЯлсЯ:
     - Ћднако вы  не глупы. Ќо ерунда это все. €  вот  почему.  - Ћн глотнул
маленькую  одинокую  картошечку с  моей  тарелки и  опЯть  схватил  менЯ  за
галстук.  - ‘лушайте. „лЯ чего же тогда  вашему  всемогущему и доброму  Ѓогу
понадобилось так кошмарно, патологически много зла, чтобы оттенЯть добро? Ќа
днЯх,  например,  у нас  в доме  крысы  - не мироваЯ  Љрыса, а обыкновенные,
имманентные  крысы  -  сожрали  живьем  трехлетнего  мальчика.   „лЯ  какого
оттенениЯ добра  или длЯ какого пробуждениЯ понадобилсЯ этот фокус? Ћсобенно
если, подобно  вашему ’ворцу, иметь  в  виду добро как цель,  как постоЯнную
реальность. Љроме  того, добро вполне можно было  бы оттенЯть просто меньшим
благом.  Џотому  что, скажем,  если  у  вас  имеетсЯ дом,  а вы хотите  быть
нравственно совершенным, то  меньшее благо  может оттенЯть  большее. ...‚ то
времЯ как зло - отрицание чего-то, значит, должно быть что-то положительное,
материал-с длЯ терзаний, а не просто какое-нибудь меньшее отрицание... €так,
соотношение добра и зла в мире такое, что если его создал Ѓог, то он либо не
добр, либо  бессилен, то есть  в любом случае уже не Ѓог. Ђ если мир создала
Љрыса,  тогда  все станет  на  свое  место,  потому что  введение  в мир еще
большего зла, чем оно есть, разрушило бы жизнь, материален. Ђ сейчас - все в
меру.  Љрыса-то  и  всемогуща,  и  зла-с,  оказываетсЯ.   Џолное  совмещение
атрибутов. -  (он хихикнул) - ’от  свет тоже, конечно, в веденье Љрысы; ведь
то, что  там благо, воздаЯние  за  нелепые земные,  страданиЯ,  это,  может,
пожелание  одно,  писк;  а  если  и  есть  -  то  просто  золотой сон, грезы
погибшего, приличие потусторонних похорон. Ђ сущность: тьма, вечнаЯ тьма.
     Њне стало  совсем жутко. џ уже не  видел ни слившихсЯ длЯ менЯ  в  один
кошмарный  туман жующих  рож, ни извивающихсЯ задниц жирных  официанток.  Ћн
замолчал, улыбнулсЯ и вдруг начал тихонечко так, нежно гладить мои ручки.
     -  •ороший,  -  сказал  он, посмотрев на  менЯ.  - Ћбратите внимание, -
умилилсЯ он опЯть, - в какие  психопатические, жуткие, выверченные антиномии
впал человеческий разум.  ...€  не то еще будет... ќто  вам не девЯтнадцатый
век,  не „остоевский,  не слезинки замученного ребенка! Љ тому же  вспомните
массовое убийство человеческих душ!.. ‘амого сокровенного...
     -  Ђ  духовный  прогресс?!  -  вдруг, вспомнив, взвизгнул Я,  опрокинув
графин с водой. - Ђ духовный прогресс?! €скусство, субъективнаЯ жизнь?!
     Ћн даже подскочил от  радости. ‡ахихикав, потираЯ руки, он сломЯ голову
побежал в уборную. —ерез две минуты вернулсЯ оттуда, оправленный.
     - “морили  вы  менЯ,  -  извинилсЯ  он. -  „а знаете ли  вы, что  такое
духовный прогресс, искусство, субъективнаЯ жизнь?  ‚идели ли вы когда-нибудь
глаза  раздавленной, но еще живой собаки, которую переехала на улице машина?
‡аглЯните, обЯзательно заглЯните как-нибудь  в такие глаза,  наклонитесь так
покойненько  и  всей   душонкой  своей  живите  ее  последним,  человеческим
взглЯдом...  Ќе бойтесь, она  вас  не  укусит...  ’олько пить не  давайте...
‚ольные, фантастические видениЯ раздавленной собаки - вот что такое духовный
прогресс,    искусство,   субъективнаЯ   жизнь...   ЏростаЯ,   неадекватнаЯ,
истерическаЯ реЯ  человека  на  невыносимые,  навсегда  непонЯтные  длЯ него
страданиЯ - вот  что такое жизнь духа. †алкаЯ, обреченнаЯ слезинка на глазах
раздавленной собаки - вот что это такое. ‡аметьте, как символически сплелись
в  один  клубок  между собой... великие  духовные откровениЯ и самое мелкое,
пакостное страданьице. Ђ вне страданий нет и так называемой духовной жизни -
одна животность и одичание...
     - Ђ наслаждениЯ? - вдруг тупо спросил Я и от конфуза даже покраснел.
     Ћн пропустил мою шутку мимо ушей и встал.
     - ќй, вы, верующие, - тьфу! - € он плюнул в мой стакан с водкой.
     џ тоже вскочил. Ќо мне вдруг захотелось подать ему пальто.
     - Њогу надеть на вас галоши, - нелепо произнес Я.
     Ћн горделиво посмотрел на менЯ и пошел к выходу. џ семенил за ним.
     - Ђ все-таки чему вы так радуетесь?  - сумасшедше-отсутствующим голосом
проговорил Я. - ‚едь и вас это касаетсЯ.
     -  ‡наю, знаю,  - высокомерно провизжал он.  - Ќо зато Я первый все это
открыл. Њне еще люди памЯтник поставЯт. •оть и Љрыса, а все-таки божество.
     Ђ ночью, очутившись в каком-то не то потустороннем,  не то  шизофренном
состоЯнии, попал  Я в будущее. ‹ет на двести  вперед, в самую столицу  всего
человечества.
     Ќад  всем  городом  на  распростертой  площади  возвышалсЯ   гигантский
уходЯщий в облака обелиск. ‹юдей почти не было.
     Ћбелиск сочеталсЯ  с каменной  фигурой человека. џ сразу  же узнал его.
‡олотаЯ  надпись  на  памЯтнике  гласила:  "Ћн открыл  Љрысу.  Џрозревшее  и
благодарное человечество не забудет его".


        ЉуринаЯ трагедиЯ

     Љурица была беленькаЯ, слегка жирнеиькаЯ и жила у  самого  синего морЯ.
Љлю-клю-клю -  этим звуком  было  наполнено все  ее существование. Ќо каждое
утро,  проснувшись,  она любила, спрЯтав голову  на груди,  прислушиватьсЯ к
стуку своего сердца. ќтот звук казалсЯ ей таким жутким  и родным,  исходЯщим
из самой  себЯ,  что  она часто, наслушавшись его, убегала во  тьму. ‚  этом
отношении это была страннаЯ, непохожаЯ на других курица. ‚ остальном она  не
отличалась от самых обыкновенных кур.
     …й часто было легко и просторно,  когда она катилась по очень нежному и
обволакивающему, что люди  называют воздухом. €  на твердом она  чувствовала
себЯ покойно, только давило в ногах.
     ‚есь  мир  казалсЯ  ей резкой,  крикливой картинкой, в  которой  что-то
исчезало и что-то поЯвлЯлось. Ћна различала  большое и  маленькое, быстрое и
неподвижное,  шумное и  тихое.  ЃоЯлась  она  большого  и  скорого, особенно
скачущего на нее. € утречком, выйдЯ на свет,  среди всего этого хаоса звуков
и метаний всем  куриным нутром своим она чувствовала нападение и бросалась в
сторону.  € все  нежное мЯсо  ее, даже  в самых  глубинах,  между  косточек,
превращалось в один плотный, беспрерывный, бьющийсЯ крик.
     ќто было до безумиЯ страшно  и  в то  же времЯ  приЯтно, особенно когда
опасность миновала. Џоэтому, чтобы  почувствовать  приЯтное, она истерически
кудахтала и, оберегаЯ себЯ, шарахалась в сторону даже от падающего листа.
     ‘лучались, впрочем, дни, когда все проходило без  ужасов  или налетов и
мир  становилсЯ  тихим, понЯтным,  как писк  послушного цыпленка.  Ћткуда-то
залетали  ей в рот мухи, или прЯмо из Ќеизвестного сыпалось перед ее глазами
нечто  маленькое,  к  чему  тЯнешьсЯ  и  отчего  теплеешь.  €  она   надолго
погружалась в  родное  "клю-клю". ’олько иногда блеснет,  бывало, что-нибудь
чуждое из серии "ах", и ее куриное нутро ответит одиноким извивом страха.
     €ногда ее бросало куда-то далеко-далеко,  в  глубину  хаоса, кручений и
звуков;  ее  ослеплЯло  синее,  летЯщее,  шумное; а люди плескались  в  нем,
довольные, - это было очень много всего, и она нервно отскакивала в сторону:
издалека "оно" выглЯдело спокойнее.
     ‚ообще, когда не случалось "нападающего  на нее", мир  поражал ее своей
простотой и Ясностью. € только по утрам, после сна, когда она прЯтала голову
на грудь, ей становилось жутко от стука собственного сердца.
     ...Ћднажды, в один пронизывающий день, все  было тихо и обычно. € вдруг
она  почувствовала, как  на  нее  надвигаетсЯ,  и  хочет схватить  ее  нечто
абсолютно  страшное,   раньше   никогда   не   бывавшее,   окончательное   и
вечно-нелепое.
     Ћна  хотела  метнутьсЯ,  но  всего  лишь  перекувырнулась:  тело  плохо
слушалось  ее.  €  "это"  полностью овладело ей: она ощутила, что  ей некуда
двинутьсЯ, некуда  шелохнутьсЯ. —то-то поднЯло ее  вверх  и понесло. ќто был
железный, сжимающий полет. ‚сЯ переполненнаЯ безграничным ужасом, она вылила
его в дикий, так что  поднЯл уши далекий пес, крик.  “жас шевелил  ее сжатое
горло  и, наверное,  мог  выдавить  изнутри глаза.  € теперь мир  казалсЯ ей
непонЯтным,  стремительным  и  неизвестно  откуда  поЯвившимсЯ. ‚друг  полет
прекратилсЯ,  и  она  очутилась  на  твердом.  Ќо  теперь  она  еще  сильней
чувствовала, как  бешено  надвигаетсЯ на нее  какой-то жуткий разрыв, вечнаЯ
тень  и конец  всему  тому,  кем  она  была внутри  себЯ.  Ћна  ощущала этот
надвигающийсЯ разрыв каждой своей клеточкой,  котораЯ вопила, взываЯ к самой
себе,  и сама  курица билась  с таким  внутренним отчаЯнием,  что из  дыр ее
выбрасывалась кровь  и слизь... ѓде-то совсем  рЯдом, за стеной, раздавались
точно  такие же, исполненные ответного страха, но вместе с тем благополучные
звуки. ’о были остающиесЯ жить куры. € их безумное  и живое кудахтанье стало
единственным,  что  слышала курица, потому что остальной мир был по-прежнему
потаен и равнодушен... ‚незапно она перестала видеть и слышать, но долго еще
с  тем  же  незатухающим  ужасом бессмысленно  барахталась  в чем-то темном,
упругом. ‘коро исчезло и оно...
     ‘упруги €вкины  зарезали в  этот  день на  обед курицу. Њир был длЯ них
понЯтен, только когда они ели, мылись или достраивали свой дом.
     „лЯ  самого  €вкина  мир  становилсЯ особенно  темен  во  времЯ голода,
повальных бедствий и по ночам, когда у него случалось недержание мочи. ‚ эти
периоды  он  обычно  долго и исступленно  молилсЯ или  решал  геометрические
задачки. Љак раз в тот  день,  когда зарезали  курицу, у  €вкина,  под самое
утро, "пошла моча". Ђ под вечер он ел нежную,  белую куриную плоть. € вскоре
у него прошло недержание.


        Љэрол

     Ћн жил в дыре. € звали его женским именем - Љэрол.
     Љэрол не  понимал, кто  он такой и что сейчас на самом деле:  двадцатый
век или двадцать третий.
     € это было не потому, что он жил в дыре. Љэрол вылезал иногда наружу из
этой дыры. Ќо то, что видел, душило его. ’емнаЯ, страшнаЯ нью-йоркскаЯ ночь.
     Љогда он выходил наружу, то понимал, что погиб навек, проклЯт, погружен
в  геенну  огненную, как  и  этот всежуткий ѓород Њечты. •отЯ Љэрол и  сам в
некотором роде мечтатель.
     €ногда  он чувствовал, например, что  на его голове  вместо  двух  ушей
вырастает два члена, огромных,  длинных и  всеобъемлющих. Џо  особо уловимым
движениЯм этих  членов  можно было  предсказывать, как говорЯт,  будущее. Ќо
будущего  не было. —ернаЯ ночь с руками  длинными, как у спрута, душила его,
лишь только он выползал из своей норы.
     Ћн пыталсЯ петь популЯрные песни, но ничего не помогало.
     Ќесколько раз, выходЯ из конуры, он познавал и радость.
     Ћдин раз, когда  увидел человека, лежащего в луже кровавой мочи, и моча
внутренне сиЯла над  его головой. Љэрол и  сам  понимал, почему это  ему так
радостно.
     ‚торой раз он познал радость, когда поцеловал кошку.
     Ќа самом деле это вовсе  была  не кошка.  Ќа него смотрели два странных
глаза,  словно вознесенные в  музыку  сфер глаза селедки. € он поцеловал эти
глаза. € не  почувствовал  даже, что стоит  на  коленЯх и кто-то огромный  и
темный целует его сзади, погрузив в бред.
     ‚сего два случаЯ, когда он был объЯт радостью или просто смешлив...
     Ќо черный стальной круг заковывал его в себЯ.
     Ћн любил  прЯтатьсЯ  от  него в своей норе. ’ам он находил вонь,  крыс,
тараканов и иное бытие.
     ‘вернувшись калачиком, он засыпал в этой дыре, и лицо его касалось ног.
’ак  было  спокойней.  ‚округ мелькали  всЯкие  смердуны,  но это  ничего не
менЯло.
     Љэрол  иногда плакал.  Ќо он  плакал, не знаЯ, что плачет. ‘лезы  текли
внутрь, а  если  текли вовне,  то  он  принимал их за сопли. Џростуда бывает
везде.
     ЌастоЯщий конец наступил, когда он вышел из  дыры (вышел окончательно).
‚ дыре смрад  от выделений,  тараканов и крыс стал настолько  невыносим, что
"оно" (Љэрол никогда не считал себЯ женщиной, потому думал о себе в  среднем
роде) сказало:
     "•ватит, больше не могу..."
     € это "хватит, больше  не могу"  вывело его  на улицу, на  свободу.  Ќо
тогда чернаЯ нью-йоркскаЯ ночь стала душить его.
     € нежно-воздушный  Љэрол стал  погибать.  ‘начала погибла памЯть: Љэрол
вдруг осознал, что он не знает, кто он такой. ђодилсЯ ли он когда-нибудь или
уже умер? Ѓыли ли у него отец с матерью, а если были, то кто  они? Ћн ничего
не знал,  как  будто  существовал только сию минуту,  а прошлого  никогда не
было.  Џомнил  только  свое  имЯ:  Љэрол.  †елание  памЯти,  правда,  иногда
вспыхивало.  Ћн  подошел к  собаке (к  людЯм  боЯлсЯ  подходить,  считаЯ  их
демонами) и спросил у  нее, кто были  его  -  Љэрола -  отец и мать. ‘обачка
зарычала, не соглашаЯсь ни с чем.
     ‚скоре Љэрол потерЯл представление о месте - где он находитсЯ. Ћгромный
город  показалсЯ  ему черным  лесом, оборотной стороной  земли,  а подземное
метро - его обитателЯми.
     "Љак же Я так подзалетел?" - подумал Љэрол.
     Ќа углу  у  храма  и банка стало гибнуть его  тело.  …го крушение Љэрол
осознал с нездешней  такой,  нечеловеческой тоской. ‘тали неметь ноги, потом
немота поднималась все выше и выше...
     Ћн упал,  а через  него перешагивали  демоны. Ќемота парализовала тело,
словно оно превратилось в комок небытиЯ.
     Ђ  затем начало исчезать и сознание. ‚ыплыло из ума имЯ, и Љэрол забыл,
как его звать. “ходило ощущение и невиданного, высокого, устремленного вверх
к  патологическим звездам, темного леса, находЯщегосЯ  на оборотной  стороне
земли.
     ‚ последний момент Љэролу захотелось шепнуть что-то ласковое автобусу -
обитателю этого леса, и сознание покинуло его.
     Џохоронили его Ѓог  знает  где. Ќо  в могиле к Љэролу  вдруг  вернулась
памЯть, потом вернулось сознание (одно тело, увы, не  вернулось: оно  быстро
гнило от присутствиЯ других трупов в этой братской могиле длЯ бедных).
     € Љэрол, лежа в могиле, мысленно и пышно хохотал. Ћн вспомнил имЯ, свою
мать и отца, он  знал теперь, где он находитсЯ (а именно в могиле) и что над
ним раскинулсЯ великий город.
     Ќо  Љэрол  хохотал и оттого, что  понЯл: он погиб навсегда и  скоро его
сознание трансформируетсЯ, так же как трансформировалось его тело.


        ‹ицо

     Џ. жил в маленькой засаленной комнатушке где-то в углу Ќью-‰орка. ђЯдом
был  выход в метро. €з метрополитена всегда  пахло мочой - полузвериной и на
вид странно-грЯзной. •отЯ мочились, падаЯ внутрь, обыкновенные люди.
     Џ.  никогда  не входил внутрь  метро:  боЯлсЯ  -  убьют.  Ћн  слышал от
эмигрантов - может быть, от эмигрантов с луны, - как обстреливают в метро. €
он боЯлсЯ.
     Ђ  чего, собственно,  ему  было  боЯтьсЯ? Џосле  того  как  он  пересек
заветную черту, себЯ он уже не помнил.
     Ќеужели стоило боЯтьсЯ смерти тому, кто и так уже не существовал?
     €ногда он выл по ночам. Ќо выл не оттого, что стал злобен, а наоборот -
от  пустоты.  Џравда,  он  пугалсЯ   -   сумасшедших,  дыма  из-под   земли,
вооруженных, как во времЯ  атомной войны,  полицейских,  акулообразных лиц в
роскошных машинах, -  но  этот  испуг  скорее был от  инерции,  чем  от  его
существа. €бо его существо пропало.
     €ли,  может быть, этот  испуг  от какого-то неведомого  полуостатка его
внутреннего существа.
     €ногда он выходил в  Ќью-‰орк,  присутствовал на некоторых вечерах - на
квартирах.  "Џолуостаток" шарахалсЯ от хаотичных огней  Ќью-‰орка, от лиц  с
глазами  как  на  долларовых  бумажках.  ‚озможно,  эти  люди   были  как-то
счастливы, но особым счастьем, от которого Џ. становилось дурно.
     ђовнообразные,  толстозадые   пасторы  читали  проповеди  в  "церквах".
Џроститутки и псевдовластители были идолами века.
     Љроме  того,  пока  полутайно  цвела  педофилиЯ,  но   Џ.  об  этом  не
подозревал, потому что его существо ушло от него. Ћн считал, что везде царит
пуританство,  и  даже  "порнографию"  он  принимал  за  своеобразную   форму
пуританизма.
     Ќа  вечерах - где бывали и профессора - он внутренне тоже отсутствовал.
’олковать о  религии,  то  есть  о  деньгах, считалось  неприличным:  нельзЯ
говорить о самом интимном.
     Џ. ничего этого не понимал и только безразлично плакал внутри себЯ.
     Ћн удивлЯлсЯ профессорам:  они говорили о погоде и о том, что многие из
них не читали експира, считаЯ это невыгодным. €нтеллектуализм - обостренный
-  вращалсЯ  вокруг  проблем  отчуждениЯ  между  гомосексуалистами.  Ќо  это
касалось только элиты.
     Џ. не был  в элите и к тому же ничего подобного не чувствовал, принимаЯ
все за чистый пуританизм.
     Ћн слышал только:
     - How are you? [Љак поживаете? (англ.)]
     - How are you?
     - How are you?
     €  не  было  кругом никакой порнографии. ђаз только, между  прочим,  на
улице огромно-толстый человек отозвал его за угол и вдруг обнажил свой член,
закутанный в долларовую банкноту.
     Џ. стащил доллар.
     Ѓольше таких историй не было.
     - How are you?
     - How are you?
     - How are you?
     - Is it nice weather? [•орошаЯ погода? (англ.)]
     ‚озвращалсЯ Џ. с  вечеров как  бы вознесенный. ќто было потому, что его
существо еще более уходило от него.
     € от этого ему становилось легче.
     Љакой-то тип  записал на магнитофоне разговоры на  одном  из  вечеров и
советовал Џ. варьировать это на следующих вечерах - среди интеллектуалов. Ќо
оказываетсЯ, интеллектуалов нельзЯ было смешивать с профессорами:  последние
походили скорее на  бизнесменов.  €нтеллектуалы  же походили  на фрейдистов.
Ќичего этого Џ. не понимал.
     ‚озвращалсЯ он  с  вечеров  (интеллектуалы  принимали его  за  призрак,
сошедший с киноэкранов),  полуобъЯтый  нью-йоркским воздухом,  чувствуЯ себЯ
богатым, хотЯ  даже на  еду не хватало денег... Ћн  ничего себе не позволЯл.
Ћдин  только раз механически помочилсЯ на неуклюжего человека, который лежал
у  метро, повернув  свое  брюхо к  звездному  небу. —еловек чувствовал  себЯ
свободным - разумеетсЯ, от жизни (и  от  этой, и от вечной). ЏомочилсЯ он на
него, не ощущаЯ ничего. Ђ потом поклонилсЯ небоскребам...
     € наконец, спустЯ много дней после всех своих историй,  он увидел ‹ицо.
ќто  случилось  в  день  его  рождениЯ.  Ћн включил  TV. Џ.  любил  включать
телевизор, ибо  это заменЯло  ему мудрость. Њелькали  там  педики, сенаторы,
знаменитости, проститутки,  пасторы и наемные интеллектуалы. Ќо это  не  так
взволновало Џ. на сей раз.
     ѓлавное, что он увидел ‹ицо. ќто был человек, то возникающий на экране,
то исчезающий в нем.
     Ћдним словом, это была полузнаменитость.
     Ќо дело не в этом. „ело заключалось в ‹ице.
     ‚ конце концов, такие лица он видел много раз на экранах,  на рекламах,
на улицах...
     Ќо в  этом  ‹ице все было более  чудовищно выражено. Џ.  поразилсЯ: оно
отражало то, что ниже ‘мерти.  ќто  и ошеломило Џ. больше всего.  Ћн  всегда
думал, смерть и ад - самое худшее, что нам предстоит.  Ћн увидел нечто столь
ординарное - в  самой экстремальной  степени, -  что никакой распад, никакие
страданиЯ, никакой ад не мог коснутьсЯ обладателЯ такого ‹ица. ќто было ниже
ада, ниже дезинтеграции, ниже смерти!
     € следовательно, хуже всего. Џ. раскрыл тогда рот - в тот момент, когда
обнаружил перед своим сознанием тайну выражениЯ этого ‹ица.
     ‹ицо между тем упивалось своей значительностью.
     "Ќе умрет  он теперь никогда, - подумал Џ. - ’ак и останетсЯ навечно на
экране счастливый, знаменитый и всемогущий".
     Џ. любил этих "всемогущих", особенно их тень.
     ‹ицо  долго не давало  ему покоЯ. Ћно снилось ему по  ночам  - во  всей
своей широте и многозначительности. €ногда  подмигивало ему - мол,  будь как
Я.
     € тогда Џ. сдалсЯ. Ћн стал как  тот,  который  ниже ‘мерти. Џроснувшись
однажды днем, глЯнул на себЯ  в  зеркало  и  увидел, что родное  его,  почти
детское где-то личико неотличимо по своей сущности и выражению от ’ого ‹ица.
     Ћн сам стал этим ‹ицом, точнее, Ђнти-‹ицом. € с этого  момента начались
длЯ него счастливые дни. Ћн вдруг получил работу (что совсем уже походило на
чудо). Ѓолее  того, через  семь лет  оказалсЯ Ќаемной ‡наменитостью. Џолучил
мировое признание, телевизоровалсЯ, поучал, разъезжал.
     Ќо его Ђнти-‹ицо поразило некоего Џ.Џ.
     € этот Џ.Џ. перенЯл облик Џ. - во всей его невыразимой ординарности.
     € через десЯть лет тоже вырос в Ќаемную ‡наменитость,  телевизоровалсЯ,
поучал, разъезжал...
     Џ.  уже давно  пребывал в регионе,  нижнем по отношению к  аду, а  Џ.Џ.
по-прежнему разъезжал, телевизоровалсЯ, объЯснЯл, просвещал и учил.


        ‹юбовнаЯ историЯ

     ”едор жил в угрюмой, до странности идиотской дыре где-то в гуще Њосквы.
€диотизм  главным образом выражалсЯ в окнах, которые смотрели на наблюдателЯ
как выбитые  глаза  деревЯнного  существа. ‘одержали ”едора и его  еще более
непонЯтную сестру старики-родители, сбежавшие от них на другой конец города.
”едор  никогда не бил сестру, наоборот, часто  задумчиво вглЯдывалсЯ в  нее.
€ногда молодые люди прогуливались по проспекту. ’олько был ли  это проспект?
Ќата - сестра - часто отходила в сторону и мочилась  в глубокую канаву. Ѓыло
ли им грустно? Џочти всегда.
     ’ак прошло много времени.  ‘  волос ”едора  все времЯ падала перхоть на
пиджак, и  Ќата любовно смотрела на его спину. —ай часто пили  по  ночам, но
почти ни о чем не разговаривали.
     Ќата, надувшись чаю, бродила из угла в угол и пела песню, одну и ту же,
надрывно-бессмысленную.  ”едор  ложилсЯ  спать,  прикрываЯ  голову   томиком
‘веденборга. Ћн был  развит и мог читать  не только ‘веденборга;  но сестра,
напротив,  была  придурковата  и  читала  только  по  складам, хотЯ и любила
слушать  сказки. € еще  она любила смотреть на закаты, только делала она это
не как все люди, а одновременно пережевываЯ какую-нибудь пищу.
     ‘оседи  считали их  ангелами, потому  боЯлись их  и  прЯтались по своим
щелЯм. ‚прочем, один извращенный тип угодил в Ќатину голову камнем, хотЯ она
и так была дурна.
     Ќо все проходило.
     Ќа  ”едора  иногда нападали  периоды  дикого оживлениЯ: он  металсЯ  из
стороны в сторону, худел и почему-то собирал по помойкам  книжки. Ќо в то же
времЯ нередко  делал из  книг древних философов бумажные кораблики,  которые
пускал по  воде. ђедко он  тогда  Ќату брал  с  собой и стремилсЯ вперед,  к
ѓосподу.
     ЋзираЯсь  на  самого   себЯ,  повстречал   он  раз  довольно  приличную
интеллигентную  семью  Ћзеровых.  ѓлава семьи,  вдовец,  ‚иктор  Њихайлович,
правда, был  совсем  никудышный:  плакал по  ночам, платок клал на голову  и
иногда уходил  по  рельсам  железной  дороги  совсем  Ѓог знает  куда.  Ќо в
остальном, кроме крайней,  ни к  селу ни  к  городу, плаксивости, был вполне
рационален. „етей своих он созывал к себе, как петух: "Љо... ко... ко..."
     ”едора привлекала, в основном, старшаЯ дочка - ‘ветлана. “ него как раз
был период оживленности, и ”едор каталсЯ  со  ‘ветой на лодке, читал  стихи,
думал о смерти. Ќо потом их роман стал хиреть: ”едор даже часто бросал ‘вету
во  времЯ прогулок  на улице; первое времЯ он из стыдливости останавливал ее
где-нибудь на углу с тем, чтобы - по его  словам  - отойти и помочитьсЯ;  но
вместо этого резво убегал от нее,  Ђ она так и оставалась долго ждать его за
углом. Џотом  он  бросал ее  просто так, прЯмо  и неожиданно,  где-нибудь  в
троллейбусе.  ‘веточку  это  возмущало,  но  не  больше.  Ћна   вообще  была
идеалистка и жила черт знает чем, принимаЯ чайник за глаз Ѓожий.
     ‚ конце  концов  ”едЯ приспособилсЯ  ходить к ней с сестрой; сестра как
тень сопровождала его даже на чердак.
     ’ЯжелаЯ тоска  мучила  ”едора. Ђ  однажды  ‘вета умерла,  более  прЯмо:
утонула.
     ”едор пришел представитьсЯ по этому случаю родственникам в  своем самом
лучшем  костюме. ‚иктор Њихайлович,  который уже начал считать его идиотом и
не давал согласиЯ на брак, был поражен дрожью сочувствиЯ в голосе ”едора. ‡а
общей суматохой, вызванной известием о смерти, это не так бросилось в глаза,
но вскоре это целиком занЯло умы ‘ветланиных родственников. ”едор не отходил
от них ни на шаг, как  побитаЯ собака; вникал во  все хозЯйство, свЯзанное с
похоронами, и за  столом, во времЯ скорбных  ужинов, сидел по правую руку от
отца ‘веты. ’ут же маЯлись ее  брат  ‹ева  и  сестра ‡оЯ.  ’упые глаза Ќаты,
сидевшей в углу, следили за ними.
     Ђ ”едор и впрЯмь  полюбил ‘ветлану после смерти; ее исчезновение  стало
равно ее присутствию.
     Ћн забросил всю  жизнь и с  воспаленными глазами рассказывал Ћзеровым о
Якобы  духовных  безднах  ‘веточки,  нервничал  и  вспоминал,  вспоминал  ее
движениЯ,  улыбку  уст,  боль  глаз,  которые  теперь приобрели  неслыханное
значение.  ‚иктор  Њихайлович  совсем  ошалел  от  него  и предложил ему  по
знакомству оформить брак с умершей дочерью.
     —асто  ”едЯ говорил  в забитые пухом уши своей  сестры (она  не  любила
шумы, так  как считала,  что они от дьЯвола), что  его высшаЯ мечта обращена
назад и он хотел бы в прошлом умереть вместе со ‘ветой.
     €ногда бормотал  самому себе,  с видимым удовольствием, что  это  он  -
вернее, его  идеи - довели ‘веточку до самоубийства: поэтому он считал,  что
‘ветлана не просто утонула, а утонула сознательно, как сдают экзамен.
     ѓрустно ему было до невероЯтности.
     "€  когда  это  кончитсЯ",  - думал  отец ‚иктор Њихайлович спустЯ  три
месЯца,  когда  ”едор по-прежнему  бередил  раны родных своими  заклинаниЯми
вроде  того,  что  ‘веточка  могла   бы  быть  в  будущем  кем-нибудь  вроде
‘веденборга или  даже ЂполлониЯ ’ианского и что во  сне она  иногда говорила
такое, что не  смогли бы расшифровать самые тайные мистики,  не говорЯ уже о
модных психиатрах.
     Ћн  вынудил  родных  раз  в три днЯ справлЯть траурный семейный вечер в
честь  ‘веточки  и  воинственно помахивал  своим  фиктивным,  задним  числом
полученным, свидетельством о браке.  Ћн  уверЯл  ‹еву, который  был наиболее
интеллигентен из оставшихсЯ Ћзеровых, что ‘веточка хотЯ  и говорила  в своей
земной жизни  одни  на  редкость глупые вещи, но  на  самом  деле в  них был
запрЯтан  особый, эзотерический  смысл, который недоступен даже Џервосущему.
Ћзеровы от всех этих идей, правда, немного помешались.  ‹ева долго истерично
спорил с  ”едором,  возможно ли,  чтобы в Џервосущем  не скрывалось то,  что
обнаружилось в последующем, т. е. в ‘веточке.
     ”едор считал, что возможно,  так как - по  его  мнению - в ‘ветлане все
эти "странности" ЯвлЯлись проЯвлением силы, посторонней ’ворцу.
     ‹ева  смущалсЯ.  Ђ  ‡оЯ  просто  жалела, что ‘вета умерла, вспомнила ее
слезы и добрые дела и робко надеЯлась, что ‘ветлана теперь процветает на том
свете.
     ”едор же  гнал  самую  мысль  об  антропоморфичности  потустороннего  и
считал, что ‘вета ушла в  Ќичто или  превратилась в "антисущество" настолько
уму непостижимое, что и намек на него не может быть  выражен на человеческом
Языке.
     Ќо призрак исчезновениЯ окутал  весь  их дом.  ”едор плюнул на все и на
радостЯх  переехал  вместе  с  Ќатой  жить  к Ћзеровым.  ‚скоре он настолько
разошелсЯ, что  прЯмо жил этими  бесконечными идеЯми и разговорами и, ложась
спать, целовал ‘ветланин портрет.
     ’ак прошел год. Њогила ‘веточки  до того была заплевана  от непрерывных
посещений, что Ћзеровых оштрафовали. Ќо ‹ева торжествующе говорил, что времЯ
делает свое верное, кротовое дело и ”едор понемногу забывает ‘веточку.
     - ‚от это вполне нормально, - говорил он.
     €  ”едор действительно забывал: то  ли у него уже оскудел запас  слов и
понЯтий,  то ли ‘вета умерла второй раз... ’еперь  он  иногда  брал Ќату  по
грибы  в лес. Ќо стал страшно злым  и раздражительным  оттого, наверное, что
прежнее необычное состоЯние уходило от него. „а и не понимал ”едор, зачем он
Ќату вечно берет с собой.
     "Љак можно так привЯзыватьсЯ  к совершенно ненужной вещи?" - возмущалсЯ
он перед собой.
     € действительно, Ќата была, абсолютно никому не нужна,  особенно  самой
себе.  ђаньше,  в  детстве, она  еще  задумывалась над своей ненужностью,  а
теперь и это бросила.
     -  ‡абывает  ”едЯ  ‘веточку,  забывает!  - громко и радостно,  петухом,
кричал ‚иктор Њихайлович.
     ‚  глубине  своей  странной,  отзывчивой  души  он считал,  что петухам
доступны человеческие понЯтиЯ. - ‡абывает! - говорил он на ночь.
     Ќеизвестно,   чем   бы   кончилась   эта   историЯ  длЯ  ”едора  с  уже
несуществующей  ‘веточкой, как  вдруг, ровно через год и четыре месЯца после
ее смерти, в том же пруду утонул ‹ева - ее брат.
     „ело  оборачивалось совсем  непривычным.  Џрикорнув, ‚иктор  Њихайлович
робко грустил у стола;  ‡оечка вообще  не  могла  ни во что  поверить. ”едор
пропал днЯ  на три. Ќаконец он пришел в  дом подобранный,  строгий, в крепко
стЯнутом, точно петлЯ, галстуке; сначала говорил мало. Ѓольше курил.
     ‡адумывалсЯ.
     - ‹юблю ‹еву, - произнес он прЯмо в глаза ‚иктору Њихайловичу.
     - ’о есть как любите?! - вздрогнув, ответил ‚иктор Њихайлович. - џ его,
например, тоже люблю.
     - ‚о-первых, вы любили, а Я люблю. € во-вторых, люблю половым чувством,
- проговорил ”едор, бросив рЯд не то трусливых,  не  то  жутких  взглЯдов на
окружающих.
     - ’о  есть как половым чувством?! -  подпрыгнул ‚иктор  Њихайлович. - џ
вас вышвырну, молодой человек ‚едь ‹ева - мужчина.
     - ‚от, и самое странное  именно то, что  он -  мужчина, а не то,  что Я
люблю мертвого... - начал ”едор.
     Ќо тут ‡оечка перебила его... ‚звизгнув, она ушла в другую комнату.
     -  ЋбъЯсни, ”едЯ,  хоть  мне как  мужчина  мужчине,  что  это значит, -
загрустил ‚иктор Њихайлович.
     € тут ”едор понес.  —его  тут только не  было! €  то, что в целом  мире
только  ‹ева  понимал  его;  и  апеллЯциЯ   к   отцовским  чувствам  ‚иктора
Њихайловича; и  то,  что  брак  с мертвой  ‘веточкой был  ошибкой ("‚ы  что,
развелись  с  моей  умершей  дочерью?!"  -  кричал  ‚иктор  Њихайлович);  и,
разумеетсЯ, тайна... Ђ на самом деле ”едор очень страдал. Ћн полюбил ‹евушку
и, существуЯ  в  себе,  жил его тенью.  "‚се смешалось в доме"  Ћзеровых,  а
больше всего в уме ”едора.
     ’еперь  он уверЯл всех домочадцев, что  всегда  любил ‹евушку и  тогда,
когда говорил о  покойной ‘ветланочке, на самом деле подразумевал в  Явлении
еще  живого, но  в  его сознании  уже мертвого ‹еву. ЌекотораЯ  путаница  не
мешала  всем   чувствовать   таинственность   всего   происходЯщего.  ‚иктор
Њихайлович, правда в тиши, под одеЯлом,  признавалсЯ самому себе, что уже не
различает, кто и когда у него умер. ”едор, разумеетсЯ, считал,  что он довел
‹еву до бессознательного самоубийства, и жалел,  что  он не утонул вместе  с
ним. Ќагнетание чувствовалось во всем.
     Џо ночам с ”едором  стали  происходить  странные истории. Ќадо сказать,
что он свою  ненужность -  сестру-идиотку  - клал обычно к  себе в  постель,
чтобы именно ощутить присутствие  ненужности, и  никак не  мог отделатьсЯ от
этой внешне нелепой привычки. Ќо несмотрЯ  на внереальное дыхание Ќаты около
”едорова  лица, ‹ева  как  будто посещал ”едора по ночам. ‘обственно говорЯ,
ничего ”едор не видел, как форма ‹ева  отсутствовал, но происходила какаЯ-то
чистаЯ  его  эманациЯ, и  ”едор чувствовал в  душе  содрогание, весь мир пел
никем не сочиненные песни, и что-то существующее, которое раньше было ‹евой,
мучительно дразнило ”едора  и вызывало в нем ощущение танца. Ћн чувствовал и
сладость   и   боль  одновременно   и  никак   не   мог   выбратьсЯ   из  их
противоположности. € днем тоже носилсЯ со своим представлением о ‹еве как  с
нездешней картиной,  и в  то же времЯ  оно  казалось  болезненно уходЯщим. €
везде были брызги небытиЯ,  смерти, смешанные с  его  воображением  и чем-то
отделенным от него самого.
     ‚ конце  концов  ”едЯ  заметил, что  стал совсем равнодушен к женщинам:
напротив, в обществе мужчин он иногда чувствовал нехорошее беспокойство.
     Ђ ‚иктор  Њихайлович после смерти  детей начал вдруг  веселеть и меньше
плакать. ’олько в его рациональности иногда поЯвлЯлись пугающие провалы.
     ’ак прошло некоторое времЯ.
     ”едор по-прежнему хоть и остывающе, но  оборачивал лицо свое в умершего
‹еву.  Џравда,  тоска его